№ 9

ПОСЛАННИК В ВАШИНГТОНЕ Э. А. СТЕКЛЬ МИНИСТРУ ИНОСТРАННЫХ ДЕЛ А. М. ГОРЧАКОВУ

Конфиденциально

15(27) июля 1868 г.

Мой князь.

Господин Абаза, который направляется прямо в Санкт-Петербург, взялся передать мое сегодняшнее донесение.

Я пользуюсь случаем, чтобы предложить на рассмотрение в. пр-ва некоторые подробности, касающиеся переговоров в связи с нашим договором, а также сообщить различные события, которые вызвали задержку его выполнения с американской стороны.

По возвращении в Соединенные Штаты в феврале 1867 г. я задержался в Нью-Йорке на шесть недель ввиду болезни и смог выехать в Вашингтон только к концу сессии конгресса. Я немедленно вступил в переговоры с государственным секретарем, которого нашел в хорошем расположении. Приступая к рассмотрению этого вопроса, я поспешил сказать г-ну Сьюарду, что мы принимаем предложение о продаже наших колоний, которое нам уже делалось несколько лет назад и которое императорское правительство тогда отклонило, что привело к тому, что это дело фигурирует во всех опубликованных документах.

Мои переговоры с г-ном Сьюардом продолжались недолго; единственное затруднение было в том, чтобы договориться о сумме вознаграждения за уступку. Сначала мне было предложено пять миллионов – сумма, которая в свое время предлагалась, затем шесть миллионов, я же настаивал на семи, и благодаря вмешательству некоторых влиятельных лиц мне удалось их получить.

Это был успех. Я рассчитывал только на шесть миллионов, как я уже говорил об этом до моего отъезда г-ну министру финансов, который разрешил мне согласиться на эту сумму. Позднее г-н Рейтерн написал мне, что я мог завершить переговоры даже на пяти миллионах и что это была минимальная цена.

После этого первого шага речь шла о том, чтобы договор утвердил сенат. Подписание состоялось накануне закрытия сессии конгресса. К сожалению, сенат должен [339] был заседать еще дней десять. Многие сенаторы говорили мне, что, поскольку дело это было довольно важное, им необходимо время для его изучения. Они предложили мне отложить утверждение договора до следующей сессии конгресса. Я категорически отказался. Я знал, что отсрочка могла быть для нас только вредна. И я попросил их решить вопрос без промедления. Обсуждение длилось три или четыре дня. Сенат оказался сговорчивым и повел себя прекрасно. Несколько его членов, которые были против этого соглашения, проголосовали за него из уважения к России, как они сами об этом заявили.

Я полагал, что после утверждения сенатом дело завершено. По конституции договор, подписанный президентом и утвержденный сенатом, становится высшим законом страны. И я посчитал, что голосование в палате относительно вознаграждения будет простой формальностью, о чем я и написал в. пр-ву, но я ошибся.

Адвокаты по иску Перкинса, о котором мы не слышали два или три года, воспользовались этим случаем, чтобы возобновить свои обманные притязания. Речь шла о сумме в 800 000 долларов, и им было не очень трудно найти в палате представителей в сегодняшнем ее составе компаньонов и сообщников. Последние пустили в ход все средства, чтобы присвоить эту добычу. Сначала они задумали предъявить иск Перкинса в палате, передать его в юридический комитет, где добиться благоприятного решения, и оплатить его путем вычета из суммы вознаграждения, которое нам полагалось. Однако замысел этот был слишком смелым, и они от него отказались. Потом у них возникла мысль потребовать, чтобы этот иск был передан на арбитраж и чтобы сумма в 800 000 долларов была удержана в качестве гарантии ее оплаты. Они надеялись, и не без оснований, что, как только деньги окажутся у них в руках, им будет легко навязать нам такую форму арбитража, которая позволит им выиграть дело.

Все эти планы были бы приведены в исполнение, если бы не противодействие сената, который, со своей стороны, должен был содействовать принятию билля о вознаграждении и который не пошел бы на эти незаконные козни.

Но если эти люди не имели влияния на сенат, то в палате они имели достаточное влияние, чтобы оттянуть голосование по ассигнованию в надежде, что императорское правительство в конце концов пойдет им на уступки. Дело таким образом затянулось до срока, установленного [340] для уплаты вознаграждения. Чтобы отложить голосование, воспользовались процессом против президента. Это был, в сущности, предлог, так как, пока длился процесс, палата не оставалась полностью бездеятельной, а занималась решением вопросов гораздо менее важных, чем вопрос о нашем договоре.

Настоящая сессия конгресса приближалась к концу, и я понял, что она вот-вот завершится, а вопрос о нашем ассигновании не будет поставлен на голосование. Если бы это случилось, дело было бы отложено до следующего декабря, а может быть, даже до следующего конгресса, т. е. до начала 1870 г.

Мне нет необходимости говорить в. пр-ву, к каким тяжелым последствиям привела бы подобная акция конгресса и какой серьезный ущерб нанесла бы она дружеским отношениям, которые всегда существовали между двумя государствами. Американцев можно было бы обвинить в отсутствии чистосердечия, что не относилось бы к нам, но что коснулось бы нас, – так это получение одного из тех оскорблений, которые глубоко задевают нацию.

Я приложил все усилия, чтобы избежать подобного результата. Федеральное правительство не могло, к сожалению, мне помочь. У президента возникла мысль о безотлагательном послании конгрессу. Я просил г-на Сьюарда отговорить его от этого. Он уступил моим доводам, будучи убежденным, так же как и я, в том, что при тех отношениях, которые существуют в настоящее время между исполнительной и законодательной властями, подобный демарш принес бы больше вреда, чем пользы.

Как государственный секретарь Сьюард не мог ничего сделать. Его враги в конгрессе, а также соучастники жульничества Перкинса способствовали задержке голосования в палате. Что касается меня, то я должен был действовать с большой осмотрительностью. Мне надлежало быть не на виду, дабы не подрывать достоинства императорского правительства, становясь просителем вознаграждения, которое нам полагалось по праву на основании торжественного акта. Однако г-н Сьюард не оставался бездеятельным, и мы вместе воздействовали на членов конгресса через посредство влиятельных лиц и адвокатов, и ценой неслыханных усилий нам удалось добиться удовлетворительного результата против моего ожидания, так как не раз, и об этом я писал неоднократно в. пр-ву, я убеждался в том, что дело не завершится без серьезных осложнений. [341]

Нельзя возлагать ответственность на американский народ за проступки конгресса. В это тревожное время много гнусностей федеральной легислатуры прошли незамеченными. Когда спокойствие будет восстановлено и когда подкупленных лиц в конгрессе не останется, – а это время уже недалеко, – американский народ полностью воздаст должное императорскому правительству за его благородную и великодушную позицию: оно не заявило протеста и не высказало жалобы, как на то имело право, ибо отказ от уплаты вознаграждения в установленный срок являлся по сути явным нарушением договора.

Здесь я должен добавить, что акт продажи наших колоний никогда не был популярен в Соединенных Штатах. Вся пресса высказывалась против этого территориального приобретения. Газеты всех оттенков заявляли, что Соединенные Штаты, которые обладают территорией, способной прокормить население численностью в 200 миллионов, не имеют никакой необходимости расширять свои границы за счет районов, лишенных ресурсов и непригодных для земледелия, особенно в то время, когда страна обременена колоссальным долгом. Это обстоятельство не могло не сказаться на позиции некоторых членов палаты, которые возражали против покупки наших колоний.

Тихоокеанские штаты, которые были больше всего заинтересованы в этом соглашении, проявили лишь умеренный энтузиазм, и я могу заверить в. пр-во, что, если бы этот договор пришлось заключать в настоящее время, мы бы не получили миллиона, даже если бы нам удалось его заключить.

Я слишком много распространялся, мой князь, и потому не буду здесь развивать мотивы, по которым мы были вынуждены уступить наши колонии. Они были изложены мною в записке¹, которую я имел честь Вам представить в прошлом году и которую Вы соблаговолили одобрить. Пусть будет мне только позволено повторить по поводу соглашения, которому я в течение 10 лет отдавал все свое внимание и в котором принял в конце активное участие, что я глубоко убежден в том, что добросовестно выполнял свои обязанности верноподданного и слуги нашего августейшего государя.

Соблаговолите, мой князь, принять уверение...

Стекль.

АВПР, ф. К., 1868 г., д. 152, л. 251-259. Подлинник, фр. яз. [342]

Комментарии

1. См.: Донесение Э. А. Стекля А. М. Горчакову от 12(24) июля 1867 г, № 23; опубл.: AHR. 1943. Apr. Vol. 68, N 3, р. 526-531. Подлинник см.: АВПР, ф. К., 1867 г., д. 167, л. 107-210.