ПАУЛЬ ЭМИЛЬ ФОН ЛЕТТОВ-ФОРБЕК

МОИ ВОСПОМИНАНИЯ

(Ноябрь—декабрь 1914 года)

(Чертежи IV и VI)

Учитывая вероятность угрозы для области Килиманджаро со стороны неприятеля, я считал необходимым после решительного столкновения у Танги, которое все равно нельзя было уже использовать более широко, быстро перебросить войска опять в район Неймоши. Радость колонистов Северной области, которые составляли большинство сражавшихся у Танги европейцев, была неописуема. Украшенный цветами, подошел первый поезд с европейцами снова к Неймоши. Мне оставалось еще достаточно дел у Танги, и я только через несколько дней прибыл на вокзал Неймоши, где командование опять принялось за свою деловую работу. При недостатке личного состава мы не могли себе позволить иметь постоянно отдельных людей для выполнения различных обязанностей. Как офицер штаба должен был в случае необходимости превращаться в стрелка или велосипедиста, так и интенданту приходилось быть ординарцем, а писарю стрелять в бою и работать в качестве посыльного. Большим облегчением для штабной работы являлось то, что мы располагались в построенном по-европейски здании вокзала Неймоши, где, несмотря на большую тесноту внутри штаба, могли быстро путем личных переговоров разрешать большинство вопросов. Мы располагали хорошим телефонным и телеграфным оборудованием и находились в центре телефонной связи и телеграфных линий в обоих направлениях — как на Тангу, Тавету, восточнее и западнее Килиманджаро, к Лонгидо, так и к Аруше — которые мы провели наново или усовершенствовали там, где они уже имелись. Бывали недели, когда наша служебная деятельность проходила почти как в мирное время, хотя и при повышенном темпе работы. Хотя почти никто в штабе не был знаком или подготовлен к штабной деятельности, все-таки [48] общая работа выполнялась дружно и успешно. Она поддерживалась высокими стремлениями, любовью к делу и товарищеской спайкой.

Я отправился в автомобиле — мы ведь построили себе также автомобильную дорогу и до Лонгидо — к расположенной между Лонгидо и Килиманджаро Энгаре-Нероби (холодная река), небольшой речонке, которая с северных склонов Килиманджаро пересекает степь в северо-западном направлении. Там на своих фермах жило несколько бурских семейств. Отряд Краута перенес сюда свой лагерь, так как снабжение продовольствием до Лонгидо при двухдневном марше через степь не могло быть ограждено от нападения, а потому являлось слишком рискованным. Я убедился, что также и здесь, севернее Килиманджаро, нельзя ожидать в данное время военных действий, и вернулся в Неймоши. Дорога от Неймоши, куда по железной дороге сосредоточивалась главная масса запасов продовольствия из Узамбары и из областей, расположенных далее на юг, имеет до Таветы 50 километров. Хотя мы имели в своем распоряжении незначительное количество автомобилей, а именно всего 3 легковых и 3 грузовика, но и это число в наших условиях приносило существенную пользу. В сухую погоду по хорошо оборудованной дороге трехтонные грузовики могли свободно в течение для проехать из Неймоши в Тавету и обратно, тогда как носильщикам требовалось для этого, по крайней мере, 4 дня. Таким образом, этот расчет показывает, что один автомобиль может дать ту же работу, как и 600 носильщиков, которые к тому же сами нуждаются в продовольствии.

Нельзя не согласиться с решением, которого позднее придерживались англичане, — снять переноску грузов с плеч носильщиков и животных и заменить их автомобилями, тем более, что люди и животные очень страдали от тропических заболеваний, в то время как комары были ведь совершенно бессильны против автомобиля. Но мы не могли использовать этого явного преимущества, так как имели только ограниченное количество автомобилей. Нам постоянно приходилось даже в этот удобный для снабжения продовольствием спокойный период войны прибегать к носильщикам. Еще и сейчас я вспоминаю радость тогдашнего интенданта, когда из Муанзы в Неймоши прибыл караван носильщиков в 600 Вассокума. Они доставили от озера Виктории через Кондоа-Иранги до Килиманджаро рис, в котором здесь ощущался острый недостаток. Принимая во внимание, что носильщик во время этого [49] марша, потребовавшего, по меньшей мере, 30 дней, сам ежедневно съедает килограмм продовольствия, а несет, самое большее, 25 килограммов, — марши должны быть организованы очень обдуманно и проходить преимущественно по населенной и богатой продовольствием местности, чтобы вообще такой способ транспортирования представлял известную выгоду. Если, несмотря на эти недостатки, переноска грузов носильщиками применялась в широких размерах, то это указывает на те затруднения в снабжении продовольствием, с которыми мы должны были считаться.

Интендант, капитан Файльке, умел отлично обращаться с людьми и о них заботиться. Носильщики чувствовали себя хорошо, и слово «командование», которое некоторые считали именем собственным, сделалось очень популярным. Лично мне два имеющихся автомобиля дали возможность производить многочисленные разведки местности, а также осматривать войска. В 2 часа я мог доехать из Неймоши до Таветы, куда вернулась часть войск из Танги. При другом же способе передвижения на это пришлось бы потратить 4 дня. Позднее я в один день проехал из Неймоши к Энгаре-Нероби и дальше на запад вокруг всей горы Меру, а затем назад в Неймоши, — путешествие, которое, пожалуй, с носильщиками нельзя было бы сделать меньше, чем в десять дней. Успех у Танги возбудил решимость всей колонии к сопротивлению.

26 ноября начальнику этапной службы генерал-майору Вале удалось добиться в Морогоро согласия губернатора на оборону Даресалама в случае нападения. К счастью, это согласие было дано как раз вовремя. Уже 28 ноября у Даресалама появились 2 военных судна, транспортное судно и буксир, и потребовали осмотра наших лежащих в гавани судов. Здесь среди остальных судов находился пароход германо-африканской линии «Табора», оборудованный под лазарет. Так как англичане еще раньше объявили, что они не считают себя связанными какими бы то ни было договорами относительно Даресалама, то каждый раз при желании избежать обстрела требовалось бы новое соглашение. Таким образом, получалась бесконечная история. Я телефонировал, что теперь следует силой оружия воспрепятствовать требованию допустить в гавань большой английский вооруженный катер. К сожалению, на это посещение катера немецкие власти, непонятным для меня образом, дали согласие, и старший из офицеров, находившихся в Дерасаламе, чувствовал себя этим связанным. Когда же [50] англичане, вместо одного разрешенного катера, ввели в гавань несколько более мелких судов, произвели разрушение на «Таборе» и даже взяли в плен личный состав этого парохода, всем, кто до сих пор еще колебался, стала вполне очевидной вся безрезультатность нашей уступчивости. Капитан фон-Корнацкий прибыл как раз вовремя, чтобы удачно взять под пулеметный огонь мелкие английские суда, когда они при выходе проходили узкий северный фарватер. При этом, к сожалению, был также ранен один из немецких пленных. Меры защиты не были приняты вовремя. Это может служить небольшим примером того, как опасно и в конце концов невыгодно, когда во время войны военачальнику постоянно мешают при выполнении его планов и необходимых мероприятий.

Впрочем, последовавший затем обстрел Даресалама не причинил сколько-нибудь значительного вреда, так как было повреждено всего только несколько домов.

Время сравнительного бездействия, в котором находились мы в Неймоши, было благоприятно в хозяйственном отношении. Европейцы, по большей части принадлежавшие к колонистам Северной области, сами снабжали себя главными видами своего продовольствия; рис, пшеничная мука, бананы, ананасы, европейские овощи, кофе и картофель щедро текли с плантаций в армию. Сахар добывался на многочисленных заводах, а соль главным образом доставлялась из солеварни Готторп, расположенной у Центральной железной дороги между Таборой и Танганайкой. Многие плантации целиком отдавали свое производство для снабжения армии, и при имеющихся в большом количестве рабочих силах обработка этих плантаций не представляла никаких затруднений

Однако, необходимо было организовать подвоз. Большая этапная дорога, ведущая от Кимамбы к Северной железной дороге (к Момбо и Корогве), все время удлинялась, чтобы иметь возможность доставлять на север продукты из района Танганайкской железной дороги и из более южных областей. По крайней мере, 8.000 носильщиков были постоянно заняты только на этом участке. Скоро выяснилось, что выгоднее не давать караванам носильщиков проходить сразу все это расстояние, длиной около 300 километров, но распределить носильщиков по отдельным этапам. Тогда являлась возможность установить для них постоянные стоянки, а также следить за состоянием их здоровья. Санитары объезжали этапы и делали все, что было в человеческих силах, [51] для охраны здоровья носильщиков, ведя борьбу главным образом против дизентерии и тифа. Таким образом, на этой оживленной этапной дороге возникли на расстоянии дневного перехода постоянные лагери носильщиков, в которых люди помещались сначала во временных, а затем в хорошо выстроенных хижинах. Была установлена строгая лагерная дисциплина. В заботе о многочисленных приезжающих европейцах для них были устроены небольшие дома с бетонным полом; следовавшие одиночным порядком имели возможность довольствоваться здесь из запасов этапа вместо того, чтобы, как это принято при африканских путешествиях, быть вынужденными тащить с собой все продовольственные запасы на продолжительное время. Работа на этой этапной дороге была предметом постоянного внимания; европейцы и цветные должны были научиться сначала приемам совместной работы при такой большой массе людей и понять важность порядка и дисциплины для службы подвоза и для здоровья всех участников.

На вокзале Неймоши телеграф и телефон работали круглые сутки. При создании заново всей организации нельзя было совершенно обойтись без трений. Все лица, принадлежавшие к штабу, были чрезвычайно перегружены. Однако, в напряженной работе встречались также и светлые минуты. Материальная помощь со стороны европейцев здесь на севере оказывалась также и нашему штабу. Мы были прямо избалованы многочисленными посылками от частных лиц. Когда кто-нибудь из нас ехал по Северной железной дороге, на которой в мирное время было трудно, несмотря на деньги и усиленные просьбы, добыть себе немного продовольствия, то теперь почти на каждой станции кто-нибудь заботился о нас. Я вспоминаю один случай, когда в штаб, в Неймоши, вернулся из области северной горы Эрок сильно истощенный усиленной разведывательной службой обер-лейтёнант фон-Шроттер. После того, как его с 7 до 11 часов, казалось, отлично накормили, он застенчиво попросил дать ему все-таки еще раз поужинать. На следующий день он отправился в 14-дневный отпуск в свою плантацию, расположенную в Узамбаре, чтобы отдохнуть и придти в себя. После завтрака мы дали ему с собой в вагон кофе, хлеба, масла и мяса и просили различные станции позаботиться об этом совершенно изголодавшемся разведчике. Таким образом, через полчаса в Кахе тамошней станционной охраной ему снова был подан завтрак; в Лембени милая жена местного коменданта вокзала [52] спекла ему пирог, и в Саме о нем позаботился начальник местного рекрутского депо фельдфебель Рейнгард. В Макандже дежурный колонист Барри принес ему собственноручно приготовленный шоколад и «бычачье сердце», — это фрукты величиной приблизительно с дыню. В Буйко гостеприимный начальник движения Северной дороги Кюльвейн, который так часто подкреплял нас при наших проездах, приготовил ему великолепную еду. В Момбо, куда стекалось продовольствие из Узамбарских гор и где мы главным образом устроили наши армейские мастерские, нашего лейтенанта ожидал морской офицер Мейер с сытным ужином. Но тут мы получили телеграмму: «Прошу больше ничего не заказывать. Я больше не могу».

Насколько в этой продолжительной заботе видна сочувственная шутка над настроением проголодавшегося лейтенанта, настолько же такая забота лучше отвлеченных рассуждений показательна для взаимной внутренней спайки всех частей населения Северного округа с войсками и стремления уловить в наших глазах каждое наше желание. Эта взаимная связь не ослабевала, пока войска находились на Севере.

Когда служба это допускала, мы не забывали о развлечении и отдыхе. Часто мы собирались по воскресеньям в окрестностях Неймоши для веселой облавы. Носильщики и аскари скоро поняли свою роль загонщиков и в образцовом порядке гнали к нам сквозь густейший кустарник дичь, о которой они предупреждали громкими криками «Худжу, худжу» («вот он, вот он»). Что же касается разнообразия дичи в этом районе, то такого никогда нельзя встретить на охотах нигде в Европе: зайцы, различные карликовые антилопы, цесарки, различных родов куропатки, утки,, кустарные и водяные козлы, рыси, разных пород дикие свиньи, шакалы и множество другой дичи. Я вспоминаю, что однажды, к моему изумлению, в 15 шагах передо мной бесшумно появился лев. К сожалению, я имел в руках охотничье ружье, и, пока успел привести в готовность лежавшую у меня на коленях винтовку, он так же бесшумно исчез. Охота в богатой дичью области Килиманджаро и еще больше на восток от Таветы давала нам приятное разнообразие в нашей мясной пище. Главным образом снабжение мясом основывалось на пригоне массаями для войск гуртов скота из областей Килиманджаро и Меру, а также издалека из областей, примыкающих к озеру Виктории. [53]

(Декабрь 1914—январь 1915 года)

(Чертеж VII)

Когда мы в Неймоши, в нашей столовой, на вокзале, праздновали Рождество 1914 года, военная обстановка северней Танги начала настолько обостряться, что решительное наступление противника сделалось там вероятным. Наши патрули, которые находились здесь на британской земле, в последних числах декабря были постепенно оттеснены назад и сосредоточились на немецкой территории, южнее Яссини. Здесь соединились 2 роты и отряд, сформированный примерно из 200 арабов. Неприятель, по-видимому, усилился и занял здания немецкой плантации Яссини.

Создавалось впечатление, что он стремится постепенным наступлением вдоль побережья пробиться к Танге и обеспечивает занятую им область системой блокгаузов. Чтобы на месте ознакомиться с положением дел, я отправился в середине января вместе с капитаном фон-Гаммерштейном в Тангу, а затем в автомобиле по только что построенной новой дороге, длиной в 60 километров, которая шла на север вдоль побережья, в лагерь капитана Адлера у Мвумони. На разведке меня сопровождал лейтенант Блек, который был очень полезен вследствие своих удачных многочисленных разведывательных поисков в этом районе. Местность в окрестностях Яссини состояла, главным образом, из кокосовых плантаций германского Восточно-Африканского общества протяжением около мили, засаженных сизалем — растением из породы агавы, с острыми шипами. Этот сизаль образовал густую поросль между стволами кокосовых пальм и во многих местах так тесно переплетался своими колючими листьями, что можно было пробраться сквозь него, только испытав множество очень неприятных уколов. Всегда бывает трудно принимать боевое решение на такой незнакомой местности, о которой можно судить только по [54] донесениям патрулей, ввиду отсутствия основных картографических данных. Сейчас эти затруднения могли быть устранены тем, что призванный в армию старый служащий плантации, лейтенант резерва Шефер, мог дать точные сведения. Был составлен сносно исполненный план, снабженный военными наименованиями. В общем казалось, что у Яссини дело идет о выдвинутом посте и что главные силы неприятеля находятся еще севернее в укрепленном лагере. Можно было предположить, что нападение на пост у Яссини выманит противника из лагеря и побудит к бою в открытом поле. Я решил использовать это положение, и, чтобы создать наиболее благоприятную тактическую обстановку для боя с противником, двигавшимся из своего лагеря на выручку поста у Яссини, я имел в виду держать части наготове на пути вероятного наступления неприятеля так, чтобы он, со своей стороны, должен был столкнуться с нами.

Сбор продовольствия в этой густо населенной местности не встречал никаких затруднений, и требуемое количество носильщиков могло быть взято из многочисленных европейских плантаций. Таким образом при переброске вызванных сюда по телеграфу из Неймоши рот вместе с ними должны были следовать только носильщики для пулеметов и боевых припасов, что представляло существенное облегчение для железнодорожного транспорта.

Перевозка прошла быстро и без трений при испытанной предусмотрительности коменданта линии лейтенанта Кребера, а также благодаря тому пониманию обстановки и горячему усердию, с которым весь личный состав дороги безропотно переносил неизбежное напряжение.

16 января роты, прибывавшие из Неймоши, были высажены в нескольких километрах западнее Танги и сразу же направлены походным порядком на Яссини. Туда же были двинуты и части из Танги, где для непосредственной защиты осталась только одна рота. 17 января вечером военные силы, в общем 9 рот при 2 орудиях, были собраны в 11 километрах южнее Яссини, у плантации Тотохову, и был отдан приказ об атаке на следующее утро. Майор Келлер был назначен с двумя ротами для охвата справа, а капитан Адлер с двумя следующими ротами должен был охватить противника слева, у деревни Яссини. Арабский отряд был расположен северо-западнее на дороге, идущей из Семанджи; капитан Отто [55] наступал с 9 ротой с фронта по главной дороге на Яссини. Непосредственно за ним следовало командование, а затем главные силы, состоявшие из роты европейцев, трех рот аскари и 2 орудий. Движение было рассчитано так, что при первом проблеске утра должна была последовать одновременная атака на Яссини, и все колонны должны были энергичным движением вперед взаимно поддерживать друг друга. Еще до рассвета раздались первые выстрелы в колонне Кеплера, несколько минут поздней начался огонь также впереди нас в колонне Отто, и разгорелся затем по всему фронту. Было невозможно, при отсутствии всякого обзора и бесконечном пальмовом лесу, составить себе хотя бы только приблизительную картину того, что собственно происходит. Но мы были уже так близки к неприятельской позиции у Яссини, что противник казался застигнутым врасплох, несмотря на свое выдвинутое вперед охранение. Это предположение подтвердилось позднее, по крайней мере отчасти. Действительно, неприятель не имел никакого понятия о нашем быстром сосредоточении южнее Яссини и о последовавшем непосредственно за ним нападении в таких крупных силах.

Отряд Отто быстро отбросил находившийся перед ним укрепленный пост противника, и командование отправилось левее, через лес, вместе с обходящей колонной, в которую была сначала назначена одна, а затем и две следующие роты для обходного движения на Яссини. При этом бросалось в глаза, что мы попали под хорошо направляемый огонь с близкого расстояния, вероятно не более как в 200 метров, и только гораздо позднее удалось выяснить, что неприятель имел в Яссини не только слабый пост, но что тут засели в отлично замаскированном форту солидной постройки 4 индусских роты. Капитан фон-Гаммерштейн, который шел сзади меня, вдруг осел: он получил пулю в нижнюю часть тела. В то время я должен был оставить тяжело раненого на попечение врачей, хотя его состояние меня сильно тревожило. Через несколько дней смерть этого выдающегося офицера причинила трудно вознаградимую потерю нашему штабу.

Бой стал очень сильным. Две наших роты, несмотря на то, что оба ротных командира, обер-лейтенанты Герлих и Шпольдинг, были убиты, быстро заняли блестящим броском вперед крепкие здания плантации Яссини и закрепились непосредственно перед неприятельской позицией. Скоро мы почувствовали [56] вмешательство главных сил неприятеля. С севера от Ванги подошли сильные неприятельские колонны и неожиданно появились прямо перед нашими ротами, лежавшими у укреплений Яссини. Противник предпринял здесь 3 энергичных атаки, но всякий раз был отбит. С севера и северо-запада также подходили новые неприятельские колонны. При столкновении с противником, наступавшим с запада, арабский отряд плохо выполнил свою задачу; еще накануне многие арабы умоляли меня отпустить их. Теперь же, когда они должны были ожидать приближения противника, скрытые в засаде в густой чаще на пути его движения, это напряжение оказалось для них чрезмерным. Вместо того, чтобы внезапно открыть уничтожающий огонь, они стали стрелять вслепую в воздух, а затем бросились бежать. К счастью, эти неприятельские колонны встретили затем обе роты капитана Адлера и были отброшены с большими потерями. До сих пор весь бой можно было характеризовать как-неудержимое стремление вперед; даже последний резерв, а именно европейская рота, по ее настойчивой просьбе, был введен в дело. Около полудня наступление во многих местах остановилось перед сильными неприятельскими укреплениями. Фактически мы не располагали никакими средствами для их разрушения и не могли ничего предпринять против этих позиций. Наши полевые орудия, расположенные на дистанции в 200 метров, тоже не достигли никаких результатов. Жара была невыносимая, и, как при Танге, все утоляли жажду молодыми кокосовыми орехами.

Я лично отправился с лейтенантом Блеком на правый фланг, чтобы разузнать о положении в колонне майора Кеплера. Я не имел тогда ясного представления о позиции противника, и потому мы опять попали на открытой прогалине с сухим песчаным грунтом под хорошо направленный огонь. Пули падали с дистанции в 500 метров совсем рядом с нами, и ясно видимые песчаные брызги позволяли противнику легко корректировать стрельбу. Песок был так глубок, и жара настолько велика, что только несколько шагов можно было сделать бегом или скорым шагом. Мы должны были двигаться, преимущественно медленно, по открытому месту и терпеть этот невыносимый обстрел. К счастью, последний не причинил нам никакого серьезного вреда, хотя пуля, пробившая мне шляпу, а другая — мою руку, показывают, что во всяком случае огонь был достаточно метким. По возвращении с правого фланга жажда и изнурение были так велики, что между [57] несколькими обычно дружелюбно настроенными людьми возникла перебранка по поводу кокосового ореха, хотя с имеющихся в огромном количестве деревьев не трудно было достать сколько угодно других орехов. Командование снова отправилось на дорогу Тотохову—Яссини. Рядом с ней имелась узкоколейная железная дорога плантации, вагоны которой беспрестанно перевозили раненых в Тотохову, где в европейских домах был устроен лазарет. Огнеприпасы — аскари нес около 150 патронов — начали истощаться, и все чаще начали поступать сообщения из боевой части, что они не могут больше держаться. Легко раненые и толпы беглецов стекались к штабу — целые части разбежались или по разным причинам оставили указанные им места. Все эти люди были собраны, вновь распределены, и таким образом получился сравнительно боеспособный резерв. Снаряженные пулеметные ленты были по большей части израсходованы, и новые патроны подавались сюда из Тотохову по подвесной железной дороге. Люди, занятые набивкой пулеметных лент, прикрепленных к стволам пальм, работали непрерывно. Было ясно, что мы уже понесли значительные потери. Некоторыми высказывалось желание прекратить бой, на том основании, что овладеть неприятельскими укреплениями казалось безнадежным делом. Однако, когда представляли себе, в каком затруднительном положении находится запертый в своем укреплении неприятель, который не имел воды и был вынужден совершать все отправления повседневной жизни, скученный на узком пространстве под раскаленным солнцем и под нашим огнем, то все-таки казалось возможным, при непоколебимом упорстве с нашей стороны, достигнуть в конце концов успеха. Конец дня и ночь прошли в беспрестанном бою, и, как всегда в подобном критическом положении, возникали всевозможные слухи. Гарнизон неприятельского укрепления яко бы состоит из южно-африканских европейцев, выдающихся метких стрелков; некоторые будто бы точно разобрали их язык. И в данное время было еще действительно очень трудно представить себе ясную картину. Мой ординарец омбаши (ефрейтор) Раджабу немедленно приготовился к близкой разведке, подполз вплотную к неприятельской линии и там был убит. Чернокожие, вообще очень впечатлительные, нервничали вдвойне ночью в таком критическом положении, и я неоднократно должен был серьезно ругать людей, когда они вслепую стреляли в воздух. [58]

С утра 19 января огонь снова достиг большого напряжения. Противник, окруженный со всех сторон, сделал неудачную вылазку и скоро затем выкинул белый флаг. 4 индусские роты с европейскими офицерами попали в наши руки. Мы все обратили внимание на победоносный вид, с которым наши аскари смотрели на противника; я никогда не думал, чтоб наши черные могли иметь такой важный вид.

Обе стороны находились в тяжелом положении и были близки к истощению своей нервной энергии. Так обычно бывает в каждой серьезной борьбе — аскари поняли теперь, что нужно превозмогать первые затруднения для получения преимущества над противником, необходимого для победы. Потери неприятеля я оценивал, по меньшей мере, в 700 человек; захваченные бумаги давали ясное представление о его силах, которые больше чем вдвое превосходили наши собственные. Судя по документам, командующий войсками в Британской Восточной Африке генерал Тигхе, незадолго перед тем прибывший в Вангу, сосредоточил в Яссини и ее окрестностях свыше 20 рот, которые большей частью прибыли походным порядком вдоль побережья со стороны Момбасы. Они должны были наступать дальше в направлении на Тангу.

Отправка раненых из Яссини в лазареты Северной железной дороги прошла без задержек в несколько дней с помощью автомобилей и рикш, которые курсировали между полевым лазаретом Тотохову и Тангой. Эти рикши — небольшие двухколесные плетеные коляски, передвигаемые людьми, которые в Танге играют роль извозчиков, — были реквизированы санитарными офицерами для транспорта раненых. Неприятель отошел в свой укрепленный лагерь, севернее государственной границы, новое нападение на который обещало мало успеха. У Яссини был оставлен небольшой отряд из нескольких рот для противодействия деятельности патрулей, которая немедленно возобновилась. Главная масса войск была опять переброшена обратно в область Килиманджаро.

По дороге к пункту посадки на Северную железную дорогу войска должны были пройти через плантацию Амбони. Здесь жители Танги приготовили из своих запасов пищу и освежающие напитки. После чудовищных трудов, перенесенных во время операции у Яссини, длительных и усиленных переходов при уничтожающей жаре и после боев, происходивших днем и ночью, [59] небольшой серный ручей Сиги быстро покрылся сотнями белых и черных купающихся фигур. Все лишения были забыты, и настроение поднялось до высшего предела, когда как раз в этот момент после продолжительного перерыва снова были получены по беспроволочному телеграфу вести с родины. Они показали нам, что сообщение о боях у Танги только теперь было получено в Германии, и содержали благодарность за достигнутый успех.

(Февраль—июнь 1915 года)

(Чертежи VII и VIII)

Позднее из захваченных бумаг выяснилось, что противник предпринимает передвижение войск от озера Виктории к Килиманджаро. Таким образом, бой у Яссини действительно облегчил положение других далеко расположенных областей. Эти сведения лучше всего подтверждали первоначальную мысль, что сильный удар по противнику в одном пункте представляет в то же время лучшую защиту также и остальной колониальной территории; при этом вопрос об энергичной обороне других пунктов колониальной области имел второстепенное значение. Несмотря на это, я с радостью приветствовал согласие губернатора, в феврале 1915 года, отдать приказ, по которому прибрежные пункты должны оказывать сопротивление при угрозе со стороны неприятеля.

Прежние удачные столкновения показали, что такое местное сопротивление может быть небезуспешным даже против огня судовых орудий.

Наш удар, произведенный 9 ротами, хотя и привел у Яссини к полному успеху, но показал мне, что такие тяжелые потери, которые мы понесли, могут быть терпимы только в исключительных случаях. Мы должны были беречь наши силы, чтобы выдержать длительную войну. Из кадровых офицеров пали майор Кеплер, обер-лейтенанты Шпалдинг и Герлих, лейтенанты Кауфман и Эрдман, а капитан фон-Гаммерштейн умер от своей раны.

Нельзя было возместить потерю этих солдат по призванию, которые составляли примерно седьмую часть всех наличных кадровых офицеров.

Точно так же расход в 200.000 патронов показал мне, что с имеющимися средствами я смогу, самое большее, провести еще три подобных сражения. На первый план настоятельно выступила [61] необходимость только в исключительных случаях наносить крупные удары, а вместо них вести, главным образом, малую войну.

Основная мысль о постоянных набегах на Угандскую железную дорогу могла быть опять выдвинута, тем более, что здесь все равно нельзя было вести операции крупными войсковыми частями. Достигнуть железной дороги можно было только после многодневного перехода через обширную степь, бедную водой и слабо населенную, где, кроме случайной охотничьей добычи, было очень мало продовольствия. Приходилось нести с собой не только запасы продовольствия, но и воду. Уже это одно ограничивало численность действующего отряда. Для такой экспедиции через бедные местными средствами и водой области от войск требуется много опыта, которого в тогдашний период войны еще не могло быть налицо. Для перехода через эту степь было слишком много даже роты, и если бы она после многих дней марша достигла все-таки Угандской железной дороги, то ей пришлось- бы опять повернуть назад, так как нельзя было организовать правильный подвоз продовольствия. Со временем эти условия улучшились, благодаря большему опыту войск и постепенно растущему знакомству с местностью, которая, в сущности, сначала была совершенно неисследованной областью.

Таким образом, ничего не осталось другого, как достигнуть намеченной цели мелкими отрядами — патрулями. В дальнейшем эти патрули ценились очень высоко. Из Энгаре-Нейроби маленькие смешанные отряды, от 8 до 10 человек европейцев и аскари, огибали лагеря противника, который продвинулся до Лонгидо, и действовали на его сообщениях с тылом. Благодаря добыче, взятой у Танги, мы располагали телефонными аппаратами; эти отряды включали их в английские телефонные провода и выжидали, пока мимо не проходили большие или меньшие неприятельские отряды или транспорты, запряженные быками. С 30 метров противник обстреливался из засады, брались пленные и добыча, и патруль исчезал снова в бесконечной степи.

Таким образом, добывалось в то время оружие, патроны и всякого рода военное снаряжение.

Один из этих патрулей установил у горы Эрок, что противник всегда в определенное время гоняет своих верховых лошадей на водопой. Быстро собрались десять наших кавалеристов и после двухдневного путешествия верхом через степь залегли вблизи [62] неприятеля. 6 человек вернулись назад с лошадьми, остальные четверо произвели разведку, взяли затем каждый по седлу и прокрались в, нескольких шагах от неприятельских постов к расположенному за лагерем водопою. Английский солдат гнал табун, как вдруг из кустов вышли два наших разведчика-кавалериста с ружьями на изготовку и крикнули: «Hands up» (руки вверх). От изумления у него изо рта выпал свисток. Тотчас же к нему обратились с вопросом: «где находятся недостающие лошади?» Дело в том, что наш добросовестный патрульный заметил в табуне только 57 голов, в то время как накануне он насчитал больше 80 лошадей. Оказалось, что они были отправлены в тыл. Быстро были оседланы лошадь-вожак табуна и несколько других лошадей, на которых вскочили, и наши быстро понеслись карьером кругом неприятельского лагеря по направлению к немецким постам

Точно так же и в пленном англичанине, который вынужден был вместе с остальными проделать это путешествие, сидя, не совсем удобно, прямо на скользкой спине лошади, проснулся прирожденный спортивный дух его народа. Полный юмора, он воскликнул: «Я, право, хотел бы увидеть, какое лицо теперь у моего капитана», и, когда животные счастливо прибыли в немецкий лагерь, он сказал: «это было чертовски ловкое дело».

Полученная таким образом добыча, вместе с известным числом захваченных лошадей и мулов, позволила выставить вторую конную роту. Обе имевшиеся теперь конные роты, которые состояли частью из европейцев и частью из аскари, были сведены вместе. Это мероприятие вполне себя оправдало. Оно дало нам возможность посылать сильный партизанский отряд в продолжительные рейды по обширным степным областям, лежащим к северу от Килиманджаро, и, кроме того, проникать до Угандской и Магадской железных дорог, разрушать мосты, нападать на железнодорожные посты, подкладывать мины под железнодорожное полотно и производить всякого рода внезапные нападения на путях сообщения в районе между железной дорогой и неприятельскими лагерями. Мы тоже несли потери. Один из патрулей произвел вблизи Магадской железной дороги блестящее огневое нападение на две индусских роты, но затем потерял от неприятельского огня своих верховых лошадей, которые были оставлены за прикрытием; длинный 4-дневный обратный путь через степь ему пришлось сделать пешком и без продовольствия. К счастью, люди достали в одном из [63] массейских кроалей (Кроаль — туземный поселок с обширными огороженными местами для загона скота) молоко и немного мяса; позднее их спас от голодной смерти убитый слон. Однако, вместе с успехом росла также и предприимчивость, и просьбы о разрешении возможно скорее отправиться в поиски, верхом или пешком, стали многочисленны.

Другой характер носили патрули, которые из области Килиманджаро высылались, главным образом, в восточном направлении. Они двигались в течение многих дней пешком сквозь густой кустарник. Патрули, разрушавшие железные дороги, были большей частью слабы: один или два европейца, от двух до четырех аскари и 5—7 носильщиков. Им приходилось пробираться через неприятельское охранение, и их часто выдавали туземные шпионы. Несмотря на это, они большей частью достигали цели и иногда бывали в пути более двух недель. Для такого небольшого числа людей одно убитое животное или незначительная добыча представляли тогда существенную помощь в отношении продовольствия. Несмотря на это, лишения и жажда при нестерпимой жаре были так велики, что много раз люди умирали от жажды. Плохо обстояло дело, когда кто-нибудь заболевал или был ранен; часто, несмотря на все желание, не было никакой возможности его транспортировать. Переноска тяжело раненых от Угандской железной дороги через всю степь до немецкого лагеря, если это случалось, представляла неимоверные трудности. Это понимали и цветные, и бывали случаи, когда раненый аскари в полном сознании, что он безнадежно погиб и оставлен на съедение многочисленным львам не жаловался, когда приходилось его раненого бросать в кустах, а, наоборот, передавал товарищам оружие и патроны, чтобы, по крайней мере, не дать им погибнуть.

Эта патрульная деятельность все более и более совершенствовалась. Росло знакомство со степью, и рядом с патрулями, которые действовали скрытно, избегали столкновений и взрывали железные дороги, развивали деятельность боевые патрули. Они, из 20—30 и больше аскари, иногда вооруженные одним или двумя пулеметами, искали неприятеля и старались нанести ему потери в бою. При этом в густом кустарнике доходило до таких близких и неожиданных столкновений, что наши аскари иногда буквально перепрыгивали через лежащего противника и таким образом снова [64] появлялись у него в тылу. Влияние этих предприятий на самодеятельность и готовность к бою было у европейцев и цветных так велико, что трудно было бы найти армию с лучшим боевым духом.

Правда, приходилось считаться с известными недочетами. При малом количестве патронов мы не могли достигнуть такой высокой степени стрелкового совершенства, чтобы действительно уничтожить противника в тех случаях, когда мы ставили его в тяжелое положение.

Наша техника также не оставалась без дела. Ловкие фейерверкеры и оружейные мастера непрестанно изготовляли, совместно с заводскими инженерами, аппараты, годные для порчи железных, дорог. Некоторые из этих механизмов взрывались в зависимости от того, как они были установлены, или сразу, или же после того, как по ним проехало определенное число осей. При помощи последнего устройства мы рассчитывали на разрушение паровозов, так как англичане, в виде мер охраны, ставили перед ними один или два вагона, нагруженные песком. В качестве взрывчатого материала на плантациях имелся в большом количестве динамит, но гораздо более действительными оказались захваченные при Танге подрывные патроны.

В апреле 1915 года неожиданно пришло известие о прибытии вспомогательного судна. При входе в бухту Манза, севернее Танги, оно подверглось погоне со стороны английского крейсера, было обстреляно, и командир был вынужден его потопить. Хотя в следующие недели удалось почти полностью спасти столь драгоценный для нас груз, но, к сожалению, оказалось, что патроны были сильно попорчены морской водой. Порох и капсюли разрушались все более и более, и, благодаря этому, росло число осечек. Нам не оставалось ничего другого, как только разобрать наличные боевые припасы, вычистить порох и отчасти вставить новые капсюли. К счастью, последние нашлись на территории колонии, хотя и другой конструкции; таким образом, в Неймоши в течение месяца все аскари и носильщики, каких только можно было собрать, были заняты с утра до вечера восстановлением патронов. Прежний запас исправных патронов был оставлен исключительно для пулеметов, а из переснаряжаемых огнестрельных припасов те патроны, которые давали около 20% осечек, употреблялись для боевых целей, другие же, с большим процентом осечек, — для обучения. [65]

Прибытие вспомогательного судна вызвало сильное воодушевление, так как показало, что действительно еще существует связь между нами и родиной. Все с напряженным вниманием слушали рассказы командира, лейтенанта флота Христиансена, когда последний, после выздоровления от своей раны, прибыл ко мне в Неймоши. Сильные бои на родине, готовность жертвовать собой и безграничный дух предприимчивости, которые направляли военные действия немецких войск, нашли отклик также и в наших сердцах. Многие из тех, кто повесили голову, приободрились, так как услышали, что можно совершать дела совершенно, по-видимому, недостижимые, когда для этого имеется решительная воля.

Другим средством влиять на дух войск являлась практика производств. Вообще я мог проводить производства не выше унтер-офицерского чина, в то время как право производства в офицеры, во многих случаях вполне заслуженное, мне, конечно, не было предоставлено. В каждом отдельном случае очень строго взвешивалось, имелся ли действительно налицо подвиг. Таким образом избегали незаслуженных производств, которые очень неблагоприятно отражаются на моральном состоянии частей. В общем мы были вынуждены влиять на моральные факторы наградами меньше, чем другим способом. Военных орденов мы почти что совершенно не видели и должны были возбуждать и поддерживать не личное честолюбие отдельных бойцов, но настоящее чувство долга, продиктованное любовью к родине, и все более укреплявшееся со временем чувство товарищества. Может быть, именно то обстоятельство, что это длительное и чистое побуждение к действиям не было омрачено другими мотивами, как раз и давало европейцам и аскари отвагу и силу размаха, которой до конца отличалась колониальная армия.

Англичане у Килиманджаро не бездействовали. Утром 29 марта с горы Ольдоробо, в 12 километрах восточнее Таветы, занятой немецким офицерским постом, по телефону сообщили о нападении двух индусских рот. Капитан Кель и австро-венгерский обер-лейтенант фон-Унтеррихтер немедленно выступили походным порядком из Таветы и с двух сторон так энергично атаковали эти роты, засевшие на крутых скатах горы Ольдоробо, что отступивший противник оставил на месте около 20 человек и в наши руки попал один пулемет и 70.000 патронов. Другие операции велись [66] противником вдоль Тсаво на северо-восток от Килиманджаро. Эти действия развивались из сильно укрепленного и занятого несколькими ротами лагеря Мзима, расположенного у Тсаво. Разыгравшиеся северо-восточнее Килиманджаро стычки патрулей проходили для нас во всех отношениях удачно. Точно так же и молодые аскари из отряда Ромбо, силой в 60 человек, который получил свое название от миссии, расположенной у восточного Килиманджаро, безгранично доверяли своему начальнику, более чем 60-летнему обер-лейтенанту фон-Боку. Я вспоминаю, как один раненый, который пришел от него в Неймоши и сделал мне донесение, отказался от лечения, чтобы не терять времени для возвращения к своему начальнику. В некоторых боях, иногда против двух неприятельских рот, эта молодежь отбрасывала неприятеля, и оказалось, что вокруг этих боев у англичан сложились легенды. Британский главнокомандующий письменно жаловался мне, что в этих боевых столкновениях принимает участие немецкая женщина, которая отличается жестокостью.

Это заявление не имело, конечно, никакого основания и только показало мне, до какой степени нервничали в неприятельской главной квартире.

Несмотря на большую добычу у Танги, было ясно, что при предстоящей продолжительной войне запасы нашей колонии должны истощиться. Цветные в Неймоши сразу начали носить шелковые материи: это ни в коем случае не было признаком особенной роскоши, а попросту пришли к концу запасы индусских лавок в отношении хлопчатобумажной ткани. Мы серьезно должны были подумать о том, чтобы самим создать что-нибудь новое и превратить имеющийся в большом количестве сырой материал в готовые фабрикаты. Развернулась своеобразная деятельность, напоминающая своим творчеством какого-нибудь Робинзона. Хлопковые поля имелись в большом количестве. Раздобыли популярные книги, говорившие о забытом искусстве ручной пряжи и ткани; белые и черные женщины пряли вручную; на миссиях и у частных ремесленников устраивались прялки и ткацкие станки. Скоро, таким образом, была получена первая годная хлопчатобумажная ткань. Корень дерева, известного под названием ндаа, был признан после испытания наилучшим среди различных красящих средств и придавал этой ткани коричнево-зеленоватый цвет, который не выделялся ни в траве, ни в кустарнике и был особенно [67] пригоден для военного обмундирования. Добываемый из деревьев каучук обрабатывался серой, и таким образом получилась резина, годная для автомобильных и велосипедных покрышек. В районе Морогоро некоторым плантаторам удалось добыть из кокосов похожее на бензин вещество, названное треболь и годное для моторов и автомобилей. Как в прежние времена, изготовлялись свечи из сала и воска в домашнем хозяйстве и в войсках, варилось мыло. Точно так же многочисленные заводы на плантациях Северной области и вдоль Танганайкской железной дороги были преобразованы для удовлетворения жизненных потребностей.

Особенно важно было изготовление обуви. Сырой материал доставляли многочисленные шкуры скота и диких животных, а дубильный материал — мангровые заросли морского побережья. Уже в мирное время миссии изготовляли хорошие сапоги; теперь их деятельность была расширена, и, кроме того, войска также устраивали большие дубильни и мастерские. Во всяком случае прошло некоторое время, пока запасы смогли в достаточной мере удовлетворить настойчивые и необходимые потребности войск, особенно в отношении буйволовых шкур, необходимых для подошвенной кожи. Таким образом, историческая борьба за коровью шкуру вновь возродилась в восточно-африканских условиях. Первые сапоги, изготовленные в большом количестве, происходили из Танги. Хотя их первоначальная форма и нуждалась в улучшении, но они все-таки защищали ноги наших белых и черных солдат во время похода и патрульных действий в колючих зарослях пори, где упавшие на землю шипы впивались в ногу. Все мелкие начинания в области изготовления пищевых продуктов, существовавшие уже на плантациях еще в мирное время, теперь широко развились благодаря войне и необходимости снабжения больших масс людей. На некоторых фермах Килиманджаро изготовлялось в большом количестве масло и отличный сыр, а работа бойни в окрестностях Вильгельмсталя едва могла удовлетворять потребность в колбасе и обычных копченых изделиях.

Можно было предвидеть, что столь важный для поддержания здоровья европейцев хинин скоро истощится и что потребность в нем не сможет быть покрыта одной только добычей. Таким образом, имело большое значение то, что удалось в биологическом институте Амани, в Узамбаре, организовать производство хороших хинных лепешек из добытой на севере коры хинного дерева. [68]

Необходимая для движения подвод и автомобилей постройка дорог повела к устройству постоянных мостов. Призванный в армию инженер Рентелль построил из камня и бетона западнее Неймоши мост с крепкими устоями через Кикаду, отличающуюся быстрым течением. В период дождей, т.-е. особенно в апреле, никакой деревянный мост не мог бы выдержать напора водяных масс в крутом русле, глубиной, вероятно, в 20 метров.

Усердно работали также и над организацией войск. Передачей имевшихся в стрелковых ротах в большом количестве европейцев в роты аскари покрывалась убыль здесь европейцев; аскари же помещались в стрелковые роты. Таким образом, полевые и стрелковые роты сделались одинаковыми по составу и, в течение 1915 года, однородными. В Муанзе, Кигоме, Бисмаркбурге, Линди, Нейлангенбурге и в других местах образовались под различнейшими названиями мелкие войсковые соединения, об существовании которых командование узнавало большей частью только после довольно продолжительного времени. Эти формирования также постепенно были реорганизованы в роты; таким образом, в течение 1915 года число полевых рот постепенно возросло до 30, стрелковых рот — до 10 и остальных соединений, силой в роту, — приблизительно до 20; в общем, таким образом было достигнуто наибольшее число в 60 рот. При ограниченном числе годных к службе европейцев и надежных аскари было нежелательно увеличивать дальше число рот, — тогда фактически имелись бы соединения без всякой внутренней устойчивости.

С целью увеличить общее число бойцов, штат роты был увеличен с 160 до 200 аскари, и ротам было разрешено иметь аскари больше этого штата. Роты иногда сами обучали своих рекрут. Но главная масса, пополнения аскари шла из устроенных в населенных областях Таборы, Муанзы и Северной железной дороги рекрутских депо, которые в то же время составляли местную охрану и обеспечивали порядок. Однако, при большом числе вновь выставленных рот рекрутские депо не могли давать столько пополнения, чтобы довести сплошь все роты до штатного состава в 200 человек. Наивысшая численность выставленных войск была достигнута в конце 1915 года и составляла 2.998 европейцев и 11.300 аскари, считая в том числе моряков, тыловые учреждения, лазареты и полевую почту. Насколько были необходимы все эти поенные приготовления, показало полученное в конце июня 1915 г. [69] известие, что из Южной Африки на театр военных действии в Восточной Африке должен прибыть генерал Бота с 15.000 буров. Эта новость с самого начала казалась очень правдоподобной. Отрывочные переговоры по беспроволочному телеграфу и немногие сообщения о событиях внешнего мира отмечали, что обстановка в юго-западной Африке складывается для нас неблагоприятно и что находящиеся там британские войска будут, вероятно, в ближайшее время использованы в другом месте.

(Июнь—декабрь 1915 года)

(Чертежи IV и VI)

Сначала казалось, что ожидаемое выступление южноафриканцев не состоится, так как англичанин пытался, невидимому, одолеть нас без их помощи собственными силами. В июле 1915 года он сделал нападение на колонию в различных пунктах. Восточнее озера Виктории появились организованные и руководимые англичанами большие банды массаев, как полагали — в несколько тысяч, которые напали на богатые скотом области немецких вассукума. Однако, когда дело касается увода скота, вассукума не понимали шуток и оказывали всякую помощь нашим слабым постам. Они набросились на массаев, снова отбили у них захваченный скот и в знак того, что они «говорят правду», сложили перед нашей полицейской станцией 96 отрезанных массайских голов. В области Килиманджаро неприятель в значительных силах повел наступление против нашей главной группы войск. Чтобы, с одной стороны, осуществить действительную защиту Узамбарской железной дороги и ее богатых плантациями областей, а с другой стороны, сократить путь наших патрулей к Угандской железной дороге, из Таветы был выдвинут отряд из 3 рот к Мбуджуни, что в одном усиленном переходе восточнее Таветы. В одном дневном переходе к востоку находился прочно занятый и укрепленный английский лагерь Макатау на большой дороге, которая вела от Неймоши через Тавету, Мбуджуни, Макатау, Буру к Вой на Угандской железной дороге. Неясные слухи дали повод предполагать, что из Вой можно ожидать новых больших операций.

14 июля в степи Макатау, покрытой редким колючим кустарником, появилась неприятельская бригада под начальством [71] генерала Маллесона. Огонь полевой батареи по стрелковым окопам наших аскари был мало действителен, но превосходство противника (семь против одного) было все-таки настолько велико, что наше положение стало критическим. Неприятельская европейская конница охватила наш левый фланг. Заслугой обер-лейтенанта Штейнгейзера, который впоследствии был убит, является то, что он вместе с доблестной 10 полевой ротой, получившей боевой опыт еще под Лонгидо, не отступил, несмотря на отход соседних рот. Как раз в критический момент в тыл неприятельским охватывающим частям вышел патруль тоже убитого позднее обер-лейтенанта фон-Левинского, который сразу двинулся на шум боя и совершенно парализовал опасный для нас охват. Английские войска, европейцы и индусы, смешанные вместе с аскари, очень храбро атаковали наш фронт в местности, дающей мало закрытия. Однако, неудача английского охвата закончилась их поражением с потерей в 200 человек. На вокзале в Неймоши я по телефону следил за ходом боя и таким образом в отдалении пережил все напряжение, от неблагоприятного сначала положения до полной победы.

Этот успех и значительная добыча снова подняли дух предприимчивости наших европейцев и аскари. Только теперь, строго говоря, наступил период, когда, опираясь на прежний опыт и приобретенную ловкость, развились непрерывные поиски боевых патрулей и попытки взрывов железной дороги. По позднейшим сообщениям английского коменданта линии, было достигнуто в общем до 35 удачных разрушений железной дороги.

Захваченные фотографии и данные разведки подтверждали наше предположение, что противником действительно строится железная дорога от Вой до Макатау, которая, благодаря своей досягаемости и своему значению, представляла отличную цель для действий наших патрулей. Постройка этой важной дороги показала, что готовится нападение большими силами и именно в этом пункте области Килиманджаро. Таким образом, здесь можно было ожидать появления южноафриканцев. Надо было укрепить противника в этом намерении для того, чтобы южноафриканцы действительно были сюда переброшены, и притом в возможно большом количестве, и, таким образом, были бы использованы далеко от других более важных театров военных действий. Поэтому предприятия против Угандской железной дороги [72] велись с крайним напряжением. Однако, при создавшейся в то время обстановке эти операции могли состоять, главным образом, из мелких патрульных действий и только в исключительных случаях из столкновений целых рот.

Более близкое знакомство с степью между Угандской железной дорогой и англо-германской границей показало, что из различных круто поднимающихся над равниной горных вершин массив Касигао был богат водой и порядочно населен. При удалении всего только 20—30 километров от Угандской железной дороги Касигао должно было образовать удобно расположенный опорный пункт для партизанских действий. Еще раньше патруль обер-лейтенанта Гроте сыграл шутку над небольшим англо-индусским лагерем, расположенным на середине ската горы. Стрелки его патруля окружили обнесенный каменной стеной лагерь и открыли очень удачный огонь с более высокой части горы прямо по лагерю. Очень скоро неприятель выкинул белый флаг, и английский офицер и около 30 индусов сдались. Части сил неприятеля удалось уйти на гору и обстрелять наш патруль во время отхода. Только в этот момент мы понесли потери в несколько раненых, среди которых был также и санитарный офицер. Неприятельский пост у Касигао был обстрелян также при случае и огнем 6-см. орудия.

К концу 1915 года неприятель был снова атакован у Касигао, где он к тому времени устроил свой лагерь. Немецкий боевой патруль под командой обер-лейтенанта фон-Руктешеля всю ночь напролет, в течение 9 часов, карабкался на крутую гору и, порядочно изнуренный, расположился вблизи неприятельского укрепления. Второй действующий совместно с патрулем Руктешеля патруль под начальством обер-лейтенанта Гроте несколько отстал вследствие болезни и утомления этого офицера. Обер-лейтенант фон-Руктешель послал к неприятелю парламентера, старого солдата из чернокожих, с предложением сдаться и наблюдал, что наш аскари был очень сердечно встречен, так как он нашел там между английскими аскари нескольких своих хороших знакомых. Но, несмотря на всю любезность, противник отклонил сдачу. Наше положение вследствие большого изнурения и недостатка в продовольствии было критическим. Если вообще нужно было что-нибудь предпринять, то следовало действовать немедленно. К счастью, неприятель в своем укреплении не выдержал огня наших пулеметов и последовавшего затем наступления; он был уничтожен, и [73] большая часть его убегающих людей разбилась при падении с крутых скал. Кроме большого количества продовольствия и одежды, было захвачено также и ценное палаточное оборудование. Чувство взаимной связи, которое наши аскари испытывали по отношению к нам, немцам, и которое сильно развивалось благодаря многочисленным совместным предприятиям, привело в этом случае к своеобразной сцене. После ночного восхождения на Касигао, которое шло через скалистые утесы и колючие заросли, один аскари заметил, что обер-лейтенант ф.-Руктешель до крови расцарапал себе лицо. Он тотчас же взял свой чулок, который, вероятно, не менял дней шесть, и вытер им лицо своему «Бвана» (обер-лейтенанту). Слегка удивленный вопрос последнего он предупредил словами: «Это военный обычай; это делается только для своих друзей».

Для того, чтобы на месте разобраться в положении вещей и ускорить предприятия против Касигао, я отправился по железной дороге до Саме, оттуда в автомобиле к миссии Гонджа и затем частью на велосипеде, частью пешком в направлении на Касигао к немецкой границе, где у источника воды стояла лагерем наша рота. Связь посредством гелиографа и посыльными оттуда на Касигао действовала удовлетворительно, и, таким образом, можно было закрепить одержанный при Касигао успех. Немедленно были стянуты войска, и несколько рот продолжали занимать Касигао до появления южноафриканцев. Однако, подвоз туда продовольствия производился с большим трудом. Несмотря на то, что немецкая область западнее Касигао была богата местными средствами, она не могла обеспечивать продолжительное время продовольствием такую большую войсковую массу, численность которой, вместе с носильщиками, определялась примерно в 1.000 человек.

Затем я отправился на автомобиле вокруг гор южного Паре по проложенной заблаговременно еще в мирное время шоссейной дороге. Постройка этой дороги была приостановлена ввиду недостатка средств, и кучи щебня лежали годами без использования по обе стороны дороги. Трубы, проложенные под полотном дороги для стока воды, были по большей части в хорошем состоянии. Требовалась незначительная работа, чтобы укрепить эту дорогу и сделать ее годной для грузовых автомобилей. Перевозка грузов от Буйко на Северной железной дороге производилась [74] автомобилями до Гонджи и оттуда дальше на Касигао носильщиками. Телефонный провод до границы уже проводился, и через несколько дней связь была установлена.

Патрули, выдвигаемые с Касигао, имели многочисленные столкновения с неприятельскими отрядами, а также производили разрушения на Угандской железной дороге. Однако, в дикой скалистой и густо поросшей колючим кустарником местности передвижения производились с такими большими затруднениями, что Касигао не вполне оправдало свое назначение служить опорным пунктом для партизанских действий до прибытия южноафриканцев. Но, вместе с тем, вследствие постоянной угрозы железной дороге, противник был, по крайней мере, вынужден принять обширные меры к ее защите. По обе стороны железной дороги были расчищены широкие полосы, которые с внешнего края были огорожены сплошной засекой из колючего кустарника. Затем, примерно через каждые два километра были устроены крепкие, снабженные искусственными препятствиями блокгаузы, или укрепления, из которых патрули должны были постоянно обследовать железнодорожное полотно. Наготове держались особые отряды, силой в роту или больше, для немедленной переброски в специальных поездах при получении сообщения о нападении на какой-либо пункт железной дороги. Кроме того, в нашу сторону были выдвинуты прикрывающие отряды, которые пытались отрезать наши патрули при их возвращении с железной дороги, как только об этом сообщали шпионы или посты, расположенные на возвышенных пунктах. На высотах юго-восточнее Касигао вплоть до берега моря и дальше в области прибрежных поселений, были также [75] расположены английские лагери, против которых, в свою очередь, направлялись действия наших патрулей и летучих отрядов. Мы стремились непрерывно вредить противнику, заставить его принимать меры защиты и, таким образом, связать его силы здесь, в области Угандской железной дороги.

С этой целью были созданы от побережья до Мбуджуни (на дороге Тавета—Вой) опорные пункты для наших боевых патрулей; в таком же направлении мы работали и в более северном районе. Неприятельский лагерь у Мзимы в верховье реки Тсаво и его сообщения с тылом, шедшие вдоль этой реки, являлись постоянными предметами для наших предприятий, осуществляемых как патрулями, так и более крупными отрядами. Капитан Огар при выполнении подобного предприятия был застигнут врасплох со своей 13 ротой в густом кустарнике, юго-западнее лагеря Мзимы, тремя неприятельскими европейскими ротами вновь прибывшего 2 Родезского полка. Противник появился с разных сторон. Однако, ему, еще мало знакомому с условиями войны в кустарнике, не хватало необходимого единства в действиях. Благодаря этому нашей роте аскари посчастливилось сначала отбросить одну часть неприятеля, а затем, быстро приняв решение, разбить также и другую часть, которая появилась в тылу.

Точно так же и дальше к северу разыгрывались успешные для нас бои в кустарнике, где мы действовали силами около роты и наносили противнику, который часто превосходил нас числом, чувствительные потери. Севернее Энгаре-Лена особенно энергично работала притянутая из Линди 3 полевая рота, и ее боевые патрули доходили до Угандской железной дороги. Уже только то обстоятельство, что мы могли теперь производить быстрые походы отрядами в роту и больше среди лишенной местных средств и бедной водой степи, показывает, что войска сделали громадные успехи в этом способе ведения малой войны. Европеец понял, что многие крайне желательные для путешествия по тропическим областям удобства должны отпасть именно на войне и что в случае необходимости можно некоторое время обходиться услугами только одного носильщика.

Патрули должны были избегать предательского дыма от костров во время стоянок и брать с собой, по возможности, уже готовую пишу. Если же было необходимо варить, то это являлось особенно опасным в утренние и вечерние часы. Начальник [76] должен был тогда выбрать укрытое от взоров убежище и, во всяком случае, переменить после приготовления пищи место стоянки, перед, тем, как расположиться на ночлег. Полная защита от москитов была невозможна при трудных условиях работы патрулей. Поэтому постоянно после возвращения обнаруживалось среди участников известное число случаев заболевания малярией. Однако, так как патрульная служба, несмотря на постоянный урон, наносимый неприятелю, требовала сравнительно мало людей, то только часть рот должна была находиться в передовой линии. После нескольких недель каждую роту отводили в тыл для отдыха в лагерь, расположенный в здоровой местности. Европейцы и аскари могли отдохнуть от чрезмерных лишений, возобновить свою подготовку и укрепить дисциплину.

К концу 1915 года недостаток воды в лагере Мбуджуни был настолько велик, а доставка продовольствия стала настолько затруднительна, что там оставили только пост, а остальной отряд был оттянут назад на запад в район горы Ольдоробо. Неприятельский же лагерь Макатау между тем все время увеличивался. Царило оживленное движение поездов, и было ясно видно, как в западном направлении создавалась большая насыпь для дальнейшего проведения железной дороги. Хотя наши патрули часто имели здесь случай нанести противнику потери при его работах и охране последних, постройка железной дороги все-таки подвигалась вперед в западном направлении.

Приходилось принимать во внимание, что область Северной железной дороги может скоро попасть в руки неприятеля. Таким образом, следовало позаботиться о том, чтобы войсковые запасы Северного округа вовремя были перевезены в безопасное место. Это не представляло затруднений, пока в нашем распоряжении находилось полотно железной дороги. В Неймоши и в Момбо была расположена большая часть наших запасов боевых припасов, обмундирования и санитарного имущества. Можно было рассчитывать, что машинное оборудование и части машин смогут быть перевезены по обыкновенным дорогам; поэтому их следовало возможно дольше использовать на месте и продолжать производство. Сообразно с неприятельским наступлением определилось направление нашего отхода, в общем, в южном направлении, и не только приготовления, но и сама перевозка должна была начаться не теряя времени, то есть уже в августе 1915 года. [77]

Поэтому комендант линии лейтенант Кребер предусмотрительно собрал с плантаций материал полевой железной дороги и в один день построил ветку полевой железной дороги от Момбо до Гандени. Вагонетки были тоже закуплены на плантациях, и после серьезного обсуждения было отдано предпочтение ручному способу передвижения перед паровозами. Таким образом, запасы севера полностью и своевременно были переброшены по железной дороге в Гандени. Там, если не считать нескольких повозок, перевозка возлагалась, главным образом, на носильщиков до Кимамбы на Центральной железной дороге. Однако, приходилось воздерживаться от перевозок, так как, несмотря на очевидные приготовления неприятеля для вторжения в область Килиманджаро, я все-таки считался с возможностью, что главные силы неприятеля, или, по крайней мере, значительная их часть, будут двинуты не у Килиманджаро, а в район Багамоджо—Даресалам.

К концу 1915 года неприятель продвинулся с постройкой железной дороги постепенно на запад. Чтобы воспрепятствовать этому, майор Краут с 3 ротами и 2 легкими орудиями укрепился [78] на позиции на горе Ольдоробо. Эта гора подымалась среди ровной степи, покрытой колючим кустарником, в 12 километрах восточнее Тацеты, на главной дороге и далеко господствовала над окружающей местностью во все стороны. Ее вырубленные отчасти в скалах укрепления в связи с многочисленными ложными сооружениями образовали опорный пункт, которым почти нельзя было овладеть. Недостатком позиции являлось абсолютное отсутствие воды. Хотя поступивший в армию колонист, лейтенант резерва Матушка, достиг хороших результатов в качестве разведчика воды у Таветы и открыл там отличные источники, но у Ольдоробо не нашли ни капли воды, хотя рыли в разных местах по его указанию на глубине более 30 метров. Поэтому воду к Ольдоробо приходилось возить из Таветы в маленьких тележках, запряженных ослами, и там собирать в бочки. Эта доставка воды была чрезвычайно тяжелым бременем для наших перевозочных средств. Замечательно, что неприятель и не подумал о том, чтобы расстроить подвоз воды и сделать таким образом невозможным для нас удержание Ольдоробо. Вместо этого, он, опираясь на строящуюся железную дорогу, продвинулся на 5 километров с востока к горе и построил там сильно укрепленный лагерь. Помешать ему в этом не удалось, так как, благодаря затруднениям в снабжении водой и перевозочными средствами, более крупные войсковые соединения могли только на время удаляться от Таветы. Неприятель, в свою очередь, покрывал свою потребность в воде посредством длинного водопровода, который начинался от источников горы Бура. Разрушение неприятельского водяного резервуара патрулями лейтенанта резерва Ститенкрона причинило противнику только временные затруднения.

В это время появились у противника и первые аэропланы и забросали бомбами наши позиции у Ольдоробо и у Таветы, а позднее также и Неймоши. 27 января 1916 года один из этих летчиков, возвращавшийся от Ольдоробо, был с успехом обстрелян нашей выдвинутой вперед пехотой и упал. Англичане объявили туземцам, что эти аэропланы — новый «Мунгу» (бог), но тем, что этот новый «Мунгу» был сбит и захвачен нами, он скорее послужил к усилению, чем ослаблению уважения к немцам.

(В течение 1914—1915 года)

(Чертежи I и III)

При использовании главных сил армии в районе Северной железной дороги, нельзя было окончательно очистить остальные части колонии. Необходимо было обязательно держать в повиновении туземцев внутри страны, чтобы в случае надобности иметь возможность удовлетворять все повышенные требования в отношении носильщиков, возделывания земли, перевозки грузов и работ всякого рода. С этой целью 12 рота осталась в Махенге, а 2 рота в Иринге. Наряду с их обычными задачами обе эти роты представляли из себя большие рекрутские депо, которые служили для заполнения образовавшихся на фронте дыр и в то же время давали возможность новых формирований.

Далеко оторванные от центра и не связанные с ним проводом, начальники отрядов на границах вполне правильно стремились предупредить неприятеля и напасть на него на его собственной территории. При недостатке связи у нас, эти боевые действия распадались на целый ряд одиночных предприятий, которые велись независимо друг от друга. Иначе обстояло дело у неприятеля; последний, по-видимому, старался согласовать свои главные боевые операции с теми действиями, которые происходили в других местах границы.

В октябре 1914 года, то есть перед боями у Танги, капитан Циммер сообщил из Кигомы, что на бельгийской границе находится около 2.000 человек; капитан Брауншвейг из Муанзы, — что на озере Виктория у Кизуму тоже сосредоточен очень сильный противник, что у Кизи около 2 рот и, кроме того, имеются еще части у Карунгу. По другим совершенно не связанным между собой [80] сведениям от туземцев, в октябре в Момбасу прибыли индусские войска и были затем переброшены дальше в направлении на Вой. В округе Букоба английские войска наступали через Кагеру, а соседний пункт Умбулу сообщал о продвижении неприятельских войск в области Сонджо. По-видимому, это была подготовка к операциям, которые должны были быть согласованы с большим наступлением, направленным на Тангу в начале ноября 1914 года.

При недостатке в колонии средств связи было невозможно действовать против этих отдельных наступающих вдоль границы неприятельских отрядов нашими главными силами и быстро их перебрасывать по очереди то против одного, то против другого противника. Поэтому мы должны были придерживаться основной идеи нашего плана ведения войны, а именно, из района Северной железной дороги сильно нажать на расположенного здесь неприятеля и таким образом облегчить также и другие участки, где велись военные действия.

Таким образом, в сентябре 1914 года от Иринги и Убены были передвинуты в область Нейлангенбурга главные силы Фалькенштейна, а также Ауман с частью второй роты. В марте 1915 года 26 полевая рота была переведена из Даресалама через Табору к Муанзе. В апреле 1915 года сосредоточение частей неприятеля в Марадрейке (восточнее озера Виктория) и у Бисмаркбурга побудило к дальнейшим требующим времени передвижениям войск из Даресалама через Муанзу к Марадрейку, а также через Кигому к Бисмаркбургу; последнее еще более замедлялось недостатком перевозочных средств на озере Танганайка, так как постройка в Кигоме парохода «Гецен» подвигалась очень медленно.

Вначале неприятельские действия были направлены, главным образом, на морское побережье.

В начале войны наш небольшой крейсер «Кенигсберг» вышел из гавани Даресалама и 20 сентября 1914 года застиг врасплох у Занзибара английский крейсер «Пегасус» и нанес ему серьезные повреждения. После этого появилось несколько крупных неприятельских крейсеров, которые усиленно разыскивали «Кенигсберг». 19 октября большой вооруженный катер подошел у Линди к укрытому в реке Лукуледи пароходу «Президент» Восточно-Африканской линии. Расположенные в Линди местные окружные части и запасная рота под командой капитана Огара как раз отсутствовали, для противодействия десанту противника, предполагавшемуся [81] у Микиндани, так что ничего нельзя было предпринять против вооруженного катера.

Только 29 июня 1915 года несколько неприятельских судов поднялись вверх по Лукуледи и взорвали находившийся там пароход «Президент».

«Кенигсберг» после удачных крейсерских набегов в Индийском океане укрылся в устье Руфиджи. Но его стоянка была открыта противником. Река образовала здесь далеко разветвленную и очень закрытую дельту, острова которой заросли густейшим кустарником. Выходы из отдельных речных рукавов защищались отрядом «Дельта». Это был отряд колониальных войск, который состоял из моряков, добровольцев-европейцев и аскари всего около 150 ружей, несколько легких орудий и несколько пулеметов, — под командой капитана Шенфельда. Многочисленные попытки неприятеля прорваться легкими судами в устье реки постоянно отражались нами со значительными для него потерями. «Адъютант» — небольшой пароход, который англичане захватили, как ценный приз, и вооружили, был во время этих действий снова отбит у них и затем использован в качестве вспомогательного судна, на Танганайкском озере. Точно так же несколько английских аэропланов получили повреждения у устья Руфиджи. Заградительное судно, потопленное англичанами в северном рукаве Руфиджи, не достигло своей цели — запереть наш крейсер. Капитан Шенфельд искусным выбором места стоянки и своевременной переменой последней встречал постоянный обстрел судовых орудий противника, против которых он был бессилен бороться. В начале июля 1915 года англичане доставили к Руфиджи 2 мелкосидящих канонерских лодки, снабженных тяжелыми орудиями. 6 июля было произведено первое нападение 4 крейсеров, 10 других вооруженных судов и 2 речных канонерских лодок. Неприятельские суда с помощью аэропланов обстреляли «Кенигсберг», который стоял на якоре на реке. Нападение было отбито; но при его повторении 11 июля «Кенигсберг» сильно пострадал. Прислуга, обслуживавшая орудия, была выведена из строя. Тяжело раненый командир приказал выбросить замки от орудий через борт и взорвать крейсер. Сама по себе тяжелая, потеря «Кенигсберга» принесла, по крайней мере, ту пользу для боевых действий на суше, что личный состав и ценный материал поступили теперь в распоряжение колониальных войск. [82]

Брошенные за борт части орудий были снова выловлены, и десять 10,5-см. орудий «Кенигсберга» были постепенно приспособлены к перевозке на сделанных в колонии лафетах. По указаниям командующего крейсером десять орудий «Кенигсберга» были полностью собраны и снова приведены в боевую готовность; 5 были установлены в Даресаламе, по два — в Танге и Кигоме и одно — в Муанзе. Капитан флота Шенфельд, командовавший у устья Руфиджи, приказал использовать для перевозки несколько повозок, построенных для тяжелых грузов и находившихся на одной ближайшей плантации. Это орудия оказали большие услуги со своих закрытых позиций на суше, и, насколько мне было известно, ни одно орудие при таком способе использования не было повреждено, несмотря на неоднократный обстрел неприятельскими судами. 26 сентября 1915 года пароход «Вами» был ночью переведен из Руфиджи в Даресалам. В конце августа из Мозамбика в Линди прибыли на нескольких лодках люди с парохода «Цитен», чтобы поступить в армию.

10 января 1915 года на острове Мафия высадилось около 300 человек индусских и черных войск с пулеметами. Наша полицейская часть, состоявшая из 3 европейцев, 15 аскари и 11 новобранцев, в течение 6 часов оказывала упорное сопротивление, но затем вынуждена была сдаться после того, как выбыл из строя тяжело раненым командир, лейтенант резерва Шиллер, который с мангового дерева вел меткий огонь по противнику. Англичане решили занять Мафию несколькими сотнями людей и устроили также на соседнем меньшем острове наблюдательный пост.

По-видимому, отсюда же велась пропаганда среди туземцев. В ночь на 30 июля 1915 года у Кисинджу была задержана лодка с прокламациями.

О событиях у Даресалама, где 22 октября 1914 года командир одного из английских крейсеров объявил, что не считает себя связанным никакими договорами, уже говорилось выше.

Аэроплан, прибывший до объявления войны в Даресалам на выставку, был вскоре после открытия военных действий передан для обслуживания армии; однако, 15 ноября он разбился при несчастном случае у Даресалама. При этом погиб летчик обер-лейтенант Геннебергер.

У Танги после больших боев в ноябре 1914 года было спокойно. 13 марта 1915 года наскочило на риф судно, но при [83] морском приливе снова освободилось. Сразу же начали извлекать из воды 200 тонн угля, которые судно выбросило за борт.

Несколько рядов самодельных мин, которые могли быть взорваны с берега, не оправдали себя, и позднее выяснилось, что они пришли в негодность.

Обстрел различных пунктов побережья продолжался все время. 20 мая военный корабль обстрелял Линди после того, как было отклонено его требование о сдаче расположенных там войск. Точно так же 1 апреля 1915 года был обстрелян район южнее Паангани, затем 12 апреля остров Квале, а в ночь на 24 апреля дельта Руфиджи.

15 августа 1915 года перед Тангой появились «Гиацинт» и 4 сторожевых лодки. Наши два 6-см. орудия были быстро переброшены с места стоянки у Гомбези к Танге и вместе с легким орудием из Танги были 19 августа с успехом использованы, когда «Гиацинт», 2 канонерских лодки и 6 китоловных судов появились снова, уничтожили пароход «Маркграф» и обстреляли Тангу. Канонерская лодка получила два метких попадания, а одно из китоловных судов ушло с разбитым 4 удачными выстрелами бортом.

В области Сонджо, между Килиманджаро и озером Виктория, в течение этих месяцев неоднократно появлялись неприятельские патрули, и туземцы, казалось, готовы были выйти из повиновения. Фельдфебель Бает, посланный туда с патрулем, попал, вследствие вероломства населения Сонджо, в засаду и 17 ноября 1914 года был убит вместе с 5 аскари. При помощи карательной экспедиции призванного в армию чиновника округа Аруши, лейтенанта резерва Кемфе, население Сонджо было усмирено.

Только в июле 1915 года в этом районе дело опять дошло до столкновений патрулей, при чем в одной из стычек было убито 22 неприятельских вооруженных туземца. Затем, в конце сентября и начале октября 1915 года, патруль обер-лейтенанта Бюхселя совершил замечательное путешествие верхом через Сонджо в английскую область, не встретив противника, так как английский пост, который был, по-видимому, предупрежден, уклонился от столкновения.

7 рота, расположенная в Букобе, у озера Виктории, и 14 рота — в Муанзе были связаны друг с другом радиотелеграфом. Господство на озере было, неоспоримо, в руках англичан, так как неприятель располагал здесь, по меньшей мере, 7 большими [84] пароходами. Однако, несмотря на это, наш маленький пароход «Муанза», так же как и другие более мелкие суда, мог сохранять большую свободу передвижения. В то время как резидент в Букобе майор фон-Штюмер прикрывал границу со своей полицией и при содействии войск дружественного нам Букобского султана, капитан Бок фон-Вюльфинген перешел с главными силами 7 роты из Букобы к Муанзе. Отсюда он в начале сентября 1914 года выступил со сводным отрядом, состоявшим из частей 7 и 14 роты, а также из Васукумских новобранцев и вспомогательных туземных воинов, по восточному берегу озера Виктории в северном направлении против Угандской железной дороги. 12 сентября у Кизи, по ту сторону границы, он отбросил отряд противника, но затем, получив сведения о движении других неприятельских отрядов, отошел к югу. Таким образом, для защиты границы восточнее озера Виктории остались только слабые отряды.

Ведение войны в районе озера Виктории было для нас очень тяжело. Постоянно существовала опасность, что неприятель высадится у Муанзы или в другом пункте южного побережья, захватит область Васукуму и будет угрожать Таборе, древней столице страны. Если бы наши войска остались в районе Муанзы, то опасность угрожала не только областям вокруг Букобы, но и Руанде. Больше всего шансов на успех у озера Виктории могло иметь активное ведение военных действий объединенных общим руководством. Однако, провести такой план было не особенно легко, так как наиболее подходящий для этого руководитель майор фон-Штюмер был связан своей деятельностью в качестве резидента с округом Букоба, в то время как именно Муанза имела более важное значение.

В конце октября 1914 года попытка перебросить на лодках часть войск от Муанзы снова к Букобе кончилась неудачно, вследствие появления у Муанзы вооруженных английских судов. Очевидно, неприятель расшифровал наши переговоры по радиотелеграфу и принял соответствующие меры. Экспедиция из Муанзы для поддержки Букобы состояла из 570 ружей при 2 орудиях и 4 пулеметах и была отправлена 31 октября 1914 года на пароходе «Муанза» с 2 буксирами и 10 туземными лодками. В тот же день утром эта флотилия была рассеяна неожиданно появившимися неприятельскими пароходами и вскоре снова собралась без потерь в Муанзе. Вслед за этим попытка англичан произвести высадку [85] у Каджензе оказалась безрезультатной, благодаря нашему противодействию; через несколько дней английский пароход «Сибиль» был найден разрушенным и потопленным у Маджиты.

20 ноября после 12-часового боя севернее Букобы отряд Штюмера отбросил английские войска, которые проникли на немецкую территорию, и затем снова нанес им поражение у Кифумбиро после их переправы через реку Кагеру. 5 декабря 1914 г. англичане безуспешно обстреливали со стороны озера Ширати, а 6 декабря — Букобу.

Мелкие патрульные стычки происходили постоянно восточнее и западнее озера Виктории. Более сильный удар неприятель попытался произвести 8 января 1915 года, когда он со стороны озера обстрелял 6 орудиями и пулеметами Ширати и высадил 2 индусских роты и большое количество европейской конницы. Обер-лейтенант фон-Гакстгаузен после 3 1/2 -часового боя отступил со своими 2 орудиями, ввиду превосходства противника. В следующие дни противник усилился до 300 европейцев и 700 индусов. Затем 17 января Гакстгаузен двумя пулеметами рассеял на границе 80 европейцев и 150 аскари, а 30 января противник снова очистил Ширати и ушел в море в направлении на Карунгу. Я думаю, что этот отход был вызван тяжелым поражением, которое в то время потерпел неприятель (18 января) у Яссини. Он, по-видимому, считал необходимым снова подтянуть свои силы к Угандской железной дороге.

Западнее озера Виктории, на север от Кифумбиро, капитан фон-Бок напал на неприятельский пост, силой в 40 человек, и отбросил его назад, при чем противник потерял 17 человек убитыми.

1 марта 1915 года английские суда напали на пароход «Муанза» в проливе Ругези. «Муанза» получила течь и была подведена вплотную к берегу. Попытке противника ее увести помешал наш огонь, так что удалось на следующий день укрыть пароход и увести его в безопасное место в Муанзу, где он был исправлен. При трудности перебросок войск водой между Муанзой и Букобой общее руководство операциями было признано в дальнейшем нецелесообразным; командиры обоих округов были поэтому непосредственно подчинены командованию.

Попытки десанта со стороны англичан были отбиты нашими постами: 4 марта — в бухте Мари, 7 марта — у Укереве, 9 марта — [86] у Мусомы. У Ширати произошло одновременно несколько патрульных стычек, во время которых был убит командир обер-лейтенант Река, а наши патрули рассеяны. 9 марта обер-лейтенант фон-Гакстгаузен с сотней европейцев и аскари разбил у горы Майки во много раз превосходившего неприятеля; противник отошел, потеряв убитыми 17 белых и большое число аскари. У нас были убиты один европеец и 10 аскари, а 2 европейца и 25 аскари ранены; один раненый европеец был захвачен в плен. Кроме указанной выше 26 полевой роты, Муанза была усилена 100 аскари из области Букобы, которые прибыли туда 6 апреля.

В начале апреля были также обстреляны со стороны озера некоторые пункты восточного берега, и одновременно массаи сделали набег восточнее озера, убили миссионера и несколько туземцев и угнали скот. В средине апреля капитан Брауншвейг перешел из Муанзы с 110 европейцами, 430 аскари, 2 пулеметами и 2 орудиями к Марадрейку и усилил обер-лейтенанта фон-Гакстгаузена. В Муанзе осталось свыше 500 ружей.

4 мая по английскому пароходу в бухте Мари было сделано 3 метких выстрела из орудия 73 года, и это, очевидно, помешало десанту войск. 12 мая у Маджиты высадилось 30 человек, но уже 18 июня они опять ушли обратно и увезли с собой обломки «Сибилы».

Точно так же неприятель, силою в 900 человек, 20 мая опять очистил Марадрейку и укрепился на нескольких высотах по ту сторону границы. Обстрел побережья в этот период производился довольно часто.

Майор фон-Штюмер занимал с начала декабря 1914 года сильно растянутую позицию у Кагеры. Противник, оцениваемый примерно в 300 человек, постепенно оживлялся. Казалось, что он готовит материал для переправы через Кагеру; его суда часто показывались в бухте Санго.

На границе у Ширати в ночь на 5 июня 1915 года пост Бекер силою в 10 аскари был окружен 10 европейцами и 50 индусами 98 полка. В бою принял также участие вооруженный пароход. Однако неприятель был разбит и потерял убитыми 2 европейцев и 5 аскари.

Здесь можно упомянуть, что вооруженные неприятельские разведчики употребляли здесь на границе у Ширати также и отравленные стрелы. [87]

21 июня англичане силою в 800 европейцев, 400 аскари и 300 индусов с 3 орудиями и 8 пулеметами напали, при поддержке огня вооруженных пароходов, на Букобу. Наш гарнизон, силою немногим более 200 ружей, очистил этот пункт после двухдневного боя. Неприятель его разграбил, разрушил станцию беспроволочного телеграфа и 24 июня снова ушел в направлении на Кизуму. Он понес тяжелые потери. По его показаниям, было убито 10 и ранено 22 европейца. Но с немецкой стороны наблюдали, как отчалил пароход с 150 убитыми и ранеными. Мы потеряли убитыми 2 европейцев, 5 аскари и 7 воинов вспомогательных частей и ранеными 4 европейцев и 30 цветных, а также одно орудие.

Из событий следующего периода следует упомянуть, что 18 июля 1915 года была безрезультатно обстреляна Букоба. В Мпороро на сторону англичан перешел сравнительно крупный туземный вождь. В Муанзу 12 сентября прибыло одно из 10,5-см. орудий с «Кенигсберга», и, кроме того, там постепенно было вновь сформировано 5 рот из людей племени Васукума.

Создавалось впечатление, что в отношении Букобы неприятель держится пассивно и передвигает оттуда войска к Кисенджи. 29 октября было отбито с безусловно большими потерями нападение на нашу позицию у Кагеры английского отряда силою около 100 ружей с пулеметами, одним орудием и одним минометом. Точно так же английские атаки 4 и 5 декабря нижней Кагеры оказались безуспешными. Несколько неприятельских отрядов вторглись в округ Карагве. Командование в Букобе принял в конце 1915 года капитан Гудовиус, который до этого момента был окружным чиновником в Пангани. Вместе с ним прибыла вновь сформированная 7 резервная рота для усиления гарнизона Букобы.

В Руанде решительные действия местного резидента капитана Винтгенса дали хорошие результаты. 24 сентября 1914 года он захватил врасплох остров Идшви на озере Киву и взял в плен тамошний бельгийский пост с его бронированной лодкой. Другая бронированная лодка была также взята обер-лейтенантом флота Вундерлихом, который вместе с несколькими матросами команды «Меве» перешел на реквизированной моторной лодке в озеро Киву. 4 октября севернее Кисенджи Винтгенс со своими полицейскими аскари, вспомогательными туземными частями и несколькими людьми «Меве» отбросил назад 4 бельгийские роты с тяжелыми потерями для неприятеля. Затем 20 и 30 ноября и 2 декабря 1914 [88] года капитан Винтгенс после нескольких мелких столкновений нанес севернее Кисенджи частичное поражение превосходным силам бельгийцев в 1.700 человек при 6 орудиях. У озера Чахати он отбросил назад английский пост, при чем были убиты один англичанин и 20 аскари; наши потери — 2 убитых аскари, и один европеец был тяжело ранен.

Затем у Кисенджи и на границе в феврале 1915 года снова произошло несколько небольших столкновений. 28 мая лейтенант Ланг со своим маленьким гарнизоном в Кисенджи отбил нападение 700 бельгийцев с 2 пулеметами. Неприятель потерпел при этом тяжелые потери, у нас был убит один европеец.

В июне 1915 года в районе озера Киву было, по-видимому, сосредоточено более 2.000 бельгийских аскари с 9 орудиями и 500 английских аскари; поездка бельгийского главнокомандующего Томбера к Киву говорит за правдоподобность этого сообщения. 21 июня нападение на Кисенджи 900 бельгийцев с 2 пулеметами и 2 орудиями было отбито. 5 июля в ночном нападении 400 бельгийцев на Кисенджи неприятель понес тяжелые потери. 3 августа Кисенджи было безрезультатно обстреляно орудиями и пулеметами. Вследствие подавляющего превосходства сил противника из Муанзы в Кисенджи была переведена 26 полевая рота.

Непосредственно после прибытия в Кисенджи 26 роты капитан Винтгенс 31 августа разбил бельгийские передовые посты, которые потеряли 10 аскари убитыми. 2 сентября он взял штурмом позицию, занятую 150 аскари с 3 орудиями и одним пулеметом. В течение следующих недель ежедневно происходили более мелкие столкновения. 3 октября у Кисенджи было отбито нападение 250 аскари с одним пулеметом, при чем у неприятеля наблюдались потери в 14 человек. Затем было установлено движение довольно сильных неприятельских частей на юг, быть может, вследствие боя у Лувунги 27 сентября.

22 октября снова был захвачен врасплох бельгийский передовой пост из 300 аскари с 2 орудиями, 2 пулеметами, при чем неприятель потерял убитыми 10 аскари. 26 ноября отряд Руанды и взвод прибывшей из Букобы 7 роты, в общем 320 ружей, 4 пулемета и одно 3,7-см. орудие, выбили неприятеля, силой в 200 человек, из укрепленной позиции, при чем он потерял 2 европейцев и 70 аскари убитыми, 5 аскари пленными и много ранеными. С нашей стороны были убиты один европеец и 3 аскари, ранено 4 [89] европейца, 5 аскари и один воин вспомогательных войск. 21 декабря неприятель снова атаковал Кисенджи с 1.000 аскари, 2 пулеметами и 8 орудиями, в том числе 4 современных 7-см. гаубиц. Он оставил на месте 21 раненого аскари, 6 раненых было взято в плен, многочисленные раненые унесены. Наши войска, силой в 350 ружей, 4 пулемета и 2 орудия, потеряли 3 аскари убитыми и одного европейца и аскари тяжело ранеными.

12 января 1916 года капитан Винтгенс напал севернее Кисенджи на бельгийскую колонну, при чем было убито 11 бельгийских аскари. 27 января капитан Клингард с 3 ротами отбил нападение на позицию у Кисенджи 2.000 бельгийских аскари с ручными гранатами и 12 орудиями с тяжелыми для противника потерями В области Руссисси (Руссисси — река, вытекающая из озера Киву и впадающая в Танганайку) было также много столкновений. 10 и 13 октября при Чангугу, 21 и 22 октября у Чивитоке, 24 октября у Каджагги произошли успешные для нас мелкие стычки между немецкими патрулями и войсками Конго.

12 января 1915 года капитан Шиммер напал на бельгийский лагерь у Лувунги, но задуманное нападение не удалось. Капитан Шиммер и 3 аскари были убиты, 5 ранено. Затем 16, 17 и 20 марта 1915 года происходили небольшие стычки патрулей, и 20 мая было произведено нападение на бельгийский пост. Такие же мелкие столкновения постоянно происходили также в течение июня и июля. В августе неприятель, по-видимому, увеличил там свои силы. Руководство военными действиями у Руссисси было теперь возложено на капитана Шульца. Находившиеся там наши вооруженные силы состояли в то время из 4 полевой роты, части команды «Меве» и отряда Урунди силою около роты. Кроме того, там находились 2 легких орудия. 27 сентября при нападении капитана Шульца на Лувунги были установлены потери у противника убитыми 4 европейца и 54 аскари и, сверх того, ранеными 71 аскари. Таким образом, потери достигали 200 человек, что подтвердилось также более поздними показаниями туземцев.

Ввиду характера местности и соотношения сил мы не достигли у Руссисси желательных успехов. Поэтому там был оставлен только отряд Урунди и полевая рота; 2 роты были переброшены 18 и 19 декабря 1915 года к капитану Винтгенсу в Руанду, а 3 роты — к Центральной железной дороге. [90]

19 октября неприятель, несмотря на двойное превосходство сил, потерял при столкновении с 14 резервной ротой 20 аскари; у нас было убито 3 и ранено 12 аскари. Несмотря на то, что, по заслуживающим доверия сообщениям туземцев, поблизости находился главный бельгийский лагерь, силой в 200 аскари, представлялось возможным уменьшить число наших войск у Руссисси, чтобы усилить другие пункты, так как условия для обеих сторон казались неблагоприятными для наступления.

У Руссисси остался майор фон-Ланген с отрядом Урунди и 14 резервной ротой.

На озере Танганайка капитан Циммер собрал в начале войны около 100 человек с «Меве» и около 100 аскари в Узумбаре; кроме того, он располагал в Кигоме несколькими вступившими в армию европейцами, а также примерно 100 аскари поста Урунди и из Руанды (от Винтгенса); так что общее количество составляло приблизительно 400 ружей.

22 августа 1914 года небольшой вооруженный пароход «Гедвиг фон-Висман», под управлением обер-лейтенанта флота Горна с «Меве» имел успешный бой с бельгийским пароходом «Делькоммун». Однако, как позднее выяснилось, «Делькоммун» не был окончательно приведен в негодность. Командир «Меве», капитан флота Циммер, после уничтожения своего судна, взорванного в августе 1914 года, отправился со своей командой в Кигому. Пароход «Кингани», а также несколько более мелких судов, были перевезены по железной дороге из Даресалама и спущены на озеро Танганайка. Затем эти суда капитаном флота Циммером были вооружены и приспособлены к боевой службе. Он поставил также на плот 9-см. морское орудие и обстрелял некоторые из крупных бельгийских береговых станций. Самую Кигому он сильно укрепил и превратил в опорный пункт для ведения озерных боевых операций на озере Танганайка.

Отряд из Бисмаркбурга, силою в полуроту, совместно с вооруженными небольшими пароходами «Гедвиг фон-Висман» и «Кингани» отбросил 20 ноября 1914 года в кустарнике западнее Бисмаркбурга бельгийскую роту и захватил четыре 11-мм. пулемета, а также 150 кг. телеграфной проволоки. Последняя была использована для удлинения телеграфной линии Килосса—Иринга до Нейлангенбурга, что было настоятельно необходимо в военном отношении. [91]

В начале октября попытка окончательно разрушить бельгийский пароход «Делькоммун», находившийся у Бараки на западном берегу озера, кончилась безуспешно. После вторичного обстрела 23 октября 1915 года команда «Гедвиг фон-Висман» напала врасплох на бельгийский пост у Тембве и взяла пулемет. Были убиты бельгийский офицер и 10 аскари, а тяжело раненый бельгийский офицер и один англичанин попали в плен. Мы потеряли одного аскари убитым, одного аскари тяжело раненым, и один европеец, умер от ран.

В марте 1915 года бельгийцы произвели массовые аресты в Убвари, население которого относилось к немцам дружелюбно, и повесили несколько жителей.

Судя по перехваченным переговорам по радио-телеграфу, бельгийцами на Танганайке была в июне закончена постройка нескольких судов, и велись работы по постройке нового парохода «Барон Данис». С нашей стороны, 9 июня 1915 года был готов пароход «Гетцен» и передан армии. Он оказал ценные услуги при войсковых перевозках на озере Танганайка. У Бисмаркбурга местные полицейские части под командой дельного управляющего округом, лейтенанта резерва Гауна, вошли в состав колониальных войск. Начались незначительные стычки на неприятельской территории, и в этом районе также удалось в общем удержать неприятеля в известном расстоянии от границы.

Только в начале февраля 1915 года несколько сот аскари противника вступили в Аберкорн, и часть их проникла в окрестности миссии Мвази, но потом они снова отошли.

Затем в середине марта войска под командой лейтенанта Гауна были атакованы в лагере у горы Кито англо-бельгийским отрядом. Лейтенант Гаун был тяжело ранен и попал в плен, а несколько аскари было убито. Обер-лейтенант Оман был выделен из 5 роты капитана Фалькенштейна (в Нейлангенбурге) вместе со взводом, который позднее развернулся в роту, и прикрывал немецкую границу в районе Мбози. Здесь в феврале 1915 года неоднократно производил нападения на немецкую территорию отряд в несколько сот человек. В конце марта было получено сообщение о появлении в Коронге европейских частей неустановленной численности, а в Фифе и в других пунктах границы — около 800 человек. Неприятель, по-видимому, готовился к нападению. Его разъезды появлялись в районе Итаки, а в начале [92] апреля были получены донесения, что Китута на южном берегу озера Танганайки укреплена бельгийцами. Майору фон-Лангену, который после выздоровления от своей тяжелой раны (он потерял глаз) действовал у Руфиджи, было поручено ведение операций в знакомом ему районе Бисмаркбург—Нейлангенбург. Кроме своей прежней 5 полевой роты, находившейся у Ипианы и в районе Мбози, ему были еще подчинены отряд Бисмаркбурга, силой около роты, и три роты, переброшенные от Кигомы и Даресалама. Во время перевозки их по озеру к Бисмаркбургу восточнее последнего произошло несколько успешных столкновений наших патрулей с неприятельским летучим отрядом силой от 50 до 250 человек.

Майор фон-Ланген 7 мая 1915 года собрал у Мвази 4 роты; расположенный здесь бельгийский отряд отошел. 23 мая патруль обер-лейтенанта фон-Дебшица отбросил назад бельгийскую роту, которая потеряла убитыми 2 европейцев и 6 аскари. 24 мая майор Ланген получил приказ перейти с тремя ротами к Нейлангенбургу в предвидении ожидаемого там, на основании донесений, наступления. Командование в районе Бисмаркбурга принял генерал Вале. Он 6 июня прибыл в Кигому и сосредоточил у Бисмаркбурга реорганизованный в 29 полевую роту отряд последнего и переброшенные из Даресалама 24 полевую роту и полроты европейцев.

28 июня генерал Вале с 2 1/2 ротами атаковал ферму Ирихо, но прекратил бой, когда выяснил, что эту крепкую позицию нельзя взять без артиллерии. У нас было убито 3 европейца, 4 аскари и ранено 2 европейца, 22 аскари. Генерал Вале был усилен 2 ротами из Нейлангенбурга.

25 июля 1915 года генерал Вале с 4 ротами и 2 орудиями 73 года осадил у Ирихо сильно укрепившегося противника. Попытки противника со стороны Аберкорна освободить гарнизон Ирихо были отбиты, но 2 августа 1915 года осада была снята, так как с наличной артиллерией нельзя было достигнуть успеха. Генерал Вале отправился с 3 ротами в Даресалам. 29 рота осталась у Ирихо, 2 орудия — в Кигоме.

19 июня лежавший на берегу у Китуты пароход «Сесиль Родс» был «Гетценом» утащен и потоплен.

В течение сентября и октября происходили постоянные стычки патрулей на границе у Бисмаркбурга, бельгийцы опять получили подкрепление со стороны Аберкорна. 3 декабря было установлено, [93] что укрепления Ирихо оставлены и разрушены противником. Обер-лейтенант Франкен 6 декабря обстрелял 100 ружьями и одним пулеметом новый форт, построенный северо-восточнее Аберкорна, при чем, по-видимому, нанес неприятелю потери.

Мелкие морские суда англичан, за движением которых через Елизабетвиль—Букаму мы давно следили, 22 октября 1915 года достигла Лукугской железной дороги. Перехваченные документы, в которых говорилось, что на немцев готовится неожиданное нападение на озере Танганайке, навели меня на мысль, что нам здесь придется иметь дело с особо устроенными маленькими судами, снабженными, быть может, минами. Таким образом, дело шло об очень серьезной угрозе нашему господству на озере Танганайке, которая могла иметь решающее влияние на весь наш план ведения войны. Происходившие одновременно с этими приготовлениями передвижения неприятельских войск в направлении к озеру Киву и к Аберкорну показывали, что операции на озере будут тесно связаны с задуманным наступлением на суше. Чтобы разбить неприятеля по возможности во время его сосредоточения, капитан Шульц 27 сентября 1915 года напал у Бувунги на бельгийцев и нанес им тяжелые потери.

Пароход «Кингани» в ночь на 29 октября напал на бельгийскую телеграфно-строительную колонну и взял кой-какую добычу. У устья реки Лукуги было установлено движение железнодорожного поезда. «Кингани» не вернулся с разведки к устью Лукуги и погиб. Судя по перехваченным бельгийским радиограммам,. 4 европейца и 8 цветных были убиты, а остальные взяты в плен. Очевидно, благоприятный момент, чтобы помешать неприятельским приготовлениям на озере Танганайке, был упущен.

9 февраля 1916 года в славном бою пошел также ко дну и старый «Гедвиг фон-Висман».

На озере Ниасса немецкий пароход «Герман фон-Висман», который ничего не знал о начале войны, был застигнут врасплох 13 августа 1914 года английским правительственным пароходом «Гвендолин» и уведен

Капитан фон-Ланген со своей расположенной в Массоко близ Нейлангенбурга 5 полевой ротой атаковал 9 сентября 1914 года английскую станцию Карунгу. В бою против занимавших укрепленную позицию англичан капитан фон-Ланген был тяжело ранен. Оба офицера роты были тоже тяжело ранены и [94] попали англичанам в плен. Немецкие унтер-офицеры и аскари сражались храбро, но должны были признать, что они ничего не могут поделать против укреплений противника, и поэтому прекратили безнадежный бой. Было убито свыше 20 аскари, погибло несколько пулеметов и легких орудий. Из Иринги и Убены кружным путем прибыли на поддержку две роты. Было также призвано несколько сот вспомогательных воинов племени Вахе. Постепенно выяснилось, что неприятель также понес тяжелые потери. Он избегал крупных предприятий против округа Нейлангенбурга, так что эта плодородная и очень важная для нас в продовольственном отношении область оставалась за нами в течение полутора лет.

Позднее наша 5 рота у Нейлангенбурга снова продвинулась своими главными силами ближе к границе к миссии Ипиана. 2 ноября 1915 года на реке Луфире произошел бой передовых постов, и в пароход «Гвендолин» на озере Ниасса попало нескольких наших снарядов.

В начале декабря 1914 года севернее Каронги, у реки Сонгве, происходили стычки патрулей. Главный врач, доктор Готгейн, вернувшись в начале мая 1915 года из английского плена, рассказывал, что в первом бою у Каронги 9 сентября 1914 года неприятель потерял убитыми 6 европейцев и 50 аскари, тяжело ранеными 7 европейцев и свыше 50 аскари. Англичане вели деятельный шпионаж, в особенности через «вали» (туземного чиновника) управления в Сонгве.

На границе в мае 1915 года произошло несколько благоприятных для нас столкновений. Дождливый период затянулся, так что южную часть округа Нейлангенбурга можно было считать до конца июня обеспеченной от нападения.

В июне 1915 года, когда прибыл майор фон-Ланген со своим подкреплением, вопреки ожиданию дело не дошло до серьезных боев. Время было использовано, чтобы разрушить телеграфную линию на английской территории и установить телеграфную линию в нашей области в направлении на Убену. В августе тоже не подтвердилось известие о планомерном неприятельском наступлении. Только 8 октября в Фифе прибыли более сильные части противника — европейцы и аскари. На этом участке границы также происходили многочисленные мелкие стычки. К концу года было установлено прибытие новых подкреплений также и у [95] Икавы Капитан Ауман отбил там 23 декабря 1915 года нападение неприятельского отряда примерно в 60 европейцев с 2 пулеметами. У озера Ниасса можно отметить только незначительные столкновения. 30 мая англичане высадили у гавани Сфинкса 30 европейцев и 200 аскари с 2 орудиями и 2 пулеметами. Они понесли потери от огня наших 13 ружей и 1 пулемета, по-видимому более чем 20 человек, и ушли, разрушив остов «Германа фон-Висмана».

(пер. ??)
Текст воспроизведен по изданию: Пауль Эмиль фон Леттов Форбек. Мои воспоминания о Восточной Африке. М. Военный вестник. 1927