АНДРЕЙ БЕЛЫЙ (БУГАЕВ Б. Н.)

АФРИКАНСКИЙ ДНЕВНИК

Злосчастная судьба счастливой книги.
К истории путевых записок Андрея Белого.

«Кто может пожертвовать месяцы времени, кто не боится моря, кто любит искусство и природу, тому советую последовать моему принципу: сесть на пароход в Одессе, остановиться в Константинополе и посмотреть Св. Софию, зайти потом в Афины и несколько познакомиться с их классическими развалинами; оттуда итти далее до Сицилии, высадиться в Палермо, съездить в Монреале и Джирджента и снова переплыв море, в Неаполе окончить эту небольшую, но полную впечатлений прогулку», ¹ — этим немудреным и нелукавым советом начал когда-то свои походные заметки русский турист XIX в. Они увидели свет в год, когда родился Борис Николаевич Бугаев, которого мир знает как Андрея Белого, — мир все еще полнее и лучше знает, чем его родина. В 1910 г. Андрей Белый решил совершить очень похожее путешествие — в Сицилию, к Палермо и Джирдженти (как нужно было бы писать и в прошлом веке, да не так написалось цитированному автору). Правда, Белый ехал туда поездом, так же собирался и возвращаться, это потом послушливость стечениям обстоятельств (или судьбе?) заставила его плыть на Одессу пароходом, только заход в Афины не состоялся.

И собрался Белый на юг Италии не по искусство и природу. Было еще проще. Писателю крайне необходимы были отдых и покойное место для сосредоточенной работы. Он был измучен — тяжкими житейскими бурями, своим темпераментом полемиста, вулканической литературной деятельностью. А тут друг и меценат-издатель предложил достаточный аванс, на который решено было на полгода снять дом под Палермо, чтобы жить уединенно и трудолюбиво. Рядом с писателем была невенчанная жена — Ася Тургенева. Он был впервые в жизни счастлив, по крайней мере, близок к счастью.

Дома, который рисовался из Москвы по рассказам знакомца, незадолго перед тем возвратившегося с Сицилии, не нашлось; нужно было определяться в пространстве. Чем дальше вниз по Италии спускался Белый, тем явственнее ему звучали следы восточной — древней и средневековой — культуры, знаки ее влияния на итальянскую, европейскую.

Сначала Белый перебирается в Тунис, где и находит себе пристанище в мавританской деревушке. И пишет в Москву: «Африка манит» ². Грезится дорога на юг, через пустыню — в Черную Африку. Но побеждает другое: «Часто с Асей мы говорим, что Сахара от нас так недалеко (всего несколько сот верст); Тунисия с юга на фоне пустыни; и фон пустыни здесь слышен — здесь среди фиников, цветов, оливок и пальм. И в пустыне поднимается зов... Я слышу — я помню — я узнаю... свое далекое прошлое: я ведь родом из Африки (так говорят про меня теософы); родина моя Египет; и душа просится в Египет, родину», — писал Белый М. К. Морозовой из Туниса ³.

Средиземным морем путешественники добрались до Александрии, оттуда в Каир, к пирамидам и сфинксу. Потом — Святая Земля и возвращение морем в Россию на Одессу.

Издательский аванс писатель должен был покрыть из гонорара за роман, имевший быть написанным в Средиземноморье (речь шла об исполнении замысла второй части Серебряного голубя» — будущем знаменитом «Петербурге»). Кроме того, предполагалось, что Белый будет посылать в несколько газет путевые очерки, как еще говорили тогда, «фельетоны». Но творческие планы изменились, роман «не пошел».

Вот как сам Белый осмыслял это в приводившемся уже письме к М. К. Морозовой: Милая, милая, до чего хороша Африка; как славно все кругом вглядывается в меня, говорит мне без слов. После многих лет нервничанья впервые здесь отдыхаю. Странно даже как-то весенняя нега, птицы, цветы; и цветы-арабы. <...> Я счастлив: Ася с каждым днем вырастает для меня; все больше и больше ее люблю, все более и более привязываюсь к ней; и мне кажется, что мы с ней не расставались... Вот только одно трудно: не могу писать „Голубя“. Откладываю до лета. Как можно писать, когда весна, цветы [328] и теплый отдых после многих лет страданья впервые приходят. Писать „Голубя“ значит мучительно отрываться от ей Богу! — заслуженного отдыха и глядеть мимо счастья в мрачные души бездны <...> И я прав перед собой и Асей, что не хочу первые месяцы нашей совместной жизни омрачать „Голубем“... Пишу книгу „Путевые заметки“, отрывки которой должны печататься в газетах; так думаю я пока реабилитироваться перед „Мусагетом“. А потом, по возвращении из заграницы пишу „Голубя“». Тут можно бы и прервать, достаточную в наших ближайших видах, цитату; можно было и прежде; но жаль, потому что пропадет удивительное завершение образа, важное не пустяшной антибуржуазностью (исторический опыт показал, что «какой-нибудь буржуй» — понятие не классовое, а общечеловеческое). Здесь безжалостное и беззащитное свидетельство художника о муках творчества: «Нужно написать за это время шестьдесят фельетонов, работа порядочная, но... неомрачающая моего счастья; ведь после каждой главы „Голубя“ (пока писал) почти нервно заболевал; а теперь, когда читают „Голубя“ и хвалят „беспутного декадента“ Белого, у Белого есть чувство... некоторой досады: может быть, нужно сжечь свои нервы до тла, чтобы какой-нибудь буржуй сказал: „Знаете ли... тут что-то есть...“».

Белый выбрал часть благую: «Перед второй частью „Голубя“ я, как автор, злюсь: ведь и вторая часть мне испортит ряд месяцев здоровья; и хоть в Африке, среди цветов и тепла, я хочу себя почувствовать здоровым и тихим. Пишу „Путевые заметки“...» ⁴.

Белый послал в Москву фельетоны — а газеты, опубликовав пяток, отказались от продолжения. Не «буржуазная», а газетная культура отказалась от них. И не потому, что фельетоны были плохи, а потому, что они пришлись не ко времени, газеты в этот момент подавали читателю другие интересы. Еще в путешествии поэтому сложилось намерение издать фельетоны отдельной книгой все в том же «Мусагете», оплатившем счастливое странствие. Не удалось. Первую часть очерков Белый напечатал в журнале «Современник» — но только первую ⁵. Намечалось издание в «Сирине» — культурном русском издательстве, созданном сахарозаводчиком М. И. Терещенко с сестрами, чтобы поддержать лучшую русскую словесность своего времени; там увидел свет «Петербург» Белого, собрания сочинений Брюсова, Сологуба, Ремизова, шли переговоры с Блоком, Вячеславом Ивановым. Но началась война, и Терещенко, продав заводы, закрыв издательство, все средства и энергию направил на помощь фронту. Путевые очерки Белого оказались без издателя.

29 мая 1919 г. Белый писал А. Е. Грузинскому, представлявшему издательство, в котором должна была появиться, наконец, книга африканских впечатлений: «<...> перерабатываю пока что 1-ую часть «Заметок», думаю отсрочить отъезд в Москву до июля: может быть, это задержит Вас со второй частью «Заметок», но зато я основательно подчищу эти «Заметки»; они некогда писались быстро, частью во время пути, частью потом; я старался быть «кодаком» и нащелкать ряд моментальных снимков, чтобы потом проявить памятью; и теперь вижу, что ретушь необходима; но я к июлю проработаю все» ⁶.

Однако дело с изданием катастрофически затянулось. Лишь в 1922 г. разом в двух издательствах вышли очерки Белого — в «Московском книгоиздательстве писателей» и в московско-берлинском «Геликоне». И там, и там — вышел только первый том! Что это будет так — стало ясно еще в 1921 г., если не ранее, о чем мы читаем в кричащем письме Белого А. М. Кожебаткину, владельцу издательства «Альциона», а когда-то — секретарю «Мусагета», которому Белый слал фельетоны из Италии и Африки: «Дорогой Александр Мелентьевич, в виду того, что моя мама голодает, а я вынужден служить и писать ночью, в виду того, что 2 том «Путевых заметок» балластом лежит (а я мог бы их продать заграницу за миллионы: мне платят в Латвии 500 000 за художественный печатный лист), в виду потери рукописи, на которую я рассчитывал, я вынужден отдать «Звезду» в Государственное издательство Ионову, за которую уже получил 200 000 предварительного аванса. Я ждал 2½ года появление в свет совершенно готовой к печати книги, но ты ее не издавал, предпочитая издавать имажинистов и все же выпуская книги. Поэтому и считаю вправе поступить так, как поступил, т. е.: я сказал Ионову, что уведомляю тебя о передаче ему книги, — и прошу тебя «Звезду» не выпускать вовсе, тем более, что ты ее не собирался выпускать 2½ года. [329]

Я не сомневаюсь, что Ты поймешь меня: мое право бороться за то, чтобы имя А. Белого по каким-то издательским соображениям не уливалось в бездонный колодезь издательских подвалов.

Если я не нужен Тебе, то я нужен России и Европе, меня обступают предложениями из заграницы — и просьбой переводить рукописи, которые, как «Путевые заметки», почиют в подвалах книгоиздательства. Остаюсь с дружеским приветом. Б. Бугаев» ⁷. Второй том путевых очерков осел в издательских архивах. Вероятно, долгие годы рукопись книги хранилась в издательстве «Север», кооперативном наследнике блистательной фирмы «М. и С. Сабашниковых», который жалко влачил в тридцатые годы славу русского книгоиздательства ⁸.

Уже в поздние советские годы писатель предлагал издательству «Федерация» среди прочих своих мало кому приемлемых рукописей под первым номером: «<...> у меня имеется следующий материал книг: 1. Описание «Тунисии и Египта», долженствовавшее составить II том «Офейры» («Путевые заметки»), вышедшей в виде I тома в «Книгоиздательстве писателей» в Москве в 1922 г.; второй том не вышел. Он представляет собою самостоятельное единство; слегка ретушью автора он мог бы образовать отдельную книгу; ее ударная часть «Египет» (с этнографическим и историческим материалом); в рукописи до 12 — 13 печатных листов» ⁹. «Федерация» оставила без внимания это предложение. Впечатления 1910-1911 гг., дореволюционные, из другого мира, были не нужны, если не подозрительны. Издательство предпочло выпустить в свет новые путевые записки Белого — «Ветер с Кавказа». С «Африканским дневником» мог познакомиться редкий человек, допускавшийся к чтению архивных материалов ¹⁰.

Только сегодня впервые вторая часть «Путевых заметок» Андрея Белого оказывается в руках обычного читателя.

Комментарии

1. Вышеславцев А. В. Между храмов и развалин. — Русский Вестник, 1880, янв., с. 5.

2. ГЛМ, ф. 7, оп. 1, ед. хр. 33, л. 37.

3. ГБЛ, ф. 171, карт. 24, ед. хр. 16, л. 4 об.

4. Подробнее см.: Путешествие на Восток: Письма Андрея Белого. (Публ., вступ. ст. и комм. Н. В. Котрелева.) Восток — Запад: Исследования; Переводы; Публикации. М., 1988, с. 143 — 176.

5. См. библиографию публикаций в периодике: Русские советские писатели. Поэты: Библиографический указатель. М., 1974, т. 3, ч. 1. Безыменский — Благов. С. 139 — 140. Сверх того: Двадцать две Франции. — Голос России, 1922, 4 июня (№ 982); Али Джалюли (Из африканских впечатлений). — Дни, 1922, 3 дек. (№ 30); Sigu Бу-Саид (Из африканских впечатлений). Там же, 10 дек. (№ 36).; Из египетских воспоминаний: 1. Арабская уличка. 2. Толпа. 3. Нил. 4. Зори Египта. Там же, 1923. 1 апр. (№ 128); Кайруан. — Воля России. Прага, 1923, № 1.

6. ЦГАЛИ, ф. 126, оп. 2, ед. хр. 2, л. 1.

7. ЦГАЛИ, ф. 53, оп. 3, ед. хр. 11, л. 27. Копия. — Письмо не датировано: написано, очевидно, до отъезда Белого за границу 20 октября 1921 г. В письме упоминается сборник стихотворений Белого «Звезда», выпущенный Государственным издательством в 1922 г.

8. Рукопись зарегистрирована в издательстве при инвентаризациях портфеля в 1931 г. (ГБЛ, ф. 261, карт. 10, ед. хр. 2, л. 1) и в 1933 г. (там же, ед. хр. 3, л. 1). Ныне в издательском архиве ее нет, судьба этого экземпляра нам неизвестна.

9. ЦГАЛИ, ф. 53, оп. 6, ед. хр. 21, л. 7.

10. «Гранки», по которым дается текст «Африканского дневника» ниже, а также рукописи и корректурные оттиски других частей «Путевых заметок» были предметом переписки Белого с В. Д. Бонч-Бруевичем в 1932 — 1933 гг., когда шла речь о передаче архива писателя Литературному музею (См.: Воронин С. Д. Статья В. Д. Бонч-Бруевича «Архив Андрея Белого». «Археографический ежегодник за 1984 год». М., 1986, с. 275).

В 1984-1985 гг. до меня доходили слухи, что неизвестный мне человек случайно на чердаке дома наткнулся на остатки архива «Книгоиздательства писателей в Москве» и что среди прочих материалов им обнаружена рукопись «Путевых заметок» Белого. Однажды этот человек позвонил и мне, предлагая эту рукопись приобрести за очень крупную сумму, каковой я располагать не мог, она во много раз превышала и обычные мизерные цены, которые назначают советские архивы за автографы даже крупнейших писателей. Некоторое время спустя ко мне обратился человек, предъявивший удостоверение сотрудника уголовного розыска. Он попросил консультацию: сколько может стоить рукопись «Путевых заметок» за рубежом. Я получил от него подтверждение догадке, что речь идет именно о новонайденном оригинале. Следователь предъявил мне несколько страниц ксерокопий — это были рукопись и гранки с густой правкой Андрея Белого, почерк писателя опознавался без сомнения. Следователь явно хотел от меня указания, что на западном аукционе эти материалы пройдут по баснословной цене. По разным соображениям я не мог поддержать такого прогноза. И напротив, услыхав, что угрозыск интересуется всей историей исключительно из предположения, что обладатель рукописи может попытаться переслать ее за границу, — я энергично запротестовал против самого факта следовательской активности из одного лишь превентивного подозрения. Обладатель удостоверения, поблагодарив меня за консультацию, удалился. Продолжения истории не знаю. Но предъявленные мне ксерокопии восходили к очень важной версии авторского текста, возможно, более поздней, чем публикуемая ниже.