АЛЖИР И ФРАНЦИЯ В XVI ВЕКЕ: НОВЫЙ ДОКУМЕНТ О ЯНЫЧАРСКОМ МЯТЕЖЕ 1557 ГОДА

Наши знания об истории Алжира в XVI в. поневоле ограничиваются источниками неалжирского происхождения. Отдаленное владение Османской империи, Алжир не был настолько упорядоченным политическим образованием, чтобы обзавестись собственными летописцами, не говоря уже об архивохранилищах. До 1560-х годов нельзя рассчитывать и на Стамбульский государственный архив, где регистры важнейших решений Дивана открываются лишь актами 1559 г. Основным источником и единственным связным повествованием по истории Алжира того времени является сочинение испанского священника Диего де Аэдо "История королей Алжира". "Королями" европейцы называли алжирских пашей, поскольку их сюзерен - турецкий султан - приравнивался к императору.

Материал для книги Аэдо собирал по расспросам в алжирском плену, где он находился в конце 1570-х - начале 1580-х годов. В ней, в частности, имеется свидетельство о мужественном поведении другого пленника-испанца, Мигеля Сервантеса. Вернувшись из плена, аббат Диего в 1612 г. издал в Вальядолиде на испанском языке две работы, посвященные Алжиру: "Историю королей" и "Топографию и общую историю Алжира" ¹. В конце XIX в. полный перевод на французский язык с редкого издания первой книги Аэдо был опубликован в издававшемся в Алжире журнале "Ревю африкэн" ². Основанный на устных свидетельствах, собранных через много лет после событий, труд Аэдо, описывающий историю Алжира с 1516 по 1581 г., естественно, нуждается в проверке, особенно в том, что касается хронологии.

Найденный мною уникальный документ по истории Алжира того времени хранится в Российском государственном архиве древних актов в составе "коллекции Ламуаньона" (ф. 81, т. 53, л. 63-64). Эта коллекция представляет собой очень большой фрагмент ведомственного архива французского государственного секретаря в 1547-1560 гг. Жана Дютье, ведавшего, в частности, перепиской с Турцией, а следовательно, и сношениями с Алжиром ³. В середине XVII в. эти письма принадлежали французскому эрудиту Гийому Рибье, подготовившему на основе фонда Дютье обширную двухтомную публикацию документов ⁴. Включенные в это издание документы в основном отсутствуют в коллекции Ламуаньона. Это объясняется тем, что сама эта коллекция составилась из писем, которые Рибье счел "бесполезными" (его излюбленная помета) для своей публикации. В большую груду отбракованных им документов попали и те экземпляры писем, отобранных для публикации, которые подверглись сильной [73] редакционной правке, с изъятием нежелательных фрагментов; по этим экземплярам мы можем судить о методах работы Рибье как публикатора. Отбракованные документы коллекции Рибье были приобретены первым президентом Парижского парламента в 1658-1677 гг. Гийомом Ламуаньоном, давшим имя московской коллекции ⁵.

В двухтомнике Рибье материалы о франко-алжирских сношениях отсутствуют. Такой сюжет представлялся ему особенно нежелательным, он решительно вычеркивал из публиковавшихся писем все относящиеся к этой теме фразы и абзацы, а письма, целиком посвященные Алжиру, не имели никаких шансов пройти через его цензуру. Его легко можно понять. Конечно, и сам факт франко-турецкого союза, направленного против других христианских государств, нуждался в оправданиях, но этот факт, попросту отрицавшийся французскими дипломатами в XVI в., столетием спустя был уже слишком хорошо известен и его можно было объяснить прагматическими соображениями: в конце концов союз христианнейшего короля и падишаха был союзом государя с государем. Иначе обстояло с прямыми франко- алжирскими связями: слишком скандальным выглядело покровительство Франции алжирским корсарам, от которых и во времена Рибье страдали попадавшие в плен и рабство моряки, купцы и просто жители побережий Испании, Италии и самой Франции. Тем важнее для изучения франко-алжирских контактов отвергнутые Рибье документы, вошедшие в коллекцию Ламуаньона. Вот примеры информации, которой он не стал смущать читателей.

В письме французского посла в Стамбуле Г. д'Арамона королю Генриху II от 15 декабря 1550 г. Рибье опустил обширный фрагмент, где речь шла о прибытии в Стамбул гонца от паши Алжира Хасана ибн-Хайреддина, просившего султана о помощи против соседнего Марокко. Д'Арамон поспешил сразу же предложить алжирцу свое покровительство перед султаном, заверяя в том, что неоднократно получал от своего короля указания помогать алжирцам, как его собственным французским подданным. После этого переговоры алжирского представителя с Портой благодаря помощи французского посла увенчались успехом ⁶.

В следующем, 1551 г. Д'Арамон, ездивший к своему двору за инструкциями, возвращался в Стамбул морем с заездом в Алжир. С дороги он послал королю два больших письма. Одно из них, посланное с Мальты, было выгодно для целей Рибье (из него следовало, что французский посол не натравливал турецкий флот на принадлежавший мальтийским рыцарям Триполи), и он его опубликовал. Письмо из Алжира от 28 июля 1551 г. ⁷ было забраковано, несмотря на всю его колоритность. Посол остался недоволен тем, как принял его алжирский паша Хасан, который ничего не стал отвечать на письма Генриха II, хотя представитель французского короля и внушал ему, что он может больше полагаться на его государя, чем даже на султана. Хасан-паша мыслил узко практически. Поставленный перед необходимостью выплатить долг великому везиру Рустему, срочно доставив ему добычу от корсарского промысла, он даже отказался удовлетворить просьбу д'Арамона об освобождении около 200 французских невольников, зато сам в своих просьбах доходил до такой назойливости, что домогался передачи ему части вооружений с галер, сопровождавших посла в Турцию. Отказав в этом, Д'Арамон стал подвергаться различным притеснениям. Письмо наполнено колоритными подробностями о жизни в Алжире, с характерной для этого города анархией корсарской вольницы. Тем не менее Д'Арамон все же советовал королю оказать помощь Хасану в вооружении его флота, хотя и высказывал мимоходом мысль о том, что Франция могла бы захватить Алжир,

5 Моя первоначальная гипотеза состояла в том, что тома коллекции Ламуаньона вообще никогда не принадлежали Рибье, что Ламуаньон самостоятельно приобрел другие фрагменты сильно раздробившегося архива Жана Дютье. Работа по составлению полного каталога коллекции заставила отказаться от этого предположения. Новая точка зрения будет изложена мною в специальной статье в "Археографическом ежегоднике". [74] дабы обменять его на что-нибудь равноценное с императором Карлом V. Недовольство французского посла алжирским пашой было принято во внимание султаном Сулейманом, вскоре заменившим Хасан-пашу известным турецким флотоводцем Салах-раисом, - шаг тем более знаменательный, что Хасан был сыном самого Хайреддина Барбароссы, передавшего завоеванный им Алжир под власть Османской империи; таким образом, Хасан имел власть над Алжиром как бы по наследству от своего славного отца.

Столь же "бесполезным" счел Рибье и письмо от 14 июля 1552 г. ⁸ к губернатору Прованса графу Танду из Алжира от кавалера Карло Альбицци, ездившего к новому паше со специальной миссией наладить взаимодействие между французским и алжирским флотами в начавшейся войне Франции против Испании и Священной Римской империи. Альбицци был очень доволен приемом у Салах-раиса, принявшего французские предложения и даже выразившего желание лично прибыть со своими галерами на стоянку в Марсель. Генрих II счел за лучшее уклониться от этого скандального визита, но ответил на посланное ему письмо "короля Алжира" (к сожалению, у нас отсутствующее) личным любезным письмом от 8 августа 1552 г. ⁹

Дошло до того, что новый посол в Стамбуле М. Кодиньяк в письме к Генриху II от 25 ноября 1555 г. стал развивать такую идею: нужно, чтобы алжирский паша признал, что французский король является его покровителем "в той же или даже большей мере, чем султан" ¹⁰.

Особенно сильно препарировал Рибье письмо преемника Кодиньяка в Стамбуле Ж. де Лавиня к Генриху II от 21 апреля 1557 г. ¹¹, которое в его публикации оказалось сокращенным более чем наполовину. Де Лавинь прибыл к султанскому двору с обычной просьбой о соединении турецкого флота с французским для совместных действий против испанцев и их союзников в Западном Средиземноморье. Сулейман, не желая оставлять без прикрытия воды Эгейского моря, в предоставлении флота в этот раз отказал. На этом и кончается в опубликованном Рибье тексте рассказ о судьбе демарша, и читатель не узнает, что известных результатов де Лавинь все-таки добился: ему удалось выпросить у султана письма к паше Алжира Мехмеду Текелерли и правителю Триполи Тургут-раису с приказом оказать Франции содействие их флотом. Посол придавал большое значение своему успеху и даже считал, что прямое, без оговорок о сроке, использование корсаров предпочтительнее, чем предоставление французам султанского флота всего на одно лето - ведь оставлять свой флот на зимовку в Западном Средиземноморье Порта постоянно отказывалась. "И думается мне, - писал де Лавинь Генриху II, - Вас не должно смущать, что они грабят, забирая все что плохо лежит, потому что и флот султана грабит не меньше, все они корсары" ¹². Однако французам не удалось воспользоваться новой возможностью - помешал янычарский бунт в Алжире в апреле 1557 г., низвержение и убийство паши Мехмеда Текелерли. Именно об этом эпизоде истории Алжира повествует публикуемый ниже документ из коллекции Ламуаньона.

Но сначала остановимся на внутреннем положении Алжира и событиях, непосредственно предшествовавших янычарскому мятежу.

Верховную власть султана в Алжире представлял паша, назначавшийся из Стамбула и легко сменявшийся. В его распоряжении находился янычарский корпус, состоявший как из турок, так и из перешедших в ислам христиан-ренегатов, под командой янычарского аги и галерный флот, капитаны которого (раисы) активно, часто на свой страх и риск, занимались прибыльным корсарским промыслом. Янычарский корпус делился на полки, чьи полковники (каиды) были комендантами наиболее [75] крупных крепостей, где стояли на квартирах их части. Вассальные арабо-берберские владетели поставляли вспомогательные отряды, особенно кавалерию. Если паша умирал на своем посту, янычары во избежание безвластия имели право избрать из каидов его временного заместителя - халифу, который должен был беспрекословно передать власть новому, прибывшему из Стамбула паше. Для Порты халифы были функционерами низшего ранга по сравнению с пашами, и случаев назначения новым пашой избранного халифа не было. Европейцы же не придавали особого значения различию между пашами и халифами, именуя "королями" и тех, и других.

Ренегатами становились многие попавшие в плен христиане, которых переход в ислам спасал от тяжкой участи галерного раба. Некоторые ренегаты делали большую карьеру, если их принимали под свое покровительство влиятельные военачальники или раисы, для Аэдо само слово "ренегат" превращается в синоним понятия "клиент" ("ренегат такого- то"). Многие каиды были ренегатами, о чем свидетельствуют их прозвища, заменявшие фамилии: Корсо - корсиканец, Сардо - сардинец и т.п. Турецкий государственный строй открывал "рабам султана" возможности карьеры, не зависевшие от их сословного происхождения, и это делало путь ренегатства привлекательным для энергичных выходцев из низов в странах христианского Средиземноморья.

Алжирский паша должен был лавировать между двумя соперничавшими группировками, действовавшими на разных направлениях внешней экспансии: янычарами и корсарами. Последние были богаче, и янычары постоянно добивались, чтобы раисы брали их в свои экспедиции, тогда как моряков тяготила необходимость делиться с сухопутным войском доходами от добычи и раздражали янычарские требования помогать им в сборе податей с покоренного местного населения. Помимо выполнения этой задачи армия в 1550-х годах вела постоянную войну против объединивших Марокко шерифов Марракеша - потомков пророка Мухаммеда и предков современной королевской династии Марокко - и испанских крепостей на алжирском побережье, главной из которых был Оран.

В годы правления паши Салах-раиса (1552-1556 гг.) успешные действия на сухопутном фронте привели к росту престижа и претензий янычарского корпуса. Победоносный марокканский поход 1554 г. увенчался взятием богатого города Феса, огромной добычей и контрибуцией. В следующем, 1555 г. алжирская армия принудила капитулировать испанский гарнизон Беджайи - порта, которым испанцы владели почти полвека. Воодушевленный этими успехами, Салах-раис задумал полностью покончить с испанским присутствием в Алжире, взяв их последний оплот Оран. Он обратился к султану с просьбой прислать ему для этого в помощь дополнительный воинский контингент. Сулейман одобрил план паши, и в июне 1556 г. султанский флот из 40 галер прибыл к Алжиру. В это самое время 70-летний Салах-раис неожиданно умер.

Войско избрало халифой Хасана Корсо, очень популярного в армии героя марокканской кампании, ренегата-корсиканца 38 лет. План по взятию Орана решили осуществить, мусульманская армия обложила город, готовилась к штурму и была уверена в победе, когда гонец из Стамбула доставил приказ снять осаду: султан нуждался в галерах для борьбы с генуэзским флотом в Эгейском море. Каид Хасан подчинился, осада была снята, но раздражение в армии, лишившейся по непонятным ей причинам верной победы и добычи, оказалось слишком острым и вскоре привело к драматическим событиям.

Это произошло, когда в начале сентября 1556 г. стало известно о приближении султанской флотилии с новым пашой, турком Мехмедом Текелерли, алчность и свирепость которого были, видимо, всем хорошо известны. Сам Хасан Корсо был не слишком честолюбив и мог бы подчиниться - Аэдо дает ему хорошую характеристику как человеку "очень доброму, мягкому, приветливому и щедрому", к тому же лояльно относившемуся к христианам ¹³, - но негодование охватило весь янычарский корпус. Его руководство приняло дерзкое и беспрецедентное решение не принимать [75] назначенного султаном пашу и известить об этом Порту, требуя, чтобы новым пашой стал Хасан Корсо. Каидам Аннабы (ренегат-грек Мустафа) и Беджайи (отличившийся при взятии этого города Али Сардо), мимо которых должны были проплыть корабли Мехмеда Текелерли, были посланы инструкции не допустить высадки паши на берег, при необходимости открыв огонь из береговых батарей. Оба каида подчинились приказу и обстреляли султанский флот. Смирив гордость, Мехмед-паша проплыл мимо и в конце сентября стал на якорь у близкого к Алжиру мыса Матифу, причем местный гарнизон не ответил на его пушечный салют. Он, очевидно, не мог бы ничего сделать против мятежников, если бы не вмешались алжирские корсары. Раисы были очень недовольны решением армии, не видя смысла в противостоянии со Стамбулом. Притворившись, что поддерживают янычар, они добились того, чтобы им была поручена оборона порта и морских ворот, через которые и был впущен в город отряд Мехмед-паши. Застигнутые врасплох янычары не сопротивлялись. Хасан встретил пашу у дворца, заверяя его в том, что взял власть против своей воли. Но Мехмед-паша не знал жалости. Хасан Корсо был подвешен за ребро на крюк у городских ворот и, прежде чем умереть, три дня мучился. Каиды Аннабы и Беджайи были посажены на кол. Террор против янычар новый правитель сочетал с особым интересом к поискам их сокровищ. Острое недовольство им в армии быстро подготовило почву для нового бунта.

Дальнейшие события Аэдо описывает таким образом. Каидом расположенного у марокканской границы Тлемсена был молодой Юсуф, калабриец, клиент (ренегат) Хасана Корсо. Преданный погибшему патрону, он решил отомстить за его смерть. Он вступил в тайные сношения со столичными янычарами, в частности и с янычарским агой, и, удостоверившись в их поддержке, объявил своему полку о походе на Алжир. В это время в городе Алжире началась эпидемия чумы, и Мехмед-паша, спасаясь от заражения, выехал в пустынное место в пяти милях к западу от своей столицы, как раз по дороге на Тлемсен, где устроил для себя временную палаточную резиденцию. Это оказалось на руку отряду мятежников, который продвигался скрытно, причем для внезапности нападения Юсуф приказывал "привязывать к деревьям всех встречавшихся ему по дороге мавров" ¹⁴. Впрочем, Аэдо приводит и более правдоподобную версию (Тлемсен все же находится почти в 500 километрах от Алжира) о том, что мятежники вышли вообще не из Тлемсена, а из более близких мест, где они собирали налоги с арабских племен. Узнав о приближении враждебного отряда, паша бежал к Алжиру, но городские ворота оказались на запоре: янычары отказались укрыть от возмездия своего врага. Преследуемый по пятам, он бросился в горы, укрылся в бывшем жилище одного отшельника и в этом святом для мусульман месте был убит лично подоспевшим Юсуфом.

Вступивший в Алжир вождь мятежа был немедленно избран халифой. По словам Аэдо, он был очень умным и проявил "такую великую щедрость, какая только была возможна" ¹⁵. В первый же день он раздал войскам 10 тыс. золотых эскудо и продолжал делать это и в течение пяти следующих дней, так что за неделю его правления было роздано 60 тыс. золотых эскудо. Не нужно большой фантазии, чтобы представить себе эту ситуацию пира во время чумы - в самом прямом и трагическом смысле слова. Надо полагать, что обстановка янычарского разгула не способствовала соблюдению санитарных норм: через шесть дней после своей победы каид Юсуф заразился чумой и умер. Ему было всего 28 лет.

Может быть, это произвело отрезвляющее действие на войско - во всяком случае выбор нового халифа оказался вполне разумным. Им стал каид Милианы Яхья-бей, турок 47 лет, человек решительный и вместе с тем осторожный; ему и суждено было дождаться прибытия нового паши и спокойно передать ему власть. Все эти события Аэдо датировал декабрем 1556 - январем 1557 г. [77]

Эта датировка была пересмотрена, когда в 1871 г. в "Ревю африкэн" были опубликованы в переводе на французский язык копии двух документов, обнаруженных в Библиотеке генерального секретариата Алжирского губернаторства ¹⁶. Через несколько лет они были повторно напечатаны в том же журнале в составе другой публикации, с учетом их новых текстов, найденных в испанском архиве Симанкас ¹⁷.

Первый из этих документов - анонимная записка на итальянском языке, датированная так: "Табарка, 12 мая [1557 г.]". Табарка - островок у африканского берега (ныне в Тунисе) - принадлежал в то время генуэзской купеческой семье Ломеллини, которой он был подарен за одну услугу еще Хайреддином Барбароссой. Ломеллини занимались там доходным промыслом - ловлей кораллов. Записка содержит известия о только что произошедшем перевороте в Алжире, доставленные посетившим остров французским фрегатом, причем эта версия событий существенно отличается от изложенной у Аэдо. Согласно этой информации, центр заговора против Мехмед-паши находился не в Тлемсене или каком-либо янычарском лагере, а в самом Алжире. Когда паша "18 дней назад" выехал из города (он не бежал от чумы, а всего лишь поехал на воды полечить подагру), собрался Диван (совет каидов) янычарского корпуса, который, воспользовавшись отсутствием в Алжире отплывших на свой промысел корсаров, решил не впускать в город жестокого правителя. Действительно, когда обеспокоенный паша попытался вернуться, заговорщики закрыли перед ним ворота и объявили ему, что отказываются считать его своим "королем". Из всей его свиты в Алжир было позволено войти только янычарскому are каиду Мустафе. Мехмед же укрылся в небольшой мечети за городскими воротами. Узнав об этом, некий "корсиканский ренегат", бывший раб Хасана Корсо, предложил Дивану свои услуги, сказав, что его долг - отомстить за хозяина. Он отправился к убежищу свергнутого правителя с небольшим отрядом, преклонил перед ним колени, облобызал ноги и неожиданно нанес удар спрятанной под одеждой кривой саблей. В документе ничего не говорится о том, кого избрали халифой, даже не упоминается имя каида Юсуфа, а его роль убийцы играет некий человек, занимавший гораздо более низкое социальное положение, чем каид Тлемсена.

Эта записка очень заинтересовала испанцев, и уже 2 июля 1557 г. из далекого Лондона от короля Филиппа II к каиду Мустафе Арнауту было отправлено письмо, которое и является вторым из опубликованных в "Ревю африкэн" документов. Филипп находился тогда в английской столице в качестве мужа королевы Марии Тюдор. Он пишет, что узнал о смерти Мехмед-паши и об избрании Мустафы правителем Алжира, с чем его поздравляет; он уверен, что султан примет самые жесткие меры против участников переворота, а потому, пользуясь отъездом в Алжир некоего "брата Николае" для переговоров о выкупе пленных, предлагает через него каиду Мустафе свою помощь и покровительство.

Имя адресата этого письма оказалось неожиданным для публикаторов: у Аэдо ничего не говорится о халифе Мустафе. Они высказали предположение - у второго публикатора даже весьма уверенное, - что то был третий халифа, кроме Юсуфа и Яхьи, забытый информаторами Аэдо. Обнаруженный мною архивный документ не оставляет места для этой гипотезы. Ясно, что письмо было написано по инициативе испанского короля, а не в ответ на какое-либо послание новоизбранного халифы. О том, кто им был избран, Филипп ничего не знал и должен был исходить из крох информации, содержащихся в записке с острова Табарки, - а там было упомянуто о лояльном отношении мятежных янычар к их are каиду Мустафе (хотя он и явно не был инициатором восстания). Видимо, его и надо отождествить с Мустафой Арнаутом ("албанцем"). Выяснять истину не было времени, и письмо было написано "на случай": [78] если бы "брат Николао" по пребытии в Алжир обнаружил, что халифой избран не Мустафа, он не стал бы вручать это послание.

Информация, полученная Генрихом II, была гораздо более подробной. Когда Яхья-бей стал халифой, его первой задачей было умилостивить грозного султана, предотвратить новые кровавые репрессии, а для этого стоило привлечь к делу союзника Османской державы, столько раз заявлявшего о своей готовности помогать Алжиру. Так появился публикуемый ниже уникальный текст, единственный документ официального алжирского происхождения - письмо Яхья-бея Генриху II.

Yahya-bey a Henri II

Alger, 12 mai 1557. Copie.

Hault et puyssant roy,

Je croy que Vostre Royale Haultesse aura este informee de l' emotion que feist Haly de [lire: cayde] Hazan en ceste ville, et aussi de la venue de Ma[homet] baxa envoye par Ie Grand Seigneur en ce pays pour Ie gouvernement d'icelluy. Lequel у entra avec scandale a cause de l'emeute susdicte et feist pour raison d' icelle justice de Halys de [lire: cayde] Hacan et de ses serviteurs comme bon luy sembia, gouvernant depuis cela ses royaulmes avec charges et gravesses imposees sans raison, tellement que pour les destruyre l' on n' eust sceu faire davantage, faisant d' aultre part tel traictement aux genissaires et aultres qui у estoient pour Ie service dudict Grand Seigneur qu'il leur oustoyt non seulement ce qu'ilz avoient acquiz et gaigne avec grand dangler, mats encores de leurs payes, et plusieurs aultres aggravations et impositions nouvelles et ausquelles il n'avoyt jamais este pense audict pays. De facon que tout Ie commun puple [Sic !], ne les pouvant porter et endurer, furent contrainctz a cause de se scandale, que Vostre Royale Haultesse peult penser, de s'en aller [biffe: devant m] tous les jours de ceste ville et habandonner leurs maisons et heritages.

En ce temps arriva l' ambassadeur de Vostre Royale Haultesse avec vos lettres et mandement du Grand Seigneur pour les vaisseaulx et aultres choses que Vostre Royale Haultesse demandoyt, a ce que vous fussies satisfaict ainsi que requiert son service et le vostre, suyvant l' amytie qui est entre vous deux. Toutesfois le mesme baxa usa la dessus a sa volunte, ainsi qu'il avoyt faict en tout le demeurant, et non pas comme il devoyt et estoyt oblige, sans pourveoir a aulcune chose, comme, je croy, Vostre Royale Haultesse aura entendu de son ambassadeur. Lequel a son partement d'icy laissa ledict Ma[hometj baxa hors de la ville, se recreant en aulcuns jardoins. Et peu de jours apres le partement de vostredict ambassadeur arriva ung des deux camps qu'il avoyt dehors, et bientost apres 1'autre, avec deliberation de petitz et de grandz de ne plus consentir, ne permectre aulcunement lesdictes aggravations, mais de le lyer et envoyer audict Grand Seigneur. Toutesfois sur ces entrefaictes il se saulva ches ung hermitte qui estoit hors la ville, ou l'on alia en deliberation de le prendre, lyer et envoyer audict Grand Seigneur pour у pourveoir. Cependant il у arriva une [biffe: arabe] alarbe qui entra dans ledict hermitage, qui donna audict Ma[homet] baxa force coups de lances tant qu'il en moureut. Et alors tout le peuple, genissaires et la ville eslirent pour le gouvernement ung Alide [lire: caide] Yocuf qui estoyt pour lors cappitaine du camp, jusques a ce qu'il у fust aultrement pourveu par ledict Grand Seigneur. Mais il arriva que le plaisir de Dieu fust de le prendre bientost apres. Au moyen de quoy, depuis le XXVII avril qu'il moureut et que ces choses succedarent, je fuz nomme pour calife jusques a ce que ledict Grand Seigneur sera adverty, par une gallere que nous luy depeschons, comme toutes choses sont passees, et qu'il у aura pourveu. Suppleant neaultmoings Vostre Royale Haultesse de luy donner advis de tout ce que dessus, parce qu'il en pourra recevoir plustost nouvelles par vous que de ma galliote d'icy. Et cependant je pourvoiray, ainsi qu'il convient pour son service et de Vostre Royale Haultesse, tant au faict des vaisseaulx que aultres choses qu'il vous fauldra de ses royaulmes.

Et sur ce je prye Dieu qu'il veuille garder vostre royale personne en victoyre contre ses ennemys. De Argiers, le XII^c may 1557.

Serviteur de Vostre Serenissime Majeste

Yaya boy. califa di Algier.

RGADA, fond 81, t. 53, f. 63-64. [79]

Перевод

Высокий и могущественный король,

Полагаю, что Ваше Королевское Величие ¹⁸ уже знаете о волнении, произведенном в этом городе каидом Хасаном, и о прибытии Мехмед-паши, посланного в эту страну нашим Великим Господином ¹⁹ для управления ею. Прибыл же он в город с большим шумом из-за вышеназванного мятежа и по этой причине произвел расправу с каидом Хасаном и его слугами, как он счел за лучшее. А затем он стал править, налагая без разума всякие тяготы, как будто хотел совсем погубить страну. Он так обращался с янычарами и другими слугами Великого Господина, что отнимал у них не только то, что они добыли с опасностью для жизни, но даже и их жалованье, и вводил всяческие отягощения и новые поборы, о которых здесь раньше никогда и не думали. И весь простой народ был не в силах того стерпеть, и люди, как легко может понять Ваше Королевское Величие, каждодневно бежали из этого города, бросая свои дома и имущество.

В это время прибыл посол Вашего Королевского Величия с Вашим письмом и приказом Великого Господина относительно кораблей и прочих просьб Вашего Королевского Величия, дабы Вы были удовлетворены, как того требует его и Ваша служба, в духе связующей вас дружбы. Однако названный паша поступил и тут, как и во всем прочем, по своей воле, а не как он был должен и обязан, и ни о чем не позаботился; полагаю, что Ваше Королевское Величие уже знаете об этом от Вашего посла. Когда этот посол отъехал отсюда, названный Мехмед-паша был за городом, где он отдыхал в неких садах. И через несколько дней после отъезда Вашего посла вернулся один из размещенных им за городом войсковых лагерей, а за ним и другой; все они, малые и великие, решили более не сносить никаких вышеназванных утеснений, но связать его и отправить к нашему Великому Господину. Он же в это время укрылся у одного отшельника за городом. Туда отправился отряд, дабы взять его, связать и отправить на суд к нашему Великому Господину. Но случилось так, что к этому жилищу отшельника явились некие арабы, которые нанесли названному Мехмед-паше множество ударов копьями, и он умер. А тогда весь народ, янычары и город, избрали правителем некоего каида Юсуфа, который тогда командовал лагерем, в ожидании окончательного решения о том Великого Господина. Однако Аллаху было угодно вскорости взять его к себе. Вот почему после 27 апреля, когда он умер и все свершилось, я был избран халифой в ожидании решения Великого Господина, которого мы извещаем с посылаемой к нему галерой о том, как все произошло. А тем временем я прошу Ваше Королевское Величие сообщить ему обо всем со своей стороны, ибо может случиться так, что он получит эти новости скорее через Вас, чем с моим галиотом. Я же пока позабочусь, как того требует служба нашего Великого Господина и Вашего Королевского Величия, как о кораблях, так и прочем, что Вам в этой стране потребно.

Засим молю Аллаха, да сохранит он Вашу королевскую особу и даст Вам победу над врагами. Из Алжира, 12 мая 1557.

Слуга Вашего Яснейшего Величества

Яхья-бей, халифа Алжира.

РГАДА, ф. 81, т. 53, л. 63-64. [80]

Итак, перед нами не оригинал документа, но копия с его перевода. Правда, перевод мог быть и авторским: Порта, например, посылала к французскому двору письма вместе с их официальными переводами. Незнакомый со словом "каид", копиист транскрибировал его самыми причудливыми способами. Но в целом содержание документа вполне естественно и не вызывает сомнений, хотя и нуждается в некоторых комментариях.

Какое французское посольство посетило Мехмеда Текелерли в последние дни его жизни и чего оно добивалось? К счастью, ответ на этот вопрос дает другой документ из коллекции Ламуаньона - письмо губернатора Прованса графа Танда Генриху II, посланное из Марселя 6 мая 1557 г. ²⁰ Танд сообщает, что он вместе с командующим флотом Делагардом отправляли к "королю" Алжира галиот с посланием от короля, в котором содержалась просьба о возвращении захваченной алжирцами "галеры покойного барона Сен-Бланкара" и освобождении оказавшихся в алжирском рабстве французских подданных.

То был традиционный повод для жалоб: никакая дружба с алжирскими пашами не спасала французов от анархии вольного корсарского промысла. Этот галиот вернулся, и посланный офицер (его имя не называется) сообщил: хотя паша и заявил, что готов служить королю и даже запретил раисам своего флота захватывать в плен французов, но что касается возвращения именно той галеры, о которой шла речь, то здесь он ничего сделать пока не может. Очевидно, Мехмед-паша не хотел ссориться с корсарами, на которых он опирался в своем противостоянии с янычарским войском, и предпочел оттянуть решение вопроса ссылкой на формальные соображения: соответствующее предписание султана было адресовано еще не ему, а его предшественнику, требовалось подождать подтверждения. Контакты были очень короткими: в Алжире свирепствовала чума, так что французский галиот даже не входил в порт, оставаясь на внешнем рейде, и обратно, ради предосторожности, плыл не напрямую, а вдоль испанского берега, заодно стараясь причинить противнику "столько зла, сколько возможно".

Информация Яхья-бея о фактической стороне событий согласуется с версией, приводимой Аэдо, - движение, по его словам, началось не в городе, а в янычарских лагерях за его пределами, - но содержит понятные искажения и умолчания, рассчитанные на то, чтобы разрядить ситуацию. Ответственность за убийство паши полностью снимается с мятежников и возлагается на неких кстати появившихся арабов (чего и ожидать от диких бедуинов?). Ничего не сказано об инициативной роли каида Юсуфа (как-никак, прямой предшественник автора!), хотя и упоминается, что он был начальником взбунтовавшегося лагеря. Нет мотива мести за казнь Хасана Корсо, и даже признается его вина в прошлогоднем мятеже. При всем том письмо выдержано в очень достойном тоне, недовольство янычар полностью оправдывается и даже их намерение отправить обратно в Стамбул, закованным в цепи, не полюбившегося им правителя считается вполне законным. Естественно, просьба о заступничестве выражена не прямо, а всем контекстом послания.

Письмо не имело практических последствий. Еще до того, как Генрих II мог ознакомиться с его содержанием, султан принял свое решение, и оно было именно таким, как желал Яхья-бей. Уже в июне 1557 г. в Алжир с 20 галерами прибыл новый паша. Им был не кто иной, как хорошо знакомый алжирцам их бывший правитель Хасан, сын Хайреддина. Быстрота реакции Сулеймана Великолепного и самый его выбор ясно говорят о понимании им серьезности положения. Против кандидатуры Хасан-паши были и его давние нелады с французами, и недоброжелательное отношение к нему великого везира Рустем-паши ²¹. Всем этим Сулейман решил пренебречь, лишь бы поскорее дать Алжиру популярного правителя с определенной [81] "династической легитимностью". Крах диктатуры Мехмеда Текелерли показал невозможность усмирять янычар, опираясь на корсаров: первые были лучше организованы.

Не было ни следствия, ни казней. Хасан-паша возобновил угодную янычарам активную внешнюю политику, воевал с Марокко и испанцами, разгромив в 1558 г. войско губернатора Орана у Мостаганема. Чтобы несколько ослабить янычарский диктат, он попытался сблизиться с местным берберским народом кабилов, так что кабилы даже начали входить в город Алжир с оружием. Это очень не понравилось янычарам, которые в 1561 г. сделали именно то, что считал законным за четыре года до того Яхья-бей: сын великого Хайреддина Барбароссы был арестован и в цепях отправлен в Стамбул на суд султана, а управлять Алжиром стали два избранных халифы. Этого Сулейман уже не мог стерпеть: он объявил Хасан-пашу невиновным, оба халифы были вызваны в Стамбул и там обезглавлены. В 1562 г. Хасан в третий раз стал пашой Алжира, где его встречал все тот же Яхья-бей, во второй раз избранный халифой: как видно, янычарам снова понадобились его способности умиротворителя, благодаря которым возвращение Хасан-паши обернулось народным праздником. Сын Хайреддина пробыл в Алжире еще четыре года, в начале 1567 г. был отозван в Стамбул и там через три года в почете умер. В том же 1570 г. Яхья-бей скончался от раны, полученной при осаде Туниса.

Так заявили о своей силе алжирские янычары, которые в следующем веке взяли всю власть в свои руки, оставив присылаемому из Стамбула паше одни лишь декоративные функции. Публикуемый здесь документ является хорошей иллюстрацией как этого процесса, так и давней устремленности французской политики к особому влиянию в Алжире - фактора достаточно существенного и заметного уже в XVI в.

Малов Владимир Николаевич - доктор исторических наук. ведущий научный сотрудник Института всеобщей истории РАН. Специалист по истории Франции XVI-XVIII вв. и по латинской палеографии.

Комментарии

1. Haedo D.de. Epitome de los Reye.s de Argel. Valladolid, 1612; idem. Topographia e historia general de Argel. Valladolid, 1612. "Две книги Аэдо содержат почти все, что нам известно об Алжире XVI века", - пишет современный автор У. Спенсер. - Spencer W. Algiers in the Age of the Corsars. Norman (Oklahoma), 1976. p. 173.

2. Haedo D.de. Histoire des rois d' Alger. - Revue africaine, Alger, N 139-146, 1880-1881.

3. О коллекции Ламуаньона см.: Малов В.Н. Происхождение коллекции Г. Ламуаньона (ЦГАДА). - Археографический ежегодник за 1975 год. М.. 1976, с. 55-69; его же. Документы по истории франко-турецких отношений в коллекции Ламуаньона. - Средние века, вып. 59. М.. 1997, с. 169-195.

4. Lettres et memoires d' Estat de roys, princes et ambassadeurs sous les regnes de Francois ler et Henri 11. Rd. G. Ribicr. v. 1-2. Paris - Blois, 1666.

6. Российский государственный архив древних актов (далее - РГАДА), ф. 81, т. 15, л. 2946. - 295об.

7. Там же, т. 19, л. 322-329.

8. Там же, т. 8, л. 160-162.

9. Там же, л. 225-226. Это и предыдущее письмо опубликованы. См. Документы по истории внешней политики Франции 1552-1553 гг. Под ред. А.Д. Люблинской и В.Н. Малова. М" 1985, л. 204-206, 327-328.

10. РГАДА. ф. 81, т. 43, л. 88.

11. Там же, т. 53, л. 7-14.

12. Там же, л. 11.

13. Haedo D.de. Histoire... - Revue africaine, № 142, p. 285.

14. Ibid., N 143, р. 347.

15. Ibid., p. 349.

16. Watbled Е. Documents inedits sur l' assassinat du pacha Tekelerli (1556-1557). - Revue africaine. N 89. 1871, p. 335-340.

17. Elie cle Lu Primaudaie F. Documents inedits sur l' occupation espagnole en Afrique (1506-1574). - Revue africaine, N 124. 1877, p. 284-288. Второй документ приводится здесь также на испанском языке оригинала.

18. Титул "Hautesse," этимологически равнозначный с титулом принцев "Altesse" - "высочество", применялся только к суверенным нехристианским монархам (турецкий султан, иранский шах и др.). Яхья-бей копирует здесь обращение французского короля к его государю. В нашем переводе делается попытка найти средний термин между "величеством" и "высочеством".

19. "Grand Seigneur" - обычное французское обозначение турецкого султана.

20. РГАДА. ф. 81, т. 5. л. 2-3.

21. Аэдо само назначение Хасан-паши объяснял тем, что Рустема тогда уже не было в живых (Haedo D.de. Histoire... - Revue africaine, N 143, 1880, p. 350). Это ошибка: великий везир дожил до 1561 г.