IV. ПЕРЕХОДНАЯ ЭПОХА.

Для той темной эпохи истории Эфиопии, о которой нам летопись сохранила только несколько строк о погроме древнего Аксумского царства и простой перечень царей т. наз. Загвейской династии, жития святых являются почти единственным источником. Нам известно четыре памятника агиологической литературы, имеющих предметом подвиги святых, живших в конце этого периода. Что особенно может на первый взгляд показаться интересным — два из них излагают жизнь не преподобных, а царей-загвеев: знаменитого Лалибалы и Наакуэто-Лааба; третий повествует о великом подвижнике Габра-Манфас-Кеддусе, четвертый — о такой центральной личности в абиссинской истории, как преподобный Такла-Хайманот, наконец сюда же относится жизнь двух подвижников севера: Абия-Эгзиэ и Ираклида.

Царь Лалибала.

Житие царя Лалибалы известно в пространной редакции и в краткой — синаксарной. Пространная представляется пока тремя рукописями: двумя в Британском музее: Orient. 719 [68] и Orient. 718 ¹, а также одной в коллекции d'Abbadie. Первая из них относится ко времени до Зара-Якоба ² и, таким образом, оказывается одним из древнейших памятников эфиопской письменности, вторая переписана в начале XIX века для царицы Валатта-Иясус, третья — написана по заказу d'Abbadie ³. Большую часть второй издал и перевел Perruchon, предпослав вступление историко-литературного содержания. Почему его выбор остановился на этой рукописи, а не на первой — древнейшей, он не говорит, а мы можем только пожалеть, что последняя все еще остается для нас неизвестной, хотя издатель и предполагает, что все три рукописи тожественны. С весьма большой вероятностью можно лишь утверждать, что рукопись d'Abbadie содержит житие в тожественной редакции с изданной, по крайней мере это можно заключить из ее описания в каталоге коллекции. Что касается синаксарей на память святого царя, то они дают два типа кратких житий ⁴, которые, представляя сокращение пространного жития, имеют и некоторые свои особенности ⁵.

Житие представляет, подобно другим, похвальное слово на день памяти святого, сообразно чему и имеет над собой [69] надпись: «На 12-е санэ». При риторичном и расплывчатом стиле, оно гораздо беднее содержанием, чем можно было бы ожидать от внушительного объема (130 f.). Нескончаемые богословско-риторические предисловия, постоянные отступления. библейские цитаты и обращения к слушателям занимают по меньшей мере половину книги. Все, что остается, рассматривает жизнь святого  с одной точки зрения, которая может быть выражена словами, влагаемыми в уста Спасителя: «дается царство Лалибале не ради славы мира, а ради церквей, которые будут сооружены без дерева и глины». Действительно, Лалибала предназначен царствовать для того, чтобы воздвигнуть знаменитые монолитные памятники церковной архитектуры, известные под его именем; его брат — царь Харбайэ, знавший об его будущности и не желавший лишиться престола, подозревает его и преследует, сестра даже пытается отравить. Затем, Лалибала видит во сне, что арх. Гавриил восхищает его до 7-го неба и показывает первообразы церквей, которые он должен будет воздвигнуть; ему говорит при этом Бог: «не из-за преходящей славы сделаю я тебя царем, но для того, чтобы ты воздвиг церкви, подобные тем, какие ты видел». Не прекращающаяся вражда двора  заставляет святого бежать в пустыню, где он ведет подвижническую жизнь «прияв труды пустынножителей». Здесь Ангел повелел ему жениться на Маскаль-Кебра, которая пришла в пустыню собирать траву. Придворные наклеветали на него, будто он женился на чужой невесте. Его требуют ко двору и царь велит бичевать его: его наказывают все время пока царь стоит за обедней, но Ангел делает побои нечувствительными. Будучи отпущен, опять уходит с женой в пустыню, где они получают чудесным образом пропитание. Так как враги все-таки продолжают разыскивать их, арх. Гавриил уводит их в «страну Востока — начало христианства земли Эфиопской»; [70] потом Лалибалу он уносит на крыльях в Иерусалим и по поклонении св. местам приносит назад к жене и несет в царскую резиденцию; его жену несет вместе с ним на крыльях Архангел Михаил. Между тем, Спаситель явился его брату — царю Харбайэ, открыл ему в приведенных нами выше словах назначение Лалибалы и велел уступить ему престол и даже постричь своими руками на царство. Царь повиновался, с почетом принял брата, просил у него прощения, посадил на троне, постриг, послал глашатая восклицать: «Лалибала воцарился по воле Божией», и дал брату царское имя, предназначенное ему Богом: «Габра-Маскаль». Лалибала и на престоле продолжал аскетический образ жизни; Бог почтил его многими чудесами. М. пр. был наказан непокорный вассал: сын его пал в единоборстве с сыном Лалибалы; сам он, взятый в плен, был пощажен и отпущен царем, но вместо благодарности стал смеяться над его великодушием. В наказание он убился о колючее дерево и т. д. Наконец царь принялся за исполнение задачи своей жизни. Вот как об этом повествует житие.

«Послушайте, возлюбленные, я поведаю вам, как произошло исхождение сих церквей из недр земли рукою Лалибалы, высокого памятью, и как созидание их было без дерева и глины и без веревок, крыши и без балок. Слушайте повесть об этом! Видели ли вы глазами подобное чудо и подобное диво, сокровище сокровенное, открытое рукою Лалибалы? от сердца таинствен и от помышления сокровен сей Творец всяческих и Создатель всего, изведший весь мир словом Своим. Когда пришло время созидания сих церквей и когда возрос создатель их телом и духом, возжелал Бог открыть сокровище Свое сокровенное, которое было сокрыто изначала. Когда Он основал землю и помыслил явить тайну свою народу, которому подобало, открыв из недр земли премудрым чудом и сокровенным таинством. Подобно тому, как Он древле извел из недр земли все семена земные по роду и по виду их, и деревья также по образу и подобию их, и многих зверей [71] по виду и подобию их, так же восхотел Он извести и эти церкви не с одной раскраской и не с одним устроением, но не имели они между собой ничего общего в цвете и устройстве. И когда настало время открытия всех этих 10 церквей (сооруженных) из одного камня, сказал Бог Лалибале: „пришло время открытия рукою твоею церквей, которые Я показал тебе прежде. Ты будь тверд и крепок в исполнении сего служения твоего, ибо многие души спасутся в них. Поспеши сооружением их, а Я повелю Ангелам Моим помогать тебе». И Лалибала велел приготовить много железных орудий для разных работ для тесания камня и для долбления. Эти и многие другие орудия он сделал для совершения постройки святилища из одной скалы. Отселе не имел Лалибала помышлений ни о земле, ни о потребностях плоти, ни о жене, но все время думал об этих церквах, чтобы исполнить сообразно тому, как он видел на небе, причем укреплял его Дух Святый во всем. И заказывая орудия для построения святилища, он велел всему народу собраться к себе и сказал им: „скажите, какую плату возьмете вы все, которые пожелаете помогать мне в сооружении церквей, ибо повелел мне Бог работать (над ними). Скажите вы каждый своим голосом, сколько вы возьмете, тот, кто будет помогать в тесании камня, и тот, кто будет трудиться в извлечении мусора. И все пусть скажут, и я дам вам сообразно этому, чтобы вы не говорили мне: „он заставил меня работать против воли», чтобы не был ваш труд даровым, и вы не роптали". И все сказали, сколько хотели, а он дал им, как сказал, и не переставал давать с тех пор, как начал постройку церквей и до окончания давал каждый день плату, и тем, которые долбили, и тем, которые тесали, и тем, которые увозили мусор с постройки церквей. Из людей было много достигших полноты премудрости, на которых Бог излил духа ведения, как на Веселиила и Олиава. И Габра-Маскаль был готов делать так, как показал ему Бог и положил начало. Ангелы же стали ходить с ним, измеряя для него землю по мере каждой церкви и по порядку их, и малых и больших. И землю эту, где он строил церкви, он купил за золото у владельцев ее, избыточествуя добротою, ибо если бы он захотел взять ее, кто бы мог помешать ему — царю? И первую церковь соорудил он сообразно тому, как показал ему Бог: она чудной работы и дивная; люди не могли бы ее создать без премудрости Божией. Он украсил ее извне и внутри, снабдил окнами прекрасными и решетчатыми, и решетки эти не из дерева, колонны же..? (belzunat). И сделал он пред нею [72] две церкви, их вход — одна дверь, разделяла их внутренняя дверь. И сзади ее построил он одну большую церковь, и украсил ее многими украшениями не золотыми или серебряными, а из камня. Число колонн ее — 72 по числу 72 учеников. Справа он устроил одну церковь, и слева одну церковь; первую церковь назвал Бета-Марьям, те две, которые пред нею — Дабра Снна и Голгофа, правую — Бета-Маскаль, левую — Бета-Данагель. Так он разместил пять церквей прекрасных, из одной скалы. И две других прекрасных церкви создал он; устройство их различно; они были близко, но отделяла их стена, которая была между ними. Эти две он назвал Бета-Габриэль и Бета-Аба-Мата. Так он разместил эти две церкви, окружив их стеной и отделив стеной. И еще создал он две церкви; их сооружение не было тожественно с другими. Их назвал он Бета-Маркоревос и Бета-Амануэль. Так он расположил эти две церкви, и соорудил еще одну, отличную от них по постройке — в виде креста, как указали ему ангелы и как показали ему, когда измеряли землю. Ее назвал он Бета-Гиоргис. Так окончил он десять церквей: постройка их различна, различны и виды их. Ничего не делал Габра-Маскаль, чего не показал ему Бог, но делал все сообразно тому, что видел на седьмом небе, ничего не прибавляя ни к длине, ни к высоте, ни к широте их. И когда он начал постройку их, стали Ангелы помогать ему во всякой работе. И было одно стадо Ангелов и человеков в эти дни, ибо участвовали Ангелы во всех работах по церкви — при тесании и при долблении и при вывозке мусора. Днем трудились Ангелы с людьми при постройке церквей, а ночью — одни. Выведя днем один локоть, на другой день находили четыре, ибо Ангелы работали все ночи, и видевшие говорили: «что за чудо? Мы оставили один локоть вчера, а теперь их четыре». Не знали эти люди, что работали Ангелы, ибо не видели их. Лалибала же знал это, ибо Ангелы звали его изрядство и не скрывали от него. Был он общник огневидным, и потому не скрывали они от него. И так окончил он сооружение этих десяти церквей, которые были устроены из одного камня. Смотрите, возлюбленные, рукою какого мужа открыты сии церкви, подобных которым не создано в других странах! Каким языком можем мы изложить построение сих церквей? Построение стен их мы не можем рассказать, не спрашивайте нас о внутреннем устройстве. Видящий не насытится созерцая, и удивлению сердца не может быть конца, ибо дивное создано рукою Лалибалы. Невозможно для перстного исчислить чудеса его. Если есть исчисливший звезды небесные, то [73] пусть он исчислит чудеса, сотворенные рукою Лалибалы. Если кто либо хочет видеть строение церквей, созданных рукою Лалибалы, пусть придет и увидит глазами своими, ибо не стареет постройка столпа Лалибалы, как скиния Моисеева или как храм Соломонов, разрушенные неверными. Скиния Габра-Маскаль не поколеблется и не сокрушится до явления на земле Иерусалима небесного, назначенного для избранных, которые сподобятся жить в нем....

Блаженный и святый Лалибала, окончив созидание этих церквей сообразно указанию Божию, не желал, чтобы на нем остался царский сан, не желал также, чтобы он перешел на его сына, но говорил: «пусть Бог возьмет назад этот царский сан и вернет его Израилю, ибо ему сказано: „ради вас я сотворил все народы», как сказал пророк: «клятся Господь»... (Пс. 131). И ныне, да возвратит Он это царство Израилю и да не оскудеет от дома Израилева сидящий на престоле царства. Пусть Господь сил не продолжит этого сана ни на мне, ни на роде моем. Вот я кончил служение мое, ради которого поставлен был царем, ибо Сам Бог строил руками Ангелов Своих». Так сказал царь Габра-Маскаль, ибо не любил сана земного, исполнив свою службу, Он роздал все достояние свое, так что у него не осталось обуви на ногах. И он украсил церкви, построенные им во всех областях, и эти десять храмов, которые он соорудил из одного камня, он украсил украшениями, подобающими церквам — крестами, одеждами, а некоторые — иконами. Особенно же дивное сделал он в храме Голгофы: тело славное Агнца нетленное. И много других образов сделал он, ибо о них бдел день и ночь, и не думал ни о пище для еды, ни о одежде для одеяния. Не заботился он ни о жене, ни о детях, но только о церквах. И когда он окончил их, помолился в них, говоря: «всякого, кто будет утренневать в сих чертогах святыни Твоей, которые Ты создал рукою Твоею, дай мне, Господи, в дар» ⁶. И сказал Бог: «да будет по слову твоему, если кто будет утренневать в церкви твоей в чистоте, о мой избранный, да будет и ему по молитве твоей. Ты же окончил служение твое и соблюл веру; прочее [74] соблюдается тебе венец правды, и отверзаются тебе врата царствия небесного, да войдешь в радости». Когда Спаситель сказал это, блаженный Лалибала болел немного и упокоился 22 числа Хазирана. И приняли его чистую душу Ангелы света, и понес Гавриил ее на крыльях своих, а другие Ангелы пели пред ним и за ним, и вознесли ее на небо. И вошел Лалибала в покой вечный и сел с Петром и Павлом, ибо об этом дано ему было обещание Спасителем"....

Итак, благочестивый царь, по окончании сооружения церквей, считает задачу своей жизни оконченной, и действительно, он умирает, а престол переходит к законной династии. Яснее трудно передать мысль, что он призван на царство исключительно для устройства монолитных храмов, привлекавших своей необычной архитектурой особое внимание абиссинян. Можно даже думать, что эти храмы и были ближайшим поводом для образования легенд, сгруппировавшихся около царя, родиной которого была Роха, и вошедших частью в житие. Легенды эти разнообразны и нередко противоречивы; мы не будем входить здесь в их рассмотрение, отсылая интересующихся к книге Perruchon, которая хотя и не дает их обстоятельного разбора, но приводит в пересказе различных путешественников. Между прочим по некоторым из них видно, что народная память из всего более чем тысячелетнего периода существования государства до Лалибалы удержала только три имени царей — Абреха просветителя, знаменитого Калеба и рядом с ними Лалибалу, о котором напоминали монолитные церкви. Интересно также, что рассказ нашего жития ничего не говорит о призвании царем иноземных художников — будь то из Египта или Иерусалима; в них не было надобности, так как 2/3 работы взяли на себя ангелы, да и рабочие трудились по внушению свыше. По мнению знатоков, сооружения Лалибалы не чужды влияния мусульманского искусства и носят признаки XII-XIII в. Что Лалибала [75] царствовал в начале XIII в., в этом не может быть сомнения, благодаря точному указанию арабского историка коптских патриархов ⁷. Что же касается летописи, помещающей после него до Икуно-Амлака четырех царей с 111 годами, равно как и многих других противоречивых сказаний, то их данные, конечно, для такого темного периода не могут считаться обязательными. Еще менее в этом случае дает надежного материала наше житие. Оно важно для нас лишь потому, что явившись сравнительно рано, заключает в себе представления о монолитных храмах, сложившиеся лишь столетие спустя после их появления. Иностранные слова в нем оценены еще d'Abbadie, как показатели греческого, сирийского и арабского влияний в Роха.

Житие преемника Лалибалы по царским спискам, Наакуэто-Лааба («Восхвалим Отца»), имеется в единственной рукописи в собрании d'Abbadie под заглавием: «житие, во благовестие, отца нашего царя-царей, совершения (makbaba) царей, Наакуэто-Лааба, святого, прибрежной розы, житие, подобное голубю, матери, которая выращивает на груди младенца»... Объем этого произведения — 65 листков небольшого формата (16 х 14); кроме того, на двух листках прибавлена похвала святому ⁸. При такой обширности, можно ожидать от памятника интересных сведений, но, к сожалению, ему еще вероятно суждено долго оставаться неизданным и мало доступным. [76]

Габра-Манфас-Кеддус.

К этому же времени абиссины относят жизнь весьма популярного святого своей церкви — Габра-Манфас-Кеддуса («Раб Святого Духа»). Мы не будем здесь останавливаться на житии этого подвижника как потому, что оно известно во множестве рукописей ⁹, сличение которых могло бы составить предмет специальной работы, так и потому, что по содержанию оно может дать хороший материал скорее для исследователя легендарной литературы и фольклора, чем для историка. В синаксарях это житие попадается далеко не всегда, и притом в редакциях самых разнообразных по полноте и содержанию ¹⁰. Материал, имевшийся у меня под руками ¹¹, почти исключает возможность привлечения сказаний об этом святом к нашей работе. Такие легенды, как чудесное рождение в Египте от римского вельможи, пир по случаю рождения с присутствием римского императора, чудесное удаление святого в монастырь какого-то Замада-Берхан (это в Египте!), невероятное, нечеловеческое пощение, рукоположение от неизвестного историкам патриарха Авраама ¹², наконец, постоянные путешествия на чудесной [77] колеснице м. пр. в Святую Землю, 900 лет ¹³ жизни и т. п., составляющие главное, если не единственное содержание жития, конечно, делают излишними дальнейшие исследования его, как исторического источника, и еще Дилльманн замечал ¹⁴, что о. иезуиты по заслугам нападали на этот агиологический трактат; blasphemiis enim utique et fabulis stupidissimis refertus est". Аббади говорит ¹⁵, что этот святой, известный во всей Эфиопии под именем Аббо, чтится даже Галласами, не говоря уже о жителях Даваро и Каффа, считается покровителем грома, и его праздник справляется пятого числа каждого месяца. Другой исследователь Абиссинии — Borelli ¹⁶, наоборот, склонен верить легендам об Або и считает его «католическим святым, уроженцем Генуи, прибывшим в Абиссинию в очень отдаленное от нас время». Далее, он приводит легенды, ходящие в народе о св. Або. Оказывается, что они согласны с [78] житийными, с тою лишь разницей, что их приурочивают ко времени Лалибалы и 1200 г. по Р. X. Лалибала спасается в Иерусалим, в то же время туда путешествует Або, возвращает царя и восстановляет его на престоле. С ними вместе прибыли Аморы, населявшие Иудею. Сам Або затем вернулся на свою гору Жакуала. В Годжаме он уничтожает остатки язычества в виде колдунов «буда» ¹⁷. После 500-летней жизни он умирает, и ангелы переносят его тело в Иерусалим... О происхождении всех этих легенд можно строить, конечно, более или менее вероятные предположения, которые едва ли могут содействовать выяснению дела. Можно видеть в них переживания языческой мифологии, можно, наоборот, усматривать разукрашенные предания о просвещении южных областей — Кабед, Жакуала, области Гурагве и т. п. Сопоставление с Лалибалой также, вероятно, обязано происхождением народной фантазии. Если, впрочем, действительно, подвижник Габра-Манфас-Кеддус — лицо реальное и жил при Лалибале, то не были ли 900 лет его жизни средством возвести его в современники девяти преподобным и римской империи? Другое указание на эпоху, к которой относили эфиопы этого загадочного святого, мы находим в упоминаниях пространного жития о его свиданиях и беседах с «аввой Иоанном вифатским» (emdabra Wifat). Этот авва Иоанн, по-видимому, лицо более историческое, по крайней мере, хроника отметила его кончину под 10 годом царствования Зара-Якоба, т.е. 1444 годом ¹⁸. Противоречия здесь, конечно, нет, так как 900 и даже 562 лет и для такого синхронизма достаточно.

Заметка d'Abbadie о том, что Габра-Манфас-Кеддус считается покровителем грома и, может быть, воспринял [79] в себя пережитки языческого культа, я думаю, находит себе поддержку в тех представлениях об этом святом, которые отразились в житии. Уже синаксарное сказание ¹⁹ говорит о том, что он «воссел на спину молнии и прошел от востока на запад и от севера на юг, и назирал монахов и созерцал твари горние и дольние». В пространном житии по парижской рукописи № 137 в уста Божии влагается следующее обращение к нему ²⁰: «отныне ты не увидишь людей в мире, ни иереев, ни монахов, ни верных, но только подобных тебе избранных... И будет для тебя колесница воздушная для твоего шествия без шума, и будет она летать с востока на запад, и с юга на север, от земли до птицы babil ²¹, всюду, куда может дойти ветер»... В других местах говорится, что он действительно «летал по воздуху и переходил по воздушным сферам огненное море»... ²², «носился на колеснице и благословлял страны света»... ²³. Когда ходил по монастырям созерцать подвиги, его никто не видал, ибо как ангела была жизнь его. Когда монахи были заперты в своих кельях, он входил внутрь, становился среди них и говорил им: «мир»... ²⁴. Но особенно характерно в этом отношении одно из «чудес», которое, подобно приведенному нами выше, мы считаем не лишним сообщить в переводе ²⁵.

«Жил один человек, весьма богатый, и пришел к нему праведный странник, человек Божий. И сказал домовладыка этому страннику: «посоветуй мне, как мне оправдаться без поста и молитвы, [80] телесной чистоты и поклонов?». И отвечал странник домовладыке: «твори память четырех из святых и четырех из мучеников». Сказал этот человек: «назови мне имена тех, которые избавят меня от огня небесного». И отвечал он: из святых — авва Синода (Шенути), авва Латцун, авва Кир и авва Габра-Манфас-Кеддус; из мучеников — Василид, святый Феодор восточный, святый Клавдий и святый Георгий страдалец. Твори память их: более молитвы и поста они помогут тебе». И он обращался к ним в праздники их и трижды творил память каждого святого и трижды — память каждого мученика. Наконец пришел святой Георгий в день праздника своего и сказал ему: «приблизился день смерти твоей, будь мне одному; я избавлю тебя и спасу тебя от всех грехов твоих». И сказал этот человек святому Георгию: «да, я буду тебе одному; я верую и поручаю душу и тело мое». После этого святой ушел и сокрылся от него. Потом пришел Василид и сказал ему: «пришло твое преставление; я спасу тебя, приму тебя во славе, не будь другому». И сказал он: «да»; и овладел им страх и трепет, когда он смотрел на него, держащего меч и украшенного, в одежде, сияющей как солнце. Потом он ушел и скрылся от него. И пришел Феодор, распространяя ужас, держа меч, летя на коне, в одежде, украшенной как солнце, и сказал этому человеку, устрашая его и делая вид, что пронзит его, и потом ушел и скрылся от него. И пришел Клавдий среди ужаса, держа меч, летя на коне, увенчанный и украшенный на главе, в дивной одежде и благодати, и сказал этому человеку: «будь мне одному». Он ответил в страхе: «да, я буду тебе одному». Тогда он исчез. Затем пришли святые: авва Синода, авва Кир и авва Латцун; авва Габра-Манфас-Кеддус не явился. Эти святые были с тремя венцами и одежда их сияла в семь раз больше солнца; в руках они держали хлебы небесные и чаши вина, и сказали этому человеку: «ты возьмешь этот хлеб небесный и эту чашу вина, если будешь нам одним; ты будешь пить это питие». И сказал им этот человек: «я буду вам одним; я прибегаю к молитвам вашим, введите меня в обители ваши». И ответили эти святые: «если ты будешь нам одним, возьми ешь этот хлеб и пей эту чашу. За нами — больший нас; если ты принадлежишь мученикам, он убьет тебя молнией и ударом огня». И поклялся им этот человек, что он будет им одним. Тогда эти святые скрылись, а этот человек сказал жене своей: «мученики сказали мне: «будь нам одним», и я ответил всем: «да». Разгневалась жена его и [81] сказала: «лживый человек! иди куда Господь повелел тебе». Потом настал день смерти его; пришли ангелы мрака и ангелы света, и было их столько, сколько звезд небесных. И стязались ангелы мрака и ангелы света и мученики. Об этом узнал отец ваш Габра-Манфас-Кеддус духом своим, подошел пред Господа и сказал: «благослови, Господь, путь мой: я приму творившего память мою». И сказал Господ: «одевайся в ужас, тебе да последует молния и те, которых вид возбуждает трепет, да будут немы». Тогда он поклонился Господу, и Он послал ему 40 молний одесную, 40 — ошуйю, 40 — спереди, 40 — сзади. И возлетел отец наш на спине молнии огненной и спустился среди них. И погрузились они в смятение, и забыли свой рассудок, а он взял этого человека и вознес его на небо, и ввел в наследие свое, и сделал его принадлежащим себе одному, а те, которые его добивались, погибли все.

Приведенное кощунственное место достаточно характеризует Габра-Манфас-Кеддуса, как распорядителя огня и молнии, но вместе с тем оно еще раз проливает печальный свет на абиссинские суеверия и объясняет, почему этот святой пользовался таким необычайным почитанием, и житие его — таким большим распространением.

Такла-Хайманот.

Немногим более пространны будем мы, переходя к величайшему эфиопскому святому — Такла-Хайманоту. Причиной на этот раз будет то, что этот преподобный уже неоднократно делался предметом ученых исследований. Его житие по дабра-либаносской редакции сообщил в переводе еще Альмейда ²⁶; затем Сапето ²⁷ и Дилльман ²⁸ издали синаксарное сказание о нем, наконец Conti Rossini дал [82] текст и перевод его жития по вальдебской редакции ²⁹. Кроме того существуют работы по частным вопросам, имеющим связь с этим святым ³⁰; и пересказы его жития у путешественников. Нечего и говорить, что рукописный материал о святом громаден и потребовал бы специальной работы. Кроме только что названных печатных трудов, у нас под руками была рукопись № 137 Парижской Национальной Библиотеки, содержащая на первых 111 листах житие и чудеса Такла-Хайманота по дабра-либаносской редакции. Этот громадный агиологический памятник, переведенный на арабский язык, представляет несомненно одно из лучших произведений национальной эфиопской литературы, и издание его весьма желательно уже в виду того, что пересказ Альмейды не может считаться полным. Сличение многочисленных рукописей этого жития должно обнаружить, объясняются ли пропуски Альмейды его произволом, или у него под руками был текст, более сокращенный, чем тот, который дает парижская рукопись. Нельзя не пожалеть, что этой рукописью не воспользовался Conti Rossini, удовольствовавшийся для своей работы только переделкой Альмейды; близкое знакомство с нею избавило бы его от основной ошибки, которую он допустил, говоря о различных редакциях жития. Кроме вальдебской и дабра-либаносской он предлагает еще третью, послужившую, по его мнению, оригиналом для синаксарного сокращения. Последнее он представляет себе более близким, правда, к дабра-либаносской редакции, но местами однако приближающимся [83] к вальдебской, а местами дающим нечто новое. Это заключение вполне естественно для ученого, имевшего под руками только альмейдовский пересказ дабра-либаносской редакции, знакомство же с последней в оригинале хотя бы по парижской рукописи убеждает, что синаксарное житие есть простое сокращение этой редакции и что труд Альмейды, кроме пунктов, возбудивших сомнения Conti Rossini, также сделан по ней. Близость в обоих случаях доходит до буквального тожества выражений. Конечно, в пространном пересказе Альмейды совпадений гораздо больше, но и в синаксаре попадается их несколько, напр. данные о границах царства Моталамэ, о патриархе и митрополите выражены в тех же словах (включая «ama mangesta Zague ba'emnat»), равно как и речь Спасителя, явившегося Такла-Хайманоту на охоте, а также сведения о чистоте жизни монахов и о подвигах святого в затворе пред кончиной и т. д. У Альмейды мы не находим подробностей о пребывании Такла-Хайманота у Бацалота-Микаэля, (который к тому же назван просто «Abba Michael»), o страдании его от Моталамэ прежде, чем тот уверовал, о ввержении в ров и т. д. Все это есть в парижской рукописи, и я не думаю, чтобы могла существовать какая-нибудь редакция жития, в которой бы была выпущена такая важная часть, как повествование о страданиях святого за веру; скорее всего пропуск можно отнести на счет Альмейды. Синаксарное житие, таким образом отличается от двух других только пропуском эпизода об отношениях Такла-Хайманота к Иясус-Моа и обители Дабра-Даммо, некоторых чудес, и такими частными особенностями, как название Моталамэ не царем, а sejum'ом Дамота и племянника святого — Марком вместо житийного За-Маркос.

Остановимся теперь на некоторых сказаниях пространного жития по дабра-либаносской редакции, которые или [84] будут совершенно новы, или передают уже известные из печатных источников факты в более ясной и полной форме. Прежде всего интерес возбуждает рассказ о посещении святым митрополита Кирилла по поводу церковных нестроений.

Глава 31. Отец наш святый Такла-Хайманот пошел к митрополиту авве Кириллу и сказал ему, что извратили мужи шоанские церковное установление и веру апостольскую и крестят младенцев раньше обрезания. Услыхав это, авва Кирилл благословил и похвалил его и сказал: «ибо ты возревновал о Боге, как Илия, пророк израильский, то будешь новым апостолом: сокрушай идолы и освящай таботы, ставь священников и диаконов и изгоняй нечистых духов из всех стран и обращай многих и идолослужение — в служение Богу, даром Святого Духа, который пребывает на тебе». И преподал ему иерейское посвящение и поставил его архипресвитером (liqa kahnat) над всеми пределами Шоа и издал следующий указ: „Такла-Хайманоту — архипресвитеру над всей землей Шоа. Да будет он после нас, и все что свяжет он, да будет связано, а что разрешит, да будет разрешено; властью дарованною мне отцами апостолами я даю ему власть». И так сказав, отпустил его с честью; и в мире возвратился он в страну свою»...

Глава 33. И потом явился ему Господь наш Иисус Христос и дунул трижды на лицо его, говоря: «приими Дух Свят; еже аще свяжеши на земли, будет связано на небеси, и еже аще разрешиши на земли, будет разрешено на небесех; слушаяй тебе, слушает Мене и Пославшего Мя. Сию власть Я дал древле апостолам Моим; и митрополит, получивший ее от апостолов Моих, поставил тебя и дал тебе власть сокрушать и судить, садить и искоренять. И это Я делаю для тебя не по недостаточности славы митрополита, но чтобы явить любовь Мою к тебе; и вот Я назвал тебя устами Михаила ангела Моего именем новым, да пошлю тебя к народу новому, к которому ее ходили святые апостолы Мои. Ты — не меньше их ничем, ибо сделал Я тебя новым апостолом, и ты призовешь всех людей ко Мне»...

Это место имеет интерес во многих отношениях. Прежде всего оно представляет прямое свидетельство самих абиссинов в том, что они сами не считают своей церкви апостольской, и таким образом оказываются [85] добросовестнее и критичнее многих европейских ученых, выводивших некогда их христианство от апостола Филиппа. Вместе с тем характерна ревность Такла-Хайманота в таком вопросе, как обрезание. Мы видим здесь общее всем лучшим представителям этой темной эпохи стремление к упорядочению церковной жизни, к содействию окончательному торжеству христианских начал. В этом отношении Такла-Хайманот и Евстафий были выразителями одного и того же настроения; что деятельность их находила себе часто направление, странное с обще-церковной и православной точки  зрения, это, конечно, понятно при культурных и религиозных условиях их несчастной и заброшенной страны. Возвышение Такла-Хайманота митрополитом, конечно, принадлежит к числу позднейших домыслов. Едва ли мог даже коптский архиерей давать полномочия, которые идут в разрез со всеми основными каноническими правилами, тем более, что лика-кахнатство и теперь их не имеет; к тому же в то время жизни святого, к которому относит этот рассказ житие, он еще был молод и ничем крупным пока себя не заявил. Здесь у нас, я думаю, одна из легенд, создавшихся для  возвеличения дабра-либаносского настоятельства и сана эчегге. То, что произошло естественным путем, благодаря просветительной роли обители и ее многочисленным колониям, объяснили чудесным избранничеством основателя, указом духовной власти и Божиим повелением, прибавив и то, чего на самом деле не могло быть — епископские функции. Эта тенденция  проглядывает и ниже в том же житии, а также, как мы увидим ниже, в житии Филиппа, ученика Такла-Хайманота. Характерна ее передача у Альмейды ³¹. Здесь мы не находим именно того, что наиболее неудобоприемлемо с [86] канонической точки зрения: говорится только о власти сокрушать идолы, изгонять демонов и обращать в христианство; нет ничего о праве поставлять священников и освящать антиминсы; «fe como vigario geral seu em toda o terra de Xaoa» представляет простой перевод места о ликахнатстве и не является иносказанием об епископских функциях. По-видимому автор, заинтересованный в том, чтобы удержать Такла-Хайманота в будущих униатских святцах (что действительно и случилось), умолчал о тех подробностях, которые не могли не шокировать со вселенской точки зрения. Свои необычайные полномочия Такла-Хайманоту пришлось применить скоро. После обращения Моталомэ, рассказанного в общем сходно с вальдебским житием, но с большими подробностями (ff. 43-58; сарр. 46-62) парижская рукопись говорит об организации церкви в Дамоте таким образом:

Глава 59. Повелел царь, чтобы вышел указ: «всякий в моем царстве, будь это князь (makwanen), или вельможа (masfen), бедный или богатый, который будет поклоняться идолам и принимать волхвов в своем доме, будет лишен имущества, осужден на смерть и брошен в ров Тома Герар (Toma-Gerar), и умрет там злою смертью. И пусть все уверуют в Бога отца моего Такла-Хайманота». И пошел указ и царское изречение по сем странам дамотским. И сказал Маталомэ отцу нашему святому Такла-Хайманоту: «встань и крести меня во имя Бога твоего». И встал отец наш Такла-Хайманот, освятил воду и крестил его во имя Отца и Сына в Святого Духа, с его воинством, и было число крестившихся в тот день 12099 душ. И сказал отец наш святый Такла-Хайманот Моталомэ: «да будет имя тебе Фесха-Сион, как обещал я тебе прежде». И потом прибавил: «не ешь ничего, пока не приобщишься Св. Таин». Он не мог тогда совершить литургии, ибо заходило солнце, и Маталомэ провел ночь, не едя ничего. На другой день позвал отец наш святый Такла-Хайманот иереев и сказал им: «унес ли царь табот, когда брал вас в плен?» Они сказали: «да, унес». И послал он к царю, чтобы тот прислал ему табот, который он унес, как добычу из-под его [87] изголовья И прислал он (его), и отец наш святый посмотрел на этот табот и нашел изображение у надписи: «табот во имя Иисуса Христа». Он перевернул на другую сторону и увидал: «этот табот — Абреха и Ацбеха, царей Эфиопских, и освящен рукою аввы Салама-Просветителя». Увидав это, отец наш святый Такла-Хайманот плакал и говорил: «как поступить мне, Господи, с этим таботом, который был в доме нечистых, и как учредить мне тело Твое святое и кровь Твою честную? И освятить ли мне вторично то, что освящено устами митрополита?» И когда он так говорил и сильно плакал, явился голос с неба: «не плачь, возлюбленный мой, Такла-Хайманот! Разве не Я послал тебя разрушать идолы, поставлять иереев и диаконов и освящать таботы? И теперь ты не страшись; освяти табот, ибо сделал Я тебя, подобно Мне, светом мира в этой стране мрака не так, как других архиереев, которых поставляют патриархи; тебя Я поставил устами Моими, дав власть». Так сказав, голос умолк, а отец наш святый Такла-Хайманот, услыхав это, думал некоторое время, говоря: «разве может быть освящение табота и поставление священников без помазания миром? Что делать мне убогому без мира». И когда он так скорбел стоя, явился ему св. Михаил архангел справа он него и сказал: «вот принес я тебе миро и служебник: возьми, говорит тебе Бог, как повелел тебе Он Сам». И возрадовался отец наш святый Такла-Хайманот и веселился о Духе Святом и, совершив литургию, освятил табот и поставил священников и диаконов, и этих пленных священников, которые поклонились идолам, он посвятил и поставил вторично и переименовал их: Аарона — в Петра, Иова — в Андрея, Исаию — в Фому; так он назвал 12 по именам 12 апостолов. И окончив литургию, он вышел. До сих пор не вкушал царь пищи и пребывал постясь весь день Утром послал царь сказать отцу нашему Такла-Хайманоту: «не отслужишь ли сегодня литургии, ибо я голоден и сильно страдаю — вот уже третий день я ничего не ем». И ответил отец наш святый Такла-Хайманот посланным: «скажите царю; не бойся, чадо, этого поста, ибо пост врачует недуги души и заставляет молчать плотские похоти. Я отслужу для тебя литургию скоро». Когда ушли посланные, сказал отец наш святый Такла-Хайманот святому Михаилу Архангелу: «что мне делать, ибо сегодня пяток? Служить ли мне литургию и ставить трапезу утром? Хотя ввести в величие христианское, нарушу ли я закон христианский? И сказал ему святый Михаил: «служи ему обедню в третий час и читай писания, пока не [88] придут ar’esta gesawe 'abijan (?), ибо будет много народа, который ты будешь приводить до захода солнца». И послал отец наш святый Такла-Хайманот к царю, говоря: «иди скорее, чтобы приобщиться Св. Таин». И пришел царь со всем воинством и говорили они: «ускори совершение литургии, ибо мы весьма страдаем от сильного голода». И совершил он литургию на хлебе небесном и чаше чистого вина, и приобщил царя и его воинство от них тела и крови Христовой. И стоял святый Михаил и все святые архангелы, окружая его справа и слева, подобно епископам и архимандритам (elqomosat); он же был подобен митрополиту. И окончив литургию, он вышел в 12 часу пятка. И вся страна Дамот приняла веру во Христа, Сына Божия, и радовался царь с воинством своим... И был крепок царь в вере евангельской и, когда приобщался Св. Таин, давал священникам по 60 литров (letra) золота, а диаконам — по 7, говоря: «я это делаю для оставления грехов моих неведения. Вы же бдите над соблюдением заповеди служения тела и крови Бога моего».

Здесь уже откровенно заявляется, что Такла-Хайманот так же поставлен самим Богом, как и Апостолы, а потому он — Архиерей ео ipso и выше современных ему епископов, священство которых восходит к апостолам только чрез длинный ряд преемственных звеньев. Мало того, он по крайней мере не ниже апостола Абиссинии — св. Фрументия, ибо получает с неба повеление вновь сделать пригодным для священнодействия освященный им табот — антиминс. Таким образом была придумана связь его с просветителями северной Абиссинии и сам он поставлен с ними на один уровень. Я думаю, нет надобности говорить больше о тенденциозности этого сказания; уже самый табот от времен легендарных царей говорит за это. На сверхъестественное посвящение и получение с неба архиерейского чиновника и мира ссылался далеко не смиренно и сам Такла-Хайманот, когда новый митрополит Иоанн предлагал ему от себя епископский сан. Об этом житие говорит следующее:

Глава 96. В эти дни прибыл митрополит по имени авва Иоанн и позвал отца нашего святого Такла-Хайманот, говоря: «прошу я [89] священство твое, приди ко мне, установим мы веру и поставим священников и диаконов; тебя возрастил Бог, чтобы ты был для народа и для всех нас». И сказал отец наш святый Такла-Хайманот посланным: «что мне убогому устанавливать с митрополитом? впрочем встаньте, пойдем, чтобы получить мне его благословение». И он взял с собой книгу священнического посвящения и миро, принесенные ему святым Михаилом, когда он освящал таботы и ставил иереев и диаконов в земле Дамот. И пошли от него посланные, и рассказали о нем митрополиту. Вышел авва Иоанн к нему на встречу с радостью, и увидав, отец ваш святый Такла-Хайманот поклонился издали; митрополит также поклонился ему и обнял объятием духовным, и весьма возлюбил и почтил его. И сказал он: «благослови меня, отче, человек Божий, отец наш, святый Такла-Хайманот!» Отвечал отец наш святый Такла-Хайманот: «нет нужды тебе, чтобы я благословлял тебя, митрополита, но следует тебе благословить меня», и отказался. И после многих просьб, благословил митрополит отца нашего святого Такла-Хайманота и сказал ему: «будь епископом над половиной Эфиопии, а я буду над другой половиной». И сказал ему отец наш святый Такла-Хайманот: «не подобает мне это чуждое дело, если бы я и хотел его, ибо уже давно мне дана власть от Бога, который послал мне рукою ангела своего книгу священнического поставления и миро». И он показал их ему и сказал: «вот они», и дал их ему. И поклонился авва Иоанн, и отдал их ему назад, и посадил его с собою, и они сидели, беседуя о божественном до третьего дня. И сказал отец наш святый Такла-Хайманот: «отпусти меня вернуться в мою пещеру». Митрополит сказал: «останься со мною и отцом моим (?)». И по воле Божией отпустил его митрополит, и снова сказал ему: «благослови меня, отче, и поминай в молитвах твоих». И сказал отец наш святый Такла-Хайманот: «Бог, призвавший меня из чрева матери моей, да управит святость твою в законе Своем и да сохранит тебя в уставе Своем до века».

Из этой цитаты видно в чем состоял „отказ» Такла-Хайманота и чем он был мотивирован. «Mas elle se escusou, dizendo que lhe nao convinha tao alta dignidade» Альмейды покоится на недоразумении: Такла-Хайманот не ссылается на свое недостоинство; напротив, он говорит, что не нуждается в посвящении, как поставленный самим [90] Богом, и в доказательство даже берет с собой  полученные с неба принадлежности своего сана.

Небесного постановления Такла-Хайманота и веры в него со стороны митрополита впрочем оказалось недостаточно для его духовных потомков. Они еще до полного монашеского пострижения проводят его по разным северным обителям и святым местам, где он получает признание со стороны монахов и, наконец, самого патриарха. Так, по повелению ангела обойти пределы Тигре и посетить все монастыри, он идет в пустынь Вали (Gadama Wali) и « встречает там многих отшельников (Sewran) ³², монахов и приветствует их „духовным приветствием. Все сказали ему в один голос: „зачем ты пришел к нам, будучи более славен, чем мы?» И ответил им отец наш святый Такла-Хайманот: «не говорите так, отцы мои. Чем я славнее вас, облеченных пустыней? Вы славнее меня». «И сказали они: „истину говорим, тебе, не видели мы человека, которому бы дана была на земле благодать (более, чем тебе); многие святые родятся от тебя, и ты будешь отцом многих языков»... Далее он идет в монастырь Хавзан (d. Hawzan) ³³, где на просьбу благословения монахи отвечают: «мы не можем благословить тебя, муж святой и благословенный, которого благословил Бог, но ты благослови нас благословением твоей святой и благодатной руки».... Наконец, когда он на пути в Иерусалим заходил с воскрешенным им в пустыне (впоследствии монахом Ar'ajana-Sagahu) к патриарху Михаилу, тот «встал [91] с седалища и поклонился ему и назвал по имени, которое ночью сказал ему Ангел. Потом он сказал ему: „отныне будь монахом, ибо ты сделался отцом многих монахов и много церквей создастся во имя твое. Вернись в свою страну — она твое достояние от Бога». И сказал отец наш святый Такла-Хайманот: «не возвращусь я в страну мою; я пришел, чтобы ты похоронил меня здесь рукою своею. А что касается монашества то я не постригусь сам, ибо не знаю монашеского устава». И сказал патриарх: «истину говорю тебе, нет монаха, большего тебя. Но да будет по слову моему». И сказал св. Такла-Хайманот: «да, я поступлю, как ты сказал мне, ибо ты — мой отец после Бога, Господа Моего».

Место погребения святого, т.е. его обитель также выставляются важным религиозным центром, и это свидетельствуется как самим Богом, так и патриархом. Пред кончиной Такла-Хайманоту является Спаситель и заключает с ним необходимый в житиях «завет». В нем, кроме обычных в них обетований, мы находим еще следующее: «тому, кто будет ходить на богомолье к твоему гробу из ближних, или из дальних мест, я вменю это, как хождение во Иерусалим ко гробу Моему, и кто будет приобщаться Св. Таин и есть укрухи, падающие с трапезы твоей памяти, Я Иисус — слово Мое неложно — приобщу Св. Таин в Иерусалиме небесном и дам возлежать со мною в царствии Моем»... Когда святой в духовном восторге воскликнул: «повели мне, Господи, идти на судилище и быть убиенным за имя Твое», то получает в ответ: «ты окончил свои подвиги, и тебе ничего не остается, кроме смерти. Ты умрешь от болезни — морового поветрия (bedbed), лютою смертью, и я вменю тебе это, как убиение, как кровь мучеников, бывших до тебя. И не только тебя, но и чад твоих, которые умрут от мора в пустыни сей, Я [92] причислю к мученикам и дам тебе их в дар во царствии небесном»...

Дальше идти, казалось бы некуда, но дабролибаносским агиобиографам и этого было мало. Они присоединили к житию своего аввы две главы (114 и 115), имевшие целью «привести свидетельства в пользу места погребения» Такла-Хайманота, «как Бог исполнил завет, данный рабу Своему». Главы эти характерны, и мы приведем из них следующее:

«Сказал Матфей, патриарх Александрийский: «чада мои, епископы и игумены, блюдите и не предваряйте иереев места мощей святого Такла-Хайманота, ибо вижу я постоянно Духа Святого сходящим во время литургии и каждения на это место. И посему да будет ваше священнодействие вместе с ними, и ваше каждение вместе с ними, и ваша молитва вместе с ними; не расходитесь с ними, но восходите одновременно с ними».

Шли в Иерусалим два монаха из чад отца вашего святого Такла-Хайманот и зашли к патриарху Александрийскому за благословением. И спросил их патриарх: «откуда вы?» Они ответили: «мы из Эфиопии». Он сказал им: «знаете ли вы гроб человека Божия Такла-Хайманота?» Они сказали: «да, знаем, и сами идем оттуда». Услыхав это, патриарх встал, поклонился им, целовал их ноги и сказал: «зачем вы пришли сюда?» — «мы ищем спасения душ наших». Он воскликнул: «человек, не знающий спасения души своей, погибнет. Вы оставили спасение ваше и враждуете с жизнью вашей, ибо сказал Спаситель Такла-Хайманоту: «кто будет погребен у раки мощей твоих и будет всегда жить у нее, тот в последний день явно преселится с тобою»...

Глава 115. Один из воинов царя пошел в пустынь Вали (Gadama Wali) во дни царя Невая-Крестос или Сайфа-Арада, и встретил там монахов и приветствовал их. Они сказали ему: «откуда ты?» Он ответил: «из Шоа, из той области, которая называется Герарья (Gerarja)». Они сказали: «знаешь ли ты Такла-Хайманота!» Он ответил: «да, знаю, ибо это — мой отец». Они опросили: «ходил ли ты ко гробу его?» Он ответил: «да, ходил». Они встали, поклонились ему и стали лизать персть ног его и целовать его руки. Воин спросил их: «почему вы это делаете, господа мои?» Они ответили: «мы знаем». И [93] снова спросили его: «приобщался ли ты Св. Таин на месте мощей Такла-Хайманота?» Он сказал: «нет». Они сказали: «разве ты не безумен, что не приобщался у гроба святого; истину говорим тебе, мы слышали из уст Спасителя нашего: «всякий, кто приобщится Св. Таин на месте мощей его, мне присужден, и кто будет погребен в нем, не погибнет во век". И мы видим постоянно, как сходит туда Дух Святый во время рядовых служб, особенно же во время литургии и помазует сладостным благовонием приближающихся к нему. И не отступает Дух Божий от него ни днем, ни ночью, простертый над ним, как светоносный облак. И так будет всегда. Блажен живущий в нем и стоящий у врат его, блажен погребенный в нем и полагающийся на его помощь. Нет спасения для мужей шоанских без помощи молитв Такла-Хайманота». И говорили они ему сокровенное, чего мы не можем записать, и сказав, сокрылись от него. Подобно этому мы представили бы много свидетелей величия и славы места мощей отца нашего святого Такла-Хайманота, но мы оставим это, чтобы не быть длинными, ибо сказано: «при устех двою или триех свидетелей станет всяк глагол» (2 Кор. 13,1).

Такие легенды слагались в знаменитой обители. Конечно их бесполезно искать в вальдебской редакции несмотря даже на то, что монахи „пустыни Вали» приводятся дважды в свидетели. Но слава обители опиралась не на одни подобного рода легенды: еще более осязательно свидетельствовало о ней широкое распространение дабра-либаносского устава и непрерывность преемства в течение веков. И вот житие завершается «родословием отцов наших монахов». Эти родословия такла-хаймановского братства имеются в различных редакциях и неоднократно были предметом интереса со стороны ученых. Так Basset перевел две таких генеалогии в введении к своему переводу эфиопской редакции пахомиевых правил ³⁴, Perruchon издал с неудачным переводом еще третий памятник этого рода ³⁵, написанного на смешанном эфиопско-амхарском языке. [94] Парижская рукопись жития дает еще новую редакцию этого родословия, более полную, чем все до сих пор известные, и по-видимому более исправную, хотя все же не безупречную и не всегда понятную ³⁶. Полное критическое издание всех редакций является делом совершенно необходимым; при пользовании отдельными, случайно попадающимися рукописями, никогда не обходится без недоразумений, которыми полон перевод Perruchon и от которых не свободен перевод Basset. Генеалогия нашей рукописи представляет из себя сочетание переведенной последним под № III с изданной Perruchon. Отличиями является во-первых большая обстоятельность. Автор подробно излагает обстоятельства воскрешения Араяна-Цагаху, просвещения Амхары с убиением змия и разрушением идолов; кроме имен 12 мамхеров, он приводит имена первых настоятелей и т. д. Зато в числе «чад» Такла-Хайманота нет Евстафия и Самуила Вальдебского. Большая исправность текста дает возможность исправить некоторые ошибки Бассе ³⁷. При оценке данных различных житий Такла-Хайманота, прежде всего нельзя не остановиться на совершенной [95] спутанности их хронологии. Когда жил Такла-Хайманот? На этот вопрос всегда было несколько ответов, и иначе не могло быть. В самом деле, он живет при Загвеях и митрополите Кирилле, и в то же время по дабра-либаносской редакции при патриархе Вениамине, и постригается в Дабра-Даммо при авве Иоанни, четвертом преемнике За-Микаэля-Арагави! Загвеев нельзя датировать раньше X века, на их время придется и преосвященствование Кирилла, Вениамин же занимал коптскую патриаршескую кафедру во время арабского завоевания, т.е. в VII в.; сюда же может привести пожалуй и настоятельство Иоанни в Дабра-Даммо. К тому же вторым преемником по настоятельству в Дабра-Либаносе жития называют Филиппа, о котором у нас еще будет речь впереди и который жил при царях Амда-Сионе и Сайфа-Араде в XIV в. Наконец, дабра-либаносское житие окончательно запутывает дело, говоря о посещениях Такла-Хайманотом какого-то патриарха Михаила. Коптские иерархи этого имени занимали патриарший престол: 1) с 743 — Михаил I; 2) — до 829 — Михаил I; 3) — до 910 — Михаил III; 4) Михаил VI 1092-1102 и 5) Михаил V, 1145-6. Ни один из них не подходит под другие даты жития. Это сопоставление для нас является совершенной загадкой. Между тем, в той же редакции жития дается точная дата перенесения мощей святого — 56-й год по кончине; аксумская хроника отметила то же событие под 25 годом Сайфа-Арада, т.е. 1367 г., отнеся таким образом кончину святого к 1310 г. По-видимому, предание, помещающее Такла-Хайманота в конце господства Загвеев и при так наз. реставрации Соломоновой династии было более прочно и имеет больше оснований для доверия, чем то, которое делало его современником Вениамина и аввы Иоанни ³⁸. [96] Впрочем, это, может быть, даже и не предание, а своеобразные домыслы и книжные синхронизмы, желавшие сопоставить национального святого с знаменитым патриархом и приблизить к аксумским временам ³⁹. Подобное же происхождение имеет и сказание об отношениях Такла-Хайманота к Иясус-Моа. Пок. В. В. Болотов ⁴⁰ считает их как бы агиологической проекцией позднейшей судьбы двух важнейших должностей эфиопской церкви после митрополита: акабэ-саата и эчегге. Его объяснение весьма остроумно и заманчиво. Но все-таки мы не можем с своей стороны не возразить, что сложиться эти сказания, при условиях, принимаемых В. В. Болотовым, могли не раньше того времени, когда должность акабэ-саата окончательно отошла на задний план, т.е. в XVI в. Между тем, житие, изданное Conti Rossini, едва ли составленное позже самого начала XVI столетия, уже содержит в себе это сказание. Зато в синаксаре мы не находим упоминания ни об удалении святого в Дабра-Даммо, ни об его отношениях к Хайкской обители; говорится только: «потом (после обращения Моталмэ) он облекся в одеяние монашества в земле Шоа»..., и сообщается дальше, что он «пошел в Амхару на колеснице Илии, пришел к авве Бацалота-Микаэль монаху-подвижнику, и жил у него долго, служа ему как раб»... К сожалению, мы пока не в состоянии вполне оценить известия об отношениях Такла-Хайманота к этому монаху: житие Бацалота-Микаэля находится в коллекции (d’Аббади ⁴¹) и нам неизвестно. То, что мы знаем об этом святом из ниже помещаемых житий Аарона и Евстафия, [97] выставляет его старейшим монахом Эфиопии, стоящим во главе протеста против беззаконий Амда-Сиона. Если это так, то он должен был обладать редким долголетием. Житие Иясус-Моа нам также неизвестно, в синаксаре нет даже простого упоминания об этом, несомненно важном святом.

Несмотря на такую шаткую хронологическую основу, жития Такла-Хайманота дают нам не мало положительных сведений. Ученые уже оценили то, что оно говорит о политическом и религиозном состоянии южной Абиссинии в это переходное время Загвеев. Большей частью Шоа владеет неверный Моталме ⁴², в части Дамота сидит подчиненный ему Карара (Кафара?)-Ведем, вторая часть имени которого попадается в царских списках (м. пр. сын Дельнаода, т.е. современник Загвеев — Махбара-Ведем), хотя по дабра-либаносской редакции « Моталомэ, сын Эсладанэ (имя матери) царил по воле своей над всеми областями Дамота и над всеми областями Шоа до границы Амхары, где великая река, именуемая Джама» (cod. Par. № 137, f. 8 v.). Вальдебское житие выводит его из «царства Загвеев». Страна была весьма мало просвещена христианством: всюду были волхвы и священные деревья. Такла-Хайманот продолжает дело девяти преподобных просветителей северной Абиссинии в южной части страны: он истребляет языческие культы и крестит народ массами. Вообще жития с особенной любовью останавливаются на его просветительной деятельности; синаксарь даже прямо ставит его и генеалогически в связь с первыми проповедниками христианства в Эфиопии, а дабра-либаносское житие приводит его полную генеалогию от первосвященников Садока и Азарии; последний со своими [98] потомками выставляется проповедником в Абиссинии Моисеева закона. У одного из них Эмбарима живут апостолы Эфиопии — Фрументий и Сидрак, крестят его и даже делают епископом. Ряд его потомков обращает целые области Эфиопии: Тигре, Амхару, Ангот, Валаку, Марахбет, Манз, Гуну. Такла-Хайманоту оставалось крестить Шоа, Дамот, Катату. Крайне характерно это стремление авторов житий подчеркнуть апостольство святого. В том, что оно было, мы не имеем права сомневаться, зная, как медленно проникало христианство в глубь страны и как оно местами было непрочно и подвержено вредным влияниям. Важно указание на культ деревьев, который действительно господствовал и до сих пор местами процветает в этих областях ⁴³. В области Зёма Такла-Хайманоту приходится бороться с волхвами; ниже мы увидим, что уроженец этой местности Филипп также еще мальчиком побеждает их. — Дабра-либаносское житие называет также иногда и имена божества, которым поклонялись в это время шоанцы.

Следует еще отметить, что установление 12 мамхеров несомненно позднейшее, и в житии Филиппа, как мы увидим, относимое к митрополиту Иакову, вальдебское житие приписывает самому Такла-Хайманоту, а дабра-либаносское идет еще дальше, говоря, будто преемник Кирилла — митрополит Иоанн предлагал этому святому епископский сан и половину своей епархии. Если для вальдебского монаха было лестно, что впервые поставленный над его округом благочинный — духовный сын непосредственно самого основателя великого монашеского братства, то для монаха центральной обители было естественно верить в то, что она немедленно после своего основания сделалась центральной, что его духовный отец был таким же духовным главой монашества, [99] как и современный ему эчегге. Ниже, в житии Филиппа мы опять встретимся со сказанием, имевшим ту же цель.

Во всяком случае характерно отсутствие упоминания в обоих житиях о «завете» Такла-Хайманота относительно получения архиереев от коптов, Что же касается пресловутого «завета» этого святого с Иекуно-Амлаком, бывшего результатом так называемой реставрации Соломоновой династии, то Conti Rossini ⁴⁴ несколько поторопился объявить его безусловно позднейшим замыслом, сославшись на отсутствие его как в вальдебском житии и синаксарном, так и в альмейдовом пересказе дабра-либаносского. В парижской рукописи последнего мы читаем после рассказа о небесном поставлении Такла-Хайманота, т.е. еще до его апостольских подвигов и монашеского пострижения, следующее:

Глава 35. В эти дни, во время проповеди отца нашего святого Такла-Хайманот, спустя много лет после того, как отошло царство Израиля из рук Дельнаада на 340 лет, 7-го хамлэ вернул Бог царство от племени Хепаца (Hepada). Зрите силу Божию, действующую над святыми Его. Здесь исчислим роды тех, у которых похищено

царство. Дельнаад родил Махбара-Ведем..... ⁴⁵ и т. д. Иекуно-Амлак, который вернул царство от Загвеева — 112 родов от Адама, а от Эбна-Хакима 70, а 10 родов тех, которые жили в изгнании, скитаясь по горам и вертепам и переселяясь из града во град и скрываясь в пещерах и пропастях земных до царствования Иекуно-Амлака. Когда он воцарился, наступил мир и покой во всех странах. Так сотворил для них отец наш святый Такла-Хайманот силою Бога своего, для Которого нет ничего невозможного. Люди израильские! какую награду воздали вы и чем отплатили такому отцу вашему, возвратившему вам это великое наследие — царство? Будьте только тверды в завете, который заключил и держите клятву, которой клялся с отцом вашим Иекуно-Амлак так же, как и они оба, утвердив завет, и клятву в Дабра-либаносе. [100]

Итак, в приведенном месте мы встречаем упоминание о «завете» и «клятве» без изложения, в чем они состояли. Нельзя не заметить, что оно производит впечатление вставки и не находится ни в какой связи с текстом жития. До него шла речь о призвании свыше и поставлении Такла-Хайманота новым апостолом, потом дело идет об его апостольских трудах и обращении Моталмэ. Об абиссинских царях во всем житии нет упоминаний; и Дамотом, и Амхарой и частью Шоа владеют неверные и после «завета»; о «мире и покое во всех странах» не может быть речи; напротив, свирепствуют гонения на христиан. Кроме того, большая часть этой главы (от «зрите» до «люди израильские») буквально тожественна с концом известного трактата «Богатство царей» ⁴⁶ даже с его орфографией «Дельнаад» вм. Дельнаод. Кто у кого заимствовал, сказать нельзя, но a priori можно скорее предположить, что составитель вздорного трактата присоединил к нему вместо заключения соответствующий пассаж из жития святого. Полное молчание последнего, только в одном этом месте нарушенное, относительно христианских царей Эфиопии, весьма характерно. Что за племя Хепаца, из которого происходила отвергнутая династия? Все это весьма странно и делает всякие окончательные заключения о происхождении династической легенды, до приведения в известность всего материала, во всяком случае преждевременными.

Абия-Эгзиэ и Ираклид.

Жизнь этих святых мы относим к этому периоду только на основании их «родословия», помещенного после жития первого из них по рукописи Orient. 695 ⁴⁷ [101] Британского Музея. Сами жития не дают никаких указаний на время жизни их, да и вообще они довольно бедны материалом, ценным для историка, интересуясь главным образом чудесами.

В начале жития первого святого неизвестный автор поместил уже приведенное нами выше длинное предисловие ⁴⁸; из него мы узнаем обстоятельства, при которых он работал, и источники, которыми он пользовался, будучи сам современником Ираклида, второго духовного преемника Абия-Эгзиэ, т.е. будучи моложе преподобного на одно поколение. Главной задачей его было, по его собственным словам, «рассказать, как святой творил по молитве своей чудеса и знамения», и действительно, его труд не столько связная и последовательная биография, сколько ряд отдельных повествований о чудесах святого, при чем время и место играют второстепенную роль. Стиль сочинения риторический, приноровленный для церковного чтения; обилие панегирико-лирических отступлений и библейских цитат, особенно из псалмов, весьма заметно. Многочисленные пробелы в рукописи предназначались для иллюстраций; из них только на семи сделаны рисунки контуром.

Приводим содержание житий.

После длинного, уже известного нам риторического вступления, имеющего характер похвального слова, автор переходит к фактической части жития, начиная опять со ссылки на свои авторитеты: «переходим опять /f.11/ к началу повествования о том, как жил он от отрочества, ибо нашли мы помощь у старцев, и те поведали вам о многой благости его»... Святой в молодости был пастухом и отличался крайним нищелюбием: отдавал бедным не только свое пропитание, но и все, что у него было, особенно если его просили именем Божиим. Иногда, зная его страх пред именем Божиим, над ним глумились: раз дали ему острое копье и требовали, чтобы он пронзил себя во имя Бога, в другой — [102] /f.12/ чтобы лобызал осла в язвы. Он был готов это делать, но его удерживали. Потом отец поручил его мамхеру. Последний приказал ему носить дрова, причем его сверстники, «псалтырные чада», также злоупотребляли его благоговением и заставляли во имя Божие работать /f.13/ за себя. Поэтому «не открылось им слово Божие, и никто из них не облекся священством, ибо прогневали они святого и благословенного раба Божия во всем служении его, ибо повинующийся мамхеру повинуется Богу, а противящийся повелению мамхера противится Богу»... На святом почило благословение Божие, он сделался священником и хотел /f.14/ монашества. Для этого он сделался странником и пошел в далекую страну, и прибыл по повелению Божию в монастырь Цакуал (Saqual). /f.15/ На пути открыл ему Бог все блага». Здесь монахи радушно встретили его, научили своему уставу и беседовали с ним о тайнах веры и о пустынниках, и сказали: «лучше умереть в пустыне, чем жить в монастырях, лучше нам поселиться в пустыне Вальдеба (Waldeba), селении святых». Монахи сообщили ему, что в Вальдеба есть церковь, которую никто не может найти. Услыхав это, он сказал: «я пойду /f.16/ один и найду ее силою Господа моего Иисуса Христа». И он пошел, не взяв с собою ничего, кроме посоха, поя псалмы и «новые славословия»» 40 дней он ничего не ел и не пил, потом нашел зелень benahjo с тремя бобами; он поел ее и выпил воды, которую по молитве источил из камня, потом расположился ночевать в лесу, где /f.17/ помолился Богу: «зачем я хожу по этой стране без дорог, по которой не ступала нога человеческая, которая полна травы и деревьев». В этот момент, около полуночи подошел к нему большой и страшный зверь hermaz ⁴⁹. Святой сказал ему: «я не боюсь твоего ужасного вида; у меня есть кого бояться: это Тот — Кого боится вся тварь небесная и земная, Который сидит на престоле огненном и колеснице огненной, из дома /f.18/ Которого исходит река огненная"... Зверь шел впереди его и мигал ему глазами. Святой понял, что он послан ему в путеводители свыше. На дороге с ним встречались львы и тигры, но они только прикасались к одежде его, как это «делают люди, приближаясь друг к другу....» и не вредили ему... Чрез десять дней он встретил человека, также /f.19/ посланного Богом, и тот напитал его хлебом. Наконец он отпустил зверя и дошел до церкви. Здесь он сделал три поклона со словами: «отверзи мне врата милости Твоея; вшед в нея, исповемся имени [103] Твоему». Врата открылись, он вошел и «увидел сияние света, который двигался внутри. «Это не свет сего мира, но другой свет, больший солнечного и лунного... И никто не шевелился внутри, кроме света; пространство было обширностью с целое наместничество (simat)»... Здесь он прожил три месяца, и потом голос трижды повелел ему возвратиться на родину, хотя он и отказывался, говоря; «я не пойду, ибо /f.20/ обрел Тебя, на Кого уповал». В последний раз голос сказал ему: «иди, ибо много людей спасается твоею молитвой и ты будешь отцом многих людей». Когда он и на этот раз отказался, его схватил арх. Гавриил и перенес в монастырь Цакуал, откуда, прожив некоторое время, и рассказав о своем путешествии, ушел на родину.

Далее идет новый отдел, озаглавленный:  «повествование о /f.21/ чудесах и обильных дарованиях и силе спасения человека Божия отца нашего святого Абия-Эгзиэ»... Сначала рассказывается о том, как по его молитве воскрес умерший иеродиакон, потом о воскрешении /f.22/ царского военачальника, убитого на войне и относимого слугами для погребения на родину — «в страну дальнюю» — Хамасен. Воскресший вместе с 20 тыс. своих земляков оставил мир, пришел к святому в оби-/f.23/тель Саламге (Salamge) и здесь постригся,   получив имя Фенота-Хейват («Путь жизни»), и будучи поставлен настоятелем монастыря. По-/f.24/том святой воскресил одну из своих духовных дщерей, которая «передавала   монахиням слово Божие, которое слышала от него, день и ночь». Она пережила потом его и была игуменьей монастыря в области Жамадо (Gamado). Однажды во время совершения литургии сатана наслал на него скорпиона величиной с птицу. Он жалил его, сидя в одежде, но святой терпел, пока не окончил  службы. В другой раз /f.25/ во время литургии сатана поджог церковь. На смущение сослужащих и монахов святой не обращал внимания и, окончив службу, вынес табот и всю утварь и вывел всех, после чего огонь проник внутрь и церковь сгорела. Идя в страну Куаль-сагаду (Kualsagadu) с шестью монахами, рассек крестным знамением пополам громадного змия, уже открывшего /f.26/ на них свою пасть. По этому поводу беседа о зубах змия и женщины. Когда святой был на своей родине, «явился гордый и наглый hawsegua ⁵⁰ /f.27/ по имени Иетбарак, который не боялся Бога и не чтил боящихся Бога. Придя, он угнал всех коров вдов и сирот. Те пошли к отцу [104] нашему святому Абия-Эгзиэ и пожаловались. Он немедленно пошел к грабителю и застал его закалающим быка». На увещания святого он отвечал дерзко и велел его вывести. Тогда святой возгласил: «я —  раб Михаила»... В это время явилось облако и, когда он сказал: «Господи... сотвори чудо, да уразумеют, что я — раб Твой», раздался из облака гром и поверг сего walatam (?) и его людей. Последние потребовали, чтобы он призвал назад святого и вернул ему награбленное, что он и исполнил, покаявшись, Святой пригласил одну из вдов и велел ей взять свое имущество. «И вернул он все имущество их, и ничего не оставил. И прекратилась между ними вражда, и /f.29/ устроили они мир". — Однажды во время путешествия по пустыне один юноша из числа спутников святого, томимый жаждою, не мог идти. Святой, прочитав «Отче наш» и другие молитвы, перекрестил скалу и ударил в нее жезлом. Потекла вода, белая, как молоко и сладкая, как мед. Юноша напился ее; затем святой, ударив жезлом, опять запечатал скалу и запретил юноше говорить об этом чуде до своей смерти.

/f.31/ Однажды попросила у него одна монахиня «воды молитвы» для пития, и потом дала ее другой для окропления головы. В руках их тогда вода превратилась в кровь. Святой, к которому оне в ужасе обратились, сказал: «нет греха большого, чем измена слову... и, трижды /f.33/ благословив кровь, превратил ее в воду»... — Кровоточивая, страдавшая 12 лет, услыхав о святом и его чудесах, прибыла издалека, и он исцелил ее, помолившись и перекрестив со словами: «во имя Отца /f.34/ и Сына и Св. Духа». — В другой раз он напоил своих чад, томимых жаждой в безводной местности, заставив их копать землю до скалы. На другой день в этом месте оказалась вода. Святой выстроил здесь обитель (makana), которая существует до сих пор». Некто /f.35/ дал святому на сохранение своего мула, и когда этот мул по недосмотру учеников убежал, святой немедленно отправился на поиски. На дороге он узнал от одного путника, к кому убежал мул. Но задержавший его, на вопросы святого отвечал отрицательно. Тогда святой повелел вихрю разрушить постройки, которые этот человек соорудил к свадьбе своего сына, и разорвать привязь мула. Последний вернулся /f.36/ сам назад, а задержавший его покаялся и просил прощения. «Еще сотворил он чудо и знамение по молитве своей среди собрания народа, препираясь с Фехлет (Fehlet), женой царя, которая сидела вместе с ними, как судья; и слушала Фехлет речи их и внимала словам [105] их. И отвечал отец наш святый Абия-Эгзиэ и сказал ей: «зачем ты слушаешь речи  их и внимаешь учению их. Мы слушаем то, что написано в писании апостолами, что всякий да повинуется царю, если согласны в вере митрополит и царь. Если же кто преступит проповедь их и не примет гласа их, да будет отлучен и проклят у Иисуса Христа, Сына Божия». Когда она это услыхала, сказала евнуху, что был с вею: «зачем ты слушаешь этого монаха, который говорит только проклятия. Евнух встал и сказал святому: «затем ты разговариваешь с нею — ведь она — жена царя, и никто не разговаривает с нею; она весьма знатна и с нею судьи (makuenan)». Он отвечал: «знатен Иисус Христос, Сын Бога Живого, облеченный пламенем огненным, Его же царствию весть конца в годы родов». Услыхав это, судьи, евнух и Фехлет сказали: «уведите и удалите его». Его удалили с поруганием. Выйдя, он стал молиться о чуде для их вразумления. И вот поднялся /f.37/ вихрь и поверг их палатки. Тогда они покаялись и просили у святого прощения. — Когда он однажды находился в пустыне, пришли к нему горожане со скотом и просили защиты «ибо прибыл sejum с войском, чтобы грабить их скот, а самих  убить» без  всякой вины. В это время прибыл sejum, стал у входа в жилище святого и затрубил в рог. Явились его воины, угнали  скот,  кричали и спорили. Святой сказал: «кто это гордый и наглый, затрубивший над моей головой». Потом он помолился. Поднялось  землетрясение,  грабители бежали в /f.38/ ужасе к себе в город, оставив скот и думая, что их преследуют. «И еще сотворил он знамение и чудо, когда послал наместник (makwanen) Амба-Санайта (Amba-sanajt) к sejum'y Тамбена (Tamben), говоря: «согласимся и поклянемся не идти к царю. И сказал sejum тамбенский: мне не подобает изменять царю. II послал этот sejum тамбенский к отцу нашему святому Абия-Эгзиэ, говоря: «отче, послужи мне у этого макванена Амба-Санайтского. И встал и сошел отец наш и прибыл к sejum'y тамбенскому и сказал тот ему: «отче, послужи мне и скажи этому макванену, что мне не подобает изменять царю, ибо я некогда присягал царю в род и род». И отправился отец наш Абия-Эгзиэ к этому макванену и сказал ему: «послал меня к тебе sejum тамбенский». И сказал тот: «что он сказал тебе?» И рассказал он ему все, зачем был послан. И когда услыхал это макванен, разгневался, /f.39/ был печален и скорбел о том, что тот ему противится. Он сказал отцу нашему святому Абия-Эгзиэ: «ступай, скажи ему: «если ты не согласишься со мной изменить  царю, я приду с войском и уничтожу твой [106] город, сожгу его огнем и опустошу, так что он будет пустыней. Знай это теперь, чтобы не раскаяться после». И пошел опять отец святой Абия-Эгзиэ к sejum'y тамбенскому и рассказал ему все, что поручил ему макванен. Когда услыхал это sejum тамбенский, сказал отцу нашему святому Абия-Эгзиэ: «я верую в молитву твою, но поди и скажи ему: ты не разрушишь города Бога и царя». Я прибегаю к тебе, ибо верую в молитву твою». И пошел отец наш святый Абия-Эгзиэ опять к макванену и передал ему все, что ему было сказано. И сказал этот макванен: «вот я приду к тебе за тобой». И ответил ему отец наш святый Абия-Эгзиэ: «не думай, что защита Божия подобна моей убогой: Господь мой Иисус Христос — Крепкий и Сильный». Тогда сказал преступный макванен своим войскам: «пойдем воевать в Тамбен». Отец наш Абия-Эгзиэ ушел от него, молясь и прося Бога Господа своего. И поднявшись из Амба-Санайт, он прибыл в Мерхаца-Айба (Mergada-Ajba), где остановился и сделал крестное знамение жезлом, говоря: «я — раб Иисуса Христа, Сына Бога Живого запечатываю сию страну во имя Отца и Сына и Св. Духа, и теперь посмотрю, пройдут ли они по ней!» И встал макванен со своим воинством при пламени и грозе и прибыл туда, где святой запечатал жезлом со знамением креста и не мог пройти, хотя и не боялся, и остановился. И услыхал он гром, который был подобен конскому топоту и шуму многочисленного войска, и ему показалось, что его застигают и против него воюют. И вошел /f.40/ в сердце его страх и трепет и великий ужас. Бежали они, толпясь и мешая войску. Одни из них побросали свои одежды, другие — щиты и копья, иные — стрелы и луки, а иные — что было у них в руках, пока дошли до Амба-Санайт. И когда они, вернувшись назад, увидели, что никто их не гнал и не преследовал, стали говорить друг другу: «что случилось с нами на дороге, что мы бежали, когда нас никто не гнал и не преследовал?» И отвечали они: «не был ли это Абия-Эгзиэ, который проклял нас, ибо когда он сказал макванену: «он прибег ко мне», тот противился ему и не принял слова его. И посему случилось с нами все это, ибо слышали мы некогда, как рассказывали люди о нем и говорили: «все, что он говорил словом, делал для него Бог. И мы, зная это, затыкали сердца свои, и теперь сделались посмешищем и посмеянием для видящих нас».

/f.41/ Затем рассказывается еще о трех чудесах святого. Поселянин, не позволивший пройти ему по засеянному полю и заставивший идти по терновнику, ранившему ноги, был вразумлен тем, что вихрь со всех [107] сторон нанес терновник, закрывший его поле. По молитве святого оно очистилось. Напуганные при выходе из церкви тучами в весеннее время, /f.42/ и боясь, чтобы град не истребил посевы, обыватели послали к святому, находившемуся еще в церкви, просить его молитвы. Он вышел и произнес: «разве я — не раб Иисуса Христа, Сына Бога Живого», и этим рассеял тучи. — Когда однажды в монастырь пришли странники /f.43/ «странствовавшие ради праведности», и он велел братии издержать для их приема все монастырские запасы, монахи стали роптать и готовы уже были разойтись, как вдруг неизвестные люди привезли на ослах хлебы и питье. «И он проводил, все дни жизни своей, утешая печальных /f.44/ и обращая грешных, и укрепляя премудрых, и примиряя враждующих и творя мир многий. И спустя немного дней он занемог, чтобы преселиться от сего бренного мира и отойти ко Господу Богу своему. Собрал он чад своих малых и великих, и прочел круг слова писания пророков и апостолов и сказал им: «блюдите и оберегайтесь от блуда, нечистоты, от злословия ближних и клевет, от послушествования лжи и всего вообще, что упоминают писания». И говорил им: «слушайте, чада мои, и внимайте смиренно и мудро. Когда я был в пустыне Вальдеба, которую мне указал Господь властью своею, у того храма, сказал мне Господь гласом: «иди, вернись где жил раньше, и спасутся многие от слов твоих, и будут твориться чудеса и знамения по молитве твоей». И ныне, чада мои, блюдите заповеди Божии и увещевайте друг друга, чтобы не посрамиться вам от Того, Кто приидет во славе, чтобы отделить праведных от нечестивых. Это, говорю вам, и мир Божий да пребудет на вас». И когда он окончил дни свои, чтобы отойти из этого мира, явился ему Господь наш Иисус Христос с Марией Богородицей; в руке Его был венец из различных драгоценных камней и в светоносной одежде, и сказал ему: «иди ко Мне, возлюбленный Мой Абия-Эгзиэ, чтобы возрадоваться радостью /f.45/ непреходящею. Самим Мною клянусь тебе: всякому, кто будет призывать имя твое Я разрешу грехи, и всякому кто будет творить память твою, или будет милостив к бедным, или будет одевать нагих, или питать алчущих, или поить жаждущих, или воздвигнет храм твой (martulaka), или напишет житие твое, или прочтет его, или прослушает его, я разрешу грехи до 10-го поколения, а кто назовется именем твоим, тому до 7-го поколения. И это сказав, Он облобызал его в уста и понес его на лоне Своем и вознес его на небеса. И услыхав славословие ангельское, отошла душа его от тела и [108] вошла в Иерусалим небесный. Упокоился он 19-го генбота. И погребли его внутри монастыря его Дабра-Мадханит. Молитвы и благословение его да будут его во веки веков. Аминь.

/f.46/ Далее в виде приложения рассказано одно посмертное чудо святого. Сейум, области Марата (Marata), узнав о смерти святого, решил, что настало время грабить его монастырь и велел своим подчиненным идти с ним угонять скот у монахов и монахинь. Те отказывались, говоря: «кто творил чудеса при жизни, будет творить и по смерти». Но приказанию должны были подчиниться говоря: «мы исполним твое повеление, ибо у тебя власть над нами». Чада святого, узнав от пастуха об /f.47/ участи скота, стали просить его помощи, а грабители издевались и бросали в них каменья. Тогда они собрались в церкви у гроба святого, стали плакать и молиться. В это время грабителей, отошедших на два поприща застигли гром, молния и громадный град. Коровы вернулись в свои стойла. И удивились все видевшие и слышавшие это и сказали: „слава Богу, сотворившему это знамение и чудо для рабов своих, угодивших Ему жизнью своею».

Затем начинается новый отдел книги — чудеса святого. Они совершены, кроме одного (девятого), еще при его жизни, и могли быть рассказаны наряду с теми, которые нашли себе место в первой части. По содержанию и характеру изложения эта часть ничем не отличается от первой, также занимающейся перечислением чудес; здесь только каждое чудо предваряется заглавием с молитвенным обращением к святому со стороны переписчика рукописи.

/f.48/ 1) Первое повествует о том,  как  во время   путешествия  святого «для искания и посещения пустынь» в Амхаре с ним вместе остановились на дороге для отдыха мусульманин, страдавший проказой (gelgase) и христианин, одержимый демоном. Оба были исцелены и сделались его учениками.

/f.50/ 2) Перешел посуху с учениками среди расступившихся вод Такацы, чем заставил уверовать 945 прибрежных жителей — магометан.

/f.51/ 3) Идя в страну Куалакуэла (Qualaquela)  «область аввы нашего Назария» (Nazrawi), встретил разбойников, неверных, питавшихся слонами и мышами, которые заставили его идти с собой и питаться их пищей. Он говорил им: «о проклятые, питающиеся зверями (hermaz) и мышами — вы враги мужам вальдебским». Те убеждали его в бесполезности сопротивления и указывали на одного из своих, который убил 15 монахов, не желавших за ними следовать. Они наконец [109] связали его и поволокли, причем он читал «Отче наш», а они над ним издевались. Придя в область Хисан (Hisan), увидели издали зверя (hermaz), они решили его убить, чтобы заставить есть святого, и стали /f.52/ стрелять. Во время этой охоты зверь был убит, но смертельно ранил убийцу 15-ти монахов. Товарищи его были в горе и развязали святого, который стал говорить им о бессмертии души. Они сказали, что уверуют, если воскреснет мертвый. По молитве святого воскрес как он, так и зверь. Воскресший стал говорить о Боге. Святой извел источник воды и крестил их (16 человек), после чего они решили сделаться монахами и пошли на брак вечный в Вальдеба».

4) Однажды святой с одним монахом пошел в область /f.53/ Валькайт (Walqajt). Спутник его томился жаждой. Святой  велел ему спуститься вниз с высокой амбы и искать воды; он ответил: «меня съедят слоны, тигры и львы; я боюсь». Святой сказал: «землю, на которой мы находимся,  дал мне Бог заветом,  чтобы приносились на ней в жертву Его тело и кровь, и жило много странников и верных». В последующее время ее назовут Амба Фаласа (Amba Falasa), как жилище пришельцев и люди населят область Вагару (Wagara), кроме одной Ценбела (Senbela), ибо она под Вагарой». Монах сказал: «отче, я умираю от жажды». Святой ответил: «чадо, направо мы, или на /f.54/ лево? Помолимся Богу, ибо один вход в это прибежище, подобно Даммо». Потом спустился, помолился Богу и извел воду из скалы. Там они жили много лет. И сказал он: «эта вода будет во веки веков для церкви и монахов». И она до сего дня налево от жилища отца нашего. Когда входишь, эта вода направо, а когда выходишь — налево, и пребывает доныне».

5) Святой пошел «в землю Мараба (Maraba) к авве Мадханина-Эгзиэ, называемому Вальда-Тарамин (Walda Taramin), из Шоа, ибо подвиги его изрядны и он ходил на крыльях, и многие знамения и чудеса его описаны»... При встрече «они узнали Духом Святым, что погибла церковь в Дабра-Энконамиос (D. Enqonamjos), когда захворали иереи Иона и Энбарэна. Они сказали: пойдем туда, угодить Благодетелю». Облако понесло их,  и прибыв,  они отслужили литургию Богородицы и исцелили больных священников. Потом ушли в келью Мадханина-Эгзиэ в Варабе, где провели некоторое время вместе, а затем Абия-Эгзиэ (Антоний) вернулся на свою Амба-Фаласа. Подходя, он увидел авву /f.55/ Ферэ-Кеддуса, поднимающимся на гору верхом на льве.

6) Святой на крыльях в три перелета носился в «землю живых», [110] видел и беседовал с теми, которых не коснулась смерть. Потом вернулся в область Марата (Marata), ибо сделал ее Господь пребывалищем плоти его. И каждый день летал он в землю Живых и ко гробу Господа нашего, и в Дабра-Метмак (Metmaq).

/f.56/ 7) Рассказывается о странном чуде на пути в Беркутан (Berkutan) в сопровождении аввы Ферэ-Кеддуса. Святой извел воду и облегчил роды умиравшей корове, которая каялась пред ним человеческим голосом, и потом последовала сначала за ним вместе с быком, а затем /f.57/ ушла в землю Фехлет (Fehlet). Случай дал повод для беседы между спутниками о браке.

8) Женщины пришли, желая видеть чудо и просили во имя Божие напоить их. Святой, убоявшись имени Божия, велел авве Ферэ-Кеддусу подоить корову, о которой  говорилось в предыдущем чуде, и других /f.58/ коров, и принести молока. Женщины отказались пить, говоря: «мы христиане, и не будем пить в среду, а это — день постный. Отче, разве ты не монах и не знаешь среды; нам казалось, что ты знаешь устав». Святой велел Ферэ-Кеддусу возвратить молоко коровам, и оно вошло к ним назад. Женщины, видя это, покаялись пред ним.

9) Богатая чета, чтившая святого и ежегодно справлявшая его память обильною милостыней, наконец пришла в нищету. Когда /f.59/ приближался день памяти святого, муж предложил жене продать ее драгоценности, но их уже не оказалось. Оба были в горе. Ночью явился мужу во сне святой и велел идти в поле за овощами и копать, чтобы найти sable — монашескую пищу. На пути чета встретила святого, явившегося в виде странника, который и проводил их к месту, где они нашли желаемое. По возвращении домой они увидали свое жилище полным до верху пшеницы, а найденные овощи — превратившимися в золото и серебро.

/f.60/ 10) Случай с разбойниками, отнявшими у святого милоть, когда он шел чрез Годжам в Дабра-Либанос. Одного из них попалил огонь, и он был воскрешен молитвою святого по просьбе и покаянию /f.61/ товарища. Оба сделались монахами и умерли у гроба Мадханина-Эгзиэ.

11) «Однажды вернулся он в Дабра-Либанос и встретил пустынников, которые говорили: «если бы нам найти монаха, который бы принес нам Св. дары». И сказал он им: «мир вам, рабы Божии!» Они сказали ему: «мир Божий да будет с тобою, брат наш! Можешь ли ты приобщить вас? Он ответил им: «есть ли дары, приготовленные на сегодня?» Они сказали: «да, есть». И он сказал им: [111] «ступайте, приготовьте». Они пошли в церковь приготовили и сказали ему: «отче, иди и служи литургию». Он сказал им: «благословите меня отцы, чада Божии». Они сказали ему: «да будет угодна Богу жертва твоя, как жертва Мельхиседека и Эздры пророка и Авеля». Он пошел, облачился в священную одежду и сказал: «mimatan» ⁵¹, и когда произнес это, спустились хлебы и чаша. Удивились все бывшие с ним и говорили: «откуда явились эти просфоры и чаша». И отец наш отставил то, что было ему приготовлено, расположил и служил литургию отцов наших Апостолов, а они приобщались из рук его. Выйдя, отец наш Антоний поманил облако и сел на него. Ему сказали: «отче, скажи нам имя твое, ради Господа». Он ответил: «имя мое — Антоний в монашестве, а имя по христианству — Абия-Эгзиэ. Я из области Марата». Ему сказали они: «прости нам, отче наш, ради Господа, что мы отлучили тебя». Он ответил: «будьте разрешены устами Отца и Сына и Св. Духа». И он сказал им: «и мне отпустите грехи мои». Они сказали: «Бог да разрешит тебе грехи твои». И вернулся отец наш в страну свою, а дискос и чаша существуют доселе».

12) Святой собрался в город Награн (Nagran), чтобы омыться /f.62/ живой водой. На пути встретил двух монахов, направлявшихся туда же, но не знавших пути. Идя дальше, они пришли в город Гельдан (Geldan). Жители-язычники предупреждала, что на пути много змей и предлагали им купить у них телячьи кожи для прикрытия от укушений. Но у них не было денег, и они решили идти, надеясь на помощь Божию. Их встретил громадный змей, поглотил их и перенес в своем чреве в 7 дней в Награн. Там они встретились с пустынниками и беседовали с ними. /f.63/ Святой велел змею ждать их 40  дней и по истечении этого времени ползти вперед и указывать им путь.

Житие преподобного Ираклида (Arkaledes) составлено более связно, хотя также имеет особенное пристрастие к чудесам, б. ч. странным. Оно довольно кратко (fl. 63b — 74b). Общего заглавия не имеет, начинается с обычного: «во имя Отца и Сына и Св. Духа, Единого Бога. Приступаем с помощью Господа нашего Иисуса Христа к повествованию и изложению [112] того, как родился отец наш Ираклид, в мире Господа. Аминь».

Пред рождением подвижника мать его была при смерти; душа ее возносится к «престолу огненному» и слышит повеление вернуться в тело, так как должен родиться «отец монахов и верных, благодаря которому многие обратятся от грехов к покаянию, чтобы сподобиться /f.64/ небесного царствия». Умершая воскресает с тем, чтобы родить Ираклида и после родов умирает опять. Он остается круглым сиротой на попечении тетки, которая переселяется в «другую страну»; братья матери ищут его и отдают на обучение ученику Абия-Эгзиэ Габра-Крестосу. Тот учит его чтению, рукоделию. Затем он делается диаконом и монахом, пребывая в полном повиновении своему наставнику. Умирая, последний «благословил его великим благословением». Справив сорокоуст по покойном, Ираклид пошел в пустыню, не взяв /f.65/ с собою ничего, и прибыл к высокой горе, на которой жили звероподобные демоны в виде верблюдов, коней, ослов, мулов, черных баранов, говорившие по-человечески, но неправильно. Он рассеял их именем Божиим. Потом с другими монахами пошел в местность Цалай (Salaj). Когда на другой день они ушли оттуда, один странствующий монах взялся следовать за ними и нести их одежды и /f.66/ псалтири, чтобы при удобном случае похитить их. Он был наказан за это слепотою, и только по молитве святого снова прозрел и вернул похищенное. Потом Ираклиду явился во сне ангел и велел подняться на гору Гуанайэба (Guanaj'eba) где «будут по молитве его великие знамения и чудеса, соберется много людей и будет воздвигнут храм /f.67/ Божий»... Встав, он прочитал молитву Евангелия, Отче наш и «Просвети очи мои» и опять уснул. Видение повторилось три раза. Тогда он, после молитвы пошел со своими чадами к указанному месту. Место будущего храма обозначалось облаком днем и столпом огненным ночью. /f.68-70/ Рассказывается чудесное построение церкви в 8 дней. Об этом известили авву Самуила в монастыре Аллилуиа (Dabra-Halelo) и т. д.

/f.71/ Sejum области Зана (Zana) Гуильта-Марьям угнал монастырский скот и ограбил кельи. По молитве святого, его настиг на дороге змей и поверг на землю. Все люди его разбежались, а потом, вернувшись, /f.72/ потребовали, чтобы он вернул свою добычу. Другое чудо совершилось, когда Ираклид велел своим чадам есть только на трапезе друг с другом, творить милостыню и быть смиренными. Многие нашли для себя его уставы тяжелыми. Тогда он велел послушным отделиться от [113] ропщущих и подойти к себе. Вдруг поколебался дом, и ропщущие /f.73/ смирились.

Во все четыре поста Ираклид уходил с одним из учеников в пустыню, где питался зеленью и плодами. Однажды в великий пост явился ему во сне ангел и велел приготовить к смерти чад его. Вернувшись в монастырь, «чтобы приобщиться пасхального приобщения», он велел монахам принести все имущество, что у них было. Все принесли все до последней иголки, а некоторые, не имевшие ничего, стояли пред ним. На его вопрос они ответили, что у них ничего нет, кроме травы для подстилок. Они принесли и ее, и положили пред ним. Тогда он заплакал, а они умерли в числе 45 монахов «без пятна нечистоты греха». Чрез год после них занемог он сам и болел пять /f.74/ месяцев. Несколько раз душа его возносилась на небо; ей было определено жить в обители Абия-Эгзиэ; он получил в дар своих последователей до 7-го рода и обещание, что все его чада, кроме двух не будут осуждены; он видел райские плоды и Богоматерь поила его райской водой живой. Получив наконец «завет», он почил 28-го текемта и погребен 29-го.

Рукопись, содержащая эти два жития заканчивается духовным родословием подвижников обычного типа. Авва Антоний родил авву Макария, авва Макарий родил авву Пахомия; авва Пахомий родил авву Мата; авва Мата р. а. Беесе-Салам; а. Б.С. р. а. Адхани; а. А. р. а. Кебуэ-Баэгзиэ;... и т. д.; имена даны следующие: Валатина-Эгзиэ, Иехраяна-Эгзиэ, Абия-Эгзиэ, Габра-Крестос, Ираклид, Фаддей, Василий, Стефан, /f.75/ Зара-Энтонес, Тансеа-Крестос с Фаддеем, Иосифом и Зена-Гавриил. Последний родил авву Ама-Селасе, который жил во дни Гранья. Далее перечислено еще 19 поколений монахов без всяких пометок.

Из этой генеалогии мы видим, что обоих подвижников возводили к великим египетским преподобным не чрез кого-либо из девяти святых, а подобно Евстафию — чрез двойника Арагави — авву Мата-Ливания. Но если сравнить ее с родословием Евстафия, помещенным в Лондонской рукописи Orient. 705 ⁵², то нельзя не заметить различий. Приводим их параллельно: [114]

Таким образом родословие Абия-Эгзиэ выпускает три члена и переставляет один (Адхани). Само собою разумеется, что нам нечего искать точности и даже простой достоверности в данных, относящихся к аксумским и ближайшим к ним временам. Самая краткость родословий и малое количество поколений характерно, и указывает, с одной стороны, на скудость преданий, с другой — я думаю, на перерыв его во время смут. Монастыри так же не сохранили непрерывной традиции, как и светские историки. Уже по поводу Такла-Хайманота нам приходилось говорить об этом; в настоящем случае также бросается в глаза несообразность данных генеалогий с действительной хронологией. Одиннадцатым от Ливания Евстафий едва ли мог быть: тогда пришлось бы считать монашеское поколение более, чем в 50 лет. Если оставить без внимания пропуск трех членов в родословии наших подвижников, то Ираклид окажется современником Евстафия, а Абия-Эгзиэ — [115] Такла-Хайманота. Последнее согласно и с генеалогией этого подвижника, в которой от него до Арагави вверх насчитывается приблизительно столько же монашеских поколений ⁵³. Интересна заметка нашего родословия о том, что шестой потомок Ираклида жил во время нашествия Граня. Последнее постигло Эфиопское царство во второй четверти XVI-го века; кладя обычно по три поколения на столетие, мы при шести поколениях как раз придем к XIV веку — времени жизни Евстафия. Впрочем, судя по последним 19 родам генеалогий, доходящим вероятно до конца XVIII в., поколения считались значительно меньше. Может быть и при счете их от Ираклида до Амха-Селясэ были такие же пропуски, как и в первой части генеалогии, относящейся к древнему периоду. Если таким образом Абия-Эгзиэ может считаться современником Такла-Хайманота, то не был ли Мадханина-Эгзиэ из Шоа, упоминаемый на f. 54 его жития тожествен с одноименным учеником Такла-Хайманота, основателем Банкуальской обители? Решение этого вопроса зависит отчасти оттого, в каком отношении земля Мараба стоит к Банкуалю. Обе местности находились в Тигрэ. Не был ли также авва Назарий, областью которого названа Куалкуала len f. 50, тожествен с одним из 12 мамхеров Бацалота-Микаэля, упоминаемым как увидим ниже, в житии Аарона?

Интересны места жития, в которых рассказывается о путешествии Абия-Эгзиэ в Вальдеба и Дабра-либанос ⁵⁴. В первой еще очевидно не было монахов, во втором также [116] монастырь кажется как будто не вполне благоустроенным, так что обедню служить и приобщать братию приходится иеромонаху-пришельцу. Интересно, но непонятно известие о каком-то отлучении его дабра-либаносскими монахами, снятом после чудесного священнодействия. Вообще в этих сказаниях проглядывает, как я думаю, отголосок борьбы монашеских конгрегаций и стремление выставить своего подвижника авторитетом и в Вальдеба и в Дабра-либаносе. Недомолвки изложения особенно чувствительны и прискорбны на таких важных страницах, но в данных житиях они встречаются часто уже в силу характера их повествования, занимающегося не столько жизнью святых, сколько отдельными чудесами. Святой «вернулся» в Дабра-либанос. Не уяснит ли нам до некоторой степени этого вопроса то обстоятельство, что в родословной Такла-Хайманота по рукописи № 160 (f. 111) парижской  Национальной библиотеки Абия-Эгзиэ назван учеником Такла-Хайманота вместе с Мадханина-Эгзиэ и др. Кто прав: дабра-либаносские монахи, приводящие в зависимость от себя учеников Абия-Эгзиэ, или последние, отрицающие даже отдаленную связь с ними в лице  Арагави?  По-видимому первые: «вернулся» и отлучение как бы говорят за это и указывают на какой-то эпизод, неприятный для биографа. О том, когда и при каких условиях он там был раньше, мы не знаем. Житие нам не говорит даже, где он родился и где имел свое главное местопребывание, на Цакуала, Марата, Амба-Фаласа, или Дабра-Мадханит? Да и то, что он был учеником какого-то Иехраяна-Эгзиэ мы узнаем только из приложенной к житиям духовной родословной. По некоторым намекам (f. 51 sq.) можно заключить только, что святой причислял себя к вальдебскому монашеству.

Если таким образом гадательно можно предполагать время жизни Абия-Эгзиэ и Ираклида, то место подвигов их [117] в общем определяется ясно. Они ходят по Тигрэ, точнее по западной части этой страны. Житие говорит о Вальдеба, Валькайт, Вагаре, Амба-Фаласа и т. д. К голосу Абия-Эгзиэ прислушиваются правители Тембиена и Амба-Санайт. Таким образом в данном случае мы имеем пред собой представителей северного монашества, в Тигрэ, этой отдаленной области с ее разбоями и самовластием наместников и ее разноплеменным населением. Указывают ли интересные и приведенные нами in exteuso рассказы об этих фактах на смутное время пред Икуно-Амлаком, мы не решимся сказать уже потому, что неурядицами этого рода полны абиссинские летописи во все времена. Предания об этих грабежах вероятно жили в монастырях, которые сохранили и имена Иетбарака,   Фехлет и другие подробности. Поводы к некоторым соображениям о чудесах и здесь подавали м. пр. разные реликвии, существующие до сих пор, как  источники и географические имена, часто толкуемые превратно (напр. Амба-Фаласа). Упоминания о современниках святых, как-то Мадханина-Эгзиэ, аввах Назарии и Самуиле из Дабра-Халело также   говорят   в пользу существования монастырских преданий. Правила монашеской жизни, завещанные Ираклидом, в общем напоминают известные установления Пахомия. — Во всяком случае, при всех несовершенствах данных житий, как стройных биографических произведений, при их исторических и хронологических недомолвках, они снабжают нас интересными сведениями, иллюстрирующими внутреннее состояние северной Абиссинии в переходное время XIII-XIV века, и в этом отношении являются ценными дополнениями к житиям Такла-Хайманота и, особенно, Евстафия.

Комментарии

1. Wright, Catal. № CCXCIV-CCXCV, p. 193.

2. Написана неким аввой Амха для Голгофской церкви; потом Зара-Якоб сделал еще дарственную приписку от себя. Wright, ibid.

3. Catal. rais. p. 154 (№ 139).

4. Sapeto, Viaggio e missione, 425-8. Duensing, Liefert das athiop. Synaxar Materialen zur Geschichte Abessiniens, p. 40-2.

5. Так, меньшее житие, изданное Sapeto по бизанскому списку на первом месте, называет область монолитных церквей — Warwar. Кроме того оно не довольствуется повествованием пространного жития о том, что Лалибала не хотел перехода престола к своему сыну; желая согласить агиологическое сказание с летописными таблицами царей, оно прибегает к вмешательству Божию: Бог отсрочил переход царства в род их на одно поколение. Житие  по цалотскому  синаксарю, следуя  ближе пространному, уже не знает этого и прямо говорит, что Лалибала передал престол племяннику. В этом оно следует  той версии сказания, которую знал Альварец.

6. Это место имеет тесную связь с обетованием: «многие души спасутся в них» и представляет переделку на эфиопский лад 3 Царств, 8, 42 в духе «заветов» (kidan), без которых обходится редкое эфиопское житие. Перевод Perruchon здесь («il y fit chaque matin cette priere: Dans ces sanctuaires... donne moi la dime»), как и в некоторых других местах, неверен).

7. Perruchon, о. с., а также см. Revue Semitique 1900. (Extrait de la vie d'abba Jean). Новые документальные данные о Лалибале, хотя и в копиях более позднего времени найдены Conti Rossini в дабра-ливанском евангелии (Rendiconti Accad. Lincei X, 186-192).

8. А. d'Abbadie, Catalogue raisonne de mss. Ethiop. № 29 (p. 34-35). У Людольфа (Hist. Aeth. II, 5) — салам в честь его

9. Четыре в Лондоне,  две в Париже, две у d'Abbadie, одна в Вене и т. д.

10. Так, в Лондонской Orient. 657 его совсем нет; в Or. 670 помещен только один салам, в гёттингенском (по Duensing, p. 28) — несколько строк и салам; полные жития в берлинском синаксаре (№ 65 по Каталогу Dillmann'a) и оксфордском, но со значительными отличиями между собой.

11. Кроме упомянутых синаксарей, я располагал еще полными житиями по рукоп. № № 116 и 137 парижской Национальной Библиотеки, представляющими совершенно различные друг от друга редакции; первая гораздо многословнее и подробнее; вторая напоминает синаксарское житие.

12. См., кроме списков и биографий, Buttler, Ancient Coptie Church, II, 218 прим.

13. Пространные жития б. ч. говорят о 567 годах жизни в пустыне + 262 года в Жакуала и Кабед. В синаксаре (берл.) — 300 лет в Египте + 562 года в Эфиопии. Только 562 года жизни — в гёттинг. синаксаре и в рукоп. 137 Париж. Над. Библ. (300 лет в Египте и 262 года, в Эфиопии).

14. Catal. Mus. Brit. p. 51 п. в.

15. Catal. rais. p. 45. См. Долганев, Современная Абиссиния. Важнейшие монастыри. Сергиев Посад. 1887, стр. 7-8.

16. Ethiopie meridionale, Par. 1900. р. 208. Странно, что Perruchon, цитируя это место (Lalibala, p. XXXVI), не замечает тожества Або с Габра-Манфас-Кеддусом и недоумевает относительно его ежемесячного праздника, не найдя Або в святцах. Но кроме Аббо этот святой носит еще имя Габра-Хейват («Раб Жизни». См. Guidi, «Qene» o inni abis. p. 27). Под этими тремя именами он значится в святцах, сообщенных Булатовичем (От Энтото до р. Баро, стр. 168-170) в пятые числа: маскарама,  текемта, магабита, генбота; отсутствие упоминаний в другие месяцы может быть объяснено пропуском, который замечается в этом календаре и относительно других, заведомо ежемесячных праздников. Нельзя ли  объяснить происхождение имени Аббо созвучием христианского «авва» (aba) с галасским «аббо» (Basset, Etudes, note 208)? Характерно, что в Агавмедре все церкви посвящены или Арх. Михаилу, или Аббо. (См. карту у Bruce).

17. В настоящее время «буда» называются у галласов оборотни. Булатович, о. с. р. 76.

18. Basset, Etudes p. 12 (Journ. As. VII, 17 (1881), р. 326).

19. По Берл. № 65 (Peterm. Nachtr. 56).

20. f. 118 sq.

21. См. Dillm., Lex. s. v., где высказывается мнение о заимствовании из Корана.

22. f. 121.

23. f. 124.

24. f. 125.

25. f. 148 sq.

26. Изд. Pereira, Vida de Takla-Haymanot pelo P. Manuel Almeida. Lisboa, 1899. Перевод этот неполный.

27. Viaggio e missione Cattolica (Roma, 1857), p. 429-437.

28. Chrestom. aethiopica, p. 36 sq.

29. II «gadla Takla-Haymanot» secondo la redazione Waldebbana. Reale Accad. d. Lincei. Memorie (Anno CCXCII, 1895. Roma 1896) p. 97-143. Здесь же перечислены все списки жития.

30. В. В. Болотов. Часослов эфиопск. церкви. Христ. Чтение. 1898, I, 195 пр. 12. Conti Rossini, Appunti ed osservazioni sui re Zague e Takla-Haymanot. R. Accad. Lincel. Rendic. 1895. Тураев, Богатство «царей». Зап. Вост. Отд. Арх. Общ. XIII, 157-173.

31. Vida de T. H. publicada da Pereira, p. 13.

32. По-видимому специальный термин для монахов этой пустыни, встречающийся неоднократно и в житии Самуила Вальдебского. Буквальное значение «сокрытый». У Альмейды пустынь транскрибирована «Oallis», непонятым Conti Rossini (II gadla, p. 39, n. 3).

33. У Альмейды «Haiozan», которое Conti Rossini предлагал понимать, как «cattiva scrittura europea per Bizan», ibid.

34. Les apocryphes Etchiopiens VIII, p. 15 (I) и 17 (III).

35. Zeitschrift fur Assyriologie XII, p. 405-408.

36. Часть ее издана в каталоге Zotenberg'a при описании данной рукописи.

37. Напр.:

Basset p. 18.

...Andryas eut en partage la terre de Sebkatou depuis Sedjana jusqu'a Efraq et Qola T. H. alla dans le Choa ef arriva a un endroit ou son pied se brisa (?), apelle Dabra-Asbou a Sagadj (a), qui fut nomme, Dabra-Libanos...

Cod. 137. II. H. Б.

....Проповедь (Sebkatw) Андрея была от Цегаджана до Кола. А отец наш св. Т. X. пошел в страну Шоа, поднялся на «Гору Воронов» (D. Qoat) и воевали на него там многие демоны; он победил их и посрамил. И выйдя из Qoat, он пошел в Ядач (Jadat’), т.е. в область Герарья. Наместник (Sejum) области но имени Самен-Сагад, во крещении За-Микаэль, встретил о. н. св. Т. X. с радостью в сердце и был его великим учеником. Отсюда он вернулся туда, где сломалась нога его в место, называемое Дабра-Хасабо, названное благодатью (Saga) крещения божественного — Дабра-Либанос...

38. Вопрос  этот  разбирал  Conti Rossini в упомянутой  работе: Appunti ed osservazioni etc., к которой мы и отсылаем читателя, рр. 33, sq.

39. Косвенное указание на большую вероятность поздней даты можно видеть и в том, что первым патриархом, свидетельствовавшим об его святости, выставляется Матфей I (1375-1409).

40. Христ. Чтение, 1. с.

41. Catalogue etc. p. 147, № 129.

42. Варианты этого имени и попытки его этимологии см. у Pereira, о. с. р. 11, n. 1.

43. См., напр., Basset, Etudes sur l'histoire d'Ethiopie. note 206.

44. Appunti ed osservazioni etc. p. 26 sq.

45. Следует обычная генеалогия.

46. См. мое издание этого текста в XIII т. «Записок Восточного Отделения Имп. Русского Археол. Общ., стр. 157-171.

47. Wright, Catal., p. 180. Cf. p. 184 (№ 276, пр. представляет другой список жития Абия-Эгзиэ на 32 листах).

48. Стр. 26, 32-35.

49. См. Dillmann, Lex. s. v. где сопоставлено с араб. hirmijs и переведено „saevus leo, rhinocerus, bubalus».

50. Вероятно = hasegua документов, изданных Conti Rossini в его L'evangelo d'oro di Dabra Libanos в Rendiconti X, 5-6, p. 210. Какой-то титул одного из князей северной приморской Абиссинии.

51. Сколько? доколе? Неясно. Мне неизвестен литургийный возглас, начинающийся с этого слова.

52. Wright, Catal. p. 186.

53. Генеалогия тиграйского Дабра-либаноса также дает пять поколений от Ливания до половины XIII в. (Мадханина-Эгзиэ, Тасфа-Маскаль, Бахайла-Маскаль, Тасфа-Мехрат, Зена-Иоханнес). См. Conti Rossini, Evangelo d'oro. Rendiconti. X, 5, 6, p. 218.

54. Было бы понятнее, если бы дело шло о тиграйской обители этого имени. Но из f. 60 жития видно, что Абия-Эгзиэ попадает в Дабра-Либанос через Годжам.