СКАЗАНИЕ О ПОХОДЕ ХАДАНИ ДАН'ЭЛЯ

"Сказание о походе хадани Дан`эля"

IX-XII вв., когда Эфиопия переживала смуты и раздробленность, носят в эфиопской историографии выразительное название "темного периода". О состоянии страны в это время мы можем судить лишь по скудным сведениям, проникавшим в арабский мир и Европу, а также на основании легенд, сохранившихся в эфиопской литературе позднего средневековья. Письменные памятники "темного периода" исчисляются единицами. Среди них выделяются три надписи хадани Дан`эля, высеченные на одном из каменных "тронов" Аксума.

Значение их трудно переоценить, несмотря на плохую сохранность и неясность текста. Между тем, до сих пор они привлекали крайне мало внимания. Энно Литман, открывший надписи, высказал некоторые соображения о хадани Дан`эле, от имени которого они составлены, и об отношении хадани к негусу Аксума. Он обратил внимание на подражательность открытых надписей по форме надписям одного из наиболее выдающихся аксумских царей Эзаны (IV в.). В основном соображения Э. Литмана касаются второй и третьей надписей хадани Дан`эля ¹. Впоследствии их повторили Э. Бадж ² и Э. Черулли ³, не прибавив ничего нового. Лишь Конти Россини снова заинтересовался надписями (опять-таки второй и третьей), но посвятил им в своей фундаментальной "Истории Эфиопии" всего один абзац ⁴.

На долю первой, самой большой надписи (34 строки) - № 12 по своду Э. Литмана ⁶, не выпало и крупицы того незначительного внимания, которое привлекали три надписи в целом. Между тем, эта надпись обнаруживает замечательное сходство с одним из старейших и наиболее своеобразных произведений эфиопской литературы (на языке геэз) - "Сказанием о походе негуса `Амда-Сейона" ⁶, которое занимает в эфиопской литературе то же место, что "Слово о полку Игореве" в украинской, русской и белорусской литературах. [120]

Надпись № 12 свода Э. Литмана - не только самая большая, но и самая дефектная из трех. Поэтому ее сравнение со "Сказанием о походе негуса `Амда-Сейона", помимо других результатов, может помочь восстановлению дефектного текста.

Начало надписи (строки 1-5, до слова *** "пришел") представляет собой обычное вступление эфиопских (и не только эфиопских) надписей. Оно полностью совпадает с началом другой надписи хадани Дан`эля ⁷, занимая неполных пять строк.

1 Во имя отца и сы-

2 на и святого ду-

3 ха. Я написал ее, хада-

4 ни Дан`эль, сын Даб-

5 ра-Ферема.

Далее идет основной текст. По композиции, стилю и содержанию он настолько сходен со "Сказанием о походе негуса `Амда-Сейона", что этот раздел по аналогии можно назвать "Сказанием о походе хадани Дан`эля" ⁸.

Композиционно он состоит из пяти частей, которые идут в той же последовательности, что и соответствующие им части "Сказания о походе `Амда-Сейона".

Первая часть представляет собой сообщение о вражеском нашествии. Она занимает одну неполную строку, от которой сохранилось только слово *** "пришел". Далее, по-видимому, был назван вражеский или мятежный народ, который пошел войной на Аксум. "Сказание о походе `Амда-Сейона" также начинается после традиционного книжного вступления сообщением о походе врагов ⁹. Эта часть "Сказания" гораздо более подробна, чем соответствующее место в надписи хадани. Но подробность изложения достигается простым повторением общих мест церковно-книжного и фольклорно-эпического характера; последние известны нам из староамхарских "Царских песен" ¹⁰.

Вторую часть надписи (строки 6-10, до слова ***) занимает рассказ о другом вражеском нашествии, которое, должно быть, имело место в прошлом, так как по тексту надписи враги уже понесли наказание. Мы предполагаем, что вторая часть рассказа начинается в конце пятой строки, в ее несохранившейся части.

5 ...

6 хадани Карурай (?) ... И

7 они схватили его. И я поклялся, что ....

8 ... 608 (?) ко-

9 ней. И я захватил 10 000 волов и

10 130 быков (?) [121]

Весь приведенный отрывок сохранился в очень дефектном состоянии. Стёрлись слова, несущие основную смысловую нагрузку, весь отрывок странным образом вклинивается в основной текст, его место в общей композиции не разъясняет его смысла. Но сравнение с соответствующим местом в "Сказании о походе `Амда-Сейона" делает понятным смысл отрывка и его место в композиции надписи. В "Сказании" негус, узнав о выступлении "царя неверных", отправляет к нему посла со словами:

"Разве ты не знаешь меня и не знаешь, как поступил я тогда, когда брат твой Хаккаддин захватил моего юного раба по имени Тейентай? [Из-за этого] я выступил с моим войском, оставил мое войско в городе Шагура и через два дня после выступления (в поход) дошел до твоего города, имея при себе только шесть коней (т.е. конных воинов), перебил народ мусульманский..., а когда прибыло мое войско, я разорил великую область, именуемую Ифат. И унес я из нее золото, серебро, тонкие одежды без числа, медь, железо, олово, - (много) словно камней. Затем я послал мое войско во все земли мусульман ... Я воевал в них и убивал устами железа (т.е. мечом), сжег большие и крепкие города, угнал скот и пленил множество людей" ¹¹.

Это место следует сразу за известием о приходе "неверных", как и рассказ о пленении Карурая и захвате добычи в нашей надписи. Так как вся надпись хадани Дан`эля составлена от его имени, то приведенное выше место передает, очевидно, речь хадани, обращенную к враждебному народу.

В ней хадани Дан`эль напоминает врагам, как он некогда поступил с ними, когда они захватили в плен его слугу по имени Карурай. Тогда хадани поклялся наказать врагов и совершил ответный набег. Он прибыл с немногими воинами; при таком толковании цифра 608, которую ставит под сомнение и Э. Литман, совершенно не подходит; вместо нее должна стоять другая, предела одного-трех десятков. Несмотря на численный перевес врагов, хадани разгромил их и захватил огромную добычу: 10 000 волов и 130 быков (?). Далее следует менее дефектное место; оно занимает конец десятой строки и строки 11-13:

10 И слу-

11 ги (?) мои, которые всегда... их звал

12 я. И не было никого, кто бы сделал мне добро,

13 кроме 30 человек, (ибо) все...

По аналогии со "Сказанием о походе `Амда-Сейона" мы предполагаем следующий смысл отрывка: воины хадани, которые всегда сопровождали его в битвах - его "слуги" (или "телохранители") не оказались при нем, так как были посланы в поход. Далее следует характерный прием народной словесности: своеобразное причитание покинутого вождя ("и не было никого, кто бы сделал мне добро"). Затем утверждается, что при хадани осталось только 30 человек, ибо все остальные воины были посланы им в поход. Возможен и иной вариант: осталось 30 воинов, все они молодые и неопытные в битве. При этом подразумевается, что хадани находился на вражеской территории, в окружении враждебного населения, вдали от своей страны, где бы он мог пополнить свой отряд.

В "Сказании о походе `Амда-Сейона" этому отрывку по форме, содержанию и месту в общей композиции соответствуют сразу два военных эпизода. Первый из них изложен в речи `Амда-Ссйона, обращенной к "царю неверных". Негус рассказывает, как он с немногими воинами подвергся нападению вражеских орд:

"Услыхали люди мусульманские и люди габаль, пастухи скота, что я послал свое войско в другие области и остался один с юными воинами, не умеющими сражаться. [И они] явились сразиться со мной or пределов Фенцатэ до пределов Бакуль-Зара. те которые называются уаджех и габаль, весьма сильные в бою и в сражении... Все они вместе напали на меня и окружили меня..." на территории враждебных племен, но по таки были разбиты ¹². [122]

Второй эпизод рассказан уже от лица автора и относится к тому походу, который стал сюжетной основой "Сказания": враги "напали на негуса и окружили его стан..., когда он был один. И не было с ним его воинов (перечисляются военные отряды с их командирами. - Ю. К.): они ушли в другую страну, куда послал их негус" ¹³. "Мало было с ним обученных воинов", всего несколько человек; остальные были мальчиками-слугами, которые пасли животных, растирали на зернотерках муку и пекли хлеб ¹⁴. Такое сходство в описании двух разных походов позволяет предположить, что мы имеем дело с традиционным литературным приемом. Всего в "Сказании о походе `Амда-Сейона" он повторен пять раз: три раза полностью (в приведенных выше эпизодах) и два раза частично: в одном случае `Амда-Сейон в сопровождении шести конных воинов напал на мусульман и разбил их ¹⁵; в другом "немногие из войска негуса", к тому же утомленные тяжелым переходом, встретились с многочисленными полчищами врагов и застали их готовыми к битве, однако и здесь победа досталась воинам `Амда-Сейона ¹⁶. Во всех этих случаях воины негуса побеждают на чужой территории, в окружении враждебного, часто фантастически дикого населения.

Очевидно, и в "Сказании о походе `Амда-Сейона", и в надписи хадани Дан`эля перед нами традиционный литературный прием, обязательный при описании ратных подвигов. Суть его в следующем: герой, в сопровождении горсточки спутников - скорее свидетелей его подвигов, чем помощников в сражении - смело вторгается на территорию врага. Малочисленность его спутников дополняется их крайней молодостью и необученностью, трудностью утомительного перехода по горным тропам и безводным пустыням ¹⁷ и, наконец, падением воинского духа вследствие огромного превосходства врагов ¹⁸. Герой оказывается на вражеской территории, в окружении враждебных племен, диких и жестоких, которые собираются в неисчислимые орды и нападают на него. Большая часть воинов героя послана в самостоятельные рейды, они воюют вдали от него и не могут прийти на помощь. Но благодаря необыкновенной храбрости и силе герой чуть ли не в одиночку уничтожает и рассеивает полчища врагов, а его основное войско, подоспевшее с некоторым опозданием, довершает разгром.

В разбираемой надписи остался только намек на этот традиционный прием, что объясняется лаконичностью документа. 34 коротких строчки надписи не могут быть по развернутости изложения сравнимы с целой книгой "Сказания о походе `Амда-Сейона".

Строчки 14-20 надписи рассказывают о победах войск хадани, посланных им в набег:

14 ... они возвратились и пришли в Ка-

15 салу и не оставили меня ¹⁹ и .....

16 послы (букв, проповедники) выступили, и выступили они, чтобы

17 вручить дары. И я (непонятный глагол) тех, что при-

18 шли в Касалу ...

19... И они ограбили барья. Добыча: 120

20 быков (?) ... и 200 овец. [123]

В "Сказании о походе `Амда-Сейона" вслед за рассказом о трагическом положении негуса, окруженного полчищами врагов, также говорится о победах его войск, посланных в другую страну:

"И придя туда, они умертвили много людей, мужчин и женщин, старцев и юношей и (много) скота и не знали, что (происходит) с их негусом" ²⁰.

Такая сравнительная краткость свидетельствует о том, что летописец старался предельно сократить этот вставной эпизод, отвлекающий от основного повествования, но не посмел исключить его совсем, следуя за обязательной традиционной композицией.

Следующие шесть строк надписи очень испорчены; однако сравнение со "Сказанием" помогает и здесь раскрыть общий смысл:

21 ...

22 ... и он есть ...

23 ... проклятие им ²¹ навеки!

24 И они сказали мне: "Твоя земля! Плачь!"

25 Когда я услышал эти слова,

26 Я удивился (?) ²² и ...

В "Сказании о походе `Амда-Сейона" соответствующее место представляет собой описание встречи победителя-негуса с его войском и "плач" воинов, невольно оставивших в беде своего господина:

"После этого прибыли вечером воины, сражавшиеся в другой стране, которых мы раньше упомянули, и встретили негуса, своего господина. Они сказали: 'Увы нам! Горе нам! Ты воспитал нас и вырастил, чтобы мы умирали с тобой!'" ²³.

Очевидно, приведенный выше отрывок также говорит о встрече хадани Дан`эля со своим войском и о причитании кающихся воинов. Кроме того, здесь, возможно, содержится намек на следующую ситуацию: пока хадани и его воины были в походе, враги напали на его владения. Поэтому воины призывают хадани оплакивать свою землю. В таком случае в приведенном отрывке слиты воедино два разных "плача"; это можно расценивать как неумелое применение традиционного приема, обязательного в соответствующем месте произведения. Возможно, поздний пережиток этого литературного приема сохранился в одной из "Царских песен". Здесь воины негуса, отдельные отряды которых нередко назывались "волками", "гиенами" и т.п., призывают на свои головы проклятие:

"А мы, если мы не съели, -проклятие нам! . .

Лучше бы дал нам (бог) орлиные крылья,

Лучше бы дал нам натянутый лук! . .

(Чтобы, как стрелы, поспешить на помощь негусу).

Если мы не съели - проклятие нам!

Когда б наши тела стали подобны красной краске энкоселла,

Которой женщины красят руки и ноги,

А пальцы подобны волоскам руки,

Вывалянной в крови!

Имя наше - волки негуса!

Если не съели - проклятие нам!" ²⁴. [124]

Последнюю часть надписи составляет рассказ о том, как победоносный герой, к которому присоединяется его войско, подчиняет себе вражескую страну. Эта часть надписи занимает восемь строк:

27 ... делали (?). Мои переводчики ²⁵

28 расспросили их ²⁶, и я ушел. И когда о-

29 ни проявили ко мне свою враждебность ...

30 ... и я потребовал объяснений от них;

31 ... и сражались они и за-

32 хватили огромную добычу: 17 830

33 коней и 10 030 быков, и

34 я захватил 30 народов ²⁷.

Весь отрывок логически делится на три части: "мирное" поведение хадани во вражеской стране и его уход; враждебность или вероломство местных жителей, за которое хадани привлекает их к ответу; карательная экспедиция эфиопских воинов ("и сражались они", т.е. воины хадани), окончательное подчинение "тридцати народов" и захват огромной добычи.

Последние страницы "Сказания о походе `Амда-Сейона" также представляют собой рассказ о его деяниях в "стране неверных" после того, как он соединился со своим войском. Этот рассказ тоже делится на три части: завоевание мусульманских земель и приведение их к покорности ²⁸, вероломные нападения мусульман и предательство макуаннена (князя) Сарки ²⁹, карательные походы войска негуса, наказание предателей, захват огромной добычи ³⁰.

Ясно, что последняя часть надписи, как и предыдущие, построена по тому же шаблону, что и "Сказание о походе `Амда-Сейона". Можно предположить, что образцами при составлении обоих произведений послужили устные эпические "сказания", распространенные в Северной Эфиопии в раннем средневековье. Они сочинялись по строга определенным канонам, возможно, импровизировались на пирах и исполнялись в присутствии героя повествования или по заказу его друзей и преемников. Только два "сказания" были записаны и поэтому сохранились до наших дней, причем "Сказание о походе `Амда-Сейона" было преобразовано в жанре книжной литературы, а "Сказание о походе хадани Дан`эля" - в жанре победной надписи.

Строгая шаблонность композиции, стиля и всех средств выражения, равно как и военно-феодальное содержание "сказаний" заставляет предполагать, что их авторами могли быть лишь профессиональные поэты-сказители, творчество которых отмечено в Эфиопии конца XIX - начала XX в. ³¹ "История галла" Бахрея показывает, что в XVI в. эфиопские сказители подразделялись на те же категории и вели такой же образ жизни, что и триста лет спустя ³². Средневековые "Царские песни" обнаруживают устойчивую, весьма древнюю традицию феодально-эпической устной поэзии: они посвящены эфиопским негусам, царствовавшим в XIV-XVII вв. ³³ Жанр эпических "сказаний", открытый в надписи хадани Дан`эля и в "Сказании о походе негуса [125] `Амда-Сейона", уводит нас еще дальше в глубь веков. Устойчивость формы и содержания "сказаний" говорит о том, что этот жанр имеет долгую, прочную традицию. Можно предположить, что эпическая словесность как творчество профессионалов-сказителей существовала еще в период расцвета Аксумского царства. Тогда ее произведения могли так же отличаться от позднейших "сказаний", как эти последние от "Царских песен". Однако и предполагаемая словесность аксумского периода, и "сказания" раннего средневековья, и "Царские песни" позднего средневековья, и героические хвалебные песни современной Эфиопии, - все они представляют развитие одной, героико-эпической линии эфиопской народной литературы.

К сожалению, до сих пор исследовались главным образом книжные истоки эфиопской литературы, которые связывают ее с культурой христианского и арабского мира, т.е. с Европой и Ближним Востоком. Между тем в эфиопской литературе, как в книжной, так и в эпиграфической, прослеживаются и другие, фольклорные, корни, которые ведут в самую гущу народной жизни, к древним истокам эфиопского общества и цивилизации. Кроме того, они позволяют проследить связи народов Эфиопии с народами других африканских стран.

Комментарии

1 Е. Littmann. Deutsche Aksum-Expedition, Bd. IV. Sabaische, Griechische und Altabessinische Inschriften. Berlin, 1913, S. 47-48 (в дальнейшем - DAE).

2 E.A.W. Budge. A History of Ethiopia, Nubia and Abyssinia (According to the Hieroglyphic Inscriptions of Egypt and Nubia, and the Ethiopian Chronicles), vol. I. London, 1928, p. 276-277.

3 E. Cerulli. Storia della lctteratura etiopica. Milano, [1956], p. 22-23.

4 C. Conti Rossini. Storia d'Etiopia. Bergamo, 1928, p. 290.

5 См. DAE, стр. 42-43.

6 См. "Histoire des guerres d'Amda-Syon, roi d'Ethiopie",ed. et tr. do l'ethiopien par Jules Perruchon. JA, t. XIV, 1889, № 2, p. 271-363; № 3, p. 381-493 (далее HG); Б. А. Тураев. Абиссинские хроники XIV-XVI вв. Сказание о походе царя Амда-Сиона. М.-Л., 1936, стр. 15-34 (далее АХ). В статье мы используем русский перевод Б. А. Тураева с незначительными стилистическими исправлениями. На фольклорно-эпические мотивы "Сказания о походе царя `Амда-Сейона" обратил внимание И.Ю. Крачковский. Он писал: "Сказание" - "труд книжный, далеко стоящий от безыскусственного народного творчества, но в некоторых приемах автора, как будто, чувствуется влияние эпоса, может быть, тех самых песен, которые прославляли Амда Сиона в народе. Систематически повторяющиеся переходы - "ныне послушайте, поведаю вам", "еще послушайте, что я вам расскажу" как бы закругляют грань между отдельными частями, своим ритмом напоминая интродукции народных певцов. Часто приводимое в одних и тех же выражениях перечисление стран или войск тоже Даст повод думать о сознательном приеме" (И.Ю. Крачковский. Предисловие к "Сказанию". АХ, стр. 13). Однако и И.Ю. Крачковский, и Б.А. Тураев видели в "Сказании" прежде всею "книжное произведение", целиком принадлежащее к жанру хроник. Этот взгляд господствует до сих пор. Так, Э. Черулли называет "Сказание" "Хроникой войн Амда-Сиона" (Е. Cerulli. Указ. соч., стр. 37 сл.).

7 DAE, стр. 45-46.

8 А. Герман обнаружил стилистическое и композиционное сходство со скачками также в надписях древнего Египта. См. A. Hermann. Die aegyptische Koenigsnovelle-Glueckstadt-Hamburg-New York, 1938. Приношу благодарность И. С. Кацнельсону за указание на эту работу.

9 См. HG, стр. 279, 328; АХ, стр. 15.

10 См. "Staroamharskie piesni krolewskie", prz. J. Mantel-Niceko. "Przegla,d Orientalistyczny", 1957, № 3 (23), str. 287-305.

11 HG, стр. 282-283, 332-333; 400, 454; АХ, стр. 16-17, 37.

12 См. HG, стр. 283-284, 333; АХ, стр. 17.

13 HG, стр. 382-382, 441-442; АХ, стр. 30, 31, 38.

14 См. HG, стр. 396, 451; АХ, стр. 36.

16 См. HG, стр. 383, 332; АХ, стр. 16.

18 См. HG, стр. 290-291, 337-338; АХ, стр. 19.

17 См. HG, стр. 291, 338; АХ, стр. 19.

18 См. HG, стр. 383-397, 443-452; АХ, стр. 31-36.

19 *** - слово, отсутствующее в языке геэз. Э. Литман переводит его "не оставили меня" (und verlieben (?) mich nicht), очевидно, толкуя *** по аналогии с арабским ***, а все сочетание *** по аналогии с арабским *** DAE. стр. 43, 44.

20 HG, стр. 383, 443; АХ, стр. 30-31.

21 *** (?)

22*** "Я не знал, я нашел новым, непривычным, удивительным" (см. СА, Fr. Augusti Dillmann. Lexicon linguae aettiopicae cum indice latino. New York, 1955, p. 686-667). Литман переводит: "wunderte ich mich", но оставляет правильность перевода под вопросом. По аналогии с арабским *** мы предлагаем в качестве возможного перевода "я нашел для себя неприятным".

23 HG, стр. 409-410, 462; АХ, стр. 40-41.

24 "Staroamharskie piesni krolewskie", VIII, стр. 13-23.

25 *** - арабск. ***.

26 *** - букв, "исследовали их".

27 *** - "народы, племена".

28 *** - См. HG, стр. 431-437, 469-480; АХ, стр. 45-50.

29 См. HG, стр. 437, 481; АХ, стр. 50.

30 См. HG, стр. 438, 482; АХ, стр. 51.

31 А. Булатович. От Энтото до реки Баро. СПб., 1897, стр. 90-91; Е.Е. Долганев. Страна эфиопов (Абиссиния). СПб., 1896, стр. 174-176.

32 См. Bahrey. Historia gentis Galla. Ed. I. Guidi. Scriptores Aetiopici versio. Scr. alt., t. III. Historia regis Sersa Dengel, cap. XIX, Paris, 1907, p. 195-208.

33 "Le canzoni geez-amarina in onore di re abissini", ed. I. Guidi. "Rendiconti Rcala Academia dei Lincei", V, 1889, p. 53-66; "Staroamharskie piesni krolewskie", str. 287-305.