|
ДОЛГАНЕВ Е. Е.СТРАНА ЭФИОПОВ (АБИССИНИЯ)ОБРЯДЫ И ОБЫЧАИ В каждом населенном уголке, где найдется 40 или 50 абиссинских хижин, среди его обитателей всегда есть какой-нибудь мудрый, опытный человек, старик или старуха, к которому население уголка обращается в тех случаях, когда требуется произвести хирургическую операцию над кем-либо из людей или животных. Это, следовательно, своего рода хирург. У него есть только один хирургический инструмент – бритва и несколько склянок с успокоительными и наркотическими настойками. Вот все средства, которыми он располагает. За то круг его хирургической деятельности очень широк. В числе его пациентов – большинство абиссинские новорожденные младенцы, потому что никто не в состоянии так умело произвести обрезание (circumcidere praeputium), как этот единственный во всем околотке оператор. Он не беден и потому ничего не требует за свой труд, кроме благодарности. Как только младенец немного укрепится физически, что считается возможным не прежде восьми дней от рождения, его несут к хирургу для операции. Это делают все абиссинцы без исключения. Обрезание – всеобщий обычай в Абиссинии, но он не сопровождается никакими обрядностями, и было бы ошибочно на основании этого обычая считать абиссинцев иудействующими христианами. Все абиссинцы смотрят на обрезание, только как на полезный обычай страны, который вполне соответствует гигиеническим потребностям ее обитателей, но вовсе не думают придавать ему какое-нибудь значение для веры и спасения. Все абиссинские жители, говоря об обрезании, указывают лишь на его гигиеническое значение и чтобы показать себя чуждыми пристрастия к ветхозаветному обряду, всегда настойчиво отрицают церковное значение обрезания в христианстве, подтверждая эту мысль известными словами св. ап. Павла, что во Христе Иисусе безразлично как обрезание, так и необрезание. Спасение только в том, чтобы [141] веровать в Иисуса Христа, пришедшего во плоти (Галат. V. 6 и парал.). Фразы известных абиссинских писателей в этом смысле всеми и учеными, и простыми людьми одинаково повторяются всякий раз, когда зайдет речь об обрезании. Абиссинцы даже не наблюдают строго восьмидневный срок, предшествующий обрезанию: не допуская обрезания младенца ранее восьми дней от рождения в виду слабости ребенка, они делают это после восьми дней, когда угодно, но только до крещения. Впрочем, случается, и даже нередко, что мать по забывчивости приносит к церкви для крещения необрезанного ребенка, за что получает от священника епитимию и внушение с требованием тотчас поле крещения поправить ошибку рассеянности. Итак, абиссинцы употребляют обрезание не из пристрастия к ветхозаветному обряду, а просто отдавая дань климатическим условиям тем способом, который освящен традициями страны. Как известно, все почти жители жарких стран, магометане ли или язычники совершают обрезание над младенцами обоего пола. Если обрезание у абиссинцев не более, как хирургическая операция, то за то таинство крещения совершается у них торжественно и чинно. Из уважения к нему не позволяется крестить младенца ранее положенного срока очищения. Для мальчика этот срок составляет 40 дней, а для девочки 80. Исключение делается лишь в случае опасности смерти. Для новорожденного отыскивается восприемник – уас, один, только соответственно полу ребенка. Уас обязан быть, как и у нас, поручителем за ребенка в исполнении им обетов крещения. По истечении времени очищения, мать в сопровождении уаса приносит своего младенца к храму. В воротах церковной ограды она останавливается и, поклонившись с младенцем св. храму, идет внутрь ограды. Там она садится на камне, предназначенном для родилиц, в ожидании выхода из храма священнослужителей. Камень родилиц помещается против западных дверей храма – позади другого небольшого возвышения из камней, на котором утверждается ваптистирион – купель, медный, большой круглый сосуд в виде таза. Возле крещального престола на земле ставятся водоносы, наполненные чистой водой. Их приносит церковный прислужник. Наконец, выходят из храма клирики: впереди вдут диаконы в коротких фелонях, за ними священники в облачении. Старший из них подходит к родилице и, взяв из ее рук младенца, поклоняется с ним на все четыре страны света. Это означает поклонение Всемогущему Богу, Творцу вселенной. Между тем один из диаконов выливает воду из водоносов в купель и зажигает свечу, которая вставляется в плавающий посреди купели пробочный подсвечник. Свеча эта [142] горит во все продолжение чтения крещальных молитв до момента совершения самого таинства. Служба крещения начинается чтением длинного ряда псалмов и молитвословий, которые постепенно переходят в заклинания демонов, проклятия всех ересей и обеты служить истинному Богу. Ответы, необходимые при этом, дает за ребенка его восприемник, который в заключение читает символ христианской веры. Потом бывает помазание всех частей тела ребенка елеем и чтение отделов из Апостола в Евангелия. Вода, налитая в купель, освещается особыми молитвами священников. В этих молитвах испрашивается у Бога благодать для воды, а в заключение старший священник, знаменуя воду св. крестом, возглашает трижды: «да будет вода сия едино с тою, которая изошла из ребра Твоего, Спаситель наш»! С этого момента никто не имеет права прикасаться к освященной воде. Диаконы с благоговением сливают ее обратно из купели в водоносы. Все это переносится затем на другое место в глубине ограды, где обыкновенно совершается важнейшая часть таинства. Там нет ничего особенного. Купель ставят на земле и священник трижды погружает в ней ребенка. В некоторых местах Абиссинии распространено впрочем обливание. В ленных храмах оно даже бывает по необходимости вследствие отсутствия большой купели. Совершают крещения тогда так. Один из диаконов держит нам тазом обоими руками младенца, а в это время старший священник, имея в левой руке крест, прикладывает подножие его к голове ребенка, а правой берет водонос, полный крещальной воды и изливает ее в изобилии на крест. Вода, обливая крест и тело ребенка, стекает в купель. Это делается три раза с короткими перерывами, причем произносятся совершительные слова крещения: «крещаю тебя во имя Отца (1-е обливание), во имя Сына (2-е), во имя Духа Св. (3-е)». Диакон произносит: «аминь», а священник присовокупляет: «да будет тебе имя такое-то». Имя дается или соответственно желанию родителей или, по большей части, в память святого празднуемого в день рождения младенца. На шею новокрещенного тотчас после обливания возлагается крестик, который у бедняков заменяется веревкой с узлом. Этим служба крещения заканчивается. Второй священник читает над крещальной водой разрешительную молитву, долженствующую обратить св. воду в обыкновенную. Диакон тут же выливает ее в углубление, сделанное под стеной ограды. Следует таинство миропомазания; для совершения его все снова приходят в то место, где служилась приуговительная часть крещения т. е. пред западные двери храма. Один из [143] священников подает сосуд со св. миром, а старший, обмакнув в миро стручец, помазывает им части тела ребенка, причем дует в лице его со словами: «приими Духа Святого». По совершении помазания иерей из рук диакона передает ребенка уасу с обычным наставлением в обязанностях восприемника. Наконец, все входят внутрь храма, где ради новокрещенного обязательно совершается литургия, за которой его причащают св. Таин, – именно Пречистой Крови. Замечательно то, что в Абиссинии строго запрещается матерям кормить младенцев в день крещения их ранее окончания обедни. На нового сына церкви налагается таким образом некоторого рода пост. В объяснение укоренившегося в Абиссинии обычая обливания, а не погружения, абиссинские ученые указывают на то, что будто бы таким способом крещен был от Иоанна Сам Христос Спаситель. Когда все уже исполнено по закону, то окончании обедни, священники и весь клир, знакомые и родственники новокрещенного располагаются в церковной ограде, где им предлагается трапеза, обилующая яствами и питиями. На эту трапезу приглашается и хирург, обрезавший ребенка. Св. миро абиссинская церковь получает от коптского александрийского патриарха, но не в достаточном количестве, так что его не хватает для всех приходов и в нередких селах вместо св. мира употребляется освященный елей. В такое затруднение абиссинская церковь поставлена своею зависимостью от коптского патриарха, сношения с которым за неудобством путей сообщения не могут удовлетворить всем потребностям церкви. Об этом следует пожалеть. Св. миро патриарх присылает абиссинским епископам; которые чрез священников раздают его в приходские церкви. Сам священник должен ехать за миром для своего прихода к епископу. Никто другой, даже диакон и монах не в праве прикасаться к мирному сосуду. Если это и случается по нечаянности, то на виновного налагается тяжелая епитимия. За дальностью расстояния от епископской резиденции и за неудобством путей, ехать за св. миром бывает для некоторых приходских священников почти невозможно, тем более, что и самое путешествие может оказаться безуспешным. Сосуд со св. миром хранится всегда в алтаре под престолом. Миропомазание совершается еще над самодержавным негусом Эфиопии. Царь приезжает для этого в Аксум, древнюю первопрестольную столицу абиссинского царства. Здесь в знаменитом Сионском соборе митрополит помазывает негуса эфиопского на царство, причем возглашается полный его титул с [144] перечислением всех подвластных новопоставленному императору царств, народов, племен, княжеств и провинций. Впрочем такое торжество бывает в Аксуме только в мирное время, а в случае смут, обычно предшествующих воцарению, помазание совершается ради ускорения где попало, даже прямо в покоях императора, или в стане, в царском шатре, куда прибывает митрополит со св. миром, окруженный целым отрядом вооруженных воинов, обязанных охранять епископа, если на него нападут враги нового царя, желающие воспрепятствовать помазанию его на царство Обычными кандидатами священства в Абиссинии являются все грамотные благочестивые миряне или монахи. Окончивших литургическую школу так мало, что в среде священнослужителей редко встречаются лица, получившие образование в этой школе. Притом и требования от кандидата священства касаются в Абиссинии более нравственных и физических качеств человека, нежели умственных. Каковы же эти требования? Ищущий священства должен быть девственник, хорошего поведения, ни в чем дурном не уличенный. Он не должен иметь никакого физического недостатка, даже самого незначительного, напр. повреждения пальца на руке или на ноге, болезни глаз и проч. Физическое безобразие считается чуть ли не главным препятствием для вступления в иерархию. Явившийся в епископский город за получением какой-нибудь степени священства должен предварительно представиться епископу в его дворце. Он должен выждать такое время, когда уже соберется достаточное количество кандидатов, и вот в толпе их, предводительствуемой каким-нибудь придворным епископским чиновником, идет в покои епископа. Там всем прибывшим епископ дает общее благословение и назначает день, в который намерен их посвятить. Накануне этого дня, это обыкновенно в субботу или накануне какого-либо большого праздника, бывает для искателей сана экзамен. На площади пред архиерейским дворцом собирается народ, и особенно ученые люди. Во главе всех стоит архимандрит или ученейший лика. Он обязан руководить испытаниями. На возвышенном месте среди площади ставится аналой с двумя книгами: Апостолом и Евангелием. Все искатели сана по одиночке подходят к аналою, чтобы громогласно пред всем собранием обнаружить свою способность в чтении древнеэфиопского священного текста. Ищущий диаконства читает из Апостола, а ищущий священства – из Евангелия. Места для чтения тут же определяет каждому сам председатель собрания. Нужно читать погромче, поскорее, уметь разбирать слова и хорошо вибрировать голосом так, как это делают служащие в церкви. Кто хорошо [145] прочитает свое место, того председатель отсылает на правую сторону; но кто сделал хоть одну ошибку, того тотчас бьют по щеке и отсылают влево. По окончании экзамена председатель спрашивает имена всех, стоящих на правой стороне и записывает на свитке, который тотчас подает епископу. На другой день за литургией вся толпа признанных достойными кандидатами священства приводится к епископу. Он поочередно посвящает их чрез возложение рук; в пресвитерскую степень он рукополагает ставленников внутри алтаря, пред св. престолом, а в диаконскую – в царских вратах в виду народа. На каждое посвящение клир вслед за епископом отвечает: «αξιος, αξιος, αξιος!» В Абиссинии совсем нет определения приходских штатов. В каждой церкви или приходе может быть какое угодно случайное число членов клира, которое во всякое время может увеличиться или уменьшиться, если того пожелают все клирики прихода во главе с настоятелем церкви. Потому в Абиссинии и нет того, что у нас называется вакансией, и не требуется, чтобы непременно всякий, посвящаемый в сан, был командирован в тот или другой приход. При посвящении о приходе никто не говорит и не думает. Если ищущий священства удовлетворяет веем требованиям, его епископ посвящает, но определенного назначения ему не дает. После посвящения, новопоставленный может отправляться куда ему угодно. Естественнее всего ему направить стопы свои в тот приход, откуда он родом. В самом деле, там его все знают, и клир прихода, может быть, с объятиями встретит своего нового собрата. Впрочем, ставленник мало думает о том, где ему служить и найти место. Он, кажется, скорее отправится в какой-нибудь замечательный дебр или монастырь помолиться. Не думая вовсе о месте, он идет намеченной дорогой, проходя города и веси. Встретится ему знакомое село, где он бывал, – тут он зайдет к священникам, и часто случается, что тут же и остается навсегда членом клира. Если его никто из священников прихода не знает, то ему нет надежды отслужить здесь хоть одну обедню. Ставленной грамоты он не имеет, а об его сане узнают только по одежде, но и то, если он священник, а если диакон, то его не узнают, потому что диаконы одеваются в Абиссинии, как миряне или же как простые монахи, если они таковы по своему образу жизни. Наряду с этой картиной выступает другая. Сам гавас какого-нибудь прихода с согласия всех членов своего клира желает иметь в своем приходе еще одного священника или диакона. Естественно ему обратиться к членам своей паствы, не найдется ли в среде ее мирянин, хорошо грамотный и способный к служению. Если таковой найдется и при этом изъявит [146] искреннее желание приобщиться к братии клира, то отправляется вместе с настоятелем или один в епископу для получения сана. А если по близости найдется уже рукоположенный священнослужитель, не имеющий прихода или желающий переменить приход, то еще легче и скорее его пригласить, и настоятель от лица всего прихода призывает его в свой приход. Чаще же всего бывает первый случай. Новый член клира получает уже с доходов этого клира и с земли его определенную долю наравне с другими своими собратьями. Тут он строит себе дом вблизи храма в устраивается на жительство. В числе нравственных качеств, требуемых от кандидата священства, было указано девство. Требование это так сильно в Абиссинии, что не допускает никаких исключений. Ни один женатый не может быть посвящен в первую степень священства. Только посвященный уже в диакона может жениться, если пожелает, и получить после брака посвящение в новую степень пресвитерскую. Но следует заметить, что в среде абиссинских священнослужителей очень мало женатых лиц: там большинство или девственники или постриженные монахи. Диакону запрещается два раза жениться, а священнику вовсе нельзя вступать в брак, он мог сделать это лишь до рукоположения в пресвитера. Развод священнослужителям тоже запрещается. Разведшийся должен прекратить свое служение, а если примирится с женою, может отправлять свои священнические обязанности опять, если пожелает и если еще на это последует согласие клира. – Что касается возраста, определенного в Абиссинии для ставленников, то там в диакона посвящают даже моложе 15 лет, но в священники не моложе 25 лет. Таковы общие правила относительно клира; они считаются главными и потому соблюдаются очень строго. II. В Абиссинии браки заключаются не по любви. Романтизм даже не коснулся этой девственной страны. Основой заключения брака служит здесь фамильное и имущественное положение жениха и невесты. Требуется, чтобы оба лица, вступающие в брак, принадлежали к равным по знатности домам и чтобы имущество невесты своею величиною ровно вдвое превосходило имущество жениха. Так, если у жениха 300 волов, 100 овец, 200 мулов, то в невесты к нему может рассчитывать только та девица, у которой окажется 600 волов, 200 овец, 400 мулов в т. д. Если фамилия невесты не выше и не ниже фамилии жениха, то брак возможен при выполнении второго главного условия: [147] именно, все родственники невесты, в случае несостоятельности ее родителей, должны установить требуемое имущественное соответствие между их родственницею и ее женихом. Остальные качества – физические и нравственные, при заключении браков между абиссинцами, занимают второстепенное место и, собственно говоря, даже совершенно игнорируются, как мы увидим ниже. Всякий абиссинец, желающий найти себе подругу жизни, призывает к себе свата (амача), имеющегося в каждом городке и селе. Сват-амач – это известное всему окружному населению лицо, к которому обращаются все без исключения женихи одной местности с поручением найти им невест. Заметим еще, что в каждом более или менее обширном населенном уголке найдется не один амач, а два, три и более. Встречаются престарелые амачи, практикующие по несколько десятков лет. Такой амач, смотря на окружающие его район поселки и выросшие хижины может с гордостью сказать: «я их собрал»! Действительно, счастье брака зависит всецело от амача и, если он приобрел известность своею практикою и благополучием созданных им браков, то к нему скорее обращаются, чем к его конкурентам. Да он, кажется, уже довольно умножил свое состояние из лепт своих клиентов. Скоро он совсем откажется от своего труда, предоставив его молодым своим преемникам. Если он возьмется устроить кому-либо брак, то, надо думать, потребует за это не один десяток быков. Зато труд амача тяжел в ответственен. Призванный клиентом, он выслушивает от него краткие наставления в том, какую он должен искать ему невесту. Жених рисует, так сказать, пред амачем идеал своей невесты, тот образ, которым амач обязав руководиться при отыскании невесты, если желает угодить своему клиенту. О фамильном и имущественном положении жениха амачу нет надобности расспрашивать. Он сам прекрасно знает всех обитателей своего района. Жених должен сообщить ему только о физических и нравственных качествах своего идеала, остальное дополняют уже соображения и арифметика амача. С посохом в руке он отправляется в далекую страну, как говорится, за тридевять земель. Обычаем страны требуется, чтобы невеста находилась как можно дальше от тех мест, где имеет свое постоянное пребывание жених; она должна быть взята издалека, из чужой страны. Пройдя несколько княжеств и провинций, амач, сообразив, что зашел далеко, начинает расспрашивать встречных прохожих на перекрестках дорог и на стогнах улиц: не знают ли они здесь такой-то и такой-то девушки, из такой-то фамилии, с таким-то имуществом и проч.? Прохожие догадываются, в чем дело, и [148] направляют амача, куда следует. Отыскав дом, где есть девушка, соответствующая намеченным требованиям, амач поселяется в нем на такое время, какое понадобится для нужных разведок, а предварительно узнает о согласии родителей, чтобы труд не был напрасен. Амач должен на месте и лично сам разузнать все относительно невесты, и собственно не только относительно одной невесты и ее родителей, а о всех ее родственниках: насколько они богаты и знатны. Если вдруг окажется хотя малейший недостаток, нарушающий требуемое фамильное и имущественное соответствие обоих лиц, брак считается невозможным. Амач должен искать другую девушку. Конечно, и родители девушки, с своей стороны, расспрашивают о женихе, прежде чем дать согласие на брак. – Но вот амач нашел ту, которую искал, и родители ее согласны на предлагаемый брак. Тогда амач возвращается к жениху и тут описывает все, что видел и слышал. Понятно в этом случае положение амача: может ли он сказать всю правду? Правдивость может повести к тому, что жених откажется от невесты, и тогда, значит, весь труд амача пропал совершенно даром! Не удивительно, если амачи прибегают к работе фантазии: она спасает их от капризов клиентов. Предположим, что найденная девушка по фамильному и имущественному положению соответствует вполне жениху и другой такой вряд ли отыскать, но она имеет один только здоровый глаз и прихрамывает на одну ногу. Амач скроет это; нисколько не стесняясь, он нарисует пред своим клиентом образ красавицы и скажет, что такова его невеста. Слепоту и хромоту своей невесты жених узнает только после брака, но тогда уже поздно отказываться от нее. Зато уж нельзя соврать относительно фамильного и имущественного положения невесты. Хотя бы брак был заключен, но если окажется нарушение основных требований, он расторгается и амач остается ни с чем. Он только тогда выигрывает, когда брак состоится нерушимо. Как бы то ни было, амач играет важную роль в Абиссинии при заключении браков и нередко злоупотребляет своею ролью, по-видимому, даже безнаказанно. Но наказание для него есть: это общественное мнение. Плохо зарекомендовавший себя амач, понятно, не будет пользоваться симпатиями общества и, кажется, ему не долго придется практиковать, так как едва ли кто согласится получить после брака вместо красавицы урода. Когда с обеих сторон – жениха и родителей невесты последует заочное согласие на брак, дело амача еще не окончилось. Теперь он должен быть посредником между родителями жениха и невесты при заключении договора относительно места и времени [149] первого свидания родственников обеих сторон. Местом свидания чуждых друг другу родов, намеревающихся стать теперь своими, выбирается пункт, лежащий на половине пути между местожительствами брачующихся сторон. Амач сначала узнает от родственников жениха о времени, когда они намерены устроить свидание с родственниками невесты и об этом немедленно сообщает в дом невесты. Тут со стороны семейства невесты по той или иной причине может последовать несогласие на предполагаемое со стороны жениха время свидания, так что амачу, может быть, не раз и не два придется путешествовать от одного дома к другому, пока не будет, наконец, установлено обоюдное согласие относительно времени свидания. Что касается выбора места свидания, то это уже дело самого амача. Он сам, хорошо ознакомившийся с промежуточною местностью между сводимыми им домами во время своих частых путешествий, выбирает удобную и живописную поляну или дубраву (амач тоже не лишен эстетики), лежащую в средине пути от того или другого дома. О месте он тоже должен известить тех, кому следует быть на предстоящем свидании сводимых родов. В назначенный день в условленное место сходятся родичи из фамилий жениха и невесты. Тут в первый раз встречаются дотоле чуждые друг другу роды. Во главе их стоят родители. Сошедшись, оба рода заключают завет, клятву – «калчадал» в том, что они отныне станут своими, будут свято хранить узы родства, будут пещись друг о друге и проч. Родители жениха сверх того клянутся пред родителями невесты в том, что они будут любить и жаловать невесту, беречь ее, как свою дочь, а родители невесты, с своей стороны обещаются любить и жаловать жениха, как своего родного сына. Затем тут же все родичи совещаются вместе относительно времени венчания и, согласившись в этом, расходятся в свои стороны. Время венчания обыкновенно откладывается на полгода или даже на год для того, чтобы можно было успеть сделать нужные приготовления к свадьбе. Приготовления идут одновременно в доме жениха и в доме невесты, но так, что один дом не знает, что происходит в другом. Со стороны жениха отправляют во все ближайшие села и поселки, города и местечки рабов и слуг к друзьям и родственникам с приглашением на брачный пир. То же делается и со стороны дома невесты по отношению к ее родственникам и друзьям ее дома. Кроме того, жених избирает себе союзников – «арк». В этот союз он приглашает только самых близких и любимых своих друзей, в количестве 7-12 человек. Назначение членов союза – быть неотлучно при особе жениха, веселить к развлекать его. Для брачного торжества нарочито устраивается [150] особое помещение, называемое «дас-»куща. Это здание необыкновенно больших размеров, четвероугольной формы, предназначенное для 500, а то и для 1000 или даже, для нескольких тысяч человек. Строится оно из дерева, и недалеко от дома. Точно такая же куща воздвигается возле дома невесты. Таким образом.– Вкапываются в землю жерди на близком расстоянии друг от друга: это скелет стен. Промежутки между столбами заполняются, снопами зелени, прикрепляющимися к столбикам веревками, так что сквозь стену нельзя видеть внутренности кущи. Крыша здания устраивается из плотно прилегающих друг в другу бревен, поверх которых нагромождаются хворост, древесные листья и трава. Это для того, чтобы лучи солнца не проникали во внутрь здания. Потолок поддерживается кроме стен несколькими столбами, вкопанными в землю внутри кущи. Для входа предназначаются два отверстия, примыкающие к передней стене с противоположных концов. Пол кущи усыпается мелкой листвою с примесью душистых трав. У стены, возле которой устроены входы, закапываются в землю в ряд чаны с вином и любимыми напитками абиссинцев. Обстановку кущи составляют длинные приземистые столики в 1/2 аршина вышины, идущие рядами вдоль боковых стен, образуя посредине здания широкую дорогу от входов к задней глухой стене. У этой стены на земле стелется яркий, искусно вытканный коврик: это седалище для невесты. Правая сторона кущи предназначается для сторонников жениха, а левая – для сторонников невесты; в переднем же углу делается небольшое возвышение из земли с 2-3-мя столами для старейшин и наиболее почетных лиц в том числе и для священников. Кроме того с боку к куще пристраивается особое небольшое помещение для жениха и его «союза», сообщающееся с кущей посредством двери. Когда приближается время свадьбы, – в дома жениха и невесты прибывают приглашенные на брак лица, причем приходят не с пустыми руками, а с богатыми подарками. Каждый приносит то, чем богат. Доставляются обыкновенно съестные припасы и даже скот. Например: один пригоняет десяток быков, другой – овец; третий приносит кадку масла, сносят корзинами хлебы, плоды, бочками вино, молоко, постное масло, пиво, мед, воск и проч. В дом невесты сверх того ее родственники и знакомые приносят богатые ткани, хорошо выделанные из рога бокалы, львиные и леопардовые шкуры, груды золота, серебра и проч. Эти подарки потом в день брачного торжества переходят в руки жениха, как мы увидим ниже. На свадебное торжество все приезжают в пышных одеждах, утомляющих зрение своей белизной. Мужчины стараются блеснуть [151] своими доспехами. Особенная честь охотнику, потому что только он имеет право надеть ружье, свидетельствующее всем о его охотничьих дарованиях. Наконец, жених в сопровождении своего «союза» и ближайших родичей отправляется в страну невесты, рассчитывая так, чтобы прибыть в ее дом вечером накануне назначенного для свадьбы дня, а родные и друзья невесты в тот вечер, когда должен прибыть жених, отправляются за город или село встречать его, Там они располагаются на траве в ожидании его. Как только покажется из-за утесов и гор караван навьюченных людьми верблюдов и мулов, сидящие на траве вскакивают с своих мест и с музыкою и плясками бегут навстречу дорогим гостям. И вот под звуки барабанов, кимвалов, бубнов, скрипок, труб, балалаек, флейт, под клики мужчин и женщин происходит торжественное свидание жениха с родичами невесты: тут в первый рая они видят своего нареченного зятя. Невеста же с матерью и сестрами не бывает на этом свидании: она остается с ними в своем доме. С места свидания из-за города соединенная толпа из ожидавших и прибывших с музыкой, криками и пляской направляется в город, по улицам города в дас-кущу. Тут уже устраиваются настоящие танцы; веселие и пир продолжаются чуть ли не до самого утра, – утра того самого дня, в который предстоит заключение брака. В этот день, приблизительно в полдень, во вновь убранной и очищенной от столов куще собирается все множество прибывшего на брак народа. Сторонники жениха размещаются на правой стороне кущи, сторонники невесты – на левой; старейшины, духовенство и родители того и другой на эстраде, а жених – в толпе своих сторонников. Все ожидают торжественного входа невесты. Но вот показалась «она». Ее несет раб на своих плечах. Все лицо невесты плотно обтянуто белой фатой, в которой лишь сделаны отверстия для глаз и кончика носа. Она медленно подвигается по куще, под звуки рыданий и всхлипываний своих сестер и подруг. Раб бережно сажает ее на предназначенном коврике. Вслед затем ударяют в бубны, звуки которых подхватывает весь хор музыкантов. В этот момент со стороны жениха подымаются два человека, два лучших его друга, и выступают на средину, – на пустое пространство кущи. Они одеты в роскошные брачные одежды, один имеет в руке копье, а другой ружье, по которому видно, что он охотник. Они становятся на противоположных концах кущи, изображая собою противников. Один делает вид, что старается метнуть в своего врага копье, а этот прицеливается, чтобы выстрелить. Это они делают всякий раз, когда, [152] перебежав одновременно в противоположные концы кущи, останавливаются друг против друга. В один из таких моментов охотник стреляет в своего противника с копьем, который, прикинувшись убитым, падает ниц. Этим роль первых плясунов оканчивается. Они подходят к родителям невесты, кланяются им в ноги и за это получают подарки – в пользу жениха, которые тут же забирает прямо из рук дарящих эконом жениха. Затем выступает в качестве плясуна отец жениха или же самый близкий родственник его, потом пляшут братья его и т. д. Все они получают от родителей невесты богатые подарки, которые вручаются опять эконому жениха. Наконец, с новым взрывом музыкальных звуков, из толпы, заполняющей правую сторону кущи, пробирается один человек. Он бодро выступает на средину, пред взоры всех, прекрасный в своей очаровательной брачной одежде, сверкая блестящим щитом. Голова его повязана красной шелковой лентой, чудный, белоснежный камис (хитон), шитый бисером и изумрудами, стянут красным поясом с золотыми уборами и побрякушками. Взоры всех напряженно сосредоточились на этом человеке, потому что это жених. Он впервые выступает так открыто и невеста в первый раз может теперь полюбоваться на него. Он будет плясать, как и другие, поэтому родители и все родственники невесты припрятали для него уже самые ценные подарки. Наступает момент блеснуть им своими богатствами. Все ждали этой минуты и заготовили для нее все самое лучшее. В качестве противника жениху выступает первейший его друг. Оба они, проделав известные уже нам фигуры, подходят поочередно к родителям и ближайшим родственникам невесты и кланяются им в ноги. Эконом тут как тут с своей знаменитой торбой, в которую посыплются сейчас все цветы, весь блеск богатств славной невестиной фамилии. Жених, поклонившись тому или другому родичу, не идет дальше, пока бездонная торба не получит своей доли. Пока жених кланяется, жадная торба глотает куски шелку, бархату, драгоценные камни, груды золота, львиные шкуры, слоновые клыки и проч. Все эти богатства бросаются так, чтобы все видели. Сам жених постоянно останавливается, чтобы видеть, кто что дает. В самом деле, ему нужно знать это. После первого сбора следует опять пляска. Пляшет опять жених в опять кланяется, а исхудалая торба, успевшая уже изрыгнуть из себя драгоценное бремя в маленькой куще жениха, снова, как голодный зверь, набрасывается на новые и еще лучшие блюда, раскрывая пред каждым родичем невесты свою ненасытную пасть. Наконец, третья пляска в третий сбор. [153] Последняя пляска и последний сбор подарков, из которых свивается корона, венчающая знатность и богатство всего невестиного рода! Это финал и знамя победы целой фамилии. После этого совершается уже самый брак. Жених подходит к невесте и берет ее правую руку. Большой палец и мизинец его правой руки скрепляется с большим пальцем и мизинцем ее правой руки. В этот момент заключается брачный завет, причем молодую чету окружают родители и родичи, прикрывая брачующихся своими одеждами. Они прислушиваются к словам клятв, чтобы быть свидетелями. Молодые обыкновенно клянутся в том, что они отныне будут составлять одно тело, пещись друг о друге, переносить сообща скорби и лишения, не обижать друг друга и проч. С этого времени жених и невеста становятся мужем и женою!.. В Абиссинии различаются два брака: церковный и гражданский. Последний встречается чаще; это потому, что первый считается нерасторжимым. Развестись супругам, повенчанным церковью, нельзя. Кто же, не смотря на всю строгость этого закона, разойдется с своею женою после церковного брака, тот получает в народе прозвание «нарушителя закона» и подвергается всеобщему презрению. Поэтому большая часть абиссинцев довольствуется гражданским браком. Но и тут наблюдаются известные границы. Гражданский брак, т. е. свободный, не препятствующий разводу, продолжается лишь до тех пор, когда супруги после обычной исповеди у духовника и установленной эпитимии причастятся в храме св. таин. С этого времени брак их становится законным, освященным церковью и, следовательно, нерасторжимым. Оттого некоторые, живущие в гражданском браке, абиссинцы долго воздерживаются от исполнения христианского долга говения, которое нерасторжимыми цепями скрепляет их дотоле слабые узы. Духовник на таких лиц налагает строгую эпитимию. В день причащения св. Таин супруги устраивают скромный обед, на который приглашают только своих ближайших родственников и духовенство. Это нечто вроде скромного брачного пира по случаю новых брачных уз. Только духовные лица не вправе жить в гражданском браке, который хотя является в Абиссинии de jure незаконным, но de facto общепризнанным и распространенным. Церковный брак совершается так. Священник, заранее предупрежденный о предстоящем браке, наблюдает, чтобы он не был заключен в близких степенях родства (от 1-й до 6-й степени включительно). Обойти закон тут не удается, потому что всюду есть так называемые «ревнители закона», от которых не укроется ни один нарушитель церковных постановлений. Эти [154] ревнители не официальные лица, но их голос имеет непреодолимую силу, как голос самого закона. Если священник венчает лиц в близких степенях родства, ревнитель потребует расторжения такого брака и его приказанию должны повиноваться. В день, назначенный для церковного брака, жених с своими родственниками приходит в храм и становится на мужской его половине. Потом приходит и невеста, закрытая фатой. Когда священнослужители выйдут из алтаря на средину храма, родичи жениха подводят его к ступеням амвона, между тем с другой стороны подводят к нему и невесту. Брачующиеся становятся рядом. Старший священник после известных молитв и чтений Апостола и Евангелия, накрывает жениха и невесту церковным покровом, соединяет их руки и читает слова брачного завета. Эти слова вслед за священником повторяют брачующиеся в присутствии тут же родителей. Потом служится непременно литургия, за которой новобрачные причащаются св. Таин. По выходе из храма родственники условливаются относительно времени брачного торжества, и в назначенный день все собираются в свадебной куще и проводят там время известным нам образом. Свадебное торжество в доме невесты продолжается дня три, после чего оно передвигается в страну жениха. Все отправляются туда. Невеста тоже едет, забрав с собою любимых служанок и в сопровождении наиболее преданных подруг. В куще жениха пир и веселие продолжаются тоже дня три и потом гости разъезжаются. Колоссальная куща-дас уничтожается. С женихом остается только «арк», союз преданнейших друзей. Новобрачная чета вместе с «арком» поселяется в новом доме, нарочито для нее выстроенном рядом с домом родителей жениха. Члены «арка» остаются при женихе после свадьбы на целый месяц, а то и более. В течение этого времени они успевают посетить все близлежащие и не близлежащие города и села, деревни и местечки, собирая всюду подарки для нового дома; причем они пользуются неограниченной свободой. Им позволяется все. Войдя в дом, они шутят с хозяином и хозяйкой и выманивают вещи. Им дают пшеницу, быков, овец, масло, шерсть, шкуры и даже золотые и серебряные вещи, а то прямо куски золота и серебра. Получив в одном доме, что дадут, союзники идут в другой по порядку. А за ними вслед едут слуги с нагруженными ослами, Все знают, что это пришел «арк»; многие стараются при этом спрятать ценные вещи, чтобы они не лежали на виду, так как члены «арк» способны к опустошению: они, не стесняясь, захватывают все, что попадается им под руки иди на глаза, шарят [155] и рыскают в амбарах и подвалах, как у себя дома, и это не вменяется им в вину: они делают свое дело и стараются не для себя. Вечером они возвращаются домой, разгружают ослов, а на утро снова отправляются за добычей: так делают во все время пребывания в союзе–«арке». Наконец, в 30-й иди 40-й день со дня брака празднуется отдание свадьбы. В маленькой уже куще собираются только ближайшие родственники новобрачных. Торжество продолжается один день, после чего «арк»–союз расторгается; невеста вступает в права хозяйки дома. Через полгода она имеет право ехать к своим родным на свидание. Случается, что брачная пара и совсем переселяется к родителям невесты, если по обоюдному согласию будет признано более удобным устроиться на жительство именно там. Только для новой четы обязательно строится новый дом и все имущество жениха переносится на новое местожительство. В абиссинской семье царит патриархальность. Глава семьи – отец; он судья, законодатель и решитель судеб для всех членов семьи. Жена боится своего мужа и стоит в полной зависимости от него. Мужу вверяется надзор за ее поведением. Он имеет право бить свою жену за малейшее ослушание. Обыкновенно провинившуюся жену муж раздевает догола, привязывает к столбу и, заперев двери дома, вдоволь прохаживает по ее телу плетью. Та же участь и непослушных детей. Они не имеют никакого права голоса. Даже в аристократических семействах дети, пока растут, стоят наравне с прислугой. О них не спрашивают и не говорят. Ни сын, ни дочь не имеют права располагать своею судьбою. Выражение: «я думаю жениться» – немыслимо в устах абиссинского юноши. Одни родители, иногда вовсе без ведома их сына, устраивают его брак; он узнает об этом только тогда, когда нужно ехать венчаться. Девочек держат еще строже. За исключением крестьянской, в других семьях девочкам не позволяется одним выходить из дому. Для мальчиков больше свободы. Они, собираясь вместе из соседних домов, затевают игры в мяч, в прятки, в солдаты и проч. В зажиточных семьях к детям приставляется гувернер. Это монах или священник, который учит детей грамоте, чтению и даже заучиванию наизусть псалтири. Как говорилось в своем месте, знание наизусть псалтири считается в Абиссинии признаком аристократизма. Почетное название, прилагаемое к интеллигентному человеку: «дека-мезмур» – значит буквально «псалтырный сын». Интересное явление, что все почти благочестивые семейства Абиссинии имеют в своем доме духовное лицо: монаха или священника. Это лицо считается ангелом-хранителем [156] дома. Он молитвенник за всю семью, советник, наставник. Голос его имеет большое влияние в семье, даже на главу ее – отца. Когда кто заболеет в доме, духовный друг дома совершает заздравные молитвы; он исповедует больного в случае опасности смерти и является исполнителем последней воли умирающего – выслушивает из его уст духовное завещание. Муж, хоть и наказывает жену плетью, все же имеет в ней советницу себе; с ней он разделяет заботу о детях, о хозяйстве и проч. Обыкновенно дети до брака своего живут неотлучно при родителях, разделяя с последними их образ жизни, который, таким образом, естественно является наследственным, отсюда также, семья – это практическая школа, обучающая детей тому поведению, образу жизни, тем занятиям и способу существования, какие практиковались в семье. Абиссинское семейство живет обыкновенно самозаключенно, в слабой связи с окружающим обществом, потому семейные связи в Абиссинии особенно сильны. Только во время полевых работ, по необходимости, бывает сближение крестьянских семей, да и то на время; у аристократов же, за отсутствием работ, не бывает и этого. «Сидеть дома в кругу своей семьи» – вот девиз абиссинца. Зато и родовая месть в Абиссинии в большом ходу. Родственники убитого преследуют убийцу изо всех сил, чтобы представить его на суд негуса. Если подозреваемый будет признав на суде ликаонта виновным, палач отдает связанного преступника родственникам убитого. Те делают с убийцей, что хотят. Так, напр., каждый поочередно подходит к нему и причиняет ему страдания: первою подходит мать убитого и выкалывает убийце глаза. Отец бьет его по голове палкой, братья наносят раны копьями, девушки колют преступника в лицо иголками и т. д. Но бывают сострадательные родственники, которые прощают убийцу со словами: «Бог с ним! родной наш убит и не воскреснет». Но отпуская убийцу, родичи требуют от него плату. Текст воспроизведен по изданию: Страна эфиопов (Абиссиния). СПб. 1896 |
|