ДОЛГАНЕВ Е. Е.

СТРАНА ЭФИОПОВ (АБИССИНИЯ)

ИСТОРИЧЕСКИЙ ОЧЕРК

В глубочайшей древности, в покрытый непроницаемым мраком промежуток времени, продолжавшийся от VII до XI династии фараонов, многочисленные племена Эфиоплянина Куша, Хамова сына, вышедшие из Аравии пред нашествием Амалика, перешли Красное море и поселились в недрах африканского материка, – на юг от Египта. Гораздо позднее, другая Кушитская ветвь, так называемые Сабеяне или Саба, оставив Южную Аравию и перейдя Баб-эль-Мандебский пролив, сосредоточилась в области восточной Африки – между притоками Голубого Нила и Красным морем. Первые пришельцы образовали могучую впоследствии Эфиопскую монархию, а Сабеяне стали родоначальниками собственно – абиссинцев. Оба народа имели свою отдельную историю, но время и обстоятельства заставили их сплотиться, так что уже в начале нашей эры Эфиопия и Абиссиния представляли лишь два названия одного и того же народа.

Абиссинцы, носящие теперь имя древней Эфиопии, составляли некогда небольшую только часть ее обширной территории. Частые нашествия народов из Азии постепенно сокращали ее пределы и уже после вторжения магометанских полчищ Эфиопия превратилась в небольшое государство, занимающее теперь одну лишь абиссинскую горную страну.

Итак, нынешняя Абиссиния имеет свою первоначальную историю, с одной стороны, в истории Эфиопии, с другой – в истории Южной Аравии, откуда вышли родоначальники абиссинцев – Сабеяне. Поэтому, мы познакомимся сначала с историей Эфиопии вообще, а затем, специально, с историей той ее части, которая в настоящее время представляет остаток прежней Эфиопии и сохраняет ее имя.

I.

До нашествия Кушитов, центральная Африка была населена негрскими племенами ¹, вероятно, остатками тех, из которых [2] составилось первоначальное население Египта. Фараоны первых шести династий то и дело должны были предпринимать военные кампании в земли негров с целью усмирять их беспокойный нрав. Эти кампании доставляли Египту легкие победы и пополняли полки его солдатами из подчиненных племен. Нашествием Кушитов негры были отброшены к югу – в область верхнего Нила, и тогда египтяне увидели лицом к лицу неизвестный дотоле сильный воинственный народ, с которым не так легко было считаться, как с дикими неграми. Новые пришельцы принесли с собой зачатки новой цивилизации, почти не уступавшей египетской. Фараоны поняли, насколько необходимо было подчинить себе эти еще не успевшие осесть и окрепнуть племена и обратили против них все силы страны. Старанием их множество кушитских племен принуждено было покориться Египту, а упорные были – частью истреблены, а частью отодвинуты к югу, причем на месте их были заведены колонии феллахов. Впервые о кампаниях против Кушитов упоминается лишь в памятниках XII египетской династии. Тут приводятся также странные названия Эфиопских племен: Шемин, Хаса, Сус, Каас, Акин, Ани, Сабири, Аките, Макиса и т. п.

Окончательное завоевание Эфиопии Египтом относится к XIII династии. Тутмос II отправил военную экспедицию в страну Кушитов и подчинил их своей верховной власти. Вся нижняя Эфиопия (называвшаяся еще Нубией) была преобразована в вице-королевство и разделена на номы (провинции), по примеру Египта. Для увеличения населения Нубии несколько Эфиопских племен было переселено из верхней Эфиопии в нижнюю. Словом, от первого Нильского водопада до абиссинских гор – все это пространство кушитской территории сделалось достоянием фараонов. Сначала управление Эфиопией поручалось важным сановникам, благодаря чему сделалось вскоре одной из важнейших государственных должностей; при египетском дворе установился даже обычай давать наследнику короны титул: «царственный сын Куша» или «принц Кушитский». Иногда этот титул был только почетным: молодой принц жил при отце, а особый наместник управлял за него страной Кушитов. Иногда же принц сам брал в руки бразды правления, обучаясь в области верхнего Нила искусству управлять государством.

Покорение Эфиопии доставило египтянам большие выгоды. Оно открыло им доступ в индийской торговле, которая до тех пор была исключительно монополией Эфиопов. Регентша при малолетнем Тутмосе III сама лично путешествовала на побережье Красного моря с целью разведок и за драгоценными породами деревьев, камедью, благовониями, золотом, серебром и т. п. [3] Египетская эскадра из 5 кораблей счастливо достигла благовонных городов, расположенных на берегу страны Ароматов, на небольшом расстоянии от мыса Гвардафуй. Тут египтяне заинтересовались своеобразною жизнью туземцев, которые, судя по описанию, несомненно, принадлежали к той же расе, что и Кушиты Эфиопии и Южной Аравии. Вероятно, это были Сабеяне.

Мирное существование Эфиопии под владычеством египетских фараонов продолжалось от XVIII до XXII династии. Последняя представляла уже слабые отблески прежнего могущества фараонов и потому с большими усилиями могла удерживать под своим скипетром воинственных Эфиопов. Многие из Эфиопских племен, независимые от Египта, присоединились к своим соплеменникам – Эфиопам египетской монархии и уже к концу XXII династии образовали из себя совершенно независимую от Египта империю. Царствование в ней приняли потомки египетских царей-жрецов Амона-Ра, сосланные в Нубию фараонами XXII династии. Столицей нового царства сделалась Напата. Немного спустя мы уже видим Эфиопов властелинами Египта. Это случилось по следующему поводу. В период распадения египетской монархия происходили постоянные междоусобицы между отдельными властителями египетских провинций. Сильнее других были Саисские князя. Они заняли было верховное положение и стали подчинять себе остальных князей. В это именно время не подпавшие еще под власть Саиса египетские князья, составив коалицию, обратились к единственному могущественному государству, бывшему в состоянии спасти их от притязаний Саиса, – Эфиопии. Результатом этих происков было вторжение в Египет Эфиопов. Пионхи-Миамур, к которому обратились союзники из египетских князей, собрал большое войско и победоносно прошел весь Египет до самой Дельты. Близ Атрибиса, в самом центре нижнего Египта, было принятие верноподданнического долга от покоренных. Пионхи, увенчанный венцом соединенной монархии: Египта и Эфиопии, с триумфом возвратился в свою столицу – Напату. После 200-летняго периода междоусобиц и разделений царство фараонов было восстановлено от истоков Голубого Нила до устьев реки, но на этот раз уже не в пользу Египта. Эфиопия, так долго находившаяся в вассальной зависимости от египтян, в свою очередь, достигла верховной власти и Напата сделалась царицей всех городов на место Фив и Мемфиса.

Наиболее известным из Эфиопских императоров был Шабаку, внук завоевателя Египта – Пионхи. Шабаку окружил себя почестями и блеском прежних славных фараонов в овладел всеми прерогативами их власти. В период его царствования (765-715 г.) Эфиопия достигла апогея своего могущества. Имя [4] Шабаку пронеслось далеко за пределами Африки, так что даже иудейский и израильский цари искали его помощи против Ассириян. Впрочем, мирное преуспеяние эфиопского могущества продолжалось недолго.

В царствование Тагарку (692-666), одного из ближайших преемников Шабаку, вторглись в Египет Ассирияне. Ассаргадон нанес поражение Эфиоплянам и Тагарку принужден был скрыться в Напате. С этого момента начинается упорная борьба между Эфиопией и Ассирией из-за обладания Египтом. Последний несколько раз переходит то в одни, то в другие руки и, наконец, все-таки перевес остается на стороне Ассириян. Попытки Эфиопов воротить себе Египет повторялись еще и по смерти Тагарку (со стороны Урдамани и сына его Тонуатамана), но они не увенчались успехом. С тех пор царство Напата порвало всякие связи с Египтом. Все заботы его правителей сосредоточились на сохранении своей независимости и на упрочении порядка в государстве и дисциплины в войске.

Государственное устройство Эфиопии было подражанием Египту. Подобно ему, она делилась на две части, из коих каждая, в свою очередь, распадалась на множество провинций и областей. Кроме Напаты, другим главным городом Эфиопии был Мероэ, выстроенный на берегу реки, несколько южнее Напаты. Этот город был последним в нижней Эфиопии, называвшейся еще: То-Консите. На юг от Мероэ начиналась верхняя Эфиопия, или страна Алоэ, простиравшаяся вдоль Белого и Голубого Нила до большой Сенаарской равнины. На южной границе страны Алоэ жили Асмахи, потомки египетских солдат, переселившихся сюда во времена Псаметика I. Далее, на юг и восток, жило множество полудиких племен самого разнообразного происхождения, с странными названиями и бытовыми особенностями. Их легко было покорить; и потому владыки Эфиопии, не любившие иметь независимых соседей, скоро простерли свой скипетр, с одной стороны, до берегов Красного моря, с другой – до палящих песков Сахары.

В религии Эфиопов также заметно было египетское влияние. Египетские колонисты принесли с собой в Эфиопию свои верования и свой религиозный культ. Храмы Эфиопов были подобием египетских капищ. Наиболее распространенным в Эфиопии был культ бога Амона. В виду этого жрецы пользовались здесь большим влиянием, даже на императора. Последний ничего не мог предпринять без воли жрецов. Самое избрание царя происходило в храме, под наблюдением жрецов и в присутствии выборных от народа. Если император оказывал в чем-либо неповиновение воле жрецов, считавшихся выразителями воли [5] божества, или обнаруживал хотя бы малейшее поползновение к независимости, то жрецы приказывали ему именем божества лишить себя жизни, и ему ничего не оставалось, как покориться этому приговору. Закон, столь жестокий к царю, был не легче и относительно его подданных. Малейшее уклонение от общественных взглядов, малейшее отступление от религиозных обрядов культа считалось ересью и вызывало соответственное наказание. Впрочем, такая строгая приверженность к старым обычаям держалась недолго. Со временем египетское влияние стало ослабевать и начали проникать в бытовую жизнь Напаты такие черты, которые прямо противоречили основным началам египетской культуры. Иллюстрацией к этому может служить следующий факт. К концу VII столетия несколько жрецов Напаты надумали произвести некоторые изменения в ритуале обычных египетских жертвоприношений. Между прочим, они хотели ввести обычай есть жертвенное мясо в сыром виде. Обычай этот, без сомнения, негрского происхождения, встретил горячий протест со стороны строгих приверженцев старого культа. Но он все-таки удержался, укореняясь все более и более с каждым поколением. Даже христианству впоследствии пришлось бороться с ним и безуспешно, так как и теперь еще абиссинцы любят лакомиться сырым мясом, называя его «брондо».

II.

Мы уже сказали в начале своего очерка, что после Кушитов, образовавших Эфиопию, в Африку эмигрировали еще жители Южной Аравии – Сабеяне ². Этот факт имеет такую важность, что без него все этнографические и лингвистические особенности нынешней Эфиопии оказываются совершенно необъяснимыми. Кушиты, утвердившиеся на верхнем Ниле, скоро потеряли первоначальную физиономию своего племени, которая до того была у них общею с Кушитами Южной Аравии. Тогда как нынешняя Эфиопия, напротив, оказывается вполне верною этому типу. Необходимо поэтому допустить момент, когда в среду африканских Эфиопов проник свежий элемент кушитской расы. Этот момент, при свете исторических документов, может быть приурочен именно к переселению в Абиссинию Сабеян, и с тем большею вероятностью, что такое предположение вполне отвечает данным иеменской истории, действительно подтверждающей факт исчезновения из Южной Аравии целой народности вследствие одной [6] важной политической революции. Не вдаваясь в специальные исследования по данному вопросу, постараемся представить событие в более ясном и подробном виде.

Приблизительно за восемнадцать веков до нашей эры, в Иемен, где жили Сабеяне, перекочевали потомки Иектана, сына известного праотца Евера. Находясь в момент своего прибытия в почти варварском состоянии, иектаниды всецело подчинились культурному влиянию первобытных туземцев и усвоили себе цивилизацию, нравы, религию и язык Сабеян. Но не смотря на полную ассимиляцию, оба народа, составлявшие население Иемена, жили совершенно отдельно друг от друга и защищали каждый свои интересы. Даже Библия всегда заботливо старается отличать Сабеян Кушитских от Сабеян иектанидских, по различной орфографии, обозначая первых буквой *, а вторых буквой *. В течение десяти веков иектаниды жили совершенно спокойно, подчиняясь во всем Кушитам. Но настало время, когда она почувствовали себя настолько сильными, чтобы стать повелителями, в свою очередь. Они напали тогда на Сабеян под предводительством Яроба и успели восторжествовать над ними. Это случилось в начале VIII века до Р. Хр. Смуты, закончившие переход верховного политического первенства от потомков Куша в руки потомков Иектана, произвели в среде самих Сабеян распадение, послужившее началом арабской пословице «разделиться, подобно Сабеянам». Большая часть Кушитов, особенно высшие касты, не захотели подчиниться игу иектанидов, обнаруживавших к тому же себя чрезвычайно жестокими властителями, и оставили свое отечество.

Естественнее всего предполагать, что они переселились тогда в Абиссинию, лежащую по ту сторону моря – прямо против Иемена. Задолго до открытия гимиарийских надписей и языка, замечалось уже, что гез, или абиссинское наречие, составляет живой остаток древнего иеменского языка. Абиссиния, с лингвистической и этнографической точек зрения, нераздельна с Южною Аравией. Памятники абиссинской цивилизации, встречающиеся до сих пор в Аксуме, представляют величайшее сходство с остатками иеменской цивилизации, попадающиеся в Маребе. Греческие географы присоединяют беспрестанно Абиссинию к Иемену и представляют неизменно жителей Абиссинии, как арабскую или сабейскую народность ³. Современные путешественники, в свою очередь, единодушно признают типы абиссинских народностей, не имеющих ничего общего о африканским источником, за арабские. [7]

Но время переселения Сабеян из Аравии в Абиссинию гораздо труднее для определения, чем самый факт их переселения.

В то время, когда составлялась Х-я глава книги Бытия, сабейское племя, представляемое в этом этнографическом документе под именем Сабатека ⁴, является уже поселившимся на африканском берегу, в окрестностях порта Адулиса. Но оно не проникло тогда во внутренность страны, так как египетские памятники XVIII и XIX династий показывают нам, что Абиссиния в ту пору была населена исключительно негрскими племенами. Таким образом, еще задолго до великого переселения Сабеян в Абиссинию, на берегу Африки уже существовала сабейская колония. Сношения с нею, как и с жителями Иемена, должны были отразиться некоторым образом на Эфиопах. Но окончательная замена африканской расы сабейскою могла произойти лишь вследствие наиболее сильного влияния, которое могли оказывать Сабеяне, уже будучи настоящими жителями Абиссинии.

Книги царя Юбы говорили уже, что жителями верхней Эфиопии были Арабы ⁵. Значит, они переселились в Абиссинию гораздо ранее христианской эры. С другой стороны, мы не можем поместить этого события ранее царствования Соломона, потому что национальные предания об отношениях к нему царицы Сабейской столько же популярны у абиссинцев, как и у жителей Иемена. Но между царствованием Соломона и христианской эрой не встречается никакого другого события, настолько значительного, чтобы вызвать переселение Сабеян, кроме известного поражения, нанесенного им Яробом и иектанидами.

История древнего Востока представляет Сабеян народом деятельным, исполнявшим важную посредствующую роль в торговых сношениях. между Индией и другими народами древнего мира. Окрестности знаменитого порта Адена некогда были складочным местом для товаров Индийского Офира, отчего и самое место это называлось тогда Офиром. Офир Сабеян, упоминаемый Библией, был всемирным торговым рынком, куда стекались торговцы со всего света и перекупали у Сабеян индийские товары, которые тут же перегружали на свои корабли для доставки в Египет, Сирию, Палестину и проч.

Основанием социальной организации Сабеян было кастовое устройство, чуждое семитам. В сабейском обществе существовало пять различных каст: воинов, земледельцев, ремесленников, работающих по отправке мирра и работающих по отправке ладана. Это были касты замкнутые, не сообщавшиеся между [8] собою посредством брака. Кастовое устройство сохранилось и у абиссинцев. Мы видим у них касты: дворян, ремесленников и земледельцев. Между ними тоже не бывает смешения. Особенною отчужденностью отличается каста ремесленников (будды). Они живут вместе, занимая часто целые селения. Человек не их касты переступает порог будды только по делу, чтобы поручить ему работу.

Государственное устройство Сабеян было таким же, какое мы видим у нынешних абиссинцев, т. е. феодальным. Сабейский царь являлся сюзереном нескольких царей – вассалов, стремившихся к полной независимости и весьма редко ему подчинявшихся. Каждый из них назывался по имени укрепленного замка, где находился центр его могущества. Имя его слагалось из ду (господин) и названия местности, напр., ду-Райдан, господин Райдана. Это были вожди племен, оставшихся, не смотря на оседлое состояние, в каком жила вся нация, разъединенными и занимавшими каждое особенный кантон. Великие вассалы и бароны жили заключенными в сильных замках. Вокруг этих феодальных крепостей, естественно, скоплялись массы народонаселения, образуя местечки и города.

Религия Сабеян носила астрономический или звездный характер. Сабеизм отличался поэтому духовностью, чуждою идолопоклонничества и жречества. Обряды культа исполнялись патриархами племен и семейств.

Превосходство культуры Сабеян не могло пройти, не оставив глубокого следа на африканских племенах. Поэтому, со времени переселения Сабеян в Африку, началась быстрая ассимиляция туземцев в пользу пришельцев, образовавшая новую смешанную расу, известную под именем абиссинской.

III.

Древняя история абиссинцев начинается легендой о великом змие, наводившем ужас на жителей страны ⁶. Змий этот считается у абиссинцев первым царем. Владычество его продолжалось тысячу лет. Один случай спас народ от этого тирана. Царская дочь, спасаясь от преследований змия, скрылась на верхушке большего дуба. Случилось, что в это время пришли отдохнуть под дубом несколько странников. Слезы девицы, капавшие с дерева, заставили путников посмотреть вверх и обратить внимание на плачущую женщину. Узнав о причине ее слез, [9] чужестранцы решили помочь ей. Они разыскали змия и силою креста убили его. Когда змий, тяжело раненый, лежал на земле, девушка, сойдя с дерева, подошла посмотреть на него, но в это время змий встрепенулся и капля крови его упала ей на ногу. Нога мгновенно вспухла. По совету странников, убивших змия, царь послал свою дочь, ставшую теперь владычицей всего царства, на излечение к Соломону. Абиссинская царица понравилась Соломону и он захотел сделать ее своей женой. Но она противилась, заявив, что уже имеет мужа. «Разве позволено брать то, что принадлежит другому», сказала она царю. Тогда Соломон употребил хитрость. Он приказал своим слугам накормить ее соленой пищей и не давать ей в спальню воды. Ночью, царица, томимая жаждой, пришла к постели Соломона, притворившегося спящим и, взяв водонос, стала пить воду. Царь схватил ее за руку и сказал: «а разве позволено брать то, что принадлежит другому”. Пристыдив таким образом, Соломон убедил ее остаться с ним и быть его женою.

В Библии рассказ о посещении Соломона царицей Сабейской передается так ⁷.

„Царица Савская, услышавши о славе Соломона во имя Господа, пришла испытать его загадками. Пришла она в Иерусалим с весьма большим богатством: верблюды навьючены были благовониями и великим множеством золота и драгоценными камнями; и пришла к Соломону и беседовала с ним обо всем, что было у нее на сердце. И объяснил ей Соломон все слова ее, я не было ничего, незнакомого царю, чего бы он не изъяснял ей. И увидела царица Савская всю мудрость Соломона и дом, который он построил, и пищу за столом его, и жилище рабов его, и стройность слуг его и одежду их, и виночерпиев его, и всесожжения его которые он приносил в храме Господнем. И не могла она более удержаться и сказала царю: „верно то, что я слышала в земле своей о делах твоих и о мудрости твоей; но я не верила словам, доколе не пришла и не увидели глаза мои: и вот мне и в половину не сказано; мудрости и богатства у тебя больше, нежели как я слышала. Блаженны люди твои и блаженны сии слуги твои, которые всегда предстоят пред тобою и слышат мудрость твою! Да будет благословен Господь Бог Твой, Который благоволил посадить тебя на престол Израилев! Господь, по вечной любви Своей к Израилю, поставил тебя царем – творить суд и правду!» И подарила она царю сто двадцать талантов золота и великое множество благовоний и драгоценные камни: никогда еще не приходило такого множества благовоний, какое [10] подарила царица Савская царю Соломону. И корабль Хирамов, который привозил золото из Офира, привез из Офира великое множество красного дерева и драгоценных камней. И сделал царь из сего красного дерева перила для храма Господня и для дока царского, и гусли и псалтири для певцов. Никогда не приходило столько красного дерева и не видано было до сего дня. И царь Соломон дал царице Савской все, чего она желала и чего просила, сверх того, что подарил ей царь Соломон своими руками. И отправилась она обратно в свою землю, она и все слуги ее".

Продолжаем излагать абиссинское предание.

У царицы, по возвращении ее из Иерусалима, родился сын, названный Менеликом. Когда отроку исполнилось 15 лет, он пожелал увидеть своего отца и отправился в Иерусалим ⁸. Соломон сразу полюбил Менелика, к тому же чрезвычайно походившего на отца своею внешностью, и не отказывал ему ни в чем. Менелику более всего понравился религиозный культ Евреев, и он пожелал устроить такой же в своем отечестве. Соломон по этому случаю снарядил в Эфиопию целую миссию, состоявшую из священников, левитов, певцов, музыкантов и всякого рода мастеров ⁹. В качестве первосвященника был отпущен Азария, сын Садока ¹⁰. Эти люди, по наущению Менелика, тайно и с большими предосторожностями похитили из иерусалимского храма Ковчег Завета со всем, что в нем хранилось ¹¹, и увезли его; при этом, чтобы скрыть похищение, во Святом Святых, на месте, где стоял Ковчег Завета, поставили изваяние Архангела Михаила, и покрыли его покровом, снятым с Ковчега. Когда посольство оставляло Иерусалим, почва его стала так необыкновенно колебаться, что все жители пришли в ужас. Вопросили первосвященника, все ли благополучно и не случилось ли чего-либо с Ковчегом Завета. Садок, заглянув за завесу, отделявшую Святое Святых от святилища, нашел, что там, по-видимому, все в порядке, Между тем землетрясение продолжалось три дня. Первосвященник принужден был вторично и более тщательно изведать состояние Святого Святых и тогда только похищение обнаружилось. Все догадались, что Ковчег Завета увез никто иной, как Менелик. Немедленно отправили за ним погоню, но она настигла его уже в пределах его отечества. На требование посланных выдать Ковчег Завета, Менелик ответил, что он не желает оставлять его у себя и непременно возвратит, только просил подождать до тех пор, пока мастера окончат работу [11] над сооружением другого ковчега, подобного иерусалимскому, для абиссинского храма. Посланные погонщики согласились ждать. Менелик старался содержать их, как можно получше, и они, живя в роскоши и довольстве, не замечали, как шло время, и хвалили гостеприимство абиссинцев. Соломона же известили о причине своего замедления. Когда работы окончились, вновь сооруженный ковчег оказался настолько похожим на оригинал, что их никак нельзя было отличить. Тут-то Менелик, не уступавший мудростью своему отцу, и устроил хитрость. Он отдал посланным Соломона подобие, а подлинный Ковчег Завета оставил у себя. Подлога никто из евреев не заметил, ни сейчас, ни после. Так Ковчег Завита остался у абиссинцев и продолжает оставаться и до сих пор. На первых порах много труда стоило найти для него подходящее место. Несколько раз переносили его из города в город и всякий раз непригодность места возвещалась колебанием почвы в тот момент, когда Ковчег опускали на землю. Наконец, принесли святыню на один живописный островок, расположенный посредине реки. Островок этот был необыкновенно мал, но лишь только поставили на нем Ковчег, вода сейчас же расступилась и открыла огромное пространство земли. Здесь Менелик построил храм, названный, в подражание иерусалимскому, Сионом. В нем стали приноситься ветхозаветные жертвы. Все Эфиопы приняли Моисеев закон и обрезание. На острове, где построен был храм, вскоре возник большой город – Аксум, ставший религиозным центром Эфиопии, т. е. тем, чем был Иерусалим для Евреев.

Древнее значение Аксума, как религиозного центра всей Абиссинии, сохранилось и до сих пор, даже после принятия абиссинцами христианства. В Аксуме коронуются абиссинские цари. В нем находится также первый абиссинский монастырь (гедам), называемый Цион (Сион). Это очень древний монастырь, обширный и многолюдный. Внутри монастырской ограды стоит один храм, чрезвычайно ветхий, скрываемый за высокой деревянной стеной. К нему-то и обращены сердца всех благочестивых абиссинцев. По преданию, храм этот и есть тот самый ветхозаветный храм, который был сооружен первым царем Менеликом в подражание храму Соломонову. Все абиссинцы глубоко верят, что внутри его, в том месте, которое называлось Святое Святых, хранится ветхозаветная святыня – Ковчег Завета с Моисеевыми скрижалями (по абиссински: «Таот Мусе» и «Целато Мусе»). Абиссинцы-христиане усвоили ему впрочем другое название – «Таот-Марьям», – т. е. Ковчег Божией Матеря. В ограду Сионского монастыря допускаются только мужчины, но внутрь ветхозаветного храма никто из народа не осмеливается проникнуть. Возле храма живет один [12] престарелый архимандрит (комос), обязанность которого кадить ежедневно пред Ковчегом Завета. Он это совершает с большим благоговением. Взяв кадильницу с угольями и горсть ладана, он идет к церковной завесе, отделяющей Святое Святых, и, просунув чрез нее руку с кадильницей, совершает трижды каждение «зря вспять». За завесу же имеет право входить только епископ, и то раз в год, чтобы помолиться и наблюсти чистоту. Толпы богомольцев, посещающие Аксум, останавливаются у церковной ограды и, взирая на виднеющуюся из-за ограды старинную кровлю заветного храма, усердно молятся, припадая к земле. Многие целуют камни монастырской ограды и захватывают с собою горсть земли, которую хранят, как святыню. Раз в год в Аксуме совершается особое торжество – «баал-Цион» – Сионский праздник, который тянется до двух недель. В течение этого времени в Аксуме успевает побывать почти вся христианская Абиссиния.

Все свои политические удачи, победы, сохранение своей независимости в течение нескольких тысячелетий абиссиины приписывают влиянию Ковчега Завета, или, по более употребительному теперь названию, – Ковчега Божией Матери, хранимого в Аксуме.

Но обратимся опять к историческому преданию абиссинцев.

Мать Менелика, называемая в абиссинских летописях Хайкой, еще при жизни своей уступила престол сыну ¹². Он был помазан на царство в аксумском Сионе первосвященником Азариею, причем поклялся от лица всего своего потомства, что с того времени женщина не будет сидеть на абиссинском престоле ¹³. Менелик сделался родоначальником абиссинской царствующей династии. Памятником его происхождения является царский титул абиссинских владык. Титул этот следующий:« имя рек, царь царей Эфиопии, Лев от колена Иуды». На царской печати Абиссинии видим изображение льва с короной на голове и с хоругвию и вокруг изображения надпись: «Лев от племени Иуды победил».

Евреи, прибывшие с Менеликом из Иерусалима, скоро умножились и из них образовалось потомство – это нынешние фалаши или фаласиане, что значит пришельцы. Они занимают долину горного хребта Самен.

В изложенном выше абиссинском предании существенно важны два пункта: это, во-первых, легенда о владычестве змия и, во-вторых, мысль о происхождении абиссинской царствующей династии от рода Давидова. В основе их мы должны искать [13] историческую истину. И, действительно, сравнивая легенду и предание с изначальной историей Эфиопии и Южной Аравии, мы приходим к такому заключению. Первая часть предания – есть произведение чисто африканское; вторая часть – о Соломоне и Менелике обязана своим происхождением Сабеянам, эмигрировавшим в Эфиопию. То есть, нам представляется дело так. – Туземное население Африки, – именно той части ее, куда выселились Сабеяне, первоначально состояло из негров. К неграм в скором времени присоединились египтяне. Еще видим здесь сабеян-колонистов (Сабатака). Весь этот смешанный народ жил в территории Эфиопской монархии. Владыки Эфиопии отличались в древности воинственностью и хищничеством ¹⁴. Подвластные им племена, помимо того, что платили в Напату большую дань, еще терпели от своих властителей всевозможные притеснения и насилия. Естественно, что плачевное прозябание под чужеземным игом и породило в представлениях туземцев сказание о страшном змие, мучившем людей. Период времени его царствования был очень велик, именно он определяется в сказании в тысячу лет. Освобождение страны от змия приписывается чужестранцам. Судя по данным истории, этими чужестранцами и могли быть никто иные, как Сабеяне, вышедшие из Аравии от притеснений иектанидов. Культурное развитие соединенное с гуманностью, было свойственно древним Сабеянам, и оно-то должно было вселить в африканских туземцев симпатии и уважение к пришельцам. Это тем более было естественно, что в составе туземцев, как известно, находились и соплеменники Сабеян, – именно жители колонии Сабатака. Кроме того, дружественные сношения восточного берега Африки с Южной Аравией обнаруживались уже в самой глубокой древности. Пришельцы, нужно думать, сразу заняли независимое положение в стране и мало-помалу, благодаря культурному превосходству, окончательно подчинили своему влиянию все туземные племена. В скором времени, сплотившись, они должны были стать крайне опасными для государства Напаты. Вместе с культурой Сабеяне принесли с собою в Африку свою религию, свою династию и свои предания, в числе которых находилось и предание об отношениях царицы Сабейской к Соломону. Впоследствии сложилось одно цельное сказание о змие и сыне Соломона, результат слияния двух преданий: туземного и сабейского. Замечательно еще, что в предании говорится о частом перенесении Ковчега Завета с одного места на другое. И это, по-видимому, незначительное замечание важно для выяснения исторической действительности. Кочевание с [14] Ковчегом, являвшимся олицетворением всего религиозного культа, нужно понимать в смысле переселения, эмигрирования с целью отыскать более подходящее место для жительства, оседлости. На месте, где поставили Ковчег, или лучше, где упрочился, основался религиозный культ Сабеян, возник город; местность оживилась притоком населения. Около священного места образовалась главная правительственная резиденция. Аксум сделался главным городом всего населения – туземного и эмигрировавшего и сохранил это свое значение на все времена.

Между тем как росло и усиливалось в Африке царство Аксума, падало царство Напаты, или собственно – Эфиопское. Соединенное из многих племен, враждовавших между собою, оно заключало в основе своей червя, который подтачивал его много веков. Пришествие Сабеян и возникновение их могущества на неприступных высотах абиссинской горной страны было роковым моментом для существования древнеэфиопской монархии. Еще задолго до нашествия Камбиза нижняя Эфиопия подверглась запустению. Города ее, основанные фараонами XVIII и XIX династий, лежали в развалинах, а храмы их заносились песком. Запустение и разрушение медленно, но решительно подвигалось на юг, пока не коснулось, наконец, самих центров Эфиопии – Напаты и Мероэ. В замен древнего Эфиопского государства возникало новое на востоке Африки. Сюда перетягивался центр; в Аксуме занималась заря нового, более твердого могущества, эфиопско-сабейского, или абиссинского. Удивительно, что в пределах прежней Эфиопской монархии, в стране Напаты и Мероэ, т. е. в нынешнем Судане, уцелело доселе селение по названию Саба (на юг от Картума) с развалинами древних памятников египетской цивилизации – пирамид и храмов. Судя по названию селения, нужно считать несомненным, что влияние Сабеян в древности простиралось далеко на север Эфиопии ¹⁵. Уже к началу нашей эры Эфиопия и Абиссиния обозначали собою лишь два названия одного и того же государства. От смешения, образовавшего новую Эфиопию, произошло данное ей классическими писателями название Хабеш (Абиссиния), или смешанного народа. Более же древнее название, усвоенное себе абиссинцами или, лучше, Сабеянами, переселившимися в Африку, – это Агазиан, что означает людей независимых и указывает на то, что они сразу заняли в Африке независимое положение ¹⁶. От имени Агазиан, вероятно, образовалось и название древнеабиссинского наречия – геез или гец ¹⁷. [15]

К сожалению, нет возможности проследить историю перехода верховного политического первенства от африканских Кушитов в руки Сабейских переселенцев. Отчуждение, в котором жила внутренняя Африка после занятия Египта Ассирианами, повергло всю область Эфиопии в мрак безвестности. Полубаснословные рассказы Геродота и Диодора Сицилийского, беглые указания римских историков, называвших общим именем Эфиопии все земли, обитаемые черным племенем – вот единственные письменные свидетельства, оставленные древним миром о древнем Аксуме. Вскоре по воскресении Христа Спасителя, луч истинной веры, просветив Египет и миновав низменности Нубии и Фиваиды, озаряет лесистые высоты Хабеша. Завязываются на короткое время сношения между православным Востоком и Абиссинией. Но с половины IV в. эти сношения прерываются и государство Эфиопов снова словно исчезает с лица земли на целое тысячелетие. Вдруг в конце XV в. имя Абиссинии в первый раз долетает до Европы. С изумлением узнают европейцы, что в недрах Африки существует христианское государство, с успехом отстаивающее свою независимость от исламизма. Эта странная новость пробуждает живейшее участие. Безусловное молчание истории и географии сменяется тысячами преувеличенных рассказов, жадно выслушиваемых легковерным любопытством. Наконец, соединенные усилия миссионеров и смелых путешественников снимают завесу с истории Абиссинии и истина обнаруживается.

IV.

Современная Абиссиния занимает горную страну, лежащую между восточными притоками Бахр-эль-Ацрека (Голубой реки) и восточноафриканским берегом Красного моря, к югу от Нубии между 16 и 8° с. ш. Среди нездоровых и знойных песчаных пустынь область Абиссинии возвышается подобно громадной крепости с ее альпами, многочисленными плоскогорьями и столовыми горами, всеми чудесами тропического мира, соединенными с дикою горною природою. С запада она походит на возвышающийся постепенно скалистый замок, к востоку же вдруг обрывается крутою стеною к низменностям береговой полосы, населенной Хабабами, Самхарийцами и другими дикими племенами. Северную границу Абиссинии составляют горные местности и негостеприимные пустыня Барки и Мареба, или Хор-эль-Каша. Западные же склоны ее отделяются от равнины восточного Сенаара поясом нейтрального [16] пространства, большею частью необитаемого, сырого, покрытого бамбуком и лесами.

Вся страна представляет удивительную картину природы. От запада к востоку идут, постепенно возвышаясь одно пред другим, три плоскогорья, покрытые каждое отдельными горными хребтами и скалистыми чудовищами из трахита, базальта и других горных пород. Плоскогорья отделяются друг от друга, подобно островам, огромными трещинами, большею частью настолько крутыми, что проход от одного плоскогорья к другому оказывается немыслимым. В расселинах гор, богато орошенных, простерты чудесные зеленеющие луга и поля, плодоносные пастбища и густые лесные чащи. «Невозможно вообразить, не видавши, говорит один путешественник, до какой степени своеобразною представляется здесь извилистая линия горизонта. Столовые горы (амбы), имеющие вид разрушенных стен, круглые массы в виде куполов, прямые, наклонные, опрокинутые конусы, остроконечные, как колокольни, базальты в виде громадных органов,– все эти формы теснятся друг к другу, громоздятся одна на другую, так что кажутся как бы разрушенными постройками титанов. Вдали оне сливаются с облаками и небом, а в темноте представляются разъяренным морем» ¹⁸. Внутри главного абиссинского нагорья, окруженное нескончаемыми цепями гор и холмов расположено великолепное альпийское озеро Цан, около 66 километров длины и 37 кил. ширины. В него сливаются воды с высот Годшама, Бегемедера и Дембеа, а оцепляющие его кольцом горы всюду состоят из трахита, базальта и других остывших вулканических масс. Судя по этому, и самое озеро следует считать остывшим среди нагорья кратером громадного вулкана. Тут же вблизи, где-то в горных ущельях берет свое начало Голубой Нил, который вливается в озеро под именем Абай, вытекает из него чрез узкую расселину скалы и затем, приближаясь в границам Шоа, обхватывает спиралью Годшам и Дамот. Нигде на земле не найдется такого множества замечательных долин, как в бассейне Голубого Нила!

Абиссинцы различают в географическом отношении три области: 1) Кола, на высоте 600-1520 метров над морем с 20-28 ^о Р. средней температуры. В этой сравнительно низменной области произрастают: хлопчатник, дикое индиго, камедные деревья, баобаб, тамаринды, черное дерево, меккский бальзамник, шафран, сахарный тростник, кофейное дерево, кустарный маис, бананы и финиковые пальмы, множество медицинских растений и лучшие хлебные растения: теф, дагуса и [17] дурра. В первобытных лесах Колы водятся звери всех видов, многочисленные породы пернатых, обезьяны, змеи, скорпионы и проч. Сырой, болотистый климат здесь вреден для здоровья, оттого Кола слабо населена. 2) Наиболее оживленною представляется вторая область – Воина-Деги, где температура колеблется между 11-12 ^о Р. Тут во множестве растут теревинфы, лимоны, можжевельник, породы сакомор, косса, сегбы, масличные деревья, травы, зерновые хлеба, сахарный тростник и под. 3) Третья область – Деги – самая возвышенная, между 2,750-4,200 м. Температура постоянно 7-8° Р., а на высоких пунктах нередко падает ниже 0°. Жители Деги одеваются в шубы. Растительность здесь бедная: кроме хлебных – ячменя и овса и деревянных – коссо, редкого вида мимоз и гигаро, других пород не встречается. В местностях 4,050 м. высоты – одни чертополохи, мхи и лишаи, за которыми мрачно выдвигаются уже голые трахитовые в базальтовые свалы. В Деги бродят стадами быки, козы и овцы с длинною шерстью. Вершины гор нередко достигают здесь снеговой линия. Восточный скат Абиссинии изрезан бесчисленными ущельями, горными долинами, по которым змеятся чистые, как кристалл, ручьи, зеленеют группы высоких дерев, а в местах более высоких красуются густые кустарники, молочаи, алоэ, смоковницы и нередко баобабы.

Богатая альпийская природа Абиссинии вырастила у себя самые разнообразные в племенном отношении народности. Рядом с абиссинцами, происшедшими от смеси: негров, кушитов, сабеян, египтян и арабов, поселявшихся разновременно в этой стране, теперь попадается здесь еще несколько большею частью полудиких племен, живущих особняком и не поддающихся ассимиляции. Это прежде всего евреи-фалаша населяющие Смен; затем: аговы (в Ласта и Аговмыдыра), черные галласы (на южных плоскогорьях и частью в Кафе, Иеушоу и Годшаме) данакильцы и адалы (близ г. Зовула), гонги и шавкала (последние в болотистых местностях), магометанские пастушеские племена – тероа и азуарта, и, наконец, на севере Абиссинии – богосы.

Сами абиссинцы в разных областях представляют удивительное разнообразие типов, непохожих один на другой цветом кожи, телосложением, характером, бытом и языком. Каждая провинция может быть рассматриваема, как отдельный в племенном отношения центр. Цвет кожи встречается от совершенно белого до совершенно черного. Все туземцы до того свыклись с этою пестротою областных типов, что сразу узнают друг друга: кто из какой местности. Внешний вид, взгляд, акцент – сразу выдают человека, откуда он. Наиболее заметны три типа, распадающиеся каждый на несколько типических [18] разветвлений: 1) тигрейцы (жители царства Тигре), у которых преобладают следующие черты: продолговатый и замечательно-узкий череп, длинный изогнутый нос, тонкие губы, живые узкие глаза, шерстистые волосы и пропорциональное телосложение. Тигрейцы хитры, остроумны и хвастливы, энергичны и подвижны. 2) Жители Ласта отличаются светлым цветом кожи, малостью черепа, греческим лбом, открытыми чертами лица, малыми конечностями и красивым телосложением. 3) Обитатели Амхары и Шоа отмечаются характером смешанной расы, имеют широкий череп, красивые большие глава, выдавшиеся скулы, толстые губы, курчавые волосы и темно-бурый цвет кожи, который в низких местностях переходит в совсем темный, а на высотах бывает светлее. Шоанцы и Годшамцы, между прочим, отличаются еще склонностью к созерцанию и наукам. Из среды их появляется иного прорицателей (танкуай), гадателей, астрологов. Здесь же по местам встречаются целые селения ремесленников (будда).

Следует указать еще на полное различие между высшими и низшими классами абиссинцев. У первых (баларыст) цвет лица светлее и формы тела крупнее, у вторых (ахуай) особенно бросаются в глаза: черный цвет кожи, мелкие черты лица, маленькие кисти рук и тонкие пальцы.

Коренное абиссинское наречие, называемое «геез», принадлежит к семейству семитических языков ¹⁹ и представляет живой остаток древнеиеменского или сабейского языка ²⁰. До XIII в. по Р. Хр. геез употреблялся в Абиссинии повсеместно и сохранился в целости лишь в священных книгах и летописях, и в несколько измененном виде – в наречиях: тигрейском, фалашанском и аговском. В настоящее время он считается языком книжным и письменным. О развитии его можно проследить лишь с IV в., когда в Абиссинии возникла христианская письменность. Пока Эфиопские цари жили в Аксуме, геезский язык получал большее и большее развитие, но в XIII веке по повелению императора Икон-Амлака он был заменен языком амхарским, вошедшим в употребление при дворе и в высших сословиях. С этих пор геезский язык стал постепенно ослабевать в устах народа и, наконец, перешел в книжный, употребляемый, однако же, при богослужении. Образованные абиссинцы понимают этот язык, на нем нередко пишут, но не говорят им. Амхарский язык, общепонятный и общеупотребительный в Абиссинии, имеет некоторые [19] областные изменения в разных провинциях. По сравнительной простоте форм, этот язык может считаться остатком древнего кушитского наречия ²¹, несколько измененного под влиянием сабейского. Начертание букв для обоих языков – амхарского и геезского (также тигрейского) употребляется одно, близкое к самаританскому и заимствованное, может быть, у древних евреев. Скорописной азбуки не существует.

V.

Благодаря счастливому географическому положению, Эфиопия сумела сохранить свою независимость до настоящего времени. Она не боялась ужаса, наводимого всемирными завоевателями, и, живя в отчуждении от других цивилизованных народов, сама не искала и не желала общения с ними. Она довольствовалась своей древней культурой, которую бережно держит и до сих пор. Такая замкнутая жизнь целой могущественной нации имела свои хорошие и дурные стороны. Для славы Эфиопии она была полезна. Так, напр., современные Геродоту народы древности представляли Эфиопию волшебным царством, обитаемым богоподобными существами. Обитателей Эфиопии древние считали самыми рослыми и самыми красивыми из людей ²²; говорили, что жизнь их продолжается до 120 лет и более, что у них есть чудесный источник, вода которого имеет свойство поддерживать организмы в состоянии вечной юности ²³. Ходили рассказы, что близ Эфиопской столицы находился огромный луг, всегда наполненный готовыми напитками и яствами, куда приходил всякий, кто хотел, ел и пил все, что ему вздумается ²⁴. Носились еще слухи о необыкновенном обилии там золота, которое будто бы употреблялось даже для заковывания пленников. Баснословные рассказы об Эфиопии, упорно поддерживаемые среди древних, побудили персидского царя Камбиза предпринять доход в эту страну. Предварительно он послал туда соглядатаев под видом дружественного посольства к Эфиопскому монарху. Ихфиафаги, выбранные Камбизом в послы, принесли царю Эфиопии подарки: красивую одежду, золотые украшения и бочку с пальмовым вином. Но расчет Камбиза не удался. Монарх понял хитрость и, с своей стороны, велел передать Камбизу преогромный лук [20] и такие слова: «я знаю, что ты обманным образом хотел разузнать о силах моего государства, Так знай: пока персы не навыкнут стрелять из этого лука, им нечего думать идти на меня войною. А теперь пусть благодарят богов, что они не внушили мне жажды к завоеваниям». Камбиз не послушался совета и, не рассчитав условий и трудности похода, сам во главе огромного войска пустился в дальний путь чрез песчаные и безводные пустыни. Он рассчитывал подойти к самым границам Эфиопии, во этого не удалось ему. Более половины армии погибло от зноя и голода, а остальная, по-видимому, достигла древних Эфиопских столиц Напаты и Мероэ, но последние уже не представляли той желанной цели, какой искал Камбиз. Вероятно, тут уже видна была печать разрушения. По свидетельству Иосифа, название Мероэ ведет свое происхождение от Камбиза, переименовавшего будто бы в честь своей сестры Эфиопский город Саба ²⁵. Единственным благоприятным для персов последствием этою похода было присоединение к персидским владениям ближайших к Сиене областей Нубии. Еще во времена Дария, в числе подданных Персидской монархии упоминались Эфиопляне, кушиты ²⁶.

Неудача Камбиза не послужила, однако же, уроком для последующих завоевателей. В Аксуме сохранился памятник, указывающий, что завоевательные успехи Александра Великого не прошли бесследно для Эфиопии. Аксум на время подпал его владычеству, благодаря удачной экспедиции Птоломея Эвергета, управлявшего Египтом. Птоломей избрал в Эфиопию морской путь. Флот его подошел беспрепятственно к восточному берегу Африки, и многочисленная армия пробралась в самую столицу Эфиопии – Аксум. Птоломей воздвиг здесь несколько обелисков, из которых самый большой сохранился до сих пор: он имеет 60 футов вышины, высечен из цельного куска гранита и покрыт не иероглифами, а разными украшениями, обличающими греческого ваятеля. Дерево Даро своими огромными ветвями осеняет этот памятник египетского властелина, стоящий невдалеке от одного из аксумских храмов. – Покорение Эфиопии доставило свободное плавание по Красному морю и проложило египтянам торговый путь в Индию. По свидетельству греческих историков, со времени занятия Аксума Птоломеем, случившегося 600 лет спустя от основании абиссинской монархии, приморские провинции ее продолжали вести торговлю с Индией, но уже наравне с египтянами. Так продолжалось во все время до низвержения династии Птоломеев и покорения Египта римлянами. Последние повели дело [21] иначе. Пренебрегая выгодными условиями торгового договора, заключенного Птоломеем с Абиссинией, римские завоеватели искали исключительно расширения своих границ, но пески пустыни оказали неодолимую преграду их могуществу, и посланные в Аравию легионы Галла подверглись участи воинов Камбиза. Абиссиния не только освободилась совершенно от протектората иноземных правителей и данных им торговых обязательств, но и сама еще поспешила последовать примеру римлян, расширив далеко пределы своей монархии. Вскоре она присоединила к своим владениям Аравию и захватила, таким образом, в свои руки весь путь Красного моря.

В этот период процветания Эфиопии случилось событие, еще более усилившее ее могущество. Свет истинной веры, проникнув в Абиссинию и озарив ее смешанные племена, слил их в одно мощное христианское государство. Подробности этого события находятся, с одной стороны, в национальном предании абиссинцев, с другой – в писаниях древних историков. Справедливость требует не упускать из виду ни того, ни другого источника. Историки принятие абиссинцами христианства относят к IV в., но заслуживающее полного уважения предание этого народа представляет это событие случившимся гораздо ранее, именно тотчас же по воскресении Христа Спасителя. Пришествие Христа на землю, говорит предание, было предсказываемо многими пророками, появлявшимися в Абиссинии незадолго до Р. Хр. Они ясно указывали время этого пришествия и народ с верою ожидал его. Когда необыкновенная звезда появилась на востоке, абиссинские волхвы первыми заметили ее и поспешили в Иерусалим с целью поклонения Христу и принесли для Него благовония. Паломничество их предвидел еще Давид, когда в пророческом духе говорил о Христе: «цари Фарсиса и островов поднесут Ему дань; цари Аравии и Савы принесут дары» ²⁷. Под «Савва” абиссинцы разумеют Эфиопян, своих предков. Все события, волновавшие Иерусалим, тотчас же достигали слуха абиссинцев, и еще задолго до воскресения Христа в числе их были верующие в Него. В первом веке уже многие абиссинцы были христианами. Но у них не было только иерархии и христианского культа. В течение трех столетий они жили по старым традициям, соблюдая некоторые ветхозаветные обряды, пока случай не доставил им возможность сделаться и по внешности такими же, какими были все христиане востока.

У древнего историка Созомена случай этот передается так: „Некто философ из Тира финикийского, Меропий, прибыл в [22] Индию. Ему сопутствовали два отрока, Фрументий и Эдессий, оба его родственники, которых он учил наукам и руководил мудрыми наставлениями. Обозрев в индийской земле все, что там было, он отправлялся уже в обратный путь на корабле, плывшем в Египет. Случилось, что когда корабль, по недостатку воды или других припасов, вступил в одну пристань, туземные Индийцы ²⁸ напали на него и перебили всех, не исключая самого Меропия, – ибо тогда расторгли они союз с римлянами, – но отроков, сжалившись над их молодостью, взяли живыми и привели к своему царю. Царь младшего из них сделал виночерпием, а старшего, Фрументия, – смотрителем своего дома и распорядителем имущества, потому что нашел в нем благоразумие и способность к подобным распоряжениям. Так как они в течение продолжительного времени оказывали себя людьми полезными и верными, то царь, умирая, при жене и сыне наградил преданность их свободою и позволил им жить, где угодно. Они хотели было возвратиться в Тир к своим родственникам, но так как сын царя был еще весьма молод, то мать его просила обоих юношей остаться на несколько времени и принять на себя управление царством, пока сын ее достигнет мужеского возраста. Уважив просьбу царицы, они стали управлять делами царства и начальствовать над Индийцами ²⁹. Фрументий, может быть, побуждаемый божественными видениями, или, при помощи Божией, и сам собою начал разузнавать, нет ли в Индии Христиан, либо между иностранными купцами кого-нибудь из Римлян. Тщательно отыскивая таких людей, он приглашал их к себе, принимал приветливо и благосклонно, убеждал сходиться вместе для молитвы и составлять собрания по обычаю Римлян, и увещевал непрестанно совершать служение Богу, для чего построил и молитвенные дома. Когда же сын царя достиг зрелого возраста, то они отпросились у него и у царицы, которые неохотно отпускали их, и, расставшись с ними дружелюбно, прибыли в римскую империю. Эдессий отправился в Тир для свидания с родственниками, где впоследствии удостоился сана пресвитерского; а Фрументий, отложив на несколько времени возвращение в Финикию, прибыл в Александрию: ибо ему казалось непристойным отечество и родство предпочитать попечению о делах божественных. Там, увидевшись с предстоятелем александрийской церкви Афанасием, он рассказал о делах Индийцев и объяснил, что [23] для них нужен епископ, который имел бы попечение о тамошних Христианах. Афанасий, созвав туземных священников, посоветовался с ними об этом и в епископа страны индийской рукоположил самого Фрументия, как мужа достойнейшего и способнейшего распространить веру между теми, которым он первый открыл имя христианское и в которых посеял семена веры. Посему Фрументий снова возвратился к Индийцам и, говорят, с такою славою исполнял свои священные обязанности, что все знавшие его, удивлялись ему и прославляли его не менее Апостолов. Притом и сам Бог прославил его, совершив чрез него много дивных исцелений, знамений и чудес. Таково было начало епископства у Индийцев” ³⁰.

Описанное событие следует считать тождественным с тем, которое в аксумских летописях записано под числом 333 г. Летопись сообщает, что в этом году приняли христианство два принца, которых Эфиопские имена были: Аврыха и Ауцвиха. Предание абиссинцев, прославляющее Фрументия просветителем Эфиопии, рядом с ним всегда ставит в имена упомянутых двух принцев. Таким образом, окончательное утверждение христианства в Абиссинии следует относить к тридцатым годам IV столетия. В церковном отношении Абиссиния была подчинена александрийскому патриарху, от которого стала получать епископов. Египетская церковь в отношении к Абиссинской была матерью, церковью руководящею, воспитывающею. Это влияние, желательное в принципе, фактически оказалось вредным для Абиссинии. Когда появилась ересь Евтихия, половина египтян во главе с патриархом Диоскором приняла ее. В Александрийском патриархате образовалось распадение; стало два патриархата: православный и коптский. К несчастию для Абиссинии Диоскор, ставивший ей епископов, оказался сторонником Евтихия. Естественно, что в таком же духе совершалось и его влияние на абиссинцев, продолжавших принимать от него ставленников. Собственно говоря, абиссинцы, оказавшиеся в таком странном положении, могут обвиняться только в грехе неведения. Разобщенные с востоком естественными преградами, они не могли видеть и знать всего, что происходит в жизни Вселенской Церкви. Какой дух веял из Александрии, тем духом они дышали. Одно, так сказать, внутреннее чутье могло в данном случае распознавать это веяние, истинно ли оно, или ложно. Когда из Александрии понеслось в Абиссинию бурное веяние евтихианства, [24] церковь ее оказалась в нерешительности. Собственными средствами она не в силах была разобраться в тонких и сокровенных вопросах богословия. Все-таки чутье подсказывало абиссинцам ложность нового веяния. Евтихианство встретило себе противодействие в Абиссинии. Один из царей ее, не желая терпеть его между своими подданными, обращался к Императору Юстиниану с просьбою дать ему православного епископа с священниками, и получил его в лице благочестивого мужа Иоанна, который и утвердил иерархию в Абиссинии ³¹. Не смотря на это, поддерживаемое супругою Юстиниана Феодорою, евтихианство находило себе последователей между абиссинцами и постоянно распространялось между ними более и более. В то же время прекратились и сношения абиссинцев с православным Востоком, следствием чего было то, что в Абиссинскую церковь вовсе не поступили акты и постановления последних четырех вселенских соборов. Может быть, абиссинцы, занятые внутри тяжелыми смутами и бедствиями по недостатку иерархии, просто не узнали даже о существовании этих соборов. Положение церковных дел у них, действительно, было крайне не удовлетворительно: когда выбыли из Абиссинии православные греки, чрез которых сносились они с православным миром, получая от него и святителей, то они после архиепископа Петра вовсе остались без святителя на долгое время (от 653 г. по 727 г.). Сознавая, что верующим во Христа нельзя быть без епископа, абиссинцы сами хотели было поставить себе митрополита; но недостаток законного числа потребных для совершения хиротонии епископов воспрепятствовал им в том ³². Тогда абиссинцы обратились к александрийскому патриарху в надежде от него получить себе святителя. Но на кафедре православного патриарха Александрийского был в то время копт. Абиссинцы приняли митрополита от коптского патриарха и тем самым подчинились начальнику еретической секты, для них ненавистной. Впрочем, это обольщение продолжалось не слишком долго. Абиссинцы скоро начали отвергать митрополитов, которых присылал к ним патриарх-копт. Это известно обо всех митрополитах Абиссинии, о которых сохранились нам известия до самого XIII в. Одни из них или сами находили за лучшее бежать от абиссинцев, или насильно свергаемы были с кафедр; некоторые были заключаемы в темницы или заменяемы были самозванцами. При таком [25] положении дел, абиссинцы оставались иногда и без иерарха ³³. Борьба из-за нежелания иметь у себя коптских иерархов продолжалась среди абиссинцев до XV в. В течение этого времени они несколько раз пытались образовать у себя отдельную иерархию, но напрасно. Так, один из абиссинских государей хотел было умножить число епископов в своей стране, но безуспешно обращался с просьбой об этом к митрополиту и затеи к патриарху ³⁴. Бывали и такие примеры, что сами цари Абиссинии из ревности о благе подданных своих, по неведению, принимали на себя святительский сан и исполняли служение. Это бывало в тех нередких случаях, когда абиссинцы нуждались не только в митрополите и епископе, но даже в священниках. Причем с устранением нужды, цари немедленно слагали с себя святительский сад. Отсюда, вероятно, произошли сказания о попе Иване, царствовавшем в Эфиопии и Индии, так долго занимавшие умы европейцев в средние века ³⁵. К коптскому патриарху абиссинцы обращались уже в крайности, когда недостаток священнослужащих угрожал прекращением совершения таинств по духу веры Христовой. Доказательством этого может служить письмо одного абиссинского царя к еретическому патриарху Александрии: „молю тебя о поставлении митрополита; ибо в земле моей нет уже епископов. Последние священники доживают свой век, а церкви за недостатком служителей, опустели ³⁶. Впрочем, с XVI в., по известиям португальцев, проникших в это время в Абиссинию, в ней установилась уже постоянная иерархия, даваемая от коптского патриарха, живущего в Каире. В таком положении абиссинская церковь находится до настоящего времени. Ревностные из абиссинских государей иногда даже требовали от епископов исповедания православных догматов. Это известно о недавно умершем негусе Иоанне, который заставил присланных коптским патриархом епископов-коптов поклясться в том, что они будут строго держаться греческого православия. Архиереи поклялись и поцеловали в знак клятвы крест и евангелие.

После этого, можно ли обвинять абиссинцев в еретичестве? Этот народ, так упорно боровшийся и продолжающий бороться с насилием коптов, удержал до последнего времени чистоту древнего православия. Он примирился с тем, что имеет у себя неправославную высшую иерархию, но сам всегда держится строго православного учения о сыне Божием. Евтихианство существует, правда, в Абиссинии, но как секта, направление, несогласное с [26] общим духом народа. Абиссинцы считают позором не быть единомысленными и единоверными с православными греками. Епископу-копту вручается административная власть, но влияния на дух народа он не смеет иметь. Высшая иерархия сама по себе, а народ сам по себе. Так сложилась церковная жизнь этого обиженного судьбою, но крепко верующего и крепко преданного истине, воодушевленного религией до глубины сердечной, благочестивого народа.

Возвратимся снова к его политической истории. Около V в. по Р. Хр. абиссинцы покорили южную Аравию: Иемен стал управляться наместником аксумского царя. Значение Абиссинии от этого завоевания поднялось необыкновенно. Красное море попало всецело в ее руки, так что плавающие по нем суда вносили пошлину в аксумскую казну. Неудивительно поэтому, что даже римский император не пренебрег союзом с Эфиопским монархом. Юстиниан просил у него помощи против персов и получил ее. К сожалению, сношения Абиссинии с цивилизованным миром продолжались недолго. С половины VI века о них уже не упоминается в истории.

Седьмой век начинает новую эпоху в истории Востока: в Аравии появился Магомет. Мусульманские завоевания, внесшие переворот в судьбу восточных народов, не прошли бесследно и для Абиссинии. На первых порах они лишили ее аравийских владений, следовательно, и тех выгод, какие связаны были с обладанием ими. Часть арабов проникла даже за границы самой Абиссинии, но тяжесть мусульманского оружия не коснулась ее. Судан оказался предельным пунктом мусульманских завоеваний. Далее возвышались абиссинские твердыни, оказавшиеся неприступными. Нет сомнения, что успехи арабов несколько сократили северные границы Эфиопии, так как Судан был ее провинцией. Поселявшиеся в пределах Абиссинии арабские семьи на первых порах вели себя мирно и даже соглашались платить абиссинскому царю дань. Особенно много их поселилось на прибрежной окраине абиссинской страны. Первыми сюда перекочевали Корейшиты из племени Бели-Гашем. Потом стали присоединяться к ним новые и новые переселенцы, образовывая среди абиссинской территории целую арабскую колонию. Как увидим ниже, допущение этого переселения было роковою ошибкою со стороны абиссинских владык. Умножившееся впоследствии потомство арабов стало лютым врагом страны, воспитавшей из них несколько поколений. Возмущения их кровавыми буквами отметили страницы абиссинской истории. Между тем, пока они умножались и крепли, тая несколько веков злобу против приютившего их народа, из самых недр Абиссинии восстал другой [27] враг, уже окрепший, – это евреи-фалашане, и произвел переворот в судьбе страны. Много веков эти переселенцы жили спокойно в своих горах, но когда к ним присоединились новые толпы соплеменников, бежавших из Сирия и Египта от меча мусульман, то племя еврейское почувствовало себя настолько сильным, чтобы захватить верховное первенство в стране в свои руки. До сих пор они были номинально подчинены аксумскому императору, хотя держались постоянно независимо и управлялись своими царями. Благоприятным моментом к решительному восстанию послужил, как сообщают летописи, брак дочери еврейского царя с наместником одной из соседних абиссинских областей. Виновница события, называемая у одних Юдифью, у других – Эсфирью, успела составить себе сильную партию приверженцев в Абиссинии и, поощряемая к смелым поступкам неожиданною смертью абиссинского монарха, оставившего наследником малолетнего сына, решилась истребить христианство и овладеть всей страной. Чтобы устранить конкурентов на монарший престол, она подослала убийц на скалу – крепость Дамо, служившую неприступным местом обитания всего царствующего дома, и все потомки Менеликова рода были умерщвлены; преданным абиссинцам все-таки удалось спасти юного монарха, последнюю отрасль Менеликова рода, и скрыться с ним в провинции Шоа. Евреи же, воспользовавшись ужасом, наведенным кровавым происшествием, беспрепятственно овладели столицей. С этого момента начинается довольно продолжительный период господства евреев и гонений на христиан. Летописи абиссинские даже не сочли за нужное передавать потомству имена и деяния похитителей престола и сделали только одно исключение в пользу Лалибелы, спасенного от забвения огромными работами, произведенными в его царствование (в конце XII в.). Природный ум и гуманные поступки стяжали ему симпатии в народе. Он дал убежище христианам, бежавшим из Египта от преследований мусульман; показал себя ревностным в сооружении храмов, употребив на работы искусных каменщиков, оказавшихся в числе египетских беглецов. Храмы его, высеченные в горах на подобие пещер, сохранились доныне. Ему приписывают еще колоссальные работы над проведением искусных каналов, имевших будто бы назначение ослабить воды Нила и лишить Египет плодотворных наводнений, отсутствие которых заставило бы мусульман удаляться из Египта. Следы этих работ, не доведенных до конца по случаю смерти Лалибелы, португальцы видели по истечении четырех веков. Абиссинцы, по-видимому, примирились с господством чуждой династии, так как эпоха ее не отмечалась какими-либо кровавыми стычками; между тем сам [28] собою готовился мирный и неожиданный переход престола в руки законных государей. Заслуга в этом деле принадлежит одному монаху, по имени Текла-Хайманоту, который был воспитателем внука Лалибелы. Преданный престолу и ревностный клерикал, Текла вздумал воспользоваться ролью воспитателя будущего наследника для задуманных целей. Путь был избран спокойный и верный. Воспитанник и по восшествии на престол продолжал подчиняться влиянию своего воспитателя, которого чрезмерно уважал. Вдруг неожиданно Текла убеждает его отказаться от неправонаследованного венца в пользу прямого наследника Икон-Амлака, царствовавшего в постоянно верной Шоа. Государь согласился, только выговорил себе богатый удел, и ради Текла-Хайманота, ставшего высшим духовным сановником (эчагэ), отделил третью часть государственных доходов в пользу церкви. Икон-Амлак согласился на предложенные условия, но перенес свой престол из Аксума, слишком близкого к мятежному Самену, в Тегулет, главный город провинции Шоа. Событие, возвратившее абиссинский престол законным государям, случилось в 1255 г. К этому времени как раз успели значительно усилиться другие иноплеменники – арабы, поселившиеся в VII-VIII вв. в границах Абиссинии. Пользуясь смутами, раздиравшими страну, они держались в прибрежных областях совсем независимо и даже причиняли большие огорчения христианам. Их фанатические шайки нередко нападали на христианские селения, грабили и жгли дома и церкви и уводили жителей в плен. Более же всего оскорбительно для Абиссинии было то, что Арабы овладели приморскою торговлею и умножали свои богатства выгодными оборотами товаров, вывозимых из Индии и внутренней Африки. Из небольшой, по-видимому, горсти мусульман образовались через четыре века сильные и независимые эмирства: Арабини, Дуаро, Тархи, Авфат, Гадиэт Адель, Балли и Дара. Абиссинцы не могли хладнокровно смотреть на их усиление и обладание индийской торговлей, и нетерпеливо выжидали только случая – отмстить за нарушение своих прав. Нужно было выждать момента, когда улягутся смуты внутри государства, и такой момент наступил через 46 лет по восстановлении династии Менелика (т. е. в 1301 г.), когда на абиссинский престол вступил мужественный и талантливый Амда-Сион, племянник Икон-Амлака. О ходе борьбы, начавшейся с этих пор между абиссинцами и мусульманами, мы узнаем: 1) из абиссинских летописей, становящихся теперь более подробными и достоверными, и 2) из сказаний арабского историка Макризы. В обоих источниках, большею частью в показаниях своих совершенно согласных между собою, инициатива неприязненных действий приписывается Амда-Сиону. Этот [29] государь понял, что ему надлежит отмстить арабам за старые обиды и что наступил благоприятный момент для этого, так как внутренние раздоры окончательно прекратились и народ обнаруживал преданность престолу. Поводом к начатию войны послужило убийство царского посла арабами авфатского эмирства. Не требуя никаких оправданий и вознаграждений, Амда-Сион собирает войско, идет прямо на столицу эмирства и сожигает по пути несколько торговых городов. Нападение было так неожиданно, что арабы не могли сопротивляться и всецело подчинились господству победителей. Амда-Сион обложил эмирство данью и поручил управление им своему наместнику Сабр-Эддину, а прежнего эмира увел с собою в Шоа, как пленника. Нагруженный военной добычей караван, привез в столицу множество золота и отнятых у арабов товаров. Амда-Сион воспользовался этим богатством, чтобы окончательно подкупить себе симпатии народа: добыча была разделена между воинами и духовенством. Проходит время, нужное для того, чтобы оправиться от поражения, и арабы не замедлили отомстить за него. Несколько эмирств, соединившись вместе, составили заговор против Амда-Сиона. Эмиры: Гадгэтский Амано, доварский Джемал и новый правитель Авфата Сабр-Эддин, собрав многочисленный отряд, повели его в христианские области, где не пощадили ни одной хижины, и ни одного ребенка. Месть была злая и зверская. Амда-Сион поспешил послать против Амана отряд конницы, который разбил на голову мусульманских наездников и пленил самого эмира, а в это время сам Амда-Сион вел главное войско против Сабр-Эддина. Как вдруг принесли ему известие о возмущении фалашей. Не теряя присутствия духа, Амда-Сион, продолжая путь, дал распоряжение своему искусному полководцу Цага-Христос отделиться и двинуться на встречу евреям. Небольшой отряд абиссинцев загнал фалашан в горы и поспел еще на помощь главному войску, действовавшему против Сабр-Эддина. Абиссинцы одержали полную победу, и эмир, лишенный союзников и войска, просил пощады. Амда-Сион даровал ему жизнь и даже хотел было поручить его брату управление всеми мусульманскими провинциями, но, получив известие об устроенных арабами засадах на пути в Тегулет, нашел, что арабы не способны быть друзьями, и в справедливом негодовании поклялся или истребить мусульман, иди прогнать их в Аравию. Оказалось, что арабы задумали утомить христианское войско беспрерывными стычками. Скрывшись в горах, они неожиданно нападали на него обыкновенно ночью, убивали кого могли, и также неожиданно исчезали. К этой неприятности присоединилась другая: наступила дождливая пора и связанные с нею эпидемии. [30] Христианское войско изнурилось и стало роптать. Извещенные о всеобщем неудовольствии, арабы вознамерились нанести решительный удар. Воодушевившись предсказаниями некоего вдохновенного имама, призывавшего к оружию всех правоверных, шестнадцать эмиров собрали 40.000 войска и выступили в поле под главным предводительством адельского эмира. Эта несметная сила двигалась к берегам реки Гаваша, где стояли станом изнывшие, изнуренные воины Амда-Сиона. Сам царь лежал в лихорадке, когда ему донесли о приближении мусульман. В то же мгновение он сел на коня и предстал пред своим войском, пришедшим в смятение и перепуганный преувеличенными рассказами о числе врагов. Слова монарха успокоили воинов и вселили в них мужество. Он не успел еще окончить речи, как в прибрежной долине заблистали длинные копья мусульман. Амда-Сион первый ринулся на врагов и его пример воодушевил все войско. Не смотря на упорное сопротивление, абиссинцы одержали полную победу. Неприятели показали тыл и беспощадно гибли от меча преследовавших. Туча неприятельского войска рассеялась, как дым. Амда-Сион, оставив преследование, собрал войско, упоенное удачею, и повел его к главному приморскому городу Зейле. Он был уже у городских ворот, как в тылу его войска показались несметные толпы мусульман. Христиане изумились, увидя нового врага. Это шло целое народонаселение арабской области, восставшее поголовно: старики, женщины, дети – все вооружилось, все шло иди отомстить за смерть своих кровных, или пасть на поле битвы. Произошла беспримерная свалка, в которой вооруженные дубинами и каменьями старики и женщины боролись на смерть с остервеневшим от злобы войском. Ряды невиданной армии редели ежеминутно, сваливаясь на кучу и образуя груды тел, умиравших без стона. Это была какая-то дикая стычка. Гибель целого народа. Никогда еще христианам не доставалась победа такою дорогою ценою. Целая область опустела, и победители докончили мрачную картину ее полным опустошением всего, что было создано потребностями павшего народа: мечети были сломаны, деревни сожжены, нивы потоптаны конскими копытами, стада угнаны внутрь страны. Амда-Сион, обремененный огромной добычей, с торжеством возвратился в Шоа. Он умер в 1331 году.

О периоде времени, обнимавшем собою царствование 9 преемников Амда-Сиона, из летописей абиссинских мы ничего не узнаем, кроме собственных имен и чисел, а между тем он чреват был крупными событиями, о которых можно судить лишь из истории Зейльских арабов, тесно связанной с историей Абиссинии и записанной Макризи. Оказывается, что арабы еще не [31] совсем сдались и по смерти Амда-Сиона не один раз тревожили Абиссинию. Даже сын Амда-Сиона Сейф-Арад принужден был несколько раз подавлять возмущения их. В следующее затем царствование Давида в авфатском эмирстве появился герой, Саад-Эддин, восстановивший на время независимость арабских областей от Абиссинии. Макризи приписывает ему баснословные подвиги. Однажды, например, Саад-Эддин с 72 всадниками обратил в бегство целое абиссинское войско. В другой раз мы видим его поражающим отряд абиссинцев, в десять раз превосходящий численностью мусульман. Это случилось в области Бали: десять абиссинских вождей предводительствовали каждый 10.000 воинов, а дружина Саад-Эддина едва равнялась одному из этих отрядов. Оба войска сошлись во время полуденной молитвы, предписанной Магометом. Саад-Эддин сходит с коня и ложится на землю; воины следуют его примеру; песок пустыни заменяет им воду, потребную для омовения. По совершения обряда, эмир громким голосом призывает на помощь небо, садится на коня и устремляется на врагов. „Столько пало абиссинцев в этой битве», присовокупляет Макризи, «что даже и теперь путешественники, проходящие долину побоища, ступают по сплошному помосту из костей». Но счастье не всегда благоприятствовало храброму Саад-Эддину. Малочисленный отряд его сокращался более и более частыми стычками с абиссинским войском. В конце концов он принужден был уступить пред натиском многочисленного войска, собранного негусом Давидом, и затворился в Зейле. После трехдневной осады абиссинцы вступили в город, где встретили упорное сопротивление горсти мусульман, порешивших не сдаваться без бою. Сам эмир, изнуренный голодом и жаждой, сражался, как лев, но раненный в лоб, упал навзничь и был пронзен копьями. Умирая, он глядел на своих врагов с презрительной усмешкой. Давид умер через год, в 1401 г., передав престол сыну своему Феодору, царствовавшему не более года.

В царствование брата Феодора Исаака, по словам Макризи, наступила блестящая эпоха Абиссинии. В ее государственной жизни произошли в это время важные реформы и улучшения, благодаря, с одной стороны, переселению из Египта нескольких мамелюков, а с другой – стараниями одного копта по имени Фахр-Эль-Даулета. Мамелюки улучшили вооружение абиссинского войска, заменив прежние дротики копьями, мечами и панцирями, устроили обширные арсеналы, ввели в употребление осадные машины и известный греческий огонь. Фахр-Эль-Даулет, обладавший блестящими способностями, вскоре по прибытии в Абиссинию, вошел в полное доверие негуса Исаака. Он взялся улучшить [32] государственный строй, администрацию, составил кодекс законов и т. п. Его трудами Абиссиния стала благоустроенным царством. По мысли Даулета, составлен был царский совет (ликаонт) из абиссинских сановников, определен штат государственных должностей, приведены в систему государственные доходы и взимание податей. Но занимаясь общим преобразованием и устройством государства, он, вместе с тем, обращал внимание и на частности: покровительствовал художествам и ремеслам, усиливал торговлю и промышленность. Под руководством Даулета, Исаак устроил во дворце роскошные помещения, обставил себя пышностью и великолепием по образцу государей цивилизованных стран. К концу царствования Исаака, спокойствие Абиссинии было снова нарушено мусульманами, которые, при помощи вызванных из Аравии одноземцев, начали тревожить частыми набегами абиссинские области. Исаак разбил и взял в плен эмира Мансуро, одного из сыновей Саад-Эддина, но брат пленника Джемал-Эддин принял начальство над мусульманами и продолжал войну. Мужество его встречало отпор в не менее храбром сопернике – Исааке, но смерть последнего дала полный простор успехам мусульманского оружия. Сын Исаака Андрас, царствовавший только четыре месяца, и три его преемника, известные из летописей только по именам, были слабыми врагами Джемала. Этот эмир, превозносимый арабскими историками до небес за свое мужество, с своим искусным полководцем Харб-Джоутом, покорили и разорили несколько абиссинских областей. Если верить Макризи, походы Джемал-Эддина на Абиссинию были так удачны, что Индия, Иемен, Египет, Сирия и Персия наполнились абиссинскими пленниками, проданными в неволю.

В XV столетии в первый раз завязываются сношения Абиссинии с Европейцами. В 1439 г. во Флоренции состоялся большой собор, на который прибыло много представителей от разных стран. Между прочим, две личности обратили на себя всеобщее внимание присутствовавших на соборе. Это были два инока из абиссинского монастыря, издавна основанного в Иерусалиме. Они явились в качестве уполномоченных от абиссинской церкви, по повелению императора Зара-Иакова, желавшего предложить на соборе несколько интересовавших его религиозных вопросов. Европейцы с любопытством расспрашивали иноков об их стране и пришли к убеждению, что она есть то самое царство священника Иоанна, о котором с XII в. появились темные преувеличенные рассказы. Спустя пол века после флорентинского собора нога европейцев впервые вступила на почву Абиссинии. Честь первого прибытия в эту страну принадлежит португальцам. Предприимчивый король Иоанн, желая доставить [33] всевозможные пособия своим мореплавателям, огибавшим берега Африки, решился отправить посольство к мнимому священнику Иоанну. Петр Ковильгам и Альфонс де-Пеир были избраны послами, с поручением, разузнав в Александрии о местопребывании священника Иоанна, достигнуть его владений и предложить союз португальского монарха. Послы прибыли в Каир, после в Суец, где Петр умер. В конце 1430 года Ковильгам достиг эфиопских городов. Император Секундер, внук Зара-Иакова, с честью принял его. Ковильгам вошел в полное доверие абиссинских правителей и склонял их к отправлению торжественного посольства в Португалию. Хотя его старания не увенчались успехом, однако же, ему удалось доставить португальскому королю все нужные сведения через посредство караванных купцов, отправлявшихся в Египет. Сам Ковильгам остался в Абиссинии и не видел более Европы, может быть, потому, что туземный обычай не дозволял чужеземцам выезда из Абиссинии. Со времени сношения Европейцев с Абиссинией история ее получает более достоверности, так как о вей мы узнаем уже не из туземных источников, а из сообщений путешественников. Мы видим, что после Наода, наследовавшего Секундеру и выдержавшего несколько стычек с арабами, в царствование одиннадцатилетнего Давида, Абиссиния объята была ужасом от нашествия новых врагов – турок. Янычары придвинулись к Абиссинии с севера, со стороны занятой ими Нубии, и с востока, с прибрежной стороны, где они покорили себе арабские области и расставили свои гарнизоны. Селим I владел громадным флотом, покрывшим все Красное море. Гул пушек и ружей, пороховые снаряды, артиллерия, – все это невиданное дотоле, повергло в отчаяние туземцев Абиссинии и предвещало беду. В это именно время абиссинцы догадались воспользоваться недавно предложенным союзом западного монарха, о могуществе которого так много рассказывал Ковильгам. Бабка Давида Елена, управлявшая во время его малолетства государством, составила письмо к португальскому королю с предложением союза против мусульман. Тогда находился при абиссинском дворе армянский купец по имени Матфей, который много путешествовал по Индии, имел сношения с португальцами и знал их язык. Матфею поручено было доставить письмо в Лиссабон. После трех лет путешествия, сопряженного со многими препятствиями и неудачами, он прибыл в столицу Португалии и вручил королю Еммануилу письмо Елены. Предложение ее встретило живейшее участие в среде португальцев; немедленно снаряжено было в Абиссинию торжественное посольство во главе с доном Родригом де-Лима. 6 апреля 1520 года оно прибыло в абиссинскую гавань Массова [34] и было с радостью приветствуемо абиссинцами. После шестилетнего пребывания, посольство отъехало из Абиссинии, а через 12 лет прибыло новое. В течение этого времени над Абиссинией разразилась гроза. Магомет-Левша, эмир Зейлы, пригласив к себе на помощь турок, вторгнулся в Абиссинию, разбил христианское войско и овладел лучшими провинциями Империи. В областях Амхаре и Тигре были сожжены все церкви и все жители отведены в неволю. Город Аксум был разорен; древние его памятники разрушены; члены царственного дома, укрывавшиеся на скале Амба Геемн, преданы смерти. Давид принужден был бежать в горы и умер от нищеты и горя, оставив своему преемнику Клавдию несколько голых скал и горсть воинов. К счастью для Абиссинии, Клавдий оказался мудрым и смелым правителем; он сумел поддержать мужество своей небольшой дружины и с ней отстаивал до последних усилий натиск врагов, пока подоспели на помощь португальцы в количестве 400 человек, под предводительством Христофора-де-Гамы. Превосходство европейцев в воинском искусстве дало себя знать. Мусульмане скоро увидели, что многочисленностью и мужеством не устоишь против этой небольшой горсти солдат, действовавших, как аппарат. Даше гибель вождя не произвела никакой перемены в регулярных движениях португальцев. Они заставили мусульман очистить Абиссинию и, чтобы покончить с врагом, убили их героя Магомета-Левшу. Не к чести спасителей нужно сказать, что они хотели окупить свою услугу Абиссинии дорогою ценой. Наивные абиссинцы, не знавшие, как отблагодарить своих избавителей, готовы были на все. Между тем португальцы оказались настолько, по-видимому, бескорыстными, что не требовали никакого материального вознаграждения, а только... призвания власти папы. Это требование было положительно странною новостью для абиссинцев. Что значит признать власть папы? Да и зачем бы это делать, если у них есть свой патриарх? – Такие и подобные вопросы стали волновать умы абиссинцев. Все-таки чувство благодарности и преданности народу, оказавшему отечеству великую услугу, побуждало абиссинцев отнестись серьезнее и внимательнее к требованию португальцев. Отсюда проистекли многочисленные религиозные споры и толки, и слабые преемники Клавдия не могли разрешить их ни в пользу своего духовенства, отстаивавшего старые традиции, ни в пользу союзников.

Пока шли споры по поводу предложения португальцев, как ревностных католиков, – не забывших свое – ad majorem gloriam Dei, Абиссиния была возмущена насилиями новых врагов, не упоминаемых еще до сих пор в абиссинских летописях, – Галласов, бесчисленные толпы которых, еще с половины XV [35] столетия, вероятно, вследствие чрезмерного размножения населения или по причинам политическим, вышли из возвышенных стран центральной Африки и спустились по Нилу вниз. Галласы принадлежат к кочующим племенам полуденной Африки, имеют черный цвет кожи и прямые волосы, отличающие их от негров. Один внешний вид их, обнаруживавший кровожадность и дикость, наводил ужас на всех. Они двигались целым народонаселением, с детьми и женами, причем последние не уступали в храбрости и ловкости мужчинам. Разделенные на многочисленные племена, не имевшие ничего общего, кроме языка, Галласы повиновались вождям, которых избирали из среды лучших воинов. У них видны были слабые следы религии в существовании жрецов-фанатиков, игравших роль предвещателей, судивших об исходе предприятия по внутренностям животных, приносимых в жертву под священным деревом. Внутренности животных, предсказывавшие успех, предвещатели привязывали к своим затылкам и так отправлялись в путь. В палатках своих галлаские вожди развешивали члены рассеченных неприятельских тел, как воинские трофеи. Все мужчины и женщины были почти нагие, имели на голове заплетенные косички, обмазанные жиром. Оружием Галласам служила палка, заостренная с одного конца, обожженного в огне и отравленного ядом. Довольствуясь самою скудною и грубою пищею, не зная усталости, они прокрадывались в абиссинские области непроходимыми лесами и горными тропинками, терпеливо выжидали удобного случая и бросались с свирепым криком на первое селение, на первый городок. Дома предавались пламени, а жители погибали поголовно. Абиссинцам пришлось выдержать с галласами долговременную и кровавую борьбу. Их легко было прогонять, но покорить совсем не было никакой возможности. Негус Сердза-Денгель без большего урона отразил их первый набег. Но в то же время Абиссиния понесла незаменимую утрату прибрежной части своей: турки овладели портом Массуа. Потеря этого важного пункта затруднила сообщение с Европой и на долгое время прекратила всякие сношения. Только в начале XVII столетия удалось одному отважному миссионеру проникнуть в Абиссинию. Имя его было Петр Паэс. Благодаря своим необыкновенным дарованиям и обладанию обширными познаниями, он скоро приобрел в Абиссинии славу ученого и всеобщие симпатии. Изучив в совершенстве геезский язык, Паес занялся воспитанием молодых людей. В это время царствовал За-Денгель племянник и преемник Сердза-Денгеля. Услыхав об учености Паэса, За-Денгель потребовал его ко двору. В присутствии торжественного собрания Паэс является пред лицом негуса и произносит на геезском языке [36] проповедь. Монарх был так увлечен ею, что тут же дал обещание привить католицизм. Однако, его намерению воспрепятствовали вельможи и народ: вспыхнуло возмущение и За-Денгель погиб в одной из битв. Так окончилась первая попытка к окатоличению Абиссинии. К сожалению, судьба ее не послужила уроком для последующих времен. Преемник За-Денгеля Социниос, достигший престола и единодержавия после победы над другим претендентом Иаковом, оказался тех же мыслей и намерений, каких был За-Денгель, чем обязан был наветам того же Паэса. План действий нового императора был всецелым выражением намерений Паэса. Миссионер убедил Социниоса венчаться на царство в Аксуме по древнему обычаю предков, вышедшему было из употребления. Во время церемонии, в торжественную минуту, наступившую после священных действий помазания миром и возложения короны, Социниос вдруг объявил свою волю – принять католицизм. Паэс, уполномоченный исполнить царскую волю, деятельно принялся за обращение населения в новую веру; но он через несколько дней умер. Извещенный об абиссинских событиях, Рим торжественно отпраздновал присоединение к католической церкви новой нации. В Эфиопские патриархи папа рукоположил Альфонса Мендеза, который не замедлил прибыть в Аксум и принять в своя руки высшее управление абиссинскою церковью. По повелению нового патриарха, тотчас же по прибытии его, объявлена была повсеместная присяга папе и обнародован манифест, воспрещавший богослужение по правилам греческой церкви. Сам Социниос торжественно поклялся в верности престолу апостола Петра. Пока народ, смущенный неожиданностью событий, шел покорно вслед за своими повелителями, Мендез успел захватить в свои руки всю духовную и светскую власть и стал действовать почти неограниченно. Католицизм стал распространяться в Абиссинии быстро и успешно. Как вдруг абиссинское духовенство, непоколебимо верное православной Восточной Церкви, разрешило народ от присяги и междоусобная война охватила все государство. Восстал город на город. В семье родные убивали друг друга из-за различия религиозных убеждений. Социниосу, с помощью португальцев и приверженцев новой веры, удалось кое-как усмирить первое восстание, но как только насильственные действия прекратились, возмущение, как пламя, вспыхнуло вновь, еще с большею силою; за первым восстанием последовали другие. Воспользовавшись этим междоусобием, галласы овладели лучшими провинциями Абиссиния. На этот раз они не ограничились набегами, а прочно засели в покоренных областях и стали, таким образом, частью народонаселения Абиссиния. Социниос не [37] оказал сопротивления галласам и дал им полную возможность укрепиться в стране. В состоянии оседлости, они скоро подчинились культурному влиянию абиссинцев и усвоили их язык, нравы и обычаи.

Скоро Социниос стал раскаиваться в своей излишней преданности к католицизму. После одной из побед его над противной партией, сын его Фацилидос, на самом поле битвы, осыпал отца горькими упреками. «Эти трупы», сказал юноша, «не трупы язычников или мусульман, а трупы христиан, твоих подданных, твоих соотечественников, твоих братий. Сколько людей погубили наши религиозные споры. Сколько людей должно еще погибнуть, если ты будешь настаивать, чтобы абиссинцы жгли фимиам у новых алтарей». Тронутый печальным зрелищем и словами сына, император обнародовал эдикт: «мы хотели принять римскую религию, считая ее за лучшую; но многие наши подданные погибли в противоборстве с нею: возвращаем детям веру их отцов. Да поклоняются они Господу, как прежде поклонялись, и да будут счастливы. Что касается до нас, мы изнурены старостью и заботами: венец тяготит нашу голову и мы слагаем его на голову нашего сына». Эта прокламация была обнародована 14 июня 1632 года, а 7 сентября Социниос умер. Фацилидос, тотчас по вступлении на престол, ревностно занялся усмирением государства и с этою целью изгнал из своей страны всех католических миссионеров. Чтобы вполне оградить себя от влияния католицизма, пустившего корни при старом дворе, юный монарх перенес столицу в Гондар. С этих пор Абиссиния становится для европейцев трудно доступною страною. Раздоры и бедствия, терзавшие страну вследствие притязаний католических миссионеров, поселяли в сердца абиссинцев непримиримую вражду к народам западной Европы. Католики стали так же ненавистны в Абиссинии, как и мусульмане, если не более. Абиссинец считает тяжким грехом даже помолиться пред иконой католического происхождения или ступить за порог костела.

Судьба Абиссинии в царствование нескольких преемников Фацилидоса покрыта мраком неизвестности. В течение целого столетия об Абиссинии нигде не упоминается, если не считать краткого сообщения французского врача Понсе, посетившего Абиссинию в конце XVII века, по приглашению императора Язуса, нуждавшегося в врачебной помощи против проказы. От Понсе мы узнаем, что Абиссиния, во время его пребывания, наслаждалась спокойствием в миром, что Язус с успехом останавливал попытки галласов вторгнуться в абиссинские провинции и обнаруживал редкую заботливость, как о благе подданных, так, [38] особенно, об участи своих родственников, пребывавших на скале Вахне, чем приобрел симпатии и преданность народа.

С половины XVIII столетия в Абиссинии начинается переворот, существенно изменивший ее политическую физиономию и повергнувший ее надолго во все ужасы анархии. Он подготовлялся всею предшествовавшею историею Абиссинии и являлся, так сказать, естественным плодом политического склада страны, по которому власть императора постоянно ограничивалась влиянием знатных вассалов и баронов, живших обыкновенно почти независимо в своих областях. Эти вассалы и бароны, в отдельности каждый, не представляли опасной силы для негуса, бывшего всегда более богатым и сильным в сравнении с ними; но союз их мог легко пошатнуть его власть. Требовался только повод, который мог бы вызвать неудовольствие их против сюзерена и побудить соединиться вместе против него. Раз такой повод представился, неминуемо должны были последовать возмущения, а затем и междоусобия среди самих союзников. Это именно случилось в Абиссинии. О ходе революционного движения мы можем проследить только в отрывках, составленных редкими путешественниками, посетившими в то время Абиссинию ³⁷. Начало его относится ко времени царствования Язуса II, который своим браком на галласке и приверженностью к католицизму, возбудил общее неудовольствие. Сын его Иоас, раздавший высшие должности галласам, своим родственникам, подал первый повод к внутренним раздорам, повергнувшим империю в совершенное расстройство. Среди возмущений сумел выдвинуться хитрый и [39] честолюбивый правитель Тигре, рас (князь или барон) Михаил. Не останавливавшийся ни на каких препятствиях Михаил изменнически умертвил доверившегося ему Иоаса, избрал преемником ему дряхлого старца, вскоре умершего, и на этих двух трупах утвердил свое могущество. Пользуясь малолетством 15-летнего Текла-Хайманота, ставшего негусом по смерти двух своих предшественников, Михаил захватил в свои руки всю власть и действовал неограниченно. Стараясь оградить себя от галласских вождей, занимавших важные должности, он заключил дружбу с правителем Бегемедера, выдав за него свою внучку; но посреди брачных торжеств, устроенных в Гондаре, составился заговор, в котором принял участие сам зять раса. Не имея никаких средств к защите, Михаил бежал в Тигре, а заговорщики овладели Гондаром. Впрочем, рас Михаил вскоре вытеснял из столицы галласских вождей и восторжествовал над ними, но это торжество было ознаменовано кровавыми сценами: воины раса умерщвляли всякого, на кого падало малейшее подозрение в принадлежности к галласскому заговору. По словам Брюса, бывшего в то время в Гондаре, трупы кучами валялись на улицах и привлекали с ближайших гор стаи гиен, которых вой был менее ужасен, чем свирепые крики толпы, опьяневшей от крови. Такая жестокость не осталась безнаказанною: галласские вожди собрали войско, разбили раса Михаила и овладели особою Текла-Хайманота. Михаилу не удалось более воротить себе прежнее положение неограниченного повелителя и он вскоре умер от горя и нищеты в одной из тигрейских провинций. После Теклы-Хайманота на абиссинском престоле сменилось несколько императоров, власть которых сделалась номинальною. Расы, в противоборстве друг с другом, стремились, то один, то другой, подчинить себе особу императора, чем еще более ускоряли распадение империи на части. Из расов того времени заслуживает упоминания Веллед-Селласе, правитель Тигре. В его правление галласы устроили заговор с целью овладеть городами Тигре. Веллед-Селласе, предупрежденный во время об этом, немедленно собрал 30.000 воинов, из которых 8.000 были вооружены фитильными мушкетами. Давно уже Абиссиния не видала такого значительного войска. Ему следовало отразить отряд в 40.000 человек. Не смотря на численное превосходство и мужество вождя, галласы потерпели полное поражение, оставив на поле битвы до 2.000 трупов. Веллед-Селласе после этой победы сделался правителем всех областей, лежавших на восток от р. Такаце, и возвел на абиссинский престол, с помощью Годжамского правителя Гуксо, Ато-Эгуала. Рас и Гуксо находились некоторое время в дружественных отношениях, но потом поссорились по [40] поводу какого-то религиозного вопроса, и междоусобная война снова возгорелась. Веллед-Селласе успел окончить ее и умер в тишине в 1816 году. Смерть его, скрываемая несколько времени, подала повод к новым смутам, терзавшим Абиссинию в течение двух лет. Закончились они лишь тогда, когда тигрейским правителем и расом сделался Сабагадис, молодой человек, обладавший большим умом и испытанною храбростью. Негусом в то время был 86-летний старец Гигара, преемник своего брата Иоаса. Гигара не имел никакой власти, не только над империей, но даже над городом Гондаром, в котором жил скудными приношениями раса и губернаторов. Гондар при нем представлял жалкую картину безначалия: на улицах происходили беспорядки и испуганные жители укрывались в храмах. Распадение империи, начавшееся с 1750 года, в царствование Гигара закончилось вполне. Провинция Тигре, управляемая Сабагадисом, была самостоятельным государством, в независимой Амхаре правил Марие, сын Гуксо; самостоятельным правителем Самена был Убие. Шоа также составляла отдельное государство и в ней уже 18 лет царствовал Захеля-Селласе – правитель мудрый и храбрый, распространивший пределы своих владений и покоривший несколько племен галласов, которые приняли христианскую веру. В 1831 году Сабагадис был взят в плен и обезглавлен галласами; Марие также погиб в одной из битв, и их смерть повергла Абиссинию во все ужасы анархии. После Сабагадиса государством Тигре управляли сыновья его, выдержавшие пред тем упорную борьбу с правителем Самена Убие. Убитого Марие, сменил его брат Дори, а после его смерти Али-Марие, внук Гуксо. Этот Али-Марие принял титул ахмарского раса, низложил с престола Гигара и возвел Гавре-Христоса, которого вскоре сменил новым негусом. Ахмара была сильнее других провинций: ей не доставало только искусного и храброго правителя, который сумел бы подчинить себе остальных соперников. Такой человек нашелся в лице дедчач Каса, племянника дембейского губернатора. Будучи еще молодым человеком, Каса стал известен амхарскому расу Марие и вошел в его расположение. Немного спустя, рас выдал за него свою дочь, приблизил к себе и сделал влиятельным лицом в правительственном кружке Ахмары. Каса успел составить себе сильную партию, с помощью ее напал на своего дядю, дембейского правителя, разбил его и овладел Дембеей. Такой поступок возбудил негодование раса, который взялся наказать зятя за беспокойный нрав, но потерпел поражение и сам принужден был спасаться бегством. Каса овладел всей Амхарой (1853 г.) и с этих пор стал грозою прочих правителей. Счастье благоприятствовало ему. [41] Задавшись мыслю подчинить себе всю Абиссинию, он стад верно и обдуманно направлять к этой цели свои действия в осуществил свой план до конца. Первым делом ему необходимо было сблизиться с митрополитом (абуной), который был очень влиятельным лицом в Абиссинии, особенно во времена раздоров, когда он являлся единственным объединителем всего христианского населения страны. Абуна жил в тигрейском городе Адуа, т. е. во владениях Убие. В этой провинции проживало много католиков и сам правитель был привержен к католицизму, почему относился к митрополиту с пренебрежением. Каса стал уговаривать митрополита переселяться в Гондар, и тот согласился, потребовав предварительно изгнания из города католических миссионеров. Дружбой с митрополитом Каса достиг уважения и преданности народа, а этого только ему не доставало. Привлекши к себе массу вооруженных сил, Каса двинулся прямо на Тигре. После Амхары это была вторая значительная провинция. Покорить ее было нелегко, но к с счастью для Каса в числе тигрейцев было много недовольных правителем Убие, которые перешли на сторону амхарского раса. Дружина Убие проиграла сражение и сам правитель сделался пленником Каса. После этой победы Каса провозгласил себя Эфиопским негусом и назвался Теодоросом, именем, с которым соединялись надежды на счастье и благополучие, так как издавна ходило предание о царе Теодоросе, имевшем явиться, чтобы сделать страну великою. Для довершения задуманного плана Каса оставалось еще завоевать последнюю важную область Шоа, где царствовал Ато-Хайля-Селлясе (отец нынешнего императора Абиссинии Менелика). Превосходство сил и мужество Каса решило победу. Это било в 1856 г. Каса или Теодорос сделался единодержавным императором всей Абиссинии. В конце своего царствования он должен был вести войну с англичанами. Поводом к войне послужило жестовое обращение Теодороса с англичанами, исполнявшими работы при абиссинском дворе. Поссорившись из-за чего-то с главным предводителем мастеров, Теодорос велел всех их (около 20 человек) заковать в цепи и заключить в крепость. Английское правительство потребовало освобождения своих подданных и в случае неисполнения угрожало вызовом к войне. Теодорос оставался непреклонным. Тогда присланный Англией отряд высадился на берег Африки и скоро подошел к самой столице Мекедала, в 1867 г. Абиссинские войска долго и успешно сопротивлялись англичанам в не раз наносили им поражения. В конце концов, благодаря содействию многих туземных владетелей, английские войска одержали верх и взяли приступом столицу, в 1868 г. Сан главнокомандующий Гавриэ, [42] любимец Теодороса, был убит. Император находился в своем дворце, в г. Мекедала, когда ему донесли о победе англичан и смерти Гавриэ. Он так был поражен этим, что выхватил револьвер и просил своего сына выстрелить в отца и в себя. Сын отказался это сделать; тогда Теодорос собственноручно выстрелил себе в горло. После его смерти вызвался быть ему преемником правитель Ласта, агавец, по имени Ате-Текла-Георгис. Он успел провозгласит себя императором, но царствовал недолго. Бывший главнокомандующий тигрейских войск при Теодоросе Жоани (Иоанн) стал предъявлять свои права не престол и доказывать незаконность поступка Георгиса. Снова возгорелась междоусобная война. Близь Адуа, Георгис, потеряв войско и средства к защите, попал в плен к Жоани и был заключен на скалу Даба-Салама, где содержался в золотых оковах до самой смерти. Жоани провозгласил себя негусом и после коронования в Аксуме потребовал изъявления покорности от всех своих вассалов. Все правители областей приходили к нему бить челом и приносили дары. В это время провинцией Шоа управлял рас Менелик, сын императора Ато-Хайля-Селласе. И он наравне с другими должен был, по принятому обычаю, взваливши на затылок камень, идти и простираться на земле пред Иоанном. После долгих смут и междоусобий, абиссинская империя стала приходить в порядок и благоустройство. При Иоанне она достигла своего могущества и ему обязана своей правильно организованной армией, которая не так давно показала свою силу в войне с итальянцами. Негус Иоанн был строгим приверженцем православия, поэтому вскоре по своем воцарении потребовал повсеместной присяги от всех своих подданных и вассалов в том, что они будут строго держаться греческого православия. В каждом округе духовные начальники принимали от народа присягу. В назначенный день съехались в Аксуме все правители провинций, расы, генералы, архиереи, и в присутствии Иоанна в Сионском храме тоже целовали крест и евангелие. Четыре абиссинских ученых (дабтара), преданные католическому исповеданию, были приведены в собрание царских советников и митрополита, обличены в своем лжеучении и, так как продолжали держаться нового учения, то им отрезали языки. После этого никто из абиссинцев не осмеливался открыто исповедывать католицизм. В царствование Иоанна он постепенно совсем искоренился. Семинарии и монастыри, устроенные миссионерами, были уничтожены, а так как земля, на которой они стояли, была собственностью католиков, приобретенною у прежних императоров, то Иоанн велел уплатить им за нее из своей царской казны 16.000 рублей. Он приложил много забот об [43] обращении в христианство евреев-фалашан и проживавших в Абиссинии мусульман. По его повелению, священники в сопровождении вооруженных отрядов ходили по городам и селам, где были нехристианские жители: мусульман и евреев солдаты загоняли в реку или пруд и вдоль берега становились с пиками и заряженными ружьями наготове, а в это время священники читали крещальные молитвы. Иоанн хотел, чтобы во всей Абиссинии не было ни одного мусульманина и ни одного еврея. Большинство из них крестилось, впрочем, добровольно, без принуждения.

В царствование Иоанна произведены были важные реформы в гражданском и церковном управлении Абиссинии. Двум своим соправителям; Шоанскому расу Менелику и Годжамскому расу Текле-Хайманоту Иоанн подарил царские титулы, себя же назвал в отличие от них царем царей, Богом помазанным. В предотвращение смут (строго определены были границы владений трех негусов) сам Иоанн остался правителем Тигре и Амхары, Менелику тоже оставлена была его провинция, а к территории Годшамского царства были присоединены (некоторые мелкие княжества). По договору, заключенному Иоанном с обоими царями, им вменялось в обязанность признавать над собою старшинство царя царей и исполнять по отношению к нему те же повинности, какие лежали на них прежде. Менелик и Текле-Хайманот не должны были принимать священного помазания на царство и на последующее время было узаконено Иоанном, что во всей Абиссинии возможно быть лишь одному Богом помазанному и венчанному царю; получивший помазание царь получал вместе с тем старшинство над остальными и титул «негуса негаст». В соответствие гражданскому делению Абиссинии Иоанн захотел поставить и церковное: каждое царство было сделано особой епископией, и для них испрошены были архиереи. До Иоанна коптский патриарх присылал для Абиссинии только одного епископа; Иоанн, по смерти епископа Афанасия, потребовал у патриарха четырех: трех из них имел в виду назначить по одному в каждое из трех царств, а четвертому предоставить один только город Аксум, составляющий, как известно, центр всей абиссинской страны. Патриарху не хотелось давать в Абиссинию такое количество архиереев: он опасался, чтобы она не отпала от его власти. Но требование Иоанна было настойчиво: он даже угрожал испросить себе архиереев у греческого александрийского патриарха. Эта угроза подействовала. Абба-Кириллос немедленно рукоположил в святительский сан четырех нитрийских иноков: Петра Матфея, Марка и Луку и отправил их в Абиссинию. Иоанн устроил торжественную встречу, но на другой день потребовал клятвы [44] в том, что они не отступят от греческого православия, и заставил их поцеловать крест и евангелие. Один из присланных архиереев, по имени Петр, получил титул митрополита (по-абиссински: рыса-епископосат или папас) и был назначен управлять провинцией Тигре, которая, таким образом, стала в церковном отношении митрополией. Матфей был назначен в Шоа, к Менелику, Лука – в Годшам, к Текле-Хайманоту, а Марку был дан город Аксум со всеми подвластными ему приходами и церковными округами. Вскоре епископ Марк скончался и его епархия была присоединена к митрополии Петра.

При негусе Иоанне произошло еще одно крупное событие, повлекшее за собою разные случайные перемены в церковном управлении Абиссинии. Митрополит Петр не поладил с Иоанном. Смелый по характеру, получивший в народе за свои действия даже прозвание льва, Петр часто вызывался обличать Иоанна за его строгие меры против преступников. Это не нравилось царю. Но один случай окончательно рассорил Иоанна с митрополитом. В Абиссинии негус имеет обыкновение дарить новоназначенному епископу какие-нибудь подарки. Когда в первый раз прибыл в Тигре митрополит Петр, Иоанн подарил ему своего мула. Это было знаком чрезвычайного уважения к архиерею со стороны царя. Царский одномастный мул, всегда выхоленный, вымытый, вычищенный, украшенный золотым седлом, сияющим подобно солнцу, составляет предмет роскоши, свойственный одному негусу. Кроме царя, никто не смеет на него садиться, так как это почиталось бы унижением царского достоинства. Такого именно мула Иоанн подарил митрополиту к крайнему удивлению князей и всего народа. Но Петр, по незнанию, может быть, абиссинских обычаев, отнесся к подарку царя не так как следовало бы. Может быт, он и не подозревал, что подарок, предложенный Иоанном, чуть ли не означал уравнения достоинств царя и митрополита. Во всяком случае, поездив около года на царском муле, Петр отдал его в полной сбруе своему любимому архидиакону. Ничего бы еще, если бы архидиакон пользовался мулом сам, но и он, как иностранец, не оказал должного уважения царскому мулу. В один солнечный день негус Иоанн сидел у окна своего дворца и любовался окрестными видами. Необыкновенный блеск вдали привлек его внимание. Он навел бинокль и к удивлению своему заметил знакомого мула и на нем царское седло, сверкавшее золотыми бляхами. На муле сидела жена архидиакона. Гнев Иоанна был невыразим. На другой день, во время заседания царского совета, слуги ввели в собрание архидиакона. Царь велел дать ему несколько ударов [45] кнутом, и палачи уже готовы были исполнить царскую волю, как вдруг в зал совета явился извещенный о гневе царя митрополит. Увидев на земле связанного архидиакона и палачей, готовых нанести ему удары. Петр опустился на землю и закрыл любимца своим телом. Когда изумленные палачи отступили, митрополит поднялся с земли и, обращаясь сначала к царю, затем к советникам и палачам, громким голосом призвал на них небесное проклятие. Пришедший в ярость Иоанн выхватил у телохранителя меч и хотел зарубить святителя, но стоявшие вблизи удержали его руку. Митрополит приказал палачам развязать архидиакона и увел его с собой. За резкую выходку Петра Иоанн постановил лишить его власти над митрополией, отнять у него все присущие его сану выражения почестей, как-то: караул, свиту и проч. и ограничить его содержание. Управление митрополией было предоставлено духовному начальнику (эчагэ), не имеющему духовного сана. Ссора царя с митрополитом произвела смущение в народе. Опасаясь возмущений, Иоанн стал подумывать о примирении с Петром. Между тем собралось высшее духовенство и крестным ходом направилось сначала к царю, а затем к митрополиту, умоляя того и другого помириться ради блага церкви и народа. Петр снял свою анафему с Иоанна и с тех, которые подпали ей, но тем не менее до самой смерти Иоанна оставался лишенным своей власти и почестей. За ним оставлено было право только рукополагать в иерархические степени. Негус Иоанн был чрезмерно строг к преступникам, особенно же к нарушителям законов и уставов церковных. Однажды ему донесли, что многие шоанские солдаты резали в пост быков и питались их мясом. По окончании поста, царь послал в Шоа войско, которому поручил истребить всех нарушителей закона. Невоздержники трепетали от Иоаннова гнева. Прорицатели, гадальщики, кровосмесники, хулители веры приводились всегда в столицу и, здесь, по приказанию царя, предавались пыткам и казни: хулителям отрезывали языки, кровосмесников скопили; особенно строго наказывали гадальщиков и прорицателей (танкуай): им отрезывали языки, выкалывали глаза, отрубали руки и ноги – и в таком виде несколько дней возили с позором по улицам города; в конце концов, тела их вешали на верхушках дерев при перекрестках проезжих дорог. Сам Иоанн был ревностным исполнителем закона. Отличительной чертой его была – набожность. Помещение, в котором он жил, напоминало храм. Главная комната сплошь была уставлена иконами греческого письма, которым Иоанн уважал более всего: он щедро награждал купцов, доставлявших ему такие иконы из Александрин и Каира. Когда ему докладывали [46] о привозе какой-нибудь новой иконы, он сам, облачившись в царский наряд, выходил ее встречать, причем кланялся до земли и целовал изображения несчетно раз. Иоанн любил молиться в уединении. Никто из царедворцев не осмеливался беспокоить его в то время, когда он молился. Возле кресла ставили ему четыре аналоя со священными книгами разного наименования, и он, сидя, вычитывал из них по порядку избранные места. В дни поста он не выходил из дворца вовсе. Особенно почитал он успенский пост: в течение двух недель ни с кем не говорил ни слова, вкушал пищу один раз в день и молился, не отрываясь; спал три-четыре часа в сутки. Заведывание делами на это время Иоанн поручал своему любимцу рас-Алуле. После смерти первой жены, Иоанн не захотел жениться вторично, а принял пострижение. С этого времени он повел свою жизнь еще строже; окружил себя монахами и духовенством; важнейшие государственные должности роздал аскетам, которых насильно вызвал из их затворов. Ни одна женщина не допускалась к нему во дворец. За исключением старых монашек, никто из женщин не смел попадаться ему на глаза. При неожиданной встрече с женою, он отворачивал голову в сторону и закрывал лицо руками. Это был строгий аскет в порфире, подвижник, подобных которому было трудно отыскать даже в лесах, в срубах, куда уходили и уходят абиссинские ревнители строгой жизни. Множество храмов было выстроено на его счет. Множество монастырей питалось его щедрыми дарами. Довольствуясь малым, он все жертвовал на церкви, монастыри и бедных. Его милостыней питались толпы нищих, осаждавшие ежедневно город, в котором он жил. Для официальных выходов Иоанн одевался, как царь; а на досуге его можно было видеть в простой монашеской рубашке из шерсти, в клобуке и с посохом в руках. Уста его беспрерывно шептали молитву, даже в то время, когда он был при исполнении своих царских дел: напр., на заседаниях совета, при приеме послов и т. п. В военное время он брал с собою в поход иконы и книги и отправлялся в сопровождении духовенства, с которым не расставался даже в часы сражений. Сидя в походной палатке, он продолжал свое монашеское делание. Иоанн любил петь псалмы под аккомпанемент струнного инструмента. У него был любимец, умевший хорошо играть на этом инструменте. Когда царя одолевала печаль, он призывал к себе музыканта и заставлял его бряцать, а сам пел. При этом лицо его просиявалось улыбкой, он приходил в восторг и нередко вскакивал с кресла и хлопал ладонями в такт пению. Видевшие Иоанна в таком состоянии утверждают, что он тогда походил [47] на ангела. Внешность Иоанна имела греческие черты: белый цвет кожи, сгорбленный нос, выразительные глаза и классическое строение тела. Родословная Иоанна утверждает, что предки его были греки, породнившиеся с царствующей фамилией Зара-Иакова. Этим, может быть, и объяснялись дружественные связи Иоанна с Афинским двором и его пристрастие к грекам и ко всему греческому. Ближайшими предками Иоанна по нисходящей линии были: рас Михаил, рас Веллед-Селласе, рас Сабагадис и рас Мерча. Как правитель, Иоанн был человек мудрый и умел выбирать людей для дела. При нем пользовался влиянием рас-Алула, обладавший большим умом, проницательностью и испытанным мужеством. В продолжение всего своего царствования Иоанн умел поддерживать мирное настроение своих подчиненных вассалов. Они и уважали его, и трепетали его гнева. Даже негусы – Менелик и Текле-Хайманот дрожали всегда в его присутствии: стоя у порога со сложенными на груди руками, они при каждом слове своего повелителя, отвешивали ему, молча, глубокие поклоны и не осмеливались садиться, пока он не просил. Негус Иоанн мудро объединял в своей личности разрозненные силы Абиссинии, потому то она при нем не боялась врагов. В случае войны он приказывал тому или другому вассалу доставить известное количество войска, и вассал исполнял царскую волю беспрекословно.

В 1875 году спокойствие Абиссинии было нарушено действиями египетского правительства, подстрекаемого англичанами. С этого года начинается та убийственная политика Англии, которая терзает Абиссинию вот уже двадцать лет. Первая попытка нанести удар абиссинцам не удалась. После двух лет бесцельных стычек, египетская армия, завлеченная хитростью в долину реки Мараба, была вся вырезана и все военные запасы ее стали добычею абиссинцев. В этой долине еще и теперь грудами валяются кости египетских воинов. Иоанн торжествовал победу над мусульманами. Для абиссинцев она имела жизненный смысл, так как касалась самого дорогого для них – религии. Покори египетский хедив Абиссинию, он постарался бы сделать ее магометанскою. Время этой счастливой победы почти совпадало со временем удачных действий русских против турок в 1877 году. Иоанн, узнав о войне России с Турцией, написал тогда Русскому Императору дружественное письмо, в котором, сопоставляя действия Абиссинии и России против мусульман, находил в этом совпадении намерений залог братства и дружбы двух единоверных народов. С письмом был послан Иоанном большой золотой крест. Письмо и крест хранятся теперь в Ливадийской дворцовой церкви. [48]

Не выиграв ничего чрез посредство Египта, Англия прибегла к посредничеству итальянцев. Она убедила их занять Массову, принадлежавшую Египту, причем обязалась бесплатно перевезти туда итальянское войско и целый год содержать его. Итальянцы не подозревали, что, занимая Массову, они идут на столкновение с абиссинцами, не имеющими другого выхода в море, кроме Массовы. Намерения англичан в том и состояли, чтобы вызвать неприязненные отношения между Италией и Абиссинией, могущие привести к лишению Абиссинии самостоятельности, и, опираясь, на итальянцев, усилить свое влияние в Африке. Итальянцы, таким образом, были не более, как орудие англичан, служившее их интересам.

Спустя восемь лет после поражения египтян, Абиссиния увидела нового врага – дервишей. Это был один из соседних диких народов. Пробравшись в город Гондар, дервиши зажгли его, чтобы, воспользовавшись ужасом, наведенным на жителей этим пожаром, овладеть ближайшими областями. Пламя истребило все здания и все 44 храма, находившиеся в Гондаре. Когда узнал об этом Иоанн, то в справедливом негодовании поклялся истребить ненавистных дервишей. Отряд абиссинцев расположился станом в Судане, недалеко от города Метамма. Войско долго стояло в бездействии. В одну ночь дервиши неожиданно напали на стан абиссинцев. Произошло замешательство, среди которого несколько выстрелов попало в самого негуса. Раненого, еле живого, его внесли в палатку. Духовенство и сын рас-Мангаша окружили умирающего и услышали его последнюю волю. Указывая на сына, он сказал, что ему вручает свое царство. Затем до последней минуты не переставал убеждать всех строго беречь православие. Между тем дервиши, разузнав о смерти негуса и о господствовавшем в абиссинском стане расстройстве, решились напасть на него открыто. Расчет их удался. Абиссинцы не смогли выдержать натиска и принуждены были спасаться бегством. Суматоха была так велика, что беглецы не успели захватить с собою тело умершего императора. Оно досталось дервишам, которые сняли с него голову и, насадив ее на копье, везли впереди войска, как трофей.

Весть о смерти Иоанна произвела среди абиссинцев смуту. Воспользовавшись ею, Менелик, царь Шоа, провозгласил себя помазанным царем царей. Епископ Матфей, управляющий церковью в Шоа, помазал Менелика на царство. Сын и наследник Иоанна в Тигре, рас-Мангаша, удрученный горем, не стал добиваться отцовских прав и звания, но митрополит Петр, очутившийся по смерти Иоанна в странном положении, протестовал против поступка епископа Матфея. Дело в том, что право помазывать на [49] царство присвоено было Петру, на что указывала данная ему патриархом грамота. Петр жаловался на Матфея патриарху, обвиняя его в присвоении чужих прав, но на эту жалобу патриарх ничего не ответил; между тем Менелик, опасаясь, как бы Петр, на стороне которого была правда, не помазал рас-Мангашу на царство, пригласил Петра во дворец к себе и здесь задержал его почти насильно. Таким образом, при Менелике в Шоа теперь два архиерея – Петр и Матфей, а в Тигре вовсе нет епископа, и как было там при Иоанне – после ссоры его с Петром, так и доселе в Тигре церковными делами заведывает эчаге.

Итальянцы, с своей стороны, ухитрились воспользоваться смутным временем, наступившим по смерти Иоанна. Менелик опасался соперников. Ему необходима была сильная поддержка. Тут итальянцы, готовые на все, предложили свои услуги и им позволили занять Асмару, чего им только было и нужно. Рас-Мангаша предвидя гибель страны, посоветовавшись с рас-Алулой, вступил в мирные переговоры с Менеликом. Он сам лично отправился в столицу Шоа Энтото, в сопровождении многочисленного духовенства. Стоя впереди духовенства и расов, Мангаша, поддерживаемый гулом и шумом их возгласов и одобрений, упрашивал Менелика помириться ради блага государства. Он говорил приблизительно такие слова: «мне не нужна корона, а нужны города и люди, которых отнимают у нас итальянцы. Будем братьями и соединимся вместе против общего врага. Мой отец был императором, я же не ищу этой чести. Ты – Богом помазанный царь, я твой подчиненный». После этих слов дружба была заключена. Менелик двинул свои многочисленные войска в Тигре и исход итальяно-абиссинской войны был решен. Итальянцы потерпели три поражения, третье – под Адуей (в феврале нынешнего, 1896 года) было последним и решительным. Итальянские войска очистили Тигре, оставив в руках Менелика до 2000 пленных. Наступило перемирие: сейчас ведутся переговоры между Менеликом и римским двором об условиях мира. Менелик желает получить Массову и она может быть наилучшим вознаграждением за его военные потери.

Порт Массова находится не на самом берегу моря, а на двух маленьких островах Дахлек, лежащих в небольшом, вдающемся в берег заливе. Население города, доходящее до 3-х тысяч, расположилось в своих плетеных шалашах на материке – вдоль морского берега, против островов Дахлек, где нет никаких зданий, кроме губернаторского дворца и построек для склада товаров. Климат Массовы убийственный, жары доходят здесь до невообразимых размеров, к тому же чувствуется постоянно недостаток в пресной воде, так как дожди [50] перепадают здесь в самое короткое время. Температура в Массове никогда не падает ниже 40° Р., а летом подымается до 53° и стоит так целые месяцы. Прошло уже четыре слишком века, как Массова не принадлежит Абиссинии. В XV веке ею завладели турки, затем она перешла к египтянам, потом с 1850 года опять стала принадлежат туркам до 1865 г., когда ею снова овладели египтяне, пока она не досталась, в конце концов, итальянцам. Такова судьба этого важного на Красном море порта, обладание которым принадлежит по священному праву никому другому, а только абиссинцам.

Менелик лучше всех своих предшественников сознает насущные потребности своего государства. Недостатки государственной жизни он стремится восполнить заимствованием готовых результатов европейской цивилизации, причем идет по пути заимствований очень осторожно и обдуманно; не спешит и не горячится, не помышляет о резких способах ломки старого строя и замены его новым, так как это могло бы разорить небогатую финансами абиссинскую казну. Пока он обратил внимание на самое главное: организацию путей сообщения и вооружение армии. Отсутствие удобных дорог в Абиссинии препятствовало развитию торговли, а особенно горько чувствовалось во время войн. Малое количество мостов, выстроенных еще в XVI веке португальцами, разрушилось; стратегические пути, сооруженные Теодоросом, частью попортились, а частью и совсем исчезли, благодаря действию в течение многих лет проливных дождей. В таком состоянии застало абиссинские пути сообщения царствование Менелика. Теперь, благодаря стараниям нового негуса, мосты исправлены, многие выстроены вновь, увеличены стратегические и караванные дороги, в безводных местах, где проходят важные дороги, по пути выкопаны колодцы. Над работами по организации путей работали искусные и знающие дело инженеры, специально вызванные Менеликом из Европы. Менелик не жалеет затрат на приобретение артиллерийских снарядов, ружей, пороху и патронов. Эти предметы он в большом количестве приобрел у итальянцев и не перестает постоянно заботиться об умножении ружейных запасов. В итальянскую войну абиссинские солдаты действовали ружьями разных систем, преимущественно же винтовками Ремингтона и Гра. При дворе у Менелика есть не мало европейцев, которые, окружая монарха, дают ему полезные советы и указания. Под их руководством он знакомится с изобретениями европейской культуры и узнает от них о современном состоянии европейской политики, которая его чрезвычайно интересует. В городе Энтото существует колония французов, занимающихся производством разных [51] предметов для двора негуса. Колония эта состоит из пяти лиц разных профессий. Старательные европейцы завели при дворе типографию и выдумали даже издание газеты, выходящей раз в две неделя. В газете сообщается преимущественно о состоянии здоровья Менелика и его семьи. Всевозможные предприятия изобретательных колонистов чрезвычайно забавляют негуса и он чувствует себя весело и приятно в их кружке. Какая-нибудь машина или промышленное производство приводит его в восторг. Он сам старается изучить устройство и назначение отдельных частей какой-либо вновь привезенной машины и всегда обнаруживает при этом удивительную находчивость и практический смысл. Появившиеся во множестве, особенно в иностранной печати, характеристики Менелика представляют его человеком гуманным и симпатичным. Он имеет 56 лет от роду, роста среднего, крепкого и здорового сложения. Наружность его обличает решительного, внимательного, невозмутимого человека. Он очень милостив по отношению к пленным, не любит войн, и если берется за оружие, то только ради охранения собственных границ от притязаний соседей. Он жалеет расходовать деньги на ненужную роскошь, и потому ведет очень скромную жизнь. Дворец его находится близь древней столицы Энтото, в местечке Адис-Авава (в переводе новый цветок). Сама столица более походит на лагерь, чем на город, так как в ней больше военных палаток, чем хижин. Двухэтажный дом негуса, выстроенный по указаниям европейцев, расположен на возвышенном холме; вместе со служебными пристройками весь двор занимает почти целую квадратную версту. Все это пространство обнесено семиаршинным плетнем, обвитым ветками ползучих колючих мимоз. Пред фасадом дворца раскинут роскошный зеленеющий плац, служащий обыкновенно присутственным местом для заседаний царского совета, которые происходят раза два-три в неделю. Гуманный император отстранил от себя произнесение смертных приговоров, требуемых абиссинским законодательством, возложив это дело на членов совета. Во дворце с негусом живет его супруга Таиту, очень религиозная и милостивая женщина, и дочь, имеющая сына, 12-ти летнего мальчика. Этот внук негуса являлся бы ближайшим наследником Менелика, если бы в Абиссинии существовал определенный закон престолонаследия; но такого закона в Абиссинии нет: по установившейся практике там господствует право сильного.

Менелик ненавидят фанатиков, какого бы рода они ни были и вообще старается обеспечить своим подданным свободу вероисповедания: не преследует евреев и магометан, оказывает покровительство католическим миссионерам, которых, кстати [52] заметить, там теперь мало; можно указать только на французских монахов-лазаристов, проживающих в городе Харраре.

К числу серьезных предприятий нового негуса следует отнести введение абиссинской монеты. Прежде роль монет обыкновенно играли неудобные и громоздкие куски черной соли; по местам циркулировали таллеры Марии Терезии с датой 1780 года. По заказу Менелика в Париже было приготовлено специально абиссинских нонет на 30,000 таллеров (таллер равняется почти нашему рублю, т. е. трем франкам). Новые монеты разной стоимости имеют форму обыкновенных европейских монет; на одной стороне вычеканено изображение головы негуса Менелика, а на оборотной – наименование стоимости и год выхода. По случаю введения новой монеты, негус издал недавно указ следующего содержания: «дабы прославить нашу страну, наше царство, и нашу торговлю поправить, новое серебро с моим портретом и моим именем припечатанное я сделал и доставил. Эго серебро чище прежнего серебра и весом одинаково с прежним, и начертание, что написано наверху, амхарское. Я намерен прежнее серебро оставить и это на Эфиопское имя сделанное новое серебро распространить. Его наравне с прежним серебром принимайте, а мастера, нового серебра не лейте! И еще: для мелких вещей, которые я буду покупать, я сделал и доставил полсеребра, четверть серебра, и восьмую серебра. Эти: половину за половину, четверть за четверть, и восьмую за восьмую пусть меняют и торгуют. Человека же, говорящего: „я это серебро не принимаю», приведите ко мне."

Менелику принадлежит честь первых сношений с Россией; в июне прошлого 1895 года приезжало в Россию абиссинское посольство во главе с родственником негуса Дамто. Посольство пробыло в России более месяца и вынесло самое выгодное о России мнение, которое, несомненно, усилит издавна существующие симпатии, питаемые к нам абиссинами, и приведет, Бог даст, в скором будущем в серьезным и деятельным сношениям.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ.

Мы, главным образом, для того подробно остановились на истории Эфиопии, чтобы вывод наш о современном значении Абиссинии не оказался голословным. Вывод этот следующий: роль Абиссинии еще не сыграна в истории. Все значение ее еще в будущем. Многие народы востока сошли уже со сцены, потеряли свое историческое значение. Абиссиния, не смотря на то, что существует тысячелетия, не потеряла жизненной силы, не состарилась, не одряхлела. Удары тяжелых случайностей прошлого, [53] бури, пронесшиеся над Африкой, не могли сокрушить абиссинского могущества, до того оно прочно. Более всего замечательно то, что Абиссиния горячо отстаивает свою независимость. Не смотря на часто повторявшиеся внутренние раздоры и смуты внутри государства, она умела, когда нужно, осилить внешнего врага, посягавшего на ее самостоятельность; а таких врагов было не мало: евреи, арабы, галла, турки, египтяне, дервиши, англичане, итальянцы... Словом, Абиссиния – это сильная могучая монархия. Ей не достает только внутреннего согласия, сплоченность ее разрозненных сил. Если прибавить к этому выгодное географическое положение страны, то значение Эфиопии станет понятно. Она обладает естественными богатствами, занимает неприступные твердыни, близка в берегам Красного моря, сделавшегося, после прорытия Суэца, международным, вернее, европейским; это важнейший торговый, а отчасти и стратегический путь. Абиссиния поэтому призвана играть очень важную роль в политической жизни того народа, который сумеет сделать ее своей союзницей. Такое значение Абиссинии, как всегда, прежде всех поняла и оценила Англия, а потом Италия, стремящиеся подчинить ее своему влиянию и вместе с этим завладеть ее рынком. «Едва ли будет преувеличением сказать, замечает справедливо в своей статье Б. Белозерский ³⁸, что кто станет располагать силами Абиссинии в союзе с ней, тот будет господствовать над Красным морем и даже до некоторой степени держать ключ от Египта». Немаловажно может быть значение Эфиопии и в международной европейской политике: сильная, независимая в центре Африки империя соприкасается с колониальными владениями Англии и Италии, близка к обладаемому турками Египту, и потому во всякое время она может отвлечь часть сил тройственного союза или Турции, действуя активно против Италии и Англии или Турции. Абиссиния – олицетворение естественной силы; ей не достает только силы культурной, обладая которой она могла бы стать грозой для какой угодно враждебной ей нации. Непрерывные войны закаляли воинственный дух Эфиопов и потому никакая сила для них не страшна. Понятно отсюда, как важно для нас сближение с Абиссинией. На наших глазах теперь абиссинцы добровольно протягивают нам руку и, как друзей и единоверцев, приглашают принять участие в их жизни. Сближение наше с Абиссинией может установиться на почве – политической, торговой и религиозной. Во всех этих отношениях она представляет для нас величайший интерес. В дальнейшем изложении мы постараемся ознакомить наших читателей с разными сторонами жизни абиссинского народа.

Комментарии

1. Лепсиус. “Nubische Grammanic, Einleitung”, – LXXXVI-LXXXVIII. Сравн. Бругш, Die Negerstamme der Una-Inschift в Zeitschrift, 1882 г., стр. 30-36.

2. Ludolf. Historia Aethiopica, liber I, caput. 1.

3. Comment. in histor. aethiop. 57, 202 et suiv.

4. Книга Бытия, X. 7.

5. Plin. Hist. nat., VI, 32.

6. Ludolf. Historia Aethiopica, liber II, c. 3, 13-14.

7. Третья книга царств. X, 1-13. Срав. Вторая книга паралипом., IX, 1-12.

8. Ludolf. Historia Aethiopica, liber II, cap. III, 1-9.

9. Ibid.

10. Ibid.

11. Ibid.

12. Ludolf. Historia Aethiopica, L. II, cap. III, 1-9.

13. Ibid.

14. Масперо. Древняя история. Стр. 608 и далее.

15. Ковалевский. Соч. т. V, стр. 250.

16. Ludolf. Historia Aethiopica, L. I, c. I.

17. Ludolf. L. I, c. I. 9.

18. Ф. Гельвальд. Земля и ее народы. Ч. II, стр. 145.

19. Ренан. Э. «О происхождении языка». Изд. Воронеж 1866 г., стр. 21.

20. Ленорман. т. I, вып. I, стр. 4.

21. Ленорман. т. I, вып. I, стр. 6-7.

22. Геродот. История, III, XX.

23. Геродот. XX. ХХШ.

24. Ibid., XVII-XVIII, XXIII.

25. Иосиф Ф.И. Ant. Jud. II, 10.

26. Геродот, III, XCII.

27. Псалом CXXII, 10.

28. Именем Индийцев древние писатели называли обыкновенно все народы черной расы. В данном случае по смыслу речи разумеются обитатели восточного берега Африки, вероятно, дикие кочевники из племени самхарийцев, данакилей и под.

29. Т. е. над абиссинцами.

30. Созомен. Церковная история, гл. XXIV. стр. 134-136. Изд. С.-Пбург, 1851 г, Сравн. Сократ. Церковная История. гл. XIX, стр. 81-84; изд. С.Петербург. 1850 г.

31. Сельт. Voyaje to Abissinia, стр. 466 и далее; сравн. Рюппель. Reise in Abyssinien, т. II, стр. 345.

32. Renaudot. Historia patriarharum alexandrinorum jacobitarum, стр. 286. Париж. 1713 г.

33. Ibid. стр. 283, 333, 444, 452, 464, 475, 525,

34. Ibid. стр. 381.

35. Ibid. стр. 338, 510.

36. Ibid. стр. 381.

37. В 1750 году приезжали в Абиссинию францисканцы Ромедио, Мартин Богемский и Антонио Алепский, а через 19 лет – шотландец Н. Брюс, путешествовавший для открытия источников Нила. Он пробыл в Абиссинии два года. После Брюса долгое время никто из европейцев не бывал в этой стране. Лишь в начале настоящего столетия туда путешествовал Сальт, посетивший Абиссинию два раза: в 1805 и в 1810 гг. Второй раз он ездил по поручению английского правительства, намеревавшегося вступить в торговые сношения с Абиссинией, но междоусобные войны, раздиравшие ее в то время, помешали Сальту достигнуть цели. По его отъезде, остался один из его спутников, по имени Коффан, который, вместе с Пирсом, другим спутником Сальта, прибывшим в Абиссинию еще в 1805 году, собрал кое-какие сведения о современном им состоянии Абиссинии. В 1829 году. 22 октября, прибыл в Абиссинию Самуил Гобат, посланный лондонским библейским обществом для проповеди Евангелия и распространения священных книг. Старания Гобата и его сподвижника Христиана Куглера были так же безуспешны, как и попытки католических миссионеров: абиссинцы остались непоколебимыми в прежних догматах веры. Через два года Куглер умер, и Гобат решился возвратиться в Европу для приглашения новых ревнителей евангельской проповеди. При отъезде он встретил франкфуртского путешественника Рюппеля, исследовавшего тщательно естественные богатства и географическое положение Абиссинии. После него побывал здесь английский путешественник Паркинс, обогативший историю страны новыми сведениями. В последнее время посещения Абиссинии европейцами сделались более частыми, особенно со времени занятия итальянцами порта – Массовы.

38. Что такое Абиссиния. См. „Русский Вестник”, Апрель 1887 года, стр. 816.