300. Carlo Conti Rossini. L'evangelo d'oro di Dabra Libanos. Nota. Reale Accademia dei Lincei. Rendiconti. Vol. X, fasc. 5-6°. Roma 1901. pp. 177-219.

Еще семь лет тому назад покойный В. Б. Болотов, желая осуществить обещание продолжать свой ценный труд: «Несколько страниц из церковной истории Эфиопии» очерком «о темных вопросах» в абиссинской истории, возлагал надежды на монастырские предания для уяснения того периода истории Эфиопии, который до сих пор остается пробелом в наших сведениях, а именно от Габра-Маскаля (1/2 VI в.) до конца XIII в. «Если что и было твердо в Эфиопии за эти 6 1/2 веков», писал он, «то по моей догадке — только монашество; только оно и могло сохранить кое-какие достоверные хронологические предания относительно этого периода тьмы». Каталоги эфиопских рукописей в европейских музеях указывали один род памятников, который мог обещать что-либо в этом отношении — так ваз. ledata-manakosat — духовные родословия преподобных, с небольшими пометками пояснительного характера. Надежда на эти списки не оправдалась — за истекшее время их издано несколько, другие известны мне по копиям, и весь этот материал оказался не только крайне [063] ничтожным, но и довольно подозрительным по тенденциозности. Между тем трудно было предположить, чтобы даже монастырям не удалось сохранить своих традиций, не смотря на все погромы и политико-религиозные перевороты. В Национальной Библиотеке в Париже имеются библейские рукописи, которые могли дать повод питать в этом отношении надежды, Так № 32, представляющий список четвероевангелия, пожертвованный царем Сайфа-Арадом (1344-1372) в Квесквамскую обитель Св. Апостолов, заключает в себе в разных местах приписки, относящиеся до жизни монастыря и вкладов в него, начиная с XV в.; № 35, содержащий в себе также четвероевангелие, принесенное в дар абиссинскому подворью в Каире — Хара-Завила в 1489 г., испещрено подобного же рода документальными приписками и т. д. Можно было ожидать, что более древние абиссинские монастыри, дорожа дарственными грамотами и разного рода документами, также хранят их, вписывая в свободные места своих наиболее ценных церковных книг. Появление в Африке итальянской Эритреи облегчило доступ в абиссинские монастыри и вообще в северную часть древнего Аксумского царства, и несомненно открыло новую эпоху в изучении последнего; по крайней мере то, что удалось до сих пор в сравнительно короткое время сделать Conti Rossini, дает полное право это высказывать. Найдя в свою первую экскурсию интересные вещественные и эпиграфические памятники на пути из Адули в Аксум, собрав богатую нумизматическую коллекцию и списав в Бизанской обители несколько агиологических текстов, весьма важных для истории Абиссинии в предреформенную эпоху, энергичный ученый в июле 1900 года проникает в древние, некогда славные, монастыри, основанные современником девяти преподобных — аввой Ливанием (Libanos), называемым также Мата (Mata). В одной из этих обителей, затерянной среди гор и роскошной растительности, на неприступной амбе близ Сенафэ в Эритрее ¹, ему удалось найти пространное житие и чудеса ее основателя «Taamra-Libanos», написанные при царе Исааке, т. е. представляющие второе по древности из известных нам произведений эфиопской агиографии. Здесь же он нашел драгоценное пергаменное евангелие, с переплетом, окованным металлическими [064] украшениями. Само по себе это евангелие не представляет ничего особенного — по палеографическим соображениям его можно отнести к XVI веку, и оно дает обычный текст. Главный интерес его для историка заключается в тех пришитых листках, на которых написаны документы, важные как для монастыря, так и для исследователя абиссинской старины. Изданию этих документов с краткими историческими заметками и кратким введением об истории обители и посвящена интересующая нас работа.

Всех документов 35. Большая часть их (1-26) представляет дарственные грамоты, датированные более или менее точно, затем (27- 32) идут такие же акты без дат, наконец следуют три текста разнообразного содержания. Датированные документы относятся или относят себя ко времени: Габра-Маскаля (1-5), Лалибалы (6-8), Деланда (9), Иекуно-Амлака (10-13), Ведем-Арада (14-16), Амда-Сиона (17-25) и Зара-Якоба (26). Таким образом, все эти документы древнее самой рукописи, которая дает их в копиях. Что касается подлинности их, то она сомнительна для двух небольших актов Амда-Сиона (24 и 15), якобы уклоняющихся от обычной формы времени этого царя, и безусловно, должна быть, по мнению автора отвергнута для первых пяти, представляющих списки земельных даров Габра-Маскаля или его дарственные записи. Автор отвергает их на том основании, что они тожественны с тем, что говорит о том же житие Ливания. Действительно, Габра-Маскаль — это центр, вокруг которого группируются святые Аксумского периода. Его мы находим и в житии Исаака Гарима, а в житиях Арагави, Пантелеймона и Иареда. В первых двух также приводятся его земельные дары монастырям в тех же самых выражениях. Очевидно к нему северные обители возводили свои феодальные права. Но можно ли только на основании этого объявлять эти известия безусловно подложными? Мне кажется это слишком решительным.

Остальные документы автор считает подлинными, и действительно, нет оснований в этом сомневаться. Они настолько характерны по языку, местами по орфографии и по различным историческим намекам, что остается лишь радоваться их открытию, как важному приобретению для историка. Прежде всего придется отметить и здесь полное отсутствие каких бы то ни было документов за все время от Габра-Маскаля до Лалибалы, т. е. до начала XIII в.; за то на последний проливаются совершенно новые данные, равно как и на XIV-й. Понимание документов затрудняется техническими терминами и юридическими выражениями, неупотребительными в литературном языке и не вошедшими в словарь Дилльманна. Таким [065] образом и с лингвистической стороны находка является важным обогащением наших сведений.

Обыкновенно в царских пожалованиях после царского титула и даты следует перечень земельных участков или жалуемых вещей, потом изъятие первых от ведения царских чиновников, потом заклятие против нарушителей. Приводятся также имена сановников духовного и светского чина, современных пожалованию. Есть записи и от имени настоятелей монастыря и частных лиц, также с именами сановников. Даты делаются, как обыкновенно, по «годам милости» и по эре, отличной от известных раньше. Эра наших документов начинается в 816 году по Р. X., и я полагаю, что она представляет один дионисиевский период, прибавленный к эре мучеников, подобно тому, как странная эра Юдифи представляет два таких периода, прибавленных к тому же 283 году.

Первый лалибалов документ датирован 369 годом, т. е. 389 + 816 = 1205 ² по Р. X., как раз тем годом, когда был послан в Абиссинию султаном Малик-аль-Адилем митрополит Михаил, или как он назван у арабского историка — Киль. Он упомянут уже в документе и, что особенно интересно, с ним какой-то «глас митрополичий» (qala-papas) Андрей, потом другой митрополит (papas) Самуил и епископы: Эздра, Иердйэ-Микаэль и Самуил. Итак — полная иерархия, которая делает теперь понятным известие «истории патриархов» о попытке царя Эфиопского при патриархе Гаврииле (1131-46) ввести десять епископов вместо семи. То, что в Абиссинии был только один архиерей, таким образом, не было постоянным явлением, чуть не каноническим; в следующем документе, датированном 409, т. е. 1225 годом также упоминается не только митрополит Георгий, но и епископ Харайо. Даже является подозрение, не были ли эти епископы — туземцы. Автор хочет видеть в Харайо сностника Лалибалы по его пространному житию, а в трех упомянутых в более древнем документе — тех «трех архиереев», погребенных в Бегвене, которых упоминает более краткая редакция [066] митрополичьих списков. Предположение это соблазнительно, хотя опирается только на имя Бегвена, родину Лалибалы в Ласте. «Три архиерея» упомянуты вместе с митроп. Габра-Крестосом (Христодулом), кроме того они поставлены между Варфоломеем и Саламой. т. е. отнесены списком к половине XIV в. Имени митрополита Георгия нет в этих списках, и в этом отношении документы сообщают новое для нас. Они приводят также имена настоятелей, которые носят титул «акабэ-саат» («блюститель часа»), т. е. такой же, как и хайкские игумены. Кроме того иногда они называются под двумя именами — мирским («имя рождения») и монашеским.

Интересны данные наших текстов о самом Лалибале. Он называет себя сыном Морара, сына Зан-Сеюма, сына Аеда, т. е. отлично от царских списков, от жития Лалибалы и от истории патриархов, где его отец именуется Сануда. Я думаю, что попытка автора примирить палеографическим путем Сануда с Mopapa слишком смела; проще предположить, что Сануда было христианским или царским именем Морара. Жена его именуется Маскаль-Кебра, как во всех других источниках. Но гораздо важнее его царский титул: «государь (hadani вм. обычного hade) Лалибала с царским именем: «Габра-Маскаль, be'esi Azal, непобедимый врагами силою креста Иисуса Христа». Это — просто христианизация древне-аксумского «be'esja Halen, воинство которого непобедимо врагами силою владыки неба (Эгзиасамай)». Итак чрез 800 лет старый титул все еще встречается, но что обозначает его первая часть? Новая находка не только не выясняет этого, но делает невозможной и прежнее предположение о том, что be'esi, с именем за ним следующим, указывает на происхождение династии. Конти Россини, по-видимому, держится его, не смотря на то, что тут же приводит совершенно тожественный титул Амда-Сиона, принадлежащего, как известно, другой династии. Интересно также, что при Лалибале упоминаются «вельможи Багуэна», и даже акабэ-саат монастыря был из Багуэна, не без влияния царя, чтившего обитель и посадившего в нее своего земляка. Это только подтверждает копто-арабского историка патриархов с его Букной в качестве родины Лалибалы,

На время, последовавшее за этим царем, проливает свет следующий документ.

9. Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Жертвую я, Меслена-Эгзиэ по имени прирожденному и Харисай по прозванию, сеюм Дабра-Маэца во дни Иердена-Крестос блаженного, с женой и шестью детьми в дни Деланда царя, 12-го магабита в 452 год милости. Если кто обидит Мата, да будет проклят на небе и земле пред Отцом и Сыном и Св. Духом. Да получу я воздаяние во царствии небесном во веки веков. Аминь. [067]

Документ относится к 1268 году; местный царь Деланда из других источников неизвестен, и вероятно был одним из эфемерных владетелей, появлявшихся во время смут. Действительно документ, датированный 459 м. = 1270 о. Р. X., уже говорит о царе Иекуно-Амлаке и известном из жития Такла-Хайманота митрополите Кирилле, который здесь даже почему-то назван патриархом (liqa-papasat). Интересно, что в другом документе того же времени монастырским акабэ-саатом назван никто иной, как аксумский «ставленник» (nebura-ed), вероятно, как думает издатель, получивший обитель за преданность новой династии. Документ интересен потому, что датирован царем Ведем-Арадом, о котором мы из летописи кроме имени знаем только то, что при нем умер Такла-Хайманот. Он заключает дарственную запись в пользу монастыря со стороны отца тогдашнего акабэ-саата. Интересно его начало: «во славу etc. Я, Санбат-Махара жертвую поле в дар святому Мата. Прежние акабэ-сааты жили едя, и я жил едя, подобно им. Говорили мне святые о праведности и вере и о том, что мир сей проходит скоро и что погибнут вредящие достоянию церкви; если подвергаются великому суду насилующие достояние людей, то во сколько раз большему осуждению подвергнутся вредящие церковному имуществу. Услыхав это, я вострепетал и убоялся и пожертвовал храму Мата агамского» ...

Важны документы Амда-Сиона. В одном из них он чистосердечно расписывается в своей полигамии, произведшей такой соблазн и бывшей причиною стольких гонений на мужественных обличителей. Он дерзает молиться: «да продлит Господь дни его на земле, и сделает его правильно устроенным, как месяц, и светлым, как солнце, и да сохранит жен его и детей его, и детей детей его»... Далее следует молитва о воинстве, игравшем в те героические времена борьбы с исламом не последнюю роль. Сохранился документ от его первой жены. Он характерен и по форме и по содержанию, и я решаюсь привести его in extenso (20):

«Во славу Отца и Сына и Св. Духа в 506 год милости. Я, Балэн-Саба, владелица Bihat (?), жена царя Амда-Сиона, даю я участки Гамба и Энкаро, ради любви к Матаэ, да вознаградит он меня в царствии небесном, когда я предстану нагая пред Небесного Царя. Эти владения — для блаженного Мата возлюбленного мною, в которые да не войдет ни конь, ни лев, ни сеюм Дабра-Маэцо, ни сеюм заредский, которые да не будут ни подчинены сеюму, ни нарушены, ни взяты в царскую казну (?), ни приведены в смятение; да не входят туда ни царский глас, ни сын дворца, кто бы нарушил или кто будет насиловать это владение, которое я дала авве Мата ахамскому в царствование Амда-Сиона, при сеюме энтертском Балэн-Саба, владелица Bihat (?) при маэкала-бахре Самай, при сеюме Дабра-Маэцо Матрэ-Эциэ, при сеюме зарэдском Зара-Давиде, при акабэ-саате, Мата — Гаста-Крестосе. Это дала я, зная, что преходит весь мир и услыхав, что говорит глас экклезиаста: «все суета, суета кроме того, кто предварил продовольствие в [068] жизни своей». И я отдала Мата и святым (т. е. монахам) 150 тельцов и одеяние синдонов и дары, которые я нагрузила и выслала из Амхары. Кто совершит насилие над этим даром, пожертвованным мною Мата в память Мата, возлюбленного мною, да будет проклят устами 15 пророков и устами 12 апостолов, устами 318 православных, устами Петра патриарха и молитвами блаженного Мата и устами Отца и Сына и Святого Духа, проклят да будет в сем веце и грядущем, и да не разрешится ни постом, ни молитвою, ни молением и поклонением во веки веков. Аминь.

Что касается до моего пожертвования и вообще до всего, что я сделала, то повелел мне господин мой царь Амда-Сион и сказал: «ступай, пойди к Мата ахамскому и исполни желание блаженного Мата возлюбленного моего и скажи: не возьми, владыко во дни юности господина моего Амда-Сиона! Я просила и плачу и рыдаю и катаюсь у гроба Мата, как приказал мне господин мой Амда-Сион: «сделай ему, сообразно хотению сердца его и дай ему Энкаро и Галаба, чтобы воздал мне Господь во царствии небесном вместо малого многое. Аминь». Да воздаст ему Господь вместо малого великое. Аминь. Да воздаст ему Господь вместо земного небесное, аминь; вместо стареющегося неветшающее; аминь; вместо гибнущего негибнущее; аминь; и да продлит дни его на земле. Аминь; и да покорит ему врага и супостата. Аминь. И да простит ему грехи его и да потребит рукописание его. Аминь. Да даст ему Господь премудрость, как Соломону. Аминь. Да даст ему Господь крепость, как Давиду. Аминь Да даст ему Господь терпение, как Иову. Аминь. Да даст ему Господь победу, как Иисусу. Аминь.

И сей Балэн-Саба, владелице Bihat (?) да даст Господь любовь с мужем ее Амда-Сионом, творящим волю Его в царствовании своем, как раб благий и верный, увеселяющий господина своим служением. Также и ей, хорошо исполняющей свое служение да даст Господь воздаяние. Аминь. Да даст ей Господь долгоденствие в радости, без печали с ее мужем Амда-Сионом. Аминь. И в день призвания их, да даст им Господь услышать глас радостный: «приидите ко мне, благословении Отца Моего, наследуйте уготованное Сам царствие от сложения мира». Аминь. И да благословит Он чад их. Аминь. И да умножит семя их, как звезды небесные и как песок морской. Аминь. И аминь. И сказал весь народ: «Аминь, и аминь». И все вы, которые будете читать, помолитесь за царя Амда-Сиона и за царицу Балэн-Саба, да помилует их Бог на небе и на земле во веки веков. Аминь и аминь»!

Этой царицы мы не встречаем в истории войн царя; там говорится о Зан-Мангеса. Характерно, что царица оказывается в данном случае сеюмом Энтерты. Конти Россини дает это обстоятельство основание полагать, что уже Амда-Сион начал сосредоточивать в своей семье феодальные владения, что, как мы знаем, делал систематически Зара-Якоб. Подтверждение этому он находит в другом, совершенно подобном по форме и содержанию документе (22), изданном уже от лица самого царя в 1328 году, на 6 лет после приведенного. Здесь сеюмом энтертским является уже сын царя Бахр-Асгад, причем он совмещает в себе звания маэкала-бахра (должность, уже известная из истории войн Амда-Сиона и присваиваемая главе приморского Тигра), маэкала-тевазат и хасегва ². Издатель весьма остроумно ставит эту заботу об укреплении [069] династических связей с севером — в связь с намеком истории войн Амда-Сиона и народных песен в честь его — на крамолу в Тигре. Но с попыткой его согласить благочестие царя с известиями хроники и житий о его гонениях на монахов, я не могу согласиться. Исходя из жития Евстафия, где он представлен в благоприятном свете, он предполагает раскаяние царя. Между тем то, что мы знаем из житий Филиппа и Аарона Дивного, наоборот, указывает на гонения в конце его царствования, к тому же есть другая редакция жития Евстафия, в которой царь также выставлен гонителем. Приведенные же документы относятся к первым годам его царствования. Но и помимо этого, разве можно считать противоречием то обстоятельство, что деспот преследует своих обличителей, и в то же время благотворит тем, которые молчат и даже в дарственных грамотах позволяют расписываться в своем нехристианском образе жизни?

От сына Амда-Сиона Сайфа-Арада сохранился интересный документ, уже не дарственного содержания, а скорее указ. Привожу и его in extenso (33):

Euloghson. Указ (gedaqu?), изданный цареv нашим православным Сайфа-Арадом, царское имя которого Константин, и митрополитом нашим аввой Салама, правителем веры, и «правителем моря» Белэн-Сададом, любителем правды смиренным. Установили мы для всех монахов земли Эфиопской, чтобы жить нам (?) по уставу и не быть им вместе с монахинями, и монахиням — с монахами. Это установили митрополит и царь, пребывая в вере православной, ибо они главы пастырей и блюстители стада и желают спасения всякой душе. И ныне слушайте вы братия святой обители Мата, так установили мы, собрав всех людей в присутствии «правителя моря», когда акабэ-саатом был Габра-Крестос, чтобы была заклята обитель Мата, да не войдет в нее женщина и да не коснутся руками, но черпает сосудами kara или mahjab или guajeb, ибо сие установили мы, да спасутся они от грехов и да очистятся от нечистоты и будут услышаны, будет молитва их, ибо сказал Господь наш в Евангелии: «боящегося Господа Господь послушает, грешника же Бог не послушает (Ср. Иоан. 9, 31). И ныне, кто введет женщину в сию обитель Мата, монах или иерей, или диакон, или сеюм, или мирянин, или акабэ-саат или аксумский кафедральный священник (qasis gabaz), введет ли он женщину от знатной до рабыни, дочь свою, или сестру, или мать, или знакомую, или жену ................. (?) да будет проклят устами 72 учеников, устами 318 православных, устами Петра патриарха; проклят да будет и этим указом, имеющим силу на веки веков. Аминь. И Бог да сохранит царство царя нашего Константина, который призвал нас уклониться от грехов».

Этот документ выясняет нам многое в истории того времени и имеет важное значение для суждения об абиссинских церковных [070] условиях. Царь от своего имени издает дисциплинарные постановления, ставя митрополита на второй план и называя себя вместе с ним «главой пастырей». Вероятно документ представляет акт собора, на котором царь председательствовал и который имел целью устранить беспорядки, вкравшиеся в монастырскую жизнь, может быть даже благодаря тому чрезмерному идеализму, который так прославляют жития Такла-Хайманота, говоря об ангелоподобной совместной жизни монахов и монахинь в основанных этим святым монастырях. Таким образом реформы начались уже раньше Зара-Якоба. Царь Сайфа-Арад известен нам также, как самодурный гонитель монахов, обличавших его или несоглашавшихся с его церковными новшествами. Житие Филиппа описывает нам, как он преследовал этого святого за то, что тот не соглашался ввести в рождественский сочельник служение ранних обеден, и как он из-за этого производил гекатомбы среди населения целых областей. Это же житие, вместе с житием Аарона Дивного заставляет нас решительно протестовать против замечания, сделанного издателем к приведенному документу: «papas без сомнения аксумский епископ; митрополит Салама уже умер около полстолетия назад». Откуда это известно? Единственно, что приводит Конти Россини и В. В. Болотов для доказательства предположения об его преосвященствовании приблизительно с 1285 по 1305 год, это — известие, что царь Ягба-Сион в 1285 изгнал митрополита и потребовал другого, а также что в Британском Музее есть два экземпляра эфиопского перевода Филоксена маббугского; оба относятся к XVIII в., но в первом есть приписка, что текст переведен с сирийского в 1021 год мучеников = 1305 г., а второй, что «при отце нашем архиепископе южском авве Саламе». Кроме того Салама известен, как переводчик на эфиопский язык св. Писания и духовной монофиситской литературы. Между тем в списках митрополитов он ставится после Иакова, изгнанного Амда-Сионом и непосредственно пред Варфоломеем, современником Сайфа-Арада. В житии Филиппа, за Иаковом, выступившим на обличение беззакония Амда-Сиона, следует Салама. Что этот Салама тожествен с упоминаемым в списках, я думаю можно заключить из заметки краткого списка: «авва Салама, переводчик священных книг, погребенный в Хакалете». Житие Филиппа именно говорит о Хакалете, как ободном из местопребываний Саламы; здесь умирает на его руках Филипп и здесь митрополит погребает его. В житии Аарона точно также Салама является после исповедника Иакова; к нему обращаются монахи дабра-Дарэта по вопросу о мощах Аарона и его учеников. Таким образом существование митрополита Салама при Сайфа-Араде засвидетельствовано достаточно прочно, и нам придется [071] только решить дилемму: или списки иерархов ошиблись, поместив при имении Саламы, погребенного в Хакалете и современника Сайфа-Арада, эпитет «переводчик», или рукопись Британского Музея дает ошибочную дату перевода 1305. В этом году наш Салама не мог еще быть в Эфиопии, так как Иаков, его предшественник, был при Амда-Сионе 1313-1343. Если в рукописи описки нет, то придется призвать ошибку за списками и уверовать в существование еще одного Саламы, уже по счету четвертого, сидевшего в половине XIV в. и книг не переводившего. Во всяком случае предположение о том, что Салама нашего документа лишь аксумский епископ должно быть отвергнуто даже помимо приведенных нами свидетельств.

Из двух остальных текстов, не принадлежащих к числу дарственных записей, первый (34) представляет духовное родословие настоятелей обители. Конечно оно идет чрез Ливания от Антония, Макария и Пахомия, будучи совершенно отлично в дальнейшем от «книг родства» Евстафия и Абия-Эгзиэ, также возводящих себя к Ливанию, оно дает то же количество родов, как и евстафиево до времени Амда-Сиона (по 10 от Ливания). Настоятели названы своими монашескими именами; в документах они большею частью называются мирскими. — Наконец следует перечень поминальных дней настоятелей, причем для каждого положено два; в один назначена ему «трапеза его пакибытия» (? derara dagmu), в другой — «поминовение кадильное» (tazkara ‘etanu).

Ни время, ни место не позволяют нам дольше останавливаться на разных более мелких исторических частностях новых документов, без которых, конечно не обойдется исследователь абиссинского средневековья. Но и для лингвиста они имеют несомненную важность, пополняя словарь Дилльманна новыми словами, новыми значениями и новыми глагольными формами. Наконец весьма желательно, чтобы на них обратили внимание юристы — историки права. Эти первые туземные памятники делового характера не лишены, как я думаю, значения и с своей формальной стороны.

В заключение считаю необходимым еще раз выставить на вид важность новых памятников для ознакомления с той эпохой, которая предшествовала Зара-Якобу. До сих пор мы о ней имели крайне скудные сведения; теперь начинает выясняться, что церковно-государственная деятельность знаменитого царя была отчасти подготовлена как монахами, так и его непосредственными предшественниками на престоле.

Комментарии

1. Обитель называется Dabra-Libanos, т. е. монастырь Ливания. Одноименная с нею в Шоа получила свое почетное наименование от горы Ливанской (ср. наши Гефсимания и Вифания) уже сравнительно поздно; ее переименовал Зара-Якоб из Асбо (Perruchon, Chron. p. 91). Издатель совершенно прав, относя к тиграйскому Дабра-Либаносу ссылку Зара-Якоба на то, что крещение совершается в нем направо от врат. Такой обычай царь узаконил во всем своем государстве.

2. Примечание издателя к ошибочной дате оригинала неудобоприемлемо. В оригинале он дает 1089. Если ошибка не в его копии, то в рукописи, я думаю, просто стерлась верхняя горизонтальная черта в цифре 3 (*) пред сотнями и вышло 10 (*). Надо не 1089, а 389. Исправление автора в 1209 едва ли возможно с палеографической стороны и является противоречием общей датировке этих документов, не знающей эры Р. X. Совершенно непонятна для меня дата единственного документа Зара-Якоба (26): в 35е лето милости, в 25й год царя. 25й год Зара-Якоба —1459 от Р. X.; какая эра могла начаться в 1424 году, не знаю; эра Юдифи — с 1340. Возможна, впрочем, описка в рукописи и опечатка в издании: вместо 35 (**) могло стоять что-либо другое (напр. 119 (***) что вполне возможно в палеографическом отношении) — тогда будет эра Юдифи.

3. Этот титул неоднократно встречается в документах. Я думаю, что он тожествен с hawsegu'a в житии Абия-Эгзиэ (Рукоп. Orient. 695 Брит. Муз. ff. 27-29), где говорится о «надменном и наглом hawsegua Иетбараке, который не боялся Бога и не чтил боящихся Его», за что был наказан святым. На f. 29 помещено даже контурное изображение этого вельможи. Он сидит на троне; пред ним — Абия-Эгзиэ и монахиня. Абия-Эгзиэ — подвижник как раз этой части Абиссинии. В житии его упоминаются те же местности (напр. Амба-Санайт). См. мою работу: «Исследования в области агиологических источников истории Эфиопии, стр. 102.

(пер. Б. Тураева)
Текст воспроизведен по изданию: Carlo Conti Rossini. L'evangelo d'oro di Dabra Libanos. Nota. Reale Accademia dei Lincei. Rendiconti. Vol. X, fasc. 5-6°. Roma 1901. pp. 177-219. // Записки Восточного отделения императорского русского археологического общества, Том XIV. СПб. 1896