А. К. БУЛАТОВИЧ - ГУСАР, ЗЕМЛЕПРОХОДЕЦ, СХИМНИК

Немало неизвестного, неизведанного, загадочного таила и таит еще Африка. И поныне есть там области, куда не ступала нога исследователя. Легендарной страной до самого конца минувшего века оставалась Каффа (ныне одна из провинций Эфиопии) — «африканский Тибет», — отгородившаяся стеной от внешнего мира. Иноземцам строжайше запрещался доступ в эту страну. Впрочем, и сейчас о ней, об ее истории, нравах, обычаях и языке жителей, а также о соседних племенах, живущих южнее и западнее, мы знаем меньше, чем о других областях Эфиопии. Первым путешественником и исследователем, прошедшим Каффу из конца в конец и составившим подробное ее описание, был русский офицер Александр Ксаверьевич Булатович.

Поистине необычен жизненный путь А. К. Булатовича. Начавшись в одном из наиболее привилегированных учебных заведений царской России и в великосветских салонах Петербурга, в кругу блестящих гвардейских офицеров, он пролегает через пустыни, горы и равнины наименее изученных областей Эфиопии, через поля сражений и сопки Маньчжурии, уединенную монашескую келью и охваченные фанатичными схоластическими спорами скиты Афона, через пропитанные кровью, насыщенные смрадом окопы первой мировой войны и трагически-бессмысленно обрывается в маленькой деревушке на Украине.

Не менее удивительна была и посмертная судьба А. К. Булатовича. В самом конце прошлого века и перед первой мировой войной он неоднократно находился в центре внимания отечественной, а порой и зарубежной прессы, а потом был совершенно забыт. Правда, в значительной степени причиной тому были великие события Октября и последующих лет. Но как бы то ни было, до самого последнего времени об А. К. Булатовиче почти ничего не знали. Даже год его смерти во втором издании Большой Советской Энциклопедии указывался неверно — ок. 1910 г. ¹. Сделанные им открытия и наблюдения не получили полной оценки. Во всяком случае, никто из тех, кто писал о нем, не указывал, что именно он был первопроходцем Каффы ². Лишь сейчас, когда начались розыски в архивах и откликнулись некоторые люди, знавшие А. К. Булатовича или близкие ему ³, все отчетливее вырисовывается его образ, все яснее становится, [4] сколь велико было значение его путешествий и трудов для науки. Однако поиски еще весьма далеки от завершения. Если они окажутся успешными, многое, по-видимому, придется дополнить, а кое-что, возможно, и уточнить. Так, например, мы пока почти ничего не знаем о последних трех-четырех годах жизни А. К. Булатовича, а обстоятельства его гибели известны лишь в самых общих чертах. Постараемся вкратце подвести итог всему, что удалось выяснить в течение последних лет.

Александр Ксаверьевич Булатович родился 26 сентября 1870 г. (по ст. ст.) в г. Орле ⁴, где в это время стоял 143-й Дорогобужский полк, которым командовал его отец — генерал-майор Ксаверий Викентьевич Булатович, происходивший из потомственных дворян Гродненской губернии. К. В. Булатович умер около 1873 г., оставив молодую вдову, Евгению Андреевну, с тремя детьми.

Детские годы Александра Ксаверьевича и двух его сестер прошли в богатом поместье Луцыковка Марковской волости Лебединского уезда Харьковской губернии ⁵. Уже тогда складываются некоторые черты его характера и мировоззрения: смелость, настойчивость, страстная любовь к родине и глубокая религиозность.

В 1884 г. Евгения Андреевна переехала с детьми в Петербург. Пришло время определить их в учебные заведения. Девочки поступили в Смольный институт. Старшая вскоре скончалась от брюшного тифа. А. К. Булатович, которому шел тогда 14-й год, стал посещать подготовительные классы Александровского лицея — одного из наиболее привилегированных учебных заведений ⁶.

Успешно сдав вступительные экзамены, А. К. Булатович был принят в лицей. Единственная неудача, как это ни странно, постигла его на экзамене по географии: ему едва удалось добиться проходного балла. В дальнейшем — вплоть до окончания лицея — он учился отлично, переходя с наградами из класса в класс ⁷. В лицее готовили будущих дипломатов и высших государственных чиновников, поэтому воспитанники основательно изучали иностранные языки — французский, английский, немецкий, а также юридические науки. Таким образом, А. К. Булатович получил гуманитарное образование, что не помешало ему в дальнейшем, как доказывают проведенные им геодезические и картографические съемки, проявить себя и способным математиком.

В 1891 г. А. К. Булатович окончил в числе лучших учеников Александровский лицей и определился на службу 1 мая того же года в «собственную его величества канцелярию по ведомству учреждений императрицы Марии», которое руководило учебными и благотворительными учреждениями. Ему был присвоен чин 9-го класса, т. е. титулярного советника ⁸. Однако гражданская карьера не прельщала его, и, следуя семейной традиции, он подает прошение о выдаче на руки документов, а 28 мая 1891 г. зачисляется рядовым на правах вольноопределяющегося в лейб-гвардии гусарский полк 2-й кавалерийской дивизии ⁹, т. е. в один из самых аристократических полков — стать офицерами такого полка могли лишь избранные. [6]

Через год и три месяца — 16 августа 1892 г. — А. К. Булатович получает первый офицерский чин — корнета ¹⁰. Еще через год он направляется в фехтовальную команду, сформированную при лейб-гвардии конногренадерском полку, с заданием стать инструктором фехтования. Здесь он пробыл полгода и 10 апреля 1894 г. откомандировывается в свой полк, где его назначают сначала помощником заведующего, а затем, 24 декабря 1895 г., — заведующим полковой учебной командой.

Хотя А. К. Булатович обучался в гражданском учебном заведении, но приобретенные в детстве и юношестве навыки верховой езды и упорные тренировки в манеже и на ипподромах позволили ему стать отличным наездником—быть может, одним из лучших в то время, а это было не легко: русские кавалерийские и казачьи полки всегда славились первоклассными конниками. По словам тренера И. С. Гаташа, служившего в конюшне А. К. Булатовича, которые приводит В. А. Борисов, разыскавший старика, “для Александра Ксаверьевича не существовало лошади, которую он не смог бы укротить”.

Так, в общем довольно размеренно, прерываемые лишь скачками и конноспортивными состязаниями, текли годы службы в полку, пока события, на первый взгляд не имевшие никакого отношения к А. К. Булатовичу, круто не оборвали устоявшийся уклад жизни способного, преуспевающего офицера.

К концу XIX в. колониальный раздел Африки между Англией, Францией, Германией, Испанией и Португалией был завершен. Независимость сохранили лишь Эфиопия и прилегавшие к ней с юга и юго-запада почти неисследованные области да некоторые труднодоступные районы центральной части континента. Обделенной посчитала себя Италия, позже других европейских империалистических держав приобщившаяся к дележу Африки. Лишь к концу 80-х годов она обосновалась в Сомали и Эритрее. Теперь по замыслу ее руководящих кругов должен был наступить черед соседней Эфиопии.

И в самой Эфиопии и вокруг нее к этому времени создалась весьма сложная обстановка — подлинный гордиев узел противоречий, сплетенный из борьбы интересов колонизаторов, с неизбежными дипломатическими интригами, угрозами, подкупами, лживыми посулами и карательными экспедициями. Правивший тогда император — “царь царей” Эфиопии — Менелик II, продолжая дело своих ближайших предшественников, добился объединения раздробленной на независимые и полунезависимые княжества страны в единое централизованное государство, что в данных конкретных условиях, несомненно, имело далеко идущие прогрессивные последствия и отвечало стремлениям различных слоев населения, в первую очередь господствующих. Приближенные Менели-ка II надеялись получить выгодные и почетные должности и назначения, сопряженные с доходами, а торговцы и ремесленники — в безопасности вести свои дела, не страшась постоянных междоусобиц, от которых страдали и крестьяне. Проведенные негусом реформы благоприятствовали экономическому развитию страны. Проникновение иностранного капитала и приглашение различных специалистов из Европы — в основном инженеров, долженствующих улучшить дороги и наладить связь, — а также установление единой денежной системы в значительной мере способствовали этому. Впервые в истории феодальной Эфиопии зарождались отношения, присущие начальным этапам капиталистического общества ¹¹. Естественно, что усиление Эфиопии отнюдь не вызывало энтузиазма у тех, кто с вожделением смотрел на нее, стремясь прибрать к рукам эту страну, занимавшую ключевую позицию на стратегических коммуникациях, щедро одаренную природой и таящую широкие возможности для сбыта промышленной продукции. Наиболее активно и целеустремленно действовали Англия и Италия.

Англия стремилась в то время претворить в жизнь давно уже вынашиваемые планы — захватить области Центральной Африки, которые отделяли ее колонию Уганду от контролируемого ею Судана, и таким образом объединить все свои владения и зоны влияния от Средиземного моря до мыса Доброй Надежды. Осуществлению этих [7] замыслов, естественно, во многом могли помочь надежные коммуникации и линии связи.

Телеграфные провода намечалось протянуть от Капштадта до Каира через номинально независимое Конго, которое по указке Германии отказывалось дать разрешение на производство работ.

Из Момбасы, от берега Индийского океана, предполагалось проложить железную дорогу мимо озер Виктория и Альберт до Хартума ¹². Но на пути лежала Эфиопия, сохранившая в полной мере свою самостоятельность и в этой дороге отнюдь не заинтересованная. Вот почему Англия, стремившаяся овладеть нужными ей для строительства дороги западными областями Эфиопии и пытавшаяся проникнуть в соседние районы, не только не препятствовала агрессивным намерениям Италии, но даже поощряла их ¹³, подписав с ней в 1891 г. два протокола (от 24 марта и 15 апреля) о разграничении сфер влияния в прилегающих к Красному морю странах. Протокол от 5 мая 1894 г. признавал преобладание интересов Италии в Хараре, чем значительно затруднялось проникновение туда Франции — более сильной колониальной державы, с которой поладить было намного труднее. Значительная часть Эфиопии, согласно этим грабительским закулисным сделкам, отходила к Италии ¹⁴, которую Англия, всячески стремилась не допустить в Судан. При этом в сферу влияния итальянцев были включены прилегающие к Эфиопии с запада земли, заселенные народами и племенами сидамо, хотя англичане сами проявляли к ним далеко не платонический интерес.

Договорившись с Англией, Италия активизировала свою политику в Эфиопии, куда якобы для научных изысканий посылались разведывательные экспедиции, состоявшие обычно из офицеров действительной службы. Таковы были, например, обе экспедиции капитана артиллерии В. Боттего ¹⁵. Впрочем, как в этом легко убедиться, читая работы и донесения А. К. Булатовича, не уступали итальянцам и англичане ¹⁶.

Попытки Италии навязать Эфиопии протекторат успеха не имели. Тогда, сбросив маску мнимого дружелюбия, Италия перешла к открытой агрессии и в июле 1894 г. оккупировала Кассалу, положив этим начало итало-абиссинской войне, позорно завершившейся для нее разгромом под Адуа 1 марта 1896 г. ¹⁷. Эта блистательная победа имела важные последствия для Эфиопии. Прежде всего, победителям достались богатые трофеи, из которых наибольшее значение имело современное оружие: огромное количество винтовок и патронов, вся артиллерия с большим количеством снарядов и весь обоз ¹⁸.

Победа при Адуа сыграла огромную роль в истории Эфиопии. Она не только сплотила ее коренное население, но во многом способствовала усилению и единению этого феодального государства, значительно укрепила его международный авторитет. [8] Увеличилась и его военная мощь. Эфиопия, по существу, впервые доказала империалистическим державам, что народы Африки могут отстоять свою независимость и имеют все права на самостоятельное бытие. Этот исторический урок имел непреходящее значение в борьбе африканских народов против колониального гнета, что прекрасно осознавал А. К. Булатович, когда писал: «...Менелик вступает с Италией в отчаянную борьбу за существование своего государства, его свободу и самостоятельность, одерживает над своим врагом ряд блестящих побед и этим самым доказывает неопровержимым образом, что в Африке есть черная раса, могущая постоять за себя и имеющая все данные на независимое существованием (стр. 177).

Но устранение опасности с востока отнюдь не означало ослабления угрозы, нависшей с юга и юго-запада. Осуществление притязаний Англии могло иметь далеко идущие последствия, ибо действительность показала, что аппетит ее ненасытен, а исторический опыт свидетельствовал, сколь многообразны и опасны средства, которые она использует для его удовлетворения.

Еще с 1889 г. Менелик прекратил всякие враждебные действия против Судана, временно добившегося независимости при Махди, справедливо полагая, что не следует отвлекать его от борьбы с англичанами, а самому распылять силы, необходимые для того, чтобы отразить наиболее опасного в то время врага — Италию, которая всячески стремилась столкнуть Эфиопию с Суданом ¹⁹. В победе Махди негус правильно усматривал известную гарантию, что европейцы не проникнут и в его собственные владения ²⁰, ибо ему было совершенно ясно, что, заняв Хартум и Омдурман, англичане двинутся на Эфиопию, причем, возможно, не остановятся и перед применением вооруженной силы ²¹.

В Судане от египетской границы к Хартуму медленно, но неуклонно продвигался двадцатитысячный корпус генерала Китченера. С юга, из Уганды, ему навстречу должен был выступить отряд майора Макдональда, которому предписывалось овладеть верхним течением Нила, р. Джубой к устьем р. Омо, впадающей в открытое незадолго до того оз. Рудольф. Таким образом, англичане захватили бы не только все земли, прилегающие к верхнему и среднему течению Нила, но и области, непосредственно граничащие с Эфиопией.

Однако этим замыслам не суждено было осуществиться, и не только потому, что взбунтовались солдаты Макдональда. Возможное усиление Англии в этом районе отнюдь не радовало французов, давних ее соперников в Африке. Судан, по мнению французского правительства, следовало признать владением Турции, восточную часть Экваториальной провинции передать Эфиопии, «доказавшей свое право на самостоятельное существование», а западную часть присоединить к Французскому Конго; Таким образом, южные владения Англии в Африке отсекались бы от северных ²². Французы, отдавая себе отчет в том, что при существовавшей тогда расстановке сил в Африке им ничего больше прибрать к рукам не удастся (впоследствии это было достаточно убедительно подтверждено знаменитым, весьма неприятным для престижа Франции фашодским инцидентом), предпочли иметь своим соседом эфиопского, а не британского льва. Поэтому французские представители при дворе Менелика II дали ему понять, что Франция отнюдь не будет опечалена, если он отодвинет свои границы до их собственных владений и до Бельгийского Конго.

Но Менелик не нуждался ни в намеках, ни в поощрениях, ни в подстрекательстве. Умный и дальновидный правитель, он уже давно с тревогой следил за интригами колониальных держав и за тем, как они постепенно порабощали свободные племена и [9] народы. Еще в 1891 г. негус весьма твердо и определенно заявил, что не останется сторонним и пассивным наблюдателем, если европейские колониальные державы станут делить между собой некогда принадлежавшие Эфиопии земли. Менелик решил восстановить древние рубежи страны на западе и на юге — вплоть до правого берега Белого Нила и оз. Виктории. Было совершенно очевидно, что, предоставив свободу действий в этом районе англичанам, он тем самым поставит под угрозу независимость своей родины.

Продвигая же границы своей страны до Конго и французских владений, Менелик навсегда разрушил бы их замысел о слиянии Уганды и Судана. Победа над Италией, с одной стороны, и реальная угроза на западе вследствие активизации военных действий в Судане — с другой, ускорили решение Менелика перейти от слов к делу. Он начал с присоединения к Эфиопии государств, примыкавших к ней с юго-запада, — Каффы и Дженджеро, занимавших ключевые географические позиции на пути на юг, земель галласов, конта, куло и ряда других племен. Но были и другие причины, предопределившие это решение.

В случае успеха Абиссинское нагорье стало бы единым административным и экономическим целым, что отвечало бы географическим, природным и этническим условиям. Нельзя забывать также, что Эфиопия была типичным феодальным государством, а в условиях феодальных отношений войны и сопряженный с ними грабеж побежденных — обычное средство пополнения государственной казны и существенный источник обогащения феодалов. Их воображение и алчность разжигала молва о сказочных богатствах Каффы, несметных сокровищах ее царей. Кроме того, территориальные уступки Англии могли уронить престиж Менелика в глазах его вассалов, которые признавали над собой власть эфиопского императора, лишь постоянно ощущая его силу ²³. Начиная с 1881 г. предшественники Менелика и он сам семь раз пытались овладеть Каффой, желая установить над ней свое господство й добиться выплаты дани. Однако попытки, эти успехом не увенчались.

Положение резко меняется после победы Эфиопии над Италией, когда в руки, эфиопов попало превосходное оружие. В армии Менелика.две трети ее состава, были обеспечены винтовками, тогда как у каффичо было всего триста устаревших ружей. Следует также принять во внимание, что негус, воодушевленный успехом и подстегиваемый нависшей угрозой со стороны колониальных держав, действовал смело и решительно.

Первоначально Менелик предполагал присоединить Каффу на правах вассального государства, чтобы царь ее, Гаки Шерочо, сохранил свои права и прерогативы. Однако длительное и упорное сопротивление населения, затянувшее войну на семь месяцев — с марта по сентябрь 1897 г., возбудило опасения, что каффичо при первой же возможности восстанут. Поэтому негус присоединил Каффу к Эфиопии, назначив туда правителем ее завоевателя — Вальде Георгиса. Гаки Шерочо разлучили с подданными и отправили в Аддис-Абебу, откуда ему не суждено было возвратиться. Страна подверглась почти полному опустошению. Тысячи воинов пали в боях, защищая родину ²⁴. В Европе эти события прошли совершенно незамеченными. Ведь о существовании Каффы знали только немногие географы, этнографы и другие специалисты. Лишь парижская газета «Тан» поместила небольшую заметку, где к тому же имелись неточности ²⁵. Впервые подробно описал эти события А. К. Булатович, что отметил в своем труде Ф. Бибер ²⁶.

Так исчезло самостоятельное государство, просуществовавшее почти шесть [10] столетий. Однако с точки зрения объективного развития исторического процесса нельзя не признать, что, невзирая на все жестокости, допущенные завоевателями, несмотря на нищету и голод, воцарившиеся в Каффе после вторжения войск негуса, присоединение к Эфиопии имело прогрессивный характер. Это вполне отчетливо осознавал еще А. К. Булатович: «В стремлении расширить пределы своих владений Менелик лишь выполняет традиционную задачу Эфиопии как распространительницы культуры и объединительницы всех обитающих на Эфиопском нагорье и по соседству с ним родственных племен и совершает только новый шаг к утверждению и развитию могущества черной империи... Мы, русские, не можем не сочувствовать этим его намерениям не только вследствие политических соображений, но и из чисто человеческих побуждений. Известно, к каким последствиям приводят завоевания европейцами диких племен... Туземцы Америки выродились и теперь почти не существуют... черные племена Африки стали рабами белых. Совсем иные результаты получаются при столкновениях народов, более или менее близких друг другу по своей культуре. Для абиссинцев египетская, арабская и, наконец, европейская цивилизация, которую они мало-помалу перенимали, не была пагубной» (см. стр. 177).

Действительно, в Каффе не только исчезли многие примитивные, варварские обычаи и обряды (в их числе были даже человеческие жертвоприношения), но открылись возможности для проникновения более совершенных орудий производства, прогрессивных социально-экономических отношений, свойственных передовой по сравнению с ней Эфиопии. Наконец, завоевание покончило с вековой изолированностью и помогло проникновению западного капитала, что в данных конкретных условиях сыграло, несомненно, положительную роль, способствуя оживлению хозяйственной жизни страны и возникновению более прогрессивных видов собственности.

Такова была в общих чертах обстановка в Эфиопии, когда туда впервые приехал А.К. Булатович, прикомандированный к миссии Красного Креста, направленной русским правительством весной 1896 г. ²⁷.

Борьба, которую вела Эфиопия за свою независимость, нашла живой отклик в России, в первую очередь в ее прогрессивных кругах. Это было понятно: народ Эфиопии отстаивал свою свободу. Надо также принять во внимание, что русские считали эфиопов братьями по вере — обстоятельство, имевшее тогда немаловажное значение. Победу при Адуа русская пресса встретила с ликованием. Но были также причины более прозаические, в силу которых русское правительство было готово оказать действенную помощь Эфиопии.

К концу XIX в. в России домонополистический капитализм, пусть не в таких масштабах, как в Европе или Америке, но не менее стремительно, перерастает в империализм — со всеми присущими ему особенностями: тут и стремление к захвату рынков и источников сырья, к экспансии, тут и ожесточенные противоречия с другими империалистическими державами. Именно последние побудили русское правительство поддержать Эфиопию в ее борьбе с Италией, а особенно с Англией — давней и опасной соперницей России в Азии. Сильная, независимая и единая Эфиопия ²⁸ ограничивала свободу действий англичан в Африке и ослабляла их позиции на морских путях, ведущих в районы Суэца и Красного моря. Наконец, Эфиопия представляла собой потенциально обширный рынок для сбыта многих русских товаров ²⁹. Это прекрасно понимали и отнюдь не скрывали современники: «Что нам Абиссиния? Зачем нужна она России?.. Вспомним только о том, какая важная роль предстоит нам в будущем в Азии; какою серьезною соперницей нашей является там Англия и как чувствительно для нее все, происходящее в Африке, где она, на случай предчувствуемых и грядущих [11] потерь в Индии, торопится создать Новую Империю, стараясь объединить под своей властью конгломерат земель от Капа до Каира» ³⁰.

Поэтому перед лицом грозной опасности Менелик не без оснований рассчитывал на помощь России — единственной крупной европейской державы, которая не признавала кабального 17-го пункта Уччиальского договора до апробации его Эфиопией ³¹. Что касается Франции, которая значительно острее и болезненнее воспринимала политическую обстановку в Африке, то именно это обстоятельство, несмотря на оказываемую ею поддержку, заставляло негуса относиться к ней более настороженно. Ведь она стремилась не к благополучию Эфиопии, а к тому, чтобы причинить как можно больше неприятностей своей давней сопернице — Англии.

В России был организован сбор средств для оказания помощи больным и раненым эфиопским солдатам ³² и, как было сказано, послан отряд Красного Креста, о чем было принято решение в марте 1896 г., а на расходы ассигновано сто тысяч рублей ³³. Кроме начальника — генерал-майора Н. К. Шведова — в него входило еще шесть человек. Сейчас трудно сказать, что непосредственно побудило А. К. Булатовича возбудить ходатайство о включении его в этот отряд, к которому он был прикомандирован 26 марта 1896 г. ³⁴. Один из спутников А. К. Булатовича, подпоручик Ф. Е. Криндач, в вышедшей двумя изданиями, ныне очень редкой книге «Русский кавалерист в Абиссинии» (изд. 2, СПб., 1898), «посвященной описанию выдающегося по техническим трудностям и блестящему выполнению 350-верстного пробега, совершенного при самых исключительных условиях поручиком А. К. Булатовичем в апреле 1896 г.», считает нужным в предисловии «прежде всего установить тот факт, что А. К. Булатович был прикомандирован к отряду по личной своей просьбе, как частное лицо».

А. К. Булатович стремился как можно тщательнее подготовиться к путешествию. Об этом мы узнаем не только из его первой книги, но и из иных источников. Так профессор В. В. Болотов, историк древней церкви, человек огромных и глубоких знаний в своей области, владевший многими новыми и древними восточными языками, в том числе геэз и амхарским, 27 марта 1896 г. писал матери: «...явился абиссинский иеродьякон Габра Крыстос и сказал мне, что меня желает видеть гвардеец гусар Булатович, едущий в Абиссинию. Оказалось, с вопросом: какую бы грамматику и лексикон амхарского языка достать...» ³⁵. Успехи его были, очевидно, значительны, потому что через год, когда А. К. Булатович теоретическую подготовку углубил и дополнил практикой, тот же В. В. Болотов другому адресату сообщал: «...в Петербурге в марте не было человека, который «амарынья» понимал бы лучше меня. Теперь лейб-гусар корнет А. К. Булатович, вернувшийся из Абиссинии, и говорит и немного пишет на этом языке» ³⁶.

Путь в Эфиопию оказался более долгим, чем предполагалось, из-за препятствий, чинимых итальянцами, которые не оставляли надежды закрепиться в Эфиопии. Естественно, что какая бы то ни было помощь Эфиопки, даже медицинская, представлялась им нежелательной. Во всяком случае, отряду был не только запрещен въезд в порт [12] Массауа, несмотря на достигнутую раньше договоренность, но даже выслан крейсер, который должен был выследить пароход с русскими врачами ³⁷. Вследствие этого пришлось менять маршрут. Поэтому Н. К. Шведов и его спутники отплыли из Александрии в Джибути, куда они прибыли 18 апреля 1896 г., как указано в книге Ф. Е. Криндача, которому предоставим теперь слово, так как сам А. К. Булатович о событиях первых дней пребывания в Африке нигде не упоминает.

«Пока формировался караван, положение дел ³⁸ вызвало потребность выслать вперед в Харар энергичное доверенное лицо, причем ввиду быстро надвигавшегося периода дождей... одним из главных условий успешного выполнения поручений являлась возможная быстрота передвижения. Выполнить это трудное и... далеко не безопасное поручение вызвался охотником... корнет (ныне поручик) А. К. Булатович, взволновав своим предложением немногочисленную джибутийскую колонию и возбудив самые разнообразные толки и предположения относительно исхода столь необъятного для европейца путешествия. Действительно, незнание языка и местных условий, неподготовленность к способу передвижения — на верблюде... перемена климата... все это оправдывало скептицизм местных жителей, большинство которых не допускало возможность благоприятного исхода. От Джибути до Харара 350—370 верст. Почти на всем протяжении путь пролегает по очень гористой, частью безводной пустыне и допускает исключительно вьючное передвижение...» ³⁹

Решение отправить А. К. Булатовича курьером было принято окончательно 21 апреля (здесь и далее даты приводятся по старому стилю). Захватив минимальное количество самых простых продуктов и всего лишь один мех воды, А. К. Булатович отправился в дорогу, невзирая на то что по пути он мог рассчитывать лишь на два источника, из которых один был горячим, минеральным.

В тот же день, то есть 21 апреля, в 10 часов вечера А. К. Булатович в сопровождении двух проводников выехал из Джибути. Хотя до этого он всего лишь несколько часов упражнялся в езде на «корабле пустыни», тем не менее первый переход длился безостановочно 20 часов. К исходу следующего дня позади остались первые сто километров. Здесь нет необходимости описывать все перипетии этого утомительного и монотонного путешествия. Расстояние свыше 350 верст А. К. Булатович преодолел за 3 суток и 18 часов, т. е. на 6—18 часов скорее, чем профессиональные курьеры ⁴⁰. В течение 90 часов, истраченных на дорогу, путники отдыхали не более 14. Ни один европеец до А. К. Булатовича не добивался столь блестящих результатов. На жителей Эфиопии этот пробег «произвел громадное впечатление. Личность Булатовича стала легендарной. Автору [т. е. Ф. Е. Криндачу] приходилось слышать о пробеге восторженные отзывы» ⁴¹.

Однако Александру Ксаверьевичу не пришлось долго оставаться в Хараре. Когда прибывший вслед за ним отряд собрался продолжать путь далее — в Энтото, от негуса пришло распоряжение задержаться. Так как приближался период дождей, что грозило многими осложнениями при дальнейшем продвижении, Н. К. Шведов принимает решение вновь выслать вперед А. К. Булатовича, чтобы он на месте выяснил обстановку и добился отмены указания Менелика. «Громадный переезд от Харара до Энтото, около 700 верст, несмотря на трудности в пути, Булатович совершил в восемь дней. Как оказалось, абиссинцы, привыкшие к тому, что европейцы являются в Абиссинию, преследуя главным образом личные выгоды, не могли понять бескорыстного назначения [13] отряда, поэтому некоторые расы были против прибытия нашего отряда в Энтото. Разъяснения Булатовича не только убедили негуса поспешить разрешением, но даже вызвали с его стороны нетерпение к скорейшему возвращению отряда... 12 июля отряд подошел к резиденции негуса и был встречен Булатовичем...» ⁴².

Выполнение этого поручения едва не стоило А. К. Булатовичу жизни. Дорога из Харара в Энтото пролегала через Данакильскую пустыню. На маленький караван — А. К. Булатовича сопровождало семь или восемь человек — напали разбойники-данакильцы, которые отобрали все вещи и мулов. К счастью, 2 июня 1896 г. потерпевших встретил Н. С. Леонтьев ⁴³, который направлялся из Энтото в Харар. Это была первая встреча двух русских путешественников в Африке. Судя по словам апологета Н. С. Леонтьева — Ю. Л. Ельца, тот снабдил А. К. Булатовича всем необходимым и дал рекомендательные письма к проживавшим в Энтото французам, состоявшим на службе у Менелика ⁴⁴.

Описание работы отряда Красного Креста — особая тема, уже достаточно освещенная в работах и публикациях, на которые приходилось ссылаться выше, и в рассказах отдельных лиц, входивших в его состав ⁴⁵.

Даже некоторые англичане, которые были вынуждены мириться с присутствием русских в Эфиопии, не могли не признать, что присланная ими миссия оказывала «бескорыстно и доброжелательно» помощь раненым ⁴⁶. В конце октября 1896 г. отряд свернул работу и в первые дни января следующего года возвратился в Петербург.

Что касается А. К. Булатовича, то через Н. К. Шведова он подает прошение об отпуске «для более обстоятельного знакомства с Абиссинией по уходе из этой страны отряда Красного Креста» и о дозволении совершить путешествие в малоисследованные, а то и вовсе не изученные районы Западной Эфиопии. Он хотел проникнуть и в Каффу, которая доживала последние месяцы свободного существования ⁴⁷. Это ходатайство было поддержано начальником Азиатской части Главного штаба генерал-лейтенантом А. П. Проценко, который отмечал энергию А. К. Булатовича, стремление как можно лучше ознакомиться со страной и знание им языка, а также и то, что собранные им сведения будут весьма полезны для развития дальнейших отношений с Эфиопией.

Менелик категорически запретил преступать границы его владений, так как это означало бы неминуемую гибель путешественника ⁴⁸. 28 октября 1896 г. А. К. Булатович был принят негусом. Добившись все же дозволения, на следующий день он покидает столицу и вместе со своими спутниками направляется к р. Баро ⁴⁹. Эта экспедиция [14] длилась три месяца: он возвратился 1 февраля 1897 г., с тем чтобы через две недели — 13 февраля — вновь пуститься в путь, на сей раз в Лекемти, а затем в Хандек — район среднего течения р. Ангар и ее левых притоков и долины р. Дидессы. Здесь А. К. Булатович принимает участие в oxoте на слонов и занимается изучением страны, ее населения и природных условий. По возвращении — 20 марта 1897г. — ему был приготовлен торжественный прием у негуса, который на следующий день дал ему и личную аудиенцию. Выехав из столицы 25 марта, А. К. Булатович 4 апреля прибывает в Харар, 16 апреля — в Джибути, откуда 21 апреля отплывает в Европу.

Еще 6 декабря 1896 г. А. К. Булатович был произведен в поручики со старшинством с 4 августа ⁵⁰, a за помощь отряду Красного Креста и за успешную экспедицию его наградили орденом Анны 3-й степени ⁵¹.

Собранный во время путешествия материал был им оформлен в виде отдельной книги, озаглавленной «От Энтото до реки Баро. Отчет о путешествии в Юго-западные области Эфиопской империи» и изданной по распоряжению Главного штаба ⁵². Она появилась в сентябре того же, 1897 г. Таким образом, написал ее А. К. Булатович в предельно сжатое время.

Область, которую прошел и описал А. К. Булатович, расположена западнее Аддис-Абебы, примерно между 8° и 10° северной широты. Рельеф этого района Абиссинского нагорья весьма сложен: ответвляющиеся от возвышенностей Каффы и Шоа горные хребты перемежаются глубокими долинами рек. Хребты эти образуют водоразделы притоков Голубого Нила, Собата, Омо.

Заслуга А. К. Булатовича заключается в том, что он впервые нанес на карту значительную часть речной системы юго-запада Абиссинского нагорья, описал ее и указал истоки многих рек. Правда, при этом им были допущены две ошибки: он отождествил верховья р. Гибье с верховьями р. Собат и полагал, что реки Баро и Собат соединяются. Эти заблуждения были им исправлены во время второго путешествия ⁵³.

Читатель сам может убедиться, сколь разнообразны и поучительны сведения, собранные в первой книге А. К. Булатовича. Разумеется, не все описанное — результат его собственных наблюдений, кое-что почерпнуто из трудов других путешественников и историков. Но многие приводимые А. К. Булатовичем факты имеют непреходящую ценность для изучения истории и жизненного уклада некоторых народов Эфиопии, например галла. Он правильно подметил формирование у них феодальных отношений.

Естественно, что А. К. Булатовича не могло не интересовать состояние эфиопской армии. Организации, вооружению, тактике ее посвящен ряд страниц, которые при сложившейся тогда политической ситуации звучали, разумеется, весьма актуально. Для историка они не утратили интерес и поныне.

По выходе в свет книги А. К. Булатовича Главный штаб поручил полковнику С. В. Козлову сделать ее разбор. Отзыв этот, изданный отдельной брошюрой, не предназначенной для продажи и ныне чрезвычайно редкой ⁵⁴, заслуживает того, чтобы [15] остановиться на нем подробнее. Читая его, трудно отделаться от впечатления односторонности, излишней придирчивости и, может быть, известной предвзятости суждений рецензента, далеко не всегда оправданных и справедливых. Оставляя в стороне оценку наиболее существенного, т. е. собственных наблюдений и изысканий автора, о которых рецензент упоминает как бы между прочим, С. В. Козлов подробнейшим образом останавливается на том, что в книге А. К. Булатовича далеко не самое значительное, а именно на компилятивном очерке древнейшего периода истории Эфиопии, на хронологических погрешностях, на ошибках в транскрипции эфиопских слов и собственных имен, в чем, кстати сказать, и сам рецензент далеко не силен. Обвиняя автора — и притом порой достаточно энергично — в незнании литературы и в ошибках, допущенных при рассмотрении таких и поныне далеко еще не решенных проблем, как например, этногенез древних египтян, эфиопов (кушитов) и семитов, С. В. Козлов, сам ссылается на литературу, которая к тому времени тоже уже не была последним словом в науке (Г. Эберс, Ф. Ленорман и др.). Зато С. В. Козлову остались неизвестными очень серьезные специальные труды, незадолго до, того вышедшие и непосредственно касающиеся затрагиваемых тем ⁵⁵.

Конечно, А. К. Булатович, не имея специальной подготовки и не располагая достаточным запасом времени для углубления своих знаний в области древней истории – он готовился к следующему путешествию, — допустил некоторые ошибки и неверные определения, но не они должны были быть в центре внимания рецензента. С. В. Козлов умудрился не заметить основного — вклада автора в изучение орографии юго-западной части Эфиопии, некоторые районы которой были им, как уже упоминалось, впервые нанесены на карту.

Все же С. Козлов в «Заключении» признает, что «ввиду личных дарований докладчика [т. е. А. К. Булатовича] и большой наблюдательности» ему удалось за относительно короткое время «собрать немало интересных сведений...» ⁵⁶.

После присоединения Каффы Менелик не остановился в стремлении обеспечить, южные и юго-западные границы своих владений, которые, как он заявил, проходили в этом районе вдоль 2° северной широты (сейчас они в общем не простираются южнее 4° северной широты) и доходили до правого берега Нила ⁵⁷. Дабы на деле утвердить права Эфиопии, негус, рассчитывая на поддержку России и Франции и надеясь на то, что у Британии связаны руки войной с бурами, стал деятельно готовиться к походу для занятия спорных областей. Три снаряженные им армии должны были выступить в начале 1898 г.

К концу 1897 г. между Россией и Эфиопией была достигнута договоренность об установлении дипломатических отношений. Из Петербурга в Аддис-Абебу выехала чрезвычайная миссия, возглавленная П. М. Власовым. Прикомандированному к ней, полковнику Главного штаба Л. К. Артамонову поручалось составить военно-статистическое описание Эфиопии ⁵⁸. Конвоем, состоявшим преимущественно из казаков ⁵⁹, командовал А. К. Булатович, кроме которого в состав миссии входило еще несколько офицеров. Начальник миссии Красного Креста генерал Шведов дал ему самую положительную аттестацию в личном письме к А. П. Проценко. Последний же, по [16] собственному признанию, пользовался при снаряжении военной части миссии «личными объяснениями и докладами поручика Булатовича» ⁶⁰.

Для обеспечения приема миссии и оповещения негуса о предстоящем ее прибытии А. К. Булатович выехал из Петербурга ранее всех остальных — 10 сентября 1897 г. ⁶¹. А. К. Булатовича сопровождал прикомандированный к нему по его просьбе рядовой того же лейб-гвардии гусарского полка Зелепукин, преданный и отважный спутник, деливший с ним все тяготы и невзгоды ⁶².

По прибытии в Аддис-Абебу А. К. Булатович узнал о намерении Менелика присоединить к Эфиопии области, прилегающие с севера к оз. Рудольф. Для этого туда направлялся из только что завоеванной Каффы рас Вальде Георгис со своими войсками. Менелик выразил желание, чтобы русский офицер ему сопутствовал.

Тем временем миссия П. М. Власова, 19 октября отплывшая из Одессы, из-за всевозможных проволочек и осложнений, в основном вызванных недоброжелательством колониальных европейских держав, задержалась в Джибути. А. К. Булатовичу, чтобы участвовать в походе к оз. Рудольф, надо было получить разрешение главы миссии, прибытие которой в столицу все откладывалось. Поэтому со свойственной ему энергией и предприимчивостью Александр Ксаверьевич решил выехать ей навстречу, не страшась трудного и долгого, хотя и знакомого уже пути. Впрочем, предоставим слово ему самому. Вот что он писал по возвращении в Аддис-Абебу 26 декабря 1897 г. начальнику Азиатской части Главного штаба генерал-лейтенанту А. П. Проценко: «Единственной помехой... было только то, что я не мог уехать без разрешения нашего посланника, а про то, где он находился, тут не было в это время никаких сведений. Оставалось только поехать самому навстречу с возможной быстротой хотя бы до Джибути, что я и сделал. Вопрос о моей поездке был решен 26 ноября, к этому же времени была окончена разработка плана всей кампании. 27 ноября я выехал в Харар, куда прибыл через шесть дней, посольство же было еще в Джибути. В Хараре я пробыл сутки, переменил людей, наняв двух свежих слуг, купил двух свежих животных и, выступив на следующий день, через четверо суток встретил посольство в шести часах пути от Джибути, откуда они только что выступили. Это было днем 8 декабря. Простояв с ними двое суток, 10 декабря, взяв двух свежих мулов и трех свежих слуг, я выступил обратно в Адис-Абабу, имея разрешение посланника, и 20 декабря, через 10 дней, я передал это письмо Менелику, который был страшно поражен такой быстрой поездкой и назвал меня “птицей". В 23 дня я съездил в Джибути и обратно, причем трое суток было стоянки; итого в 20 дней было сделано 1600 верст. Завтра, 27 декабря, я должен выступить нагонять войска раса» ⁶³. П. М. Власову А. К. Булатович представил обстоятельную и очень содержательную докладную записку о политическом положении в Абиссинии и о происках Англии, Италии и Франции ⁶⁴.

Миссия после долгого и изнурительного пути только 4 февраля 1898 г. вступила в Аддис-Абебу, где ее с нетерпением ожидал Менелик, устроивший русским дипломатам такую торжественную встречу, какой не удостаивалось еще ни одно иностранное посольство ⁶⁵.

А. К. Булатовичу действительно следовало торопиться: отряд Вальде Георгиса со дня на день готовился выступить в поход, а до Андрачи — столицы Каффы, — где находилась резиденция раса, путь был не близок, и А. К. Булатович, невзирая на усталость, после аудиенции у негуса вновь пускается в дорогу. О своем путешествии он подробно рассказывает сам, и прибавить к его повествованию остается немного. Но для того чтобы понять значение сделанного им для изучения Каффы и прилегающих [17] к ней с юго-запада областей, следует коротко упомянуть о том, что было известно об этой стране до выхода в свет книги А. К. Булатовича.

Государство Каффа возникло, вероятно, в конце XIII в. Оно было основано народом гонга, который с тех пор стал называть себя каффичо. О древней истории этого народа, месте его первоначального обитания и путях странствий сохранились только смутные предания в устной традиции. Царь считался верховным собственником всей земли, имущества и всех своих подданных. Поэтому мы можем говорить, что в Каффе, как и в некоторых других средневековых государствах Африку существовало ранне-классовое общество с характерной для них деспотической властью обоготворяемого царя. Сравнительно широко было распространено и рабовладение, особенно среди знати. Правители и царьки покоренных царем Каффы племен и народностей считались его вассалами и платили установленную дань. Не без влияния соседней Эфиопии складывались в самом примитивном виде и феодальные отношения.

Стремясь закрепить существующие порядки, господствующая прослойка во главе с царем и советом семи старейшин — представителей наиболее знатных родов (так называемые микиречо) — всеми силами противодействовала проникновению влияний извне. Только торговцы могли находиться в специально предназначенном для этого приграничном городе Бонга, и то лишь с дозволения царя. Вся страна была окружена оградой со сторожевыми вышками.

Вот почему первые сведения о Каффе только в XVI в. достигли Европы. По существу, это было лишь название страны — «Cafa». О ней писал португалец Балтазар Теллез в изданной в 1660 г. истории Эфиопии. Он использовал сообщения своего соотечественника иезуита-миссионера патера Антонио Фернандеша, который в 1613 г. побывал в соседних с Каффой странах, не дойдя, однако, до ее границ. Затем о ней забыли. Молчание длилось сто тридцать лет. В самом конце XVIII в. известный английский путешественник Джеймс Брюс, открывший область истоков Голубого Нила, называет Каффу в описании своих странствий и сообщает о ней некоторые подробности.

К середине XIX в. местоположение Каффы более или менее точно обозначается на картах. Француз Т. Лефевр, многие годы проживший в Эфиопии, пытается подвести итог всему, правда очень немногому, что стало к тому времени известно о Каффе, преимущественно из расспросов побывавших там эфиопов.

Наконец, в 1843 г. Антуан д'Аббади, выдающийся французский исследователь Эфиопии, который 12 лет путешествовал по этой стране и сделал очень многое для ее познания, переступил заветные границы Каффы. Его пребывание в запретном царстве длилось 11 дней, и далее Бонги ему проникнуть не удалось. Но и за этот более чем краткий срок он сделал ценные геодезические наблюдения. Кроме того, немало сведений о Каффе д'Аббади собрал во время долгих странствий по Эфиопии ⁶⁶.

Почти два года (с октября 1859 по август 1861 г.) прожил в Бонге монах ордена капуцинов, впоследствии кардинал Г. Массаи, глава католической миссии. Однако чрезмерное рвение, проявленное им при «спасении душ» местных жителей, побудило правившего тогда царя предложить Массаи покинуть пределы страны. Уже будучи кардиналом, Массаи написал 12 томов о своем пребывании в Эфиопии. Из них один целиком посвящен Каффе, ее жителям, их обычаям и нравам ⁶⁷. Эти записи, сделанные по памяти (дневники Массаи пропали), имеют значительную ценность, так как повествуют о тех годах, когда Каффа еще не утратила независимости.

Капитан А. Чекки и инженер Кьярини после утомительного, полного опасных приключений путешествия достигли лежащей к северу от Каффы области Гера. Здесь их задержали. С трудом, сочетая хитрость с силой, удалось им освободиться. В июне 1879 г. они в течение недели шли по северным районам страны, и, миновав Бонгу, проникли в область Кор, что находится северо-западнее Каффы. Не выдержав [18] трудностей пути, Кьярини скончался в октября того же года. Что касается А. Чекки, то он издал описание Каффы и ее жителей. Отчет включал также и грамматику языка, каффичо ⁶⁸.

Одним из немногих европейцев, которым довелось побывать в этой почти легендарной стране в последние годы перед утратой ею независимости, был француз; П. Солейе, Но и его пребывание в Каффе длилось всего десять дней (середина декабря 1883 г.) и ограничилось лишь северной окраиной. Все же П. Солейе посчастливилось увидеть то, чего после него уже не видел никто, — Каффу во всем ее древнем великолепии. Свои впечатления и наблюдения он опубликовал сначала в журнале Географического общества Руана, а потом выпустил отдельной книгой, ныне чрезвычайно редкой ⁶⁹.

Итак, до конца XIX в. в Каффе удалось побывать лишь пятерым европейцам: трем итальянцам и двум французам. Только Г. Массаи смог задержаться там более двух недель, но никому не довелось проникнуть в глубь страны. Они смогли ознакомиться лишь с ее окраинами, преимущественно северными.

Вот почему А. К. Булатовича можно с полным основанием назвать «первопроходцем» Каффы. Правда, он увидел эту удивительную страну уже опустошенной и разоренной, еще не зарубцевались раны, нанесенные ей завоевателями, еще не забылись события войны — ведь прошло всего несколько месяцев с тех пор, как каффичо стали подданными Менелика, но еще живы были воспоминания о древних традициях, обычаях, нравах, быте. Поэтому А. К. Булатович смог собрать такие сведения, которые последующие путешественники добыть уже были не в состоянии. Вот почему собранный им материал — один из основных источников для знакомства с историей и этнографией Каффы.

5 июня 1898 г. Александр Ксаверьевич возвращается в Аддис-Абебу и через девять дней отправляется курьером в Петербург, куда прибывает к концу июля.

По его словам, во время своей второй поездки в Эфиопию, не считая переездов по железной дороге и пароходом, им было пройдено около 8 тысяч верст, на протяжении которых были только четыре более или менее длительные остановки общей продолжительностью 69 дней. В походе он пробыл 211 дней, затратив значительные' собственные средства — около 5 тысяч рублей ⁷⁰.

Донесения А. К. Булатовича, которые лишь частично — по дипломатическим соображениям — отобразились в книге «С войсками Менелика II», содержат ценнейшие для историка сведения о политической и военной обстановке, сложившейся в Эфиопии в последние годы минувшего столетия. П. М. Власов неоднократно пользовался ими в своих реляциях в министерство иностранных дел. Недаром он писал туда, представляя «подлинный рапорт поручика... Булатовича о почти пятимесячном пребывании его в Южном отряде эфиопских (войск), с коими он совершил поход к озеру Рудольфа и делил все тяготы, лишения и опасности похода этого, предпринятого по совершенно неизвестной, не исследованной ранее стране... Сказанный офицер... должен был отказывать себе во всем самом необходимом даже в смысле привычной пищи и подчинял себя крайне тяжелому для европейца абиссинскому режиму. Нельзя не отдать должного поручику Булатовичу: в походе этом он показал себя как Русского офицера с самой лучшей стороны и воочию доказал эфиопам, на что может быть способна беззаветно преданная своему долгу доблестная Российская армия, блестящим представителем коей он является среди них...» ⁷¹.

И со всеми поручениями, включая дипломатические, А. К. Булатович справлялся превосходно. Когда весной 1898 г. П. М. Власов заметил некоторое охлаждение Менелика к России, не без основания приписанное им интригам кое-кого из европейских [20] советников (например, А. Ильга), отнюдь не заинтересованных в усилении влияния русских дипломатов. А. К. Булатович на прощальной аудиенции у негуса, пользуясь знанием амхарского языка, в отсутствии А. Ильга выяснил обстановку и убедился, что именно последний препятствует деятельности миссии ⁷². Свидетельством признания доблести А. К. Булатовича и его заслуг перед Эфиопией была высшая военная награда — золотой щит и сабля, подаренные расой Вальде Георгисом, что было одобрено негусом, который в своем рескрипте П. М. Власову от 14 июня 1898 г. так отозвался о русском офицере: «Я послал на войну с расой Вальде Георгисом Александра Булатовича. То, что написал мне рас Вальде Георгис о его поведении, весьма обрадовало меня. Содержание следующее: “Идя туда и возвращаясь, он [т. е. Булатович] думал о всей дороге, я давал ему людей, и он, обходя всю землю и все горы, не говорил ни слова: я устал сегодня, отдохну; если уходил вечером, то возвращался ночью, когда мы возвращались; он был окружен врагами, ему приходилось трудно... я говорил с горестью, что он умрет, но господь Менелика благополучно вернул его. Я видел, но не знаю такого человека, как он, сильное создание, которое не устает..." Он написал, что, будучи очень счастлив, отличил его хорошею саблею, я разрешил ему носить эту саблю и буду весьма рад, если Вы исходатайствуете такое же разрешение от его отечества» ⁷³. И на родине оценили его, свидетельством чего был орден Станислава 2-й степени. Кроме того, он был произведен в штабс-ротмистры со старшинством с 5 апреля 1898г. ⁷⁴.

Тотчас же по приезде в Петербург — 30 июля 1898 г. — А. К. Булатович представил министру иностранных дел графу M. H. Муравьеву обстоятельную докладную записку, в которой охарактеризовал положение дел в Эфиопии и указал, какие выгоды может иметь Россия от постоянных и дружеских с ней сношений ⁷⁵. M. H. Муравьев нашел, что приводимые А. К. Булатовичем сведения «могут иметь в будущем серьезное значение», и распорядился послать эту докладную записку военному министру А. Н. Куропаткину, а также русским послам в Париже, Лондоне, Константинополе и дипломатическому агенту в Каире ⁷⁶. Куропаткин, хотя и нашел записку «интересной», не согласился с содержащимися в ней предложениями, полагая, что России «надо долго избегать вмешиваться в африканские дела» ⁷⁷.

В Петербурге А. К. Булатович оставался до 10 марта 1899 г., когда вновь был направлен в Эфиопию по личному ходатайству министра иностранных дел M. H. Муравьева, который писал о нем А. Н. Куропаткину: «...названный офицер успел зарекомендовать себя самым блестящим образом во время поездок своих по границе Эфиопии... он вполне освоился с местными нравами и обычаями, ознакомился с языком страны, которым свободно владеет, и проявил редкие выносливость, храбрость и присутствие духа, и... наконец, всеми своими качествами он сумел заслужить уважение абиссинских военачальников и доверие самого негуса, особенно к нему расположенного и которому выбор поручика Булатовича был бы более всего приятен ⁷⁸. Но еще до отъезда, 13 января 1899 г., на общем собрании Русского географического общества А. К. Булатович прочел «интересное сообщение», озаглавленное «Из Абиссинии через страну Каффу на озеро Рудольфа», которое затем напечатали в «Известиях Русского географического общества» ⁷⁹. Тогда же он завершает свой основной труд «С войсками [21] Менелика II», который вышел в свет в следующем, 1900 г. По мнению известного ученого-географа Ю. М. Шокальского, результатом проведенных А. К. Булатовичем исследований «явились не только географические описания местностей и этнографические коллекции, но и новая карта пройденных стран, составленная на основе съемок, произведенных самим путешественником, к тому же установленных по 34 астрономическим пунктам, определенным путешественником» ⁸⁰. По представлению Отделения географии математической и географии физической А. К. Булатовичу присуждается малая серебряная медаль ⁸¹.

Таким образом, труды А. К. Булатовича сразу же получили признание специалистов. Что касается мнения прессы, представленного двумя отзывами, то суждения [22] рецензентов разошлись. «Русская мысль» ⁸², один из наиболее солидных и распространенных тогда «толстых» журналов, достаточно серьезно, объективно и вместе с тем одобрительно высказалась и о книге, и о научных заслугах автора, признавая ценность сделанных им открытий и наблюдений в области географии и этнографии: «Значительный интерес представляют описания действий абиссинских войск и высказывания А. К. Булатовича о них как специалиста в военном деле». Далее рецензент отмечает, что автор, избрав формой изложения дневник и придерживаясь «документальных истин... впадает в крайности, сообщая массу неинтересных сведений и мелочных фактов». Согласиться с этим трудно: именно точность и документальность значительно повышают научное значение книги А. К. Булатовича. Анонимный же рецензент подходит к ней как к беллетристическому произведению.

Другой журнал — «Мир божий» ⁸³ — предоставил место критику, скрывшемуся за инициалами А. Б. Подменив легковесным зубоскальством и дешевой демагогией деловое, серьезное обсуждение книги, он проявляет полное отсутствие исторического чутья и научной объективности. Заметив только «работу Менелика по истреблению окружающих Абиссинию народностей», описание которой якобы «составляет все содержание» дневника А. К. Булатовича, рецензент совершенно не вникает в исторический смысл событий, хотя предельно четко они разъяснены в самом начале книги. По его мнению, «упрощенную политику» Менелика «г-н Булатович не только одобряет, но противопоставляет ее “растлевающей" политике англичан и других цивилизованных народов». Таким образом, не в меру строгий и ровно ничего не понявший критик, по существу, одобряет колонизаторскую политику «культурных» империалистических держав, стремившихся прибрать к рукам не только соседние с Эфиопией племена, но и саму Эфиопию. Об открытиях А. К. Булатовича и о том, что он сделал для науки, даже не упоминается. И «стыдно» становится не за «русских читателей, которых автор... приглашает сочувствовать намерениям абиссинской политики», а за самого рецензента, ограниченного и неумного.

Труд русского путешественника был оценен и специалистами на Западе. Фридрих Бибер, который был и остается самым глубоким знатоком и исследователем Каффы, писал:

«Первым европейцем вступившим в страну Киффу после ее завоевания и присоединения и имевшим возможность свободно путешествовать по ней, был русский. А. К. Булатович, капитан царской лейб-гвардии. О своем путешествии А. К. Булатович издал книгу с многочисленными редкими иллюстрациями и большой картой. К сожалению, для нерусских она недоступна. В ней он приводит подробные сообщения о стране и населении Каффы» ⁸⁴. Ф. Бибер прямо признает, что некоторые сведения, например о завоевании Каффы, он заимствовал у А. К. Булатовича ⁸⁵. Однако Ф. Бибера прежде всего интересовала именно Каффа, и поэтому его оценка односторонняя. Труды русского путешественника содержат ценный и обильный материал для истории и этнографии всей Эфиопии. Кроме того, им сделан ряд географических открытий, о которых следует сказать несколько слов, поскольку приоритет А. К. Булатовича в некоторых случаях оспаривался, в частности в Италии ⁸⁶.

Области, которые А. К. Булатович посетил во время двух своих путешествий, были наименее известными и изученными, что прежде всего относится к Каффе и нижнему течению р. Омо. Первый его труд — «От Энтото до реки Баро» — содержит подробную орографическую и гидрографическую характеристику юго-западной части Абиссинского нагорья. Так, им описаны некоторые горные хребты, расположенные в районе Дидессы и Габы, где возвышенности Каффы переходят в плоскогорье Шоа. Он первый составил [23] подробную карту и описал область бассейна притоков Голубого Нила — рек Гудара и Дидессы, а также притока Собата — р. Баро. Им были также точно указаны их истоки. Действительно, вплоть до последнего десятилетия минувшего века область к юго-западу от Каффы до оз. Рудольф оставалась почти неисследованной, а о р. Омо имелись самые смутные и неопределенные представления. Не внесли ясности и посетившие эти места экспедиции Д. Смита в 1894—1895 гг. и В. Боттего в 1896 г.

Только А. К. Булатович, составив впервые подробную карту этой обширной местности и определив астрономически ряд пунктов, доказал окончательно, что р. Омо не имеет никакого отношения ни к р. Собату, ни к бассейну Нила вообще. Истоки Омо находятся на восточных склонах хребта, которому он присвоил имя Николая II ⁸⁷. До А. К. Булатовича хребет этот, очевидно, могли издали наблюдать лишь А. д'Аббади, П. Солейе и А. Чекки, но ни один из них до него не дошел. И В. Боттего во время « своего второго путешествия, из которого ему уже не суждено было возвратиться, видел, следуя по левому берегу Омо, эти горы. Однако он их не пересекал, вопреки утверждениям Д. Ронкальи, как это справедливо указывает Крамер ⁸⁸, отмечая в то же время, в противоречие с истинным положением вещей, что «отдельные неверные замечания ротмистра Булатовича — следствие незнакомства с историей открытия этих областей». Однако русский исследователь, как мы сейчас увидим, был в курсе новейшей литературы. Но, конечно, работая над своей книгой, он еще не мог знать о результатах путешествия В. Боттего, описание которого вышло в свет почти одновременно с ней ⁸⁹. Впрочем, это принципиально ничего не меняет. Ведь А. К. Булатовичу был прекрасно известен путь, по которому прошли В. Боттего и его спутники, а также Х. Кавендиш, из ими же составленных карт с нанесенными на них маршрутами ⁹⁰. Таким образом, А. К. Булатович был не только достаточно знаком со специальной литературой, но и отдавал себе отчет в том, чего достигли другие путешественники, заслуги которых, как это ясно видно из карты, не хотел и не мог приписать себе.

В. Боттего дошел до устья Омо 30 августа 1896 г. ⁹¹, т. е. на полтора года раньше А. К. Булатовича, увидевшего оз. Рудольф в месте впадения этой реки 26 марта 1898г. Но если сравнить карты, составленные обоими путешественниками, то результат будет далеко не в пользу итальянца: горы по правому (западному) берегу нанесены на его карте в самых общих чертах, так же крайне приблизительно намечено и северное побережье оз. Рудольф ⁹². Да и, маршрут В. Боттего отличен от пути, пройденного А. К. Булатовичем. Проследовав на юг вдоль западного берега озера, В. Боттего и его спутники затем повернули обратно на север к р. Шаши и вдоль нее вышли к р. Собат, Нанося на карту все очень обобщенно и схематично. Кроме того, — и это в данном случае самое существенное — А. К. Булатович перевалил впервые через северные отроги хребта между реками Умоме и Дидесса еще 16 ноября 1896 г. ⁹³, а затем пересек эти горы в различных направлениях, определив астрономически ряд пунктов, и произвел маршрутную съемку, что дало возможность составить первую подробную карту этой обширной и почти неизведанной области. Его наблюдения и карта доказали, что названный хребет служит водоразделом между бассейнами Нила и оз. Рудольф, а северные отроги образуют водоразделы рек Дидессы, Габы, Баро и др. А. К. Булатович открыл несколько новых горных вершин и уточнил местоположение других, ошибочно определенных Д. Смитом. Вот почему он имел все основания заявить в своей докладной [24] записке: «Я первый европеец, прошедший через часть этих областей и открывший настоящий хребет. Через последний я перевалил в разных местах, поднимался на некоторые его вершины и проходил по его гребню» ⁹⁴. Таким образом, исследовав никем не описанный район, располагающийся между 7° с. ш. и оз. Рудольф и между реками Омо и Нилом, А. К. Булатович внес большой вклад в физическую географию юго-западной части Эфиопии; кроме того, им были собраны ценные данные для характеристики климата указанного района, причем он «проследил вертикальную зональность климата и, смену климатических зон в зависимости от высоты рельефа» ⁹⁵.

Не меньшее значение имеют труды А. К. Булатовича для истории и этнографии Эфиопии, особенно второй половины XIX в. ⁹⁶. Чрезвычайно существенно, что А. К. Булатович писал не по памяти, а систематически вел дневник. Разумеется, было бы неразумно оценивать его взгляды, определения, характеристики, метод изложения с точки зрения современного уровня науки, а тем более критиковать за методологические ошибки. А. К. Булатович был по своему мировоззрению последовательным идеалистом. Но человек умный, наблюдательный, кристально честный, трезво оценивающий факты и умело их анализирующий, он приходит иногда к таким выводам и определениям, которые сделали бы честь и современному историку-марксисту. Выше уже приводилось его прозорливое обоснование исторической необходимости завоевания Каффы и соседних, с ней областей. А. К. Булатович признает, что оплачивать объединение страны приходится тысячами человеческих жизней. И если он порой за недостатком специальных знаний и подготовки, а также вследствие методологической несостоятельности упрощает древнюю и средневековую историю Эфиопии, то зато очень точно и проницательно объясняет цели и задачи политики колониальных держав в Африке, и в частности в Эфиопии ⁹⁷.

Все, что написал А. К. Булатович, проникнуто искренним расположением к эфиопам. Он подчеркивает их храбрость, любовь к родине, гордость. Правда, иногда он, увлекается и чрезмерно идеализирует некоторых государственных деятелей, например Вальде Георгиса, который при всем его уме, административных способностях, политической дальновидности все же не был лишен качеств восточного деспота.

Чрезвычайно интересны замечания о характере рабовладения, хотя и отмененного' Менеликом II, но фактически еще бытовавшего в конце минувшего века, в частности у галла, где сфера применения труда рабов не ограничивалась только домашним хозяйством. Книги А. К. Булатовича очень четко показывают своеобразие социально-экономического и государственного строя Эфиопии того времени. Здесь, в сформировавшемся централизованном феодальном государстве, переплелись пережитий общинно-родового уклада и восточной рабовладельческой деспотии. Если, как это наглядно-показано в книге «От Энтото до реки Баро», у галла процесс феодализации еще не закончился, то у более передовых народов (например, амхара) он уже почти завершился. Разумеется, следует учитывать терминологию автора, который, например, говорит о «республиканском» или о «монархическом» устройстве у отдельных племен галла, имея в виду различные стадии разложения родоплеменного строя. Но дело, конечно, не в терминологии, а в приводимых им фактах и очень логичных выводах, сделанных на их основе. Историк и этнограф найдет сведения и о положении ремесленников и крестьян, и о зарождении новой общественной прослойки торговцев в результате влияния европейского капитала, и о религии и быте различных племен; в частности, очень любопытны материалы, показывающие воздействие фольклора на эфиопскую агиографию, описание малоизученных племен, обитающих в районе нижнего течения Омо и северного побережья оз. Рудольф, и еще многое другое. Все это придает книгам [25] А. К. Булатовича значение незаменимого первоисточника, что признавали и такие авторитеты, как академик И. Ю. Крачковский: «А. Булатович... оставил большой след в науке рядом печатных произведений, связанных с неоднократными путешествиями по Абиссинии. Его живые наблюдения представляют несомненную важность, и собранный им этнографический материал получил высокую оценку в наши дни, тем более что Булатович побывал в таких областях, которые остались недоступными другим путешественникам... Его преимуществом сравнительно со многими русскими путешественниками являлось достаточное знакомство с живым амхарским языком... В книгах Булатовича разбросано немало данных и о живых языках Абиссинии» ⁹⁸.

Беспощадно подавив восстание Махди в Судане, англичане продолжали успешно продвигаться на юг, приближаясь к недавно установленным западным рубежам Эфиопии. Они не оставили замысла соединить железной дорогой свои владения в Южной Африке с Суданом. Для этого им нужно было захватить область Бени-Шангул, присоединенную к владениям негуса после похода Вальде Георгиса, а также районы, прилегающие к оз. Рудольф, и значительную часть бассейна Собата, Баро и Джубы. Англичане даже не пытались скрывать своих намерений, как видно из беседы, состоявшейся 19 февраля 1899 г., между П. М. Власовым и представителем Британии в Аддис-Абебе Гаррингтоном ⁹⁹. Однако, чтобы осуществить эти планы, им следовало закрепиться в Судане, без чего они не могли начать войну с Эфиопией. Таково было твердое мнение русского дипломата, которое он без лишних околичностей высказал Менелику, советуя ему проявить твердость и не поддаваться на угрозы англичан. Впрочем, негус и сам был настроен достаточно решительно и на угрозы и шантаж Гаррингтона отвечал, что с оружием в руках будет защищать свои владения ¹⁰⁰ (b этом его поддерживали и французы: в конце февраля 1899 г. в Аддис-Абебу прибыла миссия майора Маршана).

В разгар этих событий А. К. Булатович находился на пути в Аддис-Абебу, где он вновь должен был поступить в распоряжение П. М. Власова. По дороге в столицу, куда А. К. Булатович прибыл. 14 мая 1899 г., в 20 верстах от Харара ему повстречался Маршан, направлявшийся со своими спутниками в Джибути. Маршан рассказал А. К. Булатовичу о намерении англичан напасть на Эфиопию в 1900 г., о чем последний тут же сообщил П. М. Власову ¹⁰¹.

Когда англичане продвинулись непосредственно к области Бени-Шангул, Менелик послал туда дадьязмача Демесье, правителя Воллеги, с отрядом в 5 тысяч человек, приказав ему двигаться к Фазогли. 26 июня 1899 г. ¹⁰² к дадьязмачу выехал А. К. Булатович, снабженный инструкциями П. М. Власова ¹⁰³, а также письмом от негуса, в. котором Демесье предписывалось оказывать русскому офицеру всемерное содействие [26] в возложенном на него поручении, состоявшем в организации обороны границ. 6 июля А. К. Булатович прибыл в резиденцию дадьязмача — город Десету, где ему была приготовлена торжественная встреча — почетный караул из 500 человек. Затем А. К. Булатович с письмами ко всем начальникам гарнизонов в Бени-Шангуле и в сопровождении отряда носильщиков направился дальше. Отправляемые с дороги донесения вновь доказывают его наблюдательность, умение быстро и точно ориентироваться в политической обстановке, что помогло ему выработать действенный план обеспечения целостности территории Эфиопии от притязаний англичан, использовавших в своих .целях недовольство племен, населявших Бени-Шангул. Меры, принятые на месте, и диспозицию на случай вторжения агрессора А. К. Булатович счел неудачными, о чем известил П. М. Власова. А. К. Булатович настаивает на том, что следует до вторжения противника укрепить границу, выдвинув к ней войска, занять узловые стратегические пункты, усилить гарнизоны и позаботиться о коммуникациях и обеспечении приграничной армии всем необходимым, так как англичане располагают очень удобными водными путями ¹⁰⁴.

Переезжая с места на место, А. К. Булатович продолжал изучать обстановку в Бени-Шангуле, районах Фазогли и Дуля, сочетая чисто военные наблюдения с научными исследованиями, производя систематическую съемку местности и определяя астрономические пункты, для чего совершал восхождения на горные вершины. Так, например, 23 октября 1899 г. он поднялся на гору Вочача. Путешествие изобиловало трудностями и опасностями. Оно совпало с периодом дождей. Это время сами эфиопы признавали невозможным для передвижения, и А. К. Булатовичу и его спутникам «приходилось бороться с тяжелыми климатическими условиями, болезнями и даже голодом» ¹⁰⁵. Во время охоты на слонов на А. К. Булатовича напала разъяренная слониха; ружье дало осечку. Жизнь ему спас нерастерявшийся солдат-гусар Капнин, мужество и образцовое поведение которого Булатович подчеркивает, ходатайствуя о его награждении ¹⁰⁶.

Содержание получаемых донесений П. М. Власов и в докладных записках, и на аудиенциях передавал негусу, который «восторгался и удивлялся деятельностью А. К. Булатовича, его железной энергией, выносливостью и привычкой ко всем лишениям, знанием военного дела и необычайным мужеством, перед которым отступают все преграды и опасности» ¹⁰⁷. П. М. Власов доносил в Петербург министру: «..нельзя не заметить, что этот офицер в своей последней командировке, как и в двух первых, всецело удержал среди абиссинцев установившуюся за ним вполне заслуженную репутацию замечательного лихого кавалериста, неутомимого, бесстрашного и беззаветно преданного своему долгу, и тем доказал самым блестящим образом не одним абиссинцам, а всем европейцам, находящимся здесь, на какие подвиги самоотвержения способен офицер, вышедший из русской школы и имеющий высокую честь числиться в рядах ?императорской гвардии» ¹⁰⁸.

А. К. Булатович возвратился в Аддис-Абебу 24 октября 1899 г. ¹⁰⁹. Его донесения ?привлекли внимание Менелика, и он попросил П. М. Власова представить ему подробный доклад о военном и политическом положении на западных границах. Доклад этот, составленный А. К. Булатовичем и переведенный на амхарский язык, в ноябре был лично им вручен негусу ¹¹⁰. [27]

Действительно, очень подробная, обстоятельная и умная докладная записка А. К. Булатовича всесторонне рассматривала и анализировала многие аспекты жизни и быта народов, населявших западные приграничные области Эфиопии, их строй, общественный уклад, настроения и тенденции дальнейшего развития, что в данной политической ситуации было очень существенно для обороны, а в дальнейшем возымело большое значение для укрепления внутреннего положения и консолидации страны. В записке недвусмысленно подчеркивалось, что самый опасный и основной враг страны — Англия, которая еще при негусе Федоре пыталась овладеть Эфиопией. Теперь она вновь с юго-запада, из Уганды, и с северо-запада, из Судана, угрожает Бени-Шангулу и землям галла, договорившись с Италией, которой обещала области Шоа, Годжам и Тигре, о полюбовном разделе страны. Не следует доверять тем, очевидно подкупленным, советникам, которые нашептывают негусу, что англичане имеют самые миролюбивые намерения и решительно ни к чему не стремятся; надо готовиться к войне. Для этого прежде всего необходимо реорганизовать армию, где еще полностью господствуют феодальные порядки, и систему ее обеспечения; упорядочить систему сбора податей с целью их увеличения; отделить на местах военную администрацию от гражданской, для того чтобы ослабить местных правителей; запретить им содержать собственные войска сверх строго установленного числа солдат. Всё перечисленные мероприятия значительно укрепили бы военную, политическую и финансовую мощь негуса и, подрывая устои феодального строя, благоприятствовали бы созданию единого, сильного, централизованного государства, способного отстоять свою независимость от посягательств колониальных держав.

Беседа Менелика с А. К. Булатовичем, комментировавшего представляемый им доклад, протекала с глазу на глаз, лишь в присутствии личного секретаря негуса Габро

Селассие ¹¹¹, так как Менелик предусмотрительно отослал приближенных. Сразу поняв значение предлагаемых преобразований, он горячо поблагодарил докладчика, сказав: «Твои советы исходят от сердца» ¹¹².

Некоторые мероприятия, предложенные А. К. Булатовичем, уже осуществлялись, например реорганизация гражданского управления, укрепление границ. Другими советами Менелик безотлагательно воспользовался, в частности он увеличил численность армии.

Очередное пребывание в западных областях Эфиопии А. К. Булатович использовал дли новых географических и этнографических исследований, результаты которых до сих пор, к сожалению, не изданы. Правда, А. К. Булатович так и не успел их оформить. Однако из сохранившихся в архиве Всесоюзного географического общества материалов видно, что он сделал более 80 наблюдений для определения астрономических пунктов между Аддис-Абебой и Фазогли, очевидно с целью картографирования этой местности, если судить по находящимся там же наброскам карт и беглым заметкам, их дополняющим ¹¹³. Чрезвычайно интересно составленное им на основании собственных наблюдений донесение о рабовладении в восточных областях Судана, где оно, по его мнению, было основой экономического строя, и в западных районах Эфиопии, где рабовладение сохранилось как пережиточный уклад, постепенно вытесняемый феодальными отношениями. Труд рабов применялся преимущественно в домашнем хозяйстве знати ¹¹⁴. [28]

Возвратиться в Россию А. К. Булатович намеревался через Судан и Египет. Но английский резидент в Египте лорд Кромер поначалу наотрез отказался дать разрешение на проезд, мотивируя это «неустройством края». Однако истинная причина была иной: представитель Англии в Аддис-Абебе Гаррингтон «уже давно указывал на штабс-ротмистра Булатовича как на человека очень энергичного и знающего, которого англичанам следует остерегаться». Естественно, им не хотелось пускать в Судан этого умного, опытного и наблюдательного путешественника, который мог обратить собранные им сведения на пользу Эфиопии. Лишь под нажимом русского генерального консула в Каире Т. С. Кояндера лорд Кромер был вынужден дать согласие на проезд А. К. Булатовича через Судан. Но было уже поздно. Он отправился на родину прежним путем, намереваясь посетить Иерусалим, а затем Иран и Курдистан ¹¹⁵. Однако поездка в обе эти страны была ему запрещена военным министром А. Н. Куропаткиным ¹¹⁶.

Заехав по пути к матери в Луцыковку, А. К. Булатович в начале мая 1900 г. возвратился в Петербург. Но и на сей раз пребывание на родине оказалось недолгим, даже короче, чем прежде. 23 июня 1900 г. по личному указанию царя Главному штабу его направляют в Порт-Артур в распоряжение командующего войсками Квантунской области «для прикомандирования к одной из кавалерийских или казачьих частей, действующих в Китае» ¹¹⁷. Чем было вызвано это назначение, неизвестно. Вероятно, спешный отъезд помешал А. К. Булатовичу обработать и издать привезенные из Эфиопии материалы последнего путешествия. В дальнейшем он к ним более не возвращался, и надобно полагать, что значительная часть их погибла вместе с остальными его бумагами.

По завершении военных действий, 8 июня 1901 г., А. К. Булатович возвращается в свой полк. Через месяц он был назначен сначала временно, а потом постоянно ¹¹⁸ командовать 5-м эскадроном. 14 апреля 1902 г. его производят в ротмистры. Он был награжден также орденами Анны 2-й степени с мечами и святого Владимира 4-й степени с мечами и бантом ¹¹⁹, а 21 августа 1902 г. последовало разрешение принять и носить пожалованный ему французским правительством орден Почетного легиона ¹²⁰. Тогда же по 1-му разряду он кончает ускоренный курс 1-го Военного Павловского училища.

Блестящая военная карьера ожидала умного, талантливого и отважного гвардейского офицера. Но после возвращения из Маньчжурии жизнь А. К. Булатовича круто меняется. События последнего десятилетия его жизни еще далеко не ясны. Более или менее отчетливо проступают лишь отдельные эпизоды и даты, да и те были установлены лишь недавно. Остается надеяться, что дальнейшие розыски увенчаются успехом и мы сможем получить более полное и ясное представление об этом необычном, человеке.

18 декабря 1902 г. А. К. Булатович освобождается от командования эскадроном и с 27 января 1903 г. по «семейным обстоятельствам» увольняется в запас ¹²¹. Очевидно, именно в это время он принимает решение принять постриг. Что предопределило этот поступок, приведший в изумление не только весь светский Петербург, но и самых близких А. К. Булатовичу людей? Мы можем об этом только гадать. Человек глубоко религиозный, кристально честный, добрый, ищущий, он подпал под влияние известного [29] тогда проповедника и мистика настоятеля Кронштадтского собора Иоанна. По другим рассказам, его угнетали неразделенные чувства к дочери командира полка князя Васильчикова. Несомненно, большую роль сыграли непосредственные впечатления, вынесенные с полей сражения, кровавые жестокости войны. Видимо, правильнее говорить о сумме всех этих причин, но точный ответ дать пока невозможно.

После пострижения (вероятно, в 1906 г., потому что 30 марта 1906 г. он был уволен в отставку) отец Антоний, как назывался теперь А. К. Булатович, отправляется на «святую гору» Афон. По его собственному признанию, до 1911 г. жизнь он вел «замкнутую, безмолвную, одинокую, всецело был занят своим подвигом, за ограду обители никогда не выходил, держался в стороне от всех дел, не знал, что делается на белом свете, ибо абсолютно никаких журналов, ни газет не читал». В 1910 г. его «рукоположили в иеромонахи», а в самом начале 1911 г. отец Антоний отправляется в четвертый и в последний раз в Эфиопию.

В 1898 г. подле оз. Рудольф Александр Ксаверьевич подобрал израненного ребенка, которого назвал Васькой, выходил его, а затем забрал в Россию, крестил, обучил русскому языку и заботился о его образовании. По свидетельству М. К. Орбелиани, это был «добрый, кроткий и несчастный мальчик», очень страдавший от своего увечья. Уйдя в монастырь, А. К. Булатович взял его к себе послушником, но Васька мучился из-за постоянных насмешек. В конце концов он был с оказией отправлен на родину. Скучая о своем воспитаннике, после трехлетней разлуки отец Антоний, по собственным словам, «желая его повидать и преподать ему причастие святых тайн», на год уезжает в Эфиопию ¹²². Чем он там занимался, кроме «преподания святых тайн», [30] установить удалось совсем недавно из донесения поверенного в делах в Эфиопии Б. Чемерзина в министерство иностранных дел от 15 декабря 1911 г. ¹²³. Оказывается, не только заботы о спасении души Васьки влекли отца Антония в Эфиопию, по приезде куда он первых два месяца проболел. У него имелись и другие дела и помыслы. В это время тяжело и долго хворал Менелик, который совершенно не показывался на официальных церемониях «никого не принимал, что послужило даже причиной распространения слухов о его смерти, скрываемой якобы придворными кругами. Пользуясь давними своими связями и расположением к нему негуса, отец Антоний добился не только приема но даже разрешения «лечить» больного. Отслужив молебен, Антоний окропил и растирал тело императора святой водой и елеем, прикладывал чудотворные иконы, но никакого улучшения в состоянии здоровья Менелика, разумеется, не достиг. В результате, замечает не без скрытой иронии Б. Чемерзин, было лишь установлено, что император жив и что все слухи о подмене давно скончавшегося будто бы Джанхоя похожим на него абсолютно ложны.

Затем А. К. Булатович задумал учредить в Эфиопии русскую православную духовную миссию и Афонское подворье. На острове оз. Хорошале, в трех днях пути к югу от столицы, он хотел основать монастырь со школой, где получали бы начальное образование дети местных жителей. Средства предполагалось собрать путем добровольных пожертвований, причем большую часть собирался внести он сам. Однако непрактичность в подобных делах, отсутствие сочувствия к задуманному предприятию как в Эфиопии, так и на Афоне воспрепятствовали его осуществлению, и 8 декабря. 1911 г. А. К. Булатович навсегда покидает Аддис-Абебу, «увозя с собой одни надежды и ни одного положительного обещания со стороны власть имущих», как выразился Б. Чемерзин.

К сожалению, только этим общим описанием пока ограничивается наша осведомленность о последнем — четвертом — посещении русским путешественником столь любимой им страны. Почти все документы периода правления Менелика II погибли вовремя войны с Италией в 1936 г.; что же касается бумаг русского посольства, то они были переданы в 1919 г. царскими дипломатами «на сохранение» в посольство Франции и в 1936 г. перевезены в Париж, где сгорели вместе с некоторыми другими архивами в июне 1940 г. ¹²⁴.

В 1912—1913 гг. А. К. Булатович был поглощен борьбой между афонскими монахами — так называемыми имяборцами и имяславцами ¹²⁵ (отец Антоний взял сторону последних). Дело приняло настолько скандальный оборот, что отец Антоний был вынужден покинуть Афон. Скандал на Афоне получил широкую огласку, и с января 1913 г. в газетах то и дело появлялись сообщения о взбунтовавшихся монахах и их главаре. На протяжении 1913—1914 гг. имя А. К. Булатовича не сходило со страниц прессы, давая основания для всевозможных выдумок, основой которых нередко были сплетни и желание мелких репортеров сорвать гонорар ¹²⁶.

Избрав роль защитника дел имяславцев в России, А. К. Булатович развивает бурную деятельность: пишет и публикует полемические статьи и брошюры, рассылает письма приверженцам, рекомендуя им быть стойкими и не поддаваться противникам. Он живет то у своей сестры — М. К. Орбелиани — в Петербурге, чем к ней и ее мужу привлекает внимание полиции, то в Сумах у матери, а затем в Луцыковке, хотя Синодом ему было определено местопребывание в Покровском монастыре в Москве.

Как только началась война, А. К. Булатович покидает Луцыковку. 21 августа 1914 г. он выезжает в Сумы, а оттуда в Москву и Петроград и добивается назначения в действующую армию. «Святы войны оборонительные. Они — божье дело. В них [31] проявляются чудеса храбрости. В войнах наступательных таких чудес мало»,— писал он еще за год до того. С 1914 по 1917 г. отец Антоний был священником в 16-м Передовом отряде Красного Креста. Судя по требующим проверки и дополнений, рассказам людей, с ним встречавшихся, «чудеса храбрости» он проявляет вновь, невзирая на возраст, болезнь глаз и рясу духовного пастыря.

После окончания войны и расформирования отряда А. К. Булатович обращается в феврале 1918 г. из Москвы к патриарху Тихону и в Синод с просьбой разрешить ему удалиться на покой в Покровский монастырь, назначенный ему прежде, так как положение его «совершенно бедственное». Прошение было удовлетворено, но без права священнослужения, очевидно из-за «еретических» убеждений просителя, в которых, он продолжал упорствовать.

Летом того же 1918 г. А. К. Булатович обращается в «Священный собор» с новым ходатайством — о снятии этого запрета и о переводе его в Афонское Андреевское подворье в Петрограде. Ответ на него пока не обнаружен, но едва ли он был положительным, потому что в конце ноября 1918 г. Тихон и Синод разбирали заявление «запрещенного в священнослужении иеросхимонаха Антония (Булатовича)», который, «исповедуя боголепное почитание имени господня и не «оглашаясь почитать его относительно, как от него ныне требует церковная власть, отлагается от всякого духовного общения с нею, впредь до разбора дела по существу священным Синодом». Дело было передано управляющему Московской епархией для «дальнейшего рассмотрения».

Очевидно, не дожидаясь решения, А. К. Булатович предпочел уехать в Луцыковку, где провел последний год своей жизни, о котором пока почти ничего не известно. Лишь совсем недавно удалось установить, что он был убит грабителями в ночь с 5 на 6 декабря 1919 г.

Великие и грозные годы революции стерли память об А. К. Булатовиче, тем более что фанатичный отец Антоний почти полностью заслонил собой отважного путешественника по неизведанным землям Африки ¹²⁷.

Пусть дело, поглотившее все помыслы и обусловившее все поступки А. К. Булатовича к концу его жизни, представляется нам не заслуживающим того, даже вредным. Но это тоже была форма проявления неудовлетворенности существующей действительностью, внутреннего разлада. Выросший и воспитанный в определенной среде, он не мог преодолеть заблуждений и предрассудков своего времени и своего окружения. Однако и в проявлении этих заблуждений сказались честность, прямолинейность, стойкость, искренность и мужество, в высокой степени присущие А. К. Булатовичу. Именно эти свойства в сочетании с пламенным патриотизмом и чувством долга побудили молодого гусарского офицера всего за четыре года совершить то, что прославило его имя и поставило в один ряд с наиболее выдающимися русскими путешественниками.

* * *

В настоящий том трудов А. К. Булатовича включены все его опубликованные работы. Они печатаются без изменений, с незначительными сокращениями. В собственных именах, географических названиях и терминах, как правило, сохранена транскрипция автора. Уточнения, исправления и дополнения приводятся в примечаниях в конце книги. К сожалению, подавляющее большинство фотографий из книги А. К. Булатовича «С войсками Менелика II», а также составленные им карты по техническим причинам невоспроизводимы. Поэтому в настоящем издании использованы фотографии и рисунки (в основном неопубликованные), сделанные другими русскими путешественниками по Эфиопии в самом конце XIX и начале XX в. Они были любезно предоставлены Музеем Института этнографии Академии наук СССР.

Комментарии

1. БСЭ, изд. 2, т. 6, стр. 258.

2. Например: М. П. Забродская, Русские путешественники по Африке, М., 1955, стр. 62—66; М. В. Райт, Русские экспедиции в Эфиопию в середине XIX— XX вв. и их этнографические материалы, — «Африканский этнографический сборник» 1, М., 1956, стр. 254—263.

3. Такими поисками усиленно занимался В. А. Борисов, любезно поделившийся со мной их результатами. Отозвалась и живущая ныне в Канаде сестра А. К. Булатовича — Мария Ксаверьевна Орбелиани, приславшая воспоминания о детских и юношеских годах, содержащие сведения, которые, естественно, никакой иной источник восполнить не может. Некоторые интересные материалы передал скончавшийся несколько лет тому назад в Москве С. А. Цветков, бывший в 1913—1914 гг. секретарем А. К. Булатовича. Точную дату смерти А. К. Булатовича сообщил мне Г.Ф. Пугач, председатель Белопольского райотдела Общества охраны памятников природы и культуры. Пользуюсь случаем, чтобы выразить искреннюю признательность : М.К. Орбелиани, В. А. Борисову и Г. Ф. Пугачу.

4. Послужные списки штаб- и обер-офицеров лейб-гвардии гусарского полка на 1 января 1900 г. (ЦГВИА, П. С. 330—463, л. 149).

Во всяком случае, он был крещен в г. Орле в церкви 143-го Дорогобужского полка. См.: ГИАЛО, ф. 11, оп. 1, д. 1223, л. 76. В присланной оттуда справке (№ 499 от 9.ХII.1962), очевидно, ошибочно указан год рождения—1871. Ср. там же, д. 1185, лл. 12—13; ЦГИА СССР, ф. 1343, оп. 17, д. 6777, л. 12.

5. Теперь Луцыковский сельсовет Белопольского района Сумской области («Сумська область, Адіміністративно-територіальний поділ на І січня 1966», Суми, 1966, стр. 15).

6. ГИАЛО, ф. 11. оп. 1, д. 1166, л. 258 — прошение Е. А. Булатович.

7. ГИАЛО, ф. 11, оп. 1, д. 441, лл. 10, 188—189, 264, 351, 415, 441.

8. ГИАЛО, ф. 11, оп. 1, д. 1223, лл. 77, 80.

9. ЦГВИА, П. С. 330—463. Послужные, списки штаб- и обер-офицеров лейб-гвардии гусарского полка на 1 января 1900 г., лл. 149—155. Копия послужного списка А. К. Булатовича имеется также в делах командующего войсками Квантунской области (ЦГВИА, П. С. 308—178). Данные о прохождении им военной службы установлены по этим спискам, которые доведены до 1900 г. Даты приведены по старому стилю.

10 “Правительственный вестник” от 19 августа 1892 г.

11 В. А, Трофимов, Политика Англии и Италии в Северо-восточной Африке во второй половине XIX века, М., 1962, стр. 189.

12. АВПР, Политархив, оп. 482, д. 146, л. 243 — донесение П. М. Власова, главы русской дипломатической миссии, от 29 апреля 1899 г. за № 375: «...можно заключить а priori, что Англия должна будет избрать для железнодорожного пути своего из Александрии к Капу такое направление: Кассала, Томат, Фамака, р. Баро, западная часть оз. Рудольфа с выходом на Унассу у озера Виктория Нианца, где таковой соединится с железнодорожной линиею, ведущей к порту Момбаза на Индийском океане, для чего потребуется добиться от императора Менелика, путем ли дипломатических переговоров, а вернее и скорее путем насилия, т. е. войны, уступки: всей страны Бени-Шангул, трех рек: Собат, Баро и Джубы и земель, прилегающих к северу оз. Рудольфа».

13. Ю. Л. Елец, Император Менелик и война его с Италией. По документам и доходным дневникам Н. С. Леонтьева, СПб., 1898, стр. 5.

14. В. А. Трофимов, Политика Англии и Италии..., стр. 158.

15. V. Воttegо, Viaggi di scoperti nel cuore dell'Africa. Il Giuba esplorata. Roma, 1895; L. Vannutelli e C. Giterni, Seconda spedizione Bottego. L'Omo. Viaggio d'esplorazione nell'Africa orientale, Milano, 1899.

16. D. Smith, Through Unknown African Countries. The First Expedition from Somaliland to Lake Rudolf and Lamu, London, 1897; H.S.H. Cavendish, Through Somaliland and Around Couth of Lake Rudolf, — «The Geographical Journal», 1898, XI, № 4. «О французских экспедициях Боншана, Лиотара, Маршана и Клошета, действовавших тогда в Эфиопии, см. донесение А. К. Булатовича от 27 ноября 1897 г. (АВПР, Политархив, оп. 482, д. 2029, лл. 7—14).

17. В. Попов, Разгром итальянцев под Адуа, М., 1938.

18. Там же, стр. 109.

19. В. А. Тpофимов, Политика Англии и Италии..., стр. 192.

20. G. N. Sanderson, The Foreign Policy of Negus Menelik, 1896—1898, —«The Journal of African History», 1964, vol. V, № 1, стр. 87 — 98.

21. Донесения П. M. Власова от 30 октября 1898 г. (АВПР, Политархив, оп. 482; д. 143, лл. 310—311, а также д. 144, лл. 33—36). Ср.: И. И. Васин, Русско-эфиопские отношения в 80—90 гг. XX в., — «Ученые записки Московского государственного заочного педагогического института. Кафедра всеобщей истории», М., 1962, стр. 459.

22. См. статью «Смысл английской экспедиции в Судан» в журнале «Разведчик»,. 1896, № 287, стр. 325. Она подписана инициалами О. О.

23. АВПР, Политархив, оп. 482, д. 146, л. 244.

24. Со слов местных жителей рассказ о завоевании Каффы записан Ф. Бибером; «Geschichte der Kaffaeisch-Aethiopischen Krieg. Eine Ueberlieferung der Kaffitscho oder Gonga. Uebersetzt und erlautet von F. J. Bieber», — «Mitteilungen des Seminars fuer Orientalischen Sprachen an der Friedrich-Wilhelms Universitaet zu Berlin», Jahrg. XXIII — XXV, Berlin, 1922, 2, Abt, стр. 18 — 43.

25. С. Mondon-Vidailhet, Lettres d'Abyssinie, — «Le Temps», 28 octobre 1897.

26. F. J. Вieber, Kaffa. Ein altkuschitisches Volkstum in Inner-Afrika, Bd I, Modling bei Wien, 1920, стр. 100.

27. «Материалы Архива внешней политики России. Новые документы о русско-эфиопских отношениях (конец XIX — начало XX в.)». Публикация В. А. Крохина и М. В. Райт, — «Проблемы востоковедения», 1960. № 1, стр. 150—163.

28. Так, например, при вмешательстве России был улажен конфликт между двумя влиятельными правителями — вассалами Менелика — расом Маконеном и расом Мангаша (последний одно время придерживался проитальянской ориентации).

29. И. И. Васин, Русско-эфиопские отношения..., стр. 398.

30. Ю. Л. Елец, Император Менелик..., стр. II. См. также статью «Значение Абиссинии» за подписью С. Д. М. (т. е. С. Д. Молчанов) в «Санкт-Петербургских ведомостях» от 13 ноября 1896 г, № 315.

31. Ю. Л. Елец, Император Менелик..., стр. 17—18. В абиссинском подлиннике этот пункт гласил, что Эфиопия может пользоваться посредничеством Италии для сношений с другими державами. В итальянском тексте слово «может» было заменено словом «согласно», что превращало дружественный союзный договор в форму протектората, т. е. итальянское правительство истолковало данную формулировку как обязательство.

32. О посылке санитарного отряда на абиссино-итальянский театр войны см.: ЦГВИА, ф. 400, оп. 261/911, д. 19/1897 г., лл. 1—2; см. также публикацию Р. А. Крохина и М. В. Райт «Материалы Архива внешней политики России...», стр. 151.

33. М. V. Rait, La mission de la Croix-Rouge russe en Ethiopie, — «La Russie et l'Afrique», Moscou, 1966, стр. 177.

34 ЦГВИА, П. С. 330—463. Обоснование и переписку по этому вопросу см.: ЦГВИА, ф. 400, оп. 261/911, д. 19/1897 г., лл. 7, 18, 19, 31, 33.

35. M. Pубцов, Василий Васильевич Болотов, Тверь, 1900, стр. 78.

36. Там же стр. 79, прим. 1.

37. Записка начальника Азиатской части Главного штаба генерал-лейтенанта А. П. Проценко, составленная на основании донесений А. К. Булатовича 31 июля 1896 г. (ЦГВИА, ф. 400, оп. 261/911, д. 68/1896 г., лл. 1—2).

38. Это «положение дел» заключалось в помехах, чинимых англичанами, также стремившимися воспрепятствовать установлению непосредственных контактов между Россией и Эфиопией. Они, например, всячески затрудняли приобретение верблюдов для каравана (железная дорога Джибути — Аддис-Абеба тогда только начинала строиться), — там же, лл. 1—2.

39. Ф. Е. Криндач, Русский кавалерист в Абиссинии. Из Джибути в Харар, СПб., 1898, стр. 12—13.

40. Там же, стр. 95.

41. Там же, стр. 103.

42. Записка председателя Российского общества Красного Креста М. П. Кауфмана (АВПР, Политархив, д. 2015, лл. 2—9).

43. Николай Степанович Леонтьев (26 октября 1862—около 1914) — из дворян Херсонской губернии, учился в Николаевском кавалерийском училище, по болезни курс не закончил. Затем служил в лейб-гвардии уланском полку. С 1891 г. поручик запаса (ЦГВИА, ВУА, ф. 452, д. 30, л. 31). В 1894 г. финансировал экспедицию А. В. Елисеева в Эфиопию и сам принял в ней участие. Впоследствии он поступил на службу к Менелику, был назначен правителем Экваториальной провинции и возведен в сан дадьязмача; судя по донесениям русских дипломатов, это был авантюрист, заинтересованный лишь в личном обогащении, но не лишенный способностей (И. И. Васин, Русско-эфиопские отношения..., стр. 446, 450).

44. Ю. Л. Елец, Император Менелик..., стр. 266.

45. Например: Н. К. Шведов, Русский Красный Крест в Абиссинии в 1896 г., СПб., 1897; Д. Л. Глинский, Жизнь русского санитарного отряда в Хараре, Гродна, 1897.

46. A. H. Wуlde, Modern Abyssinia, London, 1901, стр. 417.

47. «Находясь в Африке, я желал бы воспользоваться случаем для исследования еще весьма мало известных галласских племен и земель, прилежащих к верховьям Нила, главным образом Каффа...», — ЦГИА СССР, ф. 277, 1896 — 1898 гг., д. 2876, лл. 186—188.

48. ЦГВИА, ф. 400, оп. 261/911, д. 68/1896 г., л. 4.

49. В письме от 14 января 1897 г. из Леки, обращенном, возможно, к А. П. Проценко, А. К. Булатович пишет: «Мне удалось проникнуть за р. Баро, главный приток Собата. Я прошел часть Мочи и Каффы и сделал съемку пройденного пространства. Я дошел до юго-западных границ галласского племени и захватил крайние негрские племена Бако... Теперь... мне представляется возможность проникнуть в бассейн Дабуса и Тумата, и я прошу содействия... в разрешении мне продолжить отпуск еще на четыре месяца. Возможность проникнуть туда — это редкий случай, и страна крайне интересная и совершенно неизвестная». По ходатайству военного министра П. С. Ванновского Николай II 8 апреля 1897 г. разрешил продлить отпуск (там же, лл. 13— 16 и 19).

50. «Правительственный вестник», от 8 декабря 1896 г. (ЦГВИА, П. С. 330—463),

51. «Список ротмистрам гвардейской кавалерии по старшинству на 1 мая 1902 г.», СПб., 1902, стр. 23.

52. Вот как оценил книгу генерал-лейтенант А. П. Проценко в представлении об ее издании 26 июля 1897 г.: «Труд этот представляет весьма интересный и богатый материал, изложенный сжато, но обнимающий географию страны, ее историю и государственное устройство, военные силы, характеристику управления, двора негуса и главных нынешних деятелей» (ЦГВИА, ф. 400, оп. 261/911, д. 44/1897 г., л. 7). Книгу послали многим тогдашним государственным деятелям и Николаю II, который велел объявить автору благодарность (там же, лл. 35, 36; АВПР, Политархив, оп. 482, д. 2029, л. 4).

53. М. П. 3абpодская, Русские путешественники, по Африке, стр. 61—62.

54. С. В. Козлов, Замечания на некоторые части, сочинения поручика Булатовича «От Энтото до реки Баро», СПб., 1897, стр. 1—36.

55. Например, монография: W. M. Muller, Asien und Europa nach altaеgyptischen Darstellungen, Leipzig, 1893.

56. С. В. Козлов, Замечания..., стр. 27.

57. См. донесения П. М. Власова от 31 декабря 1897 г (АВПР, Политархив, оп. 482, д. 139, лл. 52—55) и от 15 февраля 1898 г. На личной аудиенции Менелик заявил Власову, что «всегда считал и продолжает считать законной государственной границей Эфиопии все земли, лежащие между 14-м с севера и 2-м градусом с юга, правым берегом Нила — с запада и 80-мильное расстояние от берегов Красного моря и Индийского океана — с востока, и что границы эти, в полном их объеме и составе, он будет охранять от захватов кого-либо всеми имеющимися у него силами и средствами...» (там же, д. 142, л. 32).

58. ЦГВИА, ф. 400, оп. 261/911, д. 92/1897 г., ч. 1, лл. 13, 14, 38, 51: АВПР, Политархив, оп. 482, д. 2075.

59. АВПР, Политархив, оп. 482, д. 2074, лл. 31—32.

60. ЦГВИА, ф. 400, оп. 261/911, д. 92/1897 г., ч. 1, лл. 5, 20.

61. Там же, лл. 22—23; АВПР, Политархив, оп. 482, д. 2068, лл. 2—4, 8, 11—18.

62. ЦГВИА, ф. 400, оп. 261/911, д. 92/1897 г., ч. 1, л. 28.

63. Там же, ч. 2, лл. 49—52. Ср. донесение П. М. Власова от 31 декабря 1897 г.

64. АВПР, Политархив, оп. 482, д. 140, лл. 59—60; там же, д. 2029, лл. 7—14. Вместе с другими неопубликованными докладными записками и письмами А. К. Булатовича, относящимися к его путешествиям по Эфиопии, она готовится к изданию.

65. О пребывании миссии в Эфиопии и ее деятельности почти исчерпывающий материал собран И. И. Васиным («Русско-эфиопские отношения...», стр. 433—534).

66. A. d'Abbadie, Notice sur le Kafa, es Woratta Limmou, etc., — «Bulletin de la Societe de Geographie», 2 ser., t. XIX, 1843.

67. G. Massaia, I miei trentacinque anni di missione nell'alta Etiopia. Memorie storiche, vol. 1 — 12, Roma, 1885—1895.

68. А. Сecchi, Da Zeila alle frontiere del Gaffa, vol 1—3, Roma, 1886—1887.

69. P. Soleillet, Obock, le Choa, le Kaffa. Une exploration commerciale en Ethiopie, Paris, [1886].

70. Донесение П. M. Власова от 14 июня 1898 г. (АВПР, Политархив, оп. 482, д. 2074, лл. 77—79).

71. АВПР, Политархив, оп. 482, д. 2029, лл. 19—23; там же, д. 2074, лл. 77—100.

72. АВПР, Политархив, oп. 482, д. 143, лл. 16—17; И. И. Васин, Русско-эфиопские отношения..., стр. 445.

73. ЦГВИА, ф. 400, оп. 261/911, д. 92/1897 г., ч. 2, лл. 169—170.

74. «Список ротмистрам гвардейской кавалерии по старшинству на 1 мая 1902 г.», СПб., 1902, стр. 23; ЦГВИА, П. С. 330—463; АВПР, Политархив, оп. 482, д. 2074, лл. 125, 126.

75. АВПР, Политархив, оп. 482, д. 2029, лл. 26—30.

76. Там же, л. 25.

77. ЦГВИА, ф. 400, оп. 261/911, д. 92/1897 г., ч. 2, л. 216.

78. АВПР, Политархив, оп. 482, д. 2074, лл.-125, 126; см. также лл. 117—118, 156, 162—164; ЦГВИА, ф. 400, оп. 261/911, д. 92/1897 г., ч. 3, л. 65. 5 марта А. К. Булатовича «вне правил» в Зимнем дворце принял Николай II (там же, лл. 65, 66).

79. А. К. Булатович, Из Абиссинии через страну Каффу на озеро Рудольфа (Читано на общем собрании Русского географического общества 13 января 1899 г.),— «Известия Русского географического общества», т. XXXV, 1899, вып. 3, стр. 259—283. Рукопись этого доклада хранится в архиве Географического общества (разряд 98, оп. 1, 1899, д. 23). Как выразился один английский историк, этот доклад «с кислыми комментариями» был вскоре почти полностью опубликован в Италии (А. К. Bulatovich, Dall'Abissinia al lago Rudolfo per il Caffa. Con note di G. Roncagli, — «Bollettino della Societa Geografica Italiana», ser. IV, 1900, vol. l, № 2, стр. 121—145). Сообщение об итогах путешествия, иллюстрированное картой было помещено в «Русском инвалиде» от 7 сентября 1899 г., № 195.

80. Приводится по книге М. П. Забродской «Русские путешественники в Африке», стр.63.

81. «Отчет Русского географического общества за 1899 г.», СПб., 1900, стр. 36.

82. «Русская мысль», 1900, кн. 8, отдел III, стр. 291—292 (рецензия не подписана).

83. «Мир божий», 1900, август (№ 8), отдел 2, стр. 100—102.

84. F. Вieber, Kaffa..., стр. 19.

85. Там же, стр. 100.

86. См., например, вступительную заметку Д. Ронкальи к итальянскому переводу статьи А. К. Булатовича («Bollettino della Societa Geografica Italiana», ser. IV, 1900, vol. l, № 2, стр. 121 и сл.).

87. Переписку об этом см.: ЦГВИА, ВУА, ф. 452, д. 34; АВПР, Политархив, оп. 482, д. 2019, лл. 44—50 (рескрипт Менелика II).

88. Кrahmer, Der Bergruecken Kaiser Nikolaus II, — «Pettermann's Mitteilungen», Bd 45, 1899, стр. 243, прим. І.

89. L. Vannutelli e C. Giterni, Seconda spedizione Bottego.

90. Эти карты приложены к делу «О вновь открытом штабс-ротмистром Булатовичем по западную сторону р. Омо в Центральной Африке горном хребте», где находится также его докладная записка, в которой он прямо ссылается на работы В. Боттего и X. Кавендиша (ЦГВИА, ВУА, ф. 452, д. 34, л. 11а).

91. L. Vannutellie C. Citerni, Seconda spedizione Botlego, стр. 330.

92. Там же, табл. 5.

93. ЦГВИА, ВУА, ф. 452, д. 34, л. 6.

94. Там же, ф. 451, д. 34, л. 7.

95. М. П. 3абpодская, Русские путешественники по Африке, стр. 65.

96. М. В. Райт, Русские экспедиции в Эфиопии..., стр. 254—263, 270—272; Л. Е. Куббeль, Материалы по социально-экономическим отношениям у народов Эфиопии в трудах А. К. Булатовича (экспедиции 1896—1897 гг.), — «Советская этнография», 1967, № 3, стр. 109—112.

97. См. предисловие А. К. Булатовича к книге «С войсками Менелика II».

98. И. Ю. Крачковский, Введение в эфиопскую филологию, Л., 1955, стр. 99—100.

99. И. И. Васин, Русско-эфиопские отношения.... стр. 482.

100. «Менелик из опасения подорвать престиж своего имени и авторитет своей власти в глазах вассалов, расов и народа, поддерживаемые им ныне и без того с значительным трудом, не решится ни на какие территориальные уступки Англии... добровольно, почему и заявляет нам открыто и решительно, что на уступки эти его может вынудить только сила, т. е. война, и что он готов бороться до последней крайности...» (АВПР, Политархив, оп. 482, д. 146, лл. 243—245).

101. Свое путешествие из Зейлы, порта на Красном море, в Аддис-Абебу А. К. Булатович подробно описывает в донесении П. М. Власову от 26 мая 1899 г. (там же. лл. 289—298). Встречу с Маршаном и беседу с ним он обстоятельно передает в том же донесении, а также в частном письме от 29 июня 1899 г. (адресат не установлен), выдержки из которого хранятся в ЦГВИА, ф. 400, оп. 261/911, д. 92/1897, ч. 3, лл. 152—153.

102. Донесение П. М. Власова от 28 июня 1898 г. (АВПР, Политархив, оп. 482, д. 145, лл. 80—82).

103. П. М. Власов предлагал принять к «строгому руководству»: избегать каких-либо столкновений с англичанами, ни в коем случае не переходить границы владений Абиссинии и не принимать участия в военных действиях — словом, проявлять полную лояльность по отношению к Англии. А. К. Булатович должен был лишь выяснить обстановку в пограничных областях (там же, лл. 83—87).

104. Донесения П. М. Власову от 8 июля 1899 г. из Десеты (там же, д. 147, лл. 151— 156), 27 и 29 июля 1899 г. (там же, лл. 185—186, 189—196. 200—206, 209—211), 12 и 21 августа 1899 г. (там же, лл. 270—284, 313—317), 7 и 22 октября 1899 г. (там же, д. 148, лл. 17—22; д. 147, лл. 386—387). В первом из этих донесений приводятся очень интересные сведения, по-новому освещающие обстоятельства гибели известного итальянского путешественника капитана В. Боттего.

105. Из донесения А. К. Булатовича от 22 октября 1899 г. (там же, д. 147, л. 387).

106. Там же, л. 386.

107. Из донесения П. М. Власова от 30 сентября 1899 г. (там же, лл. 309—312),

108. Там же, д. ,147, л. 312; см. также лл. 8—10.

109. Там же, д. 148, л. 16.

110. Там же, д. 150, лл. 18 и сл.

111. Габро Селассие (род. ок. 1850/55 гг., ум. в 1912 г.) — с 1908 г. министр пера, автор воспоминаний — незаменимого источника для истории царствования Менелика II. Они снабжены чрезвычайно ценными примечаниями издателя — посла Франции в Эфиопии М. де Kоппе (Guebre Sellasie, Chronique du regne de Menelik II, roi des rois d'Ethiopie publiee et annotee par M. de Coppet, tt. I—II Paris, 1930—1932).

112. АВПР, Политархив, oп. 482, д. 150, л. 18.

113. Архив ВГО, разряд 98, oп. 1, д. 23. Выехав вместе с несколькими галласами и эфиопами 27 июня 1899 г. из Аддис-Абебы, А. К. Булатович 17 августа достиг области Дуль, откуда 20-го направился в Бени-Шангул, а затем к Голубому Нилу и 1 сентября почти подошел к Фазогли. 10 октября он прибыл в Лекемти. В Аддис-Абебу А. К. Булатович возвратился через горы Туку, Кончи, Джибати, Роге, Денде и Вочача (АВПР, Политархив, оп. 482, д. 148, л. 17). Все материалы о третьем путешествии А. К. Булатовича готовятся к изданию.

114. Там же, лл. 19—21.

115. Письмо А. К. Булатовича от 8 февраля 1900 г. (ЦГВИА, ф. 400, оп. 261/911, д. 92/1897 г., ч. 4, лл. 8—10).

116. Телеграмма А. Н. Куропаткина в русское консульство в Иерусалиме от 4 апреля 1900 г. (там же, л. 11).

117. Согласно отзыву Главного штаба от 23 июня 1900 г. за № 33673 (ЦГВИА, П. С. 308—178).

118. ЦГВИА. ф. 3591, оп. 1, д. 157. Приказ по лейб-гвардии гусарскому полку от 8 декабря 1901 г.

119. «Список ротмистрам...», 1902, стр. 23.

120. Справка Государственного областного харьковского архива, № 15 (187), от 16 июня 1962 г.

121. ЦГВИА, ф. 3591, оп. 1, д. 160, л. 57.

122. Иepосхимонах Антоний {Булатович], Моя борьба с имяборцами на Святой Горе, Пг., 1917, стр. 10—11.

123. АВПР, «Греческий стол», д. 678.

124. Cz. Jesman, The Russian in Ethiopia, London, 1958, стр. 150.

125. Синод в определении от 27 августа 1913 г. за № 7644 присвоил приверженцам этой «ереси» название «имябожники» (ЦГИА СССР, ф. 7197, оп. 86, д. 59, л. 80).

126. Именно тогда в приложении к «Русскому слову» — еженедельнике «Искры» (№ 9 за 1914 г.) появились фотографии Александра Ксаверьевича с подписями, которые были использованы И. Ильфом и Е. Петровым в «Двенадцати стульях» для начала вставного рассказа о «гусаре-схимнике» графе Алексее Буланове.

127. Так, например, об А. К. Булатовиче не упоминается в очерке истории географических исследований Эфиопии Н. М. Каратаева. См.: «Абиссиния (Эфиопия). Сборник статей». Л., 1936, стр. 1—83.