ЛЕОНИД КОНСТАНТИНОВИЧ АРТАМОНОВ И ЕГО ПУТЕШЕСТВИЕ К БЕЛОМУ НИЛУ

До самого последнего времени мы почти ничего не знали о Леониде Константиновиче Артамонове, который в самом конце минувшего века посетил неведомые тогда области Эфиопии и описал то, что он повидал и испытал г. на пройденных им путях, рассказал о событиях, в которых ему довелось принять участие.

Судьба была явно неблагосклонна к Л. К. Артамонову. Успешно начатая военная карьера неожиданно оборвалась в самом зените. Написанные им труды были забыты, уже набранная книга о путешествии по Эфиопии по политическим соображениям осталась неизданной, репутация его посмертно была омрачена несправедливыми отзывами, основанными на пристрастной и недоброжелательной характеристике.

В архиве Географического общества СССР сохранилась лишь рукопись «Краткого отчета о путешествии из Адис-Абебы в отряд дадьязмача Тасамы к р. Собату и далее к р. Белому Нилу» ¹. Все опубликованные сведения об экспедиции Л. К. Артамонова к Белому Нилу по не исследованным до того г. областям Эфиопии и о нем самом ограничивались конспектом его лекции, прочитанной 29 ноября 1899 г. в Обществе ревнителей военных знаний ², публикацией собранных им метеорологических наблюдений ³ да краткой справкой в «Военной энциклопедии» ⁴, изданной в 1911 г., т.е. за двадцать лет до смерти Л. К. Артамонова.

В 1952 г. Ю. Д. Дмитриевский в обзорной статье о русских исследователях природы Восточного Судана конца XIX — начала XX в. привел краткие сведения о Л. К. Артамонове, а затем на основании рукописи его «Отчета» сжато охарактеризовал новые для науки того времени данные, в нем [4] содержащиеся ⁵. По существу, повторяет эту статью и работа И. Козловской ⁶. Коротко пересказывает содержание рукописи Л. К. Артамонова М. В. Райт ⁷. Только теперь, когда удалось разыскать в архивах его донесения и записки, с известной претензией на полноту можно рассказать и о Леониде Константиновиче, и о его путешествиях по Эфиопии. В Центральном государственном военно-историческом архиве (ЦГВИА) сохранились докладные записки, рапорты и переписка, касающиеся предпринятых им экспедиций, а также послужной список, доведенный до 1913 г., существенно дополняющий [5] энциклопедическую справку ⁸. Но, разумеется, наиболее подробные и ценные сведения содержат сочинения самого Л. К. Артамонова: во-первых, упомянули рукопись неизданной книги «Краткий отчет о путешествии из Адис-Абебы...» и две неопубликованные статьи — «Как я попал в дебри Африки» и Донцы на Белом Ниле»; во-вторых, его воспоминания, озаглавленные «Моя автобиография (для моих родных детей)», к сожалению далеко не завершение (доведены лишь до 1892 г.). Л. К. Артамонов начал их писать в декабре 1928 г. и работал над ними два года. Последняя, незаконченная, девятая тетрадь начата 29 октября 1930 г., а в январе 1932 г. он скончался. Сохранились также две записные книжки с дневниковыми записями от марта-мая 1916 г. и января-марта 1917 г. и некоторые личные бумаги, позволяющие уточнить отдельные даты последних лет жизни. Попытаемся вкратце проследить жизненный путь Л. К. Артамонова. О своем происхождении, годах детства и юности наиболее обстоятельно рассказывает он сам в автобиографии.

Леонид Константинович Артамонов родился 25 февраля 1859 г. ⁹ на небольшом хуторе Каприца, полученном в приданое его матерью Клавдией Андреевной, урожденной Невадовской, дочерью довольно состоятельного помещика, Хутор находился вблизи станции Затишье в Ананьевском уезде бывшей Херсонской губернии, ныне Одесской области.

Отец, Константин Андреевич, происходил из обедневших русских дворян «Подольской губернии, переселившихся на Украину. Он рано осиротел и из-за недостатка средств вынужден был оставить Винницкую гимназию, не завершив курса обучения. Начав службу почтмейстером, К. А. Артамонов к 1847 г. стал помощником начальника, а затем и начальником пограничной почтовой станции в местечке Гусятин на р. Збруч, через которую пролегал путь на Вену и Париж.

Многодетная семья — у Леонида Константиновича было еще 7 братьев и 2 сестры — и весьма скудные доходы (ничтожное жалованье почтмейстера и получаемая с части хутора аренда) вынуждали родителей к самой строгой экономии. Дети Артамоновых мало чем отличались в будние дни от детей соседских крестьян. Мать, женщина умная, энергичная и хозяйственная, все же кое-как справлялась с нуждой и, пользуясь тем, что через пограничную станцию проезжали влиятельные и сановные особы, умело завязывала полезные для устройства детей знакомства.

В 1865 г. отец Леонида Константиновича, получив более выгодное место по акцизу, переехал с семьей в Каменец-Подольский, а затем, в 1869 г., в Гайсин. Пройдя суровую жизненную школу, человек честный, трудолюбивый и аккуратный, он воспитывал детей в строгости, прибегая и к мерам физического воздействия. Основой нравственности считалась религия, и все предписываемые обряды соблюдались неукоснительно. Впоследствии исключительная набожность Л. К. Артамонова нередко служила поводом для злословия и насмешек сослуживцев и особенно недоброжелателей.

В 1869 г. мальчика отдали в гимназию в г. Немирове. Здесь Л. К. Артамонов проучился всего год. Случайное знакомство родителей с помощником [6] главного начальника военно-учебных заведений генералом Корсаковым обеспечило возможность зачисления его на казенный кошт во Владимирскую киевскую военную гимназию, преобразованную из кадетского корпуса. Готовил мальчика к экзаменам старший брат Александр (умер в 1900 г.), впоследствии участник известного «Процесса 193-х» (октябрь 1877 — январь 1878 г.), приговоренный к трехлетнему заключению в Петропавловской крепости. С его помощью Леонид Константинович выдержал экзамен и в августе 1870 г. был зачислен в гимназию, которую успешно закончил через шесть лет, получив средний балл около одиннадцати по двенадцатибалльной системе.

Возглавлявшего гимназию в первое время по поступлении в нее Л. К Артамонова генерала Кузьмина-Караваева, служаку старого, николаевского толка, бурбона и казнокрада, вскоре сменил полковник Павел Николаевич Юшенов, высокообразованный артиллерист, целиком посвятивший себя порученному делу — воспитанию будущих офицеров. Это было время либеральных реформ, проводимых военным министром Д. А. Милютиным. О П. Н. Юшенове Л. К. Артамонов сохранил самые теплые воспоминания. Узнав, что мальчика более других предметов интересует география, точнее, ее раздел — землеописание и его любимое чтение — издававшийся тогда журнал «Всемирный путешественник», он стал специально его выписывать. «Думаю, что любовь к путешествиям, а главное, страстное желание самому всюду побывать, особенно в диких и неисследованных странах, насадил и поливал своим разумным участием наш незабвенный Павел Николаевич Юшенов», — признает в автобиографии Л. К. Артамонов, вспоминая о годах, проведенных в киевской военной гимназии.

Воспитание, естественно, велось в строго религиозно-монархическом духе, основанном на триединой формуле: «За бога, царя и отечество». И если подлинный патриотизм и несколько преувеличенная, но искренняя религиозность сохранились у Л. К. Артамонова непоколебленными до конца жизни, то юношеский восторженный монархизм сменился, хотя и не явно, критической оценкой самодержавия, в чем, конечно, немалую роль сыграли и жизненный опыт, и, возможно, недоброжелательное отношение к нему Николая II. Во всяком случае, из гимназии он вынес твердые моральные устои. Присущие ему целеустремленность, прилежание и полученное в детстве спартанское воспитание побудили его настойчиво продолжать образование: иных способов «выйти в люди» не имелось.

Итак, в 1876 г., завершив семнадцати с половиною лет курс обучения в гимназии, Л. К. Артамонов решил избрать карьеру военного и по Примеру П. Н. Юшенова стать артиллеристом. Однако за отсутствием вакансий в Михайловском артиллерийском училище ему пришлось поступить во 2-е Константиновское военное училище (бывший так называемый Дворянский Полк), где преподавание было поставлено лучше, чем в иных военно-учебных заведениях, и «сохранялись, — по его словам, — старые боевые... традиции, без утрированного немецкого солдафонства» ¹⁰. И здесь он учился достаточно успешно, о чем свидетельствовали выпускные оценки — в среднем одиннадцать баллов. В мае 1878 г. ему удалось наконец осуществить свое намерение стать артиллеристом: его перевели в старший класс Михайловского артиллерийского [7] училища, откуда в следующем, 1879 году выпустили подпоручиком. Следовало теперь избрать место службы.

Добиваться назначения в гвардию не позволяло материальное положение. «Проснулось стремление повидать дальние, совершенно новые места... Меня манило не столько Закавказье и вновь завоеванные турецкие провинции... — пишет в своих воспоминаниях Л. К. Артамонов, — сколько воспетый Пушкиным, Лермонтовым и графом Толстым Северный Кавказ. Я решил взять одну из трех вакансий в 20-ю артиллерийскую бригаду, штаб которой располагался в г. Владикавказе, а батареи раскиданы вдоль шоссе от Владикавказа в г. Петровск».

В августе следующего года, уже в чине поручика, молодой офицер впервые принял участие в боевых действиях. Его батарея была включена в сослав войск Закаспийского отряда, направленного для овладения крепостью Геок Тепе в Текинском оазисе с целью противовеса английскому влиянию в этих краях ¹¹. Командовал отрядом герой Балканской войны 1877-1878 гг.: генерал М. Д. Скобелев. Леонид Константинович принял самое активное участие в боях, в частности в осаде и штурме Геок Тепе. Здесь он заслужил первые боевые награды, проявив себя отважным и инициативным офицером. Впоследствии даже люди, отзывавшиеся о нем весьма недоброжелательно, всегда отмечали личную храбрость и мужество Л. К. Артамонова, качества, как мы увидим в дальнейшем, ему органически присущие.

По завершении военных действий Л. К. Артамонов был откомандирован в Петербург для поступления в Михайловскую артиллерийскую академию. Не пройдя сразу по конкурсу, он решил держать экзамен в Николаевскую инженерную академию, где проучился с апреля 1882 по октябрь 1883 г. После окончания академии, его направили в саперные части. Некоторое время уже в чине штабс-капитана он служил в Одессе и Севастополе. Но обычная строевая, хотя и с техническим уклоном служба не удовлетворяла Леонида Константиновича. Поэтому, невзирая на трудности, связанные с очень серьезными экзаменационными испытаниями, он добился зачисления в Академию Генерального штаба, где проучился два с половиной года (сентябрь 1885 — март 1888 г.). После сдачи выпускных экзаменов по 1-му разряду за «отличные успехи в науках» его произвели в капитаны, а служить отправили сначала в Кавказский военный округ, а затем — в 1890 г. — в Закаспийский, т.е. в Среднюю Азию. Вот здесь-то и развернулась военная и административная деятельность Л. К. Артамонова, к сожалению до сих пор полностью по достоинству не оцененная.

В 1882 г. Л. К. Артамонова избрали действительным членом Русского географического общества за доклад об Ахал-Текинском оазисе. Зародившийся еще в киевской военной гимназии интерес к географии и географическим изысканиям усилился. В бытность на Кавказе поездка в горный аул «зажгла... давно таившееся желание постранствовать по свету, особенно в неизвестных и не испорченных многолюдством частях света, повидать настоящие, грандиозные горы, реки, моря и даже океан. Словом все, что до сих пор еще не [8] удалось видеть самому, но описание чего так всегда... увлекало и увлекает» ¹². По складу характера и по интересам Л. К Артамонов был, очевидно, в гораздо большей степени ученым-исследователем, чем военным.

В течение десятилетия почти ежегодно он отправлялся в более или менее длительные поездки, как за рубеж — в Турцию, Иран, Афганистан, так и в приграничные с этими странами районы, с целью сбора сведений, необходимых для укрепления обороноспособности России в связи с непрекращающимися интригами и агрессивными устремлениями Англии в Средней Азии. Так, в конце 1888 г. Л. К. Артамонова посылают с поручением в Турцию для проведения «военно-статистических исследований». Через год с точно таким же заданием он отправляется в Персидский Азербайджан. Спустя еще два года, уже по предписанию командующего Закаспийским военным округом А. Н. Куропаткина, Л. К. Артамонов изучает Астрабадскую область и Северный Хорасан в Иране. В результате этих поездок появляются объемистые тома, в которых содержались сведения, и доныне не утратившие научного значения, особенно для изучения орографии, гидрографии, истории и экономики посещенных им районов ¹³. В северной части Хорасана Л. К. Артамонов побывал в местах, на тогдашних картах обозначенных белым пятном (от горы Сенгез до дороги на Кучан) и до него не посещенных ни одним европейцем ¹⁴.

В Персии, в Мешхеде, Леонид Константинович встретил радушный прием в Русском генеральном консульстве. Консулом тогда был Петр Михайлович Власов ¹⁵, с которым впоследствии судьба свела его в Эфиопии.

В перерывах между путешествиями на Л. К Артамонова возлагались разнообразные поручения: он преследовал «разбойников» в Кизил-Арвате и Узун-Су (1892 г.), возглавлял там же карантин во время эпидемии холеры (1892 г.), на афганской границе в смешанной международной комиссии в качестве помощника делегата России занимался регулированием вопроса о пользовании водами р. Кушки (1893 г.), участвовал в маневрах, рекогносцировках местности и тактических занятиях, временно исполнял обязанности начальника штаба Закаспийского военного округа, возглавлял различные подразделения и соединения. В 1896 г. Л. К. Артамонов получил чин полковника. За успешное выполнение заданий его неоднократно награждали различными орденами.

В 1897-1898 гг. Л. К Артамонову довелось принять непосредственное и достаточно активное участие в событиях, которые едва не привели тогдашний мир к войне. Как гласит пометка в послужном списке, 4 февраля 1897 г. Л. К. Артамонов был «по распоряжению Главного штаба командирован в [9] сей штаб ввиду предстоящего назначения в состав миссии, отправляемой в абиссинию».

С конца XIX в. в России стал проявляться известный интерес к Эфиопии. Он пробудился не только потому, что эфиопы считались «братьями по вере», хотя в ту пору это обстоятельство также имело немаловажное значение. Не следует забывать, что царская Россия была такой же империалистической державой, как и ее западные соседи.

Прежде всего, московские и нижегородские купцы были не прочь пригрести новый рынок сбыта для своих товаров ¹⁶. Их устремления нашли выражение в авантюрной попытке «казака» Н. И. Ашинова основать в 1889 г. колонию «Новая Москва» в Сагалло на побережье Красного моря, попытке, столь быстро и бесславно завершившейся под первыми залпами французского крейсера «Примангуэ» ¹⁷. Россия не имела ничего против того, чтобы получить где-нибудь на берегах Красного моря угольную станцию на путях, ведущих в ее дальневосточные порты, например в Рахэйте, при условии, конечно, что это не вызовет каких-либо осложнений ¹⁸. И тем не менее в тех конкретных условиях роль России в истории Эфиопии оказалась положительной.

Во время первой итало-эфиопской войны, завершившейся сокрушительным разгромом итальянской армии при Адуа (март 1896 г.), Россия старалась и морально и материально поддержать Эфиопию, в единстве и целостности которой она была заинтересована, так как тем самым ограничивалась свобода действий Англии в Африке, что до известной степени связывало ее агрессивные устремления в Средней Азии. Недаром Россия, несмотря на возмущение итальянского МИДа, решительно отказалась признать правомочность знаменитой 17-й статьи Уччиалльского договора, обманным путем превращавшей Эфиопию в вассала Италии ¹⁹, и присоединилась к протестам Менелика. К концу лета 1897 г. было принято решение об установлении с Эфиопией дипломатических отношений и о направлении в Аддис-Абебу миссии. Возглавил се опытный дипломат, долгие годы проработавший в Персии, действительный статский советник, что по табели о рангах соответствовало генерал-майору, Петр Михайлович Власов. Перед отъездом миссии министерством иностранных дел ему была дана инструкция, в которой между прочим указывалось: «Мы не преследуем в Абиссинии никаких корыстных или меркантильных целей и сочувственно относимся к предприятиям негуса, направлением к усилению его власти и установлению спокойствия и развитию [10] благосостояния в его стране». И далее: «Пока главная и непосредственная задача Ваша заключается в том, чтобы снискать доверие негуса и по возможности охранять его от козней наших политических соперников, в особенности англичан, преследующих столь честолюбивые и хищнические цели» ²⁰.

Таким образом, политика России объективно способствовала сохранению целостности и независимости Эфиопии. Современники вполне отдавали себе отчет в целях этой политики. Так, 13 ноября 1896 г. в «С.-Петербургских ведомостях» появилась статья, подписанная С. Д. М. (скорее всего, полковник С. Д. Молчанов), выводы которой сводились к следующим положениям: 1) эфиопская империя по самой природе вещей — враг англичан и естественная союзница России; 2) она представляет собой грозную силу и может служить серьезным противовесом английскому влиянию в Африке; 3) союз с Эфиопией не только выгоден России, но, подобно франко-русскому союзу, — политическая необходимость. Поэтому Россия по мере сил и возможностей призвана его поддерживать.

Русская общественность, прежде всего прогрессивная, выражала горячее сочувствие свободолюбивому эфиопскому народу, что ярко проявилось при формировании санитарного отряда Красного Креста, направленного в 1896 г. в Аддис-Абебу, и сборе средств для оказания помощи раненым и больным эфиопским солдатам ²¹.

Как обычно в подобных случаях, направляемую в Эфиопию дипломатическую миссию должны были сопровождать конвой и прикомандированные к ней офицеры. Когда об этом стало известно, командовавший тогда войсками Закаспийского военного округа генерал А. Н. Куропаткин направил начальнику Главного штаба Н. Н. Обручеву письмо, в котором горячо поддерживал кандидатуру Л. К Артамонова. Он писал: «По своим нравственным достоинствам, энергии, способностям, научной подготовке, по самостоятельности характера и умению работать полковник Артамонов успешно справится с предстоящей нелегкой задачей в Африке... Я посылал полковника Артамонова туда, где ощущалась настоятельная потребность в надежном работнике, на которого во всех отношениях можно положиться.

Ввиду серьезности задачи и необходимости отнестись к военно-политическому изучению Абиссинии основательно, беспристрастно и с большой осторожностью в сношениях с представителями власти и населением казалось бы необходимым возложить такое поручение на лицо опытное и предшествующей службой к тому подготовленное.

Из всех лично мне известных офицеров Генерального штаба признаю наиболее подходящим именно полковника Артамонова» ²².

На основании последовавшего за этим отношения Н. Н. Обручева в МИД ²³ кандидатуру Л. К. Артамонова утвердили, о чем товарищ министра [11] В. H. Ламздорф известил Главный штаб, указав статус полковника в миссии, именно: для «успеха миссии безусловно необходимо, чтобы командируемый... г. особым поручением П. М. Власов считался единственным нашим представителем и чтобы все прочие участники экспедиции, в том числе и полковник Л. К. Артамонов, были поставлены в безусловное подчинение начальнику той» ²⁴. С этим в Главном штабе согласились, потому что в записке, озаглавленной «О назначении личного состава и о снаряжении военной части дипломатической миссии, отправляемой в Абиссинию», говорилось: «По соглашению министерства иностранных дел и военного предположено присоединить к миссии еще одного офицера Генерального штаба...

Офицер этот, безусловно подчиненный начальнику миссии, должен будет.: его ведома и согласия и в зависимости от обстоятельств, пользоваться всякой возможностью для путешествий по стране с целью изучения как самой страны, так и ее населения и особенно военных сил, причем на случай отделения от миссии офицеру этому будет придаваться небольшая часть конвоя» ²⁵.

19 октября 1897 г. миссия, возглавляемая П. М. Власовым, отбыла из Эдессы. В составе миссии находился офицер лейб-гвардии Гусарского полка А. К. Булатович, который уже побывал в Эфиопии в 1896 г., сопровождая отряд Красного Креста, направленный туда русским правительством после битвы под Адуа для оказания помощи раненым эфиопским солдатам.

9 ноября миссия высадилась в Джибути, принадлежавшем тогда Франции ²⁶. Здесь пришлось задержаться из-за чинимых администрацией препятствий в покупке вьючных животных. Несмотря на заключенный за три года до того франко-русский союз, колониальные власти без всякого энтузиазма относились к возможности проникновения русских в Эфиопию. Французский резидент в Джибути Лагард, в то время только что назначенный послом Франции в Эфиопии, опасаясь, как бы миссия П. М. Власова не опередила его на пути в резиденцию негуса, ускорил свой отъезд в Аддис-Абебу.

Л. К. Артамонов со свойственной ему предприимчивостью решил использовать это время и обратился к П. М. Власову с просьбой оказать содействие в организации поездки вдоль морского берега до порта Рахэйты, на который далеко не платонически взирали Италия и Франция, стремившиеся Установить протекторат над Рахэйтским султанатом. Он знал о гипотетическом проекте создать в этой гавани угольную станцию для снабжения русских судов, направлявшихся через Красное море на Дальний Восток. Недаром за год до этого офицеры канонерской лодки «Запорожец» производили там промеры дна и глазомерную съемку побережья ²⁷.

П. М. Власов, отличавшийся крайней осторожностью, опасался, что такая поездка подорвет «доверие к преследуемым в Абиссинии бескорыстным целям и тем затруднит выполнение возложенных задач, тем более что [12] означенный штаб-офицер (т. е. Л. К. Артамонов. — И. К.) недостаточно сдержан и осторожен на словах и совсем не знаком с дипломатическими приемами и обычаями» ²⁸.

Несмотря на свои опасения, как показали дальнейшие события — вполне оправданные, П. М. Власов добился от представителя Франции в Джибути Маниго, замещавшего Лагарда, разрешения на задуманную полковником поездку, хотя тот и не скрывал возможности возникновения осложнений с Италией.

Об этой экспедиции мы осведомлены из подробного рапорта Л. К. Артамонова, адресованного начальнику Азиатской части Главного штаба генерал-лейтенанту А. П. Проценко ²⁹. 13 ноября 1897 г. Л. К. Артамонов отправился на фелюге из Джибути в Обок. Описывая этот путь, он излагает свои соображения в связи со слухом о возможности уступки Обока России для устройства угольной станции. Как известно, дело ограничилось проектом, и опасения полковника, подобную акцию отнюдь не одобрявшего, оказались напрасными. Читая рапорт, можно лишь удивляться его наблюдательности и оперативности: за неполных два дня он собрал множество ценных сведений.

Из Обока Л. К. Артамонов и его спутники выступили караваном. Дорога шла вдоль низменной береговой террасы, схематично и далеко не точно нанесенной на карты, что, видимо, побудило его привести более или менее обстоятельную характеристику местности, упомянув коротко об обитавших здесь племенах данакилей. Бегло обследовав залив Турба, он прибыл 19 ноября в резиденцию местного султана Рахэйту, где оставался полтора дня, знакомясь с окрестностями. Опасаясь вызвать недовольство французов и итальянцев, полковник отказался от топографических съемок, однако фотографировал местность довольно усердно; в Рахэйггской бухте проверил съемку, проведенную офицерами с «Запорожца» в 1896 г., и составил к ней легенду ³⁰. В рапорте им приведена краткая характеристика данного района с точки зрения удобства использования для стоянки судов и как начального пункта на пути в столицу Эфиопии. Далее Л. К. Артамонов описывает Рахэйтский султанат, население которого, по приблизительным подсчетам, не превышало 15 тыс. данакилей, разделенных на роды, перечень которых приводится. Подробно рассказывается о султане Рахэйты Хуммеде-Мухаммеде и его близких, более кратко — о султанате Аусса и правителе последнего Мухаммеде-Амфари.

Султан Рахэйты в беседе с полковником выразил желание не иметь в дальнейшем никаких дел с Италией и перейти в подданство России. Л. К. Артамонов, вопреки полученным строгим и определенным инструкциям, проявил неосторожность, поддержав этот разговор и посоветовав султану обратиться к П. М. Власову. Переговоры полковника с султаном тут же стали известны французам, и в результате Л. К. Артамонова чуть было не отозвали из Эфиопии ³¹. [13]

20 ноября полковник пустился в обратный путь: приближался день выступления каравана миссии из Джибути. Все путешествие заняло 12 дней: из них два дня ушло на переезд по морю, семь с половиной дней пришлось идти пешком. Под палящим солнцем было пройдено около 240 верст. Возвратившись в Джибути 24 ноября, Л. К. Артамонов уже не застал там миссию. На пути в столицу она расположилась в пяти километрах от побережья в лагере Амбули. Из-за чинимых французской администрацией препятствий в приобретении верблюдов и мулов, о чем упоминалось ранее, миссия вынуждена была до декабря оставаться в лагере Амбули, пока не прибыли вьючные животные, купленные в Зейле с помощью английского резидента Гаррингтона. 21 декабря караван достиг Джэльдессы. За один переход до этого приграничного тогда города навстречу миссии выехал начальник округа Ато-Мэрша. 24 декабря миссия вступила в Харэр, где ей был устроен торжественный прием. В посланном отсюда очередном рапорте от 26 декабря Л. К. Артамонов упоминает и о дорожных затруднениях, и о недостатке выделенных средств. В пути им велись записи, производились барометрические и другие наблюдения, крокировались места биваков и составлялся описательный маршрут ³². Следующее донесение было отправлено 11 января 1898 г. из урочища Дэра; в нем также говорилось о сложностях с организацией каравана и перевозки грузов из-за непомерных запросов владельцев вьючных животных и недостатка носильщиков ³³.

Через два дня — 13 января — в урочище р. Бурка Л. К. Артамонов составляет еще один рапорт ³⁴, содержащий существенные сведения о запланированных Менеликом II акциях, не подозревая, что ему в скором времени придется принять в них активное участие. Полковник сообщал, что негус объявил южной границей своей страны 2° северной широты, северной — 14° северной широты, а западной — правый берег Белого Нила, на пути к которому обитали никому не подвластные племена. К подобному заявлению Менелика вынуждала сложившаяся тогда обстановка на юго-западных и западных границах страны ³⁵. Менелику было совершенно ясно, что англичане в случае [победы над махдистами в Судане станут продвигаться дальше к рубежам его страны с целью осуществить строительство проектируемой ими железной дороги от Капштадта (Кейптауна) до Каира. С юга, из Уганды, на соединение с войсками Китченера, находившимися в Судане, должен был выступить отряд майора Макдональда. Предоставив свободу действий англичанам, негус тем самым поставил бы под угрозу независимость своей страны. Таким образом, стремление Менелика закрепить за Эфиопией указанный район носило превентивный характер и несомненно было прогрессивным. [14]

Артамонов писал, что Менеликом «собрано 200 тысяч человек пехоты, конницы с 40-60 горными итальянскими орудиями... Абиссинские воины — храбрые, мужественные солдаты». Италия располагает крайне ограниченными возможностями, а ее моральный и политический авторитет в глазах абиссинцев резко упал. Что касается Англии, то ожидать с ее стороны какого-либо реального противодействия до осени 1898 г. не следует.

Как мы теперь знаем, Л. К. Артамонов в данном случае оказался совершенно прав: Китченер смог добраться до Фашоды на Верхнем Ниле (совр. Кодок) в сентябре 1898 г. По мнению Л. К. Артамонова, Франция в этой части Африки военной силой вообще не располагала. Она была готова оказать Менелику содействие в осуществлении его планов, с тем чтобы выговорить себе исключительное право торговли и эксплуатации вновь завоеванных стран. Таким образом, особенно если принять во внимание трудности, обусловленные возможностью передвижения по стране, а именно «обострение враждебного отношения местного населения к европейцам после итало-абиссинской войны, всякие враждебные акции колониальных держав встретят серьезные препятствия. Все это развязывает руки Менелику, прилагающему все усилия для вооружения своей армии».

В донесении, отосланном из урочища р. Бурка, сообщается о дислокации соединений эфиопской армии, об их численности, а также приводится оценка намерений Англии, причем имеются более или менее существенные расхождения со сведениями, собранными А. К. Булатовичем ³⁶. Следует признать, что прогнозы Л. К. Артамонова оказались более точными, хотя и были высказаны раньше. В заключение он пишет: «Абиссинцы отличаются от других чернокожих Африки пробудившимся у них сознанием государственности и народной гордости, близкой к патриотизму. Это несомненные признаки силы и победы. Думаю поэтому, что планы негуса Менелика будут благополучно выполнены и, быть может, даже в текущем году войска Менелика, руководимые отличными преданными военачальниками, широко раздвинут пределы его империи, фактически заняв вновь присоединенные области» ³⁷.

4 февраля 1898 г. миссия наконец прибыла во вновь основанную резиденцию негуса — Аддис-Абебу — и расположилась лагерем в часовом переходе от нее. На следующий день состоялось вступление в столицу, где посланцам России была устроена такая торжественная встреча, какой не удостаивалось до того еще ни одно иностранное посольство ³⁸.

В конце 1897 г. три экспедиционные армии начали осуществление планов Менелика: рас Мэконнын шел с тридцатитысячным корпусом в Бени-Шангуль, рас Уольдэ-Гийоргис, покоритель Кэфы (Каффы), двинулся со своими войсками на юго-запад, чтобы овладеть «ничейной» территорией, прилегающей к оз. Рудольф, а затем выйти на новые, установленные Менеликом рубежи по 2° северной широты. Его сопровождал А. К. Булатович, оставивший подробное описание этого похода ³⁹. Армии дэджазмачей Дэмыссе (Демесье) и [15] Тэсэммы (Тасамы) шли к нижнему течению р. Собат, с тем чтобы достичь берегов Белого Нила ⁴⁰.

Как сообщал Л. К. Артамонов в рапорте от 1 марта 1898 г., Менелик, узнав, что в отряде Тэсэммы находились члены французской экспедиции К. де Боншана, который потерпел неудачу в попытках достичь Белого Нила, попросил посланца г. Власова отправить к Тасаме русского офицера, причем просил поручить ему составление карты занятой страны в бассейне Белого Нила. Задачу эту г. Власов поручил исполнить мне, на что негус Менелик выразил полное согласие и сделал все распоряжения об оказании мне содействия в пути. Г. Власов особой инструкцией воспретил мне оказывать какое-либо содействие и подавать советы как французам, так и абиссинцам, а равно вступать с ними в какие-либо разговоры политического характера» ⁴¹. — В письменной инструкции, данной П. М. Власовым Л. К. Артамонову, сказано, что, так как Л. К. Артамонов не может быть достаточно осведомлен «в политических целях и стремлениях как императорского правительства, так и правительств держав, соседних Эфиопии по колониям, я считаю своим долгом рекомендовать Вам как по дороге, так и во время пребывания Вашего в... отряде крайнюю осторожность и покорнейше просить придерживаться в работах Ваших рамок возложенных на Вас Главным штабом задач... не вырывая при этом подозрений». П. М. Власов подчеркивает далее, что если образ действий Л. К. Артамонова вызовет какие-либо дипломатические или политические осложнения, то он слагает с себя «во всей целости» всякую ответственность ⁴².

Далее Л. К. Артамонов пишет в своем рапорте: «Предстоит сделать около 1000 верст от Адис-Абебы по очень мало исследованной стране, а от Буре уже по неприятельской территории в условиях военного времени, где мне предстоит быть лишь бесстрастным наблюдателем, изучающим абиссинскую армию. Срок возвращения — май» ⁴³.

Легко убедиться из публикуемого «Отчета» Л. К. Артамонова, что «бесстрастным наблюдателем» он не был. Время возвращения затянулось на месяцы.

События, о которых Л. К. Артамонов упоминает в «Отчете», в то время находились в центре всеобщего внимания

В сентябре 1898 г. разразился Фашодский кризис ⁴⁴. Английские войска, стремившиеся занять всю долину Нила, заставили уйти из Фашоды французский экспедиционный отряд Ж. Б. Маршана. Если десятки, а то и сотни книг и статей посвящены самому инциденту в Фашоде, поставившему Англию «на [16] волосок от войны с Францией» ⁴⁵, то о сопутствовавших ему эпизодах, например экспедиции К. де Боншана, которая должна была соединиться у Белого Нила с экспедицией Ж. Б. Маршана, писали значительно меньше. Эфиопские архивы, видимо, пропали во время итало-эфиопской войны 1934 г.; некоторые материалы находились у императора Хайле-Сылласе, но они были недоступны ⁴⁶. Таким образом, «Отчет» Л. К. Артамонова, вероятно, единственное имеющееся в распоряжении историков свидетельство очевидца о походе армии Тэсэммы и высланного им отряда к Белому Нилу. Из пяти европейцев, принимавших в нем участие и дошедших до берегов реки (трое русских и два француза — Поттер и Февр), Поттер был убит на обратном пути, а Февр, насколько известно, никаких воспоминаний или записок не оставил. Естественно, это увеличивает ценность донесений Л. К. Артамонова. Конечно, приходится сожалеть, что их невозможно сопоставить с другими источниками, повествующими о тех же событиях. Составлялись они под свежими впечатлениями, поэтому в них, возможно, отразились эмоции автора, вызванные трудностями пути и личными отношениями, далеко не всегда и не со всеми дружелюбными.

Но как бы то ни было, только из «Отчета» Л. К. Артамонова стал известен точный маршрут армии и разведывательного отряда Тэсэммы, пролегавший частично по местам, где ни разу не ступала нога европейца. Эти места впервые были нанесены на карту русским офицером. К сожалению, собранные им сведения дошли до нас далеко не полностью ⁴⁷. Приведенные в «Отчете» описания природы районов Судана от Абиссинского нагорья вдоль течения Собата до берегов Белого Нила, несмотря на краткость, точны и наглядны; метеорологические наблюдения были им здесь проведены также впервые.

Мы узнаем из «Отчета» о жизни и нравах различных слоев населения Эфиопии той поры, о внутреннем ее положении, о происках империалистических держав, об их интригах и соперничестве. Все это придает записям Л. К. Артамонова непреходящую ценность первоисточника, и притом, как мы видели, уникального, к которому, без сомнения, неоднократно будут обращаться историки. Вместе с тем надо отметить, что, отдавая должное отваге эфиопов и верно подмечая растущее у лих чувство национального самосознания, он не может удержаться от внушенного воспитанием и средой некоторого пренебрежения к ним, особенно к слугам, что сказывается и в терминологии и в эпитетах.

В течение нескольких месяцев от Л. К. Артамонова не было никаких известий. Последнее его письмо, отправленное 9 апреля 1898 г. из урочища Бако, П. М. Власов получил 1 июня. Копии донесений П. М. Власова в МИД, [17] которых он сообщал об отсутствии сведений о полковнике, были пересланы военное министерство. 19 сентября А. Н. Куропаткин доложил царю об исчезновении Л. К. Артамонова и попросил разрешения послать на его розыски поручика лейб-гвардии Измайловского полка Арнольди, на что царь дал согласие.

23 октября 1898 г. по приезде в Порт-Саид поручик Арнольди доносил в Главный штаб, что встретил здесь находившегося в Фашоде вместе с Маршаном капитана Баратье, по рассказам которого Л. К. Артамонов 21 июня и. ст. достиг места слияния Собата и Белого Нила в составе эфиопского отряда. Но о дальнейшей его судьбе капитан ничего не знал ⁴⁸. Через месяц Арнольди прибыл в Аддис-Абебу и в сопровождении приданных ему десяти солдат-эфиопов отправился на розыски Л. К. Артамонова, которого встретил 13 декабря в 250 км к юго-западу от Аддис-Абебы ⁴⁹.

Тем временем руководство министерства иностранных дел, стремясь застраховаться от каких-либо осложнений, составило для царя справку, а А. Н. Куропаткину отправило письмо. Оба документа содержали новые жалобы на действия Л. К. Артамонова, основанные на сведениях, полученных от управляющего российским дипломатическим агентством в Каире, которому передал их Маршан, возвращавшийся на родину через Египет. Речь шла о том, что в присутствии Л. К. Артамонова в некоторых поселениях заключались договоры между местными шейхами и французами, а это вызвало «энергию и решительность образа действий генерала Китченера», договоры уничтожавшего ⁵⁰.

Однако А. Н. Куропаткин в своей резолюции отметил, что «во время командировки Артамонова в отряд Тасамы вопрос о Фашоде стоял просто: предполагалось, что на этот пункт устремлены усилия трех наций: Франции, Англии и Абиссинии и что которая из них первая достигнет Фашоды, та и получит право владеть сим пунктом. Достигли первые французы. Только путем насилия они оттуда оттеснены. Я боялся, как бы Артамонов не препятствовал французам занять этот пункт, и не помогал абиссинцам в ущерб интересам французов. Если же он по просьбе французов или абиссинцев изъявил согласие быть свидетелем тех или иных соглашений, касающихся французов или абиссинцев, то я решительно не вижу, в чем его можно упрекнуть. Удостоверять, что в его присутствии совершен тот или иной акт, не значит вмешиваться в политические дела французов или абиссинцев...» ⁵¹.

Соответственно этой резолюции и был составлен ответ в МИД 26 декабря 1898 г.: действия Л. К. Артамонова в нем полностью оправдывались ⁵².

Полковник Л. К. Артамонов и поручик Арнольди благополучно прибыли в Аддис-Абебу 16 декабря 1898 г. ⁵³, но еще 23 ноября из Горе Л. К. Артамонов отослал в Главный штаб рапорт, в котором сообщал, что на берегу Белого Нила были установлены абиссинский и французский флаги и что последний был водружен им лично ⁵⁴. В донесении, отправленном из [18] Аддис-Абебы 30 декабря, т.е. за пять дней до отъезда, подчеркивается, что «выбранное мною направление путешествия оказалось в настоящее время самым жизненным и важным, где столкнулись самые серьезные интересы Англии, Франции и Абиссинии» ⁵⁵. Установив французский флаг на левом берегу Нила, Л. К. Артамонов фактически вмешался в события на стороне как Эфиопии, так и Франции, интересы которых в данном случае совпадали. Для Эфиопии Франция была все же менее опасным потенциальным противником, чем Англия и Италия.

Когда в январе 1899 г. со всеми донесениями Л. К. Артамонова ознакомился А. Н. Куропаткин, очевидно с целью защитить его от нападок министерства иностранных дел, он приказал составить справку для царя, а копию послать М. Н. Муравьеву ⁵⁶. Однако в ответном письме М. Н. Муравьев решительно осуждал поступки Л. К. Артамонова: «Названный офицер резко отступил от... указаний, так как не только не отклонил просьбы абиссинцев быть свидетелем водружения абиссинского флага на правом берегу устья Собата, но принял на себя обязанность, идущую прямо вразрез с полученными указаниями... Простой пересказ событий со слов самого полковника Артамонова достаточно ясно отмечает, насколько этот штаб-офицер превысил данные ему указания, прибегнув при этом к шагу, решиться на который он не имел никаких оснований» ⁵⁷.

Надобно отдать должное А. Н. Куропаткину, который, вероятно под влиянием симпатии, внушенной отвагой и решительностью хорошо ему известного еще по Закаспийскому военному округу офицера, начертал на жалобе М. Н. Муравьева: «Гл[авный] шт[аб]. А все-таки поступил молодцом. Надо защитить его. 20/2».

Благородство проявил и П. М. Власов. Когда Л. К. Артамонов, несмотря на постоянные трения между ними, обратился к нему с просьбой «снабдить его бумагой о результатах деятельности», П. М. Власов написал: «Полковник Артамонов во время поездки вынес много тяжелых испытаний и лишений и неоднократно подвергал жизнь свою опасности, чем должен был подорвать свои, физические и нравственные силы, при все этом он не только не уронил достоинства своего, как русского, но, напротив, доказал, на что способен русский офицер, беззаветно преданный присяге, долгу службы и верности престолу и отечеству. Энергия, мужество и готовность жертвовать своей жизнью во славу русского имени и оружия, проявленные, как, например, при героической переправе через р. Белый Нил с целью водрузить французское знамя, независимо от военной опытности, поражавшей абиссинцев, должны были снискать полковнику Артамонову симпатии не у одних военачальников, но и у всей армии, бывшей свидетельницей всему тому, и много способствовать к поднятию среди эфиопов престижа нашего имени и к увеличению доверия и уважения к России.

Ныне с уверенностью можно сказать, что, не находись полковник Артамонов при отряде дадьязмача Тасамы, войска императора Менелика никогда не видели бы не только Белого Нила, но и р. Собата, а сам негус был бы навсегда лишек прав на законном основании претендовать на владение [19] долиною правого берега... как и Франция — на завладение левого берега; так вето Менелику и Франции он оказал неоценимые услуги и в то же время внес блестящую страницу в историю доблестных подвигов русского воинства» ⁵⁸. В мае 1899 г. Менелик наградил Л. К. Артамонова орденом Эфиопской звезды 2-й степени ⁵⁹.

Следует отметить, что Февр и Поттер в сообщении Менелику об установке французского флага, отправленном из Агула 17 сентября 1898 г., вообще не упоминали о русском офицере. Они не уточняли, кем именно был водружен французский флаг, или даже приписывали эту заслугу себе ⁶⁰. Но когда истинное положение дел стало достоянием гласности, в сообщавшей об отъезде Л. К. Артамонова на родину заметке, которая была посмешена в выходившей в Джибути газете, рассказывалось о поступке полковника и обоих казаков. В заключение делался вывод, что «франко-русский союз, без сомнения, прочен» ⁶¹. Появились статьи в столичной прессе Франции и России ⁶². В них восхвалялась отвага русского офицера. Это, видимо, несколько успокоило МИД, тем более что протеста против его действий со стороны Англии не последовало. Французское правительство наградило Л. К. Артамонова, еще в 1897 г. получившего офицерский крест ордена Почетного легиона, большим офицерским крестом ордена Нишана.

27 марта 1899 г. полковник вместе со своими верными спутниками-казаками был принят царем. Казаки получили знаки отличия св. Анны ⁶³. Поличному указанию военного министра в заметке об аудиенции, помещенной в «Русском инвалиде», не должно было упоминаться ни о флаге, ни о французах. Предписывалось сообщить, что «полк[овник] Артамонов, находясь в такой-то экспедиции и имея необходимость переправиться через Нил для рекогносцировки, бросился в воду, не предупредив нижних чинов, которые, увидя своего начальника в воде, тотчас бросились за ним» ⁶⁴. Распоряжение это, конечно, также было вызвано перестраховкой.

Собранные П. М. Власовым по просьбе военного министерства показания лиц, входивших в состав экспедиции Тэсэммы, об участии в ней Л. К. Артамонова в общем не расходились с его донесениями. Особенно интересен дневник аззажа Дуббале (азаджа Дубаля), единственный документ подобного рода, принадлежащий эфиопу ⁶⁵. Это дало основание А. Н. Куропаткину в [20] докладе, представленном 29 ноября 1899 г. царю, утверждать, что сообщения о походе Л. К. Артамонова, равно как и о его поведении во время похода, «вполне подтвердили ранее имевшиеся сведения». Далее он доносил: «Что касается рискованной переправы Артамонова через Белый Нил и постановки им французского флага, то поступок этот представителем французских интересов в Абиссинии г-ном Лагардом, по-видимому, оценен по достоинству и сочтен за одно из доказательств дружественных отношений России и Франции» ⁶⁶. При этом прилагалось интервью, данное Лагардом в Джибути ⁶⁷. [21]

Вскоре по возвращении в Россию Л. К. Артамонов выступил с докладом в Русском географическом обществе, где, рассказав коротко о результатах (экспедиции и собранных материалах, ходатайствовал о награждении сопровождавших его казаков и поручика Арнольди. Всем троим присудили малые серебряные медали ⁶⁸. Сам Л. К. Артамонов удостоился золотой медали имени Ф. П. Литке. Собранные им минералогические коллекции были взяты для изучения специалистами. Судьба этого собрания неизвестна. Этнографические» ботанические коллекции пропали во время революции ⁶⁹. Несмотря на то что «Отчет» Л. К. Артамонова был подготовлен к печати даже набран, правда не без объясняемых политическими соображениями пропусков, а на рукописи имелась резолюция А. Н. Куропаткина о ее издании тиражом 1500 экземпляров ⁷⁰, книга так и не вышла в свет. Спустя 25 лет автор отмечал в письме академику С. Ф. Ольденбургу: «Подготовленная к печати общая часть моего путешествия не была напечатана по не зависящим от меня причинам, кажется, больше по политическим, чтобы не трогать большого вопроса о Фашоде... Словом, это был узел той большой политики, о которой старались не говорить. Вот почему я не мог издать своей книги своевремснно, а все последующие события и совсем затормозили это издание» ⁷¹.

Высокую оценку трудам Л. К. Артамонова дал председатель РГО профессор Ю. М. Шокальский, ходатайствуя о назначении ему персональной пенсии: «Л. К. Артамонов состоит действительным членом РГО с 1882 г. и известен своими путешествиями по Азиатской Турции, Персии, Закавказью и Африке, где им произведен ряд ценных исследований и наблюдений. Путешествия эти, соединенные в то время с значительными личными опасностями, были проведены Л. К. Артамоновым с большой энергией и настойчивостью в осуществлении поставленных задач, почему и дали заметные научные результаты, способствовавшие более полному познанию упомянутых стран. При этом путешествие в Африку должно быть отмечено в том отношении, что здесь Л. К. Артамонов был одним из немногих русских географов, занимавшихся исследованием этой части света... Совокупность многолетних научных трудов Л. К. Артамонова и его путешествия и географические исследования заметно выделяют [его]... в ряду русских географов и путешественников» ⁷². До начала первой мировой войны карьера Л. К. Артамонова — непрерывное восхождение по служебной лестнице. В июне 1900 г. его откомандировали, в распоряжение командующего войсками Квантунской области, где в 1901 г. он был произведен в генерал-майоры.

Во время русско-японской войны Л. К. Артамонов не выходил из боев с октября 1904 по май 1905 г.; особенно активно он действовал во время Мукденского сражения ⁷³. Его отвага была отмечена двумя боевыми орденами: ее. Станислава и св. Анны — оба 1-й степени с мечами. В начале 1906 г. [22] Л. К. Артамонов получил ответственный пост коменданта Владивостокской крепости с правами временного генерал-губернатора Владивостокского района ⁷⁴. В мае того же года его отозвали в Петербург и назначили командиром 22-й пехотной дивизии, а в следующем году произвели в генерал-лейтенанты.

Вскоре ему доверили еще более ответственные должности — сначала главного начальника Кронштадта, а затем коменданта Кронштадской крепости и главного руководителя производившихся там оборонительных работ, чему, конечно, способствовало полученное им в свое время военно-инженерное образование. По отдельным глухим упоминаниям в позднейших дневниках, отношения с военно-морским начальством сложились у него отнюдь не самые дружелюбные, по причинам пока не выясненным ⁷⁵. Однако сухопутное начальство, видимо, претензий к нему не имело, потому что он получил благодарность царя «за быстрое и успешное окончание вызванных особым поручением работ» и был награжден орденом св. Владимира 2-й степени. То ли в силу разногласий с моряками, то ли по иным причинам, но через четыре года — в марте 1911 г. — Л. К. Артамонова перевели вновь в строевые части и назначили командиром 1-го армейского корпуса, а спустя еще два года произвели в генералы от инфантерии, т.е. дали «полного генерала». Тут его карьера достигла вершины. Далее последовали неудача за неудачей.

С первых дней войны 1914-1918 гг. 1-й армейский корпус вошел в состав 2-й армии Северо-Западного фронта. Командовал ею генерал А. В. Самсонов. В боях, развернувшихся в Восточной Пруссии 13 и 14 августа 1914 г., корпус должен был обеспечить в районе Сольдау и Уздау левый фланг армии. На второй день немцы передали русским войскам от имени командира 1-го армейского корпуса, т.е. Л. К. Артамонова, ложный приказ об отходе ⁷⁶. Тот же, ничего не подозревая о начавшемся отступлении своих дивизий, что открывало фланг армии и послужило в конечном итоге одной из причин ее разгрома, доносил А. В. Самсонову о прочности занимаемых позиций. Последний, не разобравшись, отстранил Л. К. Артамонова от командования за якобы ложную информацию. Правительственная комиссия, назначенная для расследования гибели 2-й армии, полностью его реабилитировала ⁷⁷.

Допустимо, что как командующий крупным соединением Л. К. Артамонов был не на высоте; быть может, ему для этого не хватало опыта или способностей, а возможно, того и другого. Но даже известный историк революционного движения в России М. К. Лемке, находившийся в то время в Главной ставке, не отрицал личной отваги Л. К. Артамонова, хотя его общие суждения о нем пристрастны, несправедливы и далеко не лестны. Эпизод, записанный М. К. Лемке в дневнике, относится к вечеру того дня, когда Л. К. Артамонов был отстранен от командования корпусом: «Впрочем, надо отдать ему (Л. К. Артамонову. — И. К) справедливость, он не лишен личной [23] храбрости. Вот рассказ офицера лейб-гвардии Литовского полка, лично командовавшего ротой, прикрывавшей последний мост под Сольдау. Артамонов перешел мост и оставался с ротой, сидя на валу ее окопа, поливаемого артиллерией. Уже выбыла треть роты, а он сидел спокойно; потом посмотрел часы, сказал, что время, мост взорвали, и рота стала отходить. Может быть, этим он думал загладить неудачу своего корпуса, сознавая, что карьера его кончена. Впоследствии он был реабилитирован» ⁷⁸. Долгое время после этого Л. К. Артамонов не мог получить постоянного значения на командную должность. Николай II явно не благоволил к нему. Только перед самым крушением царизма, в январе 1917 г., Л. К. Артамнову предложили командование 3-й дивизией VI Сибирского корпуса, что я него, полного генерала, бывшего командира корпуса, было даже обидно. Впрочем, этот пост он занимал недолго. Вскоре после падения самодержавия в мае 1917 г. — им было подано «по болезни и контузии» прошение об отставке.

Октябрьскую социалистическую революцию Л. К. Артамонов принял вполне лояльно.

С 1918 по 1924 г. Л. К. Артамонов работал в советских учреждениях в Москве: до 1921 г. в статистическом отделе Моссовета, а затем инженером в Московском комитете государственных сооружений и Московском военно-инженерном управлении. С 1927 по 1930 г. он жил в Новгороде, где ему была установлена значительная по тем временам пенсия — 400 рублей. Здесь он начал писать свои воспоминания. Последние два года жизни он провел в Ленинграде.

Леонид Константинович Артамонов скончался 1 января 1932 г. и погребен на Волковом кладбище. Сохранившиеся работы Л. К. Артамонова имеют непреходящую научную ценность, что вполне оправдывает характеристику, данную ему Ю. М. Шокальским, и позволяет вписать его имя в перечень выдающихся русских путешественников по Африке и странам Ближнего Востока.

* * *

Собранные в книге сохранившиеся работы Л. К. Артамонова издаются впервые. Они публикуются по подлинным рукописям, за исключением первой статьи, «Как я попал в дебри Африки», которая дошла в машинописной копии.

Написанный от имени казака атаманского полка Архипова очерк «Донцы на Белом Ниле», по всей вероятности, принадлежит Л. К. Артамонову. Очерк дополняет официальный «Отчет» рядом бытовых подробностей и характерных эпизодов и поэтому заслуживает публикации.

При публикации текстов опущены отдельные ошибочные и устаревшие положения, не имеющие научного значения. В собственных именах, географических названиях и терминах, как правило, сохранена транскрипция автора. Во вступительной статье и комментариях редактора дается ныне принятая [24] транскрипция ⁷⁹ почти во всех случаях, кроме написания имени Менелика (правильно — Мынилик), получившего широкое распространение.

В тексте Л. К. Артамонова круглые скобки принадлежат самому автору; в квадратные скобки [] заключен редакционный текст; многоточие в квадратных скобках [...] указывает на пропуск или неясность в рукописном тексте, не поддающиеся восстановлению; угловыми скобками < > отмечены места, снятые при наборе царской цензурой и зачеркнутые в рукописи.

Примечания Л. К. Артамонова отмечены звездочками, примечания редактора — цифрами.

Фотографии Л. К. Артамонова предоставлены его дочерью М. Л. Рикман. Остальные иллюстрации взяты из фондов Музея антропологии и этнографии АН СССР. Эти фотографии сделаны русскими путешественниками, посетившими Эфиопию в начале века, и издаются впервые.

Ксерокопии статей «Как я попал в дебри Африки» и «Донцы на Белом Ниле» были присланы сыном автора — Ю. Л. Артамоновым. М. Л. Рикман передала для использования записки и дневники Л. К. Артамонова, местонахождение которых было установлено с помощью М. А. Солдатченко. Всем этим лицам я приношу искреннюю благодарность.

Комментарии

1 Архив РГО, разряд 98, оп. 1, № 17.

2 Русские в Абиссинии. Сообщение действительного члена Общества, бывшего в составе Русской миссии в Абиссинии, Л. К. Артамонова. Краткий конспект. [СПб.], 1899.

3 Метеорологические наблюдения, произведенные полковником Генерального штаба Л. К. Артамоновым в 1897-1899 гг. во время экспедиции к Белому Нилу (с приложением продольного профиля всего пройденного пути). Обработал по путевым дневникам В. М. Недзведзкий, адъюнкт отделения Николаевской главной физической обсерватории. СПб., 1901.

4 Военная энциклопедия. Т. 3. СПб., 1911, с. 67-69.

5 Ю. Д. Дмитриевский. Русские исследователи природы Восточного Судана. — «Ученые записки Вологодского педагогического института». Т. 10. 3952, с. 61-64.

6 И. Козловская. Из истории исследования природы Эфиопии русскими путешественниками XIX века. Сборник студенческих работ [Вологодского педагогического института]. Вып. 2. 1954, с. 141-144.

7 М. В. Райт. Русские экспедиции в Эфиопии в середине XIX — начале XX вв. и их этнографические материалы. Африканский этнографический сборник. I. M., 1956, с. 263-267 (Труды Института этнографии АН СССР. Новая серия. Т. 34).

8 ЦГВИА, П. С, 361.070.

9 Все даты, кроме особо оговоренных, здесь и далее приведены по старому стилю.

10 Автобиография Л. К. Артамонова (не опубликована).

11 Н. А. Халфин. Присоединение Средней Азии к России. М., 1965; Н. С. Киняпина. Внешняя политика России второй половины XIX века. М., 1975, с. 265.

12 Автобиография Л. К Артамонова (не опубликована).

13 См. работы Л. К. Артамонова: Персия, как наш противник в Закавказье. Сообщения, произнесенные в собрании офицеров Генерального штаба Кавказского военного округа. Тифлис, 1889; Северный Азербайджан, военно-географический очерк. Тифлис, 1890; Поездка в Персию. Астрабад-Шахрудский район и Северный Хоросан. Ч. 1-2. Тифлис, 1894; По Афганистану, Гератская провинция (Гератский театр. Опыт военно-статистического исследования). Асхабад, 1895.

14 Л. К. Артамонов. Поездка в Персию..., с. 14.

15 Там же, с. 16.

16 И. И. Васин. Политика капиталистических держав в Эфиопии. М., 1974, с. 163; Ф. Криндач. Очерк промышленности и торговли Абиссинии. СПб. 1899.

17 Конфиденциальное письмо капитана С. Макарова (будущего адмирала), командира крейсера «Витязь», управляющему Морским министерством адмиралу Н. М. Чихачеву от 28 февраля 1889 г. (ЦГАВМФ, ф. 417, оп. 1, Д. 451, лл. 139-142). Разумеется, подобные действия французов были возможны только до заключения франко-русского союза 4 февраля 1894 г. См. также: А. 3. Манфред. Образование русско-французского союза. М., 1975.

18 ЦГАВМФ, ф. 417, оп. 1, д. 1566, л. 4.

19 Министр иностранных дел Италии барон Блан усматривал в этом «неприкрытую провокацию против Тройственного Союза» (Die grosse Politik der europaischen Kabinette. 1871-1914. Bd 10. В., 1923, № 2369).

20 АВПР, Политархив, оп. 482, д. 2067, лл. 11-16.

21 ЦГВИА, ф. 400, оп. 261/911, д. 19/1897, лл. 1-2; там же, ф. 12651, оп. 1, д. 289; оп. 3, д. 152, 153; Материалы АВПР. Новые документы о русско-эфиопских отношениях (конец XIX — начало XX в.). Публикация В. А. Крохина и М. В. Райт. — «Проблемы востоковедения». 1960, № 1, с. 150-163; К. С. Скальковский. Внешняя политика России и положение иностранных держав. СПб., 1901, с. 427.

22 ЦГВИА, ф. 400, оп. 261/911, д. 92, ч. 1, лл. 13-14.

23 АВПР, Политархив, оп. 482, д. 2076.

24 ЦГВИА, ф. 400, оп. 261/911, д. 92, ч. 1, лл. 16-17 (отношение от 15 августа 1897 г.).

25 Там же, л. 99.

26 Донесение П. М. Власова министру иностранных дел М. Н. Муравьеву от 12 ноября 1897 г. (АВПР, Политархив, оп. 482, д. 140, л. 7).

27 Рапорт командующему отдельным отрядом судов Средиземного моря командира канонерской лодки «Запоржец» капитана 2-го ранга М. Данилевского от 30 ноября 1896 г. (ЦГАВМФ, ф. 417, оп. 1, д. 1566, лл. 14-26).

28 АВПР, Политархив, оп. 482, д. 140, лл. 10-12.

29 ЦГВИА, ф. 400, оп. 261/911, д. 92, ч. 1, лл. 173-203.

30 Там же, л. 136.

31 Посол Франции в Петербурге направил в МИД ноту протеста (ЦГВИА, ф. 400, оп. 261/911, д. 92, ч. 2, л. 9). Копия ноты вместе с жалобой министра иностранных дел М. Н. Муравьева на действия полковника Артамонова была послана военному министру А. Н. Куропаткину, которому даже предлагалось — «ради успешного окончания возложенного на... д[ействительного] с[татского] с[оветника] Власова поручения отозвать теперь же полк[овника] Артамонова, В Абиссинии по телеграфу» (там же, лл. 5-8). От столь решительных мер А. Н. Куропаткин, в свое время давший рекомендацию Л. К. Артамонову, все же воздержался.

32 ЦГВИА, ф. 400, оп. 261/911, д. 92, ч. 2, лл. 35-40.

33 Там же, лл. 63-64.

34 Там же, лл. 65-70.

35 Подробнее см.: И. С. Кацнельсон. А. К. Булатович — гусар, землепроходец, схимник. — А. К. Булатович. С войсками Менелика II. М., 1971, с. 6-10.

36 Докладная записка, поданная А. К. Булатовичем Менелику II (АВПР, Политархив, оп. 482. д. 157, лл. 1-26).

37 ЦГВИА, ф. 400, оп. 261/911, д. 92, ч. 2, л. 70.

38 См. рапорт Л. К. Артамонова от 1 марта 1898 г. (там же, лл. 106-110).

39 А. К . Булатович. С войсками Менелика II. М., 1971 (1-е изд. СПб., 1900).

40 ЦГВИА, ф. 400, оп. 261/911, д. 92, ч. 2, л. 107.

41 Там же.

42 «Копия — ЦГВИА, ф. 400, оп. 261/911, д. 92, ч. 2, лл. 181-182.»

43 Там же, л. 108.

44 История дипломатии. 2-е изд. Т. 2. М., 1963, с. 421-441; Ф. А. Ротштейн. Международные отношения в конце XIX в. М.-Л., 1960, с. 516-533; В. А. Субботин. Англо-французское столкновение в Фашоде в 1898 г. — Африканский сборник. История. [Т. 1]. М., 1963, с. 143-169. С Н. Sanderson. England, Europe and Upper Nile. Edinburgh, 1965; f. Wright. Conflict on the Nile. L., 1972; R. G. Braun. Fashoda Reconsidered: the Impact of Domestic Politics on French Policy in Africa. Baltimore: London, 1970; M. Michel. La mission Marchand, 1895-1899. P., 1972.

45 В. И. Ленин. Империализм, как высшая стадия капитализма. — Полное собрание сочинений. Т. 27, с. 418.

46 G. N. Sanderson. Contributions from African Sourses to the History of European Competition in the Upper Valley of the Nile. — «Journal of African History». 1962, vol. 3, № 1, с 84, примеч. 109.

47 В примечании к «Отчету» значится: «Все, относящееся специально к географии, этнографии и вообще к естествознанию, выделено особо, для помещения в трудах Р[усского] И[мператорского] географического общества» (см. ниже, с. 53). К сожалению, статья не напечатана, а рукопись не обнаружена.

48 ЦГВИА, ф. 400, оп. 261/911, д. 92, ч. 2, лл. 263-264.

49 Там же, ч. 3, лл. 142-143.

50 Там же, ч. 2, лл. 269-270.

51 Там же, л. 271.

52 АВПР, Политархив, оп. 482, д. 2075, лл. 118-119.

53 Там же, л. 115 (телеграмма П. М. Власова).

54 ЦГВИА, ф. 400, оп. 261/911, д. 92, ч. 3, лл. 3-8.

55 Там же, л. 50..

56 АВПР, Политархив, оп. 482, д. 2075, лл. 124-125.

57 ЦГВИА, ф. 400, оп. 261/911, д. 92, ч. 2, лл. 60-61.

58 АВПР, Политархив, оп. 482, д. 146, лл. 148-150.

59 Там же, л. 254.

60 «Что касается французского флага, то мы его установили на связанных деревьях и водрузили его напротив большого острова» («Quant au drapeau francos nous l'avons place sur les bois lies et l'avont plante au face de la grande tie». — АВПР, Политархив, on. 482, д. 2075, лл. 152-156).

61 «Djibuti journal Franco-Ethiopien». 1 annee, 1899, №4.

62 Например: «Русский инвалид», ЗОЛИ. 1899; «Le Temps», 2.V.1899; «L'ilhmtration», 13.11.1900.

63 Л. К. Артамонов был награжден орденом св. Владимира 26 февраля, 1899 г. (ЦГВИА, П. С. 361.070).

64 Записка начальника Главного штаба В. В. Сахарова от 29 марта 1899 г. (ЦГВИА, ф. 400, оп. 261/911, д. 92, ч. 3, л. 236).

65 ЦГВИА, ф. 400, оп. 261/911, д. 92, ч. 3, лл. 207-209. Выдержки из Дневника Дуббале опубликованы в «Русском инвалиде» 13 ноября 1899 г. В статье, где они были помещены, сообщалось об установке Л. К. Артамоновым французского флага. Эти материалы напечатали по распоряжению
А. Н. Куропаткина (там же, л. 220).

66 Там же, л. 225.

67 «Djibuti journal Franco-Ethiopien», 1 аnneе, 1899, № 39

68 Журнал заседаний совета РГО от 15 мая 1899 г. — «Известия РГО». Т. XXXV. 1899, с. 815-816.

69 Письмо Л. К. Артамонова академику С. Ф. Ольденбургу от 11 мая 1924 г. н. ст. (Архив АН СССР, Ленинград, ф. 2, оп. 1924 г., № 3, лл. 294- 295).

70 См. примеч. 1 к «Краткому отчету о путешествии из Адис-Абебы...».

71 Архив АН СССР, Ленинград, ф. 2, оп. 1924 г., № 3, лл. 294-295.

72 Там же, л. 298.

73 Военная энциклопедия. Т. III. СПб., 1911, с. 68.

74 ЦГВИА, П. С, 361.070.

75 Дневник Л. К. Артамонова. Запись от 21 марта 1916 г.

76 История первой мировой войны 1914-1918 гг. Т. 1. М., 1975, с. 323; И. И. Ростунов. Русский фронт первой мировой войны. М., 1976, с. 124,

77 См. Сборник документов Мировой империалистической войны на Русском фронте (1914-1917 гг.). Маневренный период 1914 года. Восточно-прусская операция. М., 1939, с. 547-560.

78 М. Лемке. 250 дней в царской ставке (25 сентября 1915 — 2 июля 1916). СПб., 1920, с. 651.

79 Словарь географических названий Эфиопии. М., 1974.