Мобильная версия сайта |  RSS
 Обратная связь
DrevLit.Ru - ДревЛит - древние рукописи, манускрипты, документы и тексты
   
<<Вернуться назад

ВИЛЬЯМ НЬЮБУРГСКИЙ

ИСТОРИЯ АНГЛИИ

HISTORIA RERUM ANGLICARUM

КНИГА V

Глава 17.

О воинственной суете, последовавшей за перемирием между королями, и том, как они заключили соглашение в Иссудене.

Перемирие было, таким образом, заключено, и по этому случаю можно было вообразить, что сердца королей могли бы легко смягчиться и придти к примирению, но из-за некоторых сложных вопросов, их ярость, при подстрекательстве дьявола, разгорелась в пламя, и все надежды на мир исчезли прочь. Пришла зима, и у уже ворот были торжества предшествующие Рождеству – праздник Богоявления. Но ни суровость зимы, ни религиозные праздники этого времени года никак не повлияли на их ненасытное желание творить зло. Христианский народ был истощаем грабежами, убийствами и огнем, и мог бы со всей справедливостью стенать и возопить на своих правителей к Господину господ - "Они угнетают того, кого ты уже покарал, и они добавили боли к моим ранам". Ведь все это время они трудились под властью Господа, и гнев Господень еще не прошел, но десница его все еще простиралась над ними. И кроме того, третий год был сильный голод, который обрушился почти на всю Европу, и теперь стал тяжелее, чем в предыдущие два года. В результате чего жестокости войны стали губительными для обеих сторон.

Король Франции, твердо рассчитывая на то, что король Англии занят в другом месте, начал осаду города Иссудена, надеясь, что сможет взять его штурмом до того, как его противник (который был вдалеке) сможет сюда подойти, но он был разочарован в своих надеждах, поскольку нашел город хорошо обеспеченный оружием и продовольствием. Как только он приблизился к стенам, то чтобы поразить страхом его защитников, он с наглым тщеславием поклялся, что не уйдет отсюда, до тех пор, пока город не будет взят, а в это время, те доблестные люди, что стояли на стенах, не колебались, как говорят, с доблестной уверенностью поклясться в противоположном. В течение нескольких дней осада велась яростно, но с большими потерями для осаждающих.

Тем временем, король Англии, получив об этом известия, живо поспешил туда, послав легкие войска впереди основных сил, которые получили приказ следовать за ними. Он в свободно вступил в город, поскольку осаждавшие не стали ему препятствовать, но скорее, как бы предоставили ему проход. И теперь, он, с большой смелостью, вывел в боевом порядке свои войска в поле, и французы, увидев, что уступают им в силе, упали духом. И если бы не благоразумие французов, которые с осторожностью взвесили, каковы могут быть для них последствия, этот день воистину мог возвестить, кто должен быть победителем в этом долго длившемся споре. Ведь французы были слишком слабыми, чтобы сражаться, и они благородно отказывались бежать, и при этом, они едва ли могли надеяться уклониться от своего свирепого врага, который выдвигаясь со своей стороны надавил бы на их арьергард, если бы они попытались бежать, все равно как - с доблестью ли или с позором. И поэтому, они убедили своего сеньора, раз уж он оказался в таком стесненном положении, отказаться от сомнительной опасности сражения, но соизволить принять почетный мир. Французский король (это надо признать) был в самом арьергарде своей армии, которая обратила фронт, как будто готовясь отступать, и который отважно и умело противостоял авангарду своих преследователей, в то время, как и король Англии шел во главе своих людей.

Когда король Франции, через посредничество своих ноблей, потребовал переговоров, то они встретились друг с другом, находясь верхом, на небольшом расстоянии между двух армий, который остановились, ожидая результатов встречи. Оказавшись, таким образом, на маленьком пятачке одни и без свидетелей, они оба сняли шлемы, отдавая себя в руки друг друга, на виду у своих стоящих на месте войск. К великой радости воинов, незапятнанных обоюдной кровью, между их вождями последовало соглашение, и приятное всем слово мира было повторено при громких одобрительных возгласах. Эти события произошли, по Божьей милости, в декабрьские ноны (5 декабря 1195 года), и люди радостно разошлись по своим домам, обратив свои воинственные планы на мирные занятия и на празднование приближающегося Рождества. Однако государи при себе хранили условия мира, что они тайно определили между собой, и которые должны были быть провозглашены в согласованное между ними время. Ведь они наверняка не могли, подобающим образом, вновь торжественно встретиться друг с другом для подтверждения столь великого дела, прежде чем должным образом не будет справлено Рождество.

Глава 18.

О том, как короли объявили о согласованном ими договоре, который продлился не долго, и о волнениях в Бретани.

В году 1196 от разрешения Девы, как только начался месяц январь, государи, в сопровождении большой толпы ноблей, встретились друг с другом на границах своих владений на торжественный конклав, на котором должно было быть публично объявлено и подтверждено то, о чем они приватно договорились между собой. Король Франции оставил королю Англии Арко (Arques), О (Eu), Омаль (Aumale), Нёфшатель (Neufchatel) и все те прочие местечки, которые он захватил у него, когда тот находился в плену в Германии, за исключением Жизора и нескольких других замков, за удержание которых, с согласия короля Англии, король Франции оставлял ему все прежде находившиеся под его властью города, что попали в его руки, из-за превратностей войны, а именно - Тур, славный останками Святого Мартина, город Иссуден и много других крепостей в Берри и в Оверни. Изданием статута о штрафах, налагаемых на нарушителей этих соглашений, была предпринята предосторожность для предотвращения всякого недоразумения между двумя государями в будущем. Но как вскоре стало очевидно, любая предосторожность доказала свою бесполезность в деле укрепления предложенного мира.

В конце концов, король Франции, раскаиваясь в том, что он сделал, и негодуя на тех своих подданных, что предлагали миролюбивые советы, стал более склоняться к тому, чтобы нарушить договор, нежели к тому, чтобы его соблюдать. В то же время, король Англии, не удовлетворившись отсутствием компенсации за умаление (хотя и пустяковое) своих границ, нашел, как говорят, в каждой формулировке только что подписанного мира средства и возможности, чтобы раздражать французского короля, уже решившего нарушить договор. Поэтому, еще раз между государями вспыхнула война, чему не могли помешать ни священное время Поста и Пасхи, ни немилосердность непогоды, которая была более суровой и продолжительной чем обычно, ни голод, который сверх меры разбушевался во все провинциях - никакое препятствие не являлось достаточным для того, чтобы побудить их ненадолго отложить свой гнев, который был на какое-то время успокоен увещеваниями их друзей, и во время перемирия все ждали начала нового сезона, когда короли выйдут на бой.

Также в это время, против короля Англии началось восстание бретонцев, которые, вскармливая у себя мальчика Артура и привлекаемые могучим предзнаменованием его имени, добавили дополнительную причину королю Франции еще раз испытать фортуну войны. Ведь когда король Ричард, вплоть до совершеннолетия своего племянника, которому тогда было только 10 лет, потребовал опеку над, чтобы быть способным еще крепче привязать Бретань к своим интересам против внешних сил, бретонские нобли, на это обиделись, больше из-за подозрения, чем из осторожности, и силой выступили в поддержку мальчика, удалив его от глаз приближающегося дяди в самые глухие месте Бретани. Но ход и результат бретонского мятежа должен быть более подробно рассмотрен в надлежащем месте.

Глава 19.

О внезапной смерти в Англии аббата Кана.

В это время король Ричард послал из заморских владений в Англию аббата Кана, облаченного полномочиями, чтобы глубоко и пристально исследовать вопросы, касающиеся сбора доходов. Этот аббат был едва ли сведущ в литературе, но в светских вопросах был чрезвычайно мудрым и красноречивым. Я говорю – мудрым, согласно писанию: "Сыны века этого мудрее сынов света в своем роде" (от Луки, 16,8), поскольку, надо принять во внимание, что возвысившись от положения находящегося под гнетом дисциплины монаха к тому, чтобы стать управляющим монастырем, он, согласно апостольским словам: "Никакой воин (Господа) не связывает себя делами житейскими, чтобы угодить военачальнику", во избежание каких-либо светских дел, должен был бы казаться дитем света, однако, по своему разумению в ведении светских дел он показал себя дитем мира сего, мало заботясь, или даже отказываясь понимать (хотя он то мог бы об этом хорошо помнить), насколько противоречит это греховное действо его званию монаха и должности аббата.

Наконец, добившись благосклонности государя, благодаря постоянному раболепию, под видом, как говорили, верности и преданности, он внушил ему мысль о том, что казна его терпит большие потери из-за бесчестности королевских чиновников, и если раскрыть их дела и наказать, то доход может быть удвоен без дополнительного выжимания средств из провинций. Ухо государево оказалось внимательно к этим словам, и он попросил его взять на себя осуществление этого плана, и наделил его полномочиями, чтобы он смог отплыть в Англию. После чего, с преданностью откликнувшись на королевскую просьбу или приказ, он явился в Лондоне к архиепископу Кентерберийскому, который управлял королевством, и ознакомил его с королевской волей и сообщил ему о той власти, которой он сам теперь обладает ради осуществлений желаний короля. Хотя архиепископ Кентербери не сильно одобрял этот замысел, все же он не думал, что в его обязанности входит противиться исполнению им его обязанностей. Затем, по всей Англии были разосланы королевские предписания о том, что шерифы провинций должны быть в назначенный день в Лондоне, чтобы отчитаться перед аббатом о делах управления. Тем временем, хвастая и выставляя на показ свою власть, он задержался на время великого поста в Лондоне, но ему было не суждено ни провести праздник Пасхи, ни спросить отчета в делах управления у тех, кому он приказал быть после Пасхи в Лондоне, ибо сам он, перед Пасхой, оказался тем, кто предстал с отчетом о своих собственных делах перед Высшим Судьей, и насколько он ждал отчета от других, настолько же сам он был не готов к этому, ведь через несколько дней после своего прибытия в Англию, он ушел из этого мира, а те люди, что страшились его появления, мало огорчились о его уходе.

Глава 20.

О заговоре, устроенном в Лондоне неким Уилльямом и о том, как он заплатил за свою дерзость.

Между смертью вышеупомянутого аббата в Лондоне и ужасным концом одного человека, о котором будет упомянуто позднее, произошли большие события, отделенные друг от друга лишь несколькими днями. По велению судьбы ни один из них не испытал радость Пасхи, но смерть разделила коротким промежутком тех, кто походили друг на друга как в своей сути, так и в своих планах. Ведь аббат, добиваясь благодарности от короля и спокойствия для провинций, считал необходимым ограничить воровство и необузданную жадность королевских чиновников, тогда как этот человек, житель Лондона, как бы под знаком верности королю, взял на себя обязанность защищать бедных людей против наглости богатых, в сильных выражениях (поскольку он был очень красноречив) утверждая, что при каждом королевском эдикте богатые сохраняют свои богатства, и своей властью возлагают всю его тяжесть на бедных, обманывая, таким образом, королевское казначейство на большие суммы. Он родился в Лондоне, и был назван Уилльямом, получив прозвище от своей Длинной Бороды, которую он лелеял, как он говорил, для того, чтобы она была бы неким символом, который был бы заметен на разных встречах и публичных собраниях. У него было живое остроумие, он был достаточно сведущ в литературе и сверх меры красноречив, и желая, от некоей врожденной дерзости, добиться способа и средства сделать себе великое имя, он начал замышлять новые предприятия и планировать осуществление далеко идущих планов.

Наконец, жестокое и наглое его деяние его самого против его же собственного брата, послужило началом его ярости и злодеяний против других людей. У него был в Лондоне старший брат, у которого, еще с тех времен, когда он был учеником, он привык выпрашивать и получать помощь для своих неотложных нужд, но когда он вырос большим и его издержки стали больше, он жаловался, что эта помощь получается им с задержками и стал угрозами требовать то, чего не мог получить просьбами. Тщетно употребив эти средства, и поскольку его брат едва ли был способен удовлетворить его (он должен был еще вести дела и ради содержания своего собственного дома), он разозлился, и из мести пошел на преступление, и жаждая крови своего брата, после всех тех благодеяний, что он от него получил, он обвинил его в государственной измене. Явившись к королю, которому он прежде зарекомендовал себя своей лестью и раболепием, он сообщил ему, что его брат злоумышляет на его жизнь - пытаясь, таким образом, выказать свою преданность государю, которая доходит до такой степени, что он якобы не жалеет ради него и своего брата. Но это поведение было встречено королем с насмешкой, который вероятно с ужасом взирал на самого бесчеловечного человека и терпел то, чтобы законы были столь сильно запятнаны насилием над самой природой.

Позже, благодаря расположению некоторых лиц, он получил место среди городских магистратов и начал постепенно замышлять зло и сеять беззаконие. Наперед убежденный двумя великими пороками - гордостью и завистью (из которых, первый проявлялся в жажде выдвинуться наверх самому, а второй - в зависти к счастью других), и неспособный выносить зажиточность и славу некоторых горожан, чье превосходство над собой он ощущал, в своем стремлении к высшему величию он составил нечестивый замысел, опять таки под видом правосудия и благочестия. Наконец, благодаря своим тайным трудам и ядовитым нашептываниям, он в самых черных красках изобразил простым людям, дерзость богатых людей и ноблей, которые с ними недостойно обращались, и он воспламенил людей нуждающихся и среднего достатка жаждой неограниченной свободы и счастья, и очаровал многих и держал их очарованными, как бы некоим заблуждением, и так тесно привязал их к своему делу, что они во всем зависели от его воли и были готовы повиноваться ему решительно во всем, чтобы он им не приказал.

Вследствие этого, в Лондоне, завистью бедных против дерзости сильных, был организован мощный заговор. Сообщалось, что число горожан, вовлеченных в заговор, составляло 52 тысячи человек, и имя каждого, как впоследствии выяснилось, было записано и находилось у зачинщика этого низменного плана. У него было собрано в запасе большое количество железного инструмента, предназначенного для ломки наиболее хорошо защищенных домов, что позже было обнаружено и послужило доказательством самого злодейского заговора. Полагаясь на большое число тех, кто радел о беднейших слоях населения, и пока еще прикрываясь предлогом заботы о королевском достоянии, он начал смело выступать против ноблей во всяком общественном собрании, своим могучим красноречием утверждая, что большинство потерь при сборе доходов происходит из-за их бесчестных деяний, и когда после этого, они, негодуя, ополчились на него, он принял решение пересечь море, чтобы пожаловаться королю на то, что он должен был перенести из-за их враждебности и клеветы при отправления им своей службы.

По возвращении домой, он вновь начал, со своим обычным коварством, действовать уверенно, как бы пользуясь королевским расположением и сильно оживив умы своих сообщников. Однако, как только разрослись и были подтверждены подозрения и слухи о существовании заговора, лорд-архиепископ Кентерберийский, которому было вверена главная забота о сохранении королевства, полагая что больше нечего скрывать, в умеренном тоне обратился к собранию народа, опровергая возникшие слухи и, с целью устранить все зловещие сомнения относительно этого дела, посоветовал назначить заложников для обеспечения королевского мира и сохранения верности королю. Люди, успокоенные его мягким обращением, согласились на его предложение, и заложники были выданы. Тем не менее, этот человек, напрягая все силы для достижения своей цели, и окруженный своей толпой, напыщенно следовал своим путем, созывая общественные собрания своей собственной властью, на которых он высокомерно объявлял себя королем или спасителем бедняков, и в горделивых выражениях громогласно вещал о своих скорых намерениях надеть узду на изменников.

Гордость его речей ясно видна из того, что я смог узнать от заслуживающего доверия человека, который утверждал, что он лично, за несколько дней до последовавших событий, присутствовал на сборище, которое тот собрал, и слышал, как он обращался к людям. Взяв текст или тему из Святого Писания, он начал так: "В радости будете черпать воду из источников спасения" (Исайя, 12,3), и прилагая это к себе, он продолжал: "Я есть спаситель бедных. О, бедняки! которые испытали тяжесть рук богатеев, испейте из моих источников учение спасения, и делайте это с радостью - ведь время вашего испытания уже близко. Ведь я отделю воды от вод. Люди - это вода. Я отделю смиренных от надменных и вероломных. Я отделю избранных от негодяев, как свет от тьмы".

Поскольку он обладал ртом, изрекающим великие речи и, имея рожки агнца, говорил как дракон, то по совету ноблей, вышеупомянутый правитель королевства, призвал его к ответу по выдвинутым против него обвинениям. Когда пришло время, он явился столь плотно окруженный народом, что вызвавший его был испуган, и будучи в состоянии действовать только с мягкостью, с целью избежать грозившей ему опасности, осторожно отсрочил приговор. Поэтому, когда два знатных горожанина нашли, что он находится один, без окружавшей толпы людей, тем более, что теперь народ, боясь за заложников, стал более спокойным, он послал с упомянутыми горожанами стражников для его поимки. Когда один из них подступил к нему с силой, то был им убит своим собственным топором, который тот вырвал из его рук, а другой был убит одним из тех, кто подошел к нему на помощь. Сразу же после этого, он, вместе с несколькими своими приверженцами и своей сожительницей, которая с неизменным постоянством оставалась ему верной, удалился в одно место рядом со церковью Святой Марии, которое называется Le-Bow, с намерением использовать его не в качестве святилища, а как крепость, тщетно надеясь, что люди вскоре придут к нему на помощь. Но те, хотя и горевали по поводу его опасного положения, все же, помня о заложниках и боясь воинов, не спешили его спасать. Узнав о том, что он осажден в церкви, управляющий королевством послал туда войска, недавно набранные в близлежащих провинциях. Получив приказ выйти и дать свершиться правосудию - чтобы дом молитвы не сделался бы логовом воров - он предпочел тщетно ждать прибытия своих сообщников до того времени, как церковь подверглась нападению с помощью огня и дыма, и он был вынужден вместе со своими последователями, сделать вылазку. Но сын того горожанина, который был им убит первым, в отместку за смерть отца, вспорол ножом его живот.

Будучи после этого схвачен и доставлен в руки закона, он, по приговору королевской курии, был сперва разорван лошадьми, а затем, вместе с девятью своими соучастниками, которые отказались его покинуть, был отправлен на виселицу. Так, согласно Писанию "Кто копает яму, то упадет в нее, и кто разрушает ограду, того ужалит змей" (Экклезиаст, 10, 8), изобретатель и подстрекатель столь великого зла понес кару по приговору суда, и безумие этого злодейского заговора испытал на себе сам его автор, а те люди, что действительно были более здравыми и осторожными, возрадовались, когда услышали о его наказании, умыв свои руки в крови грешника. Однако, заговорщики, убедившись в правдивости этой новости, страстно жалели о его смерти, возражая против суровости государственного порядка, проявленной в этом случае, и оскорбляя хранителя королевства именем убийцы за то наказание, что он наложил на злоумышленника и убийцу.

Глава 21.

О том, как простой народ пожелал почтить этого человека как мученика, и о том, как это заблуждение было подавлено.

Даже после его падения стало видно, до какой степени этот человек, своими дерзкими и энергичными планами, смог привлечь к себе умы дурных людей и насколько тесно привязать народ к своим интересам, будто бы он был благочестивым и бдительным их радетелем. Ведь после всего, они должны были бы смириться с позорным провалом заговора и законным наказанием заговорщика, которого они должны были бы заклеймить как нечестивца и принять его осуждение. Но они решили хитростью добиться для его имени славы мученика. Говорили, что некий священник, его родственник приложил цепь, которой он был скован, к одному больному лихорадкой, и с наглым тщеславием утверждал, что такое лечение дало немедленный результат. Когда слух об этом распространился за границей, множество глупцов поверило, что человек, который пострадал по заслугам, в действительности умер за дело справедливости и благочестия, и начали относиться к нему, как к мученику. Виселица, на которой он был повешен, была украдкой похищена ночью с места казни, чтобы ее могли бы тайно почитать. В это же время, земля под ней, как будто бы освященная кровью казненного, была унесена в горстях сведенными с ума людьми, как своего рода освященное средство, и ее использовали в лечебных целях, и в результате образовалась довольно большая канава. И тогда этот слава стала распространяться и вдаль и вширь, большие толпы глупцов, "чье число, как говорил Соломон, - бесконечно" и любопытных собирались к этому месту, к которым, конечно же, еще прибавлялись те, кто из разных провинций Англии приехал в Лондон по своим собственным делам.

Таким образом, толпа идиотов несла постоянное дежурство и опекала это место, и чем больше чтили они мертвого человека, тем большее преступление вменяли они в вину тому, кто обрек его на смерть. До такой степени дошло это глупейшее заблуждение, что, благодаря прельстительной силе слухов, оно смогло поймать в свою ловушку даже более благоразумных людей, которые не воспользовались своей осторожностью, чтобы не давать забивать себе голову теми историями, которые про него слышали. Ведь вдобавок к тому, что незадолго до казни он успел совершить убийство (как мы о том рассказывали), что уже само по себе должно было бы служить достаточной причиной понесенного им наказания, к которому относились как к мученичеству, но и его собственное признание перед смертью должно было бы заставить покраснеть румянцем тех, кто был готов изобрести мученика из человека подобного сорта, если только в жилах таких людей течет кровь. Ведь как мы слышали из достоверных уст, когда он дожидался наказания, благодаря которому и был убран отсюда, то в ответ увещевания некоторых людей, которые хотели, чтобы он восславил Бога, скромно признавшись, хоть и запоздало, в своих грехах, он признался, что плотским общением со своей сожительницей он осквернил церковь, в которой нашел убежище от ярости своих преследователей, пока находился там, тщетно ожидая спасения, и более того – о чем ужасно даже упоминать - что когда его враги навалились на него, и под рукой не оказалось никакой помощи, он отрекся от Сына Марии, из-за того, что Он не оказал ему никакой помощи, и призвал дьявола, чтобы, по крайней мере, тот спас бы его. Его почитатели отрицают эти рассказы и утверждают, что они были фальсифицированы, чтобы опорочить мученика. Однако, быстрое падение этой ярмарки тщеславия положило конец спорам - ведь правда тверда и со временем только крепчает, но порождение лжи никогда не крепко, и спустя короткое время исчезает прочь.

Поэтому, правитель королевства, заботясь о заслуженном наказании нарушителей церковной дисциплины, послал отряд вооруженных людей против священника, который был главой этого суеверия, и этот отряд обратил в бегство множество простоватых людей, и взяли тех, кто пытался силой остаться на месте, отправив их в королевскую тюрьму. Он также приказал, чтобы около того места постоянно находилась бы вооруженная стража, которая не только бы удерживала бы на расстоянии безмозглых людей, что приходили туда молиться, но также и воспрещала бы приближаться любопытным, которые приходили туда только из праздности. После того, как прошло несколько дней, вся ярмарка этого суеверия была полностью уничтожена, а народное движение спало.

Глава 22.

О чуде с мертвецом, который после похорон блуждал вокруг могилы.

В это время произошло чудесное происшествие в графстве Бэкингем, о котором я вначале узнал от некоторых друзей, и о котором позже мне более подробно рассказал почтенный архидиакон этой провинции, Стефан. Один человек умер, и согласно обычаю, по должному попечению своей жены и сына, был опущен в могилу накануне праздника Вознесения Господня. Однако, на следующую ночь, когда его жена легла в кровать отдохнуть, он не только ужаснул ее тем, что разбудил, но и почти раздавил невыносимой тяжестью своего тела. На следующую ночь он опять, таким же образом, поразил изумленную женщину, которая, испугавшись, что эта борьба протянется и на третью ночь, позаботилась, чтобы оставаться бодрствующей и окружила себя бдительными подругами. Все же он пришел, но будучи встречен криками бдящих, и видя, что ему мешают делать злобное дело, он ушел. Отваженный, таким образом, от своей жены, он тем же способом обеспокоил своих братьев, которые жили на той же улице, но те, следуя примеру осторожной женщины, провели ночь, бодрствуя со своими друзьями, готовые встретить и отразить ожидаемую угрозу. Несмотря на это, он у них появился, вероятно, надеясь поразить их, если они будут одолены сном, но будучи отражен внимательностью и смелостью часовых, он стал буйствовать среди животных, как домашних, так и диких, о чем свидетельствовали их возбужденные и необычные движения.

Став, таким образом, серьезной неприятностью для своих друзей и соседей, он наложил на них обязанность ночных бдений, и на этой самой улице, в каждом доме велась общая стража, и каждый боялся его неожиданного появления. Некоторое время, вначале, он буйствовал таким способом только в ночное время, но вскоре начал блуждать и на рассвете – воистину страшный для всех. Но видим он был только немногим - много раз, когда он сталкивался с какими-нибудь людьми, его видели только один или двое, хотя в то же время, само его присутствие чувствовалось остальными. Наконец, безмерно встревоженные жители решили, что подобает обратиться к совету церкви, и на собрании духовенства, на котором он торжественно председательствовал вышеупомянутый архидиакон, они подробно и с горестным плачем, изложили все дело. После чего тот немедленно сообщил в письменном виде обо всех обстоятельствах этого дела почтенному епископу Линкольнскому, который тогда находился в Лондоне, чье мнение и суждение о столь необычном предмете он очень благоразумно счел нужным дождаться. Но епископ, пораженный его отчетом, провел расследование с помощью своих людей, и были такие, кто сказал, что подобные явления часто случались в Англии и, приведя примеры, показали, что спокойствие людей не никак нельзя будет восстановить до тех пор, пока тело этого наинесчастнейшего человека не будет вырыто и сожжено. Однако эта мера показалась до крайней степени неприличным и неподобающим преподобному епископу, который вскоре послал архидиакону собственноручно написанное письмо об отпущением грехов с тем, чтобы тот сам проверил бы и убедился, в каком состоянии тело находится на самом деле, и тот приказал открыть его могилу, положить письмо на его грудь, а затем обратно закрыть. Поэтому гробница была открыта, тело было найдено таким же, каким его туда положили, письмо с отпущением грехов было положено на его грудь, и могилу еще раз зарыли. Впредь его больше никогда не видели блуждающим вокруг, и больше он ни на кого не наводил страха и не вызывал ничьего раздражения.

Глава 23.

Об аналогичном случае в Бервике.

Еще мы знаем, что в северных частях Англии, примерно в это же время, произошло событие, мало чем отличавшееся от этого и такое же необычное. В устье реки Твид, и во владениях шотландского короля, высится благородный город Бервик. В этом городе один человек, очень богатый, но как впоследствии выяснилось - большой жулик, будучи похоронен, вышел из могилы и (как полагали, по промыслам сатаны) и стал ходить туда и сюда, в сопровождении своры громко лающих собак, внушая тем самым великой ужас соседям, и возвращаясь обратно в могилу перед рассветом. После того, как это продолжалось в течение нескольких дней, и никто не смел оставаться вне дома после заката (поскольку каждый боялся встречи с этим мертвым монстром), высшие и средние слои общества провели необходимое расследование о том, что в таких случаях полагается делать. Те из них, что были попроще, боялись в случае чего, быть основательно избитыми этим порождением могилы, но более мудрые, проницательно понимая, что если и далее откладывать средства лечения, то атмосфера, зараженная и испорченная из-за постоянного кружения здесь зловонного трупа, породит болезни и широко распространит смерть, и что частые примеры подобных случаев подтверждают необходимость принятия мер против этого явления. Поэтому, они нашли 10 молодых мужчин, известных своей смелостью, которые должны были выкопать страшные останки и, отрезая член за членом, сделать его пищей и топливом для огня. Когда так и было сделано, то беспокойства прекратились. Более того, утверждалось, что монстр, который, как говорили, был порожден сатаной, успел сказать тем людям, с которыми ему случилось сталкиваться, что пока он останется несожженным, людям не будет мира. Когда он был сожжен, то людям показалось, что восстановилось спокойствие, но вслед за этим возник мор, который унес большую часть из них. Ведь хотя, именно в это время, был мор вообще во всех английских пределах, о чем более подробно будет рассказано в надлежащем месте, никогда и нигде прежде он не бушевал с такой силой.

Глава 24.

О некоторых чудесных людях.

Если бы не частые примеры, случившиеся в наши времена, которых, по правде сказать, хватает в избытке, то было бы нелегко в это поверить, чтобы удостовериться в том факте, что тела мертвецов могут выходить (я не уж знаю, благодаря чему) из своих могил, сеять вокруг ужас или гибель живым людям, и вновь возвращаться в свои могилы, которые при их возвращении, вдруг сами открываются, чтобы их впустить. Было бы странно, если бы такие вещи происходили прежде, поскольку мы не находим свидетельств о них у древних авторов, в чьих обширных трудах должно было быть записано все, достойное упоминания, ведь раз они никогда не пренебрегали отметить события, представлявшие интерес лишь для современников, то как они могли опустить факты столь удивительные и ужасные, если предположить, что они случались и в их дни тоже? Кроме того, если бы я описал все случаи подобного рода, которые, как я установил, произошли в наши времена, то это начинание было бы сверх меры трудоемким и хлопотным, и поэтому я склонен добавить только два из них ( из тех, что произошли недавно) к тем, о которых я уже рассказал и вставить их в нашу историю для назидания потомкам, как только представился такой случай.

Несколько лет назад капеллан одной знатной дамы, унесенный смертью, был помещен в могилу при благородном монастыре Мелроуз. Этот человек, уделяя мало внимания священным обрядам ордена, к которому принадлежал, отличался слишком мирскими стремлениями и, что особенно чернило его репутацию в качестве служителя святого причастия, так это его увлеченность тщеславностью охоты, так что от этого он получил позорное прозвище "собака-священник", и во время его жизни над этим его занятием люди либо смеялись, либо смотрели как на мирянина, но после его смерти (как показало это событие), его вина была выставлена напоказ - ведь когда он вставал по ночам из могилы, то хотя похвальное сопротивление святых обитателей монастыря и препятствовало ему наносить вред или пугать кого-нибудь внутри него, но вследствие этого, он блуждал за монастырскими стенами и в основном, с громкими стонами и ужасным шепотом, он парил вокруг спальни своей прежней любовницы. Та, поскольку это происходило часто, стала чрезвычайно напуганной и открыла свои страхи или нависшую над ней угрозу одному из братьев, который посетил ее по поводу монастырских дел, и потребовала, чтобы к Господу в ее защиту были бы вознесены более серьезные, чем обычно молитвы - аналогичные тем, которые возносят за тех, кто уже находится в агонии. Поскольку казалось, что она заслуживает самой большой помощи со стороны местного монастыря, так как делала ему частые пожертвования, то обеспокоенный монах, благочестиво и по праву симпатизирующий ей, обещал ей быстрое излечение благодаря милости, поданной от ее Наивысшего Подателя.

Вслед за этим, вернувшись в монастырь, он заполучил себе в сотоварищи другого брата, равно твердого духом, и двух сильных молодых людей, с которыми он решил установить постоянное дежурство над гробницей, где был похоронен несчастный священник. Таким образом, эти четверо, захватив с собой оружие и воодушевляемые своей храбростью, отправились ночью в это место, уверенные, что каждый окажет помощь другому. Прошла полночь, но никакого монстра не появилось; после чего трое из них, оставив сторожить лишь одного - того, кто и привел всю компанию на это место, сами ушли в близлежащий дом, чтобы погреться, так как ночь была холодной. Как только этот человек остался на месте один, дьявол, полагая, что выбрал правильный момент, чтобы сломить его храбрость, немедленно пробудил избранный им сосуд, который появился, пролежав дольше, чем обычно. Узрев его издалека, человек наполнился ужасом, тем более, что он был один, но быстро вернув себе свою смелость и не ища никакого убежища под рукой, он доблестно стал против злодея, который обрушился на него с ужасным шумом, и он глубоко в его тело всадил топор, что держал у себя в руке. Получив эту рану, монстр издал громкий крик и, обратив тыл, бросился бежать, гораздо быстрее, чем приближался, в то время как доблестный муж, вынудив своего противника бежать отсюда, заставил его вновь искать свою могилу, которая, открылась при его приближении, впустила своего гостя, защитив от надвигающегося преследователя, и сразу же с легкостью приняла закрытый вид. Тем временем, те кто не вытерпели ночного холода и пошли к огню, прибежали, несколько поздновато, и услышав о том, что случилось, на раннем рассвете оказали необходимую помощь в выкапывании и удалении из глубины могилы проклятого трупа. Когда они очистили его от налипшей глины, то нашли полученную им огромную рану и большое количество запекшейся крови, которая вытекла из него в гробнице. И вынеся его прочь за стены монастыря, они сожгли его, а пепел развеяли по ветру. Я привожу этот простой рассказ в своем повествовании так, как я сам слышал его от благочестивых людей.

Другое событие, также не чуждое этому, имевшее более пагубные последствия, произошло в замке под названием Анантис (Anantis), как я о том слышал от одного старого монаха, который жил в тех краях в почете и уважении, и который рассказывал об этом случае, как случившемся в его собственном присутствии. Некий человек, отличавшийся злым характером, бежал, то ли от своих недругов, то ли от закона, из провинции Йорк, пришел к хозяину вышеупомянутого замка, избрал его в качестве своего местожительства и напросившись на службу, подходящую к его наклонностям, много трудился, но скорее для увеличения своей склонности ко злу, нежели для исправления зла. Он женился на женщине, и как в последствии выяснилось - к собственной погибели. Когда он услыхал ходившие про нее какие-то слухи, то его охватил дух ревности. Стремясь установить, насколько правдивы эти сообщения, он якобы отправился в поездку, из которой не должен был возвращаться несколько дней, но вечером, придя назад, он был тайком впущен в свою спальню служанкой, которая была с ним в сговоре, и лег, скрываясь, на потолочном стропиле комнаты своей жены, чтобы своими глазами убедиться, не наносит ли она какого-нибудь ущерба его чести на его супружеской постели. Затем, созерцая свою жену при совершении ей прелюбодеяния с одним молодым соседом, и забыв в гневе о своей цели, он упал и сильно ударился об землю, около того места, где они возлежали.

Прелюбодей выпрыгнул и убежал, но жена, ловко скрывая этот факт, занялась тем, что нежно подняла упавшего мужа с земли. Как только он немного пришел в себя, он стал ругать ее за прелюбодейство и грозить наказанием, но она отвечала: "Объяснитесь, сударь мой, - сказала она, вы говорите неподобающе, что должно быть поставлено в вину не вам, но той болезни, которая вас беспокоит". Будучи весьма ошеломлен от падения и тем, что все его тело испытало столь сильное потрясение, его одолела болезнь, и до такой степени, что тот человек, которого я упоминал, как сообщившего мне об этих обстоятельствах, посетил его ради благочестивого исполнения своих обязанностей, увещевая его исповедоваться в своих грехах и принять, в надлежащей виде, христианское причастие. Но поскольку его мысли были заняты тем, что с ним случилось и тем, что говорила ему жена, то он отложил целительный совет до следующего утра - утра, которое он в этом мире был обречен никогда не увидеть! - поскольку следующей ночью, лишенный христианского милосердия, и став добычей своих земных невзгод, он уснул глубоким сном смерти. Правда, он удостоился христианских похорон, хотя и был этого не достоин, но многого ему это не принесло - выходя, благодаря искусству сатаны, из своей могилы в ночное время и сопровождаемый ужасно лающей сворой собак, он блуждал по дворам и вокруг домов, в то время как все люди быстро запирали двери и ни для какого дела, ни за что не смели выходить наружу от начала ночи и до восхода солнца, из страха встретить и получить синяки от этого бродячего монстра. Но эти предосторожности не принесли никакой пользы, так как атмосфера, отравленная причудами этого грязного тела, из-за его тлетворного дыхания, заполонила каждый дом болезнью и смертью.

Уже город, который только недавно был густонаселенным, казался почти пустынным, после того как те его жители, которые избежали гибели, уехали в другие края, чтобы не умереть. Человек, из чьих уст я слышал об этих вещах, оплакивая такое опустошение своего округа, употребил свои силы на то, чтобы созвать собрание мудрых и благочестивых людей в священный день Вербного Воскресенья, чтобы они смогли бы найти здравое решение в столь большой дилемме, и воодушевить утешением, пусть и несовершенным, дух несчастных оставшихся людей. Поведя с жителями беседу после того, как были должным образом проведены священные церемонии святого дня, он пригласил сесть за свой стол своих гостей-клириков вместе с присутствовавшими уважаемыми особами. Пока они таким образом пировали, два молодых человека (два брата), которые потеряли своего отца во время этого мора, взаимно ободряя друг друга, сказали: "Этот монстр уже уничтожил нашего отца и вскоре уничтожит также и нас, если мы не предпримем какие-то шаги, чтобы это предотвратить. Поэтому, пусть нам будет позволено сделать одно смелое деяние, которое сразу обеспечит нам безопасность и отомстит за смерть отца. Нет никого, кто бы нам помешал, поскольку празднество в доме священника в разгаре, а весь город молчалив, как будто бы всеми покинут. Пусть мы выкопаем этого смертоносного вредителя и сожжем его в огне".

Вслед за этим, схватив лопату и различая, где ее острый край, они поспешили на кладбище и начали рыть. И думая, что им придется рыть достаточно глубоко, они внезапно, еще до того как большая часть земли была вынута, обнажили голый труп, раздутый до огромной толщины, с чрезвычайно раздутым и залитым кровью лицом, тогда как саван, в который тело было обернуто, казался почти полностью был разодран в клочья. Однако, молодые люди, воодушевляемые свои гневом, не боялись и нанесли рану бесчувственному трупу, из которой нескончаемым потоком полилось так много крови, что его можно было уподобить пиявке, наполненной кровью многих людей. Затем, выволочив его за деревню, они быстро соорудили погребальный костер, и когда один из них сказал, что вредоносное тело не будет прежде, чем они вырвут его сердце, то другой, ударами острой лопаты, быстро взрезал тело с нужной стороны, и погрузив в тело свою руку, вырвал проклятое сердце. Оно было разорвано на куски, и тело было предано огню, и лишь тогда гостям было объявлено о том, что произошло, и они прибежав туда, смогли впредь и сами свидетельствовать об этих обстоятельствах. Когда этот дьявольский адский пес был, таки образом, уничтожен, распространившийся среди людей мор прекратился, как будто бы воздух, который был испорчен заразными похождениями смертоносного тела, был уже очищен огнем, который его поглотил. После того, как эти факты были изложены таким образом, давайте вернемся к основной нити нашей истории.

Глава 25.

О знамениях, которые были видны на небесах, и о штурмах некоторых замков.

В октавы пятидесятницы (16 июня 1196 г), в первом часу дня, на небе появилось 2 солнца, а именно, солнце истинное и солнце второе, такого же размера и яркости. Если только не наблюдать за их естественным ходом, то нелегко было различить, какое из них является истинным – то, другое следовало за первым с несколько большим возвышением. Возможно, это было предзнаменованием того зла, что за этим последовало, а эти знамения я видел своими собственными глазами, вместе с еще несколькими людьми, что были рядом со мной. После того, как мы некоторое время стояли, остановившись в изумлении и глазея на столь необычное зрелище, вдруг, как будто нас всех внезапно одолела усталость, мы опустили свои взоры вниз, и тогда поддельное солнце исчезло прочь. И не прошло много времени после этого, как закончилось то перемирие, которое робко приветствовали встревоженные люди, и вновь вспыхнула кровожадная ярость государей. Каждый помчался к оружию, и еще недавно цветущие провинции были опустошены огнем и мечом.

Король Франции со своими войсками осадил Омаль, а король Англии тот замок, что называется Нонанкур (Nonancourt), который прежде находился в его владении, но некоторое время тому назад был захвачен французским монархом. После того как он им овладел, к нему обратились с мольбами его люди, чтобы он взяться за задачу дать отпор врагу и положить конец осаде, но он не внял их просьбам, то ли из опасения сражения, которое обещало быть кровопролитным до последней степени, то ли доверяя и полагаясь на доблесть своих людей, которые храбро защищали осажденную крепость. Развернувшись, как бы с намерением опустошить вражеские границы, он старательно пытался отвлечь осаждавших, не доводя дело до взаимного кровопролития, но французский король, неизменно упорствуя в достижении поставленной цели, наконец, добился обладания замком, получив его по капитуляции и затем срыл до основания. Однако эта потеря лишь немного повлияла на короля Англии, который компенсировал ее захватом еще более знаменитого замка, который, однако, вскоре после этого, опять попал в руки французского короля, улучившего момент, когда тот был недостаточно защищен. Вражда между государями разгоралась все яростней и яростней, и тщетно добропорядочными и благоразумными людьми была предпринята попытка восстановления мира - ведь они закрыли свой слух ко всем мирным советам. Ведь как написано: "Они подобны глухой змее заткнувшей свое ухо, которое не услышит голоса заклинателей" (Psalm 8: 4, 5 - в русском варианте Библии этого стиха нет – прим. перев.).

В этом вопросе правда короля Англии, который лишь добивался своих собственных прав, была более весомой, и как было показано выше, гнев его, вне всякого сомнения, был более справедливым. Мир, таким образом, стал безнадежен - ведь один ни под какими доводами не мог отказаться от того, что приобрел незаконно, а другой - оставить свои права не восстановленными, и чем больше эти два гордых государя раздражались друг на друга, тем больше переживаний доставалось несчастным людям - ведь когда гневаются короли, от этого страдают невинные люди.

Глава 26.

О голоде и море, которые опустошили Англию.

В это время десница Господа тяжко легла на христианский люд, поскольку вдобавок к безумию королей, которые разоряли свои провинции, на них еще обрушился и голод и мор, так что казалось, против нас почти исполнилось пророчество - "Я поразил тебя ударами неприятельскими, жестокими наказаниями..." (Иеремия, 30,14). Голод произошел от дождей, прошедших в необычное время года, и он жестоко сокрушал люд Франции и Англии, но из-за споров королей друг с другом, теперь он усилился еще больше, чем прежде. И когда низшие разряды людей повсюду погибали от нужды, обрушился еще и жесточайший мор, который никоим образом не щадил тех, у кого еды было в изобилии, и вдобавок сокращал долгую агонию умирающих от голода, следуя за ним по пятам, и как будто бы сам воздух был отравлен мертвыми телами бедняков.

Что касается других областей, то новостей о них, как они до нас доходили, известно мало, но относительно Англии, мы говорим то, что знаем, и свидетельствуем о том, что мы видели в это время. Плавное течение болезни уничтожало людей ежедневно, и в виде болезни, которая зовется острой лихорадкой, она унесла столь многих людей, что едва ли можно было найти кого-нибудь, чтобы ухаживать за больными или хоронить умерших. Обычные ритуалы погребения были оставлены, и каждый час, кто-нибудь умирал и быстро возвращался в лоно своей матери-земли, если не находилось нескольких благородных или состоятельных людей, которые могли бы проводить его в последний путь. Во многих местах, когда, из-за многочисленности трупов их стало невозможным хоронить по отдельности, как положено, то для их приема были вырыты большие рвы. Однако, когда так много умирало людей ежедневно, даже здоровые начали унывать и ходили туда-сюда с мертвенно-бледным лицами, как будто бы находясь при смерти. В одних только монастырях болезнь собрала немалую жатву. Наконец, пробушевав 5 или почти 6 месяцев, она уступила холоду зимы, и прекратилась. Но умы ссорящихся государей были даже еще тяжелее, чем этот бич, хотя и он был свиреп, ведь в своей жажде вести войну они и зиму присоединили к лету и осени.

Глава 27.

О том, как немцы во второй раз приняли крест.

Королю Англии недолго пришлось ждать, чтобы принять назад тех своих заложников, что оставались у германского императора в обеспечении суммы, которую он должен был ему заплатить в качестве выкупа, и как говорили, по их прибытии, он воскликнул, что впервые чувствует себя свободным от немецкого плена. Будучи, таким образом, освобожден от рук столь вопиющего вымогателя, он обратил всю силу своего ума на военные приготовления. И не следует ставить ему в вину несостоявшийся поход в Сирию, который он, в минуту беспечности, обещал совершить во время своего возвращения оттуда - ведь по трезвому рассмотрению, ему можно найти оправдания тем, что он был вынужден отказаться от этого, сперва германским императором, а затем - французским королем. Будто во искупления своей вины, когда, руководимый своей жадностью, он обратился против христианского государя, возвращавшегося с Востока, и еще для того, чтобы использовать в благочестивых целях те деньги, что он содрал с Англии, император отдал приказы оказать помощь несчастном остаткам Восточной церкви. Он принял во внимание то, что именно из-за его вмешательства два великих короля отказались от дела Христа и стали думать только о своих собственных интересах, и своей смертельной враждой жестоким образом подорвали силу христиан.

Беспокоясь, поэтому, о том, чтобы компенсировать этот ущерб делу религии, в 1195 году от разрешения благословенной Девы и около дня Святого Андрея (30 ноября), созвав всех главных духовных и светских людей империи в Вормс, и объявив им всем о посвящении самого себя этому делу, он побудил очень многих из них, ради Христа, последовать его славному примеру. Затем, 8 дней подряд, он торжественно восседал в кафедральном соборе, вместе с легатом апостолического престола, который явился к нему по этому чрезвычайному делу, и которого он, со своей стороны, возвел на трон, и пребывал в окружении огромного собора славных мужей, в то время как те, что отличались мудростью, достоинством и красноречием, обращались к сонму христиан с могучими речами, и столь великая лихорадка веры и преданности Богу осветила умы присутствующих, что по праву можно было сказать: "Это есть перст Господень". Каждый день великие прелаты и самые славные полководцы, вместе с множеством других могущественных особ, соперничали друг с другом, принимая знак Господа - крест, и сам император приготовился быть отмеченным этим знаком, как и остальные, но он был отговорен от своей высокой цели всеобщим мнением, что он пусть он лучше послужит успеху христианского похода, оставаясь в империи, обеспечивая своевременную доставку продовольствия движущейся армии, а когда потребует случай - то и присылкой подкреплений в виде наемных войск. Таким образом, был подготовлен к отправке второй поход немецкий и итальянских народов в Сирию, пока наши короли, без всякой здравой или разумной цели, потворствовали только своей собственной ярости, подвергая опасности многих людей.

Глава 28.

О разногласиях между королем Ричардом и архиепископом Руанским.

В эти дни возник спор между королем Ричардом и Уолтером, архиепископом Руанским, который был тем более позорен тем, что прежде их связывала теснейшая дружба - ведь этот самый прелат, и когда он занял на свой престол, и ранее, всегда служил государю с преданностью и верностью, и привязал себя к нему многими, отлично исполненными службами. Кроме того, во время похода короля на Восток, он не позволил себе оставаться дома и исполнять свои обязанности, хотя здесь и требовалось его присутствие, но архиепископ, пусть только на время, но все же выехал вместе с ним на Сицилию. Однако, король, услышав о тираническом поведении епископа Илийского, которому он вверил опекунство и управление своим королевством, отослал его назад в Англию, с приказами упомянутому епископу присоединиться к нему, как к своему коллеге во всех делах, затрагивающих управление королевством. Но не будучи допущен к равноправному участию этим человеком, который желал славы только одному себе, он до поры был терпеливым и молчаливым.

Однако, епископ вскоре подвергся грубому нападению и был с позором изгнан ноблями королевства, которые не стерпели его надменность, и тогда он, с общего согласия и указа стал управлять королевством достойным похвалы образом. Когда король, после долгого заключения в Германии, был вынужден выполнить свое соглашение с императором, и надеялся на скорое освобождение, он вызвал к себе этого преданного епископа и оставил его в руках императора, как добровольного заложника за большую сумму денег. Вернувшийся таким образом в свое королевство король, стал заниматься военными делами, и как говорили, этот прелат из своих собственных средств удовлетворил претензии императора и со славой вернулся в свою страну. Но государь, который очень часто не щадил даже своих друзей, будучи стеснен своими военными нуждами, вознаградил эту преданность менее обильно, чем на это надеялся другой, главным образом, из-за епископа Илийского, который имел доступ к королевскому уху, благодаря своей должности - он был королевским канцлером, и который рассказывал много вещей, которые изменили отношение короля к нему - ведь он имел предубеждение против него, по причинам, о которых говорилось выше. Архиепископ рассердился по поводу нарушения королем некоторых прав своей церкви, а тот, в свое оправдание тот утверждал, что сделал это ради военной необходимости, и определенно, он никак не возместит ему это сейчас, но обещает сделать это по прекращении военных действий. Но архиепископ обратился к суду апостолического престола, и приостановив служение божественной литургии а своем диоцезе, он поспешил в Рим. За ним следом отправились королевские посланники, и в присутствии папы они противостояли ему лицом к лицу, никак не отрицая те вещи, которые были выдвинуты в качестве обвинений против короля, но в просительных выражениях оправдывая короля его нуждой. Говорили, что затем верховный понтифик сказал обвинителю: "Беззаконное пленение короля Англии, во время его возвращения с Востока, где он вел войну ради Христа, чей знак он носил, и ограбление, которому он подвергся, страдая от тяжкого и долгого заключения в немецкой темнице, известны всему миру. Поэтому, тебе более подобало бы пока спрятать свои чувства, даже если бы он попытался совершить дела и более серьезные, чем те, о которых ты говоришь". Сказав так, он старался ублажить государя, который, и в самом деле, был измучен обидами и был поглощен справедливой войной. Одновременно, отправляя домой епископа, он ульстил его и умиротворил какими-то другими средствами.

Глава 29.

О смерти епископа Илийского, которого скорее следовало бы именовать канцлером.

Среди тех, кого король надумал послать в Рим по этому вопросу, несомненно, самым известным казался епископ Илийский, который также был и королевским канцлером и избранным епископом Дархэмским, и который по прибытии в Рим, добился своего посвящения в сан из рук римского понтифика. Однако, после своего отъезда от короля, он почувствовал себя плохо, затем еще хуже, и он умер спустя несколько дней - только появившись перед римским понтификом, с целью отстоять в этом вопросе интересы английского короля, но сам он отправился на суд Царя ангелов, чтобы дать ему отчет за свои собственные дела.

Касательно этого епископа, который лишь немногим походил на епископа, но всем - на канцлера, ведь со времени своего рукоположения он служил королевскому двору гораздо больше, чем церкви, касательно его, говорю я, о его характере и поведении, и том, что случилось с ним, из-за его невыносимой гордости, когда, предпринимая крестовый поход на Восток, король удумал вверить его заботам управление всеми делами в Англии - все это уже было изложено выше в соответствующем месте. Будучи изгнан из Англии, и живя временно в ссылке во Франции, он, как только услышал, что король на своем пути в Востока был заключен в немецкую темницу, так сделал своей первой заботой посетить его, благодаря чему он намеревался доказать пыл своей преданности ему, и благодаря своему раболепию, обеспечить себе более благоприятное положение в будущем. Своими услугами великому пленнику во все время его позорного плена, он многими способами изображал из себя необходимого для него человека, и если, случайно, у короля и закрадывалось сомнение относительно него, по поводу тех волнений, что произошли в Англии, то он рассеивал эти сомнения, служа ему с новым усердием. Когда фортуна короля опять изменилась, то он вернулся с ним в Англию, откуда, когда было восстановлено спокойствие, он последовал за ним в военный поход за море, и энергично исполнял свои обязанности канцлера. Однако, он был очень далек от исполнения долга священника, будучи лишен пастырских забот и бремени, и он мог представляться епископом просто ради чести и более высокого положения. Таким образом, имя епископа было затменено именем канцлера, и он редко звался таким образом.

Протрудившись с королем несколько лет, во время его жестокой и кровавой войне с французами, с усердием скорее светским, нежели епископским, он, наконец (как было сказано), стал жертвой болезни. Англия обрадовалась его смерти, ведь страх перед ним витал над ней дурным кошмаром, поскольку он мог много сделать при короле, и будучи мужем широкого духа, не мог забыть свое прежнее изгнание из Англии, и было очевидно, что он часто злоумышляет против земли, которая выблевала его прочь как некое ядовитое средство. Английские нобли имели основания бояться его живого, и едва ли они плакали, когда он стал мертв.

Глава 30.

О короткой войне с бриттами, и о том как окончился 40-летний спор с тулузцами.

В эти дни бритты, которые уже восставали против короля Англии, из-за обширных опустошений, произведенных на их границах королевскими войсками, были вынуждены вернуться со своим любимым Артуром в союз и под покровительство короля. Война велась также и с Тулузой, и она была делом величайшей важности для славного короля Генриха Английского и его сына Ричарда, и истощала силы долгие 40 лет. Теперь, в это же время, она, благодаря милости Божьей, также закончилась, поскольку граф Сен-Жиль, заключив соглашение с королем Англии, женился с великой честью, на его сестре - прежней супруге короля Сицилии, которая после его преждевременной смерти вернулась к своему брату. И таким способом была усыплена вражда, которая существовала между ними. Это было сделано королем Англии, который был поглощен тремя отдельными войнами, и был сильно ослаблен тем, что их приходилось вести одновременно. Теперь две были окончены (а именно - с бриттами и с Тулузой), и теперь, ничем не связанный, он обратился к третьей, которую вел против короля Франции, и стал теперь еще более могущественным и страшным для своих врагов. Война бушевала с крайним напряжением с каждой стороны, и столь велика была ярость воинов, что они не оказывали никакого уважения священному периоду Великого Поста, во время которого они опустошали огнем и грабежом местности, прежде находившиеся в столь цветущем состоянии, ни оказывали уважения священникам Господа, где бы они их случайно не встречали, и не больше милосердия они оказывали народу. Несомненно, столь долгое и смертельное соперничество двух непримиримых государей могло бы быстро закончиться победой одного их них, если бы они могли встретиться и вступить в бой, но было так, что там, где один, полагаясь на свои собственные силы, желал бы привести дело к концу посредством битву, там другой, боясь сомнительного исхода, осторожно уклонялся от этого. Короче говоря, каждый старался возместить взаимный ущерб и заставить его испытать другого, скорее предпочитая затягивать войну, в надежде на счастливый случай, нежели быстро завершить ее славой неверной победы.

Глава 31.

О пленении епископа Бовэ.

Теперь шел год 1197 от разрешения Девы, но ярость государей нисколько не уменьшалась, будто помогая деснице Господа обрушивать своей гнев на христиан - ведь уже был 5-й год великого голода, который сильно поразил районы Англии и Франции, и он все еще продолжался. Король Франции, который в предыдущем году действовал с усиленной энергией, теперь начал ослаблять свои усилия, и с меньшим духом защищал свои границы, тогда как король Англии постепенно усиливался и увеличивал свои владения. Наконец, внезапно нанеся удар на видный город под названием Сен-Валери, он осуществил его с большой доблестью, и заполучив, таким образом, порт в котором в большом количестве находились запасы продовольствия, он его разграбил, срыл укрепления и удалился нагруженный добычей. Вскоре после этого, он предпринял штурм замка под названием Милли, что в округе Бовэ, и вскоре нашел там сокровище, которое, как говорили, превзошло его ожидания - ведь епископ Бовэ, человек свирепого нрава и славный своей близостью к королю, прослышав, что Милли осажден, поспешил туда с войсками, не теми, что по правде, должны принадлежать ему, не с клириками, но с воинами-мирянами,. И идя с военной силой на врага, он храбро атаковал и действовал против него, скорее как военный вождь, нежели духовный.

Но он не напрасно сетовал на фортуну - ведь будучи, по Божьему суду, разбит, он, как самый долгожданный подарок, был пленником и в цепях доставлен к английскому королю, против которого он всегда, с чрезмерной вредностью, вынашивал враждебные планы, и во время Восточного похода, и когда он, возвращаясь домой, был взят в плен в Германии, и когда он вернулся в свои земли. Говорят, что во время его заключения в Руане, два священника из его дома пришли в качестве просителей к королю, умоляя его о милости, чтобы они могли прислуживать своему хозяину во время плена. "Станьте судьями, - ответил им король, между мной и вашим господином. Пусть все зло, которое он причинил мне, или замышлял против меня, будет предано забвению, кроме одного. Вот правда: во время моего возвращении с Востока и задержании меня римским императором, из уважения к моему королевскому достоинству, со мной обращались мягко и прислуживали с приличествующим уважением, но однажды вечером приехал ваш господин, и о том с какой целью он прибыл и о какого рода делах он говорил с императором ночью, я начал почувствовать утром, когда рука императора тяжко легла на меня, и вскоре на меня надели столько железа, что лошадь или осел едва могли стоять под их весом. Посему, вынесите приговор, о том какого рода заключение ваш господин должен ожидать от моей руки, тот, кто добился того же для меня в моей тюрьме?" Посему священники, ничего не ответив на эти слова, уехали разочарованные.

Таким образом, воинственный епископ содержался в цепях, и содержался своими врагами, пожалуй, с большим милосердием, чем того заслуживал, но, несомненно, более грубо, чем подобало его должности. Однако через своих людей он обратился к папе, что его следует освободить из рук своего тюремщика силой духовной власти. Но папа благоразумно принял во внимание, что король Англии пленил епископа, не за кафедрой проповедника, но на поле битвы, и держал его в заточении скорее как непримиримого противника, а не как миролюбивого прелата, и не пожелал раздражать его требованиями об освобождении пленника, но ответил ходатаям мудро и осторожно, упрекнув его в том, что он предпочитал мирскую войну церковным делам, и в том, что он поднимал копье вместо пастырского посоха, надевал шлем вместо митры, кольчугу вместо стихаря, носил щит вместо епитрахили, и нес меч стальной вместо меча Духа (что есть слово Божие), и отказался приказывать королю Англии, чтобы тот его освободил, хотя и обещал, если представиться такая возможность, походатайствовать об этом. Поэтому плененный епископ отчаялся выйти на свободу каким-либо другим образом, нежели как благодаря примирению государей, и он – тот, кто прежде разжигал войну и ненавидел мир, с непрерывной тоской вздыхал об этом, страдая в своей темнице.

Глава 32.

О бегстве некоторых людей от короля Франции, и о том, каким образом было заключено перемирие между ним и королем Англии.

В это же время, от короля Франции отъехали некоторые нобли его королевства, которые негодовали на тот ущерб, что они испытали от его рук и жаловались, что он - слишком крутой хозяин. И они присоединились к королю Англии, увеличив его мощь, и одновременно, в обмен, сами они получили подкрепление от него. Среди них был граф Фландрии, опечаленный тем, что был обманут французским королем относительно почти половины своих наследственных прав, и усилившись благодаря английскому золоту, он заполучил по капитуляции благородный город Дуэй (Douay), который был им обложен, а также добился обладания и другими крепостями. Воодушевленный этим успехом, он с выросшей уверенностью осадил город Аррас. Это заставило короля, старательно избегавшего взаимного столкновения, перенести свои военные операции в разные места. Король Англии штурмовал несколько крепостей в районе Буржа, тогда как король Франции блокировал укрепления Анжера, которые незадолго до этого были у него отняты. Он был быстро сдан и разграблен, и затем он поспешил снять осаду города, о котором мы уже упоминали. Однако, узнав о его приближении, осаждавшие, воздержались от своих операций, но отступив, заставили гордого врага себя преследовать. Пока они разрушали мосты через реки у себя позади, тот неосторожно выдвинулся слишком далеко, и они попытались отрезать его от своей отступающей армии. Таким образом, действия более велись более искусством, нежели силой.

Когда, благодаря вмешательству друзей, между противниками начались переговоры о мире, граф и не отклонял предложения, но и не полностью их принимал, утверждая, что в обеспечение своей безопасности, он обменялся заложниками с королем Англии, и в обмен столько получил от него, что ни один из них не может принять мир без согласия другого. После чего, между сторонами было достигнуто соглашение о мире, которое должно было быть в должное время ратифицировано королем Англии, и король Франции вернулся к себе домой, тогда как граф Фландрии поспешил попросить английского короля дать благородное согласие на мир. Поэтому, короли, не потому, что так жаждали мира, но потому, что были утомлены войной, в году 1197 от разрешения Девы, в сентябре месяце, со своими ноблями и большим числом своих приближенных встретились на торжественной конференции на границе. При этом, мало было сделано в пользу долгого мира - до такой степени умы государей закоренели в долгой и непримиримой ненависти, но они предпочли установить между собой перемирие сроком на 1 год и 4 месяца, как залог будущего мира. Договора предусматривали, что страны будут открыты для торговли, провинции насладятся взаимными привилегиями, и также, что пленники с обеих сторон должны будут получить свободу в обмен на достаточный и разумный выкуп. Конференция завершилась, воинам было пожаловано право на отъезд и на возвращение по домам, а провинции, изнывающие под нищетой, с благодарением восприняли эту временную передышку.

Глава 33.

О чудесном событии, случившемся в Мальтоне (Malton).

В эти дни, в августе месяце, в нашей провинции Йорк, на реке Дервент, произошло чудесное событие, которое не должно быть обойдено молчанием, но вставлено в наше историю для сведения и предупреждения потомству. В монастыре регулярных каноников, называемом Мальтон была приготовлена печь для отжига извести. Как только, как обычно, пришло время разжечь снизу пламя, то после заката туда вместе с несколькими братьями подошел настоятель, и они приложили много старания к тому, чтобы столь большая работа не оказалось напрасной. С другой стороны находилась яма среднего размера, готовая для употребления, глубиной не более 6 или 7 футов, и в нее упал один из братьев, когда, спеша на работу, шел вокруг печи, и в темноте поспешил слишком неосторожно. Как только настоятель понял, что тот не может сразу выбраться, он спросил, не получил ли он каких-либо повреждений. Тот ответил: "Я убит", и сказав это, он затих в молчании смерти, к большому удивлению всех присутствующих, которые действительно не могли догадаться о его судьбе, так как надвинувшаяся ночная тьма скрыла глубину ямы. Однако, один из свидетелей, когда его попросили спуститься, чтобы разузнать и сообщить о том, что случилось, отправился вниз, и как только он спустился на дно, то сразу же молча заснул смертным сном, ничего не сделав, и не выходя оттуда. Тем не менее, другому брату также приказали спускаться, и он быстро разделил ту же судьбу.

Тогда всех, кто стоял вокруг охватил страх, но все же, полагая, что не пристало оставаться в бездействии, но просто надо быть более острожным при расследовании этого обстоятельства, они приказали спускаться и третьему. Тот, как говорили, укрепил себя знаком спасения, спустился вниз и сразу же воскликнул: "Я умираю, я умираю, тяните меня наверх!" Тогда те, кто стоял поблизости, схватили край маленькой лестницы, по которой он спускался и за которую цеплялся, и вытащили ее вместе с ним наверх. Однако, ряса в которую он был одет, была порвана так, как будто бы с ней имели дело сильные руки какого-то неведомого злодея. Человек, спасенный таким образом от гибели, долгое время лежал полумертвый, без чувств, не подавая голоса и с пеной у рта, пока, в течение нескольких дней постепенно не пришел в себя. Однако на свою рясу он смотрел с ужасом, как на признак погибели, и не стал надевать ее, даже когда поправился. После смерти вышеупомянутого брата и двух молодых людей, которые последовали за ним, на следующий день туда кто-то спустился, чтобы посмотреть на их тела, и не нашел ничего ужасного или наносящего вред, но без вреда для себя и с полной уверенностью поднял трупы со смертельного места. На них не было видно никаких смертельных ран, за исключением левых глаз, которые казались кровавыми и были с кровоподтеками, и их бледного вида, как бы от недавнего удара.

Я позаботился записать рассказ об этих вещах так, как о них услышал, либо из рассказов свидетелей, либо от людей, которые это слышали это от свидетелей. Причины такого происшествия, которому я должен удивляться из-за его необычности, я по правде сказать, понять не могу. Правда, несколько лет назад в одном городе Восточной Англии, произошло одно событие, когда трое наемных рабочих, по желанию местных жителей чистили старый колодец и копая его глубже, желая добыть побольше воды из недр земли, внезапно лишились жизни, после чего жители заполнили этот колодец мусором и решили, что место их смерти будет служить и местом их вечного упокоения. Но это не удивительно, поскольку причину этого можно с вероятностью установить. Быть может, на дне этого колодца находилась скрытая жила ртути, или другого вредного вещества, которое, как можно предположить, будучи открыто землекопами, испустило беспощадные и губительные пары, которые, застав их врасплох, и положили конец их существованию.

Глава 34.

О примирении короля Ричарда и архиепископа Руанского, и об одном чуде.

В это время, славный король Ричард и архиепископ Руанский Уолтер, после долгой вражды, восстановили, самым подобающие образом, ту старую дружбу, что была между ними: прелат поступился своими правами в пользу государя, а государь дал компенсацию прелату в вопросах, касающихся прав Руанской церкви, которые были им узурпированы из-за военных нужд - справедливый обмен. Ведь когда король предназначил самое удобное место, у городе Андели, относящегося к владениям Руанской церкви, для постройки там замка на реке Сене для защиты Нормандии, опасаясь, как бы это же место не занял против него французский король, то он подумал, что хорошо бы его занять побыстрее. Работе человека чудесным образом соответствовала природа земли, и щедро тратя деньги, он начал строить очень сильный замок в зубах у французского короля. Но вышеупомянутый понтифик, смотрел на это посягательство на владения своей церкви без всякого удовольствия. И французы созерцали это с негодованием и напрасно раздражались на это, оскорбительное для них мероприятие, которому они не в силах были помешать. Однако, позже государь успокоил архиепископа, дав ему компенсацию, а именно, отдав церкви Руана в обмен на спорный район знаменитый морской порт, называемый Дьеппом. Когда это было сделано, он впредь с более чистой уверенностью и большей тщательностью отдал себя той работе, что начал, поскольку теперь его совесть была чиста, и чем больше он делал для обеспечения обороны своих границ, тем больше раздражение это вызывало у его врага. В том месте, пока двигалась большая стройка, было дозволено случиться чудесному событию. Ведь как утверждали некоторые люди не низкого происхождения, которые говорили, что непосредственно там присутствовали, в мае месяце, незадолго до праздника Вознесения Господня, когда король находился неподалеку и подгонял работу (поскольку он часто приезжал, чтобы следить за ней и поторопить с ее завершением, и находил большое удовольствие, наблюдая за постройкой), к изумлению всех там присутствовавших, включая и короля, внезапно полил дождь, смешанный с кровью - ведь они видели, как на их одежду падают капли настоящей крови, и страшились, как бы такое необычайное событие не предвещало бы беды. Но король этим и не встревожился, и не ослабил своих усилий в продвижении работы, в которой он испытывал столь большое наслаждение, что (если я только не ошибаюсь) даже если бы ангел небесный убеждал бы его от нее воздержаться, то он бы произнес анафему против него. (Речь идет о замке Шато-Гайяр – прим. перев.)

ЗДЕСЬ ЗАКАНЧИВАЕТСЯ ИСТОРИЯ ВИЛЬЯМА НЬЮБУРГСКОГО.

Текст переведен по изданию: The Church Historians of England, volume IV, part II; translated by Joseph Stevenson (London: Seeley's, 1861).
Электронная версия: http://www.fordham.edu/halsall/basis/williamofnewburgh-intro.html

Еще больше интересных материалов на нашем телеграм-канале ⏳Вперед в прошлое | Документы и факты⏳

<<-Вернуться назад

Главная страница  | Обратная связь
COPYRIGHT © 2008-2024  All Rights Reserved.