ЖИЗНЕОПИСАНИЕ ДОНАТО

флорентийского скульптора

(Донато ди Пикколо ди Бетто Барди, прорванный Донателло, — флорентийский скульптор, сын чесальщика шерсти; родился во Флоренции в 1386 г.; умер там же в 1466 г. В 1403 г. работал помощником Гиберти (поэтому, может быть, в начале века с Брунеллеско в Рим не ездил); позднее сотрудничал с Нанни ди Банко, с 1411 г. работал для Орсанмикеле. В 20-е гг. поездки в Пизу, Прато, Сиену. 1425-1435 гг. — сотрудничество с Микелоццо. В 1430 г. во время осады Лукки производил там инженерные работы (с Брунеллеско и Микелоццо). Около 1433 г. — в Риме (экспертиза модели гробницы папы Мартина V, выполненной Симоне Гини). В 1443-1453 гг. — в Падуе (оттуда поездки в Мантую, Феррару, Модену). Последние годы — во Флоренции (поездки в Сиену в 1457 и 1461 гг.).

Ранние (флорентийские) работы: две статуи и две головы пророков для Порта делла Мандорла — дверей собора (1406-1408); мраморный «Давид» (1408-1409) — теперь в Барджелло; сидящая статуя евангелиста Иоанна (1412-1415) — в музее Флорентийского собора, «Св. Марк» (1411-1412), «Св. Георгий» — теперь в Барджелло (1416) и «Св. Людовик» — теперь в музее церкви Санта Кроче (около 1423) для Орсанмикеле; каменный лев (Мардзокко) — теперь в Барджелло (1418-1420); четыре статуи для кампанилы собора: два пророка (1415-1420); Иеремия (1423-1426) и Аввакум (так называемый Цукконе) — (1427-1436) — (группа Авраама с Исааком выполнена с помощниками).

Зрелый период творчества: «Пиршество Ирода», «Вера», «Надежда» и «Играющие путти» (1425-1428) — для сиенского баптистерия; работы с Микелоццо: гробница Джованни Коша (антипапы Иоанна XXIII) (1425-1427) во флорентийском баптистерии, кафедра в соборе Прато (1433-1438), гробницы Бранкаччи в Неаполе (ок. 1427) и Арагацци в Монтепульчано (1427-1437); бронзовый «Давид» (ок. 1430) в Барджелло, надгробие Дж. Кривелли в Санта Мариа ин Арачели в Риме (1433); «Благовещение» (ок. 1435) во флорентийской церкви Санта Кроче; кантория (кафедра для певчих) (1433-1438) — теперь в музее Флорентийского собора; работы в Старой сакристии Сан Лоренцо во Флоренции (1433-1443): две двери, четыре медальона с евангелистами, четыре святых, четыре головы херувимов, бюст св. Лаврентия и мраморная балюстрада. К этому же периоду относятся: статуя Иоанна Крестителя-мальчика и бюст Никколо да Уццано (обе работы в Барджелло), приписываемые Донателло, как и несколько «Мадонн»; барельефы «Танец Саломеи» (в Лилле) и «Передача ключей» (Музей Виктории и Альберта в Лондоне). Статуи Амур-Атис (в Барджелло) и «Мальчик с рогом изобилия» (в Ленинградском Эрмитаже).

К падуанскому периоду творчества (1443-1453) относятся: алтарь в Санто (соборе Сант Антонио): «Распятие», «Играющие ангелы» и символы евангелистов; там же: семь бронзовых статуй («Мадонна и шесть святых»); пять больших бронзовых барельефов («Чудеса св. Антония» и «Пьета») и один каменный («Положение во гроб»). На площади перед Падуанским собором: статуя кондотьера Эразмо да Нарни (Гаттамелаты), установлена в 1453 г. К этому же периоду относится деревянная статуя Иоанна Крестителя в венецианской церкви Фрари.

Поздние работы (1453-1460): бронзовая статуя Иоанна Крестителя в Сиенском соборе, деревянная фигура «Кающаяся Магдалина» во флорентинском баптистерии, Юдифь с Олоферном (перед палаццо Веккио во Флоренции), две кафедры во флорентийском Сан Лоренцо (начаты в 1461 г., закончены Бертольдо и Беллано после смерти Донателло))

Донато ¹, которого близкие называли Донателло и который именно так подписывался на некоторых своих произведениях, родился во Флоренции в 1383 году ². Посвятив себя искусству рисунка, он сделался не только редчайшим скульптором и удивительным ваятелем, но был также опытным лепщиком, отличным перспективистом и высоко ценимым архитектором ³. Произведения его настолько отличались изяществом, хорошим рисунком и добросовестностью, что они почитались более похожими на выдающиеся создания древних греков и римлян, нежели всё, что было кем-либо и когда-либо сделано. Поэтому ему по праву присвоена степень первого, кто сумел должным образом использовать применение барельефа для изображения историй, каковые и выполнялись им так, что по замыслу, легкости и мастерству, которые он в них обнаруживал, становится очевидным, что он обладал истинным пониманием этого дела и достиг красоты более чем обычной; поэтому он не только в этой области никем из художников не был превзойден, но и в наше время нет никого, кто бы с ним сравнялся. [188]

Донателло с детства воспитывался в доме Руберто Мартелли ⁴, и своими добрыми качествами и усердием в работе он заслужил не только любовь хозяина, но и всего этого благородного семейства. В юности своей он исполнил много вещей, с которыми, однако, ввиду их большого количества не очень считались. Произведение же его, которое создало ему имя и позволило его узнать таким, каким он был на самом деле, было Благовещение из мачиньо, находящееся во Флоренции, в церкви Санта Кроче, на алтаре капеллы семейства Кавальканти ⁵; он украсил эту вещь обрамлением, скомпонованным из гротесков, с базой из разнообразных и переплетающихся узоров и с венчающей ее аркой в четверть круга; кроме того, он прибавил шесть детских фигур, которые держат гирлянды и, точно как бы от страха перед высотой, обнимаются и этим ободряют друг друга. Но превыше всего обнаружил он великий свой талант и искусство в фигуре девы Марии, которая, испугавшись внезапного появления ангела, робко и нежно склоняется в почтительном поклоне, обернувшись с прекраснейшей грацией к приветствующему ее вестнику, так что на лице ее написано все смирение и благодарность, которая воздается тому, кто дарует неожиданное, и которая должна быть тем больше, чем этот дар драгоценнее. Помимо этого, Донато показал в одеждах Мадонны и ангела, как хорошо они облекают тело и как мастерски переданы складки, а в отделке обнаженных частей фигур он пытался воссоздать красоту древних, которая была скрыта уже в течение стольких лет. Словом, он проявил так много легкости и умения в этом произведении, что трудно большего пожелать от замыслов и от исполнения, от орудия и от техники. В этой же церкви под перегородкой около фрески Таддео Гадди он исполнил с удивительным старанием деревянное распятие. Закончив его и считая, что он сделал исключительную вещь, он показал ее своему ближайшему другу, Филиппо Брунеллеско, чтобы узнать его мнение; Филиппо же, который, со слов Донато, ожидал гораздо большего, увидев распятие, слегка улыбнулся. Заметив это, Донато стал просить его во имя их дружбы высказать свое мнение, на что Филиппо, который был человеком благороднейшим, ответил ему, что, по его мнению, на кресте распят мужик, а не тело, каким оно должно было быть у Иисуса Христа, который обладал тончайшим сложением и во всех частях своего тела был самым совершенным человеком, который [189] когда-либо родился. Донато, почувствовав себя уязвленным, и притом глубже, чем он думал, поскольку он рассчитывал на похвалу, ответил: «Если бы делать дело было бы так же легко, как судить о нем, тогда мой Христос показался бы тебе Христом, а не мужиком; поэтому возьми-ка кусок дерева и попробуй сам». Филиппо, не говоря больше ни слова, принялся, вернувшись домой, тайком от всех за работу над распятием, и, стремясь во что бы то ни стало превзойти Донато. дабы самому не пришлось отказаться от собственного суждения, он после долгих месяцев довел свою работу до высшего совершенства. После этого однажды утром он пригласил Донато к себе позавтракать, и Донато принял приглашение. Когда они шли вместе с Филиппо к его дому и дошли до Старого рынка, Филиппо кое-что купил и, передав покупки Донато, сказал: «Иди с этими вещами домой и подожди меня там, я сейчас же вернусь». И вот, когда Донато вошел в дом, он сразу же увидел распятие, сделанное Филиппо, хорошо освещенное, и, остановившись, чтобы разглядеть его, он убедился, что оно доведено до такого совершенства, что, сраженный, полный смятения и как бы вне себя, выпустил узел, который держал в руках, и оттуда выпали яйца, сыр и всякая снедь, и всё рассыпалось и разбилось. Но он продолжал удивляться и стоял, словно остолбенев, когда вошел Филипно и со смехом сказал ему: «Что это ты затеял, Донато? Чем же мы будем завтракать, ежели ты все рассыпал?» — «Что до меня, — отвечал Донато, — я на сегодняшнее утро свою долю получил, если хочешь свою — возьми ее, но только не больше; тебе дано делать святых, а мне — мужиков» ⁶.

Для храма Сан Джованни в этом же городе Донато исполнил гробницу папы Джованни Коша ⁷, который был лишен сана Констанцским собором: заказ этот он получил от Козимо деи Медичи, который был большим другом Коши. На этой гробнице Донато исполнил собственными руками фигуру покойного из золоченой бронзы, а из мрамора — фигуры Надежды и Любви, Микелоццо же, его ученик, сделал Веру. В том же храме, напротив, находится другая работа Донато: кающаяся Мария Магдалина, из дерева, истощенная постами и подвижничеством, — вещь прекрасная и отлично сделанная, в которой всюду в совершенстве и с большим пониманием передана анатомия ⁸. На Старом рынке, на гранитной колонне, исполнена рукой Донато отдельно стоящая фигура Изобилия из твердого [190] камня; она сделана настолько хорошо, что заслужила высокие похвалы художников и всех понимающих людей ⁹. Колонна, на которой помещается эта статуя, находилась раньше в церкви Сан Джованни в числе других гранитных колонн внутренней колоннады; она была оттуда изъята, и на место ее была поставлена другая колонна, каннелированная, которая раньше стояла посредине храма и на которой была статуя Марса, снятая с нее в то время, когда флорентинцы были обращены в христианскую веру ¹⁰. Будучи еще юношей, он исполнил для фасада Флорентийского собора пророка Даниила из мрамора и потом сидящего св. Иоанна Евангелиста, в четыре локтя вышиной, в простой одежде, — произведение, вызвавшее высокие похвалы. Там же, на том же углу фасада, который поворачивает на Виа Кокомеро, можно видеть между двух колонн старика, его же работы, который ближе к античной манере, чем всякое другое его произведение; на челе его можно прочитать те думы, которые прожитые годы приносят людям, одряхлевшим от времени и забот ¹¹. Далее, внутри той же церкви он исполнил кафедру под органом и над дверью старой ризницы из незаконченных, как уже говорилось, фигур, которые, однако, поистине производят впечатление живых и движущихся ¹². В этом отношении можно о нем сказать, что он работал столько же руками, сколько и расчетом, ибо ведь многие произведения заканчиваются и кажутся прекрасными в том помещении, где их делают, но, будучи затем оттуда вынесенными и помещенными в другое место, при другом освещении или на большей высоте, получают совершенно иной вид и производят впечатление как раз обратное тому, какое они производили на своем прежнем месте. Напротив, Донато создавал свои фигуры таким образом, что в том помещении, где он работал, они не достигали и половины того, чем они были там, куда предназначались и где они казались гораздо лучше. Для новой ризницы этой же самой церкви он сделал рисунок тех младенцев, что держат гирлянды, опоясывающие весь фриз, а также рисунок фигур, предназначавшихся для стекол круглого окна под куполом, то есть для того окна, где изображено Венчание Богоматери ¹³; рисунок этот намного лучше композиции других круглых окон, как в этом легко убедиться воочию. В том же городе, в Сан Микеле ин Орто, он исполнил для цеха мясников мраморную фигуру св. Петра, которую можно видеть на месте, — фигуру удивительную [191] и исполненную с мудрым расчетом; а для цеха льнопрядильщиков — св. Марка Евангелиста, который был заказан ему совместно с Филиппе Брунеллеско, но которого он впоследствии закончил один, с согласия Филиппо ¹⁴. Фигура эта была выполнена Донато с таким расчетом, что, пока она стояла на земле, люди непонимающие не могли оценить ее достоинства и консулы этого цеха решили не пускать ее в работу; однако Донато попросил все же разрешения поднять ее на место, утверждая, что он хочет им показать, что если он над нею еще поработает, то подучится уже не прежняя, а совершенно новая фигура. Так и поступили. Донато же запаковал ее на две недели, а затем, не делая никаких исправлений, открыл ее и привел всех в восхищение.

Для цеха оружейников он исполнил вооруженную фигуру св. Георгия, полную жизни; голова его выражает красоту юности, смелость и доблесть в оружии, некий гордый и грозный порыв и изумительное движение, оживляющее камень изнутри ¹⁵. И, конечно, ни в одной современной нам скульптуре не найти столько жизни, ни в одном мраморе столько одухотворенности, сколько природа и искусство вложили в это произведение руками Донато. А на пьедестале, который поддерживает сень, венчающую эту статую, он низким рельефом изобразил святого, поражающего змия, на коне, заслужившем высокую оценку и много похвал. Спереди — другой низкий рельеф с полуфигурон бога-отца. А на той части фасада, что против церкви, он исполнил из мрамора в античном, так называемом коринфском ордере совершенно вне всякой немецкой манеры, по заказу цеха торговцев, сень для двух статуй ¹⁶, которые он, однако, не захотел сделать, так как не сошелся в цене. Фигуры эти после его смерти были отлиты из бронзы Андреа Верроккио, как об этом будет сказано в своем месте. Из мрамора же им было изваяно для переднего фасада колокольни Флорентинского собора четыре статуи размером в пять локтей каждая: две из них, сделанные с натуры, находятся посередине: одна — Франческо Содерини в молодости, другая — Джованни ди Бардуччо Керикини, которую ныне называют Дзукконе; ее считают самой редкостной и прекрасной из всего, что он когда либо сделал; сам Донато, когда хотел поклясться так, чтобы ему поверили, говорил: «Клянусь моим Дзукконе»; а в то время, как он работал над ним, он приговаривал, обращаясь к нему: «Говори же, [192] говори, чтоб ты лопнул!» Со стороны же канониката он исполнил над дверью в колокольню Авраама, собирающегося принести в жертву Исаака, а также и другого пророка; обе эти фигуры были помещены на место других двух статуй ¹⁷.

Для Синьории этого же города он отлил из металла группу, которая была поставлена на площади, под одной из аркад правительственной лоджии, и которая изображает Юдифь, отрубающую голову Олоферну ¹⁸. Вещь эта исполнена с великим совершенством и мастерством; для всякого, созерцающего внешнюю простоту в одежде и в облике Юдифи, ясно обнаруживается внутреннее величие духа жены и господня помощь, оказанная ей, точно так же, как в самом Олоферне — вино, и сон, и смерть, сковавшая его члены, которые, утратив чувствительность, имеют вид похолодевших и повисших, как плети. Вещь эту Донато настолько отделал, что отлив получился тончайший и прекраснейший; а затем он ее так хорошо отшлифовал, что прямо-таки диво на нее глядеть. Точно так же и пьедестал, в виде простейшей гранитной балясины, полон изящества и радует взор. Художник настолько был удовлетворен этим произведением, что захотел (чего он не делал в других случаях) подписаться своим именем, как явствует из следующих начертанных слов: «Donalelli optis» ¹⁹. Во дворе же дворца Синьории находится обнаженный бронзовый Давид натуральной величины, который, подняв ногу, наступил ею на отрубленную голову Голиафа, а в правой руке держит меч. Фигура эта настолько естественна в своей оживленности и мягкости, что художники не хотят верить, что она не отлита с натуры. Раньше статуя эта стояла во дворе дома Медичи и лишь после изгнания Козимо была перенесена в означенное место. Ныне герцог Козимо, соорудив фонтан там, где она раньше находилась, убрал ее и бережет для другого обширнейшего двора, который он задумал разбить с задней стороны дворца, то есть там, где раньше держали львов. Кроме того, в зале, где находятся часы работы Лоренцо делла Вольпайя, по левую руку, есть другой прекраснейший Давид, из мрамора; у него между ногами лежит мертвая голова Голиафа, и он держит в руках пращу, которой он его сразил ²⁰. В первом дворе дома Медичи вделаны восемь мраморных медальонов, на которых воспроизведены античные камеи и обратные стороны медалей, а также несколько историй, прекрасно им [193] исполненных; медальоны эти вделаны во фриз, проходящий между окнами и архитравом над арками лоджии ²¹. Кроме того, там же при входе в сад находятся реставрированный им Марсий из античного белого мрамора, равно как и бесконечное количество античных голов, им восстановленных и помещенных над дверями, которые он украсил орнаментом с крыльями и алмазами (герб Козимо), отлично исполненным лепниной. Из гранита он сделал прекрасный сосуд, из которого бил фонтан, а в саду Пацци во Флоренции — другой, подобный ему, точно так же источавший струю. В названном дворце Медичи — Мадонн из мрамора и бронзы, исполненных барельефом, а также другие истории из мрамора с прекраснейшими фигурами, удивительно сделанные в очень низком рельефе ²². И так была велика любовь, которую Козимо питал к доблестям Донато, что постоянно давал ему работу; и в свою очередь Донато так любил Козимо, что по малейшему намеку с его стороны угадывал все его желания и во всем ему повиновался. Рассказывают, что один генуэзский купец заказал Донато бронзовую голову, которая вышла прекрасной, как сама природа, и была очень тонко отлита для легкости и для удобства далеких перевозок, причем заказ этот Донато получил через посредничество Козимо. И вот, когда она была закончена, купцу показалось, что Донато запрашивает лишнее, поэтому решение дела поручили Козимо, который, приказав принести голову на верхнюю террасу дворца, поместил ее между зубцами, выходящими на улицу, чтобы лучше было видно. Козимо, желая уладить спор, нашел, что предложение купца очень далеко от требований Донато, поэтому, обратившись к купцу, он заявил, что тот дает слишком мало. Купец же, которому сумма казалась преувеличенной, стал утверждать, что Донато работал немного больше месяца и что ему причитается не более полфлорина в день. Тогда Донато, которому казалось, что его очень уж обижают, вспылил и сказал купцу, что он в одну сотую часа может погубить труды и достижения целого года, и, толкнув голову, сбросил ее на улицу, где она разбилась на мелкие куски; к этому он добавил, что купец, по всему видно, привык торговать бобами, а не покупать статуи. Тот, устыдившись, стал предлагать ему двойную цену, только бы он повторил работу, но Донато так и не согласился, несмотря на посулы купца и просьбы Козимо. [194]

В доме Мартелли находится много историй, исполненных им в мраморе и в бронзе, и в числе прочих Давид вышиною в три локтя, а также много других произведений, щедро им пожертвованных в знак той преданности и любви, которые он питал к этому семейству, в особенности круглая статуя св. Иоанна из мрамора, вышиною в три локтя. Это исключительное произведение находится ныне в доме наследников Руберто Мартелли, который в своем завещании, под страхом нарушения его воли, запретил ее закладывать, продавать или дарить, как свидетельство и подтверждение тех милостей, которые Донато принимал от Мартелли, а они от него, и как признание его доблести, которую он приобрел, пользуясь их покровительством и содействием.

Далее он исполнил и отправил в Неаполь мраморную гробницу одного архиепископа, ныне находящуюся в церкви Сант Анджело ди Седжо ди Нидо; на ней изваяны три круглые фигуры, которые несут на голове гроб, а на самом гробе изображена история, исполненная барельефом настолько прекрасно, что она сделалась предметом бесчисленных похвал. В том же городе, в доме графа Маталоне, находится голова лошади, исполненная Донато столь совершенно, что многие принимают ее за античную ²³. В городке Прато им сделана мраморная кафедра, с которой показывают пояс Богоматери; на полях этой кафедры он изваял детский хоровод, столь прекрасный и удивительный, что многие утверждают, что он в этой вещи не менее проявил совершенство своего искусства, чем в других произведениях. Там же для поддержки этой кафедры им было исполнено две бронзовые капители, из коих одна на месте, а другая была унесена испанцами, которые разграбили эту область ²⁴.

Случилось, что в то время венецианская Синьория, услыхав о его славе, послала за ним, с тем чтобы он увековечил память Гаттамелаты в городе Падуе, и он охотно туда отправился и исполнил конную статую, которая находится на площади Сант Антонио и в которой чувствуется храп и дрожь коня, а в фигуре всадника — его великое мужество и неукротимость, столь живо выраженные при помощи искусства ²⁵. Донато показал себя таким чудодеем, отливая вещь столь огромных размеров и соблюдая соразмерность и качество исполнения, что он поистине может сравниться с любым античным мастером в отношении движения, рисунка, искусства, [195] соразмерности и отделки. Поэтому он не только поражал всех, кто в то время видел эту вещь, но и доселе поражает всякого, кто ее видит. За это падуанцы всячески пытались перевести его в свое гражданство и при помощи всевозможных милостей удержать его в Падуе, а чтобы занять его, заказали ему в церкви братьев-миноритов истории из жития св. Антония Падуанского для пределлы большого алтаря: сцены эти исполнены с таким вкусом, что люди, понимающие в этом искусстве, остаются при виде их восхищенными и потрясенными, разглядывая прекрасные и разнообразные композиции, полные огромного количества смело задуманных фигур и перспективных сокращений. Точно так же на стенке алтаря он исполнил прекраснейшее изображение Марии, оплакивающей тело Христово ²⁶. А в доме одного из графов Каподилиста он сделал деревянный каркас коня, который без шеи сохранился до сих пор ²⁷; отдельные части его подобраны с такой точностью, что всякий созерцающий эту работу может судить о смелости ума и о величии духа Донато.

Для одного женского монастыря он исполнил св. Себастьяна из дерева по просьбе одного капеллана, друга монахинь и его родственника и земляка, который ему принес находившееся у них старое и грубое изображение этого святого с просьбой повторить его по этому образцу. В соответствии с этим, желая угодить капеллану и монахиням, Донателло пытался подражать оригиналу, однако, хотя он и воспроизвел всё, что там было грубого, он невольно проявил привычное ему высокое качество и искусность исполнения. Наряду с этим он исполнил много других фигур из гипса и стука, а из обломка старого мрамора, который означенные монахини имели в своем саду, он изваял прекраснейшую Мадонну ²⁸. И так по всему этому городу рассеяно бесчисленное множество его произведений. Тем не менее, хотя на него там и смотрели как на чудо и он был восхваляем всеми знающими людьми, он решил вернуться во Флоренцию, говоря, что, если он дольше останется, он забудет всё, что знал, ибо слишком уж все его восхваляют, и что поэтому он охотно возвращается в свое отечество, чтобы его там постоянно осуждали, но что осуждение это толкает его на работу, а следовательно, и приносит ему еще большую славу. Поэтому он покинул Падую и на обратном пути через Венецию, на добрую память о себе, принес в дар флорентийской [196] колонии для ее капеллы в церкви братьев-миноритов деревянную статую св. Иоанна Крестителя, исполненную им с величайшим прилежанием и умением ²⁹.

В городе Фаэнце он вырезал из дерева св. Иоанна и св. Иеронима — вещи, ценимые нисколько не менее, чем прочие его произведения ³⁰. Затем, вернувшись в Тоскану, он в приходской церкви в Монтепульчано исполнил мраморную гробницу с прекраснейшей историей, а во Флоренции, в ризнице церкви Сан Лоренцо, — рукомойники из мрамора, в работе над которыми участвовал также и Андреа Верроккио; в доме же Лоренцо делла Стуфа — ряд голов и статуй, исполненных с большой непосредственностью и живостью ³¹.

Покинув вскоре Флоренцию, он переехал в Рим, чтобы попытаться как можно ближе подражать творениям античных мастеров, изучая которые, он за время своего пребывания в этом городе и сделал из камня сень для св. даров, которая ныне находится в соборе св. Петра ³². Возвращаясь во Флоренцию, он проездом через Сиену взялся за бронзовую дверь для баптистерия Сан Джованни, и он уже сделал было деревянную модель, и были уже почти совсем готовы восковые формы и благополучно закреплены под крышкой для отливки, когда Бернардетто, сын госпожи Папера, флорентийский золотых дел мастер, его друг и приятель, возвращаясь из Рима, сумел словом и делом добиться того, что по своим необходимостям или по какой другой причине, но увез Донато с собой во Флоренцию, так что эта вещь осталась незаконченной, точнее даже и неначатой. Только в соборном попечительстве этого города осталась единственная вещь, сделанная его рукой, а именно металлическая статуя св. Иоанна Крестителя, у которой не хватает части правой руки выше локтя: говорят, что Донато это сделал, будучи неудовлетворенным общей суммой, причитавшейся ему за заказ ³³.

Вернувшись во Флоренцию, он для Козимо деи Медичи принялся за лепные работы в ризнице церкви Сан Лоренцо, а именно за четыре медальона в парусах свода, с историями евангелистов, с перспективами, частью написанными, частью исполненными низким рельефом. Там же он сделал две маленькие бронзовые двери с прекраснейшими низкими рельефами, изображающими апостолов, мучеников и исповедников, а над ними [197] несколько плоских ниш, в одной из которых — св. Лаврентий и св. Стефан, в другой — св. Козьма и св. Дамиан. Под крестовым сводом этой же церкви он сделал четырех святых из стука вышиной в пять локтей каждый, каковые исполнены с большим мастерством. Он приступил также к исполнению двух бронзовых кафедр, на которых изображены Страсти Христовы. Вещи эти отличается рисунком, силой, изобретательностью и обилием фигур и зданий, а так как он по старости лет не был в состоянии работать над ними, их закончил его ученик Бертольдо и довел их до завершения ³⁴. В соборе Санта Мариа дель Фьоре он исполнил два колосса из кирпича и стука, которые находятся вне церкви, украшая собой углы капеллы ³⁵. Над дверями церкви Санта Кроче можно поныне видеть исполненного им св. Людовика из бронзы, вышиной в пять локтей ³⁶. Когда же его обвиняли в том, что эта фигура нелепа и, может быть, худшее из его произведений, он отвечал, что сделал это сознательно, так как нелепо было со стороны святого бросить королевство и сделаться иноком. Он же сделал из бронзы голову жены упомянутого Козимо деи Медичи, каковая хранится в гардеробной синьора герцога Козимо, где находятся и многие другие бронзовые и мраморные произведения руки Донато и между прочим Мадонна с младенцем на руках, в очень низком рельефе, — вещь, прекраснее которой и не увидишь, в особенности потому, что она обрамлена миниатюрами, исполненными братом Бартоломео и достойными удивления, как об этом будет сказано в своем месте. Прекрасное, мало того, чудеснейшее бронзовое распятие работы Донателло хранится у означенного синьора герцога в его кабинете, в котором бесчисленное множество редких старинных вещей и прекраснейших моделей. Там же в гардеробной бронзовый барельеф изображает Страсти Христовы, с большим количеством фигур; а на другой картине, также из металла, еще одно Распятие ³⁷. Точно так же в доме наследников Якопо Каппони, который был отменным гражданином и истинным дворянином, находится мраморный полурельеф с изображением Богоматери — вещь, почитающаяся исключительной. Помимо этого, мессер Антонио деи Нобили, который был казначеем его превосходительства, имел в своем доме мраморную доску работы Донато, на которой низким рельефом изображена полуфигура Мадонны, столь прекрасная, что мессер Антонио оценивал ее равной всему своему имуществу; такого же мнения [198] придерживается и сын его Джулио, юноша исключительной доброты и рассудительности и большой любитель талантливых и всех выдающихся людей.

Далее, в доме Джованни Баттисты д'Аньоль Дони, флорентийского дворянина, находится металлическое изваяние Меркурия работы Донато, высотою в полтора локтя; фигура эта, круглая и одетая в несколько странный наряд, поистине великолепна и нисколько не уступает другим вещам, украшающим этот прекраснейший дом. Бартоломео Гонди, о котором упоминалось в жизнеописании Джотто, владеет точно так же Мадонной, исполненной Донато в полурельефе с такой любовью и старанием, что нельзя ни представить себе лучшего, ни вообразить ту почти что шутливую легкость, которую Донато проявил в изображении головного убора и в изяществе ее одежд. Равным образом мессер Лелио Торелли, первый аудитор и секретарь синьора герцога, являющийся не только любителем всех наук, талантов и почтенных профессий, но и отличнейшим юрисконсультом, обладает мраморным рельефом, изображающим Мадонну, исполненным рукой того же Донателло ³⁸.

Словом, если полностью рассказать жизнь и творения этого художника, то получилась бы повесть куда более длинная, чем это вхвдило в наши намерения при составлении жизнеописаний наших художников, ибо он прилагал свою руку не только к большим произведениям, о которых уже говорилось достаточно, но также к самым мельчайшим произведениям искусства, делая фамильные гербы на каминах и на фасадах домов граждан, прекраснейший образец каковых можно видеть на доме семьи Соммаи, что против пекарни Делла Вакка ³⁹. Кроме того, он для семьи Мартелли сделал саркофаг в виде плетеной корзины для усыпальницы, но находится он под церковью Сан Лоренцо, так как наверху нет никаких могил, за исключением могильной плиты над усыпальницей Козимо деи Медичи, вход в которую также помещается внизу, вместе со всеми другими ⁴⁰. Рассказывают, что Симоне, брат Донато, когда закончил модель гробницы папы Мартина V, послал за Донато, чтобы он ее посмотрел, прежде чем отдавать в отливку; поэтому Донато отправился в Рим и оказался там как раз в то время, когда туда прибыл император Сигизмунд, чтобы принять корону от папы Евгения IV, вследствие чего ему пришлось вместе с [199] Симоне принять участие в торжественном убранстве для этого празднества, чем он и приобрел себе славу и величайшие почести ⁴¹. Далее, в гардеробной герцога Гвидобальдо Урбинского находится исполненная Донато прекраснейшая мраморная голова ⁴², и полагают, что она была подарена предкам этого герцога Джулиано Медичи Великолепным, когда он посетил этот двор, который был полон доблестнейших синьоров.

Одним словом, Донато был в такой мере и до такой степени удивительным в каждом своем поступке, что можно смело утверждать, что по своему мастерству, вкусу и знаниям он был среди новых художников, первым, прославившим искусство скульптуры и хорошего рисунка, и заслуживает тем больше похвал, что в его время античные вещи еще не были извлечены из земли, за исключением колонн, саркофагов и триумфальных арок. Им же был оказан могущественный почин к тому, что у Козимо Медичи пробудилось желание привезти во Флоренцию те древности, которые находились и до сих пор находятся в доме Медичи и которые все были реставрированы рукой Донато.

Он был человеком чрезвычайно щедрым, ласковым и приветливым и лучше относился к друзьям, чем к самому себе; никогда он не придавал никакой цены деньгам и держал их в корзинке, подвешенной веревкой к потолку, откуда каждый из его учеников и друзей мог черпать по мере надобности, не говоря ему об этом ничего. Он выносил очень бодро свою старость, а когда стал дряхлеть, ему пришлось принять помощь Козимо и других своих друзей, так как больше он уже не мог работать. Рассказывают, что Козимо перед смертью поручил его своему сыну Пьеро, который, старательно выполняя волю своего отца, подарил Донато имение в Кафаджуоло с таким доходом, что тот мог дожить свой век без работы. Это доставило Донато величайшую радость, так как он считал, что он этим более чем застрахован от голодной смерти. Однако не прошло и года, как он вернул Пьеро это владение, отказавшись от него нотариальным порядком, ибо утверждал, что не хочет терять покоя в думах о домашних работах и о жалобах приказчика, который через каждые три дня к нему приставал то из-за того, что ветер сорвал у него крышу с голубятни, то из-за того, что у него отобрали скотину за уплату коммунальных пошлин, то из-за того, что виноград и плоды пострадали от непогоды, так что ему до такой [200] степени наскучили и опостылели эти дела, что он предпочитал умереть с голоду, чем быть вынужденным думать обо всем этом. Пьеро посмеялся над простодушием Донато и, дабы освободить его от этих мучений, согласился принять обратно имение, так как Донато на этом настаивал во что бы то ни стало, и назначить ему в своем банке сумму в том же или даже большем размере, по наличными деньгами, которые выплачивались ему каждую неделю из соответствующего расчета. Этим Донато вполне удовлетворился и радостно и без забот прожил остаток дней своих как верный слуга и друг дома Медичи. Правда, когда он достиг восьмидесятитрехлетнего возраста, он оказался настолько разбитым параличом, что работать уже никак не мог и был непрерывно прикован к постели в бедном домике, который он имел на Виа дель Кокомеро, поблизости от женского монастыря Сан Николло, где, хирея изо дня в день и постепенно угасая, он преставился 13 декабря 1466 года. Похоронили его в церкви Сан Лоренцо рядом с могилой Козимо, согласно его собственному распоряжению, с тем чтобы после смерти он так же близок был к телу своего друга, как при жизни всегда был ему близок духом.

Смерть его причинила бесконечное горе его согражданам, художникам и всем, кто знавал его при жизни. Посему, дабы после смерти почтить его больше, чем чтили его при жизни, устроили ему почетнейшие похороны в означенной церкви, и провожали его все живописцы, архитекторы, ваятели, золотых дел мастера и почти весь народ этого города, в котором еще долго не переставали сочинять в честь его разного рода стихи на различных языках, из коих достаточно, если мы приведем лишь те, что могут быть прочитаны ниже.

Однако, прежде чем перейти к этим эпитафиям, хорошо будет, если я расскажу о нем еще следующее. Когда он был болен, незадолго до его смерти его посетили некоторые из его родственников и приветствовали его и, утешая, как это принято, заявили ему, что он обязан завещать им имение около Прато, которым он владел, хотя оно, правда, невелико и очень недоходно, все же они настоятельно просят его об этом. Услышав это, Донато, который во всех случаях жизни был справедливым, ответил им: «Я не могу вас удовлетворить, милые родственники, ибо я намереваюсь — и это мне кажется разумным — оставить землю тому [201] крестьянину, который всегда ее обрабатывал и на ней трудился, а не вам, которые, не принеся ей никогда никакой пользы, кроме разве того что собирались ее получить, хотите этим вашим посещением добиться того, чтобы я вам ее оставил; идите же с богом!» И поистине именно так и следует обращаться с такими родственниками, которые загораются любовью только тогда, когда имеют в виду выгоду или на что-нибудь надеются. Поэтому, вызвав нотариуса, он передал это имение тому работнику, который всегда там работал и который, быть может, лучше к нему относился, действительно помогая ему в нужде, чем это делали родственники. Художественные произведения он завещал свои ученикам, а именно: Бертольдо, флорентинскому скульптору, который ему очень подражал, как это можно видеть по прекрасной конной битве, исполненной в бронзе и находящейся ныне в гардеробной синьора герцога Козимо; Нанни, сыну Антонио ди Банко, умершему раньше его; Росселино, Дезидерио и Веллано из Падуи ⁴³; в общем, можно утверждать, что после его смерти учеником его был всякий, кто пожелал хорошо работать в области рельефа. В рисунке он был смел и делал свои наброски с несравненным мастерством и блеском, о чем можно судить по нашей книге, в которой я храню его рисунки одетых и обнаженных фигур и животных, поражающих всякого, кто их видит, а также многие другие столь же прекраснейшие вещи.

Портрет его написал Паоло Учелло, как было указано в жизнеописании последнего. Надгробные его надписи следующие:

Sculptura h. т. a Florentines fieri voluit Donatello, utpote homini, qui ci, quod jamdiu optimis artificibus, multisque saeculis, tum nobilitatis tum nominis acquisitum fuerat, injuriave tempor. perdiderat ipsa, ipse unus, una vita, infinitisque operibus cumulatiss. restituerit: et patriae benemerenti hujus restitutae virtutis palmam reportavit ⁴⁴;

Excudit nemo spiranlia mollius aera:
Vera cano: cernes marmora viva loqui.
Graecorum sileat prison admirabilis aetas
Compendibus statuas continuisse Rhodon.
Nectere namque magis fuerant haec vincula digna
Istius egregias artificis statuas ⁴⁵. [202]

Что совокупным опытом скульптуре
Другие дали, — дал один Донато:
Он жизнь внес в мрамор, косностью объятый:
Что, как не речь, осталось дать натуре?

Вещей его сохранилось в мире такое множество, что можно поистине утверждать, что не было никогда художника, который бы работал больше, чем он. Ибо, радуясь всякому труду, он брался за всё, невзирая на дешевизну или ценность заказа. Тем не менее творчество Донато в обширности своей включало все необходимое для скульптуры во всех ее видах, будь то круглая скульптура, полурельеф или барельеф. Ибо, подобно тому как в добрые времена древних греков и римлян многие художники довели скульптуру до совершенства, так он один множеством своих творений вернул ее в наш век безукоризненной и дивной. Вот почему художники должны признавать великое искусство Донато более, чем кого-либо другого, рожденного в наше время, ибо он не только облегчил трудности искусства количеством своих произведений, но и сочетал воедино замысел, рисунок, выполнение, вкус и все то, что можно и должно ожидать от божественного дарования. Донато был смел и решителен, заканчивал все свои произведения с величайшей легкостью и всегда давал гораздо больше того, что обещал.

Бертольдо, его ученик, наследовал все его работы и главным образом бронзовые кафедры для церкви Сан Лоренцо, которые в значительной своей части были им впоследствии закончены и доведены до того состояния, в каком их можно видеть ныне в означенной церкви.

Я не могу умолчать о том, что ученейший и достопочтеннейший дон Винченцио Боргини, о котором уже выше упоминалось в иной связи, собрав в большой книге бесчисленное множество рисунков лучших живописцев и скульпторов, как древних, так и современных, поместил друг против друга два листа, из которых на одном — рисунки Донато, на другом — рисунки Микельанджело Буонарроти, и с большой рассудительностью включил в их обрамление следующие два греческих изречения: под рисунками Донато — «"H DwnatoV Bonarrwti, ei», а под рисунками Микельанджело — «"H BonarrwtoV Dwnati ei», что по-латыни звучит так: [203] «Aut Donatus Bonarrotum exprimit et refert aut Bonarrotus Donatum», а на нашем языке: «Либо дух Донато проявляется в Буонаррото, либо дух Буонаррото себя предвосхитил, проявившись в Донато».

Комментарии

1. В первом изда.нии «Жизнеописаний» биография Донателло начиналась следующим вступлением:

«Скульпторы, которых мы называем не древними, а старыми, не справлялись с многочисленными трудностями искусства в статуях своих, будь они из мрамора или из металла, не обнаруживая ни мастерства, ни страсти. И были статуи всегда только круглыми, и круглыми дураками были глупые умом и грубые скульпторы. А от этого всего и получалось, что изображали и показывали они самих лишь себя и на них были похожи и их статуи. И потому в убогих их работах не было совсем ни совершенства рисунка, ни живости, ибо поистине дать то, чего у тебя нет, невозможно. Вот почему природа, охваченная справедливым негодованием при виде странных фигур, подаренных ими миру будто ей на смех, порешила создать мастера такого, который творчеством своим пропорционально и отменно изящно привел бы к наилучшей форме испорченные бронзы и убогие мраморы, ибо всех лелеяла она и любила как добрая мать, воспитывала долготерпеливо и с заботой величайшей. А чтобы лучше осуществить волю свою и решение, дивными дарованиями наградила она Донато при его рождении и почти что как свое олицетворение ниспослала к смертным его, полного благостью, рассудительностью и любовью. Потому и благоволил он всем, кто творил и вселял и в других творческую радость, его же труды радовали не только друзей его, но и всех, кому он был известен. Никакого насилия не терпела дарованная ему небом благость; работая, он не запирался, чтоб никто не мог подглядеть, как это он так прекрасно творит, но все свои вещи делал совершенно открыто, так, чтобы всякий мог это видеть. Так приятен, так приветлив и настолько честен был он во всех своих деяниях, что и наш век, почитающий и ценящий его после смерти, застав его живого, преклонялся бы перед ним еще больше. И в то время как наши художники переполнены ныне большей частью и завистью и гордостью, а к тому же и тщеславием пустым и нахальным, Донато был ласков, вежлив, скромен и лишен всякого самомнения; наши лишь вредят своим ближним, он же старался помочь каждому, хваля скромно, толково и с уважением работы художников, ему современных. Счастливейшие дни, блаженные времена! Какая доброта, какая благость! Добрые художники были для тех, кто еще учился, и друзьями, и товарищами, и отцами. Они разъясняли, то есть указывали ошибки в их работах, мягко, когда их можно было еще исправить, и не благовестя о позоре, когда исправить было уже невозможно. Обходились они друг с другом как братья, с любовной лаской, и во всех случаях помогали друг другу. Потому-то и соблаговолило небо в век тот, преисполненный доброты, послать Донато на землю, дабы нашел он художников добрых и встретил людей, способствовавших тому, чтобы творчество его процветало».

2. Донателло — уменьшительное от Донато. Год рождения указан у Вазари неправильно: наиболее достоверен 1386 г. (хотя в документах встречаются также 1382 и 1387 гг.).

3. В 1419 г. Донателло работал над моделью купола Флорентийского собора (вместе с Брунеллеско и Нанни ди Банко). О других его архитектурных работах сведений нет.

4. Свидетельство Вазари о воспитании Донателло в доме флорентийского банкира Руберта (Роберто) Мартелли мало правдоподобно.

5. Сохранившееся на первоначальном месте «Благовещение» — не первое произведение Донателло (ок. 1435).

6. «Распятие» Донателло в Санта Кроче сохранилось.

7. Гробница Бальдассаре Косса (Коша) (папы, а точнее антипаны Иоанна XXIII) находится на первоначальном месте во флорентийском баптистерии.

8. «Кающаяся Магдалина» — на первоначальном месте.

9. Статуя Донателло на Старом рынке (Меркато Веккио) не сохранилась, в XVIII в. она заменена скульптурой Фоджини.

10. Здание флорентийского баптистерия храмом Марса никогда не было.

11. Сидящий «Св. Иоанн» находится теперь в музее собора. На фасаде собора (на Порта делла Мандорла) сохранились две статуи и две головы пророков работы Донателло. «Даниил» не сохранился. Старец, именуемый обычно Поджо Браччолини, теперь в левом нефе собора.

12. Части трибуны для певчих (кантории) Донателло долгое время находились в разных местах. Восстановленная в первоначальном виде кантория находится теперь в музее собора.

13. Фриз принадлежит не Донателло, а Бенедетто да Майано. Картон для витража «Венчание Богоматери» Донателло, соревнуясь с Гиберти, выполнил с помощью Паоло Учелло в 1434 г.

14. «Св. Петр» приписывается также Нанни ди Банко; «Св. Марк» — бесспорная работа Донателло. Обе статуи находятся на первоначальном месте в Орсанмикеле.

15. Оригинал «Св. Георгия» перенесен в Национальный музей (Барджелло). В Орсанмикеле поставлена бронзовая копия.

16. Сень (табернакль) Донателло для статуй Верроккио сохранилась (см. дальше, биографию А. Верроккио).

17. Все статуи кампанилы сохранились. Они должны были изображать ветхозаветных пророков; флорентинцы же, найдя в них сходство со своими согражданами, назвали пророка Иеремию — Франческо Содерини, а Аввакума — Джованни Керикини, который был известен во Флоренции под прозвищем Цукконе, что значит — тыква) — за свою лысую голову.

18. Бронзовая группа Юдифи с Олоферном, предназначавшаяся первоначально для фонтана в садах Медичи, установлена теперь перед палаццо Веккио.

19. «Работа Донателло» (Донателло подписывался и под другими своими работами).

20. Оба «Давида» находятся теперь в Барджелло.

21. Тондо (медальоны) во дворе палаццо Медичи — Риккарди сохранились на прежнем месте.

22. Лепнина в палаццо Медичи не сохранилась. «Марсия» на прежнем месте нет. Первый из названных Вазари водосливов (фонтанов) не сохранился, второй находится теперь в палаццо Бардини, но авторство Донателло по отношению к нему оспаривается. О каких бронзовых и мраморных работах говорит Вазари, установить невозможно.

23. Гробница архиепископа (точнее — кардинала) Ринальдо Бранкаччи работы Микелоццо и Донателло находятся и ныне в Неаполе на прежнем месте (Донателло принадлежит в ней барельеф «Вознесение Марии»). Там же — действительно античная голова лошади.

24. Для кафедры в Прато (где Донателло работал с Микелоццо) он сделал семь рельефов и капитель; второй капители, по-видимому, не было.

25. Конная статуя кондотьера Эразма ди Нарни, прозванного Гаттамелатой (что значит «пестрая кошка»), заказанная сыном кондотьера на средства Венеции, начата Донателло в 1446 г., отлита в 1447 г. и установлена в 1453 г.

26. Для работ в соборе Сант Антонио (Санто), а не для памятника Гаттамелате и был приглашен в Падую Донателло. Работы для алтаря сохранились, но переставлены на другие места.

27. Деревянный конь сохранился, но сделан он не Донателло.

28. Работы Донателло для женского монастыря не сохранились.

29. «Иоанн Креститель» сохранился на первоначальном месте в венецианской церкви Санта Мариа деи Фрари.

30. Обе работы — в музее Фаэнцы («Св. Иоанн» принадлежит не Донателло, а Росселино).

31. Гробница Бартоломео Арагацци в Монтепульчано (ее имеет в виду Вазари) исполнена одним Микелоццо, кропильница в Сан Лоренно — одним Верроккио (см. его биографию). О каких работах в доме Лоренцо делла Стуфа идет речь, неизвестно.

32. Табернакль сохранился.

33. Бронзовые двери в Сиене остались неосуществленными. «Иоанн Креститель» (незавершенный) — теперь в Сиенском соборе.

34. Работы в Старой сакристии Сан Лоренцо сохранились (кроме святых из стука).

35. Оба колосса погибли.

36. Бронзовый «Св. Людовик» находится теперь в музее церкви Санта Кроче.

37. Из работ, принадлежавших Медичи, сохранилось одно бронзовое распятие (теперь в Барджелло). О каких «Страстях» и о какой «Богоматери» говорит Вазари, установить невозможно. О фра Бартоломео см. ниже его биографию.

38. О каких Мадоннах Донателло рассказывает Вазари, установить затруднительно. Меркурием он называет, вероятно, находящуюся теперь в Барджелло фигуру, более известную под названием Атис (или Амур).

39. Гербы не сохранились.

40.. Саркофаг сохранился, но сделан не Донателло.

41. Симоне Гини, о котором идет здесь речь, братом Донателло не был (см. ниже его биографию). От убранства для празднества по случаю приезда в Рим императора Сигизмунда сохранилось несколько рисунков во флорентийской Академии.

42. О какой работе идет здесь речь, установить невозможно.

43. О Бертольдо см. биографию Микельанджело в ч. III «Жизнеописаний». Биографии Росселино, Дезидерио да Сеттиньяно и Веллано см. ниже.

44. «Скульптура пожелала, чтобы памятник этот сооружен был флорентинцами Донателло, как человеку, который благородство и славу, добытые для нее раньше лучшими мастерами в продолжение многих веков и утраченные ею в потрясениях времен, один в течение одной жизни созданием бесчисленных произведений восстановил и отечеству своему, ему содействовавшему, славу воскрешения этого искусства доставил».

45. «Мягче никто не касался трепещущей плоти металла.
Правду пою я: взгляни — в мраморе жизнь говорит.
Эллинов смолкни отныне исконная громкая слава,
Узами должно сковать твои изваянья, Родос!
Ибо никто не достойней оплесть их такими цепями,
Нежели мастер, что нам дивные статуи дал».