ИОГАНН МИХАЭЛЬ ФОН ТАЛЬМАН

ДОКЛАДЫ АВСТРИЙСКОГО ПОСЛА В СТАМБУЛЕ

ВВЕДЕНИЕ

На протяжении 1700-1721 гг. русская военная стратегия и русская дипломатия были направлены на то, чтобы избежать войны на два фронта.

Петр I понимал, что начать войну со Швецией за возвращение России ее прибалтийских владений можно только при условии прекращения войны с Турцией и заключения с ней мирного договора. Прочный мир или продолжительное перемирие с южным соседом (хотя бы «то и с убытком учинить было») — таково было непременное условие вступления России в войну со Швецией.

Заключение Константинопольского мирного договора 1700 г., безусловно, не означало, что между двумя странами устранены все причины к новому конфликту. В ходе переговоров не был, в частности, решен весьма важный для России вопрос о торговом судоходстве по Черному морю. Чтобы решить его, в 1701 г. в Порту ¹ было отправлено посольство князя Д. М. Голицына. Но переговоры с великим везиром ² не дали положительного результата. Через первого драгомана (переводчика) Александра Маврокордато он объявил Голицыну, что Порта никогда не позволит русским кораблям ходить по Черному морю: «И не быть на обе стороны корабельному пути на Черном море». Реис-эфенди ³, к которому после этого обратился Голицын, дал такой ответ: «Султан смотрит на Черное море как на дом свой внутренний, куда нельзя пускать чужеземца, скорее султан начнет войну, чем допустит ходить кораблям по Черному морю» [63, с. 31-35].

А менее чем через год из Порты в Москву стали приходить тревожные вести: там готовятся к войне с Россией. Петр I после недавнего поражения русской армии под Нарвой очень этого опасался. Поэтому было приказано «осторожность учинить» в Азове, Таганроге и других южных городах. И в последующие годы Россия [4] вынуждена была бдительно следить за действиями своего южного соседа.

Высокопоставленные турецкие чиновники и даже великие везиры часто менялись. Тот везир, который подписал мирный договор с Россией, продержался недолго. До середины 1704 г. сменилось еще семь великих везиров [см. 56, с. 65]. Вместе с везиром при дворе менялась и влиятельная группа, направлявшая политику Турции. В зависимости от позиции, занимаемой тем или иным везиром в вопросе о мире с Россией, отношения между обеими странами то смягчались, то ожесточались. Бывало, что реваншистские силы брали верх, и тогда разрыв мира и начало войны между Турцией и Россией становились грозной реальностью. К тому же против России плели интриги иностранные послы. Зная это, русское правительство не было уверено, что Порта твердо будет придерживаться духа и буквы мирного договора.

Особенную активность против России проявлял французский посол в Стамбуле барон Шарль де Ферриоль. Франция, традиционная союзница Швеции, рассчитывала на то, что Карл XII, победив на Севере, выступит на ее стороне в войне за испанское наследство.

Дипломаты Франции торжествовали по поводу поражения русских войск под Нарвой в 1700 г. Открыто проводя антирусскую внешнюю политику, французская дипломатия всемерно содействовала Швеции, стремилась не допустить участия Речи Посполитой в Северной войне на стороне русских и толкала Турцию на войну с Россией. Французский посол Ферриоль был наиболее влиятельным из иностранных дипломатов в Стамбуле. Турки даже называли его «вице-султаном». Он внушал турецкому правительству, что постоянное русское посольство в Стамбуле при незначительном количестве проживающих там русских и ничтожности русско-турецкой торговли не имеет смысла, но может лишь служить связи русского правительства с православными христианами, проживающими в турецких владениях, вызывать среди них волнения против турецких властей и подготавливать на Балканском полуострове почву для появления там русских войск.

Конечно, русское правительство небезразлично относилось к судьбе православного населения Балкан. Как [5] подчеркивал Ф. Энгельс, христиане на Балканском полуострове, бывшие почти исключительно греко-православного вероисповедания, «были, таким образом, единоверцами русских, а среди них славяне — сербы и болгары — к тому же и их соплеменниками» [1, с. 17]. Славянские народы, находившиеся под гнетом султанской Турции, издавна питали чувства большого расположения к России и в борьбе за освобождение от турецкого ига видели в ней «свою единственную опору, свою освободительницу, своего мессию» [2, с. 32]. Однако в первый период Северной войны, вплоть до Полтавской битвы, Россия всемерно старалась избегать каких-либо осложнений в своих отношениях с Османской империей. Поэтому естественно, что в эти годы Россия не ставила перед собой задачу вызвать волнения на Балканах, дабы подготовить там почву для завоевания, как это утверждали Ферриоль и др.

С ростом военных успехов русской армии французская дипломатия стала добиваться вступления Порты в войну с Россией. 13 марта 1706 г. Ферриоль передал турецкому правительству меморандум Версаля, в котором было сказано: «Все толкает царя на войну с Турцией: настроение у греков и волохов и его чрезвычайная амбициозность. Поэтому надо опередить царя и напасть на него, пока он не может справиться со Швециею» [19, с. 77].

Подробно о намерениях Франции втянуть Порту в войну с Россией русскому послу в Стамбуле П. А. Толстому стало известно только весной 1707 г. Ему удалось узнать содержание писем Ферриоля приближенным султана, в которых тот старался добиться выступления Османской империи против России, пытался запугать султана усилившейся военной мощью цесаря (австрийского императора) и русского царя. Он писал, что для Османской империи настало время «низложить оружие немецкое и московское», что надо позволить татарам действовать против России, послать турок в Венгрию против Австрии. Ферриоль писал также о том, что царь покорил Польшу, стеснил Швецию, держит в своих руках Каменец-Подольский (ключ к Крымскому полуострову), посылает несколько тысяч казаков в помощь цесарю в Венгрию. Обвинял он Петра и в постоянной связи с единоверными народами в [6] Турции и в том, что он Держит в Стамбуле своего посла — с единой целью внушить грекам, валахам, молдаванам и другим своим единоверцам «всякую противность». В том же письме Ферриоль писал, что царь только и ждет окончания войны со Швецией, чтобы в союзе с цесарем начать войну с Турцией, «покрыть Черное море своими кораблями и сухопутное войско послать на Крым» [56, с. 166-167]. французский посол тайно снесся с крымским ханом Гази-Гиреем [там же, с. 166].

Усилия французской дипломатии имели своей конечной целью объединить Швецию и Турцию — силы, действующие на флангах России.

В соответствии с утвердившейся в литературе точкой зрения сами шведы начали связываться с Турцией и Крымом только в конце 1707 г., когда король Карл XII, выступив из Саксонии, начал свой поход в Россию. Однако в действительности попытки шведов втянуть Турцию в войну с Россией относятся к первым годам Северной войны. Уже в 1702 г. австрийский канцлер Кауниц располагал данными о том, что польские противники короля Августа II и шведы добиваются от султана объявления войны России и надеются рано или поздно достигнуть своей цели [там же, с. 39]

В том же году прибывшее в Адрианополь к султану большое посольство крымского хана заявило, что «у них есть письма от короля шведского, от поляков и от казаков запорожских, — все уговаривают их (крымцев. — В. Ш.) вести войну с Россией, обещая помогать...» [56, с. 62; 11, 1703, д. 2, л. 2-2об.; 1704, д. 2, л. 284-284 об.].

В 1704 г. Карл XII, сломив мужественное сопротивление горожан, овладел г. Львовом. После этого он намеревался идти на юго-восток, чтобы овладеть Каменец-Подольским, находившимся на границе с Турцией. Поход был отменен в связи с тем, что король Август II занял Варшаву и выгнал оттуда шведского ставленника Станислава Лещинского [26, т. II, с. 99}. Русское правительство уже тогда предвидело возможность шведско-турецкого союза [8, т. III, с. 699). Однако «согласия» с Турцией шведам удалось достигнуть значительно позднее. [7]

В том же, 1704 г. новый турецкий султан, Ахмед III (1703-1730), прислал Петру I грамоту, в которой обвинял русское правительство в несоблюдении Константинопольского договора, а также в том, что на Азовском море строится Таганрог, а на Днепре — Каменный Затон, и в том, что в Воронеже находится целый флот. Султан настоятельно требовал разорить вновь построенные города, а корабли уничтожить [64, с. 328} В то же время до Москвы доходили сведения о том, что турецкий флот приготовился к отплытию в Черное море, чтo турки вооружаются, готовятся к войне [4, 1703, № 31, 32, с. 195, 201; 1704, № 17, с. 154].

Однако к концу 1704 г. П. А. Толстой сообщил, что Порта решилась быть в мире с Россией и назначила комиссаров для определения границ, которое было проведено в следующем, 1705 г. [64, с. 329-332). Узнав о прибытии в Азов турецкого комиссара для установления границы, Петр I писал Ф. М. Апраксину: «Турок надобно приластить и не дать подозрения, но надлежит тoгo смотреть, чтобы устоять и осталось у нас, о чем сам довольно знаешь» [там же, с. 329).

В 1707 г. Портой был смещен татарский хан Гази-Гирей, допускавший набеги ногайцев и татар на русские владения. В то же время П. А. Толстой доносил, чтo турки признали полезным послать к русским границам. в г. Бендеры, господаря молдавского и валахского, Юсуф-пашу, а также тимариотов и других служилых людей из Румелии под предлогом перестройки бендерской крепости, а на самом деле опасаясь внезапного нападения. «Это мне не нравится, — писал он, — ибо ясно, что начинают верить лжам французского послан бредням татарским; также послали указ крымскому хану, пашам в Софию, Очаков, Керчь и другие места, чтоб были осторожны. Прибавил мне тягость Юсуф-паша силистрийский; писал к Порте, что московской границы без войска оставить нельзя; это письмо привело Порту в большое сомнение, потому что прежде он так не писывал» [56. с. 167].

Русские победы в Прибалтике, свидетелем которых был в 1704 г. турецкий представитель Мустафа-ага, разграничение в 1705 г. пограничных владений обоих государств, русские предложения о развитии торговли с Турцией, тяжелое внутреннее положение Порты, отдаленность [8] шведской армии от турецких границ — все это в течение некоторого времени способствовало сохранению мирных отношений между Россией и Турцией.

* * *

Капитуляция осенью 1706 г. Августа II и заключение им сепаратного Альтранштадтского договора, его отказ от польской короны в пользу Лещинского и разрыв союза с Россией, а также тот факт, что шведская армия оказалась в центре Европы, создали новую обстановку, повлиявшую на ход Северной войны. Россия потеряла своего последнего союзника, если не считать Речи Посполитой, и вся тяжесть войны с могучим противником легла теперь на нее одну.

Русская армия к тому времени давно уже оправилась от понесенного ею под Нарвой поражения и одержала ряд значительных побед, завоевав всю территорию по течению р. Невы, Ижорскую землю, Лифляндию и Эстляндию, за исключением Риги, Ревеля (Таллина) и Пернова (Пярну). Были основаны Петербург и Кронштадт, за Россией был закреплен выход в Балтийское море. Но в Западной Европе по-прежнему превозносили победы шведского короля Карла XII и хулили Петра I и Россию. К Карлу XII приезжали с поклоном дипломаты Англии, Франции, цесаря. И каждый из них пытался привлечь Карла на свою сторону, заручиться помощью его «непобедимой» армии.

В августе 1707 г. шведская армия выступила из Саксонии и начала свой поход в Россию. Это способствовало активизации антирусских сил, пытавшихся втянуть Порту в войну с Россией. В 1707 и 1708 гг. Лещинский прилагал немало усилий, чтобы с согласия Порты привлечь на свою сторону татар. В конце 1708 г. в Бендерах и в Крыму кроме представителей Лещинского и Карла XII появились посланцы гетмана Украины Ивана Мазепы, добивавшиеся немедленного вступления Турции и подвластных ей орд в войну с Россией. Интриги украинского гетмана в Крыму и Турции имели довольно долгую историю ⁴.

Для изучения связей Мазепы с татарами и Портой большой интерес представляет доклад австрийского посланника в Османской империи М. Тальмана от 18 июля [9] 1709 г. (см. док. № 5), в котором говорится об обращении Карла XII, Лещинского и Мазепы за помощью к Турции и Крыму и об отношении этих стран к России до Полтавской битвы.

Шведская дипломатия приложила немало усилий к осуществлению своей давнишней мечты — созданию антирусского шведско-турецкого союза. Все средства были пущены в ход. Вот как объяснял причины осады шведской армией Полтавы австрийский посол при главной шведской штаб-квартире граф Франц Людвиг Цинцендорф: «Король предпринял осаду Полтавы, чтобы оттуда получить возможность утверждать свое положение на Черном море, причем считают, что шведы, обеспечившие себя в этой войне симпатией Турции, имеют намерение получать из Турции все необходимые для армии товары, в том числе сукно для обмундирования» [4].

Шведы не теряли также надежды на помощь крымских татар. Даже накануне Полтавской битвы Мазепа обещал скорое прибытие к Полтаве крымцев [61, с. 85-86; см. также 81, с. 465-466].

Такие выводы не были случайными. После того как в 1707 г. Лещинский послал своих людей в Порту, она ответила дружественными грамотами на имя Карла XII и Лещинского. Султан Ахмед III предложил шведскому королю свою дружбу. В благодарность за то, что Карл XII освободил в 1704 г. находившихся во Львове турок, бывших в польском плену, султан приказал выкупить у русских сто шведских пленных. Знатный турецкий ага посетил главную квартиру шведского короля, когда тот находился в Польше. В то же время туда прибыл посланец Мазепы по имени Згура. Он передал Лещинскому письмо Мазепы, которое было зачитано при «бусурманском посланце». По слухам, Мазепа обещал, что украинские казаки вместе с крымцами и сторонниками Лещинского будут воевать против русских войск [33, с. 573].

27 марта (шведского стиля) 1708 г. тайный секретарь Цедергильм писал из Радошковичей: «От нашего человека, который находится у татар, имеем хорошие известия. Турецкий двор находится на верном пути ив добром настроении: соглашается на предложения, сделанные aгe, который находился у нас... Татары готовы отомстить за ущерб, причиненный им в свое время с [10] русской стороны, и то с согласия турецкого султана, хотя он сам, кажется, не желает порвать отношения» [79, с. 72-73].

Но Турция выжидала. Она, как и западные страны, ждала решительных шведских побед. Однако неоднократные поражения, понесенные шведами на русской границе с конца августа до конца сентября 1708 г., в особенности разгром сильного корпуса генерала Левенгаупта в сражении при Лесной, значительно повысили международный престиж России. Турция, собиравшаяся выступить против России на стороне шведов, узнав об этой русской победе, стала заверять русское правительство в своей готовности соблюдать мир [8, т. IX, вып. 1, с.. 90]. Тальман доносил о возросшем престиже России в глазах Турции (док. № 1).

25 октября 1708 г. гетман Мазепа с украинской генеральной старшиной и несколькими полковниками перешел к шведам. Вслед за Мазепой в Крым и Порту бежала верхушка Запорожской Сечи во главе с активным врагом России запорожским кошевым К. Гордиенко. Турки приветствовали беглецов. Везир пригласил к себе резидента молдавского господаря и во время беседы спрашивал его «о измене мазепиной и казаки все ли пристали к нему или служат государю». Молдавский господарь, сообщая об этом киевскому воеводе Д. М. Голицыну, высказал опасение: «Естли нынешнею зимой (1709 г. — В. Ш.) над шведскими войска какого урону не учинитца... чтоб турки об войне не стали б думать против государя» [8, т. IX, вып. 2, с. 689]. В Стамбуле сразу же вспомнили о бывшем крымском хане Девлет-Гирее II, большом ненавистнике России. С острова Родос, из ссылки, он срочно и с большими почестями был привезен в турецкую столицу.

После повторного назначения Девлет-Гирея ханом (1708-1713) «везирь с ним, ханом, имел три дня разговор». Министры совещались с ним о мерах по охране границ. 24 декабря 1708 г. новый хан был отправлен в Крым, «с почетом сопровождаемый до выхода из города великим везирем и другими турецкими министрами». Эмири-ахор ⁵ (обершталмейстер султана) сопровождал хана до самого Крыма (док. № 1).

Еще не достигнув своей резиденции, Девлет-Гирей начал плести интриги против России. Доехав в январе [11] до Перекопа, он попытался наладить связи с запорожцами. Русскому правительству стало известно о контактах между крымцами и сечевиками. Татары заверили Последних в том, что на шведа они не пойдут, «а на Москву с охотою ради то чинить» [10, отд. II, кн. 9, 1709, л. 529-530].

Девлет-Гирей не остановился даже перед вмешательством во внутреннюю борьбу, происходившую тогда в Сечи между изменниками-гордиенковцами и массой запорожцев, не желавших стать на путь предательства Родины. Установив связь с запорожцами, собрав нужную информацию о положении дел на Украине и о ходе боевых действий, новый хан стал провоцировать Порту на открытое выступление против России, о чем Тальман доносил своему правительству 7 апреля 1709 г. (док. № 2).

Турецкие министры, относясь с большим сочувствием к требованиям хана, решили все же выждать более обстоятельной информации. Главной причиной осторожности Порты были известия о больших затруднениях и неудачах шведской армии на Украине, о том, что против нее воюет не только русская армия, но и украинский народ. Не торопясь с открытием военных действий против России, Порта все же всячески помогала ее врагам, в частности Лещинскому [8, т. IX, вып. 2, c. 580].

Девлет-Гирей получил тайный приказ великого везира Али-паши оказать шведскому королю помощь в предстоящем генеральном сражении с русской армией под Полтавой. Хан был рад выполнить этот приказ. Затея Карла XII была ему по душе. Но это стало известно султану, и тот решительно запретил хану нарушать мирные отношения с Россией [53, с. 15].

Как справедливо заметил русский военный историк прошлого века Д. Бутурлин, Диван константинопольский «желал войны с Россиею, но удерживаем был от того опасением сделаться участником в предвидимых бедах шведов» [16, с. 380; см. также 21, с. 137-147]. Порта доброжелательно отнеслась к предложению Карла XII отправить шведского посла в Стамбул. Выражалась надежда, что дружба между султаном и королем будет чрезвычайно полезна обоим. Была высказана также просьба о том, что если до оформления [12] шведско-турецкого союза между королем и царем начнутся переговоры о мире, «то все-таки было бы чрезвычайно желательно не заключать мира без ведома султана. Порта все-таки считает Швецию своим другом...» [58, с. 93-94].

Война все более приближалась к границам России. Османская империя все сильнее опасалась того, что русские войска вторгнутся на ее территорию. В связи с этим началась переброска турецких войск и вооружения к границам России. После ряда совещаний турецких министров и докладов султану было решено вооружаться на суше и на море. О масштабах вооружения мы находим подробности в донесениях Тальмана (док. № 4 и 5). В разгар военных приготовлений в Турцию пришло известие о полтавской победе русских ⁶.

Современник событий французский бригадир Моро-де-Бразе писал: «Вся Европа видела конец несчастного похода и падения короля, дотоле непобедимого. Войско его было уничтожено или захвачено в плен. Его совет, чиновники, за ним последовавшие, имели ту же участь; сам король, дабы не попасться в руки своим врагам, пробился с тремястами конных в турецкую землю, за Днестр, в соседство буджатских татар и искал убежища в Бендерах» [48, с. 402].

* * *

Первое известие о Полтавском сражении пришло в Стамбул из Бендер 15(26) июля от силистрийского сераскера ⁷ Юсуф-паши. Оно произвело ошеломляющее впечатление. Все, что стало известно, было настолько неожиданным, что привело турецкое правительство в большое замешательство. Тальман подробно описывает, как турецкое правительство в первый момент реагировало на это известие (см. док. № 6). В Турции, как и всюду в Европе, не только увидели в России силу, с которой следует считаться, но стали пугаться ее чрезмерного усиления.

Россия и после победы под Полтавой была заинтересована в мире с Турцией. Лишь при этом условии можно было обнажить свои южные границы и перебросить, значительные силы в отдаленные финляндский и прибалтийский театры военных действий. По этой причине [13] Петр I в грамотах султану подчеркивал «свое неизменное миролюбие и желание» впредь соблюдать мирный договор. Но после Полтавской битвы Петр потребовал в качестве условий сохранения мира с Турцией задержания Карла XII, выдачи Мазепы и наказания турецких чиновников, содействовавших их переправе через Буг и предоставивших им убежище в Бендерах [8, т. IX, вып. 1, № 3249, 3304, 3315 и 3342, с. 280-282, 284-290; вып. 2, с. 1073-1075].

В конце июля П. А. Толстой сообщил в Москву, что султану и везиру «зело приемна» присланная царем грамота «о подтверждении мира». Сам Толстой добивался выдачи короля и гетмана. Он утверждал, что везир готов сохранить прежний 30-летний срок мира, установленный Константинопольским договором 1700 г., «а наипаче желает, чтобы учинить вечный мир» [8, т. IX, вып. 2, с. 1090-1091].

Однако дела обстояли не так просто, как представлял себе в данном случае П. А. Толстой. Наоборот, переговоры о мире шли туго. Хорошо проинформированный императорский посол в Стамбуле — Тальман — подробно освещал в своих докладах в Вену ход русско-турецких переговоров о подтверждении мира и борьбу вокруг этого вопроса среди правящих кругов Турции (см. док. № 7 и 8). Порта не выдавала России короля и Мазепу, ссылаясь на требования Корана относительно защиты ищущих убежищ и т. д. и хотела «помочь королю к возвращению в его страну» (док. № 7).

П. А. Толстой сообщал, что в господствующих кругах Османской империи опасаются, что, закончив войну со шведами, царь «может начать войну с ними, турками» [56, с. 358].

Тальман подчеркивал, что в противовес Турции, которая накапливает силы на русской границе, «московиты, наоборот, стараются устранить все трудности на пути дружбы с Турцией» (док. № 7). Он также доносил о тех мерах, благодаря которым русская дипломатия стремилась сохранить и утвердить мир с Портой (док. № 8), указывая при этом, что наиболее невыгодно для Москвы то обстоятельство, что Турции стало известно полученное послом приказание царя какой угодно ценой добиться устранения опасности разрыва и «потому она держит себя еще более гордо» (док. № 10). [14] Русская сторона настаивала на том, чтобы турки показали свое дружелюбие к России и выдали бы ее противников до официального подтверждения мира. Турция же, наоборот, стояла на том, чтобы сначала подтвердить мир, а потом вести переговоры по другим вопросам [8, т. IX, вып. 2, с. 1137-1138].

В середине сентября 1709 г. П. А. Толстой писал канцлеру графу Головкину о турках: «А предуготовление к войне чинят немалые и являются ко мне не зело приятны» [там же, с. 1138]. Но П. А. Толстой, идя на некоторые уступки, продолжал настойчиво добиваться от Порты подтверждения мира. В октябре он шесть раз встречался с реис-эфенди и долго беседовал относительно разногласий между сторонами. Наконец турецкий министр иностранных дел объявил русскому послу пожелания Турции. Они состояли в следующем: 1) Россия беспрепятственно пропускает шведского короля под турецким конвоем к его стоящим в Польше войскам; 2) Россия возвращает Турции Азов.

П. А. Толстой не мог самостоятельно решать эти вопросы. Поэтому он заявил, что не имеет на этот счет инструкций, но напишет своему правительству. Для сохранения дружбы с Турцией русский посол взял на себя смелость дать согласие на уничтожение «новой крепости», т. е. Каменного Затона, построенной после заключения мирного договора 1700 г. (док. № 11).

В правящих кругах Турции развернулась ожесточенная борьба по вопросу о том, заключать ли мир с Россией или нет (см. док. № 12 и 14).

В донесении от 19 декабря 1709 г. Тальман утверждал, что великий везир еще год назад обратил «свое благосклонное внимание к просьбам Швеции и короля Станислава порвать с Москвой» (док. № 12). Против этого предприятия выступил силяхдар ⁸ Али-паша, зять и фаворит султана. Он заявил, что, поскольку Москва соглашается на возобновление пакта о мире с Турцией, нет законных оснований для разрыва с ней.

6 ноября у султана состоялась конференция с министрами. На ней, несмотря на сопротивление великого везира, было решено, что Турции выгодно и дальше сохранять дружбу с Москвой и согласиться на подтверждение мира (см. док. № 12). Таким образом, в напряженной борьбе за мир П. А. Толстой еще раз вышел [15] победителем. Интриги шведов и послов западноевропейских стран, направленные против России, потерпели неудачу. При турецком дворе оказались реальные политики. Они предвидели трудности войны с Россией и предпочли сохранить мир.

Россия подтвердила «тридесятилетний мир» еще накануне Полтавской битвы царской грамотой от 26 июня 1709 г. на имя Ахмеда III. В той же грамоте Петр I выразил надежду, что и султан будет «свято и без всякого изъятия содержать» мир и взаимно подтвердит своей грамотой «оное мирное постановление» [8, т. IX, вып. 1, № 3242]. Много месяцев пришлось Петру I ждать султанскую грамоту. Пока П. А. Толстой преодолевал препятствия на пути к возобновлению мира, в Москве циркулировало много слухов о передвижениях турецких войск. Но Петр I не терял уверенности в успехе задуманного им дела [51, с. 1886].

Наконец 3(14) января 1710 г. султан Ахмед III принял П. А. Толстого и вручил ему ратификационную грамоту, подтверждавшую Константинопольский договор 3 июля 1700 г., «на которой аудиенции, — писал Толстой Головкину 7 января 1710 г., — учинено мне зело изрядное почтение. Любовь уже возобновлена между сих империй и утверждена без подозрения» [62, с. 225; 8, т. X, с. 488]. Сообщение о грамоте пришло в Москву 17 февраля 1710 г. Петр торжествовал. На следующий день он писал А. В. Кикину: «Вчерашнего дня от давного времени с великою жаждою ожидаемого куриера из Константинополя получили, которой на отчаяние наше полезною ведомость привел...» [8, т. X, с. 35).

В столице, в Кракове, где находился тогда царевич Алексей Петрович, и в других местах широко праздновали подтверждение Турцией мира. Посыпались награды. П. А. Толстой был произведен в тайные советники. Курьер Марк Сербенин, привезший долгожданное хорошее известие, был пожалован 300 рублей [22, с. 336, 339-340].

Подтверждение Турцией Константинопольского мира явилось крупным тактическим успехом русской дипломатии. Кроме него договаривающиеся стороны заключили соглашение относительно шведского короля. Договорились, что Карл XII возвращается домой только «со своими людьми», которых немногим больше 100 человек. [16] Мазепинцы должны были быть удалены из турецких владений. Турецкий отряд из 500 человек мог сопровождать короля только до польской границы ⁹. Там турки должны сдать его русскому отряду, который проводит его до шведских границ. Причем русские должны наблюдать за тем, чтобы на территории Польши Карл XII не сносился со сторонниками Лещинского и не возбуждал волнения среди поляков. В случае несогласия короля ему самому придется позаботиться о своем проезде на родину. П. А. Толстой подчеркивал, что «учинено то к чести царского величества, что оный король шведской уже выдается в волю царского величества...» [62, с. 226].

Любопытно отношение к «новомирному» договору со стороны России, Турции и ряда других государств. Петр I был весьма удовлетворен тем, что турки «прежний мир» «весьма крепко подтвердили», к тому же они шведского короля «без обороны своей высылают». Новый мир с Турцией Петр назвал изрядным делом, поскольку он давал России возможность опять сосредоточить «очи и мысли» в одном направлении — на войну против Швеции и на военные действия в Прибалтике [8, т. X, № 3591, с. 35}. Даже после Полтавы Петр I считал непосильным для России вести войну на два фронта.

В ратификационной грамоте от 14 января 1710 г. султан Ахмед III писал: «Надлежащую дружбу и согласие соблюдать желаем» — и далее: «Обещаем вышереченные статьи, мирные договоры и постановления как надлежит сохранять...» [9, 1700-1712, № 2242, с. 468-469; см. также 8, т. X, с. 497]. Действительно, первые месяцы после Полтавы турки предпочитали сохранять мир с Россией. Однако они хотели и Карла XII «в силе видеть». Кроме того, выдав русскому послу подтвердительную грамоту, турецкие власти в то же время почти полтора месяца не разрешали отъезд курьера, который должен был ее доставить в Москву (см. док. № 15). Лишь 23 апреля 1710 г. новый трактат о мире был доставлен из Турции в Москву капитаном Иваном Квашиным-Самариным [8, т. X, с. 488]. Уже этот факт сам по себе свидетельствовал о том, что намерения султана были далеки от подлинного стремления к миру.

Порта продолжала задерживать на своей территории [17] Карла XII. Еще в марте 1710 г. Тальман доносил, что до тех пор, пока не будет осуществлен новый мирный договор, «король Швеции, у которого Порта всяческими посулами и предложениями разнообразных маршрутов старается поддерживать хорошее настроение, должен быть задержан в Бендерах. Потому что едва ли следует сомневаться в том, что Порта в данных обстоятельствах... вынудит царя пойти на столь невыгодный для Москвы трактат, для выполнения которого требуется именно присутствие короля» (см. док. № 15).

Согласованный с русским послом при возобновлении мира маршрут Карла XII из Бендер в Швецию вскоре был признан Турцией «невыгодным», и она начала рассматривать другие. Затем последовало новое предложение — передать шведского короля в сопровождении нескольких тысяч турок и татар Ракоци в Верхнюю Венгрию, откуда он с помощью турецко-татарских войск и отрядов венгерских повстанцев легко сможет проникнуть через Силезию в Померанию. «Французы и венгры, — писал Тальман, — не жалели трудов, чтобы склонить Порту к выполнению этого плана». Наконец были рассмотрены и возможные морские маршруты (док. № 15).

В разработке этих планов и маршрутов большую активность проявлял французский посол в Стамбуле Ферриоль, действовавший в защиту шведских интересов (см. док. № 12). Польский вариант беспокоил Россию. Венгерский волновал Вену, так как, по мнению Тальмана, он оказал бы большую помощь венгерским повстанцам и произвел бы «немалую диверсию императорским сторонникам». Однако все это не могло привести к официальному разрыву отношений между Империей и Портой, поскольку турецкие и татарские отряды, данные шведскому королю в сопровождение, «считались бы шведскими вспомогательными войсками». Шведский посланник в Турции делал все возможное, чтобы добиться осуществления именно венгерского варианта. Французский посол через своих переводчиков и турецких доверенных лиц «пытался с большим усердием ускорить это». Оба посла настолько продвинули дело, что великий везир тайно вызвал к себе предводителя венгерских повстанцев Хорвата Ференци, чтобы [18] узнать у него, как у опытного человека, все подробности о дорогах и тропинках Верхней Венгрии. План этот основательно напугал австрийского посла и заставил принять контрмеры (док. № 12).

Открыто враждебную России позицию занимал крымский хан. Узнав о подтверждении Портой мира с Москвой, Девлет-Гирей «был так возмущен этим», что без специального разрешения Порты сразу же отправился в Бендеры, где, по утверждению Тальмана, «пребывал более шести месяцев, пока благодаря его тайным интригам против возобновления мира с Москвой великий везир Али-паша не был смещен со своего высокого поста» (см. док. № 19). Как мы увидим ниже, в том же направлении, что и Девлет-Гирей, действовали Карл XII и другие противники мира с Россией.

Карл XII не согласился с договоренностью между Портой и Россией относительно порядка его возвращения в Швецию. В письме Петру I от 16 августа 1710 г. бригадир Г. И. Кропотов писал с молдавской границы:

«С конвоем турецким в 500 человеках король шведский через Польшу не идет» (8, т. X, с. 506}. Тальман следующим образом объяснял стратегическую цель короля: «Он не столько заинтересован в мирном возвращении через Польшу, сколько в том, чтобы натравить Турцию на Москву, с помощью турецких и татарских войск упрочить позиции короля Станислава, а также свои собственные позиции в Польше и осуществить свои прочие намерения» (см. док. № 18).

Шведский король предпринял сильные атаки против соглашения Турции с Россией и против великого везира, которого он считал ответственным за это соглашение. Шведский посол в Стамбуле М. Нейгебауэр представил турецкому правительству официальный документ под названием «Причины, по которым является выгодным для Турции оказать сопротивление чересчур большим успехам московского царя». Он призывал также Порту объявить в Польше о своей дружбе с «антикоролем» Станиславом, а его сторонникам обещать «содействие и всякую помощь». М. Нейгебауэр предложил также объединить шведские и турецкие силы и навязать России войну на два фронта. По его плану татары должны были действовать со стороны Азова и Киева в направлении Москвы, шведы и турки — вторгнуться [19] на территорию Польши и оттуда также предпринять «серьезное нападение на Москву». Нейгебауэр выразил надежду, что «царь не будет в состоянии оказывать сопротивление двум монархам одновременно» (док. № 13). Документ этот не был доброжелательно принят высокими турецкими сановниками.

В Бендерах Карл XII приказал составить меморандум на имя султана, в котором великий везир был представлен изменником, подкупленным Россией. С этим документом в столицу Турции был отправлен Понятовский, который прибыл туда 17 февраля 1710 г. и встретился со шведским послом, а затем несколько раз с реис-эфенди. Больше узнать о деятельности Понятовского в Стамбуле Тальману не удалось. В своих докладах он сообщал, что представитель шведского короля предан французам и «венгерским мятежникам», ведет подробную переписку с послами Людовика XIV и Ракоци... и «упорно настаивает» перед Портой о предоставлении Карлу XII нескольких тысяч турок и татар, с которыми он вторгнется в Верхнюю Венгрию и при содействии сторонников Ракоци продвинется в Померанию (док. № 15). Австрийский посол выразил беспокойство по этому поводу.

Тальман так и не узнал главной причины приезда Понятовского в столицу Порты. В «Истории Петра» Л. С. Пушкин писал: «Агент его (шведского короля. — В. Ш.) Понятовский сильно за него действовал в Константинополе; нарочно посланный Десальер (Dessaleur) сильно ему помогал. Крымский хан и сераскиры бендерский и силистрийский были доброжелателями шведов» [49, с. 246]

В своих воспоминаниях С. Понятовский рассказывает, что перед своим первым отъездом из Константинополя он явился перед везиром в турецком одеянии. Везир был доволен. Он выказал гостю большое доверие, говорил с ним о королевских делах и заверил его в том, что он, везир, «хотел послужить ему. королю, всем своим влиянием, дабы с помощью 100000 человек восстановить его в прежней его славе». Везир просил Понятовского «уверить короля в вящей привязанности к его особе и к его интересам...» [24, с. 45]. Вместе с Понятовским из Стамбула в Бендеры прибыл турецкий паша с 6000 конницы для охраны короля. [20]

Сопровождавший Понятовского в его поездке в Турцию «брандебурчик» Фридрих Шульц, сдавшийся затем русским, показал, что по возвращении в Бендеры он слышал, как Понятовский «говорил своей братье... салтан де турской учинил с королем их алианц такой, что в будущем месяце мае или кончая в июне итти на Российское государство войною, салтану с стороны, а королю их з другой; притом им сказал, чтобы имели в секрете» [8, т. IX, вып. 2, с. 1077].

Само намерение шведского короля вернуться на родину было вполне естественным. Однако его планы по этому поводу вызывали в Европе серьезное беспокойство. Карл XII не хотел возвращаться лишь с эскортом из нескольких сотен или даже тысяч русских и турецких войск. Он представлял себе свое возвращение как крупную военную операцию, в которой кроме турецких сил должен был участвовать и шведский корпус генерала Крассова. При этом он намеревался вновь возвести на польский престол Станислава Лещинского и вторгнуться на Украину в надежде, что, пока он будет в Польше, там вспыхнет антирусский мятеж и это поможет подготовить новое наступление на Россию. Но с тех пор как Карл оказался на территории Османской империи, его судьба, его военные планы, намечаемые им маршруты возвращения и количество войск, на которые он мог рассчитывать, целиком зависели от воли турецкого султана.

Еще 19 декабря 1709 г. Тальман доносил, что прибывшие из Бендер лица сообщают, что шведский король настолько оправился от своего ранения, что может снова ездить верхом, заниматься охотой и спортом. «Но будто бы благодаря своему настоящему тяжелому положению впал он в меланхолию, так как не знает, каким образом найдет он выход из турецкого лабиринта, вход в который оставила Турция открытым, выход же из которого без затруднений разрешается только очень немногим» (док. № 12).

Можно предполагать, что подтверждение Портой мира с Россией не было приятно и Австрии, хотя она после Полтавы искала союза и дружбы с Россией. Еще в ходе русско-турецких переговоров австрийский посол в Стамбуле опасался их положительного завершения. В своих донесениях Тальман подчеркивал, что установление [21] прочного мира между Портой и Россией было бы опасно для Австрии «больше, чем когда бы то ни было». Он объяснял это тем, что. в то время как империя продолжает войну против Франции, Венгрия охвачена восстанием [см. 69]. Турецкие войска, которые до сих пор находились на московских границах, после завершения переговоров могут быть употреблены прямо против Венгрии, с которой Турция никогда не спускает своих внимательных глаз (док. № 7, 9). Вопрос о возможности подтверждения мира между Турцией и Россией являлся основной темой многих посольских депеш Тальмана.

Тальман весьма интересовался и содержанием нового русско-турецкого мира. «С великим трудом» раздобыл он копию, которую отослал в Вену со своими комментариями. Он писал не только о больших уступках Турции со стороны России, но также о значительных выгодах, якобы полученных по новому миру крымскими татарами (см. прим. к док. № 15). Австрийский посланник высказал мысль о недолговечности этого мира, поскольку Петр I не захочет выполнять некоторые пункты договора. И мип действительно оказался непрочным, но не по вине России.

Отношение к миру между Россией и Турцией Франции очень точно определил Петр I: «Тогда же посол французский при Порте по указу своего короля сильные вспомогательства чинил королю шведскому и Порту побуждал к разрыву мира с Россиею, и немалую сумму денег тот посол французский, будучи у короля шведского в Бендере, оному привез... французский посол короля своего грамоту солтану (которая состояла в рекомендации за короля шведского, дабы ему Порта спомогла) подал, которая грамота столько побудила и помогла, что турки о выезде короля шведского из их земли и говорить перестали» [5, с. 309-310}.

В Бендерах. где после полтавского поражения обосновался Карл XII, было неспокойно. Шведский король не оставлял мысли развернуть наступление на Украине, в Польше и даже пойти на Москву. Это заставило русское командование организовать основательную слежку за всеми движениями в Бендеры и из Бендер, за всеми отношениями шведского короля. В верхнем течении Днестра, на границах Молдавии и Валахии, в [22] пограничных польских и венгерских областях, на горных проходах через Карпаты были расположены наблюдательные отряды, которые внимательно следили за всем, что происходило в районе расположения королевского лагеря. Русские отряды перекрыли все дороги из Молдавии.

В августе 1709 г. Петр I направил в Подолию, к границам Молдавии, бригадира Г. И. Кропотова с драгунами и казаками [8, т. IX, вып. 1, № 3386, с. 348-351]. И уже в сентябре у Черновиц они разбили крупный отряд шведов и запорожцев [там же, № 3452, с. 410-411; вып. 2, с. 1289]. В декабре того же года был схвачен секретарь Карла XII Отто фон Клинковстрэм, ехавший с важными поручениями короля в Польшу и Швецию [8, т. X, с. 325, 542]. Когда небольшому отряду И. Потоцкого, сторонника Лещинского, удалось прорваться из Польши через Венгрию к Бендерам, русские войска, стоявшие в Польше, заняли северословацкую область Спиш, которая формально была под властью Империи (65, с. 37].

«Король свейской, — показывал Ф. Шульц, — имеет великое опасение от великоросийских войск, того ради, во дни и в ночи имеет лошеди оседланые; и естли послышат войска великоросийского приход, тогда позволено короля в город пустить» [8, т. IX, вып. 2, с. 1078].

1710 год был ознаменован блестящими победами русских в Прибалтике. За одно лето русские овладели восемью сильными крепостями, всей Лифляндией, Эстляндией и Карелией. Россия на огромном протяжении вышла к берегам Балтийского моря.

Русские надеялись, что их новые большие успехи в Прибалтике отрезвят турок, что те не пойдут на союз со шведами и не рискнут нарушить мир с Россией. Но уже к лету 1710 г. русская дипломатия осознала нестойкость формально возобновленного Константинопольского мира.

В Турции усиливалось влияние партии, придерживавшейся шведской ориентации. В июне 1710 г. сторонникам шведов при дворе султана удалось свергнуть великого везира Чорлулу Али-пашу, который, по словам Петра I, «зело был злобен» на шведского короля. 6 июня 1710 г. в Стамбул вновь прибыл Понятовский (см. док. № 16). Ему удалось вручить королевский меморандум [23] непосредственно султану, минуя великого везира. «Понятовский вместе с врагами Али-паши хлопотал изо всех сил о его низвержении и в июне достиг своей цели» [56, с. 360]. В Москве Али-пашу считали сторонником России и поняли, что смещению его способствовала русская ориентация.

О новом великом везире, Кёпрюлю Нуман-паше (см. док. № 17), Петр I писал: «И зело умной муж, однакож не так склонен к нашим интересам, как прежней» [8, т. X, с. 240]. Приступив к своим везирским обязанностям, Нуман-паша вызвал к реис-эфенди 20 июня Понятовского, а 21 июня — шведского посланника Нейгебауэра, чтобы «выяснить их пожелания». Шведские представители объясняли длительное пребывание короля в Бендерах тем, что Карл-XII надеется на выполнение Портой ранее данных обещаний пройти с достаточным войском через Польшу. Только таким путем можно будет вынудить царя и Августа II очистить Польшу и передать ее «полномочному национальному королю Станиславу». А при наличии в Польше сильной шведской партии это сделать легко. Со временем же, заявляли представители Карла XII, Россия может закрепиться в пограничных с Турцией польских землях, и трудно будет ее оттуда выдворить. Великий везир, посоветовавшись с муфтием и министрами, решил, что «авторитет Османской империи» обязывает ее предоставить шведскому королю армию из 50 тыс. турок и татар, «дабы он мог оказать достойное сопротивление своим врагам».

24 июня 1710 г. новый великий везир вызвал к себе П. А. Толстого и в ультимативной форме потребовал, чтобы Россия оттянула все свои войска от турецких границ и позволила Карлу XII беспрепятственно пройти в его земли через Польшу в сопровождении 50 тыс. турецких и татарских войск, пригрозив в случае несогласия применением силы. Послу предложено было представить подробный ответ царя в течение 40 дней (см. док. № 17).

Тальман, который приводит эти подробности, высказал мнение, что проводы короля Порта стремится использовать в качестве предлога, чтобы, несмотря на недавнее возобновление мира с Москвой, совместно со шведами начать войну против России и Августа II. [24] Подтверждением этому служила отправка к границам России кораблей с вооружением, а сухопутных войск — к Бендерам. Шведы согласились обучить турецкие войска «по немецкому образцу» и ввести в них шведских офицеров.

Шведско-турецкий союз был нежелателен и опасен не только для России и Польши. Австрийский посланник считал, что предстоящая война Турции против России и Польши «может в скором времени принять совсем иное направление». Возможно, по его мнению, нападение Порты на Венгрию и Трансильванию, чтобы облегчить положение Франции в ущерб Империи, и вообще «трудно предвидеть, во что может вылиться подобный союз» (см. док. № 17).

28 июня П. А. Толстой донес своему правительству о содержании беседы с новым великим везиром, о его требованиях к России, об угрозах Польше и возможном союзе Турции со Швецией [8, т. X, с. 660-662]. Выяснилось также, что турки позволили татарам «к русским рубежам нападение чинить» ¹⁰. Чтобы избежать осложнений в русско-турецких отношениях, русское правительство приняло срочные меры военного и дипломатического характера.

Вскоре после получения донесения П. А. Толстого Петр I послал грамоту турецкому султану Ахмеду III (17 июля ст. ст.), в которой говорилось о согласии России на то, чтобы Карл XII прошел через Польшу под охраной числом от 500 до 3000 турецких, но не татарских войск. Русских же войск в Польше насчитывалось 30 тыс. человек. Они находились там на основании договора о взаимной обороне. Если же Порта будет настаивать на требованиях великого везира, «то принуждены на то принять обще с союзники нашими за самую противность» [8, т. X, № 3878, с. 235]. В инструкции, отправленной П. А. Толстому в тот же день, сказано было более четко: если турецко-татарские войска вступят в Польшу «великим числом», тогда Россия расценит это «за явный разрыв мира» и против этих войск вместе со своими союзниками — Речью Посполитой, Данией и Пруссией, — «яко с неприятельскими, поступано будет». Петр I выражал надежду, что союзники Польши по Карловицкому миру — Империя и Венеция — «також и медиаторы и гарантеры оного миpa [25] — Англия и Голландия — помощию своею не оставят» [там же, № 3879, с. 237-238] ¹¹.

Почти одновременно Петр I направил послания русскому послу в Польше Г. Ф. Долгорукому и польскому королю Августу II, в которых указывал на необходимость принятия срочных мер предосторожности. Петр рекомендовал Августу II сообщить «сии швецкие, всему христианству опаснейшие козы» членам «Великого союза» — Империи и Венеции, как союзникам Польши и России против Турции, и просить их о помощи «по должности обещанной гарантии». Ставилась задача о привлечении для борьбы против Швеции Дании и Саксонии. В ответ на военные приготовления в Бендерах Петр просил короля Августа II со своей стороны «предуготовление учинить», а русские войска в Польше направить к турецким границам, чтобы они были готовы «против турского нападения» [8, т. X, № 3878, 3881, с. 242). Граф Головкин направил письма виднейшим государственным и военным деятелям Польши, в которых предупредил о намерениях Карла XII восстановить Лещинского на польском престоле, а Речь Посполитую превратить в зависимое от Порты государство [там же, с. 662-665].

Командующим русскими войсками в Польше был назначен прославленный полководец генерал М. М. Голицын. Ему был дан подробный секретный наказ, в котором ставилась задача — «смотреть прилежно на обороты турские». При этом рассматривались различные варианты боевых действий русских войск в зависимости от действий и численности турецких войск, которые будут сопровождать Карла XII через Польшу, от поведения шведских войск в Померании и сторонников Карла XII и Лещинского в самой Польше [там же, № 3911, с. 689-690]. Чтобы усилить русские войска в Польше, туда были переброшены части из-под Риги и Эльбинга.

В боевую готовность были приведены войска генерал-майора А. Г. Волконского и бригадира Кропотова в составе пяти драгунских полков «и несколько волохов и казаков», стоявших на границе с Молдавией [там же, с. 264).

Готовилась к войне и Турция.

Назначенный в июне 1710 г. великим везиром Кёпрюлю Нуман-паша был через два месяца смещен. Его [26] преемник Балтаджи Мехмед-паша, ярый сторонник Карла XII, стал открыто проводить враждебную по отношению к России политику. При вступлении на пост великого везира он, как это было принято, дал аудиенцию всем иностранным послам, аккредитованным в Стамбуле. Всем, кроме русского ¹². А Понятовского и Потоцкого (см. прим. 68 к док. № 16) неоднократно вызывал «на конференции».

Порта потребовала от России: во-первых, вывести ее войска из Польши и «полностью эвакуировать их» и, во-вторых, разрешить мирно проследовать через Польшу в Швецию Карлу XII с его людьми «под мощным эскортом турецких войск». Русский посол согласился на это, обещая полную безопасность при вступлении и при выходе из страны, при условии, что турецкий конвой не превысит 5 тыс. человек.

Мехмед-паша не мог не знать о том, что летом 1710 г. австрийский император направил своего чрезвычайного посла — генерала Велчка в Москву для переговоров о союзе и дружбе между двумя странами [65, раздел «Турецкий вопрос и переговоры о русско-австрийском союзе в 1709-1710 гг.»]. Он, по-видимому, решил сорвать эти переговоры, поскольку они могли привести к оживлению антитурецкой «священной лиги» конца XVII в., и, возможно, хотел столкнуть обе стороны. Новый великий везир воспользовался для этого письмом, присланным в Порту через П. А. Толстого, в котором Петр I был назван «могущественнейшим царем и императором». Мехмед-паша переслал этот документ австрийскому посланнику Тальману и прокомментировал царский титул следующим образом: «Царь лелеет далеко идущие честолюбивые планы укрепиться в Польше и не намеревается выводить оттуда свои войска». Тальман ответил везиру: «Определение царя как императора является необычным, новым и не подобающим ему титулом» — и посоветовал Порте впредь оставлять без ответа документы из Москвы, в которых царь именуется «столь необычным способом», подчеркнув, что титул императора признается лишь за султаном и цесарем. Тальман запросил Вену, как ему «держать себя в столь неприятном деле в будущем» и какие шаги ему следует «предпринять при Порте» (см. док. № 18). [27]

Тем временем царская грамота турецкому султану от 17 июля 1710 г. оставалась без ответа. Однако Петр I, стремясь к сохранению мира с южным соседом, направил новое послание Ахмеду III (18 октября 1710 г. по ст. ст.). В нем он решительно потребовал письменного ответа: намерена ли Порта «мир нерушимо содержати» или нет. Если да, тогда в соответствии с соглашением между обеими странами она должна немедленно выдворить шведского короля — виновника «всех ссор и подозрений» между Россией и Турцией. В противном случае Россия для обеспечения своей безопасности вынуждена будет придвинуть свои войска к границам «и всякое воинское приготовление чинить» вместе со своими союзниками — королем Августом и Речью Посполитой [8, т. X, № 4063, с. 383-384].

Но и на это послание ответа не последовало. Ни предыдущая, ни эта грамота до адресата не дошли. На турецкой границе курьеров задерживали и, отобрав у них грамоты, «сажали в земляные тюрьмы», из которых они были освобождены только в 1711 г., после заключения русско-турецкого мира [5, с. 310]. 18 октября 1710 г. русский посол в Стамбуле сообщил в Москву о сосредоточении близ Ясс и в районе Бендер более 70 тыс. турецких войск и о том, что «в настоящем времени верить туркам в содержании мира сумнительно» (10, отд. II, кн. 12, л. 164об-166а].

3 ноября 1710 г. в Стамбул по вызову султана прибыл для консультации крымский хан Девлет-Гирей. В столицу был приглашен и Юсуф-паша, но он не приехал, сославшись на свой преклонный возраст и дела в Бендерах. Вместо себя он прислал заключение о современном положении.

По старинному обычаю, Девлет-Гирей был встречен великим везиром и прочими министрами перед въездом в город и препровожден в отведенную ему резиденцию. С. Понятовский (см. о нем прим. к док. № 10), находившийся тогда в столице Турции, выехал навстречу хану и использовал время пребывания в пути для того, чтобы окончательно склонить Девлет-Гирея на сторону Карла XII и С. Лещинского. Три дня спустя (6 ноября) хан дал аудиенцию шведскому послу Нейгебауэру. Сообщая об этом, Тальман заключает: «Следовательно, ясно, какую резолюцию примет Порта с татарским ханом [28] относительно шведских и московских дел» (см. док. № 18).

Девлет-Гирей неоднократно совещался с султаном, великим везиром и другими турецкими министрами. По мнению австрийского посланника, именно хан «дал первый повод к столь серьезной перемене», что «вся Оттоманская Порта о другом раздумывать стала» (док. № 19). 9 ноября Девлет-Гирею была устроена торжественная аудиенция у султана. Он был принят с особыми почестями и одарен богатыми подарками. После этого состоялось тайное совещание между султаном и ханом, на котором присутствовали великий везир, муфтий и силяхдар Али-паша. На этом совещании, как и на последующих, министрами и в войсках обсуждался вопрос о том, порвать ли ради шведов и французов мир с Россией и польским королем Августом.

18 ноября состоялось тайное совещание, на котором присутствовали султан, крымский хан, муфтий, оба ка-диаскера (судьи) из Румелии и Анатолии, силяхдар Али-паша и Сулейман-паша. Было принято решение о разрыве мира с Россией. На 5 часов утра следующего дня был назначен большой Диван. На нем собрались султан, хан, турецкие министры, командиры войсковых соединений, шейхи и улемы и те, кто был сведущ в законах и юриспруденции. Первую речь произнес, как инициатор принятого решения, Девлет-Гирей. Он заявил, что прибыл к султану с твердым намерением «вернуться назад лишь с оружием в руках. Он рад, что наконец принято целительное решение, без которого ни он, ни сам султан не смогли бы в будущем прогнать врага от своих земель, уже почти полностью окруженных им». Затем решение было подписано всеми министрами и войсковыми командирами. Глашатаи объявляли толпам народа о принятом султаном решении о войне и спрашивали при этом: «Каково ваше мнение?» В ответ раздавались крики: «Хотим войну!» Для законного объявления войны была сотворена фетва, требуемая законом. Муфтий сотворил предусмотренную для таких случаев молитву, которую повторяли затем во всех мечетях. 20 ноября 1710 г., после соблюдения всех формальностей, в Стамбуле было объявлено о войне с Россией (см. док. № 19).

Не меньшую роль, чем Девлет-Гирей, в срыве мира [29] между Турцией и Россией сыграли, по утверждению Тальмана, французы, шведы и поляки — сторонники Лещинского. С. Понятовский, И. Потоцкий, шведский посланник Т. Функ до небес превозносили турецкую и татарскую мощь, «что было по сердцу гордым и тщеславным туркам». Они заверяли турок в том, что можно рассчитывать почти на всех поляков, а также на венгерских повстанцев, что Франция в состоянии вести войну еще несколько лет; Римскому же императору совершенно невозможно вмешиваться в новую войну Турции с Россией. В качестве убедительного факта приводилось поражение, нанесенное шведами (5 октября 1710 г.) датскому флоту, после которого король Дании вынужден был заключить со Швецией сепаратный мир. Мир с Данией, утверждали они, позволит шведскому королю напасть на Москву с другой стороны — с севера. Понятовский передал великому везиру проект реорганизации турецких войск (см. док. № 19).

Большую роль в разрыве русско-турецких отношений сыграло предложение, которое Карл XII передал из Бендер в Стамбул с И. Потоцким ¹³.

Шведский король обещал от своего имени сделать Польшу трибутариум регнум Турции, уступить последней несколько пограничных польских районов и крепость Каменец-Подольский и платить султану ежегодную дань в 4 000 000 дукатов. Предложение это оказалось весьма привлекательным для Порты. Оно произвело впечатление в турецких правящих кругах и, несомненно, учитывалось при обсуждении вопроса о разрыве мира с Россией [65, с. 87] ¹⁴.

Новый французский посол, маркиз Дезальер, сменивший Ферриоля, по описанию Тальмана, похвалялся тем, что «более всего способствовал этому (разрыву мира с Россией. — В. Ш.), так как он якобы вел все дело своими советами».

19 ноября 1710 г., когда большой Диван обсуждал вопрос об объявлении войны России, Дезальер вместе с Понятовским тайно получили аудиенцию у великого везира. 21 ноября французский посол посетил крымского хана. Сопровождавшие его французы «с великой радостью обнимали татар и называли их своими братьями». 20 ноября, в день объявления войны, шведские представители срочно отправили из Стамбула с этим [30] известием офицера связи в Бендеры для устного сообщения Карлу XII (см. док. № 19).

Сообщая в Вену об объявлении Портой войны России, Тальман определял и собственную роль в развитии событий. Он утверждал, что действовал в соответствии с предписанной ему инструкцией. Если бы он прилагал усилий больше или меньше, чем следовало, то это могло ввергнуть империю «в другие, более опасные затруднения» и вместо разрыва Турции с Россией и Речью Посполитой могло бы случиться, что Порта обратилась бы «против Венгрии, что и составляло основную цель французов». Австрийский посланник был доволен ходом событий. «Благодаря принятой Портой резолюции, — писал он, — хвала божескому провидению! — удалось, несмотря на существующую уже семь лет опасную конъюнктуру (имеет в виду восстание в Венгрии. — В. Ш.), добиться того, что ничего подобного не может угрожать Вашему Рим. К. В.», что было бы «чревато большими, по всем человеческим понятиям, трудностями...» ¹⁵. Вместе с тем Тальман высказывал опасение, как бы Порта не использовала свою сосредоточенную военную мощь против Австрии в Венгрии. Он подчеркивал опасность для империи укрепления в Польше шведов и Лещинского. В этом случае венгерское восстание, если оно не скоро будет подавлено, «почерпнет из этого новые силы». И особую тревогу вызвала у австрийского посланника перспектива заимствования турецкими войсками под руководством шведов «европейских правил ведения войны»: тогда «оттоманская держава вновь окажется страшной опасностью для христианства» (док. № 19).

На следующий день после объявления в Стамбуле войны против России П. А. Толстой «чрез приятелей» отправил об этом письмо в Петербург, которое получили там 2 декабря 1710 г. (ст. ст.) [8, т. X, с. 769; 5, с. 325]. До своего ареста П. А. Толстой успел отправить еще одно письмо (14 ноября) [8, т. XI, с. 335-337]. Россия приняла срочные меры по подготовке к войне ¹⁶.

Петр I попытался изменить ход событий личным обращением к султану Ахмеду III с грамотой от 6 января 1711 г. (ст. ст.), в которой потребовал сохранить мир, остановить подготовку к войне, обещая после получения положительного ответа отвести русские войска от турецкой границы [8, т. XI, № 4203, с. 24-25]. Ответа [31] не последовало. Первым актом новой русско-турецкой войны со стороны Порты явился арест в Стамбуле П. А. Толстого и всего состава русского посольства. Архив посольства был вывезен, а имущество разграблено. Это произошло через неделю после объявления войны, 28 ноября [83, с. 448]. За четыре дня перед тем был арестован некий везир по имени Хасан, который по поручению Порты несколько лет следил за деятельностью П. А. Толстого и оказывал ему в делах полезные услуги (см. док. № 19). Русский посол был посажен в Семибашенный замок ¹⁷.

Объявив войну России, Порта не сформулировала причин этого серьезного шага. В известных нам исторических источниках такого документа нет. В «Журнале... Петра Великого», в котором выражена официальная русская точка зрения на события Северной войны, подчеркивается, что разрыв Портой отношений с Россией в 1710 г. произведен «весьма без всякой причины», что война объявлена ею «незнаемо под каким предлогом и ложными и давно уже определенными и чрез возобновления мира окончанными причинами» (5, с. 325; 8, т. XI, с. 335-337]. В печатаемых ниже документах впервые приводится 15 конкретных пунктов-обвинений Портой Москвы в мнимых «действиях против мира» (см. док. № 19).

Упоминавшийся выше Моро-де-Бразе, француз, участвовавший в Прутском походе 1711 г. в составе русской армии, приводит в своих «Записках» условия, предложенные Портой «во избежание войны»: возвращение Азова; расторжение союза с королем Августом и признание Лещинского; возвращение шведам всех завоеваний в Прибалтике; Порта требовала также разорить Петербург; заключить наступательный и оборонительный союз с Карлом XII и С. Лещинским; возвратить казакам (запорожским) их прежние вольности; возместить шведскому королю все, что он потерял в Полтавском сражении, отвести военно-морской флот к Воронежу. Автор «Записок» сообщал, что эти условия были присланы А. Д. Меншиковым в Ригу «около ноября месяца» 1710 г. Учитывая время на доставку почты от Стамбула в русскую столицу, а оттуда в Ригу, можно с уверенностью сказать, что условия, приводимые Моро, если они вообще имели [32] место (поскольку другими источниками они не подтверждаются), были присланы Портой еще до объявления ею войны. По мнению Моро-де-Бразе, если бы царь даже находился в положении Карла XII, то и тогда «Порта не могла бы предложить ему условия, более притеснительные. Зато их и не приняли» [48, с. 407] ¹⁸.

Тальман сообщает неизвестный факт о том, что уже после объявления войны России султан направил Петру I послание, «в котором в последний раз предписывается вывести московитские войска из Польши, позволить шведскому королю совершить вышеупомянутый проход и вернуть казакам их прежние права и вольности» (см. док. № 19). Этот шаг предпринят был для того, чтобы на какое-то время усыпить бдительность русских, «и ни в коей мере не для того, чтобы достичь урегулирования» (см. док. № 19) ¹⁹.

На стороне Порты выступали активные антирусские силы: Швеция, «антикороль» Станислав и его польские сторонники, крымский хан и мазепинцы. На стороне Порты были также симпатии крупнейших европейских государств — Франции, Англии и Австрии, — участвовавших в войне за так называемое испанское наследство. У России же не оказалось ни одного союзника, на помощь которого она могла бы рассчитывать, хотя после Полтавы почти все государства Европы искали ее дружбы, сближения и союза с ней. Союзники России по Карловицкому миру не только не воспользовались разрывом Портой мира с Россией, чтобы выступить против Турции, но, наоборот, прикрывались им, чтобы сохранить нейтралитет. В войне 1711 г. нейтралитет явился удобным средством для усиления позиции Порты против России. Русское правительство знало, что французский посол в Стамбуле «по указу своего короля... Порту побуждал к разрыву мира с Россией» ²⁰. Однако оно было уверено и в том, что члены «Великого союза», без сомнения, «иногда... более, нежели Франция, турскую войну побуждением на нас навели...» и «что цесарский двор ко вреду нашему и к ползе шведам учинил». Даже Август II, снова занявший при помощи России польский престол, отказался выступить против Порты, раз она объявила войну только России. Русское правительство настаивало, «дабы Речь Посполитая крупно в турскую войну вступила». Посол же [33] польский Волович требовал увода русских войск из Польши. Перед лицом нависшей над ней грозной опасности Россия оставалась одна.

* * *

Прошли столетия, но бурные события начала XVIII в. продолжают привлекать к себе внимание исследователей во многих странах, вызывают интерес не только у специалистов. Еще дореволюционные русские историки в своих общеисторических, внешнеполитических, военно-дипломатических и других работах уделяли немало внимания русско-турецким отношениям. Советские исследователи продолжают изучение этой большой и важной темы. Опираясь на учение марксизма-ленинизма, они пересмотрели ряд оценок дворянской и буржуазной историографии, расширили круг исследованных ранее вопросов данной темы, ввели в научный оборот огромное количество неизвестных прежде отечественных архивных материалов [38а; 41; 42; 55; 54; 44 и др.]. Особое значение в этом плане представляют собой вышедшие в свет в послевоенные годы VII (вып. 2) — XII тома «Писем и бумаг императора Петра Великого» [см. о них 46, с. 56-70].

За последние десятилетия советские ученые много сделали для изучения русско-турецких отношений периода Северной войны 1700-1721 гг. [21; 37; 34; 35; 36; 76}. Правда работы эти написаны главным образом на основании отечественных источников — опубликованных и архивных. Последнее по времени исследование на эту тему принадлежит С. Ф. Орешковой [43]. В центре внимания автора — политико-дипломатические отношения России и Турции в 1709-1713 гг. С. Ф, Орешкова использовала не только отечественные и зарубежные печатные источники и литературу, но и турецкие материалы, хранящиеся в советских архивохранилищах. Правда, последние — это в основном повествования; турецкий актовый материал в советских архивах почти отсутствует. Как указывает исследовательница, материалы турецких архивов слабо изучены, а документальных публикаций очень мало; изучение же русско-турецких отношений начала XVIII в. турецкие историки ограничивают почти исключительно войной [34] 1711 г. Автор указывает и на недостаточное освещение русско-турецких отношений петровского времени в западноевропейской историографии. В работах западноевропейских авторов приводится дипломатический материал из недоступных нашим исследователям источников. Однако заметим, что в них почти отсутствуют австралийские дипломатические документы.

Академик С. Д. Сказкин почти полвека тому назад в предисловии к книги «Конец Австро-русско-германского союза» писал: «Мне остались недоступными австрийские дипломатические документы, быть может наиболее интересные для моей темы источники, и, таким образом, из исследования выпала интереснейшая страница европейской политики в одном из наиболее важных ее пунктов — в восточном вопросе» [52, с. III].

Еще в большей степени возрастает значение австрийских дипломатических документов для начала XVIII в., для времени Северной войны 1700-1721 гг. Тогда Австрия составляла ядро Священной Римской империи, во владения которой были насильственно включены территории Чехии, Словакии, Венгрии, части нынешней Югославии, Италии и германские княжества. На протяжении столетий Австрия была единственным и притом самым крупным государством Центральной Европы.

Вена всегда привлекала к себе ученых — славистов, филологов, этнографов. Своеобразным магнитом для историков служили старейшие в Европе Венские архивы, которым уже более 1100 лет ²¹.

В 1945 г., после освобождения Австрии Советской армией от немецкой оккупации, там было создано Главное архивное управление (Oеsterreichischer Staatsarchiv) в составе пяти отделов (Abteilung). Каждый отдел — это самостоятельный центральный архив [об истории австрийских архивов см. 78; 80, с. 238-304]. В фондах центральных архивов (в Вене) хранится огромное количество разнообразных документальных исторических материалов. Наряду с фондами центральных учреждений нынешней Австрийской республики, в них находятся архивы династии Габсбургов и бывшей Австро-Венгерской монархии, древние фонды Священной Римской империи и большое количество еще не изученных материалов по истории стран и народов Восточной и [35] Юго-Восточной Европы. Значительную часть документов австрийских архивов составляют материалы по истории СССР [см. 71].

Наиболее крупный из центральных австрийских архивов носит название Haus — Hof und Staatsarchiv — Династический, Дворцовый и Государственный архив. Он основан в 1749 г. В архиве более 200 фондов (Arhivkaеrper), среди них фонды посольств, консульств и миссий, 150000 дел (Faszikel), картонов и томов, коллекция грамот (Urkundenreihe), насчитывающая около 70 000 единиц. В архиве имеются отделы рукописей, обширная справочная библиотека — примерно 50 000 книг и коллекций различных материалов.

Интересующие нас материалы сосредоточены в Отделе государств (Staatenabteilung), подразделе «В» — Негерманские государства (Ausserdeutschen Staaten).

Публикуемые доклады посланника Тальмана из Стамбула хранятся в фонде Turcica, Turkey I, Karton 179 ²² и озаглавлены «Aus Berichten des Kaiserlichen Gesanden aus Konstantinopol».

Частыми гостями Вены были и русские ученые. Еще со времен М. В. Ломоносова они постоянно общались со своими иностранными коллегами, делились с ними достигнутыми результатами исследований. Значительная группа русских ученых изучала в австрийских архивах материалы бурных событий русской истории конца XVII — первой четверти XVIII в. Первым из этой группы (и вообще первым из иностранных историков, работавших в венских архивах) был академик Н. Г. Устрялов, посетивший австрийскую столицу в сентябре 1845 г. О своей работе в Вене он писал: «Я собрал сведения драгоценные, о чем прежде никто не думал» [26, т. XVII, с. 634].

Из материалов, собранных Н. Г. Устряловым в Вене, мы в данном случае обращаем внимание на дипломатические документы — доклады Плейера. Отто Антон фон Плейер — первый формально аккредитованный австрийский дипломат при царском дворе. Он был прислан цесарем в Россию в ноябре 1692 г. якобы для изучения русского языка, а фактически для тайного наблюдения за всем, что происходит в стране.

Плейер сопровождал Петра I в его поездках к Белому морю, в Азовских походах и т. д. Он пробыл в России [36] 26 лет (до конца 1718 г.). В венском архиве хранится несколько сот его донесений. Устрялов писал,что он сделал выписки из 180 донесений Плейера. Половина из них впервые напечатана в приложениях к «Истории царствования Петра Великого». Они почти не использованы позднейшими исследователями.

К донесениям цесарских резидентов в России за 1686-1712 гг. обращался в начале 60-х годов прошлого века капитан-лейтенант С. И. Елагин. Из них он черпал сведения о постройке судов и крепостей, о различных распоряжениях по флоту. Он считал эти сведения «немаловажным дополнением» к материалам по истории русского флота азовского периода и создания балтийского флота в первые десятилетия XVIII в. [7а; 27].

Профессор Юрьевского университета Е. Ф. Шмурло, также изучавший документы эпохи Петра 1 в венских архивах, подчеркивал, что «венский материал заслуживает самостоятельной и специальной разработки» [68]. Академик А. Ф. Бычков дважды работал в венском архиве, снимая копии с находившихся там писем и бумаг Петра I [8, т. I, с. X].

Автор этих строк работал в архивах Вены в первые послевоенные годы, и ему удалось обнаружить оставшиеся по каким-то причиным неизвестными А. Ф. Бычкову 40 подлинных грамот Петра I императорам Леопольду I и Иосифу I, относящихся к последнему десятилетию XVII — первому десятилетию XVIII в. (Часть этих грамот опубликована в журнале «Вопросы истории», в № 6 за 1972 г.) Внимание автора привлекли интересные и не использованные ранее исследователями доклады императорских послов при штаб-квартире шведской армии — графа Г. X. Вельца и графа Ф. Л. Цинцендорфа — за 1700 — 1709 гг. (отрывки этих донесений были включены автором в монографию «Борьба народных масс против нашествия армии Карла XII. 1700-1709». М., 1958), а также И. М. Тальмана из Стамбула за 1709-1710 гг. (частично доклады за 1709 г. использованы в работе «Позиция Турции в годы Северной войны 1700-1709 гг.» — [74]). С этих документов сделаны машинописные копии [75].

О Тальмане мы располагаем весьма ограниченными данными. Его звали Иоганн Михаэль фон Тальман (Talmann, Tallmann). Он имел степень доктора права. [37] На дипломатическом поприще в Турции появился в начале 1700 г., прибыв туда в качестве секретаря великого посла графа В. В. Эттингена для ратификации Карловицкого мира 1699 г. После отъезда Эттингена из Турции в октябре 1700 г. Тальман остался в Стамбуле как секретарь австрийского посольства. С 30 января 1704 г. Тальман — посланник. На этом посту он оставался более восьми лет — до апреля 1712 г. [83, с. 172].

Подготовка настоящей публикации посольских докладов Тальмана была связана с большими трудностями. Кто хотя бы немного знаком со статейными списками русских послов начала XVIII в., знает, что их невозможно сразу перевести на современный немецкий язык. Сначала их надо переводить на современный русский, а затем уже на современный немецкий язык. Так и доклады Тальмана пришлось переводить сперва на современный немецкий, и только после этого стал возможен их перевод на современный русский язык.

Русские послы посылали свои отчеты в Посольский приказ — статейные списки — раз в году. Тальман, как и другие цесарские послы, пересылал посольские доклады императорскому высшему военному совету (Kaizerlichen Hoffkngsrath) ежемесячно, а иногда и чаще. Доклады эти были подробными и состояли из следующих частей: шифрованной и нешифрованной, официальной и официозной. В последнюю часть послы включали ходатайства о своих личных и служебных делах, сообщали о прибывших и посланных курьерах, об оплаченных счетах, поступившей почте и оказанных кому-либо услугах; сюда же прилагались так называемые интерцепты — донесения чужих послов, перехваченные австрийской почтой. В то время, когда депеши писались, официозная часть носила оперативный характер. Теперь же она не представляет интереса для исследователей. Это же касается и некоторых других частей документов. Поэтому документы печатаются с пропусками. Они публикуются в хронологическом порядке.

Доклады Тальмана — документы исключительной важности. В них кроме множества интересных подробностей, отсутствующих в других источниках, четко прослеживаются линии русской, шведской, турецкой и западноевропейской дипломатии того времени. Посол подробно и ярко рассказывает о внешней политике [38] Порты накануне и после такого всемирно-исторического события, как Полтавская битва. В донесениях освещается политика Турции по отношению к Франции и Англии, Австрии и Венгрии, Швеции и Польше, России и Украине. В них показана острая внутренняя борьба между влиятельными группами из окружения султана по кардинальным вопросам внешней политики.

Из докладов Тальмана видно, что между дипломатами в Стамбуле шла постоянная и напряженная борьба за влияние на внешнюю политику Турции. Послы Франции и Швеции направляли свои усилия к тому, чтобы убедить султана и его министров заключить военный союз со Швецией и начать войну с Россией. В конце концов это им и удалось. Представители Англии, Голландии и Австрии, действуя по инструкциям своих правительств, были против союза между Турцией и Швецией и мира между Россией и Турцией.

Австрийский посланник детально описывает интриги Карла XII в Турции в 1709-1710 гг., сыгравшие немалую роль в том, что Османская империя, подтвердив мир с Россией в начале 1710 г., в конце того же года объявила ей войну.

Научное значение настоящей публикации заключается прежде всего в том, что впервые вводится в научный оборот недоступный нашим исследователям первоисточник особого значения. Интерес к этой публикации возрастет еще больше, если укажем, что хранящиеся в наших архивах самые важные русские дипломатические документы — статейные списки П. А. Толстого — обрываются на второй половине 1709 г. [см. 38]. В связи с объявлением Турцией войны России в конце 1710 г. не только был арестован весь состав русского посольства в Стамбуле, но и захвачены и уничтожены все документы. Публикация докладов Тальмана значительно восполнит пробел в наших знаниях относительно причин того, почему Турция за несколько месяцев совершила резкий поворот от мира с Россией к войне с ней. Эти документы представляют большой интерес не только для историков Турции и Ближнего Востока, но и для исследователей истории СССР и ряда европейских стран.

Комментарии

1. Порта, Высокая, Блистательная (от франц. Porte, итал. Porta) — неточный перевод турецкого выражения Паша-капысы и арабского Баб-и-али; здание правительства и само правительство Османской империи. Иногда термин ошибочно относили не к правительству, а к самой Османской империи.

2. Великий везир (везири-азам, позже садр-азам) — первый министр Османской империи, глава правительства (Высокой, или Блистательной, Порты).

3. Реис-эфенди — в Османской империи до создания в 1836 г. министерства иностранных дел чиновник, занимавший пост, соответствовавший посту министра иностранных дел.

4. Подробно oб изменнической деятельности Мазепы см. [72].

5. Эмири-ахор (мирахор) — один из придворных чинов в Османской империи; примерно соответствовал обершталмеистеру при европейских дворах.

6. О шведско-турецких связях накануне Полтавы см. [82, с. 113-163]. Автор анализирует такие узловые моменты: 1) шведско-турецкие контакты во время польского похода Карла XII; 2) турецкое посольство 1707 г.; 3) планы турецкого вмешательства в украинский поход. Автор высказывает мнение, что известия о предполагавшейся помощи турецких и татарских войск под Полтавой были лишь детищем шведской пропаганды..

7. Сераскер — командующий турецкими войсками, позже военный министр.

8. Силяхдар (силяхтар) — оруженосец, один из придворных чинов.

9. Позднее русское правительство соглашалось увеличить турецкий конвой до трех и даже до пяти тысяч человек.

10. Летом 1710 г. татары напали на сумский полк в Слободской Украине, разорили два местечка — Нерубайку и Торговицу, а под Лебединым — местечко Макеевку «и многое число побрали людей» [8, т. X, с. 234]. И. Голиков писал, что «татары прошли до Изюма, разоряя и грабя все на своем пути» [22, с. 175].

11. Весной 1684 г. была создана оборонительная «Священная лига», основной целью которой была борьба с турецко-татарской опасностью. В состав лиги вошли на первых порах Австрия, Польша, Венеция и папа Римский. 29 января 1697 г. в Вене был подписан союзный договор о дальнейшей совместной борьбе против Порты между Россией, Австрией я Венецией, сроком на три года, с обязательством не заключать сепаратного мира. Конгресс в Карловицах, где союзники заключили мир с Турцией, состоялся в 1698 — 1699 гг. [см. 50]. В новой международной обстановке Петр I, по-видимому, полагал возможным восстановить против Турции «Священную лигу». О совместной обороне и наступлении против Османской империи русские министры говорили в Москве представителю цесаря — генералу Велчку [65, с. 87-88].

12. Тальман объясняет это так. П. А. Толстой затеял опор о преимущественном праве с французским послом. Он потребовал для себя аудиенции у великого везира до приема им французского посла, но последний был все же принят раньше Толстого. Поэтому русский посол впредь не желал больше быть принятым великим везиром, несмотря на создавшееся критическое положение в русско-турецких отношениях. Тальман упрекнул Толстого за проявленную гордость. Он считал, что, «если бы удалось преодолеть недоверие, которое вызывало у Порты постоянное пребывание московитских войск... все дело можно было бы уладить мирным путем» (док. № 19). «Москва публично притязает здесь на императорское достоинство и пытается заполучить его» — так объяснял Тальман отказ П. А. Толстого от аудиенции у великого везира.

13. О его пребывании в Стамбуле П. А. Толстой доносил еще 17 июня 17.10 г. [8, т. X, с. 661]. Два месяца спустя бригадир Г. Кропотов, стоявший со своими полкамя на границе с Молдавией, писал Петру I: «А воевода Киевский из Константинополя еже не бывал в Бендер» [там же, с. 506]. Он покинул столицу Турции сразу после объявления войны России. По. сообщению П. А. Толстого, Потоцкий направился в Бендеры 21 ноября, с задачей «посылать в Польшу лазутчиков и возвещать поляков; также будет чинить наезды на наши места, где возможет» (там же, с. 760.]. Тальман сообщал, что Потоцкий отбыл из Константинополя в Бендеры 24 ноября.. Порта повелела выплатить Потоцкому 10 тыс. дукатов, а его людям, стоящим в Молдавии, выдать достаточное количество фуража и провианта. По мнению австрийского посланника, Потоцкий «должен иметь приказ привлечь на свою сторону находящихся в Польше приверженцев партии короля Станислава». Кроме его польских войск Порта подчинила Потоцкому 5000 молдавского войска я 10 000 валахов (см. док. № 19).

14. П. А. Толстой в письме Г. Головкину от 17 июня 1710 г. передает содержание беседы крымского хана с Карлом XII. Последний заявил, что «ево-де намерение было, чтоб умножить Порте казны всенародной от королевства полского повсегодно величайший .доход и многие страны и народы полски присвоить бы и учинить подданными оттоманскому государству» [8, т. X, с. 661].

15. Текст этого донесения Тальмана (от 27 ноября 1710 г.) оказался в руках французов. Его читали король Людовик XIV и министр иностранных дел маркиз де Торси. Интересны их комментарии. Короля: «...этот министр (Тальман. — В. Ш.) полагает, что решение турок, принятое ими для объявления русским войны, было следствием его переговоров. Если б даже ему принадлежала вся доля в этом деле, которую он себе приписывает, достаточно того, что он вменяет себе это за особенную заслугу перед императором, чтобы судить об истинных намерениях этого государа, и, по всей вероятности, намерения его союзников не различествуют от его собственных». Де Торси: «Он (Тальман. — В. Ш.) очень ясно развивает причины, побудившие императора ускорить эту войну, для того чтобы отвратить ту, которая угрожала Венгрии» [51, т. 34, с. 443, 444-445].

16. Документы о военных и дипломатических мероприятиях русского правительства опубликованы в Х и XI томах «Писем и бумаг Петра Великого».

17. Любопытно, что Потоцкий, покинувший Стамбул 24 ноября, уже знал, что «московского посла бросят в Семь башен» (см. док. № 19).

18. Составители Х тома «Писем и бумаг Петра Великого», как и другие исследователи, приводят эти условия (с. 769) со ссылкой на Моро-де-Бразе.

19. В грамоте султану от 6 января 1711 г. Петр I писал, что если не получит «подлинного ответу» и обещания о сохранении мира и выдворении шведского короля, то «.принуждены сие принять за явственный разрыв мира, и не дадим себя усыпить более никаким продолжением, но... будем в свою опасность все неприятельские поступки упреждать...» {8, т. XI, вып. 1, с. 25].

20. П. А. Толстой в письме от 25 ноября 1710 г. писал: «Порта есть возбуждена к тому разорванию (мира. — В. Ш.) чрез министра французского интриги Дезальера...» ,[8, т. XI, вып. 1, с. 335]. А. А. Матвеев писал Головкину 22 июня 1711 г., что Дезальер «приводит Порту, чтоб продолжать войну с нами...» [там же, с. 527].

21. [12, 13]. Это каталоги выставки — «1100 лет австрийской и европейской истории в грамотах и документах династического, дворцового и государственного архива». Она была организована в 1949 г. В каталогах помещены ценные и неизвестные документы по истории СССР. В первом каталоге опубликовано 100 документов, из них несколько русских, во втором — 380 документов, в том числе около 20 русских. Русские документы напечатаны на языке оригинала и в немецком переводе, а более древние — в древнерусской транскрипции. Первый русский документ (№ 83) — это оборонительный союз между Василием III и Максимилианом (1614 г.), а последний (№ 336) — Брест-Литовский мирный договор 1918 г.

22. Это по новейшей нумерации последних лет. В предыдущих моих работах были сделаны ссылки на картон 86а.

В. Е. Шутой.

Текст воспроизведен по изданию: Турция накануне и после полтавской битвы. (Глазами австрийского дипломата). М. Наука. 1977