Мобильная версия сайта |  RSS
 Обратная связь
DrevLit.Ru - ДревЛит - древние рукописи, манускрипты, документы и тексты
   
<<Вернуться назад

СТАТЕЙНЫЕ СПИСКИ ПОСОЛЬСТВ

ПОСОЛЬСТВО В ДАНИЮ 1562

Статейный список Российского посольства в Данию в 1562 — 1563 г.

/Л. 346/ Лета 7072 году, приехав к Москве, сказали великому государю царю и великому князю Ивану Васильевичу всеа Русии послы князь Онтон Ромодановской с товарищи:

В корабли сели и на море пошли, сентября в 15 день: князь Онтон сел в корабль Любские земли, да с ним царевы и великого князя дети боярские, Григорий Темирев да Семен Сульменев, да толмач Иван Фангелев. А Иван Михайлов сел в корабль в копнагавской, да с ним брат его Третьяк: a Петр Совин сел в корабль датцкого короля у болшова посла у Эллерта, а с ним людей его девять челов(ек), а на другой корабль датцкого короля посадили Петровых людей одиннадцать человек. Со князем Онтоном Ромодановским людей его пятьдесят человек, /Л. 346 об./ а с Ываном Михайловым людей его пятьдесят же человек, да толмача нанял в Ругодиве, а с Петром Совиным людей его двадцать человек, с Третьяком Висковатовым двенатцать человек, з Григорьем Темиревым шесть человек, с Семеном Сульменевым шесть человек.

И лета 7070 сентября в 8 день писали ко царю и великому князю из Юрьева Ливонскаго, воевода князь Андрей Курбской с товарищы с Богданом /Л. 347/ Левашовым, а к ним писали государевы послы князь Онтон Ромодановской, да Иван Михайлов с Степаном с Лыковым сентября 2 дня, что посылал их государь к датцкому к Фредерику королю посольством, и они государево царево и великаго князя дело зделали по [521] государеву наказу и отпустил их Фредерик король из Датцкие земли из Лунды манастыря, к государю, августа 9 дня. И пришли послы, князь Онтон и Иван, з датцкими приставы в городок Аренцберх, августа 22 дня, которой городок царь и великий князь дал Фредерику королю из ливонских городов. А от Аренцберха городка до государева города до Вильяна двести верст, /Л. 347 об./ а до рубежа Вильянскаго шестдесят верст. А к Иванюгороду датцкого короля приставы со государевы послы со князем Онтоном и с Ываном не пошли для свейских воинских людей, которые живут в Колывани, потому что датцкой король с свейским воюютца. А диак Петр Совин со князем Онтоном да с Иваном в Аренцберх городок из Датцкия земли не пришел, сказывают, розстался с ними под датцкого короля городом под Капнагавом.

И в /Л. 348/ Аренцберхе городке князь Онтон и Иван аренцберхскому намеснику Индриху Ульфу говорили, чтоб их отпустил к государю и подводы и вожей велел им дать до Вильяна. И Индрик Ульф им говорил, что государя его Фредерика короля городок Апсель и около его села и до Лода городка взял свейской король, а под Перновым городком стоят литовских воинских людей восмь тысячь с нарядом и им безо многия встречи от свейских и от литовских людей пройти нельзе, и юрьевские бы воеводы против их прислали людей встречю на перевоз к их земле, проехав городок /Л. 348 об./ Лод семь миль да прислали бы к ним пятьдесят подвод, на которых им ехати самим и людем их верхи, да сто подвод с телегами под людей их и под запас. И они против послов князя Онтона и Ивана послали голову князя Глеба Оболенскаго, а с ним детей боярских и стрельцов.

А в Вильян и в Ракобор воеводам писали, чтоб противу послов послали голов с людьми, а велели им со князем Глебом сходитись в Вильяне и из Вильяна итить к послом встречю вместе бережно, и про свейских и про литовских людей розведывали гораздо, как бы им до государевых послов дойти /Л. 349/ здорово, а наперед князя Глеба Оболенскаго к послом ко князю Онтону Ромодановскому да к Ивану Михайлову [522] послали з грамотою Степана ж Лыкова, которой к ним приеж-жал из Аренцберха городка от них же в Юрьев, чтоб им про князя Глеба Оболенскаго та посылка была в ведоме и про Петра Совина послали проведывати в Ругодив.

И октября в 15 день писали ко царю и великому князю из Вильяна послы его князь Онтон Ромодановской с товарищы, с Семеном Сульменевым.

/Л. 349 об./ А се грамота с Семеном Сульменевым:

Государю царю и великому князю Ивану Васильевичу всеа Русии холопи твои Онтонец Ромодановской, да Иванько Михайлов да Петрок Совин челом бьем.

Как есмя, государь, осенесь по твоему государеву наказу, пошли к датцкому королю из Ругодива сентября 13 дня, и носило, государь, нас по морю четыре недели, и пришли есмя, государь, к Капнагафу октября в 14 день и стали от города за две версты, а Петр, государь, Совин приехал в Капнагаф с датцкими послы вместе, до нашего приезду за десять дней.

И которого, государь, есмя дни приехали от города /Л. 350/ за две версты и капнагафской намесник Франц Бро-конгуз прислал к нам пятнадцать батов, чтоб мы ехали в город, а детей боярских, встречников и пристава к нам не прислали, а про короля сказали, что король в отъезде. И мы, государь, говорили о встрече и о приставе, что делают негораздо, на встречю нам детей боярских и приставов не прислали. И они сказали, что у них того в обычае нет, и мы, государь, вопросили, дворы нам готовы ли, где нам стояти. И они, государь, сказали: что нам всем стояти на одном дворе. И мы отказали, что нам всем на одном дворе стояти не пригоже, /Л. 350 об./ дали б нам дворы розные. И того дни, государь, мы в город не поехали, а послали в город к твоему государеву диаку к Петру Совину Григорья Темирева, чтоб Петр ехал к нам на корабль, и мы в город едем вместе, а двора есмя Григорью Гемиреву велели посмотрити, мочно ли нам всем на том дворе стояти. И на завтрие, государь, Петр Совин и Григорий Темирев к нам приехали, а Франц Броконгуз прислал к [523] нам те ж баты, чтоб мы ехали в город, а пристава к нам не прислал же.

И Григорей Темирев нам сказал, что ему тот двор указали, на котором нам стояти, и на том дворе одна полата, и нам на том дворе вмес/Л. 351/титца нельзе, и мы, государь, того дни в город не поехали, а говорили есмя, государь, тем людем накрепко, которые приехали в батех, чтоб нам дали дворы розные. И Петр, государь, того дни поехал в город, а с Петром есмя, государь, послали твоих детей боярских Третьяка Михайлова, да Григорья Темирева, а велели говорить Францу Броконгузу накрепко, чтоб нам дали дворы розные, да и о встрече, государь, и о приставех велели говорити накрепко: что делают не по пригожу, встречи нам и приставов не прислали.

И октября, государь, в 17 день, во вторник, приехали к нам Петр Совин, а с ним приехали на встречю /Л. 351 об./ Яков Броконгуз, да Яне Улштен, да Франц Бильдя, да Петр да Захария дохтор, а с ними немцы многие и сказали нам, что король в отъезде, а дворы нам розные и корм готов, а приставы мне, Онтону, Франц Билд, а мне, Иванцу, — Петр, а мне, Петрецу, — Ян Струков. И мы, государь, в город поехали, и вышли есмя, государь, из судов против королева двора, а тут нам привели королевы жеребцы под Королевыми седлы, и мы, государь, приехали на подворье, а Яков Броконгуз с товарищы ехали до подворья с нами ж вместе и, проводя нас до подворья, поехали прочь, а корму нам того /Л. 352/ дни не прислали, а прислали нам корм на завтрее, а детем боярским корму не дали пять ден, и о том есмя им говорили накрепко, и они отвечивали, что им про детей боярских у тебя, государя, не сказано, потому им и корму давати не хотели.

И октября ж, государь, 23 дня, пришел к нам от короля Франц Бильдя и впросил нас от короля о здоровье, и явил нам по козе по дикой травленой, а детям боярским всем козу и говорил нам от короля, что король тешился и прислал к нам те козы своей потехи.

А ноября, государь, 2 дня, Фредерик король в Капнагаф [524] приехал и после того, государь, в третей день, ноября пятое чи /Л. 352 об./ сло, прислал к нам с поклоном и спрашивал о здоровье Эллерта охмистра, да Якова Броконгуза да Янса Улштана да Франца Бильдю, да Захарья дохтора спрашивати о здоровье да, вспрося нас о здоровье, говорил нам Эллерт с товарыщи: “Велел вам король говорити, есть ли с вами от государя вашего приказ о Колках и будеть с вами от государя вашего приказу о Колках нету, и король с государем вашим и дела своего не хочет делати”. И мы, государь, отвечали: “Коли, Бог даст, будем у короля и очи его увидим, и посольство государя своего ему изговорим, тогда и о Колках услышите, а ныне, не видев нам Королевых очей и приказу государя своего не исправя, не ска/Л. 353/зати нам вам ничего”. И томились, государь, с нами о том мало не весь день и поехали прочь, а мы им не сказали ничего.

И ноября ж в 3 день, в суботу, прислал к нам король Якова Броконгуза, да Янса, да Франца, а велел нам у себя быти на посольстве, и прислал к нам оргамаки свои со всем конским нарядом, да и конюхов с оргамаки прислал своих. И мы, государь, х королю ехали на двор, а, приехав на двор, с оргамаков сошли у лесницы и шли х королю в полату, а встречи нам не было. И как есмя, государь, вошли х королю в полату и король встал, и яз, Онтонец, по твоему государеву наказу, учал королю поклон правити, и король шапку /Л. 353 об./ снял, и как есмя поклон исправили, и король вспросил нас о твоем государево здоровье, да нас звал к руце, дав нам руку, сел, а нам велел сести ж, а посольства нам говорити не велел, да звал к руце твоих государевых дворян, и как, государь, дворяне у руки были, и мы велели королю сказати от себя поминки, и король, государь, поминки наши велел взяти, а нас, государь, звал есть на завтрее к неделе.

И в неделю есмя, государь, у короля ели, а присылал под нас король свои жеребцы, а приежжал по нас Яков Броконгуз с товарищи, а как есмя, государь, вошли к королю к столу и пришли блиско стола, а король сидит поконец стола, и король /Л. 354/ против рас встал и звал нас к руце и велел нам сести [525] за тем же столом, против себя на другом конце, а от короля сидели Эллерт охмистр, а у Эллерта сидел моршалок земской От Крум, а у Ота Крума сидел Арь Юрьи Люк. А от нас, государь, сидели по той же стороне х королеве раде х Эллерту с товарищи, твои государевы дети боярские, а крайчему, государь, велел у нас стояти своему столнику Гаку Бильде.

А как стол отшел, и король, государь, прислал к нам Якова Броконгуза, что король хочет пити твою государеву чашу, и как нам Яков сказал, и король встал да выпил кубок, да подал, государь, нам по кубку и говорил:

/Л. 354 об./ “Яз выпил кубок для приятеля своего царя и великого князя, и вы испейте ж чашу государя своего”. И мы, государь, вышед из-за стола, твою государеву чашу пили, и как есмя, государь, твою государеву чашу испили, и король нам велел сести да подал кубки твои государевым детям боярским. А после твоей государевы чаши, спустя голомя, прислал нам Якова ж Броконгуза, что король пьет свою чашу, и мы, государь, встали, и король, государь, кубок выпил да прислал к нам по кубку, и мы, государь, хотели пити, вышед из-за стола, и король, государь, нам из-за стола ходити не велел, и мы, государь, испили, как вместно, и король, государь, велел нам сести, да говорил сам: “Пожалуйте, /Л. 355/ испейте”.

А после стола пил и веселился часа з два, и отпустил нас на подворье, а провожал нас на подворье Яков же Броконгуз с товарищи, а с подчиванием к нам на подворье после стола не присылал. И мы, государь, о том в розговоре Якову Броконгузу с товарищы и приставом неодинова говорили, что ты, государь, х Королевым послом после стола с своим жалованьем на подворье посылал, а король нам после стола на подворье с честью не присылал. И они отвечивали, что у них того в обычае нет.

И ноября ж, государь, в 11-й день, в среду, велел нам король с посольством быти у себя на дворе, а прислал Эллертра да Франца Бильдя, /Л. 355 об./ а приказывал, чтоб мы речи посольны сказали его Ближней раде, а у него речей нам говорити не вместно, для того, чтоб было тайно. [526]

И мы, государь, говорили о том накрепко, чтоб король наши речи сам выслушал, и они, государь, говорили, никак тому быти нельзе, что речи наши слушать королю самому: у короля будут люди многие, выслати их невместно. И мы, государь, приехали к королю на двор и пришли в полату. А тут сидят королева рада, да Эллерт охмистр, да Волшь Пшев, да Яков Броконгуз, да Яне Улштан, да Захарья дохтор и встретили нас у дверей в полате. И мы, вшед, сели /Л. 356/ и говорили им о том же, чтоб король наши речи сам выслушал. И они говорили то ж, что при многих людех нам посольства королю говорити невместно, и посылали сказывати королю, и король прислал к нам с тем, что нам у короля быти невместно, а речи бы мы сказали его раде.

И мы, государь, хотели им речи сказати, и они нас о том просили, чтоб мы речей своих список дали, и они велят перевести на неметцкой язык, а так им упамятовати нельзе. И мы, государь, по списку им велели им толмачити Ивану толмачу, и переведчи, государь, список, отшед, себе подумали, и к нам, пришед, учали /Л. 356 об./ говорить: “В речах гнев ваших, о Колках государьского приказу нет, и вы нам скажите, есть ли с вами приказ от государя вашего о Колках”. И мы, государь, говорили: “Донесите наши речи до короля, и на наши речи ответ нам от короля учините, и коли нам ответ противу нашего посольства будет, тогды вам государя своего приказ и о Колках скажем”. И Эллерт с товарищи ходили х королю и, пришед от короля, нам говорили: “Поедьте вы на подворье, а король хочет вашего посольства список себе выслушать и ответ вам учинити”. И мы, государь, поехали на подворье, а проводил нас до подворья Эллерт же Бр[окенгуз], да Франц.

И ноября, /Л. 357/ государь, в 13-й день, в четверг, приехал к нам от короля Эллерт охмистр, да Волшь да Яков Броконгуз да Яне, да Захарья дохтор, и говорили, государь, нам:

“Государь наш Фредерик король велел вам говорити, речи есмя вашего посольства выслушал, а о Колках есте не сказали ничего. И нам без Колок никак дела не делати. Колки наша [527] вотчина извечная. Ино какое к нам жалованье царя и великого князя, коли извечное наше у нас отнимает?” И мы, государь, им говорили, по твоему государеву наказу: “Ливонская земля вся извечная вотчина государя нашего, а иному до нее никому дела нет, и государь ваш Фредерик король /Л. 357 об./ присылал бити челом ко государю нашему с покорным челобитьем тебя, вохмистра с товарищи. И государь наш для покорности любительного прошения государя вашего Фредерика короля, пожаловал островы, и городы, и волостьми, которыми пригоже, а Колки середи государя нашего волостей. И государь наш у себя в Можайску о Колках вам ответ учинил, что государю нашему Колок дати нельзе, и ныне государя нашего с нами приказ о Колках х королю то ж, что государю нашему Колок королю не давывати, и вы б того и не вчинали, чему быти нельзе”. И Эллерт вохмистр с товарыщи говорили: “Мы государеву боярину /Л. 358/ Алексею говорили накрепко, что без Колок государю нашему дело все не любо будет, и ныне только царь и великий князь Колок в государя нашего сторону написати не велел, и государю нашему на грамоте креста не целовати. Дело ему все нелюбо”.

И мы, государь, говорили: “Целовати есте крест перед государем нашим на грамоте государя своего душею, что государю вашему грамота переписати у нас с списка, и печать свою к ней привесити и крест целовати на грамоте перед нами. И король бы и ныне грамоту велел написать у нас, а Колки бы имянно велел написать в грамоту в государя нашего сторону, чтоб /Л. 358 об./ вперед о том недружба не всчинала-ся никакова, а то себе из мысли выложите, что государю нашему Колки дати королю. Что было пригоже дати, то государь им дал, а опричь того ему не давывати ничего”. И Эллерт, государь, с товарыщы говорили: “Государь наш просил у вашего государя любовью, не хотячи видети кровопролитья, а король литовской и свеиской поймали за себя великые места ливонские, и без прошения, и государь ваш тысеч их назад не возьмет. А Колки у государя нашего отнимает, его [528] вотчину извечную. И королю Колок никак ни поступитиси, стояти ему за свою вотчину, сколько ему Бог поможет, а литовской ко /Л. 359/ роль и свеиской присылали к государю нашему Фредерику королю многижды, чтоб с ними на государя вашего был заодин. И государь наш к ним не пристал, хотячи любви с государем вашим, да и цесарь к нему писал, чтоб с литовским и свейским был заодин, и государь наш, и цесаря ослушался, а к ним не пристал. Ино то ли жалованье царя и великаго князя, что у него его вотчину извечную отнимает?” И мы, государь, о том говорили: “Государь наш у короля не отнимает ничего, с Божиею волею держит Ливонскую землю, прародителей своих вотчину извечную. А для великого челобитья и прошенья, государя вашего пожа/Л. 559 об.]ловал многими великими месты, свыше всякия меры, как от начала нихто никому не давывал. А чему быти непригоже, того не дал. И вы били челом государю нашему, что вам на себя того взяти нельзе, что вам Колки имянно написати в государя нашего сторону, и государь наш о Колках велел написати, что о них прикажет с нами, с своими послы. И государь наш о Колках с нами приказал, что их написать в грамоту в государя нашего сторону. И тому быти нельзе, что Колкам не написанным быти в государя нашего сторону. А что припоминаете о литовском и о свей/Л. 360/ском, что государя нашего ливонские городы ныне держат за собою, и нечто, Бог даст, мы еще от вас и не отъедем, и вы услышите, что ся над литовским за те городы встанет. А что воспоминаете об одиначестве королей против государя нашего, и государь наш покладывает на Божию помощь, хоть и цесар, и все короли сложатся заодин, и государь наш со всеми свое дело сделает, сколько ему Бог поможет, а своей вотчины Ливонския земли не поступит никому ничего. А вашему государю безлеп было о Колках и воспоминать, видя к себе государя нашего такое великое жалованье и любовь, хоти б государь наш /Л. 360 об./ и здесь в Дацкой земле которого места государя вашего попросил, ино за такую великую любовь государя нашего королю [529] было ослушаться не уметь. А то ныне за государя ж нашего землю роздор делает, и крестное целование рушит, и вперед меж государей делу доброму, которому мочно быти. И Эллерт с товарыщы поехали х королю.

И ноября ж, государь, 13-го дня, в пятницу, приежжали от короля Эллерт ж, да Вопш, да Яков Броконгуз, да Яне Улштан и говорили от короля о Колках же, что ему без Колок дело не любо. И мы, государь, говорили им те ж речи, что Колкам быти написанным в государя нашего /Л. 361/ царя и великого князя стороне, и споровалися много и разъехалися, а не приговорили ничего. И ноября ж, государь, в 14-й день, в суботу, приежжал Яков Броконгуз и говорил от себя в розговоре, что король кручиноват о Колках добре и дела делати не хочет. И мы, государь, говорили: “То ведает король, рано добре позабыл крестного целования, нам его не силою заста-вити правды памятовать, а дивимся тому, что есте своих душ позабыли, на чем крест целовали”. И Яков говорил, что на них и рада вся за Колки негодуют и дела делати без Колок не хотят. И мы, государь, говорили: “Мы посланы х королю, /Л. 361 об./ а не к раде, а рады его речей и слышати не хотим”. И Яков, государь, поехал к себе. И ноября ж, государь, 19-го дня, в пятницу, приежжал от короля Вопшь, да Яков Броконгуз, да Яне, а говорили: “Государь наш король велел вам говорити, коли сказываете, что вам о Колках не приказано написать их в нашу сторону, и нам без Колок с вашим государем в приятельстве быти не мочно, а вы будет без государя своего ведома не смеете их нам написати, и вы пошлите от себя к государю своему, чтоб вам о том наказ прислал, а яз от себя человека ж пошлю к вашему государю, что мне без Колок делать нельзе”.

/Л. 362/ И мы, государь, отказали: “Мы от государя своего посланы большие послы, и наказ нам от государя дан, как нам дело делати. И мы то и сказали, и нам посылать нечего для. Похочет король по государя нашего приказу дело делати, и он делай, а позабудет послов своих крестнаго целованья, что целовали животворящей крест его душею, и то ведает король, [530] на ком тое неправды Бог взыщет, а нас бы к нашему государю отпустил, как нам будет мочно морем идти”. Да поговорили с ними спорных речей немного. И Вопшь с товарищы поехали.

И ноября ж, государь, в 28-й день, в суботу, приежжали m короля Вопшь, да Яков Броконгуз, /Л. 362 об./ да Яне Улцпан, и говорили о Колках же, что король без них дела делать не хочет, а нас хочет отпустить к тебе, государю, а с нами хочет послати о Колках своих больших же послов. И мы, государь, говорили: “Выложите то себе из мысли, коли король не зде-лает дела ныне, правды перед нами не учинит, и вперед от государя нашего какова хочет жалованья? Никак то быти не может, чтоб государь наш его в любви учинил и то у себя все потеряет, чем его ныне государь наш пожаловал”. И они ро-скручинилися, поехали прочь.

И ноября ж, государь, 29-го дня, в неделю, приежжали от короля Яков Броконгуз, да /Л. 363/ Яне Улштан, а говорили: “Коли вам Колок в государя нашего сторону имянно написать не мочно, и король хочет к той грамоте печать свою привесить, что послы его писали на Москве, да и правду на ней хочет учинить, а о Колках с вами вместе хочет ко царю и великому князю послать своих послов. И мы, государь, говорили: “Тому никак быти нельзе, что Колок не написать в государя нашего сторону. Будет захочет король государя нашего к себе любви и жалованья, и король бы Колки велел написать в государя нашего сторону, а грамоты тое с нами нет, которую писали королевы послы и печати свои к ней /Л. 363 об./ привесили, та грамота у государя нашего в казне лежит, крепости для. Только король по тому не исправит, как целовали крест послы его, или нас задержит, ино то на короля свидетельство, а зде се с нами список тот, с котораго послы королевы ту грамоту писали, а знает его Захарья дохтор. А у Королевых послов с тое грамоты список слово ж в слово. И коли король Колки велит написать в государя нашего сторону, и мы его спустим с тем списком, которой у Эллерта с товарищы. Да споровались о Колках много и розъехалися, а не приговорили ничего. [531]

И ноября ж в 30-й день, в понедельник, /Л. 364/ приежжали к нам Эллерт охмистр, да Вопшь, да Яков Броконгуз, да Яне Улштан и говорили, что ныне король на то сшел, хочет к той грамоте печать привесити, на которой и целовали послы его, а о Колках хочет ко царю и великому князю послати послов своих, а грамоты переписывати не хочет. И вы дайте грамоту, и король к ней велит печать привесити и крест на ней целует, а о Колках будет особное слово королю с государем вашим царем и великим князем.

И мы, государь, говорили: “Мы тому дивимся, что вы говорите, кабы есте с ыными государи дел не делывали, просите грамоты /Л. 364 об./ своей, на которой есте крест целовали, та грамота лежит в государской казне, на укрепление всему делу. По той грамоте мы сюде пришли к королю за вашими душами, что королю велети своя грамота написати и печать свою к ней привесити и крест на ней целовати, и только та грамота нам было взяти с собою, а король бы дела не полюбил, как преж сего есте говорили, и грамоту бы у нас взял, ино бы королева неправда вперед почему знать. И того для та грамота лежит в государской казне на обличенье неправде. А Колок только король в государя нашего сторону не напишет, /Л. 365/ и нам никак дела не делывать, государя нашего нам приказ: “Быти Колкам написанным в государя нашего стороне”, и нам только государя своего приказ переступити, и нам от государя своего быти казненным, ино чего для, Колок для головы свои потеряти. Хочет король написать Колки в государя нашего стороне, и мы ради дело делати, а не напишет Колок в государя нашего стороне, и нам дела не делывати. И Эллерт с товарищы говорили: “То наш грех пришел, государя вашего бояре душею своею нас оманули, говорили с клятвою: "Послушайте нас, напишите Колки в споре, а царь и великий князь своим послам велит Колки /Л. 365 об./ написати в королеву сторону. Верте в том нашим душам", и мы их душам поверили, написали в споре. И ныне король и вся рада о Колках на нас опалу кладут великую, занеже та земля извечная государя нашего, и мы упросом упросили у всей рады, что [532] королю к той грамоте печать привесити и крест целовать, на которой мы целовали. И мы клянемся Богом, что никак королю Колок не отступливатись и дела ему за тем не делывати”. Да споровалися на обе стороны много добре и до великия кручины. И поехал Эллерт с товарищы, не приговоря ничего.

И декабря в 1-й день, во [Л. 366] вторник, приежжали Яков Броконгуз, да Яне, да дохтор Героним, и говорили: “Сказывали есмя ваши речи королю, что есмя вчерась с вами говорили, и король вам велел молвити от себя с клятвою, что тому никак не бывати, чтоб ему своя вотчина старинная Колки написати за царем и великим князем, и король ныне на то сшел, велит ваш список спустити с своим списком слово в слово, да с того списка велит написать грамоту слово в слово, а о Колках велит написати по тому, как ныне послы написали, а вперед о них посылает своих послов бити челом, чтоб царь и великий князь стариные вотчины у него не отнимал”.

 

/Л. 366 об./ И мы, государь, им говорили розговором много, что тому быти нелзе, чтоб Колок за государем нашим не написать, вам ж вперед о том будет кручина, и делу доброму поруха. На то понадеетеся, что написаны в споре, и учнет государь ваш просити, а тому быти никак нельзе, что их государю вашему дати Колки середи волостей государя нашего. И вы себе того запросто не кладите, хотите покою и государя нашего жалованья х королю прочного, и король бы их написал в государя нашего сторону, ино б вперед никотораго роз-дору не было. И Эллерт, государь, с товарищы с великою кручиною говорили, что тому быти никак нельзе, что Колки /Л. 367/ написати в цареву и великого князя сторону. Да говорили, государь, то ж, что смуту о Колках учинили бояре царя и великого князя, говорили им, напишите их ныне в споре, а царь и великий князь велит их послам своим написати за королем, и коли так не делаете, как грамота написана, ино дела нет никоторого вам, велит король сказать отпуск. И мы, государь, говорили: “Коли крестнаго целованья ваших душь король не памятует и вы своих душь не бережете, и король [533] бы нас отпустил, нам за чем жить”. И розговаривали на обе стороны до великого сердца, и хотел Эллерт с товарищи ехати прочь, за великою клятвою, /Л. 367 об./ что делу не бывать. И мы, государь, себе помыслили, ныне их только отпустить безделных, и от них только о том вспоменовенья не будет, ино нам самим их задрати непригоже, ино уж ныне пригоже на себя поступити, их не отпуская, а молвити престрашно добре: государской наказ переступити всякому человеку: преступление заповеди — смерть. Да для того, чтоб невинная кровь не пролился, и того б народ не молвил, что мы гордостью не зделали, и мы ныне возмем на свои головы, поступим то от себя, что грамоту написати с того списка слово в слово, которой у нас, а то ве/Л. 368/дает Бог, какову опалу на нас учинит. Мы то понесем христьянства для, чтоб кровь не пролилась, голов своих не пощадим, положим то на Боге.

И Эллерт с товарищи учали говорить: “Государь наш король молод, да еще по грехом кручиною ярок добре, с клятвою заклялся, что ему дела было не делать, и ныне Бог вам положил добрую мысль, взяти то на свои головы, и мы то, ехав, государю своему скажем.

И декабря ж в 2-й день, в середу, приежжал, государь, к нам от короля охмистр, да Яков Броконгуз, да Яне Улштан, да Героним дохтор, да Захарья дохтор, и говорили: что королю они речи все ска/Л. 368 об./зывали, и король велел вопросить, где писати грамота докончалная, и мы, государь, говорили: “Пригоже грамота писати на королеве дворе, а едем у грамоты сидеть я, Иван, да Петр”. И Эллерт с товарищы говорили: государь наш молодой тешится, и только вам на дворе писати у него, и ему будет зазорно, и вы велите грамоту писати у себя на подворье, а мы оставим у грамоты справити дохторов Геронима да Захарью. И поехал Эллерт с товарищи х королю, а оставили у нас Геронима и Захарью. И Героним с Захарьею список справили, и Героним поехал к себе, а остался у грамоты /Л. 369/ писати Захарья, да королев подьячий Томас. И того дни и ночью грамоту подьячий Томас написал, а руское писмо грамоту писал подьячей Сенка Степанов. [534]

И на завтрее, государь, декабря в 3-й день, приехал к нам Яков Броконгуз, да королев печатник Яков, да дохтор Захарья к грамоте печать привесити, и захотели свое писмо кла-сти наверх, и мы, государь, с ними о том спорных речей говорили много: “Государь наш по королеву челобитью принял короля в приятельство, ино и писму его грамоте пригоже быта наверху”, а они говорили: “Нам чести свое писмо, а не ваше, мы по вашему /Л. 369 об./ писму не умеем”, и споровався долго, ездили х королю докладывати, и король руские грамоты складывати вместо не велел. И мы, государь, говорили, что без руского писма грамот не печатают, тому быта нелзе, а они говорили: “Мы рускому писму не верим, будет нечто припишите, а мы того не знаем, ино быти руской грамоте нельзе”. Да споровались много добре и ездили опять х королю, и король приказал, будет руское писмо грамоту положат под испод, ино печать приложити, а не подложат, ино не печатати и отговорити, государь, того не могли.

И мы по твоему государеву наказу /Л. 370/ велели руское писмо подложити под испод, и королев печатник Яков к грамоте печать золотую привесил, и поехали х королю, а грамоту, государь, мы взяли к себе. И король, государь, нам велел ехати к себе на двор, а прислал Якова Броконгуза, да Янса, и приехав, сказали от короля, что король хочет на грамоте крест целовати. И мы, государь, говорили, чтоб они королю ведомо учинили, чтоб король грамоту, государя нашего слово, со государя нашего печатью велел приготовить у себя в избе, целовати ему крест на обеих грамотах. А не будет тут государя нашего грамоты, и нам королева целованья не смотрить, то целованье не в целованье.

/Л. 370 об./ И они обсылалися о том с королем, и король приказал, что грамота тут будет.

И мы, государь, приехали х королю на двор, и ссели с коней у королевы лесницы, и шли х королю в полату, а встречи нам не было. И как вошли в полату, и король встал, и мы, государь, челом ударили, и король шапку снял, да звал нас к руце, да вспросил о здоровье. И мы били челом королю на [535] жалованье, что преж того после стола с нами пировал и подчивал. И король, государь, нам велел сести, да звал нас ести, да звал дворян к руце, и ести их звал же да велел, государь, итти из избы дворянам своим всем вон и твоим государевым дворяном. И как вышли /Л. 371/ все вон, и король нам велел ити к себе и молвил: “Хочу приятелю своему, царю и великому князю, на грамоте крест целовать. И мы, государь, говорили, чтоб грамоты обе велел прочести да на обеих бы грамотах крест целовал. И король, государь, говорил: “Грамоты чести не надобе, ведаю я их и так”. И мы, государь, говорили, не велишь, государь, грамот обеих чести, и мы идем вон, то ты не хочешь править, коли грамот не велишь чести, ведь тут рада твоя Ближняя, а сторонних людей нет, а будет кто неверен, и тот бы шел вон. И король велел грамоты чести. И как грамоты прочли, и королеве слово, грамоту, взяли дохторы, с одну сторону Героним, а з другую /Л. 371 об./ Захарья, и став на коленех, розогнули ее перед королем. А твое государево слово, грамоту, взял печатник королев, а на верх ее не положил. И мы, государь, у королева печатника из рук грамоту взяли, да положили ее наверх. И король учал говорити: “Мне так никак на грамотах креста не целовати, целовати мне крест на одной на своей грамоте, а похотите положить ее под испод, и я целую”. И мы, государь, говорили: “Король, господине, и присылал ты к государю нашему того просити, чтоб государь наш учинил тебя в приятельстве, и государь наш по твоему прошению учинил тебя в приятельстве, а ве/Л. 372/домо тебе самому гораздо, что, опричь цесаря, государь наш братства не пишет никому, ино коли и с цесарем государю нашему дело совершитца, и тогды государя нашего грамоту кладут наверху”. И король отвечал: “У нас обычаи свои, мы делаем по своему, целуем на своей грамоте”. И споровалися с королем голомя. И король целовати не захотел. И мы, государь, говорили: “Коли государя нашего грамоты наверх не положишь и на обеих грамотах креста не целуешь, и ты целуй на одной своей грамоте, а мы то государю своему скажем, и то ведает Бог да государь наш, любо ли ему будет, или не любо”. [536]

И король разогнул еван/Л. 372 об./гилье, а в нем написано на стороне распятье, и молвил: “Целую крест приятелю своему и соседу царю и великому князю на сей грамоте, правити ми ему о всем, по тому как в сей грамоте написано, опричь Колок, Колки ми держать за собою, то наша вотчина старинная”. И мы, государь, говорили: “Король государь, вывет у целованья на грамотах не живет, целуют государи на грамотех меж себя без вывету, как в грамотах написано, и то нам твое целованье не надобе. Мы идем вон и грамота тебе. Молви, государь так: целую крест приятелю своему царю и великому князю на том, по тому мне ему правити, как в сей гра/Л. 373/моте писано”. И король то слово молвил без выве-та, как мы ему говорили, да и поцеловал крест, а с своею радою о том не посоветовав, говорил. И рада на него о том кручинилися, что поцеловал без вывета. А наперед того, который спорныя слова говорил о грамоте, что ей на верху не быти, и о том о всем советовал с радою. А большое памятовал ему и говорил от него дохтор Героним, и дал король грамоту нам.

И мы, государь, того дни у короля ели, а сидели за столом потому ж, как преж того ели, а дожидалися стола в полате у божницы, на королеве дворе. А за столом, /Л. 373 об./ государь, король сидел добре кручиноват, и после стола пировал немного, и на дворе своем велел метать ядра вогненныя, да от полаты и к полате, по ужищу, пускали змея вогненнаго, называют драгонтом, а наряжен з зельем и с пищальми, гром и огонь от себя пускает велик. А после стола тонцевал з жонками и з девками, да и раде своей и дворянам велел тонцовати, а с нами ся в том обговаривал, чтоб мы его в том не осудили. И отпустил, государь, нас на подворье. А провожал, государь, нас до подворья Яков Броконгуз, да Яне, а подчиванья, государь, за нами на подворье не присылал.

/Л. 374/ И декабря ж, государь, в 4 день, в пятницу, прислал король к нам и к детям боярским свое жалованье, против наших поминков, и сверх поминков мне, Онтону, чепь золоту, а на ней крест с алмазы, а весу в ней пол-шесты гривенки и три золотники, да кубок двойчат, а весу в нем тринатцать [537] гривенок, а мне, Иванцу, чепь золоту, а на ней крест с алмазы, а весу в ней пол-шесты гривенки и шесть золотников, да кубок, а весу в нем десять гривенок и дватцать восмь золотников с полу-золотником, а мне, Петроку, чепь золоту, весу в ней четыре гривенки и пол-осма золотника, /Л. 374 об./ да мне ж, Петроку, назавтрее прислал кубок, а весу в нем пол-пять гривенки, и дворянам по купку. И яз, Иванец, говорил Якову Броконгузу и Янсу: “Государево жалованье королеве велико, да только моих поминков и в полы не стоит, мне ся видит, королю мои поминки не любы, и король бы свое жалованье велел взяти, а хулити ми его государского жалованья нелзе. А вы, Яков, ведаете сами, как вас государь наш жаловал за ваши поминки, сколько вам давал и за столом у себя жаловал вас шубами дорогими и ковши великими. И мы начаялись от короля и свыше того жалованья, как вас государь жаловал”. А яз, Онтон, /Л. 375/ говорил: “А мне король прислал нестойно ж моих поминков в полы”. И Яков и Яне говорили: “Мы то скажем королю, а король вас пожаловал своим жалованьем не в торговлю, что ся у него лучило, тем пожаловал”. И яз, Онтон, и Иванец говорили: “Мы х королю привезли поминки великие, делаючи ему честь великую, чтоб с сторон пригоже было видети, а не в торговлю, и говорили есте нам от короля, что нас жалует против наших поминков, а нам о том вам как не известити, коли нашего не стоит, а в королеве жалованье корысти не хотим”. И Яков и Яне поехали к королю, а говорили: “Мы то королю скажем”.

И на /Л. 375 об./ завтрее прислал король мне, Онтону, и Иванцу соболи назад, а взял из моих, Онтоновых, соболей два одинца да сорок меншой, а из моих, Иванцевых, поминков взял два соболи одинцы да два соболя с сорока с лутчего, да саадак бухарской мелкое шитье, а в нем сорок стрел кречатьих, да лук чеодайской кроплен золотом, да саблю булатну, оковану серебром, да нож булатен, черен яшмовой, ножны серебрены, да будин, наведен весь золотом, да кутаз боболев, окован серебром, да доулбаз чегадайской велик, наведен золотом весь. А говорили: “Вы вечивали о своих поминках, [538] кабы торговати /Л. 376/ хотели, и государь наш торговати не хочет, что ему полюбило, то взял, а что ему не любо, то вам отослал, а королю то досадно, что есте его жалованье похулили”. И мы, государь, Онтон и Иванец, говорили: “Мы приехали государским делом великим и поминки есме привезли х королю великие на почесть, и сказали есте нам, что король прислал нам свое жалованье за поминки и сверх поминков, а нашего в полы, и мы вам известили, чтоб то королю было ведомо. И похочет король и ныне наши поминки взяти, и мы того не пытаем, только б ему было ведомо, а в королевом жалованье коры/Л. 376 об./сти не хотим, возьмите у нас назад, а что король из наших поминков полюбил взял, а то перед ним готово у него”. И Яков, государь, говорил: “Хоти королю всего своего господарства Дацкого остати, а назад того не возмет”. Да пошел вон.

И декабря, государь, в шестый день, в неделю, велел нам король быти у себя. И как есмя, государь, пришли х королю в полату, и король встал и звал нас к руце, и мы, быв у руки, отшед, били челом королю на его жалованье, что к нам присылал свое жалованье поминки. И король велел нам сести, и, посидев мало, призвал нас к себе, а молвил:

/Л. 377./ “Князь Онтон, и Иван, и Петр, присылал вас к нам приятель мой и сусед, царь и великий князь, о своем деле и о нашем, и мы те дела поделали, и вас отпускаем к приятелю своему ко царю и великому князю, а как будете у своего государя, и вы от нас приятелю нашему царю и великому князю челом ударьте, а ныне поетьте в манастырь в Лунду и живите до весны, а на весне вас отпустим к вашему государю”.

И мы, государь, били челом королю, чтоб король нам велел зимовати в Копнагаве, а в Лунде место пустое, про свою нужду что съести, купити, добыта негде. И король, государь, нам отказал, мы де себе о том помыслим, и вам ведомо учиним, /Л. 377 об./ а там вам корм будет доволен, и велел нам ехати на подворье. И декабря ж, государь, в седмый день, в понедельник, говорили нам от короля Яков Броконгуз да Яне Улштан, что нам король велел ехати зимовати в манастырь в [539] Лунду. А сам король поехал прочь в свой городок во Фредборих. И мы отказали, что никак тому не бывати, что нам ехати самим, а велит король вести нас неволею, и то ведает король.

И декабря ж, государь, в восмый день, во вторник, приежжали к нам Яков Броконгуз да Яне Улштан, и говорили нам от короля, что никак тому не бывати, /Л. 378/ что нам зимовати в Копнагаве, велел вам король ехати в Лунду, а в Копнагаве вам король корму своего давати не велел, и на торгу продавати не велел ничего. И мы, государь, им отвечивали то ж, что нам самим никак не ежживати, то ведает король, велит повести силою, он волен. И на завтрее, государь, того, в середу, утре рано пришли к нам на двор пристав Петр да со многими немцы, и у меня, Онтона, хотели казенку разломати да не розломали, а у меня, у Иванца, поварню розметали, а у меня, у Петрока, в полате казенку разломали. А нам, государь, корму королев/Л. 378 об./ского не почали давати и в торгу продавати не велели.

И мы, государь, поехали в манастырь в Лунду декабря в десятый с великою неволею, и говорили есмя о том накрепко, что король делает негораздо, бесчестит нас и держати хочет в неволе, как и свейских послов, и государя нашего послов в неволе не держат нигде, а где учинитца бесчестье государя нашего послам, и государь наш за то стоит крепко.

И приехали есмя, государь, в Лунду декабря третинадесять и жили есмя, государь, в Лунде, с великою нужею, корму нам давали на пятьдесят человек на неделю: бычишко, да два бо/Л. 379/рана да по двенатцати куров, да по три гуси, да на две недели десять ведр меду неметцкого, да пива худова по шти бочек на неделю. И мы, государь, про свою нужу покупали безмерно дорого, а к весне купити и добыта не могли, а покупка, государь, наша была болшая того для, как сядем ести, и того никак не будет, чтоб в то время приставы не пришли, а людей добрых, сколько из сел ни приедет, и те идут в то ж время.

А весною, государь, король нас к тебе к государю, не отпустил, потому зашла ему война с свейским королем. А после [540] Велика дни, государь, свейскис люди приходили в кораблех, от Ка/Л. 379 об./пнагова за сто верст и за дватцать, к острову к Борногольми, и дацкого короля заставу побили и Якова Броконгуза в полон взяли, да на трех кораблех человек с триста. А после того, государь, учали вести носитися, что тебе, государю, Бог поручил город Полтеск. И мы, государь, то послышав, учали радоватися и говорити приставем: “Сколько вам от нас ни таити, а Божия милосердия не утаити, что государю нашему Бог поручил город Полтеск и иные городы литовские”. И приставы нам отвечивали, что они того не слыхали. И апреля в 20 день прислал король к нам Юрья Любского да Захарью дох/Л. 380/тора. сказати нам Божие милосердие, что ты, государь, город Полтеск взял, да и почесть нам прислал полторы бочки вина.

А после того, государь, июня в десятый присылал к нам король Захарью дохтора и говорил, чтоб мы ехали в монастырь в Сор, за Капнагав восмь миль: “А тут вам в Лунде ныне корму добыта не можем”. И мы, государь, им отказали, что никак нам в манастырь не ежживати, велит нас король повести, перевязав, и то ведает король. И нас, государь, в манастырь в неволю не повезли.

И августа, государь, в седмый день, сам король пошел на свейского, а с ним, государь, сказывают наемных людей /Л. 380 об./ конных шесть тысяч, а пеших, государь, сказывают, полтретьятцать тысяч, а ины сказывают дватцать тысяч, а его земли людей пошло с ним человек с триста, а взяли у него наем же, а без найму нихто не пошел.

А нас, государь, отпустил после себя в третий день, в понедельник, августа в девятый, и ехали есмя, государь, до Малмы без приставов, а у Малмы сели на карабли, а сказывали, государь, что нам было ехать прямо к Ругодиву, а заежжать было, государь, к Готлану вестей проведывати и двороваго места смотрити. И они, государь, нам тем всем солгали, поехали с нами к Арцымагнушеву городку /Л. 381/ к Разборху, а Петра Совина оставили в карабле в Капнагаве, за тем, что Захарья дохтор был в Капнагаве. И с нами, государь, [541] приехали к Разборху августа дватцать первый, а Петр, государь, Со-вин пришел в Разборх после нашего приезду в третьенатца-той день и сказывал нам, что он в Готлане был, и места двороваго смотрил, и измерил, и хоромы переписал.

И хотели есмя, государь, тотчас послати про себя с вестью в Юрьев и Вильян к твоим государевым воеводам. И они нам подвод и проводников не дали, а дали нам подводы и проводников августа дватцать осмый. И мы, государь, хотели послати Семена Сульменева. И намесник, государь, Индрик Улф нам говорил, /Л. 381 об./ что Семену не проехати, потому что не умеет немецкому языку, а послати б Степана Лыкова. И мы, государь, послали Степана Лыкова, котораго вожа послали с Степаном, и тот вож Степана покинул, и Степан до Вильяна доехал один, а из Вильяна отпустили его в Юрьев. И из Юрьева, государь, боярин твой и воевода князь Андрей Михайлович Куръбской прислал к нам навстречу князя Федора Васильевича Оболенскаго к проливе морской. А к нам, государь, Степан приехал в Зунборх сентября 19-го дня, /Л. 382/ а с Степаном приехали к нам от воевод Ермола Нащокин, да Неудача Пушкин, да Сила Выповской. А мы, государь, отпустя Степана Лыкова к твоим государевым воеводам, беспрестани говорили немцем, чтоб нас отпустили к проливе морской, и мы, государь, твоих государевых встречников ждем у проливы. И немцы, государь, нас к проливе не отпустили. И как приехал к нам Степан от князя Федора, и они нас и тут издержали, три дня сбирали подводы, и отпустили, государь, нас из Розенборха сентября 22 дня, в среду. И мы, государь, приехали к проливе морской сентября 24 дня, а тут, государь, стоят на пере/Л. 382 об./возе свейского два карабля, берегут датцких людей. И мы, государь, посылали к ним Семена Сульменева, чтоб нам дали дорогу чисту и баты бы датцкие отпустили назад. И они, государь, дали нам на том правду, что им нам дати дорога чиста и датцкие баты пропустити назад. И мы, государь, перевезлися проливу к твоим государевым воеводам, ко князю Федору Васильевичу сентября 26 дня. А князь Федор ждал нас тринатцать ден за тем, не [542] отпустили нас датцкие люди, а сказывали, что над нами свеиские люди хотят хитрость учинити. И как есмя перешли переливу и свеиские воеводы /Л. 383/ прислали к нам двух приставов Индрика да толмача Гаврилка. А хотели нас вести на Лод, а тут их люди у Лода приступают, а сказали их 18 десягь тысяч. И мы, государь, на Лод не пошли, а пошли направо к Выголи мызе, от Лода в стороне десять верст. Не дошед, государь, Выголы мызы за две версты, прискакали против нас об речку человек с полтораста. И мы, государь, послали к ним Семена Сульменева, а велели их вопросить, какие они люди, и они сказались свеиские люди, и говорили, что мы учинили негораздо, приставов их не слушали, на Лод не пошли, а пошли самовольно, и мы /Л. 383 об./ им отказали: “Мы пошли с своими вожи, куды нам прямее, туды идем, а до воевод нам до ваших какое дело”.

И свеиские, государь, люди поотошли от нас прочь недалече, и тот же, государь, час учали скакати люди от Выгалы мызы, и встретились с свейскими людьми, и свеиские люди взяли у них языка, да с тем языком к своим людем проехати не успели, а примчали его к нам, и мы, государь, его вспросили, и тот нам язык сказал, что пришел маистр Гедерт Кетлер, да литовского короля воевода князь Александр Полубенской. И мы, государь, тот час, по/Л. 384/говоря со князем Федором, послали от себя голову детей боярских против маистра. А Семена Сульменева послали есмя, велели ему кликати к себе маистровых людей и литовских, сказати про себя и говорити им, толко не захотят с нами битись, и они б дали нам дорогу чисту, а свеиские люди нам бьют челом, чтоб нам с ними стати за один. И Семен, государь, литовских людей прикликал и сказал им наш приказ, и они тотчас маистру и воеводам литовским сказали. И маистр Семену велел ехати к себе, а против Семена прислал к нам двух человек, чтоб мы к свей/Л. 384 об./ским людем не приставали, а нам дорога чиста, и мы им руки дали, что к свойским людям не пристанем, а они за маистра дали руки, что нам дорога чиста, и отпустили есмя их к маистру, и маистр Семена к нам отпустил, а у Семена [543] взял руку на том, что нам к свейским людям не пристати. А с Семеном к нам прислал рохмистра Александра Шкривера, а с ним детей боярских литовских добрых шесть человек. И те нам за маистра руки дали, что нам дорога чиста, а мы им руки дали на том, что нам к свейским людям не пристати. И Алексан/Л. 385/др нам говорил, что маистр хочет с нами сам видетись, а у маистра есть сын боярской твоих государевых воевод, а послан был к нам. И мы им говорили, то маистрова и правда, коли государя нашего воевод сына боярского к нам отпустит, и их есмя отпустили. И маистр к нам прислал, что сына боярского нам сам отдаст, а съехатись бы нам с ним на сторону по дватцати человек. И мы потому взяли с собою детей боярских и к маистру приказали, что идем на съезд, по приговору. И маистр, государь, опять к нам прислал, чтоб нам с ним съехатись и нас бы три, /Л. 385 об./ а он сам третей ж, и мы к нему приказали: что и так добро, в нас хитрости не будет. И маистр поехал против нас сам-семь, а к нам прислал, чтоб нас всех было семь ж, и мы, по его приговору, людей с собою взяли и с ним съехались, и руки межь себя дали, карашевалися и уверилися на том, что нам дорога чиста, а нам к свейским людям не приставати Да говорил, государь, маистр нам о старом маистре о Ферштенборихе, чтоб государь ему милость показал, отпуск ему учинил, заньже он человек старой, и он, отпущен, за тебя, /Л. 386/ государя. Бога молит. И мы ему отказали, то дело великое, как Бог положит в государьское сердце милость, так об нем и учинит. И он бил челом, чтоб ему нужи не было, и мы ему сказали, каково твое государское великое жалованье к Ферштенбориху и как ты, государь, его устроил вотчиною, великими городы. И он бил челом, чтобы мы об нем печаловались тебе, государю. И мы молвили, тебя для ради есмя ему помогати во всем, сколько можем. А князь Александр Полубенской бил челом о своих людях, которые взяты в Полоцку. И розъехалися есмя с маистром, маистр /Л. 386 об./ поехал в Выгале мызу, а мы поехали к себе в деревню.

А как есмя, государь, с маистром съехались, и маистр тот [544] же час сына боярскаго Федора Грозного нам отдал. А в кое время, государь, с маистром есмя ссылалися и съежжалися, и свейские люди к нам присылали безпрестани, чтоб мы маистру не верили, а стали б с ними заодин, и мы им отказывали, коли ваши люди болшие придут, тогды с ними, укрепяся, станем заодин.

И ночевали есмя, государь, тогда в деревне от маистра версты с две, где есмя полк поставили. А маистр, пришел в Выголу мызу, тое ж ночи в полночь, пошел на /Л. 387/ свейских людей, а в станех у кошу оставил людей человек с пятдесят. И мы, государь, на утре пошли мимо Выгалу мызу, и против станов маистровых привезли к нам от маистра почесть, бочку раманеи, да четвертину мармазеи, да четыре волы.

И пришли есмя, государь, в Вильян, Бог дал, здорово, октебря в пятый день, во вторник, и к тебе есмя, государь, послали из Вильяна с сею грамотою Семена Сулменева, а мы, холопи твое, тебе, государю, челом бьем.

И ноября 2 дня, во вторник, приехали ко царю и великому князю из Дацкие земли на Москву послы его князь Онтон Ромодановской, да Иван Михайлов, да диак Петр Совин. А посылал их государь в Дацкую землю к Фредерику королю о Ливонской земле дело совершити и докончальную грамоту от Фредерика короля к царю и великому князю привезли.

А которыя дворовыя места царевым и великаго князя гостем, и купцом ноугородцом, и псковичем, и иванегородцом дацкой король велел в Копногаве да в Голанте очистити, и тем местом князь Онтон с товарыщи дали выпись, а сказали, что они посылали тех мест досмотрити, в Копногаве посылали гостей ноугородцких Ивана Лукина, да Василья Прохнова, а в Готлант посы/Л. 387 об./лали диака Петра Совина. А сказали, что в тех домех ныне живут жильцы, а как де надобе те места, и тогды их очистят. И диак Петр Совин и гости Иван Лукин и Василей Прохнов принесли к ним тем двором выписи и в выписях пи/Л. 388/шет:

Лета 7071 декабря 9 дня князь Онтон Ромодановской, да Иван Михайлов, да Петр Совин посылали ноугороцких [545] гостей Ивана Лукина да Василья Прохнова взяти место дворовое в Капнагаве царя и великого князя гостем и купцом, на приезд, а ходил того места отдавати пристав Фрянц Билде, да посадник Ондрюш Борской, да Ашпир Нильсов и указали место на морском берегу. И того места от моря поперег полдруго-натцаты сажени, а у ворот, что к /Л. 388 об./ морю, две коморки, а живут в них два жильца дворники, а с верхнюю сторону на улицу у того места ворота ж, и по улице того места поперег пол-осмы сажени, а у ворот две коморки ж, а живут два жильца ж дворники, да на том же месте колодезь чистой, а другой колодезь за двором, и длина месту 28 сажень, и приказано то место ведати тем же дворником, которы на нем живут.

Лета 7071 августа 20 царя и великаго князя диак Петр Совин, приехав на остров на Готлон, в город Избыр, посылал ноугородцкого купца Василия Прохнова взяти двор царя и великаго князя гостем и купцом, на приезд и Василей Прохнов /Л. 389/ взял у королева дьяка у Нилса Ушак падвор камен в длину 16 сажень, поперег 8 сажень, хором в нем 18 каменных, да 6 погребов каменных ж, колодезь, а стоит над морем, 2 поварни, конюшня, а живет в нем диак земской, а церковь Никола Чудотворец стоит на подоле гостина двора, а мера церкве поперег получетверты сажени, а в длину шти сажень, а живут в ней немцы, за полаты место.

И ноября ж 4 дня писал царь и великий князь в Великий Новгород ко диаком к Василью Степанову, да к Леонтью Онаньину, которы дворы дацкаго короля купецких людей в Новгороде /Л. 389 об./ и на Иванегороде, и тех бы дворов сыскали, за кем они ныне, и что из них хором, и кто их преж сего ставил, и сколько великий под ними места, чтоб тех дворов сыскали и очистили часа того, как изстари были.

И по государеве грамоте дьяки Василей Степанов, да Леонтей Онаньин ко царю писали, что был в Новегороде дацкаго короля купецких людей двор на Торговой стороне, близко Волховскаго мосту, у реки у Волхова на берегу, меж Иванские и Ильинские улицы, а хоромы на том дворе ставил Дацкия земли немчин, Давыдом звали, тому лет с полтретьятцать, и [546] тот двор зго/Л. 390/рел в большой пожар, в 62 году, а в мере того дворового места в длину двадцать две сажени, а поперег столко ж 22 сажени, а ныне на том месте поставлены восмьдесят и восмь лавок и амбаров, а оброку с тех лавок и с амбаров во государеву казну на год по одиннадцати рублей и по дватцати алтын с денгою, да пошлин с рубля по десять денег, да дворецкому и дьяком рубль и три алтыны и две денги, с лавки и с амбара по полутретье денге и всего на год по тринадцати рублев и по девяти алтын и по получетверти денге.

Да дьяки ж Василей Степанов да Леонтей Онаньин к государю писали в другой грамоте, что /Л. 390 об./ писал к ним с Ваня-города князь Михаиле Елецкой, что дацкого короля купецких людей на Иванегороде дворы не бывали, а приежжали из заморья всякие немцы с товары и ставили в Ругодиве. А как приходил ко царю великому князю Василью Ивановичу всеа Русии дацкаго короля посол Давыд и стоял на Иванегороде, в посадцком в черном дворе, в Федкове мясникове, а ныне в том дворе живет черной ж человек Максимко Корялин.

И царь и великий князь те места в Новегороде и на Иванегороде дацким купцом велел очистити.

РГАДА. Ф. 53. On. 1 Кн. 1. Л. 346 — 390 об.

Копия: Там же. On. 1. Ч. 1. Св. 1. № 2. Л. 1 — 21. На л. 1 имеется заголовок: Копия з записи посольству послов с товарыщи о бытии их у дацкого короля Фредерика Втораго в 7072-м (1564) году.

На листе 21 подпись переписчика и дата:

Смирнов.

У Москвы 20 декабря 1739 году.

Публ. копии: Статейный список российских послов князь Антона Ромодановского, Ивана Висковатого и Петра Совина с товарищи, бытности их в Дании у короля Фридерика Втораго для подтверждения за-ключеннаго в Москве вечнаго между обоими государствами мира. В 7072 году (1564 году) // Маяк современного просвещения и образованности. Труды ученых и литераторов, русских и иностранных / Ред. С. Бурачек. СПб, 1841. Ч. 19 — 21. Гл. III. С. 49 — 66.

Текст приводится по изданию: Якоб Ульфельдт. Путешествие в Россию. М. Языки славянской культуры. 2002

Еще больше интересных материалов на нашем телеграм-канале ⏳Вперед в прошлое | Документы и факты⏳

<<-Вернуться назад

Главная страница  | Обратная связь
COPYRIGHT © 2008-2024  All Rights Reserved.