Мобильная версия сайта |  RSS
 Обратная связь
DrevLit.Ru - ДревЛит - древние рукописи, манускрипты, документы и тексты
   
<<Вернуться назад

МИРЗА 'АБДАЛ'АЗИМ САМИ

ИСТОРИЯ МАНГЫТСКИХ ГОСУДАРЕЙ, ПРАВИВШИХ В СТОЛИЦЕ, БЛАГОРОДНОЙ БУХАРЕ

Упомянутый «убежище сейидского достоинства» 162, не достигнув цели, прибыл в Самарканд. О результатах своей поездки он сообщил военачальникам и доложил эмиру в Кермине.

Как только христианское войско достигло Хишткупрука, у стоявшего там узбекского войска поскользнулась нога твердости, и оно [как всегда] вернулось к постоянной мысли [71] о своем бегстве. Упомянутое войско для оказания помощи и поддержки сопровождал Коушут-хан теке 163 /75а/ двумя тысячами туркмен. Когда он увидел признаки смелости христианского войска и нерешительности узбеков, то понял, что при небольшом натиске русских эти люди утратят мужество и разбегутся. Возможно, при таких обстоятельствах туркмены также пострадают. «Лучше предотвратить беду раньше, чем она случится.», — сказал он [себе] и, обнаружив скрытую злобность своего сердца, отделился со своим отрядом от войска и, грабя все, что оказывалось под рукой, бежал по направлению к Бухаре. Какого бы места он ни достигал на пути от Самарканда до Чарджуя 164, он подвергал его грабежу и наводил [там] ужас, [а затем] ушел в Марыйскую степь 165. Это событие надломило дух узбекского войска и послужило причиной разброда среди людей. [Узбекское] войско отступило от Хишткупрука, прибыло в местность Актепа 166 и [там] остановилось. А христианское войско разбило лагерь в Хишткупруке и стало готовиться к наступлению на Самарканд.

Ревностную защиту в Актепа отстаивали из могущественных эмиров бухарского войска везир Мухаммад-Шукур-бий-инак, Рахманкул-бий-парваначи тук мангыт 167, хаким Гиссара, 'Адил-диванбеги калмык, 'Адил-бий-дадхах кытай и несколько /75б/ других эмиров — илдаров 168, глав племен. Из царских гулямов здесь находились такие, как кушбеги Йа'куб-бий, Уткур-бек-бий и некоторые другие, которые имели огромное влияние на государя и без усмотрения и мнения которых никто не осмеливался вмешиваться в какое-либо дело. Кто из узбекских эмиров повиновался им и следовал за ними, [тому было] хорошо, в противном случае [они] попадали в наихудшее положение, а большинство даже платилось головой.

С [самого] начала восшествия на престол этого государя [его] знаменем стала забота о подонках общества, и он ревностно оказывал милости низким людям, что послужило причиной недовольства племен. В эту пору, когда [72] шипы мятежа и пыль смуты пристали к подолу державы и в государстве с четырех сторон появились причины разрухи и переворота, вместо того чтобы беспрерывная смена событий и волнении послужила поводом к [их] уразумению и устранению распрей и [чтобы] с помощью правильного суждения и проницательных мыслей и похвальных действий был найден способ единения и увеличилось число друзей, они своими дурными мыслями, поведением и неправильными мерами превращали друзей во врагов, а врагов делали доверенными людьми. И ничем иным они не занимались, кроме важничания, настаивания на своем и нанесения обид людям.

Однажды в палатке везира Мухаммад-Шукур-бий-инака собрались на совет все узбекские эмиры и гулямы и говорили о войне и мире с христианами. /76а/ Каждый что-нибудь сказал в меру своих знаний. Некоторые по смыслу [стиха] Корана: «Ты не увидишь, чтобы люди, верующие в Аллаха и последний день, любили тех, которые противятся Аллаху» 169, отдавали предпочтение борьбе и священной войне. А некоторые по смыслу [изречения]: «Мир есть благо», считали за лучшее примирение, установление дружественных отношений и стремились к заключению мира. Среди них был Рахманкул-бий-парваначи, человек умный и мудрый, видевший в жизни жару и холод, больше других побывавший на поле брани и приобретший большой [жизненный] опыт. Отдавая предпочтение примирению, он сказал: «Конечно, сейчас мир лучше распри, потому что наше узбекское войско до сих пор не видело врага с таким сильным войском. У всякого дела — свое правило. У узбеков нет средств защиты и нет такого вооружения, как у христиан, поэтому в многочисленных сражениях они не находили другого средства, кроме бегства, а из-за следующих одно за другим больших и малых поражений погибло также и имевшееся снаряжение и вооружение. Сейчас распря и ссора с христианами не дадут другого плода, кроме поражения и бегства. Для несомненного дела доказательств не требуется, и только. [73] Лучше всего любым возможным способом переговорить с христианами о перемирии и мире и пойти по пути /76б/ дружбы, а [тем временем] подготовить средства сопротивления и вооружение для войны, недостаточную и малочисленную армию пополнить храбрецами и подготовиться к военным действиям». Это мнение понравилось узбекским эмирам и вождям племен. Однако Йа'куб-кушбеги и некоторые его приверженцы, у которых еще не вышел из головы ветер высокомерия и самомнения, с той же нетерпимостью и упорством, послужившими причиной ослабления государства, стояли на своем, и предложение [Рахманкула] не было принято. Кроме того, кушбеги говорил иносказательными словами, заставляющими пасть дух, приписал вышеназванному парваначи слабость суждения, трусость и пристыдил [его] в собрании эмиров.

Парваначи почувствовал себя бессильным и не видел другого средства, кроме молчания до тех пор (мисра) (Мисра — полустишие, стихотворная строка,). «пока сама судьба не извлечет чего-нибудь из-за завесы». По их же навету его величество удалил из войска Мухаммад-Шукур-бий-инака, отправил его в Бухару и подверг [там] заключению. Ибрахим-парваначи 170 после отстранения от должности в Самарканде также был арестован. [Поэтому] упомянутый парваначи [Рахманкул-бий] остерегся, [помня пословицу]: «Третий из трех» и по смыслу изречения: "Всякую вещь можно удвоить и утроить".

После того, [как] стало известно о волнениях среди населения Самарканда, [об их] переписке и обещании покориться христианам, войско тоже стало волноваться. Снова послали «убежище власти» Наджмаддин-ходжу мир-асада вести переговоры о мире. На этот раз губернатор сказал мир-асаду: «Мы, христиане, в начале выступления договорились между собой и после утверждения постановления решили выступить. Условие [постановления] таково: в любом месте и владении, где имеется угнетенный, мы укоротим [74] руку насилия и гнета. Мы будем соблюдать и распространять законы справедливости и равенства, потому что по нашей религии /77а/ сильный человек обязан помогать угнетенному. Жители Самарканда, не находя поддержки [у своего] государя от гнета своего хакима Шир-'Али, обратились сейчас [к нам] с мольбой о помощи, ища убежища у русского государства. И нам обязательно нужно выступить и постараться освободить их от гнета и притеснения. А после [оказания] помощи угнетенным свершится то, что предопределено». Сказав [это], [губернатор] отпустил мир-асада и дал приказ войску выступать.

Мир-асад достиг Самарканда и о результатах своей миссии сообщил военачальникам. В то время как со стороны Хишткупрука появился авангард христианского войска, [бухарские] войска, находившиеся там, пришли в смятение и в беспорядке обратились в бегство. Передовой отряд христиан подошел к реке Зеравшан, напротив возвышенности Чупан-Ата 171, и остановился. В это время на Чупанатинской возвышенности было готово [к бою] более ста тысяч человек сипахи и приверженцев священной войны из народа во главе с могущественными эмирами, с громоподобными пушками, с военным снаряжением и оружием. Было здесь также и четыре тысячи сарбазов отряда Хаджи Руми и отряда христианина 'Османа 172, который, приняв ислам, получил в этом государстве чин военачальника. Сарбазы этих двух отрядов состояли из арабов 173 и узбеков и были известны своей храбростью и смелостью. /77б/ Полагаясь [на них], их назначили на укрепления на берегу реки у переправ и бродов. Остальные воины и приверженцы священной войны также выстроились на берегу реки и приготовились к сражению. Они навели огнемечущие дальнобойные пушки с возвышенности на христиан, ждали приказа командующего и были готовы открыть огонь. Узбекские богатыри верхом на быстрых как ветер лошадях, с длинными прямыми копьями то выскакивали вперед, то возвращались, а часть войска глядела на дорогу, как бы убежать. [75]

Стихи.
Войска было больше, чем цветов весной,
И все [воины], подобно бутонам, [устремились] головой вперед.
Один, с копьем в руке, готов к нападению,
Однако, как живописец, он несет [копье только как кисть] для рисования.
Другой прибыл с кинжалом, подвязанным к поясу,
Однако дрожал, подобно иве.
Один натянул тетиву и вложил в лук стрелу,
Другой — точная копия мадды алифа
174.
Один, как бутон, поднял [свою] булаву,
Однако [сам], подобно [отцветшей] розе, потерял цвет.
Другой облачился в сталь, но сам он таков,
Что, подобно отражению в зеркале, [у него] ни души, ни сердца.
Один в черном кафтане — быстрый и ловкий,
[Однако] взгляд у него пугливый, подобно глазам газели.
Другой оделся в красное, но от страха
Его лицо желтеет перед противником.
У всякого, кто обнажил меч из-за тщеславия,
Обнажит меч его же собственный нос против его лица.

Однако причиной смелости и храбрости борцов за веру было обилие воды в реке, готому что в эту пору полая вода в реке достигла предела и не было возможности перейти [ее].

/78а/ Байт:
От рассыпающих жемчуг волн реки
Не удавалось переправиться через нее.
На том пути появилась преграда
Из волн того охотящегося за людьми моря.

Ни у кого и мысли не было, что христианская пехота переправится через эту бушующую реку. Убежденные в этом [бухарские] воины были бодры и спокойны.

Настало время, когда командующий христианской армией отдал своим людям приказ наступать. Согласно приказу, христианские солдаты взяли в руки свои ружья, вошли в [76] воду, без труда и утомления перешли ту глубокую реку, и все разом разрядили луки 175. Когда произошло это удивительное дело, сарбазы из отряда Хаджи и 'Османа также оказали сопротивление и из своих укреплений сделали русских мишенью своих стрел. После того как упомянутые сарбазы проявили смелость, христиане сразу побежали к укреплениям и напали на них. Они дрались в течение часа. Большинство сарбазов этих двух отрядов благодаря своему рвению не опозорило себя бегством и погибло на укреплениях. Из христианского войска также было убито много-людей. В то время когда сарбазы Хаджи Руми и 'Османа жарко бились с русскими, богатыри и борцы за веру, [находившиеся] на возвышенности, бросились бежать, не помышляя об оказании им помощи. /78б/ Когда Хаджи Руми и 'Осман, принявший мусульманство, увидели, что войско, [стоявшее] на возвышенности, бросилось бежать и ниоткуда нет надежды на помощь, они с малым числом оставшихся от их отрядов сарбазов, большая часть которых была ранена, отступили. Эмиры и войска, бывшие на возвышенности, побросали, как и прежде, свои шатры, палатки, снаряжение и вещи, и не потому, что считали величайшей удачей спасение своей жизни, а потому, что, [видимо], приводили в исполнение содержание [стиха]: «Бежать от того, что непосильно, предлисывается посланниками бога».

Ничтожный пишущий [эти строки] 'Абдал'азим ас-Сами находился в этом войске в должности наблюдающего за событиями вместе с «убежищем власти» Рахманкул-беком-парваначи тук мангытом, командующим войском Хисар-и Шадмана. И что я увидел своими глазами и сам пережил, о том я и докладываю читателям, и надеюсь, что это явится откровением и примером для разумных людей.

Да не будет тайной, что, когда борцы мусульманского войска бежали с поля боя, не помышляя об оказании помощи [сарбазам], Шир-'Али-инака ранили. Он передал свое семейство под защиту иранца Мухаммад-Йусуфа-туксабы и [77] бежал из Самарканда. Все его имущество и казну разграбили бродяги, и при этом обогатилось много бедняков.

Пишущий эти строки с двумя слугами еще находился в палатке, намереваясь взять [с собой] деньги и вещи, которые можно было унести, когда пришло христианское войско. Оно заняло возвышенность, рассыпалось по палаткам и шатрам, захватило и присвоило снаряжение, имущество, деньги и вещи; /79а/ оно собрало и завладело [также] оставшимися пушками и оружием. После этого, считая ненужным свое дальнейшее пребывание там, я сел на коня и уехал. Писец Шир-'Али-бия по имени Мирза Закир, также находившийся там с двумя-тремя людьми, присоединился к нам, и мы [вместе] отправились в город Самарканд.

Часть христианского войска раньше нас прибыла к мосту через Скаб 176, преградила дорогу и остановилась там сторожевым отрядом. Мы поневоле направились от возвышенности [Чупан-Ата] к садам Данийала 177 < да будет над ним мир!> Достигнув одного сада, мы увидели, что около четырехсот мусульманских сарбазов побросали в водоем [свои] куртки, шапки и ружья и, раздевшись догола, становились бийкушамл 178, то есть нищими. Они применяли [эту] хитрость, чтобы спасти себя. Проехав мимо них, мы прямиком достигли деревни прокаженных, которые, захватив дорогу, убивали беглецов и забирали их лошадей, оружие, вещи. Так как не было другого пути, кроме как в город [Самарканд] — везде поднялись беспорядки, и сильный грабил слабосильного, — чтобы спасти свою жизнь, мы въехали в город. Мирза Закир отправился к себе домой, а пишущий эти строки был знаком [здесь] с муфтием 179 Мулла Камаладдином, сыном Дамулла 'Алима куз-фалака (?), /79б/ поехал к нему и отдал себя под его покровительство. Это было в среду. Я провел там ночь.

В начале дня четверга упомянутый Мулла Камаладдин-муфтий с шестью аксакалами Самарканда, прихватив [с собой] корову и куриные яйца, выехал для изъявления покорности навстречу губернатору в Чупан-Ата и, когда увидел [78] его, выразил повиновение. Губернатор отнесся к ним приветливо и ласково и освободил самаркандскую область от налогов. После этого вместе с аксакалами через ворота святейшего Шахи-Зинда 180 губернатор въехал в Самарканд и остановился в Кокташе 181. В пятницу 1283 (1866-67) года (Так в тексте.), собрав из числа жителей Самарканда знать и вельмож, он убеждал народ покориться Белому царю, запугивая и устрашая признаками смуты и мятежа. Он сказал: «До сих пор вы не причиняли вреда русскому государству и не устраивали вероломных мятежей. А если у вас были некоторые колебания, чтобы сохранить честь и доброе имя, я простил [это вам]. [Однако] впредь нужно, чтобы вы шли по пути покорности и повиновения и не затевали бы дела, которое может стать причиной волнений в государстве. И если по невежеству и из-за неповиновения произойдет [какое-нибудь] вероломное и коварное дело, то этим вы положите начало расстройству государства. Тогда вы уж не пеняйте на меня и все, что постигнет вас, считайте результатом ваших поступков».

/80а/ Когда губернатор закончил этим свою речь, из числа присутствовавших набрался смелости муфтий Мулла Камаладдин куз-фалак и сказал губернатору: «У нас, у мусульман, есть одно ниспосланное богом Слово, которое называют Коран. В ту пору, когда бог послал Коран нашему пророку, царем-негусом Абиссинии был христианин. Наш пророк от страха перед неверными приказал арабам, принявшим мусульманскую веру, переселиться в Абиссинию 182. Он написал письмо негусу и предписал ему покровительствовать и помогать им. Негус проявил в отношении к товарищам пророка величайшую доброту и заслужил похвалу и восхваление. Аллах сообщил о нем в Коране: “Ты знаешь, что из всех [людей] самые жестокие ненавистники верующих — иудеи? и ты также знаешь, что более всех любят верующих те, которые называют себя назаретянами"183. Это написано [79] в конце суры “Семейство 'Имрана". По догмам [религии] каждый стих, ниспосланный по частному случаю, имеет всеобщее значение. Из этого довода ясно, что христиане будут относиться к мусульманам сочувственно и любезно. Поэтому мы, мусульмане, надеясь на милость и благоволение императорского правительства, от всего сердца вложили шею в ярмо покорности. Невозможно, чтобы мы /80б/ могли совершить [в будущем] какое-нибудь недостойное или причиняющее вред [русскому] государству дело. Каких только притеснений мы не видели от узбекских государей, несмотря на призывы ислама [к справедливости]. <Справедливый правитель удержится [у власти], даже будучи неверным, а жестокий не сможет удержаться, даже [исповедуя] ислам.> Сказав это, он окончил свою речь.

Губернатор выразил удовольствие и радость по [поводу] речи упомянутого муфтия. Он тотчас же надел на упомянутого муфтия золототканую одежду [с вышивкой] 'араки 184, присланную его величеством, и пожаловал его должностью главного судьи самаркандской области. [Затем] он объявил людям, чтобы они вернули разбежавшихся и уехавших жителей и водворили бы их на прежние места жительства и все занялись бы своими житейскими делами.

До этого времени ничтожный пишущий [эти строки] находился в доме муфтия. Затем с его разрешения я с двумя слугами выехал из Самарканда в Кермине. Миры, бежавшие из Чупан-Ата, и воины, [собранные] со всех вилайетов, возвращались в свои области. Нукеры Хисар-и Шадмана, выйдя из повиновения, направились в Гиссар. Рахманкул-бий-парваначи, хаким Гиссара, считая самым важным для сохранения своей чести устройство дел своей семьи, которая находилась в Гиссаре, раньше всех направился в Гиссар.

[Я,] ничтожный пишущий [эти строки,] прибыл в Кермине [и вижу], что [все] спят: его величество — в арке, а многочисленные воины и сарбазы — /81а/ в Шейх-Касиме185. В это [80] время из Самарканда пришло известие, что русские намереваются овладеть Катта-Курганом и Панджшамбе 186. Хакимом в Катта-Кургане был Йа'куб-кушбеги, а в Панджшамбе — Ахмад-бек-бий [из] Асаки 187. Из страха перед тем, как бы, не дай бог, какой-нибудь вред не коснулся ограниченной [богом] жизни кушбеги и он не погиб, его доставили к благороднейшему стремени, а в Катта-Кургане сделали хакимом 'Омар-бек-бия-дадха Халка 188, человека смелого и храброго.

Для охраны Катта-Кургана в местности Чагнак поставили войска, а местность Зирабулак, которая находится от Катта-Кургана на расстоянии одного фарсаха, сделали военным лагерем, разместили там всех приверженцев газавата, бесчисленное войско и огнемечущие пушки. Туда [также] послали Хаджи Руми и христианина туксабу 'Османа с четырьмя тысячами свежих, умелых сарбазов, которых отобрали из храбрых [людей].

В это время христианское войско выступило из Самарканда и подошло близко к Катта-Кургану. Некоторые из узбекских богатырей бежали, а некоторые предпочли прятаться по углам пещер. Дадха 'Омар-бек с небольшим количеством своих шигирдпише 189, число которых не достигало и сотни, завязал бой, [однако] вынужден был покинуть [Катта-]Курган, /81б/ отправился в Зирабулак и присоединился [там] к [бухарскому] войску. Губернатор с русскими воинами овладел Катта-Курганом и Панджшамбе. Ничтожный пишущий [эти строки] дату завоевания Самарканда христианами так изложил стихами:

Ta'puх.
Благодаря милостям любвеобильного бога
Христиане завоевали мусульманский город.
Ta'pux выводится из первых букв [слов] “старание" и “поддержка".
[Сложенных] с "Кауфман завоевал Самарканд"
190.

Дата овладения Катта-Курганом и Панджшамбе та же.

В эту пору, когда мусульманское войско в Зирабулаке [81] и русская армия в Чагнаке противостояли [друг другу] и готовились к сражению, из Гузара распространилось известие о мятеже 'Абдалмалик-тюри. Вот подробности этого. По навету инака Шир-Али и из-за зависти к повиновению и покорности [ему со стороны] народа упомянутый тюря был удален из Самарканда, отослан в Гузар, что привело его в отчаяние. Несколько вождей кочевых племен, как Худайар-туксаба Чучка (Чучка (тюркск.) — 'свинья') кара-мангыт, 'Ибадаллах-бек-туксаба ак-мангыт 191 и туксаба Ибрахим тук мангыт, находились при тюре. В такие дни, когда обычно дружественным способом врага располагают к себе, по совету нескольких нетерпимых гулямов-клеветников задумали уничтожить военачальников, [назначенных] упомянутым тюрей, чтобы они, не дай бог, не возвели тюрю на царство /82а/ и не устроили какую-нибудь смуту и мятеж. С таким убеждением послали в Гузар 'Абдалкарима-диванбеги мангыта, человека старого, уважаемого, давно состоящего на службе и илдара 192, чтобы он отправился туда и посмотрел своими глазами на положение и жизнь 'Абдалмалика и добрыми увещеваниями и мягкими советами удержал бы его на прямом пути повиновения и твердой, непоколебимой покорности; удалил бы Худайара Чучку и двух-трех других [людей], которые думали о смуте, доставил бы [их] в Карши и то, что потребует лучезарнейшее мнение [эмира] в отношении их, привел бы в исполнение.

Упомянутый диванбеги с этим поручением въехал в Гузар. Худайар-ишикакабаши 193 Чучка и заподозренные [в измене] военачальники, представив себе картину [сложившихся] обстоятельств и неудачный исход [дела], из-за безвыходного положения поневоле сбросили одежду покорности и халат повиновения и надели кольчугу врагов и одеяние мятежников. Они закрыли глаза на верность государю и, не отдав себя, подобно баранам, в руки мясника, взбунтовались а начали волноваться. [82]

Всем сборищем с группой смельчаков они пришли к воротам Гузарского арка и, вооруженные, остановились там, помешав диванбеги быть принятым в одиночестве у тюри; они не допустили, чтобы он увидел тюрю и выполнил свою миссию. Некоторые из упомянутой группы даже сговорились убить его. Однако Худайар Чучка, /82б/ из соображений предусмотрительности и, охраняя племена, удержал их от нанесения обиды [диванбеги] и от причинения [ему] вреда; взяв с собой диванбеги, они привели его к тюре, чтобы тот изложил высочайший приказ в присутствии всех. Диванбеги увидел, что разговор примет нежелательную окраску и, согласуясь с целью и принимая во внимание, где. он находится, произнес только несколько слов.

Однако военачальники тюри не согласились с этими надуманными словами и сказали: «Истинное положение [дел] таково: из-за слов нетерпимых гулямов-клеветников благороднейшее суждение [эмира] отвратилось от тюри и его благожелателей, и от беспредельного влияния упомянутых клеветников на благородную натуру [эмира] [тот] поверил в мятеж тюри и в наш бунт и решил вступить на путь нашей погибели и уничтожения. С того дня, когда из-за бессмысленных слов Шир-Али тюрю выслали из Самарканда и, потерявшего надежду, отправили в Гузар, очевидную картину этого преступного замысла мы увидели в зеркале раздумья, и этот [ваш приезд] является проявлением того скрытого замысла. Сколько бы наши предки и потомки ни проявляли неблагодарности по отношению к благодетелю 194, на поверхности зеркала наших мыслей не было и нет праха подобной низости. Однако, до того как появятся доказательства, обеляющие [нашу] совесть, правитель государства развеет пепел нашего бытия по ветру тленности. Жизнь сладка и прекрасна, и глупо [было бы], подобно связанному барану, вручить себя мяснику и скотобойцу. /83а/ С помощью этого же самого узбекского войска [эмир Музаффар], не раскрывая знамен, включил в свои владения Кашгар до Тирак Давани и завоевал другие области, как Хисар-и Шадман до Дарваза и [83] Памирского пояса. И в награду за такую службу и самопожертвование какие головы из предводителей [узбекских] племен пошли на ветер и какие люди отправились на виселицу! Несмотря на это, мы опасаемся ужасов последствий мятежа и смуты и не жаждем восстания. Так как все племена: мангыты, кунграты, сараи 195 и прочие жители царства имеют об этом тюре доброе и правильное мнение, [то,] уцепившись когтями надежды за его полу, они изъявляют свою волю [участвовать] у его стремени в священной войне в надежде, что, может быть, дело удастся, произойдет победа, которая станет причиной вечного существования религии и государства, и пола царства освободится из рук сильного врага. После этого, повесив меч на шею, мы вместе с тюрей придем к своему государю, передадим ему государство и извинимся за дерзость.

Байт:
Если [эмир] проявит великодушие — вот сердце [наше] и душа,
А если он проявит склонность к жестокости — вот [наша] голова и таз [для нее].

Мы страстно желаем, чтобы вы, как старейший доброжелатель и аталык его величества, это [наше] намерение согласились бы [довести] к преддверию благороднейшего прекрасного сердца [эмира]; любезно и благосклонно докажите [ему], чтобы нас /83б/ с нашим тюрей оставили. Договорившись с людьми, которые пошли по дороге повиновения тюре и хотят священной войны, мы сразимся с христианами. Если победа удастся и этот шип смуты будет удален из подола государства, мы сами придем ко двору августейшего [монарха] и обретем уважение». На этом он закончил (Так в тексте (вместо «они закончили»)). [свою речь]. 'Абдалмалик-тюря по молодости не смог возразить против их мнения и, закончив собрание этой речью [Худайара Чучки], отпустил диванбеги. Когда диванбеги вышел от тюри, [84] смутьяны, сторонники тюри, напали на диванбеги, намереваясь убить его. [Однако] Худайар-ишикакабаши удержал их, приставил к диванбеги человека и благополучно, в добром здравии, доставил [его] в Карши, к Нураддин-хан-тюре 196, тамошнему правителю. Отгуда диванбеги отправился в Кермине и доложил эмиру о том, что произошло.

После того как отпустили диванбеги, Худайар Чучка и военачальники тюри стали думать о борьбе и о подготовке снаряжения. Они привели к присяге [на верность] тюре людей тех племен, которые там находились, подняли священный Коран и заключили между собой договор: «При стремени тюри мы будем вести священную войну /84б/ и пожертвуем своими жизнями». После этого они написали письма племенам Гиссара, кунгратам Ширабада 197, узбекам Карши, туркменам [племени] эрсари 198 и другим, призывая жителей всех областей к священной войне и к повиновению тюре. Из всех областей в Гузар прибыли приверженцы газавата из [различных] племен и присягнули тюре. Собралось бесчисленное множество людей. За короткое время было отлито несколько пушек и приготовлено к ним снаряжение.

Хакимы областей Гиссара, Ширабада, Денау 199 и Куляба, назначенные государем, потеряли власть, и никто им не повиновался. Кунграты Ширабада сместили царского хакима инака Каримкул-бия и вместо него возвели правителем Астанакул-бия букаджли 200. В каждом владении и области смута подняла голову, и волнение мятежа привело мир в беспорядок. Шахрисябзская область [уже] на втором году восшествия этого государя на престол вышла из владений государства, и Хаким-бек-бий в Аксарае 201, а Джура-бек-бий 202 в Китабе 203 подняли знамя правления. От них также прибыл посол, и они посчитали для себя высоким подвигом повиноваться тюре и [участвовать] в священной войне. Короче говоря, у стремени тюри собралось несметное число людей.

После того как было подготовлено снаряжение и собралось [85] множество участников священной войны, [приверженцы тюри /84б/ с целью борьбы с упорствующими (Т. е. с русскими.) выступили из Гузара и через Шахрисябз отправились в Самарканд. Шахрисябзские хакимы выехали навстречу тюре и со всеми воинами и приверженцами газавата из кенегесов присоединились к войску тюри. Пройдя горы Тахта-Карача 204, они достигли Самарканда.

Губернатор с необходимым христианским войском противостоял бухарскому войску в Катта-Кургане. В Самарканде осталась небольшая часть русского войска, которая была окружена в арке с группой самаркандских евреев и иранцев. Войско тюри, захватив подступы к крепости, приступило к [ее] осаде. В это время с большим отрядом прибыл Ишан 'Омар-хан Махдум-и А'зами и присоединился к войску тюри. Много людей из племен кытай-кыпчаков, каракалпаков и из самаркандских таджиков 205 также заключили [с тюрей] договор о союзе и старались стеснить осажденных и разрушить крепостную стену. Через три ночи и три дня они пробили брешь [в стене] в нескольких местах, некоторые смелые богатыри ворвались через пролом [в крепость] и взяли в плен несколько человек русских и евреев. Уже начали появляться признаки победы и завоевания [крепости], когда изменчивая судьба снова обманула и сыграла шутку, которая послужила причиной бегства мусульманского войска и спасения осажденных. Тюря и войско вынуждены были /85а/ отойти от крепости и отправиться в Шахрисябз. Такое сборище [людей], число которых нельзя сосчитать, и такая смелость и дерзость, которые выходят за пределы описания,— [все] сразу смешалось, распалось и исчезло.

Вот рассказ об этом. Когда губернатор с христианским войском, [стоя] в Катта-Кургане, намеревался вступить в бой с войском ислама, а бухарское войско, [находясь] в Зирабулаке, было готово к отмщению, губернатору и его величеству эмиру стало известно об осаде Самарканда. [86]

Поскольку тюря, овладев Самаркандом, поднял бы знамя превосходства и стал бы причиной падения царского достоинства и люди, несомненно, никого другого не захотели бы [иметь правителем], кроме него, [эмир] желал его поражения и гибели. Губернатор же посчитал неблагоразумным для своего государства выделять в такое время из войска людей и посылать [их] на помощь осажденным. Итак, своим разумным суждением он счел правильным сражаться с войском, которое несколько раз бежало, теряло самообладание и проявляло трусость. Он тотчас же отдал своему войску приказ наступать и двинуться на войско ислама. С другой стороны навстречу [им] выступили также борцы за мусульманскую веру. Произошел жестокий бой, много людей было убито и ранено, и [мусульмане], как обычно, предпочли бегство. Из сарбазов /85б/ отряда Хаджи не осталось ни одного человека, все погибли за веру. Несмотря на отсутствие согласованности, большинство cunaxu. из уцелевшего войска и приверженцы газавата в это время проявили смелость, и в христианском войске также было убито равное число людей. Одним словом, [это] послужило причиной отрезвления христиан.

После поражения мусульманского войска [русские] расположились лагерем у моста в Ширин-Хатуне 206 и водрузили там знамя постоянного пребывания. Военачальники мусульманского войска отступили на один [дневной] переход и занялись приведением в порядок и подготовкой снаряжения для обороны.

Когда дело завершилось этим, у его величества эмира в Кермине заколебалась под ногами твердая почва. Он призвал для совета из улемов судью Садраддина — «справедливейшего из судей», ишана 'Абдалхамид-ходжа-а'лама 207, ишана Махмуд-ходжу, кази-калана Самарканда, а из эмиров — 'Абдалгафур-бий-инака, Тохтамыш-бий-инака аксачи, 'Абдалкарим-бия-диванбеги, Каримкул-бий-инака и некоторых других. После долгих разговоров все пришли к одному мнению и сочли правильным и необходимым бежать в Хорезм. Они доложили [эмиру], что в военном деле случалось подобное [87] и бегство от сильного врага в нужных случаях — в обычае могущественных султанов, а соблюдение благоразумия и осторожности является необходимостью. /86а/ И [эмир] твердо решил отправиться в Хорезм. В это время освободили из заключения Шукур-бий-инака и призвали к благороднейшему стремени в Кермине, чтобы у него также спросить совета.

Обстоятельства его заключения таковы. В те дни, когда русские находились в крепости Сайбуий 208, а бухарское войско — в Хишткупруке., упомянутого инака поставили над эмирами, сделав его главою войска. На помощь к этому войску присоединилось две тысячи кенегесов. Хакимы Шахра (т.е. Шахрисябза) и Китаба благодаря единой вере и общности религиозных установлении осторожно относились к разногласиям с [эмирским] государством и проявляли единение с мусульманской общиной. В силу обязательности джихада [для мусульман] и по всеобщему призыву они прибыли по собственному желанию [в Хишткупрук] и, желая бороться [с христианами], завязали переписку с «убежищем эмирского достоинства» 209 инаком. Они написали [ему] письмо и просили: «Возьмите у его величества благословенное письмо о прощении наших проступков и поручитесь [перед змиром] за верность наших сердец. Мы отправимся со всеми шахрисябзскими и китабскими приверженцами газавата и поднимемся вместе с войском ислама на борьбу с врагами и не останемся [в стороне] от богоугодного дела священной войны».

Некоторые фанатичные гулямы от беспредельной зависти [к инаку] передали его величеству [все] это в другом виде, обвинив бедного инака в неблагодарности и в недоброжелательстве [к эмиру]. Его величество, как только получил упомянутое известие, не расследовав истинного положения [дел], отправил [в Хишткупрук] 'Абдалкадира-диванбеги, который /86б/ был в то время шигаулом 210, и приказал [ему], чтобы он отпустил находившихся там воинов по домам, а инака с предосторожностями привез бы [к эмиру]. Все было исполнено [88] согласно приказу. После прибытия инака все его владения были конфискованы, а его самого заточили в Бухарский арк, где он был заключен до зирабулакского бегства, когда его. освободили из тюрьмы и доставили в Кермине.

После совещания с улемами и эмирами [эмир] приказал ввести упомянутого инака одного, сообщил ему о том, что доброжелатели государства нашли правильным, и спросил его мнения. Упомянутый инак сначала разрыдался, взмолился и вескими доказательствами очистил свою совесть от гнусного обвинения глупых и невежественных клеветников. После этого он сказал: «Бежать в Хорезм во сто крат хуже, чем попасть в руки врага, потому что бегство от наступающего войска умножает кару, вину и позор, а пленение врагом — причина благополучия и счастливой кончины. Не следует из-за отпадения Самарканда из-под власти государства и из-за того, что враги проявили смелость, предаваться печали и унынию, а [нужно] идти по пути упования на бога и [принять] твердое решение. Мир много пережил подобного рода /87а/ изменений, и потеря Самарканда не станет причиной гибели Бухарского царства, потому что и в предшествующие времена он большей частью находился под властью других правителей. В пору царствования, например, 'Абдаллах-хана 211 сахибкирана 212 Самарканд был во владении узбека Джаванмард-'Али-хана. Если причиной беспокойства [эмира] является смелость христиан, то этого не стоит опасаться, потому что губернатор — [только] один из начальников государства [русского] императора и, согласно установленному христианами закону, ему не дозволено действовать сверх [распоряжения] государя, разве что ему поступит другое поручение от правительства. В эти дни, когда [Кауфман] получил известие об осаде Самарканда, он, несомненно, считает самым важным устранение ее и склонен к миру. Благо для государства в том, чтобы немедленно послать к губернатору какого-нибудь человека для заключения перемирия и договора, [а вам,] благополучно выехав, отправиться в Бухару и, подобно полюсу, занять [89] место в центре государства. И будьте спокойны, так как, если будет угодно богу, дела устроятся согласно [нашему] желанию». Сказав это, он убедил эмира. Его величеству понравилось это мнение, и он написал губернатору письмо, ища мира, и отправил посланника. Губернатор, получив известие о волнениях в Самарканде, также был склонен к миру.

/87б/ Отправив посланника, его величество выехал из Кермине, отправился в Бухару и утвердился в столице царства Губернатор сделал границей мост в Ширин-Хатуне и, написав договор, скрепил договор и гарантию мира наставлениями веры и установил между двумя государствами, бухарским и христианским, дружеские отношения. Заключение этого мира произошло в 1283 213 году хиджры (1866-67). Ничтожный пишущий так изложил эту дату в стихах.

Ta'pux:
Из-за распри русского и бухарского государств
Сердца пришли в смятение,
[Но] установился мир, и дата его [выводится из слов]:
Новый договор между Бухарой и христианами"
214.

Да не будет скрыто, что перед этим пером правды было написано письмо о том, что 'Абдалмалик-тюря и кенегесские хакимы с многочисленным войском не достигли цели, бежали из Самарканда и рассеялись. Подробный рассказ об этом следующий. Государь 215, опасаясь, что если тюря одержит победу и дело [его] удастся, то, несомненно, царская власть перейдет к тюре и он станет претендовать на царство, стал предпринимать меры для того, чтобы сокрушить достоинство [тюри] и его дерзость. Таким образом в войске тюри находились мангытские военачальники с войском и приверженцами газавата из Карши.

Одному из каршинских военачальников, Му'мин-бек-туксабе, прозванному паку (Паку (тадж.) — 'бритва')., /88а/ человеку хитрому и лукавому, [90] пообещав награду, милость и повышение в должности, указали, чтобы он любой хитростью и [любыми] средствами, которые знает и может [применить], внес бы разброд в войско тюри. Вышеупомянутый [туксаба] по злобности нрава и в надежде на обещанное приложил к глазу палец согласия и из-за коварства, хитрости и по наущению дьявола написал несколько лживых писем. В упомянутых письмах он писал, что Россия заключила с эмиром мир и для того, чтобы потушить пламя смуты тюри и кенегесов, [эмир] послал на Шахрисябз 'Османа с сарбазами в сопровождении христиан. Эти лживые письма попали в руки шахрисябзских хакимов и эмиров войска тюри, и те сразу потеряли мужество и [из опасения] за свои семьи, которые, не дай бог, попадут в руки врагам,—что послужит причиной бесчестия, — забеспокоились, поневоле сняли осаду Самарканда я направились в Шахрисябз. И сколько тюря и военачальники ясными доводами ни доказывали им отсутствие правды [в письмах] и ложность [всего] этого и [сколько] ни удерживали их от бегства, пользы не было. Итак, тюря вынужден был уйти из Самарканда и, разбив лагерь на возвышенности у Даргама 216, пребывал в печали от этого необычайного события и не знал, что делать.

/88б/ Кенегесское войско, большая часть каршинцев и хузарцев с быстротой ветра перешли через горы Тахта-Карача. С тюрей осталось немного людей.

В это время от губернатора на помощь Самарканду прибыло войско. Осажденные русские вышли из крепости, присоединились [к своим] и выступили в погоню за войском тюри. Тюря укрепил мост через реку Даргам и преградил русским переход. С другой стороны подошел со своим отрядом Йшан Сейид 'Омар Дахбиди 217 и тоже напал на русских. Однако от пушечных ядер и ружейных пуль погибло много людей, и никакого результата это не дало, кроме бегства [бухарцев]. Тюря с оставшимися борцами поневоле отправился в Шахрисябз. Русские по беспредельной смелости не прекращали [своего] преследования до Каратепа 218 [91] и пушечными ядрами повалили много людей. Тюря с небольшим оставшимся войском проявил храбрость, сражался и бежал и, перейдя Тахта-Карача, здоровый и невредимый достиг Шахрисябза. [Там] они узнали, что упомянутое известие было ложным, вероломством и проделкой Му'мин-туксабы Шайтана, но было уже бесполезно. Войско распалось. Хакимы Шахрисябза оказали тюре большие почести и уважение и, /89а/ подтвердив снова договор о дружбе и повиновении, проводили его. Достигнув Гузара, тюря остановился.

ВЫСТУПЛЕНИЕ ЕГО ВЕЛИЧЕСТВА С ВОЙСКОМ ДЛЯ НАКАЗАНИЯ ТЮРИ И ДЛЯ ИСТРЕБЛЕНИЯ КОЧЕВЫХ ПЛЕМЕН

Когда между бухарским и русским государствами укрепился мир и все успокоились в отношении христиан, его величество, считая обязательным как следует наказать 'Абдалмалик-тюрю и непокорных [людей] из кочевых племен Карши и Гузара, для устранения внутренних врагов выехал со снаряженным войском из Бухары и направился в Карши. Когда они достигли Ходжа-Мубарека 219, [его величество] приказал мангытам Йулдашу-ишикакабаши и Тугаймураду-ишикакабаши, авторитетным мангытским военачальникам, захватить тюрю, а Нураддин-хану-тюре, хакиму Карши, он написал письмо, чтобы [тот] с каршинским войском отправился в Гузар, пробудил бы мятежного тюрю от сна беспечности, даже захватил бы его в плен и предал бы наказанию находящихся с ним мятежников. Оба упомянутых ишикакабаши, известные в войске девяноста двух 220 [родов] храбростью и смелостью, согласно высочайшему приказу, отправились в Карши. Нураддин-хан также известил людей [о приказе эмира] и, подготовившись с многочисленным войском к сражению с 'Абдалмаликом, выехал из Карши и отправился в Гузар.

/89б/ 'Абдалмалик-чюря с войском, находящимся у его стремени, [92] также выступил для сражения с ними и в местности» Фани-тепе, в одном фарсахе от Гузара, приготовился к бою. Вероломное каршинское войско, которое вчера было покорно и послушно его приказу и велению, сегодня повязало пояс (Т. е. приготовилось.) для сражения и битвы с ним. Когда оба войска сблизились, встали друг против друга и построили боевые ряды, отважные богатыри с обеих сторон поскакали на конях на поле сражения. Несколько человек было убито и ранено. Гузарские воины из-за своей малочисленности оказались побежденными и вынуждены были повернуть в Гузар. 'Абдалмалик-тюря также отступил и вошел в Гузар. Каршинское войско, преследуя, настигло и окружило тюрю.

Йулдаш-ишикакабаши и Тугаймурад-ишикакабаши, которым было поручено захватить тюрю, подъехали к гузарским воротам Дариабад, известили [об этом] Худайара-ишикакабаши, вызвали [его] к воротам и долго беседовали. В конце концов дело тюри порешили на том, чтобы он на два-три дня поднялся в горы Шахрисябза и устранился [от всего]. А мы постараемся по мере возможности успокоить гнев его величества и показать, что с тюрей дело трудное и взять его в плен тяжело. /90а/ Придя к такому соглашению,. они ночью вывезли тюрю с [его] имуществом и семейством [из Гузара], и он отправился в Шахрисябз, а его военачальники и воины также бежали в убежище, и с тюрей осталось не более четырехсот человек. По указанию кенегесских хакимов тюря со своей свитой и последователями отправился в Ташкурган 221, подвластный Яккабагу 222, который был неприступным замком и мощной крепостью, и остановился [там].

Вскоре после этого Гузар снова вошел во владения его величества. Хакимом вГузаре сделали Каримкул-инака, [бывшего] хакима Ширабада, которого кунграты изгнали из Ширабада. Его величество, чтобы поймать тюрю, с многочисленным [93] войском отправился в Шахрисябз. В местности Тизабкенти он разбил лагерь, отправил письмо Баба-бек-бию 223, хакиму Шахрисябза, и Джура-бек-бию, хакиму Китаба, и просил их схватить тюрю. Упомянутые хакимы по ознакомлении с содержанием письма посоветовались друг с другом и доложили [эмиру]: «Тюря — старший сын его величества и сын нашего господина. Он предпринял все это по внушению и побуждению некоторых доброжелателей [эмира] с намерением возвысить знамя религии и мусульманской общины и возместить недостачу и поражения в государстве, думая, что, возможно, дело удастся и это поднимет честь и авторитет /90б/ его величества. Однако некоторые недалекие люди, назвав эти действия тюри мятежом, а смелость его — бунтом, отвратили от него благороднейший нрав [эмира] и внушили вражду [к нему]. И поневоле из-за безвыходности положения дело дошло до этого. Чтобы спасти свою жизнь, [тюря] удалился и в этом владении нашел себе убежище.

Из человечности и ради сохранения чести недопустимо связать гостю руки и передать [его] недругу, необходимо даже [оказать] покровительство [ему]. Мы надеемся, что его величество проявит великодушие и милость и, благополучно возвратившись в Бухару, воссядет на трон царствования, а мы следом за вами отправим тюрю с нижайшим прощением. Соблюдая отцовское снисхождение, простите вину тюре и нас также удостойте прощением вины и считайте в числе [ваших] доброжелателей. Если будет угодно богу, мы после этого ни на один волос не сойдем с дороги согласия и покорности и выше всего будем ставить желание лучезарного сердца [эмира]. Привет и уважение».

Когда это послание предстало перед августейшим взором, [эмир] взвился, как обожженный волос, от сильного гнева и ярости он вскочил с места и тотчас же отдал приказ войску [приступать] к бою. Смелые богатыри с обеих сторон устремились на поле [битвы] и /91а/ начали сражение. С обеих сторон было убито и ранено много людей, а уцелевшие разбежались. [94]

НАЧАЛО ВЫСТУПЛЕНИЯ СИДДИК-ТЮРИ 224 КАЗАХА, ЗАХВАТ ИМ КЕРМИНЕ И ВОЗВРАЩЕНИЕ ЕГО ВЕЛИЧЕСТВА ИЗ ШАХРИСЯБЗА

Да не будет тайной, что Сиддик-тюря казах считал себя? потомком Чингиза. Предки его были правителями среди своих соплеменников в Дешт-и Кыпчак 225. После того как с течением времени русские овладели их страной, много казахских племен вверило себя защите султанов, этой раеподобной страны и избрало жительство в Гиждуванской степи. Из ханов упомянутых племен Сиддик-тюря, Арслан-тюря, Садан-бий и Абу-л-Хайр-ишикакабаши избрали для себя службу в свите [эмира] и служение бухарскому государству. Каждому из них соответственно [его] положению от высокого государства было назначено танха 226 и жалованье, и они жили в полном довольстве.

В такое время, когда пола государя [была схвачена рукою борьбы с врагами и с четырех сторон появились признаки мятежа и смуты, оживился базар бунтовщиков и подонков общества. Желание захватить власть взволновало также и Сиддик-тюрю, /91б/ и он пренебрег отплатить благодарностью [бухарскому] государству [за гостеприимство]. И в эти дни, когда его величество находился в Шахрисябзе для наказания непокорных и области оставались без войска, он решил, что это благоприятный момент, бежал из Бухары иг появился среди казахов. [Там] он собрал много продажных людей и смутьянов из казахов, самым большим желанием которых был грабеж и совершение незаконных дел, отправился [с ними] на Гиждуван и, разграбив его окрестности, захватил в качестве военной добычи много скота и угнал [его] в степь. Не довольствуясь этим, он отправился с большим отрядом на Кермине и силой овладел упомянутой областью.

Считая себя ханом из чингизова рода, обладателем царства, он стал издавать указы и раздавать большие должности и чины всяким неразумным подонкам общества. Обманывая [95] этой хитростью людей, он старался увеличить число своих помощников. Благодаря упомянутой затее вокруг него собралось много людей. Каждый день он отправлял отряд из своего злополучного войска для грабежа и разбоя в Хатырчи 227 и Нахрпай и считал имущество мусульман более дозволенным, чем материнское молоко.

Байт:
Ты знаешь о том, что, когда тюрк услышал описание рая,
Он спросил проповедника: "Там есть разбой
/92а/ и грабеж?"
[Проповедник] ответил: "Нет". [Тюрк] сказал: "Тогда  тот ран хуже ада.
Если в нем приходится удерживать руки от грабежа."

Упомянутый Сиддик-тюря со своей преступной группой властвовал несколько дней.

Ужасное известие об этом дошло до августейшего слуха [эмира] и вынудило его вернуться, не достигнув цели. Он пренебрег делом тюри и истреблением кенегесов, посчитал самым важным защиту столицы, благородной Бухары, и приоказал возвращаться.

Как только бухарское войско решило двинуться [назад], тюря с воинами, находящимися при его стремени, вышел из теснины Ташкурганского ущелья 228 и с кенегесскими богатырями поехал вслед за бухарским войском. Он шел за его величеством на [расстоянии] одного перехода. В местности Хуббухум-Халифа он отправил 'Абдалму'мина-туксабу мангыта с гузарскими нукерами, которые до этого времени еще не отделились от тюри, для овладения Гузаром и для захвата Каримкул-бий-инака, тамошнего хакима. А сам, продолжая следовать [за эмиром], сопроводил его величество до Кассана 229, вошел в Карши и овладел областью. Все знатные люди области охотно, с желанием, снова подчинились тюре.

Поскольку не было времени для борьбы и отплаты [тюре] его величество поневоле, не отменив [решения] о движении [вперед], /92б/ отправился в Бухару. В Читариге 230 он остановился и направил войско на Кермине. [96] Сиддик-тюря не смог сопротивляться и с казахскими подонками общества, которые все были перегружены [награбленным] имуществом и военной добычей, удовлетворив этим свои желания, выехал из Кермине и бежал. Обосновавшись в Нуратинской степи, он не выпускал полы государства и завязал переписку с ['Абдалмаликом-]тюрей, что [опять] послужило причиной волнений в стране и огорчения государя.

['Абдалмалик-]тюря снова поднял в Карши знамя независимости. Вокруг него собралось больше сторонников, чем вначале. Из всех владений поступили письма и сообщения о повиновении [тюре]. Из хакимов курганов 231, которые были назначены на должность его величеством, [такие,] как инак 'Абдалхалил-бий, Мир Касим-парваначи, 'Абдаррахман ходжа-садр, Каримкул-бий-инак, 'Абдал'азиз-бий и несколько других человек попали в плен к тюре. От бухарских военачальников и искренних сторонников его величества также поступили тюре письма, подарки и подношения. Люди разом подчинились и покорились тюре. Дело окончилось тем, что у его величества не осталось никого, кроме бога всевышнего и всесвятого, потому что все были расположены всем сердцем к тюре. Например, Бахадур-бек-парваначи Бахрин, большой доброжелатель [государя], /93а/ давно служивший ему, бежал из Бухары, прибыл к тюре и подчинился [ему], а Йулдаш-ишикакабаши мангыт, которому его величество поручил захватить тюрю и искоренить [бунт], выступил в это время на стороне тюри и с многочисленным наступающим войском дошел до Читарига и проявил смелость.

В эти дни Мулла Халмурад-бий Джама'а, старейший приверженец его величества, исполнял должность мираба 232 Шахруда Бухары. Вода реки вышла из берегов, смыла плотину [у урочища] Гурбун 233 и причинила огромный ущерб крестьянским полям.

[Мулла Халмурад-бий,] считая невозможным закрыть прорыв в плотине и побежденный наслаждением от опиума, от страха бежал в Несеф. Рахманкул-бек, сын Мулла Раджаб-бия кара-кунграта, [97] Мухаммад-Мурад-бек, сын мангыта туксабы Ирискула, и Раушанкул-бек, сын мангыта туксабы 'Азизкула, бежали из Карши от службы тюре и направлялись в Бухару. По дороге они встретились [с мирабом]. Трое бегиджанов (Т. е. сыновей беков. из Карши) [захватили] бежавшего из-за отсутствия здравого смысла и потерявшего надежду [мираба] как добычу, очищающую [их] честь, тотчас же разделили между собой его имущество, а самого в качестве подарка высочайшему двору привезли в Читариг и удостоились поцеловать стремя. Этого мираба-опиомана, утратившего свою честь, /93а/ они заковали в цепи, сказав: "Он не умрет от оскорбления», и погасили огонь его страха прахом унижения и позора. В качестве вознаграждения за эту услугу упомянутые бегиджаны были удостоены чинами мирахуров. И сейчас каждый в должности диванбеги и парваначи управляет большими областями, как Каратегин 234 и Куляб, и пользуется предпочтением среди [прочих] эмиров.

ОБРАЩЕНИЕ ЕГО ВЕЛИЧЕСТВА ЗА ПОМОЩЬЮ К ГУБЕРНАТОРУ ДЛЯ УСМИРЕНИЯ СМУТЫ ТЮРИ; ОТПРАВЛЕНИЕ ИМ ВОЙСКА НА НЕСЕФ И БЕГСТВО ТЮРИ

Да не останется скрытым, что, когда господство тюри и дерзость его воинов перешли границы, а все жители страды тайно или явно стремились к тюре, его величество, растерявшись от безвыходного положения, призвал к себе для совета из своих доброжелателей везира Шукур-бий-инака и Йа'куба-кушбеги и спросил об их мнении.

Упомянутые «убежища эмирской власти» 235 доложили: «С этими двоедушными людьми борьба против тюри повлечет [за собой] разрушение государства и принесет плоды стыда. [Уже] с момента возникновения мятежа тюри и волнений племен было ясно, что вся эта смута и мятеж поднялись [98]

для борьбы с христианами и причиной вражды к его величеству были его дружеские отношения с русскими. На самом деле [мятежники] — враги губернатора, они намеревались истребить христиан и /94а/ [сейчас] стремятся сокрушить их. Устранить их смуту губернатору более необходимо, чем нам. Поэтому нужно написать губернатору письмо и побудить его уничтожить мятеж. Конечно, губернатор, чтобы упрочить свое государство и усилить дружбу с его величеством, со всей душой согласится, направит на них часть своего войска с огнемечущими пушками и постарается рассеять упомянутых мятежников. А урон с обеих сторон будет на пользу Высокому Государству». Так они убедили [эмира].

Его величество направил губернатору письмо по поводу наказания тюри и каршинских племен, в котором писал: «Все волнения среди племен и раздоры с тюрей, ненависть и презрение их к Высокому Государству [Бухары] — из-за появления христиан, и [поэтому] после установления дружбы и мира между бухарским и христианским государствами [волнения] увеличились, и затушить пламя раздора невозможно без применения острого меча — [стихи:] О утренний ветерок, все это принес ты,— чтобы сохранить единение [между нами], необходимо Вам послать из [своего] войска отряд с пушками и снаряжением, чтобы уничтожить основы смуты тюри и племен».

Губернатор приложил к глазам палец согласия и тотчас же выделил десять тысяч испытанных, видавших битвы воинов с десятью /94б/ громоподобными и сеющими молнии пушками, направив их против тюри. Его величество также назначил десять тысяч бухарских воинов под командованием Тохтамыш-инака и огнемечущую артиллерию с Йа'кубом-кушбеги. Два войска с двух сторон направились в Карши.

Получив об этом известие, тюря и вожди племен впали в отчаяние, но, несмотря на это, они решили выступить на священную войну. По всеобщему призыву они собрались в Чартаке, построили на реке укрепления и приготовились к бою и сопротивлению. [99]

Когда со стороны пустыни показалось христианское войско и стало приближаться к возвышенности Кунгур, недалеко от Чартака, и со стороны Кассана подошло также бухарское войско, [один] из отважных каршинских военачальников, Йулдаш-ишикакабаши, с двумя тысячами смелых бойцов выехал для сражения навстречу русским и, проявив усердие и храбрость, направил коней на ряды христиан. Так как регулярное христианское войско, кроме пушечных ядер и ружейных пуль, ничего другого не применяло [в бою], а узбеки привыкли к сражению на поле [брани], к мужественной борьбе, и не имели понятия о такой недостойной войне, [то] их отвага и смелость не дали ничего, кроме убитых и раненых, и они отступили.

Итак, одержав победу, войско христиан /95а/ подошло к Чартаку, сразу же открыло огонь и обстреляло из ружей и пушек людей, находящихся на укреплениях. Ружейные пули и пушечные ядра их из Чартака достигали Каршинского кургана. Много человек погибло, и у людей не осталось другого средства [к спасению], кроме бегства. Они вынуждены были укрыться за стенами кургана и в садах и покинули укрепления. Христианское войско одержало победу и захватило Чартак. У тюри заколебалась под ногами твердая почва, и он с несколькими своими военачальниками и с артиллерией направился из Чартака в Ханабад. В упомянутой местности, которая находится в одном фарсахе от Карши, он остановился и разбил лагерь. Христианское войско вошло в курган [Карши] и над воротами арка водрузило знамя победы, а базарные ряды и дома подвергло разграблению.

К этому времени из каршинского войска и вождей племен у стремени тюри осталось небольшое количество [людей]. Йа'куб-кушбеги довел до сведения каршинских военачальников и аксакалов [следующее]: «Ваше спасение — только в выдаче тюри. Сделайте как-нибудь так, чтобы схватить его, и освободите себя от когтей наказания и возмездия.». По этой причине вероломные каршинцы решили схватить тюрю. Договорившись между собой, /95б/ они прибыли с большим отрядом [100] в Ханабад и с намерением захватить тюрю присоединились к войску тюри. [Однако] 'Омар-бек-бий-дадха юз 236, Худайар-ишикзкабаши мангыт и Алмас-бий с четырьмя тысячами пришлых бойцов, которые прибыли к стремени тюри со всех областей, находились на положении его собственного отряда и были беззаветно преданы ему, окружили тюрю, старались охранять и оберегать его и не подпускали каршинское войско близко к нему.

Когда появилась полная безнадежность в отношении Карши и успеха дела, тюря отправился в Шахрисябз, достиг кургана Ярты-тепе 237 и [там] остановился.

В это время каршинские военачальники и войско обнаружили свои тайные намерения и, проявив вероломство и коварство, решили силой захватить тюрю и сделать его средством [восстановления своей] потерянной чести и уважения у государя, принимая на себя вечный грех. Богатыри, находившиеся у стремени тюри, кольцом окружили средоточие доблести (Т. е. тюрю.), отразили [врагов] и не допустили, чтобы эти ничтожные выскочки причинили какой-нибудь вред особе тюри.

Охраняя таким способом тюрю, они благополучно достигли Карабага 238. Вероломные каршинские богатыри в Карабаге отделились [от них] и вернулись в Карши. Тюря провел в Карабаге ночь.

В то время от Баба-бек-бия-дадха /96а/ и Джура-бек-бия-дадха, хакимов Шахрисябза и Китаба, пришло письмо тюре та. кого содержания: «По воле бога и по вечному предопределению дело завершилось таким путем. Создатель делает то, что он сам пожелает. Приказать творцу нельзя. Дело вышло за пределы равновесия: такое большое государство, как христианское, приступило к посредничеству, и ясно, что после этого губернатор не оставит своим покровительством бухарское государство, а его величество также из-за старинной мести кенегесам и вторичной ссоры [с ними] не даст [101] им поблажки. Во всяком случае, закрыв до известной степени глаза на дружественные отношения государя [с христианами], нам необходимо защитить свою честь, репутацию и безопасность страны. Мы надеемся, что вы своим приездом в Шахрисябз не откроете дороги для потока бедствий в нашу страну и поселитесь на некоторое время в горах до тех пор, пока сама судьба не извлечет что-нибудь из-за завесы».

Когда это бесчеловечное письмо от хакимов Шахрисябза дошло до слуха тюри, он оставил надежду на то, что они будут защищать его, и был вынужден повернуть в Ташкурган. С остатком своего войска и имущества он поселился в этой сотворенной богом крепости. Большую часть из своих людей он отпустил по доброй воле, чтобы они отправлялись и селились, где пожелают. /96б/ Получив разрешение от тюри, глава мятежа Худайар-ишикакабаши отправился в Самарканд и поселился среди тамошних мангытов. Алмас-бий поехал в Китаб к Джура-беку-дадха и оставался [там] до тех пор, пока благодаря покровительству Йа'куба-кушбеги он снова [не] вернулся к бухарскому государству и от того самого государя, к которому он проявил неблагодарнссть, удостоился чина парваначи и управления Каратегинским вилайетом. Жизнь он провел в почете и довольстве.

Байт:
Плохо поступающим [людям] даруют кучи зерна,
А хорошим людям не дают и соломинки.

Многие другие известные люди попрятались по [разным углам, и с тюрей в Ташкургане осталось не более четырех сот человек. Ничтожный пишущий [эти строки] на взятие христианами Карши написал [следующий] ma'puх в стихах:

Когда по ведению [своего] государя в Несефе
Русское войско водрузило знамя смелости,
[То] год завоевания и умаления достоинства тюри
Я записал [в словах]: завоевание Карши и Несефа-1288/1871-72 год. [102]

Комментарии

162 В тексте ***.— так титуловались в Бухаре сейиды. Здесь имеется в виду Наджмаддин-мир-асад.

163 Очевидно, речь идет об известном хане мервских теке — Коушут-хане, под предводительством которого текинцы в 1855 г. разбили войско хивинского хана под Серахсом, а в дальнейшем вытеснили из Мерва сарыков. В 60—70-х годах Коушут-хан пользовался в Мера е большим влиянием. Упоминание об участии войска мервских Теке в войне Бухары с царской Россией в других источниках не встречается. Теке (текинцы) — многочисленное туркменское племя, жившее главным образом по границе с Ираном.

164 Чарджуй — административный центр бухарского бекства того же названия, расположенный на левом берегу реки Аму-Дарьи. Древний город, имел когда-то важное торговое значение, так как стоял на главном пути из Хорасана в Мавераннахр. В древности назывался Амуль, откуда получила свое название и р. А му-Дарья. Наименование Чарджуй впервые упоминается в начале XIV в. Сейчас Чарджоу (Чарджуй) — административный центр Чарджоуской области Туркменской ССР.

165 в тексте *** Вероятно, автор имеет в виду часть пусты ни Каракум, в которой находится г. Мары (Мерв).

166 Актепа — большое селение, расположенное между Хишткупруком и Самаркандом. По сведениям В. В. Радлова, Актепа в его время уже имел вид маленького городка (см. В. В. Радлов, Средняя Зерафшанская. долина, стр. 18—19).

167 Тук мангыт (тук-и мангит) — отделение узбекского рода мангыт, считавшееся самым значительным среди остальных.

168 В тексте *** (илдар). По-видимому, этот термин аналогичен приводимому Н. Ханыковым в «Описании Бухарского ханства» термину урукдар, которым обозначался человек, «имеющий род, т. е. предков, ознаменовавших себя постоянною службою бухарским ханам» (Н.Ханыков, Описание..., стр. 182).

169 Коран, 58,22.

170 Об Ибрахиме-парваначи автор подробнее сообщает в другом своем историческом произведении— Тухфа-и. шахи, где указывает, что одно время Ибрахим-парваначи был правителем в Керки. Конфликт между эмиром Музаффаром и парваначи, в освещении Сами, произошел из-за вопроса, выступить ли эмиру на помощь осажденному русскими войсками Ташкенту или идти на Коканд. Парваначи был противником похода на Коканд (см. Тухфа-и. шахи, рук.. ИВ АН УзССР, № 2091, л. 196а).

171 Чупан-Ата — возвышенность, расположенная примерно в 8 км к северо-востоку от Самарканда. Название это относительно позднее, а у средневековых восточных авторов она известна как Кухак — «горка». См,: В. Л. Вяткин, Материалы к исторической географии Самаркандского вилайета..., стр. 43; Я. Г. Гулямов, Чупан-Ата (здесь же на стр. 22—23 приведен ряд легенд о происхождении этой возвышенности),

172 Христианин 'Осман — беглый урядник Сибирского казачьего войска, в 1863 г. прибыл в Коканд и обучал там сарбазов 'Алимкула, В 1865 г. попал в плен к эмиру, командовал у него частью армии и был самым ярым противником мира с русскими. В 1870 г., в период завоевания русскими Шахрисябза, он был казнен эмиром в Чыракчи, по. словам Сами, за развратный образ жизни (см. Тухфа-и шахи, рук ИВ АН УзССР, № 2091, л. 272б).

173 По сообщению А. Вамбери, в Бухарском ханстве в его время жило примерно 60 тыс. арабов (см. А. Вамбери, Путешествие по Средней Азии, стр. 183). По мнению некоторых советских исследователей, нельзя дать окончательного ответа на вопрос, когда попали в Среднюю Азию живущие там арабы; известно лишь, что во время арабского завоевания в главных городах Мавераннахра были поставлены значительные арабские гарнизоны. Позже арабы распространились гораздо шире и быстро ассимилировались с местным населением.

174 Здесь образное выражение. Мадда — знак долготы над буквой алиф — имеет волнообразное начертание. Автор, по-видимому, намекает на трусость воина.

175 Образное выражение, употребленное автором вместо «выпалили из ружей».

176 Сиаб — река в окрестностях Самарканда.

177 Автор имеет в виду место недалеко от Самарканда, где, по преданию, находится могила пророка Данийала (Даниила). Она расположена приблизительно в 400 м к северу от развалин городища Афрасиаб

178 Байкуш в переводе означает «сова», однако употребляется в Средней Азии и в переносном смысле для определения бездомного бедняка, нищего.

179 Муфтий — мусульманский законовед, составлявший по просьбе заинтересованной стороны юридические заключения со ссылками на Коран и шариат. Заключения представлялись судье, и тот на их основании выносил решения (см. прим. 72).

180 Ворота Шахи-Зинда — одни из шести ворот города Самарканда, получившие свое название от комплекса мавзолеев времени Тимура — Шахи-Зинда, расположенного примерно в 2 км от ворот. Описание ворот см.: А. П. Хорошхин, Сборник статей..., стр. 191; Н. Ханыков, Описание..., стр. 100.

181 Кокташем Сами, по-видимому, называет дворец эмира в Самаркандской цитадели, в которой помещался знаменитый «зеленый камень» (кокташ), имевший ритуальное значение. На этот камень должен был воссесть каждый эмир при короновании на престол.

182 В 615 г. н. э. часть мусульман, подвергшихся в Мекке тяжелым гонениям, по совету Мухаммада переселилась в христианскую Абиссинию, где нашла приют и покровительство негуса. Есть свидетельство, что Мухаммад до смерти негуса (в 630 г.) оставался его другом.

183 Коран, баз.

184 'Ираки — название ковровой вышивки, пользующейся большой известностью не только в Средней Азии, но и за ее пределами.

185 Шейх-Касим — небольшой населенный пункт, по А. Вамбери — вторая остановка на пути от Бухары к Самарканду, не доезжая Кермине (см. А. Вамбери, Путешествие по Средней Азии, стр. 102).

186 Панджшамбе — небольшой городок, приблизительно в 12 км к северу от Катта-Кургана.

187 Асака — название местечка вблизи Андижана. Сейчас — город Ленинск.

188 Халка — по-видимому, прозвище. Словарное значение халка «кольцо», а также «пирожок» (см. В. В. Радлов, Опыт словаря тюркских наречий, т. II, стр. 1677).

189 Шагирдпише — так назывались люди без чинов, служившие у правителей областей и у других крупных чиновников для выполнения различных поручений. Они посылались, например, с донесениями к эмиру о положении в бекстре; в то же время, как это видно из произведения Сами, они несли гарнизонную службу в крепостях и участвовали в походах. За усердную службу шагирдпише зачислялись в служилое или военное сословие.

190 Хронограмма (ma'pux) дает 1284 (1867-68) г.

191 Кара-мангыт и ак-мангыт — отделения узбекского рода мангыт (см. прим. 5). См, таблицу деления узбекского рода мангыт в приложении к диссертации Д. Г. Вороновского (Гульшен-аль-мулюк Мухаммеда Якуба Бухари, Ташкент, 1947).

192 См. прим. 168.

193 Ишикакабаши — восьмой (из 15) по восходящей линии бухарский чин, «главный хранитель (высокого) порога». Так же, как мирахур и туксаба, имел титул «убежище войны» (***).

194 В тексте — *** (а также ***), букв. 'благодетель' (арабск.), в Средней Азии употреблялось в значении «правитель». Здесь имеется в виду эмир.

195 Сараи — многочисленный узбекский род, населявший в Бухарском ханстве главным образом долину Зеравшана. По сведениям А. Д. Гребенкина, главным местопребыванием этого рода был раньше Балх, откуда они и расселились на север. Он упоминает об этом роде как о кочующем и также занимающемся земледелием в Шахрисябзских горах (см. А. Д. Гребенкин, Узбеки..., стр. 89—90).

196 Нураддин-хан-тюря — второй сын эмира Музаффара, родившийся в 1851 г. и умерший еще при жизни отца в конце 70-х годов. Был сна. чала правителем Карши, затем — Чарджуя.

197 Ширабад — административный и торговый центр бухарского бекства того же названия. По данным В. В. Бартольда (История культурной жизни...., стр. 100), был воздвигнут местными правителями в XIV в Сейчас Ширабад — районный центр Сурхан-Дарьинской области Узбекской ССР.

198 Эрсари — туркменское племя, жившее на левом берегу Аму-Дарья в среднем ее течении и находившееся в зависимости от Бухарского ханства.

199 Денау — административный центр одноименного бухарского бекства. Сейчас Денау—районный центр Сурхан-Дарьинской области Узбекской ССР.

200 Букаджли — по Н. Ханыкову — подотдел отдела уактамгалы рода кунграт (см. Н. Ханыков, Описание..., стр. 60).

201 Аксараем назывался воздвигнутый Тимуром в 1380 г. дворец в Шахрисябзе, от которого осталась только часть главного фасада. Остатки Аксарая находились в цитадели — резиденции шахрисябзского бека возведенной позднее.

202 Джура-бек-бий — правитель Китаба, постоянно боровшийся за независимость от бухарского эмира. После взятия Китаба бухарцами с помощью русских войск в 1870 г. бежал в Кашгар, но по дороге был захвачен кокандским ханом Худайаром и выдан русскому правительству. Долго жил в Ташкенте, принял русское подданство, участвовал на стороне русских в войне с Кокандом и умер в 1906 г. в чине генерал-майора русской армии. Биографический очерк о нем см.: ТВ, 1906 № 17; Кауфманский сборник, стр. XXXIII—XXXVI.

203 Китаб — центр одноименного бухарского бекства. Город возник сравнительно недавно. По В. В. Бартольду, крепость Китаб упоминается с половины XVIII в. (см. В. В. Бартольд, К истории орошения...., стр. 129). Сейчас Китаб — районный центр Кашка-Дарьинской области Узбекской ССР.

204 Тахта-Карача — название перевала через Зеравшанский хребет, представлявшего прямой путь из Самарканда в Шахрисябз. Описание перевала см.: Н. А. Маев, Очерки Бухарского ханства..., стр. 82.

205 По сведениям А. П. Хорошхина, на 1876 г. общее число жителей Самарканда составляло 20 тыс. человек, и из них 60% таджиков (см. А. П. Хорошхин, Сборник статей..., стр. 217—220).

206 Ширин-Хатун — селение, расположенное за Зирабулаком по дороге из Самарканда в Бухару. Сами пишет о Ширин-Хатуне как о первом пункте, с которого начинается культурная полоса вокруг г. Зияуддина (см. Тухфа-и шахи, рук. ИВ АН УзССР, № 2091, л. 236б).

207 А'лам (букв. 'ученейший') — высший из муфтиев (см. прим. 179), без утверждения которого юридические заключения муфтиев были недействительны (см. прим. 72).

208 Под крепостью Сайбуйи автор имеет в виду Янги-Курган (см. прим. 151).

209 в тексте — ***, что являлось титулом как инака, так и парваначи, дадха, диванбеги, а также всех хакимов страны.

210 Шигаул — церемониймейстер и в известных случаях провиантмейстер, заведовавший продовольствием послов.

211 Абдаллах-хан II, Шейбанид, правил в 1557—1598 гг. С его именем связана в истории Бухарского ханства попытка создать сильное централизованное государство. В его правление отмечается некоторый подъем в хозяйственной и культурной жизни страны.

212 Термин сахибкиран, в переводе означающий обладатель счастливого сочетания двух планет, употреблялся на мусульманском Востоке по отношению к наиболее могущественным правителям. Так, он был обычным эпитетом Тимура.

213 Сами ошибается в годе заключения мирного договора между Бухарой и Россией. Это произошло не в 1283 (1866-67), а в 1868 г.

214 Хронограмма (ma'pux) дает 1283 (1866-67) г.

215 В тексте: *** ('счастливая особа').

216 Даргам — селение недалеко от Самарканда, точное местонахождение которого не установлено.

217 Дахбиди —'дахбидский', 'из Дахбида'. Дахбид (Дагбид) — крупное селение, находящееся в 12 км к северу от Самарканда на Ак-Дарье. По свидетельству В. В. Радлова, оно напоминало скорее маленький городок (См. В. В. Радлов, Средняя Зеравшанская долина, стр. 18—19).

218 Каратепа — селение, расположенное приблизительно в 16 км к юго-западу от Самарканда.

219 Ходжа-Мубарек — селение, приблизительно в 60 км от Карши по дороге в Бухару.

220 Всех узбекских родов, по местной традиции, насчитывалось до 92. Европейские исследователи в XIX в. (Ханыков, Вамбери, Борис, Гребецкин, Хорошхин и др.) приводят разноречивые данные: от 32 (А. Вамбери, История Бохары или Трансоксании, т. II, стр. 1—2; А. Борнс, Путешествие в Бухару, ч. III, стр. 367—368) до 102 (Д. Н. Логофет, Бухарское ханство под русским протекторатом, т. II, стр. 155—156). Такой разнобой, по-видимому, можно отчасти объяснить тем, что, как свидетельствует В. В. Бартольд, узбекские родовые деления не были постоянной величиной: одни мельчали, исчезали, другие появлялись вновь (см. В. В. Бартольд, История турецко-монгольсках народов, стр. 28).

221 Ташкурган — селение, расположенное ка юг от Яккабага.

222 Яккабаг — центр одноименного бухарского бекства, расположенный к югу от Шахрисябза, у предгорий Гиссарского хребта. Сейчас Яккабаг — районный центр Кашка-Дарьинской области Узбекской ССР.

223 Баба-бек — правитель Шахрисябза, вместе с Джура-беком (см прим. 202) боролся за независимость своих владений от Бухары. После поражения в 1870 г. вместе с Джура-беком пытался бежать в Кашгар но, как известно из предыдущего, был схвачен кокандским ханом и выдан русскому правительству. Впоследствии, так же как и Джура-бек, приняв русское подданство, служил в русской армии и умер в 1898 г. в чине полковника.

224 Сиддик-тюря — сын казахского султана Кенисары Касымова, который до самой своей смерти (в 1844 г.) не признавал над собой руссской власти и боролся против нее. Когда в конце 40-х годов вся Большая Казахская орда вместе с сыновьями Кенисары подчинилась русской власти, Сиддик бежал в Коканд и там боролся на стороне кокандцев против русских. После смерти 'Алимкула возглавлял оборону Ташкента (см. прим. 102).

Действия Сиддика против русских войск отмечают в своих сочинениях М. А. Терентьев (История завоевания Средней Азии, т. I стр. 280, 310 и сл.) и А. И. Макшеев (Исторический обзор Туркестана и наступательного движения в него русских, стр. 241, 252 и сл.). О Сиддике см.: М. Г. Черняев, Султаны. Кенасара и Садык. Сами останавливается только на выступлении Сиддика в самой Бухаре. По сведениям А. И. Макшеева, Сиддик удалился к бухарским пределам весной 1867 г.

225 Дешт-и Кыпчак («Кипчакская степь») — под таким названием известны в Средней Азии с XI в. степи Казахстана, называвшиеся ранее Дешт-и Хазар—-«Хазарская степь».

226 Танха — в Бухарском ханстве временное или пожизненное земельное пожалование за военную или гражданскую службу (взамен жалованья или в дополнение к нему). Владетель танха — танхадар — получал право взимать в свою пользу с земледельческого населения налоги, поступавшие до этого в казну эмира. Образцы документов на пожалование танха приведены в работе О. Д. Чехович «Докуменгы к истории аграрных отношений в Бухарском ханстве», вып. 1, Ташкент, 1954.

227 Хатырчи — административный центр одноименного бухарского бекства. Расположен на р. Зеравшан в месте слияния двух ее рукавов: Ак-Дарьи и Кара-Дарьи. Сейчас Хатырчи — районный центр Самаркандской области Узбекской ССР.

228 Ташкурганское ущелье представляет собой выход из Гиссарских гор в Шахрисябзскую долину в том месте, где находится Яккабаг. 229 Кассан — большое торговое селение, расположенное на северо-запад от Карши, по дороге в Бухару, представляет как бы пригород Карши. Сейчас Кассан — районный центр Кашка-Дарьинской области Узбекской ССР.

230 Читариг — селение, расположенное недалеко от Кассана.

231 Курганами в Средней Азии обычно назывались крепости, цитадели небольших городов, в которых имелся гарнизон. Так, В. .Л. Вяткин (Каршинский округ..., стр. 14—15) говорит о наличии более десяти таких крепостей в Каршинском вилайете. О курганах см. также: Н. Веселовский. Заметка о курганах Туркестанского края, стр. 221—226.

232 Мираб — должность надзирателя, следившего за распределением воды. По словам Сами, должность мираба Шахруда Бухары по значению равнялась должности правителя Самарканда (см. Тухфа-и шахи. рук. ИВ АН УзССР, № 2091, л. 254а).

233 Гурбун — селение, находящееся к северо-востоку от Бухары, недалеко от города, по Яворскому — в 7 верстах (см. И. Л. Яворский, Путешествие русского посольства по Афганистану и. Бухарскому ханству в 1878—1879 гг., т. II, СПб., 1883, стр. 378-379),

234 Каратегином называлась горная страна, расположенная на север от Дарваза по среднему течению Сурхоба — Вахша (районы современной Гармской области Таджикской ССР). Вследствие своей труднодоступности Каратегин вплоть до второй половины XIX в. сохранял самостоятельность, не считая временной зависимости его от Коканда и Дарваза, и всегда управлялся представителями местной династии. В 1870 г. был присоединен к Бухарскому ханству и стал одним из бухарских бекств.

235 В тексте: *** — титулы названных везиров: инака Шукур-бия и Йа'куба-кушбеги.

236 Юз — узбекский род, живший главным образом в долине Зеравшана, в окрестностях городов Ура-Тюбе и Джизака.

237 Ярты-тепе — селение, находящееся недалеко от Гузара (приблизительно в 1 км).

238 Карабаг — селение, расположенное по дороге из Шахрисябза в Карши.

Текст воспроизведен по изданию: Мирза 'Абдал'азим Сами. Та'рих-и Салатин-и Мангитийа. М. 1962

Еще больше интересных материалов на нашем телеграм-канале ⏳Вперед в прошлое | Документы и факты⏳

<<-Вернуться назад

Главная страница  | Обратная связь
COPYRIGHT © 2008-2024  All Rights Reserved.