ПИСЬМО XXIX

Петербург, 1737

Мадам,

вместо того чтобы избавить меня от заданий, порученных мне, Вы требуете выполнения еще больших. Я полагала, что исчерпывающе описала герцога и герцогиню в последнем письме, но Вы задаете о них много вопросов, на кои отвечу по порядку. Он сохраняет пост обер-камергера ее величества, хотя сам является сувереном, а она по-прежнему первая фрейлина, с той лишь разницей, что теперь, при ее новом титуле, садится в присутствии ее величества, когда садятся принцессы, и на всех общественных собраниях ей целуют руку. Бироны живут во дворце, но имеют все те же придворные чины из числа своих подданных, как и ее величество, и желания герцога и герцогини, когда они при дворе, выполняются этим штатом. То есть у него есть собственный камергер, а у нее — фрейлины; герцогская чета имеет собственные, и очень пышные, выезды с ливрейными слугами.

Граф Остерман — вице-канцлер империи, и устройство всех дел возложено на него, хотя всем руководит герцог. Остермана считают величайшим из нынешних министров в Европе, но поскольку искренность — качество, которое обычно не считается обязательным в этой профессии, граф не допускает, чтобы она мешала исполнению задуманных им планов. Он любезен и обладает [237] интересной внешностью, а когда выходит из своей роли министра, то оказывается очень занимательным собеседником. Родом он из Вестфалии и приехал сюда в качестве личного секретаря одного голландского адмирала, состоявшего тогда на русской службе. Увидев одну бумагу, переведенную Остерманом на русский язык, Петр Первый послал за ним и, по свойственной этому монарху гениальной проницательности, в разговоре скоро открыв в нем глубокий ум, взял его к себе, постепенно возвысил до занимаемого им теперь поста и женил на русской даме — очень красивой, знатной и богатой, хотя сам граф продолжает оставаться лютеранином. Он не алчен, поскольку остается бедным при всех предоставлявшихся ему возможностях. Он был наставником Петра Второго и главной силой, приведшей князя Меншикова к падению, но вскоре был заменен князем Долгоруким, большим фаворитом сего юного монарха, и кое-кто полагает, что только смерть последнего уберегла графа от падения, поскольку фаворит боялся его коварства и осведомленности, подтверждение которым видел в падении Меншикова. Граф был очень галантен, но никогда не стремился обольстить светскую даму, поэтому его любовные похождения не делали много шума, а сейчас он, кажется, считает женщин более просто веселыми и хорошенькими игрушками (чтобы, расслабившись в свободный час, отвлечься на пустяки и болтовню), чем мужчин, которые непременно поведут разумные беседы, тогда как ему хотелось бы услышать лишь вздор. Я знаю, Вы полагаете большинство представительниц нашего пола как нельзя лучше подходящими для этого и убеждены, что так обстоит по крайней мере с Вашей, и прочие.