ПИСЬМО XIX

Петербург, 1734.

Мадам,

кажется, Вы так рады услышать, что мне не придется тащить ранец и следовать за армией, что воображаете, будто мое настроение должно быть лучше обычного, иначе Вы бы не настаивали на подробной описании празднеств по случаю взятия Данцига по прошествии столь долгого времени. Сейчас очень холодно, а тогда погода была очень жаркая, поэтому увеселения происходили в саду летнего дворца. Дамы были одеты в наряды, состоявшие из белого лифа из тонкой накрахмаленной кисеи с серебряными цветами; и пикейные юбки различных цветов, по вкусу каждой. Меня позабавило, как некий джентльмен описал одну даму; когда я не поняла, кого он имеет в виду, он сказал: «Cellala avec le cotillon rouge» [«Вон та, в красной юбке»] ²². Прически были только из собственных волос, коротко подстриженных и завитых крупными естественными локонами, на голове — венки из цветов.

Императрица и императорское семейство обедали в гроте, обращенном к длинной аллее, которая заканчивалась фонтаном и была обрамлена высокими голландскими вязами. По всей длине аллеи тянулся длинный стол, одним концам упиравшийся в стол императрицы в гроте. Над этим длинным столом был навес из зеленого шелка, поддерживаемый витыми колоннами, которые снизу доверху были украшены сплетенными живыми цветами. Между этими колоннами вдоль всего стола с каждой стороны в нишах живой изгороди были устроены буфеты: [220] на одном — столовая посуда, на другом — фарфор. Дам для кавалеров определял жребий, и соответственно этому пары сидели за столом, так что мужчины и женщины чередовались. За столом сидело триста человек, и для каждой перемены требовалось шестьсот тарелок, а перемен было две и десерт. После обеда общество, разбившись на группы, развлекалось в саду до вечерней прохлады, когда сад чудесно осветился, и под тем же навесом, где мы обедали, начался бал. Иллюминированные витые колонны выглядели очень мило. Музыканты помещались за высокой живой изгородью, так что создавалось впечатление, будто музыка звучала благодаря божественности самого этого места. Когда начался бал, ввели французских офицеров, взятых в плен при Данциге. Признаюсь, я посчитала это столь жестоким, что подошла поближе, дабы понаблюдать за их поведением в такой затруднительной ситуации. Их командир, граф де ла Мот,— видный мужчина примерно пятидесяти пяти лет, был серьезен и держался с мужественным достоинством. Было заметно, что в душе он чувствует свой позор и презирает это оскорбление. После того как все они поцеловали руку ее величества, она обратилась к этому командиру, сказав, что он, должно быть, удивлен выбором времени, когда она решила допустить их к себе, но его соотечественники столь дурно обошлись с ее подданными, имевшими несчастье попасть в плен к французам, что теперь в ее власти отомстить им, однако она не намерена мстить более ничем, помимо этого унижения. Поскольку же французы — люди благовоспитанные, она надеется, что прелести некоторых дам смогут сгладить даже его. Затем императрица обратилась к нескольким дамам, которые, как ей было известно, говорили по-французски, с пожеланием постараться помочь этим джентльменам не чувствовать себя пленниками по крайней мере в этот вечер. И в ее присутствии они под честное слово были при своих шпагах. Из-за своего любопытства я оказалась поблизости от нее, и она обратилась ко мне первой, так что мне выпало развлекать первого из них. Он, следуя обычаям вежливости своей страны, сказал ей с поклоном, что ее величество нашла способ завоевать их дважды, ибо (он надеется) месье Миних отдаст им справедливость, признав, что, несмотря на его храбрость, они не добровольно сдались ему; теперь же их сердца с удовольствием подчиняются этим очаровательным победительницам.

Поскольку я еще была слаба, то была рада, что возраст [221] моего собеседника не позволил ему танцевать. Поэтому вечер прошел в разговорах, в которых он выказал здравомыслие, учтивость и много живости; в то же время его речь изобиловала высокопарными выражениями, столь свойственными его народу, особенно в разговоре с женщинами. Он выразил большое удивление пышностью и изысканностью здешнего двора. И действительно, с французами обращаются очень обходительно, для поездок по городу им предоставлены дворцовые экипажи и им показывают все, что обычно показывают иностранцам. Я испросила отпуск для него и стольких его товарищей, сколько он сочтет удобным, чтобы отобедать со мной. Он привел четверых из двенадцати, находящихся в этом городе. Но, полагаю, теперь Вы уже желаете, чтобы я оставила французов и на чистом английском языке попрощалась с Вами.

Комментарии

22. В оригинале в квадратные скобки помещен перевод фразы на английский язык. (Примеч. пер.)