ОТТОН-АНТОН ПЛЕЙЕР

О НЫНЕШНЕМ СОСТОЯНИИ ГОСУДАРСТВЕННОГО УПРАВЛЕНИЯ В МОСКОВИИ В 1710 ГОДУ

Так как ваше императорско-королевское величество всемилостивейше призвали меня наконец из Москвы сюда для всеподданнейшего сообщения достопочтенному Императорскому министерству некоторых известий о настоящем состоянии московского управления, то я и желаю всеподданнейше заявить и доказать мою нижайшую покорность нижеследующим:

Московский царь с довольно давнего времени, да и не один раз, с огорчением должен был узнать, какие большие беспорядки при исполнении его указов делаются такими многоразличными воеводами и начальниками (из которых ни один не подчинен другому, а хочет зависеть непосредственно от одного царя), особливо в тамошних очень отдаленных и по пустынным степям рассеянно лежащих городах и областях, от чего для большинства народного происходили чрезвычайно вредные стеснения, которых царь не в состоянии был легко устранить, ибо по случаю большой дальности не мог тотчас же получать о том заблаговременных и основательных известий, притом занят был постоянными военными действиями, которыми большею частью распоряжался сам он лично, стало быть и без того имел довольно дела. Он решился разделить свое великое, обширное царство на шесть губерний, из которых в каждую поставил очень сведущего человека из своих бояр, у коего в полном подчинении должны находиться другие воеводы, которым уж нельзя было теперь обходить поставленное над ними начальство и со всякой жалобой лезть прямо к царю, как прежде. Но зато эти губернаторы отвечают за всех других им подвластных воевод, если не наказывают их за вины и по возможности не поправляют дела прежде его поступления к царю. А кто эти генерал-губернаторы, над какими странами они поставлены и как далеко простирается их судная власть, это показано в приложении под буквой А.

В Москве он учредил Тайный совет, который заседает по понедельникам, средам и пятницам, в летнее время с 8 часов, а зимой с 9 и до 12, часто продолжается и дольше: там рассуждают о том, как всего удобнее привести в исполнение поступающие царские указы. А содержание этих указов большею частью составляют: наискорейший [398] сбор денежной суммы, или осуществление нового государственного дохода, сбор и увеличение торговых пошлин, обнародование налога, расчет с гражданами относительно их податей, большое усиление торговли, доставка в военный стан одежды и содержания для солдат, нужных для того людей и лошадей, набор новых рекрут, одеяние их, снабжение платьем и съестным, обучение их военной службе до указа об их выступлении, плата им и отвод помещения; также когда, сверх ожидания, между татарами или в других дальних царских областях произойдет какое-нибудь беспокойство или иная неожиданная случайность, совет принимает против того свои меры, прежде чем донесет царю о том и о своих распоряжениях, пока еще не получил от него дальнейших приказаний насчет того. А что за лица составляют этот совет, о том можно видеть в приложении под буквою Б.

Государственный совет царя и общественных дел может находиться только в царском пребывании, а состоит из немногих лиц, которым имена и звание можно видеть в приложении под буквою В.

Военный совет тоже заседает только там, где проживает царь с князем Меньшиковым или кому они прикажут собрать его, что обыкновенно поручается фельдмаршалу Шереметеву; а какое действие и силу имеют его решения, это можно найти в приложении под буквою Г.

Относительно военных сил России справедливость требует сознаться, что благодаря неусыпному труду и старанию царя, строгим наказаниям, милостям и подаркам, также и опытности таких разноплеменных иностранных офицеров высшего и низшего чина, надо весьма удивляться, до чего они доведены, до какого совершенства дошли солдаты в военных упражнениях, в каком они порядке и послушании приказам начальства и как смело ведут себя в деле, ни от кого не услышишь и слова, а тем менее крика, и все они так ретивы. Царь, бывающий тем ближе во всех делах, чем они труднее и опаснее, не только радует людей милостивым приветом, но и внушает им сильную охоту жертвовать для него жизнью; храбрых офицеров не оставляет богатыми подарками и изъявлениями милости, а трусливых тяжелою опалой, большими наказаниями и упорным нерасположением: такими средствами он внушил большинству русских господ самолюбие и соревнование да сделал еще и то, что когда они теперь беседуют вместе, пьют и курят табак, то больше уже не ведут таких гнусных и похабных разговоров, а рассказывают о том и другом сражении, об оказанных тем или другим лицом хороших или дурных поступках при этом либо о военных науках, а это часто выходит и смешно (так как они еще точно в бреду говорят о том или только еще понаслушались кое-чего, не имея основательных сведений). Артиллерия снабжена всеми принадлежностями, многими сведущими немцами и другими иностранцами, также и русскими людьми, которых много [399] было разослано по разным местам Германии для основательного изучения пиротехники, сверх того и хорошими лошадьми, но в коннице в этих последних большой недостаток, несмотря на то, что царь мог бы запастись добрыми конями у калмыцких, ногайских и башкирских татар. А что для долговременного ведения войны нет недостатка в военных принадлежностях в России, это можно видеть из многого: уже больше 2 лет не работает ни одна пороховая мельница, потому что пороху везде большой запас находится наготове, несмотря на то, что все упражнения новобранных солдат, лишь только возьмут они у правительства мало-мальски ружей, производятся постоянно с пальбой, а когда царь, либо царевич-наследник, либо князь Меньшиков в Москве или в деревне, чуть не при всяком обеде и здравице во время пиров или плясок, в дни именин и рождения вышеназванных лиц, даже по случаю выигранной победоносно неважной стычки идет беспрестанная стрельба из ружей. Да и кроме того, сколько еще выходит у них пороху на ежегодные дорогие потешные огни и при частных забавах тех знатных господ в Москве во время царского отсутствия: порох для того, как мало ценимую вещь в России, им легко выпросить у коменданта. Железо у царя теперь из Сибири, и такое хорошее и мягкое, что даже и шведского не отыщешь лучше; дубового и другого крепкого леса с излишком, потому что рубить его запрещено под строжайшим наказанием, кроме как для царского употребления; серы и селитры вдоволь у них из Украины; для бомб и гранат ни в каком месте нечего и желать лучше железа тульского и из Олонца при Онежском озере по его твердости и хрупкости, потому что при разрыве оно рассыпается на множество кусков; металла для литья пушек и мортир навезено из Польши, Ливонии, Финляндии и Литвы; для переливки есть еще в Москве порядочный запас старинных пушек, в которых, однако ж, нет надобности, потому что и без того у них пушек невероятное множество. Ружья уж больше им не нужно с такими расходами выписывать из-за моря: сибирское железо дает такие хорошие ружейные стволы, которые на примерной стрельбе всегда выдерживают тройной заряд безо всякой опасности. Все воинское платье у царя теперь из своей собственной земли, потому что заведена большая прекрасная фабрика для выделки сукон и хорошо идет. Чулочников много пришло из Пруссии, которые и работают все, сколько нужно; шляп делается достаточно, а о башмаках, сапогах, холсте для рубашек нечего и говорить, так как этот товар доставляет вратиславская торговля через Киев. Все нужное для кораблестроения там в изобилии, так как другие иностранцы большую часть грузов вывозят из Москвы в другие страны, а как скоро поспевают постройкою в здешних местах корабли, это давно уже показал опыт. В войске долго бы еще не было недостатка, если б, по моему ничтожнейшему мнению, призыв на войну, как, однако ж, должно называть набор [400] (вербовку), производился не так бестолково и не с таким вредом для края: этот набор всегда падает только на деревни и земледельческий народ, от чего, во-1-х, крестьяне выводятся из страны и часто гибнут с голода в поле по случаю плохого распоряжения содержанием для них, во-2-х, от страха будущего такого же набора скрываются в лесах или бегут в самые дальние страны и покидают пашни не обработанными, потому и налоги, которые должно платить уменьшенное таким образом число народа, все становятся тяжелее, съестные припасы с каждым годом поднимаются в цене, хлеба не так много, возовые лошади, которых должно употреблять для разной перевозки припасов, становятся реже, потому что на них надобно отправлять подводы и военные повозки в военный стан, а назад их приходит оттуда немного: в дороге изнуряются и падают от плохого присмотра; торговля в стране приходит в дурное положение. К тому же у них есть означающий большое чванство обычай варварских и восточных языческих народов, также и старинных русских, который царь в начале этой войны старался было отменить, однако ж опять бросил это по великому и знатному ходатайству бояр: эти последние содержат у себя по разным деревням большую толпу бесполезных обжор в качестве многочисленных слуг и рабов мужеского и женского пола, до 500 и более душ; каждому из них боярин дает по 3 и по 4 рубля, иным же и по 5 рублей с некоторыми еще подачами мясом, салом, мукой, солью, крупой, горохом, маслом, водкой и другим чем, а детям их по половинной доле против того, и, однако ж, больше 10 человек их разом не имеет на глазах у себя или не употребляет для услужения себе. Такое огромное число людей разоряет боярина; но хотя оно и стоит ему в год значительно дорого, если он подведет итог всему этому вместе — содержанию, жалованью и пайкам, — однако ж все же служители не могут содержать на это своих жен и детей, как бы требовала надобность: вот они и входят в кумовство и в родню к дядькам своих бояр, дворецким и ключникам да вместе с ними еще больше стригут и высасывают бедных крестьян; так они только что обворовывают своих господ, да к тому же еще люди праздношатающиеся и ни у каких господ не занимаются службой, а только сидят, пьянствуют, играют в кабаках и полпивных; когда же не хватает на это средств, пускаются в грабежи и убийства, делают все небезопаснее улицы и дороги. Между тем эти люди были бы пригоднее бедного крестьянина для войны и солдатства: тогда бы царь развел больше и народа, и хлеба на пашнях, и обработанной земли; подати платили бы лучше; хлеб и другие припасы подешевели бы и торговля пришла бы в лучшее положение. По тем же причинам в России стали гораздо реже и деньги, несмотря все на новые выдумки доставать их; но так как только те, кто поставлен для таких денежных вымогательств, получают от того больше прибыли, а царь меньше, то краю от того еще больше вреда. Впрочем, [401] князь Меньшиков и у этих людей умеет выжимать деньги и класть себе в карман. Это его лучшие дойные коровы. При всей доброкачественности войска, устраиваемого вышесказанным образом (потому что крестьяне хоть и неспособный народ, но, размещенные между другими старыми и опытными солдатами, после нескольких перенятых воинских упражнений, да и при их еще подчиненности, в короткое время делаются хорошими солдатами), многие чужеземцы, видавшие войска, сознаются, что в России, однако ж, мало думают о сохранении солдата, так как плохое устройство и присмотр за необходимыми магазинами почти единственный, впрочем главный недостаток, от которого войско чуть не с каждым годом расстраивается больше, чем от самых жарких сражений; иностранные офицеры и генералы в состоянии были внушить русским много других воинских начал и правил, только над этим одним они до сих пор еще трудятся напрасно. Царь видит теперь, что и простолюдин, и большие господа утомлены войною, опустошающею и разоряющею такие плодородные страны, хотя и не знаю, берет ли он в соображение, по моему крайнему скудоумию и на мой взгляд, уважительные причины, производящие расстройство и утомление умов, да еще и известны ли ему они. Однако ж он не дает заметить в себе расположения к миру, хотя перед иноземцами все же заявляет охоту к покою, когда говорит, что был бы расположен мириться, только бы шведский король принял умеренные условия и мирные статьи и его союзники получили бы полное удовлетворение; но хотя бы ему должно было отдать назад все сделанные завоевания, он все же удержит Петербург вместе со свободою посылать необходимое число кораблей в Балтийское море, а не то, может быть, решится подвергнуть превратности счастья и царство и царский венец. В этой войне он особенно старался показать разные опыты своего великодушия, чтобы загладить тем стародавнюю известность русского варварства и истребить ее в сердцах как европейских, так и других народов; первый опыт своего великодушия он оказал в 1696 году на турках, побежденных при взятии крепости Азов, о чем в подробности заявляют мои тогдашние всеподданнейшие донесения. Другой опыт он оказал при покорении крепости Юрьев (Дерпт) в Ливонии; третий при взятии крепости Нарва: все это тоже можно найти в моих всеподданнейших донесениях. Самый недавний пример он показал еще после выигранного сражения под Полтавой, в Украине, когда после обеда сам вручил опять шпагу шведскому фельдмаршалу генералу Рейншильду со множеством других вежливостей: всем этим хочет он приобрести своему народу лучшее мнение у других народов. Лишь бы только это помогло ему привести к верной преданности себе сердца, все еще падкие и не совсем охладевшие к возмущению; но как он мало доверяет таким людям, то берет всегда с собой в поход или определяет в должности, где можно обогатиться, таких, которых [402] считает подозрительными, чтобы тем самым отчасти лишить людей вождей и начальников, а у подозрительных этою мерою уничтожить их замыслы. Получив такие большие средства, они уже считают себя и своих настолько обеспеченными, чтобы для чужого дела и беспокойства не подвергали опасности и гибели счастье свое и своих потомков за нарушение присяги, которое все же не останется тайною. Если рассмотрят и обдумают настоящую причину народного неудовольствия, то найдут, что хотя царь по справедливости сам подал к тому повод народу или будет и вперед подавать, простолюдину это наверное не приходит в голову, и никак не убедишь его в том, будто бы это вышло от царя, а что князь Меньшиков виновник всему и уговорил к тому царя: на этой мысли все готовы положить свой живот. При таком теперь неоспоримом убеждении простолюдина не удивительно, что дворянство страны и большие бояре сами еще хвалят его за то, потому что большинство их, бывшее прежде в великих чинах, должностях и милостях и вместе с тем в знатном почете, очень хорошо знает, что теперь у него меньше стало и значения, и почета, и чинов, да и всего состояния благодаря этому любимцу. Стало быть, нечего много и головы ломать над тем, для чего покупает этот любимец за границей поместья себе, хочет положить там и деньги и таким образом на всякий случай и несчастье заблаговременно убраться вместе с своими, чтобы не видать внезапно нагрянувшей беды на себя и своих и потери собранного богатства.

После того как я по долгу всеподданнейшего и всепокорнейшего повиновения и по весьма скудному своему мнению и опытности всеподданнейше и всенижайше изобразил теперь нынешнее Московское государство, настоящие, вероятно и на будущее время достаточные его силы, новое установленное в этих местах управление, мне еще остается теперь всеподданнейше упомянуть о двух предметах, о которых всемилостивейше потребовало бы от меня сведений достославное Императорское министерство. А именно: придворные обряды и состояние богослужения католической веры (des Exercitii religionis Catholicae), которое вошло в эти места около 18 или 19 лет назад с дозволения ныне царствующего государя, при содействии императорско-королевского посольства, во утешение и душевную пользу тамошней верной общины, к распространению католической веры и для вящего Божия прославления. Итак, я буду говорить теперь о тех придворных обрядах и заключу состоянием посольства. Из всеподданнейших и всенижайших донесений такого множества больших, чрезвычайных и обыкновенных послов и меньшего значения чиновников довольно уже известно, какие странные, порой смешные, а иногда и досадные обряды соблюдались при прежних царях и их преемниках до царствования нынешнего царя; но после того, как этот теперешний царь в своих поездках по Германии наблюдал там также обряды, [403] употребительные у чужеземцев, и, сопоставив с ними старинные русские шутовские кривлянья, пожелал отменить их, он враг всякой прежней пышности (по старинному понятию), нашел средство к постепенному изгнанию таких древних вкравшихся обычаев из умов природных жителей страны. Но чтобы не так легко могли открыть его намерение, устраивал и принимал посланников в домах своих любимцев, где веселился, а по окончании докладов приглашал повеселиться тоже и послов: свою тогдашнюю молодую и резвую веселость он заставлял служить предлогом своему намерению, а другие чтобы верили тому: так все это в то время и считали и тем менее обращали на то внимание. По моему ничтожному мнению, он при этом имел тогда одну цель — не подавать иностранцам подозрения в будущей и теперь, может быть, мало-помалу выступающей на вид заносчивой гордости, так как с того времени, как г-жа мать его и г-н брат умерли, он одного только турецкого поверенного принял в царском убранстве в обыкновенной древней дворцовой комнате, под сению, повешенною по-старинному, и с такими обрядами, в которых он, может быть, тогда не хотел вводить никакой новизны и показывать турку свое немецкое обращение, а желал сохранить старинную обрядность. Но после как рассеял пришедшие на выручку турецкие суда (des tuеrkischen Entsatzes) у Азова, в Азовском море (in den See Paludemeotis), покорил вскоре потом крепость Азов и другие турецкие места, добытые чрез гг. переговорщиков и теперь утвержденные за ним по заключении столь выгодного мира с турками, особливо же после того, как одержал теперь столь счастливые и славные успехи над шведами, он, может быть, позволяет уже себе мечтать о Трапезундской и Греческой империи, намерен, пожалуй, если не превзойти Александра Великого, то, по крайней мере, подражать ему, велит читать себе его историю, большею частью идя в постель или ко сну, и, как бы в восторге от этой истории, хочет вкусить в сонном видении сладость бессмертного имени, приобретенного Александром; после всего того он начинает показывать, что и в обрядности или церемониях хочет мало-помалу заявить миру свои высокие мысли. Пример того показал при публичном представлении английского посланника г. Витфорта (Wefhfort), когда этот по случаю какого-то оскорбления, нанесенного московскому посланнику в Лондоне ¹, в знак удовлетворения получил и принял от своего короля звание великого посла, ему надобно было целые две недели провести в рассуждениях о церемониале и приеме, пока не пришел к какому-нибудь соглашению в том. Он ничего не успел и добиться, кроме того, что в большой старинной комнате для посольских представлений во дворце, где 18 дней тому назад имел [404] свое прощальное представление датский посланник г. Грунд (Grund), проживавший несколько лет при московском дворе и смененный теперь другим, царь принял и английского посла под сению (балдахином), прислонившись спиной к столу и стоя без шляпы в своем повседневном платье, а посол, стоя на помосте, на равной высоте с царем, тоже с непокрытою головой, держал свою речь, но не принял руки для целования; потом на просьбу посла сесть и накрыть голову царь дал заметить ему, что никому не позволит из королевских послов сидеть с покрытою головой на представлении ему, между тем, однако ж, донесения прежних времен достаточно показывают, какая обрядность дозволялась в Москве прежде тем большим послам. Из того можно видеть, какие приблизительно придворные обряды будут соблюдаться вперед, но теперь это еще не приведено в порядок, и всякому сначала надобно будет совещаться о них или по предписанному ему наставлению, или входить в соглашение о том в надлежащую пору. Впрочем, не сомневаюсь при том, что послы (Ministri) его императорского и королевского величества получат гораздо более преимущества против королей, так как царю, по-видимому, хорошо известно величие Немецкой империи, а министры, в ведении которых наблюдение за общественными обрядами (Ceremonial in Publicis), например великий, или государственный канцлер, всегда обязан охранять высокое преимущество вашего императорского величества, в чем и сомневаться нельзя, особливо же ему следовало бы соблюдать высочайшие императорские выгоды; вице-канцлера Шафирова, любимца царя, и Александра (Меньшикова) тоже легко еще больше расположить к императорским пользам, если окажут ему всемилостивейшее внимание небольшим подарком. Наконец, чтобы заключить богослужением католической веры, мое всеподданнейшее и всенижайшее донесение о том следующее: благодарение Богу и всеподданнейшая признательность вашему императорскому и королевскому величеству, что для непрестанных к Богу молитв за то о пресветлейшем высоком доме вашем богослужение по католическому обряду вполне дозволяется подлинным письменным царским дозволением на постройку церкви каменной, если угодно, также общественная терпимость для общества почтенных отцов (иезуитов) и открытых училищ; не только дозволено также, но часто и поставляется в обязанность ходить русским детям в училище тех почтенных отцов: так, покойный государственный канцлер граф Головин, ныне правящий г. Головкин, председатель Консистории Мусин-Пушкин, князь Куракин и много других отдали туда своих детей не только для обучения, но и для житья там и содержания. Хотя около 6 лет назад пленный лютеранский старшина (Praepositus) и очень старался препятствовать тому учреждением всяких факультетов и училищ по языковедению, и чего не мог привести в дело сам, застигнутый смертью, то продолжает, однако [405] ж, и до сих пор посредством оставленных им субректоров и профессоров, но греческие ученые, как будто пристыженные ими, наконец, тоже завели латинское училище, где наши почтенные отцы миссионеры, особливо отец Франциск Эмилиани (Emiliani), снискавшие славу и известность глубокой учености (obtenta laurea et laude profundae doctrinae), часто получали в награду прекрасные, обитые позолоченным серебром русские медали. Но что касается преподавания святейших таинств, хоть и нельзя вообще ничего сказать о чем-нибудь вредном для католической веры от царя и тех русских, а, напротив, еще о добром их слове о ней и посещении ими нашей церкви, об оказанном царем незадолго до моего отъезда особенном уважении к святейшему таинству у одного бывшего французского полковника, а теперь веселого собеседника царского по имени Вимине (Wimine), только бывают огорчения от тех лютеранских, особенно пленных, пасторов из-за вмешательства их в церковное судопроизводство (in jurisdictione Ecclesiastica): они принимают к себе нераскаянных и непокорных, венчают их, хотя они и покинули в чужих землях своих жен, в чем и уличены достаточным образом, почему им и возбранен брак с другими; таким образом, без всякого соблазна сами делаются участниками в преступлении двойного прелюбодеяния (de crimine duplicis adulterii), а тем самым и зломыслию преступников придают силу — пренебрегать увещаниями и угрозами церковного наказания со стороны почтенных отцов миссионеров. Для пасторов легко бы можно было препятствовать тому просьбой о царском запрещении, — только бы требующий того или вошедший с жалобою на то имел довольно значения, — и призывать светскую власть (das brachium Saeculare) против нераскаянных и действительно упорствующих в нечестии (как, например, теперь один кукольный комедиант, на великий соблазн в Москве с женой, обвенчанной с ним еще при жизни первой жены, к величайшему вреду для католической веры), потому что таких преступников должно наказывать примерным образом не только по церковному (de jure Canonico), но и гражданскому праву (de jure Civili). После строгого следствия, в присутствии почтенных отцов миссионеров, проживающих там императорских чиновников и знатнейших лиц в общине, когда показания и улики будут доказаны, сделаны бы были о том всеподданнейшие донесения к его императорскому и королевскому величеству и его достославному министерству, по его же приказу постановлялся б и отсылался приговор, а к царю бы обращались с просьбою о позволении совершить его; таково мое всеподданнейшее, однако ж беспритязательное мнение. А то иначе не только никто, какой бы он ни был веры, в этих свободных для вероисповедания местах не найдет для себя назидательным католический образ жизни, ни возымеет усердия к обращению в эту веру, а люди не католики еще поставят нам в позор, что у нас можно получить полную [406] свободу грешить, докажут это такими же очевидными современными примерами и тем самым сделают на русских неприятное впечатление о нас, католиках. Здание Божия храма в Москве, о котором я упомянул выше, выстроено на одни только подаяния, сделанные находящимися в царской службе католическими офицерами, кораблестроителями из немецкого, голландского и итальянского народа; но как расходов на достройку его начинает недоставать, а богослужение на более долгое время отлагать невозможно, то надо бы было кое-где занять под проценты, их только и уплачивать (так как для уплаты капитала потом нельзя будет отыскать никаких средств): увидим, что нужда заставит нас обходить с кружкой для сбора (Klingbeutel), которой не заводили мы с самого начала по сию пору наперекор лютеранам, тем более что и благотворителей-то очень убавилось или по случаю смерти, или по причине отъезда, либо по обеднению и напоследок по охлаждению, да даже и совсем их не стало, а они по крайней мере делали приношения хоть вином для обеденной жертвы, свечами, дровами и другими необходимыми вещами для богослужения, не говорю уже о том, что у нас нет ни учителя (Praeceptor), ни певца (Cantor), ни органиста, потому что негде взять на них 16 рублей в год, и за неимением достаточных средств церковь с ее внутренней стороны находится еще более в запущенном и неустроенном положении даже по сие время. Кроме этих причин, почтенные отцы миссионеры заняты ежегодными поездками чуть не за 600 и более миль для исповедания и преподавания Святых Тайн католикам, состоящим при кораблестроении и на галерах, так что училища не так замещены, как бы следовало, и молодые люди опять отправляются в другие места, стало быть и не получается ожидаемых от того плодов последствий (fructus et finis); большие праздники и священные дни, праздники нашей Милостивой Госпожи (Богородицы) справляются тихою молитвой или нескладным пением небольшой общины. А потому мое всеподданнейшее представление, а от имени вообще всей католической общины в Москве всеподданнейшая униженная просьба к вашему императорскому и королевскому величеству, дабы московскому Божию дому существовать для преуспевания славы Бога и Всеблаженной Девы Марии, во утверждение или, лучше сказать, на умножение благочестия в тамошних верных католиках, то благоугодно бы было всемилостивейше назначить небольшое годовое содержание в подарок сей католической московской церкви, за что все тамошние благочестивые сердца будут непрестанно возносить воссылаемые к Богу свои воздыхания и желания и испрашивать небесного благословения вашему императорскому и королевскому величеству со всем пресветлейшем высоким домом, с каковыми я всеподданнейше и пребываю, с всепокорнейшим и всенижайшим благоговением поручая себя высокой императорской и королевской милости и благосклонности.

Комментарии

1. Андрею Артамоновичу Матвееву, воеводе ярославскому, впоследствии президенту Юстиц-коллегии. - Здесь и далее примеч. А.Н.Шемякина.