ИЛЬЯ ПЕЛЬГРЖИМОВСКИЙ-ПЕЛЕШ

ОПИСАНИЕ

ПОСОЛЬСТВА ЛЬBA САПЕГИ В МОСКВУ В 1600 ГОДУ.

Известно, что дневники при посольствах ведены были обыкновенно самими Послами, Секретарями или вообще очевидцами, и потому, будучи сохранены в целости, в последствии времени могли бы служить вернейшими пособиями для Истории. Но как цель посольства или содержание этих дневников не всегда могли в свое время подлежать общей известности, то дневники таких посольств не только не были печатаемы, но даже хранимы были в архивах как можно дальше. Понятно после этого, почему немногие из этих дневников сделались известны весьма недавно, а некоторые или пропали или же лежат в забвении. Посему надеемся, что не без пользы останется намерение наше представить здесь краткий очерк посольства Льва Сапеги в Москву в 1600 и следующих годах, составленный по дневнику Секретаря при посольстве Ильи Пельгржимовского (Илья Пельгржимовский-Пелеш (см. Несецкого Korona III, стр. 586), был Секретарем в Великом Княжестве Литовском, и Юрбургским Лесничим; в 1588 году был послан в Краков от имени Литовцев для присяги в верности новоизбранному Королю Сигизмунду III; в 1590 году был, управляющим Королевских имений в Лифляндии; в 1598 участвовал в Комитете раздела границ между Курляндией и Браславским уездом; в 1600 году отправился при Посольстве с Львом Сапегою и Станиславом Варшицким в Москву, которое и описал в своем дневнике. Умер в конце 1610 года. Юшинский (Dikczonarz роеtow, Т. II, стр. 59) приписывает ему сочинение: De heroibus etc., liber unus. Ad serenissimum et invictissimum D. D. Stephanum Dei gratia Regem Pol. etc... Cracovio, in officina Iacobi Siebencycher 1585 in 4-to. Сочинение это писано частью стихами, частью прозою. Герои эти начинаются с Адама и Евы, и оканчиваются Артаксерксом Лонгиманом. Ни цель, ни основание этого сочинения непонятны. Замечательно оно более в типографическом отношении: ибо по времени издание весьма изящно.), тем более, что эту рукопись, [92] вероятно, считают потерянною (Смот. Historia Litteratury. T. I. стр. 64.), а о самом посольстве Историки или вовсе не знают, или, если знают, то очень, очень недостаточно. Один Когновицкий, говоря о жизни Льва Сапеги, описал это посольство (Wydanie Moskowskiego 1805, стр. 200-205.); но если сравнить и его описание с записками Секретаря, то увидим, что он вовсе не видал дневника Пельгржимовского, хотя и был в библиотеке Залусских, как свидетельствует Яновский (Excerpt a literaria, pag. 104, и Specimen catalogi codicam М. S. Biblioth. Zaluscianas.). Рукопись этого дневника хранится в библиотеке Г. Вандалина Пусловского, в Меречевщизне (Меречевщизна, в Слонимском уезде Гродненской Губернии. Место рождения Фаддея Костюшки, как видно из метрики, хранящейся в местечке Кocoве.), богатой историческими сочинениями и [93] доступной всякому любознательному. Рукопись эту, хотя и не в целости, добыл Г. Пусловский случайно в Варшаве, на публичной продаже книг одного Ученого: он нашел ее под оберткою одной из купленных им книг в лист — именно: “Сборник панегириков и разных незначительных писем”. Рукопись начинается с того места, где подробно говорится о назначенной для Послов провизии на дорогу из Смоленска в Москву, а оканчивается четвертым заседанием, в котором читаны были опровержения возражений Бояр против условий вечного мира и союза. Жаль, что нет начала, в котором, вероятно, говорится о цели и побуждениях посольства, о прибытии Послов в Смоленск, и (как видно из остатков этого дневника) о их пребывании там и споре с Воеводою Смоленским. Но еще более жаль, что нет окончания; там, без coмнения, говорится о заключении 20-летнего мира, об измененном намерении Царя действовать вместе с Воеводою Волошским Михаилом против Польши, и описывается пребывание Послов в Москве, их выезд и возвращение на родину.

Чтобы представить описание посольства Льва Сапеги в целом составе его, мы пополним словами Когновицкого утраченные места дневника Пельгржимовского, но тут же заметим, которые места взяты из Когновицкого и которые из дневника Пельгржимовского.

Когновицкий, в описании жизни Льва Caпеги (Т. I. стр. 200.) говорит: “Общим мнением Короля [94] (Сигизмунда III) и народа было то, что трактат о 10-летнем мире, заключенный Львом Сапегою и потерявший силу по смерти Царя Феодора, не иным кем мог быть возобновлен на дальнейшее время, как только им же, этим мужем, сведущим в политических переговорах”. А великий политик своего времени Варшевицкий (Kognowick. стр. 201.), от имени всего народа приписывая одному Caпеге усмирение возмущений в Риге и беспорядков в Княжестве Лифляндском, с следующими словами обращается к нему: “Тебе, а не кому другому, должно быть опять поручено посольство в Москву”. Согласно с желанием народа, Король назначил в это посольство Великого Канцлера Княжества Литовского Льва Caпегу, давши ему в помощь двух товарищей.

1600 года Сентября 27 Лев Caпега, вместе с Вице-Послами — Варшавским Каштеляном Варшицким и Секретарем Великого Князя Литовского Ильею Пельгржимовским, также с большим числом Дворянства, в обществе которого были Князь Ярослав Друцкий - Соколинский, Староста Усвятский, Opшанский Земский Судья Андрей Воропай, Витебский Воеводич Иван Caпега, Михаил Фронцкевич, Иван Пасек, Петр Дунин, Иван Боруцкий, и с многочисленною прислугою, которoй распоряжался Божиминский, в почтовых экипажах выехал из Орши. На границе Московской, Приставы Нелюб и Козарин, с [95] несколькими тысячами конвоя, встретили Послов, а за полмили пред Смоленском выехал к ним навстречу сам Воевода Смоленский с 3000 конвоя, и первый приветствовал Польских Послов. Между тем, в Смоленск послан был вперед от Царя нарочный Пристав Посмык Григорьевич Огарев, который приготовил для Послов квартиры и распорядился на счет дальнейшей дороги их из Смоленска.

Далее по дневнику Пельгржимовского. “Из описания провизии, назначенной Польским Послам на дорогу из Смоленска в Москву видно, что в составе этого посольства, кроме знатных особ, находилось 100 человек прислуги, да еще 300 человек другой какой-то прислуги, и черни 700 человек, на которых отпущено было для дороги, кроме говядины, рыбы и конопляного масла, — 130 четвертей овса, 130 колымаг сена, 75 возов соломы и множество меду, водки, пива и квасу романеи, также немало разных кореньев: шафрану 2 гривны (мерки), имбирю 3 гр., гвоздики 2 гр., перцу 4 гр., дров 44 воза”. Приведем еще следующую выписку из дневника: “Для Старшего Посла Канцлера (Сапеги) — погребец, в котором романеи 1 штоф, сивухи 1 шт., рейнского вина 1 шт., вишневого меду 1 шт., малинового 1 шт., отборного 1 ведро, паточного 1 в., белого 1 в., медового квасу 1 в., лучшего пива 1 в., простого 1 в.”. С таким дорожным запасом, посольство отправилось, в Четверг, 5 Октября, в дорогу — к Дорогобужу чрез Пнев (дорога была большею частью нехороша и перерезана [96] частыми мостами). За полторы мили пред Пневом Послы переправились чрез Днепр на плоту, пригнанном к ним с левой стороны реки, где в устье ее впадает другая маленькая речка; в этом месте, на горе, Днепр был не слишком широк и глубок, и потому лошади пустились вплавь, а экипажи перевезены на паромах. Более трех часов посольство переправлялось, и уже пред закатом солнца стало на месте”.

Из описания дальнейшего путешествия Послов сообщим только о том, что нам кажется болеe достойным внимания. “Из Дорогобужа (7-8 Октября) чрез Колпиту прибыли Послы Польские в Вязьму 9 Октября. Тут Приставы вышли к ним навстречу, и обещали дать все, чего ни потребуют, только бы не обвиняли их в чем пред Государем. А о Воеводе Смоленском сказали: “он не хотел вам сразу дать выгодного постоя, и за то на него крайне разгневался Великий Государь. Прежде мы вам давали 13 коров, а теперь дадим 14 или 15. Баранов прежде давалось 27, а теперь 30; гусей не было в реестре, а теперь будут; овса было 130 четвертей, теперь будет больше; подвод было 70, теперь будет — 90 или 100; при этом постоянно твердили: приказывайте и все до излишества получите”. Обещали заплатить и за удержанный постой. — 10 Октября Послы были в Заозерьи, 12-го в Можайске. Под Можайском по левой стороне, за полмили от дороги, Приставы указывали на каменный монастырь на реке Baколочи; подъезжая к самому Можайску, по [97] правую сторону дороги (за милю и дальше от дороги). Послы видели дворец Государя Московского, построенный им, когда он был еще правителем, — дворец чудной работы: его называли Бароново Городище. 14 Октября прибыли в Кубинск, 15 — в Мамонов; за 4 мили пред Мамоновым, Послы рассматривали прекрасный, собственный Государя Московского дворец, построенный наподобие замка, с острогом и бастионами кругом, во вкусе Московском: дворец этот также построен Государем в то время, когда он был только правителем; называется он — Вязёма. В виду самого дворца построена каменная церковь замечательного размера, с несколькими куполами, крытыми жестью, с позолоченными крестами. С позволения Приставов, Великий Канцлер с некоторыми другими спутниками вошел в церковь и слушал обедню; внутри церковь отделана чудно и необыкновенно богато. 16 — отправились в дорогу к Mocкве. Под самою столицею у моста ожидали уже Послов Польских приехавшие верхом от имени Царя Князь Андрей Васильевич Елецкий и Дьяк Постник Дмитрович с свитою и 2000 лошадей. После взаимных приветствий, Послов проводили чрез лучшие улицы Mocковские в назначенные им квартиры. На следующий день произошли небольшие споры и недоумения; прежде всего никому из посольства не позволено было выходить из своих квартир; затем аудиенцию откладывали со дня на день, под предлогом, что Государь занемог болью в ноге. Наконец объявлено было, чтобы, при поднесении [98] ему подарков, не забыли и сына его. Послы согласились и тотчас представили список подаркам. Но лишь только Приставы увидели, что в списке опущен титул Паря, то очень оскорбились, и вследствие того опять несколько дней прошло без аудиенции.

16 Октября сгорело несколько домов возле посольской квартиры. Послы жаловались Приставам Князю Елецкому и Дьяку Димитрию, что их держали в тесной квартире, и что вокруг их дома было множество соломы, как будто для того, чтобы их самих сжечь; “сохрани Бог нас от этого, говорил Caпега, трудно было бы избежать опасности; если еще далее будут держать нас в таком тесном месте, то мы принуждены будем сами подумать о себе”. Приставы обиделись за выражение — подумать о себе (Przemyslac o sobie.) — говоря, что это слишком высокомерно и не к добру сказано; и на другой день, в Воскресенье, не были у Послов. Когда же они пришли к Послам 20 Октября, то споры и несогласия дошли до того, что уже Послы не хотели видеться с ними целые четыре дня. Наконец, при посредстве Государственного Дьяка Щелкалова, отведена была Послам квартира просторнее, в 26 числа назначена аудиенция у Царя.

26 Октября, в Воскресенье, утром, после молебствия, в сопровождении Приставов, посольская свита в первый раз поехала во дворец [99] Царский; вместе с нею отправились и слуги их верхом, а также пешком и мальчики (По словам Когновицкого, Послы ехали верхом, а впереди их шли пешком по 6-ти в ряд мальчики, которыми командовал на лошади Адам Лукашевич.). Вслед за Канцлером Сапегою и его помощниками ехали прочие Дворяне в два ряда, а между ними в средине пажи несли подарки: вся дорога, по которой Послы должны были проходить (от квартир их до дворца), уставлена была по oбе стороны Московскими Стрельцами весьма часто, так что их можно было насчитать более полтретьи тысячи человек. Послы сошли с лошадей у самого главного Княжеского подъезда возле Благовещенской церкви, очень богато отделанной снаружи и внутри, с позолоченными куполами; и Приставы проводили их чрез притвор церковный, прямо к царским палатам, где находился сам Князь, с Думными своими Боярами. На протяжении всей лестницы по обеим сторонам ее, и на крыльце, прямо до самых палат Царских, расставлены были Боярские дети и иностранцы (По словам Koгновицкого, на крыльце были расставлены Pyccкие и Немцы без разбору, в сенях отдельно: по одну сторону — Немцы, а по другую — Pyccкие, в парчовых одеждах.). Взошедши на крыльцо, Приставы настаивали, чтобы Дворянство шло не вперед, как это бывает у нас (Поляков), а за Послами. Пред палатскими сенями Послов встретили Князь Василий Михайлович Лобанов-Ростовский и Нелюб Семенович, а в самых сенях — Окольничий Князь Василий Дмитриевич и Дьяк Родион Васильевич, которые и [100] проводили их в самые палаты Царские (сами, впрочем, шли впереди Послов). В палатах Царских застали Великого Князя сидящим на троне в венце; в руке у него были скипетр и держава; возле него по правую руку сидел сын его, а вокруг сидело много Думных Бояр и Дворян в парчовых одеждах (По словам Когновицкого, изба или палата царская была довольно велика, но не убрана, а попросту выкрашена. Подушки и пол пред Царем были покрыты коврами. Трон, на котором сидел Царь, был обит красным бархатом; в руках — золотой скипетр, на голове — корона, на ногах — красные бархатные сапоги. Возле Царя, по правую руку, сидел сын его; на притронии по левую руку лежала Царская держава. Пo обе стороны, довольно поодаль, сидели Думные Бояре.). Пред самым Великим Князем и его сыном стояли четыре оруженосца, два с одной стороны и два с другой, в белых горностаевых епанчах мехом вверх, в белых шапочках и сапогах, с топориками. Государственный Дьяк Василий Яковлевич Щелкалов доложил Великому Князю, что Послы Короля Польского Сигизмунда III, с согласия его, пришли поцеловать ему руку. После этого Канцлер Caпега начал объясняться с Царем: “Божиею милостию, Король Польский Сигизмунд III прислал нас (Послов) поклониться тебе Великому Государю и Великому Князю всея Poccии Борису Феодоровичу, и велел наведаться о твоем здоровье”. Потом Сапега подал письмо от Короля Государственному Дьяку Щелкалову, который читал его Великому Князю тихо. По прочтении письма, Великий Князь привстал с места своего и спросил у Сапеги: [101] “здоров ли Король Сигизмунд”? Сапега отвечал, что он оставил его в добром здоровье. Затем, Bacилий Щелкалов сказал Послам: “Великий Государь Царь и Великий Князь Борис Феодорович, Самодержец всея Руси прочел и понял письмо вашего Короля; говорите же дальше, что вам поручено”... Тут началась в полном смысле Царская аудиенция. Прежде всего Канцлер Сапега сказал следующую речь: “Ты прислал к нам Посланника своего Думного Дворянина и Ясельничего, — Можайского Наместника Михаила Игнатьевича Татищева и Дьяка Ивана Максимова с известием, что Божиею волею скончался зять твой Великий Государь и Великий Князь Феодор Иоаннович, последний потомок Великих Государей и Великих Князей Московских. А на трон Московский вступил ты Великий Князь Борис Феодорович, и желаешь, чтобы все клонилось к благоденствию Христианства. Зная, что сам Всемогущий Бог избирает Государей и Князей, и поставляет на царство кого хочет, а следовательно и тебе Борису Феодоровичу даровал воссесть на великом престоле Московском единственно по святой Своей воле, и, при том, видя доброе твое намерение и доброе хотение, которое ты высказал пред нами чрез своего Посланника, поздравляем тебя с восшествием на этот престол, и желаем тебе много лет прожить в милости у Бога и благом союзе с нами. Божиею милостию Его Королевское Величество Великий Государь Сигизмунд III и проч.... велел сказать тебе Великому Государю и пр... Самодержцу всея Руси... Борису [102] Феодоровичу: “Чрез того же Посланника.....ты сказал, что ты, Самодержец всея Руси Борис Феодорович, желаешь всем Христианам блага и сам желаешь быть с нами в мире и согласии. Видя, как важна и как выгодна для наших Государств такая взаимная дружба и согласие, мы с радостью принимаем такую весть и рады быть с тобою Великим Государем и Великим Князем Борисом Феодоровичем в мире, согласии, дружбе и любви”.

Послe того, Секретарь Посольства (Илья Пельгржимовский) говорил: “Божиею милостию Его Королевское Величество Великий Государь Сигизмунд III, Король Польский, Великий Князь Литовский и других, приказал сказать тебе Великому Государю и Великому Князю всея Руси Борису Феодоровичу, что об этом соединении и вечной дружбе уже давно до нас начинаемы были переговоры между предками нашими Королями Польскими и Великими Князьями Московскими. На этом основании мы, по совету и просьбе Панов Рад наших Короны Польской и Великого Княжества Литовского, шлем к тебе великих Послов наших, Г. Канцлера Великого Князя Литовского, Старосту Слонимского, Пернавского и Могилевского, Державца Ретовского и Блудненского Льва Ивановича Сапегу, и Каштеляна Варшавского, Старосту Кобринского и Осецкого Станислава Варшицкого, и меня, Писаря Великого Княжества Литовского, Лесничего Юрбургского, Илью Пельгржимовского, давши нам наказ и уполномочивши говорить, утвердить и заключить договор о сохранении вечной дружбы и мира между нами и тобою и между Государствами нашими. А [103] в чем они условятся с тобою, что постановят и присягою утвердят, то и мы нашею присягою хотим утвердить и соблюдать, равно и потомки наши”.

По окончании аудиенции, Послы подошли к руке Великого Князя и сына его; затем, указаны были стулья всем Послам и Дворянам. И Великий Князь вместе с сыном расспрашивал Послов о здоровье их и как им нравится в их Государстве. Послы отвечали, что здоровы, слава Богу, и хорошо живут в его столице. После этого тотчас внесены были подарки, которые Окольничий и Наместник Суздальский Михаил Глебович Салтыков тут же пересчитал в присутствии Великого Князя и сына его, поверяя по реестру; когда же были убраны подарки, Василий Щелкалов сказал Послам: “Великий Государь и Великий Князь хорошо понял цель вашего Посольства, ответ же на ваши слова получите после чрез Думных Бояр”. Потом, переговоривши тихо о чем-то с Великим Князем, продолжал: “Великий Государь, Царь и Великий Князь всея Руси Борис Феодорович и сын его Царевич Феодор Борисович приглашают вас на обед”. Затем в два часа Послам велено возвратиться в свои квартиры. Скоро к ним приехали Приставы Царские и сказали: “Великий Государь наш Царь (следует весь титул) и сын его Царевич прислали вам свой обед, кушанье и питье, также для угощения вас — Стольника своего Князя Бориса Михайловича Оболенского и Кравчего (Фамилия опущена в рукописи)”. После этого, стол был [104] накрыт узкою скатертью, на столе не было ни тарелок, ни ложек; разносили и ставили осетрину, белугу, семгу, лососину в другие разные рыбы; всего было наставлено больше ста мисок, и все это на серебре. Для питья были поставлены разные вина в бесчисленном множестве, а также разного сорта меду привезено было 7 бочонков (бочек); обед этот продолжался почти два часа; затем Pyccкие, распрощавшись, оставили Послов одних”.

Не излишним будет поместить здесь реестр подаркам, привезенным Послами Польскими Великому Князю Борису Феодоровичу, и сыну его.

Вот он:

Божиею милостию Великому Государю и Великому Князю Борису Феодоровичу, Самодержцу всея Руси, и сыну его, Князю Феодору Борисовичу, от Послов Его Королевского Величества, Короля Сигизмунда III подарки:

I. От Канцлера Великого Княжества Литовского, Льва Ивановича Сапеги:

1) Золотая гривна (цепь) самому Великому Государю и Великому Князю Борису Феодоровичу, украшенная жемчугом и дорогими камнями.

2) 4 большие серебряные вызолоченные кубка.

3) Золотая цепь эмалевая.

4) Гнедая лошадь, убранная по-гусарски с чепраком, украшенным жемчугом.

А сыну Государеву, Князю Феодору Борисовичу:

1) Золотой корабль (кораблик), украшенный жемчугом и драгоценными камнями. [105]

2) Два серебряные позолоченные кубка.

3) Прекрасно откормленный жеребец каштановатый.

II. От Варшавского Каштеляна Станислава Варшицкого самому Великому Государю:

1) Золотая цепь на панцирь.

2) Большой серебряный кубок с позолоченною крышкою.

3) Два, немного меньше, серебряные кубка, тоже с позолоченными крышками.

4) Испанская лошадь — гнедая черногривая.

5) Носилки, сверху покрытые красным бархатом, а в средине обложенные парчою на меху в серебряной оправе и при них шесть Итальянских коней половых, с бархатною пунцового цвета сбруею, оправленною в серебро.

А сыну Государеву Князю Феодору Борисовичу:

1) Большой серебряный кубок с позолоченною крышкою, и в нем 500 червонцев.

2) Перламутровый кубок, осыпанный бриллиантами.

3) Гнедая Итальянская лошадь — Дзянет.

4) Сивая лошадь Турецкая с длинною гривою, с бархатным красного цвета седлом, оправленным в серебро; стремена серебряные позолоченные; узда серебряная позолоченная, и такая же при ней цепь или повод.

III. От Секретаря Посольства Ильи Пельгржимовского самому Великому Государю Великому Князю Борису Феодоровичу, Самодержцу всея Руси: [106]

1) Серебряный кубок с позолоченною крышкою.

2) Еще такой же кубок.

3) Кубок высокий серебряный сверху, а внизу позолоченный, с такою же крышкою.

А сыну Государеву Князю Феодору Борисовичу:

1) Серебряный позолоченный кувшин с такою же умывальницею.

2) Турецкая лошадь, сивая волошская в яблоках.

От Дворянства Его Королевского Величества:

I. От Оршанского Земского Судьи Андрея Воропая самому Великому Государю и Великому Князю Борису Феодоровичу Самодержцу всея Руси:

1) Серебряный позолоченный кубок и 210 червонцев.

2) Гнедая, белоногая лошадь цекельской породы.

А сыну его, Князю Государю Феодору Борисовичу.

1) Турецкая белоногая лысая лошадь.

II. Самому Великому Государю и Великому Князю Борису Феодоровичу, Самодержцу всея Руси Витебский Воеводич Иван Николаевич Сапега челом бьет:

1) Два большие серебряные позолоченные кубка.

2) Сабля в бархатных красных ножках с серебряным позолоченным эфесом.

А сыну его — Князю Феодору Борисовичу: [107]

1) Белый кубок, оправленный в серебро с позолотою.

2) Серебряный кубок в виде Купидона или белого человека с крыльями и луком.

3) Два ручные пистолета.

4) Сабля с серебряною рукояткою, украшенною жемчугом и разными дорогими камнями.

III. От Старосты Усвятского Князя Ярослава Друцкого Соколинского, — самому Великому Государю и Великому Князю Самодержцу всея Руси Борису Феодоровичу.

Гнедая лошадь Дунайская — волошская, с казацким серебряным седлом и с прочею сбруею казацкою, серебряною позолоченною.

А сыну его Князю Феодору Борисовичу:

Турецкий каштановый жеребец.

IV. От Николая Фронцкевича, — самому Великому Государю и Великому Князю Борису Феодоровичу:

1) Золотая кольчатая цепь.

2) Турецкий гнедой жеребец с гусарским бархатным седлом в серебряной позолоченной оправе, и с большим ошейником из красного бархата, и серебряным налобником.

3) Бунчук с серебряною булавою.

А сыну его Князю Феодору Борисовичу:

1) Кубок и два серебряные, позолоченные бокала, один больший, другой меньший.

2) Турецкий гнедой жеребец.

V. От Петра Дунина, — самому Великому Государю и Великому Князю Борису Феодоровичу: [108]

Складной кубок.

А сыну его Князю Феодору Борисовичу:

1) Сивая цекельская лошадь.

2) Сабля в серебряной оправе.

VI. От Ивана Боруцкого, — самому Великому Государю и Великому Князю Борису Феодоровичу:

и) Цепь золотая.

2) Складной кувшин.

3) Гнедая Русская лошадь с красным бархатным и с серебряными узорами седлом; при седле меч с серебряною рукояткой.

А сыну его Князю Феодору Борисовичу.

1) Один кубок в виде кисти виноградной.

2) Другой — наподобие яблока

VII. От Ивана Пасека, — самому Великому Государю и Великому Князю Борису Феодоровичу Самодержцу всея Руси:

Сабля с серебряною рукояткою, украшенною бриллиантами.

А сыну его Князю Феодору Борисовичу:

Вороной Белогородский жеребец с гусарским седлом, на нем узоры серебряные; и у седла — меч с серебряным эфесом.

После этой аудиенции у Царя, Послам действительно прибавлены под квартиру еще два подворья. Но когда Послы стали настаивать, чтоб им позволили рассуждать с Думными Боярами о делах Посольства и о составлении договора ко всегдашнему миру, согласию и дружбе между обоими народами, то Бояре все отвечали, что или Царь не совсем здоров, или праздничный день, или же Царь чем-нибудь занят на тот раз и т. п. — так что [109] едва наконец, после немалых трудностей, назначено было Послам для заседания 3 Декабря в Воскресенье.

И действительно, 3 Декабря явились к Послам Приставы и уведомили, что они должны идти на заседание. Когда вошли в палаты Царские, то там уже застали молодого Князя, сына Государева: он сидел на отцовском месте на троне, окруженный множеством Думных Бояр и Дворян. Когда Послы вошедши поклонились молодому Князю, то он, с минуту обождав, обратился к ним с следующими словами: “Здоровы ли вы, Лев, Станислав, Илья”? Caпега отвечал: “Слава Богу, здоровы”. Князь сказал после этого: “Великий Государь, Царь и В. Князь Борис Феодорович, Самодержец всея Руси, и многих Государств Государь и владетель, велел своим Думным Боярам — Князю Феодору Ивановичу Мстиславскому, Князю Феодору Михайловичу Трубецкому, Степану и Ивану Васильевичам Годуновым составить с вами договор, а потому вы идите в Ответную Палату”. Канцлер Сапега отвечал на это: “Мы очень рады и желаем этого: мы и приехали для того, а не на то, чтоб лежать и ничего не делать”. Затем Послов провели в Ответную Палату, куда не задолго пришли 10-ть Думных Бояр, именно: Боярин и Владимирский Наместник Князь Феодор Иванович Мстиславский, Боярин и Наместник Новгородский Князь Феодор Васильевич Трубецкой, Боярин, Правитель Двора и Наместник Псковский Степан Васильевич Годунов, Боярин и Наместник Тверской Иван [110] Васильевич Годунов, Боярин и Наместник Коломенский Князь Феодор Андреевич Ноготков-Оболенский, Окольничий и Наместник Суздальский Михаил Глебович Салтыков, Казначей и Наместник Муромский Игнатий Петрович Татищев, Хранитель печати (печатник) и Государственный Дьяк Bacилий Яковлевич Щелкалов и два Думные Дьяка Велисapий Данилович сын Вылужкин и Aфанасий Иванов сын Власьев. Когда собрались эти вельможи, то Послы хотели тотчас в первый же день приступить к составлению условий на заключение всегдашнего союза между Poccиею и Польшею, даже имели приготовленные бумаги с изложением своих мнений по этому делу; но Бояре, не приступая сами к делу и не допуская к тому Послов, в продолжение целого первого дня спорили только о том, как написать титул Царский, так что к другому дню приготовили только один отдел о титуле. В этом отделе довольно подробно описано, что еще Владимир Мономах признан был в звании Царя Константинопольскими Императорами и потом на Вселенском Соборе коронован четырьмя патриархами; что такой титул Царя, как наследственный для всех потомков дома Мономаха, единогласно принят не только Xpистианскими Державами и Папою, но даже языческими и Магометанскими; и что наконец если Сигизмунд III не признает этого титула, то и Русский Царь не признает, его Королем Польским и Великим Князем Литовским, а следовательно нечего и надеяться на дружбу и согласие между этими двумя Державами — Poccиею и Польшею, а [111] напротив, — скореe быть тут вражде и пролитию крови Xpистианской. На таком пункте Послы, основываясь на исторических выводах, более впрочем для шутки, нежели для подтверждения такой несомненной истины, дали надлежащий ответ; насчет же угрозы войною заметили: “войну-то начать можете, но конец войны в руках Божиих”.

4 Декабря заседание было во дворце Царском в Ответной Палате. Тут был молодой Князь, и Послы в присутствии Думных Бояр, после некоторых совещаний, приступили к делу. Канцлер Caпега прочел следующие условия вечного мира.

Условия эти любопытны и характеризуют дух времени Сигизмунда III, посему считаем за нужное передать их в целости.

Условия вечного мира и искреннего братства между Великими Государями: Божиею милостию Королем Польским и Великим Князем Литовским Сигизмундом III и следующими за тем Королями Польскими и Великими Князьями Литовскими, — и Божиею милостию, Великим Государем и Великим Князем, Самодержцем Всероссийским, Князем Владимирским, Московским и проч... и проч... Борисом Феодоровичем, а равно и между их великими Государствами:

I. Абы Наияснейший и Bеликий Господарь Зигмунд тpeтий Божию милосцю Король Польский и В. Князь Литовский и иных и по нем будучие Короли Польские и В. Князи Литовские з Божое милосци з В. Господарем и В. Князем Борисом Федоровичем всея Руси и по нем будучими Великими Господарями и Великими Князями всея Руси завсегда были з собою в любови и в згодзе и [112] статечной вечной приязни; потомуж Паны Рады и вси инные станы духовные и светские Короны Польское и В К. Л. и инных з Бояры Думными и зо всими станы Духовными и светскими Великого Господарства и Великого Князтва Володимирского, Московского и инных в згоде и в вечной нероздзельной милосци братерской были яко людзи одное Bеры Хресцьянское, одного языка и народу Словенского.

II. Кто бы был неприятелем Великому Господару Королю Польскому и В. К. Л. теперешнему и потом будущим также в Короне Польской и В. К. Л., Русскому, Прусскому, Инфлянтскому и инных, того мает мети за неприятеля сам Великий Господарь и В. Князь Борись Федорович и по нем будущие Господары Великие Князи всея Руси, также и вси Господарства их милости. А кто был бы неприятелем Великому Господару и В. К. Борису Федоровичу и по нем будучим В. Господаром и В. К. всея Руси и Великим Господарством их милости, того мает мети за неприятеля сам наияснейший и В. Господар Зигмонт Король и В. К. Лит., и по нем будучие Их Милости Короли Польские и В. Кн. Литовские, также Корона Польская и В. К. Литовское, Русское, Прусское. Лифлянтское и инных.

III. Змовы, перемирия, соединения с постронными народы так Наясн. Король и В. К. его милость Господар наш и по нем будучие Короли Польские и В. К. Лит. и Панства их милости, яко теж и В. Господар и В. Князь Володимирский, Московский и инных теперешние и потом будучие Великие Господары и В. Кн. Володимирские, Mocковские и инных одзин ку шкодзе другого жадных чиници и становици не маюць, але се сполне о том первей з собою порозумевши и нарадзивши. А если бы установеня и шкодливые которой стороне были, тогды таковые абы не были ни в ким держаны и овшем скасованы и в ништо обернены.

IV. Коли бы се который сусед альбо неприяцель постронный на которого бы кольвек с тых Великих [113] Господарей и Господарств их повстал, тогды одзин другого за ознайменем щирже и жичливе верне без хитросци ратоваць маець и повинен будець, подлуг набольших сил и преможеня своего.

V. Если бы што спольными силами з руке которого кольвек постронного неприятеля одыскали, тогды то, до чого бы здавна права корона Польская и В. К. Л., Земля Русская, Прусская, Жомойская, Лифлянтская и инныя мели, то при Короне Польской и В. К. Л. зоставици маець. А чтобы теж здавна Господарством Володимирскому, Московскому и инных належало, то при тых Господарствах Володимирском, Московском и инных зостаци маець.

VI. Если бы которого Господарства, Королевства земли якое спольными силами набыли: то спольне держаци або по половицы межи себе роздзелици маюць.

VII. Людзиом народу Польского, Лит., Рус., Прус., Жомойского, Лифл. и инных всим подданным Наиясн. Короля его милости и В. К. Л. жебы вольно было ездзиць до В. Господара и В. К. Бориса Федоровича и до Господарей по нем будучих и в землях В. Господаря служиць и выезджаць назад добровольно. Таковож и людзием народу Русского, Волод., Москов. и инных всих Господарств, жебы вольно было едзиць до Наиясн. и Вел. Госп. Короля и В. Кн. Зигмунта III и по нем будучих, и в панствах его Кор. милости служиць и выежджаць назад добровольно.

VIII. Людзиом Короля его милости и В. К. зо всих Панств, а бы было вольно в землях и Господарствах В. Господара и В. К. всея Руси женитися, кревнитися, приязни братерства з людзьми его милости набываць. Потомуж людзиом народу Русского, Володимирского, Московского и инных в Панствах его Кор. милости жебы вольно было оженитися, кревнитиси, приязни братерства з людзьми его К. милости набываць.

IX. Абы людзиом его Кор. милости Господара нашого вольно было маетносци, поместья в Господарствах Русском, Володимирском, Московском и инных [114] выслуговати, куповации, по жонах и инным вшеляким способом слушным набываци, з маетносцями своими выносицися и там оседати, мешкати и оных маетностей слушне набылых под такою вольносцю и правом, под якими тая маетносць лежати будет, спокойне уживати без вшелякое переказы. Потомуж людзиом Господара Волод., Москов. и инных абы вольно было в Панствах Короля его милости Коронных и В. К. Л. и инных маетносци, поместя выслуговати, куповаци и по жонах в вшеляким иншим способом слушным набывати, з маетносцями своими выносится и там оседати, мешкати и инных мастносци набыць под таковою ж вольносцю и правом, под якими тая маетносць лежаци будет, непорушно держачи уживати без вшелякое переказы.

X. Абы теж вольно было людзиом народу Польского, Лит., Рус., Прус., Лифл. и инных слаци дзеци свои в службу або на цвичене в науку до Господарств Русских, Волод., Москов. и инных. Потому ж людзиом народу Волод., Московского и инных абы вольно было слаци дзеци свои в службу альбо на цвичене в науку до Панств короны Польское и В. К. Л., Русск., Прус., Лифл. и инных, где се кому подобает, и назад им добровольно одъежджати без вшелякое пакости и трудности зo всякою мяетносцю.

XI. А яко людзиом Великого Господарства и всея Руси Володимирское Московским и инных, которые на службу альбо для науки до короны Польское и В. К. Л., Рус., Прус., Лифл. и инных приежджати будуць, вольно будет держати Веру Русскую, и тым Москвичом, которые в короне Польской и В. К. Л., Рус., Прус., Лифл. и инных набудуць оседлосци, поместя з выслуги або иншим яким способом, вольно будет каждому в своим поместю церкви Русские ставици, надаваци и повольно Веру свою держаци; так теж потому лодзиом короны Польское и В. К. Л., Рус., Прус., Лифл., Жомойского и инных, которые на службе альбо для науки до Господарств всея Руси Волод., Москов. и инных приежджати будуць, вольно [115] будет держаци Bеpy Католицкую Римскую, и тым людзиом, которые приехавши з короны Польское и В. К. Л. и инных набудуць в Господарствах всея Руси, Волод., Моск. и инных, поместя, оседлосци з выслуги альбо иншим яким пристойным обычаем, вольно будет каждому в своем поместю церкви Веры Римское ставити, надавати и повольно Веры свое уживати.

XII. А иж в короне Польской и в В. К. Л. и инных многих а мало не увезде во всих местах суць не только церкви Лацинские Римские, але теж и церкви Pyccкие Греческого закону, же и Римляне до церкви Римских и Pyсь до церкви Грецких ходят по воли своей и набоженства каждый своего уживает; слушпа речь, абы теж его милость В. Господарь и В. Кн. Борис Федоровичь всея Руси так в столечном гродзе своем Москве, яко и по инших местах для людей, которые в службу на двор и у войску его милости приежджати будуць, и для Послов великих Господарей Хресцьянских, которые не только до Короля его милости Польского и В. К. Л., але и од инших многих великих Господарей Хресцьянских и его Господарскей милости часто бывают, как теж для купцов, которых в Господарствах его милости з цудзых Панств каждого часу много есть, церкви Лацинские Римского закону побудоваци розказал, якобы людзи не только за доброго здоровья Пану Богу служици, але теж и часу остатнее годзины смерци своее, на которых тут Пан Бог смерть допусцит, з грехов своих перед презвитерами Веры своее Пану Богу справили се, о душах своих печаловали се, а по смерти и погребы тел змерлых водлуг закону Веры своее Хресцьянское мети могли, и при тых церквах абы Господарь его милость школы, а по нашему коллегии фундовати и надати рачил, гдыж то з великою и несмертельною славою самого Господара его милости во всех пародах будет.

ХIII. Купецтва, торговля, людзи купцы всякие зо всих Господарств вольно и безпечно одправовати маюць; а в мястах, местсчках, где бы се видело в Панствах [116] забопольных месца и пристани до одправованя торговли способные, слушные обрати, и постановити, порядок в тем потребный учинить, старших способных для догледаня порядков купецких постановици, жебы яко людзиом Польском, Лит., Рус., Жомойским, Инфлянт. и инных Господарствах Волод., Московских и далей до Козулбаши Орде, где бы се им подобало, торговали, проводиць добровольно, продаваци и инших товаров избываци, и з ними добровольно назад се зврацаци. Потомуж людзиом купцом Господарство зем Русских Волод., Москов. и инных до Панств Польских, В. К. Л. Рус., Прус., Жомойского, Лифлянтского и далей до Немец, до Влох, до Англии, до Франции, до Ишпании, до Турек, до Волох, до Угров и где бы се им видело, а назад, до земли своее вольное зврочанье. А мыто на людзех купецких по старине брано быци маець без прибавки.

XIV. Бегунцов, тацёв, розбойников, запалячов, выволанцов и вшеляких шкодников, которые провинивши а уходзечи караня, до Господарств тых соединеных убегали, таковых на обе стороне без одволоки выдаваци.

XV. А иж его Королевская милость ховае завжды войско немалое на границы Подольской жолнеров за пенензы, которые на то само з доходов е. К. м. назначоны суць, и немаш иншого, тылько оборочаны бываюць для оброны од Татар поганцов, — слушна речь есть, абы великий Господарь Руси, Волод., Москов. и инных также войска, яко завжды на границах од Татар мели, доходы якие на том одставали, иж если бы коли поганцы в которое Папство вторгнули, абы те войско Короля его мил. Польского и В. К. Л., также Вел. Господаря и В. Князя всея Руси з собою злучилисе и зодного процив Татаром стояли, однако берегучи обу Господарств.

XVI. Стараци се теж спольне маюць Король е. м. Пол. и В. К. Л. и В. Господарь и В. Князь всея Руси абы спольным коштом в накладом мели армату, корабли воинские и людзи воинские на мору Литевском и на [117] мору Великом, штобы Господарств своих границы што надалей розшеряли и прибавить могли.

XVII. Мынца во всех Господарствах обеюх Господарей маець быци однаково, одное цены, едное ваги.

XVIII. Для досконалого соединеня тых славных Господарств и освядченя пред всим светем маюць быци двоистые короны уробленые, которые бы значили двох Господарств и Господаров их нероздзелносць, вечносць, соединене. Одна корона в Польще, которая маець быци кладзена через Посла Великого Господара и В. К. Волод., Московского и инных на голову наяснейшого Короля его милости Польского и В. К. Л., а другая корона в Москве, которая маець быци кладзена через Посла Короля его милости Польского и В. К. Л. на голову Господара его милости и В. К. Володимирского, Московского и инных.

XIX. А иж Короли, Господары, Монархи так, яко и вси иншие людзи смерци подлеглыми суць, тогды гдебы се его мил. Король Польский и В. К. Л. (что рачь Господи яко наидалей оддалиць) з сего света преставился, маюць Панове Рады Польское и В. К. Л. о смерци Господара своего ознацмиць Великому Господару Русскому, Волод., Московскому и о обераню новаго Господара з неми се порозумети и нарадзити, не загорожаючи приступу сынови Короля его милости — жебы его народ Польский и Литовский и инные дотого належачие за Короля и Господара вольными голосы обраць хцели. На которую элекцию ку обераню Короля его м. и В. К. Л. от станов короны Польское и В. К. Л. зложоную, маюць теж Послы свое послаць Великий Господар в В. К. Волод., Москов. и инных, з которыми Послы станы короны Польское и В. К. Л. и инных в обераню Господара зноситисе и порозаумеватисе маюць, не уближаючи ни в чом вольное элекции, которую здавна до сего часу корона Польская и В. К. Л. уживали, которую собе и вперод непорушне в цалосци заховуюць. А Король и В. Князь ново од Панов Коронных и В. К. Л. заразом тот же звионзек, [118] соединене, вечную приязнь и докончене межи Господарствы преречоными постановленные поприсягнуць маець и моцно ненарушене держаци повинен будець.

XX. Пржи коронации Короля Польского и В. К. Л. маець бываць Посел Господара и В. К. Волод., Моск. и инных, и по вложеню короны Польское через Арцыбискупа на голову Короля Польского маець теж Посел Господара его м. Волод., Москов. и инных класць другую корону, особно на то уробленную.

XXI. Если бы сына К. его м. и В. К. Короля Господара нашего (чого Боже ухован) в живоце не стало, тогды не загорожаюць собе станы короны Польское и В. К. Л. обраць за Пана Господара Волод., Москов. и инных, который поприсягнувши права и вольносци народом короны Польское и В. К. Л. и оставши Господарем добровольне обраным, пануючи двема Господарствам так славным, широким и вельким, маець два годы в Польще и в Литве для одправованя справ Польских и Литовских, а год в Москве для одправованя справ Московских способом таким, який згодне постановион и намовлен будет

XXII. Если бы (што Боже яко надолжей оддалиць рач) Господарь его милость Волод., Москов. и инных вперод змер, а сына Великим Господарем и В. К. по собе зоставил, тогды сын его милости тое соединение вечное поприсягнуци и дзержаци непорушено маець. Ведьже на поднесене его на тые Господарства за ознайменем Король его мил. и В. К. Господар наш послаць Послы свое, перед которыми Господар его мил. Волод., Москов. и инных тое соединене межи народы теми постановленое поприсягнуци и моцно дзержаци маець и повинен будет.

XXIII. При коронованю або поднесеню Господара на тые Господарства Волод., Московское и инных маець Посол Короля его мил. и В. Господаря нашего власць на голову Господарскую корону, на то умысльне уробленную.

XXIV. Если бы (чего Пане Боже рач уховаць) по Господару и В. К. Волод., Москов. и инных сына не [119] зостало, тогды Король его м. Польский и В. К. Л., Pycский, Прусский, Лифлянтский и инных маець быць Господарем Володимирским, Московским и инных.

7 Декабря, в Четверг, Канцлер с Пельгржимовским (Варшицкий был болен) отправился во дворец, где застал уже молодого Князя на отцовском месте; Князь назвал того и другого по имени и спросил о их здоровье. Затем Канцлер просил Князя не держать их больше, а отравить, согласно обещанию, изложенному в письме к Королю, так как климат им там вредит (“вот уже Варшицкий заболел” — говорил Caпега — “да и Секретарь тоже, равно как и я, занемогает”). Когда их привели в Ответную Палату, то Бояре Думные прочитали им ответ свой на предложенные Послами договоры о вечной дружбе и союзе; но тотчас не отдали, а уже вечером прислали в Посольскую квартиру чрез Пристава.

В этом обширном ответе Думные Бояре сначала приводят все содержание предложенных Послами условий с выпискою всех царских титулов. Затем большую часть из этих пунктов напрямик отвергают; условия, касающиеся условий наступательной и оборонительной воины, — картели и торговли, обещают лучше рассмотреть и обсудить по заключении вечного союза; но особенно протестуют против того, что Польша владеет Лифляндиею. “Лифляндская земля” — говорят они — “искони древняя вотчина Великих Государей, Царей Русских, начиная от В. Государя Ярослава (Георгия), который назад тому 504 года завоевавши эту землю, основал там город, по [120] имени своему Юрьев, а по Немецки — Дерпт; и подчинил своей власти всю ту землю, которая с тех пор была вотчиною Русских Государей и платила им дань”... Не позволяют также, чтобы Поляки в их краях женились, покупали имения, строили Римско-католические церкви, не возбраняя, впрочем, свободного проживания у себя и исповедания своей Веры. Что же касается коронования Царей, то говорят, что это дело Божие; что при обряде коронации искони одним духовным особам — а не светским — предоставлено касаться главы Помазанника.

Итак главнейшие цели Посольства и надежда Сигизмунда III на достижение их кончились ничем, не смотря на то, что для достижения этих целей употреблены были всевозможные средства — прозелитизм, лесть, мнимая покорность и истощена вся ловкость и рассчитанная хитрость Иезуитов.

9 Декабря, в Субботу, Caпега с Пельгржимовским (Варшицкий был нездоров) отправились в четвертый раз во дворец. Опять то же приветствие от молодого Князя и расспросы о здоровье Послов. Поблагодаривши за внимание Князя, Послы отправились в Ответную Палату, где застали Думных Бояр. Тут Caпега прочел ответы свои или, лучше, опровержения возражений против условий вечного союза и вручил их Послам.

В этом опровержении всю вину безуспешности посольства Послы взводят на Бояр. Насчет Лифляндии и титулов замечают, что спор об этом решительно покончен при Короле Стефане. [121]

Но особенно распространяются касательно предметов религиозных, так что подобные опровержения похожи больше на богословские прения, нежели на исследования политические. Видно по всему, что Сигизмунд III имел в виду больше религиозное, нежели политическое соединение двух народов”.

Этим оканчивается рассказ Пельгржимовского (или, лучше, неполная рукопись его). Для дополнения его, окончим сказание о посольстве словами Когновицкого (Kognowicki. Т. I, str. 310-311. То же самое подтверждает и Бродзинский (Dziela. Т. VII, str. 7. Wilno)). “14 месяцев провел Caпега при посольстве этом, и кончил дело тем, что успел наконец устроить договор, выгодный для своего отечества, хотя на 20 лет: один только Caпега, такой великий деятель своего времени, мог успеть в этом”. Справедливо отзывается об нем в надгробном слове своем Ланщевский: “Этот человек был крепкою опорою (стеною) для отечества. Потомство с восторгом вспоминает о Caпеге, как виновнике вторичного мира с Москвою, и никогда не перестанет любить за то, что он успел отклонить Царя Бориса Годунова от опасных для Польши связей его с Волошским Князем Михаилом, чрезвычайно жаловавшим завладеть короною Польскою; завладевши ею, при помощи Годунова, он должен был, по договору, уступить Русскому Царю часть Польши. Лев Сапега до тех пор оставался в [122] Москве, пока не вымолил у Царя Русского хотя 20-летнего союза и мира” (См. Kognowicki. Т. I. str. 311.).

Лев Cапега после этого посольства прожил еще 32 года; скончался в Вильне, 7 Июля 1633 года, на 77 году от рождения.