Н. Я. ОЗЕРЕЦКОВСКИЙ

ПУТЕШЕСТВИЕ ПО РОССИИ

1782-1783

НИКОЛАЙ ЯКОВЛЕВИЧ ОЗЕРЕЦКОВСКИЙ (1750-1827) – выдающийся российский академик, доктор медицины, писатель, путешественник. Его перу принадлежат десятки научных трудов по ботанике, зоологии, географии, минералогии, этнографии и медицине. Он был автором оригинальных проектов реформ Академии наук и народного образования в начале XIX в. Н. Я. Озерецковский редактировал многочисленные периодические издания ¹. Основные вехи яркой и насыщенной биографии академика неоднократно привлекали внимание исследователей, публицистов ². Памяти ученого посвящались научные чтения и конференции ³.

Родился Н. Я. Озерецковский под Москвой в селе Озерецком Дмитровского уезда в 1750 г. и от названия села получил свою фамилию. Впервые эта удивительная по красоте местность, окруженная озером, называемым ранее Галицким, упоминается в духовной грамоте великого князя Донского в 1389 г. ⁴ Дмитровский князь Петр Дмитриевич в конце XIV в. подарил село Троице-Сергиеву монастырю. По писцовым книгам 1592—1593 гг. и 1627—1629 гг. упоминается церковь во имя Николая чудотворца “древяна верх” в селе Озерецком на Галицком озере Инобожского стана ⁵. В середине XVIII в. ее настоятелем был Яков Озерецковский, отец академика.

К концу своей жизни он принял монашество и под именем Макария стал игуменом Лукьяновской пустыни, находившейся среди лесов во Владимирской губернии, где и скончался в 1782 г. ⁶ Вот что пишет в своем путевом дневнике Озерецковский о тех чувствах, которые овладели им, когда он внезапно получил в пути известие о кончине отца: “Одни только те могут чувствовать, которые имели отцов, их истинно любили и их лишились, какое действие производит над чувствительным сердцем подобное сему известие ⁷”. [7]

Семья священника Якова Озерецковского, по мнению исследователя Л. П. Александрова, заметно выделялась обычным уровнем семей сельского духовенства глухих приходов XVIII века ⁸. Помимо старшего сына, академика Н. Я. Озерецковского, в семье было еще два сына, которые также сумели сделать блистательную карьеру. Средний, Кузьма Озерецковский, по окончании Троицкой семинарии стал священником московской церкви Иоанна Предтечи в Кречетниках. Проявил он себя и как переводчик, наиболее известен его перевод с греческого Иродиановой истории о римских государях, бывших после Марка Аврелия, изданный в 1774 г. ⁹ Младший сын, Павел Яковлевич (1758—1807), сделал очень яркую, можно сказать, головокружительную, но в тоже время и трагическую карьеру. Он также воспитывался в Троицкой семинарии, по окончании которой был назначен префектом Переяславской семинарии, где стал профессором философии. При содействии своего брата академика получил место настоятеля при церкви в Петербурге. Будучи от природы очень энергичным и честолюбивым, он нашел в столице широкое поле для своей деятельности. Вскоре становится присутствующим членом консистории, занимает место полевого священника в армии и здесь обращает на себя внимание императора Павла I, что позволяет ему стремительно продвинуться по служебной лестнице. Описание этой встречи носит полулегендарный характер. А произошла она во время смотра всех войсковых священников, когда П. Я. Озерецковский был поставлен первым в ряду и сразу же обратил внимание Павла I своим бодрым и молодецким видом; произвело на императора впечатление совпадение их имен, и он пригласил его к себе в кабинет, где долго беседовал с Павлом Яковлевичем. Вышел же он от государя с новым назначением – обер-священником армии и флота, с правом являться в кабинет Павла I в любое время дня и ночи. Пользуясь особым [8] расположением императора, П. Я. Озерецковский много сделал для улучшения положения войскового духовенства и добился устройства особой семинарии, в которую принимались дети армейского и флотского духовенства ¹⁰.

Но все круто изменилось в судьбе Павла Озерецковского после убийства Павла I 11 марта 1801 г. Из всесильного, преуспевающего чиновника он становится подозрительным и неугодным для новых властей. Началась упорная борьба с постоянными неприятностями и уколами самолюбия, финал которой оказался трагичным. Павел Озерецковский, не выдержав травли и унижений, покончил жизнь самоубийством 12 мая 1807 г.

Биография Николая Яковлевича Озерецковского поначалу ничем не отличалась от его двух братьев. Так же как и они, Николай Озерецковский, наученный первоначальной грамоте дома, в 1758 г. был принят в семинарию Троице-Сергиевой лавры, где с успехом проходил классы грамматики, риторики, философии. Семинария пользовалась доброй славой и из ее стен вышло немало людей, снискавших гордость России. Во главе ее в то время стоял высокообразованный ученый-богослов Платон Левшин, чья неутомимая деятельность положительно сказывалась на общем уровне преподавания. В семинарии особое внимание уделялось изучению латинского языка, и оно было настолько серьезным, что в старших классах семинаристы свободно говорили по-латыни, на нем же велось и преподавание всех предметов.

И поэтому неслучайно, когда в 60-е гг. XVIII в. Российской Академии наук потребовались молодые грамотные люди для участия в научных экспедициях, то руководство Академии, зная о высоком уровне подготовки в Троицкой семинарии, обратилось в 1767 г. к Платону Левшину “выделить” десять наиболее одаренных “от 15 до 20 лет, а не более, поведения доброго, а не зазорного и разумеющих латинский язык” ¹¹. В числе выбранных оказался студент философии Николай Озерецковский. [9]

По прибытии семинаристов в Петербург их поместили в здании академической гимназии, снабдив всем необходимым, “дабы они жили порядошно”. И начались приготовления к научным путешествиям по России. Первой летом 1768 г. должна была отправиться экспедиция под руководством академика Ивана Ивановича Лепехина, к которой и был прикомандирован Н. Озерецковский.

Отправляемым с экспедицией семинаристам была составлена специальная инструкция-наставление, по которой они должны были учиться “натуральной истории вообще, а именно: зоологии, ботанике, минералогии, дабы со временем могли себя оказать в сей науке и при академии быть определены с пользой... И как будущее ваше по возвращении благополучие должно зависеть от собственных ваших в науке успехов и добрых поступков, то Академия наук уповает, что и сами вы не преминете приложить всевозможного к достижению оного старания” ¹².

8 июня 1768 г. экспедиция академика И. И. Лепехина выехала из Петербурга и в течение пяти лет работала в Поволжье, на Урале, в астраханских степях, в Архангельске, на Кольском полуострове. Уже с самого начала путешествия Николай Озерецковский проявил себя способным, наблюдательным студентом. Неслучайно И. И. Лепехин в своем дневнике отмечал, что Н. Озерецковский на одной из заводей реки Клязьмы нашел заинтересовавший его вид пресноводной губки, а ездивши “за нуждами в Казань”, молодой исследователь имел случай осмотреть и описать остатки древнего татарского города, приложив к описанию большое количество надписей, снятых с могильных памятников. Вскоре Н. Озерецковскому поручаются самостоятельные маршруты путешествий. “Для большего успеха в делах нам порученных, — писал И. И. Лепехин, — отправил я из Симбирска студента Николая Озерецковского, на которого перед другими больше полагал надежды, в город Саратов для собирания там птиц и весенних трав, дав ему в помощники чучельщика и стрелка” ¹³. [10]

Все последующие годы, по мнению Б. И. Кошечкина, Озерецковский в качестве помощника академика играет наиболее важную роль в осуществлении замыслов ученого ¹⁴. Экспедиция доходила до Астрахани, потом пошла на Оренбург, затем за Урал, и добравшись до Северной Двины, дошла по ней до Архангельска, где И. И. Лепехин и Н. Озерецковский разделились. И в то время, как первый на оленях путешествовал по Каниной земле, второй частью морем, а частью пешком обследовал землю самоедов, записав в полевом дневнике: “с реки Индиги берегом ходил я на Святой Нос, с конца которого с неописанным удовольствием смотрел на пространство Ледовитого моря, обращая глаза мои в сторону Новой Земли, на которой побывать великое тогда имел я желание. Но не имея способного к такому пути судна и видя на море жестокие бури, оставил мое намерение ¹⁵”. В течение почти года Н. Я. Озерецковский пробыл в Коле, основательно изучив как сам город и население края, так и фауну моря и растительный мир побережья. Оценивая результаты его работы, руководитель экспедиции И. И. Лепехин отмечал, что “рачениями студента Озерецковского собрано немало приморских птиц и рыб, также и разных родов морских животных и растений, сверх того ничего им не упущено, что по предписанию моему от него было требовать можно...” ¹⁶. В итоге через два десятилетия появится интереснейшее исследование “Описание Колы”.

С весны 1773 г. экспедиция обследовала части Псковской и Могилевской губерний, а также побережье Балтийского моря. В Петербург путешественники возвратились лишь к концу года, 15 декабря. Описание длительной поездки под заглавием: “Дневныя записки путешествия академика Ивана Лепехина по разным провинциям Российского государства” были изданы в четырех томах, из них три тома были написаны самим И. И. Лепехиным, а последний четвертый том вышел после смерти академика и был подготовлен к изданию Н. Я. [11] Озерецковским, включившим собственные записки об их путешествии по Белому морю. Этот том он посвятил “Гуманнейшему гению Учителя”.

В ходе экспедиций Н. Я. Озерецковский в совершенстве овладел методикой полевых исследований и проявил незаурядные способности к самостоятельной научной деятельности. Это и учитывал И. И. Лепехин, представляя в 1774 г. молодого ученого к званию адъюнкта Российской Академии наук. Однако обстоятельства сложились иначе. Н. Я. Озерецковский в присутствии всей ученой академической конференции был “подвержен испытанию” по естественной истории, итоги которого оказались неблагоприятными, а вынесенное конференцией решение было составлено в унизительной для соискателя форме. В нем отмечалось, что “нет ничего предосудительнее и для науки и для общего блага, как насильно заставлять заниматься и посещать профессорские лекции таких молодых людей, которые не обнаруживают для этого ни малейшего желания” ¹⁷. Биографы академика, как правило, объясняли это стремлением иностранных членов Академии ограничить доступ в ее стены русских ученых ¹⁸.

Заключение конференции Н. Я. Озерецковский переживал очень тяжело. Считая его предвзятым и несправедливым, он собирался совсем покинуть Академию. И лишь поддержка и участие, которое проявили к судьбе молодого исследователя И. И. Лепехин и Э. Г. Лаксман, удержали его от подобного шага. Оба академика организовали для Н. Я. Озерецковского обучение в ведущих западноевропейских университетах, обосновав целесообразность этого перед Академией. Ученая комиссия вынесла следующее постановление: “что касается до студента Озерецковского, которого в рассуждении его прилежания, охоты и понятия к познанию натуральной истории, за полезное признано отправить для большего его в оной совершенства за море...” При этом в процессе обучения он должен был “положить сперва твердое основание в физике, [12] химии, анатомии и физиологии, не упуская при том и всех частей натуральной истории” ¹⁹.

Весной 1774 г. Н. Я. Озерецковский вместе с командированным с ним В. Ф. Зуевым отправились в Лейден, где прослушав в течение года курс лекций, написали в академию прошение о переводе их в Страсбургский университет. Это учебное заведение привлекало студенческую молодежь как высоким уровнем преподавания (здесь читали лекции европейские научные светила), так и хорошо оборудованными химической лабораторией, натуральным кабинетом и ботаническим садом, одним из старейших в Европе.

В Страсбурге Н. Я. Озерецковский занимался успешно и “за оказанные в науках прилежание” ему было прибавлено Академией наук жалованье. Итогом же обучения в западноевропейском университете стала блестящая защита им в 1778 г. там диссертации на соискание ученого звания доктора медицины. Во время пребывания Н. Я. Озерецковского в Швейцарии, он был принят в члены Бернского экономического общества.

После почти пятилетнего обучения за границей молодой исследователь в мае 1779 г. возвратился в Петербург и прошел новое “испытание” ученой конференции, на рассмотрение которой представил свой труд “Растения-паразиты”. Это научное сочинение было признано академиками “вполне соответствующим своему предмету и отличающимся ясностью и последовательностью изложения, хотя и не содержащем в себе чего-либо нового” ²⁰. И 23 сентября 1779 г. Н. Я Озерецковский был единогласно избран адъюнктом натуральной истории, а уже спустя три года, в 1782 г. неожиданно по личному распоряжению Екатерины II он был пожалован в академики.

Дело в том, что Екатерина II обратила внимание на ученого, увидев в нем надежного наставника и руководителя своего внебрачного сына Алексея Григорьевича Бобринского [13] (1762—1813) ²¹, во время организуемого для него путешествия по России и Европе. В связи с этим 13 мая 1782 г. “ея императорское величество высочайше указать соизволила объявить Академии наук о всемилостивейшем пожаловании адъюнкта медицины Николая Озерецковского в академики и о произвождении ему по тому званию жалованья, считая его в посылке по высочайшему ея величества соизволению...” ²². Так неожиданно фортуна благоволила ученому, но Н. Я. Озерецковский осознавал сколь трудным и ответственным будет для него это путешествие. Вместе с ним “высочайшую особу” сопровождали полковник Алексей Михайлович Бушуев и Николай Сергеевич Свечин.

Началось же путешествие 29 мая 1782 г. Путешественники проехали почти всю Россию, побыв при этом в Москве, Твери, Туле, Казани, Перми, Екатеринбурге, Симбирске, Тамбове, Астрахани, Кизляре, Киеве, Херсоне, а также в Польше. Для облегчения путешествия Н. Я. Озерецковскому был выдан особый паспорт, по которому “по указу ея величества государыни императрицы Екатерины Алексеевны... по городам господ главнокомандующих, також и на заставах начальников просит, чтоб благоволено был оному господину академику Озерецковскому во время путешествия его чинить свободной и безпрепятственной пропуск, так и потребное вспоможение..." ²³

Путешественники проделали долгий путь, однако само путешествие закончилось неудачно. Алексей Бобринский не оправдал возлагавшихся на него надежд. По свидетельствам очевидцев, он вел жизнь разгульную, целые ночи проигрывал в карты и наделал множество долгов ²⁴. Есть известие, что академик, не будучи в состоянии поладить с Бобринским, возвратился из Парижа в Россию пешком ²⁵. Но это всего лишь легенда, хотя бы потому, что Озерецковский в Париже не был. Сам же он так излагает причины отказа от продолжения путешествия в письме к Екатерине II от 15 июня 1783 г. из Киева: “Ваша сиятельство, милостивая государыня. Я теперь [14] в чужие края уже не еду. Слабость моего здоровья и частые в дороге припадки против моего желания удержали меня в России и я освобожден первейшими моими спутниками, которым дана на то власть. Мне не осталось больше как только переехать из Киева в Петербург, куды я скоро намерен отправиться ^26”. Возможно, что это была всего лишь отговорка, так как еще 1 апреля 1783 г. в своем письме к Екатерине II из Кизляра Н. Я. Озерецковский писал, что “странствование еще два года продолжатся может”, и в начале лета собирался “выехать из России в чужие государства”. При этом он просил, чтобы ему выдали жалованье за два года вперед ²⁷. Более того, в своем дневнике он указывает, что “июня 14-го дня оставили Российскую границу”.

Окончательно же из экспедиции в Петербург, как явствует из рапорта, который был подан в канцелярию Академии наук Н. Я. Озерецковским, он возвратился 14 августа 1783 г. и приступил к исполнению своих обязанностей ²⁸. Итоги путешествия вызвали неудовольствие у Екатерины II, а поведение А. Бобринского доставило немало огорчения императрице. По рассказам С. Н. Глинки, когда Екатерина II укоряла Озерецковского как плохого наставника и воспитателя юношества, то он добродушно и откровенно отвечал: “Матушка, ведь я человек, один бог делает, что хочет, а я сделал, что мог” ²⁹.

Незавершенность экспедиции и ее скандальный финал стали основанием для того, что исследователи, как правило, лишь бегло упоминали об этом событии из биографии академика. “О своей достопамятной поездке с Бобринским путешественник вспоминать не любил, — писал Н. Г. Фрадкин, — и дорожных записок о ней при жизни не появилось. Уцелело лишь несколько писем, увидевших свет через столетие” ³⁰. Имеются ввиду письма Н. Я. Озерецковского к государственному деятелю екатерининской эпохи Ивану Ивановичу Бецкому, бывшему главным директором канцелярии строений и домов ее величества, а также руководителем [15] всеми учебными и воспитательными учреждениями России. Они были опубликованы в 1876 г. в журнале “Русский архив” и содержат лишь описания пути экспедиции от Казани до Екатеринбурга и от Екатеринбурга до Уфы, кроме этого от Царицына до Астрахани и далее до Кизляра. И хотя Н. Я. Озерецковский сообщает, что “переезд наш от Москвы до Казани кратко описал в письме моем, из Казани отправленном”, но найти его не удалось. На это указывает и редакция журнала, отмечая, что “дальнейших писем у нас не имеется” ³¹. Таким образом, опубликованный материал об экспедиции 1782 — 1783 гг., весьма фрагментарен.

Нам же удалось обнаружить в Отделе рукописей Российской национальной библиотеки в собрании П. Н. Тиханова “Дневные записки 1782 г. неизвестного автора о его путешествии по России” ³². Знакомство с текстом дневника позволило установить его автора. Им оказался академик Николай Яковлевич Озерецковский. Как явствует из первых строк, автор, “пользуясь высочайшею милостию ея императорскаго величества Екатерины II отправлен был в путь 29-го сего месяца май 1782 г. в сотовариществе господ полковника Алексея Михайловича Бушуева, Алексея Григорьевича Бобринского и Николая Сергеевича Свечина” ³³. Уже состав участников экспедиции убеждает нас в том, что речь в дневнике идет о путешествии по России 1782—1783 гг., которое возглавил академик Н. Я. Озерецковский. А проведенное нами сопоставление почерков автора дневника с письмами, рапортами, другими рукописными материалами Н. Я. Озерецковского, хранящимися в архиве РАН, свидетельствует об их идентичности ³⁴. Этот дневник мы и публикуем...

По возвращении из путешествия по России Н. Я. Озерецковский ведет бурную и плодотворную деятельность в стенах Академии, представляя многочисленные доклады по самым различным вопросам, заинтересовавшим его в ходе экспедиции, для обсуждения ученой конференцией. Выступает он и [16] с публичными лекциями в залах Академии и в Кунсткамере, о которых высоко отзывалась сама императрица Екатерина II, представившая в 1785 г. Н. Я. Озерецковского в числе других академиков за особые заслуги перед наукой к денежному пожалованию.

Сохранилось несколько отзывов-воспоминаний о лекциях ученого. По мнению академика Николая Ивановича Греча, в молодости прослушавшего лекции Н. Я. Озерецковского, “говорил он грубо, не разбирая выражений, но умно, ясно и увлекательно. В числе слушателей его были многие и горные офицеры. С чувством искренней благодарности вспоминаю я об этих лекциях, доставивших мне случай к развитию моих понятий и к приобретению основательных сведений о некоторых предметах” ³⁵. А вот что писал об этих же лекциях в своих записках самарский дворянин И. А Второв: “В 1802 году Озерецковский читал по два раза в неделю лекции по зоологии в Кунсткамере. Слушателей было мало, не более 20 человек, впрочем, между ними бывали и дамы. Мне не понравился г. Озерецковский, потому что слишком много вмешивает латыни в свои лекции, излишне повторяет и отвлекается от настоящей материи посторонними суждениями. Например, говоря о миссионере, исцелившемся через вампира, он слишком откровенно и свободно излагает свои мысли о религии...” ³⁶

Академик Н. Я. Озерецковский оставил богатое научное и литературное наследие. Только перечень его печатных трудов составляет более ста названий. Среди них фундаментальные работы, составившие основу научного творчества ученого, такие как “Путешествие по озерам Ладожскому и Онежскому” (СПб., 1792), “Обозрение мест от Санкт-Петербурга до Старой Русы и на обратном пути” (СПб., 1808), “Путешествие на озеро Селигер” (СПб., 1817), а также многочисленные статьи в периодических изданиях и переводы. Н. Я. Озерецковский перевел немало интереснейших научных [17] исследований западноевропейских ученых. Так им были изданы сочинения Гольдшмита “Натуральная история о рыбах вообще” (1780), С. А. Тиссота “Наставление народу в рассуждении его здоровья” (1781), являлся он и непосредственным участником издания на русском языке классического труда Ж. Л. де Бюффона “Всеобщая и частная естественная история” (1790).

Известен Н. Я. Озерецковский и как редактор периодических изданий, таких, например, как “Собрание сочинений, выбранных из месяцесловов за разные годы”, вышедшие в 10 частях. Он же руководил в течение 15 лет изданием первого литературного журнала Министерства народного просвещения “Периодическое сочинение об успехах народного просвещения”. В выпущенных им 43 номерах журнала помещались “сочинения, переводы и известия, служащие к наставлению юношества в науках, в домоводстве, в торговле и земледелии”. Участвовал Н. Я. Озерецковский и в издании многочисленных словарей, составлением которых занималась Российская Академия. В этой патриотической работе по убеждению И. И. Лепехина: “Академии надлежало возвеличить российское слово, собрав оное в единый состав, показать его пространство, обилие и красоту, поставить ему непреложные правила, явить краткость и знаменательность его изречений и изыскать глубочайшую его древность” ³⁷.

Отмечая большой вклад академика в отечественную науку, президент Академии наук Е. Р. Дашкова писала: “Он по способности своей во все время правления моего Академией беспрерывно занят был изданием сочинений как его собственных, так и других, им пересматриваемых, которыми Академия и ныне приумножает академическую свою сумму и всегда пользоваться ими будет, когда бы уже издатель оных и на свете не был” ³⁸. Характеризуя сочинения Н. Я. Озерецковского, ученая комиссия в своем решении подчеркивала, что они отличаются богатством и разнообразием сведений, ясностью и [18] точностью в слоге, многие термины греческие и латинские в ботанике и естественной истории весьма удачно заменены на русские. Все это и послужило основанием членам Российской Академии в 1800 г. единогласно присудить Н. Я. Озерецковскому золотую медаль, “увенчав труды его сею почестью”.

Наряду с литературными и научными занятиями академик Н. Я. Озерецковский продолжал много путешествовать по России. Уже летом 1785 г. Академия наук направила ученого в экспедицию по Ладожскому и Онежскому озерам, в которую путешественники отправились на сойме, небольшом парусном судне, использовавшимся рыбаками для промысла. По мнению Б. И. Кошечкина, по отношению к обширным территориям бассейна Ладоги и Онеги Н. Я. Озерецковский выступает преимущественно в почетной роли первоописателя ³⁹. Посещая прибрежные селения, путешественник с интересом всматривается в жизненный уклад, способы ведения хозяйства, быт ладожан — русских, финов, карел. Дает он всестороннюю картину богатого растительного и животного мира края. Уверен ученый в том, что “минералоги еще много там найдут, что в общественную пользу обращено быть может” ⁴⁰. Результаты экспедиции получили высокую оценку, и Н. Я. Озерецковский был награжден орденом Св. Владимира четвертой степени “за ученые труды и заслуги”. В решении академической комиссии отмечалось, что во время путешествия, описание которого издано, исследователь “открыл гору, гранитами изобилующую, близ Ладожского озера; железную руду на острове Валааме и множество мрамора на реке Пельме, впадающей в Онежское озеро. Сверх того собрал знатное количество различных минералов, которыми приумножил собрание редкостей в императорской Кунсткамере” ⁴¹.

В 1805 г. Н. Я. Озерецковский вновь возглавит научную экспедицию, отправившись на озеро Ильмень, а в 1814 г. путешественники побывают у истоков Волги и на озере Селигер. Каждое из этих путешествий оставило след в виде [19] вышедших книг. В предисловии к одной из них академик так оценивал организуемые им экспедиции: “Я путешествовал много лет, чтобы чему-нибудь научиться”.

Известен Н. Я. Озерецковский и как один из активных инициаторов реформирования системы народного образования в России в начале XIX в. Он участвовал в составлении уставов Академии наук, университетов, гимназий, уездных и приходских училищ. По словам М. И. Сухомлинова, “он был искреним, разумным и неутомимым поборником свободы исследования и преподавания, употребляя все усилия, чтобы освободить науку и ее представителей от постороннего вмешательства, несправедливого по своему существу и гибельного по своим последствиям” ⁴². В знаменитом письме Н. Я. Озерецковского к императору Александру I от 15 декабря 1801 г., которое он написал совместно с С. Е. Гурьевым и А. Ф. Севастьяновым, подробно излагались все “расстройства и беспорядки", творившиеся в Академии наук, вносились конкретные предложения по изменению положения. Для этого, по мысли ученых, следовало, во-первых, чтобы Академия избирала себе президента, во-вторых, чтобы “сей избранный президент был токмо наблюдатель порядка, а не располагатель дел, коими всеми без изъятия надобно, чтобы само собрание академии располагало" и, наконец, в-третьих, “чтобы при Академии приказных людей, ныне многолюдную канцелярию составляющих и жалованьем от Академии пользующихся, совсем не было, потому что в академии никаких судебных дел не бывает, а экономическими делами сами академики попеременно управлять могут”. В заключении авторы письма в ультимативной форме заявляли, что “при нынешнем состоянии Академии мы не можем быть столько полезны, сколько бы желали”, и просили “употребить их для других мест и должностей” ⁴³. Послание ученых не осталось без последствий и многие из их предложений были приняты во внимание при составлении нового академического устава. [20]

Сохранился и проект устава цензуры, разработанный Н. Я. Озерецковским. Ограничение печати, по его убеждению, трудно удержать в надлежащих пределах, оно, “будучи доведено до излишества, часто остается без действия и между тем всегда сопряжено с вредом. Неоспоримо, что строгость сия почти всегда влечет за собою пагубные последствия, истребляет искренность, расслабляет ум и, потушая священный пламень любви к истине, удерживает распространение просвещения” ⁴⁴.

Характеризуя личные качества Н. Я. Озерецковского, следует прежде всего выделить его трудолюбие. Он находил наслаждение в труде, считая его основой жизни. Вот как описывает свои впечатления от встречи с академиком в 1825 г. писатель С. Н. Глинка: “Он очень обрадовался встрече и сказал:

— Ты много трудишься, брат, это хорошо.

— Тружусь много потому, что привык к труду, да проку теперь мало.

— Нет нужды, брат, в труде всегда есть толк, я и постарее тебя, но не прочь от труда, — возразил Озерецковский” ⁴⁵.

Имеется и другой отзыв академика Н. И. Греча, который при всей кажущейся резкости в оценках, несет в себе также восхищение пред заслугами и трудолюбием Н. Я. Озерецковского. Перечисляя академиков того времени, Греч замечает, что “все эти из русских были люди великие и гениальные, многие из них были не высокой нравственности, т. е. просто пьяницы, но они трудились и действовали для России. Первое место в числе их занимал Озерецковский, человек умный, основательный ученый, но вздорный, злоязычный, сквернослов и горький пьяница”. Но тут же Греч добавляет: “эти пьяницы были гораздо общеполезнее нынешних всезнаек!”, продолжая про Н. Я. Озерецковского: “память его достойна жить в летописях русской науки. Тогда был иной век: и Петр Великий и Ломоносов жили не по нынешнему” ⁴⁶. [21]

Будучи неоднократно пожалованным “высочайшими монаршими милостями” и являясь признанным ученым, Н. Я. Озерецковский тем не менее оставался до конца жизни человеком очень скромного материального достатка. Об этом свидетельствует его письмо, содержащее прошение о денежной помощи. “Много лет путешествуя по России для исследования натуральных произведений, в 1771 году лишился я всей моей собственности в Ледовитом море, в 1773 году погорел в Великих Луках, в 1814 году в озере Ильмень потонули остатки моих пожитков” ⁴⁷, — писал академик.

Николай Яковлевич Озерецковский ушел из жизни 28 февраля 1827 г., “находясь на службе”. Погребен он на Смоленском кладбище в Санкт-Петербурге. В своем некрологе И. М. Снегирев писал об Озерецковском: “С умственными достоинствами ученый соединял и нравственные. Четверым детям своим в наставление, а супруге в утешение он оставил имя честного и прямодушного мужа, который всю жизнь свою посвятил долгу звания своего” ⁴⁸.

* * *

“Дневниковые записки" Н. Я. Озерецковского хронологически охватывают период с мая 1782 г. по октябрь 1783 г. и носят систематический, ежедневный характер. Академик заносил в свой дневник самые разнообразные сведения, стремясь не пропустить ничего интересного, занимательного, необычного. А интересовало его многое: и монастыри России, и оперный дом в Москве, и горные заводы Урала, и минеральные источники на Северном Кавказе, и способы приготовления астраханских вин, копчения рыбы, сохранности икры и развлечения жителей Варшавы и т. д. Дает он и яркие, порой неоправданно резкие характеристики нравов и обычаев народов, проезжаемых путешественниками местностей. [22]

При этом записи с одной стороны носят сугубо личностный характер, а с другой автор предвосхищает их “Введением” и своеобразным заключением под заголовком “О России вообще”. Эта двойственность пронизывает весь дневник и порой воспринимается как непосредственное обращение автора к потомкам.

Будучи современником эпохи “просвещенного абсолютизма” и внедрения идей западноевропейских просветителей на русскую почву, сопровождая “высочайшую особу” и имея специальный паспорт на “свободный и безпрепятственный пропуск и потребное вспоможение”, Н. Я. Озерецковский тем не менее понимал условность декларируемого свободомыслия. И поэтому описывая свою встречу с русским просветителем, журналистом, издателем Николаем Ивановичем Новиковым, не приминул заметить: “Воспоследовал... спор в рассуждении Закона. Я несколько не следовал тут осторожности и говорил вольнее нежели надлежало”.

И эта “вольность” пронизывает весь дневник, и по силе эмоциональности и резкости в оценках нередко приближается к “Путешествию из Петербурга в Москву” А. Н. Радищева. Чего стоит, например, его характеристика порядков в Костромском наместничестве типичных для тогдашней России. “В сем пути я имел случай изведать, — писал Н. Я. Озерецковский, — сколь мало увожают бедных крестиян, и сколь начальствующия ими во зло употребляют данную им от государя власть. Все делается в сем наместничестве помощью денег. Чин ли достать, место ль получить, надобно удовлетворить корыстолюбие начальствующих, богатый пред бедным всегда прав останется. Крестиянин принужден терпеливо сносить обиды, а иногда и побои, если они произходят от тех, кои имеют над ними какое-нибудь начальство, ибо сей последний уверены, что жалобы стенящих не могут далеко простиратся. О, Боже, мой! Сии ли были намерении великой нашей государыни в учреждении наместничеств, чтобы [23] поданные ея станали под игом тех, кои ими правят! Она хотела востановить упадшее правосудие и порядок в государстве. Она хотела просветить невеж, дабы нечувствительно их довесть до того, чтобы они могли пользоватся данную им вольностью и знали б данные им законами права”.

Волнует Н. Я. Озерецковского и проблема взаимоотношения человека и природы. И он с болью описывает примеры нерачительного обращения с ней. “Ехав из Екатеринбурга на Сысерской завод, — писал ученый, — проехали мы великой, прекрасной, ровной и молодой бор, которой сей же год перед нашим сюды приездом весною претерпел нещастие. Огонь в оном столь был силен, что не токмо весь высокой и прямой сосняк попалил, но и множество и онаго истребил. Хотя сие и не животное, но вид, в котором он теперь находится, немалое во мне возбудил соболезнование, что сей прекрасный бор без пользы отчасти погиб”. А побывав на Урале на золотых приисках, академик замечает: “Я с удовольствием рассматривал расположение богатых жил, заключающих в себе сей прекрасной сколь полезной, столь и пагубной для человеческого роду метал. Кажется, что естество нарочно его скрывает и делает добывание его трудным, но нужда, а лутче сказать корысть, все пряпятствии преобарает, презирает опасности и гонится за ним даже в преисподния”.

На страницах дневника перед нами предстает целая галерея выдающихся людей екатерининского времени, с которыми встречался Н. Я. Озерецковский во время путешествия. Это Н. И. Новиков, П. А. Демидов, П. Г. Демидов, В. И. Баженов, П. Левшин, А. П. Мельгунов, П. С. Потемкин и многие другие. Поражает яркость и неожиданность характеристик, нередко носящих иронический оттенок.

И вообще ирония и ироническое отношение в оценках присуще тридцатилетнему ученому. Присуща ему и некая самоуверенность. А иначе как объяснить слова из “Введения” дневника, который автор не готовил к печати: “В сии ль [24] времена, иль в другая найдут в моих сочинениях некоторыя мнения, некоторыя мысли, кои соединят меня по смерти моей друзьям в Р[оссии] и друзьям человечества”.

* * *

Сохранившаяся рукопись без переплета, в 4°, 77 л., писана одним мелким, убористым почерком, за исключением заголовка “Дневные записки во время путешествия по России 1782 года”, написанного тем же почерком, но более крупно и другими чернилами. Возможно заголовок вписан позже самого текста. Рукопись носит характер ежедневных дневниковых записей, все они пронумерованы. Текст во многих местах правлен ⁴⁹. Хронологически дневник охватывает период значительно шире, чем указано в заголовке автором, а именно с 29 мая 1782 г. по октябрь 1783 г., обрываясь на описании Польши. В рукописи перед записями о Польше включен сюжет под названием “О России вообще” и “Введение”. Рукопись имеет двойную пагинацию, постраничную, вероятно, авторскую в правом верхнем углу и архивную на нижнем поле. Рукопись поступила в Императорскую Публичную библиотеку в 1907 году в собрании Н. П. Тиханова (Ф.777. Оп. 3. Д. 293). Зачеркнутый автором текст дан в примечаниях, за исключением отдельных слов, когда основной текст без них теряет смысл. В этих случаях зачеркнутый текст оставлен в основном, о чем сделана оговорка в примечаниях. Сокращенные слова восстановлены в квадратных скобках. Археографическая обработка текста проведена в соответствии с “Правилами издания исторических документов в СССР” (М., 1990). В издании сохранена орфография рукописи. Текст разделен на абзацы при подготовке к изданию, исходя из его содержания. Знаки препинания расставлены с учетом современных правил. Записи на полях оговариваются в примечаниях в тех случаях, когда [25] они несут смысловую нагрузку. Авторский комментарий дан под строкой.

Благодарю Е. Н. Ропакову за участие в технической подготовке рукописи.

Комментарии

1 Сухомлинов М. И. История Российской Академии. СПб., 1875. Ч. 2. С. 528-545.

2 Сухомлинов М. И. Указ, соч.; Фрадкин Н. Г. Путешествия И. И. Лепехина, Н. Я. Озерецковского, В. Ф. Зуева. М., 1948; Кошечкин Б. И. Академик Николай Яковлевич Озерецковский и его путешествие по великим озерам Северо-Запада России // Н. Я. Озерецковский. Путешествие по озерам Ладожскому и Онежскому. Петрозаводск, 1989. С. 532-и др.

3 Александров Л. П. Памяти академика Н. Я. Озерецковского. Читано в секции “Старая Москва” 8 декабря 1927 года. Машинопись // СПб. филиал Архива РАН. Ф.Р.У. Оп. 3. Д. 12. 17 л. (Далее — СПб. ФА РАН).

4 Духовные и договорные грамоты великих и удельных князей ХIV-ХVI вв. М.; Л., 1950. С. 34.

5 Исторические материалы для составления церковных летописей Московской Епархии // Собраны В. Холмогоровым, Г. Холмогоровым. М., 1888. Вып. И. С. 364.

6 Свирелин А. Историческая записка о Лукьяновой пустыни в Александровском уезде//Владимирские губернские ведомости. 1869. №13. С. 61-64.

7 ОР РНБ.Ф.777. Оп. 3. Д. 293. Л. 20

8 СПб. ФА РАН. Ф.Р.У. Оп. 3. Д. 12. Л. 2.

9 Иродианова история о римских государях, бывших после Марка Аврелия Антонина до избрания в императоры Гордиана Младшего, в осьми книгах состоящая. СПб., 1774.

10 Павел Озерецковский, первый по времени обер-священник // Русская старина. 1887. Декабрь. С. 842—845.

11 Сухомлинов М. И. Указ. соч. С. 303.

12 Там же. С. 304-306.

13 Там же. С. 271.

14 Кошечкин Б. И. Указ. соч. С. 8.

15 Сухомлинов М. И. Указ. соч. С. 272-273.

16 Там же.

17 Там же. С. 307.

18 Кошечкин Б. И. Указ. соч. С. 10.

19 Сухомлинов М. И. Указ. соч. С. 307—308.

20 Там же. С. 311.

21 Русский биографический словарь. СПб., 1905. Т. 2. С. 181—184.

22 СПб. ФА РАН. Ф.Р.У. Оп. 3. Д. 3. Л. 1.

23 Там же. Ф.З. Оп. 38. Д. 1. Л. 7.

24 Сухомлинов М. И. Указ. соч. С. 312.

25 Там же. С. 313.

26 СПб. ФА РАН. Ф.З. Оп. 38. Д. 2. Л. 2-2 об.

27 Там же. Л. 34.

28 Там же. Л. 5. Судя по дневнику, Н.Я. Озерецковский был в Польше до конца октября 1783 г.

29 Из записок Сергея Николаевича Глинки // Русский вестник. 1866. Февраль. С. 670.

30 Фрадкин Н. Г. Указ. соч. С. 56.

31 Русский архив. 1876. №9. С. 40-58.

32 ОР РНБ. Ф.777. Оп. 3. Д. 293. 77 Л.

33 Там же. Л. 1.

34 СПб. ФА РАН. Ф.З. Оп. 38. Д. 1, 2. Ф.Р.У. Оп. 3. Д. 11 и др.

35 Записки Н. И. Греча // Русский архив. 1873. №5. С. 709—710.

36 М. Ф. Де-Пуле. Отец и сын: опыт культурно-биографической хроники // Русский вестник. 1875. Май. С. 164.

37 Сухомлинов М. И. Указ. соч. С. 280—281.

38 Там же. С. 314.

39 Кошечкин Б. И. Указ. соч. С. 17.

40 Сухомлинов М. И. Указ. соч. С. 314.

41 Там же.

42 Там же. С. 359.

43 Там же. С. 361-367.

44 Там же. С. 373.

45 Из записок Сергея Николаевича Глинки // Русский вестник. 1866. Февраль. С. 670.

46 Записки Н. И. Греча // Русский архив. 1873. №5. С. 710—714.

47 Сухомлинов М. И. Указ. соч. С. 387.

48 Там же. С. 350.

49 Текст писан на одной бумаге с филигранью: РФ/СЯ — типа Клепиков № 534 (1765 г.) (Клепиков С.А. Филиграни и штемпели на бумаге русского и иностранного производства XVII — XX века. М., 1959. С. 61. № 534).