ОБРИ ДЕ ЛА МОТРЭ

ПУТЕШЕСТВИЕ ПО РАЗЛИЧНЫМ ПРОВИНЦИЯМ И МЕСТНОСТЯМ ГЕРЦОГСКОЙ И КОРОЛЕВСКОЙ ПРУССИИ, РОССИИ, ПОЛЬШИ И Т.Д.

...Четырнадцатью верстами ниже по течению реки слева стоит новый великолепный монастырь св. Александра Невского, о котором я буду говорить позже. Рядом течет речушка, впадающая в реку Неву несколько ниже монастыря. Если выйти здесь на берег и следовать до Петербурга сушей, то поедешь по отличной широкой и хорошо вымощенной дороге, похожей на дороги древних римлян (Император Петр I намеревался построить такую дорогу из Петербурга в Москву, а также, где понадобится, вымостить ее; однако это не было исполнено и непохоже, что будет осуществлено. — Здесь и далее примечания О. де ла Мотрэ.), немногим более трех верст, в то время как водой вследствие изгибов Невы выйдет больше шести верст. Около двух верст ниже по течению Невы мы миновали прежнюю крепость Ниеншанц, расположенную на правом берегу. Крепость была взята вскоре после Нотебурга и совершенно разрушена. Почти напротив нее, в четверти версты к северо-западу, находятся мельничные канавы, называемые так из-за нескольких мельниц для перемалывания зерна, для пиления досок, резки соломы и т. д., поставленных близ рек Черная и Речка, ¹ которые чуть ниже соединяются в одно русло и впадают в Неву под именем первой. Здесь эта река (Нева. — Ю. Б.) долгим поворотом, подобным букве омега, длиной около 4 верст, ведет нас к императорским пивоварням и, делясь на несколько рукавов, образует те самые острова, на которых по большей части построен Петербург.

Здесь были 4 или 5 рыбацких хижин, когда Петр I пришел осмотреть эти острова, чтобы положить основание своему новому городу. Он построил первый дом несколько ниже на той же стороне, [212] если можно назвать домом низкое строение из досок и брусьев, служившее ему для отдыха. Дом был сохранен в память об этом событии: он обнесен деревянной галереей, построенной на стене высотой 3—4 фута.

Я не могу сказать о берегах Невы того же, что говорил о берегах Волги; невские столь же нелюбимы природой, сколь любимы ею волжские. Берега Невы по большей части покрыты лесом, болотисты, заросли дикими деревьями, преимущественно березой; там не растет ничего для пропитания человека и трудно прокормить домашних животных, и если есть приличное место или участок земли, который может быть назван приятным и плодородным, то он целиком обязан искусству. На 100 верст не только от Шлиссельбурга и выше вдоль канала к нему, но и ниже устья за Кронштадтом нет даже камня, пригодного для строительства и мощения. Камни приходится привозить издалека. Материалы, из которых делают кирпичи, настолько плохи, что дома, построенные из этого кирпича, требуют ремонта по крайней мере каждые три года. Некоторые приписывают это зимнему строительству. Самые леса, коими изобилует местность, не годятся для постройки кораблей; лес приходится возить из соседних новгородских районов и даже из Казанского царства, особенно дуб.

Я вышел из карбаса в гавани, именуемой Фрегатный порт, ² прямо у крепости, находящейся на наименьшем из всех островов, и направился на Петербургский остров — самый большой, здесь обычно называемый Троицким, ³ так как там построена церковь того же названия. Крепость представляет собой продолговатый шестиугольник или овал, как и сам остров, полностью занятый ею. Она нерегулярная, но удачно расположена почти в середине города; утверждают, что ее стены имеют высоту около 30 футов до бруствера, они очень толсты и хороши, так как построены из материалов Ниеншанца. ⁴ Крепость хорошо оснащена бронзовой артиллерией; в середине между находящимися в ней зданиями, из которых наиболее значительным является аптека, стоит очень красивая церковь, она кафедральная и посвящена св. Петру. Церковь еще не закончена по причине недостатка средств, как и несколько других дел, начатых до смерти Петра I, особенно это относится к кораблям и галерам, стоящим с тех пор из-за нехватки денег, поскольку императрица не отваживалась для их получения использовать жестокие методы, как это делал он. Эта церковь была построена по проекту и под руководством искусного синьора Трезини; все в ней достойно его доброго вкуса; здание выложено из кирпича, за исключением колонн, углов и консолей. Все архитектурные и скульптурные украшения распределены и расположены с большим умением и изяществом; ее колокольня вся каменная, кроме деревянного шпиля, покрытого медью и позолоченного доверху. ⁵ Он высится над четырьмя рядами колонн, каждый последующий ряд — над предыдущим, с большими арками — два ряда ионического ордера и два других — коринфского. На колокольне хорошие куранты; портик этой церкви благороден, его тосканские колонны — из твердого песчаника. В церкви по-прежнему находился катафалк Петра I, покрытый расшитой [213] золотом тканью и поднятый над полом на 5 ступеней, устланных пурпурным атласом; балдахин из такой же ткани и такого же цвета, с золотым шитьем. Вышиты монограммы имен Петра I и его малолетней дочери, умершей несколькими днями раньше него; ⁶ в должных местах вышиты также девизы. У катафалка стояли четыре деревянные статуи, окрашенные в белый цвет; соответственно 2 в изголовье и 2 в ногах; также 4 канделябра, каждый с одной восковой свечой толщиной в бедро. Статуи, стоявшие в изголовье, — Геркулес и Александр, а статуи в ногах — Религия и Россия. У каждой свечи — солдат с алебардой в длинном черном плаще; перед катафалком висела люстра с разными свечами, но только одна была зажжена, и смотрели, чтобы она горела постоянно днем и ночью. Все это продолжалось, как мне говорили, до тех пор, пока из Италии не привезли части или украшения великолепной мраморной гробницы. ⁷ Я встречал нескольких из самых больших поклонников этого монарха, и они рассказывали мне, что он умер как праведник и герой, о чем я собираюсь рассказать. Этот великий государь, говорили они, во время унесшей его болезни, страдая от невыносимых беспрерывных болей, причиняемых затрудненным мочеиспусканием, ⁸ говорил о делах столь спокойно и сдержанно, высказывал столь ясные суждения, как это делает, например, нынешний великий пенсионарий Голландии ⁹ во время сильнейших приступов подагры. Петр I среди многого другого, достойного его доброго сердца и великого гения, говорил посетившим его сенаторам и епископам о делах, исполнить которые он считал себя обязанным перед русской нацией, чтобы сделать ее сильной: устранить столь многие злоупотребления и дурные обычаи и насадить иные, более полезные, искусства, науки и т. д. Что он упустил важнейшее дело — реформу судопроизводства; что те науки и искусства, из которых он много полезного заимствовал в христианских государствах, и впрямь бесконечно превосходили турецкие. Но он полагал, что турки настолько же превзошли христиан в судопроизводстве (Я приводил несколько примеров скорого судопроизводства у турок в своем описании Турции. Мне бы хотелось, чтобы у нас тоже были введены такие правила, какие приказал ввести Петр I за несколько недель до своей кончины. Уже свыше 4 лет длится моя тяжба с книготорговцами, обошедшимися со мною в высшей степени несправедливо, и не ведаю, когда она завершится.): тяжбы у христиан длятся долгие годы, требуя непомерных расходов (тогда как в Турции они занимают лишь несколько дней при очень незначительных издержках, почти даром) из-за сутяжничества сторон, которые дело чаще усложняли и запутывали, нежели проясняли и разъясняли; точно так же, как это делают многие богословы с Законом Божьим. Он (Петр. — Ю. Б.) добавил то, что счел приемлемым, для исправления этого зла, чтобы (как в Турции) дела сначала рассматривались в суде обычным мировым судьей, чтобы суду были представлены письменные показания и свидетели и чтобы суд тщательно изучил существо первых и репутацию вторых, а затем на этом основании вынес беспристрастное мнение, или приговор; на все это потребовалось бы не более [214] нескольких часов. Если лица, осужденные таким судом, сочтут вынесенный приговор несправедливым, они могут подать прошение в Сенат или Синод и, наконец, если не будут удовлетворены их решением, обратиться к суверену.

Когда же присутствовавшие это одобрили, он (Петр. — Ю. Б.) повелел написать приказ, который подписал лежа в постели и поставил дату. Этот приказ ограничивал рассмотрение всех судебных дел сроком до 11 дней и был разослан во все суды Российской империи. Все дела, находившиеся тогда в судопроизводстве, были рассмотрены в соответствии с этим приказом еще до того, как он навсегда закрыл глаза. Когда конец его приблизился, он объявил, что клятву верности, о которой я упоминал, нужно будет принести его дорогой Екатерине. ¹⁰ До последнего его вздоха над ним читали молитвы и отправляли обряды той религии, которую он исповедовал и считал наилучшей, о чем свидетельствовали все его дела и поступки.

Главные прелаты и священники молились подле него, и он присоединялся к их молитве. 27 января 1725 года (последний день, свет которого он видел) его соборовали епископы Псковский и Тверской. Он выказывал полное смирение и отошел 28-го в 3 часа утра, ¹¹ не выразив ни малейшего сожаления о жизни, ни малейшего страха перед смертью. Его драгоценнейшая и скорбящая супруга была немедленно провозглашена всероссийской императрицей со всеми иными надлежащими титулами. Присутствовавшие духовенство, знать и высокопоставленные горожане присягнули на верность ей как своему законному суверену. Текст этой присяги, записанный и отпечатанный, был разослан персонам всех рангов в большие и малые города всех провинций Российской империи, чтобы там сделали то же самое, — все, кроме мужиков, которые не считаются гражданами.

Крепость соединяется двумя мостами, разделенными только караульней, ¹² с большой площадью Троицкого острова, называемого некоторыми Петербургским островом; он самый большой из всех. ¹³ Здесь справа, почти в центре этой площади, стоит Троицкая церковь, построенная преимущественно из дерева и довольно большая, с непримечательной колокольней и курантами, которые каждый час играют; они приводятся в движение вручную. Неподалеку от церкви на той же площади все еще стоит триумфальная пирамида, изготовленная из досок и окрашенная; ее, как говорят, воздвигли в 1719 году по случаю взятия русским флотом 4 шведских военных кораблей. ¹⁴ Среди картин, в большинстве своем испорченных дождями и другими воздействиями погоды, была довольно хорошо сохранившаяся, на ней изображена гора с выходящей из нее мышью и написаны следующие слова: Parturient Montes nascetur ndiculus Mus. ¹⁵ Мне рассказывали, что после пения “Отче наш” в кафедральном соборе с колокольным звоном и другими благодарственными молебнами во всех остальных церквах и т. д., вечером на этой площади был устроен прекрасный фейерверк; что Петр I устроил в тот [215] [торжественный] и два последующих дня чрезвычайно пышные увеселения своему дворянству, военной и другой знати, где они пили по русскому обычаю; что были балы и маскарады с фальшивым или пародийным царем и пародийным патриархом (Один русский боярин рассказывал мне, что царь Петр I имел шута, которому дал такой титул после подавления патриаршества в 1709 году, ¹⁶ и что шут носил на груди вместо патриаршего креста маленькую виселицу с изображением гетмана Мазепы, как известно, перешедшего с основными силами своих казаков незадолго до Полтавской битвы от этого монарха к королю Швеции. ¹⁷), отличавшимися друг от друга ролями. Я ограничусь сообщением о некоторых следующих особенностях процессии. Первый был облачен в царственные одежды, в короне, как живописцы изображают царя Давида, и с маленькой арфой, висевшей на перевязи, как на ремне. Второй был вполне похож на русских патриархов, какими они были до потери своего высокого положения. Пародийный царь держал стремя, когда пародийный патриарх садился верхом на лошадь, как делали прежде цари по отношению к русским патриархам, и, я полагаю, в осмеяние этого обычая. Вообще одежды людей в масках были весьма необычны и своеобразны. Царь Петр был одет в костюм голландского моряка, некоторые его морские и армейские офицеры тоже, а другие различно. Вся процессия была в масках, ее сопровождали различно одетые дамы в каретах и колясках. Царица, княгиня Меншикова и другие персоны первого ранга были одеты как сельские женщины Фрисландии и Зеландии, а прочие — в прежние русские одежды; их сопровождали многочисленные маски в своеобразных нарядах; некоторые играли на музыкальных инструментах, иные танцевали на ходу. ¹⁸ Словом, судя по описанию этой процессии, слышанному мной, она весьма напоминала подобные шествия в Италии, упомянутые в 1-м томе сочинения, где я писал о Риме.

Примерно в 50 шагах на северо-восток от упомянутой триумфальной пирамиды находится ряд домов, в большинстве деревянных, но довольно хорошо выстроенных; этот ряд, протянувшись от главного рукава Невы на северо-запад, ограничивает часть площади с этой стороны. Примерно в середине этих домов — дом Канцелярии, ничем не примечательный. Идя вдоль упомянутого рукава реки к другому рукаву, который охватывает остров от места на уровне отмеченных выше пивоварен и течет к северо-западу, впадая юго-восточнее в первый чуть ниже крепости, ¹⁹ видишь несколько более красивых домов, в том числе некоторые кирпичные; лучший же тот, что построил барон Шафиров; этот дом служит примером скверного качества материалов, о чем я говорил выше, так как со времени опалы барона, когда дом был взят у него со всем, что он имел, не следили за поддержанием его в порядке; стены попорчены и разрушаются. Там помещалась императорская академия, созданная по образцу французской королевской академии, читались лекции и т. д. ²⁰ Академия размещается здесь до тех пор, пока не закончено величественное здание, заложенное для нее Петром I; строительство ведется, хотя после кончины царя там работает немного народу. [216]

Барон Шафиров, по общему мнению, был самым способным государственным министром из тех, что были у Петра I; человеком, лучше всех в России знавшим и внешние, и внутренние дела. Монарх ценил его не меньше, чем любил князя Меншикова. Шафиров, однако, был одним из тех, кто долго и совершенно открыто добивался падения фаворита, но из-за этого сам потерпел крах. В 1723 году, когда его величество был на Каспийском море, между Шафировым и Меншиковым на глазах у многих произошло такое ожесточенное столкновение, что монарх по своем возвращении не мог оставить это без внимания, как поступал прежде при их разногласиях. Барон в лицо обвинил князя Меншикова перед монархом в самых вопиющих и общеизвестных вымогательствах к собственной выгоде. Представленные бароном доказательства этих вымогательств и жалобы потерпевших лиц оказались столь очевидными, что монарх собственноручно дал князю кнута. Но, учтя необычайные таланты последнего по части извлечения из богатых подданных денег, потребных для осуществления грандиозных планов и проектов, царь не лишил его своего расположения. Князь столь жалобно уверял его величество, что, мол, не только в любое время предоставит в распоряжение и к услугам его величества все полученное от них (подданных. — Ю. Б.), но и отдаст вообще все, ибо знает, что решительно всем обязан его величеству, что монарх обнял его, поцеловал и почти просил прощения. Князь, намереваясь отомстить и взять верх над бароном, который был очень богат, в особенности наличными деньгами (тогда это было его главным преступлением), в свою очередь обвинил последнего в казнокрадстве. Петр I поверил этому или сделал вид, что поверил. Он приговорил барона к лишению не только всего состояния, но и головы. В соответствии с указанием, Шафирова привели на эшафот, и палач уже готов был отрубить ему голову, но его величество милостиво заменил казнь ссылкой ввиду великих услуг, оказанных ему бароном на берегах реки Прут (Барон Шафиров поднялся, благодаря своим достоинствам, из низкого звания простого писца в одном из московских судов до поста канцлера. Исключительно его стараниям, а не мнимым подаркам царицы, царь обязан своей свободой на Пруте. Как я уже говорил в другом месте и повторяю это, я получил очень точные сведения обо всех сделанных визирю после заключения мира подарках не только от паши, с которым я тогда находился, но и от других турок, даже врагов этого визиря. Все, что сделала царица, которую уже называли так, хотя она еще не была обвенчана с царем, — это ходила к нему в шатер, где он не желал видеться ни с кем помимо нее, представляя ему на одобрение планы и суждения о средствах для ведения переговоров и убеждая предоставить Шафирову все полномочия.) и в Оттоманской Порте. ²¹ Поскольку его величество не знал никого, кто бы больше графа Толстого ²² подходил на пост канцлера, он отдал ему этот пост, хотя граф и был не более другом князю Меншикову.

Императрица Екатерина по причинам, о которых толкуют разное, вернула Шафирова из ссылки вскоре после своего восшествия на трон. Говорили даже, будто император, предвидевший, что ей как чужеземке скорее понадобится, чтобы ее любили, нежели боялись, и что для поддержки ей понадобятся друзья и способные министры, [217] за несколько дней до своей кончины советовал ей вернуть на службу барона. Князь Меншиков, потерявший покровителя, защищавшего его от врагов, своего и их дорогого повелителя (хотя он имел не менее причин рассчитывать на благосклонность императрицы, любимцем которой некогда был), не воспротивился этому. Добавляли даже, что он попытался представить это собственной заслугой перед изгнанником, но тот, не простив ему потерю всего, что имел, ответил на это презрением и даже сказал ему по поводу случившегося несколько крепких слов.

Императрица нашла нужным удалить Шафирова (ни в малой мере не выказывая ему своего недовольства) и назначила губернатором в Архангельск. Петр II намеревался восстановить барона на прежнем посту канцлера, но смерть унесла этого юного монарха.

Дом барона Остермана ²³ находится неподалеку от предыдущего, и о нем особенно нечего сказать, кроме того, что он очень удобен. Человек же, обитающий в нем, заслуживает похвал больших, чем способно выразить мое перо. Я имел честь быть представленным ему в 1719 году во время конгресса на Лосто — одном из островов, известных под общим названием Аландских, самом большом из всех. ²⁴ Русские полномочные представители оказали нам — мне и мистеру Бэркли ²⁵ — благосклонный прием, описанный мною в 20-й главе второго тома. Он (Остерман. — Ю. Б.) снова принял меня, причем в высшей степени любезно, во время моего пребывания в Петербурге. Это человек величайших и разнообразнейших дарований, один из самых крупных деятелей, каких когда-либо имела Россия.

Покидая главный рукав Невы, где стоят два только что упомянутых дома наряду с несколькими другими, менее значительными, и среди них петровский, построенный самым первым, когда Петр пришел заложить свой новый город, можно перейти к южному берегу, или набережной, где по другую сторону стоят пивоварни, и видеть, идя вверх на северо-запад, ²⁶ длинный ряд других, еще более непримечательных домов, в основном деревянных. На реке можно видеть также множество карбасов, разгружающих пеньку, мед, воск, юфть и другие товары в императорские склады, построенные на той же стороне, что и пивоварни, но значительно северо-западнее. Медицинский сад ²⁷ расположен напротив двух самых удаленных из упомянутых складов, он находится на острове, образованном протоком, речкой или ответвлением упомянутого рукава, ²⁸ который из него

вытекает и юго-западнее впадает в него же. Прежде чем войти в сад, я хочу сказать два слова о банях, стоящих вдоль набережной или довольно близко к ней. Эти бани по великолепию и чистоте не могут идти ни в какое сравнение с турецкими банями, но они тоже всегда полны народу; способ купания русских известен по нескольким уже напечатанным сочинениям, поэтому я избегу повторения. Каждый должен заплатить казне за купание больше, чем даже турки платят владельцам бань. Те, кто имеет баню в собственном доме, также не освобождены от этого: они и их дети и слуги должны платить на тех же условиях, как и в общественных банях; после таверн ²⁹ это одна из самых больших статей [218] дохода короны. Русские так же привычны к купанию в бане, как к еде и питью, они используют баню в качестве универсального лечения от любого недуга, как турки свою. Русские бани построены в основном из дерева, и лучшая из них, какую я видел в Петербурге или в других местах, через какие проезжал, не сравнится

с наихудшей турецкой, где бани построены из мрамора или твердою камня.

Медицинский сад весьма богат не только теми растениями, какие можно найти и какие известны в западной, восточной и южной частях Европы, но и даже растущими в более северных ее частях, открытыми благодаря поощрению, содействию, какие оказывал Петр I приглашенным им способным ботаникам; также еще и растениями с наиболее отдаленных берегов Азии, Персии и Китая; они, в том числе названные последними, чувствуют себя словно в своем естественном климате. Ананасы растут здесь до созревания, их снимают и подают на стол. (Все это обязано большому искусству). Об этом участке и том месте, где стоят пивоварни и склады, я должен сказать, что они менее всего обижены природой, а кроме того, являются самыми высокими местами в окрестностях Петербурга и, следовательно, наименее подвержены наводнениям.

В нижней части этого сада, к юго-западу, находится аптекарский дом, дающий имя острову; это довольно хорошее здание, в нем хранится множество всевозможных лекарств. Петр I учредил коллегию медицины и больниц не только в Петербурге, но также в Москве и других городах для обеспечения их и своих армий медикаментами. Остров настолько велик, что даже обширный сад занимает не более чем его маленький уголок. Сей монарх предполагал, кроме того, расширить свой город и застроить этот остров домами, как и другие острова. Здесь шведы как будто бы насовсем оставили Ингрию в 1705 году, в то время как их повелитель стяжал лавры в Польше или занимался развенчиванием одного короля, чтобы поставить другого. ³⁰ Я [слышал] от некоторых из них, что Карл XII, узнав, что царь строит этот новый город и еще один на острове Ретусари, о чем я буду говорить ниже, сказал: “Пусть он забавляется этим и строит для нас, мы вскоре отнимем их у него и сохраним, если они того стоят, или сожжем, если нет”. По их подсчетам, царь собрал в это время со всех своих владений свыше 30 тысяч человек для рытья каналов, строительства зданий и т. д. на свой и князя Меншикова счет, помимо рабочих, нанятых боярами и иными богатыми людьми, обязанными строиться за собственные деньги. Добавляют, что с начала мая 1703 до конца 1705 года здесь от недостатка провизии и пагубного климата умерло не меньшее число людей. Шведы, говорю я, по-видимому, не учли спасительного совета медицины: principiis obsta ³¹ — останови в начале, что может быть правильно и для политики, и во многих других отношениях. Шведы пришли сюда с летучей армией и увидели: то, что они, как и их государь, считали химерической затеей, таковой не является, что крепость, с которой русские начали, — надежное укрепление и уже закончено; кроме того, увидели много домов. Нашли, что русские войска, защищающие окрестность под началом добрых офицеров, слишком [219] многочисленны и слишком сильны для них. Шведы были обнаружены и по большей части перебиты ³². Мне показывали поле сражения; лютеране устроили около этого места свое кладбище, оно довольно большое.

С тех пор никто уже не появлялся с намерением помешать ходу работ, и Петербург стал большим и красивым городом; в нем в 1726 году насчитывали 70 тысяч домов. ³³ Кронштадт также хороший город. Не беру на себя смелость описывать который-либо из них; это уже сделали перья, гораздо лучшие моего; ³⁴ я укажу лишь на основные здания и некоторые подробности относительно истории Петра I, как и начал.

С этой целью я покидаю Аптекарский остров и возвращаюсь на Троицкий. Главные здания, помимо домов, о которых уже было сказано, — это Коллегии коммерции и горного дела, биржи, общественный рынок и типография. Эти дома построены преимущественно из дерева, как и остальные, и ничем не выделяются, кроме того, что в них совершается.

Известно, и я уже объяснял, что именно сей монарх сделал для удобства и поощрения торговли. Русских кораблей до его правления никогда не было на Средиземном море, и разве не отправил он туда многие корабли, нагруженные продуктами своих провинций? Один английский джентльмен, тамошний коммерческий консул, живший в довольно приятном доме неподалеку от бань, рассказал мне о России больше, чем о других торговых державах. Он пригласил меня к себе во время моего пребывания в Петербурге, как и некоторые купцы, жившие по большей части по другую сторону реки. Они весьма сетовали на упадок английской торговли в России, особенно после 1717 года, когда король Пруссии заключил с русским двором договор о поставке со своих мануфактур сукна и других шерстяных тканей для [русской] армии и страны. Кроме того, Петр I учредил в России много мануфактур, и не только по производству упомянутых тканей, но также шелковых, льняных, суконных и т. д., так что они (купцы. — Ю. Б.) должны оплачивать наличными русские товары, за которые прежде рассчитывались продуктами своих мануфактур.

Горная коллегия была учреждена в 1718 году. Те неразведанные богатства, что лежали скрытыми под землей из-за невежества и небрежения русских, были разысканы и наилучшим способом обращены на пользу сведущими в металлах иностранцами, которых Петр I пригласил и поддерживал. Помимо нескольких прекрасных изделий из меди, железа и стали, произведенных в этой стране даже русскими, выучившимися у иностранных ремесленников до равного с ними мастерства (а иные из них превзошли своих учителей), я видел медали из сибирского золота, не менее превосходного, чем мексиканское. Среди них есть следующие, выполненные столь изящно, что могли бы быть сделаны в любой другой части христианского мира.

Одна медаль выбита по случаю коронации Екатерины; на реверсе изображен царь в одеянии римского императора, возлагающий на ее голову императорскую корону; на другой стороне — рельефные [220] портреты обоих, соединенные вместе, как портреты короля Вильгельма III и королевы Марии Английской ³⁵ на их медалях и деньгах. Легенда на русском языке и буквами русского алфавита называет его титулом “Петр Великий, император всероссийский”, а внизу: “коронован в Москве. 1721 год”. ³⁶

Другая медаль выбита в ознаменование мира со Швецией. Hа одной стороне этой медали изображены Петербург и Стокгольм а на реверсе — Ноев ковчег, над ним радуга и голубка, летящая к ковчегу с оливковой ветвью в клюве; над радугой следующая надпись: “Петр Великий дает свое согласие на мир со Швецией”, а внизу: “Из нашего собственного отечественного золота. 1721”.

Третья медаль — на его кончину. На медали он изображен в облачении римского императора, но с непокрытой головой; Религия, держа его за руку, возносит его на небо. На реверсе — сидящая и плачущая императрица и надпись внизу: “Obiit ³⁷ 28 января 1725”.

Большой рынок, называемый по-русски лавочки, расположен к северо-западу от Троицкой церкви, и его фасад тянется вдоль значительной ее части; он довольно-таки напоминает Ханс или, скорее, Бизастеенс Константинополя и Адрианополя, о которых я говорил в моем труде о Турции, — там тоже выкладываются и продаются всевозможные товары. Использование их (лавочек. — Ю. Б.) отвечает по крайней мере тем же целям, с той, однако, разницей, что если Бизастеенс построен из песчаника и огнестоек, то эти лавочки все сплошь деревянные.

Лавочки — это большое четырехугольное здание, образующее пустой двор, с четырьмя воротами. Это регулярная постройка в два этажа, с помещениями, предназначенными для хранения товаров и для лавок, где товары продают. Постройка окружена двумя большими галереями снаружи и еще двумя меньшими изнутри. У четырех ворот стоят караульные. Здесь подданным не дозволено хранить или продавать какие бы то ни было мануфактурные товары где-либо, кроме императорских рынков и складов; в Турции же всякий волен это делать, где ему вздумается. Они (купцы в России. — Ю. Б.) платят короне большие деньги за аренду этих складских помещений и лавок. ³⁸

Биржа — тоже деревянная постройка и расположена к северо-западу от этого места, но ее никак не использовали; купцы встречались у лавочек либо прогуливались по нижней наружной галерее, укрываясь от непогоды. ³⁹ Совсем рядом — шелковая и несколько шерстяных мануфактур. ⁴⁰ Главный кабак, или большая императорская таверна, стоит недалеко оттуда, по дороге к мосту, ведущему в крепость. ⁴¹

По правую руку находится типография — скверная постройка, но там (в Петербурге. — Ю. Б.) под нее предполагалось отвести прекрасное кирпичное помещение в возводившемся для Академии новом здании. ⁴²

Покинув эту часть Петербурга, почти целиком деревянную, вы пересекаете главный рукав Невы — такой же широкий, как Темза, и платите при высадке на берег две, три или четыре копейки в [221] императорскую кружку (Имеются сборщики, назначенные для приема перевозных денег. Это вместе с налогом на приходящие и уходящие суда и яхты является для короны еще одной статьей дохода, дающей, за вычетом всех расходов (оплата лодочников и сборщиков), годовой доход около 200 тысяч рублей.), я не помню, сколько именно. Затем вы оказываетесь на набережной длиной свыше 800 шагов и 30 шириной, на которой господствует ряд дворцов. ⁴³ Русские дворяне построили эти дворцы, а также очень много других больших домов и общественных зданий, украсивших Петербург; это сделано по указу Петра I, обязавшего жить в нем около 200 знатных фамилий и бесчисленное множество людей более низких званий всех состояний и занятий, особенно купцов, которым он позволил строить себе дома из дерева; он лишь отмечал либо заставлял отмечать места, где они должны были строиться, бесплатно предоставляя участки.

Царь также приказал каждому вымостить часть улицы, на которой стоит дом, предписав форму и качество камней, и теперь улицы повсюду хорошо и ровно вымощены, они регулярны и широки; я измерил некоторые, они оказались 20—30 футов шириной. Среди наиболее значительных дворцов, выходящих фасадом на рукав реки, только что мною пересеченный, стоит императорский дворец, называемый Зимним дворцом, его ремонтировали и расширяли, ⁴⁴ но делали это медленно, как и все тогда. Дворец, как и другие здания, весь кирпичный, за исключением некоторых декоративных частей. Здесь дворцы адмиралов Апраксина и Крюйса, генерала Шереметева и дворец, в котором жил герцог Голштинский. Этот монарх, с которым я имел честь быть знакомым в Швеции и которому нанес визит по прибытии в Петербург, принял меня в высшей степени благосклонно. Его дворец находится почти в конце длинного ряда, юго-западнее императорского дворца, называемого Летним, где двор на протяжении всего года имел резиденцию до тех пор, пока Зимний дворец приводили в состояние, предусмотренное приказом Петра I, отданным незадолго до его смерти.

Он (Летний дворец. — Ю. Б.) расположен в 300—400 шагах к северо-востоку от другого конца ряда. Между этим дворцом и построенным для экс-короля Молдавии Кантемира ⁴⁵ (о котором я упоминал в первой главе 2-го тома моего труда), ставшим последним домом в ряду на этой стороне, находится пустая, довольно большая и хорошо вымощенная площадь с Почтовым домом — весьма удобным зданием, а также еще несколькими домами около него.

Несколько северо-восточнее вверх по течению реки, не доходя до упомянутого Летнего дворца, вы встретите маленький проток, ⁴⁶ через который надо перейти по перекинутому мосту, чтобы попасть к дворцу. Этот проток соединяется с другим, большим, протоком, находящимся севернее, прорытым от реки выше дворца и образующим большой остров, ⁴⁷ вытянутой окружностью простирающийся до того места, где Нева начинает впадать в Финский залив, — [222] примерно в версте по эту сторону от Екатерингофа, увеселительного дома с таким названием. Шагах в 100 ниже Летнего дворца приблизительно на восток, где малый проток соединяется с большим, находится Яхт-порт, ⁴⁸ там стоят императорские барки и яхты, очень красивые и почти столь же великолепные, как прогулочные суда короля Англии; они построены англичанами, приглашенными Петром I на службу. Я видел здесь судно, подаренное королем Вильгельмом царю, когда тот был в Англии. ⁴⁹ Вокруг этой маленькой гавани стоит несколько хороших домов, это здания другого типа, но по большей части деревянные. Среди них — община и церковь иезуитов; церковь довольно изящна и красиво декорирована. ⁵⁰ Неподалеку находятся императорские конюшни: большое четырехугольное здание, образующее пустой двор, главным образом из кирпича и камня и очень правильной формы. ⁵¹ Выше на небольшом расстоянии стоит та часть императорского дворца, что называется Садовым дворцом, он получил такое название от сада, в котором находится и которым отделен от другой части Летнего дворца, выходящей фасадом на реку у ответвления большого протока. ⁵² Это ответвление, соединенное с малым протоком, образует Адмиралтейский остров, на котором расположен ряд вышеназванных дворцов. Садовый дворец — простое, но регулярное здание; обширный и довольно-таки запущенный сад придает ему естественный и приятный вид. Идя к другой части дворца по упомянутому выше перекинутому через малый проток мосту, вы оказываетесь в плодовом саду и через обсаженную деревьями аллею попадаете в другой сад, ⁵³ где по левую руку на берегу реки увидите большое длинное здание, выстроенное целиком из дерева к бракосочетанию герцога Голштинского с российской принцессой Анной, умершей в Голштинии в мае 1728 года. ⁵⁴ Покойная императрица давала в этом здании банкеты и балы по случаю исключительных событий, например приезда епископа Любекского ⁵⁵ для женитьбы на принцессе Елизавете, ее второй дочери. В бытность мою в Петербурге мне рассказывали, что это здание построили менее чем за три недели. Оно представляет собой длинное прямоугольное строение, напоминающее банкетный зал Уайтхолла, украшенное несколькими хорошими картинами из купленных Петром I в Германии, Голландии, Франции и других странах. Стоящая у реки часть императорского дворца немногим великолепнее другой части, находящейся в саду. Она даже менее регулярная, но богато обставлена и украшена хорошими картинами.

Чтобы перебраться с этого острова на континент, вы пересекаете большой проток. ⁵⁶ Идя к северо-востоку, увидите императорскую библиотеку с древностями и редкостями природы и искусства, после смерти доктора Арескина вверенные попечению г-на Шумахера. Он живет не менее чем в доброй версте выше императорского дворца; по дороге вы вряд ли увидите какие-либо дома, кроме деревянных, за исключением дома барона Брюса, ⁵⁷ шотландского джентльмена и начальника артиллерии; этот дом — одно из лучших зданий в Петербурге. Я нанес ему (Брюсу. — Ю. Б.) визит, имея честь быть знакомым с ним по конгрессу на Аландских островах в 1719 году, ⁵⁸ [223] но во время моего пребывания в Петербурге он находился в Москве.

Г-н Шумахер известен своими личными достоинствами и некоторыми опубликованными трудами, его учтивостью и обходительностью восхищены все любознательные иностранцы, встречавшиеся с ним. Меня рекомендовал ему барон Стамке ⁵⁹ (Он присутствовал на Аландском конгрессе, когда был арестован барон Гёрц, ⁶⁰и, узнав об этом, попросил покровительства русских полномочных представителей, которые отправили его в Петербург, о чем я писал во втором томе своих сочинений. Герцог Голштинский, сочетавшись браком, сделал его своим канцлером. Императрица пожаловала Стамке баронским титулом и наградила орденом св. Александра Невского.), которого я знал в Стокгольме в бытность его первым секретарем барона Герца.

Дом г-на Шумахера — целиком деревянный, но очень приятный и удобный, он находится сразу за тем зданием, в котором хранятся императорские редкости, — то здание кирпичное, в него можно попасть лишь через общий для обоих домов двор. Эти редкости должны были оставаться здесь до тех пор, пока не закончат строительство дома для Академии, куда их предполагалось перевезти.

Из-за недостатка места библиотека была менее всего в порядке. Книги и манускрипты намеревались разместить по различным областям знания, поставив вместе в большом зале нового дома те, которые трактуют об одном и том же предмете и вопросе, как например в библиотеке Мазарианского коллежа в Париже или в Оксфорде и Кембридже. В доме, где они тогда находились, лишь немногие были расставлены в таком порядке или подобным образом со следующими обозначениями над местами, где они стояли, например: Regnum Historicum — для сочинений по истории; Regnum Vegetabile — для сочинений о растениях; Regnum Minerale — для сочинений о минералах; Regnum Anatomicum для тех, что посвящены анатомии, и т. д. Я полистал некоторые из них.

Среди исторических сочинений я видел историю обеих Индий на разных языках и не мог не прийти в восхищение от множества превосходных планов, вычерченных в трех больших томах in folio искусными английскими инженерами, во Франции по этим планам были сделаны отличные гравюры. Среди тех, что трактуют об искусстве книгопечатания, — Annales Typographicae; г-н Шумахер приобрел в Голландии для Петра I первое и редчайшее их издание. Среди сочинений по географии и путешествиям — “Описание Восточной и Северной Татарии” Витсена. ⁶¹ Среди сочинений по астрономии — трактат о сфере и математических инструментах знаменитого Роллея, лучшее издание на английском языке. Г-н Шумахер показал мне несколько видов наиболее любопытных математических инструментов, приобретенных Петром I в Англии и Франции.

Среди [сочинений] о растениях — Metamorphosis Insectarum et Plantarum Surinamensium etc. Эта книга — труд Себастьяна Мериана, если мне не изменяет память, так как я не переписал названия. В труде речь идет о различных изменениях или превращениях насекомых, растений, цветов и т. д. Впервые этот труд был напечатан, мне кажется, в Германии. Г-н Шумахер добыл для библиотеки [224] самое лучшее и редкое его издание. Г-жа Мериан превосходно нарисовала много разнообразных растений, особенно цветов, эти рисунки он (Шумахер. — Ю. Б.) показал мне. По рисункам должны были делать и уже делали гравюры, и особый трактат с ними был подготовлен к печати. Что касается этих изменений, они наблюдаются у некоторых насекомых, растений и животных и, я думаю, мoгyт быть разделены на три вида, соответственно: естественные, случайные и кажущиеся.

Я видел среди редкостей животного мира рыбу, весьма похожую на ту, что немцы называют Guappen, а шведы Sempla. Полагают, будто эта рыба первоначально была лягушкой, а изменение произошло таким образом: хвост рос и удлинялся, в то время как ноги укорачивались. Как бы то ни было, совершенно очевидно, что она имеет лягушачий рот. Согласно общему предубеждению или мнению, однако, скорее, грубо ошибочному, хамелеон меняет окраску или принимает цвет предмета, к которому его приложат, благодаря прозрачности своего тела. Я видел множество хамелеонов в Турции, где они распространены, особенно в окрестностях Смирны. Если хамелеона опустить на траву, он действительно покажется зеленым и также принимает окраску других предметов, к которым его прикладывают, но это происходит только на солнце, в противном же случае он сохраняет свою собственную окраску. Мистер Итон, английский медик, живший тогда в этом городе, называл причиной данного явления то, что из тела этого маленького существа выделяется клейкая жидкость, и когда на него падают солнечные лучи, получается отражение предметов, на которых хамелеон лежит или которые находятся к нему ближе всего, и тем самым он заимствует их цвет. Г-н Шумахер рассказывал мне о растении, растущем по берегам рек Борисфен ⁶² и Волга близ Самары и в некоторых других частях России, каковое растение по-латыни называется Agnus Scyticus или Zoophitum (Это, согласно мнению самых известных ботаников, вид дыни, напоминающей по форме туловище ягненка и прикрепленной к земле черенком, который является как бы пуповиной; что она (дыня. — Ю. Б.) меняет место и поворачивается, насколько пуповина позволяет ей, и высушивает или убивает траву, где лежит (именно поэтому, вероятнее всего, некоторые люди вообразили, что она поедает траву). Добавляют, что когда она созревает, черенок высыхает, и тогда это животное одевается в меховую шкурку, похожую на мех барашка, и что эта шкурка может быть использована подобно иным сортам мехов и т. д. См. универсальный словарь Николаса Лемери, литера Z.) от двух греческих слов: Zoon (животное) и Phiton (растение). Некоторые утверждают, что под видом растения животное, очень похожее на ягненка, не только растет, но и питается травой вокруг себя; ⁶³ он (Шумахер. — Ю. Б.) добавил, что Петр I послал одного такого королю Польши.

Среди книг по медицине и анатомии Guillielmi Pisonis Apothegmata, Ruschii Thesaurus etc., Observationes Anatomicae Dominici Santorini. Последняя книга посвящена автором Петру I и напечатана в Венеции; она имеет богатый переплет и позолоченный обрез.

Библиотека очень обширна и значительна, она составлена по большей части из библиотеки покойного герцога Курляндского, [225] который женился на нынешней императрице Российской, а также из библиотеки герцога Голштинского, ее он (Петр I.— Ю. Б.) забрал и приказал доставить в Петербург вместе со знаменитым Готторпским глобусом, после того как королю Дании была оказана помощь в овладении всем герцогством.

Что не было предпринято? Чего не исполнил Петр I, что бы он еще предпринял и сделал, проживи дольше? Какое искусство, какую науку не ввел он в своей империи? Он учредил публичные лекции по анатомии, даже названия которой его подданные не знали до его правления. Он купил кабинет знаменитого Рюйша, содержащий множество разнообразных препаратов и уродов, столь же поучительных, сколь и любопытных.

Среди препаратов и уродов мне показали несколько corions, то есть зародышей, образовавшихся в чреве в своей естественной среде и затем сохраненных в искусственной. ——— Яйцеклетки, ⁶⁴ как оплодотворенные, так и неоплодотворенные, с отклонениями или без оных; одни с образовавшимся зародышем, другие без него; из одних зародыш извлечен, из других нет. Все части и ступени развития, положение ребенка в утробе в возрасте от 15 дней до 9 месяцев. — — — Половые органы гермафродита, у которого лишь женские были найдены способными к копуляции и оплодотворению. Утверждают, что у всех гермафродитов всегда лишь один пол способен к этому. — — — Четырехмесячный человеческий зародыш мавританской девочки, голова которой больше тела. — — — Калмыцкий ребенок примерно девяти месяцев с двумя телами и двумя головами, с хорошо оформившимися всеми соответствующими органами; его головы, кроме того, были почти отделены друг от друга. — — — Рука мужчины, умершего от чрезмерного пьянства, со всей кровью, оставшейся в венах.

Череп француза, весь цельный, состоящий из сплошной кости, без малейшего следа разделения. Француз очень страдал головными болями, имел очень большое сердце и большой желудок, а его детородный орган был очень маленьким; он поразительно много ел и пил и был ростом больше 7 футов. Он родился в Калэ и звался Буржуа. Царь привез его из Франции в Петербург, где он и умер в возрасте 42 лет, оставив вдову с двумя детьми; она вновь вышла замуж за одного из гайдуков императрицы Екатерины.

— — — Летающий, как утверждают, дракон, или, как говорят, змей с крыльями — о нем рассказывают много удивительных историй и сделано много его забавных изображений в виде дьявола или тех фигур, какими обыкновенно изображается сей ангел тьмы; в действительности же это род ящера, но крылья его, кроме того, что они слишком малы, чтобы поднять его тело, годились скорее для плавания, а не для полета. — — — Саламандра, о которой также рассказывают историю, а именно, что она живет в огне и не сгорает. Некоторые натуралисты, испытывавшие ее, утверждают, что этот зверек действительно сопротивляется огню дольше, чем какой-либо другой. Они объясняют это тем, что из тела зверька выделяется присущая ему одному влага или жир, и пока она выделяется, зверек, кажется, остается живым или же по крайней мере сохраняет форму своего тела. Но как только запасы этого [226] жира исчерпываются и выделение прекращается, он рассыпается в прах. Из этого я заключаю, что саламандру можно сравнить с горящей свечой, фитиль которой не сгорает и не меняет форму до тех пор, пока не кончится сало, смачивающее его.

Я видел там змей различнейших типов; кроме того, очень мною животных и насекомых других видов; их перечисление было бы утомительно. И все это столь хорошо сохранено благодаря рас г вору, приготовленному г-ном Рюйшем, что их не отличить от живых.

Среди чучел животных я видел род зайца, передние ноги которого гораздо короче двух задних. — — — Мантуку, разновидность лисы, с тем отличием, что хвост не такой пушистый и длинный, как у обычной лисицы, о чем можно прочитать у Уильяма Пизона. — — — Птицу, называемую райской птицей, о которой говорят, что у нее нет ног, но это ошибка: ноги есть, но она втягивает их, как будто под кожу, подобно тому как черепаха втягивает голову.

— — — Казуара — индийскую птицу, весьма похожую на страуса фигурой и величиной, но она вместо хохолка из перьев имеет нечто вроде пушистой шапки; ее яйца, кроме того, длиннее страусиных.

Среди современных, древних и искусственных редкостей [видел] несколько превосходных маленьких корабликов и галер со всем тем, что к ним принадлежит. Ковчег, в который р[имские] католики кладут освященное тело Христово, — так искусно позолоченный и изящно выделанный, что о нем можно было бы сказать, как Овидий сказал о Дворце Солнца, а именно, что работа здесь более ценна, чем материал; декоративная отделка представляет собой портик старого готического кафедрального собора. Мне говорили, что дед Петра I отнял его у тевтонских рыцарей, но это противоречит истине по хронологии: этот орден был уничтожен задолго до того, в правление Ивана Васильевича, прозванного Тираном. ⁶⁵ Он был вторым из семьи Веаlа, кто носил титул царя. ⁶⁶ Я намекнул, какое опустошение он произвел в Ливонии, которую обложил данью. Епископ Дерптский должен был выплачивать ему свою долю — 1000 золотых дукатов ежегодно. В 1560 году он (царь. — Ю. Б.) взял крепость Феллин и в качестве трофея увез в Москву старого великого магистра Фюрстенберга, который был там на покое после своего отречения. ⁶⁷

Мне показали кусок золотоносной руды из Сибири, руда содержала очень много золота, и золотоносный песок (Меня уверяли, будто фунт такого песка дает целых 14 унций чистого золота, и подтверждали то, что я, сомневаясь, сообщал в моем 2-м томе, а именно, что русские находят этот песок главным образом в реке Дарья.), найденный близ Каспийского моря; железную руду, найденную близ озера Онега, из которой русские производили все, в том числе легкие и прочные пушки, не уступающие бронзовым. — — Серебряный ключ из Дербента, изображение которого обозначено буквой С на рисунке II. Гробницу (Urn) из редкостного мрамора с голубыми и красными прожилками, с вырезанными изображениями крестов, найденную в Сибири, а также много других древностей. Русские при помощи этих изображений пытались доказать мне древность христианства [227] в этой стране, но я возразил им, опираясь на суждение известных историков, которые показали, что такие изображения были найдены на монументах, воздвигнутых задолго до рождения И[исуса] Х[ристa]; я много рассказывал о них во 2-м томе. И сами эти изображения, гравюры с которых я заказал, видели не только на монетах древних языческих королей готов и других частей Скандинавии, но также на рунических камнях, которые по-прежнему часто находят в Швеции (см. гравюру XXXII во 2-м томе английского издания).

Идолы, утварь и сосуды для жертвоприношений, большая часть которых была найдена близ Каспийского моря, с до сих пор не понятыми или неистолкованными изображениями. Я обнаружил несколько довольно похожих на эти в Ногайской Татарии, они показаны на гравюре XXII моего 2-го тома на английском языке и на гравюре IV того же тома на французском. Я там также сообщил о карте “С” Каспийского моря, чертеж которого приказал сделать Петр I, и теперь мы имеем точные и подлинные очертания моря и его правильное местоположение.

Там имеется также большое количество медалей, но преимущественно весьма распространенных; если среди них и есть редкостные, то лишь единицы.

Дом, где хранится это собрание редкостей, ⁶⁸ стоит почти напротив больших императорских пивоварен, которые, как уже было сказано, расположены на другом берегу Невы на континенте финляндской Карелии. Троицкий остров тоже следовало бы включить в число относящихся к этому континенту, так как он ближе к нему, нежели к континенту Ингрии, на котором мы теперь находимся. Петр I приказал начертить и обозначить несколько улиц на этой стороне до самого места напротив Ниеншанца и даже еще выше, но там построено лишь несколько домов. Интересно, будут ли они (улицы. — Ю. Б.) когда-нибудь застроены, ведь нынешнему двору, кажется, гораздо больше нравится в Москве, нежели в Петербурге. ⁶⁹

Идя от дома г-на Шумахера, можно увидеть плавильни, или литейные дворы, и кузницы, в которых выделывают якоря и очень многие иные красивые предметы из железа; ⁷⁰ это не так далеко. Или, если идти от реки на юго-восток, попадешь на предполагаемую большую дорогу на Москву. Г-н Фаркинсон, ⁷¹ шотландский инженер, математически рассчитал и вычертил предполагаемую дорогу, она должна пересечь дорогу св. Александра Невского, уже упомянутую. Я вернулся по ней в Петербург. Эта часть, что я покинул, не может быть названа иначе, как обширным и пустынным предместьем; ⁷² я говорю пустынным, так как там могло бы разместиться, согласно плану, втрое больше домов.

Проезжая по дороге св. Александра Невского, я посетил г-на Эванса, английского купца, который обошелся со мной в высшей степени любезно. Его дом выходит фасадом на эту дорогу и стоит у большого протока более чем в версте от Петербурга. ⁷³ Он обустроил участок у дома, сделав его и приятным, и плодородным. Там было найдено множество черепов тех несчастных людей, что погибли при рытье этого протока. Дом — приятный и довольно хорошо построен. [228]

Проток в месте, где он пересекает упомянутую дорогу, переходят по подъемному мосту длиной более 50 шагов и состоящему из двух частей. ⁷⁴ В середине он скреплен; мост построен совершенно по голландскому образцу, как и многие другие, там и сям перекинутые через все различные каналы. По обеим сторонам дороги проложены узкие канавки с фонарями на столбах на английский манер столбы установлены на расстоянии приблизительно от 45—50 до 60 шагов друг от друга. ⁷⁵ Маленький проток, образующий, как я говорил, Адмиралтейский остров, также пересекает эту дорогу примерно в середине предместья, и там есть через него еще один подъемный мост, ненамного короче предыдущего. ⁷⁶

Следуя этой дорогой, которая имеет постоянную ширину, везде хорошо вымощена и кончается у Адмиралтейства, по левую руку видишь рынок, подобный тому, о каком я упоминал на Троицком острове, с двумя рядами лавок, но меньших и более низких, где продают старое платье, домашнюю обстановку и т. д. ⁷⁷

Справа есть площадь окружностью свыше тысячи шагов, на одной части ее — сенной рынок; ⁷⁸ между этой площадью и двумя рядами деревянных домов (один ряд к юго-востоку, другой к северо-востоку) и южной частью тыльной стороны ряда уже упомянутых кирпичных дворцов находятся три улицы почти такой же ширины, как та, по которой я следовал. На этой площади я видел 18 человек, которых наказывали кнутом, в том числе двух молодых женщин примерно двадцатилетнего возраста, одна из них уже была наказана. Палач обошелся с нею в высшей степени безжалостно (Мне говорили, что его предшественник был уволен и что теперешний палач стал его преемником при следующих обстоятельствах. Петр I, приговорив одного русского дворянина к наказанию кнутом, инкогнито пришел посмотреть, как палач исполняет свое дело, и, увидев, что он щадит наказуемого, объявился на месте экзекуции, взял кнут из его рук, нанес изо всей силы наказуемому еще несколько ударов и приказал нынешнему, который тогда был слугой упомянутого палача, со всей силы дать тому 50 ударов, что он и сделал к удовлетворению его величества и был назначен на эту должность, исполняющим каковую с большим умением по отношению к этим 18 человекам я и видел его.). После этого они были отправлены трепать и прясть коноплю на новую полотняную мануфактуру, основанную Петром I примерно в трех верстах отсюда, где голландцы обоих полов были поставлены управлять и учить русских делать добрую и тонкую ткань на голландский манер. ⁷⁹ Я должен сказать в похвалу русским, что они способны усваивать быстро и твердо и хорошо запоминать выученное. Но я должен также добавить, что по отношению к большинству из них необходима определенная строгость, особенно поначалу. Петр I, как он часто говаривал, превосходно осознавал эту необходимость и подчас так и поступал. Я должен сказать, что голландцы и голландки во главе этих полотняных мануфактур были во время Петра I, — теперь, как мне говорили, остались лишь одна или две женщины.

Продолжая следовать большой дорогой св. Александра Невского на юго-запад, слева видишь другую площадь, более узкую, но по крайней мере такую же длинную, как предыдущая, к которой она [229] обращена; с севера на юг она ограничена рядом домов, в большинстве кирпичных, а с другой стороны весьма посредственной церковью, в основном деревянной, и несколькими домами, также выстроенными из дерева; между ними и Адмиралтейством проходят красивая, хорошо вымощенная улица, а также рвы, которыми оно окружено. Эта площадь ограничена с востока несколькими лучшими домами, среди них были и довольно плохие. ⁸⁰ Там на трех столбах были головы троих продовольственных комиссаров, ⁸¹ которых Петр I за лихоимство приказал обезглавить после чрезвычайно сурового наказания кнутом.

Адмиралтейство — это большой корпус или комплекс великолепных и регулярных зданий, напоминающий Арсенал в Венеции, о котором я говорил в 1-м томе моего сочинения. Петр I, стремившийся перенимать и вводить в своей империи все имевшееся где-либо лучшее и полезное, что он видел и о чем слышал, достал план венецианского Адмиралтейства с чертежами судов и галер, какие там строят. В нем есть большой и хорошо вымощенный двор. То, что называется адмиралтейским двором, скорее следовало бы назвать адмиралтейской верфью, поскольку там строят корабли и галеры (однако главное место, где строят последние, называется Галерным адмиралтейством, о нем я кое-что сообщу ниже). Я мог бы сказать, что на адмиралтейской верфи прежде было построено сколько-то кораблей и галер, так как в ту пору не строили уже никаких ни в Галерном адмиралтействе, ни даже в Кронштадте, хотя газеты, особенно английские официальные в Лондоне, сообщали, что там (в Петербурге. — Ю. Б.) строят суда сотнями. Там было 16 галер, начатых постройкой до кончины Петра I, но не завершенных из-за нехватки денег. ⁸²

Этот двор окружен рвами, очень глубокими и полными воды, а также прочным валом и защищен добрым бруствером. Все Адмиралтейство тоже окружено таким валом и рвом, и пройти в него можно только по подъемным мостам. В упомянутом дворе имеются два деревянных склада для хранения древесины, якорей и всего прочего, относящегося к строительству и оснащению кораблей; рядом расположен арсенал для артиллерии и ручного оружия.

К юго-западу от этого двора стоит одна из превосходнейших церквей Петербурга, по крайней мере она обещала стать таковой, когда я ее видел, так как еще не была достроена. ⁸³ На той же стороне вдоль Невы, почти у Екатерингофа, много каменных и кирпичных дворцов, принадлежащих дворянам, морским и армейским офицерам. К тому же река окаймлена домами и на Васильевском острове, находящемся напротив. Среди них дворец князя Меншикова, затмевающий все остальные, не исключая даже императорских дворцов, которые все вместе не стоят его одного. Можно сказать, что на Адмиралтейском острове и острове св. Василия находятся самые величественные здания Петербурга. О Васильевском острове я скажу после того, как несколько подробнее сообщу о наибольших достопримечательностях Адмиралтейского. Я продолжу рассказ также до самого Ораниенбаума — наиболее великолепного [230] увеселительного дома, покроенною князем Меншиковым в 10—11 верстах отсюда ⁸⁴ вниз по Ингрийскому берегу. Кроме того, я перейду к Кронштадту на острове Ретусари, расположенном почти напротив Ораниенбаума.

Недалеко от новой церкви — постоялый двор князя Меншикова. Это длинное низкое строение с большим количеством просторных помещении и другими удобствами для приезжих, оно полностью деревянное. Позади упомянутых дворцов на Адмиралтейском острове находится канатный двор длиной не менее 800 шагов. Между ним и дворами или маленькими садами, относящимися к этим дворцам, вдоль гои же стороны канатного двора идет только широкая, хорошо вымощенная улица. Но у малого протока, образующего, как я выше говорил, Адмиралтейский остров, есть большая кузница Адмиралтейства, в которой не менее 31 горна. Еще ниже, в конце острова, на Неве расположено Галерное адмиралтейство, ⁸⁵ находящееся там, где малый проток соединяется с рекой посредством маленького своего рукава и вливает в реку воду, которую из нее заимствовал, посредством двух больших рукавов — один примерно в 200, а второй примерно в 300 шагах ниже Галерного адмиралтейства.

Галерное адмиралтейство стоит на весьма обширном участке, разделенном несколькими каналами. Это большое сооружение, полностью деревянное, за исключением дома из камня и кирпича со многими помещениями, складами и т. д. Я видел там много галер, которые, однако, по величине и богатству не идут ни в какое сравнение с турецкими; самая большая не могла взять на борт свыше 300 человек при пяти пушках. ⁸⁶

Близ устья Невы расположен Екатерингоф — увеселительный дом, построенный для императрицы; он приятен, но не более того. Дом целиком выстроен из дерева, апартаменты в нем низкие и узкие, сад весьма запущен, наводнения, которым подвержена река, видимо, часто уничтожали труд садовников и не позволяли привести сад в более или менее сносный порядок.

Примерно 12 верстами ниже, где маленькая речка Стрельна впадает в Финский залив, находится мыза Стрельна — дворец, который начал строить Петр I, но его смерть не позволила завершить строительство. Он ставил не менее 10—12 тысяч человек на строительстве сада и гавани и т. д. Вода у этого берега была настолько мелкой, что к нему не могли подойти даже самые маленькие суда. Петр I прикачал воздвигнуть из земли и (ратин пирс шириной около 20 шагов и более чем на 600 шагов выдающийся в море, с тем чтобы безопасно могли подходить большие суда. Он приказал прокопать каналы для осушения болотистой и бесплодной земли, какая в основном и была у подножия холма, на котором он решил построить свой дворец. Император приказал поднять и обогатить новой землей болота, посадил там сначала около тысячи лип, из которых не погибло и тридцати. Он добавил туда фруктовые деревья, которые, согласно его желанью, хорошо прижились. Петр I был настолько удовлетворен этим счастливым началом, что вместо первоначально построенного деревянного дома [231] решил возвести большой роскошный дворец из камня и кирпича по проекту или плану, представленному ему одним способным итальянским архитектором. ⁸⁷ Стены и вся кладка были почти завершены, когда Петр I умер. Из того, что я видел, проезжая мимо этого места, ясно, что если бы работы были продолжены, это бы затмило и далеко превзошло величиной и великолепием даже Петергоф, о котором я расскажу ниже. Однако ничего не было там сделано со времени кончины этого монарха; более того, некоторые части уже грозили обрушиться, не будучи защищены от воздействия погоды. ⁸⁸

Примерно в 13 верстах далее на юго-восток ⁸⁹ находится Петергоф — простой маленький дом, который если и заслуживает называться дворцом, то благодаря построившему его великому монарху. Однако дом возведен частично из камня, частично из кирпича, довольно регулярный и приятный. Он расположен чрезвычайно удачно на возвышенности, к северу обращен на обширный сад, находящийся вровень с ним. Этот сад в хорошем порядке, с несколькими прудами и прекрасными фонтанами, и под холмом есть другой, омываемый с севера морем и протянувшийся далеко с востока на запад. Этот сад обустроен гораздо богаче первого различными водяными затеями, несколькими очень приятными строениями, преимущественно из хорошего песчаника, с колоннами, статуями, бюстами, живописными изображениями, выбрасывающими воду фонтанами. Есть цветники, здания в стиле храмов, летние дома, залы, гавани, и все это исключительно хорошо размещено. Когда спускаешься в этот сад от дворца по двум высеченным в холме величественным лестницам, по левую руку видишь прекраснейший грот, от него к подножию холма идет тройной каскад с несколькими статуями и фигурами из позолоченного свинца. От этого каскада начинается прорытый до моря глубокий канал, по нему сюда могут подходить яхты и другие суда.

Среди наиболее примечательных фонтанов есть один в середине партера, довольно близко от грота; фонтан, выбрасывая воду примерно из ста трубок, образует занятную пирамиду. Есть другой, меньший, но производящий почти такой же эффект, он расположен напротив оранжереи. Эта оранжерея — весьма приятное строение с редкостными деревьями и растениями из чужих стран. Бассейн Евы — самый красивый из всех, он снабжен превосходными фигурами и украшениями, некоторые из них мраморные. Фигуры других фонтанов — почти все из позолоченного свинца либо из меди.

Среди наиболее ценных зданий — Монплезир и Марли (Так назвал эти маленькие здания француз, который жил там и показывал мне все заслуживавшее осмотра.). В обоих богатое убранство. Монплезир — это, как они его называют, маленький дворец, очень приятный, состоит из довольно длинной залы и красивой галереи над ней, с хорошо расположенными и спланированными апартаментами по обоим концам [здания]. Потолки залы и галереи, а также некоторых апартаментов расписаны фресками и украшены лучшими рисунками г-на Пильмана. Перед этим [232] маленьким дворцом — терраса, с которой открывается превосходный вид на залив. Терраса окаймлена балконом, образующим своего рода галерею вокруг партера, составляющего середину террасы.

Марли — павильон, красиво построенный и довольно высокий, его вершину огибают тонко выделанные железные перила, образующие балкон. Он весьма напоминает турецкие беседки. Мне рассказывали, что когда императрица приезжала сюда (как это было, например, при ее приезде с князем Меншиковым незадолго до моего появления в Петербурге), здесь везде, даже в садах, устраивали иллюминацию, а в вечер их приезда зажгли свыше 4 тысяч фонарей. Добавляли, что князь приказал сделать подобное в своем доме и в садах в Ораниенбауме, когда императрица оказала ему честь своим посещением.

Ораниенбаум — великолепный увеселительный дом, а скорее величественный дворец примерно в девяти верстах от Петергофа, на том же берегу. Ничто из того, о чем я сообщал, не может идти с ним в сравнение ни по великолепию, ни в других отношениях. Дворец построен из кирпича и камня и тоже на возвышенности, как и два предыдущих дворца. Он имеет два фасада — один на север, другой на юг, с двумя крыльями при каждом фасаде. Южный фасад ⁹⁰ выполнен в виде молодого месяца и обращен к заливу, до которого от него более 500 шагов. Поскольку вода у берега очень мелкая, князь для удобства причаливания приказал не только построить деревянные мостки, выдающиеся в залив более чем на 300 шагов, но также выкопать канал, который кончается за двадцать шагов до находящейся с этой стороны дворца части сада. Построен также в конце этого канала довольно приятный дом из камня и кирпича, его отделяет от сада обычная дорога. Фасад, обращенный к заливу, от одного угла до другого украшен колоннами; между колоннами и дверьми, ведущими в апартаменты, находится галерея такой же длины. С обоих концов дворец завершается довольно изящными пристройками, внешне похожими, каждую венчает купол. Но в восточной находится красивая часовня. ⁹¹ Непосредственно под галереей во всю длину полумесяца есть хорошо вымощенная площадка, откуда можно спуститься в сад, содержащийся в превосходном состоянии, и полезное там весьма дополняет приятное. Сад простирается далеко с востока на запад. Главный садовник (им был швед) показал мне все достойное внимания как во дворце, так и в садах. Он сообщил мне, что князь очень редко приезжал в Ораниенбаум, но имел обыкновение ездить в свое поместье близ Петербурга.

Апартаменты дворца устроены весьма изобретательно и украшены многочисленными картинами — как духовного, так и светского содержания, последних большинство. По другую сторону на холме раскинулся очень обширный сад с большим прудом посередине. Сад ограничен отчасти длинным рядом красивых конюшен, отчасти помещениями для слуг, а остальная часть обнесена стеной. Спускаясь вниз через маленькую вымощенную внутреннюю площадку по направлению к берегу моря, пересекаешь сад и проходишь мимо [233] замечательного бассейна с фонтаном, выбрасывающим воду в каскад. Фонтан украшен многочисленными скульптурами. Затем, выходя из сада, пересекаешь большую дорогу, упомянутую выше, откуда не менее 150 шагов до деревянных мостков.

Я отправился оттуда морем в Кронштадт, расположенный, как я уже говорил, напротив Ораниенбаума. Был почтовый день, я воспользовался возможностью плыть на судне, посланном из кронштадтского адмиралтейства за письмами. Там всегда есть одно судно, стоящее наготове для любой иной оказии с этого берега. Поскольку не было ветра, гребцы гребли и переправили меня за полтора часа до большой гавани, обозначенной № 18 на гравюре II. В этой гавани может поместиться свыше тысячи военных кораблей, она закрыта, как можно увидеть, деревянным молом, сооруженным в воде на сваях, заполненным фашинами и другими подобными же материалами, как на мызе Стрельце. Мол образует красивую широкую набережную, которая простирается от № 3, являющейся меньшей гаванью (она может вместить сто кораблей), до № 4 — гавани торговых судов. Большая гавань имеет глубину от 22 до 42 футов, она была устроена и приведена в то состояние, в каком я ее видел, за четырехлетний срок. Там расставлено много причальных тумб для швартовки кораблей, как лошадей в конюшне. Их установил командор Лейн, ⁹² шотландец, вскоре после Полтавской битвы представивший царю проект мола, который он осуществил по приказу царя и к его удовлетворению. Когда это было сделано, он шутливо сказал царю: “Конюшня готова, мы ждем лошадей”. Его величество ответил: “Да, и весьма большая, мое дело найти их — скоро они у нас будут”. И действительно, он уже отдал распоряжение и принял для этого меры; он не только вызвал из Англии и Голландии кораблестроителей, но также приказал закупить там несколько уже построенных кораблей; царь приказал построить также несколько кораблей в Петербурге или в завоеванных им гаванях Балтийского моря. Он применил на практике знания в области этого искусства, полученные им в Англии и Голландии. Петр I сам построил несколько кораблей, очень многие его подданные, которых он определил в ученье к этим приглашенным мастерам, тоже научились строить. Щедрой платой он привлек на свою службу много иностранных офицеров и матросов, и те обучили русских, ставших столь же искусными, как они сами.

Тогда в этой гавани стояло около 20 военных кораблей, самым большим был 96-пушечный “Фридрихштадт”, а самыми красивыми — “Александр” и “Ингерманланд”, построенные англичанином г-ном Брауном. ⁹³ Царь командовал последним из названных кораблей, когда объединенный англо-датский флот, присоединившись к его флоту под Копенгагеном, по приказу своих начальников отдал себя под его командование в качестве главного адмирала. ⁹⁴

Все корабли, виденные мною в этой гавани, были по большей части лишены мачт и в скверном состоянии. Один из высших офицеров флота (оказавший мне бесчисленные любезности за время моего трехдневного пребывания в Кронштадте) весьма искренне сообщил, что англичане и датчане не имели причин для тревог, с тех пор [234] (Рисунок с плана из книги О. де ла Мотрэ.) как императрица оказалась не в состоянии снарядить и послать 15 военных кораблей на три месяца. Действительно, у многих из этих кораблей сгнили днища, даже у некоторых не выходивших еще в море. Там было лишь незначительное число матросов, большинство иностранцев оставило русскую службу. Я не видел и двадцати англичан. Склады были почти все пусты. Единственным проходом для кораблей любого размера является № 5 между № 6 — крепостью Кроншлот (Кроншлот находится на расстоянии немногим дальше пушечного выстрела от Peтycapи, на песчаной отмели, увеличенной сильным течением, и неудивительно, если очертания отмели прежде изображали иными, чем это делаю я; крепость подобия большой башне с тремя галереями, расположенными одна над другой, на них установлены пушки; ее основанием стали сваи с фашинами и камнями.) и № 7 — цитаделью (Цитадель — восьмиугольная, стоит на твердой земле и построена в высшей степени прочно. ⁹⁵), так как вода во всех остальных местах мелка — всего лишь 4—5 футов в направлении обоих берегов. А где вода у № 6 достаточно глубока для самых больших кораблей, там на этой крепости стояло не менее 200 пушек и еще гораздо больше на цитадели, где могло быть размещено свыше тысячи пушек, если бы потребовалось. Пушки — бронзовые и чугунные, большинство чугунных, но столь же хороших. Насчитывали 970 пушек на батареях № 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14. [235]

Мол гавани для купеческих судов построен на сваях, как и молы двух гаваней для военных кораблей; гавань очень велика, глубока и надежна. № 15 — новый канал, начатый Петром I и не оконченный, но уже в значительной части прокопанный ко времени его смерти. На канале с тех пор не работали, или во всяком случае работали очень мало. Его предполагали довести у № 16 до моря, которое находится на расстоянии версты, и до № 17, где предполагалось построить верфь и где едва приступили к работам. Этот канал в своем конце имеет глубину 22 фута и ширину около 100 футов. Рассчитывали, что он должен быть по крайней мере две версты протяженностью, вместе с двумя рукавами, где предполагалось построить доки, с таким расчетом, чтобы их можно было осушить за час при помощи ветряка. № 18 — маленький дом, который построил для себя командор Лейн, когда управлял рабочими. Дом поставлен на воде на сваях, как молы; его венчает купол, в доме четыре комнаты. Лейн говорил мне, что царь обычно посещал его там, бывая в Кронштадте посмотреть, насколько продвинулись работы. Он также требовал браги, ⁹⁶ заставлял Лейна пить и сам пил за его здоровье, называя его лендлордом.

№ 19, 20 и 21 — склады, также на воде, целиком из кирпича и камня, хорошо зацементированные для хранения черного пороха. № 22, 23—другие склады (деревянные) для хранения всевозможных военно-морских припасов, продовольствия, канатов, парусов и т. д. Я был в них и нашел их, как и сказал, почти пустыми. ⁹⁷

Дома в Кронштадте, за малым исключением, деревянные, улицы скверно вымощены, но те дома, что обозначены № 24 близ нового канала, красиво построены из кирпича, в два или три этажа. Петр I планировал перерезать весь город каналами, как в Голландии. За некоторое время до кончины он приказал, чтобы дома тоже строились из кирпича, по крайней мере купцами и другими людьми, которым обстоятельства это позволяли, и чтобы, как в Петербурге, каждый без исключения замостил перед своим домом улицу. Петр I приказал построить [для себя] красивый большой дом. Aпартаменты для его величества еще не были достроены, нижняя часть была сдана купцам для хранения товаров. Там начали копать очень большой пруд посреди двора. Петр I должен был открыть сообщение нового канала с этим прудом для прохода его яхт и других судов, на которых бы доставлялось туда все необходимое. Первым построил в Кронштадте прекрасное здание князь Меншиков: его дом возведен из доброго песчаника и кирпича, двухэтажный, над большими помещениями, которые он сдавал купцам для хранения товаров. Eго величество и он (Меншиков. — Ю. Б.) жили в этих апартаментах. Мне следовало бы сказать — их величества — император и императрица и Меншиков, так как эти три персоны казались одним целым и были неразлучны. Я мог бы добавить, что Петр I всегда изображал подданного, а Александр Меншиков — суверена, что он (Петр — Ю. Б.) оставил ему (Меншикову — Ю. Б.) всю пышность, великолепие и розы короны, не сохранив за собой от нее ничего, кроме забот и шипов. [236]

Этот дом построен отчасти из камня, отчасти из кирпича, он вполне заслуживает именоваться дворцом, ибо имеет два великолепных крыла, придающих ему вид такового. Русская церковь, которая стоит недалеко от него, — одна из самых прекрасных и лучших, виденных мною в этой стране.

Г-н Лейн не хотел поселить меня нигде, кроме как в своем доме, он представил меня адмиралу Сиверсу и некоторым другим высшим офицерам флота, они оказали мне самый радушный прием Адмирал при моем первом визите к нему оставил меня отужинать Он также любезно предоставил мне свою карету и свою шлюпку для осмотра острова и гаваней.

Остров песчаный и повсюду неплодородный; гавани таковы, как я их описал. Командор Лейн с такой похвалой отзывался об изделиях из меди, железа и стали, изготовляемых у Систербека при помощи водяных мельниц и механизмов, что разжег во мне любопытство, и я решил осмотреть их при возвращении в Петербург водой — это кратчайший путь, так как он на 4—5 верст короче, чем по суше.

Эти изделия — главным образом ручное оружие (например, ружья, пистоли, палаши, ножи, косы и т.д.). Водяные машины и кузницы весьма напоминают шведские, о которых я подробно говорил во 2-м томе моего сочинения, однако у Систербека изделия доводят до гораздо большего совершенства, чем в Швеции, они здесь лучше отделаны и отполированы. Работники почти все были русские, так что эта нация, научившись у иностранцев, превзошла их. Кузнечные мехи и молоты приводятся в движение течением маленькой речки Систербек, ⁹⁸ текущей на юг из финляндской Карелии и впадающей в залив примерно в 13 верстах ниже Петербурга, то есть почти на таком же расстоянии, что и речка Стрельна, текущая из Ингрии.

Я решил, как и обещал, закончить эту длинную главу рассказом об острове св. Василия и о монастыре св. Александра Невского. Остров св. Василия, или Васильевский (как его называет здешний народ), не такой длинный, как Адмиралтейский остров, но значительно шире. Петр I подарил его князю Меншикову; князь построил здесь дворец, являющийся главным украшением этого острова, а точнее, создал здесь маленький, но блестящий город из нескольких кирпичных и деревянных зданий и построек, которые он возвел. Я не стану предпринимать описания дворца, он один обеспечил бы меня материалом, достаточным, чтобы заполнить другую столь же длинную главу, как эта. Но я пройду по нему так же бегло, как по дворцу в Ораниенбауме. Он трехэтажный и покрыт железными листами. Фасад, вход и двойные марши лестниц величественны. Архитектурные украшения и роспись выполнены с утонченным вкусом и чрезвычайно радуют глаз. Залы между апартаментами, передние, комнаты и галереи расположены превосходно, все здесь просторно и пропорционально; обстановка исключительно изысканная. Думаю, что мне следовало бы сказать: была, ибо предполагаю, что ее забрали, когда хозяин был сослан Петром II. ⁹⁹ Зал, где князь устраивал приемы, праздники, давал балы и т. п., необыкновенно длинный, широкий [237] и высокий, там по обеим сторонам висели различные картины, вызывавшие восхищение знатоков; среди картин были изображавшие Полтавскую битву и другие победы, одержанные русским оружием над Швецией. Все соответствовало великолепию этого дворца; были во множестве серебряные сервизы всевозможных видов и форм, я еще находился в Петербурге, когда князь получил из Англии новый сервиз ценой в 6 тысяч фунтов стерлингов. То, что князь уже имел, стоило значительно больше как по весу, так и по действительной ценности, но тонкая работа этого нового сервиза несравнимо превышала те, другие, и по искусству, и по цене. Одни говорили, что князь приобрел его для подарка императрице, другие — что это она заказала сервиз в подарок князю, и последнее наиболее вероятно, ибо как только сервиз оказался у него в руках, императрица прибыла во дворец посмотреть на него и ужинала с князем. Императрице было подано [кушанье] на этом сервизе; она оставалась там за полночь. ¹⁰⁰

Князь возвел очень красивую каменную церковь перед своим домом; точнее говоря, церковь отделена от дворца лишь каналом. Колокольня превосходна и имеет куранты. Я видел в этой церкви нечто в высшей степени необычное и даже противное греческой религии, резные деревянные изображения; ¹⁰¹ есть также кафедра, что является, конечно, новшеством, ибо вряд ли можно было встретить в русской церкви что-либо подобное до правления Петра I или до тех пор, когда усилиями этого монарха знание пришло на смену невежеству.

К величественному дворцу относятся обширные дворы, ограниченные различными зданиями; позади находятся конюшни на 400—500 лошадей и обширные, благородно спланированные сады, укрощенные всем тем, что может услаждать вкус и глаз. Помимо многие других домов, построенных князем для сдачи внаем, дом его главного конюшего ¹⁰² вполне сравним с наиболее величественными Дворцами Петербурга, если не превосходит их. Он трехэтажный и покрыт, как и дворец Меншикова, железными листами.

Здесь я осведомился о графе Яне Сапеге (В своем описании Бендер я упоминал о том, что сталось с графом Яном Сапегой после того, как он покинул шведского короля.), который ныне является главой знаменитого семейства, носящего это имя. Но от управляющего его сына я узнал, что он в Польше. Молодой граф приехал, чтобы жениться на дочери князя, — той самой, я думаю, которую годом позже обручили с Петром П. ¹⁰³ Императрица произвела отца в фельдмаршалы по рекомендации князя, которому последние обещал свою поддержку и влияние для того, чтобы князь стал Правопреемником герцогства Курляндского. Граф, учитывая Сквернее обстоятельства своих дел, очень нуждался в такой поддержке, а деда его были плохи исключительно из-за отсутствия экономии; я говорю — из-за отсутствия экономии, так как он постоянно тратил гораздо больше своих доходов. О его плохих обстоятельствах я знал не более, чем об образе жизни, когда одолжил ему в 1713 году в Бендерах [238] 100 дукатов. Не знал и мистер Джеффрис, ¹⁰⁴ одолживший графу тысячу. Ни я, ни он так и не получили своих денег назад. Не имею я и никаких видов на возвращение долга, почему и благодарю Бога, что потеря не оказалась большей. Мне хотелось бы, чтобы эта потеря стала единственной и самой крупной, какую я пережил, оказывая услуги ложным друзьям или доверяя людям, которые обманывали меня, прикрываясь дружбой. Я доволен собой, однако, в том что на протяжении примерно 32 лет путешествий соображался со своими возможностями, никогда не занимал ни пенса сверх той суммы, какую мог по требованию заплатить. Упомянутый граф выдал мне вексель для губернатора Равича, маленького города в его владениях. Губернатор же не только не оплатил векселя, но сказал, что кроме того, что граф задолжал деньги ему самому, и город-то заложен на сумму, превышающую его стоимость. С момента опротестования векселя я написал графу по меньшей мере 20 писем, он не ответил ни на одно из них. Я написал некоторым своим и его друзьям в Польше и России с просьбой поговорить с ним об этом. Теперь он ответил, что распорядится об уплате.

В своем последнем письме из Польши (приехав туда, я узнал, что он вернулся в Россию) я писал, что помню, как в Бендерах он называл меня своим самым дорогим другом, когда ему понадобился мой кошелек; писал, что его молчание на мои письма, его слова моим друзьям и т. д., неисполнение его приказов, якобы им отдаваемых, заставляют меня опасаться, что я потерял его дружбу, а с нею и свои деньги. На это письмо я не получил ответа. Если он все же заплатит мне, на что я не смею надеяться, я воздам ему должное и напишу об этом с благодарностью в своем следующем томе. У его сына были прекрасные апартаменты во дворце князя Меншикова; императрица сделала его (сына. — Ю. Б.) одним из своих камергеров, и он довольно мило смотрится [при дворе].

Петр I, восхищенный этими зданиями, придававшими блеск его столице, задумал построить там новый, блестящий и большой город, причем весь из камня и кирпича, добавив к имевшимся еще много домов или расширив маленький город князя Меншикова, и меня уверяли, что, желая сделать князю приятное, он хотел назвать этот город Александрией (Имя князя Меншикова — Александр.). Учитывая, сколько царь уже сделал в этом направлении, он не хотел целиком передоверить это своему фавориту. В соответствии со своим решением Петр I приказал многим боярам, которые, как он знал или слышал от князя Меншикова, были достаточно богаты, не только построить там кирпичные дома, но и приехать жить там со своими семьями в одном или нескольких домах, или чтобы по крайней мере некоторые из их женатых детей заселили дома своими семьями. Под страхом сурового наказания он предписал боярам не только число домов, которые они должны были построить, но также их материалы и форму, участки для строительства, предписал ширину и длину улиц, род камней для мощения, глубину и ширину каналов, которые надлежало прорыть посреди большинства улиц по голландскому образцу (Некоторые улицы я измерил и определил, что они около тысячи шагов длиной, 50 и более шириной, каналы, только начатые и не продолженные после кончины Петра I, имели ширину несколько более 15 шагов.). [239]

Я бывал в обществе некоторых из тех, кого он обязал строиться на Адмиралтейском острове, и они говорили, что они имели “прекрасные дома в окрестностях Москвы с плодоносными садами и землями, доходы от которых были достаточны для удобной жизни в удовольствиях вместе с семьями, но они были вынуждены приехать сюда и жить в этом нездоровом и неприятном климате, где не могут иметь ничего, кроме чрезмерно больших расходов, средства на покрытие которых им приходится получать издалека”. Они предложили мне отведать, наряду с другими вкуснейшими фруктами из тех садов, каких-то прозрачных яблок восхитительного вкуса. Они добавляли, что их не только заставили покинуть свои дома и сады, но что они не смели вернуться туда во время его (Петра I. — Ю. Б.) правления, разве только на краткий срок по важному и неотложному делу и с ею позволения, которого им приходилось выпрашивать на протяжении целых месяцев. Они легко признавались в том, что часто желали, чтобы Петербург ушел под воду.

Сей монарх обязал дворянство строиться и на острове св. Василия. За его собственный счет построен очень большой дом с обсерваторией, весь из камня и кирпича, для академических занятий и проживания членов [Академии]. Как я упоминал, ко времени моего пребывания в Петербурге постройка этого здания была уже в значительной степени произведена. Если она теперь завершена, это здание должно быть одним из самых превосходных сооружений такого рода в Европе. Обсерватория очень высоко вознесена над ним. В двойной купол уже был помещен знаменитый Готторпский глобус, сделанный по проекту Тихо Браге и столь вместительный, что больше 10 человек могут внутри него удобно сидеть вокруг стола. Место, где он поставлен, выбрано почти столь же удачно, как в башне, называемой Уранибург, ¹⁰⁵ о которой я сообщал во 2-м томе. Здание почти такой же высоты, как та башня, поэтому оттуда хорошо наблюдать звезды и все движение небесных тел. ¹⁰⁶

Академия, как я говорил выше, в то время заседала в доме барона Шафирова, ее члены — все люди выдающихся способностей и знаменитые своей ученостью. Императрица Екатерина продолжала платить им такое же жалованье, какое назначил император Петр.

В новом доме были уже полностью обставлены апартаменты г-на Николаев Делиля. ¹⁰⁷ Этот господин хорошо известен своим превосходным искусством в астрономии и иными талантами; он не только один из почетных членов этой императорской академии, но также член Королевской академии в Париже и Обществ в Лондоне и Берлине. Согласно установлению Петра I, подтвержденному Екатериной, он должен был читать астрономию. Его час еще не был назначен, он лишь незадолго до того прибыл из Франции, и было объявлено, что он начнет свои учебные занятия в новом доме. [240]

Г-н Фридрих Шеслер должен был проводить в нем занятия, и уже начал их в старом доме, по арифметике, оптике и архитектуре — с семи до восьми утра и с двух до трех пополудни.

Г-н Иоганн Герман, один из членов императорской Академии и Королевских обществ Лондона и Берлина, а также главный профессор математики, должен был читать алгебру с девяти до двенадцати утра.

Г-н Петер Коль, профессор риторики, должен был вести занятия не только по греческой и латинской элоквенции, ¹⁰⁸ но также по латинской и германской поэзии.

Г-н Иоганн Беккенштейн должен был заниматься гражданским правом и современной историей, его час — от часу до двух.

Г-н Михаэль Бургер, доктор медицины, должен был обучать химии. Г-н Жан Дювернуа должен был заниматься анатомией и хирургией, его час — с двух или трех.

Г-н Георг Буффлингер — теоретической и практической физикой, его час — с четырех до пяти.

Г-н Христиан Гросс — этикой, его час — с пяти до шести.

Г-н Фридрих Майер, экстраординарный профессор математики, должен был давать ее элементы по правилу Вольфиуса.

Г-н Даниэль Бернулли должен был излагать ее законы применительно к медицине, его час с семи до восьми утра.

Г-н Николае Бернулли, профессор математики, должен был учить использованию и применению математики вообще, его час с 8 до 9.

Г-н Теофилус Зигефрид должен был читать как о греческих и латинских древностях, так и о древнеримских медалях и памятниках и т. д.

Г-н Христиан Мартини был назначен профессором рациональной и метафизической философии.

Г-н Иоганн Буксбаум должен был читать ботанику летом и естественную историю зимой.

Г-н Георг Гессель должен был учить искусству рисования и живописи, его час — с 11 до 12 утра и с 4 до 5 пополудни.

Г-н Христофор Марселиус должен был читать гражданскую архитектуру с 10 до 11 утром и с 3 до 4 пополудни.

Г-н Конрад Оснер должен был учить той части ваяния, которая необходима для изучающих архитектуру. ¹⁰⁹

Императорская библиотека (В старом доме находилась часть библиотеки для занятий академиков.) под попечительством и управлением г-на Шумахера должна была быть открыта для публичного пользования дважды в неделю — по вторникам и пятницам с часу до четырех.

Имелось более десяти регентов, или школьных наставников, назначенных обучать молодежь не только немецкому, французскому, латинскому и греческому языкам, но также арифметике, геометрии, географии и т. д. четыре раза в неделю: понедельник, среду, четверг и пятницу с 9 до 11 утра и с 2 до 4 после обеда. Это составляет своего рода колледж, разделенный на пять классов. ¹¹⁰ Словом, все было исключительно хорошо организовано для этой цели. Было приказано отлить [241] в Голландии литеры для печатания на латыни и других европейских языках; я видел столь же хорошие их отпечатки, как и везде. Сознаю, однако, что я более увлекся перечислением частностей, нежели предполагал это сделать; настало время рассказать о монастыре св. Александра Невского.

Красота местности и дороги, но более всего превосходные манеры принявшего меня настоятеля побудили меня побывать там еще; я ездил в монастырь четыре раза. Первый раз — в конце сентября, спустя три-четыре дня по прибытии в Петербург, вместе с г-ном и г-жой Лефорт, ¹¹¹ представившими меня настоятелю. Он оказал нам в высшей степени любезный прием, угостил превосходными цукатами, фруктами, тонкими винами и ликерами. По происхождению он серб, и его мать по-прежнему жила в Буде. Он угощал нас вином из винограда, растущего в окрестностях этого города, с которым я немного познакомился, дважды его проезжая. Настоятель довольно хорошо говорил на латыни, немного по-турецки и на простонародном греческом. Его одежда была черной, как одежда калоерос, или греческих монахов, о которых я говорил в 1-м томе моего сочинения, с той лишь разницей, что подкладка была из пурпурного атласа. На шее он носил золотую цепь, на ней висел золотой крест с шестью изумрудами, пересыпанный на перекладине маленькими бриллиантами. Настоятель жил или по крайней мере принимал гостей в довольно хорошем доме, с юга отделенном от монастыря большой площадью. При доме есть приятный и плодородный сад. Этот монастырь, если когда-либо будет закончен, должен стать превосходным по архитектуре, самым прекрасным и самым большим во всей России. Чтобы дать общее представление о нем, достаточно было бы сказать, что проект создал синьор Трезини и к постройке было привлечено несколько других хороших архитекторов. Я сказал: “если когда-либо будет закончен”, так как в ту пору была сделана лишь половина того, что изображено на № 1 гравюры III, — великолепная церковь, которую начали возводить, должна была находиться в центре всего ансамбля, а ансамбль должен был стать таким, как он изображен на той же гравюре. ¹¹²

Богослужение тогда проводилось в другой церкви, обозначенной № 2 и расположенной к западу (Гравер ошибочно поместил эту церковь на востоке, а на плане, который я дал ему, она на западе, и в результате строениям придано обратное расположение.); она построена в основном из дерева, но очень приятна. В пределах ансамбля есть, кроме того, чрезвычайно красивая часовня — истинная жемчужина по своей архитектуре и декору. Именно в этой часовне покоится прах св. Александра Невского. ¹¹³ Он в гробу, покрытом малиновым бархатом, украшенным по углам золотым шитьем, галунами и бахромой. Гроб находится в южной части алтаря. Несколько ниже на той же стороне стоит трон, на котором сидел Петр I во время церемонии канонизации Александра Невского. Трон украшен подобным же шелком, над троном императорская корона, расшитая золотом. Трон достаточно большой, чтобы на нем могли сидеть два человека; императрица (как мне говорили) [242] в день церемонии сидела на нем рядом с Петром I. Когда она приезжала в монастырь после смерти этого монарха (что делала довольно часто) и присутствовала на богослужениях, проводившихся тогда в этой часовне, она обычно сидела на троне. Князь Меншиков, как правило, сопровождавший ее, сидел слева от нее в кресле с подлокотниками. Когда я впервые увидел ее [в Петербурге] вне дома, мне сказали, что она направлялась туда (в монастырь. — Ю. Б.). У нее на шее был орден св. Екатерины на белой ленте. Расстояние, с которого я наблюдал, не позволило мне разглядеть образ святой, я видел крест, сверкавший драгоценными камнями. Мне говорили, что образ — в середине на эмали, а с другой стороны девиз.

Что касается внешности императрицы, она весьма и весьма изменилась с тех пор, как я видел ее на реке Прут в 1711 году. Императрица утратила хороший цвет лица, отяжелела, лицо располнело и приобрело желтизну и некоторую бледность — словом, она выглядела так, будто ей угрожала водянка.

Монастырь весь — из камня и кирпича; то, что уже закончено, чрезвычайно хорошо спланировано и выполнено. Трапезная — одна из самых больших, виденных мною, и имеет свыше 50 шагов в длину и 26 в ширину. Над ней зал, или галерея, почти таких же размеров и высоты. Монашеские кельи очень приятны, там живет 65 монахов, помимо настоятеля. В соответствии с установлением Петра I никто не мог быть принят в этот монастырь без экзамена и доказательств учености и доброго поведения. Петр I взял лучше подготовленных и менее невежественных из других монастырей, которые он упразднил. превратив в госпитали или во что-либо иное. Предполагалось, что по завершении строительства монахов должно было стать по крайней мере вдвое больше. Однако они в большинстве своем не могли воздерживаться от неумеренного употребления спиртных напитков, о чем я скажу ниже. Настоятеля считали добрым священником и способным математиком. Петр I с пользой употреблял его в различных церковных и мирских делах. Император назначил его на этот пост вместо Феодосия, ¹¹⁴ которого за несколько месяцев до своей смерти поставил архиепископом Новгородским. Последнего считали одним из самых ученых священнослужителей всей России и в то же время злейшим врагом суеверии. Это качество являлось достоинством при Петре I, но не при Екатерине I, и обеспечило ему слишком могущественных врагов среди духовенства, особенно монахов, которые попытались взять верх, как только она взошла на имперский престол. Как мне говорили, императрица более боялась их, нежели любила; она возвратила им многие доходы и привилегии, отнятые Петром. Императрица полагала, что за это они станут ее поддерживать. Князь Меншиков был злейшим врагом Феодосия (величайшее преступление которого в том и состояло), никогда не переставая преследовать его, до тех пор пока не добился от Синода решения о его отставке и ссылке. Основными пунктами обвинения, выдвинутыми против Феодосия от имени духовенства, было то, что “он обезображивал и уничтожал образа в церквах... в своих проповедях отрицал чудеса, совершенные некоторыми из этих святых, и выступал против их почитания, [243] считавшегося обязательным в учении святой греческой церкви, и т. д.”. Обвинения от имени императрицы заключались в том, что “он пытался в союзе с другими недовольными лицами опровергнуть достоверность распоряжения покойного императора относительно престолонаследия... что он вел разговоры с целью вызвать недовольство персоной ее императорского величества, представить ее правление как узурпацию и пытался подбить ее подданных на бунт против нее”. ¹¹⁵

Никто не посмел выступить в его защиту, кроме графа Толстого. Относительно первого обвинения тот сказал, что прелат поступал по прямому приказу покойного императора, а что касается последнего обвинения, то помимо слова князя и заявления о том, что он якобы располагает бесспорными фактами, нет доказательств относительно каких-либо действий прелата против императорского престолонаследия. Слово князя сочли достаточным, а сказанное графом лишь дало повод князю представить императрице графа как одного из недовольных. Она, возможно, лишила бы службы и своей благосклонности графа, которого никак нельзя было счесть другом князя, если бы не помнила, что за несколько дней до кончины император Петр рекомендовал ей графа как человека, наиболее подходящего для поста, тогда им занимаемого, или если бы она не опасалась какого-нибудь рокового переворота со стороны русской знати. Князь, который не мог не предвидеть, что ее падение неизбежно и одновременно повлекло бы за собой и его собственное, дождался другой возможности одержать верх над графом — той, о которой я упоминал.

Приехав во второй раз в монастырь св. Александра Невского, я застал там князя Меншикова, он обедал и еще сидел за столом с новым епископом Новгородским, одной из его креатур, и с настоятелем. Меншиков сидел между епископом и настоятелем, при кресте св. Андрея на голубой ленте... Архиепископ был одет так же, как настоятель, носил такой же крест, с той только разницей, что в его середине был лишь один изумруд; крест был украшен также бриллиантами и сапфирами (Русские прелаты обычно избираются из среды монахов, но никогда, как греческие, из женатых священников; последним дозволено жениться один раз, однако вторично нет, иначе они должны отречься от духовного сана. Эти прелаты не женятся вовсе, как я уже упоминал где-то в другом месте.).

Приехав в монастырь, я увидел, что подавали последнюю перемену блюд. 12 монахов сидели вокруг стола, на котором стояли бутылки и большие стаканы, а в руках у монахов были псалтыри и листы бумаги. В комнате, примыкающей к залу, где находились три высокие персоны, эти монахи в продолжение всего обеда распевали гимны во славу Господа и святого Александра. Пели также песни, прославляя императрицу Екатерину и князя Меншикова, и в перерывах пили. Один из них, видевший меня в обществе настоятеля в первое мое посещение монастыря, пригласил меня войти и сесть с ними. Я сделал это, чтобы послушать их пение. Не успел я войти, как он предложил мне полный до краев большой стакан. Едва я его выпил, как другой монах подал мне еще стакан, затем мне дали третий; это повторялось [244] столь быстро и часто, что я сказал своему знакомцу, довольно хорошо говорившему на латыни, что прошу компанию позволить мне самому обслуживать себя, как привык в своей родной стране. Он это передал, но монах, как раз наполнивший для меня стакан, оказался пьяным и, обидевшись на эти слова, выплеснул вино ему в лицо. Тут я поднялся, намереваясь уйти и попросив у знакомца прощения за то, что оказался причиной этой грубости. Он ответил, что это ничего, и от имени всей компании просил меня остаться, обещая, что мне не придется пить больше, чем хочу. Пьяный монах вышел из комнаты и, по дороге встретив одного из слуг князя Меншикова, так толкнул его локтем, что тот упал, но вместе с ним свалился и монах. Поскольку он не смог подняться, двое самых сильных в нашей компании подхватили его под руки и уволокли в его келью, где и оставили. Не прошло 20 минут, как двое других, не менее пьяных, затеяли драку, ударяя то один, то другой своими книгами и получая ответные удары. Я не имел желания более смотреть на это, поблагодарил моего знакомца, попросил его позволить мне удалиться, так как я был приглашен графом Рабутиным ¹¹⁶ (я действительно обещал провести с графом вечер). Он позволил мне уйти, взяв обещание приехать снова и вскоре вновь увидеться с ним. Я, воспользовавшись суматохой потасовки, удалился, не встретив сопротивления. Я сдержал свое слово и спустя несколько дней вновь приехал с целью нанести ему визит. Монах этот весьма разумный человек, обладал некоторой ученостью; он прежде учился за границей.

Приблизительно через месяц после прибытия в Петербург я решил возвратиться в Англию и по пути осмотреть Польшу. Попрощавшись с людьми, с которыми имел честь быть знакомым, я сердечно поблагодарил их за оказанный мне любезный прием. В российские владения легко въехать, но иначе дело обстоит с выездом оттуда; необходимо иметь паспорт, который не получишь без больших хлопот, длительного ходатайства и различных прошений. Некий господин, желавший осмотреть эти места или имевший здесь дела и рекомендованный польскому посланнику, выразил намерение отправиться вместе со мной в Польшу. Мы уже собирались нанять для путешествия почтовую карету, но он был вынужден задержаться, так как не смог получить паспорт. Достигнув Гродно, я слышал, что он все еще был в Петербурге. Удовлетворение его просьбы откладывалось с недели на неделю, со дня на день, как было в правление Петра I с большинством тех, кто хлопотал о выезде. Сей монарх даже задерживал на всю жизнь в этой стране множество людей, особенно тех, кто поселился там или находился на его службе. Он старался никогда не выплачивать последним более части их жалованья, чтобы у них не было соблазна искать способов уехать без паспорта. Что до меня, мне посчастливилось получить паспорт почти сразу, как я за ним обратился. Барон Остерман, оказавший мне содействие во многих других случаях, обеспечил меня не только паспортом, но также императорским распоряжением о почтовых лошадях. Граф Рабутин дал мне несколько рекомендательных писем для графа Вратислава — полномочного министра венского двора при польском дворе; с ним я тогда не был знаком, знал о нем [245] только, что он распорядился подписать его на реляцию о моих путешествиях, находившуюся тогда в печати.

Я составил план моего пути через Ингрию до Нарвы, затем побережьем моря до Риги, оттуда через Семигалию, ¹¹⁷ затем Польшу, Силезию, Бранденбург, далее в Голландию и морем в Англию...

Еще больше интересных материалов на нашем телеграм-канале ⏳Вперед в прошлое | Документы и факты⏳

Главная страница  | Обратная связь COPYRIGHT © 2008-2024  All Rights Reserved.