МАТВЕЙ МЕХОВСКИЙ

ТРАКТАТ О ДВУХ САРМАТИЯХ

DE DUABUS SARMATIIS

ТРАКТАТ

о двух Сарматиях Азиатской и Европейской и о находящемся в них

Достопочтеннейшему отцу и господину,

господину Станиславу Турсону, епископу ольмюцскому, ¹

Матфей из Мехова, доктор искусств и медицины, краковский каноник,

небесной славы

(В изд. 1521 г. вместо этого: желает здравия).

Достойнейший владыка!

Множество писателей в своих изысканиях и открытиях избороздило весь свет, но Сарматии, ² как неизвестные, они обошли молчанием и пропустили. У тех же, кто позаботились хоть что-нибудь об этих странах оставить потомству в своих сочинениях или стихах, говорится неясно и (вследствие древности) все темно, как в полночь. Еще более недопустимо то, что они от себя прибавили много выдумок и запутанных, никуда негодных басен. Так, будто бы за Сарматиями у Северного океана находятся Елисейские поля: климат там самый мягкий, жизнь вечная, полная мира и всякой прелести; когда же по истечении многих столетий людям там надоест скучная старость, они бросаются с утесов в океан, чтобы утонуть и избежать полной старости. ³ Затем там же предполагали место рождения амброзии, сладкой на вкус и благоуханной: ею будто бы, как в раю, подкрепляются местные жители. Там же будто бы в безмерном множестве есть и золото, веселящее сердце человека, но рыть и уносить его мешают страшные хищные птицы — гриффы: они нападают на людей и коней, поднимают их на воздух и сбрасывают вниз. ⁴ Далее, говорят, что там звезды, солнце, луна и прочие светила всегда остаются на небе и непрерывно светят, делая погоду [46] мягкой и приятной. Все это — сплошные выдумки, в действительности не существующие ни там, ни где бы то ни было.

Современные очковтиратели (frapatores) полагают, что страшный татарский народ, живущий в степях Азиатской Сарматии, живет там искони, от начала веков, а между тем это новый и пришлый народ, переселившийся в Сарматию Азиатскую с востока около трехсот лет тому назад или немного больше, а до тех пор неизвестный. Об этом я скажу в начале моего сочинения. Утверждали также, что в тех северных областях находятся известнейшие в мире горы Рифейские и Гиперборейские, а из них вытекают не менее славные реки, описанные и воспетые космографами и поэтами: Танаис, Борисфен Большой и Малый и величайшая из рек Волга. ⁵

Все это далеко от истины, и нелишним будет, основываясь на опыте (всеобщем учителе), опровергнуть и отвергнуть это, как невежественное и непроверенное сообщение. Мы знаем и своими глазами видим, что вышеупомянутые три реки (действительно крупные), Борисфен, Танаис и Волга, начинаются и текут из Московии, а Малый Борисфен, называемый у Аристотеля Гипанисом или иначе Малым Борисфеном, берет начало в верхней Руссии, а затем впадает в Большой Борисфен, соединяясь с ним. Что там нет гор, называемых Гиперборейскими, Рифейскими и Аланскими, это мы точнее точного знаем и видим, как и то, что вышесказанные реки возникли и имеют истоки на равнине. ⁶

Вот почему, ученейший владыка, я хочу самым правдивым образом рассказать твоему преподобию и об этом и о многом другом, что есть в Сарматиях. Я постараюсь, насколько можно будет коротенько, написать это небольшое сочинение о двух Сарматиях, мало известных древним под современными нам именами. Пусть это будет стимулом для других, кто больше моего знают и могут писать более изысканным стилем.

Южные края и приморские народы вплоть до Индии открыты королем Португалии. Пусть же и северные края с народами, живущими у Северного океана к востоку, открытые войсками короля Польского, станут известны миру. ⁷

Прощай, моя гордость, достойнейший владыка.

Глава первая. О том, что есть две Сарматии.

Древние различали две Сарматии, соседние и смежные друг с другом, одну — в Европе, другую в Азии.

В Европейской есть области: руссов или рутенов, литовцев, москов и другие, прилегающие к ним, между рекой Вислой на западе и Танаисом на востоке, население которых некогда называлось гетами. ⁸

В Азиатской же Сарматии, на пространстве от реки Дона или Танаиса на западе до Каспийского моря на востоке, ныне живет много татарских племен.

О их государственном строе, происхождении, вере и обычаях, обширности земель, о реках и о соседних областях будет сказано в нижеследующем.

Глава вторая. О появлении и нашествии татар.

В год господень тысяча двести одиннадцатый, в месяце мае, появилась большая комета, остававшаяся [на небе] восемнадцать дней. Она двигалась над половцами (Роlowczos), Танаисом и Руссией, а хвостом тянулась на запад, предвещая приход татар. ⁹

Затем, в следующем году татарское племя, дотоле неизвестное, убив будто бы своего царя Давида и разбив много северных народов, пришло от предгорий Индии к половцам. ¹⁰

Половцы — это племя, обитавшее по северному берегу Эвксинского моря, за Меотидскими болотами, ¹¹ которое другие называют готтами (Gotthos). Половцы в переводе [48] на русский язык значит охотники или грабители, так как они часто, делая набеги, грабили русских, расхищали их имущество, как в наше время делают татары. ¹²

Когда, таким образом, татары вступили в землю половцев, ¹³ те, отправив послов, просили русских князей помочь им всеми силами и войском, так как их, мол, ждет та же опасность и та же гибель, что и половцев.

Вслед затем пришли к русским князьям и татарские послы. Они советовали не вмешиваться в войну на стороне половцев, а вместо этого помочь истреблению их, как врагов Руси.

Русские (Russitae), действуя необдуманно, схватили и убили татарских послов, а потом выступили с войском сухим путем и водой на помощь половцам. ¹⁴ В том числе были — Мстислав Романович с киевским воинством, Мстислав Мстиславич — с галицким, а также и другие князья Руссии — Владимир Рюрикович, князья Черниговские и Смоленские. ¹⁵

Соединившись с войском половцев, пришли в Протольце, ¹⁶ а оттуда, некоторые верхом, ¹⁷ добрались двенадцатью переходами до реки Калки (Kalcza), где уже стояли лагерем татары.

Не дав им времени передохнуть, татары обрушились на них: половцы были смяты и разбежались, ряды русских рассеяны и, после большой резни, были взяты в плен два князя — Мстислав Киевский и князь Черниговский. ¹⁸ Остальных во время бегства (и сказать отвратительно!) убивали союзники-половцы, через землю которых спасались беглецы: убивали всадников ради коней, убивали и топили в воде пеших ради одежды.

В тот день русские попали в самую злую и ужасную опасность, никогда дотоле неслыханную в русской земле, и это было первое поражение, понесенное русскими от татар.

Князь Галицкий Мстислав Мстиславич добежав до кораблей, переправился через реку, а затем, боясь татарской погони, велел обрубить причалы кораблей ¹⁹ и в ужасном смятении бежал в Галич.

Владимир Рюрикович, тоже спасшийся бегством, прибыл в Киев и получил киевский престол. [49]

Вся же остальная масса русских, добежав до кораблей и найдя обрубленные причалы, впала в уныние и, не имея сил переплыть волны, погибла там от голода, за исключением немногих князей и некоторых их воинов, перебравшихся через реку на челноках.

Позднее, в год господень тысяча двести двадцать восьмой, татары, вступив огромной массой в Руссию, опустошили всю Рязанскую (Rzesanska, Rzessensem) землю, убили князя, умертвили стариков и малолетних, массу остальных увели в плен, а замок сожгли. ²⁰

Зимой того же года снова пришли татары — в землю Суздальскую и, всю ее опустошив, убили князя Георгия с сыновьями и многих других суздальских князей, сожгли замок Ростов и вволю захватили пленных и добычи. И в следующем году также они пришли в Смоленскую и Черниговскую области, опустошили их жесточайшей резней, не щадя никакого возраста, сожгли замки и укрепления, откуда в страхе бежали князья и воины, и с массой пленных вернулись в свои земли. ²¹

Глава третья. О жестоком опустошении Польши и Венгрии татарами.

Вслед за сказанным надо, по порядку изложения, перейти к ужасающему татарскому опустошению.

В год господень тысяча двести сорок первый татары пришли в Руссию и до основания разрушили обширнейший город Киев, великолепную столицу русских.

Этот город имел крепкие ворота и башни, а на некоторых воротах блестящие позолоченные крыши. ²² Был там и до сих пор есть митрополит русского или греческого обряда, глава многих владык (wladicis) и епископов, начиная от Дуная — по Молдавии, Валахии, Руссии и Московии, но в Киеве, после разрушения, он больше не живет.

В городе было более трехсот богатейших церквей. Некоторые из них стоят еще и до сего дня в поле среди терна и кустарника в запустении, как прибежище зверям. Две церкви — св. Марии и св. Михаила, доныне сохранили кое-какие полоски позолоты на крышах: татары, [50] приходящие за добычей, глядя на них, называют Алтым бассина, то есть златоглавые, так как часть крыши у них позолочена. ²³

В наше время на горе, где когда-то стоял Киевский замок, у литовцев, владеющих той местностью, имеется большое укрепление, выстроенное из дубовых бревен.

Разгромив таким образом всю Руссию с ее столицей и всю Подолию и желая напасть на Венгрию, император татарский Батый (Bathus) послал князя по имени Пета с большим войском опустошить Польшу.

Поляки говорят, что царь татарский Батый опустошил Польшу, Силезию и Моравию. Правильнее, однако, изложение у тех, кто, как венгерская хроника, сообщают, что не сам Батый был в Польше, а его князья. ²⁴

Перебив правителей и князей русских и захватив добычу в городах Люблине, Завихосте и соседних с ними, татары отвезли ее на Русь. Спешно вернувшись потом, они взяли Сандомир с замком и убили там аббата Покрживницкого [монастыря] с братией ²⁵ и множество знатных и незнатных людей обоего пола, собравшихся в Сандомир для спасения жизни.

Уйдя оттуда через Вислицу, они пришли в Скарбимирию, а когда они уже возвращались обратно, везя добычу в Руссию, и стояли у реки Чарны, близ деревни, именуемой Большое Турско, ²⁶ на них напал палатин (воевода) краковский Владимир с краковскими воинами. Тут, пока шел бой, вся масса пленных разбежалась и укрылась в ближние леса, но малочисленное краковское ополчение с Владимиром было раздавлено численностью татар. Однако и татары, потерпев урон, отошли в Руссию через лес Стремех, а потом, призвав на помошь множество других, с грозой и гневом вновь пошли в Польшу. Свое огромное войско они, подойдя к Сандомиру, разделили надвое. Меньшую часть, под начальством Кадана, называемого у поляков Кайданом, ²⁷ направили на Ленчицу, Серадз и Куявы и, не встречая преград, с величайшей жестокостью опустошили эти округа огнем и мечом.

Большее войско, под предводительством татарского [51] князя Петы, пошло на Краков, опустошая по пути огнем и мечом все соседние края. Навстречу им в деревне Хмелик, близ города Шидлова, ²⁸ вышли палатин Владимир и Клемент, кастеллан краковский, Пакослав палатин и Яков Рациборович, кастеллан сандомирский, со знатью и воинами Сандомира и Кракова. Начался бой с татарским отрядом, а когда он, ослабев, отступил и соединился с другим, более крупным, поляки, утомленные предшествовавшей битвой, частью пали, грудью встретив удар подавляющего численностью врага, частью обратились в бегство и спаслись по знакомым дорогам. Пали в этой стычке незабвенные Христин Сулькович из Недзведя, Николай Витович, Альберт Стампотич, Земента, Грамбина, Сулислав — отличные воины, и много других доблестных. Это поражение распространило такой ужас, что люди стали убегать кто куда мог, а поселяне со своим добром и скотом укрылись в болота, в леса, в непроходимые места.

Бежал и Болеслав Стыдливый, князь Краковский и Сандомирский, ²⁹ с матерью Гржимиславой и женой Кингой — сначала по направлению к Венгрии в замок Пьенини близ города Сандеца, а потом в Моравию, в цистерцианский монастырь.

Татары же, нанеся полякам поражение под Хмеликом, в первый день великого поста пришли в Краков и, найдя город пустым, так как все жители скрылись, в ярости сожгли церкви и дома.

Они осадили, окружив валами, церковь св. Андрея, тогда стоявшую вне городских стен, но так как поляки, засевшие там в большом числе, энергично и смело отбивались, защищая себя и свое добро, татары взять ее не могли и без успеха отступили на Брацлав. ³⁰ И этот город они нашли не только покинутым жителями, как Краков, но и сожженным. Дело в том, что горожане, бросив в ужасе почти все и спешно захватив лишь более ценное, все бежали, а люди князя Генрика, увидев это из крепости, сошли вниз, собрали в крепость добро и пищевые запасы, а город с его строениями сожгли.

Ничего не найдя в городе, татары осадили замок, но несколько дней спустя, отраженные, как говорят, благодаря слезным молитвам Чеслава, приора ордена [52] предикаторов, и братии его, бывших в замке, сняли осаду и отступили.

Между тем, на второй день Пасхи подошли татары, разорившие Куявы, и все они, соединившись вместе, пошли на Легницу. Князь Генрик второй, сын св. Гедвиги, ³¹ в то время собирал там вооруженные силы из знати и простолюдинов Великой Польши и Силезии. Прибыли и князья со своими воинами: Мечислав Казимирович, князь Опольский, Болеслав, сын Дегтольда, изгнанного маркграфа Моравского, по прозвищу Сепёлка; Помпо де Гостерно, магистр крестоносцев из Пруссии, с братьями ордена, а сверх того и много других крестоносцев.

Когда князь стал выводить войска из города Легницы и ехал верхом им навстречу, с верхушки церкви св. Марии упал камень и едва не раздробил ему голову, что, бесспорно, было дурным предзнаменованием.

Пройдя предместья города Легницы, он построил войско четырьмя отрядами. Первым — из крестоносцев-добровольцев, золотоискателей города Гольтберга ³² и других пришлых воинов командовал Болеслав Сепёлка, сын маркграфа Моравского.

Другой отряд состоял из воинов Кракова и Великой Польши. Его вел Сулислав, брат Владимира, палатина краковского, убитого у Хмелика.

Во главе третьего отряда был Мечислав, князь Опольский. В нем были опольские воины и Помпо, магистр Пруссии с братией и воинами.

Четвертым отрядом из виднейших воинов Силезии и Великой Польши, а также из наемных воинов, начальствовал сам князь Генрих.

Столько же было и татарских отрядов, но более крупных по силе и численности бойцов, так что один их отряд превосходил все польские. И вот на просторном, открытом во все стороны поле, называющемся Доброе поле, ³³ 9-го апреля, то есть во второй день после пасхальной недели, сошлись оба войска.

Прежде всего на татар с силой ударило войско крестоносцев и золотоискателей, но под стрелами татар полегло, как нежные колосья под градом. Затем, два других отряда, под командой рыцаря Сулислава и Мечислава, князя [53] Опольского, начали бой с тремя татарскими войсками и нанесли им такой сильный урон, что те отступили и обратились в бегство.

В это время кто-то, быстро промчавшись кругом обоих войск, прокричал ужасающим голосом: «Biegaicie, biegaicie!» что значит «бегите, бегите», и привел в ужас поляков. ³⁴ Услышав этот крик, Мечислав, князь Опольский бросил битву, бежал и увел с собой большую часть своих воинов. «Gorzey sie nam stalo» простонал, видя это, князь Генрик, то есть: «Тяжко и хуже нам стало». Введя в бой свой четвертый отряд из храбрейших воинов, он перебил и обратил в бегство три татарских отряда, расстроенные двумя польскими. Тут однако, подошел четвертый, самый большой, татарский отряд, под начальством Петы, и со страшным натиском бросился в бой. Вновь началась жесточайшая битва с обеих сторон. Когда татары уже в большей части были перебиты и готовы бежать, какой-то их знаменосец с громадным знаменем, на котором была греческая буква хи (так: X), а на верхушке древка изображено мрачное черное лицо с длинной бородой, начал с пением потрясать головой этого изображения. Тут из нее тучей пошел на поляков ужасный дым с нестерпимой вонью, так что они стали задыхаться, обессилели и не могли больше биться. Татарское войско, повернув со страшным криком на поляков, прорвало до тех пор крепкий их строй и нанесло им великое поражение.

Тут убиты были князь Болеслав, сын маркграфа Моравского, по прозвищу Сепёлка, и Помпо, магистр крестоносцев из Пруссии, со многими замечательными воинами.

Князь Генрик был окружен кольцом татар. Опасность была и сзади и спереди. В конце концов вокруг него осталось всего четыре воина: Сулислав, брат покойного Владимира, палатина краковского, Клемент, палатин глоговский, Конрад Конратович и Иоанн Иванович. Насколько хватало сил и старания, они пытались вывести Генрика из битвы, убеждая бежать, но конь его был ранен и останавливался. Поэтому татары, догнав его вскачь, окружили с тремя названными воинами (четвертый, Иоанн Иванович, отделился от них), и князь некоторое время бился с ними. Иоанн же Иванович, взяв свежего коня у княжеского [54] ридворного Росцислава, пробрался через ряды врагов и привел его Генрику. Сев на коня, князь последовал за Иоанном Ивановичем, прокладывавшим ему путь среди врагов, но когда тот на-скаку был ранен и скрылся, князь снова был настигнут и в третий раз окружен. Он мужественно сражался с татарами, но тут, подняв левую руку, ³⁵ чтобы нанести удар бывшему перед ним врагу, получил от другого смертельную рану копьем под-мышку и, опустив руку соскользнул с коня. Татары схватили его с неистовым и диким криком и, оттащив с поля битвы на расстояние двойного выстрела балисты, саблей отрубили ему голову, ³⁶ а тело, сорвав все инсигнии, бросили голым.

В этом сражении было убито множество знатных поляков, среди которых замечательны и славны: Сулислав, брат палатина краковского Владимира, Клемент, палатин глоговский, Конрад Конратович, Стефан из Вирбны с сыном Андреем, Клемент, сын Андрея из Пелцницы (Pelcznicza), Томас Пиотркович, Петр Куша и другие.

Тело князя Генрика после поражения едва было найдено женой его Анной и признано только по шестому пальцу на левой ноге. Похоронено оно на середине хор в церкви св. Иакова у францисканцев в Брацлаве.

В том же монастыре св. Иакова в Брацлаве погребены тела и Помпония, Прусского магистра, и замечательнейших выше названных воинов. Прах Болеслава, сына маркграфа Моравского, погребен в Лубнах (Lubens) на хорах конверсов, а над прочими христианскими телами, похороненными на месте сражения, выстроена и до сего дня существует церковь.

Одержав величайшую победу над князем Генриком и поляками и собрав добычу, татары у каждого из павших отрезали ухо, чтобы знать число убитых, и наполнили таким образом десять больших мешков.

Голову князя Генрика они подняли на длинное копье, принесли к замку Легнице (город из страха перед татарами был сожжен) и потребовали открыть им ворота, так как князь убит. Население замка с достоинством ответило, что, вместо одного убитого князя, есть много других — детей убитого, и татары, опустошив и сжегши деревни вокруг Легницы, ушли в Отмухов, стояли там пятнадцать дней и разорили всю окружную область. [55]

Оттуда они направились в Ратиборский край, восемь дней оставались в Болешиско, затем отошли в Моравию и, пока король Богемский Венцеслав держался в лагере, они более месяца огнем и мечом опустошали страну. Наконец от Ольмюца (Olomuncz) семью переходами они добрались до Венгрии и соединились с большей ордой самого Батыя, ранее туда пришедшей.

Глава четвертая. О кровавом опустошении Венгрии Батыем, императором татарским. ³⁷

Опустошив и уничтожив Руссию, Батый с пятисоттысячным войском предпринял поход на Венгрию. Среди Сарматских гор, в так называемом Русском ущелье ³⁸ ему оказал сопротивление и заградил было проход граф палатин венгерский, посланный с войском королем Венгрии Белой четвертым, ³⁹ но Батый, обрушившись на него, овладел проходом.

Сжигая города и села, он быстро дошел до реки Тиссы, в просторечии именуемой Циса (Ticia — Cicza) текущей из гор Сарматии к югу в Дунай. Делая оттуда набеги, татары опустошили и сожгли Вацию с ее кафедральной церковью. Они подходили и к Пешту, где король Бела четвертый собирал против них войско, но тут же и уходили, то приближаясь, то убегая, согласно своей военной тактике.

Когда король Бела собрал против татар большое войско из знати и духовенства, он продвинулся вперед и разбил лагерь у реки Тиссы. Поставив у моста охрану из тысячи воинов, он думал, что татары не перейдут реки, так как она глубока, очень тиниста и непереходима.

Однако, татары, переправлявшиеся и через более крупные реки, найдя брод, ночью переплыли Тиссу и на рассвете окружили со всех сторон венгерское войско с королем Белой.

Выпустив густой тучей бесчисленное множество стрел (подобно частому граду, грохочущему в дождевом тумане), они привели венгров в смятение, многих перебили и еще большее число ранили. Захваченные врасплох, венгры, [56] беспорядочно отбиваясь, погибали. Иные, видя это, пытались украдкой ускользнуть и бежать, а лукавые татары не мешали им проходить через свои ряды. Коломан, брат короля, ⁴⁰ и король Бела скрылись неузнанные, а остальных татары окружили и самым жестоким образом перебили всех до одного. В том числе пали высокие духовные лица : Матфей, архиепископ стригонийский; Уголин, архиепископ колоцкий; Георгий, епископ иаврийский; Рейнальд, епископ трансильванский; епископ нитрийской церкви; Николай, сцибинский настоятель — королевский вицеканцлер; Эрадий, архидиакон бахийский; магистр Альберт, стригонийский архидиакон. ⁴¹ Убито было бесчисленное множество мирян, знатных и незнатных, а бежавшие были нагнаны и полегли мертвыми на дорогах. Много простых людей, собравшихся в Пешт, с приходом татар погибло от меча.

Король Бела поспешно бежал к границам Австрии, где был захвачен и удержан в плену герцогом Австрийским, a когда наконец был им отпущен, прибыл к королеве своей супруге, затем удалился в Славонию и оставался там вплоть до нападения Кадана.

Опустошив Венгрию по одну сторону Дуная, татары перешли и на другую, когда с наступлением зимы Дунай замерз, и устроили становище между Иаурином и Стригонием. Там и по сей день еще видны рвы и холмы от их пребывания.

Отсюда они жестоко разорили всю задунайскую область грабежом, пожарами и убийствами. Когда они собрались уходить обратно в Татарию, князь Кадан свернул в Славонию, чтобы напасть на короля Белу. Король в ужасе бежал от него к морю, а затем в город Полу. Кадан же, как условился с Батыем, пройдя и опустошив Боснию, Сербию и Булгарию, остановился у Дуная, чтобы дождаться орды императора Батыя.

После ухода Кадана Батый осадил и взял замечательный в то время город Стригоний, населенный разными немецкими, галльскими и италийскими купцами. Так как жители спрятали и зарыли в землю свои богатства, которых добивались татары, то все и были убиты без пощады к полу и возрасту.

Разрушив Стригоний и перейдя Дунай, татары пришли [57] к ожидавшему их войску князя Кадана, а затем наконец по прежней дороге мимо Меотидских болот ушли в Татарию. Татарское разорение и всяческие опустошения продолжались в Венгрии почти два года.

Глава пятая. Как папа Иннокентий IV послал к хану татарскому просить, чтобы он не преследовал христиан, и как хан принял веру Магомета.

Когда татары уходили, вся Европа содрогалась от ужаса, и христианские государи, движимые страхом, стали совместно обдумывать меры, чтобы помешать их новому приходу.

Папа Иннокентий четвертый с Лионского собора, в год господень 1246, послал к татарам брата ордена предикаторов Асцелина со многими другими братьями того же и иных орденов. ⁴²

Через Германию и Богемию Асцелин прибыл в Брацлав и был с почетом принят Болеславом, князем Силезским и Брацлавским. Оттуда он отправился в Ленчицу и нашел там со своими кров и приют у князя Мазовецкого Конрада. Прибыв затем в Краков, они были ласково встречены и приняты Болеславом Стыдливым, матерью его Гржимиславой и местным епископом Прандотой, были снабжены множеством дорогих мехов, помимо тех, что сами купили на собственный счет, потому что являться к татарским государям без даров нельзя.

Случилось, что у Болеслава Стыдливого, государя Краковского и Сандомирского, был в то время князь Руссии Василько, племянник его матери. Ему они и были поручены и были им привезены в Руссию. ⁴³

Прибыв в Киев, они приобрели коней, годных к обстановке татарской земли, то есть таких, которые умели бы ногами добывать себе воду и корм из-под снега. Выехав наконец из Киева, они миновали много татарских князей, пока не добрались наконец до хана (cham) или императора татар. Изложив ему послание папы Иннокентия четвертого, они убеждали его признать и чтить единого бога и посланника его Иисуса Христа и не губить род христианский жестокой смертью, как в Польше, Венгрии и Моравии. [58]

Получив ответ, что хан в течение пяти лет не будет нападать на род христианский, они тою же дорогой возвратились к апостольскому престолу с грамотой татарского императора.

В Зерцале историческом Винцентия есть эта история, но читать ее нужно осмотрительно, так как кое в чем она недостоверна. ⁴⁴

По уходе христианских послов, прибыли послы саррацинов и стали убеждать татар принять веру магометову, как более легкую, более снисходительную, полную радостей и более соответствующую людям военным. Христианскую веру они порочили, говоря, что это — вера бездельников, глупцов и идолопоклонников, чтущих изображения, тогда как саррацинский закон, полный выгод и удовольствий, силою оружия побеждает все другие религии, чтобы низвергать гордых и налагать дань на униженных.

Понравились варварам доводы саррацинов, прежде всего самому императору Батыю, да и всем татарам, как людям горячим, дерзким и чувственным. Потому они и приняли эту веру, а не другую. Говоря Эисса рохолла (Eissa Rocholla), то есть Иисус есть дух господа, а Магомет — pоссоллa (rossolla), то есть Магомет — правосудие божье, они не захотели принять, дух божий, благословенного Иисуса, учащего духовной жизни, а предпочли «правосудие божье», то есть Магомета, погрязшего в плотских нечистотах, как чувственное животное, которое днем и ночью должно бы, по справедливости, мучиться волею божьею в озере кар.

Итак, с тех пор и поныне они — последователи и поклонники Магомета. Они повинуются пятикнижию моисееву, совершают обрезание, соблюдают свой закон; колоколов не имеют, но ежедневно кричат: Лаи илло иллоло (Lahi illo illoloh), что значит: «Нет бога, кроме единого бога». Они наивно считают себя измаэлитами, происшедшими от Измаила, а христиан называют дзинцис (dzincis), то есть язычниками и гаур (gaur), то есть неверными и лишенными религии. ⁴⁵

Как и другие саррацины, они справляют три праздника в течение года. Первый — куирам, то есть пасха приношения в память жертвоприношения Исаака, когда Авраам, отец многих народов, по божьему повелению, собирался [59] убить его и принести в жертву. В этот праздник они приносят в жертву баранов, птиц и прочее.

Другой праздник они чтут, поминая души умерших: посещают могилы своих предков, занимаются делами милосердия и кормят бедных.

Третий праздник справляют они о себе самих и своем благополучии. Чтобы как следует справить первый праздник, они постятся тридцать дней, перед вторым — месяц, перед третьим — двенадцать дней.

Глава шестая. Об обычаях татар и о находящемся в их землях.

Татары чаще всего люди среднего роста, широкоплечие, с широкой грудью и некрасивые. Лица у них широкие с плоским носом, цвет кожи темный. Они сильны, смелы и легко переносят голод, холод и жару.

Верховой езде и стрельбе из лука они предаются с раннего возраста. Все свое возят с собой и, кочуя с места на место, живут в полях с женами, детьми и скотом. У них нет ни городов, ни сел, ни домов.

Насмехаясь над христианами, они говорят между собой: «Не сиди на месте, чтобы не быть в грязи, как христианин, и не гадить под себя». ⁴⁶

Перед началом зимы, спасаясь от холода, они уходят к Каспийскому морю, где влияние моря умеряет температуру, а к лету возвращаются в свою область.

Некоторые из них распахивают и засевают просом одну две или три полосы длиною в три-четыре югера и больше. Из проса они готовят кушанья и баирам (bairam), то есть тесто. У них нет пшеницы, нет и никаких овощей, но много мелкого и крупного скота, а в особенности коней и кобылиц, служащих им и для езды и для пропитания. Они делают лошадям надрезы и раны, а кровь употребляют в пищу вместе с просом или отдельно. Мясо крупного и мелкого скота и конину они едят в полусыром виде. Лошадей, издохших накануне, просто или даже от болезни, они охотно употребляют в пищу, вырезав только зараженное место. Пьют воду, молоко и пиво, сваренное из проса. Воду турки и татары называют су: иногда татары говорят [60] сугa (suha), и это значит вода. Пиво же просяное или сделанное из проса они зовут буза (buza), а русские — брага (braha). Особенно они ценят молоко комиз (komiz), то есть кислое, потому что оно будто бы и укрепляет желудок и действует, как слабительное. На пирах и принимая гостей они пьют араку (araka), то есть перебродившее молоко, удивительно и быстро опьяняющее. ⁴⁷

Они не воруют и не терпят воров в своей среде, но жить грабежом, разоряя соседей, для них — величайшее удовольствие и доблесть. ⁴⁸ Они не знают ни ремесл, ни денег, а меняют вещи одни на другие. Впрочем, в Заволжской орде стали теперь входит в оборот аспры — серебряные турецкие оболы, а в Перекопской орде принимаются дукаты. В Ногайской орде обменивают вещи на вещи.

Татары хитры и вероломны с чужими, но между собой и со своими весьма честны.

Одежду они носят обычно из войлока и белой шерсти, грубо и просто сделанную. Больше всего они любят опончи, а в произношении этого слова в начале ставят и, говоря иопончи, а не опончи. Это — плотный белый несшивной плащ, очень удобный для дождей и на реке.

Страна их — равнина, без гор и деревьев, изобилующая лишь травой. Дорог у них нет, нет и лодок, а путь свой они считают днями. Так, земля заволжских татар, от реки Волги до Каспийского моря, простирается приблизительно на 30 дней самой быстрой верховой езды.

Верхом они проезжают в день 20 больших германских миль, а пешком не ходят и не путешествуют.

Звери, встречающиеся у них, это — олени, лани, козы и свак. Свак — это животное величиной с овцу, не попадающееся в других странах, с серой шерстью и двумя небольшими рогами, очень быстрое на бегу. Мясо его очень вкусно. ⁴⁹ Когда стадо сваков замечено где-нибудь в траве в поле, хан или император татарский скачет туда верхом со множеством конных и они со всех сторон окружают скрывающихся в высокой траве животных. Начинают бить в бубны, ⁵⁰ тогда испуганные сваки выбегают с разных сторон и всё мечутся от одного края облавы к другому, пока не обессилеют от усталости. Тут татары с криком бросаются на них и убивают. [61]

Глава седьмая. О границах владений заволжских татар.

Земля хана и заволжских татар ограничена с востока Каспийским или Гирканским морем, с севера — степями, тянущимися на большое расстояние вширь и вдаль; с запада — реками Танаисом и Волгой; с юга — частью морем Эвксинским или Понтом, частью высочайшими горами Иберии и Альбании. ⁵¹

Каспийское море русские зовут Хваленское море (Chwalenskee morze). Образовано оно не океаном, а реками, в него текущими. Многочисленные крупные реки стремительно вливаются в бассейн этого моря и, как бы прыгая с высоких берегов в середину его, оставляют под собой проход для едущих у берега. ⁵² Поэтому летом персы и мидяне ищут там прохлады, а зимой, вследствие испарения, климат там более умеренный. У этого моря и дальше к востоку, по словам русских, живут длинноволосые татары. Другие татары называют их калмуками или язычниками, так как они не соблюдают обряда магометова и не бреют головы, как все татары, у которых только юноши не выбривают головы до конца, оставляя две пряди волос, спускающиеся от правого и от левого уха к плечу, как признак неженатого или девственника. ⁵³

С запада находятся реки Танаис и Волга. Танаис татары называют Дон. Он берет начало из княжества Рязанского (Rzesensko, Rzessensi), занятого князем Московии, и сначала течет на север, потом поворачивает к югу и тремя устьями впадает в Меотидские болота или вернее образует их. ⁵⁴ Около Танаиса есть уже деревья, есть яблоки и другие плоды, есть кое-где пчелиные улья на дубах, а также, но реже, — на соснах. Оттого татары и называют Дон святым, что близ него они находят готовую пищу: плоды, мед и рыбу.

Река Волга, по татарски называемая Эдель, течет из Московии. Истоки ее лежат дальше к северо-западу, чем у Танаиса. Сначала она течет на север, огибая Танаис на большом от него расстоянии, затем сворачивает к востоку и югу и наконец, двадцатью пятью устьями или рукавами впадает в Эвксинское море. ⁵⁵ [62]

Расстояние между Танаисом и Волгой равно пятинедельному или, при быстрой скачке, по крайней мере, трехнедельному пути. Волга втрое больше Дона, а двадцать пять ее рукавов сами являются большими реками, и даже меньшие из них по величине равны римскому Тибру или Висле за Краковом. ⁵⁶ Эти реки весьма богаты рыбой, так что татары и другие проезжающие могут, стоя на берегу, зацепить саблей и вытащить рыбу, плывущую по течению.

Близ этих рек, Танаиса и Волги, в большом количестве встречается аиp (air), то есть пахучий тростник, называемый также бростворце (brostworce). Там же растет ревень, который татары называют чиниревент (czynirewent) (слово это персидское), а также кучилабука (kuczylabuka) или, по иному произношению, кыльчабуга (kylczabuga), что значит вороний глаз; это — сильное горячительное средство. ⁵⁷

Об истоках рек Дона и Эдель я скажу подробнее в трактате о Московии.

Всякий раз как заволжские татары отправляются за добычей в наши страны, они переправляются и через эти и через другие реки без лодок: привязывают ношу сверху, жен и детей сажают на спины коней, а сами держатся за конские хвосты. Так они переплывают и идут грабить и творить всякие злодеяния.

К югу, по направлению к Каспийскому морю лежат горы Иберии и Альбании, которые у русских называются по имени народа Пятигорские Чиркасы (Pietihorscij czyrkaczy), то есть приблизительно Чиркасы пяти гор (Quinquemontani). ⁵⁸ Среди этих же гор живут газарские племена, которые, по словам вашей моравской легенды, обращены были в веру христову святыми братьями Кириллом и Мефодием, посланными императором Константинопольским Михаилом.

Газары и до сих пор следуют греческой вере и обрядности. Это — воинственные люди, имеющие связи по всей Азии и в Египте; у них заволжские татары приобретают оружие. В наше время греки называют эти племена абгазары и абгазели. ⁵⁹

По соседству с ними находятся племена черкесов [63] (Circassi) и менгреллов (Mengrelli). Все это — христиане греческого обряда, обращенные св. Кириллом. ⁶⁰

Возвращаясь оттуда и отправляясь проповедовать Христа в Моравию, св. Кирилл взял с собой тело св. Клемента, извлеченное им из Эвксинского или Понтийского моря, где всемогущий бог, дивный и славный во святых своих, дал ему приют и мраморную церковь, во имя св. Клемента, выстроенную руками ангелов. Раз в году, в день св. Клемента и в семь следующих дней море отступало досуха, и в эту церковь безопасно приходили окрестные жители, молились святому и прославляли его.

Вызванный позднее в Рим папой Николаем, св. Кирилл принес туда тело св. Клемента и с честью предал погребенью в церкви св.Клемента.

Сам Кирилл с братом Мефодием похоронен в Риме, в той же базилике св. Клемента, где однако кости их не были обнаружены тобою, почтенный отец, при всем стремлении разыскать их в этой базилике.

Из гор черкесов пятигорских течет большая река, называемая по татарски Терек (Tirk). У нее такое быстрое течение, что уносит с собой камни и много рыбы. Впадает она в Каспийское море. За ней из тех же гор выходит река Кубань (Соban), меньшая, чем Терек, и также впадает в Каспийское море. ⁶¹

Глава восьмая. О генеалогии императоров, живущих за Волгой.

Татарских орд четыре и столько же их императоров. Это именно: орда заволжских татар, орда перекопских, орда козанских (Cosanensium) и четвертая орда ногацких. Добавляют еще и пятую, не имеющую императора, и называют ее казакской (Kazacka). О них будет сказано ниже. Орда по-татарски означает толпу, множество. Первая из всех по значению это — орда чагадаев или заволжских, называющая себя Так кси, то есть главной ордой или людьми первенствующими и свободными, отчасти потому, что сама она никому не подчинена, отчасти потому, что от нее пошли и другие орды. Поэтому же и московиты называют заволжскую орду Большой ордой. Оттого также [64] и император их, на их языке называется Ир тли кси, что значит свободный человек. Называется он и Улухан (Vlucham), то есть великий господин или великий император, при чем улу значит великий, а хан (cham) господин или император. Кое-кто, неправильно толкуя, называли его большой собакой (magnum canem), тогда, как улухан вовсе не значит большая собака: хан с придыханием по-татарски означает господин или император, а кан (cam) без придыхания — кровь, но ни в каком случае не собака. ⁶²

По татарским преданиям и рассказам, некая вдова зачала и родила сына по имени Цингис, а когда другие сыновья хотели убить ее, как прелюбодейку, она придумала в извинение себе, что зачала не от человека, а от солнечных лучей. Сыновья поверили этой выдумке и отпустили мать на свободу. Сын ее Цингос или Цингис, родившись для жалкой участи, вырос великим и смелым человеком и был первым родоначальником императоров чагадайских или заволжских. ⁶³ Сыном его был Иокухан (Iocucham), еще вполне язычник. Иокухан родил Заинхана (Zaincham), третьего императора, которого во всем мире, а преимущественно в Польше, Венгрии и Руссии называют Батый. ⁶⁴ Он разорил Готтию и Руссию и опустошил Польшу, Силезию, Моравию и Венгрию, как было сказано в начале. Этот Батый сперва был язычником, но впоследствии, вместе со всеми татарами, принял магометову веру, которой они придерживаются и по сей день. Четвертым императором был сын Батыя Темир-Кутлу, в переводе с татарского — счастливое железо (темиp — счастливый и кутлу — железо). Он был счастлив и любил войну. Это и есть прославленный в истории Темерлан, опустошивший всю Азию и дошедший до Египта. Он прежде всего столкнулся с Баязетом (Pesaitem), императором турок, взял его в плен и заковал в золотые цепи, но потом вскоре отпустил. Войска у него было миллион двести тысяч человек. ⁶⁵

Был в то время и другой татарский государь — Аксак-Кутлу, что значит хромой или хромое железо: ⁶⁶ он был хром, но жесток. Он счастливо вел много войн, [65] взял приступом большой город в земле чагадайев, т. е. заволжских татар, по имени Кумумедцар, разорил его и обратил в пустыню. Теперь стоят заброшенными каменные дома в этом городе, а триста церквей, принадлежавших готтам, превращены в лишенные жителей мечети магометовой веры. В замке этого города погребают заволжских императоров.

Пятым императором был сын Темир-Кутлу, Темир царь. Он, как рассказывают, вызван был Витольдом, князем Литовским, и Владиславом, королем Польским, на помощь против прусских крестоносцев и, храбро сражаясь, погиб в бою. ⁶⁷

Шестым императором был сын Темир царя, Махмет царь. От него родился Ахмет царь, седьмой император, а Ахмет на татарском языке значит сговорчивый. Ахмет родил Шиахмета, восьмого императора. Шиахмет значит приблизительно — богобоязненный Ахмет, а татары прозвали его Сахмет, то есть замученный Ахмет, потому что он взят был в плен литовцами и содержится в тюрьме в Ковно. ⁶⁸

Он был вызван королем Польским Альбертом и Александром, великим князем Литовским, на помощь против Мендлигера, императора перекопских татар, и в 1500 году к началу зимы пришел с 60 000 бойцов; женщин же и детей с ним было свыше ста тысяч. Была суровая и очень холодная зима. Жена его, не вытерпев холода и голода, по тайному зову императора Перекопского, бежала в Перекоп от мужа своего Шиахмета с большой частью войска. Эта убыль бойцов, сильнейший холод, наступательные действия Мендлигера перекопского — привели к тому, что войско Шиахмета было рассеяно, он был разбит и с тремястами коней бежал к Баязету, императору турок. Когда он прибыл в Бялыгрод у Понтийского моря, что значит белый замок, он узнал, что по приказу императора Баязета его должны взять в плен. Тогда он стремглав бежал назад с пятидесятью конями и вышел на поля близ Киева. Правитель киевский, узнав о нем через разведчиков, окружил его, захватил и отправил в Вильну к литовцам. Оттуда он несколько раз бежал, его догоняли, схватывали и приводили обратно. [66]

Когда Александр, король Польский и великий князь Литвы, вел генеральный сейм русских в Бресте, по его предложению прибыл туда из Вильны Шиахмет и был торжественно принят королем Александром, вышедшим навстречу ему на милю от города. Затем в Радоме поляки решили отправить его обратно в Татарию за Волгу с несколькими тысячами легковооруженных, а чтобы возвращение его было удобнее и более приемлемо для его соотечественников, послали вперед Казака Солтана, брата Шиахмета. ⁶⁹ Он прибыл за Волгу и вместе с Альбугеримом царем, дядей Шиахмета, стал ждать в родной им земле Чагадайской,

Между тем Шиахмет, идя в Литву для отправки воинов, был снова схвачен литовцами, по наущению Мендлигера, императора Перекопского, и заключен в Ковно, крепости близ Балтийского моря. По справедливости Шиахмет прозван у своих мучеником.

Глава девятая. О том, что народы Скифии беспокойны и всегда склонны к грабежу.

Татары не могут жить в покое, не делая набегов и нападений на соседней, не унося добычи, не угоняя пленных и скота. Это одинаково свойственно всем татарским ордам, с самого их появления и до сего дня. Поэтому, достаточно немногих примеров для характеристики многого. ⁷⁰

В год господень 1254 огромное татарское войско, состоявшее из многих отрядов, увеличенное еще силами русских и литовцев, под предводительством Ногая и Телебуги, пришло после праздника св. Андрея в землю Сандомирскую и, перейдя по льду реку Вислу, сожгло город с его церквами. Замок, куда сбежались люди со всей Сандомирской области с женами, детьми и имуществом, был окружен и подвергался приступам в течение ночи и дня, но так как одолеть его не удавалось, князья русские Василько и Лев, сыновья короля русского Даниила, коварно убедили осажденных сдаться и подчиниться, обещая безопасность, что сандомирцы и сделали. [67]

Однако татары, нарушив слово, ворвались массой в замок со страшным криком и всех перебили ужаснейшим образом, предав жестоким мучениям. Кровь убитых текла сверху из замка в Вислу, как ручей. Когда надоело убийство, они погнали оставшихся, как стадо, в Вислу и утопили.

Выйдя из Сандомирии, татары под предводительством русских пришли в Краков и, найдя его пустым, направили свою ярость на дома и остававшихся в городе больных, а затем после трехмесячного похода, не встретив нигде сопротивления, обремененные добычей, возвратились в Татарию.

Между тем под Краковом маленький мальчик, едва имевший полгода отроду, как это ни удивительно, членораздельно предсказал, что придут татары и отсекут головы полякам, а когда его при общем ужасе спросили, боится ли сам он прихода татар, он ответил, что очень боится, так как в числе других и ему отрубят голову. ⁷¹

И действительно, свирепые татары, под предводительством Ногая и Телебуги, спасаясь от голода, при сильнейших морозах и глубоких снегах, явились, как бесчисленная саранча, сперва в Люблинскую и Мазовецкую области, а затем в Сандомирскую, Серадзскую и Краковскую. От замка и города Сандомира они с позором и уроном были отбиты благодаря бдительности воинов, бывших на обороне, но захватили и сожгли много церквей, монастырей и построек.

Явившись под Краков в канун Рождества христова, они пытались взять город приступом, но потеряв несколько вождей, с воем отступили и пошли дальше разорять и грабить.

Князь Лешко Черный, ⁷² не надеясь на силы своих воинов, ушел в Венгрию с женой Гриффиной. Татары, продвигаясь дальше, дошли до Паннонских Альп и Силезии.

Разграбив вышесказанные области, умертвив священников, грудных детей и старцев, татары пошли назад с огромной добычей из людей и скота. Когда они делили ее у города Владимира (Vladimiriam) в Руссии, они насчитали двадцать одну тысячу одних незамужних девиц, откуда можно заключить о числе прочих женщин и мужчин.

Почти в то же время, татары, подстрекаемые куманами, [68] разорили убийствами и грабежами Венгрию вплоть до Пешта и оставались там от недели Преображения до праздника Пасхи. ⁷³

В тот же год татары вторглись в Константинопольскую империю, и, перебив массу народа, обратили многие местности в пустыню.

Отсюда явствует, что татары никогда не живут без грабежа и тревожат нападениями соседние народы. Так и в наше время перекопские татары часто бросаются на Валахию, Руссию, Литву и Московию. Ногайские и козанские татары вторгаются в Московию, предавая ее убийствам и разграблению.

Трактат второй.

Глава первая. Какие племена и какой народ живет в Скифии, называемой Татарией.

Так как татары пришли и заняли Азиатскую Сарматию или Скифию 306 лет тому назад, ⁷⁴ может явиться вопрос, что за народ населял вышеназванную Сарматию Азиатскую, ныне, как и в старину, называемую Скифией.

На этот вопрос ответить легко, на основании вышесказанного и данных истории: во время прихода и вторжения татар те земли населяли готты, называвшиеся у соседей половцами. На языке славян — русских и московитов это значит хищники и грабители, потому что, как ныне татары, так и тогда готты, подобно охотничьим псам, нападали на соседние народы, притесняли и грабили их.

Но взяв глубже, скажем, что по Птолемею Фелудиану, (во второй книге его четырехкнижия), угол северного аквилона, где ныне находятся татары, принадлежит в подразделении [сферы] к треугольнику северных небесных знаков; в нем господствует Сатурн под знаком Водолея и делает названный угол диким и ужасным по характеру его жителей; так говорит Птолемей.

Те, кто находятся на границах земель Сарматии и Аскарды, уподобляются Водолею и Сатурну. Оттого они отличаются большей жестокостью и по душевным свойствам весьма дики — так он говорит. [69]

Ибо зловредно влияние серпоносного Сатурна и чрезвычайно враждебно роду человеческому, действуя всегда против него своими противоположными качествами — холодом и сухостью. ⁷⁵

Именно из этого угла появились и до сего дня являются суровые и жестокие племена, приводящие в смятение род человеческий. Иеремия в первой главе говорит об этом: «от севера распространится всякое зло на всех обитателей земли», ⁷⁶ и всякий, кому угодно будет проверить, найдет это, как божественное изречение, совершенно очевидным и справедливым.

Там же, по словам истории и Птолемея (в вышеупомянутом месте), жили женщины, называвшиеся амазонками: в те времена они были ужасом для всего мира. Расставшись с хрупкостью своего пола, они притесняли многие страны, заняли Малую Азию и построили славный город Эфес. ⁷⁷

Когда они были истреблены и уничтожены, за ними вслед явились другие народы, называемые общим именем скифов, нередко бывавшие в тягость всей вселенной. Затем пришли готты, называемые также геты. Их пленные у греков и их комиков назывались Гета и Дав или Дак (от Дакии) и употреблялись, как рабы (slavi) и слуги (servi). ⁷⁸

Готты долгое время владели этими землями, построили каменные города и замки, а жили, как и всегда, добычей.

Наконец, из Югры, с северного края Скифии, пришли югры, называвшиеся позднее гугны и унгары (Hungari). ⁷⁹

Они раздавили готтов своей численностью и прогнали, как сообщает Орозий, книга VII, но некоторыми городами и замками не овладели. ⁸⁰

Изгнаные готты вошли в чужие владения и прежде всего оттеснили аланов, роксоланов, русских и вандалов.

Остановившись наконец у моря Понта, они вторглись в Булгарию, Фракию и Константинопольскую империю. Император Зенон, относясь к ним со cтpaxoм и недоверием, послал их освобождать Италию от рук герула Одоакра, как ниже будет сказано.

Вандалы и аланы, кочевники, попросили места для жилья у Константина Великого и получили Паннонию, о чем специально скажем позднее.

Югры же, когда размножились, перешли большие реки, [70] по преданию — вслед за охотниками, гнавшими серну; вошли в земли руссов и быстро достигли Паннонии. Поставив себе вождем Аттилу, они стали тяжелым бременем почти для всей Европы.

В свою очередь готты, какие уцелели, размножились в мирной обстановке и испытали на себе нашествие татар и разорение, как мы говорили в начале этого труда.

Это — общие замечания об обитателях Сарматии Азиатской, в последующем же будет о них сказано больше и подробнее.

Глава вторая. О готтах.

Готты, изгнанные из Скифии, частью остановились на Таврическом острове, близ него и близ моря Понтийского, частью же с царем своим Рагазом, числом более чем в двести тысяч, вторглись в Италию и, в то время как Рим дрожал в страхе перед этой силой, масса их погибла от голода на суровом хребте Фезуланских гор. Царь Рагаз был схвачен и заключен в оковы, а войско его было, как скот, разогнано, перебито и продано. ⁸¹

Готты же, осевшие у Таврики и Понта, разделились на две части и те из них, что под предводительством Алариха ушли на запад в Италию и Галлию, стали называться виссиготты, то есть западные готты; те же, что с князем Фригидерном остались на месте у Понтийского моря, получили наименование остраготты, то есть восточные готты. Из этого совершенно очевидно, откуда произошли наименования остроготтов и виссиготтов.

Ясно также, что готты, живущие под властью царя Дакии в Готтии, неосновательно и напрасно присваивают себе имена остроготтов и виссиготтов, так как прежде всего и по праву названы были восточными и западными не они, а те, что, как сказано, живут около Понта и Мизии, и те, что переселились в Галлию. ⁸²

Эти же, живущие в Готтии на севере у океана в весьма холодной стране, а вовсе не на востоке, глупо и дурно делают, присваивая себе чужие имена. Об этом смотри Павла Диакона кн. XVI, гл. II. ⁸³

Восточные готты напали на Мизию, Фракию и другие [71] провинции Константинопольской империи. Боясь их и желая удалить от Константинопольской империи, император послал их с королем Теодориком против Одоакра — для освобождения Италии.

Когда они проходили через Сирмий и Паннонию и стояли у Аквилеи, близ реки Сонция, чтобы отдохнуть и подкрепиться и самим и их животным, подошел с большим войском Одоакр и напал на них, но был разбит. Он бежал в Рим, но найдя ворота запертыми, поспешно отступил в Равенну. Теодорих осадил его там и три года спустя, заключив мир, вероломно убил и стал господином всей Италии. ⁸⁴

О том, какие были короли у готтов в Италии, Галлии и Испании, легко узнать у историков; в мою главную задачу не входит писать о них.

С уходом югров или венгров из Сарматии Азиатской в Паннонию, остававшиеся на месте готты весьма размножились, но татары, пришедшие с востока, совершенно уничтожили их, а города и замки их разрушили, так что только на Таврическом острове кое-что уцелело. Генуэзцы из Италии получили от них знаменитый город Феодосию или Каффу на Таврическом острове и устроили там свою колонию.

В дальнейшем татары из рода Уланов, о которых будет сказано ниже, вступив на остров через северный проход, заняли весь его с городами, селами и полями, при чем князья Манкуп (по происхождению и языку готты) удержали только замок Манкуп. ⁸⁵

Наконец, Магомет, восьмой император турецкий, дед нынешнего императора Селямбека, ⁸⁶ занял Таврический остров, взял приступом Каффу, сделал своими данниками перекопских татар или уланов со всем Херсонесом, а вне пределов острова, севернее, на берегу Танаиса соорудил крепость Азов, и по сей день принадлежащую туркам. Двух братьев, князей Манкуп, единственных уцелевших представителей готтского племени и языка (и надежду на продолжение его), он зарубил мечом и овладел замком Манкуп. Так исчезли готты и в Сарматиях и в Италии, в Испании и Галлии. В истории они больше не появляются. [72]

Глава третья. Об аланах, вандалах и свевах.

Аланы — это народ, живший в Алании, ⁸⁷ области Сарматии Европейской, у реки Танаиса и по соседству с ней.

Страна их — равнина, без гор с небольшими возвышенностями и холмами. В ней нет поселенцев и жителей, так как они были выгнаны и рассеяны по чужим областям при нашествии врагов, а там погибли или были истреблены.

Поля Алании лежат широким простором. Это пустыня, в которой нет владельцев — ни аланов, ни пришлых. Иногда только проходят там казаки «ища», по их обычаю, «кого пожрать». ⁸⁸

Казак — татарское слово, а козак — русское, означает холопа, подданного — бродягу пешего или конного. ⁸⁹

Они живут добычей, никому не подчинены и ездят по обширным и пустынным степям отрядами в три, шесть, десять, двадцать, шестьдесят человек и более.

В той стране обильно растет пахучий тростник. Поляки называют его татарское зелье (tatarskee zielle), заимствуя имя у татар, так как растет он во множестве недалеко от татарского края.

Вандалы — это германский народ, как сообщают Плиний, Светоний Транквилл и Корнелий Тацит, а жили они по реке Вандалу. Река эта названа по имени их царицы, добровольно утопившейся там в жертву богам за одержанную победу; теперь она называется Истулой и Вислой. 90

Чтобы изложить историю вандалов полнее, надо знать, что славяне произошли от Иавана, сына Иафета через Элиза. Ной родил Сима, Хама и Иафета. Иафет же Иавана, четвертым по порядку, и его братьев. От Иавана произошли греки, размножившиеся у Ионийского и Эгейского моря, а также эладики или эолийцы и славы [славяне] — от его сына Элиза. От Иавана и море называется Ионийским, а евреи называют ионийцев и греков на своем языке Иаван. Таково мнение Иосифа о сыновьях Ноя. ⁹¹

Вскоре после греков славяне завладели землями к западу: Сервией, Расцией, Далмацией, Мизией, Булгарией, Босной, Кроацией, Паннонией и Славонией.

Двум братьям, князьям Леху и Чеху, ⁹² потомкам Иавана, [73] происходившим от колена Элиза, достались для заселения с их семьями и слугами Кроация и Славония, разделенные быстрой рекой Крупой, и они устроили свой дворец и главное местопребывание в замке Псари и деревне того же имени. У реки Крупы и до сего дня есть деревня Псари, со многими жителями, еще и в наше время говорящими по славонски. Замок же разрушен и представляет собой только развалины и основания цитадели.

По мере размножения людей и родов в Далмации, Кроации и Славонии, при непонимании общего родства, часто начинались ссоры и убийства между братьями князьями и родственниками.

Поэтому вышеупомянутые князья Лех и Чех, в полном согласии приняли здравое решение и, во избежание злейших преступлений, убийств и отцеубийств, собрали свое добро и свои народы по родам и поселениям со всей, какая у тех была, утварью, покинули родные места и пошли в западные страны искать нового пристанища.

Они знали, что восточные и южные области густо населены и потому туда напрасно итти и нечего там искать.

Отправившись, таким образом, в поход, они достигли Моравии и Богемии. Обойдя всю эту область, тогда еще пустынную и необработанную, они увидели, что климат там здоровый, а земля плодородна, и поставили шатры на горе по имени Рип (Rzip). Тут младший брат Чех, восхищенный прелестью местности, стал просить у старшего Леха с большой настойчивостью, чтобы моравские и богемские земли отданы были ему, его наследникам и потомкам во владение и для заселения.

Лех, чтоб поддержать братскую любовь, согласился на просьбы и желания Чеха и, простившись, ушел со своими на северо-восток.

Достигнув земель Силезии и Великой Польши, невозделанных, и до тех пор ненаселенных, он остановился и закрепился там со своими людьми и имуществом.

В тех местностях Великой Польши и Силезии лехиты, они же поляки, размножились, волей божьей весьма возросли числом и наполнили Вандалию, то есть Польшу у реки Вандала, ныне именуемой Вислой, а также Померанию, Кассубию и всю область по Германскому морю, где ныне [74] Марка, Любек и Росток, вплоть до Вестфалии. Они получили разные наименования, соответственно разным местам жительства. Те, что жили у реки Свевы (по тевтонски Спре или Спревы), названы были Свевы. Другие близ них — от хижин и куч, которые на своем польском языке они зовут бруги (brogi), стали именоваться бургунды. Так и с прочими: древяне и травяне (drzewiane et trawiane) получили имя по обилию дерева и травы. ⁹³

Во время императора Августа, как сообщает хронист из Бергамо в Дополнении, ⁹⁴ восемьдесят тысяч бургундов пришло с севера и село на берегах Рейна, но Друз и Тиберий, пасынки Октавиана, изгнали их, как говорит Павел Орозий, и принудили вернуться на старые места.

Затем Друз с боем перешел реки Рейн и Альбу (река Альба течет через Богемию и Мейсен [Мисну] в Германское море и называется по богемски Лабия), напал на свевов и бургундов и победил их в кровопролитнейшей битве. Однако, сам победитель Друз пал в том же бою убитый свирепыми свевами, перенесен был в Майнц (Моguntiam), где и погребен. ⁹⁵

Чтобы под действием более мягкого климата свевы и сами стали мягче, Цезарь Октавиан перевел их в Галлию, как говорит Светоний Транквилл, и поместил на полях, ближайших к Рейну, где, в честь императора Августа, выстроен был город Августа. Эти переселенцы и до сего дня называются свевами по прежней родине и винделиками — на языке винделиков и славов, а самый город Августа именуется Августа Винделиков. Это сообщают упомянутый Светоний Транквилл и Мартин в своей Мартиниане, во II-й части при рассказе о Цезаре Августе. ⁹⁶

Хотя свевы и были выведены из их области, лежащей по сю сторону Германского моря, туда пришли другие поляки — винделики и славы, и наполнили эту область.

Потом, во время императора Валентиниана, как говорят Орозий и хронист из Бергамо в Дополнении, бургунды, поднявшись вторично с севера из земли винделиков, перешли к реке Родану и, мирно заселив там земли, без столкновений с соседями, основали Бургундию, по ним и названную. ⁹⁷

Винделиков же около Любека-Ростока-Мекельсбурга ⁹⁸ [75] и реки Свевы, императоры Генрихи покорили силой, как язычников, не желающих чтить Христа.

Генрих III, окончательно истребив эти племена, привел и расселил на их местах тевтонские. История того же Генриха III-го собщает еще, что четыре пленных царя винделиков должны были в праздничные дни и в дни коронования императора в знак бесчестья носить лохани и котлы на кухню.

Тем не менее, до сего дня винделики или славы остаются в тех местах около Любека, Ростока, Мисны и Марки, но не в городах, а в селах и деревнях, особенно те, что называются сарбы и винды. Остаются еще и старые имена поляков и винделиков в названиях мест, замков и городов: ведь и Любек и Росток и Мекельсбург — имена польские.

Глава четвертая. Продолжение о вандалах, аланах и свевах.

Аланы, изгнанные из своих мест, свернули к вандалам, вместе с ними вошли в Паннонию и жили там около шестидесяти лет. После того они вторглись в Римское государство и нанесли удар Галлии. Оттуда же, как говорят историки, они вернулись в Вандалию или Польшу и оставались там вплоть до времени Стилихона. ⁹⁹

С собой туда они принесли (как я сужу по некоторым признакам) громадную массу серебреников с изображением императора Адриана, как показывает титул и надпись. Такие монеты и в наши дни попадаются у поляков по течению вод, по дождевым промоинам и в земле при обработке полей; поселяне называют их денариями св. Иоанна крестителя, так как тисненое на них изображение головы и шеи напоминает голову св. Иоанна на блюде.

Во время императора Гонория комес римский Стилихон, стремясь добыть для сына своего Евхерия верховную власть в империи, подстрекнул вандалов, свевов, аланов и сквадов к войне и потрясению римского господства. ¹⁰⁰

Неистовствуя в Галлии, они погубили и разрушили и божье и человеческое.

Затем, отступив перед готтами, они проникли в Испанию и нанесли ей ужасный ущерб, нападая то здесь, то там. [76]

Отсюда, по призыву Бонифация, принцепса римского, они переправились для захвата Африки и завоевали ее, опустошив огнем и мечом.

В первый год царствования Грациана, разумей в год господень триста восемьдесят первый, и в следующие затем тридцать лет над вандалами, вышедшим из царства Польского, царствовал Модигизил.

После него сын его Гундерик правил в Испании 16 лет и погиб схваченный демоном, когда взяв Гиспал простер руку к городской церкви. ¹⁰¹

Преемником его был его брат Гензерик. Этот, по сообщению Павла Диакона, переправившись из Испании в Африку, жестоко опустошил почти всю ее огнем, мечом и грабежами; погрязший в арианском нечестии, он уничтожил католическую веру и изгнал епископов. В это бурное время, по свидетельству того же Павла Диакона и Поссидония, ушел ко Христу в возрасте 76 лет бл. Августин, епископ гиппонский, чтобы не видеть гибели своего города. ¹⁰²

После того Гензерик напал на Карфаген и взял его; перебравшись из Африки с сильнейшим войском, разграбил Рим, увел в Карфаген много тысяч пленных с царицей Евдоксией и двумя ее дочерьми и отдал ее в жены сыну своему Тразамунду. Кампанию и Апулию он истребил огнем, Капую и Нолу обратил в развалины.

Среди этих бурь благочестивейший Паулин, епископ города Нолы, отдал себя в рабство за сына одной вдовы.

Гензерик царствовал сорок восемь лет. По смерти его преемником был сын его Гонорик.

Изгнав более 334 католических епископов и закрыв их церкви, он подвергал народ разным мучениям и отрубил бесчисленное множество рук и языков, что впрочем, как сообщает св. Григорий в 3-ьей кн. Диалогов ¹⁰³ и Павел Диакон в Деяниях Римлян, не лишило людей дара речи. Пораженный наконец судом божьим он умер жалкой смертью, покрытый червями. После него девять лет царствовал Гунтамунд, а за ним Тразамунд, сославший в Сардинию 220 епископов. Затем в год господень пятьсот двадцатый воцарился Гильдерик, сын его от Евдоксии, дочери императора Валентиниана, взятой в плен Гензериком. Находясь [77] при смерти, Тразамунд, его отец, заставил его поклясться в том, что он никогда в течение своего царствования не будет покровительствовать католикам. Однако, Гильдерик, тотчас же по смерти отца, еще до вступления на царство, велел вернуть из ссылки всех католиков, а епископам поручил восстановить церкви. Он царствовал восемь лет и был убит Гилимером, который вслед за ним царствовал пять лет и отличался такой жестокостью, что не щадил даже своих родителей.

Наконец, императором Юстинианом послан был в Африку патриций Белизарий, который разбил большие силы вандалов, а царя их Гилимера захватил живым и послал Юстиниану в Константинополь, заковав в серебряные цепи. Так было разрушено царство вандалов в Африке.

Из вышесказанного ясно, что вандалы, свевы и бургунды родом были из царства Польского, имена и прозвища получили от польских местностей, где жили, и язык у них был польский.

Ясно, во-вторых, что вышеназванные народы, вандалы, свевы и бургунды, были германцы, а не сарматы и не скифы. Таким образом, Сигильберт, Винцентий в Зерцале Историческом и другие старые авторы непоследовательно и неосновательно считали их скифами. ¹⁰⁴

Необходимо заметить, в-третьих, что названные племена, приведшие в смятение часть Западной Европы и Африку, произошли не с острова Скандии, а из Польши.

Поэтому, неправильно старые авторы называли их скифами с острова Скандинавии. Ведь Скифия, собственно говоря, лежит за Танаисом, к востоку — в Азии, Скандия же или Скандинавия находилась и находится на северо-западе, за Германским морем, в соседстве с Дакией, под властью Дакийского государя, на расстоянии многих миль от Скифии.

Следовательно, надо считать самоуверенной путаницей, утверждение невежд, что эти племена, а также аланы, готты и гугны вышли из Скандии, тогда как на самом деле они там никогда не были, не входили туда и даже поблизости не бывали. ¹⁰⁵

Надо заметить, в-четвертых, что поляки, богемы, свевы и все славянские племена от потопа до нашего времени [78] остаются на своих местах, в коренных своих владениях, а не прибыли откуда-нибудь из иных мест, как сообщает польская хроника и хроника богемская. Корнелий Тацит это и утверждает в книге о местоположении и населении Германии, говоря: «Я полагал бы, что сами германцы коренные жители там, в весьма малой степени смешавшиеся с пришлыми и временно живущими элементами других народов». ¹⁰⁶

Неверно и утверждение Блонда ¹⁰⁷ (не в укор столь крупному историку, вообще весьма ученому, и его новейшим последователям), что славы перешли от Танаиса и Босфора в Илирик, Далмацию и Кроацию, а государи Польши и Богемии Лех и Чех, повернули к западу и вошли в земли вандалов, после ухода тех в Галлию. На самом деле славы — в своих областях, а князья Лех и Чех — в Польше и Богемии, оставались от потопа до нашего времени, остаются ныне и, даст бог, останутся и впредь.

При всем том, однако, русские со своими князьями действительно в это время и позднее ходили из Руссии и Босфора в Илирик и Кроацию, уносили богатую добычу, но не оставались там.

В наше время из Вандалии или Польши выходит на войну с врагами иной раз шестьдесят или даже сто тысяч воинов, но от этого царство Польское не пустеет: горожане-купцы и крестьяне — в городах и селах остаются все на местах, и таким образом некуда прийти и нечего занять чужим пришельцам. Так было и во время Гонория цезаря, когда в Галлию уходили только воины-вандалы. Да к тому же историки говорят, что когда вандалы, напавши на Галлию, вернулись, они заняли свои прежние места в Вандалии, значит, эти места не были заняты другими.

Заметим, в-пятых, что славянская речь весьма распространена и широко употребляется во множестве стран и областей. Сюда принадлежат: сербы, мизии, расции или булгары и боснийцы, ныне покоренные турками. Точно так же — далматы, кроаты, паннонцы, славы, карны, богемы, моравы, силезийцы, поляки Великой и Малой Польши, мазовиты, померанцы, кассубы, сарбы, рутены, московиты. Все это — славы и винделики и занимают они обширные области. Теперь, впрочем, уже и литовцы говорят [79] по-славянски. Сюда же относятся нугарды, плесковиты и огульки: смотри их хроники и космографии. ¹⁰⁸

Заметим, в-шестых, что поляки, свевы и бургунды по сю Сторону Германского моря были совершенно истреблены и уничтожены императорами Генрихами, и лишь сарбы и винды или винделики остаются там и до сих пор, как сказано выше.

Глава пятая. О юграх. ¹⁰⁹

Югры вышли из Югры, самой северной и холодной скифской земли у Северного океана, отстоящей от Московии, города москов, на пятьсот больших германских миль к северо-востоку; пошли на юг через равнины и прибыли в область готтов в Скифии, где ныне живут татары чагадайские или заволжские. Они подавили численностью готтов и выгнали их из Готтии в Сарматию. Когда югры утвердились там и чрезвычайно размножились, они, услышав однажды от охотников, перешедших реки Волгу и Танаис в погоне за ланью, что земля сарматов сравнительно наиболее плодородна в Европе и мягче климатом, переплыли массой вышесказанные реки, разбили сарматов и русских и, двинувшись вслед за готтами, воевали с ними в Мизии и Фракии и победили их.

Придя в Паннонию, они остановились там восхищенные почвой, вином и плодородием страны. Напав на римских полководцев Матерна и Детрика, разбили их с их войском, при этом Матерна убили, а Детрика обратили в бегство. В то же время они избрали своим главой и королем хитрого, храброго и энергичного Аттилу, которого венгры на своем языке зовут Этеле. Аттила созвал много племен с их королями, произвел им смотр, а затем вступил в Галлию и с тираннической жестокостью разорил ее. ¹¹⁰ Когда он подошел к Каталаунским полям, широко раскинувшимся вширь и вдаль, навстречу ему поспешил патриций Этий с когортами римлян, с королем готтов Теодориком и множеством других племен. ¹¹¹

Узнав об этом, Аттила спросил прорицателей о победе, и они, исследовав внутренности животных, сказали, что [80] в этой войне он будет побежден и потерпит поражение, но прибавили, что убит будет старший у врагов. Аттила думал, что пасть предстоит верховному вождю противной стороны Этию и, радуясь его предстоящей смерти (так как мощь Этия ему представлялась ужасной), выстроил в боевой порядок свои войска и с хитростью велел трубить к битве не в полдень, а к вечеру. Когда же множество народа было перебито и пал не Этий, как хотел Аттила, а Теодорик, король готтский, Аттила, видя свое поражение, ушел со своими в середину лагеря внутрь ограды из возов. Наступила ночь, и он велел зажечь костер из седел, собранных кучей, чтобы, в случае нападения, он мог броситься в огонь и сгореть, лишь бы не попасть в руки врагов.

На другой день вел войска против Аттилы Торисмунд, сын Теодорика, короля готтов, чтобы отомстить за смерть отца. Этий, относившийся столь же подозрительно к усилению готтов, как и гугнов, убедил Торисмунда оставить битву и спешить занять отцовский трон, чтобы брат его не успел захватить власть. Торисмунд послушался и ушел; отступил и Этий, распустив войско.

Обрадованный Аттила ушел оттуда, питая злые надежды на месть, осадил и взял город Реймс, умертвил епископа этого города св. Никазия, сестру его Эвтропию и всех горожан. Когда он подошел к Труа, навстречу ему вышел епископ св. Луп и спросил: «Кто ты?». На что получил ответ: «Я Аттила, бич гнева божия». Тут Луп, взяв коня его за узду, ввел его с войском в город и сказал: «Добро пожаловать, бич гнева божия», и тот вместе со своими, пораженный, как говорят, слепотой, мирно прошел через город на другую сторону.

В это время одна бедная женщина, имевшая десять дочерей, в страхе хотела бежать из пригорода. Младшую двухлетнюю дочь она несла, привязав в холстине себе на шею, двух дочек постарше везла на муле, которого гнала перед собой, а остальные дочери шли вокруг матери. Когда воины Аттилы настигли ее, а ее дочери в испуге сбежались к матери, она, обомлев и не помня себя, бросилась к реке, чтобы утопиться, но воины догнали ее, схватили на берегу реки и вместе с дочерьми привели к Аттиле. Она с мольбой пала на землю, прося помилования. Аттила пожалел ее, дал [81] ей много денег и одежды и отпустил на свободу с детьми, а ради нее пощадил и других, кто были приведены с нею вместе. Затем Аттила отправился в Германию и разорял там замки, города и села, пока не услышал, что Этий и готты вновь готовят поход против него. Отойдя из-за этого в Паннонию и обновив там войско, этот мстительный человек поспешил в Италию через Штирию и Коританию.

Узнав от разведчиков, что Этий с бесчисленным войском ждет его у подножия Альп, он повернул к Далмации и Гистрии, разгромил замечательные города близ Адриатического моря, пришел к Аквилее и осаждал ее три года. Когда осаждающим стало нехватать съестных припасов и даже издалека не удавалось их подвезти, а воины от голода стали роптать против Аттилы, он вновь начал объезжать город, ища, где можно напасть и прорваться. Тут он увидел, что птица, называемая аист, несет своего птенца в клюве с вершины крепости в ближайший тростник, а за ней и другая, и воскликнул: «Птица предвидит будущее, знает, что город погибнет, а потому бежит».

Собравшись с силами, он взял город и тираннически перебил всех, кого там нашел.

В это время выстроен был из страха перед Аттилой великолепный и могущественный город Венеция.

Подступив к Ломбардии, Аттила нанес ей жестокий удар и разорил ее. Когда же он подошел к Равенне, туда поспешил папа Лев ¹¹² и стал покорно и смиренно просить его воздержаться от разорения города Рима и прекратить опустошение Италии. Атилла так и сделал. Его бойцы при этом в удивлении говорили между собой, что Аттила никого не боится, кроме двух животных — волка и льва, намекая на двух епископов, ради которых он пощадил их народ. ¹¹³ На это Аттила ответил, что рядом со Львом стоял зрелый муж в духовной одежде с обоюдоострым мечом и, потрясая мечом, грозил ему смертью, если он, выслушав просителя, не отпустит его с миром.

Итак он отступил и вернулся в Паннонию. Справляя свадьбу с одной прекрасной девушкой, он выпил много вина и ночью во время сна был разбит апоплексией: кровь хлынула у него из носа и рта, и он погиб ста двадцати четырех лет от роду. [82]

В ту ночь император Марциан в Константинополе видел во сне, что лук Аттилы сломан. Дело в том, что югры преимущественно пользовались именно луком.

После кончины Аттилы поднялись среди венгров несогласия, раздоры и убийства, многие из них пали убитыми, а остальные вместе с Хабой, сыном Аттилы, были изгнаны из Паннонии королем гепидов и другими прежними подданными Аттилы. Они перешли в Готтию через Меотидские болота, а три тысячи из них во время перехода из Паннонии отделились и остались в Трансильвании. Чтобы избежать нападения соседей, они назвались сикулами, на их просторечии чаклe (czakle). ¹¹⁴

Те же, что прошли через Меотиды и Эвксинское море, постоянно вспоминали о плодородии Паннонии, об изобилии там хлеба и вина, рассказывали об этом своим детям и советовали вернуться в Паннонию.

Так и случилось, что 301 год спустя после смерти Аттилы они сделали смотр 216 тысячам бойцов, выступили в поход дорогой отцов через Меотидские болота и Сарматию и пришли в Паннонию во время императора Константина пятого и папы Захарии, то есть в год господень семьсот сорок четвертый. ¹¹⁵ Прежде всего они явились к язигам и тут избрали себе семь полководцев, каждому из них для действий против неприятелей дали по 30000 бойцов, а для улучшения обороны грубо и просто построили из земли семь замков, каждому по замку. По этим семи замкам страна и по сей день называется Семиградьем.

Между тем, на разведки в Паннонию послали одного из своих воинов по имени Кузид. Он случайно встретил короля Паннонии Святоплуга. Это был славянин, да и вся Паннония была славянской землей, хотя римляне и назначали туда правителями чужеземных полководцев и военачальников. Посланный приветствовал короля от имени пришедших югров, передал ему в дар белого коня с вызолоченным седлом и уздой и попросил у него немного земли, воды и травы. Король Святоплуг согласился. Он полагал, что они земледельцы и переселяясь просят земли для обработки. Поэтому он сказал с улыбкой: пусть берут, сколько хотят. Итак, Кузид принес с собой сулею земли, другую — [83] воды из Дуная, третью — травы и изложил, что сделал. Югры, убедившись, что Паннония отличная и плодородная земля, именем первого своего начальника Арпада, предложили Святоплугу дольше не оставаться в их земле, купленной ими ценой белого коня с позолоченным седлом и уздечкой. Тут только понял Святоплуг, что грозит война, и стал собирать войско. Югры двинулись на него со всей поспешностью и в битве у Дуная разбили паннонцев с их королем. Святоплуг во время бегства упал в Дунай и погиб в сильном течении. Югры перебили славов, жителей Паннонии, а землей их владеют и посейчас, хотя на границах Паннонии повсюду еще осталось славянское население.

Итак, заметим, во-первых, что югры названы по имени скифской области Югры, откуда они происходят и откуда вышли; богемы, поляки и славы до сих пор называют их гуграми, другие — гугнами, а в конце концов они стали называться унгары (венгры).

Заметим, во-вторых, что у югров в Венгрии и у тех, что живут в Скифии в Югре, один и тот же язык, та же речь, то же самое резкое произношение. ¹¹⁶

Однако, венгры в Паннонии — христиане, более культурны и во всех отношениях более богаты, югры же в Скифии — до сих пор идолопоклонники и дикари.

Заметим, в третьих, что Югра — самая северная страна и вовсе не имеет высочайших и недоступных гор, ни таких, как Альпы в Италии, ни таких, как Сарматские горы. Следовательно, неверно говорят некоторые историки, что гугны вышли из своей области — из величайших и недоступных гор. ¹¹⁷ В Югре, впрочем, есть горы, покрытые густым лесом, но это — пологие и легко доступные горы средней величины и высоты, скалистые и утесистые, как и везде по северному краю земли у Северного океана. ¹¹⁸

Отметим также, что из Северного океана на вершины прилежащих к морю гор выходят некие рыбы, называемые на языке московитов морж (morss); цепляясь зубом, они облегчают себе подъем, а с вершины горы скользят и падают по другую сторону. Югры и другие жители севера ловят их, и зубы их, отличающиеся большой тяжестью, посылают в Московию, а затем к туркам и татарам. Из них [84] делают рукоятки мечей, сабель и ножей, чтобы их тяжесть придавала большую силу ударам. ¹¹⁹

Заметим, в-четвертых, что гор Рифейских и Гиперборейских в природе нет ни в Скифии, ни в Московии, ни где бы то ни было, и хотя почти все космографы утверждают, что из этих гор вытекают Танаис, Эдель или Волга, Двина (Dzwina) и другие крупные реки, написанное ими — выдумки и невежественное баснословие. Танаис, Волга и наиболее крупные реки текут из Московии, из страны равнинной, болотистой и лесистой, вовсе не имеющей гор. Об этом я подробнее скажу, когда дойду до описания Московии.

Здесь, достопочтеннейший господин епископ, лежит глубочайшая пропасть заблуждения — по вине прославленных писателей, помещающих сюда Рифейские и Гиперборейские горы. Пусть твоя достойнейшая особа обережет и защитит меня от их возражений, противоставляя им, вместо всяких хитроумных доводов, реальный опыт, и пусть тот, кто не верит, увидит сам и убедится на опыте, что дело обстоит так, как я сказал.

Заметим, в-пятых, что югры в скифской Югре не возделывают полей, не сеют, не имеют ни хлеба, ни вина, ни пива, ведут жалкую жизнь в лесах и подземных норах, питаясь рыбой и дичью, которых там много, пьют воду, одеваются в шкуры, сшивая вместе шкуры разных животных: волка, оленя, лисицы, куницы и пр. Таким образом скудная это область у северного полюса, как и говорит Гиппократ в книге о странах, воздухе и воде. ¹²⁰

Подчинены они князю Московии и платят ему подати шкурами соболей, белок [?] и другими, так как у них нет ничего иного для дани. ¹²¹

Заметим, в-шестых, что по ложному мнению некоторых известных космографов и историков, в том краю у Северного моря лежат самые умеренные области, где, блаюдаря умеренности климата и мягкости воздуха, люди живут счастливо и весьма долго и лишь, когда им надоест жить, бросаются с горы в океан.

Все это — басни. И в самом деле, что за счастье — не иметь ни хлеба, ни вина, ни других удовольствий? Что это за умеренный климат, когда там приходится терпеть [85] постоянный холод; когда во время зимнего солнцестояния у них там непрерывная ночь, а во время летнего — незаходящее, но едва теплое солнце? Впрочем, опускаю об этом.

Заметим, в-седьмых, что в Югре и северных областях не роют золота, серебра и других металлов, и не соответствует действительности басня, будто бы там есть гриффы и большие птицы, мешающие копать и уносить золото. Я утверждаю, вопреки древним авторам, что на самом деле гриффов вовсе нет ни в той части севера, ни в других странах мира; а приносят оттуда к нам некую хищную птицу, величиной с орла, но с более длинными крыльями и хвостом, наподобие ястреба. Зовут ее московиты кречет (krzeczot), а наши — бялозор (bialozor), то есть, приблизительно, белый блеск, потому что у нее беловатое брюхо. Все хищные птицы, ястребы, соколы и другие живущие хищно, до такой степени боятся ее, что при виде ее дрожат, падают и гибнут. ¹²²

Заметим, в-восьмых, что на севере, за Готтией, Швецией (Sueciam), Финляндией (Filandiam), Югрой и за Каспийским морем нет чудовищных людей — одноглазых, двухглавых псоглавых и пр., а живут там люди, нам подобные, но живут редко, разрозненно, на расстоянии друг от друга и в малом числе. ¹²³

Цвет кожи у них зачастую синеватый из-за холода, придающего эту окраску их телу. Это — истина; писавший так правду писал и мы знаем, что истинно свидетельство его.

Комментарии

1. Станислав Турсон — Ольмюцский епископ с 1498 по 17 апр. 1540 г. (ум). См. Gams, Series episcoporum ecclesiae catholicae, стр. 297.

В первом у нас исследовании о Меховском, напечатанном, вместе с переводом некоторых мест Трактата, в Отеч. Записках за 1854 г., высказывается предположение, «что епископ этот исповедовал греческую веру» что, по мнению автора, «явствует» «из некоторых мест» книги Меховского. Утверждение это, противоречащее Gams’y, едва ли основательно, так как единственно, пожалуй, хоть сколько-нибудь относящееся сюда место (стр. 62 — о хозарах греческой веры, которые «по словам вашей моравской легенды», говорит Меховский, «обращены были в веру христову святыми братьями Кириллом и Мефодием»), имеет в виду не православную только легенду и не святых «греческой веры».

В том же исследовании указывается, что отец Турсона был банкир, родом из Венгрии, поселившийся в Польше. См. Отеч. Записки, т. XCVII, СПб, 1854 г., Отд. II: Матвей Меховский и его сочинение «О двух Сармациях», стр. 118, примеч. 15. Эти сведения взяты, вероятно, из сочинения Юста Деция Vetustates Polonorum, изданного в 1521 году в одном томе с Хроникой Меховского (De Sigismundi regis temporibus, стр. 64).

2. Главный авторитет средневекового мироведения Клавдий Птолемей (см. ниже примеч. 75) в своей Географии именует Сарматией Европейской территорию, охватывающую, примерно, пространство прежней Европейской России до реки Дона на востоке, а земли к востоку от Дона — Азиатской Сарматией (кн. III, гл. 5, § 1 и кн. V, гл. 8, § 1). Это же наименование имеется у Маркиана (ок. 400 г. н. э.: кн. II — Объезд Европ. Сарматии), у Помпония Мэлы (см. ниже примеч. [207]. Кн. III, 55) и др. Из ближайших к Меховскому Сарматии упоминаются, напр. у Иакопо из Бергамо (Bergomensis, см. прим. 94, Supplementum supplementi chronicarum... Venetiis 1513, лист 9) и у Энея Сильвия Пикколомини (см. прим. 168. Космография, гл. XXVII). Последний, однако, справедливо отмечает, что большинство и древних и позднейших географов предпочитали именовать эти страны Скифией (ibid.).

3. Эта сказка встречается у Плиния (см. прим. 90), кн. IV, § 89; Солина (см. прим. 207) — 161; Помпония Мэлы (II, 36 — 37) а из ближайших к нашему автору, напр, у Bergomensis (о. с., л. 11) и Энея Сильвия (Космография, гл. XIII, со ссылкой на Солина и замечанием : «Это — баснословно»).

Наиболее уверенно передает ее Солин, начиная так: «Об Ипербореях ходили басни..., но, когда вполне честные и достаточно достоверные писатели сообщают одинаковые сведения, никто не должен бояться лжи» (перев. у В. В. Латышева, Scythica et Caucasica, т. II, вып. 2, стр. 279).

Причинами возникновения такого верования можно считать — с одной стороны — неправильно истолкованное известие о беззакатном солнце северного лета, с другой — утопические искания «рая» на земле, имеющие множество отражений в фольклоре, литературе, историографии и науке вообще не только древности или средневековья, но и нового времени.

М. П. Алексеев (Сибирь в известиях иностранных путешественников и писателей, т. I, Крайгиз, Иркутск, 1932; стр. LVI, прим. 57), комментируя это место, полагает, что «все это взято Меховским главным образом у Плиния». Мы предпочли бы уклониться от столь решительного утверждения, потому что о стране блаженства в очень сходных выражениях говорится во многих источниках Меховского, да и сам он полемизирует не с единичным мнением. Интересны приведенные М. П. Алексеевым: отрывок из Татищева о справедливости и беззавистном нраве остяков, тунгусов и вогуличей и записанная на Новой Земле сказка о счастливом крае, где нет вражды и злобы.

Перевод этого места Трактата у Дитмара (Землеведение, т. XXX, вып. IV: Б. Дитмар, Трактаты о двух Сарматиях Матвея Меховского, стр. 65), повторенный без изменения М. П. Алексеевым (о. с., стр. XXXIX) очень неточен: vita placidissima et perpetua omni amoenitate plena не значит «вечно спокойная жизнь», а значит «жизнь тишайшая (полная мира), вечная и полная всякой прелести»; multorum seculorum decursu значит «по истечении многих веков», а не «испокон веков»; ubi... displiceret не значит «жители ненавидят» а — «когда... надоест».

4. Старейшее упоминание об этом у Геродота (см. прим. 207) — III,16: «На севере Европы, несомненно, находится золото в огромном количестве... одноглазые люди, аримаспы, похищают его из-под грифов» (перев. у Латышева, о. с., т. I, вып. 1, стр. 9). Еще у него же: IV, 13 и 27 (с объяснением имени аримаспов из двух скифских слов). На Геродота ссылается Евстафий (XII в. н. э), комментатор Землеописания Дионисия. О том же сообщают: Плиний (VII, 10 ссылкой на Геродота и Аристея Проконнеского, как источник Геродота), Помпоний Мэла (II,1), Солин (1522 — о золоте и драгоценных камнях), бл. Августин (см. прим. 102) в трактате о 12 камнях Апокалипсиса (XXI, 19—20: не о золоте, а о смарагдах; грифы определяются, как «частью львы, частью орлы»). Кроме того у Иакопо из Бергамо о. с., лл. 10^V и 11), Энея Сильвия (Космография, гл. XIII, со ссылкой на Солина), Ioh. Thwrocz (Chronica Hungarorum ч. I, гл. VII, при чем дается и перечисление разных драгоценных камней, может быть, вслед за бл. Августином). Общим источником является Геродот.

В упомянутой книге М. П. Алексеева (о. с., стр. XXI—XXII и LII—LIII), дан свод ученых попыток уяснить реальную основу легенды — географически, этнологически и лингвистически определить имена аримаспов и грифов. Приведены ссылки на Татищева (Ист. Российская, I, 106: аримаспы — самоеды, жмурящие один глаз при стрельбе из лука), В. П. Клингера (Сказочные мотивы в истории Геродота, Университ. известия, Киев, 1902, n° 11, стр. 163 и сл.), А. И. Соболевского (Русско-скифские этюды, Изв. Отд. Русск. яз. и слов. Ак. Наук, 1921, XXVI, стр. 32—33), А. П. Чулошникова (Очерки по истории казак-киргизского народа, Оренбург, 1924, стр. 14: аримаспы — тюрки, грифы — чудь!), В. Laufer’a (Die Sage von den Goldgrabenden Ameisen в Лейденском журнале Toung Pao, vol. IX, стр. 452), R. Hennig’a (Ein Kapitel zur Klasstellung antiker Wirtschaftsgeographie, Reinisches Museum, 1930, Bd LXXII, стр. 328 и сл.).

Отметим забавную неточность в переводе этого отрывка у Б. Дитмара, повторенную М. П. Алексеевым: выражение aurum, quod letificat cor hominis, т. е. парафраза гораздо более ходкого изречения vinum, quod letificat... (Библия, псалом 104, ст. 15), переведено: «золото, которое умерщвляет». (Дитмар, о. с., стр. 65; Алексеев, о. с., стр. XXXIX).

5. Средневековая наука унаследовала от древности твердое убеждение в том, что на севере Скифии есть мощный горный кряж — Рифейских гор, откуда текут крупнейшие реки.

О Рифейских горах (в меньшей степени о Гиперборейских) упоминает множество древних писателей, историков и поэтов, начиная с Геродота, ссылающегося на Аристея Проконнесского. О них сообщают: Аристотель в Метеорологии (кн. I, гл. 13, § 20), Гиппократ (26), Евстафий в комментарии к Землеописанию Дионисия (32), Птолемей (III, 5₅), Маркиан (II,39), Плиний (IV, 8; V, 98; VI, 15, 19, 33, 219), Солин (17₁, 38₁₁), Помпоний Мэла (I, 109, 115, 117; III, 1, 36) и многие другие.

Немудрено, что и непосредственные предшественники Меховского говорят о Рифейских горах со спокойной уверенностью точного знания, сравн. Иакопо из Бергамо (о. с., л. 11), Ioh. Thwrocz (о. с., ч. I, гл. VII).

Между тем именно точного знания о местоположении этих гор ни у древних, ни у позднейших писателей не было. Это местоположение определялось лишь относительно: «под самым севером, выше крайних пределов Скифии» (Аристотель, Гиппократ), «выше Аримаспов» (Евстафий, Плиний), «за аремфеями» (Помпоний Мэла); иногда по отношению к более или менее известным Кавказским горам (Солин, Плиний, Помпоний Мэла), что впрочем ничего не уясняло, так как одновременно сообщалось, что за Рифеями идет побережье северного океана. До какой степени сбивчивы бывали эти определения, показывает хотя бы то, что Маркиан (II,38) говорит о горах, «которые называются Рипэйскими... и лежат внутри материка между Меотийским озером и Сарматским океаном» (т. е. между Азовским и Балтийскими морями), а Атеней из Навкратиса (конец II — нач. III в. н. э.) считает, что древнее имя Рипэйских гор впоследствии изменилось так, что они стали именоваться Ольвийскими и, наконец, Альпийскими! (VI, 23).

Устойчивость неясных известий о Рифеях объясняется, повидимому, не только наличием кое-каких фактических данных о горах Восточной Европы, но и своего рода географическим постулатом, аксиомой, частью введенной, частью лишь укрепленной авторитетом Аристотеля. Предполагалось, что реки вообще (а следовательно и реки В. Европы, сравнительно хорошо известные древним, по крайней мере, в нижнем течении) текут с гор, при том, чем крупнее реки, тем выше должны быть и горы, а так как, с другой стороны, полагали, что земля повышается к северу (Происхождение этого взгляда в Греции и Италии не требует объяснений. Замечательно, что сев.–итальянские акты X—XII веков, при определении границ земельных участков, почти всегда употребляют в смысле «с севера» — a monte), естественно было ожидать, что высокие Рифейские горы находятся где-то на севере.

Paul Bolchert, Aristoteles Erdkunde v. Asien und Lybien, Wittenberg, 1908, стр. 5—6; Osc. Brenner, Nord- und Mitteleuropa in den Schriften der Alten, Muenchen, 1877, стр. 22. Ср. M. П. Алексеев, о. с., стр. 26.

Попытки географически отождествить Рифейские горы древних то с Тянь-Шанем, то с Алтаем, то, чаше всего, с Уралом, или филологически объяснить их наименование делались не раз в новейшей науке (см. М. П. Алексеев, о. с., стр. 26—27), что же касается науки XV—XVI вв., то в ней постепенно укореняется взгляд, отождествляющий Рифеи с Уралом (Р. Бэкон, Ю. П. Лэт и позднейшие).

В издании Santarem — Atlas compose de mappemondes et de cartes hydrographiques et historiques depuis le XI jusqu’au XVII siecle, Paris, 1842 — Гиперборейские горы значатся на следующих картах (до 1517 г.): 1) карта 1489 г. — рукоп. Брит. Музея, 2) карта Ruysch 1508 г. (Гипербореи, откуда берет начало Танаис).

В атласе В. Кордта (Материалы по истории русской картографии, вторая серия, вып. I, Киев, 1906, табл. I) имеется карта Вальдзеемиллера 1516 г. где, примерно, на месте Урала длинным хребтом изображены «Гиперборейские и Рифейские горы», причем южная часть их, приблизительно, на высоте Москвы загибается к юго-западу, пересекает Руссию и уходит куда-то на запад. Вместе с тем, восточнее этого хребта по всему северу изображен большой горный кряж с несколькими отрогами, тоже носящий надпись «Гиперборейские горы».

В вопросе о Рифейских и Гиперборейских горах Меховский занимает самую решительную позицию: он совершенно отрицает их существование в Московии и где бы то ни было, заявляя, что в Московии и вообще никаких гор нет.

Именно это категорическое отрицание, столько раз и с такой настойчивостью повторяемое в Трактате, произвело наибольшее впечатление на его читателей и вызвало больше всего и похвал и возражений, причем, за резкостью отрицательной части тезиса, от внимания большинства как-то ускользнула вторая, положительная его часть: признание наличия гор в Югре и по берегу Северного океана. Поэтому в числе оппонентов нашего автора оказались не только поклонники традиции, люди метафизического мировоззрения, но иногда и подобные ему новаторы, искатели научной истины в живом опыте.

Не будучи совершенно безупречной в своей конкретной части, с принципиальной стороны позиция Меховского была, несомненно, передовой научной позицией и вызвала большой сдвиг в землеведении его времени.

Альберт Кампензе, Павел Иовий, Франческо да Колло, Герберштейн, Себастиан Мюнстер, читавшие и знавшие Трактат о двух Сарматиях и, по-разному использовавшие его в своих сочинениях, дают целую гамму мнений о Рифеях — от полного повторения тезиса Меховского до категорического отрицания.

Альберт Кампензе в письме к Клименту VII о делах Московии (1523 или 1524 г.), сплошь и рядом рабски следующий нашему автору (без ссылок однако), не может «надивиться дерзости географов, которые без стыда и совести рассказывают невероятные вещи о Рифейских и Гиперборейских горах...» (См. В. Семенов, Библиотека иностранных писателей о России, т. I, СПб., 1836, разд. III, стр. 29).

Павел Иовий вводит в заглавие своей «Книги о посольстве Василия, великого государя московского к папе Клименту VII» (1525) следующую фразу: «Кроме того указуется заблуждение Страбона, Птолемея и других, писавших о географии, там, где они упоминают про Рифейские горы, которые, как положительно известно в настоящее время, нигде не существуют» (перев. А. И. Малеина, изд. вместе с Записками о Московитских делах Герберштейна, СПб, 1908, стр. 252). В тексте книги, сообщая об истоках Волги и других рек, Иовий говорит, что “болота, взамен гор, имеют в достаточной степени неиссякаемый источник влаги, тогда как, не смотря даже на неоднократные путешествия, в этой стране не найдено никаких гор; поэтому большинство из занимавшихся древней космографией признает совершенно баснословными Рифейские и Гиперборейские горы, которые столько раз прославляли древние (ibid., стр. 264). Несколько выше, однако, тот же Иовий указывает, что «до югричей и вогуличей надо добираться через крутые горы, которые в древности, вероятно, слыли Гиперборейскими» (ibid., стр. 261).

Франческо да Колло, бывший послом Империи в Москве в 1518 г., полемизируя с Меховским, настаивает на существовании в Югре, Корелии и по берегу Ледовитого океана Рифейских и Гиперборейских гор, откуда будто бы с высочайшей в Рифеях горы Югориска (Jugorischa) берет начало Дон. Сохранился только итальянский перевод донесения да Колло, сделанный внуком его Латино да Колло и напечатанный в Падуе в 1603 г. под названием Trattamento di расе tra il serenissimo Sigismondo, re di Polonia, et gran Basilio, prencipe di Moscovia... con la relatione di quel viaggio et di quei paesi settentrionali, de monti Riphei et Hiperborei, della vera origine del fiume Tanai... (См. лл. 55, 55^V, 56).

Герберштейн рассказывает, что за Печорой «простираются до самых берегов ее высочайшие горы»..., они «совершенно лишены леса и почти даже травы. Хотя они в разных местах имеют разные имена, однако вообще называются Поясом мира...». «И во владении государя Московского можно увидеть одни только эти горы, которые, вероятно, представлялись древним Рифейскими или Гиперборейскими» (Записки о Московитских делах. Перев. А. И. Малеина, СПб, 1908, стр. 132—133).

На карте Мюнстера (Cosmographia, Basileae, 1552) ни Рифейских, ни Гиперборейских гор нет, как нет уже их и на большинстве других карт XVI в.: после Герберштейна либо вовсе не помещают гор на карте Московии, либо следуют Герберштейну.

6. Весь отрывок от «Так как это далеко...» переведен Б. Дитмаром (о. с., стр. 65) так же неточно, как и все вступительное письмо. Мысль автора не понята переводчиком и в начальной фразе передана навыворот: вместо «далеко от истины» — «не лишено правды»; вместо «нелишним будет опровергнуть», «не нуждается в опровержении». Отметим еще, что praefata flumina tria, magna siquidem, Boristhenes... не значит: «три названные реки, Большой, т. е. обильный водой Борисфен»..., а значит: «три названные реки, действительно крупные, Борисфен» и т. д.

7. Заслуги португальцев «века великих открытий» общеизвестны: было бы напрасно перечислять их здесь. То, что Меховский приписывает честь открытий именно Португалии, а не Испании, например, совершенно естественно, так как и по количеству плаваний и по численности открытых земель и по известности мореплавателей Португалия XV—XVI вв., без сомнения, стояла не рядом с Испанией, а впереди ее.

Говоря о таких же открытиях, сделанных польскими войсками, автор, видимо, разумеет войны в Литве, на Руси и Жмуди.

8. См. Страбон (VII, 3, § 12): Одну часть этого племени (Гетов) называют Даками, другую Гетами. Гетами называют тех, которые живут у Понта в восточной части страны. (Перев. у Латышева, о. с., т. I в. 1, стр. 117).

9. Это было 17-е (из доныне известных) появление кометы Галлея, относимое в астрономических таблицах к 1222 году (см., напр., H. М. Субботина, История кометы Галлея, СПб, 1910, стр. 120 и сл.). Эта комета отмечена последней в китайском каталоге комет Ма Туан Лина. Из наших летописей о ней упоминают: Лаврентьевская — под 1223 годом (ПСРЛ^2-е, I, 189—190), Новгородская 4-я — под 1224 годом (ПСРЛ², IV, 202) и Густинская — под 1222 годом (ПСРЛ¹ 11, 334) (Следовательно, не под 1224 годом только, как утверждал автор статьи в Отеч. Записках (о. с., стр. 142)). Рассказ последней очень схож с текстом Меховского: «В сие лето месяця мая явися страшная звезда, светящи чрез 18 дней, лучи к востоку доволне простирающи, иже знаменова новую пагубу христианом, яже по двою лету сотворися нашествием новых враг, си есть безбожных татар, их же в сей стране нашей не знаяху». Это сходство могло бы дать материал для кое-каких выводов, если бы цитированное место принадлежало не Густинской летописи, весьма поздней, написанной под польским влиянием и частью, очевидно, по польским источникам.

Последовательно ошибочную хронологию дальнейших событий Меховский заимствует у Длугоша (Historiae Poloniae, liber VI. Мы пользовались краковским изданием Opera omnia, 1873).

Альберт Кампензе (о. с., стр. 16) повторяет ошибку Меховского в начальной дате, округляя: «около 1210 года».

10. Это место заимствовано из Speculum Historiale Винцентия из Бовэ (см. ниже примеч. 44), кн. XXX, гл. LXIX, где передается сообщение Плано Карпини: «В 1203 году, по мнению некоторых, татары, по умерщвлении своего государя, вышли на разорение народов. Живя до сего времени в земле своей, то есть Татарии, сопредельной с Индией, сделали они заговор против царя Давида, своего государя... и умертвили его злокозненным образом». (Перев. см. Д. Языков, Собрание путешествий к татарам и другим восточным народам в XIII, XIV и XV столетиях, I. Плано Карпини. II. Асцелин, СПБ, 1825, стр. 123).

Ср. у Альберта Кампензе (о. с., стр. 16): «прибыв от подошвы североиндийского хребта, заняли все земли выше Меотийских болот и Танаиса лежащие, вытеснив из них и почти совершенно истребив прежних обитателей, гетов или готов».

11. Евксинское море или Понт — Черное море; Меотидские болота — Азовское море.

12. Уже со времени Клапрота можно считать установленным, что половцы (команы Анны Комнэн, византийцев, Рубрука и др., по-татарски кипчак) были народом тюркского племени, той же его ветви, что печенеги и торки. Словарь половецкого языка, найденный в рукописи, принадлежавшей Петрарке, и изданный Клапротом, свидетельствует о непосредственной близости половецкого языка к тюркским.

Источники Меховского, в частности Иордан (через Сигеберта), Павел Диакон, Сигеберт и др., говоря о гораздо более раннем времени, помещают в половецких степях готов. Это и является причиной усвоенного нашим автором ошибочного отождествления половцев с готами. Герберштейн говорит: «Русские утверждают, будто половцы были готы, но я не присоединяюсь к их мнению» (о. с., стр. 138).

Появление половцев в степях южной России относят к X в. Наши летописи впервые упоминают о их приходе под 6569 годом (ПСРЛ¹, III, 2), а Длугош (о. с. кн. III, стр. 315) под 1058 г.

Значение слова половцы Меховский, видимо, производит от polowac, polowanie (русское полевать, заполевать зверя) и встречает тут красноречивого оппонента в лице Герберштейна (о. с., стр. 138). Ученый дипломат, пускаясь даже в специальные филологические рассуждения, впрочем, очень интересные для XVI в., производит половцы от поле и объясняет, что охотники (Меховский) по-русски ловцы (lowatzi), а половцы значит полевые (campestres).

13. Весь дальнейший рассказ (вплоть до событий, относимых к 1228 г.) заимствован целиком из Длугоша (о. с., VI, стр. 193—194), местами повторяя его даже фразеологически.

14. Несколько странное и отсутствующее у Длугоша выражение terra marique — «сушей и морем» — может быть, разумеется, и механическим повторением шаблонной формулы классических военных описаний, но может быть и отзвуком какого-то иного (помимо Длугоша) летописного источника. Ср.ПСРЛ¹, VII, 130 (Воскрес, лет.): «.... приидоша же и выгонци Галичьские в лодьях по Днестру и выдоша в море, бе бо лодий 1000, и войдоша в реку Днепр и возведоша пороги и сташа у реки Хортици на броде на протолчьи»; ПСРЛ¹, I, 217 (Троицк.): «... и приидоша конми, а выгонци Галичьскыи приехаша в лодьях... и поидоша в море»... Так же ПСРЛ¹, II, 164; ПСРЛ¹, VI, 173.

15. Как и весь рассказ, имена князей взяты у Длугоша.

Мстислав Романович, сын Романа Ростиславича, князя Смоленского, с 1173 по 1175 г. — Киевского, князь Смоленский; с 1214 по 1224 г. занимает киевский стол, погиб в 1224 г. в битве при Калке.

Мстислав Мстиславич Удалой, сын Мстислава Ростиславича Храброго, князь Торопецкий, затем Новгородский, наконец Галицкий. Одна из самых ярких фигур своего поколения. Перед битвой при Калке, поссорясь с князьями, начал военные действия, не предупредив их: его неосторожность была одной из причин поражения.

Владимир-Димитрий Рюрикович, род. в 1187 г., сын Рюрика-Василия Ростиславича, князь Переяславский, затем Смоленский, наконец вел. князь Киевский. В 1215/16 и 1218 гг. соратник Мстислава Мстиславича Удалого в его борьбе на севере и с венграми. В 1224 г. Владимир Рюрикович был на Калке «со смолняны».

Черниговские князья, участвовавшие в битве при Калке, это — Мстислав Святославич, сын Святослава Всеволодовича, и племянник его Михаил Всеволодович, сын Всеволода Святославича Чермного, дважды князь Новгородский и кн. Черниговский. В 1264 г. замучен татарами. Канонизован русской церковью.

16. Ср. ПСРЛ¹, VII, 130; I, 217; II, 164: «... и сташа у реки Хортици на броде на протолчьи».

И. И. Срезневский (Материалы для словаря др.-русского языка, т. II, Л-П, СПб., 1902, стб. 1599) объясняет слово Пpотълчь-протолчь, как «сжатое речное русло, быстрину».

Меховский, считая Protolce соб. именем, следует тексту Длугоша (о. с., кн. VI, стр. 194).

17. Неудачно сокращенная фраза Длугоша: «одни верхом, другие — в лодках».

18. Имя князя Черниговского (Мстислава Святославича) отсутствует и у Длугоша — во всех списках (см. о. с., VI, стр. 194, прим. 7).

19. Место это несколько неясно: у Длугоша disrumpi, а не abrumpi, т. е. скорее «разрушить» (корабли), чем «обрубить причалы». У С. М. Соловьева соединены оба значения (История, изд. Общ. Польза, т. I, стб. 644). Так же в нашей летописи (ПСРЛ^l, VII, 132):... «князь же Мстислав Мстиславич... повеле ладии жещи а иные сещи и отринута от берега». Мы передаем буквальный смысл латинского слова.

20. Разорение Рязани относится к 1237 г.: 16 декабря татары осадили город, 21-го взяли и сожгли, истребив жителей. Князя Юрия Игоревича, сына Игоря Глебовича, убили, приведя под Пронск (ПСРЛ^l, I, 196, 221— 222; II, 175—176; Соловьев, о. с., I, стб. 821).

Этого места и всего дальнейшего до конца главы у Длугоша нет: использован какой-то другой источник.

Предположение, что этим источником была русская летопись, нуждалось бы еще в некоторых подтверждениях (кроме упомянутого выше в примечаниях 9 и 14), а между тем именно таким образом легче всего было бы объяснить непонятное здесь употребление автором имени Руссия. Вообще он резко различает Руссию, т. е. южную и зап. Русь, и Московию — центральную и сев.-восточную. В главе о Московии он включает Рязань, естественно, в число московских областей. Между тем здесь по контексту Рязань оказывается в Руссии (как и могло быть в русском источнике). То, что в это время Московии еще не было (если даже Меховский и знал об этом), отнюдь не обязывало его упоминать здесь Руссию: как и часто делалось, он мог называть лишь княжества.

21. Суздальская земля разорена татарами в 1238 г. (ПСРЛ¹, I, 197, 198, 223; II, 176, 338; Соловьев, о. с., I, 822).

Юрий, сын Всеволода Юрьевича, с 1217 г. князь Суздальский, с 1218 —Владимирский, разбит и убит татарами на Сити 4 марта 1238 г.

Чернигов взят и сожжен в 1230 г. (ПСРЛ¹, I, 200,225; II, 338—339; IV, 34—35). Князь Михаил Глебович, явившийся на помощь осажденным черниговцам, был разбит и бежал в Венгрию (Соловьев, о. с., I, 823—824).

22. Об этом упоминает и Длугош (о. с., II, стр. 243), сообщая, под 1035 годом, что Ярослав, князь Руссии, соорудил в Киеве много монастырей, церквей и золотые ворота.

23. Алтын, алтун — золото; бас, баш — голова.

24. О походе Пета в Польшу упоминает Рогерий Венгр (Rogerius Hungarus) в своей хронике, впервые изданной в 1488 г. вместе с хроникой Ioh. Thwrocz’a (M. Rogerii Hungari, Varadiensis capituli canonici, Miserabile carmen seu historia super destructione regni Hungariae temporibus Belae IV regis per Tartaros facta, cap. XX. У нас везде, как и Thwrocz, по Ioh. Georg. Schwandtner, Scriptores rerum Hungaricarum, pars I, Vindobonae, 1766).

Весь дальнейший рассказ до конца главы заимствован у Длугоша (о. с., VII, стр. 265–279).

25. Копрживница или Покрживница — местечко в 3 1/2 км от Сандомира. Около 1185 г. Николай Богорыя, воевода Сандомирскнй, заложил там цистерцианское аббатство. В 1241 г. оно разорено татарами. (См. Slownik geograficzny krolestwa Polskiego i innych krajow slowianskich, wyd. pod. red. Bronisl. Chlebowskiego, Warszawa, т. IV, 1883, стр. 384 — 385).

26. У Длугоша точнее: «у города Поланца при реке Чарне» (о. с., VII, стр. 267), откуда ясно, что здесь имеется в виду приток Вислы, берущий начало близ дер. Цизув б. Келецкого уезда (Slownik geograficzny... Chіebowskiego, т. I, стр. 737).

Большое Турско — деревня Wielkie Tursko в 32 км от Сандомира.

27. Кроме Длугоша, упоминается и Рогерием Венгром (о. с., гл. XIX).

28. Шидлов — город Стопницкого уезда, в 7 км к западу от р. Чарны Slownik Chlebowskiego. т. XII, стр. 95).

29. Болеслав Стыдливый — князь Лигницкий, Сандомирский и Краковский 1226—1279 гг., сын Лешка Белого и Гржимиславы Ингваревны луцкой.

30. Брацлав — б. уездный город Подольской губ. над рекой Бугом в 260 км от Каменца и прибл. в 4 км от ж.-дор. станции Рахны; с 1569 г. был столицей Брацлавского воеводства. В хрониках упомин. с XII в.

31. Генрик II Набожный (Pobozny), князь Силезский (1191 — 1241), сын и преемник Генрика Бородатого. Ядвига, жена Генрика Бородатого, мать Г. Набожного, ум. в 1241, канонизована в 1267 г.

Генрик был ее третьим сыном.

См. Wielka encyklopedya powszechna ilustrowana, т. XXVII—XVIII, Warszawa, 1901, стр. 729—730.

Также: Gruenhagen, Geschichte Schlesiens, I; Strakosch-Grassman G., Der Einfall der Mongolen.

32. Гольтберг или Гольдберг — Злоторыя, уездн. город в округе Лигницы.

Длугош (о. с., IV, стр. 450) уже под 1105 г. упоминает о Гольтберге как об известном богатством городе.

33. Длугош поясняет: «названное так либо по плодородности почвы, либо потому, что оно широко простиралось во все стороны» (о. с., VII, стр. 274; перев, наш).

34. Рассказ Длугоша несколько выгораживает поляков. Он говорит: «... некто из рядов татар, но неизвестно, русский или татарин... кричал... а татар на татарском языке уговаривал стойко биться» (с. с., VII, стр. 275; перев. наш).

35. У Длугоша: «... nunc laeva, nunc sinistra (!)... dimicat... Verum dum manu dextra elevata... (o. c., VII, стр. 276).

36. Слово framea (см. еще стр. 62, 84, 118 русского текста и стр. 135, 143, 194 латинского) Меховский явно употребляет не в обычном смысле «копье, дротик», а в значении «сабля».

Так и у Герберштейна (о. с., стр. 67).

37. Вся эта глава заимствована у Рогерия Венгра (о. с., гл. XIV, стр. 377; гл. XVI, стр. 378–379; XXII, 382; XXIII, 382; XXVIII, 386—387; XXIX, 388; XXXII, 391; XXXVIII—XXXIX, 399—401) и лишь отчасти у Длугоша (о. с., VII, стр. 280—281, 283, 290—291), который и сам зависит от Рогерия.

38. Рогерий Венгр (о. с., гл. XIV, стр. 377; перев. наш): «... ворота Руссии называемые горными, через которые открывался доступ в Венгрию».

39. Бела IV, сын Андрея II, король Венгрии (1235—1270).

Борьба его с феодальной знатью в начале царствования вызвала возмущение части дворянства и приглашение в Венгрию герцога Фридриха II Австрийского. Королевские войска нанесли ему поражение, но когда, после разгрома при Сайо, Бела IV бежал в Австрию, Фридрих принял его захвативши при этом всю его казну и три венгерских комитата.

40. Коломан, сын Андрея II, короля Венгерского, брат Белы IV. С 1219 г. (по уходе из Галича кн. Мстислава Мстиславича) король Галицкий, затем — с 1226 г. герцог Хорватский.

В битве при Сайо был тяжело ранен и, не добравшись до Пешта, умер.

41. Матфей архиеп. Стригонийский с 6 марта 1240 г. (ранее еп. Вации с 1238 по 29 ноября 1239 г.) по 1241 г. (Gams, о. с., стр. 380).

Угрин (Уголин, Угерин), архиеп. Колоцкий 1219—1241 (ibid., 371).

Грегорий, eп. Иаврийский 1223—1240 (ibid., 373).

Райнальд (Ринальд, Регинальд), еп. Трансильванский 1223—1241 (ibid., 381).

Адам, eп. Нитрийский —1241 г. (ibid., 375).

42. Об этом так же кратко у Длугоша (о. с., VII, стр. 310). Дальнейший рассказ взят из Speculum Historiale Винцентия из Бовэ и основан на сообщении Плано Карпини, к которому и относится маршрут, ошибочно приписываемый Меховским Асцелину.

Этот последний ехал к хану через Сирию и Персию, а не через южную Русь.

Ср. Иоанн де Плано Карпини, История Монгалов, перев. А. И. Малеина, СПб., 1910, стр. 44—46.

43. Василько (Василий) Романович, сын Романа Мстиславича Галицкого, род. в 1203 г. В 1205—1206 князь Владимир-Волынский вместе с братом; в 1209 г. кн. Брестский; в 1209—1212 кн. Бельзский; с 1214 г. кн. Влад.-Вол. совместно с братом, а с 1237 года до кончины (1269) — единолично.

Он был не племянником, а зятем Гржимиславы: его 2-ая жена — княжна Елена польская, дочь Лешка Белого и кн. Гржимиславы Ингваревны луцкой (о браке Лешко см. Длугош, о. с., VI, стр. 209, под 1220 г.), сестра Болеслава Стыдливого. См. Г. А. Власьев, Потомство Рюрика. Материалы для составления родословий, т. II, вып. 1, Пгр., 1918, стр. IX.

44. Винцентий из Бовэ (Vincentius Bellovacensis) ученый доминиканец, близкий ко двору Людовика IX, автор энциклопедии Speculum maius, одной из частей которой было Speculum historiale — Зеркало историческое. Ум. в 1264 г. О нем см. А. И. Малеин, Энциклопедия Винцентия из Бовэ. [Труды Института книги, документа, письма Акад. Наук СССР, т. II. Лгр., 1932, стр. 23—41]; Michel de Bouard, Encyclopedies medievales. Sur la connaissance de la nature et du monde au moyen age. [Revue des questions historiques 58A. n^o 2 (1 avr. 1930)]; Histoire litteraire de la France, Paris, 1836 т. XVIII, стр. 449–519, статья Daunou).

Полных печатных изданий Зеркал было шесть: четыре — в XV в., одно в XVI в. и последнее в XVII в. (1624 г.). Speculum historiale издавалось отдельно дважды и вообще было наиболее известно. Сокращенные его издания начались с конца XIII в. на разных языках, иногда даже без упоминания автора. Читалось Зеркало историческое еще и в XVII—XVIII вв. (См. А. И. Малеин, о. с., стр. 38.)

Насколько ценилась книга Винцентия в XV—XVI вв., видно, например, из того, что Длугош так описывает драгоценную добычу, захваченную поляками в замке Броднице, после поражения прусских крестоносцев (1410): «много золотых и серебряных вещей, затем превосходные книги, в том числе, отметим особо, пять частей Зеркала Винцентия, затем замечательные картины в золоте и серебре...», а дальше, рассказывая о раздаче драгоценностей королем, опять отмечает, что Зеркало Винцентия досталось краковской церкви (Длугош, о. с., XI, стр. 79; перев. наш).

О баснословности некоторых сообщений Винцентия говорил не один Меховский уже и в XVI в. (См. А. И. Малеин, о. с., стр. 38—39). В нашем случае упрек относится собственно не к нему, а к Плано Карпини. Можно, однако, и самого Меховского тут упрекнуть, если не в баснословности, то в произвольном приукрашении проповеднических успехов миссии, в отличие от его источника, весьма скрытного в этом сюжете.

45. Эти и вышеприведенные арабские и турецкие слова переданы и фонетически и по смыслу почти правильно.

Арабская фраза «нет божества, кроме аллаха» точнее была бы в такой транскрипции: «ла илаха илла ллаху; Эисса рохолла значит «Иисус сын божий». Османское слово гяуp образовалось из арабского кафир, т. е. неверный, неблагодарный (Радлов II, 1545). Дин-сыз (dzincis Меховкого) — тур., значит неверный (без веры).

В сообщении о праздниках и постах не все точно. Под именем куирам’а, очевидно, разумеется курбан-байрам, действительно связанный с памятью жертвоприношения Авраама (по корану жертвою был не Исаак, а Измаил). Тридцатидневный пост предшествует празднику ураза-байрам (1-го числа месяца шавала), бывающему за два месяца до курбан-байрам.

С благодарностью отмечаем, что в данном случае и в ниже следующих лексических объяснениях мы пользовались любезной помощью сотрудника Академии Наук СССР проф. В. И. Беляева.

46. Заимствуя это место, Герберштейн так его передает: «... иногда, рассердившись на детей и призывая на них тяжкое несчастие, они обычно говорят им: «чтоб тебе, как христианину, оставаться всегда на одном месте и нюхать собственную вонь» (о. с., стр. 143—144. Перев. А. И. Малеина).

47. Это ошибка: арак — виноградная или фруктовая водка.

48. Герберштейн, придерживаясь обычного у него полемического тона по адресу Меховского (но не называя его, как и часто), особенно подчеркивает вторую половину фразы, подвергая некоторому сомнению первую (о. с., стр. 144).

49. Вероятно, то же, что упоминаемый Герберштейном сейгак (о. с., стр. 175) — antilope saiga. В Zoographia rosso-asiatica P. Pallas’a (Petropoli, 1811, I, 252—253) Antilope saiga определена так: «Rossis Saigak; Polonis — suhac vel barаn polnii». (См. E. Замысловский, Описание Литвы, Самогитии, Руссии и Московии Себастиана Мюнстера, Журн. М-ва Нар. Просв. 1880, сент., стр. 109, прим.).

На карте Московии в Космографии Мюнстера (напр. в изд. 1552 г.) западнее Дона, над юртами кочевников, изображено четвероногое животное с козлиной бородой и рогами, по предположению Е. Замысловского (о. с., стр. 108), тоже, что swak у Меховского и сейгак у Герберштейна.

50. Е. Замысловский (Герберштейн, стр. 276) почему-то предпочитает «литавры», тогда как ниже, в рассказе о россомахе (в Литве) вполне правильно переводит слово timpanum — барабан.

51. Альбания упоминается у Птолемея, Плиния, Страбона и др.; граничит на востоке с Каспийским морем, на севере — с Кавказом, на западе — с Иберией, на юге — с Арменией (см. Bischoff und Moeller, Vergleichendes Woerterbuch der alten, mittleren und neuen Geographie, Gotha, 1829, стр. 41. Ср. Замысловский, Герберштейн, стр. 344—345).

52. Древние считали моря заливами Океана, окружающего сушу. Страбон говорит: «... наша обитаемая земля, будучи окружена морем, принимает в себя из внешнего моря, что у океана, много заливов, а самых больших четыре: из них северный называется Каспийским морем, а некоторые называют его Ирканским» (кн. II, гл. 5, § 18; перев. у Латышева, о. с., т. I, в. 2-й, стр. 102). Почти то же о Каспийском море говорит Дионисий Периэгэт (соврем. Адриана) в стихах 47—50 своего Описания. Существовало, однако, и другое мнение именно о Каспийском море. Аристотель (Метеорология, кн. II, гл. 1, § 10) и Птолемей (кн. VIII, гл. 5, § 4) считали его как бы островом среди суши. Эти противоположные мнения пытался согласить Евстафий (XII в. н. э.), комментируя Описание Дионисия (718); он допускает, что проток из океана в Каспийское море где-то есть, но он неизвестен. Господствующим у географов XVI в. было первое из указанных мнений (см., напр., в общепринятом учебнике всеобщ. истории П. Орозия, кн. I, гл. 2: «Каспийское море на севере происходит от океана»); его-то и отрицает наш автор.

Перевод этой фразы Меховского у Б. Дитмара (о. с., стр. 67: «и оно не соединяется с океаном») неверен.

Известие о реках, скачущих с высокого берега в море, взято из Помпония Мэлы: рассказывая об Араксе, впадающем в Каспийское море, он говорит: «... где волнам приходится падать с крутизны вниз, они... выносятся вперед далее, чем простирается русло, и таким образом более чем на пространстве югера несутся, как бы вися в воздухе» (кн. II, 10; перевод у Латышева о. с., II, 1, стр. 125).

53. Калмыки в XVI в., под именем элютов или ойратов занимали область, лежащую между Алтаем и Тянь-Шанем, между степью Гоби и оз. Балхашем, а также обитали во внутренних долинах Алтая в Бийском округе и на сев. склоне Саянского хребта, в южной части Енисейской губ. (Геогр.-стат. словарь Росс. имп, II, 440; И. Г. Георги, Описание всех обитающих в Росс. госуд.-ве народов. СПб., 1799, ч. IV, 3 и сл. Ср. Замысловский, Гербершт., стр. 351).

54. Павел Орозий (кн. I, гл. 2): Танаис «Maeotidas auget paludes».

Герберштейн повторяет эту мысль (о. с., стр. 105).

Альберт Кампензе — тоже (о. с., 28), заимствуя у нашего автора и все описание Дона.

55. Это Меховский дважды повторяет и ниже (см. стр. 110 и 115) странным образом противореча и фактам, о каких мог знать, и Птолемею (кн. V, гл. 8 § 12), которого не раз цитирует.

Ошибка Меховского отмечена Герберштейном (о. с., стр. 113), но повторена «немецким Страбоном» XVI века, Себастианом Мюнстером в его Космографии (см. изд. 1552 г., стр. 911: Volha... influit in mare Euxinum). Впрочем, на карте Московии у Мюнстера этой ошибки нет.

Характерно, что Франческо да Колло (гордо противопоставляющий точность своих сведений данным Меховского), критикуя известие последнего об истоках Волги, почему-то берется опровергать, как мнение Меховского, также и то, что Волга впадает в Каспийское море, и приводит курьезные соображения о невозможности этого (о. с., л. 56 и 56V, перев. наш): «... он (Меховский, «Краковский автор») сверх того настаивает, что там (в княжестве Рязанском) берет начало река Волга, которая течет на восток через земли Московии и впадает в Каспийское море. Все это неверно и невозможно по нижесказанным основаниям. Волга не может впадать в Каспийское море, так как была бы в таком случае пересечена Танаисом и неизбежно должна была бы впадать туда, лишь слившись вместе с ним; или [надо было бы предполагать, что] Танаис течет выше Каспийских и Гирканских гор с их морем, а, следовательно, что эти две области и море их находятся в Европе, а это, как известно, опровергнуто. Затем, говорят, что Каспийское море, наподобие озера, окруженное теми самыми Каспийскими и Гирканскими горами, не имеет ни впадающих в него, ни вытекающих из него рек». Далее: «Известнейшая река Волга (и она, по полученным сведениям, берет начало в названных Рифейских горах), идя на запад, потом несколько на восток и на юг... проходя по странам Московии и Татарии, пересекается рекой Танаисом и, потеряв собственное имя, впадает вместе с Танаисом в Евксинское море» (ibid., л. 56^V).

На упоминавшейся уже карте Вальдзеемиллера 1516 года Волга, под именем Ра, впадает в Каспийское море, но истоки ее (два) находятся в Рифейских горах (Урал) и Гипербореях (восточнее Урала). Именем Volga там же названа река, текущая с юго-западного отрога Рифейских гор и впадающая в безымянное озеро у Вел. Новгорода (Волхов). См. Кордт, о. с., табл. I.

Надо признать, что если наш автор и делает грубую ошибку, направляя Волгу в Черное море, то в общем — его описание Волги весьма добросовестно, и гораздо правильнее, чем у некоторых его оппонентов.

В переводе Б. Дитмара (о. с., стр. 67) это место передано неправильно: «Она течет сначала на восток, а затем на юг и двадцатью устьями впадает в Евксинское море». Опущено таким образом «cum ad septemtrionem flueret longo Tanaim circuens intervallo»; с последовательной неточностью передано следующее затем слово deflectitur; после «двадцатью» пропущено «пятью» (viginti quinque).

56. Дитмар (о. с., стр. 67) неверно передает это место: «Меховский говорит ... что 25 рек впадают в Волгу и что меньшая из них равна Тибру или Висле под Краковом».

57. Аир, acorus calamus, пахучий тростник; в корневище эфирное масло и горечь; желудочное лекарственное средство, имеет и другие применения.

Чиниревент — из двух слов: чини (персид.) значит китайский (от Чин — Китай) и peвeнд (перс.) значит ревень.

Кучилабуга напоминает два слова: кучалак (джагат.), т. е. коршун (Радл., II, 1009), и буг’а, бог’а (осм., куманс.) значит бык. Значение oculus cornicis, т. е. вороний глаз, нам отыскать не удалось.

58. В северном предгорье Кавказа — горы: Бештау ишгва (большой Б.),. Змеиная, Машук, Бештау – дикока (Б. верблюд) и Развал. Птолемей имел сведения о них и назвал ta ippika drh (Конские горы), очевидно уже в то время зная о прекрасных лошадях соседних мест.

59. Может быть, Абхазы, у Герберштейна (о. с., стр, 159) Афхазы. Замысловский (Герберштейн, 351) понимает Abgazari именно в этом смысле.

60. О том, что черкесы — христиане, говорит Интериано (Giorgio Interiano, De Zychi altrimenti Circassi, Venezia, Aldus Manutius, 1502). К немецкому переводу Трактата Меховского (Аугсбург, 1518) прибавлен в конце и перевод Интериано.

61. Ошибка: Кубань впадает в Черное море.

62. Е. Замысловский (Герберштейн, стр. 343) правильно заметил, что «из иностранных сочинений о Московской Руси впервые в Трактате [Меховского] мы находим обстоятельный, по времени, перечень этих племен».

О границах заволжских татар см. выше стр. 61

Меховский смешивает Большую Золотую Орду с ордой Джагатайской. Эту же ошибку повторяет за ним и Альберт Кампензе (о. с., стр. 16). У Павла Иовия этого не видим (о. с., стр. 259): «... самые знаменитые из татар, загатайские. Они... имеют царственный город Самарканд»...)

Вместо Ир-тли-кси правильнее — иpклик киши — собств. могучий человек (иpк — власть, мощь; лик — суффикс прилагательного; киши — человек); в османск. и джагат. диалектах значит государь (J. Zenker, Diсt. turc-arabe-persan, Lpz., 1866, 145 s. v.)

Улухам (Слово хан у Меховского, и в сложных словах и отдельно, пишется везде cham) — правильнее улуxан — великий государь.

Кан значит кровь.

Так-кси нам не удалось определить.

О пяти ордах и главенстве Заволжской говорит и А. Кампензе, повторяя Меховского (о. с., стр. 16). У Герберштейна (о. с., стр, 140): «говорят, что все остальные орды получили начало от нее».

63. Чингис правил в 1206—1227 г. Излагаемая далее Меховским генеалогия Чингисидов основана, вероятно, главным образом на устных источниках и страдает крупными ошибками. Ср. С. Лэн-Пуль, Мусульманские династии. Хронологические и генеалогические таблицы с историческими введениями. Перев., примеч. и дополн. В. Бартольда, СПб., 1899.

64. Сыном и преемником Чингиса был Угэдей (1227—1248). Его и нужно разуметь под именем Иокуxам, так же как у Гайтона (см. Ramusio, т. II) и других под именем Occota, Hoccolta и т. д.

Батый (1224—1255) был не сыном, а племянником Угэдэя, сыном его брата Джучи. См. С. Лэн-Пуль, о. с., табл. к стр. 199

65. В этом отрывке ошибочно почти все. Тамерлан (Тимур-Лэнг, род. в 1336 г., ум. в 1405 г.) был в дальнем родстве с домом Чингиса; ни сыном Батыя ни четвертым ханом он не мог быть и по времени (разница в шесть поколений).

С Темир-Кутлу (Тимур-Кутлуг) Тамерлан не имеет ничего общего. Тимур-Кутлуг происходил из дома Орды, брата Батыева, в восьмом поколении. Когда Тохтамыш, разгромленный Тамерланом, пытался вернуться в Сарай в 1398 г., он был вытеснен оттуда Тимур-Кутлугом, бежал в Литву к Витовту и вовлек последнего в войну с Тимур-Кутлугом (С. Лэн-Пуль, о. с., стр. 189—190, табл. к стр. 199; стр. 225—226; Соловьев, о.с., I, 1033—1034).

Краткая история Тамерлана изложена у С. Лэн-Пуля (о. с., 225—226). Взятый им в плен Баязид — четвертый оттоманский султан Баязид I (1389), ibid, стр. 166. Битва при Ангоре, где был разбит Баязид, была в 1402 г.

В объяснении имени Темир Кутлу по значению Меховский путает: не второе, а первое слово — тамиp — значит железо (старо-турецкий, куманский — см. Радлов, III, 1133); кутлу — счастливый (джагат., см. Радлов, II, 997).

Альберт Кампензе в рассказе о Тамерлане (o.с., стр. 16—17) повторяет все ошибки Меховского.

66. В переводе слова кутлу тут та же ошибка, что выше (см. прим. 65).

Железный хромец было бы по-татарски Темир-аксак. Это имя, не встречающееся у С. Лэн-Пуля (о. с.), носил, по Герберштейну о. с., стр. 140) второй преемник Тимур-Кутлуга в Сарае.

67. Участником в походе Витовта и Владислава против прусских крестоносцев Длугош (о. с., XI, стр. 15 и 221) называет Soltan Zeledin, т. e. Джелаль-ад-дина, а преемником Джелаль-ад-дина на ханстве — сына его Keremberden — т. е. Керим-берди (он был не сыном, а братом Джелаль-ад-дина — см. С. Лэн-Пуль, о. с., табл. к стр. 199).

Меховский называет, вместо Джелаль-ад-дина, Темира, а в последующих поколениях указывает: Махмета, Ахмета и Шиахмета.

Не смотря на полное разногласие, оба автора по-своему правы. Дело в том, что они называют две разные ветви Чингисидов, соперничавшие за власть над Золотой Ордой после Тохтамыша.

Джелаль-ад-дин и Керим-берди — сыновья Тохтамыша. Тимур (Темир Меховского) действительно сын Тимур-Кутлуга, как и говорит Меховский (но только не Тамерлана!). Сыном Тимура был Кучук-Мухаммед, т. е. Махмет Меховского; вторым сыном Кучук-Мухаммеда был Ахмед, а третьим сыном последнего — Шейх-Ахмед (Шиахмет) — см. С. Лэн-Пуль, о. с., стр. 190, 193 и табл. к стр. 199. Об Ахмете, Темире и Шейх-Ахмете ср. Соловьев, о. с., I, стб. 1436—1437.

68. Нижеследующая история Шейх-Ахмеда рассказана полнее, чем в русских источниках (ср. Соловьев, о. с., I, 1437), но в общем им соответствует. Есть она и у Длугоша (о. с., XII [XIII], стр. 119 и 216), но вкратце, при чем соперником Шейх-Ахмеда называется не Менгли-Гирей, a Eczigeri, т. е. Хаджи-Гирей (Ази-Гирей у Соловьева, о. с. I, 1432), отец Менгли-Гирея и родоначальник крымских Гиреев (см. С. Лэн-Пуль, о. с., стр. 196).

Замечательно, что ниже в главе о татарах-уланах (стр. 91 и прим. 139) Меховский вновь говорит о Шейх-Ахмете, но сообщает уже ряд неверных и противоречащих его собственному изложению сведений.

Герберштейя (о. с., стр. 161) следует основному рассказу Меховского за исключением мелочей.

Значение имен едва ли правильно указано: аxмед значит (араб.) «более славный, самый славный»; шейх значит вождь (но с оттенком религиозным), глава суфийской секты. Толкование Меховского (religiosus, т. е. богобоязненный) более или менее подходит к имени Шиахмет, если считать его искажением имени Шейх-Ахмед. Со словом Сахмет, по-видимому, недоразумение. Вероятнее всего, что собеседник автора (татарин?), рассказывая о Шейх-Ахмеде, допустил некоторую игру слов. Дело в том, что Ахмед-мученик, по-татарски — Шейд-Ахмед (из Шагид-Ахмед, где шагид — погибший в борьбе за веру, мученик), т. е. звучит очень близко к Шейх-Ахмед и к Шиахмет. Не уловив этой игры слов. Меховский изобрел новое имя Сахмет.

69. Козак, Хозяк, Хозя (настоящее его имя Куджак) — брат Шейх-Ахмеда. См. В. В. Вельяминов-Зернов, Исследование о Касимовских царях и царевичах, ч I, СПб., 1853, стр. 233–238 (ср. Замысловскнй, Герберштейн, стр. 344, прим. 1).

70. Вся глава основана на Длугоше. Рассказ о взятии Сандомира и Кракова у Длугоша — под 1259 г. (о. с., VII, стр. 373—375).

О Васильке и Льве у Длугоша правильно: «князь Василько родной брат Даниила, а также Лев и Роман, сыновья Даниила, короля Руссии» (ibid., стр. 373, перев. наш).

Замечательно, что в Хронике Меховского, откуда непосредственно перенесен этот рассказ в Трактат, и дата 1259 и родство Василько указаны без ошибки (см. Chronica Polonorum, Cracoviae, 1521, кн. III гл. XLIV, стр. 144).

71. См. Длугош, о. с., VII, стр. 436 — под 1275 годом. Дальнейшее до «Почти в то же время» — ibid., стр. 489—490 под 1287 годом.

72. Лешко Черный, сын кн. Куявского Казимира, с 1261 г. кн. Серадзский, с 1278 г. преемник Болеслава Стыдливого в Кракове и Сандомире, ум. в 1288 г.

73. Это и следующее известие см. у Длугоша, о. с., кн. VII, стр. 481.

74. Первое появление татар Меховский относит к 1211 г. (См. выше стр. 47), а писана книга о Сарматиях в 1517 г.

75. Клавдий Птолемей (II в. н. э.) величайший астроном и один из крупнейших географов древности; родился, как полагают, в Фиваиде, жил и работал в Александрии. Прозвище Pelusiota или Feludianus — результат ошибки первых изданий или переводчиков с арабского текста Птолемея: достаточно было в арабской рукописи пропуска диакритической точки, чтобы прочесть Feloudieh, вместо Keloudieh (Клавдий).

География (Космография) Птолемея была одним из основных источников землеведения позднего средневековья. Латинский перевод ее, впервые изданный в 1462 году, выдержал 8 изданий до 1513 года (J. Ch. Brunet, Manuel de libraire... Paris, 1862, т. IV, стб. 952—955).

Астрономическая система Птолемея, нераздельно господствовавшая в науке вплоть до Коперника, в телеологическом уклоне средневекового мышления была главным основанием «научной» астрологии, связывавшей судьбы человечества, характеры народов и отдельных лиц с сочетанием и влиянием небесных светил.

Меховский разумеет и цитирует Tetrabiblon — Четверокнижие Птолемея — сочинение по астрологической географии и этнографии, вышедшее в латинском переводе в Венеции в 1484 г. под наименованием Liber quatuor tractatuum (Quadripartitum) et centiloquium cum centiloquio Haly (o Haly см. прим. 210).

Небесная сфера, круг зодиака, по Птолемею, делится на 12 «домов», из которых составляются 4 треугольника (сектора круга), соответствующие четырем странам света. Одним из треугольников и является borraphliwticon — северо-восточный (северного аквилона), находящийся под знаком м. пр. и Водолея.

Для каждого треугольника известная планета является «владыкой домов», образуемых его зодиаками (Tetrab., II, cap. 7). Для северо-востока это — Кронос или Сатурн.

Характеры людей, живущих в определенной части земного круга определяются взаимодействием знаков зодиака треугольника с их «владыкой домов» (ibid., III, 17). Треугольник, отмеченный знаком Водолея, обозначает страны Великой Азии, Армении, Гиркании, Бактрианы, Каспии, Сирии, Савроматии, Оксианы и Согдианы. Находясь под соединенными влияниями Водолея и Сатурна, народы этих мест (ta eqnh) бывают, по Птолемею, mallon animerc kai austhra kai qhriwdh (цитируем по Базельскому, изд. 1553 г., стр. 67), т. е. отмечены чертами, указываемыми Меховским.

Об астрологической географии и этнографии см. Boll-Bezold, Sternglaube und Sterndeutung, Leipzig - Berlin, 1926, стр. 64—65 и 156—158.

76. Библия, Иеремия, гл. I, 14.

77. Существование амазонок не вызывало никаких сомнений у древних : сообщались подробности о их происхождении, быте, завоеваниях и т. д. По представлению древних — это были женщины-воительницы, жившие где-то в Скифии (по Птолемею — к сев.-вост. от Кавказских гор) особым женским государством без мужчин, с которыми они встречались лишь ненадолго — для продолжения рода. Назывались они амазонками будто бы потому, что, ради боевых надобностей, выжигали себе правую грудь (греч. a — отрицание и maxoV — грудь).

Старейшее сообщение Геродота об амазонках (кн. IV, 110—117) повторялось и украшалось позднее множеством греческих и латинских писателей, перешло в средневековое землеведение и историографию и держалось еще и в XVI в. См. Плиний (кн. VI, 19), Помпоний Мэла (11, 105, 116), Страбон (кн. XI, гл. 5, §§ 1—4; между прочим — об основании амазонками городов Эфеса, Смирны и др.). Павел Орозий посвящает 15 и частью 16 главы 1-й книги своей Истории «Происхождению, нравам и деяниям амазонок». Иакопо из Бергамо упоминает о стране Амазонок в Скифии (о. с., л. 11). Эней Сильвий говорит о них в Космографии (гл. XX).

Ссылка Меховского на Птолемея имеет в виду, вероятно, Географическое руководство, кн. V, гл. 8, §§ 17—25.

78. Павел Орозий (История, кн. VII, гл. 34), говоря о победах имп. Феодосия: «... великие скифские племена, бывшие ужасом для всех наших предков». ibid., кн. I, гл. 16: «а затем Геты, что ныне Готы ...». Так же у Иордана, которого Меховский знал только в передаче Сигеберта (Migne, Patrologiae t. CLX, стр. 62).

Ср. у Страбона (VII, 3, § 12): «Я полагаю, что в древнее время они [Даки] назывались Даями; оттого у жителей Аттики были в ходу имена рабов — Геты и Дай» (перевод у В. В. Латышева, о. с., т. I, вып., 1, стр. 117).

Servi и Sclavi (разумея сербов и славян), вероятно, собственная этимология нашего автора.

О готах, как и о других упоминаемых в этой главе народах, далее говорится подробнее.

79. Отождествление гуннов и унгаров-венгров постоянно у Ioh. Thwrocz’a, главного источника Меховского в этой области.

О тождестве югров с гуннами и венграми Меховский, кажется, первый говорит с полной определенностью. См. еще примеч. 109.

Имя гуннов в форме Hunni из всех источников Меховского имеется (и постоянно повторяется) только у Филиппа Каллимаха (Vita Attilae seu de gestis Attilae. См. А. Bonfinii, Rerum Hungaricarum decades qttattuor cum dimidia, Hanoviae, 1606, стр. 856 и сл.).

80. Павел Орозий — церковный историк, родом испанец (м. б., из Таррагоны), род. ок. 380 г. н. э., год смерти не изв. Был пресвитером в Лузитании. Ок. 417 г., по совету Аврелия Августина, для защиты и прославления христианской церкви написал очерк всеобщей истории в 7 книгах: Historiarum adversus paganos (против язычников) libri VII.

Сочинение его страдает большими неточностями в фактах и хронологии, но очень читалось в средние века и было пособием при изучении всеобщей истории. A. Potthast указывает 11 изданий Орозия за время с 1471 г. по 1517 г. (См. Wegweiser durch die Geschichtswerke des Europaeischen Mittelalters bis 1500, Berlin, 1895, 2-er Bd., стр. 882).

Меховский имеет в виду главу 33 книги VII Истории Орозия, где сказано: «племя гуннов, отрезанное долгое время недоступными горами, проникшись внезапной яростью, бросилось на готов, привело их в смятение, рассеяло и выгнало из прежних мест». (См. Migne, Patrologiae latinae cursus completus... series prima... Tomus XXXI, стб. 1146; перевод наш).

То же сообщает (повторяя Иордана и Орозия) и другой постоянный источник Меховского, Сигеберт (Migne, Patrol, t. CLX, стб. 62).

81. O Paгазе (Радагазии) сообщает Орозий (о. с., кн. VIII, гл. 37) и Павел Диакон (Historia Miscella, кн. XIII — Migne, Patrol. t. XCV, стб. 950—951). Так как сообщение Павла Диакона весьма близко повторяет Орозия, трудно решить, откуда непосредственно заимствует Меховский.

Нашествие Радагазия оба автора помещают в ряду событий времени имп. Гонория (393—423), а Иордан (Romana, 321; см. Monum. Germ. His. Auctor. antiquissim. t. V, pars l, Berol., 1882, стр. 41) прямо говорит: «в царствование императора Гонория».

Дальнейшее — о причерноморских готах рассказано по Павлу Диакону (о. с., кн. XII, стб. 952). Имена вождей там: Аталарик и Фридигерн.

82. Под Дакией здесь Меховский разумеет Данию (Ср. у Орозия, о. с., кн. I, гл. 2, стб. 686; у Энея Сильвия, Европа, гл. XXXIII), а под Готтией, вероятно, южную часть Швеции, разделявшуюся географами XVI в. на Вестроготию, Остроготию и Южную Готию.

83. Павел Диакон — историк и поэт VIII в.; родом из Фриули, сын лангобардов Варнефрида и Теодолинды; диакон патриарха Аквилеи. Был секретарем лангобардского короля Дезидерия, потом в 782—786 гг. — при дворе Карла Великого; затем сослан, бежал из ссылки и нашел приют при дворе герцогов Беневентских. С 787 г. монах на Монте-Кассино. Умер 13 апр. 797 г.

Его сочинения: Historia Romana (Historia Miscella или Gesta Romanorum) и De gestis Langobardorum, в особенности второе, представляют весьма ценный источник к истории раннего средневековья.

Меховский знает и цитирует Gesta Romanorum, Деяния римлян (иначе Historia miscella — см. Migne, Patrol, t. XCV, Paris, 1851). Это сочинение написано в 769—771 гг. по желанию Адельперги, герцогини Беневентской, и представляло собой дополнение (до 553 г.) из 6 книг к 10 книгам Римской истории Евтропия. В соединении с Евтропием (а иногда еще и со Светонием) оно большею частью встречается и в рукописях и в первопечатных изданиях (до 1517 г. 7 изданий, из них 5 за 1471—1490 гг. См. Potthast, о. с., стр. 902—903), при чем число книг П. Диакона бывает то 6, то 8.

Павел Диакон не участвует в споре о праве датчан называться остготами или вестготами. Место, упоминаемое Меховским (см. Migne, Patrol t. XCV, стб. 952), просто говорит о том, что готы, ушедшие с Фридигерном на запад, стали называться вестготами, а оставшиеся с Аталариком на месте — остготами.

Полемический тон Меховского объясняется тем, что он не допускает происхождения готов из Скандинавии, полагая, видимо, что пришли они в Европу откуда-то с востока (см. выше, стр. 69).

Иорданом, главным авторитетом в истории готов, Меховский не пользовался, хотя первое издание Getica вышло уже в 1515 г. (Iornandes. De rebus Gothorum. Paulus Diaconus Foroiuliensis. De gestis Langobardorum. Augustae Vindel., 1515).

Иордан так говорит о происхождении готов: «...И в этом самом безграничном море, в арктической, то есть северной его части есть обширный остров, по имени Сканца (Scandza), откуда нам и предстоит, с божией помощью, начать речь, так как из недр этого острова, как рой пчел, вылетел и явился в Европу тот народ, чье происхождение ты хочешь знать». (Monum. Germ. Hist., Auctor. antiquissim. t. V., p. 1. Iordanis Romana et Getica. Berolini, 1882 : Getica, I, 9, стр. 55—56). Далее (ibid., IV, 25, стр. 60): «Итак, с этого острова Сканцы, как из некоей мастерской племен или общей родины (букв. vagina) народов, некогда вышли готы со своим королем Беригом» (перев. наш).

В числе народов Скандинавии Иордан называет и остроготов (ibid, III, 23, стр. 59).

Точка зрения Меховского в данном случае базируется не на каких-либо известных ему фактах или источниках, касающихся древнейшей истории готов, а отражает лишь его собственную априорную концепцию переселения народов с тенденцией возвеличения Польши. В своих выводах к этой главе он утверждает: 1) что вандалы, свевы и бургунды произошли из царства польского, а имена и язык у них польские; 2) что они — германцы, а не скифы и не сарматы; 3) что эти завоеватели Европы и Африки вышли не из Скандинавии, а из Польши; 4) что поляки и другие славяне — автохтоны своих земель.

Таким образом, не только подчеркивается генеалогическая, так сказать, равноправность поляков с народами Западной Европы, но даже в некотором роде примат поляков. Эта позиция естественна для человека, пишущего под впечатлением «побед короля польского», помня и о Грюнвальде, и о торнском договоре 1466 года, и о вассальной зависимости Тевтонского ордена от Польши, пишущего при том в годы относительной слабости Скандинавских государств, накануне окончательного крушения кальмарской унии.

Что касается существа затронутого нашим автором «готского вопроса», то, не смотря на прочно укоренившееся в буржуазной науке преобладание пангерманской трактовки его, исходящей из Иордана, новейшие археологические исследования позволяют наметить иное решение. Мы имеем в виду насыщенную фактами работу В. И. Равдоникаса «Пещерные города Крыма и готская проблема в связи со стадиальным развитием северного Причерноморья» (Готский сборник, Известия ГАИМК, т. XII, вып. 1—8, 1932, стр. 5–106).

Анализируя данные последних раскопок в Крыму и сопоставляя их с иными доныне известными материалами, В. И. Равдоникас решительно отрицает происхождение крымских готов из Скандинавии или Прибалтики, а вместе с тем ставит под сомнение и этническое единство готов вообще и старую методологию в решении готской проблемы в целом (о. с., стр. 39, 40, 86, 87 и др.).

Таким образом, тезис Меховского о готах, вытекший, как сказано, отнюдь не из научных предпосылок, оказывается случайно совпадающим с выводами нашей науки.

Кроме авторов, упоминаемых в исследовании В. И. Равдоникаса, укажем из старой литературы о готах: R. Pallmann, Die Geschichte der Voelkerwanderungen, 1863—1864; Wietersheim, Geschichte der Voelkerwanderung, 1881; Felix Dahn, Die Koenige der Germanen, 1885; его же, Urgeschichte d. germanischen u. romanischen Voelker (Allgem. Gesch., ed. Oncken, 1881); Aschbach, Geschichte der Westgoten, 1827; Manso, Geschichte des ostgotischen Reichs in Italien, 1824; Kohl, Zehn Jahre ostgotischer Geschichte, 526—536, Lpz., 1877; Hartmann, Geschichte Italiens in Mittelalter, 1897; Bradley, The Gots from the earlist times, 1898; Rappoport, Die Einfaelle der Goten in das Roemische Reich bis auf Konstantin, 1899.

84. См. П. Диакон, о. с., кн. XV (по амброзианской рукописи), стб. 968—969.

85. Mангуп, иначе Мангуп-кале, Майкоп, Мангут, Ман-кермен — крепость на вершине неприступной скалы в Крыму близ нынешнего Бахчисарая. Возникновение ее относили даже к VI веку н. э., но новейшие археологические работы устанавливают гораздо более позднюю дату (не ранее XI в. н. э.). С XI-XII в. Мангуп был столицей крымской Готии, резиденцией князя и епископа.

Когда готы были вытеснены гуннами из Причерноморья, в горах южного Крыма, в местности между Судаком и Балаклавой, удержалось небольшое готское поселение (по Прокопию, не более 3000 человек), сохранившее национальное своеобразие и язык по крайней мере до половины XVI в.

Крымские готы были вассалами Византии, а с 1204 г. Трапезундских императоров, но в разное время фактически подчинялись хазарам, печенегам, половцам и татарам. В 1475 году это маленькое государство было захвачено турками. См. Tomaschek, Die Goten in Taurien, В., 1881; J. Braun, Die Ietzten Schicksale der Krimgoten, Спб, 1890; Ph. Bruhn, Notices historiques et topographiques concernant les colonies italiennes en Gazarie, Memoires de l’Acad. des Sciences, v. X, n^o 9; В. В. Латышев, Сборник греческих надписей христианского времени из южной России, 1896; А. А. Васильев, Готы в Крыму (Изв. ГАИМК, тт. I и V). Итоговой для данного момента является упомянутая работа В. И. Равдоникаса, содержащая и богатую библиографию вопроса о готах в Крыму. О Мангупе см. также: Н. И. Репников, Эски-кермен в свете археологических разведок 1928–29 г. (Изв. ГАИМК, т. XII, вып. 1—8).

Е. Замысловский (Герберштейн, стр. 347—348), цитируя описание Мангупа из Брониовского (конца XVI в.) и ссылаясь на Дела Крымские (1474 г.), полагает, что в Мангупе были не готские князья, а византийские. Приводимые им факты свидетельствуют, однако, лишь о связях Мангупа с Византией (см. выше).

86. Мухаммед II, восьмой по порядку оттоманский султан, завоеватель Константинополя. Крым он занял в 1574 году. Внук его Селим I, десятый султан (С. Лэн-Пуль., о. с., стр. 162 и 164).

87. П. Орозий, определяя границы Европы на востоке, говорит: «от Рифейских гор, реки Танаиса и Меотидских болот... « и далее, перечисляя земли в этих границах: «на востоке Алания...» (о. с., кн. I, гл. 2, ст. 686).

88. Цитата из соборного послания ап. Петра, гл. V, 8.

89. Казак на джагатайском, крымском и казанском наречиях значит: вольный, независимый человек, бродяга (Радлов, II, 364). Ср. И. И. Срезневский, Материалы для словаря др.-р. яз., т. I, СПб., 1893, стб. 1173—1174: «казак-козак — работник, наемный рабочий» (со ссылками на грам. дел. о гран. Кирилл. м-ря 1395 г., уст. грам. Солов. м-ря 1548, Карамзина Ист. Гос. Росс., т. VI, 563 и Никоновскую летопись).

В пояснении к этому месту Замысловский приводит цитаты из Никоновской летописи об «ординских казаках», акцентируя, таким образом, смысл слова по отношению к татарам. Нам кажется, Меховский мог иметь и другую мысль: ее мы и пытались передать в своем переводе. Слово servilis могло быть переводом польского chlop, niewolnik, с чем очень близко poddany, то есть stipendiarius. Что касается слов grassatorem seu reytteronem, то первое у Меховского значит бродяга (wloczega) пеший, а второе — бродяга конный (reiten рыскать, wloczye sie).

90. Гай Плиний Секунд Старший (род. в 23 г. н.э., погиб, наблюдая вблизи извержение Везувия, 25 авг. 79 г.) знаменитый римский натуралист, автор Естественной истории в 37 книгах, единственно и дошедшей до нас из всех его сочинений. С армией Люция Помпония сделал поход в Германию, занимал крупные государственные должности в Германии, Испании и Риме. Написанная им История войны римлян в Германии в 20 книгах не сохранилась.

Naturalis historia ко времени написания Трактата Меховского имела уже 9 изданий за 1469—1510 годы (Brunet, о. с., т. IV, стр. 713—715).

Гай Светоний Транквилл — автор Vitae caesarum, сборника биографий первых двенадцати римских императоров, современник имп. Адриана.

Меховский мог пользоваться Светонием — в след, изданиях: Romae, 470, 1471, 1472; Mediol., 1480; Bonon., 1488; Venet, 1490., и др. (Brunet, о. с., V, 579—580).

Публий Корнелий Тацит (54—118? г. н. э.) знаменитый римский историк, республиканец по мировоззрению в императорском Риме, проницательный и иронический наблюдатель, тонкий стилист, автор «Германии», «Истории», «Анналов» и др. Меховский мог знать следующие его издания: Venetiis, 1470; [Mediolani, 1475—1480]; Romae, 1515 (Brunet, o. с., т. V, стб. 632—633).

Вполне возможно, что не всех указанных выше писателей Меховский читал непосредственно, т. к. мог пользоваться и чужой цитацией или чужими упоминаниями, напр. у Энея Сильвия.

О том, что вандалы жили по Висле (Вандалу), говорит Иакопо из Бергамо (о. с., л. 155), но главный источник этого известия для Меховского — Длугош (о. с., I, стр. 10). По его словам, королева Ванда, отвергнув брак с Ритогаром, князем аламаннов, после победы над ним принесла себя в жертву богам, утопившись в Висле. Оттого и река получила имя, и поляки у многих писателей стали называться вандалами.

91. Разумеется Иосиф Флавий, еврейский историк (род. в Иерусалиме в 37 г., ум. между 97 и 100 г. н. э.), автор «Истории войн евреев против римлян и разрушения Иерусалима» в 7 книгах, «Иудейских древностей» и др. В этом последнем сочинении (кн. I, гл. 7) говорится о потомстве Ноя.

92. Рассказ о Лехе и Чехе взят у Длугоша (о. с., I, стр. 6–8) с незначительными изменениями.

93. Марка Бранденбургская, образовавшаяся уже в X веке, разделялась ко времени Меховского на Старую Марку — по Эльбе и Новую М., пересекаемую Одером, с городами Франкфуртом и Любеком (ср. Эней Сильвий, Европа, гл. XXX).

Любек и Росток, важнейшие центры ганзейской торговли. Первый — с XIII в. (и даже с конца XII) вольный имперский город, позднее — глава Ганзы, «Северный Карфаген»; после тридцатилетней войны значение его сильно падает. Росток — крупнейший город герцогства Мекленбург-Шверин.

Этимология имен (бургунды, древляне, травяне) — принадлежит Меховскому. Его источники (Орозий, цитируемый Энеем Сильвием в Epitome к кн. I-й Блонда, стр. 147) производят имя бургундов не от brogi (польск. brоg — стог), а от burgos.

В Хронике (кн. I, гл. XIX, стр. 21) приводится это мнение Орозия, но в Трактате Меховский предпочел свое, более соответствующее всей его концепции.

94. Иакопо Филиппо Фореста, более известный под именем Иакопо Филиппе из Бepгамо, Iacobus Philippus Bergomensis (ум. в. 1520 г.), автор Supplementum chronicorum orbis ab initio mundi usque ad a. 1482. Libri XV.

Не смотря на шероховатый язык и некритический характер, Дополнение настолько ценилось, что уже при жизни автора выдержало 9 изданий (Венеция: 1483, 1486, 1490, 1492,1503, 1506, 1513; Бреша, 1485; Нюренберг, 1503), не считая переводов (итальянский — Венеция — 1488, 1491, 1508). См. Potthast, о. с., 454—455. Мы пользовались академическим экземляром венец. издания 1513 г. Supplementum supplementi chronicarum ab ipso mundi exordio usque ad redemptionis nostrae annum .M. CCCCC.X. editum et novissime recognitum et castigatum a venerando patre Iacobo Philippo Bergomate ordinis Heremitarum f^о, 10 ненумер. и 335 нумер. листов.

Ссылка Меховского относится к л. 124.

95. О бургундах и борьбе римлян с ними заимствовано из Павла Орозия (о. с., кн. VI, гл. 21, стб. 1056, и, особенно, кн. VII, гл. 32, стб. 1144). Сообщение Орозия повторено Энеем Сильвием (Epitome, кн. I, стр. 147).

Дальнейшее о Свевах — из Энея Сильвия (ibid. со ссылкой на Светония). У Светония (Caes. Oct. Aug., cap. XXI) говорится не о свевах, а об убиях и сикамбрах.

96. Martinus Oppaviensis (из Троппау), иначе Polonus, папский пенитенциарий и капеллан, с 1279 года архиепископ Гнезненский, умер в том же году. Автор Chronicon pontificum et imperatorum.

Его хроника, сухая и однообразная, почти лишена собственной ценности, но заслуживает внимания потому, что в течение не одного века была главным источником исторических сведений для богословов и канонистов.

Латинский текст хроники впервые напечатан в 1559 г. в Базеле, но уже в 1488 г. в Праге издан был чешский ее перевод под наименованием Martiniany t. g. Rymska kronika (до 1488 г.) См. Potthast, о. с., стр. 771; Garns, Series episcoporum eccl. cathol., стр. 347.

Мы пользовались акад. экземпл. антверпенского изд. 1574 г. и Monum. Germ. Hist., Scriptorum т. XXII.

Место, на которое ссылается Меховский, содержит известие о победе над даками и германцами и о переводе 40 тысяч пленных из Германии в Галлию на Рейн.

97. Орозий, о. с., кн. VII, гл. 32, и Bergomensis, о. с., 124—125.

98. Мекельсбург — Мекленбург.

Разумеется борьба со славянами императоров: Генриха I (919—936), Генриха II (1002—1024) и Генриха III (1039—1056).

99. По Bergomensis (о. с., л. 155), у которого заимствуется этот отрывок, аланы жили в Паннонии 40 лет.

100. Рассказываемая далее история вандалов в разной степени подробности и связности встречается во многих источниках нашего автора, но основными тут для него были: Сигеберт (см. прим. 104) и Павел Диакон.

В Хронике Сигеберта см. Migne, Patrol, t. CLX, стб. 61, 64, 74, 79— 81, 86, 90—92, 94, 98. У Павла Диакона — о. с., кн. XIII, стб. 950; кн. XIV, стб. 957, 958, 971 (цифра изгнанных у Меховского — по П. Диакону: у Сигеберта 444), 972.

101. Hispalis — древнее имя Севильи в Испании.

102. Аврелий Августин — один из крупнейших мыслителей и писателей латинской церкви. Род. 13 окт. 354 г. в г. Тагасте в Нумидии; с 391 г. был пресвитером, а с 396 г. епископом в Гиппоне (Hippo Regius) в Африке. Умер 28 авг. 430 г. во время осады города вандалами. В ряду его многочисленных произведений наиболее значительны «Исповедь» и «О граде божьем».

Поссидоний — епископ Калама в Африке (ум. после 431 г.), ученик бл. Августина и автор его биографии.

103. Григорий I Великий, папа. Род. ок. 540, ум. в 604 г. Известен не только большой церковно-политической активностью в тяжелое время лангобардского нашествия, но и подчеркнутой ненавистью к языческой литературе и искусству.

«Диалоги»— одно из его многочисленных сочинений. Его сочинения читались и на Руси (см. Труды Киевской дух. академии, апр. — сент. 1875 г., Киев: Петров, О происхождении и составе славяно-русского печатного пролога). Говоря об этом (ниже, стр. 97), Меховский сообщает, что русские зовут папу Григория «беседник». Надо, очевидно, иметь в виду его Беседы на евангелия.

104. Sigebertus Gemblacensis — Сигеберт, род. ок. 1030 г. в Брабанте, с ранней юности стал монахом (бенедиктинцем) в Жамблу; после 1048 г. долго руководил школами в Метце и снискал большую известность. Около 1071 г. вернувшись в Жамблу, продолжал ту же работу и умер в 1112 г. Человек замечательного ума, большого беспристрастия и редкой учености. Самое позднее, но и самое лучшее его произведение Хроника (Chronographia). Это — синхронистический конспект всеобщей истории за 381—1112 годы, где с намеренной скупостью, сухо, но отнюдь не бесцветно, скорее отмечаются, чем рассказываются события, с выделением на первый план хронологии.

Хроника представляет собой настоящий клад исторических сведений; много переводилась и читалась. Первая часть ее, за годы 381—1023, представляет собой мозаику из отрывков разных историков, вторая часть — за 1024—1112 годы содержит столько собственных добавлений Сигеберта, что тут он и сам является первоисточником.

По своему историко-политическому мировоззрению Сигеберт склонялся к императорской партии в борьбе ее с папством. Ср. L. С. Bethmann, Prolegomena в изд. Migne, Patrol, t. CLX, стр. 9—23.

Меховский, мельком упоминающий Сигеберта, много им пользовался. К этому времени было уже и печатное изд. Хроники : Sigeberti Gemblacensis coenobitae Chronicon ab a. 381 ad 1113..., Parisiis, 1513 (Brunet, о. с., т. V, стб. 378). Наши ссылки сделаны по Migne, Patrolog., t. CLX.

Мнение Меховского о славянском происхождении географических имен разделяется и современными исследователями. См., напр., Ю. Мархлевский, Очерки истории Польши, М.-Л., 1931, стр. 32—33.

105. Сигеберт заимствует из Павла Диакона известие о том, что вандалы, «жившие в скифской Скандинавии, когда размножились настолько, что земля их не могла вместить, решили уменьшить населенность уходом третьей части жителей... и действительно третья часть вандалов... ушла с острова...» (о. с., стб. 61). Bergomensis (о. с., л. 124) говорит: «Галльский историограф Винцентий пишет, что зарождение в то время народа бургундов относится к кельтской Галлии, эти же народы, ясно, произошли из Скантании, то есть с острова Северного океана, расположенного против Дакии между Германией и Готией» (перев. наши).

Один из непосредственных источников Меховского Ioh. Thwrocz (о. с., ч. I, гл. VIII) прямо говорит: «Вандалы — скифское племя».

Современная наука считает вандалов, свевов и бургундов германскими племенами, но совершенно не подтверждает германского происхождения поляков, что стремится доказать Меховский.

106. Тацит, Германия, гл. II.

Вопрос об автохтонности польских племен решается Меховским не столько на основании научно проверенных сведений (их у него слишком мало, хотя иные из них и вполне доброкачественны), сколько — под влиянием общей его националистической установки.

107. Флавий Блонд (Flavio Biondo) из Форли (1388 — 4 нюня 1463) филолог, археолог (Roma instaurata, Italia illustrata) и историк. Его Декады Historiarum a declinatione Romanorum положили начало общей научной композиции в историческом изучении средневековья.

Знал ли его Меховский полностью или только в сокращении (epitome) Энея Сильвия, сказать трудно. Ко времени написания Трактата, Декады были уже изданы в Венеции в 1483 г. (Brunet, о. с., I, стб. 978).

108. Ср. у Энея Сильвия, Европа, гл. I: «... и далматы, которых называют склавами, и иллирийцы, которых зовут боснийцами, трибаллы или мизии которых называют то сервиями, то расцийцами»; в Истории Богемии (гл. VI): «Сервия, которую зовут Расцией» (перев. наш).

В этом перечне Меховский соединяет воедино и разные наименования одних и тех же народов и названия отдельных местностей, принадлежащих какому-либо из уже названных народов; последнее относится, напр., к нугардам, плесковитам и огулькам, т. е. новгородцам, псковичам и вогулам.

Мысль нашего автора о широком распространении славянской речи повторена Герберштейном (о. с., стр. 2) с несколько иным перечнем народов.

109. Главными источниками Меховского при составлении этой главы были Павел Диакон и Ioh. Thwrocz (Chronica Hungarorum — первое изд. 1488 г., у нас Ioh. G. Schwandtner, Scriptores rerum Hungaricarum veteres ас genuini... pars I, Vindobonae, 1766). Отчасти могли быть использованы постоянные спутники Меховского в его работе — Сигеберт и Bergomensis, а также, м. б., Эней Сильвий.

Однако, было бы напрасно искать в этих источниках доказательств или обоснований главной идеи, проводимой нашим автором в рассказе и излагаемой в виде выводов в конце. Мысль Меховского состоит из следующих положений: а) гунны — это югры из Югорской земли; б) венгры — это югры по языку; в) венгры — это те же гунны, вторично пришедшие в Паннонию; г) вывод: югры, гунны и венгры — один и тот же народ.

Подтверждают ли это источники нашего автора?

Павел Диакон, следуя П. Орозию (кн. VII, гл. 33), говорит: «Племя гуннов, долгое время остававшееся обособленным в своих недоступных горах, проникшись внезапной яростью, бросилось на готов…» (Hist, misc., кн. XII). Где эти родные горы гуннов, неизвестно. Ioh. Thwrocz (о. с., ч. I, гл. IX, стр. 68), ссылаясь на Орозия, Дионисия Александрийского, Антонина, архиепископа Флорентийского (пользующегося Сигебертом и Винцентием), считает доказанным, что гунны вышли из Аз. Скифии. Точнее о местности он не говорит и лишь приводит рядом два противоположных взгляда, как бы не ощущая противоречия: «Да и ранние истории венгров (говорит он) не противоречат этому мнению (об Аз. Скифии — С. А.), так как сообщают, что гунны или унгары сначала жили в Персии (in Perside), а затем в Болотах Меотидских и вслед за ланью, как выше сказано, перешли в чужие земли». Далее (ibid., стр. 69): «А Пий, папа римский, в своей истории... говорит, что беседовал с уроженцем Вероны, который в наши дни проезжал через Скифские края, и тот будто бы подтвердил ему, что в Аз. Скифии, у истоков р. Танаиса он нашел людей, говоривших на том же языке, что и венгры, жители Паннонии».

Рассказывая о возвращении Хабы, сына Аттилы в Скифию, Thwrocz говорит (о. с., ч. I, гл. XXIII, стр. 95): «он, говорят, взял себе жену не из скифского народа, а из корозманов, соседнего с Скифией племени», живущего, как оказывается (ibid., гл. V и VI, стр. 61—62), где-то к юго-востоку от Скифии близ Эфиопии! Там же, в гл. VI он упоминает, что, по мнению Дионисия Александрийского, «гунны были соседями каспиев и альбанов (близ Кавказа)». Таким образом, если мнение П. Диакона по крайней мере не противоречит версии о Югре, то Thwrocz говорит о чем-то совсем ином (коротко: венгры — гунны, но не югры).

Сигеберт, пользуясь Иорданом и Павлом Диаконом, не дает ничего нового по интересующему нас вопросу.

Bergomensis (о. с., л. 169) сообщает: «Гунны... сначала жили в Рифейских горах, ближайших к Готии» (но в Югре ли?).

Эней Сильвий гораздо определеннее, но не в пользу нашего автора.

В гл. XXIX Космографии читаем: «Говорят, что и венгры (унгары), которые живут на берегах Дуная, принадлежат к скифскому племени — не потому, что произошли от гуннов, как, из-за сходства имен, думали некоторые, но от других унгаров, которых Иордан называет нотами. Много после гуннов, готов и лангобардов унгары, выйдя из Скифии пришли на Дунай...». Далее известный рассказ о веронском монахе, выше приведенный нами в передаче Thwrocz’a.

Таким образом, тезис о тождестве гуннов с юграми — либо не находит подтверждения в источниках Меховского (за исключением сомнительного Bergom.), либо даже отрицается прямо (Эней Сильвий) или косвенно (Thwrocz). Ничего к этому не прибавляет и троекратное упоминание Великой Венгрии, т. е. Башкирии у Плано Карпини (Speculum Histor. Винцентия).

Откуда же у Меховского такая определенность и такое упорство в его позиции?

Ответить на это мы можем лишь весьма гипотетически.

В числе современников нашего автора можно назвать двух лиц, мнение которых о гуннах и юграх (если предположить, что Меховский знал его) служило бы ему поддержкой. Это, во-первых, Юлий Помпоний Лэт (Сабин), глава первого поколения итальянских гуманистов (ум. 1498 г.), оставивший в своих комментариях к римским классикам немало оригинальных и ценных сведений о «Скифии». Во-вторых — Петр Рансан (Petras Ransanus), епископ Люцеры, автор хроники Rerum Hungaricarum, которую мы знаем в сокращении (epitome) — Иоанна Самбука, впервые изданном в 1558 г. (у нас по выше упомянутому изд. Schwandtner’a).

Ю. Помпоний Лэт называет утрами и венгров и жителей Югры. По его словам (цитируем по М. П. Алексееву, о. с., стр. 70), когда гунны, вместе с готами, разгромили Рим, «на обратном пути часть их осела в Паннонии и образовала там могущественное государство, часть вернулась на родину к Ледовитому океану...». В другом месте он, говоря о Рифейских горах, отмечает: «В отдаленнейших пределах их живут югры» (ibid., стр. 68).

P. Ransanus высказывается вполне определенно. В III главе epitome, стр. 43, читаем: «мы уже упоминали, что родина гуннов принадлежала к числу Сарматских областей и мест, ближайших к Рифейским горам... мы сообщали, как, из-за увеличения численности сарматов, занимавших местности, близкие к Рифейским горам, много тысяч их покинуло родину и присоединилось к войску готов, которые также за несколько лет до того вышли из мест своей оседлости...» затем разбили и прогнали готов и по имени своего вождя стали называться гуннами.

Далее в рассказе о сыне Аттилы (ibid., гл. VI, стр. 436): «вернулся он в ту же область Сарматии, откуда, мы выше сообщали, вышел этот народ…». О возвращении гуннов в Паннонию (ibid., стр. 437): «Итак в год от смерти Аттилы 101 (у Thwr. и Мех. 704 — С. А.), то есть в год от рождества Иисуса Христа 744 (у Thwr. и Мех. 704 — С. А.) огромная масса сарматов..., найдя себе человека немалой опытности в военном деле, называвшегося Унгар (не собственным именем, а по имени места, где родился)... вышла из родной земли. Вышли они, говорю я, из некоей части Европейской Сарматии, которую и ныне еще сами сарматы зовут Унгарией. Жители этой области, по утверждению многих, кто бывал среди этого народа, говорят на языке, употребляемом нашими венграми. Справедливость этого можно и тем подтвердить, что Иоанн, император Сарматии (Иоанн III — С. А.), которого они называют князем Московии, в числе прочих важных титулов своего княжеского сана, именует себя также князем Унгарии... Он, однако, называет себя князем не здешней нашей Венгрии, а той Сарматской, откуда, вышли венгры, владеющие Паннонией». (Перев. везде наш, кроме выше отмеч. — С. А.)

Казалось бы, слова Ю. Помпония Лэта и П. Рансана можно счесть основанием тезисов Меховского. Тут, однако, на нашем пути ряд сомнений. Лекции Лэта по Вергилию (и только они одни) напечатаны были в Бреше в 1487 и 1490 г. и, следовательно, Меховский мог знать их, но, во-первых, в этих лекциях нет никаких сближений югров с гуннами, во-вторых, у нас недостаточно оснований для предположения, что Меховский вообще знал Ю. Помпония Лэта, хотя бы в рукописи. Что касается Рансана, то, как сказано, epitome его хроники напечатано было только в 1558 г., а следовательно, если Меховский и мог знать Рансана, то лишь в рукописи. Это, разумеется, не исключено для эпохи инкунабулов, но при наличии очень обстоятельной печатной хроники Thwrocz’a, которой действительно пользовался Меховский, становится сомнительным.

Вероятнее, кажется, было бы предположение, что при том повышенном интересе к Московии, каким отличается конец XV — начало XVI в. на Западе, темы о Югре, только что завоеванной Иоанном III, о скифах, о гуннах и т. п., не раз трактовались в ученых кружках, в роде упоминаемого нашим автором в письме к Галлеру, и тут, в обмене мнений, Меховский и мог уловить недостававшую ему краткую формулу: гунны — югры, весьма подходящую к его логически систематизирующему историческому мировоззрению.

Точка зрения нынешней науки на происхождение венгров в общем ближе всего к выше приведенному мнению Энея Сильвия. Предками мадьяр с наибольшим вероятием считают жителей Баскарты Плано Карпини, т. е. Башкирии, появившихся в Приуралье в VIII—X в. н. э., а затем, под напором кочевников, перешедших в нынешнюю Венгрию.

Библиографию вопроса см. у М. П. Алексеева (о. с. стр. 10). Из новейших работ — E. Moоr, Anschauungen von der Urheimat der Ungarn in Mittelalter und bel den Humanisten, «Ungar. Jahrbucher», 1928, VIII, стр. 422—429.

Эта точка зрения, обоснованная между прочим данными лингвистики, антропологии и этнографии, не мешает, по-видимому, существованию и иного мнения, выразившегося, напр., в открытии 23 мая 1935 года в Будапеште памятника Аттиле с датами 435—1935. («Известия ЦИК» от 3 мая 1935 г., n^о 129 (5682).

О гуннах, кочевом народе Вост. Азии, известном по китайским источникам уже с 3-го тысячел. до н. э. под именем хьюнну (Hiungnu), в третьей четв. IV в. н. э. занявшем пространство от Дона до Карпат, а в V в. — огромную территорию между Рейном, Дунаем и Волгой, см. Degulgnes, Histoire generale des Huns, des Turcs etc, vol. I—V, Paris, 1756—1758; Zeuss J. K., Deutschen und ihre Nachbarstatmme, Muenchen, 1837; Parker E. H., The Turko-Scythian Tribes, «China Review», vol. XX, p. 125; vol. XXI, p. 100, Hongkong, 1892—1893; его же, Thousand years of the Tartars, Changai, 1895; Grooti de, Chinesische Urkunden zur Geschichte Asiens, 2 t., Berlin, 1921—1926.

110. О переходе гуннов в Европу и вытеснении готов см. Thwrocz, о. с., ч. I, гл. IX, стр. 68—69 (со ссылками на П. Орозия, Дионисия Александрийского, Антонина, архиепископа Флорентийского, который в свою очередь пользовался Сигебертом и Винцентием из Бовэ). О том же у Сигеберта (о. с., стр. 62).

Об охотниках и лани — Thwrocz, о. с., ч. I, гл. IV, стр. 59—60 (со ссылкой на Антонина, архиеп. Флорентийского). У Сигеберта (из Иордана) — о. с., стб. 64.

О покорении куманов и русских — Thwrocz, ibid., гл. X, стр. 69. Перечисление покоренных народов у Thworcz’a замечательно в том отношении, что вслед за бессами и белыми куманами, прежде рутенов (русских) упоминаются Susdali, в чем можно было бы видеть какое-то (искаженное) отражение известий о растущей государственной роли княжеств сев. вост. Руси (правда, для XV в. это, пожалуй, слишком поздно).

О Паннонии, борьбе с римлянами и избрании Аттилы — у Thwrocz’a, о. с., ч. I, гл. XI—XIII, стр. 71—76. Под именем Детрика надо разуметь Теодориха остготского.

О сборе войск Аттилой — Thwrocz, ibid., гл. XIV, стр. 76—77. Дальнейший рассказ (до взятия Реймса) — по Павлу Диакону (о. с., гл. XV, стб. 964—965, следуя тексту амброзианской рукописи, приведенному у Migne’я в варианте, но служившему, очевидно, основой издания П. Диакона, каким пользовался Меховский). У Thwrocz’a (ibid., гл. XV, стр. 77—82) рассказ основан на том же источнике, но осложнен разными словесными и фактическими прикрасами.

О взятии Реймса, о Труа и св. Лупе — у Thwrocz’a, ibid., гл. XVI, стр. 82—83. О женщине с десятью дочерьми и о милосердии Аттилы заимствовано из «Аттилы» Филиппа Каллимаха (Буонаккорси). См. P. Callimachi Experientis Attila у A. Bonfinii, Rerum Hungaricarum decades quattuor cum dimidia, Hanoviae, 1606, стр. 859. Меховский мог знать «Аттилу» Каллимаха по изданию: Callimachus Experiens, Vita Attilae seu de gestis Attilae, s. 1. et anno [Tarvisii, circa 1489]. См. Potthast, o.с., I, стр. 182—183.

111. Отсюда и далее об Аттиле см. у Павла Диакона, о. с., гл. XV (по тексту Амброзианы); у Thwrocz’a, о. с., гл. XVIII—XXII, стр. 87—94.

112. Лев I Великий род. ок. 390 г., избран папой в 440 г., ум. в 461 г.

113. Луп (lupus — по лат. волк), епископ Труа, и Лев, папа римский. Шутка в такой форме (именно о двуx животных) заимствована из Ф. Каллимаха (о. с., стр. 861).

115. См. Thwrocz, о. с., ч. I, гл. XXIII—XXIV.

115. О событиях 744 г. у Thwrocz’a, о. с., ч. I, гл. I, и Bergomens., о. с., л. 196 (но под 905 годом), далее по Thwrocz’y, о. с., ч. II, гл. II—III.

Этот будто бы второй поход югpов и был их единственным переходом в Венгрию.

116. Это известие повторяет, но с некоторым сомнением, Герберштейн (о. с., стр. 136).

Взято оно Меховским либо у Thwrocz’a (о. с., ч. I, гл. IX), либо непосредственно у Энея Сильвия, на которого и Thwrocz ссылается. Второе тем более вероятно, что следующее далее сравнение югров и венгров по степени культурности взято прямо у Энея Сильвия (Европа, гл. I).

В гл. XXIX Космографии читаем: «Наш веронец, достигший, как выше сказано, истоков Танаиса, сообщает о народе, живущем в Азиатской Скифии, недалеко от Танаиса: это дикие люди и идолопоклонники, а язык у них тот же, что у венгров, населяющих Паннонию. Далее он рассказывает, что вместе со многими проповедниками св. писания, монахами и францисканцами, знавшими местный язык, он хотел ехать туда проповедовать св. христово евангелие, но это было запрещено государем, которого он назвал Московским (de Mosca). Этот последний, погрязший в греческом лжеучении, не желал допустить, чтобы азиатские венгры присоединились к латинской церкви и приняли наши обряды» (пер. наш).

117. Павел Орозий, о. с., кн. VII, гл. 33, стб. 1146: «... Племя гуннов, отделявшееся долгое время недоступными горами... бросилось на готов».

Bergom., о. с., л. 169: «Гунны... сначала жили в Рифейских горах, ближайших к Готии».

Свод мнений о местоположении Югры приведен у М. П. Алексеева (о. с., стр. 70—71).

118. Относя эту характеристику к Уралу, Е. Замысловский говорит, что «краткие заметки Меховского имеют одно преимущество: о высоте Урала они дают более верное понятие, чем Записки Герберштейна». (Замысловский, Герберштейн, стр. 142).

119. Еще раз о моржах у Меховского далее — во 2-й главе второго трактата кн. II, (стр. 118). Герберштейн повторяет это сообщение Меховского дважды (о. с., стр. 91 и 190—191), объясняет, что морж не рыба, хотя «наши земляки и считают эти зубы за рыбьи» и, не называя по имени, упрекает Меховского в неточности: ручки ножей делаются из моржовой кости для украшения, а не для тяжести, «как баснословил некто».

120. См. В. В. Латышев, Scythica et Caucasica, т. I, вып. I, стр. 58—61.

121. В латинском тексте всех изданий в этом месте и далее еще в двух местах (О Литве — гл. 3, конец, стр. 111 и о Югре, гл. 2, стр. 117) упоминается пушной зверь scismus (scilsmorum, scismi). В немногочисленных имеющихся переводах это слово или пропускается, как не находящее объяснения в словарях (так — в немецком переводе, изданном в 1518 г. в Аугсбурге, лл. 18^V, 29, 30, и в переводе Б. Дитмара — о. с., стр.73) или переводится по догадке, совершенно невероятно: итальянский перевод Annibale Maggi дает scimmie, т. e. обезьяны (o.с., по изд. 1584 г., стр. 118; там же на стр. 73 и 130 слово пропущено).

Е. Замысловский (Описание, стр. 123, примеч. 19) для объяснения слова scismus приводит выдержку из сочинения Улисса Альдрованди De quadruptedibus digitatis viviparis (Bononiae, 1654, стр. 331—332) следующего содержания (перев. наш): «Матвей из Мехова в своей истории сообщает, что некие народы Европейской Сарматии, борясь с суровостью климата, сшивают шкуры соболей и сцисмов (scismorum); вследствие того некоторые под сцисмами разумели куниц (martes) и не без основания, так как Иоанн Богемец (очевидно, Ioh. Thwrocz — С. А.) писал, что жители скифской Венгрии приносят в дань князю Московии не что иное, как шкуры сцисмов и соболей, а между тем именно соболя и куницы одеты в драгоценный мех».

Вероятно, на этом основании М. П. Алексеев (о. с., стр. 79), давая более верный, нам кажется, перевод «белок», помещает рядом в скобках вариант (куниц?).

Справка Замысловского показывает только, что и в XVII веке затрудняющее нас слово было необъяснимо, так как предлагаемое Альдрованди объяснение по многим основаниям несостоятельно: помимо всего прочего, отметим, что если бы scismi значило martes, то Меховский не называл бы в главе о Литве (кн. II, трактат I, гл. 3) рядом mardures et scismi.

Единственное, что можно, кажется, предположить, это ошибку переписчика, не исправленную и в типографии: вместо scismi следовало бы читать sciuri, т. е. белки.

122. О кречете есть у Thwrocz’a (о. с., ч. I, гл. V, стр. 62, перев. наш): «у северного моря с запада до Суздалии есть покрытая лесом пустыня... и там, в горах этой пустыни имеют гнезда грифоны и птицы legisfalk, называемые в просторечии kerecheth».

Герберштейн (о. с., стр. 211) опять с упреком отмечает, что кречет не так страшен, «как баснословия некто», но затем сам начинает баснословить по рассказам «достойных доверия и именитых людей».

Е. Замысловский (Герберштейн, стр. 281), цитируя естественно-научную литературу, дает описание кречета.

123. Упоминания о псоглавых людях встречаются и у древних (напр., у Симмия Родосского, см. В. В. Латышев, о. с., т. I, в. 2, стр. 391), но Меховский черпает его, вероятнее всего, из Speculum Historiale Винцентия или, что то же, из рассказа Плано Карпини (гл. XIX).

К этому же месту см. наше прим. 4 (о грифах и аримаспах).

Скептицизм Меховского далеко не всеми разделялся и в XVI веке. Такая читаемая книга, как Supplementum Иакопо из Бергамо, совершенно серьезно и очень логично оправдывает веру в существование чудовищных народов. Там сказано (о. с., л. 11, перев. наш): «Это не должно нам казаться нелепым: как в каждом отдельном народе бывают люди-чудовища (уроды), так и в целом роде людском бывают чудовищные народы».

Еще больше интересных материалов на нашем телеграм-канале ⏳Вперед в прошлое | Документы и факты⏳

Главная страница  | Обратная связь COPYRIGHT © 2008-2024  All Rights Reserved.