ИЗВЕСТИЕ О ПЕСОШНОМ ЗОЛОТЕ В БУХАРИИ, О ЧИНЕННЫХ ДЛЯ ОНОГО ОТПРАВЛЕНИЯХ И О СТРОЕНИИ КРЕПОСТЕЙ ПРИ РЕКЕ ИРТЫШЕ, КОТОРЫМ ИМЕНА: ОМСКАЯ, ЖЕЛЕЗЕНСКАЯ, ЯМЫШЕВСКАЯ, СЕМИПАЛАТНАЯ И УСТЬ-КАМЕНОГОРСКАЯ ¹

Важное, но мало еще известное обстоятельство в истории Петра Великого касается до чиненных в Бухарию отправлений, которые для песошного золота, в разных тамошних реках находящегося, предприняты были. Правда, что оные желаемого конца не достигли: многие препятствия и безконечные трудности, которые в пути по неизвестным землям случаются, а особливо сие, что надлежало путь возъиметь через жилища таких народов, которые опасаются терять вольность свою и притом в состоянии находятся нарочитой силе сопротивляться, были тому причиною, что первые отправления не возъимели желаемого успеха. Однако они произвели другие весьма полезные действия, ибо при сем случае построены по реке Иртыше крепости, созданием которых споры с калмыками о тамошних землях прекращены; населенные прежде того россиянами места от неприятельских нападений и набегов в безопасность приведены, и большее знание о разных землях получено, от которых Российское государство впредь много пользы ожидать имеет.

В начале текущего ныне века были еще все страны между реками Обью и Иртышем от устья реки Оми заняты кочевыми калмыцкими ² улусами, контайше ³ подвластными; а при начатии уже строения там крепостей теленгуты ⁴, того же контайши подданные, имели еще жилище свое при реке Чарыше. Калмыки по соседству обыкновенно дани требовали с барабинских татар ⁵, которые издревле суть российские подданные, и киргис-кайсаки ⁶ набегами своими сим же татарам многие чинили обиды. Все сие ныне прекратилось. Степь между Обью и Иртышем от чужих народов очищена и, напротив того, многими российскими селениями наполнена: заведены там богатые серебреные и медные заводы, а именно Колывано-Воскресенские, в таких местах, которые прежде сего россиянам мало были известны и куда пред тем никто без позволения калмыков притти не отважился. Все сие должно приписать новопостроенным по Иртыше реке крепостям. Петр Великий, как во многих других местах, так и здесь, пределы государства своего распространил, внутреннюю и внешнюю безопасность утвердил, основание положил к приобретению тех выгод» которых важность и польза уже по кончине его стала сказываться. Он открыл источники, из которых уже несколько лет вытекает больше в казну богатств и сокровищ нежели бы кто в прежние времена себе мог представить. [473]

Правда, что и прежде времен Петра Великого ездили в Бухарию ⁷, ибо еще при владении царя Иоанна Васильевича принято было намерение, чтоб чрез Бухарию учредить купечество с Индиею. Путешествия англичан, Антона Енкинзона ⁸ и прочих, о коих Рихард Гаклуйт ⁹, собрав известия, в свет издал, к тому же клонились; но все то было неудачливо. Петр Великий, то же намерение имея, рассуждал дело зачинать другим порядком. Ибо совсем есть иное отправлять для купечества караваны, которые хотя у восточных народов в великом состоят почтении, однако купечество оных от произволения тех же народов зависит; а другое есть путешествие предпринять с воинскими людьми, которые, вместо того чтоб законы от других принимать, сами другим оные предписывать в состоянии.

Сей последний способ избрал Петр Великий для избежания многих препятствий в настоящем своем намерении. Ежели б отправления его в Бухарию имели желаемый успех, то бы легко было и с Индиею учредить купечество; ибо бухарские караваны, в пограничные российские города, особливо в Оренбург и в Астрахань, ежегодно приходящие, доказывают, что между Индиею и Бухариею беспрестанное купечество производится, потому что они не только шелковые и бумажные, в Бухарии деланные, но и всякие индейские товары, которые бухарских гораздо лучше, да сверьх того драгоценные каменья, золото и серебро для продажи привозят. Приходят иногда в Астрахань с сими караванами и индейцы, из коих некоторые там поселились домами, ожидая от того себе и товарищам своим прибыли. Кто же может усомниться, чтобы россияне по той же дороге, которою индейцы к нам ходят, не могли к ним приехать?

Я нашел в Тобольской архиве подлинники о некоторых здесь упоминаемых происхождениях. О сих я, едучи вверьх по реке Иртыше в 1734 году, пространнее наведывался, дабы о всем обстоятельнейшее и достовернейшее получить известие. Я нашел таких людей, которые всему тому, что происходило, очевидные были свидетели. И потому на сем моем объявлении можно утвердиться, хотя не все на письменных доказательствах основано.

О песошном золоте, чаятельно, в Сибири и прежде знали, однако подлинное известие о том уже получено в 1714 году, когда тогдашний сибирский губернатор князь Матвей Петрович Гагарин Государю Императору Петру Великому донес письменно, что теми странами, в которых песошное золото находится, по мнению его, овладеть можно. Доношение его о том толь достойно примечания, что точные оного слова здесь внести за благо рассуждаю:

«Городок калмыцкой Эркет ¹⁰, под которым на реке Дарье промышляют песошное золото, в расстоянии от Тобольска, по сказке эркетских жителей, что доходят из Эркета до Тары, в полтретья месяца нескорою ездою, а от Тары до Тобольска в пять дней. И естьли соизволит Ваше Величество промысл чинить к тому месту из Тобольска, то кроме того не можно, что поселиться городами к тому месту: того ради, что от Ямышева озера и до Эркета кочуют калмыки и будут противиться, как им возможно, чтоб не допустить в тех местах строить городов, дабы онаго их промыслу не терять; а по ведомости в тех местах кочуют калмыки с контайшею тритцать тысяч человек. Путь к тому месту лежит от Тобольска до половины реки Иртыша, которая река под Тобольским, от того на калмыцкое кочевье, где ныне кочует контайша. И первой город надлежит делать на помянутой реке Иртыше, у Ямышева озера, и оттоле, усмотря, где надлежит, делать иные городы. На строение оных крепостей, [474] також и на содержание их, кроме офицеров и инженера, управляться можно из Сибирской губернии. А для той калмыцкой противности надлежит быть регулярным или трем полкам, и те полки набрать в Сибири, а к тем полкам несколько офицеров, да к тому ж уфинские башкирцы потребны, для того что от Тобольска живут в близости и людство их немалое и люди конные. О промысле того места, о деле городу и о уфинских башкирцах что Ваше Величество повелит».

При сем доношении объявил губернатор и пробу купленого в Тобольске песошного золота, которого часть и поныне еще хранится в Санктпетербургской Императорской кунсткамере.

В то же самое время находился в Санктпетербурге посланец хивинского хана, которому велел показать полученное от князя Гагарина песошное золото, и от него уведомился, что подлинно в разных реках земли Хивинской и Бухарской такое же песошное золото находится, а особливо река Дарья оным славна.

Сие свидетельство и подлинные известия о привозившемся в Сибирь после того времени бухарскими караванами ежегодно для продажи песошном золоте опровергают учиненные на князя Гагарина обвинения, будто представление его о песошном золоте в Бухарин совсем было ложно. Донесено на него, якобы он тобольского дворянина Федора Трушникова чрез Калмыцкую землю послал в Китай, который в пограничных китайских городах, Селине и Дабе, купивши песошного золота, в Тобольск привез, и оное золото князь Гагарин будто поднес Его Величеству, объявя ложно, якобы оное собрано в бухарских реках. Приписывали князю злоумышленные намерения, которые он будто хотел произвесть в действо, естьлиб к нему присланы были в Сибирь разные военные потребности и люди, в деле оружия и пороху искусные. О сем можно читать в книге господина Страленберга ¹¹, называемой «Северная и Восточная часть Европы и Азии», на стран. 253, или во французском переводе сей книги: «Description historique de l’Empire Russien», том I, стран. 194 и следующие.

Но князь Гагарин ни воинских потребностей, ниже людей, которые бы оные делать могли, не требовал. Разве не известно, в какой он поверенности находился у Великого Государя, и что всегда мог толикое число потребностей получить, коликое оных сам хотел. Задолго еще перед тем построил он в Тобольске как оружейные, да и пороховые заводы. Он требовал одних только офицеров; и потому мог ли он подумать, чтоб люди, лишь только из России прибывшие и уповательно от самого государя назначенные, в злых его намерениях хотят быть участниками? Он в Сибири при себе довольно имел шведских полоненных офицеров, которые в рассуждении полученных от него благодеяний много были ему обязаны. Сих бы гораздо способнее можно было склонить к произведению в действо таких намерений, ежели б вздумалось их на то прельстить; но о том никогда не слышно было. Правда, что Трушников посылан был в Китай. Он отправился туда из Тобольска в 1713 году. В китайское провинции Шензи и около озера Коконора ¹² находится также песошное золото, когорого оттуда Трушников довольное число с собою и вывез. Но путь его окончился позже, нежели чтоб князь Гагарин мог употребить полученные им известия к такому злоумышлению. Мы будем иметь случай говорить о сем пространнее ниже сего.

Еще князь Гагарин подал при учиненном над ним следствии 28 генваря 1719 года следующее изъяснение: «Как приехал де он в Тобольск, увидел продажное песошное золото, и зовется оное эркетское, и сказали ему о нем, что то самородное золото и промышляют его под Эркетом в реке Аму-Дарье, то для свидетельства о том [475] призвал де он эркетского боярина, которой во взятье того города у бухар от калмык от убивства ушел в Тобольск; и тот боярин ему сказывал, что то золото перенимают в реке под Эркетом попонами и коврами и сукнами, а в реке той муть и прибыль воде, то в то время и перенимают; а как сбудет та прибылая вода, то де берут с берегов и вынимают из песку то золото; и того де золота купил он немалое число и привез к Его Царскому Величеству». Сверьх того могу я еще точнейшее о том приложить изъяснение, по сказкам разных бухарцев, обстоятельства своей земли знающих, которых я о том спрашивал, и их слова записал следующим образом:

Городок, что губернатор Эркетом называл, есть главный город Еркен в Малой Бухарии, которая земля около 1680 года калмыцким владельцем Бушухту-ханом завоевана ¹³. Оный город стоит на западном берегу реки, которая не имеет особливого имени, но только река при Еркене по-бухарски Еркен-Дарья называется. Потому ж и все прочие реки именованы в Малой Бухарии. Напротив того река Аму-Дарья находится в Большой Бухарии и свое собственное имеет название. Она у древних Оксус, так как Сыр-Дарья называлась Яксартес ¹⁴. И потому князь Гагарин в наименовании реки дважды ошибся, а первая его ошибка дошла и до других земель, ибо упоминается о реке Дарье в книгах, которых сочинители знаменование сего слова столь же мало знали.

Город Еркен в окружности имеет шесть верст; в нем находится двенатцать ворот, и каменною обведен стеною, которая, как сказывают, четыре сажени вышины имеет. Число жителей в городе и в окрестных местах простирается до двадцати тысяч человек, подвластных калмыцкому владельцу.

Другой город в Малой Бухарии называется Кашкар, который гораздо меньше Еркена и в окружности больше дву верст не имеет. В нем находятся четверы вороты и такая же городская стена, как в Еркене. В городе и в окольных местах считается двенатцать тысяч жителей.

Домы в обоих городах построены из необожженного кирпича, то есть из такого, который только на солнце высушен. Из такого кирпича строят домы как во всей Малой, так и во многих местах Большой Бухарии.

Еще есть славные города в тех странах: Аксу, Хотон, Карья, или Керья, принадлежащие калмыкам; а города Турфан и Хамыль ¹⁵ уже давно китайцами завоеваны.

Дорога из Сибири в Малую Бухарию лежит чрез кочевье калмыцкого владельца контайши, обыкновенно Урга ¹⁶ называемое. До сего места от Семипалатной крепости, которая на реке Иртыше, три недели езды на лошадях и без тяжелого грузу. Я говорю о стране, при реке Или лежащей, которая река при своей вершине Текес ¹⁷ называется, и она впала в великое озеро Балгаш.

Река Текес вытекает из горы Музарт ¹⁸, или по калмыцкому произношению Музир, которою Калмыцкая земля от Малой Бухарии отделяется. Сей хребет весьма высок. Имя значит, как то и в самом деле есть, что оный как летом, так и зимою снегом покрыт; ибо мус на бухарском языке значит лед. То же знаменование имеет и Мус-таг, которым именем названы горы, отделяющие Малую Бухарию от Большой и от Индии. Господин Страленберг с довольною вероятностью рассуждал, что слово Имаус ¹⁹ у древних такое же происхождение имеет.

Понеже места при реке Текесе, по близости сих льдом и снегом покрытых гор, прочих холоднее, то бывший контайша и по нем сын его Галдан-Черин ²⁰ там препровождали обыкновенно летнее время, а к осени ходили они вниз по реке Или и [476] зимовали при реке Коргос ²¹, которая гораздо далее к северу и западу, нежели как река Текес, и течет в чистой степи, соединяясь с рекою Или с северной стороны.

И так из Сибири выезжая, приходят сперва к реке Коргос, то есть к той, которая на изданных иезуитом Дюгалдом ²² китайских ландкартах Гаркас называется, где есть и знатное жилище бухарцев, по приказу контайши там поселившихся. Оттуда ездят к реке Текесе и далее чрез гору Мусарт в Малую Бухарию.

Ближайший потом бухарский город называется Аксу и отдален от Урги, что на реке Текесе, на шесть дней езды, а стоит от нижеписанной дороги несколько в левую сторону. По оном следует город Кашкар, расстоянием от Урги на шестнатцать дней езды. Правда, что разумеют шестнатцать дней конной езды, но по такой трудной дороге, как чрез хребет Мусарт, разность не может быть велика, хотя на лошадях ехать или пешком итти. Оттуда полтора дня считается езды до города Еркена, от коего к юго-восточной стороне находятся города Хотон и Керья при реках, названных теми же именами. Они от бухарцев по большей части вместе выговариваются, будто бы то один был город. На изданных Дюгалдом ландкартах один только город в тамошних местах означен — Хотон, а Кириан на оных называется тамошняя гора. Но не можно нам упоминать о всех таких несходствах. Намерение наше не в том состоит, чтобы здесь всю Малую Бухарию подробно описать, но чтобы те только места и страны означить, в которых песошное золото сбирают.

Реки, о коих я упоминал, протекают все из хребта Мус-Таг, который там от северо-западной к юго-восточной и восточной сторонам простирается. На западной стороне сего хребта течет река Аму-Дарья, а на южной — река Гангес. Сей же хребет простирается и до самого Китая, так что и река Гоанго из сего же хребта имеет начало свое ²³.

Теперь можно будет легко понять, как все сии реки песошное золото в себе содержат. Сколь богат должен быть хребет Мус-Таг золотыми жилами, когда реки, из оного истекающие, чистые золотые зернышки несут с собою! Бодакшанская область в Большой Бухарии для рудокопных золотых своих заводов и для лазоревого камня в славе; она под сим же хребтом находится.

Как реки в Большой Бухарии все в Каспийское море, или, лучше сказать, в озеро Арал, впадают, так реки в Малой Бухарии имеют противное тому течение: они впадают отчасти в озеро Лоп ²⁴, которое в большой степи Ксамо, или, по нашему произношению, Шамо, находится, или пропадают в тамошних песках. Страны сей песчаной степи еще неизвестны. Она простирается от российских границ Нерчинского уезда в юго-западную сторону чрез землю Мунгальскую до Тибета и Индии. Чем далее она лежит к северу, тем она уже. Там называют оную мунгальским именем Гоби. А чем она далее к югу, тем шире, и чрез оную дорога длиннее и труднее становится. Оттого происходят басни, которые калмыки и бухарцы об озере Лоп рассказывают, будто там дикие люди живут, и для сей причины опасно к нему приближаться.

И так, не только река при Еркене песошное золото с собою несет, но почти все реки в Большой и Малой Бухарии, только с такою разностию, что одна пред другою оным изобилует. А земля Кария оным богатее других, и обыкновенные подати с сей земли калмыкам платятся одним только песошным золотом. Кроме сей земли страна около Аксу за наибогатейшую оным почитается, а при Еркене сего золота меньше находится всех других мест. Таким образом разнствуют новейшие известия от прежних, сколь отдалены от российских границ те места, до коих князь Гагарин [477] предложил учинить отправление. Должно признаться, что он произведение в действо оного намерения себе представлял легче, нежели оно в самом деле было. Но, может быть, до получения тех известий, которые мы ныне о сих местах имеем, еще бы целые веки прошли, ежели бы учиненные туда по его предложению отправления к получению достовернейших известий случая не подали.

Упомянуто выше, что хивинской посланец то же самое, что князь Гагарин о Малой Бухарии представлял, объявил и о Большой. Он именно о реке Аму-Дарье упоминал, обнадеживая притом, что хан его, владеющий тою страною, где река в озеро Арал впадает, россиянам всякое вспоможение чинить будет, ежели послано будет туда некоторое число людей для получения точнейших известий. Восточные народы дают с охотою такие обещания, но на оные мало полагаться можно, ежели кто своих предприятий силою подкреплять не в состоянии. Государь Петр Великий в сомнении, кажется, находился, чье предложение легче в действо произвесть: князя ли Гагарина, которое по реке Иртыше Калмыцкою землею до Малой Бухарии клонилось, или предложение хивинского посланника, по которому надлежало бы ехать вверьх по Аму-Дарье. А дабы удача меньше была сомнительна, вознамерился Государь по обоим предложениям в одно время чинить исполнения.

Аму-Дарья, которая также Улу-Дарья, то есть Большая река, называется, в старину устьем своим впадала в Каспийское море. Что следы прежнего ее течения еще поныне видны, то и на ландкартах представляется. Но когда она свое течение переменила, то за неимением достоверных известий точно определить не можно. Не от сего ли переменного течения Аральское озеро произошло, о котором у древних классических писателей ни слова не упоминается? Сие не совсем безвероятно, ибо озеро не глубоко. Ежели Аму-Дарья когда-нибудь в тамошние низкие места разлилась, то оттого течение реки Сыр-Дарьи могло быть пресечено таким образом, что от сих двух рек Аральское озеро бытие свое получило. По крайней мере сие неосновательно, что некоторые объявляли, якобы Аму не прежде, как во время той экспедиции, о которой скоро упоминать будем, нарочно для того, чтобы успеху оной воспрепятствовать, от узбекских татар отведена в Аральское озеро. Также не можно принять мнение господина Бифона ²⁵ о прежнем соединении Аральского озера с Каспийским морем, ибо оное опровергается великими горами, между обоими озерами находящимися. Сверьх того по следам прежнего течения реки Аму можно видеть, что берега Каспийского моря всегда были там, где они ныне.

Государю Петру Великому было донесено, что река Аму незадолго пред тем из Аральского моря течение имела в Каспийское море; но туркоманы — народ, на восточном берегу Каспийского моря живущий, который мы обыкновенно трухменцами ²⁶ называем, — оное будто отвели, дабы себя привесть в безопасность от всех нападений, которые по сей реке в их землю чинить можно было. Того ради главнейшее и важнейшее намерение при отправлении помянутой экспедиции к тому клонилось, чтобы спознать, подлинно ли река Аму отведена? И ежели то так, то стараться, чтоб реку Аму по-прежнему ввесть в Каспийское море.

Сие дело поручено было черкасскому князю Александру Беккевичу ²⁷, который при Императорской гвардии служил капитан-порутчиком. Сей князь принял христианскую веру. Он был женат на княжне, дочери князя Бориса Алексеевича Голицына. Известная его верность, благоразумие и бодрость подавали причину надеяться благополучнейшего успеха. Беккевич учинил первую свою поездку в 1715 году только [478] для наведывания о тамошних обстоятельствах. Возвратившись в 1716 году к Государю, который тогда путешествие в Гданск предпринял, он донес Его Величеству в городе Либаве о том, что получил в известие. Скоро потом Государь его отправил вторично и с ним двух морских офицеров, Александра Когина и князя Василия Урусова ²⁸, которым для хождения по Каспийскому морю потребные велено чинить распоряжения. В Казани и в Астрахани присоединились к нему многие шведские пленники, которых он в российскую службу принял, и от них тем больше себе помощи надеялся, чем они охотнее к тому склонялись. Многие в полону бывшие шведские офицеры и солдаты, которые не природные шведские подданные, но от других наций в шведской службе обретались, давно желали того, чтоб в российскую службу были приняты. С ними не было никакого принуждения, ибо всякий по произволению своему мог в службу вступить или нет, и на каких кондициях желал. В 1717 году езда началась по Каспийскому морю.

Можно бы было в мореплавании поступать по известиям о путешествии Антона Енкинзона, в Бухарию предпринятом, которое описано в Гайлутовом собрании путешествий и в четвертом томе северных путешествий («Voyages au Nord»), но от того бы учинилось замедление. Енкинзон ездил в 1558 году из Астрахани к находящейся на восточном берегу Каспийского моря пристани Мангуслав, которое имя ныне произносится Манкишлак. Гора Манкишлак пред прочими в той стране известна, которая лежит в заливе Каспийского моря. Енкинзон шел от Мангуслава сухим путем и по прошествии без малого трех недель пришел к другому заливу, откуда он дошел в три дни до замка Селлизура и потом в два дни до города Ургенча. По той дороге, которою Енкинзон шел сухим путем, от Мангуслава до второго залива, можно заключить, что он бы лучше с самого начала в оный залив въехал морем, и потому не худо, что князь Беккевич его примеру не последовал. Он выступил с войском своим на берег в залив, который по нем Александр Бай или Александров залив назван и на карте Карла фон-Вердена под высотою полюса 44° означается. Отсюда он пошел сухим путем. Скоро потом прибыл он в землю хивинского хана, который владеет городом Ургенчем. Хива и Ургенч городы отстоят один от другого на 10 или 12 верст и построены при каналах, в которые вода из реки Аму, или Улу-Дарья, впущена. Еще другие есть города в Хивинской области, например Гуриан, Везиркент, Шабак, Казабат, Ханки, Адарус, Бектак, Кайзара ²⁹; а о Селлизуре там не известно. Все сии города лежат близь реки Аму-Дарьи, где она к Аральскому озеру приближается.

Вся страна от Каспийского моря до того места есть пустая степь, где и воды достать нельзя, разве нарочно вырывать колодцы. При таких обстоятельствах легко можно рассудить, с каким трудом Беккевичев путь соединен был. Наперед послал он людей, кои бы у хивинского хана, которого посланец в Санкт-Петербурге обещал всякое вспоможение, просили помощи. За ними следовал он с малым числом войска, дабы прозьба его тем была действительнее; только сие крайне было ему вредительно. Вероломный хан уговорил его под видом дружества, чтоб он войску своему велел на малые партии разделиться, дабы они, идучи по разным дорогам, тем способнее запастись могли всеми потребностями.

Ежели Беккевича в том винить можно, что он послушал такого пагубного совета, то, напротив того, должно и то объявить, что к оправданию его служит. До Астрахани вез он с собою супругу свою, которую он весьма любил, с тремя малолетними детьми, с одним сыном и с двумя дочерьми. Как он оттуда далее отправился в путь [479] свой, то супруга его хотела ехать назад в Москву, но судно, на котором она обреталась, стало течь и так скоро наполнилось водою, что спастись ей невозможно было. Княгиня с двумя дочерьми потонула, а сын остался жив, будучи на палубе судна, которое на мель село. Князь Беккевич, как объявляют, будучи на дороге к Хиве, уведомился чрез посланного к нему вестника о сем несчастии. Он оттого впал в глубочайшую печаль, которая его не допустила чинить распоряжения с надлежащею предосторожностию. Таким образом, может статься, он не предвидел той опасности, которой свое войско, разделяя оное, подвергает.

Правда, что хивинский хан сам собою не очень силен. В городах его владения живут бухарцы, или так называемые сарты, которые в поступках смирны и купечество отправляют. Одни узбекские татары, на поле в юртах живущие, могут хану помогать в насильственных его предприятиях. Сие делают они во всей Большой Бухарии. В Хивинской области считается узбеков не больше шести или семи тысяч человек. Но хан может в скором времени более усилиться помощию киргис-кайсаков и трухменцев, что и тогда учинилось. Как скоро хан к соседственным грабительным народам вестников послал, то они к нему, как алчные волки, устремляющиеся на добычу, в великом числе съехались. Князь Беккевич скоро потом увидел узбеков и трухменцов, в Хиву приезжающих, ходящих и величающихся платьем, которое они, отнявши у русских, на себя надевали. Не должен ли он был из того заключить, что войско его побито или по крайней мере в неволю утащено? Наконец и его самого смертная чаша не минула. Все оружие, пушки и военные потребности, которые при нем были, неприятелю в руки достались. На простирающемся в Каспийское море носу, Туккараган ³⁰ называемом, сделан был редут, в коем некоторое число людей было оставлено. Сии, услышав о приключившемся над товарищами своими нещастии, с поспешением в Астрахань возвратились.

По прошествии десяти лет лукавому хану хивинскому отмщено за такое бесчеловечие теми же россиянами, которых он полонил при оном и при других случаях. Хива есть такое разбойническое гнездо, в котором иногда до десяти тысяч человек из россиян и персиян в неволе содержатся, которые землю пашут и для орошения полей роют каналы. Киргис-кайсаки, трухменцы и волжские калмыки, из которых иные даже до Яика и Ембы рек улусами своими простираются, обыкновенно приводят невольников своих в Хиву для продажи, где им большая за них бывает плата, а оттуда распродают их по прочим малым владениям в Бухарии. В 1728 году многие русские и персидские пленники между собою уговорились умерщвлением хана освободиться из неволи, а для того аральского хана, который Хивинскую землю требовал себе во владение, призывали к себе на помощь. Напротив того, они обещались ему чинить всякое вспоможение к получению наследства.

Аральское княжение находится у озера того же имени, в тех местах, где Аму-Дарья в оное впала. Оно прежде сего соединено было с Хивинским владением и незадолго перед тем от оного отделилось. Аральский хан произошел из роду прежних хивинских ханов. Ханское достоинство дается у аральцев по наследству, так, как оно прежде давалось и в Хиве. Но хивинцы поколение своих ханов искоренили и с того времени то того, то другого салтана из киргис-кайсаков себе избирают в ханы, которых свергают и умерщвляют столь же легко, как их избирают, когда народ почитает себя от хана обиженным. На сем основании утверждены требования аральского хана на Хивинское владение. Но сей хан, едва будучи в состоянии набрать пять тысяч [480] человек, которые оружием владеть могут, не хотел отважиться без чужой помощи претензии своей произвесть в действо. Предложение российских пленников было ему весьма приятно. Он обещал им чинить вспоможение.

Между тем российские пленники нашли случай хивинского хана истребить. Узбеки, которые о заговоре пленников с аральским ханом уведомились и наследного над собою владельца иметь не хотели, напали на россиян, коих восемьдесят человек взошли на башню, где две недели, будучи в осаде, ожидали освобождения от аральского хана, но тщетно. Между тем временем выдержали они нападение от всей хивинской силы. Они беспрестанно стреляли по осаждающим, из которых многие были побиты; напротив чего неприятельские нападения по большей части были безвредны. Напоследок довел их недостаток в съестных припасах до того, до чего их довесть не могла сила неприятельского оружия. Россияне принуждены были сдаться. Токмо они выговорили себе спасение жизни, чем они и были обнадежены, потому что доказывали, что не они, но два персидских евнуха, которые при ханском дворе жили, его убили. Два дни спустя оказался аральский хан перед Хивою, но, услышав, что россияне сдалися, возвратился, не осмеляся предпринять ничего против города. В следующие годы некоторые из сих русских пленников, освободясь из неволи, о вышеобъявленных обстоятельствах известие подали ³¹.

Я признаюсь, что о сих князя Беккевича приключениях писал я короче, нежели важность сего дела требует. Надлежало было более изъяснить некоторые обстоятельства, о коих здесь вкратце только упомянуто, но за неимением подлинных письменных известий того учинить невозможно было. Напротив того, о разных вверьх по реке Иртыше отправлениях буду объявлять пространнее.

Маия 22 дня 1714 года, в самое то время, когда Государь Петр Великий вытти вознамерился с флотом в море и корабли на Кронштатской рейде стояли уже в готовности, дабы с шведским флотом, оказавшимся в Финском заливе, вступить в сражение, изволил Его Величество вспомнить, что на доношение князя Гагарина о песошном золоте не учинено еще никакого определения, того же часа приказал помянутое доношение себе предложить и под оным собственною рукою написал следующее: «Построить город у Ямыша озера; а буде можно, и выше построя крепость, искать далее по той реке вверьх, пока лодки пройти могут, и от того идти далее до города Эркети, и оным искать овладеть. Для сего определить две тысячи, или по нужде полторы; также сыскать из шведов несколько человек хотя года на три, которые умеют инженерства и артиллерии; также кои хотя мало умеют около минералов, также и офицеров несколько, однако чтоб их было не более трети.

На Котлином острову, майя 22 день, 1714».

«Указ подполковнику господину Бухольцу.

Понеже доносил нам сибирской губернатор господин князь Гагарин, что в Сибири близ калмыцкого городка Эркета на реке Дарье промышляют песошное золото:

Притом определил Его Величество начальником к сей экспедиции подполковника Ивана Дмитриева сына Бухольца ³², которой в гвардии служил капитаном. Он дал ему инструкцию, подписанную в тот же день на галере «Святыя Наталии», в нижеследующих пунктах:

1. Для того ехать тебе в Тобольск и взять там у помянутого господина губернатора 1500 человек воинских людей, и с ними итти на Ямыш-озеро, где велено делать город; и пришед к тому месту, помянутых людей в той новопостроенной крепости [481] и около ее, где возможно, расставить на зимовье для того, чтоб на будущую весну паки возможно было, скорее с теми людьми собравшись, итти далее к помянутому городку Эркету.

2. И как на будущую весну, собравшись с теми людьми, пойдете от Ямыша к Эркету, то накрепко смотреть того, чтоб дорогою итти такою, где б была для людей выгода. Также в некоторых удобных местах, а именно при реках и при лесах, делать редуты для склади провианту и для коммуникации, и чтоб редут от редута расстоянием больше не был, как дней по шести, или по неделе времени от одного к другому было на проход, и в тех редутах оставлять по нескольку человек людей по своему рассмотрению.

3. А когда Бог поможет до Эркета дойти, тогда трудиться тот городок достать. И как оным с помощию Божиею овладеете, то оной укрепить и проведать подлинно, каким образом и в которых местах по Дарье реке тамошние жители золото промышляли.

4. Потом також стараться проведать о устье помянутой Дарьи реки, куда она устьем своим вышла.

5. Сыскать несколько человек из шведов, которые искусны инженерству и артиллерии и которые в минералах разумеют, которых с воли губернаторской взять; также впрочем и во всем делать с воли и совету губернаторского.

6. Впрочем поступать, как доброму и честному человеку надлежит во исполнении сего интересу по месту и конъюнктурам.

На галере святыя Наталии в 22 день майя, 1714.

ПЕТР».

Другая инструкция, которую губернатор дал подполковнику, состояла в повторении того же, что Государь повелел, отчасти же в некоторых прибавочных пунктах, из коих следующие были главные:

Ежели неприятель не будет давать делать крепости, то прося от Бога помощи, противиться как можно всеми людьми.

Ежели неприятель сидеть будет, то надлежит о прибавке людей, естьли понадобится, и для чего, о том писать в Тобольск, и на Тару, и в Томской, а в Томской и на Тару посланы указы.

Сам Государь изволил определить к подполковнику сержанта и семь человек солдат Преображенского полку; а в Москве от Военной канцелярии ему приданы были майор, два капитана, два порутчика и два прапорщика, с которыми отправился он из Москвы в августе месяце 1714 года. Но тем, что он ехал водою по рекам Москве, Оке, Волге и Каме, до устья реки Чусовыя, в пути так замедлил, что не прежде, как ноября 30 дня в Тобольск приехал.

В то время были в Тобольске от контайши два посланца, Сайзан-Ерке-Тарзахой и Гендул Дундуков. Губернатор оным объявил, что подполковник Бухольц с некоторым числом войска не для войны, но только для смотрения некоторых крепостей по Иртыше пойдет. На что они ответствовали: «Ежели с Российской стороны никаких неприятельских намерений не имеется, то контайша оное допустить может». И таким образом казалось, что сие дело весьма изрядно расположено, а какой оное впрочем иметь будет конец, того надлежало ожидать от щастия.

Бухольц взял к себе в Тобольске два полка пехоты, семьсот человек драгун, небольшую команду артиллерийских служителей, которые по пехоте разделены были, [482] и семьдесят человек мастеровых; числом было всех дне тысячи девять сот два человека. Он запасся всякими потребностями и провизиями, для дальнего и важного пути надобными. Для заготовления всего того пробыл он в Тобольске до июля месяца следующего, 1715 года и отправился оттуда на тритцати двух дощениках и на дватцати семи больших лодках. Сверьх того пристали к нему двенатцать дощеников торговых людей. В Таре даны были тысяча пять сот лошадей, на которых посадил он толикое же число драгун, которые ехали сухим путем для очищения степи от неприятельских набегов и дабы в случае какого нападения заблаговременно известить о том можно было. Офицеры и рядовые до тысячи лошадей при себе имели.

Мало сыщется больших рек, которые в своем течении так много кривизн, как Иртыш, имеют. Он течет около Тобольска не быстро, а чем далее к верьху, тем сильнее умножается его быстрота; к тому же становится он и мельче, особливо в осеннее время, в которое все реки в Сибири бывают маловодны. И для того когда езда по Иртыше была продолжительна, то должно сие приписать вышеобъявленным препятствиям. Октября 1 числа прибыл господин Бухольц с войском к озеру Ямышу, где первую крепость заложить велено было.

Сие место еще и прежде того довольно было известно: оттуда обыкновенно соль доставали и развозили по западным в Сибири местам. Тобольские, тарские и томские обыватели ходили туда ежегодно будто на ярманку и там с калмыками и бухарцами, которые для сего же намерения туда приезжали, отправляли купечество.

Имя озера вообще Ямышева выговаривается. А ежели принять татарское и калмыцкое произношение, которое без сомнения всех правильнее, за основание, то должно говорить Ямыш, а имя Ямышева должно оставить тамошней крепости. Сие озеро продолговато-круглое, имеет в окружности с небольшим девять верст и отстоит от реки Иртыша на шесть верст с половиною. Оно не глубоко, и можно везде видеть дно, на котором множество ключей, из которых истекает вода, толь много соли в себе содержащая, что соль и при умеренном исхождении паров без огня сама собой садится и дно якобы толстым черепом покрывает. По сему соль не всплывает на поверхность воды, как некоторые писатели неправильно объявляли. Ежели оного черепа из воды вынуть в летние жаркие дни и несколько минут на то место, где его вынули, смотреть, то можно глазом приметить, как соль в такое малое время опять на дно снова садится. Ежели ж в озеро опустить нечто деревянное, то оно вокруг солью покроется. Таким образом делают из соли кресты и другия фигуры, какие кто хочет. Количество соли там столь велико, что можно бы было достать оттуда больше, нежели бы во всей Сибири исходило. Того ради сие озеро пред всеми другими соляными озерами в Сибири имеет превосходство. Другое преимущество состоит в белости, чистоте и в общей доброте соли, которою она самой лучшей шпанской и французской соли не уступает. Еще у сего озера сие особливо, что оно фиолковой запах испущает, которой на некое уже расстояние чувствителен, и что в ясную погоду темнопурпуровый цвет от воды над озером виден, однако не у самого озера, но в некотором от оного отдалении. Сие то есть славное озеро, которое на некоторых старинных ландкартах морем называется и гораздо больше, нежели как оно в самом деле есть, представляется. Еще в то время, когда в около лежащих местах калмыки кочевали, посыланы туда были суда из Тобольска для привозу соли, и временем случались за то с калмыками немалые сшибки. Но по большей части позволяли калмыки бесспорно брать соль, потому что им от того не было убытка, а напротив того, они с россиянами, которые всякими товарами запасались, торговали. [483]

На полтретьи версты ближе к реке Иртыше находится малое озеро, которое для пресной своей воды Пресным называется. Из оного течет в реку Иртыш малый ручей Преснуха, который по обоим берегам имеет низкие луга, где трава растет и небольшой лес, чего в толь сухой степи мало сыщется. Недалеко от устья Преснухи на вышине северо-восточнаго берега при Иртыше выбрал подполковник Бухольц место под крепость, и строение без упущения времени началось. Порутчик артиллерии Каландер отправлял при том должность инженера. Сделан был земляной вал, наподобие половинного шестиугольника, которого три болверка, в степь простирающиеся, флангами к Иртышу сомкнулись. Вкруг обведен был ров, около которого поставлены были рогатки. Для артиллерии построен близ крепости малый деревянный острог, а подле оного для поклажи военных и съестных припасов два большие амбара. Для офицеров и солдат построены домы и казармы на лугу при устье речки Преснухи и окружены полисадом. Лошадей пущали там на корм. За неимением довольного лесу на строение употреблено было несколько дощеников. Земляной вал сделан не больше как в 13 дней, а именно от 29 октября до 10 ноября, что по небольшой окружности крепости и по довольному числу работных людей вероятно.

Господину Бухольцу надлежало было следующею весною продолжать путь свой вверьх по Иртышу для строения еще других крепостей, но рассудилось ему, что он с находящимися при нем людьми, из которых он имел еще часть оставить в Ямышевской крепости для гарнизону, того в действо произвесть не в состоянии. Он требовал, чтоб к нему еще больше людей прислано было, о чем писал он к Государю 26 декабря 1715 года, и представлял, что весьма трудно будет без прибавочных людей от калмыцких нападений надлежащим образом обороняться. Государь император получил его доношение, будучи в Копенгагене, и писал в ответ на оное 7 августа 1716 года с военного корабля, «Ингерманланд» называемого, ссылаясь на данные губернатору князю Гагарину указы, чтоб он все то, что к лучшему произведению в действо сего дела служить может, согласясь с подполковником Бухольцом, распорядил вообще, а губернатору в особливом письме наикрепчайше подтвердил, чтоб о поспешествовании сего дела крайнее прилагал старание.

Между тем в новопостроенной крепости препроводили всю зиму в безопасном покое. Калмыцкие посланцы, бывшие в Тобольске, на возвратном пути туда приехавши, несколько времени там пробыли. Киргис-кайсаки отбили у них на дороге лошадей и верблюдов; чего ради они послали к близ живущим калмыцким улусам для получения других лошадей и верблюдов. Оные посланцы хотя и удивлялись крепостному строению, объявляя, что сия страна принадлежит калмыкам, однако они успокоились, как только их обнадежили, что им не должно опасаться от того никаких неприятельских действий. Они предлагали, чтоб подполковник кого-нибудь к их владельцу контайше отправил для учинения ему таких же обнадеживаний, дабы тем предупредить у него подозрение.

Сей совет был принят. Как скоро лошадей и верблюдов для посланцев пригнали и оные в путь сряжались, то отправил господин Бухольц с ними порутчика Маркела Трубникова с письмом к контайше вышеписанного содержания. Напротив того, посланцы для уверения, что и с их стороны никаких неприятельских действий чинено не будет, оставили в крепости аманатов и семь человек бухарских купцов послали в Тобольск с товарами. Спустя несколько времени уведомленось, что киргис-кайсаки вторично напали на посланцов и что порутчик Трубников, хотя при нем было [484] пятьдесят человек драгунов для конвою, увезен в полон, из которого он, однако, следующего года освободившись, опять в Тобольск приехал. И так контайша подполковникова письма не получил: а хотя бы оно ему и вручено было, однакож не надежно было, чтоб оное его освободило совсем от опасения, которое распространившийся везде слух о идущем к его земле российском войске в нем производить мог.

Ердени-Шурукту-контайша, который перед тем Цаган-Арапшан назывался ³³ и в 1697 году принял правление, последуя правилам дяди своего Галдан-Бушухту-хана ³⁴, покорением рассеянных по разным местам калмыцких улусов под свою власть так усилился, что он не только начатую Бушухту-ханом против мунгалов и китайцев войну мог продолжать, но и Тибетской и Тангутской земле побеждением тамошнего хана и прогнанием далай-ламы сделался страшным. Некоторые из калмыцких тайшей, ему покорившихся, жили прежде сего в степи между реками Обью и Иртышем. По сей причине приписал контайша себе право владения тех мест, не рассуждая, что те же самые тайши издревле были российские подданные, которых несправедливо он себе покорил; да что и собственные его предки, не дошед еще до такой силы, до которой Сенга-тайша ³⁵, Ердени-Шурукты отец, и Бушукту-хан, Сенгин брат, достигли, Российскому государству чинили присягу в верности.

Ердени-Шурукту имел между подданными своими, смотря на военное искусство тамошних народов, великого воина, именем Черен-Дондука, который особливо в тангутской войне прославился. Черен-Дондук был контайшин двоюродный брат. Он сам имел немалое число подданных, живущих по реке Имил ³⁶ и по озеру Нор-Сайзан ³⁷, которые первое нападение от россиян имели бы выдержать, ежели бы сии, как калмыки того опасались, в таком намерении туда пришли, чтоб овладеть всею тамошнею землею; того ради контайша и Черен-Дондук за благо рассудили не допущать россиян ближе. Они всех своих военных людей собрали, без которых только можно было обойтися в войне против китайцев, с коими тогда еще война продолжалась, и не взирая на зимнее время, отправили их в поход. Столь велики у них были страхи и поспешение, чтоб предупредить нападение, которого они опасались!

В ночи с четвертка на пятницу сырные недели, на которой тогда случилась такая прежестокая стужа, какая в тамошней стране и в такое время года весьма редко бывает, сделалась вдруг в Ямышеве тревога для нашествия калмыцкого войска. Солдат, который на лугу пасущихся лошадей стерег, прибежал к командующему с известием, что неприятель всех лошадей отогнал и к крепости приближается. Калмыки надеялись напасть на россиян сонных. Едва полки успели построиться для учинения обороны, то уже калмыки находились близ крепости, и первое их нападение весьма было жестоко. Иные стреляли из винтовок, другие пущали из луков стрелы. Калмыков было десять тысяч человек конных, коими командовал Черен-Дондук. Степь по обеим сторонам реки Иртыша осыпана была неприятельским войском; сообщение между оными облегчила река, тогда еще льдом покрытая.

Сначала построилась российская пехота в низких местах у речки Преснухи, перед своими казармами. Драгуны стояли от оной на несколько сот сажен, а артиллерия имела место свое на артиллерийском дворе близ крепости. Неприятели тотчас узнали, что с крепости сопротивления им будет меньше других мест, того ради они усугубляли свое на оную нападение. Она еще не совсем была достроена, и в ней находилась одна только большая палатка, в которой отправлялась Божия служба. Следовательно, калмыкам, бросившимся в оную в великом числе, никто не мог противиться. [485]

Хотя старались с артиллерийского двора пушечною стрельбою отбить от крепости неприятеля, но в том не имели желаемого успеха. Калмыки, завладев крепостью, уже льстили себя совершенною победою, но подступившая заблаговременно команда пехоты сих незваных гостей опять из крепости выгнала.

Вскоре потом неприятели засели в двух больших амбарах, построенных недалеко от крепости для поклажи военных и съестных припасов. В оных прорубили они везде дыры, из которых стреляли как по артиллерийскому двору, так и по крепости. Они также перед амбарами из мешков, мукою наполненных, и из других вещей, там найденных, сделали себе ограду, из которой непрестанно стреляли в идущее против их российское войско, и почти до самого вечера не можно было их выбить из сего выгодного места. Две бомбы, брошенные из артиллерийского двора в амбары и перед оные, принудили наконец калмыков к отступлению, кои с того времени довольствовались тем, чтоб окружить россиян со всех сторон, дабы они не могли ни вспоможение получить, ниже о своем состоянии подать в другие места известие. На другой день все российское войско, соединясь в крепости и близ оной, сделали себе домы и казармы, в чем утомленные от храброго сопротивления калмыки никакого им препятствия не чинили. Когда ж временем приближались неприятельские партии к крепости, то стреляли по ним из пушек, и тот же час они назад отступали. Один только пушечный гром, которого калмыки до того еще не слыхали, был им страшен. Примечания достойно письмо, написанное Черен-Дондуком к подполковнику Бухольцу. Я оное здесь внесу по русскому переводу, который тогда с оного сделан и 21 февраля подписан. Из оного же можно видеть простоту калмыцкого языка:

«Черен-Дондук господину полковнику послал письмо. Наперед сего Контайша с великим Государем жили в совете, и торговали, и пословались. И прежде сего руские люди езживали и города не строивали. Война де стала, что указу Государева о строении города нет, и город де построен ложными словами. И прежде сего жил Контайша с великим Государем в совете, и будет де война будет, а я де буду жити кругом города и людей твоих никуда не пущу. Зиму зимовать и лето с весны и до осени со всем житьем буду жить здесь и воеваться, и запасы твои все издержатся, и будете голодны, и город де возьму. И буде де ты не будешь с войною, и ты де съезжай с места, и как прежь сего жили, так будем и ныне жить и торговаться, и станем жить в совете и в любви, ежели с места съедешь. И будет де ты войною будешь, и ты де против сего письма дай отповедь; а которой с сим письмом послан, и он де будет доносить тебе на словах».

Подполковник ответствовал на то, что он всеконечно по указу Его Императорского Величества прислан, дабы не только сию, но еще другие построить крепости по реке Иртышу, яко в такой стране, которая всегда Российскому государству была подвластна. А чрез то он не намерен нарушить мир с контайшею, но только искать рудокопных мест; наипаче может от того соседственное с контайшею дружество и купечество между подданными обеих сторон больше укрепиться и распространиться. Впрочем, он не обык бояться угроз и, будучи снабден довольным числом съестных припасов, может переждать без нужды до того времени, пока не придет к нему из Тобольска, куда уже он писал, больше войска на вспоможение, и тогда де Черен-Дондук увидит, может ли он намерениям Его Императорскаго Величества далее препятствовать. Следовательно, он ему советует, чтоб он сам отступил назад, ибо отступ его будет единое средство к восстановлению тишины, мира и прочего. [486]

Но хотя Бухольц так бесстрашным в сем ответе себя объявил, однако пресечение с сибирскими городами сообщения необходимо имело по себе произвести худые следствия. Чем далее продолжалась осада, тем труднее им становилось ее выдерживать. Наконец, едва не исчезла вся их надежда, как они увидели, что калмыки целый караван, посланной к Ямышеву, взявши в полон, ведут мимо крепости.

Сей караван состоял из семи сот человек, по большей части купцов и промышленников, из Тобольска, Тары и Томска собравшихся, дабы в новостроенной крепости с калмыками отправлять купечество и снабдить российское войско запасом. Губернатор князь Гагарин послал с оным дватцать тысяч рублев казенных денег для раздачи войску жалованья, при чем был для конвою один капитан, один порутчик и некоторое число солдат. Было при том и несколько шведских пленников, которые желали отведать щастия своего под предводительством Бухольца или удовольствовать свое любопытство ездою в такие места, в коих европейские путешественники до того времени, сколько известно, не бывали. Все сии люди с товарами своими и с казенными деньгами попались калмыкам в руки; и сие сделалось за пятьдесят две версты от Ямышевской крепости в степи при Иртыше, на месте, Коряков Яр называемом. Великое множество неприятелей нечаянно их окружило, и хотя целый день храбро сопротивлялись, однако напоследок превосходящей силе уступить и в полон сдаться принуждены были.

Между сими пленными находился и шведской штык-юнкер Иоган Ренат ³⁸, который после научил калмыков железную руду плавить, пушки и бомбы выливать; а был главным над калмыцким войском против китайцев предводителем и напоследок, нажив нейзчетное сокровище золота, серебра и драгих каменьев, в 1733 году чрез Сибирь и Россию в отечество свое возвратился.

Между тем пощастливилось осажденным, что они, не взирая на крепкое смотрение калмыков, двух человек с ведомостью о их состоянии в Тобольск отправили. Сему способствовал вскрывающийся лед реки Иртыша. Посадили вестников ночным временем в лодке на большую льдину и оклали льдом вокруг так высоко, что из оного ни лодки, ни людей видеть не можно было. Таким образом вестники между неприятелями прошли благополучно. Потом они, видя себя в безопасности, спустили лодку на воду, сели в нее и привезли губернатору в Тобольск известие о крайности, которую подполковник Бухольц с войском своим в Ямышеве претерпевает. Но сие еще им не пособило: в Сибири недостаток был в регулярном войске. К набиранию и обучению рекрут требовалось время. Напротив того, в Ямышеве страдали осажденные от другого еще неприятеля, который потому, что он в средине их лагеря оказался, гораздо был опаснее, нежели осада, кою они с внешней стороны от калмыков сносить имели.

С наступающей весны появилась между народом некая болезнь, которой тогда еще не знали, но после того многократно приметили ее в Таре и в около лежащих местах, также в 1739 году в Исетской провинции Оренбургской губернии, и за некоторый род морского поветрия почитали. В самом деле был на людях, оною зараженных, некоторый род чирьев, моровым чирьям подобный. Люди от того умирают, ежели им скорой помощи не подадут. Но помогают им тем, что чирей иглою вокруг прокалывают, кровь высасывают и к чирью тертый табак прикладывают. Жители в Таре нашли сей способ опытами и изведыванием подтвердили. Из сего уже видно, что то не моровая язва; оная болезнь и не заразительна и самим тем не опасна, которые [487] кровь высасывают, которую, однако, опять выплевывают. Сверьх сего оказалась в людях жестокая болезнь цынга, от которой все тело пухло, зубы шатались и ноги корчились. Сии болезни так усилились, что редко проходил день, в который бы дватцати или тритцати человек не умирало. Бухольц жаловался после на губернатора, что он ему ни лекаря, ни аптеки не дал, чем бы в сих и других телесных припадках могли пользоваться.

При таких обстоятельствах, рассуждал господин Бухольц, коль нещастливо все дело окончиться может, ежели мор в людях продолжится, а им вспоможения из Тобольска не будет. Съестные припасы час от часу умалялись. Опасно было, чтоб наконец не быть принужденным самим себя калмыцкому плену подвергнуть и чтоб артиллерия со всеми военными припасами неприятелю в руки не досталась. Дабы сие предупредить, то в военном совете определено было сие место оставить, что больше, нежели по двумесячной осаде, 28 апреля, без всякого сопротивления от калмыков следующим образом и в действо произведено.

Крепость срыта до основания, домы и казармы сломаны, все военные потребности с остальными припасами нагружены на осьмнатцать дощеников; ибо от строения домов и казарм толикое число оных осталось, коим неприятель для осторожного над оными наблюдения никакого вреда учинить не мог. Офицеров и рядовых считалось не больше семи сот человек, из коих большая часть были больны. Все, как могли, на суда вместились. Калмыки, для оказания удовольствия своего о сем отъезде, привели к дощеникам двоих при Коряковом Яру полоненных, а имянно: священника и бывшего при военной казне комисара, и отпустили их на волю.

В то время, как сие в Ямышеве происходило, князь Гагарин за благо рассудил контайшу об указе Государевом для крепостного строения при реке Иртыше письменно уведомить и его обнадежить, что сии учреждения чинятся не во вред его, но больше служить должны к защищению против его неприятелей, естьли контайша Его Императорское Величество по надлежащему о том попросит и таким же образом, как волгских калмыков хан Аюка, Российскому государству покорится. К чему увещевал он его примером того ж хана Аюки, к которому по указу Государеву для вспоможения против бунтующихся своих подданных и для прикрытия от набегов кубанских татар недавно послано пять тысяч человек регулярного и искусно обученного войска.

Вручители сего письма были тарский козацкий сотник Василей Чередов и тобольский сын боярский Тимофей Етигор. Они отправилися из Тобольска в феврале месяце 1716 года с инструкциею, по которой велено им и о всем вышеписанном контайше представить словесно. Калмыцкие неприятельские действия против крепости Ямышевской, чему они при проезде своем сами свидетелями были, продолжению их пути не препятствовали, наипаче того от Черен-Дондука они надежным конвоем до контайшиных жилищ были препровождены. Но как туда приехали, то нашли контайшу так на русских озлобленного, что ни о каком представлении и слышать не хотел. Он их пять лет у себя задержал, однако по калмыцкому обыкновению давано им довольное пропитание.

В то же время возвратился в Тобольск тобольский дворянин Федор Трушников, которого, как выше упомянуто, губернатор князь Гагарин в 1713 году посылал чрез Бухарию в Китай для наведывания о песошном золоте и каким образом его добывают, и чтоб для доказательства привез с собой с оного опыты. Трушников поднес губернатору двести лан песошного золота; а известно, что китайской лан около девяти [488] золотников российскаго весу в себе содержит; и репортом объявил, что он того золота в тех местах, где его промышляют, купил у китайцев и у калмыков, в подданстве у китайцев состоящих, за семь рублей лан. Первое место было в близости озера Коконора, где живут калмыки, по их языку Хошот называемое. Там де находят песошное золото в малых реках и ручьях, которые из гор протекают. Близ большой дороги застал он на сем промыслу сто пятьдесят человек, которые сказывали, что каждый из них собирает оного золота в лето по дватцати, по тритцати и по сту лан. Далее от сего места к югу оные же калмыки и народ, называемый тангуты, копают золото на горе и на берегах реки Алтан-Голь, то есть Золотая река называемой, также и по другим малым речкам. От озера Коконора в дватцать дней расстояния, проехав Китайскую стену, мунгальцами Калган называемую, видел он при каспийских городах Дабе и Селиме, из которых первый на три, а другой на дватцать верст от стены отстоят, что китайцы в двух местах песошное золото в реках собирают, которого он и у них за ту же цену купил. Те же люди и чистое золото из земли выкопывают, а каждый, который сию работу отправляет, должен заплатить хану один золотник во все лето. Сии известия с полученным от Трушникова песошным золотом поднесены Государю Петру Великому князем Гагариным, и по кончине Его Величества внесены в Императорскую Кунсткамеру.

Легко было догадаться, что дело при сих первых нещастливо происходящих опытах не окончится; но тем важнейшие средства употреблены будут, дабы предприятое намерение произвесть в действие. Того ради как подполковник Бухольц с людьми пришел к устью реки Оми, то там остановясь, о своем принужденном от Ямышева возврате губернатора известил и представлял, не угодно ли будет на сем месте заложить крепость, дабы людей и всякие воинские потребности там оставить, ежели оные впредь, как надеяться можно, в сей стране будут надобны.

Река Омь в верьхней своей части татарами населена, которые с первого завоевания Сибири Российскому государству дань платят. Их называют барабинцами или барабинскими татарами, потому что тамошняя степь именуется Бараба или Барабинскою степью. Когда еще различные малые тайши, или князья калмыцкие, в степи между Иртышем и Обью реками жили, то сии татары подарками от оных откупались, дабы от них жить в покое и ходить за звериным промыслом беспрепятственно. То же самое делалось и с некоторыми татарами в уезде города Кузнецка. Но контайша, тайшей сих под власть свою покоривши, оное признал за право, и для того от сих народов требовал ежегодной подати, в чем хотя ему с российской стороны часто выговаривано, однако дань не прекратилась, потому что сибирские начальники были тем довольны, что сии народы за тем не переставали дани своей платить России. Сверьх того в Барабинской степи не было таких мест построено, кои бы служили сим татарам к защищению. Земля отверста была частым набегам киргис-кайсаков, которые барабинцев часто грабили, взрослых мужиков убивали, а жен и детей их в плен увозили, ибо малые крепости, Тартасской, Каинской и Убинской Пас, по дороге от Тары до Томска в Барабинской степи лежащие, уже в 1722 году построены. По сему разные были причины построить крепость при устье реки Оми, хотя сии обстоятельства тогда притом и не приняты были в рассуждение.

Князь Гагарин, получа известие от подполковника Бухольца, не только представление его за благо принял, но и послал к нему для дополнения полков тысячу триста рекрут в трех партиях. И так немедленно крепость при реке Оми строить начали. [489] Артиллерии порутчик Каландер имел опять смотрение над строением. Избрали место на южном берегу реки Оми около пятидесяти сажен от ее устья. Низкий земляной вал, в фигуре правильного пятиугольника, обнесен полисадом с пятью таких же болверков на углах и со рвом, около которого поставлены были рогатки. Сие крепостное строение еще до зимы приведено в полное состояние. Правда, что в бытность мою там в 1734 году крепость была четыреугольная и только полисадом обнесенная, из которых каждая сторона содержала в длине по сту сажен. Но как на другой год в Селенгинск я прибыл и там застал господина Бухольца бригадиром и комендантом, то он меня обнадежил, что заложенная им крепость подлинно так сделана была, как она прежде описана. Называли ее по ее положению Омскою крепостью. Она состоит от Тары в двухстах семидесяти семи верстах, а от Тары до Тобольска считается четыре ста тритцать пять верст.

Сверьх объявленных намерений, чего ради сия крепость построена, она еще другую пользу приносила. Чернолуцкая слобода, в сорока верстах ниже устья реки Оми, была последнее место при Иртыше, на котором для набегов киргис-кайсаков россияне поселиться отважились. Но с заложения Омской крепости еще шесть деревень от Чернолуцкой вверьх по Иртыше поселены, да и при самой крепости находится знатная слобода, которая оба берега реки Оми занимает. От сей слободы произошли еще три деревни, которые на сто верст вверьх по реке Оми находятся.

Несогласие между князем Гагариным и подполковником Бухольцом было тому причиною, что Бухольцу скучно стало продолжать предприятую экспедицию, а особливо для того, что Гагарин еще тем же летом 1716 году подполковника Сибирского драгунского полку Федора Матигорова с немногими людьми в Ямышев послал, дабы то, в чем Бухольц, по его мнению, погрешил, исправить. Бухольц, сдав команду приехавшему с ним из Москвы майору Ивану Вельяминову-Зернову, поехал 22 сентября в Тобольск. Там пробыл он до получения Его Императорского Величества своеручного повеления, которое его в Санкт-Петербург позвало, куда он 2 сентября 1717 года и прибыл.

В то же время, как губернатор подполковника Матигорова отправил, послал он сына боярского Алексея Маремьянинова к контайше с письмом, в котором приносил жалобу на Черен-Дондуковы неприятельские поступки при Ямышеве и требовал, чтоб пленники и взятая калмыками воинская казна возвращены были. Он также отправил к Государю о сих его новых приготовлениях известие и представлял, что ежели Его Величество соизволит приказать, чтоб экспедицию в Бухарию продолжать, то к щастливому окончанию дела вспомоществовать может, естьли бы к контайше послана была Государева грамота, в которой бы он о милости Его Величества и о мирных поступках российского войска обнадежен был. Губернаторскую отписку получил Государь на пути в Амстердам. Грамота к контайше была изготовлена и по обычаю употребляемой с контайшею переписки гласила следующим образом:

«Божиею милостию от Пресветлейшаго и Державнейшаго Великаго Государя Царя и Великаго Князя ПЕТРА Алексеевича, всея Великия и Малыя и Белыя России самодержца, и многих государств и земель восточных и западных и северных Отчича и Дедича, и Наследника, и Государя, и Обладателя Нашего Царскаго Величества, Калмыцкому владельцу Контайше со всеми улусными людьми милостивое слово.

В прошлом 1715 году повелели мы, Великий Государь, Наше Царское Величество, по имянному указу ближнему боярину и Сибирскаго царства губернатору, князю [490] Матвею Петровичу Гагарину, в краях сибирских по Иртышу и Сайсан озеру и в вершинах иртышских сыскивать серебряный и медныя и золотыя руды, и для того в тех местах, где потребно будет, построить городы. И понеже мы Великий Государь, Наше Царское Величество уведомились, что вы, Контайша, с улусными своими людьми близ тех помянутых мест жилища свои имеете: того ради всемилостивейше от вас желаем, дабы вы в строении тех городов, которые по Нашему соизволению означенный Наш ближний боярин и Сибирской губернатор для прииску разных руд имеет строить, никакой помешки не чинили, и с посланными от него боярина и губернатора Нашего людьми никаких ссор своим людям иметь не велели, но наипаче по желанию по письмам того Нашего боярина и губернатора, посланным от него потребное вспоможение чинили; и чего он требовать от вас будет, то исполняли, потому что он от нас о всем полной указ имеет. А мы, Великий Государь, Наше Царское Величество, милосердуя о вас, желая, чтоб вы також, как и хан Аюка и прочие калмыцкие владельцы, у нас в милости пребывали, позволяем вам и подданным вашим на тех землях жилища свои иметь свободно, хотя оныя и к Сибирскому нашему царству принадлежат. И послан наш указ к помянутому нашему боярину и губернатору, что ежели вы будете пребывать смирно и никакова препятствия в строении городов и приискании руд впрочем чинить не будете, тоб отнюдь от тех земель вас не высылал. И как вам, Контайше, також и всем улусным людем никакого разорения и обид не было б, но наипаче б вам и от посторонних неприятелей велел оборонять и охранять. Писан в Нашем Царского Величества походе, в Амстердаме, декабря в 18 день 1716 года».

С сею грамотою послал князь Гагарин еще письмо от себя, ссылаясь на то, о чем он представлял чрез сына боярского Маремьянинова, и спрашивая, для чего оный Маремьянинов к нему назад не отправлен. Оба письма дал он для вручения контайше тобольскому дворянину Григорию Велианову, которому по силе инструкции от марта 1717 года приказано ответа требовать и о всем, что он на пути у контайши в Урге приметит или услышит, точный журнал держать.

Впрочем Государь положился на благорассуждение губернаторское, как он будущую экспедицию распорядит. По сему определил губернатор подполковника Прокофья Ступина, человека в воинских делах искусного, в предводители, дав ему прибавочных людей не токмо солдат, но и козаков, потому что сии к дальним посылкам лучше привыкли и во всех приключениях способнее себе пособить знают. Из артиллерии и амуниции, также и из людей, в крепости Омской находящихся, велено Ступину взять по благорассуждению своему, сколько он пожелает, а там токмо малый гарнизон оставить. Когда он прибудет к Ямышеве, где подполковник Матигоров в минувшую осень построил малый острог, тогда ему то место правильно укрепить и потом продолжать свою экспедицию. Притом весьма строго запрещено было, чтоб калмыкам, где бы ни было, ни малейшие обиды не чинить; наипаче естьли они против россиян по-неприятельски будут поступать, то б токмо обороняться и учтивым образом им говорить, что не для того пришли, чтоб с калмыками воевать, но токмо чтоб на способных местах построить крепости, дабы в оных от нападения киргис-кайсаков быть безопасным, чтоб поведенное без урону калмыков в действо произвесть. Губернатор послал еще тобольского обер-коменданта Семена Карпова с Ступиным до Омской крепости, чтоб его оттуда совершенно отправить. Сие учинилось в начале лета 1717 года. Вся езда водою отправлялась. [491]

По прибытии в Ямышеву застал Ступин четвероугольный и полисадом обнесенный острог, в прошедшую осень Матигоровым построенной, на что остальной лес от прежних домов, казарм и амбаров весьма полезно употреблен был; но токмо то место по рассуждению Ступина мало заложено и требовало лучшего укрепления. Сие еще тем же летом под смотрением артиллерийского порутчика Каландера учинено. Вместо малого острога построена регулярная крепость полушестиугольником с двумя к стене сделанными болверками и двумя половинами, к Иртышу приведенными. За благо рассуждено крепость делать не земляным валом, но деревянным строением; и так вокруг оной с степной стороны высокие деревянные стены по образцу домового строения, а в них с внутренней стороны казармы и сверьх оных батареи построены. Напротив того по стороне от реки Иртыша поставлен токмо полисадник, потому что для вышины и крутости берега то место есть безопасно. Но сей берег час от часу рекою подмывало, и он безпрестанно осыпался, того ради принуждены были оную стену немного от реки назад подать.

Впрочем, Ямышевская крепость с первого ее строения нарочито знатным и жилым местом учинилась. По обеим сторонам крепости две слободы построены, которые с поля полисадом и рогатками обнесены, а где полисадник к Иртышу приведен, там малые четвероугольные редуты с высокими башнями построены, с которых степь вокруг видеть можно. Другой такой же редут находится в пяти верстах от крепости к Соленому озеру, однако несколько в сторону, на холме, откуда еще далее видно. Сия предосторожность нужна в такой стране, где ежечасно набегов неприятельских и такого народа опасаться должно, который, как скоро получит добычу, назад убегает.

Особливое отправление, которое губернатор в то же время определил, в том состояло, что он послал сына боярского Ивана Калмакова со сто человек конных по восточному берегу реки Иртыша до озера Сайзана, чтоб тот о состоянии сего озера и можно ли по Иртышу к оному способно ездить, подлинно наведался. Сему озеру на ландкартах Российскаго атласа поставлено имя Корзана, а надлежало быть Нор-Сайзан. В некоторых ландкартах сие озеро Кизилбас названо, утверждаясь на описании путешествия некоего российского посланника в Китай в четвертой части северных путешествий («Voyages au Nord», с. 538), но и сие несправедливо: вместо Кизилбас надлежит читать Кисалпу, потому что так сие озеро прежде называлось как у калмыков, так и у татар, и нынешнее имя Нор-Сайзан не прежде, как в половине прошедшего века, пришло в употребление, когда калмыки от великого голода для рыбной ловли к сему озеру прибегали, и, прокормившись от оного, в знак благодарности его Благородным, что у них Сайзан значит, назвали.

Для опасности, с сею ездою совокупленной, приказал губернатор всем в Тобольске колодникам, в темницах заключенным, объявить: кто из них охоту имеет туда ехать, тот будет во всем прощен и сверьх того еще получит награждение. Сим способом требуемое число скоро наполнилось. Калмаков, находясь в пути от Ямышевы до озера две недели, прибыл туда не только без всяких препятствий, но и там построил большую лодку, на которой по озеру разъезжал и назад возвратился. Он приметил, что озеро во многих местах, а особливо где река Иртыш из оного вышла, высоким тростником обросло и что река очень мелка и течет быстро. Для сих обстоятельств уже немного было пользы ожидать, но крепостное строение тем не остановлено. [492]

Польза, которую уже тогда крепость Омская оказала, а именно что сообщение между Ямышевскою крепостью и сибирскими городами чрез то очень поспешествовано, побудила князя Гагарина по отправлении подполковника Ступина еще к другому предприятию: для большей способности к сообщению между Омской и Ямышевской крепостями, также для безопасной езды по реке Иртыше приказал он на удобном месте еще малую состроить крепость. Сие поручил он тарскому воеводе, который тем же летом 1717 года сына боярского Павла Свиерского с командою козаков туда отправил. Им построена крепость также деревянная, как и Ямышевская. Она находится на восточном высоком берегу реки Иртыша, расстоянием от Омской на двести, а от Ямышевской на двести тритцать одну версту. С западной стороны впадает в Иртыш малая река, которая от руских караванов издревле, неведомо по какой причине, именована Железенкою. А она хотя на тритцать верст в стороне от крепости, однако сия по ней прозвана. Место самым делом изрядно. Крутой берег реки Иртыша там особливо высок и кончается по обеим сторонам плодородными лугами, где есть и леса довольно. Но как сия тогда заложенная крепость не занимала больше мест, как около пятнатцати сажен квадратных, и она наконец стала ветха, то в 1733 и 1734 годах построили там новую, хотя по такому же образцу, но с большею окружностию.

В то же время по приказу губернаторскому послан из Тары дворянин Василий Чередов с казаками, чтобы от Ямышева по реке Иртыше вверьх сыскать еще мест, к крепостному строению способных. Чередов осенью 1717 года дошел до верьхнего устья протоки реки Иртыша, Калбасунская Заостровка называемой, откуда по прямой дороге до Ямышевской крепости считается девяносто верст. Поставя зимовье, он там зимовал. Четыре версты оттуда находятся остатки языческого капища, которое под именем Калбасунской башни известно. Описание и рисунок оного можно видеть в сочинении моем о письмах тангутских, в Сибири найденных («De scriptis tanguticis in Sibiria repertis») (в десятой части старых Комментарий Академических). Сие зимовье для первого случая полисадом обнесено, и то Чередово, то Калбасунское называлось. Но за недостатком жителей совсем запустело, ибо Чередов, оттуда отъезжая весною 1718 года, никого там не оставил. Польза его езды в том состояла, что он для Семипалатной крепости место избрал, которую еще в том же году подполковник Ступин строить начал.

Тогда дворянин Григорий Вельянов из контайшиной Урги назад в Тобольск прибыл и в тамошней канцелярии маия 16 дня 1718 года о приключениях в его пути доезд подал, из которого я главное содержание с моими для большего изъяснения примечаниями здесь сообщу:

Вельянов, отправясь из Тары 5 апреля 1717 года, ехал степью барабинских татар и прибыл в Ямышеву 1 маия. Оттуда путь продолжал он 3 числа того же месяца и ехал по реке Иртыше до Каменной горы Борон-Нургун восемь дней, и при оной десять дней стоял. В сие время послал он людей для сыскания теленгутов, которые бы его до контайши проводили.

Теленгуты из Абулгазиевой родословной истории о татарах ³⁹ известны, где их происхождение числится от уйрят, или от собственно так называемых калмыков. Правда, что они себя по большой части к калмыкам причитали и с ними вместе жили, но их язык совсем татарский; также они разнятся от калмыков лучшим взглядом, высоким и тонким тела станом и белостью лица. По сему справедливее можно их [493] причесть к татарам. Некоторые из сих теленгутов живут еще поныне близ Кузнецка и в Томском уезде деревнями в российском подданстве и называются белыми калмыками.

Во время Вельяновой езды кочевали из них некоторые в степи между Иртышем и Обью, которые после того в Калмыцкую землю переселились. Манзуй и Бокой были знатнейшие теленгутские князья. Как они только о Вельяновом прибытии сведали, то послали они к нему двух знатнейших из своего народа с дватцатьми человеками на встречу и его к себе просить приказали. Он прибыл к ним 25 маия. Жилище их было между реками Ануйем и Чарышом, которые обе в Обь впадают. Манзуй спрашивал Вельянова о намеренном его пути; и как уведомился, что он имеет от Его Царского Величества грамоту к контайше, то он обещался ему дать до Урги провожатых. Получив для провожания трех его родных братьев и дватцать шесть человек рядовых, 30 маия Вельянов оттуда выехал и, не дошед до Иртыша, по двум рекам, Альба, чаятельно Ульба, и Кингир называемым, переправлялся. В первых калмыцких жилищах, контайше принадлежащих, снабдили его свежими лошадьми, съестными припасами и новыми провожатыми. Оттуда прибыл он в двенатцать дней к контайшиной Урге. За день перед тем, то есть 24 июня, встретили его пятнатцать человек, посланных от контайши, которые его в двух верстах от Урги остановили, и он принужден был там пробыть два дни. Июня 27 числа был он у контайши на аудиенции, который тогда стоял при реке Харкир, под горою Музарт. Вельянов вручил ему царскую грамоту, которую контайша принял с обыкновенными знаками почтения, а ничего не говорил, но скоро потом приказал Вельянова отпустить. Губернаторское к контайше письмо принял дарука, или судья, в контайшиной Урге, к разбиранию ссор определенный. Вельянов содержался до конца февраля месяца следующего года под крепким караулом и токмо нужное пропитание получал. Последнего числа февраля имел он опять аудиенцию, и 1 марта был он у контайши на отпуске. Контайша приносил жалобы на управителей пограничных городов, Томска, Кузнецка и Красноярска, что они от подданных его дани требуют; а особливо жаловался он о крепостном строении, о чем он еще и тогда не верил, что Его Царское Величество о том знает. «Я де, — говорил он, — к Его Царскому Величеству о том писал и ожидаю ответа». Он также грозил отмщением, ежели новопостроенные крепости опять разорены не будут до основания. Сие было в обыкновенном зимнем кочевье контайши при реке Коргос под горою Талки. Оттуда Вельянов 2 марта с контайшиным письмом к губернатору назад отправился. 27 марта прибыл он к теленгутскому князю Манзую, который тогда стоял при реке, Абигон-Голь называемой. Потом 29 числа оттуда выехал и 31 того же месяца приехав к реке Иртышу к каменной горе, Таки-Тологой называемой, состроил там лодку, на которой 3 апреля следовал вниз по Иртышу. 9 числа приехал он к Калбасунскому зимовью, а 10 дня в Ямышевскую крепость, откуда он 16 числа паки отправился. 22 числа был он в Железенской, 26 — в Омской крепости, и 29 — в Чернолуцкой слободе. Наконец 3 маия прибыл в Тару, употребив на всю езду год и 28 дней.

Контайшино письмо к губернатору ничего больше в себе не содержало, как только те же заобыклые жалобы и угрозы. Но сие не за велико почитали, ведая, что контайша с других сторон занят делом. С одной стороны шли против его китайцы. Малую Бухарию себе покорить желающие, и для того два уже города, а именно Хамыль и Турфан, завоевали; с другой стороны киргис-кайсаки в контайшину область чинили [494] частые набеги, признавая его с начала его правления за всегдашнего себе неприятеля, который часто покушался их под свое иго подвергнуть, дабы тем распространить свое владение и до Большой Бухарин, до Каракалпаков и до Аральского озера. В сей думе киргис-кайсаков укреплял губернатор частыми к ним посылаемыми вестниками. Он обещал им помощь к их защищению, и в рассуждении того Тефки-хан, Хаип-хан и Абулхаир-хан ⁴⁰, которые тогда над киргис-кайсаками владетельствовали, обещались было Российскому государству совершенно повиноваться; но в самое то время Тефки-хан умер, а князь Гагарин в Москву позван, под караул посажен и к смерти приговорен был, чрез что сие сообщение с киргис-кайсаками на некоторое время пресеклось.

По сим обстоятельствам строение крепостей отправлялось свободно. Оное уже при вторичном строении Ямышевской крепости изведано. Равномерно и при крепости Семипалатной ни малейшего помешательства не было. Крепость сия находится в двух стах дватцати осьми верстах от Ямышевской, на восточном берегу реки Иртыша. Она еще осенью 1718 года под смотрением подполковника Ступина в полное состояние приведена, который, будучи перед тем в Ямышеве, нарочно для того дела подполковником Матигоровым, между тем временем в Тобольске бывшим, сменен был. Крепость названа по имени Семи палат, которые в семнатцати верстах от оной в степи вверьх по реке Иртышу находятся. А сии того ради, как в общих речах употребительно, названы палатами, что оне отчасти из кирпича, отчасти же из дикого камня или из плит сделаны. В том одном состоит все сих палат достоинство. О развалинах их и в каком они в бытность мою в 1734 году состоянии были, находится описание в вышепомянутом моем сочинении о письмах тангутских, в Сибири найденных ⁴¹, при чем и объявлено, что об них уже под 1616 годом в Тюменской архиве упоминается. Однако до тех пор обстоятельно об них не знали, пока подполковник Ступин, отправляя еще строение Ямышевской крепости, весною 1717 года, одного капрала да четырнатцать солдат и с ними писаря туда не послал, которые о том впервые подлинное привезли известие. Там найдены первые тангутские письма, для коих изъяснения в следующих годах разные ученые люди, а особливо господа Фурмонты ⁴² в Париже трудились.

Семипалатная крепость, так же как и Ямышевская, деревянная построена, но токмо четвероугольна и со всех сторон в равной силе, потому что там берег реки Иртыша полог, и крепость таково ж с речной, как и с полевой стороны, может быть атакована. При ней есть же та неспособность, что река часто несколько земли с берегу смывает. До моей бытности оное уже три раза случалось, и того ради принуждены были как крепостное строение, так некоторые при реке лежащие домы сломать и подалее от реки снова построить.

В то время, как Ступин в строении Семипалатной крепости упражнялся, приказано было капитану Ивану Алексееву осенью 1718 года из Ямышевской крепости в Семипалатную на дощениках отвезть съестные припасы, но от рано наставшей зимы недалеко от устья речки Долонки, в Иртыш впадающей, взял его замороз. Сие место прежде у калмыков называлось Долон-Карогай, а сие слово значит «семь сосен», которыми то место в прежние времена было приметно. Долонка речка ли или проток реки Иртыша, дело не важное. Алексеев для сбережения съестных припасов построил там крепостцу, в коей зимовал; ибо тогда в тамошних странах был еще в лошадях недостаток, на коих бы оные припасы сухим путем перевезти было [495] можно. Сия крепостца, Долонская называемая, от Семипалатной на сорок верст отстояла и в 1722 году, яко излишняя, сломана.

По состроении Семипалатной крепости подполковник Ступин вознамерился итти к озеру Сайзану и для того весною 1719 года наперед послал капитана Андрея Урусова и порутчика Сомова с дватцатью человеками солдат. Для оных построено при Ямышевой дватцать больших плоскодонных лодок, дабы по мелким местам Иртыша было итти без препятствия. Сии прошли везде благополучно и, прибыв к Верьхнему Иртышу, увидели по обеим сторонам калмыков; но оные никаких препятствий им не чинили, кроме того, что в одно время трижды с берегу по судам стреляли; однако никакого вреда не сделали. Употребив уже десять дней на езду по ту сторону озера Сайзана, принуждены были за недостатком съестных припасов возвратиться. Главное содержание их наведаний состояло в следующем.

По озеру Сайзану (ибо когда называют Нор-Сайзан, то слово нор значит «озеро») можно от того места, где Верьхний Иртыш из него вытекает, до того места, где Нижний Иртыш из него вытекает, такими же большими лодками, какие в сей езде употреблены были, в сутки доехать. Течение воды на озере не приметно. По ширине можно чрез оное простыми глазами видеть. Недалеко от южного берега есть остров нарочитой величины. Верьхний Иртыш разделяется на два устья, которые на три или четыре версты от другого отстоят и расстоянием на один только день вверьх по реке соединяются. Северный рукав очень мелок, так что едва на легких лодках по оному проехать можно. Напротив того южный к езде способен, а особливо на возвратном пути; понеже Верьхний Иртыш таково же быстро или и быстрее течет, как и Нижний. Сие все поведано собственным искусством, ибо Урусов ехал туда по северному берегу озера и по северному рукаву Иртыша, а назад по южному берегу озера и по южному рукаву Иртыша возвратился.

В то же время приказал подполковник Ступин еще новую крепость в девяти верстах от Семипалатной состроить, которую он по реке Убе Убинскою назвал. Сия река не там, но за дватцать верст выше в Иртыш втекает. Величина и строение оной крепости Семипапатной было подобно, расстояние было не толь велико, как при прочих крепостях. Для сей причины, как следующая крепость Усть-Каменогорская была построена, оную, так же как Долонскую, в 1722 году сломали.

По сим происхождениям Государь Император Петр Великий опять сам за дело принялся и гвардии майора, в ранге генерала-майора, Ивана Михайловича сына Лихарева, яко такого человека, на которого Государь много полагался, определил начальником новой экспедиции, которую бы предпринятое дело по возможности совершилось, или бы невозможность оного точным наведыванием доказана была. В собственноручном Его Величества указе, который 28 генваря 1719 году в Правительствующем Сенате записан, приказано генерал-майору Лихареву два дела: во-первых, велено в Сибири для худых поступок бывшего губернатора Гагарина по данным ему пунктам, никого не щадя, а как честному человеку пристойно, исследовать. А сие кажется сперва главное дело его комисии было, потому что в то же время князь Гагарин для принесенных на него жалоб в Петербурге под караул посажен и следствие над ним началось; однако как суд в Санкт-Петербурге прежде окончался, нежели в Сибири дело исследовали, то осталась другая комисия, которая в помянутом Императорском указе следующими словами изъяснена: [496]

«Указ майору от гвардии господину Лихареву.

Ехать тебе в Сибирь, и там разъискать о худых поступках бывшаго губернатора Гагарина, о всем против данного тебе реэстру подлинно, не маня никому, ниже посягая на кого, но как доброму и честному офицеру надлежит. Между тем же трудиться всеми мерами освидетельствовать по сказкам помянутаго Гагарина и подполковника Бухольца о золоте еркетском, подлинно ль оное есть, и от кого он, Гагарин, сведал, тех людей сыскать, также и других ведомцов, и ехать с ними до тех крепостей, где посажены наши люди, и там разведав, стараться сколько возможно, дабы дойти до Сайзана озера; и ежели туды дойтить возможно, и там берега такие, что есть леса и прочия потребности для жилья, построить у Сайзана крепость и посадить людей. А как туды едучи, так и построя крепость, проведывать о пути от Сайзана озера к Иркети, сколько далеко и возможно ль дойти, также нет ли вершин каких рек, которыя подались к Сайзану, а впали в Дарью реку или в Аральское море. Сие все чинить, сколько возможно, а в газард не входить, чтоб даром людей не потерять и убытку не учинить. Также розъискать о подполковнике Бухольце, каким образом у него Ямышевскую крепость контайшинцы взяли; также и о прочих его худых поступках освидетельствовать, и о том о всем, что тебе к тем делам будет потребно, к ландратам и прочим управителям послушной указ послан». Подписано:

ПЕТР.

По сему Лихарев в половине февраля в путь отправился. Ему даны были из полков гвардии один капитан, один порутчик, два сержанта, капрал и двенатцать человек рядовых; из полевых полков один майор, один капитан, три порутчика; от артиллерии один инженер-капитан с некоторыми бомбардирами, кананерами и фузелерами; от Медицинской канцелярии два лекаря с полковою аптекою; от Адмиралтейской коллегии два геодезиста, выбранные из учеников Морской Академии. Все в новопостроенных крепостях находящееся войско определено ему в команду, а в Тобольске набирали рекрут для дополнения прежних полков. Сей набор и заготовление на толь дальний путь нужных потребностей и съестных припасов были причиною, что генерал-майор до 8 маия 1720 года в Тобольске пробыл и уже того же дня в путь к озеру Сайзану отправился.

Он ехал до Семипалатной крепости на дощениках, а оттуда на больших лодках, таким же образом состроенных, какие капитан Урусов на помянутом своем пути употреблял. Сии лодки с того времени между верьхними крепостями по реке Иртыше завсегда в употреблении остались и в память отправленных путешествий по озеру Сайзану сайзанками названы. Их было тридцать четыре, на коих находилось четыре ста сорок человек и с запасом, на три месяца заготовленным. Сим порядком рассуждал Лихарев дело скорее к концу привесть, нежели умножением людей и отягощением себя большим числом запаса.

Когда он к озеру Сайзану прибыл, где приказано ему крепость состроить, то он для предупомянутого тростника, которым все берега обросли, не нашел удобного к тому места. Он хотел посмотреть, нет ли какой способности при Верьхнем Иртыше. Поехав туда и вошед в южный рукав Иртыша, продолжал свою езду вверьх по сей реке двенатцать дней без остановки и подлинно далее заехал, нежели где капитан Урусов был, пока он от следующего приключения принужден был переменить свое намерение. [497]

Калмыки приближение россиян, как только в Верьхний Иртыш вошли, тотчас приметили. Они из мест набережных, страха ли ради или для коварства, вдаль отъехали, так что Лихарев на сей езде ни единого человека не видал. Но калмыцкое войско, состоящее из дватцати тысяч конных, под предводительством контайшина сына и бывшего при нем калмыцкого владельца Галдан-Черина, находилось тогда в близости, дабы против китайцев и мунгалов, с которыми они в прошедшем году кровопролитное сражение имели, прикрыть землю. Войску подано было известие о прибытии россиян. Всех ужас обнял, ибо не инако думали, как что руские, с китайцами согласясь, чтоб здесь соединиться, калмыков совокупными силами воевать будут. Но понеже о приближении китайцев не слыхать было, то все калмыцкое войско обратилось против россиян, которые не чаяли, что вдруг толь великою силою встречены будут.

Августа 1 числа Лихарев приказал было церемонию водоосвящения при Верьхнем Иртыше отправить. Но прежде, как сие учинилось, в третьем часу дня, услышаны были первые неприятельские выстрелы, по руским судам учиненные. Тотчас всякий хватался за оружие. Не знали, сколь силен неприятель. Вышли на берег, и генерал-майор поставил свое малолюдство в порядок сражения. Нападение весьма было жестокое, но беспорядочное, которое россияне со всех сторон претерпевали. Сие привело их сперва в замешательство, так что сами не знали, с которой стороны им лутче обороняться. Некоторый сибирский офицер представил генералу-майору, как искусством известно, что полезнее встречать неправильного неприятеля таковым же неправильным образом. Сему совету Лихарев последовал. Во все стороны партии были разосланы, которые вместо того, что прежде оборонительным только образом поступали, на рассыпанных везде калмыков сильно напали. Сие так щастливо удалось, что вскоре потом неприятели несколько назад отступили и, сумневаясь российское малолюдство преодолеть, к тому ж опасаясь, что сии так храбро бьющиеся не имеют ли ожидать откуда помощи, не иное что, как только словесного изъяснения желали и часто кричали громким голосом, чтоб де толмача к ним прислать.

Но генерал-майор не почитал за нужно сперва по их желанию сделать. Он имел при себе тринатцать малых полевых пушек и 6 мортир, которые против такова народа, у которого сего совсем нет, сравнены быть могли с нарочитою армиею. Он приказал суда далее вверьх по реке вести и для прикрытия оных несколько человекам итти по берегу. Чрез то калмыки опять были возбуждены, и как они прежде с одной только южной стороны реки россиян атаковали, то перешла часть их войска чрез Иртыш, думая, когда таким образом россияне в средине будут, то скорее с ними можно управиться. Но Лихарев учинил против сего такое распоряжение, от которого калмыцкое намерение совсем исчезло. Только нужно было калмыков до того недопустить, чтоб они приблизились к берегам, потому что в таком случае их выстрелы до идущих подле другого берегу судов и до людей будут доходить, и оттого урон может причиниться. Того ради приказал он судам разделиться на двое: одна часть осталась при южном береге, а другая пошла возле северного, и как на сем, так и на другом берегу люди были высажены, которые бы берега очищали.

Таким образом прошли два дни в сражениях, а суда между тем только мало вперед подавались. Для россиян полезно было, что калмыки по большей части сверьху стреляли, и так их выстрелы нечувствительный вред делали. Ибо оба берега Верьхнего Иртыша поднимаются от воды пещаными горами. [498]

Сверьху оных стреляли калмыки, и как они не отважились на низкие места сойти, на которых руские находились, то сии тем рассуднее могли стрелять, дабы напрасно не потерять ни единого выстрела. Но напротив того, россияне претерпели великую трудность в том, что по Иртыше чем выше шли, тем река мельче стала; суда часто на такие места садились, с которых с великим трудом оные сводили. Часто должны были люди выходить из судов и суда по мелким местам перетаскивать. И как сия трудность в последние два дни знатно умножилась, то не без причины было опасаться, что оная впредь еще больше станет и что суда наконец, ежели осенью вода гораздо сбудет, на сухом месте сядут, и к возвратному пути в Сибирь вся надежда исчезнет.

Сия основательная и важная причина побудила генерал-майора, чтоб с офицерами своими иметь военный совет. Все на том согласились, что должно заблаговременно о возвратном пути помышлять, пока оный как от мелкости реки, так и от усилившегося калмыцкаго войска совсем не пресечется. В совете определено было, как скоро калмыки станут опять требовать толмача, чтоб вступить с ними в договор. Но притом стереглись, чтоб собственным своим представлением не оказать своего бессилия, ибо генерал-майору было не безъизвестно, что гордость и неистовство варварских народов тем больше прирастает, чем им более попускается. На третий день едва паки началось сражение, то по желанию россиян исполнилось.

В последующее уже время проведано, какое поражение в прошедшие два дни калмыки претерпели. Они видели то того, то другого из их товарищей, на землю падающего, не примечая от своих стрел и пуль равного действия. Из российских покрытых судов часто новые люди выходили на смену утомленным, ибо в сем случае хороший порядок наблюдаем был. Сие подало причину калмыкам думать, что больше народу, нежели как действительно было, на судах находится. Одним словом, калмыки чаяли везде усмотреть тайности и военные хитрости, и то служило россиянам к щастию. Калмыки, будучи в страхе, требовали опять толмача, и к ним один был послан, ибо много таких в российском войске находилось, которые по-калмыцки разумели. Нарочно к тому определенного калмыцкого толмача взял Лихарев с собою из города Тары.

Во-первых, с обеих сторон заключено и объявлено было перемирие, потом выступили из калмыков до ста человек полномочных, и генерал-майор, дабы о представлениях их уведомиться, послал от себя прапорщика с сорокью человеками гранодеров. Для обнадеживания мирных поступок и для доказательства искреннего своего намерения явились калмыки безоружные, чему с российской стороны внешне подражали. Но для предосторожности от оных неприятельских нападений приказал Лихарев гранодерам своим тайно запастися гранатами и зазженными фитилями, также у всякого было за поясом по два заряженные пистолета. Но сие было излишно: калмыки в самом деле к миру были склонны.

Они объявили подозрение свое, которое от прибытия россиян имели, и ничего больше не желали, как чтоб сии по той же дороге, по которой пришли, возвратились. На то россияне представляли, что им никогда на ум не приходило войну или неприятельские действия начинать, а только хотели осмотреть, откуда река Иртыш начало свое имеет, и можно ли дойти до ее источников, а прочее их намерение было сыскать рудокопные места; также никогда бы за оружие не принялись, естьли бы калмыки к тому их не принуждали; также они не думают в тамошней стране остаться, но намерены в те места, откуда они пришли, возвратиться. По сему изъяснению вдруг мир был совершенно восстановлен, хотя о том и не сочинено письменного трактата. [499]

После сего с обеих сторон главные начальники друг друга поздравляли. Галдан-Черин и генерал-майор Лихарев, переславшись взаимно подарками, разошлись со всяким удовольствием. Многие калмыки, радуяся о возвратном руских пути, руские суда провожали. В три дневное сражение с российской стороны убит один гранодер, а капрал и два гранодера ранены.

Тогда еще находился в Урге козацкий сотник Чередов, который в 1716 году к контайше был послан и слышал, что как контайша, так и другие знатные о сих объявленных приключениях рассуждали. Они не хвалили, что Галдан-Черин напал на руских, не уведомившись прежде о их намерениях. Они говорили: «Что он чрез то выиграл? Он много народу потерял, но ничего больше не получил, как только то, чего руские по своей воле сами желали. Как бы мог Лихарев при Верьхнем Иртыше долее пробыть? Очевидно, чтобы он сам паки возвратился». Таким образом рассуждали калмыки по своей политике. И контайша сему щастливому окончанию так был рад, что он Чередову немедленно позволил в Сибирь возвратиться.

Когда Лихарев на возвратном пути прибыл к тому месту, где Иртыш, проходя Алтайские горы, в степь взливается, то он рассуждал, что государству не бесполезно будет там построить крепость. Он, уже вперед едучи, место к тому назначил, да тогда в таком намерении, дабы та крепость, которая при озере Сайзане будет построена, имела ближнее сообщение с прочими по реке Иртышу лежащими крепостями. Вероятно было, что еще больше опытов учинено будет, дабы при озере Сайзане и при Верьхнем Иртыше поселиться. В таком случае на сем месте без крепости обойтися не можно. Буде же и довольствоваться учиненными по то время поселениями, то показалось, что тамошняя крайняя страна Сибири необходимо крепости требует, дабы тем землю от неприятельских нападений привесть в безопасность. К сему еще причесть можно, что пустые страны всегда бывают владением сумнительны и что, напротив того, население и строения в таких странах право владения подтверждают.

Сия новая крепость названа Усть-Каменогорскою ⁴³, то есть при устье Иртыша, из каменных гор истекающего, лежащая. И в самом деле она лежит при самом том отверстии, где Иртыш из гор вытекает. Она построена на плодородном поле, на восточном берегу реки Иртыша, и от Семипалатной крепости отстоит на сто восемьдесят одну версту. Она укреплена земляным валом и представляет правильный четвероугольник. Вокруг обведен ров, и внутри сверьх вала поставлен полисадник, в человека вышиною. Для известных примеров при Ямышевской и Семипалатной крепости, что река Иртыш осыпанием берегов вред причиняет, Усть-Каменогорская крепость в некотором отдалении от реки построена. Но здесь Иртыш противное оказал действие: он от крепости еще подался далее, и только при ней малый рукав остался. Лихарев не дожидался того, пока строение совершится. Он приказал только дело при себе начать, а инженер-капитан Летранж оное строение совершал при подполковнике Ступине, которого генерал-майор из Семипалатной крепости послал туда командиром. Причиною его торопливости была болезнь. Он прибыл в Тобольск 13 октября 1720 года и продолжал путь свой в Санкт-Петербург без замедления.

Некоторые солдаты хотели во время строения крепости Усть-Каменогорской в горах, к южно-западной стороне от реки Иртыша лежащих, зверей ловить и нашли на опустошенный город, которой в половине прошедшего века калмыцким тайшою Аблаем для жилища жрецов построен был, и того ради Аблай-Кит назван. Таких мест в Калмыцкой земле много находится. Семь так названные палаты при Иртыше [500] того же ради построены. Также тритцатъ семь верст от Семипалатной при дороге, к Усть-Каменогорской лежащей, находились палаты, которые еще при моей бытности почти до земли развалились, потому что они из необозженного кирпича были состроены. Отчасти употребляют такие жилища калмыцкие жрецы, из коих многие тангутские уроженцы, и так в городах жить обыкли; отчасти же они строены для бухарцев, которые землю пашут. Описание сего места находится в моем сочинении о письмах тангутских, в Сибири найденных («De scriptis tanguticis in Sibiria repertis»). В бытность мою было там еще множество тангутских писем, из коих я послал великое число в Императорскую библиотеку. Хорошо бы, ежели бы они со временем в пользу ученого слова истолкованы быть могли.

Впрочем, езда генерал-майора Лихарева была последняя из тех, которые для сыскания песошного золота пред прияты были; и едва уповательно, чтоб в том когда впредь удача воспоследовала: ибо отдаление мест и трудность дорог почти всегда будут непобедимым препятствием.

Комментарии

1. Впервые эта работа была опубликована Г. Ф. Миллером на немецком языке под названием «Nachricht von dem Gold-Sande in der Bucharen...». В переводе с немецкого на русский работа вышла под названием «Известие о песошном золоте в Бухарин, о чиненных для оного отправлениях и о строении крепостей при реке Иртыше, которым имена: Омская, Железенская, Ямышевская, Семипалатная и Усть-Каменогорская» и опубликована в «Сочинениях и переводах, к пользе и увеселению служащих» (СПб., 1760, январь, с. 3-54; февраль, с. 99-136). Перепечатано в кн.: Чулков. Историческое описание российской коммерции, т. III, кн. 1, с. 410-478. М.

2. Калмыками здесь названы ойраты — западная часть монгольских племен, которые входили в состав Джунгарского ханства (1635-1758). См.: Златкин. История Джунгарского ханства. М.

3. Контайша — искаженный в русских источниках титул правителя Джунгарского ханства — «хунтайджи». М.

4. Теленгуты известны также под названием телеуты, белые калмыки. Употребление наименовация «белые калмыки», вероятно, вызвано тем, что они длительное время находились в контактах с ойратами, а с XVIII в. большая их часть уже была под властью Джунгарского ханства, образованного ойратами, которые были известны в русских источниках как «черные калмыки» в отличие от телеутов — «белых калмыков». Та часть ойратов, которая в свое время откочевала из Джунгарии и переселилась на Волгу, получила, в свою очередь, наименование волжских (астраханских) калмыков (см.: Дарбакова. К этимологии этнонима калмык). В настоящее время телеуты (теленгуты) представляют тюркоязычную южноалтайскую этническую общность. Они проживают в Кемеровской области, Алтайском крае и Республике Алтай. В их составе традиционно выделялись четыре этнографические группы — бачатская, томская, чумышская и алтайская. Потомки томских телеутов — калмаки в настоящее время слились с чатами и еуштинцами и составляют этнотерриториальную группу томских татар (см.: Уманский. Телеуты и русские; Батьянова. Этнографические группы телеутов; она же. Телеуты; Функ. Бачатские телеуты). М.

5. Барабинские татары, барабинцы — одна из этнотерриториальных групп сибирских татар; населяют Барабинскую степь по р. Оми — правому притоку Иртыша. Язык барабинцев относится к восточному диалекту татарского языка (см.: Дмитриева. Язык барабинских татар; Тумашева. Язык сибирских татар). М.

6. Киргис-кайсаками Г. Ф. Миллер именует казахов. Их называли также кайсаками, казак-киргизами, казах-киргизами, киргиз-кайаками, киргиз-казахами, казаками. Самоназвание народа — казах (казак) существовало по крайней мере с XV в., а в русских источниках упоминалось в XVI-XVIII вв., что отметил еще в начале XIX в. А. Левшин (см.: Левшин. Об имени киргиз-казачьего народа, с. 432-433; Радлов. Из Сибири, с. 249-354). М.

7. «Бухария» — термин, употреблявшийся в русских источниках для обозначения территории расселения узбекских и туркменских племен, известной под названием «Туркестан» (т.е. «страна турок/тюрок»). Термин появился в связи с возросшим торговым значением Бухары, ставшей начиная с XVI в. главным городом узбекской династии Шейбанидов, затем Аштарханидов и Мангытов. Наибольшее распространение термин «Бухария» получил в XVI-XVIII вв., когда им стали обозначаться все культурные области Центральной Азии. Причем тогда за территорией, подвластной Бухаре, закрепилось название «Великая Бухария». Государство узбеков со времени усиления власти Абдулла-хана и подчинения ему среднеазиатских земель стало называться Бухарским ханством. Во всяком случае, уже в конце XVII в. французский ориенталист Бартелеми д’Эрбело де Моленвиль (Barthelemy d’Herbelot de Molainville, 1625-1695), автор составленного в форме энциклопедического словаря первого собрания сведений о мусульманском Востоке, «Bibliothdque orientale, ou Dictionnaire universel... 1697» знал, что русские называют «Бухарией» страну между владениями русского царя и китайского императора. Название «Бухария» распространилось в европейской литературе, когда в Европе стали широко известны русские сведения о Центральной Азии. При этом название «Бухария» произвольно переносилось на все культурные области Средней Азии, даже на совершенно независимые от Бухары области к югу от Тянь-Шаня, которые в противоположность «Великой Бухарии» именовались «Малой Бухарией». Публикациям англичан научная география обязана тем, что название «Великая Бухария» было в XIX в. заменено термином «Туркестан», хотя термин «Великая Бухария» еще в 1824 г. употреблялся русским востоковедом О. И. Сенковским при издании рукописи «Тарих Муким-хани», посвященной истории Бухарского ханства. Таким образом термину «Великая Бухария», обозначавшему земли, населенные узбеками, подвластные им и образовавшие в составе Российского государства Туркестанское генерал-губернаторство, стал соответствовать термин «Русский Туркестан». В отличие от области с тюркоязычным населением, находившейся под китайским управлением, его начали именовать «Восточным» или «Китайским» Туркестаном, несмотря на то что в административно-территориальной структуре Китайской империи отсутствовал административный район, под названием «Туркестан» (см.: Бартольд. Соч., т. IX. Указатель географических и топографических названий: «Великая Бухария» и «Малая Бухария» и «Бухара»). М.

8. Антон Енкинзон — Энтони Дженкинсон (Anthony Jenkinson, конец первой четверти XVI в. — 1610 или 1611). В течение 26 лет (1546-1572) регулярно осуществлял морские и сухопутные путешествия. В 1557-1572 гг. предпринял четыре путешествия из России в Среднюю Азию и Китай. Являлся одним из наиболее активных участников английской Морской компании, пытавшейся проложить через равнины России торговый путь к богатствам Индии, т.е. при определенном стечении обстоятельств английским купцам представлялась тогда вполне осуществимой задача восстановления того водного пути между Индией и Каспийским морем, о котором писали в свое время античные географы. Упоминаемый Миллером текст путешествия Дженкинсона по публикации Хаклюйта переведен на русский Ю. В. Готье (см.: Английские путешественники в Московском государстве). М.

9. Рихард Гаклуйт — Ричард Хаклюйт (Richard Hakluyt, 1552-1616) — английский публицист, географ, первый профессор географии в Оксфордском университете. Г. Ф. Миллер имел в виду основную публикацию Р. Хаклюйта «Важнейшие мореплавания, путешествия и открытия английской нации...» (The Principal Navigations, Voyages, Traffiques and Discoveries of the English Nation...») — собрание сведений и записок английских путешественников XV-XVI вв., вышедшее в 1589 г. в одном томе, а в 1598-1600 гг. — в трех томах. К.

10. См. примеч. 32.

11. Страленберг Филипп Иоганн (1676-1747) — шведский подполковник, попавший в русский плен после поражения Карла XII под Полтавой и проживший в России (в том числе в Сибири) 13 лет. Вернувшись после Ништадского мира на родину, Страленберг опубликовал в 1730 г. в Любеке «Историческое и географическое описание северной и восточной части Европы и Азии». Ц.

О первых русских переводах упоминаемой книги Страленберга «Das Nord- und Ostliche Theil von Europa und Asia» см. статью Е. А. Савельевой «Русские переводы книги Ф. И. Страленберга в первой половине XVIII в.». Полный текст этой книги на русском языке впервые был опубликован лишь в 1985-1986 гг. См.: Записки капитана Филиппа Иоганна Страленберга. Бат.

12. Имеются в виду провинция Шэньси и озеро Кукунор в провинции Цинхай. К.

13. Имеется в виду то обстоятельство, что в период правления Галдана Бошокту-хана (1670-1697) сюзеренитет над многими городами-оазисами Восточного Туркестана перешел от Чингизидов — моголистанских ханов к правителям Джунгарского ханства. К.

14. Гидронимы Окc, или Оксус (Амударья) и Яксарт, или Яксартес (Сырдарья) известны в географии с античной эпохи. К.

15. Принятые в нашей научной литературе названия этих восточнотуркестанских городов: Аксу, Хотан, Керия, Турфан, Кумул. К.

16. Урга — монгольское обозначение ставки, резиденции, дворца правителя. К.

17. Река Или образуется слиянием двух истоков — Текеса и Кунгеса. К.

18. Мусарт, или Музарт — старое название пика Победы — высочайшей вершины хребта Кокшаалтау (Кокшаал-Тоо) на территории Республики Кыргызстан (7439 м). К.

19. Имаус, или Эмаус — известный в античной географии топоним, обозначавший горы, отделявшие Индию от остальной Азии, т.е. Гималаи, или Каракорум. К.

20. «...бывший контайша и по нем сын его Галдан-Черин» — верховные правители (хунтайджи) Джунгарского ханства — Цэван-Рабдан (1697-1727) и Галдан-Цэрен (1727-1745). К.

21. Правый приток Или Хоргос, пограничная река между Казахстаном и Китаем. К.

22. «Иезуит Дюгалд» — Жан Батист дю Альд (Jean-Baptiste du Halde. 1674-1743) — французский литератор, географ, иезуитский миссионер. Основной труд — «Географическое, историческое, хронологическое и прочее описание Китая и Китайской Татарии» (Description gеographique, historique, chronologique, etc., de Chine et de la Tartarie chinoise) — вышел в четырех томах в Париже в 1735 г. и не менее столетия служил в Европе одним из основных источников сведений о Китае. К.

23. Сведения Г. Ф. Миллера, распространившего название «Мустаг» на все Гималаи, отражают уровень географических знаний XVIII в. Ганг действительно берет начало в Гималаях, но истоки Хуанхэ (Гоанго) находятся гораздо севернее Гималаев, в восточной части Тибетского нагорья. К.

24. «...озеро Лоп» — озеро Лобнор на востоке Синьцзян-Уйгурского автономного района Китая. К.

25. Бифон — Жорж Луи Леклерк Бюффон (1707-1788) — известный французский естествоиспытатель. К.

26. «Туркоманы», «трухменцы» — устаревшие названия туркмен. К.

27. Беккевич — князь Александр Бекович-Черкасский происходил из кавказских горцев и носил мусульманское имя Девлет-Кизден-Мурза. Капитан-лейтенант, посол в Хиву. Одновременно с экспедицией И. Д. Бухгольца Петр I указом 20 мая 1714 г. велел А. Бековичу-Черкасскому готовить поход в Хиву и Бухару с той же целью — проведать путь к запасам золота у города Еркета на реке Дарье (т. е. у города Яркенда). В 1714 и 1715 гг. он совершил два похода, достиг на Мангышлаке гавани Тюб-Караган и убедился в существовании старого русла Амударьи, некогда впадавшей в Каспийское море. Итоги второй экспедиции заинтересовали Петра I. 14 февраля 1716 г. он подписал особую инструкцию с поручением отыскать и описать водный путь в Индию. В 1716 г. Бекович снова проехал по восточному побережью Каспийского моря и построил крепости в трех местах. Во время последнего похода в 1717 г. на Хиву Бекович трагически погиб. См.: Вилинбахов. Походы князя Александра Бековича-Черкасского на Каспийское море и в Хиву, с. 60-65; Аннанепесов. Укрепление русско-туркменских взаимоотношений, с. 18-38. М.

28. Капитан-лейтенант князь В. А. Урусов и поручик А. И. Кожин были командированы в помощь А. Бековичу-Черкасскому, потому что его экспедиции были связаны с морскими переходами через Каспий. Трагически закончившаяся экспедиция 1717 г. началась также с того, что войска были перевезены на морских судах до Гурьева в устье Урала и затем двинулись на Хиву по суше. После гибели экспедиции А. Бековича-Черкасского А. И. Кожин и В. А. Урусов занимались картографическими исследованиями Каспийского моря. См.: Берг. Первые русские карты Каспийского моря. К.

29. О городах Хивинской области см.: Археологические и этнографические работы Хорезмской экспедиции. Т. 1. К.

30. Туккараган — Тюб-Караган — полуостров на восточном берегу Каспийского моря, в пределах полуострова Мангышлак. К.

31. Сообщение Миллера о хивинских событиях 1728 г. имеет большую ценность и заслуживает особого комментария. Рассказ Миллера, вероятно, основан на воспоминаниях каких-то возвратившихся из Хивы русских пленников, что время от времени случалось. Он до сих пор является единственным свидетельством о заговоре и восстании русских рабов в Хиве. Во всяком случае, Н. И. Веселовский, опубликовавший в 1877 г. не утратившую до сих пор научного значения объемистую монографию по истории Хорезма и Хивинского ханства, при освещении событий 1728 г. смог сослаться только на статью Миллера. Косвенно подтверждает сообщение Миллера произошедший в 1728 г. очередной политический переворот в Хиве: хана Ширгази (Шергази) сменил Ильбарс, и какую-то роль в этом сыграл «аральский хан» Тимур-Султан (Шах-Темир-Султан). К сожалению, в этом случае, как и многих других, сказывается общая слабая изученность истории Хивинского ханства — отсутствуют русские переводы сочинений выдающихся среднеазиатских историографов второй половины XVIII — начала XX в. Шермухаммеда Муниса, Мухаммеда Ризы Агахи и Мухаммеда Юсуфа Баяни, а именно в их работах отразилась во всех политических подробностях практически полная история этого государства.

Кроме того, Миллер стал первым российским историком, давшим в целом верную характеристику не только внутреннего состояния Хивинского ханства, но и его напряженных отношений с Аральским владением, история которого до сих пор исследована совершенно неудовлетворительно по сравнению с тремя основными и гораздо более известными среднеазиатскими государствами XVII-XIX вв. — Бухарским, Кокандским и Хивинским ханствами.

Хивинское ханство (известное также как Хорезмское и Ургенчское) было образовано в ходе узбекского завоевания Средней Азии. Султаны-братья Илбарс и Билбарс в 1511-12 г. разгромили персидские гарнизоны в низовье Амударьи и установили свою власть над хорезмскими оазисами. Илбарс и Билбарс были отпрысками чингизидского (джучидского) клана Шейбанидов (Шибанидов), но представляли ту его ветвь, которая враждовала с основным узбекским завоевателем Средней Азии Мухаммадом Шейбани и его родственниками (не прямыми потомками), правившими Бухарским ханством до 1598 г. Шибанидские ханы, представлявшие различные династические кланы, но объединенные некоторыми исследователями в единую династию Арабшахидов, правили в Хиве до 1694-95 г.

Внутренняя стабильность Хивинского ханства, перипетии его бурной истории и судьбы отдельных правителей определялись балансом двух основных этнополитических факторов. Первым из них были крупные города-оазисы с сохранившим преобладание в XVII-XVIII вв. ираноязычным (сартским) населением, развитыми ремеслом и торговлей. Вторым фактором было кочевое тюркоязычное (преимущественно узбекское, но также и туркменское, каракалпакское и казахское) окружение. Кочевнический фактор был основой вооруженных сил ханства. Выходцы из этой среды, как правило, занимали и ханский трон по приглашению или по согласованию с верхушкой городского населения.

Малоизвестное Аральское (также Кунгратское или Кунградское) владение (ханство, княжение) представляло собой не государство в классическом смысле слова, а «государственное объединение», «кочевое государство» или по крайней мере довольно устойчивый союз узбекских племен и родов. В Аральском владении не было столь характерных для Хорезма крупных городов-оазисов. Даже наиболее известные аральские «столичные» поселения Шахтемир и Кунграт русские наблюдатели называли «городками». Здесь консолидировалась та часть приаральских кочевников, которая дистанцировалась от оседло-городского уклада жизни, не признавала власти ургенчско-хивинских ханов и не без оснований рассчитывала получать выгоды во время частых в Хиве эпизодов нестабильности.

По мнению одних авторов, Аральское владение возникло одновременно с Хивинским ханством в начале XVI в., по мнению других — около 1620 г. Территория Аральского владения приблизительно вписывается в границы современной Каракалпакии, а основные земли Хивинского ханства до 1811 г. совмещаются с нынешней Хорезмской областью Узбекистана и западной частью Ташаузской области Туркменистана.

Когда в 1694-95 г. династия хорезмских Шейбанидов пресеклась, в Хорезме начались десятилетия политической нестабильности. Ханский трон занимали казахские султаны и бухарские ставленники. Кроме того, в 1740-1747 гг. Хорезм был оккупирован иранским правителем Надир-шахом Афшаром. Кратко охарактеризованная Миллером калейдоскопическая смена правителей получила у среднеазиатского историка начала XIX в. Абд ал-Карима Бухари еще более лаконичное и едкое определение — «ханбази» («игра в ханов»).

Во второй половине XVIII в. главную роль в хивинской «ханбази» стали играть представители знати кунгратов — основного или одного из основных племен Аральского владения. Они носили титул «инак», смысл которого нам неясен и, возможно, первоначально означал вождя (правителя) или военного предводителя если не всех кунгратов, то нескольких кунгратских родов, выставлявших объединенное войско.

Кунгратские инаки Мухаммад-Амин (1763-64-1790), Ауэз (Ауез, Эвез, 1790-1804) и Эльтузер (Эльтузар, 1804-1806) стали наследственными фактическими правителями Хивинского ханства при подставных ханах-марионетках. В конце концов Эльтузер отказался от такой практики и провозгласил ханом себя. Брат и преемник Эльтузера Мухаммад-Рахим-хан (1806-1825) в 1811 г. завоевал Аральское владение. На всей территории низовьев Амударьи и юго-западного побережья Аральского моря установилась власть хивинских ханов из Кунгратской династии. В 1873 г. ханство признало протекторат России, но история Кунгратской династии окончилась лишь в феврале 1920 г. отречением Сеид-Абдулла-хана (1918-1920). См.: Андрианов. Ак-джагыз, с. 568-574, 577-581; Веселовский. Очерк историко-географических сведений о Хивинском ханстве, с. 99-364; Задыхина. Узбеки дельты Аму-Дарьи, с. 324-332; История Каракалпакской АССР, с. 103, 111, 113; История Узбекской ССР, т 1, с. 590-606, 665-669; Камалов. Каракалпаки в XVII-XIX веках, с. 39-41, 56, 57, 65, 66, 70-77; Муниров. Исторические произведения Муниса, Агахи и Баяни; Поездка из Орска в Хиву и обратно, совершенная в 1740-1741 годах Гладышевым и Муравиным, с. 2, 3, 10-20, 33, 35-38, 62-67, 71-81; Шалекенов. Казахи низовьев Амударьи, с. 23-32. К.

32. Иван Дмитриевич Бухгольц (1671-1741) — подполковник. 22 мая 1714 г. Петр I повелел Бухгольцу отправиться в Тобольск, взять там у сибирского губернатора князя М. П. Гагарнна 1500 воинских людей и с ними идти на Ямышево озеро, которое считалось пограничным пунктом русских владений на Иртыше, хотя Джунгарское ханство относило к своим владениям берега Иртыша до р. Оми, впадающей в Иртыш ниже озера Ямышева. Создав базу на озере Ямышеве и перезимовав там, Бухгольц должен был следующей весной направиться к верховьям Иртыша и городу Еркету, чтобы установить, каким образом и где добывается золото. Царские сановники ошибочно считали, что река Амударья и золотоносная Дарья, на которой расположен «городок калмыцкой Эркет» — одна и та же река. В начале XVIII в. в Европе еще не было известно, что Еркет (Эркет, Яркенд) находился на одноименной реке Яркенд, которая хотя и начиналась недалеко от истоков Амударьи, но текла в противоположном направлении от нее, с запада на восток, и фактически была разделена с собственно Амударьей многими сотнями километров труднопроходимых горных вершин Тянь-Шаньского хребта. М.

33. Эрдэни-Шурукту-контайша, или Эрдэни-Шурукту-хунтайджи — более известен как Цэван-Рабдан, верховный правитель Джунгарского ханства в 1697-1727 гг. К.

34. Галдан-Бошокту-хан — верховный правитель Джунгарского ханства в 1670-1697 гг. К.

35. Сенга-тайша (Сенге, Сэнгэ) — верховный правитель Джунгарского ханства в 1654-1670 гг. К.

36. «...по реке Имил» — вероятно, имеется в виду река Эмель, впадающая в озеро Алаколь. К.

37. Речь идет об озере Зайсан, расположенном в Восточном Казахстане. М.

38. Иоганн Густав Ренат (1682-1744) — шведский штык-юнкер, участник экспедиции И. Бухгольца, попал в плен к ойратам (джунгарам) в 1716 г. и был освобожден из джунгарского плена лишь в 1733 г. Организовал в Джунгарии производство пушек и мортир, наладил суконное производство, обучив этому ойратов, и даже устроил в Джунгарии типографию. Ренату картография обязана появлением в научном обороте карты Джунгарии, реконструированной в последние годы В. И. Волобуевым (см.: Златкин. История Джунгарского ханства, 1983, с. 237-244; Макшеев. Карта Джунгарии, составленная шведом Ренатом, с. 105-145; Волобуев. Некоторые итоги реконструкции карты Джунгарии И. Рената, с. 12-14). Как пишет В. В. Бартольд, «Ренату приписывалась интересная карта калмыцкого (т. е. Джунгарского. — Ш. М.) государства, найденная в 1879 г. в шведской королевской библиотеке в Линчёпинге (Linkoping). В настоящее время доказано, что Ренат только использовал и перевел на шведский язык калмыцкую карту, полученную им от ойратского владетеля Гадцан-Цэрена, причем латинская транскрипция калмыцких названий была сделана в Петербурге при участии русского знатока калмыцкого языка Василия Бакунина» (см.: Бартольд. История изучения Востока, с. 397; Котвин. Русские архивные документы по сношениям с ойратами, с. 797-799). М.

39. Труд хивинского хана, историка Абулгази был найден в рукописи на татарском языке во время пребывания пленных шведов в Сибири при Петре I. Этот исторический труд, известный под названием «Родословное древо тюрков», был переведен на русский язык; с русского текста шведами был сделан немецкий перевод, который вскоре по возвращении шведов после окончания Северной войны в Западную Европу, оказался в Голландии, где был сделан его французский перевод, вышедший в Лейдене в 1726 г. Его по поручению Академии наук перевел на русский язык В. К. Тредиаковский и напечатал в 1768 г. под заглавием «Родословная История о Татарах, переведенная на французский язык с рукописныя татарские книги, сочинения Абулгази-Баядур-Хана, и дополненная великим числом примечаний достоверных и любопытственных о прямом нынешнем состоянии Северной Азии с потребными географическими ландкартами, а с французского на российской в Академии Наук».

Лишь в 1874 г. П. И. Демезон издал подлинник сочинения Абулгази. Затем в 1914 г. в Казани появился его русский перевод, опубликованный Г. С. Саблуковым (см.: Родословное древо тюрков). Что касается теленгутов, в этнографической литературе о жителях Алтая принято выделять среди них ряд различающихся между собой территориальных и этнографических групп. Так, Б. О. Долгих при установлении племенного и родового состава коренного населения Сибири в XVII в. отмечает: «...как известно, в 1609 г. «белые калмыки» (они же телеуты, теленгуты - Подчеркнуто мною. — Ш. М.) во главе с Абаком (Обаком) приняли по предложению томских воевод русское подданство» (см.: Долгих. Родовой и племенной состав народов Сибири, с. 115). В указателе этнических названий, составленном Е. П. Батьяновой к русскому переводу известного труда В. В. Радлова «Из Сибири» (см.: Радлов. Из Сибири, с. 718-747), выстраивается целая серия вариантов наименований, имеющих отношение к упоминаемым Г. Ф. Миллером «теленгутам». В качестве самоназвания племени алтайских двоеданцев перечисляются теленгиг, теленгиты, теленгеты (см.: там же, с. 739). Теленгиты (теленгеты) выделяются как название отдельного племени алтайцев с отсылкой к терминам «двоеданцы, чуйцы» (там же. с. 739). Кроме того, выделяется наименование «теленгет» как самоназвание группы телеутов, а также наименования «теленгет, теленгеты» как подразделения телеутов (там же, с. 739). Е. П. Батьянова при этом даже подчеркивает, что группу (род — по терминологии В. В. Радлова) телеутов с самоназванием «теленгет» не следует смешивать с «теленгитами (чуйцами)». т.е. «чуй-кижи» — человек с р. Чуй. (там же, с. 96, 596, примеч. С. И. Вайнштейна, 70, 71). М.

40. Тефки-хан, правильно Тауке-хан, сын хана Джангира (Джахангира) — последний из обладавших реальной властью общеказахских ханов. Ко времени его правления относится составление свода норм казахского обычного права «Жеты Жарги». Годы жизни и правления определяются разными авторами по-разному. 1651-52 г. — год рождения или год приняли титула, второе более вероятно, так как в этом году погиб его отец. Начало правления относят также к 1680 г. В качестве года смерти фигурирует 1715 год, но это противоречит описанию событий Г. Ф. Миллером, в соответствии с которым контакты казахских ханов с М. П. Гагариным относятся, вероятно, к 1717 г. Возможно, Тауке умер в 1718 г., но в последние годы его власть ослабела, и он вынужден был делить ее с ханами жузов — трех основных объединений казахских племен и родов. Ханом Младшего жуза не раньше 1710 г. и не позже 1717 г. стал Абулхаир (Абульхайр, 1693-1748). Вероятно, Средним жузом в 1715-1718 гг. правил Каип-хан, сын Ксрау-султана. Логично предположить также, что титул общеказахского хана после смерти Тауке в 1718 г. перешел к его сыну Болату (Пулату, Пуладу), правившему до 1723 (?) г. Но этот титул уже не имел реального значения, и большинство авторов считают Болата ханом Среднего жуза. Каип-хан в 1716 г. направлял специального посла к Петру I. В 1731 г. принял подданство России.

Установление регулярных посольских связей казахских правителей с Россией инициировалось и созрело в значительной степени под влиянием сибирского губернатора князя М. П. Гагарина, который на протяжении ряда лет настойчиво обосновывал в своих посланиях казахским правителям Тауке, Каипу и Абулхаиру мысль о завоевательных планах джунгарского хунтайджи в сопредельных регионах Центральной Азии в годы правления Цэван-Рабдана (1697-1727) и постоянно убеждал их искать всемерной поддержки у Петра I для заключения совместного антиджунгарского военно-политического союза. Если Джунгарское ханство воевало против казахских ханов в 1643 и 1681-1684 гг., то при Цэван-Рабдане эти войны следовали одна за другой — в 1711-1712, 1714, 1717, 1723 и 1725 гг.

Приведенное в данном случае первое упоминание Г. Ф. Миллером имени Абулхаира с ханским титулом часто ошибочно относят к последним годам жизни старшего казахского хана Тауке (см.: Апполова. Присоединение Казахстана к России, с. 131-132). Однако Миллер имел в виду не какой-то единичный эпизод совместного обращения трех казахских ханов, Тауке, Каипа и Абулхаира, за помощью к сибирскому губернатору М. П. Гагарину (годы правления — 1710-1717), а несколько разновременных обращений, написанных в отдельности. Именно такие тексты разновременных ханских посланий, написанных каждым в отдельности, отложились в составе знаменитых миллеровских портфелей (см.: Материалы по истории Башкирской АССР, документ № 129, с. 278-279; Казахско-русские отношения в XVI-XVIII вв. Документы № 12, с. 14-15; № 15, с. 18,21; № 20, с. 25-27).

Среди использованных Миллером материалов обнаружено пять ханских посланий. Из них только одно письмо 1694 г. принадлежит хану Тауке, остальные четыре были написаны Каипом и Абулхаиром. Как известно, Тауке-хан еще 1694 г. принимал в своей резиденции в Туркестане русских посланцев — казаков Ф. Скибина и М. Трошина, отправленных из Тобольска. Первое письмо Абулхаира относится к 1715 г., первое письмо Каипа — к 1716 г., и по одному письму было отправлено обоими ханами почти одновременно на рубеже 1717-1718 гг. (см.: Бартольд. История изучения Востока, с. 405; Ерофеева. Хан Абулхаир: полководец, правитель и политик). Что касается Абулхаира, который хотя и был представителем маловлиятельной среди казахов младшей ветви родового древа Жанибек-хана, он был признан казахскими старшинами в 1710 г. ханом Младшего жуза. К., М.

41. Г. Ф Миллер еще до отъезда в Камчатскую экспедицию интересовался «тангутскими» письменами (так в XVIII в. назывались тибетские письменные памятники). На одном из заседаний Конференции Академии наук 1733 г. он представил «тангутский» (тибетский) алфавит с транскрипцией и переводами «тангутских» текстов, а во время путешествия продолжал собирать тибетские материалы. На основании своих собственных материалов он написал и в конце 1744 г. представил сочинение на латинском языке о тангутских (тибетских) письменах и о тех местах, где они были найдены. Этот труд Г. Ф. Миллера был заслушан на Конференции в начале 1745 г. и одобрен к печатанию. Он был первым его трудом, появившимся после возвращения из Сибири в 1747 г. в «Комментариях» Академии наук (в т. X) (см.: Mueller. De scriptis tanguticis). На заседании Конференции 12 сентября 1746 г. была представлена небольшая работа, посвященная уточнению перевода тибетского листа французскими ориенталистами братьями Мишелем и Этьеном Фурмонами (см.: Востриков. С. Ф. Ольденбург и изучение Тибета, с. 65; Воробьева-Десятовская. Лист тибетской рукописи). М.

42. Фурмонты — Этьен Фурмон (1683-1745) и Мишель Фурмон (1690-1746) — французские ориенталисты; авторы ряда исследований о древних надписях и восточной литературе. Бат.

42. Е. А. Княжецкая считает, что «Миллер ошибся, указав, что Усть-Каменогорская крепость была основана в 1720 г. Лихаревым. Из архивных документов стало известно, что она заложена годом раньше, осенью 1719 г., по приказанию Лихарева участником экспедиции подполковником Прокофием Ступиным» (Княжецкая. Новые сведения об экспедиции И. М. Лихарева, с. 17-18). Бат.