Мобильная версия сайта |  RSS
 Обратная связь
DrevLit.Ru - ДревЛит - древние рукописи, манускрипты, документы и тексты
   
<<Вернуться назад

Ксенофонт

АНАБАСИС

КНИГА VII

Глава I

(1) [О том, что совершили эллины во время совместного с Киром наступления, вплоть до битвы, а также после смерти Кира, направляясь к Понту, и что было содеяно ими, пока они шли пешим порядком и ехали по морю, намереваясь покинуть Понт, до прибытия за пределы его устья в азиатский Хрисополь, – рассказано в предыдущих главах].

(2) После этого Фарнабаз, боясь, чтобы войско не предприняло похода в его страну, направил посла к наварху Анаксибию, который находился тогда в Византии, и просил его переправить войско из Азии, обещая, со своей стороны, сделать все для этого необходимое. (3) Анаксибий призвал в Византий стратегов и лохагов и обещал, в случае если они переправятся, платить солдатам жалованье. (4) Стратеги и лохаги заявили, что они дадут ответ после совещания, а Ксенофонт сказал ему о своем желании покинуть войско и отплыть. Но Анаксибий попросил его совершить переправу вместе с войском и затем уже удалиться. Тот обещал исполнить это.

(5) Между тем, Севф-фракиец[1] через Медосада просил Ксенофонта содействовать переправе войска, присовокупив, что ему не придется в этом раскаиваться. (6) Ксенофонт ответил: "Войско и так переправится, за это не надо давать денег ни мне, ни кому-либо другому. После переправы я уеду, и тогда пусть Севф обратится с предложениями к остающимся влиятельным лицам наиболее надежным, по его мнению, путем".

(7) После этого все войско переправилось в Византий. А Анаксибий не выплатил ему жалованья, но приказал солдатам с оружием и обозом уйти из города, якобы для того, чтобы он мог отправить их дальше, произведя им подсчет. Солдаты были очень рассержены, так как у них не было денег для покупки продовольствия на дорогу, и они стали снаряжаться в путь весьма неохотно. (8) А Ксенофонт, заключивший союз гостеприимства с гармостом Клеандром, пришел к нему и стал прощаться, собираясь уехать. Но Клеандр сказал ему: "Не делай этого. В противном случае на тебя падет обвинение, так как и сейчас уже некоторые лица обвиняют тебя за промедление с уходом войска". (9) Ксенофонт оказал: "Я нисколько в этом не виноват. Сами солдаты, нуждаясь в пополнении своих запасов, недовольны уходом". (10) "И все же, – сказал Клеандр, – я советую тебе выйти из города таким образом, словно ты намереваешься отправиться в поход вместе с солдатами, а когда войско будет за пределами города – уехать". "В таком случае, – сказал Ксенофонт, – переговорим об этом с Анаксибием". Они пошли к нему и изложили положение дела.

(11) Анаксибий приказал Ксенофонту поступить именно таким образом, а войску собраться в путь и уйти как можно скорее, и прибавил, что всякий, не явившийся на смотр и подсчет, ответит за это. (12) Затем из города сперва вышли стратеги, а за ними остальные. Уже все, кроме немногих, находились за пределами города, и Этеоник встал у ворот для того, чтобы закрыть их, когда все выйдут, и задвинуть засов. (13) Тогда Анаксибий вызвал стратегов и лохагов и сказал: "Продовольствие вы можете достать из фракийских деревень, где много ячменя, пшеницы и других припасов. Забрав припасы, идите в Херсонес, где Киниск выдаст вам жалованье". (14) Солдаты подслушали эти слова или, может быть, кто-нибудь из лохагов разгласил их среди войска. А стратеги тем временем стали наводить справки о Севфе: враг ли он или друг и следует ли итти через Священную гору[2], или в обход ей, по середине Фракии. (15) Пока они совещались, солдаты, схватили оружие и пустились бегом к воротам, намереваясь вновь проникнуть в город. А Этеоник и его помощники при виде подбегавших гоплитов закрыли ворота и задвинули засов. (16) Солдаты стали колотить в ворота и кричать, что с ними поступают в высшей степени несправедливо, выгоняя их вон, к врагам. (17) Они грозили выломать ворота, если их не откроют добровольно. Другие солдаты побежали к морю и перелезли через городскую стену по выступу, а те воины, что оставались еще внутри стен, как только увидели происходящее у ворот, топорами изрубили засовы, открыли ворота, и солдаты ворвались в город.

(18) Увидя это, Ксенофонт испугался, что войско начнет грабить и произойдут непоправимые бедствия, как для города, так и для него самого и для солдат. Он побежал и вместе с толпой ворвался в город. (19) А византийцы при виде силой вторгающегося войска побежали с рынка, одни к кораблям, другие в дома, а те, что находились в домах, выбегали на улицу; некоторые спускали триэры в море, чтобы спастись на них, и все ожидали гибели, словно город был взят неприятелем. (20) Этеоник укрылся на мысу, а Анаксибий бежал к морю, на рыбачьей лодке пробрался кружным путем на акрополь и тотчас же послал за гарнизоном в Калхедону, так как, по его мнению, отряд, находившийся на акрополе, был недостаточен для отражения нападающих.

(21) Когда солдаты увидели Ксенофонта, они обступили его большой толпой и сказали: "Теперь, Ксенофонт, ты можешь стать великим. В твоей власти город, триэры, богатства и великое множество людской силы. Теперь, если только ты пожелаешь это сделать, ты можешь обогатить нас, а мы тогда возвеличим тебя". (22) Ксенофонт, чтобы успокоить их, ответил: "Вы дельно рассуждаете, и я так и поступлю. Если вы действительно этого хотите, то немедленно стройтесь с оружием в руках". (23) Он и лично уговаривал их исполнить это и через них просил других солдат взять оружие и встать в ряды. Солдаты стали строиться, и в скором времени гоплиты уже стояли по 8 человек в глубину и пельтасты побежали на оба фланга. (24) Та площадь, на которой можно было очень хорошо построить войско называется Фракийской[3]; она ровная и на ней нет строений. Когда солдаты заняли свои места в строю и все успокоились, Ксенофонт обратился к войску и сказал: (25) "Солдаты, я не удивляюсь тому, что вы негодуете и считаете себя обманутыми и обиженными. Однако представьте себе, что получится, если мы последуем нашему влечению, отомстим находящимся здесь лакедемонянам за обман и разграбим ни в чем неповинный город. (26) Мы станем тогда открытыми врагами лакедемонян и их союзников. А какая, начнется тогда война – об этом легко догадаться тем, кто видел и помнит недавние события[4]. (27) Ведь мы, афиняне, вступили в войну с лакедемонянами и их союзниками, владея, по крайней мере, 300 триэр, находившимися частью в море, частью в доках, обладая огромными, хранившимися в городе денежными суммами и располагая ежегодным доходом с собственной страны и с чужих областей, равным, по крайней мере 1000 талантам. Мы властвовали над всеми островами и владели многими городами в Азии и в Европе, в том числе и тем самым Византием, где мы сейчас находимся. И, несмотря на это, мы довоевались до того конца, который всем вам известен. (28) Что же придется испытать нам теперь, когда лакедемоняне располагают не только прежними союзниками, но когда и афиняне с их бывшими союзниками все присоединились к ним, когда Тиссаферн и все другие живущие у моря варвары – наши враги; а величайшим врагом нашим является сам персидский царь, так как мы пришли к нему с тем, чтобы отнять у него власть и даже убить его, если это будет в нашей власти? Поскольку все; они заодно, то разве найдется такой безумец, который, посмеет надеяться на нашу победу? (29) Ради богов, усмирим свой гнев, да не погибнем мы с позором, как враги отечества и собственных друзей и близких. Ведь все они живут в тех городах, которые пойдут на нас войной, и с полным правом, потому что мы не захотели овладеть ни одним варварским городом, даже одерживая победы, но собираемся опустошить первый эллинский город, в который мы пришли. (30) Я готов провалиться сквозь землю на глубину 1000 оргий прежде, чем мои глаза увидят такой с вашей стороны поступок. И я советую вам, как эллинам, попытаться добиться справедливости, покоряясь тем, кто властвует над эллинами. Если вам это не удастся, то мы хотя и претерпим обиду, все же не будем изгнаны из Эллады. (31) А сейчас, по моему мнению, надо отправить послов к Анаксибию и передать ему, что мы вошли в город не ради насилия, но в надежде по возможности получить от него помощь, а если это не удастся, показать ему, что мы удаляемся потому, что решили остаться послушными, хотя он и не сумел нас обмануть".

(32) Так и порешили, и с этим поручением послали элейца Иеронима, который должен был говорить, аркадянина Эврилоха и ахейца Филесия, и они отправились для переговоров.

(33) Пока солдаты еще ждали ответа, явился фиванец Койратид[5], который странствовал по Элладе, хотя и не был изгнанником: он мечтал стать полководцем и предлагал свои услуги всем городам и народам, нуждавшимся в стратеге. Явившись в Византий с тем же намерением, он сказал, что готов вести эллинов в так называемую фрикийскую Дельту[6], где они смогут захватить много богатой добычи. А тем временем, пока они дойдут туда, он обещал доставлять им пищу и питье в изобилии. (34) До солдат эти слова дошли одновременно с ответом Анаксибия, а тот ответил, что солдатам не придется раскаиваться в своем послушании и что он сообщит об этом своему правительству и сам по мере сил позаботится о них. (35) И они приняли Койратида в качестве стратега и вышли за пределы города. Койратид обещал притти к войску на следующий день с жертвенными животными, прорицателем, пищей и питьем для солдат. (36) А когда они вышли из города, Анаксибий закрыл ворота и объявил через глашатая, что всякий солдат, захваченный в городе, будет продан в рабство. (37) На следующий день пришел Койратид с жертвенными животными и прорицателем, и за ним следовало 20 человек, которые несли ячмень, другие 20 – вино, трое – масло, а один человек тащил такой большой груз чеснока, какой только был в силах снести, и, наконец, еще один нес такой же груз лука. Все это было сложено как предназначенное для раздачи, и Койратид стал совершать жертвоприношение. (38) А, между тем, Ксенофонт послал за Клеандром и просил добиться для него разрешения на вход в город и отплытие из Византия. (39) Клеандр пришел и рассказал, что он явился, добившись положительного ответа лишь с большим трудом, так как Анаксибию не нравится, что солдаты находятся за городом, а Ксенофонт в городе, тем более, что византийцы не согласны между собой и смотрят друг на друга как враги. Однако Анаксибий, по словам Клеандра, разрешил Ксенофонту войти в город, если только он согласен отплыть вместе с ним. (40) Ксенофонт простился с солдатами и вместе с Клеандром вступил в город. Между тем, Койратид в первый день не получил благоприятных предзнаменований при жертвоприношении и ничего не роздал солдатам. На следующий день, когда жертвенные животные уже стояли у алтаря и Койратид был увенчан венком для принесения жертвы, пришли Тимасий-дарданец, Неон из Асины и Клеанор из Эрхомен и сказали Койратиду, чтобы он воздержался от жертвоприношения, так как он не поведет войска, если не удовлетворит его продовольствием. Койратид тогда приказал раздать запасы. Но когда выяснилось, что у него большая нехватка припасов даже для того, чтобы прокормить солдат в течение одного дня, то он ушел, захватив с собой жертвенных животных, и отказался от стратегии.

Глава II

(1) Неон из Асины, ахейцы Фриниск, Филесий, Ксантикл и Тимасий из Дарданы остались при войске и, пройдя во фракийские деревни, что расположены близ Византия, встали там лагерем. (2) Между стратегами существовали разногласия, так как Клеанор и Фриниск хотели вести войска к Севфу, который просил их об этом, подарив одному лошадь, другому девушку. А Неон хотел вести солдат в Херсонес, надеясь получить начальство над всем войском, когда оно окажется под властью лакедемонян. Тимасий желал переправиться обратно на ту сторону, в Азию, думая, таким образом снова водвориться на родину, и солдаты желали того же самого.

(3) Но время шло, и многие солдаты, распродав оружие в этих местностях, разъехались, кто куда мог, а другие [распродав оружие в этих местностях] смешались с населением городов. (4) Анаксибий радовался известию о распаде войска. Он надеялся этим особенно угодить Фарнабазу.

(5) Но когда Анаксибий отплыл из Византия, он встретился в Кизике с Аристархом, преемником Клеандра, гармоста Византии, и тот передал ему, будто и новый наварх[7]  Полос скоро уже появится в Геллеспонте. (6) Тогда Анаксибий поручил Аристарху продать в рабство всех солдат Кира, которых он, может быть, еще застанет в Византии. Клеандр этого не сделал, но, наоборот, заботился об уходе за больными из сострадания к ним и заставлял принимать их в дома. Но Аристарх тотчас же по приезде, продал в рабство не менее 400 человек. (7) Анаксибий, прибыв в Парий, послал к Фарнабазу, требуя выполнения условий. Но когда Фарнабаз узнал, что новый гармост Аристарх прибыл в Византий и Анаксибий уже не состоит навархом, он не обратил на последнего никакого внимания и стал вести с Аристархом такие же переговоры относительно войска Кира, какие раньше вел с Анаксибием.

(8) Тогда Анаксибий вызвал к себе Ксенофонта и просил его любым способом и как можно скорее отправиться к войску, не дать ему распасться на части, собрать как можно больше разрозненных отрядов и, приведя их в Перинф, спешно переправить в Азию. Он предоставил ему тридцативесельный корабль, дал письмо и послал с ним человека, чтобы приказать перинфянам как можно скорее отправить Ксенофонта дальше к войску на лошадях. (9) Ксенофонт переплыл (пролив) и прибыл к войску; солдаты приняли его радостно и тотчас же охотно последовали за ним в надежде переправиться из Фракии в Азию.

(10) Услышав о его возвращении, Севф послал к Ксенофонту по морю Медосада с просьбой привести войско к нему и сулил ему все, чем он надеялся склонить его на свою сторону. Но Ксенофонт ответил, что этому не бывать. (11) С этим ответом Медосад отплыл. Когда эллины прибыли в Перинф, Неон с 800 примерно человек отделился и встал лагерем поодаль; все же остальное войско расположилось вместе возле стен Перинфа.

(12) После этого Ксенофонт стал вести переговоры о кораблях с тем, чтобы переправиться как можно скорее. В это время, по наущению Фарнабаза, прибыл из Византия наместник Аристарх с двумя триэрами, запретил навклерам[8] перевозить войско и, придя в лагерь, велел солдатам не переплывать в Азию. (13) Ксенофонт сказал: "Таков приказ Анаксибия; ради этого он и послал меня сюда". "Анаксибий уже больше не наварх, – сказал Аристарх, – а я здесь гармост; если я захвачу кого-нибудь из вас на море, то потоплю его". С этими словами он ушел в город, а на следующий день послал за стратегами и лохагами. (14) Когда они уже были у самых городских стен, кто-то предупредил Ксенофонта, что если только он войдет в город, то будет схвачен и с ним либо расправятся здесь на месте, либо выдадут его Фарнабазу. Тогда Ксенофонт послал других вперед и сказал, что сам он предполагает принести жертву. (15) Возвратясь, он принес жертву и вопросил, позволят ли ему боги сделать попытку отвести войско к Севфу. Он видел, с одной стороны, что небезопасно переправляться, поскольку тот, кто намеревался оказать этому противодействие, обладал триэрами, а с другой стороны, Ксенофонт не хотел оказаться окруженным со всех сторон, придя в Херсонес[9], причем солдаты терпели бы большой недостаток во всем и тогда по необходимости подчинились бы тамошнему гармосту; ведь войско не позаботилось захватить с собой продовольствие.

(16) Этим был занят Ксенофонт. А лохаги и стратеги вернулись от Аристарха и сообщили, что тот приказал им теперь удалиться, а вечером притти к нему. Тут особенно ясно обнаружился злой умысел. (17) Так как жертвы оказались благоприятны уходу Ксенофонта и войска к Севфу, то он взял с собой лохага Поликрата из Афин и от каждого стратега, кроме Неона, по одному доверенному лицу и отправился ночью к войску Севфа за 60 стадий. (18) Когда он приблизился к нему на небольшое расстояние, то натолкнулся на брошенные сторожевые костры. Ксенофонт сперва подумал, что Севф ушел в другое место, но, когда он услышал шум и когда воины Севфа стали перекликаться, тогда он понял, что Севф велел зажечь костры впереди сторожевых постов для того, чтобы последние остались невидимыми в темноте и нельзя было установить ни их численности, ни места их пребывания, а подходящим к лагерю лицам невозможно было скрыться, находясь на виду, в свете костров. (19) Сообразив это, Ксенофонт послал вперед бывшего при нем переводчика и приказал ему сказать Севфу. что прибыл Ксенофонт и ищет с ним встречи. Они (стража) спросили, не тот ли это афинянин, что находится при войске, и когда переводчик подтвердил это, они вскочили на лошадей и помчались. (20) Немного погодя появилось около 200 пельтастов и, взяв с собой Ксенофонта и его спутников, они повели их к Севфу. (21) Он находился в башне под сильной охраной, а вокруг стояли взнузданные кони. Дело в том, что из страха (перед врагами) он разрешал пасти коней только днем, а по ночам они оставались взнузданными и под охраной. (22) Рассказывали, будто в прежние времена Тер, предок Севфа, в этой самой стране, имея при себе болышое войско, понес большие потери от тех же врагов, причем у него был даже отнят обоз. Враги эти были фины[10], по рассказам, самый опасный противник в ночном бою.

(23) Когда они приблизились, Севф пригласил Ксенофонта войти вместе с двумя спутниками по его выбору. Войдя, они сперва поздоровались и по фракийскому обычаю пили за здоровье друг друга вино из рога. При Севфе находился и Медосад, который постоянно служил у него послом. (24) Затем Ксенофонт начал говорить: "Севф ты в первый раз послал ко мне вот этого Медосада в Калхедон и просил меня содействовать переправе войска из Азии, обещая, если я исполню это, отблагодарить меня. Так передавал Медосад". (25) Затем Ксенофонт спросил Медосада, правду ли он говорит, и тот подтвердил. "Вторично Медосад приехал, когда я переправился обратно к войску из Пария, и обещал мне, что ты, в случае привода, к тебе войска, станешь моим другом и братом и, кроме того, уступишь мне свои приморские владения". (26) Затем он снова спросил Медосада, говорил ли тот эти слова. Медосад опять подтвердил. "А теперь, – сказал Ксенофонт, – расскажи ему сперва, что я ответил тебе в Калхедоне". (27) "Ты ответил, – сказал Медосад, – что войско должно переправиться в Византий и за это не надо ничего платить ни тебе, ни другим, и прибавил, что после того, как ты сам переправишься, ты уедешь. И все случилось так, как ты говорил". (28) А что я говорил, – спросил Ксенофонт, – когда ты прибыл в Селимбрию?". "Ты сказал, что это невозможно, так как вы, придя в Перинф, переправитесь в Азию". (29) "И вот, – сказал Ксенофонт, – теперь я явился к тебе вместе с Фриниском-стратегом и Поликратом-лохагом, а снаружи находятся доверенные лица от каждого стратега, кроме лаконца Неона. (30) Если ты хочешь придать нашим переговорам больше веса, то пригласи и их. Выйди к ним. Поликрат, скажи, что я приказываю им оставить там оружие, сам оставь свой меч и вернись".

(31) Услышав это, Севф сказал, что он доверяет всем афинянам, потому что они ему сродни[11], и считает их добрыми друзьями. Затем, когда вошли приглашенные, Ксенофонт сперва спросил Севфа, на какие цели он думает употребить войско, и Севф сказал следующее: (32) "Моим отцом был Майзад, который правил меландитами, финами и транипсами. Изгнанный из этой страны, когда дела одрисов[12] пришли в плохое состояние, он умер от болезни, а я, сирота, был воспитан у нынешнего царя Медока. (33) Когда я возмужал, то мне стало невыносимо жить, глядя на чужой хлеб, и однажды, сидя с царем за одной трапезой, я стал умолять его дать мне сколько он может людей, чтобы попытаться отомстить выгнавшим нас и чтобы я не оставался у него дольше из милости. (34) Тогда он дал мне тех людей и коней, которых вы увидите, когда наступит день, и теперь я повелеваю ими и живу, грабя мое отечество. Но если вы присоединитесь ко мне, то я надеюсь, с помощью богов, без труда вернуть свое царство. Об этом-то я и прошу вас".

(35) Ксенофонт сказал: "А что бы ты мог дать войску, лохагам и стратегам в случае нашего перехода к тебе? Объяви нам, чтобы мы могли сообщить солдатам". (36) Севф обещал платить каждому солдату по кизикину (в месяц), каждому лохагу вдвое и каждому стратегу в четыре раза больше и, кроме того, дать земли, сколько они пожелают, упряжных животных и укрепленное место у моря. (37) "Но в том случае, – спросил Ксенофонт, – если мы при всем старании не добьемся успеха и лакедемоняне будут грозить нам, примешь ли ты к себе тех, которые захотят перейти к тебе?". (38) Севф сказал: "Они станут нашими братьями, сотрапезниками и соучастниками во всем, что нам удастся добыть. А тебе, о Ксенофонт, я дам свою дочь, и если у тебя есть дочь, то я, по фракийскому обычаю, дам за нее выкуп и подарю ей для жительства Висанфу, самое лучшее из моих приморских поселений".

Глава III

(1) После этих речей, пожав правую руку Севфа, эллины удалились. До наступления утра они прибыли в лагерь и каждый сообщил пославшим его результаты поездки. (2) Когда наступил день, Аристарх снова позвал к себе стратегов, но они решили не итти к нему и собрать войско. Собрались все, кроме солдат Неона, так как они находились на расстоянии примерно 10 стадий. (3) Когда все были в сборе, Ксенофонт выступил и сказал следующее: "Воины, Аристарх, имеющий в своем распоряжении триэры, препятствует нам плыть туда, куда мы хотим, и садиться на корабли не безопасно. Он также приказывает нам силой пробиться в Херсонес через Священную гору. Если мы придем туда, овладев этой горой, то он обещает не продавать вас в рабство, как было в Византии, и больше не обманывать, но платить вам жалованье, а также не допускать, чтобы вы, как это происходит в настоящее время, нуждались в продовольствии. (4) Таковы его слова. А Севф обещал, если вы придете к нему, облагодетельствовать вас. Итак, решайте, будете ли вы совещаться об этом здесь, на месте, или там, куда мы отправимся за продовольствием. (5) Мне кажется, если мы останемся совещаться здесь, у нас, прежде всего, не будет денег для закупок, а забирать без платы не дозволят. Если же мы отправимся в деревни, где беззащитные жители не смогут помешать нам захватить продовольствие, то там, располагая припасами, мы выслушаем предложение каждого из них (Аристарха и Севфа) и выберем то, что нам покажется наилучшим. (6) Кто согласен с этим, – сказал он, – пусть поднимет руку". Все подняли руки. "Теперь, – сказал он, – разойдитесь, собирайтесь в дорогу и по сигналу следуйте за передовым отрядом".

(7) Ксенофонт повел войско, и солдаты последовали за ним. Неон и посланцы Аристарха, правда, убеждали их вернуться, но они не послушались. Пройдя около 30 стадий, они повстречали Севфа. Увидя Севфа, Ксенофонт попросил его подъехать ближе, чтобы возможно большее количество солдат услышало то, что он считал нужным ему сказать. (8) Севф приблизился, я Ксенофонт сказал: "Мы идем туда, где войско может достать продовольствие. Там, выслушав предложения твои и лакедемонян, мы выберем то, что покажется нам лучшим. Если бы ты повел нас туда, где продовольствие имеется в изобилии, то мы сочли бы себя твоими гостями". (9) Севф сказал: "Мне известны многочисленные, близко расположенные друг от друга деревни, полные всяких припасов, находящиеся на таком от нас расстоянии, что, дойдя до них, вы с удовольствием там пообедаете". (10) "Итак, веди нас", – сказал Ксенофонт. Они прибыли туда после полудня, солдаты собрались на сходку, и Севф сказал следующее: "Солдаты, я прошу вас отправиться со мной в поход и обещаю дать каждому из вас по кизикину, а лохагам и стратегам – согласно установленному обычаю[13]. Кроме того, я буду награждать отличившихся. Пищу и питье вы, как и сейчас, будете забирать в стране. Но добычу я считаю нужным оставлять за собой, чтобы, продав ее, я мог заплатить вам жалованье. (11) Бегущих и скрывающихся врагов мы и сами сумеем преследовать и отыскать, а сопротивляющихся мы с вашей помощью постараемся победить". (12) Ксенофонт спросил: "На какое расстояние от моря ты хочешь повести за собой войско?". Он ответил: "Никак не более 7 дней пути, а в большинстве случаев и меньше".

(13) После этого было позволено говорить всем желающим. И многие высказались в том смысле, что предложение Севфа заслуживает всяческого одобрения. Ибо наступила зима и желающим отплыть домой нельзя этого сделать, а прожить в дружественной стране невозможно, раз необходимо за все платить, пребывать же и питаться во вражеской стране гораздо безопаснее вместе с Севфом, чем без него. А если при всех этих благах еще будет выдаваться жалованье, то это надо считать чистой находкой. (14) После них Ксенофонт сказал: "Если кто-нибудь хочет возразить – пусть выскажется, в противном случае поставим на голосование". Так как никто не выступил против, то он поставил вопрос на голосование. Предложение было принято, и Ксенофонт тотчас же сказал Севфу, что эллины пойдут с ним в поход.

(15) После этого воины разбили палатки по отрядам, а стратегов и лохагов Севф пригласил на обед в ближайшую занятую им деревню.

(16) Когда они подошли к двери Севфа, направляясь на обед, появился некий Гераклид из Маронеи; он подходил к каждому, кого считал в состоянии подарить что-либо Севфу, и сперва заговорил с несколькими гражданами Пария, которые находились там, направляясь к царю одрисов Медоку, чтобы заключить с ним союз, и везли подарки ему и его жене[14]. Он сказал, что Медок находится в глубине страны на расстоянии 12 дней пути от моря, а Севф, с помощью такого войска, станет властвовать в приморской области. (17) "В качестве вашего соседа он более других будет способен оказать вам услугу или причинить зло, – говорил Гераклид. – Будьте же благоразумны и отдайте ему то, что вы везете с собой. Это будет выгоднее для вас, чем если вы отдадите все Медоку, живущему так далеко". И он убедил их такими речами.

(18) Затем он подошел к Тимасию из Дарданы, так как слышал, что у того имеются варварские кубки и ковры, и сказал, что Севф рассчитывает получить подарки от приглашенных к обеду. "Если Севф добьется здесь господства, – сказал он, – то в его власти будет отправить тебя домой, а если ты останешься здесь, сделать тебя богатым". Так он твердил всем и каждому. (19) Подойдя к Ксенофонту, он сказал: "Ты происходишь из самого великого города, и имя твое у Севфа пользуется; самым большим почетом. Может быть, ты захочешь получить в этой стране укрепленные стенами города и поместья, какие уже получили многие из нас. Поэтому тебе следует почтить Севфа и наиболее великолепными подарками. (20) Даю тебе этот совет как друг. Я, ведь, прекрасно знаю, что в той же степени, в какой твои подарки превзойдут подарки других лиц, и Севф облагодетельствует тебя преимущественно перед остальными". Внимая этим словам, Ксенофонт был в затруднении; ведь он приехал из Пария, имея при себе всего навсего одного раба и деньги только на дорожные расходы.

(21) Когда собрались на пир самые знатные из находившихся налицо фракийцев, эллинские стратеги и лохаги, а также бывшие там в то время посольства из городов, приступили к обеду, усевшись в круг. Затем для каждого из обедавших внесли по столу на трех ножках; на них [числом около 20] лежали куски мяса и, кроме того, к ним были привязаны большие кислые хлеба. (22) Кушанья подносились, главным образом, гостям, ибо таков был их обычай, и Севф показал пример, поступив следующим образом: он взял лежавшие перед ним хлеба, разломил их на небольшие куски и бросил кому хотел (из присутствующих), и так же поступил он с мясом, оставляя себе лишь столько, сколько он мог съесть сам. (23) И другие обедавшие, перед которыми стояли столы, поступали таким же образом. Но некий аркадянин по имени Ариста, большой обжора, не захотел бросать другим еды; взяв в руку хлеб, величиной примерно в 3 хойника, и, положив мясо на колени, он принялся уписывать еду. (24) Разносили также рога с вином, и все брали по рогу. Но когда виночерпий с рогом подошел к Аристе, тот, видя, что Ксенофонт уже кончил есть, сказал: "Подай ему, он уже отдыхает, а я еще занят". (25) Севф заметил происходивший разговор и спросил виночерпия, что говорит Ариста. Виночерпий объяснил, так как он знал язык эллинов, и все рассмеялись.

(26) Когда началась попойка, вошел фракиец, ведя за собой белого коня, и, взяв наполненный вином рог, сказал: "Пью за твое здоровье, Севф, и дарю тебе этого коня; на нем ты догонишь всякого, кого захочешь, а при отступлении ты можешь не бояться врага". (27) Другой ввел раба и подарил его таким же образом, выпив за здоровье Севфа; третий подарил одежды для его жены. А Тимасий выпил за здоровье Севфа и подарил ему серебряную чашу и ковер ценой в 10 мин. (28) Один афинянин, Гнесипп, встал и сказал, что существует прекрасный древний обычай, согласно которому имущие одаряют царя в знак питаемого к нему уважения, а неимущих одаривает царь. "И я, – сказал он, – только таким путем мог бы подарить тебе что-нибудь и оказать тебе почет". (29) А Ксенофонт не знал, как ему поступить, тем более, что он как почетный гость сидел на ближайшем к Севфу дифросе[15]. Тем временем Гераклид приказал виночерпию поднести Ксенофонту рог. Тот, будучи уже несколько навеселе, встал, смело взял рог и сказал: (30) "Севф, я отдаю тебе самого себя и вот этих моих товарищей в качестве верных друзей, причем ни один из них не идет к тебе против воли, но все они еще больше, чем я, желают твоей дружбы. (31) Сейчас они находятся здесь, больше ничего от тебя не требуют и согласны добровольно обречь себя на труды и опасности ради тебя. С ними, если это будет угодно богам, ты обретешь и те обширные земли, которые тебе пришлось оставить, хотя они и принадлежали твоему отцу, и множество коней, мужей и прекрасных жен, и тебе не придется добывать все это грабежом, но эти люди сами поднесут их тебе как подарки". (32) Севф встал, выпил вместе с Ксенофонтом и вместе с ним опрокинул рог[16]. После этого вошли люди, которые трубили в такие рога, какими подают сигналы, и в трубы, сделанные из сырой бычачьей кожи, и все это в такт, как при игре на мегадиде[17]. (33) Тут сам Севф поднялся, прокричал военный клич и пустился скакать с большой легкостью, словно он спасался от пущенного в него копья. Появились также скоморохи.

(34) Когда солнце стало клониться к закату, Эллины встали и заявили, что пора расставить стражу на ночь и отдать пароль. Они попросили Севфа распорядиться, чтобы ни один фракиец не подходил ночью к эллинскому лагерю. "Ибо фракийцы, – говорили они, – наши враги, а вы, наши друзья, тоже фракийцы". (35) Когда они вышли, то встал и Севф, уже без всяких следов опьянения. Выйдя из помещения и отозвав в сторону одних стратегов, он сказал: "Эллины, враги еще ничего не знают о нашем союзе. Если мы пойдем на них прежде, чем они примут меры к самосохранению и приготовятся к отпору, то мы несомненно захватим как их самих, так и их имущество". (36) Стратеги согласились с этим и попросили его вести войско. Он сказал: "Итак, будьте готовы и ждите меня, а когда наступит время, я приду, захвачу с собой вас и пельтастов и вместе с конницей поведу вас впереди". (37) А Ксенофонт заметил: "Подумай, однако, не лучше ли будет последовать эллинскому обычаю, поскольку мы отправимся в поход ночью. Ведь днем в походах в авангарде идут наиболее подходящие для этого, смотря но характеру местности, отряды, – когда гоплиты, когда пельтасты, а когда и конница, но ночью, согласно эллинскому обычаю, впереди идут всегда наиболее медленно движущиеся отряды. (38) Благодаря этому войско не так легко раскалывается на части и оторвавшиеся отряды не так легко теряются. А между том блуждающие отряды нередко наталкиваются друг на друга и, не признав своих товарищей, наносят друг другу урон". (39) Тогда Севф ответил: "Вы правы, и я последую вашему обычаю. Я дам вам в проводники стариков, лучше всех знающих страну, а сам вместе с конницей последую за ними в хвосте войска. А если это потребуется, я быстро проскачу вперед". Пароль назначили "Афина", в силу родственных связей. Порешив таким образом, они предались отдыху.

(40) Около полуночи появился Севф с одетыми в панцыри всадниками и вооруженными пельтастами. После передачи проводников, впереди пошли гоплиты, следом за ними пельтасты, а конница составляла арьергард. (41) С наступлением дня Совф проехал вперед и похвалил эллинский обычаи. По его словам, он сам вместе с конницей во время ночных походов, даже с немногочисленным войском, неоднократно отбивался от пехоты. "Теперь же, – говорил он, – как оно и надлежит, мы с наступлением дня все оказываемся в сборе. Однако подождите меня здесь и отдохните, а я вернусь, произведя разведку". (42) Сказав это, он поскакал через гору по какой-то дороге. Доехав до глубокого снега, он стал искать, нет ли где следов людей, проходивших вперед или назад. Но, убедившись в том, что никто не проходил этой дорогой, он быстро возвратился назад и сказал: (43) "Воины, все пойдет прекрасно, если это будет угодно богу, так как мы нападем на них врасплох. Я вместе с конницей поскачу вперед, чтобы в случае, если кто попадется нам на глаза, он не мог убежать и дать знать врагам. Следуйте за мной, и если вы отстанете, идите по конским следам. Перейдя гору, мы придем в многочисленные и богатые деревни".

(44) С наступлением полудня он уже был на вершине горы я, увидав внизу деревни, прискакал к гоплитам и сказал: "Я сейчас прикажу коннице быстро спуститься на равнину, а пельтастов направлю в деревни. Следуйте за ними как можно скорее, чтобы отразить всех, кто будет сопротивляться". Услышав это, Ксенофонт сошел с коня. Севф спросил его: "Почему ты сходишь с коня, когда надо торопиться?". "Я понимаю, – ответил Ксенофонт, – но ведь не за мной одним дело. А гоплиты побегут быстрее и охотнее, если я поведу их пешком". (45) После этого Севф удалился, а с ним и Тимасий со своими 40 эллинскими всадниками. А Ксенофонт приказал всем легко вооруженным солдатам моложе 30 лет выступить из лохов. Сам он побежал вместе с ними вперед, а Клеанор повел остальных. (46) Когда они пришли в деревни, Севф с 30 примерно всадниками подскакал к ним и сказал: "О, Ксенофонт, твои слова сбылись: местные жители в наших руках, однако мои всадники рассеялись в разные стороны, преследуя разбежавшихся, и я боюсь, чтобы враги не собрались воедино и не наделали нам хлопот. Необходимо также кому-нибудь из нас остаться в деревнях, так как они очень многолюдны". (47) Ксенофонт ответил: "Тогда я с моими солдатами займу вершины, а ты прикажи Клеанору вытянуть фалангу по равнине вдоль деревень". Когда это было выполнено, они захватили около 1000 рабов, рогатого скота около 2000 и мелкого скота около 10000 (голов). Затем они там же расположились на ночлег.

Глава IV

(1) На следующий день Севф сжег до основания деревни, не оставив в целости ни одного дома, с целью нагнать страх на других жителей страны и показать им, какая их ждет участь, если они ему не покорятся, и пошел дальше. (2) Он послал Гераклида продать добычу в Перинфе, чтобы было чем выплатить жалование солдатам, а сам вместе с эллинами расположился лагерем на равнине финов. А фины покинули свои дома и бежали в горы. (3) Тем временем выпал глубокий снег и настал такой холод, что вода, приносимая к обеду, замерзала, так же как и вино в глиняных сосудах, и многие эллины отморозили себе носы и уши. (4) Тогда выяснилось, почему фракийцы носят на головах и ушах лисьи шкуры[18], а также хитоны, прикрывающие не только грудь, но и бедра, а при верховой езде – плащи, доходящие до пят, а не хламиды[19]. (5) Между тем Севф послал кое-кого из пленных в горы с наказом передать беглецам, что если они не вернутся в свои жилища и не покорятся ему, то он сожжет их деревни, а также хлеб, и они погибнут от голода. Тогда с гор стали спускаться женщины, дети и старики; а молодые люди остались в деревнях у подножья горы. (6) Узнав об этом, Севф приказал Ксенофонту взять с собой самых молодых гоплитов и последовать за ним. Выступив ночью, они на рассвете пришли в деревни. Большая часть финов убежала, так как горы находились поблизости, но всех схваченных Севф приказал, не давая им пощады, убить дротиками.

(7) Некий Эписфен из Олинфа […] увидел вооруженного щитом мальчика, почти юношу, которому грозила смерть, прибежал к Ксенофонту и стал умолять его оказать мальчику помощь. (8) Ксенофонт пошел к Севфу, попросил не убивать мальчика. […]. (9) Севф спросил Эписфена: "Может быть, Эписфен, ты согласен умереть вместо него?". Тот подставил свою шею и сказал: "Руби, если мальчик согласен и будет мне благодарен. (10) Севф спросил мальчика, не убить ли этого человека вместо него? Мальчик воспротивился этому и умолял оставить обоих в живых. […]. (11) Севф рассмеялся и дал свое согласие. Он решил расположиться тут же, чтобы бежавшие в горы не могли получить пропитания из этих деревень. Сам он сошел на равнину и стал там лагерем, а Ксенофонт с отборными воинами остановился в самой верхней деревне у подножья горы, остальные эллины разбили лагерь поблизости, среди так называемых горных фракийцев.

(12) Прошло несколько дней, и фракийцы стали спускаться с гор к Севфу и вести переговоры о союзе и заложниках. А Ксенофонт, придя к Севфу, заявил, что его отряд стоит в невыгодных условиях и враги находятся близко от них. "Лучше было бы, – сказал он, – расположиться под открытым небом в укрепленных местах, чем в домах, где эллины легко могут погибнуть". Но Севф просил его не беспокоиться и указал на находившихся у него заложников. (13) В то же время кое-кто из спустившихся с гор просил самого Ксенофонта содействовать в заключении договора. Он согласился, уговаривал их не бояться и ручался за то, что они не потерпят ничего плохого, покорившись Севфу. А на самом деле фракийцы вели эти переговоры в целях соглядатайства.

(14) Все это случилось днем, а при наступлении ночи фины спустились с горы и произвели нападение. Проводниками им служили хозяева домов, так как иначе трудно было в темноте найти в деревнях жилища и, кроме того, из-за мелкого скота дома были окружены со всех сторон высокими частоколами. (15)Подойдя к дверям дома, одни метали дротики, другие колотили дубинами, – теми дубинами, которые, по их словам, служили им для сбивания наконечников копий, – а третьи поджигали и, называя Ксенофонта по имени, приказывали ему выйти из дома и принять смерть, а в противном случае, грозили сжечь его тут же на месте. (16) Уже показался огонь через крышу и солдаты Ксенофонта стояли вокруг него в панцырях и шлемах, со щитами и мечами, когда Силан из Макисты, юноша лет 18, дал трубный сигнал. И тотчас же солдаты с мечами наголо выскочили из других жилищ. (17) Фракийцы побежали, перекинув, согласно своему обычаю, щиты за спину. Некоторые из них были захвачены в то время, когда они перелезали через частокол, так как они зацепились щитами за колья и повисли; другие погибли, не найдя выхода; а эллины преследовали врагов за пределами деревни. (18) Некоторые фины, повернув назад, в темноте метали дротики в пробегающих мимо пылающих домов (эллинов), метали из мрака в освещенное пространство и ранили Иеронима из Эвбеи – лохага и Феогена из Локр – лохага. Никто не был убит, однако кое у кого сгорела одежда и имущество. (19) Севф прибыл на помощь с семью самыми быстрыми всадниками и фракийским трубачом. Как только до Севфа дошли слухи о происшедшем, он приказал трубить все время, пока спешил на помощь, что увеличивало страх среди врагов. Приехав к эллинам, он приветствовал их и сказал, что ожидал найти много убитых.

(20) После этого Ксенофонт попросил Севфа передать ему заложников и либо отправиться вместе с ним в поход на гору, либо позволить ему пойти туда одному. (21) Итак, на следующий день Севф передал эллинам заложников – уже немолодых, но, как говорили, самых влиятельных людей среди горных жителей, – и сам пошел в поход со своими воинами. В это время он уже обладал войском в три раза большим, чем прежде, так как, услышав о действиях Севфа, многие одрисы сошли с гор и вступили в ряды его войска. (22) Когда фины увидели с горы множество гоплитов, пельтастов и конницы, они сошли вниз и умоляли о пощаде, соглашаясь все исполнить и предлагая принять от них залоги верности. (23) Севф призвал Ксенофонта, объяснил ему их речи и сказал, что не пощадит финов, если Ксенофонт захочет отомстить им за нападение. (24) Ксенофонт ответил: "Я считаю, что они будут достаточно наказаны, если из свободных превратятся в рабов". А затем он дал Севфу совет: в будущем брать в заложники тех, кто способен воевать, а стариков отпускать домой. Таким образом, все жители этой местности признали Севфа.

Глава V

(1) Эллины переправились через горы и пошли на фракийцев живущих за Византием, в так называемую Дельту. Это уже были владения не Майзада, но Тера, сына Одриса [какого-то древнего царя]. (2) Туда явился Гераклид с деньгами, вырученными от продажи добычи. Севф приказал вывести три пары мулов – больше их и не было – и несколько пар волов, позвал Ксенофонта и велел ему взять часть себе, а остальное разделить между стратегами и лохагами. (3) Ксенофонт ответил: "Я, со своей стороны, согласен получить оплату позже, а ты одари тех стратегов и лохагов, которые последовали за мной". (4) Таким образом, из мулов одну пару взял Тимасий из Дарданы, другую Клеанор из Эрхомен, третью Фриниск-ахеец; а волы были разделены между лохагами. Жалованье выдали, несмотря на то, что уже прошел месяц, – только за 20 дней, так как, по словам Гераклида, он большего не мог выручить при продаже. (5) Ксенофонт пришел в негодование и сказал: "Клянусь, Гераклид, мне кажется, ты заботишься об интересах Севфа не так, как должно; ведь если бы ты действительно проявил о них заботу, то привез бы жалованье сполна, хотя бы тебе пришлось для этой цели занять деньги или даже продать свою одежду, раз этого нельзя было достигнуть другим способом".

(6) Гераклид рассердился за эти слова и, боясь лишиться расположения Севфа, с этого дня стал усиленно клеветать последнему на Ксенофонта. (7) А тем временем солдаты начали ругать Ксенофонта за недополучение ими жалованья, а Севф сердился на Ксенофонта за то что тот настойчиво требовал жалованье для солдат. (8) Раньше он постоянно обещал тотчас же по прибытии к морю отдать Ксенофонту Висанфу, Ган и крепость Неон, но с этого времени он больше не упоминал об этом, так как Гераклид внушил ему, будто небезопасно передавать крепости человеку, располагающему воинской силой.

(9) Тогда Ксенофонт стал обдумывать, следует ли продолжать поход в еще более отдаленные страны. А между тем Гераклид привел остальных стратегов к Севфу и подговаривал их сказать, что они могли бы предводительствовать войском не хуже Ксенофонта; а жалованье за 2 месяца он обещал выплатить по прошествии нескольких дней и убеждал их отправиться вместе с ним в поход. (10) Но Тимасий ответил: "Что касается до меня, то я не отправился бы с вами в поход без Ксенофонта, даже если бы мне уплатили жалованье за 5 месяцев". Фриниск и Клеанор согласились с Тимасием. (11) Тогда Севф стал порицать Гераклида за то, что тот не пригласил Ксенофонта. Затем его пригласили отдельно от других. Но он, зная коварство Гераклида, стремившегося оклеветать его перед другими стратегами, пришел, захватив с собой всех стратегов и лохагов.

(12) И поскольку все пришли к соглашению, они отправились в совместный поход, прошли через страну так называемых фракийцев-просоедов, имея Понт но правую руку, и прибыли в Салмидесс[20]. Здесь многие из плывущих в Понт кораблей садятся на мель и их прибивает затем к берегу, так как море тут на большом протяжении очень мелководно. (13) Фракийцы, живущие в этих местах, отмежевываются друг от друга столбами и грабят корабли, выбрасываемые морем на участок каждого из них. Рассказывают даже, что до размежевания многие из них погибли, убивая друг друга при грабежах. (14) Там нашли много кроватей, сундуков, книг и других вещей, какие навклеры обычно перевозят в деревянных ящиках. (15) В это время войско Севфа было уже многочисленнее эллинского войска, так как большое количество одрисов спустилось к нему (с гор) и покорившиеся всегда, присоединялись к походу. Они все вместе расположились лагерем на равнине за Селимбрией[21], на расстоянии 30 стадий от моря. Но о жаловании попрежнему ничего не было слышно. (16) Солдаты были очень сердиты на Ксенофонта, а Севф обращался с ним уже не так дружелюбно, как прежде, и всякий раз, когда Ксенофонт приходил к нему, ища встречи, оказывались тому всевозможные препятствия.

Глава VI

(1) В это время, по прошествии почти 2 месяцев с начала службы у Севфа, прибыли от Фиброна лаконцы: Хармин и Полиник и сообщили, что лакедемоняне решили воевать с Тиссаферном[22]  и Фиброн уже отплыл для ведения войны. А так как последнему необходимо присоединить к себе эллинское войско, то он обещает следующее жалованье: солдатам по одному дарику в месяц, лохагам в два, а стратегам в четыре раза больше.

(2) Когда прибыли лакедемоняне, Гераклид тотчас же разузнал, что они приехали за войском, и сказал Севфу, что дела принимают хороший оборот: "Лакедемоняне, – говорил он, – нуждаются в войске, а ты уже больше не имеешь в нем надобности; отпустив солдат, ты сделаешь лакедемонянам одолжение, а солдаты больше не будут требовать у тебя жалованья и покинут страну". (3) Выслушав это, Севф приказал привести к нему послов, и когда те подтвердили, что они прибыли за войском, он обещал отпустить солдат и выразил свое желание поддерживать дружбу и союз с лакедемонянами. Он пригласил их к себе и угостил великолепно. А Ксенофонта он не пригласил, так же как и других стратегов. (4) Когда же лакедемоняне спросили, что за человек Ксенофонт, он ответил, что в общем это человек не плохой, но уж очень любит солдат и этим вредит себе. Они спросили: "Может быть, он умеет речами привлекать солдат на свою сторону?". (5) Гераклид сказал: "И еще как!". "В таком случае, – сказали они, – как бы он не воспрепятствовал уводу войска". "Если вы соберете солдат, – сказал Гераклид, – и пообещаете им жалованье, то они не очень-то будут о нем вспоминать и побегут за вами". (6) "Но как нам созвать их?", – спросили послы. Гераклид ответил: "Завтра утром мы вас приведем к ним, и я уверен, что при виде вас они с радостью сбегутся на сходку". Этот день окончился таким образом.

(7) На следующий день Севф и Гераклид повели лаконцев к войску, и. солдаты собрались на сходку. Лаконцы сказали: "Лакедемоняне решили воевать с Тиссаферном, который поступил с вами несправедливо. Если вы пойдете с нами, то отомстите врагу и, кроме того, каждый солдат будет получать до дарику в месяц, лохаги по два дарика, а стратеги по четыре". (8) Солдаты обрадовались этим словам и немедленно выступил один аркадянин с обвинениями против Ксенофонта. Севф тоже присутствовал при этом, желая узнать, чем все кончится; вместе с переводчиком он стоял на таком расстоянии, что мог расслышать речи. (9) Впрочем, он и сам достаточно понимал греческий язык. Аркадянин сказал: "Мы, лакедемоняне, давно пришли бы к вам, если бы Ксенофонт не убедил нас притти сюда, где мы, воюя в жестокую стужу, не знаем отдыха ни днем, ни ночью, а он пользуется нашими трудами. Севф обогатил только его одного, а нас он лишает жалованья. (10) Поэтому, если бы только я [первый высказавшийся] увидел Ксенофонта, побитого камнями и понесшего возмездие за все то, во что он нас впутал, то я согласился бы признать себя удовлетворенным в отношении жалования и больше не печалился бы о понесенных трудах". После него выступил другой с такими же речами и за ним третий. Тогда Ксенофонт произнес следующую речь:

(11) "Поистине человек должен быть ко всему готов: ведь я сейчас выслушиваю от вас порицания за те поступки, за которые, по моему убеждению, я достоин вашей глубокой благодарности. Клянусь Зевсом, не слухи о вашем благоденствии побудили меня вернуться, когда я уже находился в пути на родину. В действительности я поступил так, узнав о вашем безвыходном положении, и возвратился для оказания вам посильной помощи. (12) Когда я прибыл к вам и вот этот самый Севф стал засылать ко мне послов и многое обещал мне[23], в случае если мне удастся убедить вас перейти к нему, я, как вам известно, не взялся за это дело, но повел вас туда, откуда, как я думал, вы могли всего скорее переправиться в Азию. Я считал это наилучшим для вас выходом и знал, что это согласуется и с вашими желаниями. (13) Но когда прибыл Аристарх с триэрами и помешал нам переправиться, я, как это было у нас в обычае, собрал вас на совещание о дальнейших действиях. (14) И вот, выслушав Аристарха, который приказывал вам следовать в Херсонес, и Севфа, убеждавшего вас отправиться в поход, вместе с ним, разве вы не высказались за поход с Севфом и не утвердили этого единодушным голосованием? В чем же здесь мое преступление, когда я повел вас туда, куда все вы сами решили итти? (15) Что же до Севфа и его обмана в отношении вашего жалованья, то вы были бы совершенно правы, обвиняя меня и негодуя, если бы только я поддерживал его. Но поскольку прежде я был ему самым близким другом, а сейчас стал самым неугодным человеком, то разве справедливо с вашей стороны обвинять меня, разошедшегося с Севфом именно из-за вас?

(16) "Вы, может быть, скажете, что можно взять от Севфа принадлежащие вам деньги и притвориться ничего не получившим. Но разве не очевидно, что если Севф мне действительно что-то дал, то он сделал это не с целью лишиться этих денег и еще сверх того выплатить вам другую сумму. Я думаю, если он действительно это сделал, то он имел в виду отдать мне меньше, а удержать с вас больше. (17) Если вы держитесь такого мнения, то у вас есть возможность сейчас же уничтожить эту сделку, взыскав с него деньги. Ведь ясно, что Севф, если я получил что-нибудь от него, потребует деньги назад и потребует справедливо, раз я не сдержал своего слова в том деле, ради которого получил взятку. (18) Но уверяю вас, я далек от присвоения себе вашего имущества. Клянусь вам всеми богами и богинями, – я не получил даже обещанного Севфом мне лично. Он ведь сам присутствует здесь и, слушая мои слова, не хуже меня знает, приношу ли я ложную клятву или нет. (19) А вы еще больше удивитесь, когда я поклянусь, что не получил от него даже таких подарков, какие он роздал другим стратегам и даже некоторым лохагам.

(20) "Однако зачем же я поступал таким образом? Я полагал, воины, что чем больше будет оказанная ему при его тогдашней бедности помощь, тем крепче будет дружба, которую он подарит мне, когда достигнет власти. И вот теперь я являюсь свидетелем его благополучия и одновременно познаю его нрав. (21) Может быть, кто-нибудь скажет: "Разве, тебе не стыдно, что тебя так глупо провели?". Клянусь Зевсом, я несомненно стыдился бы, если бы был обманут врагом, но, по моему мнению, среди друзей более стыдно быть обманщиком, чем обманутым. (22) Но раз уже приходится остерегаться даже друзей, то мы, я это утверждаю, приняли все меры к тому, чтобы не дать ему справедливого повода удержать обещанное нам: мы ведь ничем не обидели его, не показали себя нерадивыми к его интересам и не уклонялись от тех заданий, ради которых он нас призвал.

(23) "Но, может быть, вы скажете: тогда нужно было взять у него залог, чтобы он даже при всем желании не мог нас обмануть. По этому поводу выслушайте то, что я никогда не сказал бы в присутствии Севфа, если бы не считал вас вовсе неразумными и уж слишком по отношению ко мне неблагодарными. (24) Вспомните, в каких вы находились обстоятельствах, когда я выручил вас, приведя к Севфу. Разве, когда вы подошли к городу Перинфу, лакедемонянин Аристарх не воспрепятствовал вам войти в него, заперев ворота? Вы расположились лагерем за пределами города под открытым небом, а была середина зимы, и вы пользовались базаром, видя, что продовольствия мало, и зная, что вы скудно снабжены средствами для покупки. А между тем, необходимость заставляла нас оставаться во Фракии, так как готовые к нападению триэры препятствовали переправе. (25) Но если бы мы остались там, то оказались бы во враждебной стране, с многочисленной неприятельской конницей и пельтастами, (26) а у нас, правда, хотя к было налицо войско гоплитов, с помощью которого, дружно напав на деревни, мы могли бы, возможно, забрать продовольствие в небольшом количестве, но мы не были бы в состоянии захватить рабов и мелкий скот, так как по своем возвращении я уже не застал у вас ни конницы, ни пельтастов.

(27) "И вот, поскольку вы находились в таких трудных обстоятельствах, разве вы имели право считать, что я плохо позаботился о вас, заключив союз с Севфом, обладавшим необходимыми для вас конницей и пельтастами, даже если бы я не выхлопотал для вас жалованья? (28) Ведь, присоединившись к нему, вы находили в деревнях хлеб в большом количестве, потому что фракийцы были принуждены бежать более поспешно, и на вашу долю приходилось много мелкого скота и рабов. (29) И, кроме того, с тех пор, как к нам присоединилась конница, мы потеряли врагов из виду. А до тех пор они смело за нами следовали, мешая нам при помощи конницы и пельтастов всякий раз, когда, разделившись на мелкие отряды, мы пытались достать побольше продовольствии. (30) И если тот человек, который участвовал в предоставлении вам такого благополучия, не сумел достать для вас кроме того очень большого жалованья, то разве это такое тяжкое преступление, что вы на этом основании даже не хотите отпустить его живым?

(31) "А теперь посмотрим, в каких условиях вы уходите отсюда? Разве вы не провели зиму среди изобилия и не сохранили кое-что из полученного от Севфа? Вы ведь жили за счет врагов и притом в вашей среде не было ни убитых, ни пропавших без вести. (32) И если вами совершены славные дела в борьбе с варварами Азии, причем эта слава останется при вас, то разве вы теперь не присоединили к ней новые блистательные подвиги, победив в Европе тех фракийцев, с которыми вы воевали? Я говорю вам: за то, за что вы на меня негодуете, следовало бы возблагодарить богов как за милость.

(33) "Так обстоят ваши дела. Теперь, во имя богов, выслушайте, каково мое положение. Когда я первый раз уезжал домой, мне сопутствовала ваша горячая признательность, а также добытая благодаря вам слава среди всех эллинов. И лакедемоняне доверили мне; иначе они не послали бы меня обратно к вам. (34) Теперь я удаляюсь оклеветанный вами перед лакедемонянами и из-за вас же у меня произошла ссора с Севфом, тем самыми Севфом, которому я надеялся с вашей помощью оказать услуги и благодаря этому заручиться надежным приютом для себя и для своих детей, если таковые у меня будут[24]. (35) А вы, ради которых я, собственно, и испытал столько вражды, и притом от людей, гораздо более меня могущественных, и для пользы которых я и сейчас не перестаю трудиться по мере моих сил, – вы составили себе обо мне такое мнение!

(36) "И вот, я стою перед вами, но не как пойманный беглец, пытавшийся скрыться. Если вы исполните ваши угрозы, то знайте, – вы будете убийцами человека, который неусыпно о вас заботился, вместе с вами перенес много тягот и опасностей, часто не считаясь с очередностью службы, который по милости богов воздвиг вместе с вами много трофеев в честь побед над неприятелем и сделал все, от него зависящее, для того, чтобы вы не стали врагами ни одному эллинскому государству. (37) Теперь у вас есть возможность спокойно отправиться по суше или по морю куда кому угодно. И вот, когда вам улыбнулось счастье, когда вы плывете туда, куда давно стремились, и вас зовут к себе самые могущественные вожди, когда имеется в виду жалованье, и к вам явились лакедемоняне, которые считаются самыми лучшими военачальниками, – тогда вы решаете, что наступило время как можно скорее умертвить меня? (38) А когда мы переживали трудные времена, разве вы, – якобы так хорошо все хранящие в памяти, – не называли меня тогда родным отцом и другими подобными именами и не обещали никогда не забывать во мне своего благодетеля? Однако те люди, которые теперь приехали за вами, тоже ведь не лишены рассудка; и я полагают ваши поступки по отношению ко мне едва ли возвысят вас в их мнении". На этом он кончил свою речь.

(39) Лакедемонянин Хармин поднялся и сказал: "Клянусь Диоскурами, мне кажется, вы несправедливо негодуете на этого человека. Я даже сам могу свидетельствовать в его пользу. Когда мы с Полиником опросили Севфа о Ксенофонте, что это за человек, то тот ничего дурного не мог привести и сказал только, что он слишком любит своих солдат. Поэтому-то он и находится на дурном счету и у нас, лакедемонян, и у самого Севфа". (40) После него выступил Эврилох из Лус [аркадянин] и сказал: "По моему мнению, лакедемоняне, прежде чем стать нашими стратегами, вы должны добиться от Севфа добровольной или недобровольной выплаты нам жалованья, а до того времени не уводить нас отсюда". (41) Афинянин Поликрат выступил в защиту Ксенофонта и сказал: "Я вижу присутствующего тут же Гераклида, который получил и продал заработанные нашими трудами богатства и не отдал денег ни Севфу, ни нам, но припрятал и присвоил их. Благоразумие требует задержать его, тем более, что этот человек не фракиец: он обижает эллинов, сам являясь эллином".

(42) Услышав это, Гераклид очень испугался и, подойдя к Севфу, сказал: "Было бы благоразумно с нашей стороны удалиться отсюда из-под власти этих людей". И сев на коней, они уехали в свой собственный лагерь.

(43) Оттуда Севф послал Ксенофонту своего переводчика Абросельма с просьбой остаться у него вместе с 1000 гоплитами. Он обещал подарить ему приморские местности и все прочее, что было им раньше обещано, и под условием сохранения тайны сообщил ему, будто он слышал от Полиника, что если Ксенофонт подчинится лакедемонянам, то он непременно будет казнен Фиброном. (44) И многие другие лица предупреждали Ксенофонта о том же, а именно, что на него наклеветали и ему надо быть настороже. А Ксенофонт, получив эти известия, взял двух жертвенных животных и принес жертву Зевсу-Царю, вопросив его, следует ли ему остаться на предложенных Севфом условиях или уйти с войском. Вышло – уйти с войском.

Глава VII

(1) После этого Севф расположился лагерем в отдалении. А эллины расквартировались по деревням, откуда они намеревались, набрав достаточно продовольствия, пойти к морю. Эти деревни были отданы Севфом Медосаду. (2) Медосад, видя как расточается эллинами имущество деревень, сильно разгневался и, взяв с собой одного одриса, самого влиятельного из спустившихся с гор горных жителей, и около 30 всадников, приехал и вызвал Ксенофонта из эллинского войска. Тот захватил с собой нескольких лохагов и других подходящих людей и вышел к нему. (3) Тогда Медосад сказал: "Ксенофонт, вы поступаете несправедливо, опустошая наши деревни. И мы приказываем вам, – я, от лица Севфа, и этот человек, пришедший от Медока, царя горных областей, – уйти из этой страны. А в случае если вы не исполните этого требования, мы не будем вам потворствовать, но раз вы разоряете нашу страну, то мы защитим себя от вас как от врагов".

(4) Выслушав это, Ксенофонт сказал: "Нелегко ответить тебе на такие слова; однако я буду говорить ради этого юноши (Одриса), чтобы он понял, какая разница между вами и нами. (5) Прежде чем был заключен между нами союз, мы ходили по этой стране в любом направлении, грабя что попадалось под руку и сжигая все по своему усмотрению. Да и ты, явившись к нам тогда в качестве посла, стал жить у нас, не боясь никаких врагов. (6) А вы, вообще говоря, избегали тогда этой страны, а если когда и появлялись в ней, то оставались там, словно в стране более могущественных царей, с взнузданными круглые сутки конями. (7) А теперь, когда вы стали нашими друзьями и благодаря нам, с помощью богов, завладели этой областью, теперь вы изгоняете нас из страны, которую получили от нас, силой нашего оружия. Как ты и сам знаешь, враги ведь не сумели прогнать нас отсюда. (8) И притом ты даже не считаешь себя обязанным отправить нас в путь как людей, достойных получить дары и благодарность за оказанные вам благодеяния, но из всех сил стремишься к тому, чтобы нам на нашем обратном пути даже негде было встать лагерем. (9) И, рассуждая таким образом, ты не стыдишься ни богов, ни этого человека, который теперь видит тебя богатым и знает, что до дружбы с нами ты, по собственным же словам, жил грабежом. (10) Впрочем, зачем ты говоришь об этом мне? Ведь не я теперь начальствую, а лакедемоняне, которым вы, – удивительные вы люди, – даже не посоветовавшись со мной, передали войско с целью отвода его обратно, повидимому с таким расчетом, чтобы я, заслуживший гнев лакедемонян при передаче войска вам, не заслужил теперь их благодарности при передаче его им".

(11) Когда Одрис услышал это, он сказал: "Что касается до меня, Медосад, то после этих слов я готов от стыда провалиться сквозь землю. Если бы я раньше был об этом осведомлен, то не поехал бы с тобой. А теперь я удаляюсь, так как и сам царь Медок не похвалил бы меня, если бы я стал выгонять благодетелей". (12) Сказав это, он сел на коня и уехал вместе с другими всадниками, за исключением четырех или пяти. А Медосад, который горевал о разорении страны, просил Ксенофонта позвать обоих лакедемонян. (13) Ксенофонт, захватив с собой друзей, пошел к Хармину и Полинику и сказал, что Медосад приглашает их для предъявления им того же требования, которое было предъявлено ему, т.е. покинуть страну. (14) "Я полагаю, – сказал он, – что вы добьетесь для солдат полагающегося им жалованья, если заявите, что войско требует от вас добром или силой взыскать жалованье с Севфа и после этого охотно последует за вами, а также что и вы со своей стороны считаете это справедливым и потому обещали им вывести их из страны только после того, как солдаты получат принадлежащее им по праву".

(15) Тогда лаконцы заявили о своем согласии высказать все эти, равно как и другие, по их мнению весьма убедительные, доводы и тотчас же отправились в путь вместе со всеми причастными к этому делу лицами. Придя к Медосаду, Хармин заявил: "Медосад если ты хочешь нам что-нибудь сказать – говори; в противном случае говорить будем мы". (16) Тогда Медосад сказал, на этот раз очень скромно: "Я ведь только говорю – и Севф говорит то же самое, – что наши друзья по справедливости не должны были бы испытывать от вас никакого зла. Ведь то зло, которое вы причиняете им, вы наносите нам, так как они ведь принадлежат нам". (17) "Мы, – сказали лаконцы, – уйдем отсюда тогда, когда люди, доставившие вам все это, получат плату. А если они ее не получат, то мы и теперь (после твоих угроз) придем им на помощь и покараем тех, которые обидели их вопреки своим клятвам. А если таковыми окажетесь вы, то мы с вас начнем свою месть". (18) Ксенофонт сказал: "Медосад, не предоставите ли вы тем (людям), в чьей стране мы находимся и которых вы считаете своими друзьями, решить, кому следует покинуть страну, вам или нам?". (19) Он на это не согласился, но настаивал на том, чтобы оба лаконца направились к Севфу за жалованьем, говоря, что, по его мнению, Севф уступит. В случае их отказа он предлагал послать вместе с ним Ксенофонта, причем обещал свое содействие, но просил не жечь деревень.

(20) Послали Ксенофонта вместе с наиболее подходящими для этого лицами. Придя к Севфу, Ксенофонт сказал: "Севф, я пришел к тебе не с требованиями, но для того, чтобы доказать – если это будет в моих силах – как несправедливо ты возненавидел меня за настойчивое испрашивание для солдат обещанного тобой по доброй воле. (21) Ведь я полагал, что для тебя не менее выгодно отдать обещанное, чем для них получить его. (22) И прежде всего – кто как не эллины, с помощью богов сделав тебя царем большой и многолюдной страны, вознесли тебя не высоту, доступную для всех взоров, и ты не можешь теперь скрыть ни хороших, ни дурных своих поступков.

(23) "Для такого человека, я думаю, очень важно избежать упрека в том, что он отослал от себя своих благодетелей, не отблагодарив их. Важно также услышать похвалу из уст 6000 человек, а еще важнее никогда не изменять своему слову. (24) Ведь слова людей, не достойных доверия, остаются суетными, бессильными и презираемыми, а слова людей, известных своей любовью к правде, когда эти люди просят о чем-нибудь, могут доставить им то, что другим дает сила. А если они хотят обуздать кого-нибудь, то по моему мнению, одни их угрозы столь же действительны, как налагаемые другими лицами наказания; и одними обещаниями подобные люди достигают того, что получают другие с помощью денег.

(25) "Вспомни, выдал ли ты нам задаток, заключив с нами союз? Я утверждаю: ты ничего не выдал, но поскольку мы верили твоим обещаниям, ты убедил такое множество людей отправиться в поход вместе с тобой и покорить тебе царство, которое стоит не 30 талантов, следуемых теперь с тебя по мнению солдат, а неизмеримо больше. (26) И неужели за такие деньги можно купить как доверие к тебе, так и предоставленное тебе царство? (27) Затем припомни еще, какое большое значение ты придавал тогда завоеванию твоих теперешних владений. Я уверен, ты тогда гораздо сильнее желал добиться того, что теперь уже достигнуто, чем получить даже неизмеримо больше денег, чем данная сумма. (28) Я полагаю, что для человека гораздо пагубнее и позорнее не удержать того, чем он владеет, чем вовсе им не владеть, совершенно так же, как несравненно тяжелее из богатого превратиться в бедного, чем никогда не знать богатства, и гораздо более досадно из царя превратиться в рядового человека, чем никогда не царствовать. (29) И разве ты не понимаешь, что твои теперешние подданные не по доброму к тебе расположению согласились быть под твоим началом, но по необходимости, и что они попытались бы снова стать свободными, если бы их не сдерживал страх. (30) Не думаешь ли ты, что они больше будут тебя бояться и поведение их по отношению к тебе будет более благоразумным, если они убедятся, что эти солдаты либо совсем здесь останутся по твоему приказу, либо будут готовы к тебе вернуться, когда это потребуется, и если они в то же время будут знать, что и другие воинские отряды, узнав от этих солдат много о тебе хорошего, быстро придут сюда, когда ты этого пожелаешь? Неужели ты думаешь, что они будут более послушны, если, основываясь на настоящих событиях, они поймут, что другие войска, не доверяя тебе, откажутся притти сюда, а эти солдаты более расположены к ним, чем к тебе? (31) Кроме того, они ведь покорились тебе не потому, что были подавлены нашей многочисленностью, но из-за отсутствия у них вождей. Тебе, пожалуй, грозит теперь еще одна опасность: они могут избрать предводителем кого-нибудь из тех, людей, которые считают себя обиженными тобой, а то даже и самых могущественных лакедемонян, особенно если солдаты обещают с большой охотой отправиться с ними в поход, при условии получения с тебя обещанного, а лакедемоняне согласятся на это, нуждаясь в войске. (32) А вряд ли можно сомневаться в том, что подвластные тебе теперь фракийцы охотнее пошли бы против тебя, чем за тобой, так как под твоей властью их ожидает рабство, а в случае победы – свобода.

(33) "Если ты считаешь себя обязанным заботиться об этой стране как о своей собственности, то не думаешь ли ты, что она меньше претерпит бедствий, если эти солдаты, получив должное, покинут ее с миром, чем если они останутся здесь как в стране враждебной, а ты будешь вынужден выставить против них другое войско, более многочисленное и тоже нуждающееся в продовольствии? (34) Когда ты израсходуешь больше денег: тогда ли, когда ты отдать свой долг, или когда долг останется за тобой и тебе еще придется взять на жалованье другое, более сильное войско? (35) Правда, Гераклиду, как он заявил мне, и эта сумма кажется огромной. Но ведь в настоящее время тебе куда легче было бы достать и выплатить такую сумму, чем прежде, до нашего прихода сюда, выдать даже десятую ее часть. (36) Ведь не количество определяет при платеже понятия "много" или "мало", но средства того, кто платит и кто получает. А твой ежегодный доход теперь больше стоимости всего, чем ты владел в прежнее время. (37) А я, Севф, в качестве твоего друга предвидел все это, Желая, с одной стороны, чтобы ты оказался достойным тех благ, которые тебе даровали боги, а с другой, – чтобы я не лишился всякого значения среди солдат. (38) Потому что, – пойми это, – с помощью этого войска я уже не мог бы теперь причинить зла врагу, если бы стремился к этому, и также не был бы в состояния при всем желании вторично притти тебе на помощь; так относится ко мне теперь это войско. (39) И все же, – я призываю в свидетели тебя самого и всеведущих богов, – я никогда не только не получил от тебя ничего за счет солдат и не просил для себя лично того, что принадлежало им, но даже никогда не требовал и того, что ты обещал мне самому. (40) Клянусь, я и теперь не принял бы твоих подарков, если бы ты не решил одновременно отдать солдатам должное. Ведь для меня было бы позором устраивать свои делишки и в то же время оставлять без внимания их неудачу, особенно поскольку я пользуюсь у них уважением. (41) Правда, Гераклиду все кажется пустяками, помимо собственного обогащения любыми средствами: но я, Севф, считаю, что для всякого человека, а особенно для начальника, не существует ничего более достойного, чем доблесть, справедливость и благородство. (42) Ведь человек, обладающий этими качествами, – богат, так как у него много друзей, богат и потому, что другие стремятся стать его друзьями; и благоденствии у него есть с кем поделиться радостью, а если его счастье поколеблется, то у него не будет недостатка в людях, готовых оказать ему поддержку.

(43) "Однако если ты по моим поступкам не мог понять, что я был твоим искренним другом, и не убедился в этом из твоих речей, то взвесь, по крайней мере, все, что говорили солдаты; ты ведь присутствовал там и слышал речи нападавших на меня. (44) Они доносили на меня лакедемонянам, будто я предан тебе больше, чем им, и обвиняли меня в том, что твои интересы для меня дорожке их интересов. (45) Они прибавляли еще, будто я получил от тебя подарки. Неужели они обвиняли меня в получении даров, заметив во мне дурное к тебе отношение, а не наоборот, полную тебе преданность? (46) Я, по крайней мере, думаю, что всякий человек обязан выказывать благодарность тому, кто одарил его. А ты, в то время, когда я еще ничего для тебя не сделал, выражал мне свое расположение и взглядами, и речью, и подарками и надавал мне обещаний без счета; а когда я исполнил твои желания и возвысил тебя насколько мог, ты осмеливаешься оставлять без внимания даже тот факт, что я впал в такую немилость у солдат? Однако я верю – ты решишься отдать должное. (47) И время научит тебя этому, и сам ты не захочешь слышать порицания со стороны людей, с такой готовностью сделавших тебе так много добра. Поэтому я прошу тебя при выплате денег представить меня солдатам таким, каким ты нашел меня при первом нашем знакомстве".

(48) Выслушав это, Севф стал проклинать виновника задержки выплаты жалованья, и все считали, что это не кто иной, как Гераклид. "Я, – говорил Севф, – никогда и не помышлял о задержке жалованья и, конечно, все выплачу". (49) Тогда Ксенофонт снова взял слово и сказал: "Так как ты теперь согласился выдать деньги, то я прошу тебя заплатить их через меня, чтобы я по твоей милости не оказался у войска в меньшем почете теперь, чем тогда, когда я прибыл к тебе". (50) Севф сказал: "По моей вине солдаты не станут меньше уважать тебя, а если ты останешься у меня только с 1000 гоплитами, то я отдам тебе поместья и все, что было мной обещано". (51) Ксенофонт ответил: "При данных условиях это невозможно; ты должен нас отправить". "Но я уверен, – сказал Севф, – что для тебя было бы безопаснее остаться у меня, чем уйти". (52) Ксенофонт снова ответил: "Благодарю тебя за предупреждение, но мне невозможно остаться. Однако знай, если мне придется пользоваться где-нибудь, известным влиянием, то и ты сможешь извлечь из этого некоторую пользу". (53) Тогда Севф сказал: "У меня нет денег, но то немногое, что я имею – один талант, – я отдаю тебе, так же как и 600 быков, до 4 тысяч голов мелкого скота и примерно 120 рабов. Возьми все это и сверх того провинившихся перед тобой заложников и уходи". (54) Ксенофонт улыбнулся и сказал: "Если этого не хватит для выплаты жалованья, то чьей собственностью я должен объявить этот талант? В самом деле, ведь и отъезд для меня опасен, а может быть, мне надо еще остерегаться побития камнями? Ты ведь слышал угрозы?". Ксенофонт провел этот день у Севфа.

(55) А на следующий день Севф отдал им все, что обещал, и вместе с тем послал людей, чтобы пригнать скот. Между тем, солдаты говорили, будто Ксенофонт ушел к Севфу с целью остаться у него и получить обещанное. Когда же они увидели его, то обрадовались и побежали ему навстречу. (56) А Ксенофонт, заметив Хармина и Полиника, сказал: "Войско получило это благодаря вам и поэтому я все вам передаю; разделите и выдайте войску". Они приняли имущество и, назначив продавцов, продали его, причем на их долю выпало много нареканий. А Ксенофонт не ходил к ним, но на виду у всех стал собираться домой, так как в Афинах еще не было вынесено постановления об его изгнании.  Но его друзья из войска пришли к нему и просили не уезжать до тех пор, пока он не выведет солдат из Фракии и не передаст их Фиброну.

Глава VIII

(1) Оттуда эллины переплыли в Лампсак, где Ксенофонт встретился с флиасийским жрецом Эвклидом, сыном того Клеагора[25], который нарисовал фрески в Ликее. Он поздравил Ксенофонта с тем, что тот остался жив, и спросил, сколько он накопил денег. (2) Ксенофонт под клятвой сообщил жрецу, что у него не хватило бы денег даже на дорогу домой, если бы он не продал коня и кое-какие вещи. (3) Тот не поверил, но когда лампсакийцы прислали Ксенофонту дары гостеприимства и он стал приносить жертву Аполлону, то Эвклид, присутствовавший при этом, рассмотрел принесенную жертву и сказал, что верит отсутствию денег у Ксенофонта. "Я вижу, – сказал он, – что если бы даже тебе когда-нибудь представилась возможность разбогатеть, то этому будут мешать какие-то препятствия, а если таковых не окажется, то ты сам будешь для себя помехой". (4) Ксенофонт согласился с этим. Эвклид сказал тогда: "Тебе препятствует Зевс Мейлихий"[26],  и затем он спросил: "Приносил ли ты ему такие жертвы, какие я совершал у вас дома, т.е. жертвоприношения с всесожжением жертвы?"[27]. Ксенофонт ответил, что не приносил жертв этому богу с тех пор, как выехал из дому. Эвклид посоветовал принести жертву согласно принятому ритуалу и уверял, что это принесет большую пользу. (5) На следующий день Ксенофонт отправился в Офриний, принес в жертву и целиком сжег поросят, согласно отечественному обычаю, и получил хорошее предзнаменование. (6) В тот же день прибыли для раздачи денег войску Бион и Навсиклид. Они пригласили Ксенофонта в гости и, подозревая, что тот лишь по крайней нужде продал свою лошадь в Лампсаке за 50 дариков, так как слышали о том, как сильно он ее любил, выкупили ее, возвратили Ксенофонту и отказались от платы.

(7) Отсюда они (эллины) пошли по Троаде и, перевалив через Иду, прибыли сперва в Антандр и затем, идя вдоль берега [азиатского моря], пришли в Фивскую долину. (8) Оттуда, пройдя через Атрамитий и Китоний, они пришли в долину Каика и достигли Пергама в Мисии.

Здесь Ксенофонт был дружественно принят Элладой, женой Гонгила[28] из Эретрии и матерью Горгиона и Гонгила. (9) Она рассказала ему, что в равнине обитает некий перс Асидат[29] и если Ксенофонт отправится туда ночью с 300 солдат, то он, по ее словам, захватит его самого с женой и детьми, а также все его богатства, каковых у него немало. В качестве проводников она послала с ними своего племянника и Дафнагора, к которому питала особое расположение. (10) Когда они собрались у него, Ксенофонт принес жертву и присутствовавший при этом жрец Басий из Элиды сказал, что жертвенные знаки чрезвычайно благоприятны для Ксенофонта и тот перс будет захвачен. (11) Итак, после ужина, Ксенофонт отправился в путь, взяв с собой наиболее близких ему лохагов, остававшихся ему верными при всех обстоятельствах, с целью их осчастливить. Отправилось еще около 600 человек, настоявших на том, чтобы Ксенофонт взял их с собой; но лохаги ушли от них не желая делиться уже готовым попасть в их руки богатством.

(12) Когда они около полуночи прибыли на место, находившееся в окрестностях замка, рабы и большая часть скота убежали, так как эллины не обратили на них внимания, стремясь захватить самого Асидата и его богатства. (13) Они пошли на приступ, но оказались не в состоянии взять замок, так как стены были толсты и высоки, с немалым количеством бойниц, а многочисленные защитники сражались храбро. (14) Тогда они попытались пробить стену, но она имела в толщину до 8 кирпичей. К утру пролом был готов, но как только образовался просвет, кто-то с внутренней стороны стены огромным копьем проколол насквозь бедро стоявшего всего ближе к нему эллина. Затем они (персы) стали пускать стрелы через отверстие и добились того, что было небезопасно даже подойти к нему на близкое расстояние. (15) На крики защитников и на зажженные ими для вызова помощи огни прибыли: Итаменей со своим отрядом, а из Команий – ассирийские гоплиты и около 80 гирканских[30]  всадников, тоже наемников царя, и еще до 800 пельтастов, а также конница из Парфения, Аполлонии и других близлежащих местностей.

(16) Тут пришлось подумать об отступлении. Забрав сколько там нашлось рогатого и мелкого скота и рабов, загнали их в середину образованного эллинами каре, помышляя уже не о богатствах, а о том, чтобы отступление не превратилось в бегство, если они уйдут, побросав добычу, и враги станут более смелыми, а солдаты более малодушными. Теперь же они отступали, как бы сражаясь за взятую добычу. (17) А когда Гонгил увидел, как мало эллинов и как много нападающих врагов, он, вопреки воле матери, вышел в поле со своим отрядом, желая принять участие в сражении. На помощь явился также Прокл, потомок Демарата, с отрядами из Галисарны и Тевфрании. (18) А отряд Ксенофонта уже терпел большой урон от стрелков из лука и пращников и шел, построившись в круг, чтобы щиты могли служить защитой от снарядов. Эллины с трудом перешли реку Каркас, когда уже почти половина отряда получила ранения. (19) Тогда же был ранен и лохаг Агасий из Стимфалы, который все время сражался с врагами. Эллины благополучно вышли из битвы, сохранив около 200 рабов и мелкий скот в количестве, достаточном для принесения жертв.

(20) На следующий день Ксенофонт совершил жертвоприношение и повел все войско ночью, с целью пройти более длинной дорогой через Лидию: он надеялся, что перс перестанет тревожиться из-за близости эллинов и не будет остерегаться. (21) Однако Асидат проведал, что Ксенофонт вторично принес жертву и пошел на него со всем войском, и укрылся в деревнях, соседних с крепостью Парфением. (22) Здесь настиг его отряд Ксенофонта и захватил в плен как его самого, так и его жен, детей, коней и все имущество. Таким образом исполнились предзнаменования первого жертвоприношения.

(23) Затем эллины возвратились в Пергам. Тут Ксенофонт имел случай возблагодарить бога: лаконцы, лохаги, другие стратеги, а также прочие солдаты согласились между собой и предоставили ему на выбор коней, повозки и прочее имущество, так что он даже имел бы теперь возможность облагодетельствовать других.

(24) В это время прибыл Фиброн, принял войско и, влив его в остальные эллинские воинские силы, начал войну против Тиссаферна и Фарнабаза.

(25) [Наместниками тех царских областей, через которые мы прошли, были: Лидии – Артим, Фригии – Артаком, Ликаонии и Каппадокии – Митридат, Киликии – Сиеннесий, Финикии и Аравии – Дерн, Сирии и Ассирии – Велесий, Вавилона – Ропар, Мидии – Арбак, фазианцев и гесперитов[31] – Тирибаз; кардухи, халибы, халдеи, макроны, колхи, моссинойки, кеты[32] и тибарены – автономны; Пафлагонии – Корила, Вифинии – Фарнабаз, европейских фракийцев – Севф. (26) Протяжение всего похода – 215 переходов, 1150 парасангов, 34255 стадий. Продолжительность похода – год и 3 месяца[33]].

[1] Фракийский царь. Свою биографию он рассказывает Ксенофонту (см. текст, VII, II, 32-34). Добившись с помощью наемников Кира возвращения отцовского царства, он, однако, продолжал находиться в подчинении у царя одрисов (см. Примеч., VII, 12) Медока (или Амадока). Из последующей его биографии известно, что после ухода от него греческого войска он в 399/98 г. послал в помощь воевавшему с персами в Малой Азии спартанскому военачальнику Деркиллиду отряд всадников и пельтастов. В 389 г. он восстал против царя одрисов Медока, но вскоре заключил с ним договор; текст договора частично сохранился до нашего времени. Через несколько лет после этого Севф вновь поднял восстание против преемника царя Медока Гебросельма, лишился своего царства, но затем вновь обрел его с помощью греков. Он умер в 383 г. О древней Фракии см.: W.Tomaschek. Die alten Thraker. Wien, 1893-1894. – Г.Кацаров. България въ древностата. София, 1926. – К.Иричек. История на Болгарите. София, 1929. – Хр.Данов. Западниат брег на Черно-Море в древностата. София, 1947.

[2] Эта гора находилась за Перинфом, на юге Фракии.

[3] Фракийская площадь Византия находилась посреди города, недалеко от рынка. Свое название она по всей вероятности, получила после того, как некий греческий стратег Протомах воздвиг на ней трофей в честь победы над фракийцами.

[4] Имеется в виду Пелопоннесская война 431-404 гг. между Спартой и Афинами, закончившаяся полной победой Спарты.

[5] С тонкой иронией описывает Ксенофонт неудачную попытку Койратида получить начальство над наемниками Кира. Койратид – странствующий стратег – типичная для своего времени фигура. Он смотрит на войну как на ремесло, готов принять начальство над любым войском и воевать против любого противника, лишь бы предприятие сулило выгоду. В прошлом участвовал в Пелопоннесской войне в качестве помощника Клеарха, был взят в плен афинянами в Византии и перевезен в Афины, откуда бежал в Декелею.

[6] Область к северу от залива Золотой Рог, между заливом и Боспором.

[7] Навархи избирались сроком на одни год, обычно в середине лета, без права переизбрания (см. Примеч., V, 2).

[8] Навклер – владелец корабля.

[9] Херсонесский полуостров соединяется с материком узким перешейком, заняв который, нетрудно запереть на Херсонесе любое войско.

[10] Одно из фракийских племен, по всей вероятности родственное вифинцам (см. Примеч., VI, 18).

[11] Согласно рассказу Фукидида (II, 29, 2), предок Севфа Тер (или Терсс) вел свое происхождение от мифического Терея, женатого на Прокле, дочери афинского царя Пандиона.

[12] Меландиты, фины, транипсы – фракийские племена. Одрисы – самое могущественное из фракийских племен. Тер, предок Севфа, основал царство одрисов в районе северного течения р. Гебра (современной Марицы).

[13] Обычно лохаги получали двойное жалование солдат, а стратеги – двойное жалование лохагов.

[14] Фукидид (II, 97, 4) рассказывает: "Одрисы, как и остальные фракияне, установили у себя обычай, противоположный тому, который существует в персидском царстве, – лучше брать, чем давать, – и у них считалось более постыдным отказать в просьбе кому-либо, нежели получить отказ; обычаем этим одрисы, благодаря своему могуществу, пользовались больше других фракиян, так что нельзя было ничего добиться у них без подарков. Вследствие этого царство одрисов достигло большого могущества. Действительно, из всех царств Европы, лежащих между Ионийским заливом и Понтом Евксинским, оно было самым могущественным по количеству доходов и вообще по благосостоянию". Фукидид добавляет, что подарки подносились не только царю одрисов, но и правившим вместе с ним династам. Царь Севф, царствовавший после Ситалка, получал податей почти 400 талантов и столько же подарками.

[15] На складном стуле.

[16] Согласно объяснению Свиды, у фракийцев было принято окроплять одежды присутствующих недопитым во время тоста вином.

[17] Струнный музыкальный инструмент.

[18] Геродот (VII, 75) следующим образом описывает одежду фракийцев, входивших в состав войск Ксеркса: "Фракийцы имели на головах лисьи шкурки, на теле хитоны, а сверху длинные пестрые плащи, на ногах и кругом икр – обувь из козьей кожи". На греческих вазах часто встречаются изображения фракийцев в подобной одежде.

[19] Короткие плащи.

[20] Так называлась приморская область (и город) во Фракии, расположенная вдоль западного берега Черного моря. Страбон (VII, 6, 1) описывает ее как пустынную, каменистую береговую полосу, открытую для северных ветров и тянущуюся примерно на 700 стадий (стадий равен 177 м) от Кианей – островов, расположенных у входа в Боспор. Он подтверждает рассказ Ксенофонта о том, что все мореходы, терпевшие здесь кораблекрушение, подвергаются грабежу со стороны местных фракийцев.

[21] Греческий город на северном берегу Мраморного моря, между Перинфом и Византией.

[22] После смерти Кира, Тиссаферн, наследовавший его сатрапию приступил к покорению прежде подвластных Киру греческих городов, воспользовавшихся междоусобиями в Персии и объявивших себя свободными. В 400 г. Тиссаферн осадил город Киму. Греческие города, которым угрожали персы, обратились за помощью к Спарте, и последняя объявила войну Тиссаферну. Осенью 400 г. Спарта отправила войско численностью около 5000 человек под начальством Фиброна в Эфес.

[23] Ксенофонт намекает здесь на обещанное ему Севфом в начале переговоров о союзе недвижимое имущество в виде городов и укрепленных мест (см. текст, VII, II; 10; VII, V, 8).

[24] См. Примеч., V, 12.

[25] Текст "Анабасиса" в данном месте, видимо, испорчен, так как он не дает удовлетворительного смысла. Предложенные исправления допускают две возможности: либо Клеагор был живописцем, украсившим фресками храм в Ликее, либо, как и его сын, гадателем-жрецом, составившим книгу о сновидениях, посылаемых Аполлоном в Ликеях. Первое нам кажется более вероятным, хотя никаких других упоминаний о живописце Клеагоре из Флиунта в античной традиции не сохранилось. См. статью: Leonhard, в журнале Athenische Mitteilungen, XXXIX, 1914, стр. 144 сл.

[26] Зевс Мейлихий – Зевс Милостивый. Главным местом культа этого бога были Афины, а самым большим праздником в честь Зевса Мейлихия считался праздник Диасий, во время которого приносились умилостивительные жертвы (см. сл. примеч.).

[27] При обычных жертвоприношениях богам только некоторые части закланных животных сжигались на алтаре, другие же отдавались жрецам, а третьи шли на угощение участников торжества. Но в некоторых случаях, например при умилостивительных жертвах, обычай требовал предания закланного животного огню целиком, т.е. жертвоприношения со всесожжением жертвы; для этого выбирался мелкий скот.

[28] Предок Гонгила из Эретрии, тоже по имени Гонгил, был изгнан из Эретрии за то, что являлся посредником между Ксерксом и спартанским царем Павсанием, замышлявшим предать Грецию персам. Ксеркс подарил ему в наследственное владение четыре города в Троаде. Гонгил – муж Эллады – правил этими городами по праву наследства. См. Примеч., II, 1.

[29] Персы как господствующая народность персидской монархии владели крупными поместьями в Малой Азии. Таким персидским помещиком был, повидимому, и Асидат.

[30] Гирканцы – подвластная персам народность, обитавшая у Каспийского моря.

[31] Племя в Армении.

[32] Кеты – народность в Малой Азии.

[33] Заключение "Анабасиса" с кратким повторением всего пройденного маршрута, по общему мнению всех современных ученых, принадлежит не Ксенофонту, а какому-то другому, хорошо осведомленному лицу. Приведенные здесь имена сатрапов и племен частично не согласуются с показаниями Ксенофонта.

Еще больше интересных материалов на нашем телеграм-канале ⏳Вперед в прошлое | Документы и факты⏳

Главная страница  | Обратная связь
COPYRIGHT © 2008-2024  All Rights Reserved.