Мобильная версия сайта |  RSS
 Обратная связь
DrevLit.Ru - ДревЛит - древние рукописи, манускрипты, документы и тексты
   
<<Вернуться назад

АБД АР-РАХМАН АЛ-ДЖАБАРТИ

УДИВИТЕЛЬНАЯ ИСТОРИЯ ПРОШЛОГО В ЖИЗНЕОПИСАНИЯХ И ХРОНИКЕ СОБЫТИЙ

'АДЖА'ИБ АЛ-АСАР ФИ-Т-ТАРАДЖИМ ВА-Л-АХБАР

(1798-1801)

Год тысяча двести пятнадцатый

(25.V.1800—13.V.1801).

Особенно ревностно он действовал в Булаке. Там он сажал в тюрьму мужчин вместе с женщинами, окуривал их дымом, поджигая вокруг хлопок и коноплю, и применял к ним различные другие пытки. После этого он возвращался в Каир и действовал здесь таким же образом.

В один из дней этого месяца были неожиданно закрыты и опечатаны сразу все торговые дворы и торговые ряды. После этого их начали один за другим открывать и захватывать все находившиеся в них товары: ткани, ароматические специи и [351] табак. Открыв какой-либо склад, французы подсчитывали налог, который следовало с него взыскать, затем оценивали по своему усмотрению по ничтожной цене стоимость содержавшихся в нем товаров, и, если с владельца склада после этого еще что-либо причиталось, они забирали на недостающую сумму товары с соседнего склада, а если стоимость конфискованных товаров превосходила размеры причитающегося налога, они забирали излишек взамен недостачи на других соседних складах. После этого они перевозили захваченные товары на верблюдах, ослах и мулах, а владельцы товаров смотрели на все это, и сердца их разрывались от горя. Когда открывали какую-либо лавку, в нее входили доверенные лица и уполномоченные французов, забирали имеющиеся там ценности и деньги, а владелец лавки при этом не смел ничего сказать, бывало также, что владелец убегал и все это совершалось в его отсутствие.

В этом месяце был составлен налоговый реестр. В нем было перечислено все ценное и неценное имущество. Наименования различных видов были разнесены по книгам в отдельные разделы. Это имущество передавалось тем лицам, которые были в состоянии платить за него налоги. Мечеть Азбак, находящаяся в ал-Азбакийе, была превращена в рынок для продажи этого имущества с аукциона. Описывать этот рынок пришлось бы слишком долго. Аукцион происходил ежедневно в течение многих дней. На имущество, перечисленное в одном разделе или в нескольких, претендовали одновременно двое или более лиц.

В этот месяц все более широкие размеры приняло разрушение домов, особенно домов мамлюкских беев и бежавших жителей. Французы со все возрастающей поспешностью строили крепости и укрепляли их. Крепости строились во многих местах, даже в отдаленных областях Верхнего Египта. В них сооружались амбары, казармы, цистерны для воды и склады боевых припасов.

Месяц джумада ал-ула 1215 года (20.IX—19.Х.1800).

В этом месяце положение во многих отношениях еще более [352] осложнилось, а притеснения еще более усилились. Началось разрушение квартала ал-Хусайнийа за Баб ал-Футух и Баб ан-Наср со всеми расположенными здесь переулками, зданиями, жилыми домами, мечетями, банями, торговыми рядами и мавзолеями. Когда исполнители этого бросались к домам и начинали их разрушать, они не давали жителям возможности перевезти имущество или взять что-либо из обломков. Они сначала подвергали эти дома разграблению, затем разрушали их, перевозя пригодные обломки из дерева и камней туда, где они возводили свои сооружения, а то, что оставалось, продавали за бесценок или использовали в качестве топлива. Оставшиеся обломки дерева рабочие связывали и, пользуясь отсутствием дров для топлива, продавали их жителям по самым высоким ценам. Всеми этими делами занимались в основном местные христиане. Нет возможности подсчитать ущерб, нанесенный имуществу жителей. Таким образом, к страданиям, которые жители терпели от налогов на имущество и дома, прибавилась еще мука видеть разрушение своих жилищ. На человека в одно и то же время обрушивались разграбление его имущества, разрушение его жилища и налоги. Житель, уплативший требуемый с его дома и недвижимого имущества налог, думал, что все оставшееся имущество он удержит за собой, как вдруг его дом -начинали ломать. Он взывал о помощи, но никто не мог его спасти. Растерявшийся житель ходил как в дурмане. А после всего этого с жителя, дом которого разрушен, взыскивали налог.

Как уже говорилось выше, налог был распределен по кварталам, причем руководство сбором его взяли на себя должностные лица этих районов, шейхи кварталов, писцы и их помощники. Распределяя налоги по своему усмотрению, они действовали в своих интересах. Как только они собирались, писцы начинали писать извещения, которые представляли собой маленькие бумажки с именем человека и размером налога, наложенного на него и на его недвижимое имущество, причем величина налога устанавливалась ими совершенно произвольно. На полях документа указывались дорожные издержки [353] посланных к жителям лиц. Каждому вооруженному посланцу выдавалось несколько таких бумажек, и не успевал человек открыть глаза, как тот оказывался перед дверью его дома с этим извещением в руке. Он давал жителю отсрочку, чтобы тот уяснил свое положение, и у жителя не оставалось другого выхода, кроме как уплатить посланцу за дорогу. Но не успевал он ему заплатить, как приходил /137/ другой посланец и вручал ему другое извещение. Житель поступал с ним так же, как и с первым. Таким образом, сколько часов — столько посланцев. Если житель не находил требуемых денег, то этот посланец, стоя возле его дома, громко ругал его жену и слуг. Должник прилагал все усилия, чтобы уплатить требуемый налог, прибегая к помощи высокопоставленного лица или христианина и думая, что теперь он наконец спасен. Однако вслед за этим к нему приходил уполномоченный с новым извещением и опять требовал уплаты налога. Житель говорил: “Что это?” Ему отвечали, что налог полностью не был уплачен и ему надлежит еще уплатить то-то и то-то, и называли цифру в десять, пять или три реала или любую другую сумму, какую пожелают. Тогда житель видел, что этому нет конца и что едва он спасается из одной беды, как попадает в другую. Так обстояло дело. Так же облагались налогом мултазимы. Эти дополнительные налоги были для жителей самым большим бедствием. Они нарушали установленный порядок и были подобны убийственной возвратной лихорадке.

5 джумада ал-ула (24. IX. 1800) был праздник воздвижения, в этот день солнце перешло в созвездие Весов. Это день осеннего равноденствия. Вместе с тем это первый день девятого года Французской республики. Ежегодно французы отмечают этот день как праздник. Первый месяц своего года французы называют вандемьер. Было объявлено, что днем город будет украшен, а ночью состоится иллюминация. Французы устроили народное гулянье, произвели артиллерийский салют и устроили фейерверк на площади ал-Азбакийа и в крепости. В этот день утром они устроили военный парад, причем французские солдаты с барабанами и трубами вышли за [354] Баб ан-Наср и построились там в шеренги. Согласно обычаю, им была прочитана на их языке речь, в которой как будто содержались военные наставления. После полудня солдаты возвратились обратно.

В этом году река Нил достигла более высокого уровня, чем обычно, и вода перерезала дороги и затопила селения. В Каире вода вышла из берегов Биркат ал-Фил и затопила улицы аш-Шамси 476 и квартал ан-Насирийа. Многие расположенные на канале дома обвалились. Вода держалась на высоком уровне до конца месяца тута 477.

Месяц джумада ас-санийа 1215 года (20. X. — 17. XI. 1800).

В этот месяц шейхи деревень были обложены ежегодным налогом. Этот налог делился на три категории: высшую, среднюю и низшую. Налогом высшей категории облагались деревни, земельные угодья которых достигали 1000 федданов и более, — он был равен 500 реалам; налогом средней категории облагались деревни, размер земель которых колебался от 500 до 1000 федданов, и он был равен 300 реалам; налогом низшей категории облагались деревни с угодьями менее чем в 500 федданов, он равнялся 150 реалам. Шейх Сулайман ал-Файйуми, уполномоченный наблюдать за сбором налогов, исполнял должность главного шейха и должен был отчитываться за свои дела. Он находился в подчинении французского уполномоченного по имени Бриссон.

Известие об установлении этих налогов вызвало волнение у деревенских шейхов, так как среди них были такие, у которых не было даже средств на пропитание. Тогда договорились распределить этот налог между земельными угодьями, что привело к увеличению поземельного налога. Под диктовку коптов французы составили список деревень и выселков, причем копты назвали им селения, которые были опустошены еще много лет тому назад. Они даже включили в этот список названия никогда не существовавших деревень.

В этот же месяц была произведена реорганизация дивана на основе нового, отличного от принятого в старом диване, регламента. Новый диван состоял только из девяти шейхов, [355] причем в него не вошли ни копты, ни сирийцы, ни начальники янычарских корпусов и так далее. Не существовало более описанных выше двух диванов — специального и общего, но учреждался единый диван, в состав которого входило девять высокопоставленных лиц. Председателем дивана стал шейх аш-Шаркави, секретарем — шейх ал-Махди, а членами—шейх ал-Амир, шейх ас-Сави, автор этого сочинения шейх ал-Джабарти, шейх Муса ас-Сирси, шейх Халил ал-Бакри, сейид Али ар-Раши-ди 478 — тесть верховного главнокомандующего, шейх ал-Файйуми и кади шейх Исмаил аз-Заркани. К дивану были прикреплены: сейид Исма'ил ал-Хашшаб в качестве секретаря, шейх 'Али в качестве арабского писца, Касим-эфенди в качестве турецкого писца, священник Рафаил в качестве главного переводчика, Илйас Фахр аш-Шами в качества младшего переводчика и уполномоченный комиссар Фурье в должности политического руководителя законодательных решений. Дивану были приданы старший полицейский начальник и пять стражников.

Диван разместился в доме Рашван-бея 479, расположенном в квартале 'Абдин. Раньше в этом доме жил Бартелеми, переехавший в дом ал-Джилфи в квартале ал-Хурунфиш. Дом был отремонтирован и побелен, а зал для заседаний дивана был роскошно обставлен. Каждый месяц назначалось десять заседаний дивана. Фурье /138/ со своей свитой переехал в этот дом и поселился в нем. Для французских переводчиков и писцов были отведены специальные помещения, где они постоянно находились в свободное от заседаний дивана время и переводили текущие деловые бумаги и другие документы. Там же они их складывали в архив. Дом, где заседал диван, был присоединен к соседнему дому, который также начали ремонтировать и обставлять. Этот дом был отведен под помещение коммерческого суда, который начали организовывать из мусульманских и христианских купцов. Коммерческий суд должен был следить за соблюдением законов торговли. Главным во всех этих делах был Фурье. Устройство второго дома так и не было окончено.

15 джумада ас-санийа (3. XI. 1800) состоялось первое [356] заседание дивана. Вот каков был порядок на заседаниях. Когда все шейхи полностью собирались, к ним в сопровождении переводчиков выходил уполномоченный Фурье. При его входе все члены дивана вставали и садились лишь после того, как садился он. После этого поднимался главный переводчик Рафа'ил.

К этому времени собирались посетители, имевшие какое-либо дело. Они все становились позади сделанного из плетеного дерева барьера с дверцей. Около дверцы стоял стражник и пропускал только тех лиц, у которых были какие-либо дела. Эти люди входили по очереди, один за другим, излагали свое дело, а переводчик переводил их слова. Если дело находилось в ведении шариатского суда, то его либо решал окончательно кади дивана так, как его решили бы улемы, либо отправлял истца в суд к главному кади, если в связи с делом требовалось изготовить документы или получить выписку из архива. В тех случаях, когда дело не находилось в ведении шариатского суда, например если дело шло об илтизамах или о чем-либо подобном, то комиссар говорил: “Это не дело дивана”. Если же члены дивана настаивали на разрешении этого вопроса, то комиссар говорил: “Напишите заявление верховному главнокомандующему”. В этом случае арабский писец и сейид Исма'ил записывали каждый у себя то, что сказал истец, возражение ответчика, а также содержание разыгравшихся при этом споров. Иногда кади дивана принимал решение по некоторым вопросам, относящимся и к делам шариата.

Заседание дивана начиналось приблизительно за три часа до полудня и продолжалось, в зависимости от необходимости, до времени призыва на вечернюю молитву или даже несколько дольше. Каждому из девяти членов дивана было установлено жалованье в размере 14.000 пара в месяц и 400 пара за каждый день заседания. Кади, протоколист, арабский писец, переводчики и остальные служащие различных рангов получали достаточное вознаграждение и не нуждались в том, чтобы брать взятки.

На первом заседании в этот день были произведены выборы [357] председателя и секретаря дивана. Как обычно, тайным голосованием были избраны аш-Шаркави и ал-Махди. То же самое было сделано в отношении стражников и переводчиков. После заседания был составлен и отправлен верховному главнокомандующему протокол, дабы довести до его сведения решения, принятые по поводу организации дивана и установленного в нем порядка.

Жители радовались учреждению дивана, так как надеялись, что он принесет им облегчение. В день второго заседания в помещении дивана собралось множество жителей. Они пришли в диван отовсюду, чтобы принести свои жалобы.

23 джумада ас-санийа (11. XI. 1800) управляющим вакуфным имуществом было приказано собрать просящих подаяние нищих и принять их на содержание.

В тот же день было также приказано произвести перерегистрацию доходов вакфов. Для этой цели были собраны мубаширы. То же самое было приказано сделать в отношении доходов с имущества, завещанного на благотворительные цели, и земельных угодий, доходы с которых были предназначены для содержания мечетей и молелен. Распоряжение о перерегистрации было разослано каирским и провинциальным властям. В конце месяца пришел в диван один человек в сопровождении своей семьи, прося о помощи, в связи с тем что французские полицейские арестовали его сына-бакалейщика и посадили его к коменданту в тюрьму. Вот что послужило причиной ареста. Одна женщина пришла к бакалейщику, чтобы купить масло. Торговец заявил, что у него нет масла. Женщина настаивала, он потерял самообладание. Желая над ним поиздеваться, женщина крикнула: “Ты бережешь масло, чтобы продать его туркам”. Он ответил ей: “Да, назло тебе и французам”. Пришедший с женщиной мальчик передал слова бакалейщика. О происшедшем было доведено до сведения коменданта, и последний приказал привести торговца и посадил его в тюрьму. Отец говорил, что он боится, как бы сына не казнили. Комиссар сказал ему: “Нет, нет. За одни только эти слова его не казнят. Будь спокоен. Французы не столь несправедливы”. [358]

Однако на следующий день бакалейщик вместе с другими четырьмя лицами, о преступлении которых ничего не было известно, был казнен. Они отошли в прошлое.

/139/ Месяц раджаб 1215 года (18. XI. — 17. XII. 1800).

Сбор налогов, грабежи и разрушения домов продолжались и приняли еще более широкие размеры. Были изданы также приказы о ежегодном обложении ремесленников и членов цехов налогом в миллион пара. Ежегодно члены цехов и корпораций должны были платить 186.000 французских реалов. Уплата этого налога должна была производиться в три приема, раз в четыре месяца, причем каждый взнос равнялся трети налога, составлявшей 62.000 французских реалов. Когда этот налог обрушился на жителей, они встревожились, пришли в замешательство, а разум их помутился. Разнесся слух, что Йа'куб-копт взял на себя сбор этих налогов с мусульман и что для этого дела он собирается привлечь Шукраллаха и подобных ему дъволов, коптов-христиан. Ходили различные толки. Одни говорили, чго он собирается распределить этот налог между владельцами недвижимой собственности и домов. Другие говорили, что он собирается распределить этот налог в соответствии с первым персональным налогом, ибо новый налог составит одну десятую старого налога, равнявшегося десяти миллионам, и лица, оказавшиеся в состоянии уплатить в качестве контрибуции десять миллионов, сумеют также платить ежегодный регулярный налог в один миллион.

Главным человеком при сборе этого налога был назначен один француз по имени Данавиль 480, получивший звание директора профессиональных цехов и корпораций. Он собрал членов цехов и корпораций и обложил их налогом, причем каждый, кто платил при сборе десятимиллионной контрибуции десять реалов, должен был платить четыре реала вместо одного. Когда ему стали возражать и говорить о неправильности этого соотношения, он сослался на то, что некоторые лица покинули город, что беглецы, а также шейхи налогом не облагаются и что, таким образом, причитающаяся с них доля налога раскладывается между остальными лицами. [359]

Купцы собрались и начали совещаться по поводу этого налога. Они пришли к выводу, что жители не в силах уплатить его. Во-первых, этому мешают внешние обстоятельства: торговля пришла в упадок, пути сообщения прерваны, жители, на которых обрушиваются все новые бедствия, пребывают в крайней бедности, так как последние их средства ушли на уплату налогов. Во-вторых, агенты, назначенные для сбора предыдущих налогов, распределяли эти налоги между крупными и мелкими торговцами, а также всеми теми, чьи имена записаны в реестры много лет тому назад. Теперь эти люди ничего не имеют — их лавки и кошельки пусты. Однако, несмотря на это, их обязали платить налог, как и всех других, и внесли их имена в книгу плательщиков, а платить они не в состоянии. В-третьих, цеха, которые уплатили тридцать тысяч, должны платить три тысячи в год, согласно первоначальному указанию, а по новому указанию — двенадцать тысяч. А между тем число членов цехов уменьшалось, так как большинство лавок закрылось из-за бедности и нужды их владельцев, особенно после того, как их обложили миллионным налогом, остальные уехали и остались лишь те, кто не смог уехать. Они не в состоянии уплатить то, что должны были платить все.

В тот же месяц комиссар Фурье приказал составить список лиц, занимавших в Египте должности кади по назначению главного кади, а также тех лиц, которые занимали эту должность, не будучи назначены, и сказал, что это делается в связи с тем, что наблюдение за назначением на должности в шариатские суды теперь возложено на него и что необходимо, чтобы назначение на должности судей в провинциях и даже в Каире производилось посредством выборов в начале французского года и что избранные лица должны быть утверждены верховным главнокомандующим. Для последнего и составлялся указанный список.

4 раджаба (21. XI. 1800) в квартале ар-Румайла и в других местах было казнено несколько жителей. При этом было объявлено, что такая участь ожидает всякого, кто будет вмешиваться во взаимоотношения французов и турок. [360]

6 раджаба (23.XI.1800) в соответствии с приказом были проведены выборы кади. В Каире эти выборы повторялись трижды. На должности главного кади был оставлен ал-Ариши. Новый судья был утвержден спустя длительное время.

8 раджаба (25.XI.1800) около Баб аш-Ша'рийа были казнены слуга и служанка. Было объявлено, что подобная участь ожидает всякого преступника и предателя. Говорили, что казненные состояли на службе у одного француза и отравили его, незаметно подсыпав ему яд.

9 раджаба (26.XI.1800) в диван пришли несколько начальников корпусов, — среди них были Йусуф — баш чауш (В тексте ошибочно “паша чаушей”. См. прим. 499), Мухаммад Ага Салим — писец корпуса чаушей, Али Ага Йахйа — баш чауш черкесов, Мустафа Ага Абтал и Мустафа Катхода ар-Раззаз, и напомнили, что они раньше взяли на себя обязательство уплатить остаток требуемого с мултазимов налога в размере двадцати пяти тысяч реалов и что для того, чтобы уплатить сполна свой долг дивану, они взяли в кредит /140/ кофе на сумму в тридцать пять тысяч французских реалов, а теперь, когда они послали в свои поместья и потребовали, чтобы крестьяне внесли причитающийся с них поземельный налог, последние отказались платить, сославшись на то, что приезжавшие к ним французы запретили им платить налоги мултазимам. В связи с этим делом на имя верховного главнокомандующего было отправлено прошение, но последний ничего не ответил.

14 раджаба (1.XII.1800) генерал Бейар, известный под именем “комендант”, дал банкет шейхам дивана, начальникам янычарских корпусов, крупным купцам и знатным христианам — коптам и сирийцам. Он приказал богато уставить яствами стол. Приглашенные поужинали у него и разошлись.

22 раджаба (9.XII.1800) по улицам Каира провели двух женщин. Их сопровождали два квартальных стражника и глашатай, который объявлял, что такая участь постигнет всякого, кто будет продавать свободных людей. Все это случилось из-за [361] того, что эти две женщины продали за девять реалов одному христианину-греку какую-то женщину.

В тот же день один француз, известный под именем Муса Кафф, потребовал от начальников янычарских корпусов оставшуюся часть упомянутого ранее налога, но последние ответили, что они не в состоянии уплатить остаток налога, так как крестьяне, ссылаясь на распоряжение французов, отказались от уплаты налога, и поэтому они оказались не в состоянии собрать деньги со своих деревень. После долгих споров это дело решили передать на усмотрение казначея, так как этот вопрос входил в его ведение и не находился в ведении дивана.

27 раджаба (14.XII.1800) начальники янычарских корпусов, а также некоторые знатные лица и жены мултазимов пришли просить помощи у членов дивана. Они заявили, что, как им стало известно, французские власти собираются захватить все илтизамы, которые они уже раз конфисковали, но позднее возвратили после уплаты мултазимами хулвана и контрибуции, и полностью отстранить последних от управления илтизамами. Были конфискованы владения мултазимов, бежавших и вернувшихся после “амана”, мултазимов, которые оказались не в состоянии уплатить хулван из-за засухи, поразившей их деревни, а также тех мултазимов, которые не уплатили налогов, так как ожидали освобождения и возвращения турок и опасались, что в этом случае они вторично должны будут платить хулван и налоги. Но время шло, и положение жителей ухудшалось. Тогда мултазимы заявили свои претензии и попросили французов возвратить им их часть илтизамов, чтобы они могли существовать. По этому делу велись долгие споры и обсуждения, описание которых потребовало бы много времени. Но этого оказалось мало. До мултазимов дошли сведения о намерении французов отобрать возвращенные ими илтизамы и совсем лишить мусульман их земельных владений. Поэтому они просили членов дивана ходатайствовать перед верховным главнокомандующим, чтобы им оставили их илтизамы, на доходы с которых они существуют, дабы они могли выплатить суммы, взятые ими в долг для уплаты хулвана и налога. [362]

Тогда комиссар Фурье спросил: “Вам известно это из верных источников?” — “Да, — ответили они, — нам сообщили об этом некоторые французы”. Шейх ал-Бакри сказал: “Я слышал это от казначея”. Шейх ал-Махди также подтвердил это и сказал, что мултазимы хотели бы в виде компенсации получить земельные угодья от государства. Мултазимы заявили: “В наших руках приказы и документы на право владения, выданные вашим предшественником Бонапартом, а также выданные бывшими правителями и их наместниками. Мы платили налоги и унаследовали эти владения от отцов, предков и господ наших, и если у нас будут отобраны илтизамы, мы вынуждены будем покинуть деревни и бежать, дома наши будут разрушены, мы станем нищими, и жители потеряют к нам доверие”. Обсуждение этого дела продолжалось долгое время, но, несмотря на все это, комиссар то отрицал распространившийся слух, то спорил, пока не положил конец этим разговорам, заявив, что эти вопросы вне его ведения, что его дело только судить на основании закона, а не вершить государственные дела и что он может помочь только советом.

25 раджаба (12.XII.1800) случилось так, что группа городской молодежи с музыкантами отправилась на прогулку в район аш-Шайх Камар. Там они пели и смеялись. К ним подошли французские солдаты из крепости аз-Захирийа 481, расположенной за пределами квартала ал-Хусайнийа. Они арестовали молодых людей и посадили в тюрьму. Арестованные послали одного из своих товарищей к коменданту города Бейару, чтобы сообщить о своем положении и попросить объяснить им их вину. Комендант принял посланца, а затем отправил его обратно в крепость /141/ аз-Захирийа, и он переночевал там вместе со своими товарищами. На следующий день Бейар потребовал их к себе. Арестованных привели под конвоем вооруженных ружьями солдат. Они были приняты комендантом, который отпустил их на свободу, и они разошлись по домам. В тот же день было запрещено aгe, вали и мухтасибу взимать налоги с членов ремесленных цехов и мелких торговцев, так как эти налоги были включены в соответствующий раздел профессионального [363] налога, а названным чиновникам устанавливалось из казны республики жалованье, которое они получали ежемесячно.

Месяц ша'бан 1215 года (18.XII.1800—15.I.1801).

В этом месяце была удовлетворена просьба мултазимов о сохранении в их руках илтизамов. Власти отрицали слухи о предполагаемой конфискации илтизамов и порицали тех, кто верил этой лжи. Они заявили, что если этот слух исходил от казначея, то это была либо шутка, либо ошибка переводчика, или того, кто передал этот слух.

В том же месяце в диван для переговоров о миллионном налоге пришли купцы. Они заявили, что хотели бы разложить этот налог по душам и что иначе собрать его невозможно. Переговоры и обсуждение этого дела продолжались долго. Наконец было решено передать решение этого вопроса на рассмотрение сведущих людей из числа мусульман, которые должны были собраться, все обдумать и высказать свое мнение, без какого-либо участия в этом деле христиан или коптов. Эти люди должны были обеспечить сбор налогов без злоупотреблений, причем налогом не должны были облагаться женщины, дети, улемы, слуги и бедные люди, а также должно было приниматься во внимание положение жителей и их возможности, профессии и доходы. Купцы просили, чтобы налог собирался также с Булака и Старого Каира, но, учитывая положение этих районов, присутствующие на это не согласились. Жители Старого Каира и Булака были обложены контрибуцией отдельно и должны были выплачивать особый налог сверх того, который был наложен на Каир.

После этого присутствующие в любезных выражениях составили заявление и отправили его верховному главнокомандующему. Их прошение было удовлетворено, кроме пункта об обложении Булака и Старого Каира налогом. Из числа членов корпораций были выделены сборщики налогов, обмерщики зерна и весовщики. Они были обложены дополнительным налогом в шестьдесят тысяч реалов сверх того, что они должны были ежегодно платить в счет миллионного налога. Причина, по которой были выделены именно эти три корпорации, [364] заключается в том, что лица, занимающиеся этими профессиями, не нуждались во вложении капитала.

В это же время был учрежден диван для сбора этого налога. Он расположился в доме Дауда Кашифа 482, позади мечети ал-Гурийа 483. Для наблюдения за сбором налога были назначены сейид Ахмад аз-Зарв, Ахмад ибн Махмуд ал-Мухаррам, Ибрахим-эфенди — чиновник внутренних таможен — и группа других чиновников. Они приступили к регистрации жителей в налоговых книгах — их имени, профессии и категории. После этого они говорили: “Такой-то относится к первой, второй, третьей, пятой, десятой категории” — и житель числился под этим условным обозначением.

В это же время был освобожден от пошлин шелк, который перевозился из Дамиетты в Махаллат ал-Кубра.

В это же время верховный главнокомандующий послал шейхам запрос о том, допускается ли по их религии ходить по улицам обнаженными, кричать, вопить, объявлять себя святыми и убеждать в этом простых людей, не исполнять мусульманских молитв и не соблюдать поста, как это делают некоторые люди. Шейхи ответили, что подобное поведение запрещено, ибо оно противно их религии, законам шариата и сунне. Верховный главнокомандующий поблагодарил их за разъяснение и приказал полицейским начальникам запрещать людям появляться в подобном виде, арестовывать их и, если это невменяемые, отправлять их в сумасшедший дом, а нормальные люди должны либо вести себя пристойно, либо покинуть город.

В это же время начальник медицинской службы французской армии разослал всем членам дивана в подарок по экземпляру своего научного труда о лечении оспы, для того чтобы это сочинение получило распространение среди жителей и чтобы были приняты указанные в нем меры для предупреждения этой трудноизлечимой болезни. Шейхи приняли от него этот подарок и в своем ответе поблагодарили его. Это сочинение неплохое в своем роде.

11 ша'бана (28.XII.1800) в саду Омара Кашифа 484, близ Канатир ас-Сиба, была найдена убитая женщина. Для [365] расследования к месту происшествия направились специальные лица, в числе которых были представители кади и ага. Их сопровождал также капитан—комендант квартала. Они арестовали садовников, /142/ но, так и не сумев разыскать убийцу, выпустили их через несколько дней.

В это же время в квартале ал-Азбакийа, в месте, известном под названием Баб ал-Хава, была окончена постройка здания, которое именовалось на языке французов “Лакомеди”. В этом здании раз в десять дней собирались люди, чтобы провести вечер и развлечься театральным представлением, которое для удовольствия зрителей разыгрывала в течение четырех часов группа французов. Представление велось на французском языке. Для того чтобы попасть на представление, необходимо было иметь специальный билет и быть соответствующим образом одетым.

16 ша'бана (2.I.1801) было доведено до сведения членов дивана, что верховный главнокомандующий приказал комиссару сообщить шейхам дивана о том, что он собирается вести статистический учет смертей и рождений среди мусульман. Он сообщил, что верховный главнокомандующий Бонапарт уже давно имел подобное намерение и приказал ему взяться за организацию и подготовку этого дела. Он даже выделил значительные средства на связанные с этим расходы. Но Бонапарт не успел осуществить свое намерение, и верховный главнокомандующий, желая довести это начинание до конца, просит шейхов обдумать, как провести его в жизнь. При этом он заявил, что эта разумная мера принесет много выгод, в том числе можно будет всегда установить происхождение того или иного лица и узнать его возраст. Один из присутствующих сказал: “Кроме того, благодаря этому мы будем точно знать, когда кончается период, в течение которого овдовевшая женщина не имеет права выходить замуж” 485.

После этого присутствующие единодушно решили сообщить полицейским надзирателям кварталов и районов города, чтобы последние предписали шейхам кварталов и районов собирать нужные сведения через людей, обслуживающих похоронные [366] процессии, лиц, обмывающих покойников, повивальных бабок и представителей других связанных с этим профессий.

Затем комиссар сообщил, что жена верховного главнокомандующего, мусульманка из Розетты, родила ребенка и что в связи с этим следует написать ему поздравление и отправить его вместе с ответом о статистике. Письмо было написано на большом листе бумаги и передано комиссару Фурье, который сам отнес его верховному главнокомандующему.

25 ша'бана (11.I.1801) верховный главнокомандующий прислал шейхам дивана письмо. Вот его точный текст в переводе главного переводчика Рафа'ила:

“Во имя Аллаха милостивого и милосердного! Нет бога, кроме Аллаха, и Мухаммад — его пророк!

От 'Абдаллаха Жака Мену, верховного главнокомандующего армией Французской республики на Востоке, представляющего в настоящее время французское правительство в Египте, господам шейхам, улемам и членам высокого египетского дивана, заседающего в настоящее время в Каире, — да сохранит всевышний их добродетели и одарит их светом истины для выполнения их долга и возложенных на них обязанностей. Помоги нам, о помогающий!

Мы сообщаем вам, что присланное вами письмо наполнило наше сердце радостью и ликованием. Оно вновь показало и еще раз подтвердило, сколь сильна к нам любовь ваша, а также обнаружило, как много в вас любви к благоденствию, порядку и справедливости, — а это свидетельствует о том, что вы по праву занимаете место, на которое избраны.

Мы знаем, что великий Коран — самая полная и достойная из книг. Она содержит высокие принципы, основанные на мудрости и истине. Эти принципы не были бы прочно основаны на мудрости и истине, если бы они не покоились незыблемо на самой высокой морали и науке. Такие принципы могут благодаря стараниям людей, объединившихся на радость и на горе, принести величайшую пользу. Поэтому мы уверены, что в священном Коране не может содержаться ничего, что было бы [367] направлено против законного порядка. Все, что существует в этом мире, преходяще и погибнет.

Мы не должны забывать, что весь мир, созданный великим творцом, подчиняется строгому, заранее предопределенному распорядку. И движущиеся по небесам звезды, по которым мы определяем путь и которые указывают нам и часы, и точно следующие через определенные промежутки времени друг. за другом времена года, и смены дня и ночи, и наличие противоположных явлений, например света и тьмы, и так далее — все это указывает на существование такого порядка. Что случилось бы с нами и со всем миром, если бы не было этого порядка, если бы он отсутствовал хотя бы в течение небольшого промежутка времени?

Мы хотели бы, чтобы господа шейхи и улемы подумали над тем, что случилось бы /143/ с Египтом, если бы прекратилось обычное течение его благословенной и прославленной реки, — да не допустит этого бог, хвала ему. Нет сомнения в том, что без реки ваша страна, лишенная воды и обреченная на засуху, уже через год превратилась бы в пустыню. Тогда песок покрыл бы угодья, пашни и орошаемые Нилом земли, жители погибли бы от голода, и страна превратилась бы в большое кладбище. Пусть господь, вам покровительствующий, убережет вас от этого бедствия!

Если господь, славный и всемогущий, творец всего сущего, в своем могуществе и бесконечной мудрости создал этот поразительный порядок и чудесным образом устроил этот мир, то это потому, что он знал, что без этого порядка мир придет в ужасное состояние и погибнет. Таким образом, мы будем самыми страшными преступниками, если станем на путь заблуждений и не будем повиноваться повелениям бога.

Мы просим господа всемогущего поддержать нас и направить нас на путь истины как в делах нашей религии, так и в земных делах. Помощи его нам вполне достаточно.

О высокочтимые шейхи и известные своими глубокими познаниями достойные улемы! Вы видите, какой замечательный порядок существует во вселенной. Вы знаете, что господу [368] угодно, чтобы во всем был порядок и чтобы мир управлялся надлежащим образом.

Не может быть, чтобы страны и области преуспевали и процветали, если их население не руководствуется созданными разумными и образованными людьми, основанными на законе правилами и порядками и не намерено идти по пути справедливости и правосудия. С другой стороны, жители государств, пребывающих в жалком состоянии, высокомерны и совершают насилия, склоняясь только лишь перед собственными прихотями.

Великий и знаменитый, доблестный, смелый и благородный Бонапарт еще раньше приказывал составлять реестр, в который заносились бы полностью имена умерших. Сейчас вы просите меня, чтобы, кроме этого, составлялся еще и другой реестр, в который заносились бы имена родившихся. Принимая это во внимание, я считаю необходимым в настоящее время заняться этими двумя делами, а также приступить к составлению реестра браков, так как это важная и необходимая мера. После этого будет введен новый неизменный порядок регистрации недвижимого имущества и учета рождений и смертей, о которых будут сообщать жители каждого дома. При этих условиях законный правитель сможет действовать справедливо, и благодаря тому, что будет зарегистрирован факт рождения и тем самым будут известны наиболее достойные и законные наследники, прекратятся всяческие разногласия и споры о наследовании.

Если богу будет угодно, мы обязательно старательно изучим и тщательно исследуем этот вопрос, чтобы добиться осуществления поставленной перед нами цели.

Затем, если богу будет угодно, в надлежащее время я обязательно с предельной полнотой позабочусь о том, чтобы провести реформы, полезные государству, управление которым нам доверено. Только тогда мы сможем быть уверенными, что выполнили указания Французской республики и первого ее консула Бонапарта.

Почтенные шейхи и улемы! Мы благодарим вас за честь, [369] которую вы нам оказали, поздравив нас с рождением сына, сейида Сулаймана Мурада Жака Мену. Так попросим же господа, славного и всевышнего, чтобы он через своего самого высокого посланца даровал ему долгую жизнь, чтобы научил его любить справедливость, честность и уважать истину, а также твердо держать свое обещание и не быть высокомерным. Вот самое большое богатство, которое я ему желаю иметь, ибо человек, руководствующийся только добром, заботится о том, чтобы быть человекам высокой нравственности, а не о приобретении серебра и злата. Мы просим всевышнего продлить вашу жизнь. Салам!”

В конце месяца обрушился минарет мечети Кусун. Верхняя его часть обвалилась и разрушила /144/ своды мечети с одной стороны. Нижняя часть минарета наклонилась в противоположную сторону, на угол дороги, ведущей к улице ал-Агават 486, и целым куском лежит там до настоящего времени. Я думаю, что минарет обрушился в результате произведенного французами порохового взрыва.

Месяц рамадан 1215 года (16.I.— 14.II.1801). В начале этого месяца в ночь на пятницу наблюдали за появлением новой луны. По принятому обычаю, мухтасиб в сопровождении шейхов ремесленных цехов и корпораций объехал город под звуки барабанов и дудок. На устройство обычного торжественного шествия мухтасибу было выдано 50.000 дирхемов.

5 рамадана (20.I.1801) обсуждался вопрос о священном покрывале для Ка'бы, изготовление которого было начато под руководством Мустафы Ага, катходы паши, и завершено под наблюдением нашего друга, выдающегося человека, поэта и прозаика, достойного сейида Исма'ила, известного под именем ал-Хашшаб. Покрывало находилось в обычном месте в мечети ал-Хусайни, причем до сих пор оно было заброшено, и возможно, что какая-то его часть оказалась повреждена сыростью и водой, проникавшей в мечеть через крышу во время дождя. Комиссар объявил шейхам, что верховный главнокомандующий хочет посетить с ними мечеть ал-Хусайни в четверг, за [370] полчаса до полудня, для того, чтобы осмотреть священное покрывало. Если он найдет, что покрывало испорчено, он прикажет его починить, отправить на положенное место в Мекку и покрыть им Ка'бу от имени Французской республики. Шейхи ему ответили: “Дело ваше, как вам заблагорассудится”. После этого на заседании дивана был составлен по поводу всего этого приказ.

В тот же день был прочтен приказ в связи с получением из Франции сообщения о заключении на благоприятных условиях мира между французами и жителями Алжира и Туниса. Соглашение позволяло купцам из числа жителей обоих государств совершать поездки с торговыми целями и гарантировало им от имени Французской республики защиту и покровительство во время их переезда в обе стороны и пребывания их в другой стране и тому подобное. Однако никакого влияния на дела это не оказало.

В тот же день было объявлено об утверждении шейха Ахмада ал-'Ариши кади Каира. Было получено также сообщение об утверждении на должность кади в Дамиетте Ахмада-эфенди 'Абд ал-Кадира, в Абйаре — выдающегося ученого шейха Ридвана Наджа и в Махаллат Мархум 487 — шейха 'Абд ар-Рахмана Тахира ар-Рашиди. Это было сделано в соответствии с прошедшими два месяца тому назад или более выборами. Сообщение об утверждении было прочитано в диване. Более никаких выборов не производилось. Утром комендант Бейар послал за ал-'Ариши, шейхами дивана и начальниками янычарских корпусов. Когда все они собрались, он надел на ал-'Ариши, в знак того, что последний назначается кади Каира, шубу из собольего меха. После этого ал-'Ариши выехал в сопровождении всех присутствующих, а также французских солдат — причем Бейар ехал рядом с ним — из центра города к зданию суда в Байна-л-Касрайн. Здесь они провели днем около часа, и в это время всем присутствующим, в том числе и комиссару дивана Фурье, был зачитан документ о назначении ал-'Ариши. После этого они разошлись по домам.

В четверг, как было назначено, комиссар и шейхи дивана [371] направились к мечети ал-Хусайни и расположились в ожидании верховного главнокомандующего французов, собиравшегося произвести осмотр священного покрывала. Ко времени его прибытия возле мечети, как это обычно бывает в месяце рамадане, собрались огромные толпы народа. Когда он приехал, сошел перед дверью с лошади и собирался войти в мечеть, он увидел эту толпу, испугался и побоялся войти. Тогда он спросил у сопровождавшего его человека о причине такого большого скопления народа. Последний ему ответил, что у жителей есть обычай в месяц рамадан всегда собираться таким образом днем в мечети и что если бы верховный главнокомандующий заранее предупредил о своем приезде, то жителей разогнали бы перед его прибытием. Тогда верховный главнокомандующий сказал: “Мы приедем в другой день”, — снова сел на коня и возвратился домой. После этого все присутствующие разошлись.

В ночь на субботу, 9 рамадана (24.I.1801), имело место событие, участниками которого были Сиди Махмуд и его брат Сиди Мухаммад, известный под именем Абу Даффийа. Дело состояло в том, что между упомянутым Сиди Махмудом и 'Али-пашой ат-Тарабулуси были дружественные отношения еще в те дни, когда последний жил в Гизе. В 1209 году они вместе совершали хадж /145/ в Мекку. После того как французы заняли Египет, 'Али-паша, как и некоторые другие лица, уехал в Сирию. В прошлом году он возвратился обратно вместе с турецкой армией, возглавляемой везиром Йусуф-пашой. Йусуф-паша сблизился с 'Али-пашой и постоянно обращался к нему за советом, так как тот хорошо знал Египет и его жителей. Йусуф-паша попросил 'Али-пашу указать ему в Каире человека, по его мнению, достойного доверия для получения у него сведений. 'Али-паша указал ему на упомянутого Махмуда-эфенди. Везир начал посылать Махмуду-эфенди письма, и тот тайно сообщал ему новости.

Когда в прошлом году турки пришли в Египет, а затем после нарушения мира везир возвратился в Сирию, Сиди Махмуд продолжал получать от него письма через сейида Ахмада ал-Махруки, так как 'Али-паша уехал в Турцию. Сиди Махмуд [372] продолжал посылать туркам сведения, соблюдая при этом осторожность и опасаясь французов, так как за этим следили специально назначенные ими люди. Он ездил в Калйуб, встречал там посланца везира и с ним отправлял ответное письмо. Когда в последний раз приезжал очередной посланец, он привез ответ везира и четыре письма на французском языке. Согласно имевшемуся приказу, Сиди Махмуд должен был разбросать их в указанных в письме местах расположения французов. Сиди Махмуд подбросил два письма и отправился, чтобы подбросить третье, туда, где находились французские войска. Но так как он мог это сделать только ночью, то он передал письма слуге, приказав ему прибить их гвоздем к стене французской казармы, находившейся близ бани под названием “Собачья баня”. Слуга прибил письмо и не торопился уйти. В это время его заметил с верхнего этажа дома один француз. Он спустился к нему, взял бумагу, а слуга был арестован. В это время мимо случайно проходил Хасан-стражник, человек, собирающий различные анекдоты. Он воспользовался удобным случаем, чтобы выслужиться перед французами, и помог французам арестовать слугу. Сиди Махмуд, который наблюдал за своим слугой издалека и видел, что тот попал в беду, поняв, что спастись он может только бегством, вернулся домой и поговорил с глазу на глаз со своим братом, советуясь с ним о том, что произошло и как следует поступить. Брат посоветовал ему бежать, а сам решил остаться, чтобы охранять дом и следить за честью женщин, во всем положившись на судьбу, тем более что французы его не искали. Так и было сделано. Сиди Махмуд скрылся, но когда французские власти стали искать его и не нашли, то они арестовали брата его — Сиди Мухаммада-эфенди и тех, кого нашли у него в доме: шейха Халила ал-Мунайира и родственников его — Исма'ила Челеби, зятя его ал-Бурнуси, разносчика воды и шейха этой улицы, — всего, вместе с арестованным ранее слугой, семь человек — и заключили их в доме коменданта, а в доме братьев поместили стражу. Во время многодневного допроса они настойчиво спрашивали о Сиди Махмуде его брата и друзей. [373] Когда они поняли, что им не удастся получить о нем сведения, они окружили дом и разграбили его. При этом их сопровождал слуга, который указывал, где находится имущество и спрятанные вещи. Затем они перевели арестованных в крепость и там пытали их. Они послали за шейхом Калйуба аш-Шавариби и за теми, у кого бывал Махмуд, и требовали, чтобы они выдали его, но те отрицали свою связь с ним.

Затем французы выпустили на свободу его слугу, дали ему пятьдесят французских реалов и обещали ему дать еще тысячу, если он найдет Сиди Махмуда. Вслед за слугой они отправили наблюдателя, который шел за ним по пятам. Поиски продолжались несколько дней, слуга заходил в разные места, но нигде ему не удалось о нем ничего узнать. Тогда они снова посадили его в тюрьму вместе с его друзьями и держали его там до тех пор, пока Аллах их всех не освободил.

Что касается Махмуда-эфенди, то в период, когда он скрывался, на его долю выпало много испытаний. От него отреклись и стали его избегать почти все его друзья и знакомые, как бедуины, так и другие лица. Так он скитался из одного места в другое, пока не остановился у бедуинского шейха Мусы Абу Халава и его сыновей в районе Амбийа в провинции ал-Калйубийа и оставался там с ведома аш-Шавариби. Ему оказывали уважение, выражали сочувствие и прятали его. Там он жил в большом почете до тех пор, пока Аллах его не освободил.

В четверг, 14 рамадана (29.I.1801), были уполномочены произвести осмотр священного покрывала государственный казначей Эстев 488 и комиссар дивана Фурье. Они прибыли в сопровождении шейхов, кади, вали и мухтасиба /146/ в очищенную от жителей мечеть. Были вызваны старые служители, уполномоченные наблюдать за священным покрывалом, и им было приказано развязать веревки. Производившие осмотр рассмотрели покрывало, нашли в нем несколько поврежденных мест и приказали починить его, отпустив на это три тысячи пара. Они выдали также сумму в тысячу полпара для наблюдающих за ним слуг и еще тысячу полпара для служителей гробницы. Затем они разъехались по домам. После того как священное [374] покрывало было починено, его свернули и положили на старое место.

24 рамадана (8.II.1801) в связи с прибытием из Франции двух больших кораблей с солдатами и оружием был произведен артиллерийский салют из множества пушек. Прибывшие привезли известие о том, что Бонапарт напал на Австрию и вел с ней войну, в ходе которой окружил австрийцев и заставил их сдаться, и что отношения между двумя государствами определены условиями заключенного между ними перемирия 489. Бонапарт сообщал, что отправленные им корабли и солдаты ему не нужны и что он собирается вслед за ними отправить в Египет два других корабля, с которыми он пришлет известие об установлении окончательного мира. Все это свидетельствовало о том, что Египет превратился во французское владение и что власть в нем находится безраздельно в руках французов. Так было сказано и так было прочитано по бумаге в диване. Месяц шаввал 1215 года (15.II.— 15.III.1801). В этом месяце вспыхнула эпидемия чумы. Напуганные этим французы начали выносить из своих жилищ домашнюю обстановку, чистить ее и мыть. Они начали создавать карантины. 8 шаввала (22.II.1801) комиссар дивана объявил шейхам, что верховный главнокомандующий прислал ему инструкцию, содержащую разъяснения к приказу о карантине, что он спрашивает их мнение по этому поводу и желает знать, соответствует ли оно тому, что хотят французы, или отличается от предложений последних. Шейхи ответили: “Мы посмотрим, что это такое”. Тогда Фурье сказал: “Господа члены дивана. Вы должны принять меры, которые бы предотвратили распространение этой болезни. Мы желаем вам и другим жителям только добра. Если вы ответите согласием, то хорошо. В противном случае нам придется заставить вас подчиниться вопреки вашей воле, а по отношению к нарушителям и к тем, кто будет способствовать распространению заразы, может быть, даже прибегнуть к наказаниям, вплоть до смертной казни. Вы должны действовать вместе с нами, так как необходимо соблюдать [375] гигиену. Мы видим, что многие жители, особенно образованные люди, прибегают в случае болезни к услугам врача. Таким образом они стремятся сохранить здоровье. Мы напоминаем вам, что в странах Запада в настоящее время используют для этого карантин. Улемы Каира должны в первую очередь и без промедления прибегнуть к этому средству, если только они умеют находить связь между причинами и последствиями”. Шейхи спросили Фурье: “Что вы приказываете сделать?” Тот ответил: “Необходимо быть осторожным, и только. В этом все дело. То есть если в каком-либо доме кто-либо заболеет чумой, то никто не должен входить в него и выходить из него. Все должны соблюдать изданные по этому поводу специальные инструкции, в которых говорится о том, как надо обслуживать больного и лечить его. В дальнейшем вам будет все это разъяснено. Все, что от вас требуется, — соблюдать порядок и не допускать нарушений”. Обсуждение этого вопроса и споры между членами дивана и комиссаром продолжались еще долго. Заседание закончилось тем, что комиссар был уполномочен вести переговоры с верховным главнокомандующим по этому делу, после чего должны были быть приняты меры и намечен путь, который обеспечил бы покой как жителей города, которым трудно соблюдать этот порядок, поскольку они к нему не привыкли, так и французов.

13 шаввала (27.II.1801) по неизвестной причине в крепости был произведен артиллерийский салют.

14 шаввала (28.II.1801) в диване был зачитан указ верховного главнокомандующего. Листки с текстом этого указа были расклеены на перекрестках дорог и улиц. Вот этот текст после басмалы 490 и эпитетов Аллаха:

“От 'Абдаллаха Жака Мену, верховного главнокомандующего армией Французской республики на Востоке, представляющего в настоящее время правительство ее в Египте, ко всем жителям — великим и малым, богатым и бедным, проживающим в настоящее время как в благословенном Каире, так и во всем египетском государстве.

Негодяи и злодеи, думающие лишь о том, чтобы причинить [376] вам зло, распространяют в городе ложные слухи, чтобы запугать жителей страны. Однако все то, что они говорят, это ложь и клевета. /147/ Сообщаем всем вам, что каждый житель, независимо от религиозной или национальной принадлежности, уличенный свидетельскими показаниями в том, что он распространяет среди вас ложные слухи, чтобы запугать вас и ввести людей в заблуждение, будет немедленно арестован и обезглавлен посреди одной из каирских улиц.

Жители Каира, будьте осмотрительны и запомните эти слова. Соблюдайте спокойствие и не волнуйтесь. Французская республика готова оказать вам покровительство и защитить вас. Однако она готова покарать неповинующихся. Мир тем, кто следует правильным путем правды и честности.

Составлено в месяц вентоз IХ года (11 шаввала)”.

Из этого приказа жители поняли, что произошло что-то из ряда вон выходящее, и пришли в состояние крайнего отчаяния. Жители не могли ни о чем другом думать, кроме неуплаченной части контрибуции и миллионного налога. Они были всецело поглощены поисками необходимых для их выплаты средств. Возможно, что причиной для издания этого приказа послужили найденные у Сиди Махмуда Абу Даффийа написанные по-французски бумаги, о которых говорилось выше.

В это время стало также известно, что получено сообщение о прибытии английского флота в Абукир.

На этом заседании дивана комиссара спросили о причине произведенного накануне артиллерийского салюта. Последний сказал: “Я должен сообщить вам некоторые новости. Причиной артиллерийского салюта послужило то, что Франция, находившаяся раньше в состоянии войны со странами Европы, в настоящее время подписала со всеми своими противниками, кроме Англии, мир 491. Теперь Англия окружена со всех сторон, что, возможно, вынудит ее также подписать мир. Из Франции вышла эскадра, которая держит курс в Индию, а возможно, и в Египет. Верховный главнокомандующий получил от правительства сообщение об отправке русских кораблей со снаряжением для французов, которые, может быть, скоро [377] при- будут в Александрию. Из Франции в Индийский океан отплыли шесть галиотов, которые, возможно, зайдут в Суэц. После получения всех этих известий стало окончательно ясно, что Египет безраздельно принадлежит Французской республике. Раньше все северные страны были против Франции. Теперь же этой вражде пришел конец, война окончилась, и наступило время милосердия, сострадания и снисходительности.

Только война порождала насилия и несправедливости, и если бы не война, всего этого бы не было”.

Тогда один из членов дивана сказал: “Обычай царей — быть великодушными и прощать. Что прошло, то уж не вернется. Будьте же милосердны и предайте минувшее забвению”. Комиссар на это ответил, что все испытания уже позади и теперь наступило время мира и прощения.

В тот же день были арестованы и заключены в крепость полицейский по имени 'Омар Ага, один из ага сформированного французами из магрибинцев полицейского отряда, и два других человека — 'Али Челеби и Мустафа Челеби. Причиной ареста было то, что Мустафа Челеби получил из Сирии от своего родственника письмо, в котором последний просил переслать ему некоторые вещи. Мустафа Челеби прочитал это письмо в присутствии 'Омара-полицейского и другого человека, его приятеля. На них донес один охранник, и их всех арестовали. Упомянутый Мустафа Челеби жил в доме Мухаммада-эфенди, второго помощника начальника канцелярии. Полицейские ворвались к нему в дом, взломали дверь, но не нашли Челеби и, обвинив во всем самого Мухаммада-эфенди, напугали его, поставили вокруг него стражу из нескольких солдат и запретили ему двигаться с места и встречаться с кем бы то ни было. Найдя Мустафу Челеби, они не выпустили на свободу Мухаммада-зфенди, а оставили его под арестом. Они нашли в его доме оружие и другое имущество. После этого они разграбили не только его дом, но и другие дома, находящиеся в этом квартале. Это так поразило жителей, повергло их в такое отчаяние и страх, что один из жителей этого квартала неожиданно умер, — да смилостивится над ним Аллах. [378]

Через три дня по милости Аллаха Мухаммад-эфенди и 'Омар-полицейский были выпущены на свободу, так как выяснилась их невиновность. 'Омар был виноват лишь в том, что он знал [о спрятанном оружии] и молчал. Мухаммад-эфенди переехал из своего дома и не верил, что спасся из рук французов. 'Али Челеби и Мустафа Челеби остались /148/ в тюрьме. 17 шаввала (3.III.1801) вновь поступили известия о прибытии кораблей в Абукир, о чем уже говорилось выше.

18 шаввала (4.III.1801) отряд французских солдат двинулся по суше и по воде в Нижний Египет.

20 шаввала (6.III.1801) члены дивана собрались, как обычно. На заседании председательствовал комиссар. Он заявил, что ему казалось, будто возобновляются военные действия, но, по полученным сообщениям, прибывшие в Александрию корабли, всего около ста двадцати, уже уплыли. Присутствующие спросили: “Что это были за корабли?” — “Это были корабли, — ответил комиссар, — с английскими и турецкими солдатами. Крупных кораблей среди них было очень мало. В большинстве своем они были небольшого размера. Они везли также снаряжение”. Далее он сказал: “Верховный главнокомандующий направил вам по этому поводу указ еще до того, как выяснилось положение вещей. В настоящее время положение изменилось, ибо раньше ему казалось, что предстоит война. Но так как указ уже написан, то его надлежит вам прочитать”. После этого он велел Рафа'илу, переводчику, прочитать его. Вот его текст:

“От 'Абдаллаха Жака Мену, верховного главнокомандующего войсками Французской республики на Востоке, представляющего в настоящее время в Египте правительство Французской республики, ко всем жителям — великим и малым, богатым и бедным, шейхам и улемам и всем тем, кто следует по пути истинной религии, одним словом, ко всем жителям Египта, да сохранит их Аллах.

Штаб верховного главнокомандующего в Каире. 14 вентоза IX года Французской республики, единой и неделимой”.

Далее, после басмалы и эпитетов Аллаха, было написано: [379] “Поистине, Аллах направляет армии по правильному пути и дарует победу тому, кому пожелает. Впереди французской армии постоянно шествуют его ангелы, и меч в их руках разит и уничтожает ее противников.

У берегов Египта появились англичане, злобно угнетающие народы во всех частях света. Если они осмелятся высадиться на сушу, они будут немедленно отброшены обратно в море. Турки также зашевелились и, подобно англичанам, начали проявлять признаки жизни, но, если они осмелятся двинуться вперед, они будут отброшены и превращены в пыль и смешаны с прахом пустыни.

О вы, жители Египта и богохранимого Каира! Я призываю вас следовать по пути тех, кто боится бога. Спокойно живите в своих домах, занимайтесь, как и раньше, своими делами и стремитесь к осуществлению своих целей. Тогда вам нечего будет бояться. Но если кто-либо из вас станет на путь порока и начнет проявлять враждебность к Французской республике, то, клянусь великим Аллахом и его почитаемым посланником, голова этого преступника упадет в тот же час.

Вспомните события последней осады Каира и то, как лилась кровь ваших отцов, жен и детей и ваша кровь по всему Египту и в особенности в Каире, как вас грабили во время наступления, а затем обложили огромной внеочередной контрибуцией. Подумайте над всем тем, что я вам сейчас говорю. Мир тому, кто идет по пути добра, но дважды горе тому, кто собьется с правильного пути.

Искренне ваш 'Абдаллах Жак Мену”.

В тот же день состоялось народное гулянье, а в крепости было произведено несколько пушечных выстрелов. Жители были этим очень взволнованы и испуганы. Спросили французов о причине салюта, и те сообщили, что он произведен в связи с прибытием из Франции двух кораблей.

В тот же день на заседании дивана обсуждался вопрос о росте цен на исчезнувшее с базаров зерно и шли споры между комиссаром и шейхами по поводу недостатка в зерне, который стал ощущаться после того, как распространилось известие о [380] прибытии кораблей в Абукир. Члены дивана обсудили этот вопрос и пришли к выводу, что необходимо обратить на это дело внимание местных властей, сделать соответствующее внушение торговцам, а также вменить в обязанность мухтасибу и шайх ал-баладу объезжать базары и рынки и следить за этим.

После того как комиссар прочитал вышеупомянутый указ, один из присутствующих сказал: “Разумные люди в период смут не спешат предаваться порокам, а остаются дома”. На это комиссар ответил: “Разумные люди, подобные вам, должны давать наставления порочным, /149/ так как несчастье поражает не только дурного человека, но и остальных людей”. — “Это несправедливо, — сказал один из шейхов, — ибо наказание должно постичь только виновного. Ведь всевышний сказал: „Всякая душа — заложница того, что она приобрела"” (Коран, LXXIV, 41). Другой член дивана сказал: “Никто не расплачивается за чужие грехи”. Комиссар сказал: “Дурные люди подняли мятеж, а наказание постигло всех. Пушки и бомбы не обладают умом, чтобы отличать дурных людей от праведных. Они не читают Коран”. Один из присутствующих сказал: “Благие намерения спасают честного человека”. Комиссар ответил, что благочестив лишь тот, чье благочестие распространяется на всех людей, а если благочестие человека не распространяется на других, то оно касается только его одного. Первый человек — более полезен людям. В таком духе шли обсуждения и споры.

В этот день после полудня комиссар дивана получил приказ верховного главнокомандующего. Он вызвал к себе шейха Исма'ила аз-Заркани, вручил ему этот приказ и велел ему обойти с ним шейхов дивана в их домах и дать им его прочитать. Приказ был составлен как ответ на имевшие место споры. Вот его текст:

“Во имя бога милостивого, милосердного!

От 'Абдаллаха Жака Мену, верховного главнокомандующего армией Французской республики на Востоке, [381] представляющего в настоящее время в Египте ее правительство, ко всем шейхам и уважаемым улемам, членам высокого дивана в Каире, — да сохранит Аллах их высокие добродетели и внушит им необходимую для выполнения их обязанностей мудрость. Шейхи и благочестивые улемы! Мы посылаем вам новое обращение, которое направлено ко всем жителям Египта вообще и к жителям Каира в частности. Я не сомневаюсь, что вы постараетесь довести до сведения жителей его содержание полностью. Не забывайте, что в этих указаниях заинтересованы вы сами, так как вы являетесь в Египте представителями Французской республики. Пусть не исчезнут из вашей памяти воспоминания о том, что случилось с Каиром в последний раз, когда на него обрушилось возмездие. Это заставит вас понять, что вы должны для своего собственного покоя и безопасности удерживать жителей, так как если среди них возникнет малейшее волнение, то вся тяжесть его последствий обрушится, несомненно, на ваши головы.

Кроме того, в настоящее время мы получили из Франции сообщение об окончательном подписании мира с императором Австрии и о том, что русский царь только что объявил войну Турции 492. Салам!”

На следующий день в доме шейха 'Абдаллаха аш-Шаркави собрались шейхи, ага, вали и мухтасиб. Сюда пригласили также шейхов улиц и кварталов. Их предупредили об ответственности, приказав следить за своими подчиненными и не упускать из виду простой народ, предостерегать его и указывать ему на последствия, которые могут быть в результате действий нарушителей порядка и невежественных людей. Их предупредили также, что они лично отвечают за действия своих подчиненных, подобно тому как их начальники отвечают за их собственные действия. Ведь разумный человек занимается лишь тем, что касается только его. Однако к этому времени жители от голода превратились в ходячие тени. На этом заседание закончилось.

Диван, возглавлявший сбор миллионного налога, усердно и старательно занимался своим делом. Для взыскивания трети [382] налога и оставшейся части контрибуции были разосланы специально назначенные лица — стражники и французы. Усилились строгости в отношении карантина, что еще больше увеличило беспокойство жителей, и без того напуганных вспыхнувшей эпидемией чумы. Среди жителей ходили слухи, будто всякого заразившегося чумой, как только заболевание обнаружится, французы забирают в карантин, и его близкие, если только он не выздоровеет и не возвратится домой, больше ничего о нем не узнают. Если же заболевший умрет, то его семья, никогда больше не увидит его и ничего о нем не узнает, так как специальные люди из карантина заберут его тело, похоронят в одежде в яме и засыплют землей. Что же касается, его дома, то в течение четырех дней никому не разрешают ни входить в него, ни выходить из него, принадлежащую больному одежду сжигают, а перед дверью ставят стражу. Всякого, проходящего мимо дома больного и прикоснувшегося к двери или перешедшего установленную границу, хватают, отводят в его дом и устанавливают для него карантин. Если кто-либо умрет в своем доме и выяснится, что он умер от чумы, его одежду и постель собирают и сжигают. Покойника обмывает специальный человек, переносят его специальные носильщики, и только они одни. Похороны происходят без похоронной процессии. Перед покойником идут люди, не позволяющие прохожим подходить к нему близко. /150/ Всякого приблизившегося немедленно отправляют в карантин, а после погребения покойника в карантин отправляют всех, кто обмывал его, нес и закапывал, и эти люди выходят из карантина только для похорон другого покойника, и то лишь при условии, что они ни к чему не будут прикасаться. Все это пугало жителей, которые в ужасе покидали Каир и бежали в деревни. Они так поступали еще и потому, что опасались мятежа, который мог бы вспыхнуть после получения известий о прибытии кораблей в Абукир. Французы в свою очередь принимали меры предосторожности, делали необходимые приготовления и перевозили свое имущество в крепость.

19 шаввала (5.III.1801) большой отряд французских [383] солдат с грузом и снаряжением выступил на Восток. В городе распространился слух о прибытии в ал-'Ариш турецкой армии во главе с великим везиром Йусуф-пашой.

В тот же день шейх ас-Садат был заключен в крепость. При этом его не подвергали никаким оскорблениям.

Во вторник, 24 шаввала (10.III.1801), были арестованы и заключены в крепость также Хасан Ага мухтасиб и его слуга. Последний был посажен в большую башню. Шейх ас-Садат пытался узнать у тюремщика, в чем состоит его вина и какое он совершил преступление, послужившее причиной его ареста. Тюремщик ответил, что его арест является лишь мерой предосторожности. Французы опасаются восстания и всеобщего возмущения жителей города, а шейх ас-Садат известен как человек, ненавидящий французов из-за тех бед, которые они ему причинили. Что касается мухтасиба, то шейх ал-Бакри и сейид Ахмад аз-Зарв ходили к коменданту и верховному главнокомандующему и беседовали о нем. Верховный главнокомандующий ответил им, что это не их дело. Он сказал шейху Ахмаду: “Ты — купец, а Хасан Ага — эмир. Он не принадлежит к твоему сословию, и нечего тебе ходатайствовать за него”. Тот ответил: “Он нам нужен, так как он нам помогает собирать миллионный налог, и нам неизвестна вина, послужившая причиной его ареста, так как он усердно служил французам”. Ахмаду ответили через переводчика: “Его вину знают Аллах и верховный главнокомандующий. Он сам также знает ее”.

После ареста мухтасиба никто не был назначен на его место. Катхода мухтасиба вместе с агой объезжал рынки, и передними несли весы.

В тот же день на рынках было объявлено о восстановлении спокойствия в городе. Жителей призывали не испытывать беспокойства в связи с карантином. Было объявлено, что впредь будет сжигаться только та одежда покойников, которая была у них на теле. Мы уже говорили о тех слухах, которые ходили раньше среди жителей. Говорили также, что французы собираются сжигать дома тех, кто умер от чумы, и организовывать карантин для всего города. Все эти слухи вызывали среди [384] жителей огромное беспокойство и волнение. Это объявление было сделано для того, чтобы успокоить жителей.

В четверг, 26 шаввала (12.III.1801), верховный главнокомандующий французов потребовал к себе руководителей дивана и купцов. Когда они собрались в его доме, им было сообщено, что верховный главнокомандующий отправляется в Нижний Египет и оставляет своим заместителем в Каире коменданта Бейара с отрядом солдат, а также чиновников и инженеров. Он заявил приглашенным, что поручает им наблюдать за порядком в городе. Верховный главнокомандующий имел намерение задержать шейхов и купцов в качестве заложников, но посоветовался с ними по этому поводу и решил отложить это дело. Сразу же после встречи верховный главнокомандующий отправился в путь. Более он в Каир не возвращался.

Несколько шейхов отправились в диван и встретились там с комиссаром Фурье. Последний сообщил им, что в районе Абукира высадился отряд англичан 493, что их сопровождает группа мальтийцев и неаполитанцев, что они заняли участок топкой местности, окруженный с двух сторон водой, и что их со всех сторон окружили французы.

27 шаввала (13.III.1801) возвратился отправленный ранее на восток отряд солдат с грузом и обозом. С ними приехал губернатор провинции аш-Шаркийа Ренье. В тот же день они выступили по суше и по реке и присоединились к верховному главнокомандующему. Было объявлено, что они дошли до ас-Салихийи и отправили верхом на верблюдах в ал-'Ариш разведчиков, но последние никого там не обнаружили, возвратились обратно и сообщили, что в провинцию аш-Шаркийа никто не прибыл.

Дело в том, что генерал Ренье, губернатор провинций ал-Калйубийа и аш-Шаркийа, получил сведения от некоторых бедуинов племени ал-Мувайлих, что те видели английские корабли в Красном море. Ренье послал донесение об этом верховному главнокомандующему Мену и посоветовал ему двинуться с частью армии в район Александрии и укрепиться там, чтобы защитить город, если туда прибудут англичане. При [385] этом Ренье брал на себя обязательство /151/ отбросить противника,

если он вторгнется с Востока.

Верховный главнокомандующий ответил ему, что англичане не высадятся в районе Александрии, что они вторгнутся из Сирии, и приказал ему выступить в ас-Салихийу и там укрепиться.

Ренье не стал торопиться с выполнением приказания верховного главнокомандующего. Он направил ему вторично послание с таким же содержанием и настойчиво советовал ему приступить к укреплению Александрии. Завязавшаяся между ними по этому поводу переписка продолжалась несколько дней. В это время французы получили сообщение, что английские корабли приблизились к Александрии и несколько раз прошли в районе гавани. Однако верховный главнокомандующий Мену продолжал в письмах к Ренье настаивать, что англичане, стремясь ввести французов в заблуждение, лишь делают вид, будто они собираются высадиться в Александрии, и что на самом деле они скоро уплывут и возвратятся, чтобы высадиться в районе ат-Тина 494, и требовал, чтобы Ренье без промедления двигался в ас-Салихийу.

Генералу Ренье не оставалось ничего другого, как повиноваться и выступить в ас-Салихийу. Он написал Мену письмо, в котором доказывал, что англичане собираются высадиться только в Александрии, что они этого не сделали до сих пор лишь из-за неблагоприятного ветра и что не следует придавать значения тому, что они уплыли, что сам он выступил в ас-Салихийу, только повинуясь приказу, и советует ему также незамедлительно двинуться в Александрию.

Однако Мену не послушался его совета и не торопился двигаться в Александрию. Ренье выступил в ал-Бирка 495, а затем перебрался в аз-Завамил 496 и Бильбейс. При этом он не спешил. Верховный главнокомандующий посылал ему один за другим приказы идти в ас-Салихийу, но он не торопился. В последний раз Мену прислал письмо, в котором писал: “Мы получили известие о том, что приближается Йусуф-паша” — и настаивал на том, чтобы Ренье двигался в ас-Салихийу. Тогда [386] Ренье собрал своих генералов и изложил им положение дел. Приказ Мену он назвал глупостью и объявил сообщение его безосновательным. “Я знаю, — говорил он, — что мы не успеем достичь ас-Салихийи, как прибудет сообщение противоположного характера и мы получим приказ возвратиться и отправиться в Александрию. Все это приведет лишь к утомлению и различным трудностям”.

После этого Ренье медленно двинулся со своим отрядом и через три дня достиг ал-Курайна. Здесь Ренье получил письмо верховного главнокомандующего Мену с сообщением о прибытии англичан в Абукир, об их высадке и о сражении, которое произошло между ними и французским гарнизоном Александрии во главе с губернатором города. Мену приказывал Ренье спешно возвращаться и идти к Александрии. Тогда Ренье сказал: “Вот то, что я предвидел и о чем я думал”. После этого он выступил со своим отрядом обратно и возвратился в Инбаба. Впереди его двигался в Александрию верховный главнокомандующий Мену. Ренье двинулся вслед за ним.

Месяц зу-л-ка'да 1215 года (16.III—14.IV.1801).

3 зу-л-ка'да (18.III.1801) комиссар Фурье приказал членам дивана написать верховному главнокомандующему письмо с пожеланием благополучия. Члены дивана выполнили его приказ.

6 ду-л-ка'да (21.III.1801) скончался от чумы Мухаммад — начальник полицейских отрядов. Он заболел в субботу и умер в воскресенье ночью. Его тело положили на погребальные носилки и вынесли его одни только носильщики, причем впереди шли люди, которые всех отгоняли. Не было ни похоронного шествия, ни торжественных церемоний. В доме Мухаммада был установлен карантин, а находившиеся в нем люди были заперты. Вместо него никто не был назначен на занимаемый им ранее пост, но 'Абд ал-'Ал стал выполнять его обязанности. 'Абд ал-'Ал был назначен исполнять обязанности начальника полицейских отрядов и мухтасиба по просьбе Насраллаха-христианина, переводчика коменданта. Это был необычный и поучительный случай. 'Абд ал-'Ал принадлежал к самым низшим слоям общества. Он служил у одного из христиан-сирийцев [387] в Хан ал-Хамзави 497 и, воспользовавшись знакомством с христианами-переводчиками, просил за Мустафу — бывшего агу, благодаря чему последний стал продвигаться по службе и был назначен на эту должность. Мустафа сделал 'Абд ал-'Ала своим помощником и советчиком. Когда власть перешла в руки Мухаммада Ага, 'Абд ал-'Ал сблизился с ним, так же как раньше сблизился с Мустафой Ага, но его права при Мухаммеде Ага были меньшими, чем те, которыми он обладал при убитом. Когда умер Мухаммад Ага, его пост занял 'Абд ал-'Ал, так как французы были поглощены более важными делами — начавшейся войной, борьбой с эпидемией чумы и так далее.

Во вторник, 9 зу-л-ка'да (24.III.1801), среди жителей распространился слух о прибытии турецких войск в район Газы, а передовых отрядов их армии — в ал-'Ариш./152/ Эту новость при- везли французам солдаты верблюжьей кавалерии.

С наступлением времени вечерней молитвы были созваны шейхи — члены дивана. К собравшимся вышел комиссар Фурье в сопровождении другого француза, принадлежавшего к свите коменданта. Чтобы рассеять всякие опасения шейхов, Фурье долго и любезно говорил, употребляя напыщенные выражения. Он заявил, например, что он любит мусульман, особенно улемов и ученых, чувствует к ним склонность и желает им только добра, радуется их радостям и огорчается их печалями. Далее он заявил, что политические соображения заставляют иногда поступать вопреки своим желаниям и что накануне отъезда верховный главнокомандующий оставил французским властям предписание и приказал его в соответствующее время выполнить. Верховный главнокомандующий собирался еще в момент отъезда задержать шейхов и знатных жителей в качестве заложников от мусульман. Но, убедившись в том, что в Абукире высадились не мусульмане, а англичане и неаполитанцы, [следовательно,] враги не только французов, но и мусульман, и что можно не опасаться склонности жителей к ним и каких-либо выступлений жителей на их стороне, ибо они принадлежат к другой религии, он отказался от этой идеи. “Но в настоящее [388] время, — заявил он, — до нас дошли сведения, что везир Йусуф-паша движется в Египет с турецкой армией. Поэтому в соответствии с законами войны, принятыми не только у нас, но и у вас, мы должны задержать в качестве заложников некоторых знатных лиц. Пусть это не огорчает ни вас, ни их. Этим лицам, где бы они ни находились, будет оказано должное уважение, за их положением будет постоянно наблюдать комиссар”. После того как он кончил говорить, заседание закрылось, причем в качестве заложников были задержаны четверо шейхов: аш-Шаркави, ал-Махди, ас-Сави и ал-Файйуми. В четыре часа ночи заложников с почетом отправили в крепость и поместили в мечети ас-Сарийа 498 вместе с шейхом ас-Садатом. Остальным четырем членам дивана: шейхам ал-Бакри, ал-Амиру, ас-Сирси и автору этих строк было приказано наблюдать за спокойствием в городе, действовать совместно с комендантом и поддерживать с ним связь.

За шейхов, которые были задержаны, никто не опасался. Им не причинили никакого вреда, к ним проявляли уважение и оказывали почет. К каждому из шейхов был приставлен слуга, который без ограничений приходил к нему и уходил от него, выполняя его поручения, и приносил ему из дома все, в чем тот нуждался. Если же кого-либо из шейхов хотел навестить его друг или знакомый, то он должен был получить специальную бумагу с разрешением от коменданта, после чего он приходил с этой бумагой, и его пропускали.

В крепость были посажены также в качестве заложников Ибрахим-эфенди, чиновник городской таможни, Ахмад ибн Махмуд Мухаррам, Хусайн Кара Ибрахим, Йусуф — баш чауш 499 корпуса тюфекджийе, 'Али Катхода Йахйа — ага корпуса черкесов, Мустафа Ага Абтал, 'Али Катхода ан-Надждали, Мухаммад-эфенди Салим, Мустафа-эфенди из корпуса джамалийе 500, Ридван Кашиф аш-Ша'рави и другие лица. Шейхам, которые не были взяты в качестве заложников, было приказано строго придерживаться определенных границ, наблюдать за порядком в городе, следить за простым народом, а также посещать коменданта Бейара и доносить ему обо всем [389] том, что может быть источником зла и вылиться в восстание.

В этот период перестали проявлять заботу о деятельности дивана, образованного для сбора миллионного налога, а также заниматься взыскиванием недоимок подушного налога. Бог облегчил положение жителей. Были допущены также послабления в отношении санитарных мер: не так строго соблюдался карантин, было разрешено хоронить умерших без освидетельствования. Жителям верили на слово, когда они сообщали о болезни умершего. Все это объяснялось занятостью французов. День и ночь они передвигались, строили укрепления, перевозили в большую мечеть на верблюдах и ослах имущество, ящики, домашнюю обстановку и снаряжение. Между тем среди них также вспыхнула эпидемия чумы, ежедневно уносившая множество жизней.

11 зу-л-ка'да (26.III.1801) шейх Сулайман ал-Файйуми был Выпущен на свободу из крепости для того, чтобы он был вместе с теми шейхами, которые не были взяты в качестве заложников. Комиссар приказал шейхам строго придерживаться установленного порядка и, как это бывало в прошлом, не забывать собираться на заседания дивана. Шейхи приходили, сидели положенное время и беседовали друг с другом. К ним почти не обращались и не давали им дела на рассмотрение. После этого они расходились по домам. Было приказано шейху Ахмаду ал-'Ариши, кади, также приходить и сидеть; хотя раньше он этого не делал. /153/ Все это делалось только для соблюдения порядка.

13 зу-л-ка'да (28.III.1801) комиссар Фурье переехал в крепость, перевез туда свое имущество и более оттуда не выходил. Он прислал шейху Сулайману ал-Файйуми записку, в которой приказал последнему перевезти мебель из дивана в свой дом. Ал-Файйуми выполнил приказ, и в помещении дивана не осталось ничего, кроме циновок. Комиссар приказал также, чтобы члены дивана собирались, как они это делали раньше. Члены дивана приносили свои коврики, сидели на них в часы заседаний, а затем расходились. [390]

14 зу-л-ка'да (29.III.1801) Хасан Ага мухтасиб был переведен из башни к шейхам в мечеть ас-Сарийа. Комиссар Фурье поселился в мечети вместе с ними, якобы для того чтобы развлекать их своим присутствием, а в действительности из-за недостатка жилого помещения в крепости. В крепости скопилось много французов, и туда же было завезено множестве различного имущества, снаряжения, зерна и топлива. Вместе с тем французы разрушили находившиеся в крепости здания, замуровали все выходящие на площадь ворота, таким образом превратив ее в часть крепости, а для входа пользовались “Воротами семи ступеней” 501.

19 зу-л-ка'да (3.IV.1801) было получено из Александрии письмо от верховного главнокомандующего, датированное 13 зу-л-ка'да. Оно явилось ответом на отправленное ему ранее письмо, о котором говорилось выше. Вот его текст после обычного начала:

“От 'Абдаллаха Жака Мену, верховного главнокомандующего французской армией на Востоке, представляющего в настоящее время в Египте французское правительство, ко всем шейхам и почтенным улемам, членам высокого дивана в Каире, — да сохранит им Аллах их высокие качества!

Мы получили ваше столь дорогое для нас письмо, с огромной радостью ознакомились с его содержанием и убедились в ваших дружеских чувствах по отношению к нам и к армии Французской республики, — да сохранит Аллах вас и всех жителей Египта за ваши усердие и честность.

Вы знаете, что все во власти бога и только от него исходит победа. Только на него я полагаюсь. Мой успех всецело зависит от него и от его благородного посланника, — пусть дарует ему Аллах вечное благоденствие. Я желаю победы лишь для того, чтобы быть в состоянии обеспечить счастливую жизнь жителям Египта и его провинций и успех в делах их. Пусть всевышний будет постоянно с вами и пусть он дарует вам спасение”.

В тот же день один француз сообщил, что между английской и французской армиями разыгралось сражение, в котором [391] французам было нанесено поражение и в результате которого с обеих сторон имеется большое число убитых, что англичане вступили в Александрию, что существуют разногласия между самими французами, ибо верховный главнокомандующий во всем винит генералов Ренье и Дама 502, которые в свою очередь относятся к нему с презрением, и что, по мнению верховного главнокомандующего, непослушание этих генералов явилось причиной его поражения. Он их арестовал и сместил с должности. А произошло вот что. Ренье и Дама двигались с передовыми частями французской армии. Наблюдавший за противником Ренье послал разведку к позициям англичан и выяснил, что ни сильно укреплены. Французы по своему обыкновению собрались на совет и начали обсуждать план сражения. Верховный главнокомандующий Мену высказал свое мнение, но Ренье с ним не согласился. Он заявил: “Если мы это сделаем, мы потерпим поражение. Мое же мнение такое-то и такое-то”. С Ренье согласились Дама и большинство разумных французских военачальников. Это не понравилось Мену, и он сказал: “Я верховный главнокомандующий, и я уже высказал свое мнение”. Генералы не стали ему возражать и сделали так, как он приказал, и французская армия потерпела поражение, потеряв в эту же ночь убитыми пятнадцать тысяч человек. Ренье и Дама отошли в сторону и не ввели в бой своих солдат. Мену разгневался, обвинил их в измене, в тайном заговоре против него и в неуважении к его мнению. Еще больше убедило его в этом то обстоятельство, что, отправившись в Александрию, они захватили с собой все имевшееся у них в Каире имущество, так как они предвидели неразумные действия их начальника и результаты сражения. Это еще больше восстановило против них главнокомандующего, он сместил их с должности в армии и арестовал. Затем их выпустили, посадили с несколькими приближенными на корабль и отправили во Францию. А еще до всего этого Мену послал Бонапарту донесение о прибытии англичан и просил подкрепления. Бонапарт послал ему подкрепление, но отправленные солдаты встретились с возвращавшимися во Францию генералами /154/ и, [392] узнав от них о положении дел, возвратились с полдороги. Все эти сведения были получены из нескольких писем. В этих письмах также сообщалось, что англичане разрушили дамбы, отделявшие Александрию от моря, в результате чего вода затопила ведущие к городу дороги и осталась только одна сухопутная дорога в город со стороны ал-'Аджами, а также, что англичане построили укрепленные позиции, преградившие путь французской армии со стороны западных ворот.

В тот же день было получено сообщение о том, что Хусайн-паша капудан 503 приплыл со своими солдатами к Абукиру и высадил их на берег. Многие признаки подтверждали правильность этих сообщений. Об этом свидетельствовало поведение самих французов, несмотря на их сдержанность, скрытность и стремление уклониться от разговоров.

Комментарии

476. Аш-Шамси — улица в юго-западной части Каира, прилегающая с юго-западной стороны к Биркат ал-Фил.

477. Тут — первый месяц коптского календаря.

478. Сейид 'Али ар-Рашиди — знатный александриец, тесть верховного главнокомандующего Жака Мену (см. прим. 460).

479. Рашван-бей — один из мамлюкских военачальников.

480. Данавиль (правильно — д'Аллонвили) — французский чиновник, назначенный в декабре 1800 г. наблюдать за сбором налога с каирских цехов и корпораций. В связи со сбором налогов в 1801 г. был составлен реестр этих цехов и корпораций.

481. Крепость аз-Захирийа — имеется в виду форт Сулковского, построенный французами на месте мечети аз-Захир, расположенной за пределами городской стены, к северу от Каира.

482. Да'уд Кашиф — один из мамлюкских военачальников.

483. Мечеть ал-Гурийа (мечеть султана ал-Гури) на улице того же названия, к юго-западу от дома кади.

484. Сад (парк) 'Омара Кашифа находился на юго-западной окраине Каира.

485. Согласно мусульманскому праву, жена может выйти замуж после смерти мужа не ранее чем через четыре месяца и десять дней.

486. Мечеть Кусун (или Кайсун) и улица ал-Агават находились в южной части города, к востоку от пруда Биркат ал-Фил.

487. Абйар, Махаллат Мархум — селения в Нижнем Египте в провинции Мануфийа.

488. Эстев — главный казначей французской армии, назначенный в период правления Мену “генеральным директором общественных доходов Египта”, т.е. фактически министром финансов.

489. Имеется в виду итальянский поход Бонапарта 1800г.и разгром им австрийской армии при Маренго (июнь 1800 г.).

490. Басмала — сокращенное обозначение выражения “во имя бога милостивого, милосердного”, употреблявшегося мусульманами в начале всякого научного сочинения или официального документа.

491. К началу 1801 г. антифранцузская коалиция распалась. Франция заключила мир с Россией и Австрией и продолжала оставаться в состоянии войны только с Англией.

492. Мирный договор между Францией и Австрией был подписан 9 февраля 1801 г. в Люневиле. В 1800 г. русский император Павел I порвал отношения с Англией и начал переговоры с Францией о мире, союзе против Англии и совместном походе в Индию.

493. В ночь с 7 на 8 марта 1801 г. английские войска под командованием Ральфа Аберкромби начали высаживаться на Абукирском полуострове.

494. Ат-Тина — залив на Средиземном море в северо-восточной части Дельты.

495. Ал-Бирка (Биркат ал-Хаджжи) — пруд к северо-востоку от Каира. Здесь же находилось селение того же названия.

496. Аз-Завамил — селение в провинции аш-Шаркийа к северо-востоку от Каира.

497. Хан ал-Хамзави — большой постоялый двор для купцов к юго-западу от дома кади.

498. Ас-Сарийа — мечеть в Каирской крепости.

499. Баш чауш — один из младших командных чинов турецкой армии.

500. Тюфекджийе, джамалийе и черкесы — кавалерийские корпуса турецкой армии в Египте (см. прим. 351), которые распределялись по египетским провинциям и составляли главную военную силу провинциальных кашифов. К концу XVIIIв. эти корпуса, как и другие турецкие войска в Египте, утратили свое значение, поскольку мамлюкские кашифы опирались в провинциях почти исключительно на свои мамлюкские отряды. Приведенный ал-Джабарти перечень заложников свидетельствует о том, что французское командование задержало азхарских шейхов, некоторых чиновников, начальников турецких войск и представителей верхушки мусульманского купечества.

501. “Ворота семи ступеней” (Баб ас-саб' хадарат) — ворота в западной части Каирской крепости.

502. Дама (1764 — 1828) — генерал французской армии.

503. Капудан-паша — начальник морских сил Османской империи, адмирал.

Текст воспроизведен по изданию: Абд ар-Рахман ал-Джабарти. Египет в канун экспедиции Бонапарта. М. Наука. 1978

Еще больше интересных материалов на нашем телеграм-канале ⏳Вперед в прошлое | Документы и факты⏳

<<-Вернуться назад

Главная страница  | Обратная связь
COPYRIGHT © 2008-2024  All Rights Reserved.