Мобильная версия сайта |  RSS
 Обратная связь
DrevLit.Ru - ДревЛит - древние рукописи, манускрипты, документы и тексты
   
<<Вернуться назад

МУХAMМАД РИЗА БАРНАБАДИ

ПАМЯТНЫЕ ЗАПИСКИ

ТАЗКИРЕ

Копия послания мирзы Ризы и мирзы Абд ас-Самада, сыновей покойного мирзы Мухаммада Хусайна, которое они написали вместе с сотником Махди Фарахи моему покойному покровителю

Если бы моя беспокойная душа не билась бы в теле, подобно стрелке компаса,
То улетела бы к тому покровителю (адресату).

[Пишущие] доводят до блистающего, затмевающего блеск луны мнения его светлости высокостепенного, высокоместного, похвальных качеств нашего господина [следующее]. Поскольку [Вы] изволили интересоваться всеми злоключениями своих искренних давних друзей, [сообщаем], что, благодарение всевышнему господу, мы продолжаем влачить бессмысленное существование в Обители верующих Астрабаде /л. 37б/ и занимаемся молитвами об умножении успехов [Ваших] в обоих мирах и обретении желаемого и необходимого [Вам] на этом и том свете. Поскольку от подозрения в лицемерии далека наша надежда на то, чтобы высокие помыслы сих сгоревших в огне жажды встречи и расплавленных в пламени разлуки [с Вами] достигли бы цели исполнения стремлений (о господи, прими мольбы добросердечных!), то ныне при тесном общении с высокостепенным, высокодостойным Махди-беком сотником, движущимся в направлении созвездия Близнецов, и благодаря неуемному [нашему] желанию [видеть Вас] он оживил предания о нашей искренней приязни. Пусть тот самый молодой человек согласно обычаям нежной дружбы по постижении всемерной радости служения [Вам] соизволит окропить кущи [нашей] памяти, хранящей привязанность к [Вам], искусным пером в стиле Мани и его картинной галереи на зависть садам Эдема и освободит Ваших доброжелателей из оков печали призывом к безраздельному услужению [Вам].

Пока солнце на восходе сияет обилием света,
Пока [человек] ставит ногу в полуденную тень,
Да не посягнут враги на твои помыслы,
Милостью создателя да пребудет ясным мир под знаменем твоим,
Да упрочатся шатры его счастья и славы,
Милостью господа пусть они будут вечными. [63]

Копия послания Астрабадской родни, которое было переслано при посредстве покойного муллы Абу Мухаммада Астрабади, проживающего в Святой земле

В том месяце наш день превратился в ночь из-за разлуки,
Ох, ох, ох, как мы измучены расставанием.

По желанию великого Аллаха судьба кончиками пальцев считает листы дней и ночей. Да будут бессчетными, скрепленными печатью вечности листы годов и месяцев того господина — [адресата]. Дописав страницу до концовки, изъявляющей приязнь, [пишущий] доводит до сведения дражайшего высокоуважаемого обладателя блеска солнца и сияния луны в ее наивысшей фазе, что, после того как гератский купец Махди-бек изволил отбыть из Обители верующих Астрабада, [сему] двойнику верности были отправлены два великолепных послания, превосходных драгоценных письма, которые стали предметом гордости и радости искренних друзей [Ваших]. Оттого что [получатель] являл собой мерило постоянства, сдерживал бурные чувства, [письмо] сделалось источником ликования. Смогу ли поведать [Вам], насколько тонкие замечания, [что сродни] ярким и ароматным цветам в садах утонченности, и изысканные выражения [письма] — плод удовольствия в саду радости — наполнили запахом амбры вечернюю трапезу Ваших искренних друзей, а вкус разлученных [с Вами] ощутил сладость [свидания]. Надеюсь, что, всегда сознавая пользу общений [и] соблюдая похвальный обычай благоволения к друзьям, [Вы] приступите к изложению правдивых благополучных обстоятельств Ваших, которые являются тысячеликой основой радости и веселья, и сочтете это образцом оказания /л. 38а/ милостей и благодеяния, чтобы узнавать о судьбе сих отторженных от улицы общения.

Воистину, все мы, благодарение Аллаху, продолжаем влачить бренное существование в городе верующих Астрабаде в квартале Сабз-и Машхад на улице Сухта-чинар. Мы молимся о благе того господина и его детей, то есть мирзы Мухаммада Ризы и мирзы Мухаммада Али. Уповаем, что стрела просьбы возносящих молитвы попадет в цель осведомленных о благоприятном ответе и, хвала Аллаху, не постигнет бедствие конской чумы сих блуждающих в далекой пустыне, ни мужчин, ни женщин.

От покойного моего дяди Мухаммада Хасана остался ребенок мужского пола по имени мирза Мухаммад Али, которому ныне более двадцати шести лет. Он введен в права наследства и заявляет о полном повиновении. От нашего покойного благочестивца-родителя осталось трое потомков мужского пола и трое — женского. Мы оба довольны двумя его детьми мужского пола, одного из которых зовут Мухаммад Муким, а другого — Мухаммад Хусайн. Третий же наш брат, который по возрасту моложе нас, [Ваших] искренних друзей, и которого звали Мухаммад Махди, [64] два года тому назад переместился в соседство с милостью Аллаха. Он доставит просьбу молящихся усопшим родственникам [нашим].

Если вспомните об оказавшихся вдали от Вас Ваших искренних друзьях, напишите, в каком квартале стольного города Герата изволите проживать, упомяните, как величать всех родственников, и располагайте нами, если нужно сослужить [Вам] службу. Во всех прочих Ваших делах Вы — наш повелитель.

В 1190/1776-77 году мирза Мухаммад Риза, старший сын покойного мирзы Мухаммада Хусайна, выехал из Астрабада, намереваясь встретиться с [ныне] усопшим моим отцом-покровителем. Он посетил столицу Герат и возвратился, прожив там три месяца. А два года спустя дошла весть о его кончине и перемещении из сей скорбной обители. Другой его брат, мирза Абд ас-Самад б. мирза Хусайн б. мирза Мухаммад Али, в период, предшествующий этим семи-восьми годам, пользовался всемерным почетом при дворе владыки, равного небесной сфере, — Хусайн-Кули-хана Каджара 120.

/л. 40а/ Покойная матушка моего дяди мирзы Мухаммада Бакира приходится молочной сестрой мирзе Джа'фару, градоначальнику столицы Герат. А мирза Джа'фар — сын мирзы Мирака сына мирзы Мансура, градоначальника, об обстоятельствах которого кое-что уже было рассказано. Должность гератского градоправителя была наследственной в их роду. Благочестивый покойный мирза Мансур приходился в бозе почившему мирзе Аршаду старшему двоюродным братом по материнской линии. В его доме бывала и сестра мирзы — прабабушка родителей пишущего сии строки. У них были очень хорошие высокие дома, расположенные в квартале Хийабан к северу от столицы Герат. И в квартале Новый мазар, что внутри города, у них были добротные подворья. Все принадлежавшие им за городом дома нынче разрушены, а их подворья в Новом мазаре захватил Атаулла-хан сын Хызр-хана ализая.

Они имели еще много земельных участков в гератских кварталах. Купчие грамоты на многие из этих участков находятся у их наследников. В том числе большинство земель Раузе-баг и Орду-баг принадлежало им. В Святой земле — священном Мешхеде — они отвели для себя четыре зауджа годных для земледелия [участков, приданных] вакфу гробницы. Вакфная грамота была написана рукой почившего моего покровителя мирзы Аршада и нынче находится перед пишущим эти строки. Изложение ее для памяти автор записал в этом тазкире. Вот оно.

Черновик вакфной грамоты

О проникший в тайны мудрости и совершенства,
Постигший самую суть величия и славы,
О бессмертный господин, бесподобный миродержец,
Безгрешный блистательный владыка! [65]
Если не воздать хвалы твоим достоинствам, [то] поколеблются основы [любого] дела,
Если не восславить тебя, стократ ослабнет вера.
В твою честь перо открывает [каждую] новую главу,
Любой разговор начинается славословием тебе.

Красноречие изощренных и блистательных умов, подвиги славных богатырей неизменно посвящены властелину, святость господства коего ограждена и избавлена от самой малости упадкa, а тень дворца величия коего освобождена и очищена от ущерба порока и тлена. Он — тот, доказательства божественной сущности коего пронизывают каждую клеточку всего сущего, как лучи сияющего солнца. /л. 40б/ Свидетельства его неповторимости как бы сияющим драгоценным карбункулом озаряют любую тварь рода людского по всей вселенной. И все, что есть у него, — признак того, что он един.

Благодаря окрыляющей радости хвалы ему талантливые восходят на высшую ступень совершенства; счастьем нескончаемых здравиц ему сановные и вельможные достигают еще большего великолепия. Обильным струящимся потоком его щедрот приводятся в движение дела и богатых и бедных. Искренняя безграничная благодарность ему по нраву истинно милосердным.

Облако его щедрот рассыпает дары, как капли, Каждая капля источает океан милостей. Райскую землю, источник Коусар и обетованный край [Пророк] сделал вакфсм бедняков и наградой нищих.

Лучи [его] восхваления и славословия, которые сиянием светильника славы и факела известности умножают блеск общества чистоты и расположения, есть дар осененной благодатью усыпальницы и святой благородной могилы великодушного господина. С тех пор как лампа луны и фонарь месяца льют и будут струить свет с аркады небесной галереи на обширные просторы земли и равнину постели небосвода, палаты посланничества и пророчества, дворец имамства и халифатства не озарялись и не озарятся всеосвещающим светильником, подобным его святейшей сущности. Он — итог рода человеческого, отпрыск и потомок знаменитых, предводитель, так сказать, ценнейший бриллиант среди тех, кто являются попечителями наивысочайшего завещанного имения и хозяевами пиршественной залы, где едят и пьют. Он — апогей сейидов, блеск, вождь племени владетелей будущей державы, неустрашимый герой ристалища. Он — разящий меч Аллаха, его решающий аргумент, истребитель нечестивых неверных.

Он — печать пророков; просторы вселенной
Озаряются светом его наставлений.
Он — предводитель государственных мужей. Райская земля
Завещана его потомкам и дарована его народу.

Однако для набожного, [опочивальня] души которого озарена светильником разума и побуждений веры и светом дальновидных [66] раздумий, /л. 41а/ несомненно очевиден и ясен подлинный смысл того, что всякий, кто зерно упований и надежд посеет на непрочной ниве преходящей мирской жизни, пожнет лишь сожаление и раскаяние, а всякий, кто из урожая существования и бытия не собрал припасов для жизни в потустороннем мире, [тем самым] сжег молнией невежества, пламенем ущерба и угрызений совести гумно разума и рассудка. Стихи:

Зачем ты бросаешь в землю зерно, коль
Раскаяние будет твоим урожаем?
Раз уж ты надеешься на прочность и постоянство,
[Знай], что река Кулзум — мираж вдали.

Итак, счастлив и даже нравственно велик тот, кто [свое] достояние в сей эфемерной обители ужаса почел способом снискания милости всевышнего господа, принесение в дар имущества — средством восхождения по ступеням самосовершенствования, а пожертвование в вакф земель признал возможностью оказания благотворительности.

Он — прозрачный кристалл правдивой души, воплощение грез, разум неисчерпаемых запасов милости, светоч общества благородства, знатности и могущества, источник света среди великолепия, недосягаемости и благотворительности, владыка стран благонравия, прозорливости и щедрости, старший из собратьев края удачи, преданности и согласия. Стихи:

Он — тот, кто рукой доброты в источнике щедрости постоянно
Смывает пыль просьбы о подаянии с лица бедняков и нищих.
На ниве его милостей вслед голодному
Зерно [летит], расправив крылья, как летучий муравей.

То есть я имею в виду его превосходительство вельможного, благородного, знатного, сановного мирзу Абу Талиба. Он — полнозвучный аккорд достоинств, почета, величия, титулованная особа, прибежище знатных, человек примерных правил обходительности, влиятельный, отмеченный знаком божьей помощи и содействия, полновластный владетель, увенчанный славой, угодный богу, именитый, высокочтимый, правдивый очевидец сих слов и четкий отпечаток этих событий, безгрешный “в тот день, когда не поможет богатство и сыны” 121.

Прозорливым оком поневоле предвидя конец своих дней : “Что вы уготоваете вперед из добра для самих себя, найдете это у Аллаха” 122, он передал в утвержденный вакф и сделал вечным владением при своей гробнице, расположенной в высоком святом Мешхеде, к югу от прохода к месту убиения всех и вся, посевные площади, называемые Нахр-и Кулзум, и пахотные земли Афзал-абад, а также мельницу, известную под названием Большая мельница, которую приводят в движение воды тех двух пахотных участков, находящихся в уезде Сабкар, входящем в число уездов столицы Герат. [67]

В целом оба названных пахотных участка и все земли, которые вышеозначенным на законном основании пожертвованы в вакф, примыкают друг к другу /л. 41б/ и переходят один в другой. Очертания его сельскохозяйственного надела от селения Фарак и Артехан имеют вытянутую форму и определяются соотношением три на десять. [Надел передается] вместе с постоялым двором, земельными угодьями, семенами, ссудой, племенным скотом, орудиями, необходимыми для сельскохозяйственных работ, и всем прочим, к тому относящимся, к тому принадлежащим, имеющим до того касательство, и тем, что по законному праву полагается.

Упомянутое вакфное пожалование ограничено с четырех сторон так: на востоке пахотными землями селения Нусан; на западе землями, причисляемыми к селению Фарак; на севере — к орошенному земельному участку, по которому течет река уезда Хийабан; на юге общей столбовой дорогой и тиулами упомянутого вакфа. Осуществление и выполнение законных условий этого [акта] возлагается на старшего и достойнейшего из потомков его превосходительства вышеупомянутого завещателя. А не приведи боже он умрет, не оставив детей, — следует передать мужским потомкам его сестры и прочим родственникам соответственно близости родства и порядку наследования. Чем дальше родство, тем позже [черед] 123.

Условия упомянутого вакфа и особенности расходования урожая и денежных поступлений с него, подобно тому как ранее заявлено относительно получения его превосходительством учредителем, заключаются в том, чтобы упомянутое обращенное в вакф имущество не сдавали в аренду более чем на три года, не дозволяли бы куплю-продажу, заклад, передачу в виде выморочного достояния, раздел и дробление между главами рода и домочадцами. Законный попечитель этого [вакфа] после надлежащего досмотра и выполнения условий пусть постарается и озаботится выплатой десятины из доходов всего вакфа за вычетом малуджихата, налога в пользу правительства и государства, неизбежных затрат, посевного зернового фонда, расходов на ремонт и восстановление разрушений и всего нужного для регулярного сельскохозяйственного производства, с тем чтобы я получил то, что мне положено за труды, то, что полагается владетелю-управителю.

А из того, что останется, каждый год надлежит выделять сумму в один туман пять тысяч динаров на содержание одного чтеца и освещение гробницы родителя, сестры, жены и тетушки упомянутого завещателя, которые похоронены под аркой кельи единобожия, известной как арка Мир Али Шира. Пусть они позаботятся [о могилах] и делают все полагающееся — утром и вечером читают Коран, и пусть свет никогда не гаснет. И еще — отныне и впредь пусть каждый год [попечитель] выделяет сумму в три тумана на ковер, освещение и исполнение обязанностей чтеца Корана, который, находясь подле упомянутой гробницы, будет утром [68] и вечером занят чтением нараспев Корана. Постелив ковер и , позаботившись об освещении, /л. 42а/ он сделает все необходимое. Из остатков доходов каждый год пусть определяют толику надежному человеку, который ежевечерне по пятницам, приготовив халву и запасшись хлебом, раздает [это] у изголовья гробницы бедным и нуждающимся. А что еще найдется из имеющейся наличности и упомянутых излишков в части расходов вакфа, то вручить достойным уважения людям, кои имеют законное право, с тем чтобы они, тратя на свое пропитание, помогли бы завещателю молитвами о его благе, изменений и искажений сего установления не допускали бы. [Да будет он] вакфом истинным, выверенным по шариату, действительным, обязательным, подтвержденным, увековеченным. “А кто изменит это после того, как слышал, то грех будет только на тех, которые изменяют это” 124. А от людей [требуются] всевозможные усилия по попечительству, предоставление полномочий и забота о том, чтобы вверенное имущество не было разорено и захвачено и не были бы отменены условия [вакфной записи]. Тому, [кто изменит], — проклятие Аллаха, ангелов и всех людей. И было это 11-го числа месяца раджаба Почитаемого 1098 года от бегства пророка, да благословит его Аллах и в начале и в конце (т. е. 23 мая 1687 г.).

Мирза Мухаммад Риза сын мирзы Абу-л-Фатха, да простит Аллах их обоих. Среди равных и подобных себе он выделялся и отличался похвальными качествами, присущим ему великодушием и храбростью. Он великолепно писал почерком настали 125, отлично вел счетные книги и был также совершенен во владении военным оружием. После кончины своего отца согласно грамоте грозного падишаха Надир-шаха Афшара он был назначен на должность везира вилайета Бадгис. В последние дни жизни Надира 126, когда из-за одолевавших этого могущественного падишаха приступов гнева и ужаса ни у кого не хватало смелости подступиться и приблизиться к нему, тот благочестивый усопший, привезя перечень денежных счетов столицы Герат в Святую землю (Мешхед), представил их пред очи высоки местного падишаха и получил его согласие и одобрение. Осчастливленный, он возвратился с дарами и халатами, в добром здравии, гордый и уваженный. В период здешней сумятицы, когда из-за набегов и грабежей племен аймаков 127 и узбеков и ввиду разразившегося голода наш край был разорен, во всем вилайете Гурийан, где обычно насчитывалось по переписи населения семьдесят-восемьдесят тысяч семейств, не осталось ни одной живой души, кроме тридцати семейств, /л. 42б/ собравшихся в барнабадской крепости со всего гурийанского вилайета.

В 1160/1747 году сто пятьдесят всадников из племен джамшиди и хазаре одновременно собирались напасть на селение Барнабад. Мой [ныне] почивший дядя по линии отца выступил из [69] крепости, чтобы сразиться с ними и отогнать. Раненный ружейной пулей неким Шукуром, он обрел счастье, представ перед богом как мученик 128.

* В мирском саду никто не видел ни богатства, ни блаженства,
Ни признака верности на лике счастья.
В этом мире обмана нет доверия разуму,
Никто не видел ничего более смутного, чем сей горестный мир *.

Пишущий сии строки так зашифровал дату мученической гибели того усопшего: “Роза пала на землю от разрыва сердца” 129. Эта дата получается также из таких слов: “Он приобщился к милости божьей”. То же явствует из следующего полустишия:

“На долю моего дяди выпало стать великим мучеником” 130.

Он похоронен в гробнице мауланы Вахид ад-дина Мухаммеда, да простит Аллах их обоих и да упокоит его вместе с другими мучениками и праведниками.

Дочь покойного ходжи Абу-л-Хасана, ведшего свое происхождение от высокочтимых шейхов, родство семьи которых очевидно и несомненно возводится к куполу праведников шейху Ахмаду Джаму 131, * жила в доме моего почившего дяди по линии отца *; особо почтенная ступень этого родства [с шейхом Джамом] явствует из книги Бахр ал-ансаб 132, составленной относительно генеалогии того клана. После трагической гибели моего дяди ту доброжелательную особу взял в жены мой повелитель-отец. Мой брат Мухаммед Али ступил из тайны небытия на ристалище жизни из чрева этой ныне почившей. В последний раз, когда мерзкий Ибрахим, торговец пленниками, заковав в цепи [моего] сына Абу Талиба и Абд ас-Самада, сына моего брата Мухаммада Али, увел их из Барнабада в Гурийан, как то будет явствовать из последующего изложения 133, сия достопочтенная особа, выслушав эту устрашающую весть, пала, разбитая параличом. Два дня она лежала без движения и сознания, не произнося абсолютно ни звука. На третий день она скончалась. Находясь тогда в осаде в Герате, пишущий эти строки также не имел возможности навестить ту любезную покойницу. О Аллах, ты — мститель истинный и справедливый. Раз временщики и беспечные правители этой страны не имеют ни чести, ни стыда, ты — могущество и познание тайн возмездия — отомсти за поборы и насилия неправедных вероломных злодеев, /л. 43а/ причиненные нам, угнетенным и несчастным. Не допусти их (насильников) в загробный мир, не взыскав с них в сей недолговечной земной юдоли за невинно пролитую кровь. От автора:

О господи, накажи моего обидчика,
Освободи мое исстрадавшееся сердце от его насилий.
До каких пор из-за его надругательств мой день будет ночью,
Окажи милость, сделай днем мою непроглядную ночь.

Погребена та покойница в склепе, который мой почивший [отец]-покровитель построил для этой цели, в мазаре мауланы [70] Вахид ад-дина Мухаммеда, подле усопших отца и матери пишущего эти строки, да простит их Аллах и да озарит их могилы.

Мирза Мухаммад Бакир сын мирзы Абу-л-Фатха, да простит Аллах их обоих. По примеру своих почитаемых предков он избрал отшельнический образ жизни, занимаясь земледелием. Большую часть времени он ухаживал за охотничьими птицами, увлекаясь ловлей [зверей] и охотой с соколами. Во время осады столицы Герат высокоместным шахом Ахмад-шахом 134, когда мой [ныне] покойный отец-покровитель исполнял должность начальника канцелярии названной столицы и находился в осажденном городе, моего благочестивого дядю в Барнабаде по подстрекательству подлых злодеев этой области чрезмерно донимали назойливые люди. В случае, если [автор] приступит к подробному изложению их поступков и обстоятельств того покойного, это удлинит повествование. Поскольку время не позволяет этого и намерение [автора] быть кратким, он к рассказу о них не приступает. Стихи:

Я не обнажил шрам от раны на груди моих книг,
Однако причина написания находится вне меня — в самих обстоятельствах.

Он умер от желтухи в месяце зу-л-хиджжа Запретном 1181 /апрель — май 1768 года около семи часов пополудни.

*Кому судьба даровала спокойное место под солнцем?
Ведь рассвет так непродолжителен.
Портной судьбы никому
Не сошьет рубашку без того, чтобы она не превратилась в саван*.

Он похоронен в мазаре мауланы Вахид ад-дина. Вот отрывок, содержащий дату его кончины:

Увы, какое горе, что он ушел из сада жизни,
Он был благоухающей розой, струящей аромат, подобно розовой воде.
Тысяча сожалений, что он пал под ударом топора смерти.
[Так] ранней весной саженец спешит в черную сырую землю.
Он — наилучший из избранных, итог благородных,
Излучение сущности величия, всеобщий любимец,
Молодой росток райского цветника, мирза Бакир.
Рай — место, где по милости всемогущего
Его сердце воссияет, будто оно соткано из лучей.
Спеша уйти из этих мрачных руин, он взмахнет полой,
Его прах поселится в недрах земли.
/л. 43б/ Хотя им разбиты многие сердца,
Птица его души торопится в райский сад,
По этой причине слово “торопится” вошло в счет [определения] даты его кончины
135.

В доме моего дяди жила дочь покойного мирзы Калб Али, которого описывали как властного и знатного человека, и был он известен и славился большим богатством и обширными поместьями. Родство той семьи возводится к мирзе Ахмаду, известному как Наджм Второй, который при высокоместном шахе Исмаиле [71] Сафави был возвеличен саном векила 136. Подлинные его обстоятельства упомянуты и записаны в истории Хабиб ас-сийар и в Тapux-u алам-ара-йи Иран, в обеих названных книгах 137. У него были поместья в триста зауджей в пределах вилайетов Фарах, Исфизар и Герат 138. Купчие крепости на большинство земельных владений существуют и сейчас. Поскольку дочь покойного мирзы Джа'фара Шахрийари приходилась моему дяде теткой по материнской линии, она была в доме мирзы Калб Али, а сестра Калб Али — в доме мирзы Джа'фара. Супруга моего покойного дяди была посватана мирзой Джа'фаром, ее дедом по материнской линии. Она родила моему дяде одного сына и двух дочерей. Сына звали мирза Хасан Али. В наши дни Ибрахим-хан Гурийани, торговец пленниками, со своими приспешниками наворовал, награбил и обобрал его на сумму пятьсот туманов наличными серебром, товарами и имуществом. Несколько его крестьян было убито, его служанки пошли с торгов. Теперь из-за неразберихи, нынешнего хаоса, из-за бесконечных трудностей с продуктами питания его одолевают беспокойство и уныние. Он занят сельским хозяйством и живет затворником. Стихи:

От большого горя он подобен уху, стенающему от боли:
Оно стонет и само слушает свой стон.

Он надеется, что всемогущий [бог] — правый судия — воздаст за обиды несчастного тем злодеям — угнетателям и насильникам в сей недолговечной обители, не допустив их до судного дня. От автора:

О господи, ты единственный знаешь обо всех обстоятельствах.
Пред тобой не нужен ни челобитчик, ни свидетель.
Так как подлые негодяи ведут себя недостойно,
Лучше уж на всех поровну разделить такое принуждение, о господи.

Старшая дочь моего покойного дяди жила в доме пишущего эти строки. Она — мать моих сыновей Мухаммада Аршада и Абу Талиба. Младшая дочь его жила в доме моего брата Мухаммада Али. Она родила ему сыновей Абд ас-Самада, Ахмада и Абу-л-Фатха. Да будет угодно всевышнему Аллаху, да исполнятся все их желания в земной жизни, они получат требуемое в обоих мирах и достигнут цели.

/л. 44а/ Покойный благочестивый мой отец-покровитель и повелитель мирза Мухаммед Казим, сын мирзы Абу-л-Фатха, да простит их Аллах и да озарит их могилы. Его отличали качества: смиренность, честность и верность слову. Во всех делах он был знаменит и известен прямотой суждений, твердостью намерений, благоразумием. В своем поведении он следовал стезей кротости и смирения. Так, несмотря на то что в его конюшне всегда находилось семьдесят-восемьдесят прекрасных коней и он говаривал: “Сколько помню себя, мы в нашей конюшне всегда имели по [72] меньшей мере одного коня стоимостью пятьдесят туманов, если не больше”, тем не менее он никогда не приезжал верхом к дверям резиденции шаха и правителей. Зимой ли, в дождь или в слякоть, пока было возможно, он ходил пешком, так что подчас случалось, что шаровары его были запачканы грязью. Хотя правители и прочие сановники и его друзья настоятельно советовали ему ездить верхом, но он не соглашался, следуя стезей скромности. Издавна у нас были два-три семейства, рожденных в доме гулямов. За триста тебризских туманов наличными отец купил слугу и служанку. Их детей он отдал в учение, и они стали мастерами своего дела: один — банщиком и массажистом, другой — портным, третий — пекарем. Вместе с тем он для себя лично никогда не имел ни прислуги, ни рассыльного, чтобы его не причисляли к знати. Он не носил ничего, кроме бязи, ситца и сукна, никогда не надевал шелковых и других [дорогих] одежд. В обществе он никогда не садился на самое почетное место. Стихи:

Учись скромности, коль жаждешь благодати,
Ибо вода не течет вверх по склону горы.

В течение тридцати пяти лет, согласно грамотам независимых падишахов Надир-шаха, Али-шаха, Шахрух-шаха и Ахмад-шаха 139, он исполнял должность начальника канцелярии столицы Герат. Все правители и ханы — его современники — относились к нему с любовью и расположением, не отворачивались от его справедливых и разумных слов. Помимо службы в канцелярии столицы Герат /л. 44б/ он в течение четырнадцати лет согласно распоряжению несравненного повелителя (от автора):

Воображению не вместить [все] похвалы, [которые он заслуживает],
Бессильно слово описать его достоинства,
Государь высокочтимый Тимур-шах
140,
Правосудный бесподобный владыка.
Да будет вечной и непоколебимой его власть,
* Да не коснется ее ни вред, ни ущерб * —

был занят исполнением обязанностей везира земель халисе 141 в столице Герат. Из числа общественных сооружений, которые сохранились с тех дней благодаря ремонтным работам отца, насколько помнит пишущий эти строки, ему удался, во-первых, ремонт бассейна Мир Хусайни, находящегося в квартале Мисрах в Герате. Он был разрушен, и мой [ныне] почивший покровитель восстановил его. Во-вторых, он отремонтировал бассейн, находящийся в селении Джабраил, принадлежащем к району Инджиль в округе названной столицы 142. Кроме того, в тот раз, когда по просьбе Джа'фар-хана курда покойный Дервиш Али-хан хазаре, беглербек Герата, с войском, состоявшим из хорасанских родов 143, был направлен наказать и подчинить некоторые [73] курдские племена, жившие в районе Нишапура, и захватил в плен большинство из них, мой ныне почивший отец-покровитель освободил троих из них от продажи в рабство. Это были курды рода амарлу — Таги, Гульзар и девушка по имени Пери, взятые в плен в крепости Марс 144. Ради [своего] доброго имени он вытребовал их из Нишапура в Герат. Девушке Пери, которой было двенадцать лет и которая оставалась девственницей, а также Таги и Гулъзару он дал дорожные припасы и продукты, которые им были необходимы, снарядил и... 145 отправил их в родной вилайет. Своего мальчика-индийца, слугу по имени Рустам, которого он [в свое время] оставил для работы банщиком — и он сделался хорошим банщиком и массажистом, — а также Фатиму, купленную им невольницу, он освободил и отпустил на волю. Отец покупал за наличные деньги мальчиков-слуг и девочек-джарийе 146 до тех пор, пока их у него не набралось двадцать два — двадцать три человека. Купчие крепости на них и сейчас находятся перед пишущим эти строки. Большинство из них (купленных детей) он (отец автора) приставил к какому-нибудь делу или ремеслу. Многие из мальчиков стали старостами. Он добром, по-отечески обходился с ними. Настолько хорошо, что [было такое]: на одного мальчика-слугу 147 /л. 46а/ из калмыков по имени Афрасиаб 148, [принадлежащего] моему покойному отцу-покровителю, позарился высокоместный монарх Тимур-шах, повелев, чтобы стоимость его (Афрасиаба) была выплачена моему покойному покровителю, а его самого увезли к шаху. Названный мальчик-слуга в течение семи-восьми месяцев приходил к моему покойному отцу-покровителю и плакал. Не соглашаясь столоваться у управляющего 149, он обедал и ужинал в нашем доме. Так продолжалось до тех пор, пока шах не наложил запрет, приказав отцу не пускать его к себе в дом и не кормить у себя. В течение последующих двенадцати лет, что он еще был в живых, он выказывал шаху покорность. Однако, несмотря на то что он стал на шахской службе близким и доверенным лицом, он сохранял верность и оказывал услуги моему покойному отцу-покровителю и пишущему эти строки. Он постоянно присылал нам из Кабула и Пешавара письма и подарки.

В земледелии не было никого более рачительного, чем покойный отец. Попечением моего отца были распаханы многие заброшенные участки в Герате и большинство из них засеяно. Он привозил много хорошей семенной пшеницы, прекрасный рис “шали” из отдаленных краев. Его усердием и заботами это зерно в изобилии выращивалось в Герате. Так как он уделял большое внимание качеству риса и пшеницы, чистоте продуктов и их обработке, то его рис получил большую известность. Об этом было доложено его величеству Тимур-шаху, [и] он изъявил желание, чтобы ежегодно присылали в качестве подношения двести маннов риса в Кабул ко двору его величества. Несмотря на хорошее качество [74] пешаварского риса [сорта] “чампай”, шах одобрил и хвалил тот [отцовский рис].

Каждое заявление моего почившего отца-покровителя его величеству монарху тени господа Тимур-шаху встречало положительное решение. Так, по ходатайству и прошению моего покойного отца-покровителя его величество тень господа [шах] в течение двух-трех лет безводья и засухи в нашем вилайете пожаловал земледельцам, работавшим на землях халисе, и населению той местности налоговые льготы на четыре-пять тысяч харваров зерна 150. Эти самые грамоты, жаловавшие послабление в налогах, нынче находятся перед пишущим эти строки. Прежние правители и его младшие современники старались оказывать ему внимание и уважение, проявляли к этому [ныне] усопшему всемерное дружелюбие и сочувствие. И он также высказывал благодарность вельможам, поддерживая добрые отношения и водя знакомство /л. 46б/ с подобными ему по знатности современниками, с должным уважением обходился с ними, не жалея ни денег, ни сил.

Так, когда Дервиш Али-хан беглербек оказался в опале и бедствовал, его величество Тимур-шах неоднократно приказывал моему почившему отцу-покровителю: “Перестань водить знакомство и навещать Дервиш Али-хана, иначе мы призовем тебя к ответу”. В таком же смысле он (Тимур-шах) известил отца посланием, начертанным собственной рукой его величества шаха, препроводив его с посыльным придворным Ахмед-ханом, сыном покойного Михраб-хана. При посредстве вышеозначенного [гонца] им (шахом) в отношении этого было дано предписание и подтверждение [содержавшегося в письме]. Покойный отец ввиду расположения, проявленного к нему [ранее] Дервиш Али-ханом, понес урон и убыток на сумму в тысячу туманов, но от дружбы с ним не отрекся. Фард:

Ты — шах — казни, ты — шихне — руби голову,
Но даже ради собственной жизни отворачиваться от любимых — так истинно преданные не поступают.

В конце концов его величество шах сам воздал должное справедливости и похвалил поведение покойного отца.

Кто бы ни знался с ним или когда-либо оказывал ему услугу, отец всю жизнь помнил это и проявлял любовь к нему и к его детям. В случае смерти или поминок родственника или знакомого отец большую часть расходов, связанных с похоронами и трауром, брал на себя. Помня об этом, Мухаммад Рахим, ключник деда пишущего эти строки, умершего шестьдесят лет тому назад, всякий раз, когда приходил в Барнабад, подправлял постройку, возведенную над его могилой, а сыновьям его (покойного) надоедал настойчивыми просьбами, почему-де не обращаете внимания на ремонт [склепа]. [75]

Некто по имени Бакир первые пятьдесят лет занимался земледелием в селении Навин 151, а после того был управляющим поместьями моего покойного покровителя. Он сам, бывало, говаривал: “Помимо подарков и других милостей он (отец автора) каждый год обычно жаловал мне три кафтана. Выходит, что за пятьдесят лет он отдал мне сто пятьдесят кафтанов да еще я за период службы ему стал владельцем земельной собственности стоимостью в двести туманов”. Какой-то афганец, пожелавший жениться на его дочери, давал моему покойному отцу-покровителю наличными тридцать туманов, дабы он не чинил помех. Отец не согласился, воспрепятствовав этому браку. Сумма денег и вещи моего покойного отца-покровителя, переданные и выданные на время в виде ссуды по векселям, находились у названного Бакира. Впоследствии, после смерти моего отца-покровителя, я простил ему вексель на два тумана наличными и на пять харваров зерна по его обязательствам. А свою долю земельного владения селения Навин я сдал в аренду его сыну. /л. 47а/ Обрабатывая ее в течение трех-четырех лет, он мне ничего не давал. В возрасте девяноста лет [Бакир] отказался от всех сумм, причитающихся с него как с должника. Определив своего сына в свиту правительственного уполномоченного, он стал хозяином моей земельной собственности. В присутствии судей я подтвердил свои требования на выплату им долга. Он не отдал. Так, из-за его непорядочности я был вынужден по дешевой цене продать свое земельное владение. Фард:

Не надейся на верность людей нашего времени,
Ибо в наши дни и не пахнет искренностью.

Хотя велики ущерб и убытки, причиненные моему почившему покровителю, а имущества и вещей, которые были у него украдены и похищены, не уразуметь и не счесть, сей немощный вкратце расскажет [лишь] о тех, о которых он осведомлен.

Когда умирал монарх, нашедший отдохновение в раю, Ахмад-шах, его высочество Тимур-шах, старший сын Ахмад-шаха, взял у моего покойного отца-покровителя сумму в двести тебризских туманов наличными при посредстве сборщика налогов Хаджи-хана Тимури. В первый раз, когда его величество Тимур-шах заточил Дервиша Али при посредстве хаджи Каримдад-хана в гератской цитадели 152, у моего отца взяли коня стоимостью в шестьдесят туманов и еще пятьдесят туманов для глашатая Аллайар-хана 15З за услугу, ибо это он связал руки Дервиш Али-хану. Покойному моему покровителю передали, что он (Каримдад-хан) наличные деньги взял.

На реке селения Джизе-махал гурийанского вилайета стоит действующая мельница, называемая Тахуна-йи айш. Две трети ее были собственностью моего покойного дяди мирзы Мухаммада Бакира и моего отца; одна треть ее — собственностью моего [76] покойного дяди мирзы Мухаммеда Махди, прежнего везира столицы Герат. Обычная годовая арендная плата за все три доли — шестьдесят харваров зерна. В тот раз, когда Дервиша Али-хана заточили в цитадели, хаджи Каримдад-хан завладел всеми тремя долями [этой мельницы] и, выдумав небылицу, будто документ на право собственности на эту мельницу взят на имя его родственников, взыскал в свою пользу с арендатора мельницы шестьдесят харваров зерна в качестве арендной платы за тот год. В другой раз, когда Дервиша Али держали в гератской цитадели, а его величество /л. 47б/ Ахмад-шах находился далеко — в Святой земле (Мешхеде), гератский наместник, оговаривая сына Дервиш Али-хана, написал, что, дескать, сын привел войско аймаков 154 и собирается снаружи подорвать гератскую цитадель и освободить Дервиш Али-хана. Под этим предлогом у моего отца-покровителя взяли тридцать туманов. А в тот раз, когда Дервиша Али простили и призвали в Мешхед, мой [ныне] покойный отец из чувства единодушия поехал вместе с ним. Отец привез его в Барнабад. Там они задержались на десять дней. На средства отца ему заготовили все необходимое для путешествия: шатры, разную утварь, одежду и прочие дорожные принадлежности — всего на сумму тридцать туманов. [Отец] вместе с [Дервишем Али] поехал в Святую землю (Мешхед). * Как говорят великие... что в переводе автора [звучит так]:

Если у человека нет трех качеств,
То пригоршня золы лучше, чем он.
Это — верность друзьям, щедрость,
Сохранение тайн дорогих ему людей *.

В тот раз, когда Дервиш Али был в заключении, с моего покойного покровителя взяли сумму в двадцать пять туманов под предлогом возмещения урожая с тиулов 155. А еще в те дни, когда царевич Махмуд упрочился на троне правления столицы Герат, он по подстрекательству некоторых подлых злоумышленников приказал моему отцу: “Приведи своих коней, чтобы мы могли на них полюбоваться”. Согласно приказу царевича [отец] представил своих коней пред взоры его высочества. В том числе были три коня, стоимость которых доходила: одного — до сорока пяти, второго — до двадцати семи, третьего — до шестнадцати тебризских туманов. Царевич очень расхваливал их. Те самые личности, которые были подстрекателями требования представить коней, к неудовольствию моего покойного отца, доложили царевичу, такой-то де преподносит вашему высочеству этих трех коней в качестве подарка. Царевич произнес: “Да будет процветать твой дом!” — и всех трех упомянутых коней они (подстрекатели) передали для клеймения тавром его высочества. Остальных коней вернули отцу, а мой покойный покровитель от большого стыда, [испытанного} в присутствии царевича, ничего не мог сказать по этому поводу 156. [77]

/л. 48а/ Копия грамоты хакана, пребывающего в раю, Ахмад-шаха, данной в период, когда он призвал в Кабул Дервиш Али-хана, гератского беглербека, поручил ему высокоместного Тимур-шаха и направил их в Герат, доверив Дервиш Али-хану ведение хорасанских дел, [а] покойный покровитель мой, приехавший в Кабул вместе с упомянутым беглербеком, в соответствии со своей просьбой получил эту грамоту

[Дана] настоящая в следующем. В зеркале мироздания отражается сияющая белизной душа рабов небесного престола наших августейших величеств 157, как [и] обличье покорности и искренности каждого из преданных рабов и испытанных слуг. Для пущего [их] усердия необходимо, чтобы мы украсили чеканом одобрения действие алхимии полновесного золота хорошей службы и добрых дел каждого проверенного и испытанного на оселке знатока. Подготовленные касательно обстоятельств такого [усердного человека], мы отличим его среди равных и подобных. Подтверждение этих слов — подлинные обстоятельства приюта чести и благородства — способности и таланты полнозвучного аккорда средоточия высокочтимых аристократов мирзы Мухаммада Казима, письмоводителя. Источник дарований и умение размышлять украшены у него искренностью и талантом каллиграфа. Он всегда твердо и прямо ступал пятой служения по столбовой дороге исполнительности. Ввиду его добрых услуг, знания им дела, его благородного происхождения, а также потому, что он имеет грамоты, выданные на его имя нашими августейшими наибами, а от сефевидских султанов — на имя своих предков, короче говоря, по этим причинам и ради его благоденствия, а также ввиду просьб, доведенных до высочайшего мнения, мы, имея крупицу милосердия и царственного сострадания в отношении его обстоятельств, присоединяем [к прочим привилегиям] просьбы, [содержащиеся] в подробном письменном представлении его по нижеследующему перечню. Касательно тиула, денежного жалованья, сойургала упомянутого средоточия аристократов, которые ему были пожалованы по отдельным грамотам, считать посему установленным наличными и натурой:

наличными — 15 туманов,
зерна — 5 харваров,
сойургал с квартала Гуре-йи дарваз — 1 фард,
тиул с селения Дивандже — 1 фард,
тиул с селения Навин — 1 фард.

Гулямам его, его брата и его родственников согласно этому не чинить беспокойства в связи с переписью населения и по прочим поводам:

калмык Афрасиаб — один,
индиец Камбар — один, [78]
Махди, его мамлук — один,
Али Мухаммад, мамлук его брата — один,
сыновья Алмаса — семья.

/л. 48б/ А в отношении постоя в квартале Шир-и 'Асасан и в подворьях 158, его собственных и его близких родственников, пусть никто не поселяется там и согласно настоящему не чинит помех. [От постойной повинности освобождаются] его подворья и постоялый двор — два здания.

Другие подворья, которые числятся недвижимым имуществом средоточия аристократии [Мухаммеда Казима] и где живут пекарь Бахрам и его мамлук Махди, — две единицы.

Подворья мирзы Махди, личного секретаря его (Мухаммада Казима), и муллы Джалал ад-дина, учителя богословия, — две единицы.

Подворье Мизраб-бека кипчака, смотрителя ишик-агаси беглербека, — одна единица.

В отношении стад и определения налога шахшумари на крупный рогатый и мелкий скот в соответствии с распоряжениями грамот, которые он имеет на руках, и согласно настоящему — пусть не взыскивают этого налога со стада в двести голов овец и с пяти голов коров.

По поводу грамот, которые были пожалованы при взятии столицы Герат в отношении поместий Джангана и Барнабада, [принадлежащих] средоточию аристократии мирзе Мухаммеду Бакиру, брату его, то он освобождается от поставок. Согласно содержанию настоящей грамоты в отношении поместья упомянутого, которое составляет четыре зауджа, пусть гератские и гурийанские сборщики налогов не имеют денежных претензий и взысканий по всем четырем зауджам.

По поводу денежных требований по купчим крепостям на тутовые плантации, которые он (Мухаммад Казим) имеет в районе Гурийана. Ввиду грамот наших августейших наибов и прежних султанов, которые имеются у него на руках, пусть сборщики налогов не предъявляют ему денежных требований; а то, что в прежние годы было предоставлено ему до части [налоговых] льгот, мы нынче также принимаем [к исполнению] по тому самому установлению.

Должность письмоводителя в столичном гератском округе мы оставляем и вверяем ему и его потомкам из поколения в поколение, с тем чтобы он был поглощен и увлечен этим и проявлял еще большее усердие и знание дела.

Высокоместные правители, губернаторы, нынешние и будущие, а также борцы за мусульманскую веру [из рода] Дуррани и Бардуррани, назначенные править столицей Герат, сборщики налогов и арендаторы вилайета Гурийан отныне и впредь, почитая принятыми вышеперечисленные просьбы средоточия [79] аристократии мирзы Мухаммеда Казима, письмоводителя, таким образом, как это было постановлено и записано [выше], пусть во всех отношениях соблюдают его интересы. Благородные сановные чиновники финансового ведомства и войсковые писари армии триумфатора пусть занесут в нужные реестры содержание [этой] высочайшей благородной грамоты и в соответствии с написанным указа не нарушают, [от него] не уклоняются, примут на свою ответственность, почитая необходимым запрет и подтверждение.

Писано в месяце раби' ал-аввал 1173/октябрь — ноябрь 1759 года.

Грамота хакана, [пребывающего] у райского очага, Ахмад-шаха, с каковой он обратился к его высочеству Тимур-шаху относительно повелений, [содержащихся] в вышеприведенной грамоте

/л. 49а/Дорогой, высокопоставленный старший сын Тимур-шах, достойный господства, могущества и власти; наездник, таящий отвагу; источник примет суровости, плод древа управления, могучий дуб из рощи отваги, созидатель основ доблести, унван на странице славы, предисловие к перечню удач, зрачок глаза успеха и счастья, да умножится почтение к нему и его великолепие, да продлит Аллах его жизнь, да охранит господь его царство, да обретет он бесконечные шахские милости! Знай, что нынче прибежище благородства, дарований и талантов, средоточие аристократов и вельмож мирза Мухаммад Казим, письмоводитель столичной гератской области, представил на наше благороднейшее августейшее благоусмотрение грамоты, которые мы ему пожаловали при завоевании столицы Герат, устанавливающие правила в отношении службы [его] и жалованья, тиулов и сойургала с его поместий Джанган и Барнабад гурийанской области, его гулямов Афрасиаба, Камбара, Махди и Али Мухаммада и сыновей Алмаса, а также облегчения ему и его брату налога со стада, шахшумари, на сбор шелковичных коконов.

Так как некоторые из тех грамот источены червями и попорчены, он (Мухаммад Казим) просил о подтверждении их. По его просьбе мы дали распоряжение о переписке для него грамоты. Перечислив со всеми подробностями в повторной грамоте пункты прежней, мы пожаловали ее к вящему его благу. В дополнение к распоряжениям прежней грамоты мы повелели и постановили, дабы борцы за веру — приближенные этого моего сына и прочих пилигримов из столицы Герат в перечисленных повторной грамотой подворьях не становились бы на постой и не обращались бы ни за чем [к их хозяевам]; ни в коем случае не мешали бы жителям [тех] местностей, [принадлежащих Мухаммаду Казиму] и его родственникам.

В отношении исполнения указаний, [содержащихся] в повторной грамоте, [я] дал действенный приказ. Поскольку он [80] (Мухаммад Казим) принадлежит к числу аристократов нашего вилайета и к давним [нашим] слугам, соблюдайте в отношении его уважение. Если он имеет какие-то просьбы и вопросы, [надлежит] призвать его в свое присутствие, доискаться до истины, вникнуть в [суть] петиции и удовлетворить его желания. Поскольку большинство его грамот источено червями и они испорчены, пусть [сборщики налогов] поступают, соблюдая те из грамот, которые он имеет на руках, а те пункты, которых там нет, пусть поищут в подробном перечне повторной грамоты и среди записей реестров сборщиков налогов и не требуют подтвердительной грамоты. Поступая в этом отношении в соответствии с постановлением, пусть [исполнение его] почитают на своей ответственности.

Писано в месяце раби' ал-аввал 1173/октябрь — ноябрь 1759 года.

Грамота его величества прибежища Плеяд Тимур-шаха, которую он, будучи царевичем, дал по поводу прибавки жалованья /л. 49б/ моему покойному отцу-покровителю (Из эпистолярных произведений мирзы Хади-хана)

Дана [настоящая] в следующем. Добрые намерения благотворителей и [людей], таящих в лучезарном сердце стремление к справедливости, заключаются в том, чтобы отличить среди равных и подобных каждого из рабов — близнецов веры, принадлежащих к этому высокородовитому семейству [Барнабади], которое с самых первых признаков [появления] сего вечного государства на страницах вселенной всегда клало голову на линию исполнительности; точно так, как кончик пера касается черты и как бумага [расстилается перед каламом], так и они отдали свое тело на приятное их душе услужение и выполнение приказаний. Подтверждением этих слов является ход обстоятельств мирзы Мухаммада Казима, письмоводителя по области столицы Герат. Он — аккорд знатности, благородства и совершенства, средоточие высшей аристократии, прямо, как буква алеф, стоит витязем на ристалище знаний. Его проницательность и ученая манера письма наводят ужас на сердца врагов государства, соприкоснувшегося с вечностью. Скрип его пера вызывает дрожь в душах врагов сего избранного [богом] царства. Поэтому с начала третьего месяца сего года, благословенного года Лошади, мы прибавляем к его ежегодному жалованью сверх основной [оплаты] сумму в пятьдесят тебризских туманов. В соответствии с фирманами его величества, вершащего справедливый суд, оригинал [грамоты] он имеет на руках, [содержание] ее записано в списках дивана и ежегодных реестрах. С начала третьего месяца сего года Лошади мы жалуем и даруем вышеупомянутому прибежищу благородства и совершенств прибавку в двадцать туманов серебра наличными и пять харваров натурой, с тем чтобы ради его свойств — верности и честности — его [жалованье] увеличилось на тридцать туманов [81] и он служил бы лучше прежнего, высказывал бы еще более удачные суждения, разрешающие трудные проблемы. Высокоместный правитель и прочие сборщики податей столицы Герат [пусть] доведут до сведения соответствующих чинов, сборщиков налогов и служащих диванов [теперешнюю] сумму жалованья, установленную вышеупомянутому средоточию аристократии в соответствии с подробным перечислением сверх основного [жалованья] и [с учетом] прибавки. Выдав деньги за счет полученных налогов, пусть они сами из своего расходного бюджета приводят ежегодно в исполнение [этот указ] в соответствии с вышеизложенным, не ставя [исполнение указа] в зависимость от подтвердительной грамоты, уберегают и охраняют этот указ от порочных изменений и преобразований. Пусть важные благородные чиновники финансового ведомства и армейские писцы победоносного войска, записав в постоянные тетради изложение грамоты этого [царского] дара, почитают [исполнение ее] на ответственности сторон.

Писано в месяце раджабе Почитаемом 1174/февраль — март 1761 года.

Грамота, которую Тимур-шах государь-попечитель выдал моему [ныне] покойному [отцу]-покровителю относительно министерства земель халисе столицы Герат и ревизии их

/л. 50а/ Ввиду того что порядок в делах дивана вложен в длань усердия, рвения и опытности знающих слуг, зависит от добрых традиций пронизанных покорностью верноподданных, — а подтверждение этих слов становится очевидным на примере обстоятельств мерила благородства и совершенств, сущности высокочтимых аристократов мирзы Мухаммеда Казима, письмоводителя, — поэтому в этом краю, где луга желания воплощения аристократизма жаждут чистой воды падишахской благосклонности, а цветник его упований с порывом ароматного ветерка [ощущает] весенние благоухания с порога расположения царя, знатностью [равного] солнцу, последний, одобряя цвет и удивительный запах [усердия], с начала пятого месяца сего года Барса, соответствующего году Леопарда, вместо прибежища знатности и совершенств, средоточия высокочтимых аристократов мирзы Зийа ад-дина, прежнего везира земель халисе и составителя расчетных книг по столице Герат, возвеличил, отличил и удостоил чести среди подобных [мирзу Мухаммеда Казима]. Мы назначили его на пост везира всех земель халисе названной столицы, с тем чтобы он, поступая и Действуя подобающим образом и надлежащим манером, в силу своей рассудительности, знания дела, умения доискаться до сути и добиться преуспеяния, своим усердием, приличествующим и подходящим для обычаев и для особенностей службы, на которую он определен, проявлял бы крайнее старание и беспредельное рвение, приводя в порядок и добиваясь процветания удельных [82] земель государя, наставляя, привлекая, объединяя райатов, предоставляя блага земледельцам, [сидящим на землях] халисе, дабы ни на кончик волоса не было допущено в отношении кого бы то ни было злоупотребления или притеснения. Пусть он соберет все до последней расписки и денежные обязательства за зерно, за стоимость рабочего скота, за труд всей семьей и каждого землепашца [в отдельности] во всех местностях, которые были [в ведении] прежнего везира и заведующего землями халисе. Приведя в должный вид все пригодные для земледелия местности, пусть он неусыпно радеет, чтобы получить всевозможное умножение доходов с земель халисе.

Нужно также, чтобы высокоместный заведующий и прочие управляющие делами земель халисе и уездные чиновники без разрешения не выдавали бы векселей за подписью и печатью вышеупомянутого средоточия высокочтимых аристократов [мирзы Мухаммада Казима] и не вмешивались бы в [дела] местностей, входящих в число земель халисе. В случае, если землями халисе, составляющими собственность государя, кто-либо завладел бы теперь, /л. 50б/ не имея на то распоряжения дивана, пусть он, основываясь на выгодных условиях и пользе для имущества дивана, возьмет зерно у сборщиков налогов названной столицы и станет обрабатывать землю для шахского управляющего. Ежегодно, когда от дивана для обследования гератских местностей будет назначена ревизия, пусть вышеупомянутый воплощение вельможных аристократов [Мухаммад Казим[, будучи в добрых и дружеских отношениях с ревизорами-контролерами, вместе с ними производит осмотр и обмер земельных площадей. Пусть они одобрят и признают состояние земель хорошим, соблюдая выгоду для имущества дивана, и сборщики налогов из Герата пусть поступают в соответствии с этим установлением.

Высокоместный правитель, сборщики налогов, даруга, заведующий и уездные чиновники — все они пусть числят вышеозначенного средоточие вельможных аристократов [Мухаммада Казима] единоличным везиром всех земель халисе столицы Герат и почитают служебное рвение названного лица присущим исключительно ему. Слова его, [высказанные] для увеличения имущества дивана, пусть почитают серьезными и обоснованными.

Благородные высокочтимые чиновники высшего финансового ведомства пусть запишут содержание сей почтенной грамоты в особых постоянно ведущихся тетрадях высочайшего дивана и [действуют] по этим указаниям. Следуя проторенным путем, пусть постановленное претворяют в жизнь, почитая на своей ответственности.

Писано в месяце раджабе Почитаемом 1184/октябрь — ноябрь 1770 года. [83]

/л. 51а/ Послание [ныне] почившего мирзы Али Акбара Бамруди, кое он в дни слабости и старости написал собственноручно моему [ныне] почившему покровителю-[отцу]

Жаждущий встречи с букетом 159 наставлений уведомляет [сим] о призыве под знамена искренней дружбы 160, ибо безусловно полагает, что из-за нерадивости в исполнении предписаний шариата, а также из-за тягот, налагаемых обязательствами [в отношении] давних друзей, [связанных узами дружбы] из поколения в поколение, случается, что [люди] предпочитают медлить [в изъявлении добрых чувств]. Воистину: “Слова любви и ненависти передаются по наследству”. Ангел смерти, отнимающий драгоценную жизнь и душевные силы, раскачивает висячую цепь [нашей жизни]. Ты назвал бы его властелином — творцом на пути [жизненных] обстоятельств. Если уж неизбежна утрата сил, пусть дух мой пребудет подле духа того, к кому обращаюсь [ныне] с речью. Во всяком случае, истинное положение остается таким, как его описал мой дражайший [адресат]. Я жду и надеюсь, что в то время, когда будут налаживаться внешние и духовные связи, [адресат] пройдет по всем двенадцати ступеням [суфийского совершенствования], двадцати четырем углам, сорока четырем чудесам, откуда нет выхода.

Да сохранит господь нашу дружбу во веки веков.

Послание [ныне] почившего мирзы Хусайна Бамруди, которое он написал моему покойному покровителю

Да будет вечной обитель эпистолярного слога высокого присутствия, [несущего] обилие радости благодаря красоте и разнообразию оборотов изящной речи, а также тонкостям и разносторонности образования и истинному знанию сущего. [Эта обитель] — привратницкая общества дервишей, сердцем познавших господа; своим нуном и садом (т. е. совершенством формы, граничащим с изощренностью) она вызывает отчаянную зависть [даже] в мастерской художника, изображающего внутренний мир ценителей прекрасного и феноменов памяти. После того как изъявление хвалы [адресату] позволит частице его благосклонности найти нужный путь в артериях арки виноградных лоз понимания, вызывающего желание испить вино истины, а отсвет лучей его озаряющего одобрения пронесет сияние [этого] светоча [от] самого укромного уголка кельи сердца, жаждущего раскрытия тайны и [познания] мудрости, по всему моему существу, пусть он [тогда] взглянет на мою чистосердечность и преданность, как в раскрытую книгу, [и увидит], что, в то время, когда душа [моя] была под гнетом божьей немилости, а все помыслы — в тревоге и смятении, заструился легкий зефир радости. [84]

Явился посыльный и доставил свиток, источавший аромат чистейшего мускуса,
Он принес ничтожному скитальцу послание от светоча.

[Ваше письмо] — услаждающая душу высокогорная лужайка, родник великодушия, имя ему — превосходное. Своим появлением оно озарило просторы [моего] безжизненного существования. Первое: поскольку мне не было известно об удивительных свойствах и качествах этого бутона розы из сада величия и славы, этого лугового кипариса из парка благородства и знатности, пусть он поступает в соответствии с образом действий стойких любящих друзей, дарует бодрость и радость /л. 51б/ сердцам, кладет благодарственные поклоны великому [господу]. Второе: приказания, которые были даны в отношении такого-то, исполнены.

Послание покойного мирзы Садика Бамруди [ныне] почившему моему заступнику перед богом

Надеюсь, что всегда, до тех пор пока важные дела рода человеческого отданы и вверены бегу каламов [лиц], имеющих клеймо лучезарной канцелярии, тома приказов мироустроителей и заглавия фирманов миродержцев будут изукрашены и разрисованы блеском и радужным сиянием редкостного пера, чудесным почерком, показывающим образец натуры мудрецов и эрудитов. Согласно мольбе счастливых друзей пусть сбудутся их самые заветные желания, пусть они достигнут самых важных своих целей. Стихи:

О возлюбленный, ранним утром зефир приносит приятные ароматы,
Ты сказал бы, что послание твое раскрыто, подобно распустившейся розе,
Благодаря твоему искусству ювелира, работающего по жемчугу,  каждая твоя строка подобна жемчужному ожерелью,
Я завидую твоей способности на листе бумаги собирать букеты роз,
Проклятие твоей доброте, ибо из-за полировки твоими милостями
Даже цвет горя, отражающийся в зеркале [моей] души, покажется привлекательным.
[Твой] слог ежеминутно выигрывает пари у воды, [искрящейся, словно] драгоценный камень,
Неожиданная игра твоих слов стократ изощреннее буддийского храма,
[Даже] когда появляются на серебряном теле листа бумаги пересечения креста, то
Ланиты твоих письмен от этого становятся еще краше,
Я завидую каждому выражению, подобному шиповнику и жасминоликим страницам,
Ты сказал бы; “Этим сочинением он воскрешает мою душу”.
Хватит, брось свое перо, [ибо] самый воздух пронизан одами в твою честь,
По столбовой дороге добродетели всегда шагают с самого ее начала.
Да пребудет твоя благородная особа в покое
От несчастий всего света и от смуты последнего времени, как красавица в гареме. [85]

Сборщику цветов в райских кущах надежды [собственный] подол кажется охапкой роз счастья, для путника в садах [упований] газон выглядит лужайкой бутона радости. Воистину, от лица Вашей милости, почтенного многоуважаемого господина, на простор [моего] сердца снизошло сверкающее [Ваше] послание. С надеждой разверз я очи; зрачок [Вашего] давнего преданного друга с былой привязанностью [устремился на Вас]; сей нижайший твердо верит в чистоту благосклонности [Вашей]. Я вгляделся и узрел ковёр, подобный накрытой для трапезы скатерти 161. Красота и чистота [ее] по правилу и обычаю правдивых ювелиров базара мелодии сифахане сверкает драгоценными каменьями, полнится достойными царя жемчугами. [Это письмо] подобно кукле с райской внешностью, примерной красавице из кельи тонкого смысла, чья прелесть усугублена румянами, гурии, сходной с жемчужиной. [В нем] скрытые выразительные реплики, отмеченные изяществом стиля, оно составлено и сочинено на правом фланге изящества, поистине — это лужайка в междуречье 162.

/л. 52а/ Послание [ныне] покойного мирзы Абдаллы, известного как мирза Шахмирзаи Каини, моему покойному заступнику [перед богом]

Вслед за молитвой о здравии [Вашем], благодаря которой росток снисхождения сможет попасть в артерии свода виноградной лозы понимания, полезного для самочувствия жаждущих испить вино истины 163, а лучи сияния ночного факела ее принятия увеличат яркость блеска очей обитателей палат высочайшего учителя и освежат душу познавших тайны тариката 164, рисунок орнамента на поверхности [этой] страницы предназначен и посвящен следующему.

[Между нами] издавна существуют искренние связи, и [этот] лист — [свидетельство] сердечного проникновения, искреннего доверия. Весь он расшит и изукрашен по жемчужной нити калама красотами новых значений слов, высоким слогом, творчеством ума, блистательного и изящного, вызывающего безумную 165 зависть у острот и выражений мудрецов нашего времени и ученых стилистов всего мира. Несмотря на отдаленность местностей, протяженность во времени, разобщенность горожан, [все это] не иссушило родник искренней привязанности, не стало плотиной в русле реки [нашей] духовной близости, и из разверстых сердец [наших], исполненных приязни по смыслу [арабского] изречения “сердца стремятся к сердцам”, постоянно сияют навстречу друг другу лучи факела [дружбы]. Прошло уже некоторое время, как имя сего забытого Вы изволили ножом забвения и небрежения стереть с полей [Вашего] блистательного разума. Несмотря на то что срочный вестник хаджи Мухаммад откровенно изложил [Вам] совершенно смятенные [мои] обстоятельства, [а] соловей [сего] немощного пера проплакал, спел и отправил [Вам], несравненному [86] господину, [письмо], Вы, зеница ока знаний и дальновидности, совершенно не вникли [в суть дела] и не озаботились украсить лужайку души сего чистосердечного созерцанием [Вашего] почерка и успокоительного послания, с тем чтобы бичом буквы каф его слов пегий конь-огонь зажег бы, как ударом гарцующей молнии, хлопок-сырец [моих] мыслей, увязших в грязи из-за вечных метаний от надежды к отчаянию 166 и от отсутствия Вашего несущего радость письма. Брызги, просочившиеся из преисполненного смыслом облака [послания Вашего], возродили бы к жизни едва распустившийся благородный росток, который начал вянуть от налетевшего самума скорби [ввиду] отдаленности [от Вас] и [невозможности] с радостью послужить Вам. Прозрачный, чистейший родник [моей] жизни, который от засухи несостоявшегося обмена мнениями с [Вашей] благородной особой почти прервался, как замирает пульс у больного, близкого к кончине, от прикосновения к словам и выражениям [Вашего письма, изложенным] в прозе и стихах, словно полноводная река, излился бы в несколько рукавов. Так, [пригубив] хорошего вина, [оживает умирающий]. Не знаю, как приблизиться [к Вам], с какой дороги осела на зеркале [Вашей] достойной души пыль обиды и огорчения.

Сколько ни заглядываю я [глазом] удивления в карман размышления, не могу постичь, чем я погрешил против дружеских чувств [к Вам], /л. 52б/ как мог вызвать [Вашу] досаду к [своим] твердым принципам и прямой натуре. Я надеюсь, что дело только в повседневных заботах, которые доводят до того, что [человек] забывает даже о задушевных друзьях. Во всяком случае, нынче, когда сановный названый брат мой Мухаммад Хусайн-бек вознамерился послужить [Вам], я счел возможным этой запиской, изъявляющей мою привязанность, привести в движение цепь воспоминаний и восстановить дружеские отношения, существующие уже несколько поколений. Я жду, что вопреки минувшим временам Вы растворите запертые врата [дружбы]; отправлением послания, отмеченного печатью Вашей благосклонности, изволив написать письмо каламом милости [и] избрав посредником велеречивого попугая, [Вы] утолите страстное желание [Ваших] измученных друзей.

Не откажите в любезности поведать о благополучии [Ваших] обстоятельств и указать мне, чем я могу быть здесь [Вам] полезен. Это умножит убежденность сего стойкого в доверии [к Вам].

Послание покойного мирзы Мухаммада Амина, везира Каина, почившему моему благочестивому заступнику [перед богом]

Вслед за упоминанием обычной здравицы, которую говорящий попугай поет на могучем дереве [нашей] чистосердечной дружбы и приязни, и после изъявления многократных приветствий, с коих, [находясь] на минбаре красноречия под сенью единодушия и единомыслия, [пишущий сии строки], подобно хатибу, /л. 53а/ [87] начинает [послание], узор [букв] на поверхности этой страницы предназначен [для следующего].

Поскольку прошло уже много времени, как тронутые осенью райские сады преданного Вам сердца, алчущего дарующей ликование чистой воды Вашей щедрости, не получали ни [одной] живительной капли с каламов пишущих врачевателей, ни признака [вести], которая обрадовала бы и утешила — а это обстоятельство в силу многократного проявления Вашей любезности и благосклонности и ввиду незыблемости основных обычаев, уберегающих сего искренне любящего [Вас] от умаления преданности, свойственного лицемеру, противоречит [нашему] обыкновению, — нынче, когда названый брат мой Мухаммад Хусайн удостоился чести послужить [Вам], [я], почитая необходимым следовать привычной и единственной стезей, собрался написать сию дружескую записку, ожидая, что вопреки минувшему искренние друзья и единые [с Вами] сердцем и душою будут осчастливлены и обрадованы отрадной вестью о добром здравии [Вашем] — преисполненного похвальных свойств господина — и поручением [исполнить] приказания, с тем чтобы в налаживании сего дела (т. е. переписки) выявилась бы необходимая предпосылка приязни и единства.

Письмо покойного мирзы Кадир-хана араба из потомков Махди, правителя булука Зиркуха Кайнского, моему набожному заступнику перед богом

Вслед за вознесением молитвы, которая [и] в обители отшельников [сего] мира, и в саду всевышнего 167, [дойдя] до слуха пребывающих в раю 168, может, не расцветая, принести плод согласия, [а] на поверхности [этого] листа оттеняет для человеческой натуры всю полноту блистающего умом красноречия, [знайте], что хотя срезающий розы на лужайке традиции и обычая (т. е. пишущий сии строки) уверен в садовниках 169 цветника любви и дружбы (т. е. в чувствах адресата), [но], памятуя о хитрости и уловках лиц, подвергшихся влиянию знака зодиака, не имеет, по существу, никаких вестей [от Вас]. И поскольку написанное послание вроде бы наполовину доносит аромат встречи, а у разума разлученных друзей нет иной возможности [общения], кроме как взять в качестве тростникового пера стебель нарцисса, а вместо бумаги — [его] лепесток и написать письмо, то нынче, когда податель сего дружеского послания вознамерился получить у Вас аудиенцию, я постарался написанием этих нескольких слов привести в движение узы чистосердечия, [нас связывающие].

Письмо, кое покойный мирза Махди Туни по прозванию Сами написал после возвращения из Герата моему покойному заступнику [перед богом]

[Вы] по своей натуре — [человек], стойкий в вере, по своему поведению — последовательный и искренний. [88]

Вслед за изъявлением традиционной дружбы и чистосердечия, что является давней традицией, привычкой и установившимся обычаем Вашего покорного слуги 170, [последний] имеет потребность сообщить [свое] мнение о привязанности и расположении к [Вашей особе], обладающей очевидной праведностью и осененной благодатью, уважаемой за великодушие и особо возвышенные качества. С того времени, как я лишился полезного эликсира близости [к Вам], и ввиду множества [Ваших] добрых дел и беспредельных милостей, исходящих от чистейшей и ясной души [Вашей], что является естественным состоянием людей, обладающих отменными способностями и выделяющихся вообще, а, в частности, проявляется относительно [сего] любящего друга, [Вашего] двойника по взглядам, да не ускользнет от внимания Вашего, [человека], дарующего чистую возвышенную радость, [что от] мук расставания опечаленная душа терзается и ветшает, подобно полям рукописи. Всякий раз, когда учетчики догадок и регистраторы разумения пожелали бы их описать на листах и страницах ночи и дня, то, использовав озера чернил и изведя на каламы могучие деревья, воистину, они осилили бы лишь одну тысячную [задачи], самую малость ее громадности.

Если, к примеру, станут чернильными все моря,
А ветви деревьев на всем белом свете обратятся в тростниковые перья,
То и тогда во всем мире даже трудом подвижников
Не удастся и вкратце записать повесть о [моей] привязанности к тебе.

Поскольку уже давно в силу моего невезения я не мог, как ни желал и ни стремился, воочию лицезреть [Ваш] облик, /л. 53б/ сокрытый и спрятанный за завесой утаивания, препятствий отдаленности и за покровом отсутствия возможностей, то нынче, когда [с помощью] виртуозного проявления милосердия благодетеля [нашего] и безбрежной доброты могущественного господа сей немощный отвел вуаль сокрытия с лица созерцания, стал очевиден плод пользы, заочно суливший полноту радости от общения [с Вами]:

Я слышал, что ты красив, дорогой,
Когда же увидел, [то понял], что ты в тысячу раз краше.

Знайте, что при всех возможных условиях [пишущий сии строки] предполагает [в отношении Вас] особую искренность и преданность. Я всегда ожидаю [возможности] выполнить ваши поручения и постоянно готов к Вашим услугам. Я целиком посвятил себя [Вашей] возвышенной благородной особе.

Письмо покойного мирзы Садика мунши Харати, старшего письмоводителя Шахрух-шаха, почившему моему заступнику [перед богом]

Поскольку перо [мое] предназначено живописать могущество извечного [бога], то первой своей строкой, вдохновленной [89] [примером] памятников искусства, я дерзаю [восславить] всевидящее око, охватывающее взором все заселенное земное пространство и как бы лучом света объемлющее солнечный диск. Кончик пера, украшенного орнаментом дружеских чувств, подобен острию калама Мани и Бехзада 171, владеющих волшебными чарами, взору похитителя любящих сердец. Из-за разрушения образчика основы изящного [стиля] переводчика круг [Ваших] доброжелателей да будет поражен видом картинной галереи Мани. Слава богу, что глаз [мой] видит [свидетельство] искренней привязанности, ибо [Ваше письмо] сняло с [моей] жизни слой растертой сурьмы рассуждений [по поводу] несущего мрак неведения. Благодаря созерцанию учтивого [Вашего] письма, источника света, я прозрел. От каскада слов, выражающих симпатию, в сознание [мое] просочилась хрустально-чистая вода доверия [к Вам]; вместо увядшей травы, заготовленной осенью, в сердце навечно пустила корни искренняя любовь [к Вам], расцветшая цветами лотоса и парсидской парротии до самых вершин.

Как прекрасно, если письмо похищает разум,
Оно пускает росток [даже] в кубке забулдыги,
Запах гиацинта исходит от каждого изгиба его буквы,
От каждой точки его струится аромат, как от мускусной железы газели.

Благодарение Аллаху за высочайшую заботу, так как в то несчастье была привнесена и включена [доля его] святости (т. е. господь своей святой волей умерил силу несчастья) и в конце концов он кончиком пальца каждого своего слова вытянул нить здравых рассуждений из узлов [невзгод].

Я надеюсь, что всегда будут цвести и зеленеть райские сады [Вашего] внутреннего сердечного расположения, орошенные каплями весеннего дождя из облака хорошего стиля.

Письмо покойного мирзы Хади-хана Лари, старшего письмоводителя Тимур-шаха, написанное им моему покойному набожному заступнику [перед богом] в первый год, когда он (Тимур-шах) ушел из Герата, да простит Аллах их грехи

/л. 54а/ На прошение о милости получен благоприятный ответ, украшенный чувством искренности, вместе со всем миром стремящимся постичь суть явлений и со всей вселенной тянущимся к знаниям.

Вняв известию о встрече с приближенными Вашего превосходительства, облеченного высоким рангом, благородным саном, обладающего похвальными свойствами натуры, многими титулами, с Вами, самой сутью родовитых и высокочтимых, великодушным собратом [по перу], да будет вечным его величие, откроюсь Вам в том — [только] разве смогу я описать, что творится в моей несчастной душе в тягостные дни разлуки, — какое уныние и тоска [90] от страстного желания [увидеть Вас] снедают [меня]. Каждый раз, когда я вспоминаю о [наших] беседах, об их оживленности, [о той поре], когда с раннего вечера до утренней зари мы проводили время друг подле друга, на душу мою нисходит нежное отношение [к Вам], к горлу подступает поток слез.

Каждый раз, когда я мысленным взором рассматриваю весь мой жизненный путь, горечь разлуки пронзает меня с головы до самого сердца, как копьем, и исторгает волны крови. Короче, с того времени, как я лишен дарующего пользу общения [с Вами], не проходит и мгновения, чтобы я не вспоминал [Вас], дорогого собрата по должности; сего немощного ни на минуту не оставляют мысли [получить] весточку от Вас — [моего] сердечного друга.

Росток нашей дружбы не завянет осенью,
Наше знакомство — вечно цветущая весенняя роза.

Я надеюсь, что в недалеком будущем сбудется наилучшим образом счастье нашей встречи. Что касается внимания к обстоятельствам детей, то известно, что их благорасположение не вызывает сожаления и причин для беспокойства.

Послание покойного мирзы Али Риза-хана Исфахани, начальника финансового ведомства, моему почившему заступнику [перед богом]

Да будут неизменными райские сады изобилия добрых помыслов высокопоставленных приближенных [Ваших], исполненные праведности и благодетельности, славные своими добрыми делами и благотворительностью, [являющиеся] самой сутью благородства и величия, собрата по должности мирзы Мухаммеда Казима, да будет вечным его счастье. Капли, [струящиеся] из облака благодеяний всеблагого господа, и несущий изобилие весенний зефир божьей милости придают всевозможным цветам гамму красок и запахов и являют собой радость и веселье. Да будет цветник [Вашего] здоровья, благополучия и счастья избавлен от суровой осени событий нашего печального ущербного времени и от увядания. Чаша [моего] сердца, полнящегося любовью [к Вам] и страстно жаждущего встречи, переполнилась вином изнуряющего терпения настолько, что изъяснение свойств такого состояния не вмещается в форму письменного изложения и сосуд разъяснения. Иносказания настолько не пользуются вниманием, что, собранные по бедности рассеянных умов, они обычно попираются сыновьями нашего времени. Сие не может быть достойно и соответствовать страницам, исполненным искренней любви и единодушия. Поэтому ради [нашей] подлинной дружбы и привязанности для [Вашего] сведения и [внесения] ясности сделан перевод (т. е. описано восприятие событий) сияющему разуму [Вашему], который сохраняет в памяти действительные обстоятельства, не открывая рта [91] для изложения известных истин, так как “обычай незнакомых — сблизиться, правило своих — отчуждение”. /л. 54б/ Прибыл сын Мухаммада Халила. Он выражает безмерное сочувствие собрату по должности, следуя путем дружбы.

Нужно всегда иметь истинный взгляд на действительное положение вещей, ставя целью обращать внимание на [все] случающиеся важные события, кроме духовных.

Да проведет он остаток дней, пребывая постоянно в величии, благополучии и благочестии.

Письмо покойного мирзы Абдаллы сына мирзы Садика мунши, который после своего отца был письмоводителем Шахрух-шаха, моему покойному заступнику [перед богом]

Никогда не ошибающийся друг и искренний доброжелатель! После упоминания традиционных похвал и славословия, что является обыкновением особо доверенных друзей и молящихся за ослабевших в вере, пусть [адресат] взглянет на [сию] страницу привязанности и лист посвящения. Если кипарис расспрашивания о многочисленных трудностях жизни сего пронизанного мыслями дружбы распрямит свой ствол в местности, изобилующей ручьями чистого разума, [то узнает, что пишущий эти строки] продолжает оставшуюся заемную жизнь и блуждания по пустыне истинного полезного существования в качестве приближенного к высокой особе. Остаюсь покорнейшим просителем Ваших посланий и распоряжений.

Письмо покойного мирзы Мухаммад-хана, гератского письмоводителя, моему почившему заступнику [перед богом], да простит Аллах им обоим их грехи

[Я] страстно жажду встречи с дорогими [людьми]. Взгляни на эту страницу искренности, где изложена тайна страсти и неизбывность желания любящего сердца, исполненного наличием [в нем] безмерной радости и возвышенных чувств. Подобно тому как аромат розы [заложен] в тайнике ее бутона, так моя сердечная привязанность [таится в душе], и я ищу средство приблизиться к Вам, чтобы при посредстве дружелюбного пера снять одежду внешней формы и обнажить внутреннее содержание. Так как со времени изобиловавших радостью бесед [с Вами] и затем после трубного гласа, сулившего печаль, [Вы] не изволили проявить блистательное великодушие, помазав глаз, узревший разлуку, драгоценной сурьмой обмена мнениями, то нынче, когда высокодостойный почтенный Мухаммад Хусайн-бек, имеющий честь служить при высокой особе, был [здесь], мне представился подходящий случай связаться и приветствовать [Вас], упорядочить [наши отношения] отправкой по столбовой дороге любви [к Вам] этого [92] чистосердечного оправдания, с тем чтобы [оказия эта] привела в действие нашу дружескую связь и о себе напомнил бы путник, [находящийся] на стезе жизни.

Я надеюсь на то, что [Вы] как наследственный посредник неизменно будете озарять источающими сияние буквами [Вашего] пера, как лучами светильника, пиры просьб друзей и будете извещать о благополучных обстоятельствах гулямов-рабов благородной натуры [Вашей] и укажете на услуги, подобающие закладывающему основы прочных столпов дружеских отношений.

Да проведете Вы остаток дней в величии и вечном счастье, а господь — владыка обоих миров.

Послание покойного хаджи мирзы Махди хакима моему почившему заступнику [перед богом]

/л. 55а/ Защитник искренних приверженцев, опора любящих и много повидавших, свет очей преданных, то есть я хочу сказать — наилучшая роза во всем роде людском, [образец] любви, плодоносное древо благожелательности, стержень, вокруг которого объединяется клан великих, лучший представитель семейства уважаемых, пребывающих под сенью упования; по просьбе истинных друзей он обычно бывает председателем общества удачи и центром внимания союза здоровья, благополучия и счастья. Он — тот, кто воздерживается от неподобающего и недозволенного и наслаждается тем, что можно и должно. Преодолев несколько перевалов с целым караваном-вереницей обращений, пусть он взглянет на страницу [моего] доклада [оком] благоприятного ответа, осененного чувством искренней дружбы, которая является постоянной обязанностью твердо убежденных, а знающий обстоятельства (т. е. господь) — свидетель этого моего слова о том, что страстное желание познать щедрость [Вашу] неотделимо от наивысшего ликования. [Эти чувства] до такой степени овладели [Вашими] поклонниками, что описание малой частицы силы такого желания невозможно вместить [в самую большую емкость], кроме как лишившись разума 172, если того пожелает великий Аллах. Щедрый на милости господь всеобъемлющей милостью своею вскорости наилучшим образом осчастливит [Вас] и одарит постижением этого его великодушия.

Послание известного каллиграфа мирзы Абдаллы по прозванию “Очарованный” моему покойному заступнику [перед богом], да простит Аллах их обоих

Плодоносное древо приязни и дружбы, лучший цветок сочувствия и содружества, букет с лужайки, усыпанной розами совершенной красоты, самый справедливый счастливец, [наша] цель [в поисках] спасения и надежды, потомок рода великих, лучший из семьи знаменитых, то есть свет очей пишущего сии строки мирза Мухаммад Казим, да будет вечным его счастье! По просьбе [93] истинных друзей, убежденных в своих помыслах, да пребудет вечноцветущее, великодушное и радостное существо его всегда [укрытым] от суровости холодного порыва ветра досады и уныния под сенью благосклонности всеславного бога, в милости и благоволении всевышнего господа.

Послание покойного мирзы Амир-хана, сына Ака Али Харати, моему почившему заступнику [перед богом]

Искренний друг [и] единомышленник, товарищ, доказавший свою преданность! [Я получил] чистосердечнейший ответ на представление моего обращения. Очевидная правдивость [и] искренность его заквашены на ясности разума, отражающейся [в нем], как в зеркале. Явив благородное красноречие всех времен, он малой толикой [Вашего] существа, украшенного расположением [ко мне], представил блистательное, как солнце, [Ваше] суждение. Мы молимся, чтобы Ваша дальнейшая жизнь и труды Ваши отныне и навсегда были удостоены чести сохранить цельность Вашей натуры, прочность Вашего здоровья и преумножить Ваше величие, достоинство и радости бытия. Да услышит Аллах [нашу молитву] и да одобрит!

Ханы гератского аймака всегда были преисполнены всемерного расположения и дружбы к моему покойному благочестивому отцу — заступнику моему [перед богом]. От каждого из них очень часто приходили послания. /л. 55б/ Однако, поскольку это были люди, обитавшие в горных местностях, их письма не обладали такой связностью и не были записаны, за исключением писем покойного Шади-хана старшего, правителя джамшидов, так как мулла Исма'ил, судья племени джамшиди, был каллиграфом, обладавшим совершенным почерком, учился в Барнабаде вместе с покойным заступником моим [перед богом]. Они вместе ходили в школу.

Вот послание из числа написанных его почерком.

Письмо покойного Шади-хана, хакима [племени] джамшиди, моему почившему заступнику [перед богом]

Капли из облака благоволения преславного господа, весна, украшающая лужайку жизни и бытия, Ваше превосходительство, высокоместный, похвальных качеств и одобряемых свойств [человек], особа высокого сана, в изобилии наделенная лучшими чертами характера и добродетелями, потомок благородного и славного [рода], собрат по должности, да будет [жизнь Ваша] усыпана всякими розами, приносящими радость и веселье!

Украсив страницы дружбы и единения убранством полновесных похвал, сошлемся на удовлетворение [нашей] просьбы, [которое] основывается на едином мнении: [наша] приязнь и искренние взаимоотношения — это букет из цветущего сада, а Ваше послание, услаждающее душу и содержащее знаки любви, уведомляет об обстоятельствах [нашего] согласия и дружеских отношений, [94] каковые и пишущий сии строки испытывает пером дружбы. В благоприятнейший час, когда [мой] взор ожидания был обращен на столбовую дорогу, по которой прибывают чтимые достославные и ценные послания, [Ваше письмо] стало причиной умножения вещества [моей] радости и веселости. Три харвара пшеницы и пятьдесят маннов риса, которые Вы послали, [мною] получены. Не знаю, какие надо иметь таланты и дарования, каким языком умолять о прощении за причинение беспокойства столь родовитой особе. О собрат по должности, любой кочевник не успокоится, пока не надоест горожанину, подобно тому, как рассказывают. Во времена его святейшества, прибежища посланнической миссии пророка, да благословит Аллах его и [весь] род его, один из арабов-кочевников по имени Захир каждый раз, как приходил в город, приносил в виде подношения его святейшеству что-либо из даров пустыни. А когда Захир возвращался, тот почтенный снаряжал его всем необходимым для путешествия и при этом говаривал: “Пусть Захир остается кочевником, а мы — горожанами. Нынче мы [помогаем] кочевникам, а Вы — нам, горожанам”. И так продолжалось и при дедах наших, и при отцах. Нынче, в силу умножения нашего единодушия и принимая во внимание наше содружество, я нарек своего сына Мухаммад Ризой в честь Мухаммада Ризы, сына господина [моего]. К Вам я направил верного человека Шахверди, дабы Вы ради света очей [Ваших] мирзы Мухаммада Ризы соизволили приложить скрепляющую печать из числа прочих своих печатей для подтверждения имени тезки, а Шахверди в скорости отпустили бы. Более я Вам докучать не стану. Постоянно взором упования буду глядеть на Ваши обстоятельства, несущие отпечаток благополучия, и ждать Ваши распоряжения, если захочет того великий Аллах. По просьбе и желанию любящих друзей и искренних откровенных почитателей пусть он (т. е. адресат) пребудет в безграничном счастье!

/л. 56а/ Послание покойного муллы Исма'ила джамшиди Сафари, ранее упомянутого в приведенном [выше] письме, к моему почившему заступнику [перед богом]

Преданный единоверец, доверенный проситель [перед богом]! Вслед за полагающимся и искренним исполнением традиционного изъявления необходимых благопожеланий и посвящений докладываю, что с того момента, как сердце [мое], таящее единодушие [с Вами] и всегда тоскующее [о Вас], имеет обыкновение разузнавать о благоприятных обстоятельствах господина, обладающего величием и почетом (т. е. адресата), оно постоянно получает известия [о Вас]. Но прошло уже много времени, как тайник мольбы сего стесненного сердцем, стоящего в ряду преданности, не был освещен лучом озаряющей мир свечи — безгранично любимого пера [Вашего], а в сокровенную опочивальню моей искренней веры не проникали отблески любимых мною букв [Вашей] осененной [95] жалостью записки. Самая долгая зимняя ночь имеет освещающий мир рассвет. Ступив пятой учтивости на ковер изъявления [чувств] и убедив себя посредством сего послания в добрых помыслах [Ваших], испрашиваю о причине и поводе [Вашего] недостаточного внимания ко мне. Надеюсь, что оснований для этого обстоятельства, кроме [Вашей] забывчивости и отсутствия таланта у [Ваших] искренних почитателей (т. е. у пишущего сии строки), не имеется. Я молю господа о том, чтобы в противоположность минувшим временам Вы не стерли с полей Вашего сострадательного сердца старых друзей и искренних просителей за Вас [перед богом] и написали о действительном положении Ваших обстоятельств, отмеченных клеймом радости, дали знать о том, чем могут услужить Вам ряды Ваших искренних друзей, а также чтобы от Вас пришло дружеское животворное послание.

Да будет вечной вереница дней Вашего счастья во имя господа, несущего благодать.

Послание покойного мирзы Фатх Али Мерви, письмоводителя покойного Байрам Али-хана, моему почившему заступнику [перед богом]

Праведник, следующий тропой искренних убеждений, [человек], твердой поступью шествующий прямым путем искренней веры!

Воздавая хвалу и славословие, которые украсили форму приветствия, подобно тому как румяна правдивости освежают чело аскетов монастырской общины, вознося традиционные похвалы и молитвы, кои выявляют и обнажают способ их изъявления, подобно тому как облик посвященных в божественную тайну [выступает] из-под [маски] лицемерных сомнений и колебаний, страница письма, впитывающая написанное, объясняет, что дружеское и изящное послание посредством пера искусного достойного Сахба-на 173, наносящего тонкий узор, коим ныне [по отношению к сему лицу] были проявлены забота, любезность и внимание, явилось факелом, озаряющим келью молитвы и просьбы. Лучи его радиальных букв осветили непроглядную тьму мольбы, подобно белой восковой свече, они озарили сокровенные уголки [моей] преданности и привязанности. От созерцания их красоты дети рая, совершенно пристыженные, /л. 56б/ прошествовали в святая святых воображения, дабы снискать расположение глубокомысленных верных друзей. Оно явилось истинным наслаждением сада желаний, преуспеянием розария искусства. Где [взять] крупицу ветерка возможности [для подражания], как благодарить сверкающее солнце за его блеск. Надеюсь, что всегда озаряющее мир яркое сияние [Вашей] высокостепенной особы, даруя свет оранжерее благосостояния истинно верующих, как ближних, так и дальних, будет ласкать друзей и взращивать малых, хотя столбовая дорога переписки настолько сузилась из-за атак витязей арены изощренности, [96] что желание [написать письмо] нельзя доверить ни творчеству следующих стезей учтивости, ни труду соперничающих со знатоками обычаев и традиций, [и] нет возможности добраться до обители изъявления страсти, найти ход к достойным благородным людям. Наконец, ввиду крайней степени [моего] страстного желания, в том смысле, что, быть может, мне при помощи нескольких упомянутых слов, пройдясь по кромке ковра благородных помыслов, удастся подойти к священному месту — к озаряющей душу [Вашей особе], аз, грешный, не заботясь о последствиях этого поступка, осмеливаюсь на дерзость. Молю о том, чтобы под воздействием моей просьбы райские кущи Ваших желаний, окропленные грозовым облаком животворящего пера, увлажнились и зацвели, [а] воздаяние за службу [Вы] включили бы в число милостей и знаков внимания, ибо оказание их выявляет искренность намерений.

Письмо покойного мирзы Исма'ила, везира Мешхеда 174, моему почившему [отцу]-покровителю, да простит их Аллах

[Сей] мученик-пьяница кабачка почетной встречи 175, опьяненный кубком страсти достижения благородной и дарующей радости беседы [с Вами], вслед за закладкой фундамента единения и союза, после выполнения обряда, [показывающего] искреннюю любовь и привязанность, имеет сообщить [Вам], украшенному [божьей] милостью сановному, высокопоставленному приближенному [господина нашего], славного милосердием и благодеяниями, благочестивейшему и признательнейшему, квинтэссенции аристократического рода, лучшему представителю благородного клана вождей, гордому, знаменитому почитаемому моему повелителю, что [Вы] изволили переслать [мне] прозрачную вкусную воду половодья доверия и единства [нашего], брызги облака калама дружбы, каплю почерка уважаемого властелина [моего] — то есть письмо, изъявляющее приязнь, украшенное благорасположением, [свидетельствующее] о прочных дружеских узах [между нами], которое по прошествии веков забвения и исчезновения [моего] из [Вашей] памяти начинается с упоминания обо мне. В момент, когда лужайка бытия искренне любящих Вас (т. е. пишущего сии строки) сбросила [на землю] листья и плоды свежести и веселья из-за засухи неполучения капель весеннего дождя с дружеского пера [Вашего] (а они в саду [моей] жизни являются заменой живительной влаги), рано поутру там, /л. 57а/ где только что распустившиеся листья сделали первый вдох, ввиду отсутствия разноцветных роз-писем поднялись до Сатурна жалобные стоны потерявшего покой соловья-сердца — вместилища симпатии [к Вам] (подобно тиглю с горячей ртутью, оно погнулось, раскалилось и трепетало). [И тут] на голову истомленных жаждой [странников] по пустыне удивления хлынул дождь. Он освежил, оросил, напоил и заново окрасил яркой зеленью луг помертвелого бытия моего, и оно снова возродилось и приобрело [97] непомерную радость. Уведомление относительно денег в сумме четырех туманов наличными, требуемых управляющим с еврея Исмаила, о взыскании их и пересылке в столицу Герат [полученo]. Хотя вышеупомянутый находится в весьма стесненных обстоятельствах и является должником, но, с божьей помощью, так или иначе с него взыщут и отошлют наличную сумму, требуемую управляющим, до последнего динара. Я надеюсь, что постоянно заветное желание любящих [Вас] благодаря велеречивости васитских попугаев наполнит ласковое перо чистейшим сахаром. Вы не откажете мне в милости написать и изложить благополучный ход [Ваших] дел и указать, какие надлежит отсюда оказать [Вам] услуги.

Послание покойного муллы Фулада Каини, письмоводителя покойного мирзы Бука-хана, моему покойному благочестивому [отцу]-заступнику [перед богом]

Выровняв строки посвящения, уплатив долг [своей] преданности, довожу до Вашего сведения мнение, ясное, [как] блеск взошедшей луны, о том, что вот уже много времени прошло, как [Вы], уверенный в моей преданности, стерли мое имя с полей [своей] сверкающей души, озаренной благосклонностью, не изволив доныне отправить никаких известий о нынешних событиях, благоприятных, радостных и счастливых. Ввиду прочных устоев дружелюбия и постоянного единства [наших родов] из поколения в поколение я все время пребываю в готовности со всей радостью услужить Вам. Отчаявшись [получить весть], я сунул голову в ворот удивления: с какого это перекрестка плотный слой пыли осел на поверхности [Вашей] души, что Вы вдруг меня — близнеца самой верности — присоединили к ряду забытых [Вами]. Я надеюсь, что, кроме забывчивости и занятости, нет иной причины. И хотя Ваши слуги (т. е. пишущий сии строки) пребывают в немилости, я непоколебимо следую путем веры и чистосердечия.

Тебе не доведется услышать, как мы скажем: “Брось друзей”,
Если даже ты меня не любишь, я говорю тебе: “Да, [я твой друг]”.

Послание его сиятельства покойного мирзы Бука-хана, правителя Каина 176, моему почившему заступнику [перед богом]

До той поры, пока небеса благосклонны к Вам 177, да будет прочным и постоянным [Ваш] достаток. /л. 57б/ Да пребудут неизменными чистые просторы райского розария души сановного, высокоместного, благочестивого, благодетельного, важнейшего из великих, наипочтеннейшего, средоточия добродетелей, собрата по положению мирзы Мухаммада Казима, да увековечится его величие, да будут [они напоены] свежестью цветов бодрости, радости, веселья и удачи. Украшенные пышностью цветника и богатством чести весеннего сада, да пребудут райские сады великой славы и могущества [98] под сенью обильного дождем облака милостей и благодеяний всесвятого творца вдали от вреда случайностей фортуны.

Связав букеты приветствий и отобрав украшения, [подобающие] обычаю любви и верности, что является правилом собирателей роз в саду дружбы, пусть [адресат] взглянет на страницу [нашего] единства. Подробности обстоятельств и ход событий в наших краях таковы, как они чистосердечно описаны в письме рабов беглербека. Если бы и я что-либо написал [об этом], то, кроме повторения, многословия и надоедания Вашему высокопревосходительству, [сие] не дало бы иного результата. Нетерпеливое стремление [к Вам], желание встретиться, зимняя сердечная тоска сего обездоленного были умерены и успокоены радостью цветника мыслей о духовном свидании [с Вами] и прогулкой по розарию драгоценных, несущих удовольствие писем. Поэтому я радуюсь, что, вытащив розу [моей] мольбы из букета просьб, [господь] преподнес ее Вам, дарующему ликование. Я жду, что райские кущи нашей души не будут лишены капель из облака красноречивого [Вашего] пера, что не останутся бесплодными труды надежды жаждущих [получить] от ангела-вестника вверенный [ему] ответ на письмо, отмеченное заботой.

Послание его сиятельства покойного Али Мардан-хана зангуи, правителя Тебеса 178, моему почившему благочестивому заступнику [перед богом]

От порыва ветерка, доносящего ароматы амбры, изобильной божеской щедростью, да пребудет вечноцветущим и всегда свежим лепесток бытия дружелюбного, сановного, высокопоставленного, милосердного Вашего высокопревосходительства, благочестивого, почтеннейшего, достохвального, родовитого аристократа, главнейшего из письмоводителей, да увековечится его величие и в соответствии с просьбой его друзей да сопутствует ему в обоих мирах удача в достижении поставленных целей и исполнении желаний.

Вслед за высказыванием цепи многочисленных приветствий и [выражением] глубокого желания достичь [с Вами] встречи, изобилующей очевидной пользой, [автор] возлагает надежду на благожелательное дружеское отношение [Ваше] и высказывает серьезное соображение, воздействующее [как] эликсир братства, что почтенный обмен мнениями и известное послание, написанное и отправленное при посредстве сановного собрата по должности Абд ал-Джаббар-бека, получено мною и [меня] /л. 58а/ обрадовало. То место письма, где [Вы] уведомляете о добром здравии [Вашем], стало источником моей радости и счастья. Нынче, когда его превосходительство, квинтэссенцию аристократии мирзу Мухаммеда Ибрахима, кстати, направили исполнять обязанности уполномоченного высокочтимого наместника, степенью близкого небесной сфере, [автор] почел необходимым написанием [сего] [99] свидетельства расположения [к Вам] привести в движение узы дружбы, напомнить о себе и обеспокоить [Вас] изъяснением обстоятельств. Во всяком случае, по доброй традиции друзей — сохранить доброжелательство — пусть он соизволит, если захочет великий Аллах, изыскать способ, чтобы осуществить свое намерение возвратиться, поскольку он был уверен, что от того дела не сможет уклониться и собирался следовать путем единства. Более по этому поводу не надоедая, автор надеется, что, постоянно отворяя врата переписки и обмена посланиями, Вы напомните друзьям [о себе], написав сообщение о действительном положении дел и отправив [сведения] о происшедших здесь важных событиях.

Послание его сиятельства покойного Абд ал-Али-хана, хакима Туршиза, моему [ныне] почившему покровителю

Поскольку весна — отрада всего света и весенний период всегда и везде вызывает зависть к базилику и цветам, да пребудет неизменным луг славы, богатства, радости и розарий счастливого бытия рядов прислужников [при особе], щедрой в благочестии и благотворительности, отпрыска великого славного рода, самой гордой семьи, образца достоинств, собрата по положению мирзы Мухаммада Казима, да сохранится при нем обилие весенних благ, да будет дело его украшено тюльпанами и розами, да обретет он покой, да осуществятся его чаяния и да минуют его осенние невзгоды ударов судьбы.

Украсив чело свидетеля преданности и дружбы, автор имеет сообщить [свое] мнение о потребности благорасположения [к Вам] и обнажить [свое] сердце, озаренное любовью. Я удостоился чести и счастья получить фирман, [носящий] печать блеска благородной дружбы, изучил [Ваше] высокое суждение, которое Вы отправили с многоуважаемым Ака Джа'фаром, глашатаем саркара, относительно побега Вашего гуляма абиссинца по имени Мубарак. Упомянутый Мубарак перед прибытием Ака Джа'фара здесь проезжал, направляясь в сторону Святой земли (Мешхеда). [Вашему] собрату по должности нужен фирман [относительно] Мубарака. Если бы Ваше послание пришло ранее того, как он находился в наших краях, если бы его и не было, то я все равно заковал бы его в цепи и отослал бы к Вам. Во всяком случае, с подробностями этих обстоятельств нынче также ознакомился Ака Джа'фар, он Вам их изложит. А относительно поимки упомянутого Мубарака в свете дружеских отношений [наших] я теперь также, если того пожелает великий Аллах, предприму необходимые старание и усердие, ни в коем случае не допуская промедления. /л. 58б/ На стезе дружбы и в силу искренней приязни необходимо постоянно подкреплять отношения любви и братской привязанности отправкой писем, уведомлением об истинном положении дел и обращением с делами, не терпящими отлагательств. [100]

Послание его сиятельства покойного благочестивого Мир Ма'сум-хана араба племени хузайма моему покойному набожному заступнику [перед богом]

Пусть секретариат вашей милости пребывает всегда в радости и преисполнен ликования, [а] средоточие рода знатности и чистоты, парфюмер семейства сановитых, отмеченный печатью письмоводителя высокого ранга, брат по положению мирза Мухаммад Казим, да увековечится его величие благодаря блеску и гибкости его речи, тонкости и разносторонности его образования и познаний, [да станет он] укрытием кружка страстных сердцами и мудрых людей, да позавидуют ему в художественной студии сокровенного люди честные и с изысканным вкусом. Сотворив приветствие и воздав дань традиции, напомнив о единстве и очевидном родстве душ, автор полагает необходимым сообщить, что в тот момент, когда душа опечаленного и расстроенного создателя ввиду отсутствия известий об обстоятельствах того достохвального [человека] была в смятении и волнении, зефир веселья затрепетал и доставил услаждающее душу известие, что [их светлость] направили высокодостойного сотоварища, собрата по должности Абд ал-Джаббар-бека. Брошенный [Вами] луч прибытия [Абд ал-Джаббара] словно бы извещал о том, что на лужайке, источающей аромат величия в полноводном краю знатности, зацвела и распустилась роза, и радость поселилась в сердце [Вашего] друга. В то время, когда высокопоставленный Араб Кули-бек, человек высокодостойного и почтенного Али Мардан-хана, намеревался направиться к господину беглербеку, чтобы уладить дела, я решился обеспокоить Вас. Известно, что ввиду связей из поколения в поколение и в силу доброжелательства, которое является врожденным качеством натуры того достохвального, он не воздержится от изъявления своего благорасположения, а надобности в каких-либо поручениях [у меня] нет 179.

/л. 59а/ Согласно смыслу стиха:

О высокочтимый, что это ты похваляешься горстью праха великих [мира сего],
Думай о своих личных заслугах, забудь о своем знатном роде —

и поскольку цель этих заметок, этих “Памятных записок”, [рассказать] о людях, близких моему сердцу, и обратиться к потомкам и родственникам, я не останавливаюсь на подробностях. Даже за написанное мною в соответствии с высказыванием моего покойного покровителя мирзы Абу Талиба, имевшего поэтическое прозвание Ма'ил, которому [принадлежит] строка:

Свое невежество подтверждают те,
Кто составляет генеалогическое древо своих предков, —
я боюсь упреков критиков и злословия насмешников.
*Те, кто связывает свою славу с именем предков,
Подобны собакам, обрадовавшимся кости. [101]

Воистину,

Если ты станешь гордиться благородными предками,
Ты прав; увы, однако, они породили дурное*.

Комментарии

120. После л. 38а текст продолжается на л. 40а, так как л. 38б не заполнен, а л. 39аб относится к переписке автора и должен быть помещен между л. 106 и 107.

121. Коран 268.

122. Коран 7320.

123. Букв. “Чем ближе запрет, тем дальше осуществление”. Под запретом разумеется малая степень родства.

124. Коран 2177. Последние четыре строки грамоты написаны по-арабски. Заключительную формулу ср.: Бухарский вакф XIII в., с. 73, стк. 191 — 197.

125. Почерк насталик — наиболее распространенный на персидской почве.

126. Надир-шах был убит в июне 1747 г. под Хабушаном (в Хорасане).

127. Мухаммед Риза Барнабади по-разному интерпретирует слово аймак. Здесь — как имя собственное. Ср. ниже, примеч. 154. Под “периодом здешней сумятицы” автор подразумевает полосу феодальных усобиц, вспыхнувших вслед за убийством Надира.

128. Т. е. скончался.

129. Хронограмма составляет число 1220. Очевидно, эта хронограмма относится к другому событию.

130. В обоих случаях = 1160.

131. Ахмад Джам, или Ахмад-и Джам,— полное имя Абу Наср Ахмад б. Абу-л-Хасан ан-Намики ал-Джам (1049—1142). Особо почитаемый мазар этого шейха находится приблизительно на половине пути из Герата в Мешхед. Он дал название городку, существующему до наших дней,— Турбат-и Джам.

132. Сочинение Бахр ал-ансаб см. рук. С 1861, л. З6а—59б собрания ИВАН СССР (КИНА № 292).

133. См. ниже, л. 77б (текст и перевод).

134 Ахмад-шах Дуррани, 1747—1773 гг. правления. Завоевание Герата в 1750 г. стоило Ахмад-шаху больших усилий, см.: Ганковский. Империя Дуррани, с. 19.

135. Хронограмма составляет число 1181.

136. Мирза Ахмад Наджм Второй — полководец Наджм ад-дин Йар-Ахмад Исфахани (ум. в 1512 г.), осуществлявший подчинение Средней Азии власти сефевидского шаха Исмаила. Почетное прозвание Наджм Второй было ему присвоено при назначении его на пост главного везира в отличие от предшественника Наджм ад-дина Заргара — Наджма Первого (Наджм — букв, “звезда”). Ср. Болдырев. Зайн ад-дин Васифи, с. 328, примеч. 185. О значении термина “векил” см. выше, примеч. 44.

137. Хабиб ас-сийар — историческое сочинение Гийас ад-дина б. Хумам ад-дина Мухаммеда, известного как Хондемир (1475—1536). О Тарих-и алам-ара-йи Иран см. выше, примеч. 51.

138. Фарах — город примерно в трехстах км к югу от Герата на дороге к Кандагару. Исфизар назван Хафиз-и Абру в 20 фарсахах от Герата по дороге на Фарах (Xафиз-и Абру, с. 40), т. е. в районе Себзевара (нынешнего Шинданда).

139. Надир-шах Афшар, см. выше, примеч. 113; Али-шах в исторической литературе обычно именуется несколько иначе — Али-Кули-хан или Адил-шах, племянник Надир-шаха (1747—1748). Его правление продолжалось всего несколько месяцев, власть признавалась фактически только в районе Мешхеда. Шахрух-шах, внук Надира, правивший в Мешхеде (1748—1796, с 1754 г. в качестве вассала Ахмад-шаха Дуррани), об Ахмад-шахе см. выше, примеч. 134.

140. Тимур-шах Дуррани, 1773—1793 гг. правления.

141. Земли халисе при Сефевидах — государевы домены. Подробно об этом виде землевладения см.: Minorsky. Tadhkirat al-muluk. Commentary, с. 147—148.

142. Район Инджиль *** упомянут Хафиз-и Абру. Среди селений, принадлежащих к этому булуку, названо селение Джабраил (Xафиз-и Абру, с. 18).

143. После этих слов оставлено незаполненным место для трех строк. О Дервиш Али-хане ср. ниже, л. 46б, 47б—48а (текст и перевод). Ср. также Бларамберг. Обозрение, с. 285.

144. Более точно установить местоположение крепости Марс не удалось.

145. Одно слово неразборчиво.

146. Джарийе — служанка в доме.

147. Листы перебиты: после л. 44б следует 46а.

148. Любопытно, что в Зиб-и тарихха к этим же годам относится сообщение о слуге-калмыке по имени Афрасиаб. Он исполнял обязанности посыльного при царевиче Хумайуне в период борьбы того за власть с Тимур-шахом (см.: Хусайн Али. Украшение летописей, л. 14а, пер. Волошиной, с. 36). Возможно, имеется в виду то же лицо, что и упомянутое нашим автором.

149. Саркар — управляющий; иногда иносказательно — шах. В частности, здесь имеется в виду, что слуга не хотел жить во дворце шаха, убегая в дом отца автора, который считал своим родным домом.

150. Xарвар — букв. “вьюк осла” — в Средней Азии считался равным 170—175 кг (Давидович. Материалы по метрологии, с. 106), в Иране примерно 300 кг; в Кандагаре XVI в.— 250 кг (Хинц. Мусульманские меры, с. 43).

151. Селение Навин булука Инджиль упомянуто Хафиз-и Абру (с. 18).

152. Очевидно, имеется в виду хаджи Каримдад-хан Дуррани, упоминаемый также в “Хронике” Махмуда ал-Хусайни, л. 460б.

153. О функциях и должности глашатая (в нашем тексте — чарчибаши) см.: Ганковский. Империя Дуррани, с. 54. Как видим по нашему тексту, помимо функций передачи шахских фирманов носитель этой должности исполнял поручения, близкие к обязанностям стражников-телохранителей.

154. Здесь, как и на л. 42а, аймак — имя собственное.

155. Тиул — временное условное пожалование земельного владения.

156. Последние две с половиной строки на л. 47б оставлены незаполненными.

157. В тексте грамоты “наибы”.

158. Термин хавали употребляется в нашем сочинении в значении “двор”, “хозяйство”. Мухаммед Риза упоминает о большом и малом хавали в Герате, о хавали в Барнабаде. Мы переводим этот термин словом “подворье”, которым в начале XIX в. в России обозначалась обособленная хозяйственная единица как в городе, так и в деревне.

159. Возможен также перевод: “жаждущий встречи с минаретом”.

160. Т.е. заверяет в искренней дружбе.

161. Под скатертью подразумевается лист письма.

162. Далее перебитые листы 45аб.

163. Букв, “страдальцев кабачка истины”.

164. Тарикат — путь духовного совершенствования суфиев.

165. Букв, “столпотворение в день Страшного суда”.

166. Букв. “вверх-вниз”.

167. Букв, “в саду приема содержателей молелен [сего] царства и в розарии прибытия (т. е. в раю)”.

168. Букв. “знатоков божественной страны”.

169. Букв, “связывающих букеты роз”.

170. Букв. “просителя приюта искренности”.

171. Имя самого знаменитого персидского художника-миниатюриста, уроженца Герата (род. в середине XV в., ум. в 1536-37 г.). Биографию см.: Персидские миниатюры, с. 15. В персидской литературе Бехзад часто выступает как “идеал художника” (см. комментарии Заходера: Кази-Ахмед. Трактат о каллиграфах и художниках, с. 58, примеч. 2).

172. Букв, “кроме как передав блеск внутреннего разумения”.

173. Имя человека, вошедшего в поговорку благодаря своему красноречию.

174. Употреблено слово агдас *** букв. “наисвященнейший”, эпитет города Мешхеда. В других местах текста встречается также выражение ***, букв, “наисвященнейшая земля” (переводим как Святая земля). Ср. л. 35б *** — Священный Мешхед и примеч. 21.

175. Автор письма хочет сказать, что он так же мучительно жаждет встречи с адресатом, как пьяница стремится в кабак, чтобы избавиться от мучений похмелья.

176. Каин — город примерно в 270 км к юго-западу от Герата на караванном пути из Мешхеда в Керман или Захедан, ср. Бларамберг. Обозрение, с. 30.

177. Букв. “до той поры, пока просторы небесного цветника обращены к вечноцветущим розам”.

178. Тебес — город примерно на половине пути из Мешхеда в Йезд, на границе с пустыней Дешт-е Кевир.

179. Последние четыре с половиной строки на л. 58б не заполнены. На л. 59а продолжается повествование об отце автора, прерванное включением в текст копий грамот и писем (л. 48а—586).

Текст воспроизведен по изданиям: Мухаммад Риза Барнабади. Тазкире. М. Наука. 1984

Еще больше интересных материалов на нашем телеграм-канале ⏳Вперед в прошлое | Документы и факты⏳

<<-Вернуться назад

Главная страница  | Обратная связь
COPYRIGHT © 2008-2024  All Rights Reserved.