ИОГАНН АВЕНТИН

БАВАРСКАЯ ХРОНИКА

BAIERISCHE CHRONIK

"БАВАРСКАЯ ХРОНИКА. ВВЕДЕНИЕ"

В истории немецкой гуманистической культуры Иоганн Авентин (1477-1534) оставил заметный след написанными на латыни "Анналами князей Баварии" и их немецкоязычным вариантом — "Баварской хроникой". Они не были изданы при жизни автора. Вместе с тем их основные положения были широко известны благо даря увидевшим свет в 1522 г. "Извлечениям" из "Баварской хроники", а также переписке гуманистов. "Анналы" и "Хроника" оказались в центре внимания вследствие новаторского подхода Авентина к истории и стали после его смерти орудием идейной борьбы обеих конфессий. Эти произведения сделали Авентина одним из зачинателей не только баварской, но и немецкой исторической науки.

Иоганн Турмейр (таково его настоящее имя) родился в семье трактирщика и городке Абенсберг (латинское название — Aventinum). Годы своей молодости он провел в занятиях наукой ¹. Ученик Конрада Цельтиса, взгляды которого оказали определяющее влияние на формирование мировоззрения баварца, обучался во многих крупнейших университетах Европы. Его учителями были издатель Горация и апологет античности Якоб Лохер (Филомуз); историк и дипломат при дворе Максимилиана I Иоганн Куспиниан; итальянский гуманист и историк Каллимах. ставший в Кракове воспитателем детей короля Казимира III; знаменитый математик, основатель польской школы астрономов, гуманист Альберт Брудзев; профессор Парижского университета и один из идеологов ранней Реформации во Франции Лефевр д'Этапль. В эти годы Авентин оказался вовлеченным в деятельность ряда немецких гуманистических сообществ. В 1504 г. он стал магистром свободных искусств. После пяти лет научных штудий Авентин был призван ко двору герцога Альбрехта IV, вскоре умершего, в качестве наставника двух младших из трех сыновей герцога, принцев Людвига и Эрнста.

С 1509 по 1517 г. будущий историк занят воспитанием "идеального князя". В 1511 г. один из его воспитанников, средний из трех братьев, Людвиг, бросает занятия для того, чтобы включиться в борьбу за власть со старшим братом, Вильгельмом.

В 1515 г. Авентин и его ученик, принц Эрнст, отправляются в Италию, север которой осажден в это время французами. Принятые при дворах, они ищут встреч с гуманистами в Риме и посещают университетские лекции в Павии.

С 1517 г. и до конца жизни Авентин состоит на жалованье у герцогов Баварии. Ему поручено написать историю правящего баварского дома. Погруженный в свои [213] занятия, Авентин находится в стороне от политических потрясений времени. Не приемля крестьянских восстаний, он, как и многие, не предполагает, что Реформация приведет к разделению, а затем и к противостоянию церквей. Его "Анналы" с их антиклерикальным пафосом и идеей единой сильной Германии, призывами к очищению нации перед лицом турецкой опасности оказываются "несвоевременными". Взгляды гуманиста не согласуются с жесткой церковной политикой баварских князей, чьи интересы к тому же все более расходятся с интересами императорской власти.

По анонимному доносу в 1528 г. историк попадает под арест "ob evangelium noctu" ². Его вызволяет друг и могущественный канцлер Леонард фон Экк. Надломленный и не понятый князьями, Авентин переезжает в свободный имперский Регенсбург, где заканчивает в 1533 г. "Баварскую хронику". В январе 1534 г. он умирает.

Рассматривать творчество Авентина и определить место главных трудов его жизни, "Анналов князей Баварии" и "Баварской хроники", в идейном, культурном и политическом контексте его времени невозможно в отрыве от собственно баварской истории 1520-1530-х годов. В связи с отсутствием в русскоязычной научной литературе описания локальной баварской политической истории необходимо дать таковое, хотя бы и в самом кратком виде.

Бавария стала сильным, единым герцогством при Альбрехте IV (1465-1508) из рода Виттельсбахов, оставившем заметный след не только в региональной истории. Он принял регентство после смерти старшего брата и сумел за время правления объединить под своей властью наряду с богатым Ландсхутским герцогством множество мелких ленов и графств, в частности Абенсбергское графство, подданным которого родился и был до восьми лет Иоганн Турмейр.

Вильгельм, старший из сыновей герцога, должен был по воле отца и закрепленному законодательно принципу primogenitur ³ стать единственным наследником и правителем объединенной Баварии.

В пору несовершеннолетия Вильгельма власть фактически была сосредоточена в руках сословий. На протяжении восьми лет, начиная с 1508 г., сословия стремились максимально учесть свои интересы и гарантировать их защиту в будущем. С этой целью они добивались отправления Людвига. Брат матери-герцогини, император Максимилиан I, не желавший допустить усиления централизованной власти в Баварии, оказался также на стороне Людвига. Вильгельм вынужден был отстаивать свое право престолонаследия с момента своего совершеннолетия (1511) и до Ингольштадтского ландтага (1516), на котором братья заявили о разделе княжества для управления, но совместном содержании двора и правительства. Так как Людвиг к тому времени не был женат, вопрос о primogenitur больше не дискутировался. Дабы принц Эрнст также не претендовал на треть княжества, ему предназначили церковную стезю. В 1517 г. он стал администратором епископства Пассау.

Сближение князей и сословий привело к созданию новых правовых кодификаций и стабилизации обстановки в Баварии, к возвращению талантливого и искушенного политика Леонарда фон Экка на службу герцогу Вильгельму, к оформлению единой линии действий братьев в важнейших политических вопросах.

Выступив совместно с Римом и Габсбургами против Реформации, но добиваясь при этом политической независимости от своих союзников, баварские герцоги смогли укрепить свое влияние в регионе за счет собственной активной политики, а также религиозных мандатов и привилегий со стороны папской курии.

В 1522 г. Бавария получила первый, а в 1524 г. второй религиозный мандаты, запрещающие распространение в княжестве учения Лютера. В связи с этим были [214] созданы государственные комиссии по контролю за преподаванием церковных дисциплин, за публичной деятельностью церкви и дисциплиной в клире, за книгопечатанием. Светская власть получила даже возможность вторгаться в монастыри, преследовать епископов-отступников. Любые зачатки религиозного свободомыслия жестоко подавлялись.

В то же время весьма показателен для политики правящих братьев антигабсбургский союз 1531 г. с протестантскими имперскими городами, направленный против избрания эрцгерцога Фердинанда Австрийского королем Римской империи, что способствовало бы усилению позиций его брата, императора Карла V. К союзу присоединились соперничавшая с Габсбургами Франция, а также стремившиеся сохранить свободу вероисповедания Саксония и Гессен. Политические противоречия оказались в тот момент значительно весомее религиозных.

Судьба "Анналов" и "Баварской хроники" была предрешена самой политической ситуацией, сложившейся в Баварии накануне и в ходе Реформации. Даже после смерти Авентина они оставались долгое время неизвестны. Лишь в 1554 г. после смерти Людвига (1545) и Вильгельма (1550), ученик Авентина, преподаватель Мюнхенской поэтической школы, а позднее профессор риторики Ингольштадтского университета Иероним Циглер издает по поручению герцога Альберта V "Анналы", изымая при этом нападки на католическую церковь. Ему же было поручено перевести "Анналы" на немецкий. Первую публикацию счастливо найденного оригинала "Баварской хроники" подготовил издатель Симон Шард в 1566 г. во Франкфурте-на-Майне. Она, однако, оказалась неудачной и изобиловала опечатками, лакунами, даже искажениями текста. Исправленная "Баварская хроника" была опубликована там же, во Франкфурте, в 1580 и 1622 гг.

С момента первого выхода в свет в 1554 г. "Анналы", а позднее и "Баварская хроника", попали в Баварии в Индекс запрещенных книг, а их автор был отнесен к "еретическим авторам первого класса". В 1569 г. имени Авентина в Индексе нет. Когда, однако, в 1580 г. "Анналы" и "Баварская хроника" были изданы полностью, без купюр, они оказались вновь запрещены. Лишь после очередных изданий "Анналов" (1615, Базель; 1627, Франкфурт) и "Хроники" (1622, Франкфурт) препятствовать их распространению оказалось больше невозможно.

"Хроника" — первое крупное написанное по-немецки и адресованное широкому кругу читателей историческое сочинение. Это самостоятельное произведение, а не компиляция источников в традиционном понимании средневековой хроники. "Баварская хроника" — гуманистическая по идейному содержанию, яркая по силе и выразительности языка. Красноречивая и последовательная критика клира и тех, кому, как напоминает Авентин, "доверены государство и люди", кто, по его мнению, повинен в разложении нравов и упадке не только Баварии, но и Германии, и всего христианского мира перед лицом турецкой опасности, не могла не содействовать популярности хроники.

В предложенном к публикации Введении к "Баварской хронике" Авентин поднимает важнейшие и типичные для гуманиста вопросы об "идеальном правителе", о месте церкви в обществе, о значении античной традиции в работе историка и назначении истории.

В русском переводе отрывок из сочинений Авентина публикуется впервые. Перевод Введения к "Баварской хронике" сделан по изданию: Aventinus Johannes. Baierische Chronik / Hrsg. von Georg Leidinger ⁴. Miinchen: Diederichs, 1988. S. 45-56.

Первая книга

Баварской хроники,

написанная и переложенная на немецкий язык

Иоганном Авентином из Абенсберга

Начата под Абенсбергом в день солнцестояния 1526 г.

по поручению сиятельных, высокородных князей

и господ Вильгельма и Людвига, братьев,

пфальцграфов Рейнских, герцогов Верхней и Нижней

Баварии и т.д., моих милостивых господ

Вступительное слово

к моим милостивым господам и князьям, в котором кратко объясняются польза истории, труд писателя и опасности, которые ему угрожают, а также то, что необходимы искусство и усердие для того, чтобы писать хроники

Сиятельные, высокородные князья, милостивые господа!

По поручению Ваших княжеских милостей я подготовил хронику на латинском языке и прилагаемую к ней карту и передал ее Вашим княжеским милостям. Однажды я взял вновь их в руки и, как мне поручили Ваши княжеские милости, переложил на немецкий язык и в этом немецком варианте использовал древний, более звучный, привычный, каждому понятный немецкий язык. Ибо наши ораторы и писатели, и прежде всего те, которые владеют латынью, коверкают наш язык в речах и сочинениях, искажают и перемежают его ломаными латинскими словами, делают его непонятным вследствие иносказаний, выворачивают его на латинский манер в сочинениях и речах, чего все-таки не должно быть, потому что любой язык имеет свое собственное употребление и свое особенное свойство.

Когда говорят на латыни на манер немецкого языка, это звучит отвратительно и зовется кухонной латынью; но равным образом это звучит дурно и у тех, кто сведущ в этом деле, если немецкий смешивают с чужими словами и изменяют по образу чужого языка, из-за чего он становится ломаным и непонятным. Впрочем, историческое описание земель и людей имеет также свой способ и особую манеру, из-за чего я ревностно изучаю древний, исконный, каждому понятный немецкий, который находится в общем употреблении и который обнаруживается в древних притчах, благозвучных стихах и поговорках. Поэтому я не очень уклоняюсь от латыни, насколько это возможно и насколько это позволяет сам язык. Каждый, кто хочет одновременно читать оба произведения, латинское и немецкое, может хорошо понять один язык из другого ⁵.

А так как я покорно следую любезнейшему поручению Ваших милостей и со всем усердием стремлюсь соответствовать княжескому, христианскому предприятию и принести удовлетворение, я принялся за это только на десятый год. Так как я был призван к этому и вследствие этого на протяжении всей своей жизни был обеспечен официальным жалованьем и содержанием со стороны Ваших княжеских милостей, с тем чтобы я запечатлел в вечной памяти происхождение древнейшего почтенного правящего дома Баварии и великие деяния его князей и королей ⁶, я не хотел торопиться, дабы труды и затраты, положенные на это предприятие Ваших княжеских милостей, не пропали и надежда на это произведение и потребность в нем не оказались напрасными. Такая большая работа, которую никто не осилит сам по себе без помощи княжеской власти, имеет свою продолжительность, и за нее не следует приниматься немытыми руками.

[216] Сообразно этому я отвел себе некоторое время, но тем не менее работал в меру всех своих сил, днем и ночью не имел покоя, много страдал от жары и холода, пота и пыли, дождя и снега летом и зимой, прошел всю Баварию, объездил все монастыри и обители, прилежно исследовал все хранилища и сундуки с книгами, прочел и переписал всевозможные рукописи, древние вольные и жалованные письма, хроники, притчи, стихи, песни, приключения, сказания, молитвенники, книги о мерах, знахарские книги, календари, листы умерших, регистры, жития, посетил и осмотрел святые места, дароносицы, колонны, образы, кресты, древние камни, погребения, живописные полотна, своды, напольные изображения, церкви, надписи, перечитал и изучил церковное и светское право, латинскую, немецкую, греческую, славянскую, венгерскую, итальянскую, французскую, датскую и английскую историю, ничего, что было бы пригодно для данного дела, не пропустил и не оставил неисследованным, проверил свидетельства и сообщения всех древних историй, обшарил все уголки; там, где я не располагал точными свидетельствами, которые я упомянул здесь, я следовал преданиям простых людей и общепринятой молве, отделяя от них то, что больше было безосновательной глупостью, вымыслом и сказкой, чем обоснованной истиной.

Впрочем, также является обычаем, что истина особенно обрастает старыми и новыми выдумками и темными заблуждениями, а также слухами и искажается общей молвой, так как каждый, кто ее слышит и затем передает дальше, добавляет к ней в любом случае и что-то от себя. Крепостные руины старых разрушенных городов и населенных пунктов, названных Птолемеем и другими историками и теми, кто описывал весь мир, я исследовал и обнаружил благодаря прилежному изучению окрестностей и расположению небес, без коего искусства ни один здравомыслящий не свяжет себя с этой работой ⁷.

Неопытные, неиспытанные, нетренированные люди легко берутся за все дела, злоупотребляя милостью и терпением князей. Это истинно и очевидно (я признаю это, это должно само подтвердиться, я не могу лгать), я взвалил на себя большое, тяжелое бремя, но, как я надеюсь, не вопреки моей природе, моему искусству или моей судьбе. Дело в том, что после того как большую часть моей юности, отцовского наследства, здоровья я употребил на то, чтобы посетить немецкие, славянские, польские, итальянские, французские и венгерские земли, а также после того как я довольно долгое время смиренно вникал в искусство такого труда и затем наконец появился при дворе, я все же занимался этим в свободное время, хотя и был загружен школой (занятиями с принцем. — А. Д.).

Когда же я впоследствии освободился от преподавания, у меня не было намерения проводить свою жизнь в праздности и безделье, так как я по поручению и на деньги Ваших княжеских милостей осмелился вместить в одну большую книгу происхождение и историю древней Баварии и кратчайшую историю всех немцев, что является замечательным и чрезвычайно нужным делом, хотя писателю очень тяжело и ему угрожает опасность от людей из-за его речей. Я ведь не могу угодить каждому по его разумению так, как он этого бы весьма хотел: эта работа начата не потому, что она должна понравиться всем, да и никто на земле господней не может этого сделать. Тому, кто только наблюдает, это не по силам: одному не нравится одно, другому — другое; этому слишком много, тому — слишком мало. Там извлечено на свет слишком много запретного и тайного, а там — несчастья и упадка, человеческого непостоянства и измен.

Все люди склонны скорее хулить, чем хвалить; каждый желает себе самому больших благ, чем своему ближнему; каждому своя рубашка ближе к телу. Нет [217] никого, кто бы думал не о собственной пользе, а только о собственной чести. Это доставило бы большие хлопоты. Всё идет нескладно. Никто не желает другому, чтобы его день был светлым.

Истину же не может каждый купить, не каждому приятно ее слышать, не каждому это может помочь и сделать богатым, она больше порождает ненависть и зависть, чем доброжелательность и дружбу. Нигде она не является домашней прислугой либо кухаркой: та (кухарка. — А. Д.) хочет оставаться безнаказанной и не желает слышать правды. Я уж молчу о высоких господах: о них я здесь вообще ничего не хочу говорить. Кто не делает ничего честного и благого, тот не заслуживает ни почестей, ни награды; что не приносит денег, то его не заботит.

Некоторые монахи-проповедники считают себя почтенными учеными клириками, а обо мне (соответственно тому, каков этот народец) дурно отзываются, запрещают мне говорить и угрожают мне. Они хотели вызвать меня в Рим, где я должен был бы также испить все их чаши ⁸; они записали меня в их книгу опалы, разослали по всем своим школам извещение, так как они были в страхе и им сказали, что я хотел описать в этом труде их подлости, которые они начали семнадцать лет назад в Берне, в Швейцарии ⁹. Когда это известие достигло меня, я позволил себе сказать им, что они должны прийти ко мне и дать мне только одну чашу ¹⁰, тогда я хотел бы писать то, что им бы было только приятно. Я не хочу называть их по именам, они не заслуживают вечной памяти благодаря мне. Этим (молчанием. — А. Д.) я показываю истину самым снисходительным образом и не говорю слишком много: во всех древних историях я нахожу, что во всех землях, у всех народов, во всех языках и вероисповеданиях от начала мира церковники совсем не забывают сами себя (как это хорошо умеет дитя человеческое) и больше думают о себе самих, чем о других людях. Хочется добавить к этому: правда не может причинить вреда или ущерба никому, кроме тех, кто только угрожает и пугает изменой, кто опасается, что обнаружатся их коварство, интриги, козни, корысть.

Разве унижены римские императоры и папы тем, что Тит Ливии и другие дали городу Риму и Священной римской империи более простое и скромное начало, описывая всё так, как было на самом деле, ведь они (императоры и папы. — А. Д.) действительно вышли из пастухов. Христа Господа нашего совсем не бесчестит то, что его предшественники, как показывает Священное Писание, сначала были королями, затем обеднели, были изгнаны и взяты в плен, впоследствии стали герцогами, наконец, отвергнутые иудейским княжеством и королевством, стали прислугой и должны были зарабатывать себе на жизнь изнурительной и тяжелой работой ¹¹. Следует описывать злое и доброе, подъемы и падения. Счастье и несчастье стоят рядом. Тем это забавнее и полезнее читать.

Траян, четырнадцатый римский император, всеми людьми, верующими и неверующими, в высшей степени, гораздо более всех других князей и правителей прославленный и превознесенный, был любим всеми без исключения и повсюду каждым, молодым и старым, богатым и бедным, был назван благочестивейшим князем. Если бы пришлось выбирать императора, ему пожелали бы, чтобы он правил так же хорошо, как Траян: прежде всего потому, что тот позволял сказать, спеть, написать правду без всякой боязни. Никто не должен опасаться говорить прямо, как мы это видим у Светония, Тацита, Плиния, которые настолько свободно описали жизнь, деяния и помыслы императоров, что они (императоры. — А. Д.), которые не могли иметь свободную жизнь и которые никогда в своей жизни не вели себя независимо, не встретив каких-либо возражений, так свободно были описаны [218] после своей смерти во времена Траяна. Если бы кто-то, строго говоря, только одну штанину надевал неправильно, то это должно было бы быть записано.

Тиберий, третий римский император, который был очень серьезным и угрюмым правителем, сказал как-то, это было его обычной присказкой: "У свободного народа должны быть свободными не только мысли, но и речи. Что у кого на сердце, то он и должен иметь возможность высказать".

Хроника начата от начала мира не затем, чтобы понравиться каждому, но была задумана, чтобы отобразить истину и показать, как в зеркале, ход мировых событий, объяснить настоящую причину, как и почему страна и люди, малый и большой, молодой и старый, знатный и незнатный, богатый и бедный, горожане и крестьяне, светские и церковные князья и правители, рыцари и кнехты, власть и подданные, пребывают во благе, мире и единстве, хотят быть вместе богатыми и счастливыми.

В древних правдиво написанных историях видно также, из каких причин произрастают зависть и ненависть, война и негодование, смута, погибель и вымирание и страны и людей и как этого всего можно избежать, покончив с причиной как с источником, из которого это отвратительное зло возникает. И нет большего бедствия Господнего, чем когда отсутствует верное основание, в котором скрыта причина, когда этого нет и стремятся к добру, исходя при этом из неверных представлений о добре. У древних языческих, высокообразованных людей искусства и у опытных людей есть одна старая общая поговорка: "Пока есть источник, вода из него не иссякнет, но если его не станет, пропадет всё, чему он давал жизнь".

Мы на протяжении девятисот лет всегда вели войну с турками, всегда терпели поражение, много крови пролили, много народов, стран и людей, императоров и королей, много королевств, в тысячу раз больше, чем мы имеем сейчас, потеряли и были загнаны в угол: он, турок, за совсем короткий срок, на нашей памяти, получил больше земель, чем все христианские князья и правители имеют вместе в своем владении. Мы еще не покончили с причиной этих наших заметных потерь. Судья, лекарь, священник, которым доверены страна и люди, заботятся только о своей мошне: большая часть из них держится таким образом, что ни турки, ни евреи, ни еретики не могли бы этого оправдать. Было невозможно взять хотя бы грош на общие нужды. Их девиз: "Много мне и мало ближнему!" Должен хорошо оплачиваться тот, кто подвязывает обувь лыком ¹². Так как Господь справедлив и мы не оставляем его в покое нашим существованием, должно быть вначале наказано дурное, а именно корысть, стяжательство, разгульный образ жизни, сибаритство и разврат, которое заметно вредит общей пользе. Уже стало очевидным и далее в последующем сочинении будет объяснено и показано, в какой ущерб и упадок пришли баварское имя, Римская империя и все христианство вследствие забвения и незнания древней истории, древних сочинений и писем. Вы не сможете больше никогда вернуться в ваше старое состояние по совету тех, кто сведущ в древней истории и познал истину.

Что может быть более великого и значительного и что более может подобать благородному и рожденному для великих дел сердцу, нежели возможность дать столь многим мертвым жизнь, забытым — вечную память, погруженным во тьму — свет, неверующим — веру?

Такое знание древних историй, не говоря о том, что они забавны и занимательны для всех людей, молодых и старых, знатных и незнатных, очень полезно для [219] того, чтобы заботиться об общем благе, способствовать благочестию страны и людей и предотвращать ущерб. Этому никто не может возразить, если он в здравом уме и хочет взвешенно подойти к делу. Благодаря такому опыту старые люди благоразумнее молодых, так как они больше знают. И тот поистине ребенок, кто не знает, что произошло до него.

Дьявол не может терпеть правду. Он опасается, что она может выйти наружу, всячески скрывает, как может, древние, правдивые истории, не позволяет им стать известными, боится разрушения своей империи. Он ослепляет глаза людей, сочиняет для них сплошь вымышленные детские сказки, старушечий вздор и иллюзии для больных голов, громыхает этим обманом, приводит его в движение, против чего всемогущий, благой Небесный Отец (как я постиг в сокровищах божественного Писания) в качестве особой милости и дара повелел никому иному как святым пророкам с усердием описать древнюю историю.

Ведь в старых историях, как в зеркале, каждый рассматривает жизнь других людей и берет себе от них пример, который, исключая дурное, напомнит ему о том, что каждый должен делать и чего нет, что ему плохо и что хорошо. Он отчетливо видит, как непостоянны, некрепки, преходящи слава и блеск богатства и власти, как это быстро и легко исчезает. И, напротив, богобоязненность и добродетель, любовь к справедливости, защите бедных вдов и сирот вечны и славны для всех людей, ибо благодаря этому мы можем из смертных стать бессмертными и угодными Господу.

Коль скоро это естественно и подвластно людям, нельзя знать будущее, как оно будет происходить, лучше и определеннее, чем из древних историй, если только хотеть прилежно наблюдать и замечать, как одно вытекает из другого. Как это свершалось у древних, которые из-за несправедливости или справедливости возвышались или исчезали, соответственно этому так же случается и с нами.

Это все и еще много больше тому подобного может также каждый не очень смышленый легко уяснить и, так сказать, постичь в последующих книгах.

Потому огромную потребность в этом большом произведении, которое было составлено благодаря присущим Вашим княжеским милостям доброте, снисходительности и помощи, каковыми не обладает ни один другой князь, имеют также повсюду и ученейшие (мужи. — А. Д.), высокообразованные члены общины, курфюрсты, князья, церковные и светские, от всех которых у меня есть послания, письма и стихи на латыни и на немецком.

Некоторые из них общались со мной устно, некоторые по-княжески направляли меня.

Преподобный князь и господин, мой милостивейший господин кардинал Зальцбургский ¹³, сам собственной персоной приехал ко мне в Абенсберг ознакомиться с этими хрониками; как князь, очень хорошо разбирающийся в такой работе, особой милостью оценил также мое усердие; то же самое сделал сиятельный, высокородный князь, мой милостивый господин герцог Филипп ¹⁴, пфальцграф Рейнский, герцог Баварский и т.д. Они все с особым чувством просят, дабы Ваши княжеские милости позволили издать эти истории ради общей пользы и к чести всех немцев, посредством чего Ваши княжеские милости приобретут величайшую славу, награду и честь у всех людей и во всех языках и вечное воздаяние от Господа всемогущего.

Этим я заканчиваю вступительное слово, кланяюсь со всем послушанием, покорнейше прося Ваши княжеские милости, если Ваши княжеские милости захотят вознаградить мой большой труд и если Господь всемогущий, Христос, наш господин и спаситель, окажет содействие, утвердит и счастливо исполнит замыслы и благие пожелания Ваших княжеских милостей, даровать этому большому сочинению, созданному от имени и по поручению Ваших княжеских милостей, счастливый путь и попутный ветер.

Комментарии

1 Краткий биографический очерк об Авентине на русском языке см.: Вайнштейн О. Л.
Западноевропейская средневековая историография. М.; Л., 1964. С. 331-334; Доронин А. В.
Оценка творчества немецкого историка-гуманиста И. Авентина в эпоху Просвещения //
Культура эпохи Просвещения. М.: Наука, 1993. С. 212-222. К сожалению, в статье на с. 214 есть ошибка. Смерть Альбрехта IV следует датировать концом 1508 г., а начало деятельности Авентина в качестве воспитателя баварских принцев — январем 1509 г. Автор приносит свои извинения за допущенную неточность.

2 Так записал Авентин 7 октября 1528 г. в своем дневнике. См.: Turmair Joh. (Aventinus). Samtliche Werke. Munchen, 1881-1886. Bd. 1. S. 684.

3 Primogenitur — принцип наследования власти: единонаследие по старшинству.

4 Георг Лейдингер (1870-1945) — директор Баварской государственной библиотеки — обнаружил некоторые неизвестные рукописи Авентина (в частности, "Germania illustratia"); автор многих статей о творчестве Авентина.

5 Авентин не просто латинизирует в "Анналах" на гуманистический лад имена и географические названия. Он убежден в родстве латинского и немецкого языков.

6 Не оспаривая истинно германское происхождение баварцев, Авентин пытается сделать их старше. Он предлагает считать кельтских боев прародителями более поздних баварцев, называя при этом всех кельтов, живших в древности на германских землях, подлинно немецкими народами по происхождению, законам, нравам, языку.

7 Космогонию Авентин относит к важнейшим для историка наукам. Здесь очевидно влияние Цельтиса и Альберта (или Войцеха) Брудзева, передавших баварскому историку свое преклонение перед Птолемеем.

8 Чаша как символ страдания. См.: Иоан. 18, 11.

9 Авентин вспоминает о скандальном подлоге монахов-доминиканцев из Берна, организовавших появление в 1509 г. нового "святого". Душевнобольной Иоанн Истцер, которому в подтверждение его "святости" выжгли на теле раны, повторяющие крестные раны Христа, должен был, по замыслу монахов, предать гласности "свои видения", в которых ему являлись святые и даже Дева Мария, признававшая, что рождена во грехе. Подобное участие в богословской дискуссии "О непорочном зачатии Девы Марии" привело главных участников этой провокации на костер. См.: Ульрих фон Гуттен. Диалоги. Публицистика. Письма. М., 1959. С. 494, прим. 288/2.

10 Чаша как символ сопричастности. См.: Матф. 20, 22.

11 В столь сжатой форме Авентин описывает историю рода Христова.

12 Имеются в виду бедные люди.

13 Маттеус Ланг фон Велленбург (1468-1540) — один из лидеров Контрреформации. Был личным секретарем императора Максимилиана I. С 1513 г. — кардинал, с 1518 г. — архиепископ Зальцбургский. Знаком Авентину по Венскому университету и Sodalitas danubiana, которое возглавлял Конрад Цельтис.

14 Филипп, пфальцграф Рейнский, герцог Баварский (1480-1541) — сын курфюрста Филиппа (1448-1508) и Маргарете, дочери герцога Людвига IX Богатого — с декабря 1497 г. администратор, а затем епископ Фрейзингенский. Авентин, вероятно, познакомился с Филиппом во время поездок по библиотекам баварских монастырей в период сбора материалов для "Анналов князей Баварских".