Я. Н. ОЗЕРЕЦКОВСКИЙ

ПИСЬМА

№ 30

А. М. Горчаков — Я. Н. Озерецковскому

Министерство Иностранных дел
Императорское Российское Посольство в Вене

Милостивый Государь Яков Николаевич!

Во исполнение Высочайшей воли Государя Императора имею честь препроводить к Вам, Милостивый Государь, копию с отношения Г-на Действительного Тайного Советника Родофиникина к Г-ну Послу Д. П. Татищеву от 11 Июня с. г. под № 1558 о черногорских делах с тем, чтобы она служила Вам инструкциею при исполнении возложенного на Вас поручения.

Вместе с тем поставляю себе долгом доставить Вам приложенный у сего вексель в 11631 гульд<ен> достоинство 26660 руб. 66 к<оп.>, Всемилостивейше назначенных в пособие Черногорскому народу. О получении сего векселя благоволите меня уведомить.

Примите, Милостивый Государь, уверение в совершенном моем почтении и преданности.

Подлинное подписал К<нязь> Горчаков

№ 248
Июля 23 / Августа 3 дня 1837 года.

Копия:

Его Высокопревосходительство К. К. Родофиникин
к Его Высокопревосходительству Г-ну Послу Д. П. Татищеву

Дела народа Черногорского известны Вашему Высокопревосходительству издавна, как равно участие наше в оных, ограничивавшееся всегда, во-первых: на благих советах избегать всякие раздоры с соседями и междоусобные распри; во-вторых, на денежных пособиях для сего народа, претерпевающего часто нужду в продовольствии знатного числа бедных. Известно также Вам, Милостивый Государь, все относящееся до приезда в Вену и до отъезда нынешнего Черногорского Архиепископа Петра Негоша.

По прибытии сего Владыки в С. Петербург, я имел счастие с Высочайшего разрешения представлять его Государю Императору; при сем представлении Его Величеством сделаны Петру Негошу самые строгие, но с отеческой милостью произнесенные, ясные и понятные для всякого ума замечания касательно его поведения, а наипаче желания, которое он имел, проехать из Вены в Париж и Лондон, где бы без сомнения сделался бы слепым орудием врагов общего спокойствия. Сколько ни праведно было неудовольствие противу Правителя Черногории, нельзя было однакоже не обратить внимание на [335] донесение Вице-Консула Гагича, который по предписанию Министерства ездил в Черную Гору для исследования на месте положения народа и сделанных на Архиепископа наветов. Из донесения его явствует, что сии последние не во всех частях основательны, что народ действительно претерпевает большую нужду, но имеет доверие к своему Владыке, и что если в иных случаях поведение Преосвященного Негоша не вполне соответствовало достоинству сана, коим он облечен, то это приписать было можно молодости и неопытного его, нежели закоренелым порокам.

Основываясь на сем донесении и принимая в соображение, что Архиепископ Негош более чем кто-либо другой может при настоящих обстоятельствах управлять народом Черногорским, во-1-х, как назначенный по завещанию дяди своего, во-2-х, как действительно имеющий в виду благо своего народа и в-3-х, как человек с природным умом, доступный просвещению, Государю Императору благоугодно было явить новый опыт Всемилостивейшего благоволения к черногорскому народу, высочайше повелев послать оному временное пособие, но для наблюдения, чтобы сие пособие, назначенное от щедрот Августейшего нашего Монарха, было действительно употреблено на необходимое ныне обеспечение беднейших из Черногорцев и на внутреннее благоустройство народа, Его Величеству угодно, чтобы находящийся в Вене подполковник Озерецковский сопутствовал Преосвященному Негошу в Черногорию и оставался там до дальнейшего об нем распоряжения. Обязанность его будет состоять в том, чтобы иметь надзор над действиями Архиепископа, делать ему внушения к приличному благочестию, подавать советы касательно внутреннего благоустройства народа, отклонять от всяких неприязненных действий противу турок и строго наблюдать, дабы сказанное Всемилостивейшее пособие именно было употреблено на тот предмет, на который оно предназначено. Вместе с тем подполковник Озерецковский воспользуется пребыванием своим в Черной Горе, чтобы собрать подробнейшие и положительные сведения о сей стране, доселе во всех отношениях малоизвестной. Сведения сии тем более важны, что они покажут, какие Черногория имеет собственные средства, остающиеся пока без внимания и на какие предметы преимущественно должны быть обращены усилия Владыки.

Усердие к пользам службы и испытанное благоразумие подполковника Озерецковского, лично уже знакомого с Преосвященным Негошем, были причиною, по которой он удостоен Государем Императором избрания для своего поручения. А потому мы уверены, что он приложит все свое старание, дабы оправдать в полной мере лестный выбор Его Величества и обратить на себя Монаршее благоволение Государя Императора.

Изложив таким образом цель и меру участия, принимаемого Императорским двором в положении Черногории, я, в исполнение Высочайшего повеления, имею честь покорнейше просить Ваше Высокопревосходительство снабдить г-на Озерецковского, на основании сего, надлежащею инструкциею, вручить ему достоинство отправленных уже к Вам векселей на 26.666 руб. 66 коп., назначенных в пособие черногорскому народу, и предписать ему следовать в Черногорию вместе с Преосвященным Негошем, который в непродолжительном времени прибудет отсюда в Вену. Наконец, остается мне просить Вас, Милостивый Государь, на проезд г-ну Озерецковскому выдать ему по усмотрению [336] Вашему нужную сумму, которую приказать поставить на счет чрезвычайных издержек Посольства.

Примите...

С. Петербург 11-го Июня 1837 г.
№ 1558.

С подлинным верно:
Младший Секретарь Посольства коллежский советник Кивноколовной

№ 31

Милостивый Государь Александр Николаевич!

Июля 29 / Августа 10 я приехал в Триэст, нашел здесь Черногорского Владыку, познакомился с нашим Консулом, графом Кассини ⁶², и приступил к приготовлению на дальнейшее путешествие. Парохода иметь нельзя, надобно будет сесть на купеческое судно.

В хлопотах отъезда моего из Вены, встретилось со мною неважное, но очень неприятное обстоятельство, на счет моего старинного камердинера. Полагаю, что Вашему Превосходительству совершенно легко поправить дело одним словом; я решаюсь обратиться с просьбою прямо к Вам и приложить здесь просьбу на имя Его Сиятельства Графа Эссена ⁶³.

Дело в том, что С. Петербургский мещанин, Егор Ларионов, находился при мне в услужении, по паспорту Генерал-Губернатора от 23 Мая прошедшего 1836 года за № 2628/502, выданному ему на один год в Германию, с возвратом. Паспорт лежал в полиции в Вене, а безграмотный мой Ричардо уверял меня от души, что вид имеет на неопределенное время. За день до отъезда я увидел ошибку, но тогда уже мой паспорт в Триэст был готов, со внесением служителя. Таким образом, я решился взять его с собою, ибо знаю его верность и усердие уже давно, а между тем предпринял написать Генерал-Губернатору прилагаемое прошение, которое исполнить тем более легко, что Егор Ларионов имеет пять лет льгот от податей и под 50 лет от роду. И так, просьба моя к Вам состоит в том, чтобы делу этому, говоря технически, дать надлежащий ход и потом не оставить меня присылкою нового паспорта в Вену, откуда я, получив новый паспорт, немедленно возвращу старый для уничтожения.

О приезде моем в Триэст я пишу несколько слов князю Горчакову, впрочем, ничего еще дельного писать не имею и притом торопиться нельзя. Дни через четыре или пять я оставлю Триэст, а там будет зависеть от ветра. Здесь жар убийственный и днем, и ночью; это похоже на Персию. Город очень хорош, построен правильно и кипит торговлей. Виды Триэста очень красивы, я буду иметь честь впоследствии представить Вам оные. Привычка к путешествиям во мне слишком сильна, приведет ли Бог увидеть снова Россию! Странно, надо мною небо Италии, а я смотрю к северу, я совсем русской.

Позвольте в сотый раз просить Вас принять уверения в моей неизменной преданности и глубочайшем почитании, с которыми имею честь быть Вашего Превосходительства, Милостивый Государь, покорнейшим слугою

Яков Озерецковский

Триэст, Августа 1/13 1837. [337]

№ 32

Милостивый Государь Александр Николаевич!

В середу 11/23 Августа я благополучно покончил плавание и теперь имею счастие писать к Вам из Катаро ⁶⁴, от подножия скал Черногории. Путешествие чрезвычайно любопытное и, кажется, чем более углублюся я в эти огромные горы, тем более найду нового и странного, судя по их началу.

Черногорский Владыко встречен был здесь множеством своих горцев с удивительной радостию. Они не могут, кажется, на него насмотреться, и толпятся у его дома.

На полпути от Триэста до Катаро мы заходили в Зару ⁶⁵, чтобы сделать, по обещанию Владыки, визит Далматинскому Генерал-Губернатору графу Лилиенбергу. Граф был весьма обрадован посещением Высокопреосвященного и сделал мне о нем самые похвальные отзывы. Несмотря на его просьбы графа остаться на день и более в Заре, мы пробыли у Его Сиятельства только час и поплыли далее. Проходя мимо Рагузы, я был у нашего вице-консула Гагича, говорил с ним, но, как мне кажется, Черногория известна ему столько же, как мне, не более. Это мне показалось странным.

Некоторые из пришедших в Катаро Черногорцев рассказывали, будто бы дней 7 тому назад турки напали на маленькое черногорское укрепление, близь озера Скутари, что один Черногорец ранен и убито два или три турка. Впрочем, это сведение я передаю Вашему Превосходительству совсем частным образом, ибо дело еще не ясно и не хорошо известно, даже и Владыке. Все я узнаю и соберу на месте, где труда мне будет довольно.

Слышал я другой случай, который был также на днях в Цетине, главном местечке Черногории, или близь оного. Семейство делило жито. Сын заспорил против отца, — отец убил его наповал пистолетным выстрелом. Говорят, однако, будто это случилось нечаянно, и что отец хотел только постращать сына.

О моем приезде в Катаро и обо всем вышесказанном вместе с этим письмом пишу я вкратце Поверенному в делах в Вене, князю Горчакову.

Позвольте спросить Вас когда-нибудь напомнить обо мне графу Александру Христофоровичу и передать ему мое глубочайшее почитание, а также засвидетельствовать оное Его Превосходительству Леонтию Васильевичу.

Я намерен писать много, но не прежде, как увижу, что мой портфель разбогател, иначе написал бы много и ничего. Избави Боже.

Весьма счел себя обязанным, если б когда-нибудь, при свидании с графом Нессельроде, Ваше Превосходительство в нескольких словах подтвердили Его Сиятельству лестное мнение, которое известно обо мне, в отношении Министерства, к послу нашему в Вене. Уверенность, что ко мне имеют полную доверенность, облегчит меня во всех делах, о которых можно будет судить после окончания.

Впрочем, полагаясь вполне на Ваше благосклонное расположение ко мне, я надеюсь на успех и перенесу с собою за моря и за горы чувства неизменной преданности и глубочайшего почитания, с которыми имею честь быть Вашего Превосходительства, Милостивый Государь, покорнейшим слугою

Яков Озерецковский

Катаро, Августа 12/24 1837. [338]

№ 33

Милостивый Государь Граф Александр Христофорович!

Представляя при сем копию с записки моей, отправленной мною сего же числа к Его Высокопревосходительству Дмитрей Павловичу Татищеву, я принимаю смелость беспокоить Ваше Сиятельство из дальней стороны несколькими строками.

Поручение, Высочайше на меня возложенное, дало мне случай увидеть край любопытный и познакомиться с народом, далеким от России, но преданным ей до чрезвычайной степени.

Месяца в два я соберу в Черногории во всех отношениях верные сведения и тогда дальнейшее пребывание мое здесь оставит мне одно только бездействие, особенно когда в зимние месяцы снега заморозят проходы в горах и все сообщения прекратятся.

Я полагаю, что могу тогда возвратиться в Вену, чтобы передать Послу нашему лично дальнейшие замечания о Черногории и с тем вместе сообщить словесно некоторые сведения, которые кажутся мне очень важными и стоющими внимания Правительства. Об этом я пишу к Его Превосходительству и буду ожидать разрешения.

Можно сказать, неограниченная преданность Черногорцев и любовь к России заставляют меня представить на благосклонное воззрение Вашего Сиятельства мою записку, в которой я упоминаю о некоторых местах и надобностях этого народа.

Каждая помощь, которую Государь Император соизволит оказать Черногории, есть в прямом смысле помощь человечеству. Она извлечет этот народ из невежества, в котором он коснеет, составит его счастие и прибавит новый луч к славе нашего Великого Государя.

Поручая себя Благосклонности Вашей, с глубочайшим высокопочитанием и совершенною преданностию имею честь быть Вашего Превосходительства, Милостивый Государь, покорнейшим слугою

Яков Озерецковский

1/13 Сентября 1837, Цетине, в Черногории.

Приложение 1

<Служебная записка>

Чрезвычайному и полномочному Российскому послу при Венском дворе,
Господину Действительному Тайному Советнику,
всех Российских и разных иностранных орденов кавалеру Татищеву

Получив Высочайшее повеление отправиться в Черногорию, я выехал из Вены 25 Июля / 6 Августа в Триэст, откуда вместе с Архиепископом Черногорским Петром Негошем отплыл в Катаро, куда и прибыли мы 11/23 Августа.

На полпути заходили в главный порт Далмации, Зару, где я был вместе с Владыкою у Генерал-Губернатора, графа Лилиенберга.

Граф говорил со мною наедине и в необыкновенно лестных выражениях отзывался о хороших качествах Владыки, которого считает он своим другом. [339]

Как по сие время границы Черногории со стороны Австрийской Албании и Бокке ди Катаро не были обозначены положительно, то Австрийское правительство предприняло исполнить это разделение теперь, для чего уже прибыли в крепость Катаро несколько инженеров.

Граф Лилиенберг надеется, что от Черногорцев не встретит к тому препятствий, а Владыко со своей стороны дает слово содействовать со всею справедливостью к успешному окончанию дела.

Прибыв в Катаро, я познакомился с комендантом крепости, с окружным начальником и многими другими лицами. Со всех сторон я услышал одни только похвальные отзывы о Владыке; все, как будто по условию, относятся с отличною похвалою о его уме, доброте и обходительности.

Черногорцы, узнав о нашем приезде, спешили толпами в Катаро изъявить свою радость и преданность Владыке.

На пути от Катаро до Цетине, куда прибыли мы 15/27 Августа, народ из ближайших гор встречал Владыку, по здешнему обыкновению, ружейными выстрелами, и провожал его до самого монастыря.

В Цетине, где имеет пребывание Владыко, я передал Его Высокопреосвященству 26666 руб., Всемилостивейше пожалованные Государем Императором на пользу народа.

Он принял сумму, с повторением чувств глубочайшей признательности и обратил особенное внимание на полезное употребление оной.

Добрые намерения Владыки объясняются мне здесь во всех случаях, а готовность его принимать мои мнения, или советы не представляет мне затруднения к успешному исполнению возложенного на меня поручения, ибо с тех пор, как щедротою Государя Императора Владыко приведен в возможность поддерживать в Черной Горе некоторое устройство, которому прежде, не имея средств, положил он только непрочное основание, — образ действий его сделался очевидно тихим и во всех случаях благоразумным.

Но Черногория, представляя удивительную картину новизны для Европейца, являет с тем вместе и целый ряд надобностей. В течение многих столетий, оспаривая независимость своих скал и гор, она осталась по сие время на той же степени необразованного состояния, на которой устояла одна противу Турции после падения Сербского царства.

Донося о пребывании моем в этой стране, я считаю своею обязанностью упоминать вкратце как о местности, так и о ее надобностях, ибо то и другое неразлучно с делом.

Без сомнения, одна из главнейших надобностей Черногории есть дороги. Их вовсе не существует здесь, ни внутри страны, ни к соседним землям, ни даже к крепости Катаро. Глыбы гор, через которые пробираются Черногорцы в эту крепость, доступны только им одним. Привычка ходить по скалам и утесам, прыгая, так сказать, с камня на камень, позволяет им посещать Катаро, этот единственный пункт, откуда могло бы перейти к ним какое-нибудь понятие о Европейском устройстве, и куда с трудом приносят они на базар связками дрова, шерсть, кожи и пригоняют по несколько штук скота.

Четырех или пяти часов ходьбы налегке достаточно черногорцу, чтобы дойти до Катаро от монастыря Цетине. Но трудность, или лучше сказать, непроходимость гор, преграждает путь оттуда для всякого торговца. [340]

Таким образом, на первом шагу в Черногории является одна из важных причин народных недостатков и необразованности.

Есть возможность по ущельям и скатам гор провести тропинку, удобную для вьюков, а быть может, и для небольших экипажей, но она требует издержек не менее, как на двести тысяч рублей — средство, которого Черногория не имеет.

Следуя смыслу данной мне инструкции, я предложил Владыке установить необходимый порядок и правила для выдачи денег из Всемилостивейше пожалованной ему суммы, избрав для того нарочного казначея.

Он возложил эту должность на бывшего своего секретаря г. Милаковича ⁶⁶, человека весьма основательного и верного, который уже в бытность свою в нынешнем году в С. Петербурге, удостоился, по представлению Владыки, получить орден св. Владимира 4 ст<епени>.

Высокопреосвященный с особенной признательностию принял мое предложение на счет утверждения казначейской обязанности, введения шнуровых книг для разных предметов, правил выдачи, расписок и проч. Всю эту часть я устроил без сложности, которая могла бы приводить их в затруднение, но с достаточной точностью, чтобы Всемилостивейше жалуемые суммы были употребляемы на пользу и с верной отчетностью.

Рассматривая Черногорию подробно и вблизи, нельзя впрочем не видеть двух неоспоримых истин: 1-я, что повторения помощи, оказываемой теперь Черногории, необходимы в течение десяти лет, по крайней мере, и 2-я, что лучшее и полезнейшее употребление оной есть обращение почти всех сумм на устройство прочного правительства, которое могло бы вести народ к повиновению и порядку, чтобы впоследствии Черногория довольствовалась собственными своими средствами.

Святопочивший Петр ⁶⁷, которого мощи почивают в церкви Цетинского монастыря, дядя и предшественник нынешнего Владыки, положил первые к тому основания, написал несколько законов и избрал людей для управления народом, но, не имея денег, и обязанный противустоять сильным тогда нападениям турок, оставил при себе одну только благодетельную мысль или тень правительства.

Народ, привыкший к войне, владел вполне своими древними обычаями: самоуправство составляло его законы, кровомщение было долгом чести, междоусобная вражда и вооружения одного племени против другого не были укрощаемы.

В таком положении нашел Черногорию нынешний Владыко, и увидел необходимость возобновить план Святопочившего дяди.

С 1830 года он успел, хотя немного, обуздать народ и привести его к мысли о необходимости законов и правительства.

Но денежные средства Владыки скоро иссякли, и если бы благость Государя Императора не поддержала его в полезных намерениях, то Черная Гора, без сомнения, сделалась бы снова театром ужасов и — более нежели когда-нибудь — мятежным соседом Турции...

Важные изменения в закоснелых обычаях народа идут, однако, медленно: зло ослабевает здесь, но все еще, время от времени, вспыхивает в прежнем виде и с прежнею силою.

Священник Белопавицкой нахии ⁶⁸ отец Максим рассказывал мне, как в 1834 году черногорцы застрелили двух его братьев. [341]

Сердарь (глава) нахии Кучка жаловался мне, что Турки в нынешнем году, назад тому не более месяца, убили его любимого зятя.

В 1835 году турки, напав на границу, отрубили 17 черногорских голов, — Черногорцы бросились тогда же на пограничную крепость Жабияк, взяли ее приступом и принесли в отмщение 70 голов турецких.

В нынешнем году, когда Владыко был в Петербурге, пять черногорцев убили одного, который был лично известен Высокопреосвященному и пользовался его милостями. Один из убийц схвачен, остальные бежали в Турцию.

Подобные случаи бывают еще нередко и одна надежда к прекращению оных есть устройство правительства, перед которым народ начинает уже приметно смиряться, опасаясь суда и законов.

Убежденный собственными своими исследованиями, я не могу иначе называть распоряжений, сделанных Владыкою при мне, как благоразумными и ведущими к полезной цели.

Он избрал снова 12 Сенаторов, 30 перяников (воинов), обязанных жить в Цетине для исполнения должности народной полиции и приказаний Сената и, также как и первые, на небольшом жалованье, до 400 оруженосцев, которые оставаться будут в своих домах, имея по одному главному в каждой нахии, для удерживания народа от междоусобий, кровомщения и нападений на турецкие границы.

Без этого основания силы правительства нет иного способа привести черногорцев в повиновение и заставить их со временем вносить хотя небольшую подать для дальнейших надобностей страны.

Иначе великодушная помощь Государя Императора будет необходима на бесконечное время, будет казаться недостаточною и, расходясь по народу, не оставит и следов пользы.

Собственно нищих, просящих Христа ради, в Черногории не существует. Бедность и недостатки являются по местам в массах и происходят от неурожайных годов, каков был и прошедший 1836-й.

Нынешний же год вознаградит прошлогодний неурожай, ибо теперь рожь, ячмень и кукуруза, которая растет здесь преимущественно, обещают очень хорошую жатву.

Но главное богатство Черногории состоит в рогатом скоте. Нахия Катунская ведет торговлю с Австрийцами скотом и копченым мясом, называемым здесь castradina. Нахия Риечка порождает значительное количество рыбы scoranza.

Вообще народ будет в состоянии вносить подать тем легче, когда правительство увидит себя в возможности помогать заимообразно в голодные года, и когда власть оного утвердится как следует.

Теперь же Черногорец не находит талера, если от него требуют оного как подать, и в то же время найдет червонец, чтобы купить хоть сколько-нибудь патронов пороха!

В нахии Кучке есть место, называемое Златица, где видны развалины бывших зданий. Судя по преданиям, там, во времена владычества Римлян, добывали золото, отчего и место получило название Златицы.

Опытный Геогноз мог бы посетить и рассмотреть Черногорию с большою пользою для науки, а может быть, открыл бы и новую отрасль богатства страны.

С намерением вести Черногорию в устройство, открывается еще одна надобность: построение домов в Цетине, где вовсе нет помещения ни для предполагаемой к учреждению школы, ни для сенаторов. [342]

Цетине есть племя Катунской нахии, занимающее равнину верст около пяти длиною и одной версты шириною. К гребню гор, на равнине в 1724 году Владыко Даниил ⁶⁹ построил монастырь, здания которого несколько увеличены при нынешнем Владыке. Вблизи низкий, покрытый соломою дом, где до сего времени помещались сенаторы, и в стороне пять или шесть каменных изб, построенных торгующими вином и хлебом также после 1830 года, когда сходки народные к монастырю стали делаться чаще.

В этом состоят все здания в местопребывании Владыки.

Он сделал теперь подряд и приготовление для постройки нескольких домиков, в виду монастыря, на равнине Цетинской, в которые охотно переберутся на постоянное жительство избранные им сенаторы, ибо с тем вместе Владыко уступил для каждого частицу принадлежащей ему монастырской земли. С будущей весны он намерен начать здесь постройки и справить дом, занятый теперь сенаторами, для помещения в оном училища, которое теперь распущено.

При порядочном распределении денег, коими может располагать Владыко, и при дешевизне материалов и рабочих людей, это распоряжение может быть исполнено. Оно послужит основанием к новому устройству и принесет чрезвычайную пользу для всей страны.

Полагают, что число жителей в Черногории простирается до ста тысяч мужеского пола, в числе которых до 20 т<ысяч> оруженосцев. Но это счисление примерное, ибо по сие время не было еще здесь никогда народной переписи, а Священники не имеют даже метрических книг. В скором времени Владыко сделает распоряжение к составлению метрик, по селениям, формальная же ревизия народа представляет затруднения и может породить разные толки и даже беспокойства.

Спустя неделю после прибытия нашего в Цетину, 23 Августа / 3 Сентября, из всех нахий собралось по нескольку человек для поздравления Владыки с возвращением и получения его приказаний.

Он объявил народу в ясных выражениях, что намерен утвердить правительство для прекращения навсегда между ими самоуправства и раздоров, требовал, чтобы народ жил мирно с пограничными турками, объявил, что отступающий от этих приказаний будет строго наказан, и что черногорцы могут тогда только надеяться на благосклонное воззрение Государя Императора, если будут жить в мире с соседями, прекратят междоусобия и будут повиноваться законам.

Я был свидетелем его свидания с народом и мне казалось, что слова Владыки приняты с особенною готовностью следовать его волею.

На другой день после того Владыко писал к Визирям Албанскому и Герцеговинскому о своем возвращении, прося их о соблюдении мира на границах. С его письма имею честь представить, в переводе на русский язык, копию.

Не смотря на все это, как мне кажется, трудно ручаться за прочный мир между двумя народами, разделенными Вероисповеданием и вековой враждою, народами равно необразованными и равно готовыми к войне. Столько ж трудно и едва ли возможно решать между ними споры, кто прав, кто виноват.

Черногорец родится с мыслью о своей независимости и вырастает с нею. В виду турецких селений он пашет землю, с ружьем за плечами, потому что каждый шаг обрабатываемой им земли может подать повод к распрям, для которых как турки, так и черногорцы, не имеют другой расправы, кроме силы оружия. [343]

Дело в селении Грахове уже известно нашему министерству. Черногорцы считают Грахов принадлежащим Катунской нахии, подтверждая свое мнение тем, что граховцы, хоть и платили подать туркам, но всегда вооружались против них в случае нападений, вместе с черногорцами, и что в 806 и 807 годах были также противу французов с русскими.

Теперь граховцы соглашаются платить туркам прежнюю подать, по два флорина серебром с дому, но после сражения 16 Августа 1836 года требования турок уже не прежние: они налагают на Грахов подати несравненно тяжкие и тем легко могут зажечь там новые беспокойства.

Есть надежда, что распоряжения, делаемые теперь Владыкой, ослабят все борьбы, но их прекращения ожидать трудно, пока турецкое правительство не означит границу между областями Черногорией, Албанией и Герцеговиной.

Не могу умолчать, что приезд мой в Черногорию сделал странное впечатление на пограничных турок. В их селениях днем и ночью стали стрелять из ружей, в знак готовности отразить всякое нападение, и разносили разные слухи, один другого нелепее. Я употребил все меры словами и поступками рассеять их опасения и всю неосновательность рассказов.

В заключении моего донесения принимаю смелость упомянуть о похвальном поступке двух черногорцев: Стефана Перова Вукотича, избранного теперь в сенаторы, и Перо Томова Петровича, брата Владыки ⁷⁰.

Во время отсутствия Высокопреосвященного из Черногории в нынешнем году некоторые племена черногорцев лишены были прошлогодним неурожаем всех средств к избавлению себя от голода, ибо земля не произвела не только кукурузы, но даже и картофеля. Отчаянные жители, истощив малые свои способы, обратились с просьбами к Стефану Вукотичу и Перо Петровичу. Сии последние, не имея денег для закупки хлеба, решились отправиться в Катаро и, заложив там свое оружие и вещи, а частию убедив купцов поверить их честному слову, успели занять до 700 стар хлеба, на сумму 3500 флоринов. Таким образом спасли они многие семейства от голода, а некоторых, быть может, и от смерти.

С подлинным верно: Подполковник Озерецковский

№ 67. 1/13 Сентября 1837 года,

Монастырь Цетине, в Черногории.

Помета: “Можно послать офицера горных инженеров” ⁷¹ (Надпись покрыта лаком; ниже пояснение: «Собственной Его Величества рукою написано карандашом: «Можно послать офицера горных инженеров». 14-е Ноября 1837, в Москве. (Прим. публ.).).

Приложение 2

Петр Петрович, Владыка Черногорский и Бердский
Осман Паше Везиру Албанскому
Здравия желает!

Вам уже известно, что я недавно был в России, и во время моего пребывания в С. Петербурге имел счастие быть представлен Его Императорскому Величеству. Государь Император советовал мне, чтобы мы, Черногорцы и Бердяне ⁷², [344] жили в мире и хорошем согласии с нашими соседями, как с Австрийскими, так и с Турецкими подданными.

Приехав в Вену из С. Петербурга, я был также у Его Превосходительства Министра Блистательной Оттоманской Порты, Ферик Паши, которому рассказал, в каких обстоятельствах находится Черногория с смежными нам турками. Ферик Паша обещался мне, что он непременно и в скором времени донесет о том Его Величеству Султану Махмуду ⁷³, и уверил меня, что мы в скором времени со стороны Турции так спокойствием наслаждаться будем, как теперь наслаждаемся со стороны Австрии.

Желая свято следовать советам Всероссийского Императора, а равно надеясь на обещания Ферик Паши, я обращаюсь к Вам, как к Албанскому начальнику, Черногории смежному, прося Вас покорно, чтобы Вы, для пользы одной и другой стороны, дали повеление жителям Албанским, нам смежным, не нападать и не беспокоить Черногорцев и Бердян, которым я уже приказал, чтобы они не нарушали мира и спокойствия турок, и верно со стороны нашей турки наслаждаться будут совершенным миром, естьли же паче чаяния моего кто-нибудь из Черногорцев и Бердянов и малейшее неудовольствие причинит Турецкому подданному, то непременно будет жестоко казнен. Есть ли Вы так же начнете поступать, как я теперь предпринял, то наши народы наслаждаться будут миром и тишиною. Земля, теперь невозделанная, принесет им изобильный плод, торговля, без которой все народы остаются в бедствии, процветет, и в кратчайшее время и Вы, и Мы увидим великую пользу от взаимного мира и спокойствия. Об сем предмете я писал и к Везиру Герцеговинскому, изъявляя ему, как и Вам, мое желание жить в мире со всеми Турецкими подданными и надеясь и от Вас и от него скоро получить удовлетворительные моему желанию ответы.

Цетине, 25 Августа 1837 года.

С подлинным верно Архимандрит Петроний Луянович

№ 34

Милостивый Государь Александр Николаевич!

Вероятно прежде этого письма Вы изволили уже получить копию с записки моей о Черногории, направленной мною от 1/13 Сентября к послу в Вену. У меня едва достало сил переписать оную, ибо я недели две чувствовал уже себя очень нездоровым. Плавание по морю, перемена воздуха, совсем новый образ жизни и до невыразимости трудные переходы по поднебесным горам расстроили меня до чрезвычайности. Между тем я употребил все усилия, чтобы не терять времени и работать, но едва я отправил свое донесение, как совсем свалился с ног, испугал и Владыку и всех черногорцев. В тот же день 1/13 Сентября кое-как сел на лошадь и с большим трудом переехал в Катаро, или, лучше сказать, меня перенесли туда на руках черногорцы.

Здесь нашел я сейчас очень опытного медика г. Аугустани, который в пять дней поставил меня опять на ноги. Теперь я могу снова, хоть с горем пополам, пуститься в горы, куда и отправляюсь сегодня же, в надежде, что хворать более не буду. Боюсь только, чтобы не пришлось мне зазимовать в этом захолустье, в котором нет ровно ничего, кроме гор и чистого воздуха, а я все свое движимое имение оставил в Вене. Впрочем, как-нибудь проживу, буду спасаться. [345]

Хоть больной, но в Катаро был не напрасно: виделся со многими и толковал о дельном. По сих пор все идет успешно и дружно. С Владыкой у нас мир и согласие, он принимает мои мнения с готовностью. А я стараюсь вести все к добру и на лад. Черногорцев очень хвалят в Катаро и называют их честными людьми, но жалеют о их бедности.

От Катаро до Петербурга кажется очень близко, но когда переберешься горами в Черногорию, то видишь между собою и Петербургом пространство неизмеримое и недосягаемое, даже мыслию; таков переход в Цетину, несмотря на то, что расстояние от Катаро в прямой линии не более 16 верст. Я переходил четыре раза через Кавказские горы — но их огромность смирилась перед молотком и порохом работников, и Кавказ лежит красивый, колоссальный, но досягаемый для всякого. Здесь же горы не более как тысячу сажен выше поверхности моря, но они лежат в первобытной дикости, в том виде и положении, как были они взрыты во дни мироздания. Бедна и необразованна будет Черногория, пока не будет ей дороги к приморью.

На счет Владыки не имею случая подтвердить ни одного из прежних слухов. Бог знает, или я не люблю злых сплетней, или они не любят меня, но я по сие время ничего не слыхал и не вижу, что клонилось бы к его обвинению. Из прежних писаний об нем кажется одно справедливо — что он молод. Я не считаю еще себя старым, но чувствую, что приходит время, в которое рад был бы подобному обвинению! Но, к несчастию, оно будет ложью! Притом же сан Черногорского Владыки не может сделаться исключительно священным, пока Черногория не сойдет с своего воинственного образа жизни на жизнь мирную и гражданственную. Следовательно, пока не водворится мир со стороны Турции. Теперь Черногорский поп, с обритой бородою и двумя пистолетами за поясом — тот же воин.

Я столько обрадован своим выздоровлением, что забылся совсем и обеспокоил Вас напрасно огромным письмом. Великодушно простите, приняв в оправдание от меня, что несколько слов, сказанных Вам издалека, облегчат меня более, нежели все склянки медика.

С глубоким почитанием и истинною преданностию имею честь быть Вашего Превосходительства, Милостивый Государь, покорнейшим слугою

Яков Озерецковский

Катаро, Сентября 6/18 1837.

№ 35

Письмо владыки Петра Негоша

Его Высокопревосходительству Милостивому Государю
Дмитрий Павловичу Татищеву, Г-ну Полномочному Министру
и Чрезвычайному Послу Российской Империи при Венском дворе, в Вену

Ваше Высокопревосходительство Милостивый Государь!

Честь имею объявить Вашему Высокопревосходительству, что г-н Подполковник Я. Н. Озерецковский 17 числа сего месяца уехал из Черногории в Катаро, откуда 21 числа и отправился в Триэст и далее. Не только я, но и весь народ Черногорский и Бердский были довольны г-м Подполковником, особенно [346] его мудрые советы, основанные на наставлении Министерства Иностранных Дел, мне очень были к сердцу, и я поставлю себе в святую должность не отступать от оных, но ими руководствоваться, как средствами спасительными и могущими упрочить счастие сего народа. Если б у меня была удобная квартира, необходимая для Европейцов, то я желал бы, чтобы помянутый г. Подполковник, с Всемилостивейшего Соизволения Государя Императора, если не всю жизнь свою, то по крайней мере несколько лет в Черногории провел, тем более, что его мудрыми советами, основанными на опытности, мог бы я всегда воспользоваться. Объехав всю Черногорию, она теперь стала ему известна совсем, и знает, что ее неблагоприятствуемое природою положение препятствует жителям ее доставлять себе довольство. Я надеюсь, что Государь Император, по своем природном великодушии и могуществе положив уже начало к ее лучшему состоянию, и приведет его совсем в счастливое состояние.

Поручив себя и народ Черногорский и Бердский Вашему Высокопревосходительству, честь имею с отменным высокопочитанием и преданностию быть Вашего Превосходительства, Милостивого Государя, покорнейший слуга

Владыка Черногорский П. Петрович Негош

№ 26 к № 377-му
Цетине, 25 Сент<ября> 1837 год.

Помета карандашом Я. Н. Озерецковского: Прислано ко мне графом.

№ 36

Милостивый Государь Александр Николаевич!
“Я ускользнул от Эскулапа
Худой, небритый — но живой!” ⁷⁴

Так начинает одно из своих посланьев, кажется, к<нязь> Вяземский ⁷⁵. Могу повторить его стих, ибо едва живой добрался до Вены. Ноября 13/25 приезжал я сюда, на зиму, с разрешения Посла. Сегодня я уже третий день в Вене и едва-едва могу опомниться от тяжкой болезни, которая чуть не согнала меня с белого света: я получил и выдержал страшную грозницу, так называют черногорцы злую лихорадку с бредом (это род белой горячки).

В день приезда в Вену я имел честь быть у Посла. Два часа говорил с Его Превосходительством о своей поездке и, наконец, обласканный Дмитрием Павловичем, как нельзя более, был прогнан в постель, где и нахожусь по сию минуту. Посол, кажется, мною доволен, слава Богу.

Князь Горчаков доставил мне два конверта от Вашего Превосходительства; в одном я нашел паспорт для моего мещанина-камердинера, а в другом вексель, составляющий содержание мое за истекшую майскую треть. Сегодня вторник — в пятницу буду иметь честь отвечать формальными рапортами о получении оных конвертов, а теперь, едва водя пером, прошу великодушного прощения за отлагательство.

Командировка в Черногорию стоила мне много, много. Здоровье мое не для той страны, я кажется выстрадал свидание с Веной и теперь едва оправляюсь. Много предстоит мне писать; писарей нет, рука очень слаба и потому должен замедлить. Денег поездка эта стоила мне кучу; совсем разорился, но это [347] поправится вместе с здоровьем. Думаю, и даже уверен, что новости, привезенные мною, из Черногории, будут занимательны и действительно новы. Слышал я, будто бы владыка хотел бы со мною прожить весь век! С ним я готов, но в Черногории жить вечно — ради Бога — пожалейте меня, накажите чем угодно, но не ссылкой в его каменную обитель! Летние месяцы — Май, Июнь и Июль — еще есть возможность существовать в его изгнании, но осень и зима — это явная смерть. Подробные донесения мои об этой стране обрисуют ее как надобно, и тогда легко судить обо всем.

Позвольте кончить письмо; в скором времени, когда немного оправлюсь, буду писать о Montenegro сколько Вам угодно; я выучил это диво наизусть.

С глубочайшим почитанием и преданностию имею честь быть Вашего Превосходительства, Милостивый Государь, покорнейшим слугою

Яков Озерецковский

Вена, 15/27 Ноября 1837.

№ 37

Милостивый Государь Александр Николаевич!

Вчера г. Фрейганг ⁷⁶ приехал к нам курьером из Петербурга и привез мне 400 червонных, о получении которых я имею честь доложить в прилагаемом у него письме.

Сегодня же с почтою получено Его Высокопревосходительством Послом разрешение на увольнение меня в отпуск.

Здоровье мое идет плохо. Доктор не совсем согласен на мой отъезд, но я полагаю выехать не позднее, чем через две недели, следовательно, скоро буду иметь счастие повторить Вам лично о моей вечной преданности и глубочайшем почитании, с которыми имею честь быть Вашего Превосходительства, Милостивый Государь, покорнейшим слугою

Яков Озерецковский

Вена, 6/18 Генваря 1838.

№ 38

Милостивый Государь Александр Николаевич!

На одиннадцатый день довольно трудного путешествия 31 марта / 12 Апреля приехал я в Вену. На другой день был у Посла и князя Меттерниха и вручил им письма от графа Александра Христофоровича.

Я нашел здесь, в Вене, все и всех по-прежнему, в тишине и здоровьи: бедствия Пита и других городов Венгрии, очень чувствительные, заставили Вену умножить число концертов в пользу пострадавших.

В Светлый праздник Русские обедали у посла; обед был блистателен и весел как нельзя более. Спутник мой от Петербурга, капитан Горных Инженеров Ковалевский ⁷⁷ остался в Варшаве и приедет сюда не ранее как через неделю, осмотрев на пути некоторые заводы. Поездка его в Черногорию будет очень полезна, ибо дела этой страны, кажется, со дня на день будут более занимать Европейские кабинеты. Еще вчера узнал я, что в Вену приехал некто доктор Буе ⁷⁸, [348] как мне сказали, президент Парижского минералогического содружества, — для того, чтобы летом ехать в Черногорию, рассмотреть ее в геогнозическом отношении. Все это должно иметь другие причины и все подтверждает, что взгляд мой на Черную Гору не ошибочен и что все представленное мною в записках правда. До Берлина уже недалеко, там я буду иметь честь доложить Его Сиятельству графу Александру Христофоровичу о том, что потребует надобность, или представлю записку графу Нессельроде в виде продолжения моих прежних замечаний.

Время еще слишком мало прошло, и я еще едва осмотрелся в Вене, но мне кажется, что жизнь и служба мои пройдут теперь гораздо с большими успехами, нежели прежде. Я повторю одну только просьбу: позвольте надеяться в последние времена получать некоторые сведения собственно об России; это может быть для меня очень полезно.

Поручая себя благосклонности Вашей, с глубочайшим почитанием и преданностию имею честь быть Вашего Превосходительства, Милостивый Государь, покорнейшим слугою

Яков Озерецковский

Вена, 5/17 Апреля 1838.

№ 39

Милостивый Государь Александр Николаевич!

Сегодняшняя почта, вероятно, привезет в Петербург множество писем с печальной новостью о князе Александре Барятинском ⁷⁹. С своей стороны, я скажу также о нем несколько слов для сведения Вашему Превосходительству.

Вечером в субботу 16/28 Апреля князь возвратился домой из театра, и, пробыв дома с полчаса, вздумал пойти прогуляться по улицам. Было уже поздно, он вышел, и минут через двадцать пять возвратился домой и успев только сказать камердинеру: “узкой переулок... фиакр...”, лег на постель и впал в странное бесчувствие. Тотчас были приглашены все лучшие медики. На сюртуке князя нашли следы лошадиных копыт, и весь он был запачкан грязью. Всю ночь с субботы на воскресение провел он в беспамятстве; на другой день начал чувствовать боли и страдать, что подало медикам надежду возвратить его к жизни. Вероятно, князь был сбит фиакром и ушиблен лошадью в живот или грудь, ибо переломов нет ни в одном члене. Состояние его по сие время ужасно, и доктор еще не уверен в его жизни, тем более, что пуля, оставшаяся у князя в груди после раны, полученной им на Кавказе, и без того ушиба для него чрезвычайно ощутительна.

В понедельник, вчера, было ему несколько лучше, он даже сказал ночью: “оденьте меня”, — после того по сие время остается в одном положении, которое, однако, по мнению медиков, легче может склониться к лучшему.

Сегодня я заходил к нему в 10-й раз, как и все русские; там нашел я княгиню Меттерних, которая с необыкновенною заботливостью желала узнать о состоянии больного.

Эта горестная новость занимает теперь всю Вену, и я считаю обязанностью сообщить об оной Вам. [349]

С истинным почитанием и совершенной преданностию имею честь быть Вашего Превосходительства, Милостивый Государь, покорнейшим слугою

Яков Озерецковский

Вена, 19 Апреля / 1 Мая, Вторник 1838.

№ 40

Милостивый Государь Александр Николаевич!

Отдаление, как изволите видеть, не мешает мне беспокоить Вас частыми письмами и просьбами. Прилагаемый у сего рапорт поручаю я благосклонному Вашему взгляду и прошу извинения, если утруждаю тем Вас и прибавляю неосторожно работы к делам снисходительного барона Дольста.

Милостям графа Александра Христофоровича ко мне нет конца. После отъезда из Берлина Государя Императора, Его Сиятельство приказали мне ехать сейчас же лечиться в Мариенбад и приехать оттуда прямо в Вену. Это приказание для меня совсем благодетельно, ибо здоровье мое действительно плохо. Я воспользовался приказанием, 1-го Июня приехал в Дрезден, где на несколько дней задержит меня, как кажется, очень дурная погода.

Быть может, нелишне, если я сообщу Вашему Превосходительству для сведения, что при выезде моем из Вены в Берлин, некто отставной капитан Австрийской службы по фамилии Петрович убедительно просил меня доставить Его Сиятельству несколько экземпляров составленной им карты всех каналов, существующих в Европе, для представления Государю Императору. Письмо от него и карты имел я честь вручить графу и получил от Его Сиятельства, для доставления г-ну Петровичу, золотую с эмалью табакерку.

Надеюсь, что шесть недель лечения в Мариенбаде возобновить мое отлетающее здоровье. Буду пить воду и для отдохновения займусь прозою ⁸⁰. Несмотря однакож на это соединение воды с литературою, мое писание не будет сухо, ибо, по случаю, недавно слышал я анекдот, или рассказ очень любопытный, который надобно бы передать читающему миру. Напишу, представлю Вам и буду ожидать согласия на напечатание, ибо оно будет от Вас зависеть.

Воспользуюсь остановкой моей в Дрездене, чтобы взглянуть на хваленую Саксонскую Швейцарию и, с созерцанием всего изящного соединю свою неизменную мысль о том, кому я обязан и целебными ключами, и своей Европейской жизнью.

Прося принять уверение в глубочайшем моем почитании и совершенной преданности имею честь быть Вашего Превосходительства, Милостивый Государь, покорнейшим слугою

Яков Озерецковский

Дрезден, Июня 2/16 1838.

№ 41

Милостивый Государь Александр Николаевич!

Августа 6/18 я возвратился из Мариенбада в Вену, где не нашел ни Посла, ни князя Меттерниха. Все пусто и скучно, и будет так, конечно, до возвращения Императора с коронации из Милана. [350]

С позволения Его Сиятельства графа Александра Христофоровича лечился я в Мариенбаде, принимал грязевые и железные ванны, они мне немного помогли, но болезнь моя заменилась жестоким ревматизмом в левой ноге, я страдал несносно и теперь еще не опомнился.

Беспокою Вас письмом моим как рапортом о местопребывании, донесу также об этом в письме Его Светлости князю Меттерниху, и потом буду ждать погоды.

Прося уделить мне местечко в памяти Вашей, приношу уверения в глубочайшем моем почитании и совершенной преданности, с коими имею честь быть Вашего Превосходительства, Милостивый Государь, покорнейшим слугою

Яков Озерецковский

Вена, 9/21 Августа 1838.

№ 42

Милостивый Государь Александр Николаевич!

Заранее прошу извинения, если письмо мое покажется Вам слишком пестрым. Это происходит от разнообразия предметов, о которых распространяться было напрасно, но коснуться слегка можно.

Император Фердинанд ⁸¹ наконец приехал в Вену 12/20 числа, князь Меттерних также, несколькими днями прежде. С Его Светлостью возвратился и мой австрийский сотрудник, барон de Pont, с которым я возобновил свои свидания в канцелярии Канцлера. Отдельного сведения барон не нашел для сообщения мне, но говоря много о польских беглецах, сказал, что из массы сведений последнего времени можно было заметить, как будто бы нечто готовили они к исполнению в начале текущего Октября, но что план их не состоялся и разрушился.

Поверенный в делах Д<ействительный> С<татский> С<оветник> Струве говорил мне о секретном сведении, будто бы некоторые польские офицеры, бродящие по Европе, собираются ехать на службу в Сербию, по желанию князя Милоша. В этой мысли, если смею сказать мое мнение, есть много английского, ибо, сколько мне известно, английский консул в Крашевце, Ходжес, выиграл большое влияние на Сербского князя. Внушения его могут навлечь на Сербию большие дела, которые опасно будет оставить без особенного внимания. В этом случае я буду иметь честь в скором времени говорить Вашему Превосходительству об одном человеке, который может быть употреблен для собрания вернейших сведений, касающихся до Сербии. Этот человек есть г. Караджич, известный уже по нашему министерству и прославленный в славянских племенах своей знаменитой ученостью. Он находится теперь в Вене, бывает у меня довольно часто и надеется доказать преданность свою русскому правительству, доставляя мне все тайные сведения, касающиеся славян — австрийских подданных, сербских и турецких.

Дела в Далмации с черногорцами как будто кончены, но без всякого сомнения не навсегда, и даже не надолго. То, что я имел счастие представлять в начале нынешнего года Его Сиятельству графу Александру Христофоровичу, в записке моей о Черногории, подтверждено войной империи против ничтожного клочка камней, нынешнего лета. Австрия употребляла, не оставляет и будет продолжать долго против горсти черногорцев и их камней свою постоянную политику: лишить этот бедный и храбрый угол славян благосклонного воззрения Российского [351] Императора. Чтобы говорить так утвердительно, как я осмеливаюсь, надобно своими глазами видеть страну и убедиться, что два или три булыжника на границах Австрии и Монтенегро достаточны для вечных споров целой империи с ничтожным участком уж и без того бедной земли, составляющей владения Владыки. Почему эти два-три булыжника могут быть так дороги для Австрии?

В газетах было написано, будто бы в сражениях убито 14 Австрийцев и до 140 черногорцев! Это сообщено Далматинским губернатором и далеко столько от правды, как правда от лжи.

На днях получено от Далматинского губернатора сообщение, будто бы черногорцы украли множество мундиров и разной амуниции в Катаро, и показывают у себя как будто трофеи своих побед. Украсть мундир в крепости! Вещь чересчур несбыточная, и потому сообщение Губернатора не получило одобрения для напечатания в газетах.

Капитан Горных Инженеров Ковалевский, которого обвиняли в наущениях черногорцев против австрийцев, оправдался перед послом нашим совершенно.

Его Высокопревосходительства Дмитрия Павловича мы не ожидаем в Вену даже на зиму. Сегодня отправляется к нему курьером секретарь посольства Жерве.

Опытные купцы здешние говорят, что с некоторого времени число банкротов в Австрии весьма усилилось.

Несчастные происшествия в Кракове были чрезвычайно неприятны Его Светлости князю Меттерниху тем более, что усиление гарнизона в Кракове сделалось почти необходимым.

Недавно возвратился из Берлина сюда профессор Гай ⁸², имевший счастие представиться там Его Сиятельству графу Александру Христофоровичу. Он просил меня доставить Его Сиятельству ноту о деле, о котором я докладывал в Берлине лично. С будущим курьером я буду иметь честь представить оную, ибо не смею отказать в деле, по-видимому очень важном. Оно касается Боснии, Герцеговины, Албании.

Позвольте просить Вас передать мое глубочайшее почитание Его Сиятельству и принять уверения в совершенной моей преданности и почтении, с которыми имею честь быть Вашего Превосходительства, Милостивый Государь, покорнейшим слугою

Яков Озерецковский

Вена, Октября 16/28 1838.

Помета А. Х. Бенкендорфа: Поблагодари его за известие.

Помета А. Н. Мордвинова: Писано ему 21-го Ноября с препровождением обозрения из дела об открытых Тайных Обществах ⁸³ и об <нрзб.>.

№ 43

Письмо А. Н. Мордвинова

Полковнику К<орпуса> Ж<андармов> Озерецковскому

№ 1177

Письмо Ваше от 16/28 прошедшего Октября я получил и представлял его в подлиннике гр. Александру Христофоровичу. Его Сиятельство, прочитав его с особенным удовольствием, поручил мне благодарить Вас за доставление изложенных в том письме Вашем сведений. [352]

Вам, конечно, известно, что в Царстве Польском и Западных наших губерниях открыты нынешнею весною тайные общества. Доля исследования сего дела учреждены следственные комиссии в Варшаве, Вильне и Киеве. Гр. Александр Христофорович желал поставить в известность о всем ходе сего дела князя Меттерниха и поручил мне препроводить к Вам прилагаемое у сего извлечение из открытий, сделанных в Варшав<ской>, Виленск<ой> и Киевскою Следств<енными> Комиссиями по упомянутому делу, — на тот конец, дабы вы от имени Его Сиятельства гр. Александр Христофоровича представили извлечение сие Его Светлости кн. Меттерниху и с тем вместе попросили бы после, чтобы он чрез Вас доставил обозрение бывших в нынешнем году происшествий в Галиции.

С совершенным почтением и преданностью имею честь быть...

21 Ноября 1838.
№ 3404

№ 44

Милостивый Государь Александр Николаевич!

Вчерашний день получил я письмо от Черногорского Владыки с приложением копии мирного трактата, заключенного им с Пашами Боснийским и Герцеговинским. Владыко в то же время доставил таковые же копии в Российское посольство в Вене. Поверенный в делах д<ействительный> с<татский> с<оветник> Струве, без сомнения, представит оную Его Сиятельству Вице-Канцлеру, почему с моей стороны я считаю долгом препроводить полученную мною копию для сведения Вашему Превосходительству и доклада Его Сиятельству графу Александру Христофоровичу.

Трактат сей весьма замечателен как условие, коим решена судьба Грахова, бывшего с давних времен предметом раздора между двумя народами, и как первый документ, в котором турецкие Паши называют Черногорию независимою.

С глубочайшим почитанием и совершенной преданностью имею честь быть Вашего Превосходительства, Милостивый Государь, покорнейшим слугою

Яков Озерецковский

№ 96 Вена, Ноября 15/27 1838.

Приложение:

<Мирный трактат между Черногорией и пашалыками Боснийским и Герцеговинским>

Известно да будет всем, кому о том ведать надлежит, то, как чиновники Турецкие приехали в Черногорию для мирных переговоров между Черногорией и Пашалыками Боснийским и Герцеговинским.

1. Со стороны Визиря Боснийского Веги-Мехмет Паши г. Гаджи-Мехмет, Наместник Силистара и

2. Со стороны Визиря Герцеговинского Али-Паши г. Убейдулах-Ага в качестве Полномочных своих Визирей к Владыке Черногорскому, с которым и переговорили по предмету Грахово и пограничного мира и заключили следующее:

1. Жителям Округа Грахова позволяется возвратиться в прежние места своего жительства, т. е. в Грахово, если кто-нибудь из них оставил оное, и чтобы [353] всякий из граховлян мог и в будущем времени свободно владеть всем тем, чем он владел прежде. Начальником и распорядителем сего округа назначается наследственный Воевода Яков Дакович, который в сем звании будет утвержден вышеупомянутыми двумя Визирями и Владыкою Черногорским.

2. Жители округа Грахова должны платить Туркам с земель турецких, которые обрабатывают граховляне, все то, что они с турками последний раз между собою условились и к тому еще то, что принадлежит Султану. Кроме сего, граховляне не должны ничего никому платить, разве если кто-нибудь из них захочет от своей доброй воли кому-нибудь какой-нибудь подарок сделать. Все вышеозначенное должны граховляне отдавать Воеводе Якову Даковичу, как своему начальнику, а он кому то принадлежит.

3. Запрещается на будущие времена как туркам, так и черногорцам делать какие-либо постройки в Грахове.

4. Визирь Боснийский Веги-Мехмет Паша ручается, что турки вперед никогда не будут иметь противу жителей Округа Грахово никакого худого, ни коварного умысла.

5. Заключается вечный мир между независимою Областию Черногориею и Пашалыками Боснийским и Герцеговинским, т. е. начиная с одной стороны от вершины горы, называемой Ком-Кучкий до места Драгаль. Все те земли, обделываемые в военное время черногорцами либо турками, остаются в их владении, и которые остались в военное время необработными, чтобы их разделить пополам.

6. Для большего удостоверения всего того, что в сем условии и в мирном трактате означено, ручается с Черногорской стороны Боснийскому Визирю Веги-Мехмет [354] Паше Владыка Черногорский и с Турецкой стороны Владыке Черногорскому Визирь Боснийский Веги-Мехмет Паша.

Сей мирный трактат написан в двух одинаковых экземплярах и подписан со стороны Турецкой вышеозначенных двух Визирей Полномочными: Гаджи-Мехметом, Наместником Силистара, и Убейдулах-Агою, а со стороны Черногорской Владыкой Черногорским.

Следуют подписи.

Гаджи-Мехмет Наместник Силистара
Убейдулах-Ага Шехович
Владыка Черногорский Петр Петрович Негош
Скрепил Правителя Черногорского Секретарь Димитрий Милакович

№ 45

Милостивый Государь Александр Николаевич!

Вчера по почте имел я честь отправить Вашему Превосходительству копию мирного трактата, заключенного Черногорским Владыкою с турками. Письмо мое, конечно, пройдет две недели, а между тем сейчас едет из Вены курьер, остановленный здесь на час проездом из Венеции от Его Высочества Наследника; — потому я спешу представить Вам дубликат трактата, очень интересного тем, что в оном Черногория названа независимою.

Обширный акт, доставленный мне от профессора Гая, который вместе с сим представляю на имя Его Сиятельства, весьма любопытен; трудно решить, что будет с славянскими народами в Боснии и Герцеговине, но я смею также прибавить, что они очень непрочны для Турции и кажется, беда недалекая.

На днях узнал я из очень тайных источников, будто бы Администратор Области Катарской, Ивачич, отправлен Австрийским правительством в Боснию, в Травник, и в Герцеговину, в Мостар, к тамошним пашам для переговоров с ними на счет общих союзных действий противу Черногории.

Вероятно, г. Ивачич опоздал и теперь ничего не сумеет, ибо Владыко предупредил его, заключив свой мирный контракт.

Повторять имею много раз, что Действия Австрии никогда не будут согласны с пользою Черногории и Владыки, которого Его Светлость князь Меттерних не любит даже лично.

Поручая себя благосклонному расположению Вашему, с совершенным почитанием и преданностью имею честь быть Вашего Превосходительства, Милостивый Государь, покорнейшим слугою

Яков Озерецковский

Вена, 15/28 Ноября 1838.

№ 46

Милостивый Государь Александр Николаевич!

В продолжение многих месяцев все сведения, какие получал я с разных сторон, ограничивались новостями, тайнами и сплетнями о бедном Черногорском народе. Их было так много, что я предпочел оставить их себе, не беспокоя [355] Вас бесконечными рассказами о делах, их коих можно только составить не более как уже известный нашему правительству результат, а именно: что Австрия с удовольствием видела бы разрушение Черногории, которую теперь покровительствует Российский Император.

Между прочим, приехал к нам в Вену из Венеции русский Вице-Консул Фрушка ⁸⁴. Он, как человек, имеющий уже много лет сношения с южными славянами, обратился ко мне также со множеством доказательств в таких вещах, в которых я уже давно уверен, т. е. в преданности Славян к России.

Г. Фрушка недели через две будет отправлен в Петербург курьером и без сомнения будет искать случая представиться Его Сиятельству графу Александру Христофоровичу.

Предполагая, что у него действительно есть что-нибудь занимательное или новое на счет этого обширного предмета, я думаю решиться дать ему при отъезде из Вены письмо к Вашему Превосходительству. Из нескольких вопросов Вы изволите легко увидеть, в чем состоит дело и полезны ли его сведения для общих соображений.

Капитан Горных Инженеров Ковалевский, бывший в Черногории, третьего дня (24 Декабря / 5 Генваря) возвратился в Вену. Посол обласкал его как нельзя более и одобряет совершенно действия его в Черной Горе, несмотря на удивительные бредни, которыми наполнены были газеты, по распоряжению Австрийского кабинета. Известия, собранные Ковалевским о состоянии Черногории, чрезвычайно любопытны. Он отправится в Петербург также недели через две.

Вук Караджич продолжает время от времени доставлять мне известия о Сербии. На днях сказал он мне, что Австрийское правительство делая прежде чрезвычайные затруднения в выдаче паспортов для проезда в Сербию своим подданным, теперь, напротив, отправляет с удовольствием туда всех, кому угодно. Эти пришельцы, в числе коих бывают агенты австрийского правительства, снискивают легко внимание князя Милоша и получают знатнейшие при нем должности.

Зная Сербию совершенно, Вук полагает, что все это не поведет к добру, и что теперь, когда Российское правительство принимает участие в составлении законов и образа правления для Сербии в Константинополе, полезно было бы принять к соображению и положить правилом, чтобы должности главнейших чиновников и Сенаторов в Сербии, не были даваемы иначе, как уроженным туземцам, Сербам.

Я сообщил это замечание Вука Послу. Его Высокопревосходительство нашел оное весьма основательным и сожалел, что не сообщил этой мысли послу нашему в Константинополе прежде. Быть может, замечание это могло бы принято к исполнению Его Сиятельством графом Нессельроде.

Наступивший и наступающий новый год начинают в Вене двумя блистательными балами у Французского и Российского послов. Да будет мне позволено принести Вам от полной души поздравления и желание всех благ Вам и Вашей супруге. Не обрадует ли меня 1839 год строкой от Вас?

Повторяя уверение в моей глубочайшей преданности и совершенном почитании имею честь быть Вашего Превосходительства, Милостивый Государь, покорнейшим слугою

Яков Озерецковский

Вена, Декабря 26 1838 / Января 7 1839. [356]

№ 47

Милостивый Государь Александр Николаевич!

Сейчас перед отправлением г. Адлунга ⁸⁵ курьером в Петербург, получил я по почте письмо от одного из моих приятелей из Далмации и при письме обширную копию статьи на итальянском языке, взятой из журнала Ионийских островов. Не имея времени ни перевести статьи, ни переписать оную почище, я препровождаю Вам оную как получил. В ней нет ничего более, как описание войны Австрийской империи против горсти черногорцев, описание очень верное и спасающее честь этих русских горцев. К делу эта статья кажется нейдет, но я думаю, что издатели Северной пчелы, которые уже много писали о Черногории, были бы очень Вам благодарны за оную.

Во всяком случае, представляю ее для любопытства. С совершенным почитанием имею честь быть Вашего Превосходительства, Милостивый Государь, покорнейшим слугою

Яков Озерецковский

Вена, Декабря 27 / Генваря 8 1839.

№ 48

Милостивый Государь Александр Николаевич!

Случайно встретил я в Вене мастера, которого работа цветов из воска меня удивила. Он сделал мне на заказ, по рисунку, прилагаемые при сем четыре свечи. Необыкновенное искусство привело меня к необыкновенной мысли; я решился просить Ваше Превосходительство представить эти свечи Его Сиятельству графу Александру Христофоровичу. Не могут ли из них две гореть в торжественный час бракосочетания в руках Августейших Детей Государя Императора? ⁸⁶

Если нет, то Его Сиятельство простит меня: я увлечен был усердием и радостью, которые делю со многими миллионами верноподданных!

С глубочайшей преданностью и совершенным почитанием имею честь быть Вашего Превосходительства, Милостивый Государь, покорнейшим слугою

Яков Озерецковский

Вена, Генваря 10/22 1839.

Помета чернилами: Свечи представлены Его Сиятельству.

№ 49

Милостивый Государь Александр Николаевич!

Сегодня, 16/28 Февраля, приехал курьер из Петербурга. В 3 часа после полудня получил я из посольства привезенные им на мое имя конверты:

1. Предписание Его Сиятельства графа Александра Христофоровича от 30 Генваря за № 324, при коем, по Высочайшему Государя Императора повелению, препровождено ко мне для представления князю Меттерниху извлечение [357] из сознания, сделанного Каспером Мошковским ⁸⁷ в Киевской следственной комиссии. На предписание сие имею честь отвечать представленным у сего рапортом за № 18-м.

2. Письмо Вашего Превосходительства от 15 Генваря и два предписания Ваши за № 81-83 с приложением ко мне денег. На сии бумаги отвечаю также отдельно, — и

3. Письмо Вашего Превосходительства от 21 Ноября прошедшего 1838 года, с приложением извлечения из открытий, сделанных по тайным обществам Варшавскою, Виленскою и Киевскою следственной комиссиями, для представления оного извлечения от имени Его Сиятельства графа Александра Христофоровича князю Меттерниху.

Последнее, как изволите видеть, было задержано где-то, и вероятно, в канцелярии Министерства Иностранных дел, и это неприятное замедление лишило меня счастия исполнить вовремя приказание Его Сиятельства Шефа.

Завтрашний же день представлю оба извлечения князю Меттерниху и буду просить, согласно с желанием графа Александра Христофоровича, о доставлении мне обозрения происшествий, бывших в прошедшем году в Галиции, для представления Его Сиятельству.

В эту минуту не знаю, буду ли иметь возможность донести об ответе, который получу от Его Светлости князя Меттерниха, ибо в нашем посольстве курьер уже готов к отправлению и уедет до обеда завтрашний же день.

Во всяком случае утруждаю Ваше Превосходительство покорнейшею просьбою доложить графу Александру Христофоровичу, что вина замедления не на моей стороне.

Весьма счел бы себя обязанным, если б на будущее время Вы приказали сказать в канцелярии г-на Вице-Канцлера, чтобы там не были задерживаемы подобные ко мне отправления.

С первым же за сим курьером донесу об ответах князя Меттерниха, если завтра не буду иметь времени того исполнить.

С глубочайшей преданностию и совершенным почитанием имею честь быть Вашего Превосходительства, Милостивый Государь, покорнейшим слугою

Яков Озерецковский

Вена, 16/28 Февраля 1839.

P. S.

Милостивый Государь Александр Николаевич!

К письмам, написанным мною вчерашний день не могу прибавить ничего, ибо Его Светлость князь Меттерних сегодня не имеет ни минуты свободной, так что вероятно не будет иметь и времени даже отвечать на письмо, полученное им со вчерашним курьером от Его Сиятельства графа Александра Христофоровича. Поэтому моя аудиенция отложена до времени.

С глубочайшей преданностию и совершенным почитанием имею честь быть Вашего Превосходительства, Милостивый Государь, покорнейшим слугою

Яков Озерецковский

17 Февраля / 1 Марта 1839, Вена. [358]

№ 50

Милостивый Государь Александр Николаевич!

Вена празднует теперь прибытие Его Высочества Наследника ⁸⁸. Улицы кипят народом, толпы любопытных теснятся на Дворцовой площади, чтобы как-нибудь взглянуть на Юного знаменитого Гостя и потом разносить по городу восторг и самые живые, чистосердечные похвалы.

Его Высочество изволили прибыть в Вену 19 Февраля / 3 Марта, в воскресенье, в двенадцатом часу до полудня, и встречен был обергофмаршалом графом Колоредо ⁸⁹, при назначенных для Великого Князя комнатах. Через полчаса после приезда Его Высочество изволили быть у Императора и получил вслед за тем обратный визит Его Величества и Их Высочеств Эрц-Герцогов Карла и Франца ⁹⁰.

Вечером в дворце театре был парадный спектакль. Венские театры не могут хвалиться блеском, но в этот вечер был спектакль действительно блестящий огнями и бриллиантами дамских уборов. Дамы все были одеты по-бальному. Восторг публики был удивительный: когда Наследник явился в ложе, раздались рукоплескания и крики Vivat! Актеры, несмотря на искусство свое, не могли в этот раз обратить на себя внимание публики: все взоры были обращены на лучшее зрелище.

В первый день приезда Его Высочество изволил кушать у Императора.

На другой день, 20 Февраля / 4 Марта, посольство русское и русские, находящиеся в Вене, имели счастие быть представлены Его Высочеству и все были вне себя от благосклонного внимания Наследника. В числе русских случилось довольно много поляков. Его Высочество изволили говорить с ними также по-русски, что заставило всех поляков говорить по-русски и теперь язык наш в моде.

В тот день Его Высочество удостоил своим присутствием обеденный стол у нашего Посла. Вечером был блестящий концерт у Императора, в церемониальном зале.

Сегодня, 21 Февраля / 5 Марта, был парад на гласисе. Погода, бывшая до сегодняшнего утра дождлива и пасмурна, вдруг переменилась в удивительно ясный весенний день. Стечение народа было неимоверное. Его Высочество изволили быть в казацком мундире — все зрители были в восторге неописанном!

Вечером сегодня спектакль, также парадный, в оперном театре. Для частного человека нет возможности достать ни одного местечка, самые дальние места продавались вчера еще по сто рублей и более.

Вена долго, долго не забудет торжественных дней посещения оной Русским Наследником. Здоровье Его Высочества в сравнении с тем временем, когда Он изволил быть в Берлине, весьма поправилось. Мне кажется, что Его Высочество даже пополнел. Как подданный, я радуюсь этому с некоторым самолюбием, ибо думаю, что и мои молитвы о Его Благоденствии, вместе с другими, дошли до Бога!

После письма, отправленного мною к Вашему Превосходительству от 16/28 Февраля, на третий день я имел честь быть у князя Меттерниха и вручил Его Светлости доставленные мне от Его Сиятельства графа Александра Христофоровича на немецком языке бумаги. Его Светлость приказал мне весьма благодарить от его имени графа Александра Христофоровича и донести Его Сиятельству, [359] что он не преминет доставить через меня взамен оных обозрение происшествий, бывших в прошедшем году в Галиции.

Чтобы не утруждать Его Сиятельства особенным об этом рапортом, я смею покорнейше просить Ваше Превосходительство доложить о сем словесно.

Буду пользоваться отправлением каждого курьера, чтобы сообщать Вам о пребывании Его Высочества Наследника в Вене.

С глубочайшею преданностию и совершенным почитанием имею честь быть Вашего Превосходительства, Милостивый Государь, покорнейшим слугою

Яков Озерецковский

Вена, 21 Февраля / 5 Марта 1839.

№ 51

Милостивый Государь Александр Николаевич!

В среду, марта 1/13, Его Высочество Наследник оставляет Вену. Конец праздникам и радости. Время, проведенное Великим Князем в Австрийской столице, пролетело слишком скоро, никто не успел насмотреться на Высокого посетителя, и народ еще не имел времени приняться за рассказы, которых, вероятно, будет множество.

Марта 6 / Февраля 22 Его Высочество изволили осматривать Придворные конюшенные заведения. Богатые экипажи, золоченые кареты в блестящих упряжах и прекрасные лошади под золотыми чепраками дефилировали мимо Наследника во всем их блеске и параде.

Его Высочество изволили посетить в тот же день Инженерный корпус. Это случилось в обеденное время. Великий Князь отведал кушанье с тарелки одного из кадетов и, лишив таким образом молодого человека положенной порции, вознаградил за оную как нельзя щедрее: в тот же день кадет этот удостоился получить от Его Высочества прекрасные золотые часы. Но говорят, что молодой инженер имел столько догадки, что успел наградить себя тотчас после обеда, выпросив у начальников позволение сохранить прибор, с которого кушал Наследник, в чем ему не отказано.

Марта 7 / Февраля 23 в обширном зверинце Ауроф почти на милю от Вены, была охота. Его Высочество превзошел и удивил всех удивительно меткою стрельбою. Сорок два кабана упали на месте под Его выстрелами, многие, быв ранены, едва добегали до других охотников.

Марта 8 / Февраля 24 Наследник изволил осмотреть поле Асперна, знаменитое сражением, выигранным в 809 году Эрц-Герцогом Карлом против Наполеона ⁹¹.

В этот день услышали мы, что Его Высочество наименован Шефом одного из Австрийских гусарских полков. Полк приинял название: Российского Наследника. Через два дни Его Высочество явился в Австрийском мундире, к новой радости венских жителей.

Этот полк был прежде 4 гусарский, генерала Жерома; он стоит в Тарнополе.

Марта 9 / Февраля 25 Его Высочество Наследник осматривал Арсеналы. Вечером во дворце в церемониальной зале были представлены живые картины. Из было пять перемен. Зрелище это было исполнено бесподобно, и не могло быть иначе, ибо актерами были дамы и кавалеры из знатнейших придворных лиц. [360]

В Воскресенье, Марта 10 / Февраля 26, Его Высочество изволил слушать Божественную Литургию в церкви Российского посольства.

В восьмом часу вечера в тот день был спектакль в Шенбрунне. Играли прекрасную комедию, соч. Бауернфельда ⁹² Liebes-Protokoll. И представление, и публика, все было великолепно, все блестело. Но ужин, данный после спектакля в длинной оранжерее, превзошел красотою все бывшие праздники. Сотни люстр освещали длинный ряд пышно убранных столов и густую зелень плодоносных деревьев, которыми закрыты были доверху стены оранжереи. Посредине за зеленью гремели два хора музыки.

К сожалению, погода была в тот день дождливая, ненастная: приготовленная вокруг Шенбрунна иллюминация не могла быть зажжена и эта неудача много отняла красоты у праздника, впрочем, и без того весьма блистательного.

Его Высочество в короткое время пребывания своего в Вене изволил осмотреть все достопамятности города и успел очаровать на долгое время Венских жителей своей внимательностию и благосклонностью. Здесь сравнивали Великого Князя со всеми прежде бывавшими в Вене Европейскими принцами и решили единодушно, что Наследник Российского престола не имеет Себе подобного.

Его Высочество выезжает завтра, в 9-м часу утра.

С совершенным почитанием и глубочайшею преданностию имею честь быть Вашего Превосходительства, Милостивый Государь, покорнейшим слугою

Яков Озерецковский

Вена, 28 Февраля / 12 Марта 1839.

№ 52

Милостивый Государь Яков Николаевич!

Доставленная Вами сумма, Всемилостивейше пожалованная мне Государем Императором на пользу Черногорского народа 11.631 флоринов 2 крейцера, равняющихся 26.666 руб., а за вычетом 58 ру<блей> 9 к<опеек> за перевод в Триест из Вены всего 11.572 флоринов 53 крейцера мною получены.

С истинным почитанием имею честь быть Милостивого Государя Вашим покорнейшим слугою

Владыка Черногорский
Петр Петрович Негош

16 дня месяца Августа 1837 года, Цетине.

№ 53

Милостивый Государь Яков Николаевич!

Вам известно что и самое наше положение на границе немирных Турок не позволяет нам, особенно в летнее время, долго наслаждаться спокойствием. Сего самого месяца Июня Албанские Турки уж три раза нападали на пограничные наши племена, но последний раз Черногорцы показали удивительную свою храбрость как нельзя лучше. [361]

Июня 6-го числа собралось от 5 до 6000 Албанцев под предводительством Бекир-Бея Бушатлии, родственника последнего бывшего Везира Скутарского из Дому Бушатлиев. Они напали на пограничное наше село Ястреб и зажгли 23 пустых пастушеских хижин. Черногорцы, в числе до 500 человек, так сильно атакировали Турок, что их на две половины разделили. Одна половина спаслась бегством в крепость Спуж, а другая принуждена была обратиться к берегу реки Хетти, где Черногорцы порубили Турецкого предводителя Бекир-Бея с его свитою числом до 50 человек, а больше чем 50 человек в испуге бросились в реку и утопились тут. Черногорцы взяли 3 Турецкие знамена, много богатого ружья и несколько лошадей. В сем сражении число мертвых и раненых турок больше как 300 человек, между которыми пало 164 мертвых. Черногорцев пало мертвых 17 человек и 1 женщина и 35 раненых человек.

В сем сражении и Ваш побратим ⁹³ отличился своею храбростию, и может быть даже, что и кого-нибудь из Турок повалил мертва. Опасаясь, чтобы Вы не лишились своего побратима, а я commensal’a (сотрапезник. (Пер. с фр.).), я писал ему, чтобы сюда приехал, оставив военное поприще молодым людям.

У нас от Черноевича реки до Цетине направляется чудесная дорога шириною в клафтер немецкий ⁹⁴. Естьли Бог даст, что Вы нас обрадуете вновь Вашим приездом, то Вы, хотя и не в карете, а верхом удобно будете ехать.

Здешние все, Вам знакомые, кланяются Вам и часто, очень часто вспомнят о Вас, питаясь сладкою надеждою еще с Вами в Черногории увидеться.

Обнимаю Вас, думаю, пребываю Ваш друг

Вл<адыка> Черн<огорский> П. П. Негош

Цетине, 12-е Июня 1839 год.

№ 54

Милостивый Государь Яков Николаевич!

Вручитель сего моего письма есть г. Антид Жом, уроженец Французский, который в течение полтора года обучал меня Французскому языку и чрез все сие время вел себя как честный и образованный Француз. Теперь намерение его остаток дней своих препровести в России, в должности Профессора Французского языка или в одном из учебных заведений, или в одной из отменных Русских фамилий. Я знаю, что у Вас есть довольно друзей в России, и для того прошу Вас его рекомендовать им. Естьли возможно каким-либо образом поручить его Посольству Российскому, чтобы он мог вместе с Фельдегером из Вены отправиться в С. П<етер>бург, в этом Вы меня много обяжете, а ему учините много способствия, потому что он человек бедный и не имеет столько издержек. Все, что сделаете ему, я считаю, как бы было мне самому сделано.

С отменным высокопочитанием и преданностию честь имею быть Вашего Высокоблагородия покорнейший слуга

Владыка Черногорский
Петр Петрович Негош

Цетине, 21 Июня 1839 год. [362]

№ 55

Милостивый Государь Яков Николаевич!

Уже давно я хотел Вам писать, но получив Ваше почтенное письмо от 2/4 Июня из Мариенбада, не знал, куда адрессировать мое письмо. Предполагая, что Вы теперь верно в С. Петербурге, принимаюсь за перо написать Вам несколько строчек. Как Вы прошлого года были, кажется из помянутого Вашего письма, что Ваше здоровье улучшается, и я надеюсь, что Мариенбадские воды совершенно вылечат Вас. Очень сожалею о моем ex-профессоре г. Жом, что он страдает от глухоты, но как он человек молодой, авось выздоровит.

У нас идет все хорошо, да только что наши с Турками пограничные должны часто отражать нападение оных, а также отмщения нередко делать.

В случае, естьли мы вновь увидимся в Черногории, то Вы прямо из Каттаро приедете к нам по хорошей дороге, потому что она к будущей весне будет почти совсем готова.

Очень и очень сожалею, что я и по сих пор не успел отыскать профессора для обучения молодых Черногорцев, но верно и он скорым временем будет здесь, потому что я заказал его выписать из Венгрии.

Все Вам знакомые кланяются Вам, особенно же Ваш побратим, который теперь, смотря на лице его, кажется моложе 25 лет, нежели когда Вы здесь побратались с ним.

Прощайте, Яков Николаевич, и уверьтесь, что Вашим всегда искренним другом пребудет

Владыка Черногорский П. П. Негош

Цетине, 30 Августа 1840 года.

№ 56

Ваше Высокородие!

С каким удовольствием получил я Ваше приятное письмо в конце прошлого года; Бог знает когда Вы его писали, потому что оно без датума; ах, любезный Яков Николаевич! Как приятны известия от друзей, я Вас никогда не забуду. Вы в моей душе будете жить навсегда приятным воспоминанием. Как забыть Вас, который некогда мою судьбу, как собственную, оплакивали, и которое все мое как собственное интересовало. Вы всегда ко мне горели священною и благородною симпатиею, я очень понимаю, кто в Вашей душе зажег этот пламень — славянисто-единоплемение, столь крепко связующее нас; мое положение и моего народа — Черногории, которая определена судьбою гореть в жертву за честь имени великого народа. Наш маяк, изливающий красную светлость, ведет нас к ужасам и к поэзии.

Михаилу Ускоковичу посылаю свидетельство о дворянстве. Все Ваши знакомые здесь здоровы, кланяется Вам побратим, Григорий И. Милакович.

Прощайте, Яков Николаевич! И не забудьте Вам душою преданного

В<ладыку> Черногорского П. П. Негоша

Цетине, 5-го Генваря 1846 года.

Помета: Получ. 10 февр.

Комментарии

62. Кассини Павел Викторович, граф. Титулярный советник, российский консул в Триесте.

63. Эссен Петр Кириллович (1772-1844), граф, генерал-губернатор Петербурга в 1830-1842 гг.

64. Катаро — ныне г. Котор.

65. Зара — старинное название гор. Дубровника.

66. Милакович Дмитрий (ум. 1858), “народный секретарь” Черногории. По поручению Петра II занимался изданием учебников по грамматике и арифметике; издавал в 1835-1839 гг. альманах “Грлица”, где печатались стихи владыки.

67. Петр I Петрович Негош (1747-1830), правитель Черногории с 1781 г.

68. Нахия — округ; возглавлялся наследственным сердарем (главой).

69. Даниил Петрович Негош (ум. 1735), владыка Черногорский. Стоял во главе черногорских племен с 1697 г.

70. Вукотич Стефан Перов, старейшина Катунской нахии. О помощи его и Петра Томова Петровича, брата Петра II, пострадавшим от голода в 1836 г. доносил в Россию также И. М. Гагич (см. Лавров Н. А. Петр II Петрович Негош... с. 67-69).

71. Вследствие этого распоряжения в Черногорию был послан Е. П. Ковалевский (1809-1868), капитан Горно-инженерного корпуса, впоследствии сенатор.

72. Бердяне — северные черногорцы.

73. Махмуд II (1784-1839), турецкий султан с 1808 г.

74. А. С. Пушкин. Правильный текст: “Я ускользнул от Эскулапа // Худой, обритый, но живой”).

75. Вяземский Петр Андреевич (1792-1878), князь, поэт.

76. Фрейганг Василий Иванович, статский советник, русский генеральный консул в Венеции.

77. Егор Петрович Ковалевский в Черногории побывал дважды: в 1838 и 1853 гг. Описал первую поездку в своей книге “Четыре месяца в Черногории” (СПб., 1841), в которой, между прочим, поместил такой портрет Петра II: “Чрезвычайно высокого роста, стройный, с черными, как смоль, ниспадающими по плечам волосами, с глазами, полными блеску, правильными чертами лица — Владыка представляет образец мужественной красоты” (с. 17). Ковалевский был также автором статьи “Жизнь и смерть последнего владыки Черногории и последовавшие затем события” (Современник. 1854, № 6).

78. Буе Ами (1794-1881), геогност, основатель и первый президент Парижского геологического общества.

79. Барятинский Александр Иванович (1815-1879), князь, поручик лейб-гвардии Кирасирского полка. Впоследствии генерал-фельдмаршал, герой Кавказской войны (которая при нем и завершился в 1859 г.). К описываемому времени успел уже отличиться на Кавказе, был награжден саблей “за храбрость” и в январе 1836 г. назначен состоять при великом князе Александре Николаевиче, вместе с которым совершил в 1838-1839 гг. путешествие по Европе (именно Барятинский был послан в Петербург с сообщением о помолвке наследника с принцессой Гессен-Дармштадской). Описанное ниже происшествие дополнило чреду несчастных случаев, приключившихся с Барятинским в 1830-х гг.: в 1834 г., заспорив с М. Ю. Лермонтовым (своим однокашником по юнкерской школе) о возможности переносить физическую боль, Барятинский получил тяжелый ожог горящей лампой, в сентябре 1835 г. был тяжело ранен на Кавказе, а в 1840 г. серьезно разбился на скачках, беря барьер, и около месяца был без сознания.

80. В результате этих литературных занятий Озерецковского появилась повесть “Лотерейный билет”, вышедшая в свет в 1840 г. под одной обложкой с другой его повестью — “Беата” — и общим названием “Повесть и быль” (СПб.).

81. Фердинанд I (1793-1875), австрийский император в 1835-1848 гг.

82. Гай Людевит (1809-1872), деятель Хорватского возрождения, журналист, один из идеологов иллиризма, в основе которого лежала мысль об этническом родстве славянских народов, общности их языков и исторических судеб.

83. Речь идет о польском патриотическом обществе, возникшем на Волыни около 1834 г. и распространявшим свое влияние на Подолию, Белоруссию, Литву. В 1838 г. были арестованы лидеры общества — Шимон Конарский, Гаспер Машковский и др. Всего к суду было привлечено 215 человек.

84. Фрушка (Фруско) Марино Антонович, титулярный советник, российский вице-консул в Венеции.

85. Адлунг (Аделунг) Александр Федорович, коллежский асессор, третий советник российского посольства в Вене.

86. В это время наследник Российского престола великий князь Александр Николаевич совершал путешествие по Европе, одной из целью которого был поиск невесты. Летом 1839 г. Александр познакомился с принцессой Марией Гессен-Дармштадской и обвенчался с ней в апреле 1841 г.

87. Мошковский Каспер (Машковский Гаспер), один из лидеров польского “Патриотического общества”, существовавшего в 1834-1838 гг. на Волыни (см. Примеч. 90). Его воспоминания см.: Русский архив, 1909, № 4.

88. Великого князя Александра Николаевича.

89. Колоредо (Коллоредо), фон Франц де Паула (1799-1859). Граф, дипломат; с 1843 г. было послом в Петербурге.

90. Эрцгерцог Карл (1771-1847), брат австрийского императора Франца I, участник наполеоновских войн, военный теоретик; эрцгерцог Франц Карл (1802-1878), младший сын Франца I, брат Фердинанда I.

91. Сражение под Асперном произошло 21-22 мая 1809 г.

92. Бауернфельд Эдуард (1802-1890), немецкий драматург, комедиограф.

93. Григорий И. Милакович. Обычай побратимства был в Черногории одним из наиболее чтимых. Обменявшись нательными крестами, побратимы становились братьями и этот союз считался святым и ненарушимым.

94. клафтер — мера длины, около 2 м. Колебался от 1,896 м (венский клафтер) до 2,5 м (гессенский клафтер).