Селим III Жигандари

Начало нового правления часто подобно бывает заре утренней, которая предвозвестив светлое восхождение солнца, иногда ведет за собою день пасмурный. Сие уподобление применить можно к Селиму III Жигандари, недавно умершему Императору или Падишаху Оттоманской, некогда весьма страшной Империи. Он был сын Мустафы III, по прозванию Достославного, и племянник Султана Абдул-Гамида, которой выпивши чашку кофе внезапно скончался в 7 день Апреля 1789 года на 64 году своего возраста, оставив по себе двух сыновей Мустафу, нынешнего [300] Императора, и Магмуда. По Турецким законам - которые, для предотвращения невыгод, сопряженных с правлением малолетного Султана, повелевают старого Князя из царствующего Османова поколения возводить на престол - Селим, уже назначенный дядею в преемники, 13 Апреля 1789 года провозглашен двадцать седмым Государем Османова поколения, двадцать четвертым великим Султаном и девятьнадцатым Калифом, и при восклицаниях народа торжественно препоясан мечем Магометовым.

Ни один Султан не казался таким пылким, таким беспокойным, таким воинственным, как Селим III, когда вступил на престол Турецкий. Тогда было ему 28 лет, ибо он родился 24 Декабря 1761 года. Не льзя статься, чтобы в таких молодых летах погас в нем огненной характер; надобно думать, что пылкость сия была не иное что, как хитрое притворство; ибо вельможи и народ в Константинополе тогда ревностно желали продолжения войны. Внезапную кончину Абдул-Гамида приписывали его миролюбию.

Вельможи скрытно, а народ явно радовались, дождавшись наконец такого бодрого [301] Монарха, которого все поступки обнаруживали склонность продолжать войну. Когда ему донесли о состоянии Империи и об опасностях ей угрожающих, тем более что Франция и Испания легко могли тогда взять сторону России и Австрия, Селим выслушав со вниманием сказал: нет нужды; я хочу воевать! Сии слова произнесены грозно, как и все повеления. В первую ночь своего царствования Селим утвердился на престоле, и приобрел себе любовь народную. Загорелся дом подле арсенала. Селим, по обыкновению прежних Султанов, захотел ехать к пожару, и приказаниями своими содействовать прекращению пламени. Ему представляли, что ни один Султан не показывается народу до тех пор, пока не совершится обряд препоясания. Селим отвечал грозным взглядом, и приказал в тужь минуту подавать лошадей. Собравшийся народ, которому для ободрения брошены были деньги, провожал обратно Селима с радостными восклицаниями до ворот сераля. Никто не отважился предпринять что-либо против нового Султана за нарушение прежнего обычая; другому это не прошло бы даром. Обряд препоясания до того времени обыкновенно совершался при громе музыки и веселых плясках. Селим вместо плясок приказал быть [302] военному игрищу, приличному тогдашним обстоятельствам.

Чем менее Селиму благоприятствовало счастие, тем он был тверже, непоколебимее. Когда в 1791 году Императрица-Мать или Султанша Валида, впрочем весьма уважаемая Селимом, вопреки просьбам его не вмешиваться в дела государственные, неотступно просила заключить мир с Россиею, Султан так разгневался, что велел запереть миролюбивую мать свою в старом серале, где обыкновенно живут супруги прежних Султанов. Не смотря на то, еще в том же году заключен мир с Екатериною II, скоро после примирения Порты с Австриею. В Августе месяце подписаны предварительные статьи в С. Петербурге; 29 Декабря заключен окончательный договор в Яссах.

С того времени Селим III начал жить с страшными своими соседами в дружеском союзе, которой сделался потом еще теснее, когда Франция вознамерилась-было отнять у него Египет: известно, что между Россиею и Портою заключен тогда договор оборонительный. Для таких смутных времен, какие Турецкая Империя видела в конце осмнадцатого и в начале девятьнадцатого [303] столетий, потребны были отличные способности и твердость духа. Имея во власти своей самые сильные способы, Порта не могла ни укротить мятежных Пашей, ни обеспечить государство от разбойников, коих толпы разоряют области! В последнюю войну против Франции Селим изнемогал под бременем уныния, пагубного для предприимчивости (По вступлении Французов в Египет 1798 году, Султан Селим написал Каймакану своему в Константинополе между прочим следующее: "Когда оное несчастное известие, спустя месяц после неожиданного приключения, дошло до Императорских ушей наших; тогда горесть наша была столь велика, что - Бога призываем во свидетели - слезы лились из очей наших, и сон далеко улетел от них." - О сем было писано в Немецком Политическом журнале. См. Октябрь 1798). И так неудивительно, что после внешних врагов появились в Египте внутренние, что дерзский Пасван-Оглу поднял оружие в Виддине, и что храбрый Георг Черный решился противиться Порте.

При таких обстоятельствах нерешительность есть зло опаснейшее, а [304] особливо в Константинополе. Вельможи Селимовы скоро увидели, что мнимая деятельность, которая при некоторых случаях оказывается и в обыкновенных людях, была в Султане не природная способность; они воспользовались сим замечанием. Дела при дворе Селима III пошли таким же порядком, в каком были при Абдул-Гамиде. Начались новые сплетни; настали новые перемены в министерстве, новые затеи разных партий, новые системы в Диване.

Селим Жигандари был лучший гражданин, нежели правитель. Образом мыслей он не походил на грубых предков своих, и оказывал терпимость, приличную настоящему времени. Он даже писал изрядные стихи на Арабском языке; но для Турков нужен был твердой ум, а не острой. Не одобряли в Селиме любви к деньгам, которые он копил с большим прилежанием, нежели его предместники; за то уже он был щедрее их, и награждал охотнее.

В последние годы царствования Селим принял почти во всем противуположные намерения. Сперва он объявил себя врагом Франков, то есть Християн Европейских. Повинуясь движению сердца своего [305] он повелел всем Франкам и Евреям одеваться не в Турецкое платье, но во Французское. Это весьма огорчило Франков; ибо надлежало им терпеливо сносить насмешки и поругания Турков. Напротив того в последние годы жизни Селим изъявлял особенную благосклонность Франкам, живущим в Константинополе. Рассказывают о некоторых примерах, которых не льзя найти в Турецкой Империи; например: Султаны думали, что сан их требует вовсе не смотреть на Франков, и для того едучи по улице они обыкновенно потупляли взоры, или же с презрением отвращали их от Франков. Напротив Султан Селим каждой раз при торжественном шествии в мечеть благосклонно смотрел на Франков, и даже кланялся, когда они скидали шляпы, хотя сей знак почтения не одобряется восточными жителями.

Известно, что Селим, гуляя в саду, иногда разговаривал с Франками в служба его находившимися, и сам отдавал им свои повеления. В некоторые дни приглашал он в сераль господ и госпожь Европейских, живущих в Пере и Галате; между тем как гости забавлялись танцами, Султан смотрел на них из-за решетки. Во время сих собраний иногда [306] приказывал он играть на органах и петь любимую песню свою о походе Марлборуга (Marlboroug s'en va-l-en guerre, и проч.).

Следующий истинный анекдот показывает, как был снисходителен Султан Селим ко Франкам. В один прекрасный день летний многие Франки, в Константинополе живущие, с женами и детьми своими приехали в Буюкдер по случаю какого-то празднества. В то самое время Султан, гулявший по морю, захотел побывать в Буюкдере, куда завела его может быть хорошая погода, или вероятнее любопытное желание увидеть многочисленное собрание Франков. Между тем как все гуляли по обширному лугу, небо покрылось облаками, и пошел сильной дождь. Женщины тотчас подняли свои зонтики. Надобно знать, что в Турции один только государь имеет право защищать себя от дождя и солнечного зноя, и что в присутствии его никому не дозволяется стоять под зонтиком. Видя приближающегося Султана, женщины тотчас начали опускать зонтики. Селим послал сказать им, чтоб не беспокоились, и что он дозволяет им стоять под зонтиками в своем присутствии.

Часто ходил он по городу перерядившись. В таких случаях иногда надевал зеленую чалму и Албанское платье, или черную высокую шапку Арнаутскую и [307] красную с золотою застежкою епанчу, какие употребляются у Босняков. Обыкновенно провожали его не более четырех человек, одетых в одинаковое с ним платье без малейшего отличия. В числе сих сопутников бывает палачь, которой всегда ездит и ходит с Султаном, и тотчас исполняет волю государя своего, когда ему вздумается кому-нибудь отрубить голову. Известно, что Султаны в одну минуту сами решают уголовные дела, и никому не отдают в том отчета. Так поступал и Селим при начале своего царствования; однакож после никогда не делал сего варварства, хотя и брал с собою палача, следуя прежнему обыкновению. Он часто посещал училища, казармы и кофейные домы, воспитательные заведения и караулы, и не редко награждал тех, которые снискали его благоволение, или коих ему хотелось заохотить к усердной службе.

По законам Турецкой Империи каждой мущина, не исключая самого Султана, должен уметь какому-нибудь ремеслу. Селим научился рисовать по кисее, и со времени его восшествия на престол искуство сие так всем полюбилось в серали, и в такое вошло употребление, что наконец во многих домах начали покрывать софы и подушки цветными кисеями. [308]

Селим оказывал великое уважение матери своей Султанше - Валиде, женщине весьма умной. Она была прежде невольницею одного мусульмана по имени Велизада, и воспитывалась вместе с Мурад-Беем, которой после прославился в качеств начальника мамелюков. Во цвете юности и красоты посчастливилось ей понравиться Султану Мустафе и сделаться матерью Князя от поколения Османова. Вообще все Султанши с отменною нежностию любят детей своих, и всегда сами кормят их грудью; за то уже и дети чрезвычайно любят матерей своих. Султанши-матери с давних времен имели великую силу при дворе Оттоманском. Мать Селимова скончалась в Октябре месяце 1805, на 73 году от рождения. Она отлично уважала Французов, и сие расположение не переменилось даже тогда, когда они воевали в Египте.

Три сестры Селимовы в замужство выданы за Пашей. Селим не оставил по себе ни одного сына. Нынешний Император Мустафа и младший брат его Махмуд, Абдуловы дети - из коих первому теперь 27 лет, второму 22 года - жили спокойно и в изобилии. Селим помня благодеяния дяди своего, был милостив к братьям; не смотря на то они, по восточному обыкновению должны были жить уединенно, и только в праздник Байрама [309] имели дозволение являться у Султана и целовать его руку. Князьям Султанского дома обыкновенно достаются в удел женщины известные по своему неплодию; им дозволяется проводить время только с черными евнухами; более никого к ним не допускают.

Таковы потомки знаменитых Султанов, некогда ужасавших все государства християнские, учившихся и возмужавших в стан военном. Теперь обыкновенно толкуют им правила Корана, и поселяют в них ненависть к исповедующим веру християнскую; напротив того военная наука, политика, история света и вообще все что необходимо нужно знать правителю великой Империи, остается для них тайною!

Селим низвержен 29 Мая нынешнего года. Некоторые подробности о том, взятые из иностранных листков, помещены в предшедшем нумере Вестника Европы.

Текст воспроизведен по изданию: Селим III Жигандари // Вестник Европы, Часть 34. № 16. 1807