ВОЛНЕНИЯ КРЕСТЬЯН ПЕНЗЕНСКОЙ ВОТЧИНЫ А. Б. КУРАКИНА ВО ВРЕМЯ ДВИЖЕНИЯ ПУГАЧЕВА

Публикации документов о крестьянской войне под руководством Емельяна Пугачева (издания Н. Ф. Дубровина, Центрархива и др.) дают возможность исследовать этап открытой вооруженной борьбы этого движения. Почти вся используемая документация исходит от людей, занимавшихся подавлением восстания и наказанием его участников, от людей, интерес которых был сосредоточен только на самом Пугачеве, на его ближайшем окружении и на непосредственном ходе военной борьбы. Поэтому эти документы затрагивают только те действия крестьян, которые были непосредственно связаны с военными действия Пугачева. Содержание документов очень ограничено в отношении ряда этапов крестьянской войны, особенно начального и заключительного. Охватывающая хронологически всю войну, документация касается только того периода, когда данный район был захвачен движением Пугачева. Ни для одного района нет документации, охватывающей события с начала и до конца. Работы, основанные почти исключительно на этом документальном материале, также говорят главным образом о периоде открытой борьбы, причем изучение действий крестьян и тех требований, которые выдвигались ими, занимает подчиненное место по отношению к требованиям, исходившим от «армии» Пугачева.

Район, где собственно крестьянское движение должно было сыграть особенно большую роль, район приволжской степи, т. е. губернии Пензенская, Симбирская, Саратовская, оказался в сфере действий Пугачева на последнем, заключительном этапе борьбы. Материалов, относящихся к этому периоду, особенно мало. Такой материал обнаружен нами в архиве Пензенской и Саратовской вотчин А. Б. Куракина. Так как этот архив не имеет хронологических перерывов, он дает возможность изучить крестьянское движение во время войны на примере одного района ¹.

Вотчины Куракина были расположены на правом берегу Волги, в районах, где движение летом 1774 г. приняло огромный размах. Отряды Пугачева проходили через эти районы очень быстро. Один из отрядов, например, пробыл здесь не более 2-3 часов. Как и везде на правобережье Волги, появление отрядов Пугачева послужило сигналом к восстанию крестьян. Не решаясь осуществить все свои требования, крестьяне все же в первую очередь прекратили выполнение незадолго [105] до того введенных повинностей. С ухода повстанцев и вплоть до прихода отряда карателей, с начала августа до середины сентября 1774 г., власть оставалась в руках крестьян. После суда и расправы наступило затишье. Весной 1775 г. движение вспыхнуло с новой силой.

Такова краткая схема событий.

Изучение вотчинного материала вводит нас в ход развития крестьянской борьбы. Еще задолго до открытого выступления здесь формировались требования крестьян. Они возникли в ходе борьбы против усиления феодальной эксплуатации. Этим требованиям полностью отвечало содержание прокламаций, с которыми Пугачев обращался к крепостным крестьянам. Именно потому, что движение Пугачева нашло здесь готовую почву, оно так широко и быстро распространилось на правом берегу Волги. Этому не помешало даже то обстоятельство, что Пугачев пришел сюда после поражения под Казанью и стремительно отступал на юг, чего не могли не знать восставшие крестьяне.

Обусловленная ростом внутренних противоречий, борьба крестьян не закончилась с поражением Пугачева. Не погасила ее и зверская расправа с участниками восстания. Это сказалось в широких крестьянских волнениях конца XVIII в.

* * *

Волнения среди крестьян Пензенской вотчины князей Куракиных можно разделить на три этапа. Первый из них — это длительная борьба крестьян в 60-х годах XVIII в. против усиления феодальной эксплуатации. Второй этап начинается летом 1774 г., когда вотчина оказалась в районе действий отрядов Пугачева. Их появление в вотчине послужило сигналом для открытого выступления крестьян. Это — период наиболее острой борьбы. Поражение крестьянской войны привело к тому, что в конце лета 1774 г. выступление крестьян Пензенской вотчины было подавлено. Третий этап волнения занимает весну и лето 1775 г. Этот этап был продолжением крестьянской войны после поражения ее основных сил, когда крестьяне выступают изолированно от движения в других вотчинах.

У Б. А. Куракина, умершего в 1764 г., осталось много наследников. После раздела наследства на долю его четырех сыновей пришлось 6913 крепостных в разных уездах, 625 хат черкас в валуйских слободах и некоторое количество крестьян в Ингерманландии. Общий доход от всех этих владений составлял около 7500 руб. в год. В то же время на этих имениях лежал огромный долг в 207 032 руб., и по всем долговым обязательствам следовало ежегодно выплачивать 12 422 руб. процентов. Следовательно, доходов со всех имений не хватало даже для уплаты процентов. Все эти имения должны были оставаться в общем владении всех четырех князей Куракиных до совершеннолетия младшего из них, а управление было передано опекунскому совету, в который вошли Петр и Никита Панины, Апраксин и Талызин.

Опекунский совет принял ряд мер, чтобы освободить наследство Куракиных от долгов, сохранив в то же время все основные земли ² для уплаты долгов были проданы дома в Петербурге, земельный участок в Москве, сокращены расходы по содержанию наследников. Одновременно [106] были обследованы все вотчины и на основании собранных материалов решен вопрос о том, как поднять их денежные доходы.

Пензенская вотчина была одним из крупнейших владений Куракиных. В нее входили село Архангельское с деревнями Свинцовка, Уранки, Ключи и Гремячевка и село Борисоглебское (впоследствии Надеждино) с деревнями Карповка, Салтыковка и Александровка. Центр управления находился в Борисоглебском, где жил приказчик вотчин Козьма Попов. Село Архангельское было расположено в 15 верстах на восток от Пензы, на р. Юлове, село Борисоглебское на р. Хопре, севернее села Сердобы, примерно в 150 верстах от Архангельского. Архангельское, в котором числилось по последней ревизии 1094 души мужского пола в 1087 душ женского пола, было оброчным, а Борисоглебское барщинным; по четвертой ревизии здесь было 674 души мужского пола и 652 души женского пола. В Борисоглебском имелось господское хозяйство — пашня в 420 десятин, небольшой винокуренный завод и скотные дворы.

В течение длительного времени норма эксплуатации крестьян оставалась неизменной. Оброк был равен 2 руб. с души в год. Неизменными были размеры барской запашки, а также количество столовых припасов и натуральных повинностей, требовавшихся с крестьян. Увеличение размера оброка и повинностей началось после мероприятий опекунского совета, направленных к повышению доходов пензенских имений. Прежде всего было решено построить в Архангельском винокуренный завод. Предполагалось, что для работы на постройке завода и для обслуживания его в дальнейшем будут использованы крестьяне этой оброчной вотчины. В 1768 г. был увеличен и оброк в Архангельской вотчине — с 2 руб. до 3 руб. в год с души. Аналогичные мероприятия были проведены и в Борисоглебской вотчине в 1771 г. она была переведена на оброк в 3 руб. с души в год.

На резкое усиление эксплуатации крестьяне вотчины ответили упорной борьбой. Они начали сопротивление, как только были предприняты первые шаги по постройке архангельского винокуренного завода. Весной 1767 г. была подана челобитная с просьбой «отменить» его постройку.

Челобитная не дала результатов, и крестьяне перешли к более решительным действиям. Из письма управляющего вотчинами Куракиных Назарова Борисоглебскому приказчику Борису Разуваеву мы узнаем, что весной 1768 г. «села Архангельского крестьяне самовольством своим бурмистра Дмитрия Степанова сменили, а определили другого, который их попускает в всякие непотребства: чего для тебе оного отрешить, а определить его, Степанова, по-прежнему в его должность, и чтоб он как по присланным от господ опекунов, так и от меня приказом исполнение чинил без всякого упущения» ³.

Против работ на винокуренном заводе протестовали и крестьяне с. Борисоглебского. В июне 1768 г. они подали П. И. Панину челобитную, в которой писали, что не смогут справиться с работами по расширению борисоглебского завода. Крестьяне привели следующий интересный подсчет рабочей силы. В вотчине было 642 души мужского пола, из них престарелых в малолетних 237 человек; 119 человек — это дворовые, агенты, занятые покупкой хлеба, солодовники на заводе, винокуры и мельники; 20 человек были поставлены на работу в качестве жиганов, 18 человек подвозили дрова на завод; на барской пашне и в [107] подводчиках (для поставки хлеба и хмеля на завод и вина в Саратов) было занято 212 человек. Кроме работы на господской пашне, занимавшей 420 десятин, и выполнения других перечисленных работ, крестьяне должны были платить 200 руб. в год за столовые припасы, а также сдавать ежегодно 200 аршин сукна и 800 аршин холста. Крестьяне заявляли, что повинности так велики, что даже оброчные крестьяне вынуждены работать на заводе.

Еще более упорной была борьба против увеличения оброка. Увеличенный оброк по 3 руб. с души в год, следовало начать собирать в Архангельской вотчине с 1768 г. Только в 1772 г. выяснилось, что это решение опекунского совета не было выполнено. Правда, за это время вотчинные выборные власти сообщали в Москву, что оброк собирается полностью и недоимки нет, но в действительности собирали его из расчета 2 руб. с души. Опекунский совет потребовал, чтобы оброк собирался по новому положению, и насчитал всю разницу за четыре года в недоимку. Это составило огромную сумму в 4834 руб.

Крестьяне безрезультатно подавали челобитную за челобитной, прося установить оброк снова в 2 руб. с души и снять начисленную недоимку. Им предлагалось полностью и в срок внести недоимку за прошлые годы и оброк за 1772 г. из расчета 3 руб.; в противном случае опекунский совет угрожал прислать в вотчину за счет крестьян нарочного, который взыщет с них все «с великою строгостью». Ввиду упорства крестьян опекунский совет решил: «В ту Пензенскую вотчину предписать, чтоб они отнють не думали, чтоб с них трехрублевой с каждой души помещичей оклад был сбавлен, а ежели они оного платить не станут, то будут из них отдаватца рекруты за те княжеские вотчины, кои оной оклад с себя без отговорочно платят» ⁴. Вотчинному правлению приходилось напоминать о сборе оброка по нескольку раз, угрожать и крестьянам и вотчинной администрации самыми строгими мерами.

Сбор оброка по новому положению начался с 1773 г., но проводился сбор такими способами, которые еще больше озлобили крестьян. О том, что крестьяне не подчинялись бесчисленным приказам опекунского совета, свидетельствует челобитная, поданная в 1774 г. крестьянами Архангельской вотчины, в которой они писали, что выборный Василий Лавров, действуя согласно полученным им приказам, «с великим принуждением на сей 1774 год на первую половину оброчные деньги половинное число тысящу пятьсот рублей с жесточайшим наказанием взыскивает» ⁵. Сопротивление крестьян вотчины было столь значительным, что опекунскому совету пришлось пойти на уступки. Винокуренный завод в с. Борисоглебском был закрыт, а в отношении недоимки по оброку с Архангельской вотчины, достигшей почти 5000 руб., было решено, что она будет собрана с крестьян только тогда, «когда оныя приучены будут сей новый оклад бездоимочно и в настоящия сроки платить, к чему единому и обратить все старания; когда же ко оному окладу привыкнут, то тогда уже можно будет изыскать средства, каким удобнее образом получить с них неуплаченные до сего году в число новаго окладу оброчные денги» ⁶.

Результатом мероприятий опекунского совета было разорение крестьян. Повышенный оброк для большинства крестьян оказался совершенно [108] непосильным. В 1774 г. крестьяне Архангельской вотчины писали, что они уплатили оброк за первую половину года не из своих денег, а заняв их в деревне Пенделки у крепостного крестьянина Герасима Сомова. Чтобы расплатиться с ним, они распродают скотину, дома, товары «с великой кабалой». Все это привело к полному обнищанию почти половины вотчины: «Половинное число нас, нижайших, кормятся христовым именем» ⁷.

Если увеличение оброка привело к обнищанию крестьян, то расширение оброчной системы имело следствием усиление экономического расслоения. В документах этого времени часто упоминаются крестьяне «достаточные», «первостатейные». Об этом свидетельствуют денежные штрафы в 200, 150 и 100 руб., собранные с крестьян после подавления восстания Пугачева. О «первостатейных» крестьянах упоминают приговоры крестьян по поводу выборов чинов вотчинной администрации – старост, выборных, десятских и т. д.

Больше того, крестьянские челобитные содержат сведения об экономической зависимости одних крестьян от других, о кабальных отношениях внутри самой вотчины. Так, летом 1775 г. крестьяне села Архангельского писали, что «с имущих крестьян», у которых они во время «превеликого голода» брали «для пропитания заимно денег», собрано штрафу 1029 руб. ⁸. Аналогичные указания содержатся и в других крестьянских челобитных.

Почти все десятилетие, предшествовавшее крестьянской войне под руководством Пугачева, крестьяне Пензенской вотчины вели непрерывную и упорную борьбу против усиления крепостнической эксплуатации. Неудивительно, что когда вотчина оказалась в сфере действия отрядов Пугачева, то требования крестьян тотчас же ясно определились.

Оба села Пензенской вотчины оказались в районе военных действий, когда Пугачев оставил Казань и двинулся на юг правым берегом Волги, т. е. в самом конце крестьянской войны. Это определило сравнительную непродолжительность борьбы крестьян под лозунгами, выдвинутыми крестьянской войной в целом. Самый решительный и острый период борьбы занимает только полтора месяца — с 3 августа по 16 сентября 1774 г.

Недовольство крестьян вотчины Куракиных вынудило власти следить за настроением в этих селах. Именно для этой цели еще в феврале 1774 г. сюда был послан какой-то капитан Алексей Козлов. 16 февраля 1774 г. в приходо-расходной книге с. Архангельского было записано: «Определенному частному смотрителю капитану Алексею Козлову, кой определен для смотрения, чтоб в вотчине разглашения о самозванце Пугачеве не было, дано ему 50 копеек, крестьянину Анисиму Яковлеву даны за постоялые и за сено 8 копеек, итого 58 копеек» ⁹. Следующая запись о капитане Алексее Козлове относится к 4 апреля 1774 г.; и на этот раз он приезжал, «о разведавани не имеетца л какого разглашения о казаке Пугачеве» ¹⁰. Материалы архива не сохранили сведений о том, что «разведал» Алексей Козлов в вотчине и что здесь происходило до августа 1774 г., т. е. до момента, когда отряды Пугачева пришли в вотчину. [109]

3 августа 1774 г. приказчик Козьма Попов послал в Пензу крестьянина села Борисоглебского Якима Бударенкова (Бударкина), чтобы разузнать о Пугачеве. В 50 верстах от с. Борисоглебского не доезжая Пензы, на р. Крутице Бударенков встретил один из отрядов восставших. От них он, по-видимому, получил соответствующие указания, ибо не поехал в Пензу, а вернулся 5 августа в вотчину, но уже не для того, что бы передать сведения Попову, а чтобы поднять крестьян на восстание. Бударенков явился прямо на господский двор и приказал выборному и бурмистру «сковать» приказчика Козьму Попона, что было немедленно исполнено. Вслед затем в Борисоглебское прибыл первый отряд восставших. Это были пахотные солдаты из соседнего казенного села Сердобы. Командиром их был отставной вахмистр Борис Степанов Федышев. Федышев первый провозгласил основную идею крестьянской войны освобождение от крепостной зависимости. Когда вокруг отряда собрались крестьяне, Федышев сказал им, что он прислан полковником и ему приказано объявить народу, что «хотя-де прежде и сказывали, что император Петр Федорович умер, но, однако, ныне он жив и находится в Пензе с командою. Потому повелевает он, вахмистр, чтоб быть всем государевыми, а не господскими» ¹¹.

Так началось восстание. Приказчик Козьма Попов был лишен власти, крестьяне заняли господский дом, забрали господские деньги и личные вещи Попова, а его самого под охраной бурмистра и шести выборных крестьян с Федышевым во главе отправили в село Сердобу. Из Сердобы его отправили в деревню Казмалу уже под охраной одного Федышева и пахотных солдат. По дороге Попову удалось освободиться, и 6 августа он вернулся в Борисоглебское. Крестьяне посадили его под караул в судную избу, где продержали до 16 сентября. 7 августа крестьяне узнали, что недалеко от Борисоглебского, на р. Хопре, находится большой отряд восставших. Навстречу отряду отправился Яким Бударкин. Он вернулся в село с группой в пять человек, вслед за которой прибыл и отряд Мартына Андреева в 300 человек, в который входили крепостные крестьяне соседних вотчин и «татары». Появление отряда вызвало новые активные действия крестьян. Они разбили господский дом, судную избу и господскую мельницу, сожгли вотчинные документы. Семь крестьян добровольно вошли в отряд восставших, а около 100 человек, выделенных по жребию, вооружились и отправились для борьбы против отряда прокурора Чемезова, который, по полученным сведениям, приближался к Хопру.

Почти одновременно началось движение в селе Архангельском. И здесь сигналом к выступлению крестьян послужило появление отряда восставших под командой Ивана Осипова. Отряд был встречен у околицы почти всеми крестьянами и местным причтом с крестами, образом и хоругвью. В организации встречи принимала участие вся выборная вотчинная администрация выборный Василий Лавров, староста Абрам Дмитриев и десятники Федосей Иванов, Петр Петров, Емельян Михайлов. Они «наряжали» крестьян для встречи отряда, отправили крестьян в табун за лошадьми, помогали искать земского, организовали угощение для восставших и т. д. В тот же день отряды Мартына Андреева и Ивана Осипова покинули вотчину. В дальнейшем через села проходили только небольшие группы восставших; об их действиях в вотчине сведений нет. [110]

Итак, с 5 августа по 16 сентября приказчик Козьма Попов находился под стражей, и вся власть в вотчине принадлежала выборной крестьянской администрации, раньше подчинявшейся Попову. Это было возможно потому, что, за небольшим исключением, вотчинная выборная администрация была на стороне крестьян. Были смещены все 8 полесовщиков, назначенных Поповым, и на их место определено три новых. Был созван крестьянский сход, на котором было выделено 100 человек для борьбы с отрядом прокурора Чемезова. Для содержания Попова под караулом крестьяне ежедневно выделяли по 12 человек. Были прекращены все господские работы. Есть данные о том, что вооружились все крестьяне. По крайней мере, в приказе по вотчине от 21 декабря 1774 г. говорится: «От наряженного с воинской командою ко укрощению в краю вашем бунтовщиков полковника господина Бибикова рапортовано было к генералу, укрощающему государственных бунтовщиков, что нашел он всех вас с приготовленными копиями на присоединение к бунтовщикам» ¹².

Под какими лозунгами выступали крестьяне на этом этапе движения? Все материалы указывают на то, что основным было стремление освободиться от помещичьей власти. Руководитель первого отряда, пришедшего в вотчину Борис Степанов Федышев сказал крестьянам, что он прислан объявить народу, «чтоб быть всем государевыми, а не господскими». Иван Осипов, начальник одного из самых крупных отрядов, во время пребывания в Архангельском, заявил крестьянам: «И вы будте государевы, а не помещичьи, и с вас податей никаких братца не будет... Естли буде у вас был здесь помещик или приказчик, мы б де дали карачун... О приказчике приказывал, естли приедет в другой раз собирать оброк, посадя в погреб, уморить» ¹³. Основные лозунги крестьянской войны — освобождение от крепостной зависимости, отмена всех платежей в пользу помещиков, превращение всех крестьян в государственных — привлекли на сторону восстания абсолютное большинство крестьян. На следствии они показывали, «что Пугачева... крестьяне признавали за царя и во мнении были, что будут государственными» ¹⁴. Отрицательно отнеслись к восстанию только дворовые и те, кто принимал участие в эксплуатации крестьян. В этом отношении очень красноречиво заявление бывшего бурмистра села Архангельского Дмитрия Степанова, самовольно смещенного крестьянами в 1768 г. во время постройки винокуренного завода. На допросе в январе 1775 г. Дмитрий Степанов сказал, что он «боялся крестьян, что чего не наговорили на него тем злодеям крестьяне по прежней его с ними ссоре, понеже он в то время... определен был бурмистром, ибо из тех злодеев начальник, сидя верхом, у крестьян спрашивал, нет ли у вас каштанов мироедов и других каких съедут, коих де тотчас велю по застрехам повесить» ¹⁵. Что касается дворовых, то именно из их среды вотчинным правлением впоследствии назначались писаря, земские, полесовщики и т. д. Дворовым был и Данила Корелин, назначенный в конце 1774 г. приказчиком села Архангельского.

Расправу с крестьянами произвели карательные отряды Бибикова и Татищева. Они восстановили власть приказчика Попова и отправили на расправу в Симбирск крестьян Епифана Федорова, Дмитрия Бударкина, [111] Михайлу Оглодкова и Ивана Куралю. Вслед за этим начал действовать опекунский совет. Н. И. Панин не только как командующий карательными войсками, но и в качестве главы опекунского совета и ближайшего родственника Куракиных, сам распорядился о наказании названных четырех крестьян, а вслед за тем 23 сентября 1774 г. послал в вотчину приказ, в котором сообщал, что посланные в Симбирск четыре крестьянина «наказаны здесь кнутом и урезаны им уши» (двое из них вскоре умерли). «А как и вы к сему ж злу некоторым образом признаетесь за соучастников,— продолжал Панин,— но заменяетесь теперь наказанием означенных крестьян, так как признанных за первых бунтовщиков, и дабы вы, крестьяне, впредь к злодейским шайкам ни под каким видом не приставали и с ними сообщения не имели, но паче старались их сыскивать и в подлежащие места представлять, помещику и от него поставленным приказчикам были во всяком повиновении, казенные подати и господский оброк платили бездоимочно, для чего в с. Борисоглебском на больших дорогах и поставить вам виселицы, колеса и глаголи, которых и не снимать, а что оные в послушание сего от вас поставлены и вы с крестьянами в прежнее законной власти повиновение пришли, выбрав из первостатейных крестьян человек трех, прислать ко мне в Синбирск; естлиж присланы не будут, то пришлется от меня нарочная команда» ¹⁶.

Этим карательные мероприятия Н. И. Панина не ограничились. 19 декабря 1774 г. в вотчину прибыл от вотчинного правления обераудитор И. Г. Макгут. Он вел следствие, и по его приговорам наказывали крестьян. В Архангельском Макгутом были допрошены выборный Василий Лавров, староста Абрам Дмитриев, десятники Петр Петров, Федосей Иванов, Емельян Михайлов, десятники деревни Ключи Павел Афанасьев и Иван Федоров сын Бобышев. Самое жестокое наказание понес выборный Василий Лавров, которого 13 января 1775 г. под виселицей наказали плетьми и обрезали ему уши. На следующий день наказали плетьми под виселицей старосту Абрама Дмитриева и отрезали ему одно ухо. Трех десятников наказали плетьми, у двух отрезали бороды. Из общей массы наказанных следует особо выделить группу раскольников в восемь человек. Их наказывали не за участие в восстании, не за встречу отрядов восставших, а только за то, что они раскольники. «Как он раскольник,— гласила резолюция Макгута в отношении крестьянина раскольника Ивана Сидорова,— то под виселицею бороду его остричь и взыскать штрафу 25 рублей» ¹⁷.

Кроме того в Архангельском был допрошен 21 «рядовой» крестьянин. Один из них, церковный староста, был наказан палкой и отрешен от церковной должности, у 13 крестьян обрезали бороды, а некоторым еще выстригли лоб; четырех наказали под виселицей плетьми и трех оштрафовали. В деревне Ключи было допрошено и наказано 37 рядовых крестьян. Некоторые получили плети, другим отрезали бороды, а 26 человек было оштрафовано (один на 200 руб., три по 50 руб., один на 40 руб., три по 30 руб., один на 25 руб., шесть во 20 руб., семь по 10 руб. и четыре по 5 руб.). В деревне Свинцовке было наказано 5 человек, в д. Уранки – 4, и в Гремячевой 17. Кроме того, считая, что все крестьяне в той или иной степени повинны, Макгут приказал выпороть плетьми каждого десятого в деревнях Свинцовка, Ключи и в селе Архангельском. [112]

Так же действовал Макгут и в селе Борисоглебском. На расправу к Панину в Симбирск было отправлено три борисоглебских крестьянина, остальные были наказаны на месте, причем у семи человек были отрезаны уши. Пять крестьян умерли от побоев.

После зверской расправы, учиненной над наиболее активными крестьянами, были награждены те дворовые, которые остались верными помещикам. Они были освобождены от уплаты оброка, который был переложен на других крестьян. В середине января 1775 г. Козьме Попову была передана Макгутом разработанная им новая обширная инструкция по управлению вотчиной, коренным образом изменявшая всю существовавшую до этого систему. Попов должен был еженедельно писать в Москву, «в каком движении и с каким принятием правилы будут ими и не будут ли из них каких противников к прежним клонящимся дурачествам их для донесения о том графу» (т. е. Н. И. Панину) ¹⁸.

Согласно новой инструкции, все крестьяне разбивались на группы по 30 дворов в селе Борисоглебском и по 25 дворов в селе Архангельском. Во главе каждой группы был поставлен десятский. Пять десятских были подчинены сотскому. Крестьянский мир потерял право производить раскладку оброка и других денежных сборов. Мирские сходы вообще воспрещались, и крестьяне могли совещаться только внутри своей десятки. Был запрещен уход без разрешения из вотчины даже на полусутки. Власть приказчика была расширена, большие права были предоставлены также сотским и десятским. Так, десятские могли наказывать крестьян палками и плетьми за посещение чужой десятки «на совет», за отлучки из вотчины, неуплату оброка, непосещение церкви, неисполнение приказов, «нерадивость» и т. д. Сотские могли наказывать своих десятских за «нерадивое» наблюдение за своими десятками. Приказчик действовал через сотских и десятских; им всем было дано право на своих совещаниях распределять оброк, господские работы, сдавать крестьян в рекруты и т. д.

Все эти меры, конечно, не внесли «успокоения». В середине апреля 1775 г., как только из вотчины ушли военные отряды и уехал Макгут, волнения крестьян возобновились. В отличие от лета 1774 г., крестьяне не имели теперь такой сильной поддержки, как отряды восставших. Хотя среди крестьян и распространялись слухи о приближении отрядов, но действовать им пришлось самостоятельно. Именно поэтому предоставленные самим себе крестьяне уже не могли выставить такого широкого лозунга, как освобождение от крепостной зависимости. В этом смысле борьба весной и летом 1776 г. носила более узкий, ограниченный и местный характер, чем выступления 1774 г.

Нарастание сопротивления крестьян в 1775 г. вплоть до открытого выступления можно проследить буквально день за днем, ибо по приказу Макгута в вотчинах велись настольные книги, в которых ежедневно отмечались все происшествия. По этим материалам и по всей остальной документации архива можно установить, что положение в вотчине было очень напряженным. После подавления восстания 1774 г. с крестьян были собраны огромные штрафы. Летние и осенние полевые работы прошли плохо, поэтому в начале 1775 г. крестьяне оказались в очень тяжелом положении. Это пришлось признать даже приказчику Козьме Попову. 15 февраля 1775 г. он писал в Москву вотчинному правлению, что по его приказу сотские и десятские дают крестьянам из господского леса по 20 возов валежника; крестьяне продают его на базарах и покупают [113] хлеб из лебеды: «ибо, кроме оного, способов прокормить их не нахожу: рожь здесь покупают по З р. четверть, а к весне уповательно будет выше… и ныне по неурожаю хлеба, у крестьян его нет, и многие сами бродят по миру» ¹⁹. Через месяц Козьма Попов обратился даже с просьбой отсрочить до осени уплату оброка. Он считал, что если крестьян заставить теперь внести оброк, то они не смогут засеять даже трети своих полей ²⁰. Вотчинное правление согласилось на все предложения Попова, но при одном условии, чтобы крестьяне не продавали свой скот, особенно лошадей и, кроме того, чтобы «крестьяне заставлены были и наступающею весною пашни пахать довольно, и у всех с достатком яровым обсеены нивы, чтоб у каждого неотменно на тягло по три десятины посеяно было с помощью друг другу с тем, что всякий ему недород впред никак не будет принято в их оправдание» ²¹.

Записи в настольных книгах обоих сел свидетельствуют о прогрессирующем нарастании недовольства крестьян. Особенно показательны в этом отношении сведения о наказаниях крестьян. Как количество наказанных, так и характер проступков говорят о том, что здесь все время шло скрытое брожение, непрерывно усиливавшееся и находившее свое выражение в неповиновении властям и даже «огурстве» (т.е. отлынивании, лени, безделии из своеволия – прим. OCR.). В селе Борисоглебском с деревнями за время с 22 января по 12 апреля 1775 г. было наказано плетьми и палками 23 человека. Обычные формулировки наказания «за неисправность», «за ослушание и за противность определенного над ним десятника» ²²; «за то, что самовольно продал посторонним старый сруб и лучину» ²³; «дабы впредь имели радение в работе» ²⁴; «за неприлежную работу к промыслу оброка и подушных денег» ²⁵. Интересно отметить, что среди наказанных было несколько десятских, а именно Игнатий Федоров, Илья Захаров, Фаддей Ермолаев (дважды), Антип Семенов. Мотивировка наказания «за неисправность его и за несмотрение за крестьянами противу приказов» ²⁶; «за слабое крестьян к исповеди принуждение» ²⁷. Таким образом, уже по этим сведениям вид но, что система управления, разработанная Макгутом для удержания крестьян в повиновении, не достигала цели. Даже облеченные властью крестьяне, т. е. десятские и сотские, были в большинстве случаев ее противниками. Аналогичная картина наблюдается и в Архангельской вотчине. С 17 января по 15 апреля плетьми и палками здесь было наказано также 23 человека и за те же примерно «проступки», что и в селе Борисоглебском. Можно отметить лишь, что здесь не был наказан ни один десятник, а для крестьян чаще встречается в качестве причины наказания неповиновение и даже зафиксирован один случай «огурства».

Настольные книги - это официальный документ, отражающий события односторонне. Сюда заносились только случаи открытого неповиновения; тайные переговоры крестьян, их подготовка к новому выступлению только косвенно находили здесь свое отражение. Поэтому о том, как готовилось новое выступление, можно судить лишь по отдельным записям. Во всяком случае почти единовременное выступление в обеих вотчинах, разделенных расстоянием в 150 верст, нельзя считать случайным [114] 23 марта 1775 г. в настольной книге села Борисоглебского появилась следующая многозначительная запись: «Из определенных к смотрению лесных дач Дмитрий Степанов вотчинному правлению объявил, что деревни Александровки крестьянин Ермолай Васильев сын Дунаев, гнав с ним, Дмитрием, на гумно скотину, уграживал ему, Дмитрию, в недопущении рубки леса и в между протчих речах вышеписанной Дунаев ему, Степанову, грозил: полно вам с приказчиком властвовать, дай сроку до весны, отпадет ваша лафа и будет наша власть» ²⁸. Дунаева допросили о его сообщниках, но он сослался на то, что все это слышал от пахотного солдата села Сердобы Токмовцева, и что вообще все это он наговорил «по глупости». Дунаев был посажен в колодки. 12 апреля он был выпущен на три дня, причем поручились за него сотские и двое крестьян. Это было за три дня до открытого выступления крестьян, и трудно предположить, чтобы это было простым совпадением.

Это выступление произошло 16 апреля. В настольной книге села Борисоглебского 17 апреля было записано: «Села Борисоглебского от сотского Дмитрия Степанова главному правлению подан репорт: определенные под ведомство его четыре человека десятские со крестьяны и деревни Александровки сотской Петр Михайлов с десятскими и со всеми крестьяны от начальства отказались и вступя в бунт учинились противными» ²⁹. Волнение в Борисоглебском началось по следующему поводу. 15 апреля к Попову явилось несколько крестьян с просьбой разрешить послать в Москву ходоков с челобитной об отсрочке уплаты оброка. В ответ Попов прочитал им приказ, полученный из Москвы о переносе срока уплаты до Покрова. Однако крестьяне на эту «милость» заявили Попову, «что они тем еще недовольны, проговаривая, что власть их будет по-прежнему, потому что идет Метлин» ³⁰. Зачинщиками движения были крестьяне Гурьян Маркин, Иван Молодчиков, Федор Иванов, Семен Алексеев и сотские Василий Прокофьев и Петр Зернов. Попов пытался посадить их под караул, но крестьяне этого не допустили. 16 апреля собрался мирской сход, на котором было решено посадить под караул Попова.

Почти одновременно выступили крестьяне и Архангельской вотчины. 24 апреля в настольной книге села Архангельского было записано: «В село Борисоглебское главному вотчинному правлению послан репорт, в котором написано, что села Архангельского с присудствующими деревнями все крестьяне, возмутясь бунтовством, по многому от вотчинного правления запрещению и не слушая его, самовольно пошли в Москву с челобитьем о взятом с них штрафе и о протчем» ³¹. В Архангельской вотчине крестьяне действовали на первых порах недостаточно решительно. Приказчик Данила Корелин был посажен под караул не сразу, а только 1 июня, когда ходоки вернулись из Москвы с приказом вотчинного правления Корелину ответить перед миром на те обвинения, которые были против него выдвинуты.

Характерно, что крестьяне обеих вотчин действовали более осторожно, чем в 1774 г. Ни в Борисоглебском, ни в Архангельском мирские сходы в начале выступления не решились выбрать новые власти на место смещенных приказчиков. Это было сделано только в разгаре борьбы — в Борисоглебском тогда, когда Попов вернулся в вотчину, с [115] новым приказом из Москвы и попытался уговорить крестьян подчиниться своей власти, а в Архангельском выборный Петр Антипов вместо приказчика в староста Иван Сидоров вместо сотника были избраны также только после отрицательного ответа П. И. Панина на челобитную крестьян, т. е. 1 июня 1775 г. Для характеристики этого этапа движения существенно также в то, что к нему примкнули не все крестьяне. Часть сотских — Дмитрий Ащеулов, Дмитрий Степанов — остались на стороне приказчика. Некоторые крестьяне даже подали рапорты о том, что они в волнении участия не принимают (крестьяне деревни Салтыковки Михайла Григорьев и Семен Киреевский). На стороне помещика снова оказались все дворовые.

Какие цели ставились крестьянами на этом последнем этапе движения? Кратко их можно сформулировать так: отмена всех правил, установленных Макгутом; удовлетворение всех требований, выдвигавшихся крестьянами и на первом и на втором этапах движения; восстановление системы управления вотчинами, которая существовала до образования опекунского совета. Последнее требование очень точно сформулировано в заключительной части челобитных обоих сел: «...оного ж Попова над нами судить росправою и во всяких сборах не повелеть ведать, и ото всего отрешить и вывесть от нас в другие вотчины, ...а на место Попова милости просим по прежнему у нас в вотчине быть бурмистрам, ...соцких же и десяцких как у нас прежде не бывало,— отрешить же» ³². «Его, Корелина,— говорится в другой челобитной,— из нашей вотчины от суда и расправы... отрешить, а попрежнему у нас быть выборному и старосте, понеже не хлебопашественная вотчина и приказчиков не бывало, сотских же и десятских отрешить, потому что у нас во всей вотчине имели смотрение выборные и старосты» ³³. Часть своих требований крестьяне осуществили сами. В обеих вотчинах, вопреки инструкции Макгута, собирались мирские сходы, где снова решались вопросы о сборе оброка и подушных, о мирских работах и т. д. Были сменены все сотские и десятские и на их место избраны новые власти. Были также прекращены все работы, ранее производившиеся по приказу вотчинного правления. Так, например, в селе Архангельском крестьяне отказались прудить мельницу, строить мельничный амбар, делать околицу. Господские мельницы были сданы на оброк. Штрафы, собранные с «посторонних» крестьян за порубку леса, были переданы миру. Все эти мероприятия проводились под руководством избранных крестьянским миром новых властей.

Как уже указывалось, в июне крестьяне стали действовать более решительно. Козьма Попов и Данила Корелин попали под стражу; были избраны новые власти, длительность движения, настойчивость крестьян и их решительные действия заставили опекунский совет и А. Б. Куракина, который еще в начале 1775 г. был привлечен к делам, пойти на некоторые уступки. Козьме Попову и Даниле Корелину было приказано отчитаться перед «миром». Оба приказчика согласились на это не сразу, предпочитая ответить на присланные из Москвы «вопросные пункты» письменно. Понадобились вторые челобитные, чтобы принудить их к ответу.

Борьба на этом последнем этапе продолжалась около 4 месяцев — с середины апреля до 20 августа. В этот день в вотчину пришла воинская команда. Все власти, избранные крестьянами, были смещены. [116] Снова были запрещены мирские сходы и восстановлены «правила Макгута». Приказчики вернулись к власти, а крестьяне, особенно их вожаки, были жестоко наказаны.

* *

*

Крестьянская война 1773—1775 гг. может быть разделена на два периода: первый — с начала восстания до взятия Казани Пугачевым, второй — от перехода Пугачева через Волгу до поражения восстания. Эти два периода отличаются не только характером действий, степенью организованности, программным содержанием манифестов Пугачева, но и движущими силами восстания. Начавшись среди яицких казаков, оно распространилось на районы, где были значительные массы заводских крестьян, а также на районы, заселенные угнетенными национальностями. Классовая борьба в этих районах, направленная в целом против феодального гнета и крепостнической эксплуатации, приобретала здесь своеобразные черты.

Правобережье Волги, охваченное восстанием в конце крестьянской войны, было районом крепостного сельского хозяйства. Борьба крестьян в этих районах нарастала в течение последних десятилетий как реакция на усиление феодальной эксплуатации. Основным методом эксплуатации крестьян была барщина, отчасти включавшая и использование труда крепостных крестьян на вотчинных мануфактурах. Крестьянское движение в этом районе приобретает типичные черты крестьянской войны — распыленности и локальности, соединения основного лозунга крестьянской войны об отмене крепостного права с чисто местными, особыми для каждой вотчины, но в общем типичными для помещичьих крестьян требованиями.

Движение на правобережье Волги охватило подавляющую массу крестьян. В этом его отличие и от крестьянской войны начального периода и от движения яицкого казачества. Движение крестьян правобережья, усилившись под влиянием прихода в эти районы отрядов восставших, развивалось дальше независимо от судьбы главной «армии» восстания и даже от личной судьбы самого вождя крестьянской войны— Емельяна Пугачева. Оно имеет свои особые этапы развития, свой кульминационный пункт борьбы, не совпадающий с соответствующими этапами всего движения под руководством Пугачева в целом.

Движение на правобережье происходило на последнем этапе крестьянской войны в период отступления Пугачева на юг. В этот период Пугачев и его помощники уже были неспособны на активные наступательные действия, они не могли организовать на борьбу новые массы, присоединившиеся к восстанию, создать из них боеспособные единицы. Для крестьян же правобережья это был период наибольшей активности, период открытых выступлений и апогей борьбы. Именно в это время в их борьбе можно различить некоторые черты организованности, отличные от принципов и методов организации, действовавших в «армии» Пугачева. Таким образом, движение крестьян на правом берегу Волги, являясь частью всей крестьянской войны, может также рассматриваться и самостоятельно как выступление крепостных крестьян, в некотором отношении даже более характерное для крестьянской войны, чем ее предшествующий этап.

Комментарии

1. Эти материалы собраны в томах № 1200, 1241, 1245, 1247, 1397 (старой нумерации) и некоторых других — ГИМ, отд. письм. источников ф. Куракиных, № 56378 (в дальнейшем цитируется «Ф. К.»).

2. Совет пожертвовал только одним земельным владением — небольшим подмосковным сельцом Зориным.

3. Ф. К., № 1222, лл. 83, 86 об.

4. Ф. К., № 1397, л. 109.

5. Ф.К., № 1241, л. 190.

6. Ф. К., № 1397, л. 169.

7. Ф. К., № 1241, л. 190.

8. Там же, л. 214 об.

9. Там же, л. 232 об.

10. Там же, л. 233 об.

11. Ф.К., № 1241, лл. 160—163. Из донесения Козьмы Попова от 16 сентября 1774 г.

12. Ф. К., № 1241, л. 167—169. Подчеркнуто мной.— Э. К.

13. Там же, л. 60. Из донесения Козьмы Попова от 16 сентября 1774 г.

14. Там же, л. 73. Показание крестьянина дер. Ключи Ивана Васильева, данное в январе 1775 г.

15. Там же, л. 74.

16. Ф. К., № 1241, лл. 158—159.

17. Там же, л. 63.

18. Ф. К., № 1241, лл. 81—82.

19. Ф.К., № 1241, л. 89 об.

20. Там же, лл. 111—112.

21. Там же, л. 14 об.

22. Там же, л. 104.

23. Там же, лл. 102—106.

24. Там же, л. 151.

25. Там же, л. 121.

26. Там же, л. 104 об.

27. Там же, л. 151 об.

28. Ф. К., № 1241, лл. 151—153.

29. Там же, л. 122 об.

30. Ф. К., № 1200, лл. 10—13.

31. Ф. К., № 1241, лл. 145, 148.

32. Ф. К., № 1241, л. 171 об.

33. Там же, л. 185 об.

Текст воспроизведен по изданию: Волнения крестьян пензенской вотчины А. Б. Куракина во время движения Пугачева // Исторические записки, Том 37. 1951