1771.

Читателям “Русской Старины", без сомнения, уже известно имя Августа Бениовского, этого сказочного героя конца ХVIII-го столетия, сосланного в Сибирь в царствование императрицы Екатерины Второй. Смелый побег этого авантюриста из Камчатки на небольшом судне, плавание его в Тихом и Индийском океане, наконец высадка на Мадагаскаре, где, как говорят, он провозгласил себя королем — все это вместе взятое окружило личность его каким-то ореолом героизма и загадочности. О нем много говорили и писали и даже похождения его, насколько помню, служили темою исторических романов. Сам Бениовский в ярких красках описывает свое путешествие и подвиги; не мало было также исторических изследований о «Камчатском бунте» — словом, я далек от мысли, чтобы эпизод этот мог представить из себя особенную новость. Но мне кажется, что предлагаемый ниже отрывок не лишен интереса уже потому, что он представляет из себя материал, собранный на месте лицом, имевшим, благодаря оффициальному своему положению, полную возможность наследовать происшествие в истинном его свете. Спустя 25 лет после бегства Бениовского, в Камчатке находился действительный каммергер Н. II. Резанов, отправленный в 1803 г. в качестве чрезвычайного посланника в Японию. Возвратясь оттуда и обозревая в 1805 — 1806 гг. Камчатку и владения наши в Северной Америке, Резанов посетил и Большерецк (Место побега Бениовского), где между прочим ему удалось собрать от местных жителей и властей сведения о Бениовском. Имея под рукою бумаги покойного Резанова, касающияся его путешествий по Камчатке и Северной Америке, мне случайно удалось напасть на этот любопытный автограф Резанова, вероятно еще не [121] видавший света. Документ этот я представляю на стр. «Русской Старины» без всякого изменения текста подлинника.

К. Военский

Сведения, какие можно было собрать от Большерецких жителей в рассуждении Августа Бениовского, просто ими именуемого Алодаром.

В 1771 году, когда в Охотском порте был начальником полковник Пленистер, управляющий и всем Камчатским краем в сентябре месяце пришли в Большерецкой рейд два казенных транспорта, один под командою штурмана офицерского чина Чурина, другой — штурмана унтер-офицерского чина Софьина; на первом из них привезен Бениовский сам-пят, в числе коих были полковник Батурин (не лишенный чина, но как сумасшедший), какой-то Панов и Адольф, поляк. Той же осенью разбило близь Явиной реки судно купца Холодилова. Промышленники с оного на зимовку приехали в Большерецк с передавщиком своим мещанином Чулошниковым.

В Большерецке начальствовал тогда капитан Нилов, человек лет пятидесяти, малограмотный, пьющий запоем и весьма физически сильный. Состоящей при нем команды было 14 человек, без оружия и аммуниции. Артиллерия состояла в двух пушках без станков, лежащих в магазине.

Нилов обходился с Бениовским дружески, все было тихо и никакого подозрения во всю зиму не было, кроме, что под видом перевозки скарба и провианта с Чекавошной пристани, 40 верст от Большерецка отстоящей, перевозили они тайно тесаки и ружья в острог, чего никто не знал, но открылось уже после. Сие обстоятельство заставляет мыслить, что они в Охотском порте были снабжены оными. В продолжение зимы холодиловские прикащики Торговиков и Кузнецов, жившие в Большерецке же, стали посылать промышленников в Нижне-Камчатск для постройки нового судна. Сие им не понравилось — вышла ссора, коею Бениовский воспользовался, тайно привлекая их на свою сторону. Не трудно было ему получить согласие буйных голов на предложение бежать с ним из Камчатки.

В мае месяце (жители не запомнят числа) пред рассветом одного дня, вдруг пришед к дому Нилова, закрыли все ставни, сами влезли через окошко в стряпущую с огнем и [122] тотчас бросились спящего Нилова бить, а двух мальчишек, вестовых его, связали. Нилов, в первом движении к обороне себя, схватил Августа за галстух и удавил бы его конечно, естълиб один из промышленников не отрезал ему пальцев. Однакоже при всем том Нилов успел у Бениовского разбить грудь и изломал руку, так что он принужден был после сего, во все время окончания трагедии, лежать в канцелярии. Вскоре Нилов был убит и тотчас зарыт в землю. Разбойники ж кричали, что умер скоропостижно, глупо желая скрыть свое бездельничество.

Тогда же как управлялись с Ниловым, ко всем домам были приставлены люди, обещающие застрелить каждого, кто тронется с места. Казна, состоящая в медных деньгах и несколько серебра, была разграблена, и что всего смешнее, на сии деньги нужные товары у купцов покупали, а не грабили. Взята была большая предосторожность, чтоб не выехал кто из острога и не дал бы знать. Однакож один камчадал успел уйтить по Тагильскому берегу; но к несчастью был задержан штурманом Неводчиковым, зимовавшим при Колпаковской реке. И весть до Тагиля, по побуждению уже унтер-офицера Балашова, дошла поздно, так что отправленные из сей крепости двести человек пришли шестью днями позже их отбытия из Большерецка.

Грабеж и снаряд в Большерецке продолжались 4 дни. В сие время судно было уже вооружено. На нагрузку судна и проведение оного к устью употреблено также дней 5, и потом благополучно из устья вышли.

На судне отправилось человек сорок, в том числе, штурман Измайлов, который, по открывшемуся заговору, был высажен с женою и камчадалом на первой Курильской остров. Женского пола было только четыре персоны, в том числе дочь казака Назарова, увезенная Августом как его любовница.

Больше сего ничего не известно, но сие довольно доказывает какими лжами наполнено путешествие Бениовского, им самим изданное. Но и то сказать, кто не любит рассказывать про себя, мешая быль с небылицей; особливо где надобно прикрыть злодейство, вечное бесславие наносящее.

Сообщ. К. Военский.

Текст воспроизведен по изданию: Побег Бениовского из Камчатки // Русская старина, № 4. 1890