Мобильная версия сайта |  RSS
 Обратная связь
DrevLit.Ru - ДревЛит - древние рукописи, манускрипты, документы и тексты
   
<<Вернуться назад

КНЯЗЬЯ ДОЛГОРУКОВЫ

в 1730–1740 гг.

ЗАМЕТКА.

Читатели «Русской Старины» получили при ее книгах 1878 года, между другими портретами, изображения двух страдальцев из фамилии князей Долгоруковых: это князь Василий Лукич и князь Иван Алексеевич. Портреты редкие, никогда до сих пор не изданные и воспроизведенные дли нашего издания искусным резцом академика Серикова с невышедших, в свое время, в свет гравюр из собрания Платона Бекетова, ныне принадлежащих П. А. Ефремову.

До сих пор нам довелось видеть живописный портрет только одного из этих Долгоруковых — именно князя Ивана Алексеевича — на выставке портретов русско-исторических лиц в 1870 г. в Петербурге.

Страдания той группы представителей этой фамилии, к которой принадлежат князья Василий Лукич и Иван Алексеевич, страдания и казни, понесенные ими в царствование Анны Иоанновны, были предметом нескольких статей и биографических заметок, составленных сначала по актам, обнародованным в ту же эпоху официально, и по известиям иностранцев-современников, затем по сим же последним и по документам фамильных архивов (таковы материалы о них в соч. кн. П. В. Долгорукова); наконец, в последние 15 лет, и по несомненным свидетельствам, сохранившимся в подлинном о них розыскном деле бывшей Тайной Канцелярии (Государственный архив при министерстве иностранных дел).

С. М. Соловьев в своем монументальном труде: «История России с древнейших времен» отвел две-три страницы судному делу о Долгоруковых и кровавой его развязке, совершившейся в 1739 году. (См. том XIX, стр. 318–319; том XX, стр. 409–411).

Мы не станем повторять достаточно уже известных фактов, по крайней мере опустим весьма многие из них; но в виду изданных «Русскою Стариной» портретов князя Василия и князя Ивана Долгоруковых напомним в сжатом очерке судьбу как их, так и многочисленных родичей за время с 1730 по 1742 год. [736]

Материалами для этой заметки послужили рукописи, принадлежащие ред. «Русской Старины», а именно: I. Обстоятельная статейка известного библиомана и библиофила Якова Федуловича Березина-Ширяева, сообщенная как в 1871 г. II. Большая выписка (экстракт) из подлинного розыскного дела о князьях Долгоруковых, сделанная в 1740-м году и в копии сообщенная ред. «Русской Старины» из архива покойного Ф. В. Булгарина — Т. А. Сосновским. Выписка занимает 24 стр. убористого письма и лист, и носит заглавие: «Бедствия, претерпенные фамилиею князей Долгоруких». III. Несколько выписок из подлинных указов и распоряжений 1739 г., до ссылки и казни Долгоруковых относящихся, сообщены И. Андреевским, и IV. Два-три документа о княжне Екатерине Алексеевне Долгоруковой, сообщенные из Сибири, в 1872 г., из Барнаула, почтенным сотрудником «Русской Старины» С. Гуляевым.

Князь Василий Лукич, в царствование Петра Великого, состоял сначала при посольстве Якова Федоровича Долгорукова в Париже, а потом посланником при равных дворах. При Екатерине I он находился в Стокгольме, а в царствование Петра II — состоял членом верховного тайного совета.

Князь Иван Алексеевич Долгоруков, сын Алексея Григорьевича, род. в 1708 г., воспитывался в Польше, у своего дяди. По приезде в Россию, он был определен Екатериною, в 1725 году, гоф-юнкером ко двору царевича Петра II и вскоре сделался его любимцем и товарищем забав. Честолюбивый и могущественный Меншиков, обручивший с юным императором дочь свою Марию, не обращал особенного внимания на привязанность Петра к своему любимцу и самовластно распоряжался делами. Владычество при дворе Меншикова устрашало некоторых вельмож, оскорбленных его надменным обращением, и они стали искать случая к погибели временщика. Граф Остерман и Василий Лукич Долгоруков в особенности старались свергнуть иго Меншикова и для достижения своей цели избрали посредником любимца государева; они снабжали наставлениями Ивана Алексеевича Долгорукова как говорить императору о Меншикове и в каком виде представлять его корыстолюбие. Иван Алексеевич, руководимый своим дядею и графом Остерманом, с успехом действовал против могущественного временщика и вскоре достиг цели. Князь Меншиков был лишен всех почестей и сослан с семейством сначала в Раненбургь, а потом в Березов.

С падением Меншикова Долгоруковым уже не было опасного соперника и, казалось, сама судьба вела их на высшую ступень государственных почестей. Петр II, по прибытии в Москву для коронования, возвел любимца своего, двадцати-летнего юношу, князя Ивана Алексеевича, в звание обер-камергера и пожаловал андреевскою лентою. Долгоруков [737] безотлучно находился при государе, забавлялся с им охотою и разными увеселениями в окрестностях Москвы. Во время таких забав, Петр не редко заезжал к отцу своего любимца, князю Алексею Григорьевичу Долгорукову, жившему в подмосковном селе своем Горенки, и с удовольствием проводил у него по несколько часов. Там, однажды, увидал юный Петр сестру своего любимца, княжну Екатерину Алексеевну, которую и избрал себе в супруга. 19-го числа сентября 1729 года, Петр объявил верховному совету о предстоящем своем браке с княжною Долгоруковою, а 30-го ноября, в Лефортовском дворце, совершено было их обручение 1.

Отец невесты, князь Алексей Григорьевич, действительный тайный советник и член верховного совета, будущий родственник государя, получил в дар двенадцать тысяч крестьянских дворов. Брат невесты, Иван Алексеевич, любимец царя, стоял на высшей ступени государственных почестей. Князь Василий Лукич, дядя невесты, пользовался также особенными милостями государя, одним словом — все Долгоруковы были возведены в высшие чины и сделались самыми могущественными при дворе лицами.

19-го января 1730 г. было назначено бракосочетание императора с княжною Долгоруковою, но 6-го января, в день Богоявления, император Петр, быв с своею невестою на торжественном водосвятии, происходившем на Москве-реке, сильно простудился и, приехав во дворец, почувствовал себя нездоровым. На другой день у него открылась оспа и болезнь с каждым днем стала усиливаться. 17-го января уже не оставалось никакой надежды на выздоровление государя и 19-го числа, в день, предназначенный для свадьбы, во втором часу пополуночи, скончался император Петр, на руках любимца своего, князя Ивана Алексеевича, и барона Остермана.

Князь Алексей Григорьевич Долгоруков, предвидя, что с переменою государственного правления может утратиться их прежнее могущество, старался упрочить за собою власть, какими бы то ни было способами. Для достижения своей цели, он еще во время предсмертной агонии государя решился составить от его имени духовное завещание, которым император предавал престол обрученной своей невесте княжне Екатерине Алексеевне Долгоруковой.

Мысль о составлении этого завещания была положена на семейном совете Долгоруковых: князей Алексея, Сергия и Ивана Григорьевичей, князя Василия Лукича и юного обер-камергера Ивана Алексеевича. На том же совете — сочинена была эта духовная. «И на-черно ту духовную написал [738] князь Сергий, а потом с той духовной напасал оной же князь Сергий две такие же духовные уборным письмом».

По приказу князя Алексея Григорьевича, сын его, князь Иван, подписал одну из этих духовных — именем императора Петра II «таким почерком», каким «его величество имя свое подписывал».

Но как ни были смелы составители подложного духовного завещания, они спешили найти поддержку для проведения своего дерзкого плана и прежде всего поддержку в своих родичах; таковы были: подполковник л.-г. Преображенского полка князь Василий Владимирович Долгоруков и брат его князь Михаил Владимирович. Старший из них был в отлучке; за ним было немедля послано, по распоряжению князей Алексея Григорьевича и Василия Лукича.

Вот как рассказывал девять лет спустя князь Василий Владимирович об этом роковом для него и для всей его фамилия дне. Приводим его рассказ, дополнив показаниями прочих участников события, его родичей:

«Во время болезни его императорского величества Петра II — был и, князь Василий, в деревне у княжны Вяземской. И в ту мою бытность, из Москвы, от князя Алексея Григорьева сына, или от князя Василия Лукина сына, или от брата моего родного князя Михайла Долгоруких, того не упомню, — прислан был ко мне, а кто не упомню же; — который присланный от них объявил мне, что его величество весьма болен и приказали-де просить меня, чтобы я был во дворец, без замедления. И я из оной деревни приехал в Москву. И по приезде, на другой день с братом своим, князем Михайлов, приехал во дворец. И за тяжкою болезнью его величества видеть времени мы не получили. Потом поехал я, с братом своим князем Михайлом в Головинский дом, к князю Алексею. И по приходе к нему в покои, были тогда у него князь Василий Лукин сын, князь Сергий и князь Иван Григорьевы дети Долгорукие, да сын князя Алексея — Иван. И я спросил князя Алексея: «Каков его величество и есть-ли к выздоровлению надежда?» И князь Алексей мне сказал, что его величество весьма болен. И потом он, князь Алексей, поехал к его величеству, во дворец.

«После отъезда князя Алексея во дворец, князь Сергий князь Иван Григорьевы дети (по приказу брата своего Алексея) говорила мне: «вот-де его величество весьма болен; и ежели скончается, то надобно как можно удержать, чтоб после его величества наследницею российского престола быть обрученной его величества невесте княжне Екатерине». И я, и брат мой князь Михайло — князю Сергию и князю Ивану Григорьевым детям говорили: — «этому, чтоб княжне Екатерине после его величества быть наследницею, статься не можно, понеже она за его величеством в [739] супружестве не была». — На такие слова — князь Сергий и князь Иван говорная мне: — «Как этому не сделаться! ты-де в Преображенском полку — подполковник, а князь Иван — маиор, то можно учинить; и в Семеновском полку спорить о том будет некому; сверх же того говорить о том будем графу Гаврилу Головкину и князю Дмитрию Голицыну; а ежели они в том заспорят, то будем их бить».

«И я оным князьям Сергию и Ивану говорил: «что вы, ребята, врете! как тому можно сделаться, и как мне полку объявить! Услыша от меня об оном объявлении, не токмо будут меня бранить, но и убьют, понеже неслыханное в свете дело вы затеваете, чтоб обрученной невесте быть российского престола наследницею! кто ей подданным быть (пожелает); не только посторонние, но и я, и прочие фамилии нашей никто в подданстве у ней быть не захотят. А ежелиб она за его величеством и в супружестве была, то и тогда-б в учинении ее наследницею не без сумнения было, понеже по кончине государя императора Петра Великого покойную государыню император при животе своем короновал».

«И на то князь Сергий и князь Иван Григорьевы дети говорили: «Княжну Катерину государь император ныне изволил сам учинить наследницею по себе». И я сказал: «тоб хорошо, понеже оное в воле его величества состоят, но токмо как и о таком несостоятельном деле рассуждать можно, потому что если вы говорите, что его величество весьма болен я говорить не может, то как его величеству оное учинить можно!» — И притом оным князю Сергию и князю Ивану Григорьевым детям, а после того, как приехал к ним князь Алексей, то и ему, князю Алексею, говорил я, чтоб они от означенного намерения своего отстали, что тому сделаться не можно, что это дело ни к чему негодное, чтоб они о таком противном деле думать перестали, и что они еще сани себя в том погубят. — И они, князь Алексей, и князь Сергий, и князь Иван Григорьевы дети за то на меня осердились. И я, с братом своим Михайлом, от них поехал в дом свой».

Относительно той мысля «о наследствии» дочери князя Алексея Григорьевича Долгорукова, что «когда-б она была за государем в супружестве, и тогда-б» мог осуществиться замысел «родичей» Василия Владимировича, последний хотя и сам однажды высказал эту мысль, но «в таком намерении, что ежели-б она, Катерина, могла быть за его величеством в супружестве, то, может бы, быть его величество, по своему соизволению, ее и короновал при себе, как дедушка его учинил, о чем он, князь Василий, и Долгоруким (кн. Алексею, Сергию и Ивану Григорьевичам) сказывал и рассуждал ин, что когда Бог того не сделал, то ныне, видя его величество в тяжкой болезни, думать о том не надлежит, — что собою того делать никак не можно, и дело то страшное, [740] и чтоб они от того отстали, понеже в том могут сами пропасть; — но токмо от оных, князя Алексея с братьями, к отвращению от того склонности он не присмотрел, — но все злобу они за то на него, князя Василия, имели».

Кроме того, родичи Василия Владимировича говорили, что еслибы государь подписал духовную о преемстве ему престола его невесте «и призвав министров, сенаторов и генералитет, вручил им и о исполнении словесно повелел и, таким образом, могло-бы в действие произойти».

Но кн. Василий Владимирович продолжал «на-крепко подтверждать» своим родичам, чтоб они «от своего намерения отстали», так как «по их намерению ничего сделаться не может».

Все доводы Василия Владимировича к отвращению «родичей его от их замысла и чтоб они намерение свое отложили» — остались бессильными

Что касается до князя Василия Лукича, то кн. Василий Владимирович от него ничего по отношению к наследованию престола княжной Катериной не слыхал; видел его «в печальном образе» и, как показалось князю Василию Владимировичу, кн. Василий Лукич уже «не хотел слышать от князя Сергия с братьями показанного их противного намерения»; мало того, князь Василий Лукич, как сам уверял потом, даже отговаривал своих родичей от их замысла.

На пути домой — два брата, князь Василий и Михайло Владимировичи, разговорились.

— «Вот мы отговариваем и претим, — сказал князь Михайло, — что княжне Катерине наследницей быть не можно, а когда его величеству от болезни будет легче, то князь Алексей с братьями своими за то нас сгубят».

— «Плюнуть на них лучше, — ответил князь Василий; — правду им говорить, а не манить».

Члены верховного совета также не поддержали предложения, в числе других им заявленное, об избрании на престол княжны Екатерины Долгоруковой. Князь Василий Лукич вполне уразумел несообразность и преступность зтого замысла князя Алексея с братьями и живейшим образом поддержал мысль об избрании на престол герцогини Курляндской.

Известна попытка «верховников» к ограничению самодержавной власти вновь избранной императрицы, посольство за нею в Митаву, заблаговременное уведомление противниками кн. Долгоруковых герцогини об акте ограничения власти, подписание ею этого акта, наконец, прибытие 15-го февраля 1730 г. в Москву.

Кн. Василий Лукич был деятельный участник и даже «затейщик» в деле ограничения власти вновь избранной государыни; он ездил с актом этим в Митаву, он и сопутствовал Анне Иоанновне в Москву. [741]

Тогда же, в намерении выгородить себя из неудавшегося замысла своих родичей о духовной, кн. Василий Лукич счел необходимым донести ей «о дураческом дерзновении князей Сергия и Ивана Григорьевичей — что они министров бить хотели, ежели совету их слушать они не станут»; но эта забежка зайцем вперед не выгородила князя Василия Лукича из общей судьбы с его «дерзновенными» родичами.

15-го февраля 1730 г. Анна Иоанновна имела торжественный въезд в Москву, а 24-го февраля уже разыгралась известная сцена: явились депутаты от дворянства бить челом императрице вступить во все прерогативы верховной самодержавной власти.

— «Так ты обманул меня, Василий Лукич», — сказала при том императрица, выслушав депутацию, и акт, ею подписанный в Митаве, был разорван. В Москве не замедлил явиться Бирон.

В апреле 1730 г. князь Василий Лукич лишен чинов и орденов, а 12-го июня того же года послан в заточение в Соловецкий монастырь. Того же числа июня князя Алексея Григорьевича с женою Прасковьей Михайловной, с дочерью Екатериной Алексеевной, этой «разрушенной» (как ее тогда называли), также с дочерьми Оленой и Анной, с четырьмя сыновьями, сослали в Березов.

Как известно, князей Долгоруковых не переставали. преследовать и в последующее время: одним назначили места ссылки — в крепость, других переводили с одного места ссылки на другое. При этом, по цветам или доносам разных лиц, возникало и производилось множество дел относительно фамилии Долгоруковых. Так продолжалось более восьми с половиною лет.

14-го октября 1739 г. знаменитый «истязатель», генерал, лейб-гвардии Семеновского полку подполковник и генерал-адъютант Андрей Иванович Ушаков в канцелярии тайных розыскных дел объявил высочайшее повеление, что «по экстракту из дел о князьях Долгоруковых «надлежащее рассуждение иметь ему, Ушакову, с тайным действительным советником гр. А. И. Остерманом».

17-го октября Остерман и Ушаков в той же канцелярия представили мнение «чего Долгорукие по винах своим достойны». В этом же мнении указан был также состав «генерального собрания ко учинению надлежащего приговора» и приведены вопросные пункты, по которым повелено было допросить кн. Василия Лукича Долгорукова и поступить (с ним) генералу Ушакову.

Вот эти пункты:

«1) Во время болезни его императорского величества Петра II, от вас, или от другого кого, сочинена-ль была какая духовная? 2) Кто оную духовную на-черно сочинял и после на-бело переписывал? 3) Что в оной [42] духовной имянно было написано? 4) По переписывании оной на-бело, кому она отдана и у кого осталась? 5) Не подписывался ли кто на оной под руку его императорского величества Петра II? 6) И напоследи, где оная духовная девалась и где-ж в сохранении имеется? 7) Кто при еочяяеяия оной духовнои были советники и кто-ж о тои духовной ведал? 8) Чтоб он, Долгорукий, по сим пунктам объявил сущую и истинную правду и не утаил бы ничего, помня страшный суд Божий, и за неправду, и за утайку, страшась ее императорского величества жесточайшего гнева и наказания.

«Ежели оный Долгорукий будет объявлять менее, как от князя Ивана и князя Сергия Долгоруких объявлено, тогда от показаниев их выписав то, чего от оного князя Василия Долгорукова показано не будет, допрашивать его в том особо. А буде оный князь Василий обстоятельнее об оной духовной покажет, и более, нежели от князя Ивана и князя Сергия объявлено, то обо всех обстоятельствах его подробно допрося, возвратиться в С.-Петербург. А ежели он по вышеписанным пунктам запираться станет, тогда показать ему в ответе, писанном руной князя Сергия, токмо то, как он о сочинении означенной духовной объявил, а потом прочесть ему показание князь Иваново, как он о сочинении оной духовной и о подписке под руку его императорского величества Петра II показал. И понеже чаять надобно, что, по такому обличению, он уже правду объявить принужден будет, тогда велеть ему против вышеписанных же пунктов подробно ответствовать, и поступать с ним против вышеписанного-ж. А когда он в той духовной повинится, то допросить его о нижеследующем:

«Для чего он о той духовной, как надлежало совестному и присяжному человеку, ее императорскому величеству не объявил». «Анна».

«В Тайную Канцелярию. Получен июня 16-го 1739 года».

21-го октября 1739 г. состоялся высочайший указ, которым повелевалось произнести в «генеральном собрании» суд над князьями Долгоруковыми, причем утвержден был и «реестр, кому в собрании быть». В этом указе, между прочить, было изъяснено: «Понеже, по следствию, князь Иван Алексеев сын, князь Василий Лукин сын, князь Сергей и князь Иван Григорьевы дети Долгорукие, забыв страшный и неизбежный суд Божий и презря присягу свою, в государственных безбожных тяжких преступлениях и злодейских воровских замыслах и намерениях явно обличены, и сами в том винились, и из них помянутый князь Иван Алексеев сын, будучи уже в ссылке, зловымышленно дерзнул произносить важные злые слова, о которых в нашей Тайной Канцелярии по делу явно; тако-ж князь Василий и князь Михайло [743] Володимировы дети Долгорукие об означенных злодейских дедах и намерениях ведали, и, где надлежит, о том прямо не токмо не доносили, но еще в первых своих вопросах о том закрывали и ни о чем не показывали, о которых оных Долгоруких важных винах и преступлениях, из имеющегося в нашей Тайной Канцелярия о них дела, учинено обстоятельное изображение; того ради, для суда оных Долгоруких в таких их тяжких винах, как по божеским, так и по государственным нашим правам, указали мы учредить генеральное собрание, состоящее из персон, в приложенном при сем реестре означенных; и оному генеральному собранию вышеобъявленное в Тайной нашей Канцелярии об их, Долгоруких, тяжких преступлениях, учиненное обстоятельное изображение для решения и учинения приговора сообщить. И для того, тому от нас учрежденному генеральному собранию всемилостивейше повелеваем, чтоб для сего дела, сего октября 31-го дня, в сенатские аппартаменты собрались и, по выслушании того изображения и совестном в тех преступлениях рассуждении, учинить генеральный приговор».

А вот «реестр, кому в собрании быть»:

Кабинетные министры.

Трое первые синодальные члены.

Сенаторы все.

Из придворного штата:

Обер-шталмейстер князь Куракин.

Гофмаршал Шепелев.

Из гвардии ее императорского величества:

Маиоры: Альбрехт, Апраксин, Чернцов, князь Черкасский.

Из генералитета и из военной коллегии:

Генерал-фельдмаршал князь Трубецкой. Генерал Чернышев. Генерал-маиоры: Петр Измайлов, Степан Игнатьев.

Из адмиралтейской коллегии:

Адмирал графе Головин, генерал кригс-коммисар Соймонов, советник Мишуков, генерал-интендант Головин.

Из губернской канцелярии — тайный советник Наумов.

Из ревизион-коллегии — президент Панин.

Из камер-коллегии — вице-президент Аленин.

Из юстиц-коллегии — советник Квашнин-Самарин». «Анна».

«Генеральное собрание, по обсуждении дела о тяжких винах князей Долгоруких», приговорило: князя Ивана Алексеевича к смертной казни, после колесования, отсечь голову, а Василью Лукичу, Сергию и Ивану Григорьевичам — просто отсечь головы, что и было исполнено 8-го ноября 1739 года, на Красном поле, в Новгороде. [744]

_______________________________________

«В 1869 г. мне пришлось быть в Новгороде и посетить могилы князей Долгоруковых, — рассказывает Я. Ф. Березин-Ширяев. Князья Долгоруковы похоронены неподалеку от места их казни, на Рождественском кладбище, находящемся за Малым Волховцем, верстах в 3-х от города. Прежде существовал на этом месте мужской монастырь, о котором упоминается в летописи под 1388-м годом, и скудельницы на общие ямы, в которые, во время мора и других поветрий, зарывая тела умерших. Кроме скуделен, при монастыре находилось еще особое кладбище для погребения странников, нищих и казненных. В 1764 г., с учреждением штатов, Рождественский монастырь был уничтожен, к церковь его переименована в городскую приходскую.

В недальнем расстоянии от Рождественской церкви находится другая, небольшая, каменная церковь, во имя св. Николая Чудотворца. Эта церковь была основана в половине прошлого столетия. В 1746 г. княжна Долгорукова, быв в Новгороде, посетила могилы своих казненных родственников — брата и дядей. Желая сохранить от забвения то место, где были погребены останки несчастных ее родных, она заложила над могилами их церковь во имя св. Николая Чудотворца. Некоторые полагают, что ныне существующая каменная церковь построена сыном казненного Ивана Алексеевича, Михаилом Ивановичем Долгоруковым 2.

Рано утром приехал я на Рождественское кладбище и, встретив тамошнего причетника, обратился к нему с просьбою указать мае место, где похоронены князья Долгоруковы. Причетник поспешил исполнит мое желание, и, сходив за ключами, отпер дверь церкви Николаи Чудотворца. Войдя в храм с северной стороны, я увидел две каменные гробницы, одинаковой величины, находящиеся по правой стороне от входа; они примыкают к западной стене церкви и окружены с трех сторон деревянною загородкою. Гробницы довольно большого размера и обложены простою щекатуркою; на них нет никакой надписи, но над гробницами, на стене, находится черная деревянная доска с словами, что на этом месте погребены Василий Лукич, Иван Алексеевич, Сергий и Иван Григорьевичи Долгоруковы.

В церкви Николая Чудотворца сохраняется несколько вещей, принадлежавших кн. Долгоруковым, и, между прочими, замечательный по древности образ Николая Чудотворца, бывший с Иваном Алексеевичем Долгоруковым в Березове. В алтаре я видел икону Знамения Божией Матери, напрестольное евангелие, блюдо, кадило и подсвечник, пожертвованные Долгоруковым в вечный помин отца его, Ивана [745] Алексеевича, и прочих родственников. В иконостасе есть изображении свитах, имена которых напоминают о семействе Долгоруковых 3.

В церкви находится небольшой придел во имя Иоанна Златоустого; он устроен за западною стеною. Этот придел, как говорит, сделан по желанию княгини Натальи Борисовны, в память супруга ее, Ивана Алексеевича, с которым дочь знаменитого фельдмаршала Шереметева девять лет разделяла страдальческую жизнь в Березове.

По обозрении долгоруковской церкви и ее достопримечательностей, я вышел на кладбище, и причетник указал мне место, где прежде были скудельничьи ямы, в которые зарывали тела умерших во время мора. Таких ям было три, и теперь на месте их поставлен большой крест, у которого в определенное время совершается общая панихида.

————

Напомним о судьбе прочих членов этой фамилии.

Как видно из приговора 1-го ноября 1739 г. — князь Василий Владимирович заточен в Иван-городе, в Нарве; князь Михайло Владимирович — в Шлиссельбурге.

У князя Михайла были сыновья: князь Александр — в мае 1739 г. служивший подполковником в С.-Петербургском драгунском полку.

Князь Сергей Михайлович служил в рижском гарнизоне маиором. 2-го мая 1739 г. императрица Анна велела его «от воинской и статской службы отставить, и жить ему в подмосковной деревне, селе Покровском, безвыездно».

Князь Петр да князь Василий Михайловичи в 1736 г. зачислены в драгуны, в Троицкий полк, на действительную службу 4.

Внучаты — дети князя Сергея Михайловича: кн. Михайло — прапорщик драгунский, князь Федор — вахмистр драгунский, князь Иван, да княжна Марья Сергеевна 17-ти лет, Авдотья 4-х лет жили в 1740 г. в Москве.

Наконец упомянем о судьбе княжны Екатерины Алексеевны. В 1740 г. она, вместе с двумя своими сестрами, Оленой и Анной, отправлена, «за надлежащим караулом» из обер-офицеров, в Сибирь с тем, чтобы сибирский митрополит, по собственному усмотрены», разместил сестер по монастырям, и затем повелевалось «в тех [746] монастырях по обыкновение постричь их в монахини, и настоятельницам тех монастырей ни для чего отнюдь не выпускать, и писем писать не давать и посторонним никого ни для какого сообщения к ним не допускать, и чтоб никаковых шалостей и непотребного от них не происходило; пищею и одеждою содержать их, по обыкновению тех монастырей, равномерно против прочих монахинь без всякой отмены».

Екатерина Алексеевна была пострижена в монахини (1740 г.) в томском Рождественском монастыре, а Анна — в верхотурском Покровском.

Эти монастыри, как и все вообще в Сибири, были крайне бедны, «весьма малобратственные и нищенские, единою милостынею питаемые, в которых не только караулов содержать, но и обычайных монастырских служб исправлять (было) некому».

Сибирский митрополит Антоний, указом от 17-го декабря 1739 г., требовал от архимандрита томского Алексеевского монастыря сведений о женском Рождественском монастыре, в котором была пострижена Екатерина Алексеевна. Из донесения архимандрита, между прочим, видно, что в монастыре было шесть деревянных келий и больница — длиною 18-ти, и шириною 4-х сажень, — все ветхие, стояли врознь; какого либо другого монастырского здания не было; вообще монастырь был крайне скуден и беден. В описании монастыря, приложенном к донесению, говорится, что «монахинь семь; стары и дряхлы, и ходить из келий не могут, а одна очами не видит. Вкладчиков монастырских нет, но токмо живут в монастыре четыре вдовы неимущих, для послужения больным монахиням. А денежного и хлебного жалованья прежде сего производилось, от прошлых лет по 1731 год: денег 6 рублев, хлеба по 2 четверти каждой монахине, а с 1736 но 1740 год дачи им денежного и хлебного жалованья не было и ныне нет; а пропитываются монахини милостынею».

В виду таких «резонов» признано было необходимым: «обер-офицеров из солдат», сопровождавших княжен из Березова в Сибирь, «для караула оставить при оных Долгоруких по два человека, до указу».

Екатерина Алексеевна была освобождена из монастыря 29-го декабря 1741 года.

С. Федорцево.

1878 г.


Комментарии

1. См. в «Русской Старине» изд. 1878 г, ток XXI, стр. 340, некоторые интересные данные о княжне Екатерине Долгоруковой.

2. «Русский Архив» 1866 г., стр. 43.

3. Кроме поименованных предметов, я видел еще несколько старинных икон, из которых одна икона, с изображением святых и разных животных, особенно достойна исследования археолога. Я. Ш.

4. Дочери князя Михаила: Анна была в замужстве аа Львом Александровичем Милославским, а Настасья — за Александром Романовичем Брюсом; кроме того оставались в 1739-м г., в Москве, «девками»: княжна Авдотья и княжна Аграфена.

Текст воспроизведен по изданию: Князья Долгоруковы в 1730–1740 гг. // Русская старина, № 12. 1878

Еще больше интересных материалов на нашем телеграм-канале ⏳Вперед в прошлое | Документы и факты⏳

Главная страница  | Обратная связь
COPYRIGHT © 2008-2024  All Rights Reserved.