В. И. РОБОРОВСКИЙ

ПУТЕШЕСТВИЕ В ВОСТОЧНЫЙ ТЯНЬ-ШАНЬ И В НАНЬ-ШАНЬ

ОТДЕЛ ВТОРОЙ

НАНЬ-ШАНЬ АМНЭ-МАЧИН

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

В НАНЬ-ШАНЬ

Состояние нашего каравана перед оставлением оазиса Са-чжоу. – Как предполагалось обследовать горы Нань-шаня. – Покидаем Са-чжоу. – Пещеры Чэн-фо-дун. – Кл. Да-чуань. – Кл. Гашун в предгорьях Нань-шаня. – Развалины г. Дан-чвна. – Растительность в горах. – Невольная ванна. – Речка Куку-усу, кл. Благодатный. – Отправка в Дун-хуан верблюдов за продовольствием. – Разъезд для обследования хребтов Гумбольдта и Риттера. – Ур. Хабтагай-ширик. – Перевал Куку-усунын-хутул. – Река Ихэ-Халтын-гол, ур. Толи. – Ур. Мандалта. – Ур. Октул. – Еще проводник. – Хр. Риттера, горы Дархын-дабан. – Ур. Нукын-хада. – Ур. Кукусай. – Кл. Хо-булак. – Пер. Кепту-дабан. – Кл. Мо-булак. – Ур. Цала-тохой. – Ур. Кара-Кундык. – Ур. Олун-нор. – Река Ямату-гол. – Проводники боятся оронгын. – Верховья реки Какты. – Пер. Ихэ-дабан. – Ур. Лама-тологой. – Река Ихэ-Халтын-гол. – Льды хр. Риттера, Гучин-гурбу-шахалгын. – Ур. Сан-до-чю. – Обилие куланов. – Пер. Улан-дабан. – Кл. Улан-булак. – Удачная охота Баинова. – Ночь на реке Шарагольджине и посещение волками нашего бивуака. – Долиною Шарагольджина. – Наше прибытие на бивуак. – Поездка П. К. Козлова. – Результаты моей поездки. – Поездка в соседние альпы. – Сборы в дальнейший путь.

Одиннадцатого мая решено было оставить Са-чжоу и направиться в горы, где в это время мы надеялись уже найти кое-какую зелень. Еще накануне, 10 мая, весь караван был у нас совершенно снаряжен, вьюки пригнаны и разложены по местам, оставалось только развести верблюдов и приступить к вьючке. Всех вьюков было 34 (32 верблюжьих и 2 конских), из них 17 с продовольствием для людей и лошадей. Общий вес всего – около 250 пудов.

При выходе из Са-чжоу у нас было налицо: 32 вьючных верблюда, 2 вьючные лошади, 4 лошади запасные и 12 лошадей верховых. Все эти животные были подкармливаемы в Са-чжоу за все время стоянки и имели вид настолько хороший, что мы выступали с полной надеждой на их исправную службу. Серебра с нами шло 60 ямб; с этими деньгами нам предстояло [190] сделать рейс до Сычуани; оно хотя и маловато было, но при нашей постоянной экономии мы как-нибудь обошлись бы.

Чтобы сберечь силы животных, дать отдых людям и не таскаться всюду со всем караваном, для обследования Нань-шаня (Южных гор), у меня составился такой план.

Двигаясь вверх по р. Шарагольджину, – так называется в своем верхнем течении река Дан-хэ, – желательно было устраивать через каждую сотню верст продолжительную стоянку, 20-30-дневную приблизительно. Эти стоянки должны были устраиваться в лучших местах, богатых кормом для караванных животных, с хорошей водою и могущих служить удобными исходными пунктами для летучих географических разведок в стороны, предпринимаемых одновременно мною и П. К. Козловым. На главном бивуаке предполагалось оставлять В. Ф. Ладыгина, который, помимо ботанических сборов и пополнения энтомологической коллекции, должен был 3 раза в день систематически производить метеорологические наблюдения на устраиваемой временной метеорологической станции. Препаратор Курилович должен был собирать в окрестностях птиц. Прочие люди отряда несли службу караульную и остальные свои караванные обязанности, а в свободное время от службы увольнялись фельдфебелем отряда для охоты за зверями в ближайшие окрестности. Общий надзор за людьми отряда, животными и вообще за всем складом лежал на фельдфебеле отряда, старшем унтер-офицере Гаврииле Иванове.

Я предполагал определить географические координаты всех таких пунктов, и к ним должны были примыкать маршруты моих и Козлова второстепенных поездок, охватывавших своими петлями до 700 верст окрестной местности. Для разъездов должны были быть выбираемы необходимые животные, прочим же, свободным, предоставлялась полная возможность отдыхать, кормиться и набирать силы на следующие труды. При таком способе исследования люди, оставшиеся на складе, имели бы достаточно времени и поддерживать порядок караванного снаряжения, и поохотиться, и отдохнуть.

В 1 час дня 11 мая мы оставили наш насиженный бивуак в ур. Сань-цюй-кур и простились с оазисом и городом на продолжительное время. Обойдя городскую стену с востока, вступили в южную часть оазиса, которая имеет несравненно более цветущий вид. Здесь и дома как-то богаче и пашни роскошнее и лучше обработаны; попадается больше домашней птицы. Всюду видны колодцы с коромыслом, напоминающие нам деревенские в России. Луковые и чесночные посевы и посевы люцерны уже в полном цвету. Дорогой видели много персиков, винограда, груш и яблок. В южной части заметно больше пирамидальных тополей, которые очень красиво выглядят на фоне желтых песчаных барханов, стоящих за оазисом на юге.

Через 3 часа мы вышли из оазиса и пошли на юго-восток по галечной равнине; вправо тянулись высокие сачжоуские пески, насыпанные на каменной гряде. Мы не раз пересекали их спускавшиеся к дороге грядки. По степи нам попадалось множество ящериц Eremias sp., антилоп, видели ворона, ловившего песчанку, и, наконец, увидели часовню, стоящую у верхнего края балки, скрывающей в себе пещеры Чэн-фо-дун.

Мы остановились на краю самой балки, уже перед сумерками, сделав 22 версты. Животных наших пришлось гонять на водопой вниз, где по дну балки струился ручеек. Под нашими ногами в конгломератовом обрыве, падающем отвесно ко дну речки, находилось множество выкопанных [191] пещер, и 1 000 всевозможных барханов разной величины. Самый большой из них «Да-фо-ян» (Великого бога) олицетворяет собою «фо» – бога, который изображен в сидячем положении, до 13 с лишним сажен вышиною. При пещерах имеется кумирня, в которой живет хэшан – Священник, следящий за пещерами, и несколько учеников. Все эти пещеры пришли в упадок после разрушения их дунганами во время последнего их восстания. Бегущий по дну лога ключ орошает небольшую площадку, засеваемую хлебом. Тут же растет и несколько деревьев серебристого тополя (Populus alba).

Перевалив отсюда на юг ряд каменных высот, идущих далеко на северо-восток и служащих на западе, против оазиса Са-чжоу, пьедесталом для сачжоуских песков, мы вышли, на севере, на ключ Да-чуань – Великий ключ. Он лежит среди мелкосопочниковых глиняных небольших высот на 5 377 футов над уровнем моря. Флора, довольно разнообразная, здесь уже была вполне развившись: рогозник (Typha latifolia); 2 вида тамарисков (Tamarix sp.), 2 вида мирикарии (Myricaria sp.), 2 вида хармыка (Nitraria Schoben et N. sphaerocarpa), сугак (Lycium ruthenieum), Glaux maritima, одуванчики (Taraxacum sp.), песья смерть (Cynanchum sp.), песья дурь (Cinomorium coccineum), парнолепестник (2 sp. Zygophyllum), Reaumuria songarica, Galligonum mongolicum, чернобыльник (Artemisia sp.), Sphaerophysa salsa, сульхир (Agriophyllum sp.), солянки (Salsola kali, Kochia mollis), хвойник (Ephedra sp.), Atraphaxis sp., спаржа (Asparagus sp.), пижма (Tanacetum sp.), татарский осот (Mulgedium tataricum), касатик (Iris sp.), камыш (Phragmites communis), Sympegma sp., тополь (Populus euphratica), 2 вида лютика (2 sp. Ranunculus,) вероника (Veronica sp.), Garelinia sp., Oenothera sp., девясил (Inula ammophylla), и последние к горам три больших тополя (Populus laurifolia aff.), один из них 5 ф. в диаметре и до 100 ф. вышиною. По глине вверх по скату ползли саксаулы (Haloxylön sp.), 2-3 солянки (Salsola sp.), статицы (Statice aurea) и небольшими пучками какой-то злак.

На ключе Да-чуане видели стрижей (Gypselus sp.), ласточек (Hirundo sp.), плисиц (Motacilla sp.), ворон (Gorvus Orientalis), куликов (Tringa sp.), турпанов (Gasarca rutila), коршуна (Milvus melanotis), сову (Strix sp.).

Мы остановились в голове ключа, где ущелье немного раздвигается и высоты понижаются; близ воды довольно хороший корм доставил нашим животным возможность провести сытую ночь. Здесь, кроме гербария, довольно удачны были сборы жуков: особенно много мы набрали слоников в глине, в корнях кустов; поймали несколько бабочек. Мошек и комаров было достаточно, но, благодаря ветру, они не могли нам досаждать.

Оставив Да-чуань, мы шли глинисто-галечной степью, на которой встречали кустики красивой разноцветной Arnebiae sp., Astragalus monophylla, Echinospermum sp., маленькую пижму (Tanacetum sp.) и несколько других. Ночь пришлось провести с запасной водой, а на следующий день пришли к северным мягким предгорьям Нань-шаня ⁷⁹ к ключу Гашуну (горькому). На степи нам попадались Galimeris sp., чагеран (Hedysarum sp.), ломонос (Glematissp.), Potentilla fruticosa, чернобыльники, Atraphaxis sp., изредка Zygophyllum xantoxylon. Пологие склоны предгорья покрыты были внизу дырисуном (Lasiagrostis splendens), который давал еще мало свежей зелени. Полынка поднялась над землей всего на вершок.

На ключе Гашуне корм оказался вытравленным. Растущие кусты Myricariae объедены с ветвями. Здесь мы встретили два небольших табуна, красавцы-жеребцы которых, на виду своих поклонниц, [192] производили поединок. Здесь пойман был роскошный золотой махаон (Papilio machaon var. montanus Alph.), найдена была майка (Maloe proscarabaeus?). Растительный покров составляли: лапчатка (Potentilla bifurea), голубой касатик (Iris sp.), темнофиолетовый астрагал и дырисун (Lasiagrostis splendens). Видели фруктоедов (Garpodacus sp.), чекканов (Saxicola sp.), монгольских вьюрков (Erythrospisa mongolica), бульдуруков (Syrrhaptes paradoxus).

Этими предгорьями, придерживаясь юго-западного направления, мы вышли на р. Дан-хэ несколько ниже старинной китайской крепостцы Дан-чэн, теперь необитаемой и представляющей одни только развалины, расположенные на левом берегу реки. С реки мы должны были свернуть на юг, чтобы обходным путем через перевал попасть на другую сторону гор. Река же Дан-хэ прорыла себе такой узкий проход, что не было никакой возможности пройти им в горы. Абсолютная высота перевала около 8 000 фут. Подъем на него, равно как и спуск, не представляют трудностей и вообще доступны, хотя немного круты.

В соседних горах и горных ущельях, по мягким лёссовым склонам нам попадались: лук (Allium sp.), ковыль (Stipa sp.), дырисун (Lasiagrostis splendens), три вида астрагала (3 sp. Astragalus), 2 вида хвойника. (2 sp. Ephedra), ломонос (Glematis sp.), Sympegma Regeli, бударгана (Kalidium sp.), полынь (Artemisia sp.), курильский чай (Potentilla fruticosa), белолозник (Eurotia sp.), карагана (Garagana sp.), цветущий парнолепестник (Zygophyllum xantoxylon), ситник (Juncus sp.), наперстянка (Digitalis sp.), ежесемянка (Echinospermum sp.), Astragalus monophyllus, Atraphaxis sp. и пр. Среди пернатых чаще прочих мы замечали горихвосток (Ruticilla sp.), Gorydalla richardii, стрижей (Gotyle sp.), воронов (Corvus corax), клушиц желтоносых и красноносых (Pyrrhocorax alpinus et Fregilus graculus), кекликов (Gaccabis chukkar) и уларов (Tetraogallus sp.).

Тут же в горах нам встретился самец аргали (Ovis sp.), гордо стоявший на выступе скалы и поспешно от нас скрывшийся. Тут же был пойман второй экземпляр махаона (Papilio machaon var. montanus Alph.).

С перевала мы спустились прямо к р. Дан-хэ и благополучно переправились на ее левый берег; только моя лошадь оступилась и погрузилась в воду, вследствие чего мне пришлось принять непредвиденную ванну. Быстрота течения реки не помешала мне благополучно выбраться на берег.

Немного пройдя, мы достигли устья речки Куку-усу (голубая вода), впадающей с юга в реку Дан-хэ, и свернули направо вверх по ней. В трех верстах от Дан-хэ находится прекрасный многоводный ключ, названный покойным Н. М. Пржевальским Благодатным. Здесь в 1879 г. стояли мы бивуаком около трех недель, и животные поправились настолько, что доставили нас в Тибет и обратно в Цайдам.

На старом нашем пепелище мы застали несколько монгольских юрт, вследствие чего мы вынуждены были остановиться по другую сторону р. Куку-усу против ключа Благодатного, на влажном лугу. Абсолютная высота ключа Благодатного 8 632 ф. Это наша первая станция, из которой предприняли П. К. Козлов и я свои разъезды.

C ранней весны здесь господствовала засуха – не выпало ни одной капли дождя: травы мало поднялись. Наши животные не могли вдоволь наедаться, тем более, что мы имели соседей монголов с многочисленными стадами, поедавшими медленно развивавшуюся травянистую растительность. Myricaria, столь полезная для верблюдов и любимая ими, обступавшая густыми зарослями реку Куку-усу и ее протоки, еще только [193] собиралась распускаться; но все-таки животные, подкармливаемые хлебом, не голодали. На ключ Благодатный мы пришли 16 мая, на пятый день после выступления из Са-чжоу, сделав за это время 90 верст.

Отсюда П. К. Козлову предстояло совершить поездку на сев.-восток, на соединение с линией его весеннего разъезда, а я избрал разъезд за хр. Гумбольдта и возможное знакомство с хр. Риттера.

Не совсем довольный остановкой, вследствие обилия скота кругом и многолюдства, я предпринял перед вечером с Петром Кузьмичем и Баиновым легкую поездку в горы, с целью поискать более удобного бивуака, но, сделав изрядную петлю и не найдя ничего лучшего, решил остаться на раз выбранном месте, – оно все-таки было лучшее. Когда мы возвращались на бивуак, первый, по словам монгола, за эту весну, дождь смочил землю и нас.

Прежде чем приступить к разъездам, я отправил в Дун-хуан двух из наших людей с монголом и девятью верблюдами прикупить еще продовольствия, чтобы иметь возможность вне всякой зависимости спокойно работать в Нань-шане. Кроме того я приобрел несколько яков, чтобы везти имеющий прибыть груз продовольствия, так как верблюды не могли поднять всех вьюков. Приобретение яков было полезно еще и потому, что люди заблаговременно могли привыкнуть к обращению с этими животными, на которых предстояло итти в будущем в Сычуань.

Здесь я устроил временную метеорологическую станцию, по образцу бывшей у нас в Са-чжоу, и определил астрономический пункт.

Собрав затем необходимые запасы на 20 дней, я с старшим урядником Баиновым и проводником верхами при двух вьючных верблюдах, 20 мая в 10 час. утра, оставил бивуак и в южном направлении отправился вверх по речке Куку-усу.

Пройдя 8 с лишком верст, мы вступили в горное ущелье, в котором проложила себе ложе эта речка. Оно каменисто, завалено гранитными глыбами, отчего местами не совсем удобопроходимо. Ущельем этим мы двигались 9 верст и вышли на довольно широкую долину, где стояла экспедиция покойного Н. М. Пржевальского в 1879 г. Здесь эта экспедиция чуть не лишилась одного из своих товарищей, унтер-офицера Егорова, увлекшегося на охоте за диким яком и заблудившегося в горах. Егоров нашелся только через шесть дней блужданий. Это происшествие описано в третьем путешествии Н. М. Пржевальского.

На востоке стояли громады льдов и снегов, с которых берет начало речка Куку-усу. Мы свернули в ущелье к ним и вскоре остановились на ночлег в урочище Хабтагай-ширик, с порядочным кормом, состоящим из тибетской осоки (Kobresia sp.). Невдалеке от нас вверху в горах паслись дикие яки, но их прогнали своим страшным криком наши верблюды. Здесь уже растительность заметно слабее развилась, чем на бивуаке при речке Куку-усу, на ключе Благодатном. На ключах урочища мы встретили еще достаточно льду.

С Хабтагай-ширика мы взяли направление юго-западное и по правому склону ущелья подымались понемногу к перевалу. Неровности кое-где еще были заполнены снегом; растительности почти никакой не попадалось, только изредка встречались клумбы твердочашечника (Androsace sp.) и какая-то Saussurea sp. На этой высоте флора, очевидно, еще не просыпалась, а сильные бураны снесли сухие остатки растительности прошлого года почти без следов, а потому скалы и осыпи были совершенно оголены. Ночные морозы еще держались около –15°Ц. [194]

Подъем на перевал, называемый Куку-усунын-хутул (перевал голубой воды), довольно пологий; дорога идет узкой тропой по сланцевой осыпи. Высота перевала оказалась в 13 400 фут. На южном склоне лежала за гребнем полоса нанесенного ветрами снега, толщиной около 1½ сажени и шириною около 10 саж.

Пользуясь утренним морозом, мы прошли по этому снегу, не проваливаясь в него.

С перевала мы увидали панораму восточного Сыртына. Равнина эта, подернутая дымкой, частью засыпана песками, между которыми разбросаны болотца, частью же состоит из глинисто-галечных пространств. Стоящий на юге хребет Дархын-дабан (западное продолжение хребта Риттера), хотя и невысок, но местами засыпан снежною порошею и блестит на солнце. На восток тянулись снега хребта Риттера и гор Цаган-обо (белое обо). На западе едва обрисовывался, в виде белого пятна, высокий горный массив Анембар-ула ⁸⁰, который можно было легко принять за отдаленное облако. Обнажения на перевале и ниже, обнаружившие состав хребта, представляют из себя серо-зеленый кварцево-хлоритово-слюдисто-глинистый сланец. Плоскими сланцевыми спусками между гор, прикрытых лёссом, но лишенных растительности, мы вышли в долину Сыртына, куда выбегают верст на 8-10 отроги гор узкими и длинными кряжами. Мы шли на юг долиною по глинисто-песчаной почве.

На востоке, между хребтом Гумбольдта ⁸¹ и горами Цаган-обо, верстах в сорока виден проход, из которого вырывается река Ихэ-Халтын-гол в Сыртынскую долину. На эту реку мы пришли в урочище Толи (зеркало). Река, разрезая долину Сыртын пополам, направляется на запад к реке Холин-гол, соединяющей оба сыртынские озера, но, в расстоянии верст 40 не доходя до нее, скрывается под землею, и затем снова выходит в виде обильных ключей, в болотах урочища Тода и других, сопутствующих реке Холин-гол. Последняя соединяет озера эти, унося воды озер Хойту-нора и Булунгин-нора, наполняемых ключами окрестных болот, в озеро Сухайнын-нор. В урочище Толи р. Ихэ-Халтын-гол имеет шириною 12 саж. и до 1 аршина глубины. Впрочем, масса воды изменяется от количества выпадающих в горах дождей и таяния снегов. Бывали случаи, по словам проводника, что воды Халтына добегали и до Холин-гола. Дно реки песчаное и топкое; вода светлая, течение быстрое. По берегам попадаются пространства, поросшие злаками ⁸².

В Толи мы хотели переправиться через Халтын, но, по причине очень топкого дна, нам это не удалось, и мы, оставив Толи, пошли правым берегом реки. Местами она идет плесом и разливается до 2½ верст шириною, разбиваясь на массу мелких рукавов. Почва берегов рыхлая, песчанистая, кое-где прикрытая редкой бударганой (Kalidium sp.), полынкой (Artemisia sp.) и колючкою (Oxytropis sp.).

На 12-й версте ниже Толи мы перешли благополучно на левый берег р. Халтына и вступили в пески, которыми шли на юго-западо-юг семь верст, и выбрались на ключевое кормное урочище с речкою Мандалта (Ломоносовая речка, называемая так монголами вследствие обилия кустов ломоноса (Clematis sp.), растущего по берегам ее и по всему урочищу). Довольно многоводная речка Мандалта, шириною до 5 саж. и глубиною 1½ фута, быстро бежит на запад и, разрывая только что пройденные нами пески, вливается в р. Халтын-гол. Вверху, верстах в 8 отсюда, речка эта составляется из множества обильных и сильных ключей, [195] разбросанных по кормному урочищу того же имени, обитаемому монголами. В речке я поймал рыбку (Diplophysa sp.). Здесь мы нашли тоже монголов со скотом. До Мандалта мы прошли от Толи 19 верст и решили здесь отдохнуть, поесть и итти дальше. Пошли в юго-юго-западном направлении; сначала нам попадались ключи и небольшие озерки со множеством птицы: перед нами взлетали турпаны (Casarca rutila), журавли (Grus sp.) и тучи разных водяных мелких птиц, преимущественно куликов.

Версты через три мы опять вступили в пески, барханы которых невысоки, футов до 70, и тянутся почти с севера на юг с крутыми восточными скатами; между барханами всюду попадаются небольшие озерки и площадки с прекрасною травой; на песках здесь растет какой-то злак с необыкновенно длинными корнями; я измерил один экземпляр, – он оказался длиною в 35 шагов. Это растение прекрасно связывает пески, переплетаясь своими корневищами и мелкими пушистыми корешками, выходящими пучками из каждого сочленения корневища.

Верст через 8 мы оставили пески и вступили в травянистое, кормное, обильное водою урочище Октул; в северной его части много мелких ключевых озер и многоводных ключей, собирающихся в речку Октул, текущую на запад, где она поглощается пустыней. Здесь громадные пространства прошлогодних дырисунов золотились на солнце. Много скота (верблюды, лошади, бараны и коровы) виднелось по сторонам. Это урочище тянется верст на 7-8 на восток и верст на 5 на запад, кое-где встречаются ворвавшиеся невысокие барханы песков; говорят, эти пески стали появляться здесь на памяти не очень старых людей. Многие помнят, когда здесь не было никаких признаков песков. Здесь тоже много куликов, турпанов, жаворонков, журавлей, гусей, уток, а в песках бульдуруков (Syrrhaptes paradoxus Pall.). Земля во многих местах изрыта массою светлых грызунов, бесхвостых или с очень короткими хвостами, превосходящих размерами ладакских; издают тонкий протяжный писк. Кулики токуют.

В Октуле мы встретили монгола, хорошо знающего интересующую меня местность и готового итти в качестве проводника; этот монгол помнит Иринчинова и других казаков, участвовавших в экспедиции Н. М. Пржевальского. Я решил взять его с собой. Он оказался охотником, человеком пожилым и хорошо знающим местность. Так как нам предстояла ночевка в безводном месте, то воду мы взяли из Октула. Через 1½ версты мы достигли места, где несколько сильных ключей собираются в речку, идущую верст на 15 на запад и исчезающую далее в песках. Дорогой нам встретился очень приличный и вежливый, хорошо одетый монгол, предложивший свои услуги быть проводником в окрестностях, которые он, как охотник, тоже хорошо знал. И этот монгол прекрасно помнил экспедицию Николая Михайловича.

До западной оконечности гор Дархын-дабан дорога вела нас по галечной почве, прикрытой местами тонким слоем нанесенного песка, сдутого местами в небольшие барханы, поросшего мелкими кустами бударганы и белолозника, в которые прячутся убегающие из-под копыт лошадей ящерицы (Eremias sp.). Своротив за мыс, дорога направилась на юго-восток и часто переваливала мягкие песчаные увалы, протягивающиеся от гор.

Горы Дархын-дабан тянутся на юго-восток; вверху они скалисты, а внизу прикрыты лёссом и бесплодны. Основные горные породы, составляющие этот хребет, следующие: гранито-гнейс протогиновый очковый, [196] серый слюдисто-глинистый сланец и светлосерый кварцево-глинистый сланец.

Обойдя западное окончание дархын-дабана, мы выбрали довольно кормное место у южного его склона в урочище Нукын-хада (впалое место) и остановились на ночлег с запасной водой, взятой из Октула. С полудня погода стала портиться, несколько раз принимался итти дождь и снег. Отсюда прекрасно было видно озеро Сухайн-нор (тамарисковое озеро), голубым пятном лежавшее на сером пустынном фоне степи. С Нукын-хада путь лежал на юго-восток версты 3 горами; затем мы свернули на юг и вышли из гор в долину Куку-сай (синяя галечная степь), засыпанную на западе песками. Местность, которой мы шли, представляла мягкие предгорья Дархын-дабана и пересекалась сухими логами, идущими на запад.

Тщедушная растительность, состоящая из кустиков белолозника (Eurotia sp.), полынки (Artemisia sp.) и двух видов ежеобразных колючих Охуtropis sp. и какого-то злака, кое-где прикрывает песчаную поверхность почвы. В Куку-сай зимой приходит много верблюжьих самок с молодыми. На них охотятся сыртынские монголы и даже цайдамские.

На 16-й версте дорога, поднявшись на мягкий увал, коснулась подошедшего с востока горного мыса, снова свернула на юго-восток в ущелье, впадающее с востока в долину Куку-сай и огороженное с юго-запада невысокими горами Орогын-ула и Куку-сайнын-дабаном, идущими с западо-северо-запада от озера Сухайна, а с северо-востока Дархын-дабаном. В этой долине преобладает курильский чай (Potentilla fruticosä), растущий кустами 1-1½ ф. вышиною, редко разбросанными по долине и нижним склонам гор. Мы остановились на ключе Хо-булак, чтобы напиться чаю, попоить животных, дать им похватать немного травы и итти перед вечером далее с запасной водой, чтобы за перевалом ночевать в степи. Дорогой я видел много соек (Podoces hendersoni), охотившихся за ящерицами, во множестве здесь бегающими и, в свою очередь, кормящимися черными песочными жуками.

Отдохнув, мы тронулись вверх к пологому и мягкому перевалу Кепту-дабану. Он связывает южные горы с хребтом Риттера; его абсолютная высота достигает 12 700 футов. С него открывается далекий вид на юго-восток вдоль долины, огражденной с одной стороны хребтом Риттера, а с другой – южными горами, не имеющими общего названия; каждая группа носит свое имя, или вовсе его не имеет. Первая выдающаяся и ближняя не очень высокая группа носит название Бельджин-ула; вторая снеговая, восточнее ее стоящая, – Бомын-ула; третья за нею, тоже снеговая, плосковершинная – Цайдамин-ула и дальше на восток Кактын-ула. Дальше восточное продолжение хребта Риттера, представляющее сплошные снега на значительном протяжении, называется Ихэ-дабан (великий хребет), и снабжает водами своих снегов реки: Ихэ и Бага-Халтын, Кактын-гол, Бомын (Ичегын)-гол и другие, истоки коих мне предстояло осмотреть.

Пологим спуском мы достигли этой долины, изрезанной сухими руслами поперек. Во время дождей воды с Дархын-дабана проносятся здесь, бегут в западную, склоняющуюся к югу, часть долины и, разрывая горы, вливаются в р. Орогын-гол. Растительность долины состоит из Potentilla fruticosa, по сухим логам Comarum Salessowi, бударганы (Kalidium sp.) и полынки (Artemisia sp.). Множество дорожек, вытоптанных куланами, сходятся с разных сторон к ключу, находящемуся здесь у подножья хребта Риттера, верстах в четырех восточнее перевала Мутоли-булак [197] (плохое зеркало). Пользуясь такими тропинками, охотники часто разыскивают воду.

Остановились на ночлег в 13 верстах от перевала, на долине, среди жалких и тощих кустиков белолозника, между которыми животные отыскивали редко растущую полынь. С 8 часов вечера подул северо-западный буран. Ночью он немного стихал, а к утру подул вновь и свирепствовал со страшной силой. Почва дороги была довольно мягкая песчано-глинистая со щебнем, состоящим из окрестных пород. Мы приблизились к южным горам, присыпанным песком, и пошли окраиной этих песков. Здесь преобладали: курильский чай, дырисун, еще какой-то злак, полынка, колючий Oxytropis, Statice sp., лук, Stipa sp.; последний почему-то особенно усердно пристраивался в старых следах куланов.

Тут попадались и следы диких верблюдов. Попадались антилопы-ада (Procorpa picticauda Hodg.).

Кроме ветра, дорогой нас донимали то дождь, то снег. Остановились среди песков, пройдя 17 верст и не доходя до ключа Мо-булака одной версты, чтобы переночевать на корму. За водой ездили на ключ, а животных гоняли к нему поить.

Ключ Мо-булак лежит на абсолютной высоте 12 050 футов, прорывает горы в юго-западно-западном направлении и выносится на долину в озеро Иче-нор, из которого, прорывая следующие глиняные высоты, выходит, в урочище Махай, где сливает свои воды с водою рек Ичегын-гол и Орогын-гол. С севера в него приходит сухое русло с перевала Хотун-дабан, в хребте Риттера; тут же отделяется дорога и на пер. Дархын-дабан в том же хребте, несколько западнее первого. Отсюда мы шли 13 верст, пересекая сухие русла в юго-восточно-восточном направлении и, перейдя малозаметный увал, протянувшийся поперек долины от северных гор к южным, мы вышли в бассейн р. Бомын-гол (Ичегын-гол) и на 22-й версте пришли в довольно обширное болотистое урочище Толи, с ключами и кормом, примыкающее к берегу Бомына. Против этого места р. Бомын огибает с севера горы Цайдамин-ула и идет на юго-западо-запад в ущелье, сдавливаемая снеговыми группами Цайдамин и Бомын-ула. Хр. Риттера тянется на восток, имея к югу покатые предгорья. Пройдя 8½ верст от ключа Толи, мы свернули на юго-восток и через 1½ версты остановились в урочище Цала-тохой, обильном ключами и кормом, на высоте 12 395 футов над уровнем моря, на берегу Бомын-гола, пришедшего с хребта Риттера.

32 версты, отделяющие эту стоянку от предыдущей, мы прошли под дождем и снегом с ветром. В четвертом часу дня выпала крупа, величиною с орех, и в полчаса успела забелить долину и склоны гор. Дорогой я видел стрепетов (Otis tetrax L.), небольшой стаей поднявшихся впереди нашего пути. Растительность долины: Oxytropis sp., бударгана (Kalidium sp.), курильский чай (Potentillafruticosa), полынка (Artemisia sp.), Stipa sp., мелкий лук (Allium sp.), белолозник (Eurotia sp.), Statice sp., Reaumuria sp. prostrata?, тибетская осока (Kobresia sp.), 3 вида Saussurea sp.

В Цала-тохое монголы добывают нашатырь, который продают китайцам в Са-чжоу.

На юг отсюда, в горах, верстах в 5 на южном склоне, за перевалом находится кормное ключевое урочище Хама-чук. Летом из Цайдама приводят сюда верблюдов, которые здесь прекрасно поправляются. Тут же верховья реки Балгын-гол, идущей в озеро Ихэ-Цайдамин-нор. Перевал, ведущий отсюда через Цайдамин-ула на Балгын-гол, называемый Балгын-экин-дабан, с южной стороны труден, спуск же на р. Бомын-гол хорош. [198]

Несмотря на 26 мая, растительность на этой высоте (12 300 ф. над уровнем моря) была развита еще слабо. Злаки и луки еще только начинали зеленеть, а курильский чай лишь собирался раскрывать свои почки. Это последнее растение достигает высоты 3½ футов при толщине у корня в 1½ дюйма. Последние дни стояли облачные и ежедневно дули северозападные бураны с пылью.

Отсюда нам предстояло подыматься на увал, перегораживающий долину в северо-восточном направлении. Подъем довольно пологий, мягкий, прикрыт слабою растительностью (Androsace, полынь, бударгана). Увал этот, имеющий покатость к югу, смыкает хребет Риттера с Цайдамин-ула, но отделяется от последней рекою Бомын-голом. Впереди виден такой же увал, перегораживающий долину поперек с севера на юг. Первый увал, не носящий особого названия, переходит к востоку в мягкие предгорья хребта Риттера, изрезанные сухими руслами, сбегающими в р. Бомын-гол. Хребет Риттера на все видимое пространство к востоку завален громадными снегами, по словам проводника, вечными.

Несмотря на свою высоту и видимую недоступность, хребет Риттера имеет проходимые перевалы; проводник называл мне: Дархын-дабан, Хотун-дабан, Уралты-дабан, Тургын-дабан, Дава-дабан, Ихэ-шахылга, Ары-Яматын-хутул и Ихэ-дабан. Кроме того между Уралты и Тургын-дабаном есть еще Хоир-Чицарганын-хутул.

Хребет Риттера есть притон диких яков всего Нань-шаня. Кроме яков здесь водится много антилоп ада (Procarpa picticauda), называемых местными монголами дзере-оно. На западе они распространяются только до Сыртына, в долину которого не проникают; в Цайдаме тоже не встречаются и появляются только снова в Бурхан-будда. Дорога, пересекая сухие русла, шла увалами и была довольно трудна вследствие сильного, залеплявшего глаза ветра. Изредка попадались дзере-тулэ, Androsace и Saussurea sp.

Видели куланов (Asinus kiang) и следы яков; особенно много последних в урочище Кара-кундык, куда мы пришли на ночевку, пройдя лишь 18 верст, и то с большим напряжением и страшной борьбой всю дорогу с северо-западным бураном, опрокидывавшим верблюдов и не дававшим делать съемку.

Кара-кундык лежит на абсолютной высоте 13 019 футов на берегу р. Бомын-гол, которая идет вдоль западного подножья второго увала, направляющегося поперек долины от хребта Риттера на соединение с горной группой Цайдамин-ула в юго-западном направлении. В этом месте, где этот увал подходит к предгорьям южных гор, он отделяется от них речкою, идущей с юго-востока и вливающейся в р. Бомын-гол. На Кара-кундыке мы думали переждать непогоду, но, прождав тщетно три часа, потеряли всякую надежду на улучшение погоды и остались ночевать. В моменты, когда прояснялись ненадолго горы, я пользовался этим, чтобы делать засечки и пополнять свою съемку.

Над нами несколько раз пролетали в одиночку тибетские бульдуруки (Syrrhaptes thibetanus). Кроме бульдуруков видел ворона (Gorvus corax), редко рогатых жаворонков (Otocoris sp.). Других птиц не видел вовсе. По словам монголов, во время дурной погоды в горах, грифы, бородачи, соколы улетают за добычей в долины. Сыртынские монголы замечают появление этих хищников у себя, когда окрестные горы окутывают облака и в горах несколько дней под ряд царит непогода; напротив, когда в горах хорошая погода, на долине их почти не видать. [199]

Словоохотливый проводник-охотник рассказывал мне про диких яков. Летом эти животные, убегая от сильных жаров, забираются на ледники. Ледники, двигаясь, дают трещины, и целые косяки, отделенные трещинами от своих стад, умирают с голода, или же погибают, падая в пропасть при попытках перейти трещины.

Баинов с охоты принес трех антилоп ада, что было очень кстати, так как наши запасы сильно поубавились от прожорливости проводников-монголов.

Утро нас порадовало прекрасною тихою солнечною погодою, при морозе –12°Ц, несмотря на 27 мая. Дорога пошла прямо на восток, подымаясь ущельем на мягкие высоты, протянувшиеся поперек увала, обнажающего иногда выходы серого гнейса и мрамора.

Через 10 верст мы поднялись на высокую точку увала, достигающего 14 000 футов абсолютной высоты, откуда перед нами открылась панорама уходящего вдаль на восток хребта Риттера, заваленного снегами и скованного вечными льдами.

Путь наш пошел по мягкой возвышенности. Дорогой встретили трех тибетских бульдуруков; из них при одной самке имелось 3 маленьких, только что вышедших на свет божий и плохо еще бегавших. Бедная мать, забывая всякую опасность, раскрыв крылья, вилась в наших ногах, стараясь оказать возможную защиту своим птенцам, жертвуя своей жизнью. Но я не велел их трогать и напрасно беспокоить беззащитную и самоотверженную мать.

С 17-й и до 23-й версты стали попадаться озера разной величины и выходы жильного, белого кварца и биотитового крупнозернистого гранита. Между озерами почва состоит из бурожелтого песчанистого лёсса. Эта местность называется Олун-нор (много озер) и лежит на высоте 13 780 футов над уровнем моря. Озера все пресные; некоторые постоянные, некоторые высыхают. На 24-й версте мы спустились с высот к р. Ямату-гол и, пройдя ею среди мягких увалов 15 верст, остановились. Корм животным был вполне порядочный. Баинов убил самца ады. Кругом множество зайцев. Погода простояла хорошая. Здесь мы уже спустились на тысячу футов и ночевали на высоте 12 982 футов. Мороз ночью был ниже –12°Ц, и речка подернулась льдом.

С утра оставили речку, свернувшую на юго-запад к р. Какты, и продолжали свой путь на восток мелкими предгорьями хребта Риттера, с которых прекрасно видели на юге хребет Кактын-дабан и западные продолжения Южно-Кукунорских гор. Мы пересекли множество речек, бегущих с хребта Риттера в р. Какты. Мягкие увалообразные предгорья покрыты скудною растительностью: Androsace, 2-3 Saussurea, полынь, Rheum spiciforme. На голой глине в одном месте встретили множество мелких белых бабочек, добыли их 18 штук. Множество антилоп попадалось нам по дороге. На одной речке мы увидели 5 лошадей, пасущихся на лугу. Наши проводники-монголы решили, что это лошади оронгынов, как они называют тангутов, и страшно перетрусили. Мы прошли от этого места 15 верст, а всего в течение дня 38 верст; но проводники непременно хотели итти дальше и говорили, что они не останутся ночевать с нами, а удерут ночью; что русские не боятся оронгынов только потому, что не знают их. Наконец, нам удалось уговорить их не покидать нас. Но они остались при убеждении, что виденные нами лошади принадлежали не кому иному, как оронгынам, и что эти последние непременно видали нас и проследили место нашей остановки, чтобы напасть ночью, а потому просили нас [200] принять кое-какие меры, вынуть на ночь ружья из чехлов и приготовить патроны. Конечно, ночь прошла тревожно, а проводники вовсе не спали и продежурили, не сомкнувши глаз, ожидая нападения. Ночь все-таки прошла благополучно. Никаких оронгынов к нам не приезжало, и монголы уверяли, что по белым шапкам оронгыны узнали, что мы русские, и не решились напасть. Мороз –12°Ц. В реке вода замерзла.

Мы направились в северо-восточном направлении, предгорьями северных гор, пересекая постоянно увалы и речки, бегущие с ледников хребта. Дорогою опять видели много антилоп ада и пролетавших в одиночку и парами тибетских бульдуруков. Зайцы и мелкие грызуны, роющие землю, попадались в большом количестве; видели кучи, набросанные слепышами, преимущественно на влажных местах. Через 21 версту мы остановились на роздых и покормку животных.

На низких местах около речек и возле ключей попадаются площадки, поросшие мелкой осокой (Сarex sp.) и злаками, и в них я заметил маленькую Primula sp. и один экземпляр цветущего Pedicularis sp.; Myricaria prostrata, тоже растущая во множестве по речкам, собиралась цвести.

После отдыха мы свернули на север по р. Какты к перевалу Ихэ-дабан. Подъем крайне пологий, но мокрый, глинистый, со множеством сланцевых камней-плит, лежащих в беспорядке и шевелящихся под ногами животных. Вершина совершенно плоская, слегка покатая к востоку. На западе видны снега, потянувшиеся к северу. Местность плоская, платообразная, усеянная камнями, почти лишенная растительности, хотя кое-где встречаются Androsace, Sedum sp., Cremanthodium sp., Rheum sp., Draba sp., осока и один вид злака.

Высота перевала 13 409 футов. Антилоп видели много и, судя ло следам, тут тоже много диких яков. Спуск, пологий и более удобный, чем подъем, выводит в ущелье небольшой речки, идущей с снегов хребта Риттера на восток и составляющей одно из верховьев р. Кактын-гол. За нею следует подъем на другой тоже удобный перевал в 14 295 футов абсолютной высоты и снова ущелье с рекою, бегущею тоже в Кактын-гол на северо-восток. Наверху перевала множество каменных глыб и выходов розовато-желтого крупнозернистого роговообманково-хлоритового гранита. Скверная погода, снег с ветром, лишила меня возможности обозреть дальние окрестности с высоты перевала и нанести их на карту. Спустившись с перевала на речку, я остановился для ночлега, чтобы со свежими силами на следующий день овладеть третьим и последним перевалом Ихэ-дабана. Прошли 35 верст.

На речке нашелся не особенно обильный корм, но животные наши все-таки, хотя не досыта, могли утолить свой голод. Сегодня на плато Ихэ-дабана я видел альпийскую сойку (Podoces humilis), вьюрков Тачановского (Onychospiza taczanowskii) и других вьюрков (Pyrgilauda sp.) и большую белоголовую горихвостку (Ruticilla erythrogastra Gold.). Мелких грызунов я находил по каким-то причинам, во множестве мертвыми. До ночи небо сплошь закрыто облаками; поминутно идет то снег, то крупа с холодным северо-западным ветром.

На утро нас встретила погода, которая смело могла соперничать с вчерашней всеми своими отрицательными качествами. Как и вчера горизонт закрыт. Начали подыматься на последний перевал с места в северном направлении. Подъем тоже очень удобный, но очень мокрый. Высота его почти равна высоте предыдущего, т. е. 14 290 слишком футов. Множество гранитных камней, глыб и обломков выстилает местность. С этого последнего [201] перевала я увидал на западе громадные массы ледников хребта Риттера, спускающихся к северу в долину р. Ихэ-Халтын-гол, а на востоке небольшой кряж Янхэ-дабана, с северного склона которого берет начало из ключей Мхэ-Халтын-гол.

Спуск с этого последнего перевала, Ихэ-дабан, очень длинный, но пологий, сопровождается речкой Ямату-гол, бегущей в р. Халтын и принимающей в урочище Лама-тологой (ламская голова) еще воды с левых ледников, сливаясь с которыми она буйно добегает до Халтына.

Спускаясь к р. Халтыну, мы видели вытянувшийся с запада на восток хребет Гумбольдта, с его снегами, и правее его последней снежной группы понижение в хребте, носящее название Кептул-дабан, которым идет дорога из Курлыка в Са-чжоу. На восток хребет Гумбольдта заметно понижается и снеговых вершин уже не имеет.

Сделав за день 40 верст, мы вышли на р. Халтын и остановились при впадении в него р. Ямату-гол. Рядом с последней тут же впадает идущая с ледников с юго-запада еще другая светловодная речка. На Халтыне довольно порядочный корм для лошадей и верблюдов (какой-то злак). Мы находились на высоте 12 360 футов над уровнем моря. Халтын приходиг сюда с востока, где проходит по долине, лежащей между хребтами Гумбольдта и Янхэ и отсюда направляется на юго-западо-запад по долине, между хребтом Гумбольдта с севера и хребтом Риттера и Цаган-обо с юга и, обогнув последний с севера, выбегает в Сыртынскую долину. До истоков его, говорят, один день хода на восток, но это будет выяснено при личном посещении их в одном из последующих разъездов.

Долина Ихэ-Халтына, благодаря чрезвычайно пологому скату южных гор, кажется довольно широкой. Эти скаты пологи вверх до самых ледников, которые вследствие этого весьма доступны. Хребет Риттера потянулся от Ихэ-дабана на запад, и, насколько было видно, весь окован вечными льдами и окутан мощными снегами. Проводники уверяли, что эта ледяная масса лежит на горах сплошь на 50 верст к югу, и судя по съемке, они говорили правду, – еще два дня тому назад мы шли по южному склону этого хребта и удивлялись мощности снегов, венчавших хребет. Такие сплошные снега и льды тянутся широкой полосой верст на 70 к западу, где делятся на группу, тоже снеговую, Цаган-обо, на севере, несколькими рукавами врезающуюся в долину Сыртын, и хребет Дархын-дабан на юге, служащий водоразделом бассейнов сыртынского и цайдамского.

Все это пространство сплошь засыпано снегами, и лишь кое-где встречаются болотца, порастающие летом тщедушной осокой. Здесь царство диких яков, спасающихся летом во льдах от жаров и мошек. Здесь их не преследует никто и даже люди, потому что сюда не проникают туземцы, и называют эту недоступную страну вечных льдов Гучин-гурбу-шахал-гын – 33 непроходимых перевала.

Здесь, на р. Ихэ-Халтын-гол опять увидели зайцев (Lepus sp.), антилоп ада, мелких грызунов, вьюрков, соек. Появились грифы и бородачи, до сего времени в хребте Риттера нами не встреченные, и бульдуруки.

Дно реки галечное, твердое, не топкое, вода светлая; ширина от 8 до 10 саж.; иногда она делится на рукава. Судя по береговым наносам мусора, вода подымается иногда до 2 саж. в высоту.

Сегодня, первое число июня месяца, начинается худой, облачной и ветреной погодой. Идем вниз по р. Ихэ-Халтыну. Хребет Гумбольдта довольно круто спускается к реке, местами же высылает к ней мягкие, покрытые травой предгорья. Южные громады хребта Риттера оставлены [202] сравнительно дальше и спускают свои скаты так полого, что трудно различить, где кончается долина и где начинаются горы.

Делая множество извилин, река держится преимущественно северозападного направления. По дороге нам часто попадались заброшенные золотые прииски, разрабатывавшиеся китайцами до дунган ⁸³. По берегам реки тянется, иногда прерываясь, полоса луговой растительности из осок и злаков, довольно привлекательных для наших постоянно голодных животных. По скатам гор и мягким предгорьям попадались полынь, молочай (Euphorbia sp.), ревень (Rheum sp.), иногда твердочашечник (Androsace), Arenaria sp., Saussurea sp. и дзере-тулэ (трава антилопы). И все это в самом начальном весеннем развитии.

На реке, несмотря на июнь, еще во многих местах встречались огромные наплывы льда толщиною более сажени. Нам подвернулся дикий як, но, пока мы доставали ружья из чехлов, он успел удрать. Потом стороною видели 7 штук. Одного Баинов ранил, но догнать не мог. Много ад, зайцев, корсаков (Canis corsac). Из птиц: крачки (Sterna sp.), бульдуруки (Syrrhaptes thibetanus), гуси (Anser indicus), вьюрки, жаворонки (Otocoris sp.).

Прошли 31 версту и принуждены были остановиться вследствие сильного юго-западного бурана, спиравшего дух, чрезвычайно холодного, сбивавшего с ног животных, бившего галькою в лицо и залеплявшего глаза снегом. В такую погоду совершенно невозможно делать съемку. От ветра лимб буссоли не скоро успокаивается, ветер режет глаза и засыпает их песком и снегом, глаза наполняются слезами, и через них ничего не видно. От сильного ветра лицо страшно горит и саднит, точно на нем ободрана вся кожа, и, действительно, она лупится и слезает клочьями.

Перед вечером вблизи бивуака Баинов убил жеребца кулана на радость проводникам, жадным до обильной мясной еды. Перед вечером буран стих.

Наступившая на другое утро хорошая погода благоприятствовала нашему раннему выступлению в путь. Река ежедневно замерзает по ночам, и часов до 10-ти утра по ней идет лед. Оба берега ее плодородны и покрыты хорошей растительностью. Мы встречаем: Stipa sp., Triticum sp. и другие злаки, низкую облепиху (Hippophae rhamnoides), курильский чай (Potentilla fruticosa), низкую Myricaria sp. и Myricaria prostrata. Довольно часто попадаются касатики (Iris sp.), Potentilla bifurca, Pedicularis sp., лук (Allium sp.), лиловый цветущий астрагал, Rheum spiciforme.

В ур. Сан-до-чю много заброшенных золотых приисков и чрезвычайно кормные поляны, на которых мы встретили необыкновенное количество зайцев; на них здесь охотился небольшой орел, но неудачно, – зайцы, опрокидываясь на спину, отбивались ногами. Здесь встречалось также много тарабаганов (Arctomys sp.). На реке в нескольких местах видели не стаявший еще зимний лед.

Наконец долина расширилась; река разлилась по широкому галечному руслу и разбилась на многие рукава. В некоторых, где течение было потише, вода отлагала липкую, красную глину. Тут мы встретили невиданную до сего массу куланов; прекрасный корм долины служил им приманкой. Мы их не беспокоили, хотя вскоре остановились вследствие упорного бурана, истомившего животных, пройдя за день 28 верст.

Кругом толпились поросли невысокой Myricaria sp. собиравшейся цвесть, росли низкорослые облепихи (Hippophae rhamnoides), уже [203] раскрывавшие свои серо-зеленые листочки. По песчаным невысоким буграм рос кормный хороший злак. Отсюда мы увидели прорыв Халтына, между гор, в Сыртынскую равнину и направление, по которому нам предстояло итти по Улан-дабану, перевалу в хребте Гумбольдта, в долину р. Шарагольджина. По всему пройденному нами течению реки мы не встречали солончаков, попадались иногда – подчас даже высоко на горах – только белые солонцеватые выпоты.

На р. Халтыне, несмотря на очень недурной корм, кроме золотоискателей, никто не живет. Мы не встречали нигде стойбищ кочевников. Травы не помяты и имеют вид нетронутых; ими пользуются только дикие яки, дзерены и куланы.

На утро 3 июня опять хорошая погода, и мы, взяв северо-западное направление, пустились, оставив за собой р. Халтын, к перевалу Улан-дабан – красный перевал. Шли по прекрасной кормной степи, усеянной табунами куланов, затем мягкими глинистыми увалами. Пересекли 3 бегущие с хребта Гумбольдта речки и на третьей, пройдя 20 верст, сделали привал, чтобы напиться чаю. Отсюда же я отпустил проводника, взятого в Октуле. С нами остался молодой из Куку-усу.

После чая в том же северо-западном направлении шли верст 12, перевалили красную песчаниковую гряду и спустились в сухое русло, ведущее к перевалу в северо-востоко-северном направлении. Этим руслом мы поднимались пологой дорогой 8 верст и достигли перевала Улан-дабана, расположенного на абсолютной высоте 14 350 футов. Так как соседние горы загораживали вид и на север и на юг, то, несмотря на ясную погоду, видеть далеких окрестностей не пришлось. На южном склоне преобладала зеленовато-серая мелкозернистая кварцево-глинистая порода. На перевале и на спуске с него были характерный серый кварцево-глинистый сланец и краснобурый очень мелкозернистый глинистый песчаник.

Спуск несколько круче, особенно вверху, но исключительных трудностей не представляет. Мы спустились верст на 6 и остановились на ночлег, воспользовавшись первым встретившимся кормом, ибо надвигались сумерки; сделали переход в 46 верст.

Утром 4 июня погода, сначала туманная, вскоре разъяснила; нам удобно было двигаться вниз по ущелью почти на север. По выходе из гор направление изменилось на северо-западное, и через 11 верст пути мы вышли в кормное и ключевое прекрасное урочище Улан-булак (Красный ключ), находящееся в голове балки, сбегающей к р. Шарагольджину. Это место я нашел удобным для следующего склада-станции, после ключа Благодатного. На увале мы увидели несколько штук аргали, которые, заметив нас, удалились. Не зная хорошо места и не будучи уверен, найдется ли на нем достаточно корма для наших животных, я решил здесь немного их покормить прекрасной травой, растущей по ключам, и самим позавтракать. После завтрака я отправил Баинова за аргалями, полагая, что они не далеко ушли, не будучи напуганы нами.

Действительно, он скоро вернулся и, захватив верблюда, чтобы привезти убитую им самку, взял с собою и проводника. Я же остался один вычерчивать съемку. Вскоре наверху на обрыве я заметил кричащего аргаленка. Я пробовал подлаживаться под его голос, и он, спустившись с обрыва, подошел ко мне шагов на 70, но испугался зафыркавшей лошади и убежал. Это повторялось два раза. Мясо двух убитых самок мы решили везти на бивуак, т. е. на склад, а прекрасную шкуру одной из них взяли в коллекцию. [204]

Перед вечером мы успели сделать еще 11 верст, направляясь к северу. Сначала шли мягкими предгорьями, довольно редко прикрытыми кустиками бударганы. Версты через три после Улан-булака вышли на ключи с прекрасной в другое время травой, а теперь еще только зеленеющей, потому что здесь только что успел стаять снег, да и то не весь. Старая же трава, освободившаяся только что из-под снега, имела вид примятой и перепревшей. С ключа шли местностью, размытой многими каменистыми руслами, по которым попадались кусты облепихи (Hippophaё rhamnoides), курильского чая (Potentilla fruticosa), чагерана (Hedysarum sp.), Comarum Salessowi. Местность эта спадает в долину Шарагольджина, которой достигли мы лишь перед сумерками. По ней раскинуто множество озер, среди болотистых пространств и невысоких песков, прикрытых злачной растительностью, привлекающей сюда массы куланов и антилоп ада. По пресным озеркам и болотцам тучи водяной птицы оглашали воздух своим криком.

Ночь была лунная, тихая, теплая; мы уснули богатырским сном. На утро мы были поражены опустошением, произведенным на нашем маленьком бивуаке: шкур и черепов накануне убитых аргали и ады не оказалось; мешки с продовольствием и мясом были изорваны и клочья их валялись по сторонам. Мясо все съедено. Кругом земля истоптана вольчими следами. Оказалось, что ночью здесь хозяйничали волки: они даже посетили мою маленькую палатку, в которой я спал, и привели в беспорядок вещи, лежавшие возле моей подушки; все это делалось так тихо, что никто из нас не проснулся, несмотря на то, что волки, действуя очень смело, ходили около самых голов наших и, вероятно, нюхали в лицо, но так аккуратно и осторожно, что мы не проснулись.

Шкуру аргали мы нашли изъеденной; она более не годилась для коллекции; не годился для коллекции и череп, у которого вся ноздревая часть, наиболее мягкая, была тоже съедена.

Собрав свои пожитки после этого вражеского нашествия, мы тронулись вниз по р. Шарагольджину.

Долина Шарагольджина широкая, покрытая травянистыми лугами среди болотистых пространств. Ниже по течению она суживается; сохраняя прекрасные корма. С хребта Гумбольдта сбегают к реке ручьи, однако, не столь многоводные, чтобы значительно увеличить объем несущихся к ней вод. Северные горы наделяют ее лишь речкою Ема-хэ-гол, но та еще дорогою теряет почти всю свою воду, которая появляется ключами в устье ее, в урочище Пэгэ, густо поросшем Myricaria germanica.

Здесь долина опять расширяется, но впереди опять видно сужение; пройдя это последнее, мы увидели устье р. Куку-усу, ближе которого находится кормное урочище и развалины старой фанзы, а минут пять спустя, мы были уже на бивуаке в кругу своих, нетерпеливо ожидавших нашего возвращения.

К великому моему удовольствию, на складе все было благополучно. П. К. Козлов возвратился из своей поездки, совершив ее удачно. Он приехал накануне. Отправившись с ключа Благодатного к северу, он перевалил горы перевалом, подымавшимся выше 13 500 футов, Дзерен-норин-дабан, и вышел к горному озеру Дзерен-нор, с горько-соленой водой, питаемому рекой. Перевалив еще перевал приблизительно той же высоты, он вышел на долину р. Ема-хэ-гол, впадающей в Шарагольджин. Перейдя долину Ема-хэ, он снова с большими трудностями перешел горы Буруту-курун-ула, перевалом Тулетэ-дабан в 13 500 футов абсолютной высоты и вышел на [205] р. Шарагольджин, коей пришел в ур. Куку-усу. В разъезде П. К. Козлов провел 11 дней, пройдя в это время со съемкою 267 верст.

Я же в своем разъезде провел 18 дней, в которые сделано свыше 600 верст съемки, сильно изменившей карту пройденных мест.

Два дня по прибытии на бивуак я употребил на приведение в порядок своих съемок и дорожных заметок, сделал астрономическое определение и приведение точки наблюдения к ключу. Порядочно времени ушло на разговоры с монголами, приводившими для продажи и промена лошадей и яков.

Чтобы поподробнее познакомиться с соседними горами, я с П. К. Козловым и В. Ф. Ладыгиным, взяв с собою Куриловича, снарядились на ночлег и отправились в соседние горы, куда проехали всего верст 17 в голову прекрасного ущелья с альпийской растительностью, где остановились, устроив свой крошечный бивуак. Выше нас перебегали из норы в нору и кричали веселые и любопытные тарабаганы (Arctomys roborowskii); по склонам носились клушицы, наполнявшие воздух своими звучными голосами, а наверху в россыпях кричали и свистели улары; среди невысокой альпийской флоры выглядывали голубые астры, золотые ранункулы и скромные потентиллы, синие и розовые Oxytropis и Astragalus. Мы сразу поняли, что здесь нам предстоит пожива по части коллекторской.

В. Ф. Ладыгин и я собрали свыше 20 видов, еще не бывших в нашем гербарии, и нашли прекрасные экземпляры уже попадавшихся ранее. Чтобы не оставлять бивуака одного, В. Ф. Ладыгин перед вечером вернулся на бивуак к каравану. Его присутствие было там необходимо и для того, чтобы своевременно завести хронометры. У меня перед ночью разболелась голова. П. К. Козлов вернулся с трофеем – тарабаганом. Добыть улара не пришлось. Ночь провели прекрасно под открытым небом. Рано утром после чая П. К. Козлов и Курилович отправились в россыпи на охоту, результатом которой были: тибетский улар, грызун, 2 вьюрка и 2 овсянки. В горах этих водятся маралы, медведи, аргали, рыси и барсы. Около нас летали грифы, бородачи и вороны.

Возвратясь около полудня на бивуак, мы нашли нескольких монголов с товаром; они привели лошадей и яков для промена или для продажи. Мы променяли одну ненадежную лошадь на свежую, с приплатою 5 лан серебра и плоховатого верблюда на двух яков.

Мы решили, что пора покинуть р. Куку-усу и итти далее. Монгол, нанятый в погонщики к якам, на всем готовом за три цина серебра в день, вдруг заявил, что не пойдет с нами менее как за пять, но, после дипломатических переговоров с Баиновым, все-таки согласился итти за цену, договоренную раньше.

С утра 11 июня стали собирать вьюки на свои места, вечером захомутали верблюдов, и караван был уже совсем готов к выступлению в дорогу на следующий день. [206]

Комментарии

79. До В. И. Роборовского Нань-шань посетили Н. М. Пржевальский, Ю. А. Сосновский, Г. Н. Потанин, Г. Е. Грумм-Гржимайло, В. А. Обручев и др.

Н. М. Пржевальский был в Нань-шане в свое первое центральноазиатское путешествие, когда он обследовал его восточную часть; затем в третье путешествие он обследовал Западный Нань-шань и вторично Восточный; и, наконец, еще раз обследовал Восточный Нань-шань в четвертое центральноазиатское путешествие. В последних двух путешествиях в Нань-шане был и В. И. Роборовский.

80. Горы Анембар-ула соединяют Западный Нань-шань с Алтын-тагом – грвмадным хребтом (также открытым в Лобнорское путешествие Н. М. Пржевальским), предоставляющим северное ответвление Куэнь-луня.

81. Хребты Гумбольдта и Риттера получили свои названия от первооткрывателя их Н. М. Пржевальского во время его путешествия в 1879-1880 гг.

82. Н. М. Пржевальский, первым посетивший долину Сыртын, ее восточную часть, описывает ее так: «Строго говоря, равнина эта, носящая в своей восточной части название Куку-сай, принадлежит Нань-шаню и составляет переход от него к Цайцаму. В западной ее части, т. е. собственно в Сыртыне, лежат два больших соляных озера Бага-Сыртын-нор (Малое Сыртынское озеро) и Ихэ-Сыртын-нор (Большое Сыртынское озеро).

Последнее, как самое название показывает, больше первого, но посетить его нам не удалось. Мы были только на оз. Бага-Сыртын-норе, которое расположено на западной окраине большого ключевого болота, образуемого подземной водой, сбегающей, вероятно, со снеговой группы Анембар-ула, с хребтов Гумбольдта и Риттера. В самом низком месте равнины, раскинувшейся между вышеназванными горами, вода, доставляемая почве ручьями и речками, бегущими от снегов, снова выходят на поверхность в виде многочисленных пресных ключей. В промежутках между ними залегают, обыкновенно в небольших ямках, отложения соли, слоями от 2 до 4 дюймов толщины. Соль эта часто белая и отличного вкуса. На оз. Бага-Сыртын-нор, по крайней мере в восточной его части, соляных отложений нет; здесь даже вода почти пресная, так как она постоянно обновляется ключевыми ручейками. На противоположном же западном берегу видны голые солончаки; там, быть может, на дне самого озера, залегают отложения соли.

В восточной части сыртынского болота соляных отложений мало, поэтому и травянистая растительность гораздо лучше» («Ив Зайсана через Хами в Тибет и на верховья Желтой реки». Географгиз. 1948, стр. 131).

83. До дунганского восстания. – Прим. ред.