Мобильная версия сайта |  RSS
 Обратная связь
DrevLit.Ru - ДревЛит - древние рукописи, манускрипты, документы и тексты
   
<<Вернуться назад

Н. М. ПРЖЕВАЛЬСКИЙ

ОТ КЯХТЫ НА ИСТОКИ ЖЕЛТОЙ РЕКИ

ИССЛЕДОВАНИЕ

СЕВЕРНОЙ ОКРАИНЫ ТИБЕТА

И

ПУТЬ ЧЕРЕЗ ЛОБ-НОР ПО БАССЕЙНУ ТАРИМА

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

ЛОБ-НОР И НИЖНИЙ ТАРИМ

Первое мое здесь путешествие. — Очерк нижнего течения Тарима. — Озера Лоб-нор. — Его флора и фауна. — Местные жители. — Их численность и управление, наружный тип, одежда, жилище, домашняя обстановка, пища, занятия, обычаи, язык и верования, умственные и нравственные качества; характеристика Кунчикан-бека. — Сведения о пребывании русских староверов на Лоб-норе.

Первое мое здесь путешествие. Немного более десяти лет тому назад местности, о которых ниже пойдет речь, представляли собой один из самых неведомых уголков Центральной Азии. Хотя по китайским описаниям 246 известно было, что р. Тарим собирает в себя воды главнейших рек обширной котловины Восточного Туркестана и впадает в оз. Лоб-нор, но положение этого озера и направление к нему нижнего Тарима показывались на китайской карте, а с нее скопированы были и на карты европейские, совершенно неверно. Мало того, даже громадный Алтын-таг, стоящий вблизи головного берега Лоб-нора и протянувшийся на восток к г. Са-чжеу, а на запад, в связи с другими хребтами, к гг. Кэрии и Хотану, был совершенно неизвестен 247, несмотря на то, что вдоль всех этих гор еще в глубокой древности пролегал оживленный караванный путь в Китай. Относительно природы рассматриваемой местности, т. е. о ее климате, флоре и фауне, [176] также не имелось почти никаких сведений 248. Мне лично выпала счастливая доля быть первым, после венецианца Марко Поло, европейцем — очевидцем и исследователем таинственного Лоб-нора с нижним Таримом, как равно неведомых местностей, лежащих отсюда к юго-западу до Хотана. Последний путь пройден в нынешнее наше путешествие. На Лоб-норе же и Тариме я был впервые в конце 1876 г. и в первой трети 1877 г. во время своего второго путешествия по Центральной Азии 249.

Бегло вспоминая об этом путешествии, скажу, что исходным нашим пунктом был тогда временно принадлежавший России г. Кульджа. Отсюда мы выступили, в числе 9 человек 250 с 24 караванными верблюдами, в половине августа 1876 г. и, пройдя вверх по долинам рек Иро и Кунгеса, а затем вдоль по Малому Юлдусу через Тянь-шань, спустились в половине октября в долину Хайду-гола близ г. Карашара. Очутившись таким образом во владениях кашгарского Якуб-бека, мы тотчас же попали здесь под самый строгий надзор, который почти не прекращался во все время нашего шестимесячного пребывания в пределах Джитышара 251. Однако Якуб-бек, занятый в это время усиленными приготовлениями к борьбе с китайцами и не желавший ради того делать что-либо неприятное русским — тем более, что тогдашний генерал-губернатор нашего Туркестана К. П. Кауфман письменно просил оказать мне содействие, — не воспрепятствовал нашему движению на Лоб-нор. Счастливым случаем напали мы сверх того на одного из близких к владетелю Джитышара людей — Заман-бека, выходца из нашего Закавказья. Этот Заман-бек назначен был сопутствовать нам на Лоб-нор и насколько мог постоянно действовал в нашу пользу 252. Тем не менее мы были почти всегда изолированы от местного населения и окружены постоянным шпионством со стороны других клевретов [приспешников Якуб-бека]. Научные исследования, в особенности этнографические изыскания, весьма много через то тормозились, иногда совершенно были невозможны. Так даже я не делал в передний путь съемки, чтобы не возбудить излишних подозрений. Притом нас повели сначала самой трудной дорогой, вероятно, с целью заставить добровольно вернуться. Однако наружно нам оказывался известный почет и, по азиатскому обычаю, отпускалась безденежно провизия; снабжены были также свежими верблюдами взамен уставших из нашего каравана.

Перейдя из долины Хайду-гола в г. Курля, мы выступили отсюда 4 ноября к Лоб-нору. Сначала следовали 85 верст до Тарима; на этом пути дважды переправлялись с верблюдами вплавь через реки Конче-дарья [177] и Инчике-дарья. Дальнейший путь наш лежал по левому берегу Тарима до переправы через него, называемой Айрылган. На этом пространстве изредка встречались поселения туземцев; пришлось также переправляться (на плоту) через значительный рукав Тарима — Кюк-ала-дарья, в который вскоре впадает р. Конче-дарья. Самый же рукав соединяется вновь с Таримом возле названной переправы, за которой мы шли по правому берегу Тарима почти до самого впадения его в оз. Кара-буран. Затем, минуя совершенно против воли, названное озеро, а вместе с ним и Лоб-нор, мы спустились еще верст 40 к югу до д. Чархалык, где наши спутники нашли для себя удобным зимовать. Оставив большую часть багажа, переводчика и трех казаков в том же Чархалыке, я налегке предпринял в конце декабря экскурсию к западу в горы Алтын-таг, чтобы познакомиться с этим хребтом и убить дикого верблюда. Последнее не удалось 253, но местность мы осмотрели более чем на 250 верст по пути от Чархалыка к оазису Са-чжеу. Вернувшись в начале февраля 1877 г. к Лоб-нору, мы пробыли здесь до последней трети марта, наблюдая весенний пролет птиц; затем прежним путем направились вверх по Тариму и 23 апреля прибыли в г. Курлю. Здесь я имел свидание с Якуб-беком, который принял меня весьма ласково и любезно. Несомненно, что влияние Заман-бека много помогло такому настроению этого коварного, но вместе с тем весьма замечательного человека. Звезда его была теперь уже на закате. Через три недели после нашего свидания Якуб-бек скончался скоропостижно 254. Вслед за тем рушилось и царство, им созданное 255.

Из Курли мы пошли в начале мая прежней дорогой за р. Хайду-гол и в Тянь-шань, где оставались несколько дольше по случаю падежа караванных верблюдов. Получив новых вьючных животных, мы ускорили свой путь и в начале июля 1877 г. прибыли обратно в Кульджу.

Главнейшие географические результаты этого путешествия заключались: в определении истинного положения нижнего Тарима и оз. Лоб-нора, которое передвинулось на географических картах на целый градус к югу по широте и столько же, даже немного более, к востоку по долготе; в открытии громадного Алтын-тага, через что Тибетское нагорье поднялось к северу почти на 3° широты, выяснилась связь между Куэн-люнем и Нань-шанем, и определилось направление древних здесь путей.

Начнем о нижнем Тариме 256.

Очерк нижнего течения Тарима. Почти на меридиане г. Карашара и немного выше 41-й параллели, там, где приходящая из ледников Мусарта река, известная в нижнем своем течении под именем Уген-дарьи, впадает при абсолютной высоте местности около 2 900 футов в Тарим 257, последний круто изменяет свое прежнее западно-восточное направление на юго-восточное, а потом на южное и пробегает таким образом [178] еще около 250 верст (не считая извилин течения) до впадения в оз. Кара-буран. Это нижнее течение Тарима, помимо общего изменения его направления, характеризуется значительной глубиной как главной реки, так равно ее рукавов и притоков. Все они текут довольно быстро по рыхлой лёссовой или песчаной почве и вырыли себе корытообразные русла. Средняя глубина самого Тарима на описываемом протяжении не менее 2-3 сажен, хотя ширина его, достигающая при впадении Уген-дарьи 50-60 сажен, уменьшается по мере удаления к югу. Но и в самом узком месте, именно на переправе Айрылган, тот же Тарим все-таки имеет от одного берега до другого 15 сажен при глубине в 21 фут; вслед за тем опять расширяется вдвое и более, соединившись с своим главным рукавсм Кюк-ала-дарья. Этот последний отделяется от описываемой реки верстах в 50 ниже устья Уген-дарьи и вскоре принимает слева р. Конче-дарью, составляющую сток оз. Багараш (Баграч-куль, или по-монгольски Денгис). В ту же Конче-дарью значительно выше впадает справа р. Инчике-дарья, которая, по расспросным сведениям, представляет отделившийся далеко западнее рукав Уген-дарьи 258. Эта Инчике-дарья на месте нашей переправы в ноябре 1876 г. имела при большой воде 7-8 сажен ширины и глубину около 10 футов; в конце апреля следующего года глубина той же реки была вдвое меньше. Конче-дарья, через которую мы переправлялись в том же ноябре 1876 г., имела глубину от 10 до 14 футов при ширине от 7 до 10 сажен. Наконец, Кюк-ала-дарья, вскоре после своего отделения от Тарима, имела 20-25 сажен ширины (иногда суживалась до 12 сажен), а после принятия р. Конче-дарья расширялась на 30-35 сажен 259; глубина этого рукава нами не измерена, но она также весьма значительная. Ниже Айрылгана Тарим идет одним руслом до впадения в оз. Кара-буран, куда в том же месте притекает с юго-запада р. Черчен-дарья.

Помимо вышепоименованных притоков и разветвлений, других значительных рукавов нижний Тарим не имеет. Нет их также, судя по массе воды, которую приносит к Айрылгану Кюк-ала-дарья, и к востоку от этой последней или от нижней Конче-дарьи. Так было во время первого нашего здесь путешествия. После же того согласно сведениям, полученным нами ныне на Лоб-норе, гидрография нижнего Тарима несколько изменилась. Именно лобнорцы уверяли нас, что верстах в 40 выше переправы Айрылган Кюк-ала-дарья прорвала свой левый берег и часть ее воды, выливаясь, через этот прорыв, течет верст на пять к востоку, где образует порядочное замкнутое озеро в урочище Чибилек. Причиной этого прорыва, по сообщению лобнорцев, служило то обстоятельство, что несколько ранее сам Тарим образовал близ д. Кара-кыр новый значительный рукав, который направляется теперь в р. Конче-дарью и увеличивает здесь массу воды. Конечно, все это может быть принято окончательно за истину лишь после засвидетельствования очевидцем.

По обоим берегам нижнего Тарима, отчасти по его рукавам и притокам, залегают более или менее обширные тростниковые болота и озера, которые почти все искусственно устроены туземцами (для рыболовства и пастьбы скота) отводом воды на более низкие площади окрестностей [179] реки 260. Эти-то болота, при сильном летнем испарении, поглощают значительную массу воды нижнего Тарима. Кроме того, много воды расходуется на орошение оазисов, через которые протекают верховья главных рек, образующих своим слиянием реку описываемую.

По словам туземцев вода в Тариме ежегодно прибывает летом (конечно, от дождей и таяния снегов в горах, где лежат главные истоки); осенью же уменьшается и достигает низшего уровня ко времени своего замерзания 261. Последнее обыкновенно происходит на нижнем Тариме в конце ноября или в первой половине декабря; весеннее вскрытие бывает в начале февраля 262, так что река остается под льдом месяца два или немного более.

Помимо ежегодной своей прибыли и убыли Тарим периодически то богатеет, то беднеет водой и в общем, судя по размерам нынешнего Лоб-нора, приносит теперь сюда гораздо меньше воды, чем в прежние времена, хотя, вероятно, не особенно отдаленные.

Пробежав, как выше сказано, после соединения с Кюк-ала-дарьей, одним руслом шириной от 30 до 40 сажен, верст более 70 прямо на юг, Тарим круто поворачивает к востоку-северо-востоку и тотчас же образует своими разливами сначала оз. Кара-буран, а немного далее озеро Лоб-нор. Причиной крутого поворота описываемой реки служит повышение местности к подножию Алтын-тага. Вдоль этого повышения и залегают оба названных озера. О последнем пойдет речь впереди. Относительно же Кара-бурана скажу, что это озеро, ныне, как говорят, уменьшившееся, подобно Лоб-нору, в своих размерах, имело в 1877 г. в длину от 30 до 35 верст при ширине верст 10-12; глубина всюду здесь незначительная. По берегам, в особенности на южном, залегают обширные солончаки, которые на востоке соединяются с солончаками, окаймляющими Лоб-нор, так что в давние времена, при большей массе воды в Тариме, оба озера, вероятно, составляли одно целое.

С запада, кроме Тарима, в Кара-буран впадает р. Черчен-дарья. Сам же Тарим в описываемом озере теряется лишь местами и не надолго. Однако столь широкий разлив, тем более при сильном летнем испарении, много ослабляет главную реку, которая при выходе из Кара-бурана делается почти вдвое уже, хотя все-таки сохраняет прежнюю значительную глубину. Так протекает Тарим еще верст 15 и затем начинает образовывать разлив оз. Лоб-нора, в котором исчезает окончательно. Однако возле д. Старый Абдал, т. е. перед вступлением в Лоб-нор, Тарим имеет еще от 15 до 18 сажен ширины, при глубине в 2-3 сажени и при скорости течения от 170 до 150 футов в минуту. Таким образом все нижнее течение описываемой реки, от впадения в нее Уген-дарьи до Лоб-нора, вполне удобно, если к тому представится когда-либо надобность, для плавания речными пароходами. Топливо для них доставят туграковые леса, которые растут по Тариму почти до оз. Кара-бурана.

Что касается до сухопутных дорог с нижнего Тарима, то, помимо вьючного пути из г. Курли на Лоб-нор 263 с ветвью от оз. Кара-буран [180] в д. Чархалык и далее, существуют, по словам туземцев, еще две дороги в г. Турфан: одна, колесная, из д. Маркат; другая, вьючная, от переправы Айрылган. По первой ежегодно приезжают из Турфана за сбором податей; по второй несколько лет тому назад прошла партия богомольцев торгоутов 264 в Лхасу и обратно. К западу же и востоку от нижнего Тарима путей нет вовсе; там недоступная песчаная пустыня, по которой лишь изредка бродят дикие верблюды.

Перейдем к описанию самого Лоб-нора.

Озеро Лоб-нор. Это озеро представляет собой обширное тростниковое болото, образовавшееся, как выше сказано, разливом последней воды Тарима. Такому обстоятельству много способствуют боковые канавы, прорываемые от берегов реки местными жителями для удобства рыбной ловли. Многие из этих канав выкопаны недавно; другие же существуют от старых времен. Таким образом, почти вся западная половина Лоб-нора образована более или менее искусственно рукой человека. Иначе, весьма вероятно, Тарим не расплывался бы еще некоторое время и на своем устье образовал бы озеро менее обширное.

Нынешний Лоб-нор 265 протягивается от юго-запада к северо-востоку (по расспросным сведениям) верст на 100, или немного менее. Западный край озера возле деревни Старый Абдал лежит под 39° 31,2' с. ш. и под 88° 59,8' в. д. от Гринвича 266. Абсолютная здесь высота 2 600 футов 267. Наибольшая ширина Лоб-нора достигает, по словам туземцев, до 20 верст в середине общего протяжения этого озера. Здесь Тарим, как река, исчезает, но образует в направлении к северо-востоку обширный разлив очень мелкой воды, сплошь поросший огромным тростником. По расспросным сведениям, вода эта застоявшаяся, красноватого цвета и весьма соленая. В западной же половине Лоб-нора, постоянно освежаемой из Тарима, вода совершенно пресная; лишь немного солновата она возле отмелых берегов, следовательно, также на месте застоя.

Постепенно беднея водой, восточная половина Лоб-нора от меридиана поселения Кара-курчин начинает суживаться; наконец, верст через 40 (как нам говорили) вода совсем пропадает. Лет 8-10 тому назад, когда воды в описываемом озере было больше, восточный его край протягивался, по сообщению туземцев, нешироким (5-7 верст в поперечнике) клином значительно далее к северо-востоку 268. Ныне воды здесь нет, тростник высох и поломан бурями. В западной, пресной половине Лоб-нора по крайней мере ¾ всей его площади также поросли густым тростником от 1 до 2, [181] иногда до 3 сажен высотой. Свободные от тростника водные пространства, обыкновенно необширные, разбросаны по этим зарослям, притом скученнее к западному краю описываемого озера. Вдоль южного его берега протягивается здесь неширокая (ныне от ½, до 1 версты в поперечнике) полоса чистой воды. Кроме того, довольно обширная водяная площадь образовалась (о чем будет сказано ниже) между деревнями Кум-чапкан и Уйтун.

Глубина по всему Лоб-нору незначительная — обыкновенно от 3 до 5, иногда до 7 футов, изредка футов до 15; в отмелях южного берега всего на 1-2 фута. Вода, как и в Тариме, светлая. Вообще воды в Лоб-норе, при нынешнем нашем посещении этого озера, было значительно меньше, чем восемь лет тому назад. Убыль эта, по словам туземцев, началась лет через пять после нашего ухода и зависит, конечно, от уменьшения количества воды, приносимой Таримом. Последнее явление те же туземцы объясняют прорывом в сторону части Кюк-ала-дарьи в 40 верстах выше Айрылгана, а еще и тем, что ныне, с умножением земледелия в оазисах под Тянь-шанем и Куэн-люнем, больше требуется верховой таримской воды для орошения полей. Впрочем, периодическая прибыль и убыль воды, как в Тариме, так и в Лоб-норе, замечена здешними стариками-туземцами. Да кроме того, описываемое озеро постоянно, хотя и медленно, уменьшается в своих размерах, другими словами — усыхает. Об этом явлении наглядно свидетельствуют большие солончаки, облегающие тот же Лоб-нор. В особенности обширны, по словам туземцев, эти солончаки на северо-востоке озера, где они уходят от последних тростников за горизонт. Здесь местами соль лежит, как говорят, большими кучами. Воды пресной нет, нет также и подножного корма; следовательно, обойти вокруг Лоб-нора, хотя бы на верблюдах, очень трудно.

Тарим, как выше упомянуто, пробегает рекой вдоль всей западной половины Лоб-нора. В 1877 г. я проехал здесь в лодке до д. Кара-курчин, за которой река вскоре исчезает; но даже и перед этим исчезанием русло ее резко обозначено и имело от 3 до 4 сажен ширины при глубине от 7 до 10 футов. Ныне лобнорское течение Тарима несколько изменилось. Именно верстах в 3-4 ниже деревни Кум-чапкан лобнорцы прокопали в 1878 г. канаву, в которую хлынула большая часть таримской воды. Вскоре канава эта была размыта в глубокое русло, имеющее до 10 сажен ширины, при весьма быстром течении. Пробежав таким образом менее ½ версты, новый рукав Тарима образовал по направлению к д. Уйтун, на месте голой песчаной площади, озеро верст до 12 в окружности, при глубине от 3 до 5 футов. Ради такого уклонения в сторону значительной массы воды и ее большого испарения на обширной площади нового озера, затем вследствие уменьшения общего количества воды, приносимой к Лоб-нору Таримом, русло этого последнего, вниз от описанного прорыва, ныне сузилось против 1877 г. вдвое, местами даже втрое: так что до д. Кара-курчин теперь можно пробраться только в маленьком челноке.

Помимо Тарима оз. Лоб-нор не имеет других притоков, хотя в древности сюда, быть может, добегали вытекающие из соседнего Алтын-тага речки — Джахансай, Курган-булак и Джаскансай, ныне теряющиеся в почве по выходе из гор 269.

Что же касается до предположения о существовании другого Лоб-нора в прямом направлении Тарима к востоку от заворота при устье [182] Уген-дарьи, как о том высказался в 1878 г. барон Рихтгофен 270, то, помимо возражений, мною тогда представленных 271, мы подробно расспрашивали теперь на этот счет лобнорцев, и они единогласно давали ответ отрицательный, объясняя притом, что, насколько доходят местные предания, обитаемое ими озеро всегда было на нынешнем месте 272.

Его флора. Относительно своей флоры и фауны Лоб-нор представляет еще большую бедность, нежели сам Тарим, который также далеко не может похвалиться обилием и разнообразием органической жизни. В особенности бедна флора описываемого озера. Правда, оба раза мы были здесь ранней весной, когда растительность почти еще не пробуждалась, но по всем данным и летом на Лоб-норе едва ли можно найти среди растений особенно лишнее против того, что состоит налицо зимой. Тем более, что в других частях таримского бассейна, именно в апреле 1877 г., на всем нижнем Тариме и в апреле же 1885 г. на Черченской реке, мы почти ничего не могли собрать для своего гербария.

Вот список найденных нами на Лоб-норе растений: в самом озере — тростник (Phragmites communis) наиболее здесь обильный, ситовник (Scirpus sp.), который часто растет по неглубоким озеркам, куга (Typha latifoka), также довольно обыкновенная, водяная сосенка (Hippuris vulgaris), частуха (Alisma sp.) и ряска (Lemna sp.), встречающиеся лишь изредка; по берегам и ближайшим окрестностям: солянка (Salicornia herbacea) нередко сплошными площадями, ситник (Scirpus maritimus) в меньшем количестве и кое-где Karelinia caspica; затем кустарники — кендырь (Apocynum venetum, быть может есть и А. pictum), из волокон которого туземцы ткут холст для своей одежды, тамариск (Tamarix laxa) и Halostachys caspia 273. Всего, следовательно, девять видов трав и три или четыре вида кустарников 274.

Фауна. Фауна Лоб-нора, как и во всей таримской котловине, много сходствует, по крайней мере относительно млекопитающих и птиц, с фауной Западного Туркестана, несмотря на то, что обе эти страны разделяются громадным Тянь-шанем. Отчасти та же фауна заключает в себе виды общие для всей Гоби, но существенно разнится от соседней фауны Тибетского нагорья. Затем имеет немногие виды, специально ей свойственные — как, например, Nesokia brachyura n. sp., Gerbillus przewalskii n. sp., Podoces biddulphi, Phasianus insignis [степная крыса, песчанка, таримская сакраульная сойка, фазан] и др. 275. При этом нужно заметить, что зоологические изыскания в Восточном Туркестане произведены до сих пор лишь урывками 276, следовательно не могут считаться достаточно полными, хотя с другой стороны, однообразие физических условий всей [183] равнинной части таримского бассейна не сулит значительных добавлений к тому, что уже здесь найдено среди позвоночных животных.

Относительно млекопитающих оз. Лоб-нор да и весь внегорный бассейн Тарима весьма бедны как числом видов, так большей частью и по количеству экземпляров. Главная тому причина — крайнее однообразие и пустынность страны. Вот список диких млекопитающих Лоб-нора 277: летучая мышь (Vesperugo sp.), еж (Erinaceus auritus?), кутора (Sorex sp.), ласка (Mustela vulgaris), выдра (Lutra sp.), нами не добытая, но которую хорошо знают туземцы; волк (Canis lupus), лисица (Vulpes vulgaris), тигр (Felis tigris); два вида дикой кошки (манул — Felis shawiana и F. caudata), степная крыса (Nesokia brachyura n. sp.); два вида песчанок (Gerbillus przewalskii n. sp, G. meridianus), мышь (Mus wagneri), заяц (Lepus stoliczkanus?), кабан (Sus scrofa); дикий верблюд (Gamelus bactrianus ferus) 278, марал (Gervus n. sp.?), хара-сульта (Antilope subgutturosa). Всего, следовательно, 19 видов. Для других частей восточной половины таримского бассейна сюда пока прибавятся только — летучая мышь (Plecotus auritus), тушканчик (Dipus sp.), песчанка (Gerbillus lepturus n. sp.) и, быть может, новый вид зайца (Lepus sp.), найденного нами на Хотан-дарье. Из домашних млекопитающих частью на Лоб-норе и всюду по оазисам Восточного Туркестана встречаются: собака, кошка, лошадь, осел, мул, верблюд (изредка), рогатый скот, коза и овца; кроме того, китайцы кое-где завели ныне свиней.

Орнитологическая фауна Лоб-нора сравнительно богаче, чем по другим классам млекопитающих; но опять-таки она та же самая, что и для всей восточной части таримской впадины. Здесь за оба путешествия нами найдено 134 вида птиц, располагающихся следующим образом по отрядам: хищные — 21, воробьиные — 50, кричащие — 2, голубиные — 4, куриные — 3, голенастые — 26, водяные — 28 279. Из этого общего числа лишь 25 видов оседлы; более 10 видов являются на зимовку; до 60 видов остаются большим или меньшим количеством особей гнездиться; остальные бывают только на пролете 280. Из числа зимующих пернатых обильнее на Тариме лишь черногорлый дрозд (Turdus atrogularis); остальные попадаются в незначительном количестве. Причина этому — недостаток корма. В оазисах зимовых птиц больше, но все-таки мало сравнительно с тем, на что, повидимому, можно рассчитывать при бесснежье и теплой здешней зиме. Относительно весеннего пролета на Лоб-норе будет подробно рассказано в следующей главе; о птицах гнездящихся поговорим попутно при дальнейшем описании путешествия. Здесь же назову только наиболее характерные для Лоб-нора и Тарима виды из оседлых пернатых 281. [184]

В тростниковых зарослях всюду в изобилии встречается усатая синица (Panurus barbatus) и два вида камышевой овсянки (Cynchramus schoeniclus, G. pyrrhuloides); по окраинам тех же тростников обыкновенно держится фазан (Phasianus insignis); на солончаках встречаются стайки маленьких жаворонков (Galandrella leucophaea?), между тем как крупный хохлатый жаворонок (Galerita magna) держится предпочтительно жилых мест; здесь и наш полевой воробей (Passer montanus), вместе с своим собратом Passer stoliczkae, который живет также в тростниках Лоб-нора и в туграковых лесах. Черная ворона (Corvus sp.), нередко с выцветшими от жары и сухости в коричневый цвет крыльями, на Лоб-норе гнездится на тростнике за неимением деревьев; между тем ворона серая (Corvus cornix), весьма обыкновенная по оазисам западной части таримского бассейна, восточнее Хотанской реки составляет исключительную редкость. На Лоб-норе же встречается и дятел (Picus leptorrhynchus), весьма обыкновенный в туграковых лесах Тарима; в густых зарослях колючки и тамариска почти всюду раздается звонкий свист Rhopophilus deserti; наконец, в местах более пустынных держимся белохвостая степная сойка (Podoces biddulphi), специально принадлежащая бассейну Тарима.

Из класса пресмыкающихся в той же восточной части таримской котловины найдены были нами восемь видов ящериц и один вид змеи. Собственно на Лоб-норе встречены: Phrynocephalus axillaris [ящерица круглоголовка], распространяющаяся отсюда до Хотана и по Хотанской реке в Аксу; Eremias pylzowi [ящурка] к западу до Хотана; Stellio stoliczkanus [подкаменщик], добытый нами близ Лоб-нора в оазисе Чар-халык, далее встреченный в оазисе Ния; затем два вида из семейства гекконов — Teratoscincus przewalskii, там же, где и предыдущий вид, и Alsophylax przewalskii — на Лоб-норе, по Черченской реке и в оазисе Черчен. Помимо Лоб-нора из ящериц найдены: Phrynocephalus roborowskii n sp. [круглоголовка] в оазисе Кэрия, в предгорьях Русского и Карийского хребтов; два, быть может, новых вида Eremias, частью в тех же местах, кроме того в Хотане на реках Хотанской и Акруйской. В последних местностях добыт единственный вид змеи — Tropidonotus hydrus. Из земноводных встречена на нижнем Тариме, в Чархалыке, Ния, Хотане и на Аксуйской реке одна и та же жаба — Bufo viridis.

Среди рыб в восточной части таримского бассейна нами найдено 13 видов (из них 7 специально свойственные бассейну Тарима), принадлежащих к двум семействам — карповых (Cyprinoidae) и вьюновых (Cobitidae), почти исключительно господствующих в водах Центральной Азии. Притом среди всех вообще центральноазиатских рыб встречается мало родов, зато большое разнообразие видов. Так и на Лоб-норе с Таримом: все 13 видов, здесь собранные, принадлежат, по исследованию Герценштейна, четырем родам — Schizothorax, Aspiorrhynchus, Nemachilus, Diplophysa.

На самом Лоб-норе добыто нами семь видов рыб, один вид на нижнем Тариме и пять видов в других реках таримской котловины. Семь лобнорских видов, встречающихся, по всему вероятию, сполна и в нижнем Тариме, следующие: Aspiorrhynchus przewalskii, называемый туземцами тазек-балык — новый род и вид, установленные покойным проф. Кесслером. Это самая крупная рыба здешних местностей; достигает, как говорят, до полутора пудов весом. По словам туземцев, держится более в Тариме, в озера мало заходит. Ловят ее в сети и на удочку; нрава хищного; мясо очень вкусное, напоминает судака; найдена также в Черчен-дарье. Далее следует четыре маринки, а именно: Schizothorax lacustris, Seh. [185] chrysochlorus, Seh. altior n. sp., Seh. punetatus. Держатся они преимущественно в озерах. Наичаще встречается Schizothorax altior, которую лобнорцы зовут отур-балык (средняя рыба); мясо ее довольно вкусно. Среди Schizothorax punetatus попадаются нередко экземпляры с закругленным близ хвоста туловищем и односторонне лишь развитым хвостовым плавником. Лобнорцы не считают такие экземпляры уродами, но особым видом, который зовут минлай-балык 282. Еще вид маринки — Schizothorax microlepidotus, найденный нами в 1877 г. на нижнем Тариме, по всему вероятию, также встречается в Лоб-норе. Наконец, и на нижнем Тариме водятся два вида гольца — Nemachilus tarimensis, N. yarkandensis; последний встречается также в реках Черченской, Кэрийской, Хотанской и Аксуйской; кроме того, найден был нами в оазисе Са-чжеу.

Помимо вышепоименованных рыб, восточной части таримского бассейна свойственны еще пять видов: две маринки — Schizothorax latifrons n. sp., Seh. malacorrhynchus n. sp., обе встречаются в Аксуйской реке; два гольца — Nemachilus bombifrons n. sp., N. strauchi n. sp.; первый добыт в Черченской реке, в оазисе Ния, в предгорьях Кэрийского хребта в в р. Аксуйской; последний — в реках Черченской и Аксуйской. Наконец, губач Diplophysa scleroptera n. sp., ныне добыт в р. Аксуйской, а вне таримского бассейна найден в Гань-су, Куку-норе, Цайдаме и Северовосточном Тибете.

По количеству — рыбы в Лоб-норе и в Тариме вообще много. Однако лобнорцы жалуются на ее постепенное уменьшение, причиной чего считают обмеление их озера. По словам тех же лобнорцев, местная рыба ежегодно совершает периодические переходы: лобнорская направляется вверх по Тариму, таримская же идет в Лоб-нор; последняя всегда бывает менее жирна, нежели первая.

От животного мира Лоб-нора перейдем к его обитателям.

Местные жители. Нынешнее незначительное население Лоб-нора, как равно и нижнего Тарима, мало имеет достоверных преданий о своем прошлом даже в ближайшую к нам эпоху. О древних же здесь временах скудные сведения почерпаются лишь из китайских источников. По ним известно, что еще за столетие до нашей эры, при открытии Китаем сношений с бассейном Тарима, на Лоб-норе существовало небольшое государство Лэу-лань, позднее называвшееся Шань-шань. Через него пролегала потом главная дорога из Китая в Хотан, Кашгар и далее в западные страны. С заменой в VII или VIII в н. э. этого пути более северным вдоль Тянь-шаня о Лоб-норе почти забыли. Лишь в конце XIII в. здесь проходил Марко Поло, который повествует о большом г. Лоб, населенном магометанами и принадлежавшем великому хану 283. В этом городе караваны, следовавшие к востоку, отдыхали и запасались всем необходимым на целый месяц пути страшной пустыней до г. Са-чжеу.

В первой четверти XV столетия через Лоб-нор проехало обратно из Китая в Герат посольство шаха Рока, сына знаменитого Тимура. Затем о Лоб-норе опять нет сведений. Со второй же половины XVIII [186] столетия, после завоевания Западного края китайцами, появились китайские описания Восточного Туркестана, а вместе с тем и Лоб-нора. В главнейшем из этих описаний, именно в книге Си-юй-вынь-цзянь-лу, о жителях Лоб-нора говорится: «При этом озере (т. е. Лоб-норе) лежат только два селения, каждое в 500 дворов. Жители не занимаются ни земледелием, ни скотоводством, а лишь одним рыболовством; кроме того, они делают шубы из лебяжьего пуха, ткут холсты из дикой конопли и привозят пойманную ими рыбу на продажу в г. Курлю. Они не могут есть ни хлеба, ни мяса, подобно другим людям, потому что желудок их извергает эту пищу. Хотя они говорят тюркским языком, но магометанского закона не держатся 284. Местные предания нынешних лобнорцев об их происхождении сбивчивы и неопределенны. Одни из них считают своими предками монголов, отделившихся от некоего Ал-батая и пришедших на Лоб-нор с Или; другие говорят, что их предки-монголы, были одноплеменны с калмыками и принадлежали четырем родам: Тымет, Емет, Аиннас и Гаиннас; наконец, по третьему сказанию, пришельцы-монголы встретили на Лоб-норе племя мачин, с которыми вскоре и смешались 285. Жили лобнорцы первоначально в г. Лоб, назывались кеврия, исповедовали буддизм. Затем были силой обращены в магометанство имамом Джафер-Садыком, впоследствии ими же убитом 286. Новообращенные магометане-лобцы принадлежали к секте суннитов, но в делах веры оказались не тверды. Зато на них ополчился маулана Юсуп Секкаки и подступил с войсками к городу. Испуганные жители хотели откупиться данью, но маулана ее не принял и разорил г. Лоб. 287 Случилось это, по местному преданию, за три года перед тем как Туглук-Тимур-хан принял магометанство, следовательно в 1373 г. н. э. 288 Из небольшого числа уцелевших жителей г. Лоб 15 семейств маулана увел в Аксу и поселил их близ этого города в д. Яр-бапш; немногие ушли в Кэрию, где водворились в д. Кагалык 289, а также в Хотан, где образовали поселение Лоб 290; наконец, еще часть перебралась в тростники Лоб-нора, [187] и потомки этих беглецов живут там доныне. По другому сказанию, уже после разорения г. Лоб, на Лоб-норе существовало небольшое самостоятельное государство, из правителей которого прославился Оттогуш-хан, имевший свою столицу на месте нынешнего поселения Чархалык 291. На сына и наследника 292 названного хана напал из Гаса монгольский (олютский?) князь Хун-тайджи 293, победил лобнорского владетеля и разорил его город. Из уцелевших жителей одна часть убежала тогда в Хотан 294, другая в тростники Лоб-нора, где и теперь живет в седьмом уже поколении.

Трудно сказать, какое из двух преданий достовернее. Скорее всего, что при обеих выше изложенных катастрофах часть побежденных скрывалась на Лоб-норе, а также по болотам нижнего Тарима и оставалась там на жительство. Позднее, когда китайцы, уничтожив чжунгар, завладели Восточным Туркестаном, они ссылали в те же местности преступников, которые нередко женились на туземках; частью приходили сюда и беглые. Таким образом сложилось небольшое, но весьма разнородное по своему типу, нынешнее население Лоб-нора и нижнего Тарима. Обе эти местности составляют одно целое и называются туземцами общим именем Лоб 295.

По собранным сведениям, еще в половине нынешнего столетия жителей здесь было гораздо больше, чем теперь. Тогда на самом Лоб-норе считалось, как говорят, слишком 500 семейств; но вскоре оспа уничтожила значительную часть этого населения. Немного ранее такого бедствия близ Лоб-нора была основана д. Чархалык, выходцами из Хотана. Под их цивилизующим влиянием лобнорцы научились сеять хлеб и вообще начали понемногу выходить из состояния полной дикости. Ныне лишь внутри самого Лоб-нора осталось немного семейств, живущих по-старинному. На Тариме таких дикарей почти нет, ибо здешнее население более подвергалось наплыву, а следовательно, и влиянию беглых и ссыльных из оазисов Восточного Туркестана.

Их численность и управление. В 1876-1877 гг., при первом моем здесь путешествии, на нижнем Тариме находилось 9 поселений, в которых состояло 134 двора, а в них 1 184 жителя 296; на Лоб-норе с оз. Кара-бураном было 10 деревень (еще одна в Чархалыке) с населением в 70 семейств, считавших в себе около 300 душ обоего пола 297. Ныне, по сообщению лобнорского правителя Кунчикан-бека, под его ведением также около 70 семейств и в них до 400 душ. Распределение дворов по деревням значительно изменилось; затем, деревни Кум-лук и Шакел брошены; основаны же новые — Кая-куюк, Тукмак-кюль и Новый Абдал; в последней живут лишь зимой для удобства пастьбы скота. На нижнем Тариме, по словам Кунчикан-бека, деревни Кутмет-кюль и Уйман-кюль брошены; кроме того основаны новые — Ени-кюль и Улук-кюль; дворы по деревням тоже перетасовались 298. В общем число дворов во всех нижне-таримских деревнях ныне от 180 до 200. [188]

В административном отношении население Лоб-нора и нижнего Тарима разделяется на два участка: собственно лобнорцев, или каракурчинцев 299, и таримцев или каракульцев 300. Теми и другими управляют наследственные беки: лобнорцами — Кунчикан-бек (из рода Джахан), каракульцами — Насыр-бек; последний считается старшим. Общий же князь Джун-ган (Дзюн-ван?) обоих участков живет в Турфане. В свою очередь он подчинен тарачинскому вану (ныне ваньша 301) — в Хами.

Помимо содержания обоих своих беков, лобнорцы и таримцы платят ежегодно турфанскому князю по 40 теньге 302 с мужчины; кроме того, посылают подарки — меха, скот и пр. Турфанский князь отсылает каждый год хамийской ваньще: 9 выдр, несколько других звериных шкур и стадо баранов; в отдарок получает шелковые материи.

Кроме вышеупомянутых податей, с тех же лобнорцев и таримцев ныне идут неопределенные, но весьма большие поборы для китайцев. Эти последние приезжают сюда ежегодно, иногда по нескольку раз, и привозят разное дешевое тряпье в виде подарков; в обмен же забирают, часто силой, скот, меха, деньги, что у кого найдется; наконец, по временам, китайцы производят сборы для разных случайных своих надобностей 303.

Словом, описываемое население до того отягощено ныне поборами, что немало мужчин бросили свои жилища и превратились в нищих, или ушли с Лоб-нора в д. Чархалык, в наемные работники.

Наружный тип. По своему наружному типу лобнорцы и таримцы представляют пеструю смесь физиономий. В общем, однако, преобладает тюркский тип с большой примесью монгольского. Последний выражается всего резче в выдающихся скулах и малом количестве волос на лице.

Рост описываемого населения средний и ниже; высокие редки. Сложение вообще неплотное, грудь впалая; тем не менее руки сильные, вероятно, вследствие постоянной гребли в лодках; кожа тела белая или, вернее, грязнобелая. Череп формы эллиптической по наклонной оси, так как затылок у большинства сильно выдается назад; лоб низкий, брови правильные; глаза большие, черные, реже карие; нос высокий, прямой, иногда горбатый; скулы большей частью выдающиеся, но менее чем у кровных монголов; губы толстые, зубы мелкие и белые, уши средней величины; баки почти вовсе не растут, борода и усы также плохие. Волосы на голове черные 304, нередко с более светлым, кофейным оттенком, в особенности у женщин, у мужчин борода иногда бывает еще светлее. Мужчины [189] бреют свою голову 305, усы и бороду оставляют. Женщины-девушки разделяют волосы на голове пополам и заплетают их сзади в мелкие косички, концы которых связывают на спине в пучок. Замужние женщины носят две косы. Каракурчинцы, обитающие внутри Лоб-нора, представляют тот же тип, только более плюгавый — мельче ростом, корявее и слабосильнее; кроме того, цвет кожи у них темнее, быть может от постоянной грязи.

Несмотря на невыгодные физические условия своего существования, обитатели Лоб-нора и Тарима пользуются хорошим здоровьем. Мы видели здесь стариков более 70 и даже в 90 с лишком лет, которые были еще очень бодры 306. Только женщины на Лоб-норе нередко умирают при родах, а девочки — в детском возрасте; оттого женщин по числу меньше, нежели мужчин. Но вообще детей достаточно как в д. Абдал, так и в ближайших к ней поселениях Лоб-нора. Из местных болезней самый страшный здесь бич оспа; обыкновенные — воспаление глаз и язвы на теле, преимущественно на голове; лихорадки и горячки лобнорцы не знают. Язвы на теле лечат ртутью, принимая ее внутрь; от той же болезни и от некоторых других пьют отвар какого-то иерусалимского корня, привозимого в Восточный Туркестан из России. Лечения оспы не знают; заболевшего бросают на произвол судьбы, вся же деревня перебирается на другое место. [190]

Одежда. Главным материалом для одежды всех лобнорцев 307 служит кендыревый холст собственного приготовления. Из него шьются панталоны и рубашки, которые всегда носят как мужчины, так и женщины. Из того же холста делаются армяки или халаты, составляющие верхнее одеяние для обоих полов. У более цивилизованных лобнорцев — жителей д. Абдал и ближайших к ней 308 — халаты иногда шьются из дабы или маты синего, коричневого, реже красного цвета; кроме того, абдалинцы приготовляют для халатов грубую ткань из бараньей шерсти, или из шерсти диких верблюдов. Зимой абдалинцы надевают бараньи шубы, составляющие редкость в Кара-курчине. Там для теплоты кендыревый холст подбивается лишь утиными шкурками. Немногие же старухи каракурчинки, придерживаясь старины и по крайней бедности, всю свою одежду, не исключая рубашек и панталон, шьют из утиных шкур, предварительно выделывая их рыбьим жиром или солью. На голову каракурчинцы надевают зимой шапку из лисьего меха, летом — матерчатую или войлочную тюбетейку. Женщины Кара-курчина зимой носят шапочки из утиных (реже лебединых) шкурок, перьями наружу; летом повязывают голову платком из кендыря. В Абдалах мужчины носят зимой бараньи, реже лисьи шапки, летом тюбетейки 309; женщины повязывают головы платками на манер наших деревенских баб. Даже платки теперь здесь обыкновенно московских фабрик, полученные от китайцев в обмен на баранов 310. Обувью в Кара-курчине служат у мужчин и женщин чирки (вроде калош или лаптей) из звериной шкуры; голень обматывается, как у наших крестьян, носящих лапти, большой онучей из кендыря и окручивается сверху веревкой. Абдалинцы носят ичиги, даже самодельные сапоги с каблуками; у женщин, которые и здесь не прочь щегольнуть, каблуки делают выше. Летом жители Лоб-нора большей частью ходят босыми, не исключая и самого Кунчикан-бека.

Жилище. Все обитатели Лоб-нора и нижнего Тарима живут в тростниковых помещениях, называемых по-местному сатма. Такое жилье представляет квадратную загородку длиной в 5-6 сажен больших фасов, обращенных обыкновенно к северу и югу, и сажени 3-4 по длине фасов меньших, расположенных на восточную и западную стороны горизонта 311. По углам и в самых фасах на некотором расстоянии вкопаны корявые, часто не очищенные от коры, стволы туграка, поддерживающие всю постройку. В Кара-курчине вместо туграковых столбов, за неимением этого дерева, ставятся плотно связанные снопы тростника. Стены описываемого жилья обставляются тростником высотой в сажень или немного более. Вместо потолка настилается тот же тростник; в середине оставляется небольшое (фута 1½ в поперечнике) отверстие для света и выхода дыма от огня. В одном из фасов, обыкновенно южном, делается вход, прикрываемый тростниковой же дверью. Внутренность всего жилища разделяется тростниковыми перегородками на три или четыре отделения, смотря по [191] зажиточности хозяина. Первое от входа самое большое отделение, на средине которого в ямке расположен очаг, предназначается для обыденного пребывания семьи и для приема посетителей. Из других, меньших отделений, одно служит спальней, другое кухней, где находится глиняный очаг для приготовления пищи, третье кладовой; нередко кухня делается особо от жилого помещения. Вместо полок на внутренних стенах сатма подвешиваются обломки старых лодок. Вокруг очага большой комнаты постлан для сиденья тростник; он же служит взамен подушек и постелей в спальне; изредка, впрочем, для постели собираются метелки тростника и утиные перья.

У более зажиточных близ сатма делаются глиняные загоны для скота с тростниковой покрышкой. Впрочем, такие загоны мы видели лишь в д. Абдал, которая считается столицей Лоб-нора. Здесь тростниковые жилища просторнее и чище, нежели в Кара-курчине. Там иногда сатма стоят даже на болоте за неимением сухого места; в таком случае в жилом помещении тростник настилается толстым слоем на сырую почву.

Как на Тариме, так и на Лоб-норе вышеописанные сатма скучиваются в деревни, обыкновенно небольшие. Места таких деревень непостоянны; они находятся в зависимости от удобства рыбной ловли и пастьбы скота. Сами жилища защищают своих обитателей лишь от летнего зноя, но не спасают от холода и бурь. При небольшом ремонте служат 3-4 года. Часто подвержены пожарам от малейшей оплошности в обращении с огнем.

Домашняя обстановка. Из предметов домашнего обихода мы встречали в обиталище лобнорца: чугунную чашу для варки пищи, медный чайник (кунган) для кипячения воды, чугунок в виде сковороды для печения хлеба, волосяные сита для просеивания муки, топор, деревянные ведра, такие же блюда, чашки и ложки, цыновки из стеблей куги [192] (Typha), служащие вместо скатерти во время еды и в редкость — войлоки; быть может, имеются еще кое-какие хозяйственные мелочи, но их во всяком случае немного. У каракурчинцев даже подобный инвентарь обыкновенно бывает неполный, так что, взамен чугунной чаши, иногда употребляется большой черепок от чаши разбитой, а медного чайника или сковороды часто нет вовсе.

Исключительной собственностью женщин, кроме их платья, служат — веретена, прялки, иногда грубый ткацкий станок, немного иголок и других мелочей. Мужчины, почти все, имеют огнива, бритвы и ножи; последние носят за поясом в кожаных ножнах 312, а за пазухой жестяную, деревянную или кожаную коробочку с табаком, который не курят, но жуют. Необходимую принадлежность каждого семейства составляют еще лодки, выдолбленные из стволов туграка, сети и удочки для рыболовства; также связки сухой рыбы и холстины из кендыря; затем нередки капканы для ловли хара-сульт, лисиц и волков. Ружья имеются на всем Лоб-норе лишь у семи человек — фитильные с мелкими прямыми нарезами. Кара-курчинцы обыкновенно носят все свое платье на себе; в нем и спят, не раздеваясь. Абдалинцы, помимо обыденного платья, почти все имеют праздничную одежду. Денег, вероятно, ни у тех ни у других нет. Притом лучшие свои вещи лобнорцы не держат дома, во избежание случайности от пожара или грабежа от китайцев, но зарывают эти вещи в песок в местах, известных лишь самим хозяевам.

Противоположно монголам и тангутам абдалинцы опрятны и чистоплотны. Летом купаются часто, зимой постоянно умываются. Посуду содержат в чистоте, пищу также чисто приготовляют; перед едой и после нее моют руки. Одежда у них хотя простая, но, сколько возможно, чистая; праздничное же одеяние весьма опрятное. Каракурчинцы — те грязны и оборваны, притом сильно пахнут рыбой, как и все вообще обитатели Лоб-нора и Тарима. От их деревень рыбный запах слышен по ветру довольно далеко.

Пища. Действительно рыба составляет здесь главный продукт питания. Исключая зимнего времени, она ловится ежедневно; на зиму заготовляется в сухом виде. Свежую рыбу обыкновенно варят; сушеную нередко поджаривают, предварительно смочив ее соленой водой. Рыбий отвар пьют вместо чая. Из рыбы также добывают жир, который употребляется взамен масла. Подспорьем к рыбной пище служат весной и осенью утки, а зимой отчасти мясо зверей — хара-сульт, диких верблюдов и др.; кабанов здешние жители, как магометане, не едят. Абдалинцы ко всему этому добавляют баранье мясо (изредка) и пшеничный хлеб, который все более и более входит здесь в употребление. Зерно имеют со своих пашен и мелют его на своих же крошечных водяных мельницах 313. Каракурчинцы хлеба не знают; некоторые из них вовсе не могут его есть, равно как и баранье мясо. Зато они едят, как и все впрочем лобнорцы, мясо пеликанов и выпей (Botaurus stellaris) 314; последнее считается полезным от кашля и боли живота; вкусом, как говорят, походит на фазанье. Наконец, на [193] Лоб-норе и Тариме все жители употребляют в пищу поджаренные корни кендыря, а весной молодые побеги тростника, которые считаются даже лакомством 315. Из метелок тростника летом изредка вываривают темную тягучую массу, сладкую на вкус. Следует также упомянуть, что лобнорцы и таримцы, противоположно монголам, охотно пьют сырую воду.

Занятия. Как выше сказано, рыба служит главной пищей описываемого населения; поэтому рыболовство составляет специальное здесь занятие в течение весны, лета и осени. Ловят рыбу сетями и на удочку. Сети небольшие, собственного приготовления из ниток кендыря, устраиваются таким образом, что рыба сама в них запутывается 316; удочки грубой работы делаются сколько кажется, в Чархалыке. Ежедневно утром и вечером мужчины осматривают свои снасти и собирают попавшую рыбу. При обилии ее редко кто возвращается без добычи. Для удобства рыбной ловли устраиваются (как было уже упомянуто) на Тариме, частью и на Лоб-норе, искусственные озера в тех местах, где уровень Тарима, вследствие оседания на берегах и в самом ложе реки приносимой ветром пыли, как равно выдувания почвы по соседству, выше окрестной местности. Тогда стоит лишь прокопать в береге небольшую канаву, и вода, сюда хлынувшая, затопит большую или меньшую площадь. Обыкновенно это делается весной; затем спускная канава засыпается. Вместе с водой в новообразованное озеро заплывает и рыба, которая проводит здесь лето, отъедается и жиреет. Между тем площадь озера, подвергнутая сильному испарению в течение целого лета, значительно уменьшается, рыбе становится [194] тесно и душно. Тогда спускная канава вновь отворяется и здесь ставят сети, в которые кучами лезет рыба, почуявшая свежую воду. Подобная операция повторяется в одном месте несколько лет сряду. Впоследствии на таких озерах вырастает тростник, который служит здесь главным кормом для скота. Большая часть нижнетаримских озер образовалась подобным образом.

Для рыболовства, конечно, необходимы лодки, которые все здесь малых размеров (12-14 футов в длину; фута 1½, иногда и того менее, в ширину) вроде наших душегубок; выдалбливаются они из стволов туграка; на зиму, во избежание растрескивания от сухости воздуха, закапываются в песок. Лобнорцы управляют своими лодками в высшей степени искусно; ездят в них как сидя, так и стоя.

Ловля уток нитяными петлями, в особенности при весеннем и осеннем пролете, составляет также обыденное занятие лобнорцев. Зимой или, чаще, осенью, некоторые из них ездят на охоту в Алтын-таг за дикими верблюдами и яками; дома же промышляют зверей капканами, в особенности каракурчинцы. Они скотоводством вовсе не занимаются. Но абдалинцы держат значительное количество баранов, затем рогатый скот, немного лошадей и ослов. Еще больше развито скотоводство на Тариме, главным образом разведение баранов. Последние на Лоб-норе курдючные, большого роста, очень жирны и дают превосходное мясо; таковые же вероятно и на Тариме 317.

С каждым годом абдалинцы усиленно начинают заниматься хлебопашеством. Удобных для этого мест на самом Лоб-норе нет. Поэтому обрабатывают землю в Чархалыке и на р. Джахансай, недалеко от развалин г. Лоб. Сеют всего более пшеницу, затем ячмень, кукурузу и хлопок; садят также в небольшом количестве овощи — арбузы, дыни, лук и морковь.

Все сообщения и перекочевки производятся главным образом на лодках, зимой — по льду Тарима. Тогда под лодки подделываются небольшие салазки. На таких салазках абдалинцы возят по льду и дрова (тамариск) для топлива; в Кара-курчине топливом служит тростник.

Вообще среди описываемого населения мужчины исполняют все работы вне дома. Женщины же ведают демашними занятиями — ухаживают за детьми, варят пищу, прядут нитки и ткут холст из кендыревого волокна, шьют одежду и пр.; иногда собирают поблизости дрова и осматривают сети в отсутствие мужчин. Притом женщины постоянно сидят дома и ни в какие общественные дела не вмешиваются.

Обычаи. Многоженство, как вообще у магометан, дозволяется, но на Лоб-норе, сколько кажется, не практикуется, быть может по отсутствию достатка. Впрочем, и здесь муж волен прогнать свою жену и взять другую; вообще жениться можно на самое короткое время, зато распутство сильно наказывается. В брак мужчины вступают с 16 лет, а женщины с 15, не ранее; при этом требуется лишь согласие родителей обеих сторон. Жених лет за пять до свадьбы, следовательно еще мальчиком поступает в дом невесты к ее отцу для различных работ. С ним в виде [195] калыма дают лодку, сети, пленки для ловли уток, сушеную рыбу, рыбий жир и связки кендыревого волокна; у абдалинцев к этому присоединяются еще корова, лошадь или осел. Накануне свадьбы жених подносит своей невесте две лисьих шкуры, немного хлеба печеного или в зерне и при этом в виде хадака 318, пучок связанных косичек серой цапли, называемый кош.

Свадьба совершается в жилище невесты. Молодые садятся против входа у задней стенки. Справа от жениха помещаются мужчины, а слева от невесты — женщины и девушки. Отец невесты угощает гостей рыбой и утками, а также бараниной и хлебом, если имеются эти продукты. После трапезы тот же отец невесты закрывает молодых двумя халатами, и ахун или лицо, его заступающее, читает молитву; молодые и гости в это время стоят. По совершении молитвы венчание считается оконченным; гости расходятся, кроме двух женщин, которые провожают новобрачных на противоположную сторону Тарима 319, где ставится небольшая кендыревая палатка. В ней молодые остаются ночевать. Утром те же женщины приносят им для мытья воду. Затем новобрачные отправляются с визитами по домам своей деревни. Здесь им дарят, смотря по достатку, рыбу, кендырь, холст, деревянную посуду и пр. После визитов молодые отправляются в свое жилище, где новая жена подносит мужу 12 рубах из кендыревого холста и 12 таких же панталон; вместе с тем отец бывшей невесты дарит своему зятю лодку, сети, домашнюю утварь и пр.; абдалинцы, кроме того, [196] дают скот. Празднуется свадьба только один день. В это время устраиваются гонки на лодках, а в Абдалах — скачки на лошадях и ослах. Молодые также принимают участие в этих увеселениях.

Из детей мальчики находятся преимущественно на попечении отца, девочки же на попечении матери. Тех и других учат молиться, затем правилам вежливости и уважения к старшим. В Абдалах мы застали теперь даже школу, которой заведовал ахун из Хотана, вскоре, впрочем, опять покинувший Лоб-нор. Мальчики с отроческого возраста пасут баранов, помогают своим отцам ловить рыбу и уток; сделавшись постарше, ходят также на охоту. Девочки прислуживают матерям и обучаются ими домашнему хозяйству. Обрезание мальчиков совершается на седьмом году жизни, иногда раньше или немного позже, если некому в срок сделать операцию.

При похоронах у тех же лобнорцев покойника прежде всего моют, затем одевают в пять белых рубах из маты; первая такая рубаха достигает лишь до пояса, остальные постепенно удлиняются, так что пятая закрывает босые ноги. В Кара-курчине, за неимением маты, рубахи делаются из кендыря. Голова у мертвого мужчины окружается белой повязкой, у женщины сокрывается лишь платком спереди. Потом покойника несут на носилках к ахуну или к лицу, его заменяющему, и тот читает молитвы. В головах носилок приделывается шест, на который у мужчин надевается чалма, а у женщин платок. Хоронят в день смерти или же на следующий.

Для могилы выкапывают на кладбище яму, приблизительно равную кубической сажени. В этой яме с западной стороны делается ниша, в которую кладут покойника (на тростниковой подстилке) на бок, лицом к западу, головой к югу; потом ниша заделывается и яму засыпают. Прежде могилы не засыпали, но обставляли внутри тростником и делали тростниковую покрышку.

В Кара-курчине умершего кладут в лодку, покрывают ее другой лодкой и этот гроб ставят в густом тростнике; кругом обтягивают сети. Поминки по усопшем совершаются на 1, 3, 7 и 40-й дни после смерти. Тогда ходят на могилу; в доме же покойника его родственники и близкие знакомые получают угощение. На кладбищах втыкаются шесты с привязанными к ним хвостами диких яков, цветными тряпками и тому подобными украшениями. Наследство получается лишь после смерти обоих родителей, ибо если один из них умрет, то домом управляет другой, будет ли то отец или мать, все равно. При дележе наследства сыновья получают поровну, но от каждой их части отделяется 1/9 доля для дочерей. Впрочем, все это применимо лишь к более зажиточным абдалинцам.

Приветствуют лобнорцы друг друга при встрече, как и другие мусульмане, словами «ассаляу-маликэм», на что получается ответ «валикем-ассалям»; при этом делают руками жест, словно гладят бороду, затем складывают руки внизу груди и наклоняют туловище немного вперед, как у нас при легком поклоне. Обращаясь один к другому, те же лобнорцы говорят «доакль» (сделай одолжение). Когда женщина обращается с какой-нибудь просьбой к мужчине, то считается вежливостью, если она слегка ударит кавалера рукой по спине или между плеч и приговаривает: «чик, чик, чик, чирак-як», что собственно смысла не имеет, а в переводе означает «выходи и зажги светильник». Если же мужчина обращается к женщине, то, кроме обычного «доакль», вежливый кавалер говорит: «джиним санга» (в переводе — «я жертвую собой для тебя»). [197]

В свободное от обыденных занятий время лобнорцы ходят один к другому в гости, всего чаще мужчины к мужчинам, женщины к женщинам. При особых торжествах те и другие сходятся вместе. Во время угощения гостей хозяин сидит 320 с ними, но сам не ест; хозяйка прислуживает. Игр и плясок здесь нет, также нет и музыкальных инструментов. Песни поются редко, обыкновенно при езде в лодке; мотив их заунывный. Абдалинцы, сколько мы заметили, любят шутить друг над другом. Женщины нередко ссорятся, как и у нас, причем попрекают одна другую разными сплетнями; бедность, как и при ссорах наших простолюдинов, служит не малым укором при ругатне.

Суд на Лоб-норе производится выборными старшинами под председательством Кунчикан-бека. Обычаи заменяют незнание шариата. Забавно было видеть, как на одном из судебных разбирательств все судьи кричали: «Магомет сказал, Магомет сказал», но ни один из них не знал, что именно сказал Магомет.

Язык и верования. Язык обитателей Лоб-нора и нижнего Тарима тот же тюркский, как и во всем Восточном Туркестане; отличается лишь значительной примесью монгольских слов 321. Впрочем, слова, эти теперь понемногу выводятся и заменяются словами хотанских поселенцев, живущих в Чархалыке. Ныне лобнорцы нас уверяли, что лучше понимают говор жителей Курли, нежели хотанцев 322. Со своей стороны могу заметить, что наш переводчик, родом таранчинец из Кульджи, свободно объяснялся как на Лоб-норе, так и в Хотане. Кроме того, у лобнорцев есть собственный язык, которым они объясняются между собой и которого не понимал наш переводчик. Мы слышали, что этот язык тот же тюркский, но только исковерканный, как бывает искаженный русский говор у наших офеней 323. Всегда лобнорцы говорят громко и скоро, притом нередко сразу несколько человек, в особенности если желают сообщить что-либо интересное.

Относительно своей религии обитатели Лоб-нора и Тарима — магометане суннитского толка, господствующего во всем Восточном Туркестане 324. Религиозным фанатизмом не отличаются. Ежедневный намаз совершается лишь в Абдалах. Посты соблюдаются только стариками. Есть и пить с нами лобнорцы также не гнушались. Суеверий у них, как кажется, немного; в злого духа не верят.

Высокочтимую святость всего Лоб-нора составляет небольшой мазар 325, находяшийся близ д. Старый Абдал, в одной от нее версте вверх по Тариму. Здесь, шагах в пятидесяти от левого берега реки, на небольшом глинисто-песчаном бугре, верхушка которого выровнена площадкой, сделана из тростника, с туграковыми столбами, по фасам квадратная загородка, имеющая сажени три в стороне каждого фаса и около одной сажени высоты; плоская крыша также тростниковая. С южной стороны оставлен вход, запираемый тростниковой дверью, а с запада приделана другая небольшая загородка, отделенная от главной тростниковой стеной западного фаса. В этой-то небольшой загородке закопана в землю главная святость — [198] медная чашка и, кроме того, лежит небольшой красный флаг, также святой. К стенке западного фаса, отделяющего большое помещение от малого, приделаны, на высоте футов трех от земли, небольшие туграковые подмостки, на которых в порядке разложены: несколько десятков маральих рогов, головы хара-сульт и домашних баранов, а также несколько хвостов яков и пара их рогов. В маленькой загородке также находятся подобные приношения; снаружи же ее на туграковых подмостках набросана куча маральих рогов. Наконец, кое-где по сторонам всей постройки торчат невысокие шесты с привязанными к ним яковыми хвостами.

По местному преданию, в давние времена проходили из Хотана через Лоб-нор шестеро магометанских святых с одной при них собакой. Эти святые и подарили за какую-то услугу одному из предков Кунчикан-бека вышеупомянутую медную чашку, а затем прислали из Турфана красный флаг и бумагу на владение обеими подаренными драгоценностями. Бумага зта завернута в шелковую материю и положена в небольшой весьма грубой работы туграковый ящик, поставленный между маральими рогами в стенке западного фаса большого помещения. Сами святые, как гласит легенда, ушли в пещеру недалеко к северу от Турфана, сказав, что «мы еще вернемся»; собака лежит окаменелой у входа в эту пещеру. По тому же преданию, во время пути святых в Турфан, их преследовали, с целью убить, монголы. Разбойники эти искали намеченные жертвы по следу собаки. Тогда у нее были отрублены ноги, но собака все-таки не отстала от своих хозяев. Лобнорцы весьма чтят эту святость и уверяли нас, что только она одна удерживает их жить в таком худом месте, как Лоб-нор. Каракурчинцы же почти не имеют понятия, за что именно почитается выше описанный мазар. «Знаем только, что святое, а в чем эта святость заключается — не понимаем», — говорили они нам.

Умственные и нравственные качества. На Лоб-норе, более нежели в чем либо, заметна значительная роль духовных способностей между абдадинцами и каракурчинцами. Первые обладают достаточной умственной сметкой, хитры и отчасти уже плутоваты; последние гораздо проще и умственно ограниченнее. Приведу здесь дословно нравственную характеристику каракурчинцев, сделанную мною при первом знакомстве с этими людьми 326.

«Бедный и слабый физически, каракурчинец беден и нравственно. Весь мир его понятий и желаний заключен в тесные рамки окружающей среды, вне которой этот человек ничего не знает. Лодки, сети, рыба, утки, тростник — вот те предметы, которыми только и наделила несчастного мачеха-природа. Понятно, что при такой обстановке, притом без влияния извне, невозможно развитие ни умственное, ни нравственное. Тесный круг понятий каракурчинца не переходит за берега родного озера; остальной мир для него не существует. Вечная борьба с нуждой, голодом, холодом наложила печать апатии и угрюмости на характер несчастного: он никогда почти не смеется. Умственные способности также не идут далее того, сколько нужно, чтобы поймать рыбу или утку, да исполнить другие житейские заботы. Иные даже считать не умеют далее сотни, быть может того менее». Вдобавок к этому про всех вообще лобнорцев можно сказать, что они весьма миролюбивы, гостеприимны и живут согласно между собой. Нередко достаточный помогает бедному, чему [199] большой пример подает сам Кунчикан-бек. Крупные преступления, как, например, убийство, здесь неизвестны; мелкое воровство начало случаться лишь в последнее время, когда, вследствие тяжести налогов, появились нищие.

Как и все вообще азиатцы, лобнорцы достаточно ленивы, а вместе с тем очень любопытны и словоохотливы. К удивлению нашему, абдалинцы знали теперь через хотанцев про Макарьевскую (Нижегородскую) ярмарку, а также слышали о железных дорогах, телеграфах и воздушных шарах. Не чужда тем же лобнорцам и удаль физическая. «Мы радуемся, молодеем, — говорили они нам, — когда наступит лето и можно вдоволь ездить на лодках по Лоб-нору и Тариму». Быстрота такой езды весьма здесь ценится, и многие лобнорцы, нередко мальчики, удивляли нас искусством управлять, даже при ветре, своими маленькими и вертлявыми челноками 327.

Характеристика Кунчикан-бека. Не полон будет сделанный выше очерк лобнорцев, если не привести здесь характеристику их правителя Кунчикан-бека 328, человека редкой нравственности и доброго до бесконечности. Как выше было упомянуто, этот бек из рода Джахан, имел в 1885 г. уже 73 года от роду, но еще находился в полной силе и обладал отличным здоровьем. Своими подчиненными он любим как отец родной, да и сам смотрит на них как на собственных детей, — никаких поборов не требует, кроме поставки дров и подмоги во время посева или собирания хлеба; при всякой же нужде пособляет неотложно. [200] Ради этого живет сам в большой бедности 329. Прежде, во времена Якуб-бека, достояние лобнорского правителя заключалось в шести ямбах серебра, тысячном стаде баранов и 12 лошадях. Ныне все это китайцы отобрали разными вымогательствами частью от самого Кунчикан-бека, частью за неисправную уплату податей его подчиненными. В особенности много пришлось заплатить за отмену приказания носить косы. Такое украшение до того не понравилось лобнорцам, что сам Кунчикан-бек, у которого коса выросла уже в ¼ аршина, нарочно ездил в г. Курлю, отдал тамошним властям последние деньги и едва добыл разрешение снова брить головы. Ранее того, вскоре после завоевания Кашгарии. китайцы вздумали переселить лобнорцев на Тарим в окрестности д. Ахтарма. Для этой цели сначала был уведен туда Кунчикан-бек со своим семейством. Тогда лобнорцы стали умолять китайцев возвратить их «отца родного» и получили на это согласие лишь за большую взятку.

Характерную черту Кунчикан-бека составляет еще то, что он терпеть ну может городов и страшно боится всякого начальства. Как говорят, за всю свою жизнь правитель Лоб-нора лишь раза два-три был в г. Курле, дальше Чархалыка не ездит, и ни один крупный начальник его в глаза не видал. В случае требования явиться, например, в Турфан, Кунчикан-бек обыкновенно спешно собирается в путь и уезжает с посланным за ним человеком. Станции три-четыре едет как ни в чем не бывало. Затем тихомолком выпивает слабый раствор табаку, после чего подвергается рвоте и даже обмороку. Болезнь, следовательно, налицо, и Кунчикан-бек возвращается обратно; начальству же высылается взятка.

Двое сыновей Кунчикан-бека умерли, двое других при нем находятся. Старший из них — Тохта — исполняет должность ахуна на Лоб-норе, младший — Джахан — будет наследовать своему родителю 330. О том же Кунчикан-беке лобнорцами сложена песня, в которой восхваляется его доброта рядом с небывалым богатством и доблестями. Нам удалось записать лишь первую половину этой песни. Вот она:

«Кунчикан-бек, восходящее солнце, солнце наш господин! Облагодетельствовал ты весь мир; как голос ласточки, ты лелеешь слух всех; запер ты в своем загоне тридцать лошадей-меринов (налицо всего одна кляча); не отказываешься, видя нужду, помогать сиротам. Прежде один ты был наш князь, нынче их много (подразумеваются китайцы). Тохта-ахуна и Джахана (сыновья) бог тебе дал. Твои приятели китайцы (ирония) посылают тебе дары, за которые берут деньги. Шэхин-яз и Абдурахман (умершие сыновья) похожи были на ястребов. Во дворе твои бараны — что может сравниться с ними. Постели хорошую постель, окутайся хорошей шубой. Когда работники пашут твои пашни, никто проехать не может (смысл — так обширны пашни, в которых всего несколько десятин). Тридцать батманов 331 хлеба выдал ты на посев, завьючьте ими скот. Надень на себя латы, иди воевать в Рум 332. Просейте муку, напеките хлеба в дорогу. Живешь ты в большом богатстве, о тебе сплетничают в народе, иные ненавидят твое доброе сердце. Сидишь ты на ковре (это тростниковая [201] цыновка), халат на тебе цвета полной луны (из кендырного холста, окрашенного в желтый цвет корою джиды)» и т. д. — Песня продолжается еще столько же.

Сведения о пребывании русских староверов на Лоб-норе. При нынешнем посещении Лоб-нора, равно как и при первом здесь путешествии, нам удалось собрать сведения о пребывании в этих местах, в начале шестидесятых годов, партии русских староверов. Новые данные несколько пополняют прежние 333, частью же изменяют их.

Года за два с небольшим до начала магометанского восстания в Восточном Туркестане, следовательно в 1860 г., как говорили теперь нам лобнорцы, к ним неожиданно пришли четверо русских и осматривали местность. Затем двое из них отправились обратно, двое других остались на Лоб-норе. Спустя восемь месяцев русские вновь явились сюда партией около сотни человек, считая женщин и детей. Все они отлично говорили по-киргизски и объяснили, что пришли из лежащих далеко к северу гор, в которых живут киргизы и торгоуты — следовательно, из Алтая. Причиной переселения выставляли гонение своей веры. Поселились пришельцы на р. Джахансай — близ развалин г. Лоб и в Чарха-лыке, где вскоре выстроили себе деревянный дом 334, по другим сведениям даже несколько домов; занялись хлебопашеством. С туземцами жили в согласии, но мало или вовсе не помогали друг другу, так что некоторые побирались милостыней в Чархалыке. [202]

Однако недолго пришлось новым колонистам жить на Лоб-норе. Через год после их прибытия сюда явился из Турфана, по приказанию китайского губернатора с китайским же войском, князь всех лобнорцев и таримцев и разорил поселение староверов. Эти последние сначала хотели сопротивляться силой и приглашали жителей Чархалыка действовать совместно. Для вящего соблазна к такому союзу староверы уверяли, что у них есть колдунья, которая может сотворить сколько угодно воинов. Чархалыкцы полюбопытствовали сначала увидеть такое чудо, а затем уже обещали свою помощь. Тогда была призвана сама чародейка, которая, не смущаясь, заявила, что действительно может сделать требуемое количество людей, но для этого необходимо иметь пух куги (Typha), из которого следует замесить тесто. Куга не растет в Чархалыке, и плутоватая баба, конечно, рассчитывала, что за неимением нужного материала основательно можно уклониться от исполнения требуемого чуда. На несчастье же колдуньи куги очень много на Лоб-норе, куда чархалыкцами был отправлен нарочный гонец. Вскоре целый мешок требуемого растения был привезен, и чародейка, видя себя припертой к стене, поневоле приступила к таинственной работе. Нетерпение туземцев относительно того, что выйдет, было всеобщее. Еще же более оказалось их разочарование, когда старуха, спустя немного, объявила, что потеряла свою волшебную книгу и не может сотворить людей, не зная требуемых знаний на память. Тогда чархалыкцы, видя себя обманутыми, наотрез отказались от помощи русским. Те не решились одни драться с китайцами, которые сожгли их дома и жестоко всех избили. «Стон и вопль стояли всеобщие», — говорили нам чархалыкцы. Лишь четыре семьи ушли в Са-чжеу, где, по приказанию китайского начальника, все мужчины были казнены; куда делись женщины, лобнорцы не знают. Уничтожив поселение староверов, китайцы отвели их самих в Турфан. Что сталось далее с этими несчастными — неизвестно, ибо вскоре началось здесь восстание магометан против Китая. Говорят, несколько человек из тех же русских пробрались впоследствии на Или, где выдали себя за магометан и были ласково приняты Кульджинским султаном 335. [203]

Комментарии

246. Из них главнейшие (по крайней мере из переведенных на европейские языки) для нынешнего Восточного Туркестана, как известно, есть книга Си-юй-вынь-цзянь-лу (Описание западного края), составленная в конце прошлого века маньчжурским чиновником, видевшим лично описываемую страну. Перевод и извлечение из этой книги на русском языке сделаны у Иоакинфа в «Описании Чжунгарии и Восточного Туркестана», помещены также в «Землеведении Азии» Риттера, в отделе «Восточный Туркестан», перевод Григорьева. О том же бассейне Тарима трактует и более новая китайская книга Си-юй-шуй-дао-цзи, написанная также китайцем-очевидцем и изданная в 1823 г. Перевод в извлечении этой книги, сделанный В. М. Успенским, напечатан в VI томе «Записок» Русского географического общества по отделению этнографии.

Привожу указание на упомянутую литературу: Иоакинф, или Никита Яковлевич Бичурин, известный русский синолог, опубликовал «Описание Чжунгарии и Восточного Туркестана» в 1829 г. в Петербурге. Кроме того, сведения из «Си-юй вый-дзян-лу» приведены в «Землеведении» К. Риттера — География стран Азии, находящихся в непосредственных сношениях с Россией. Восточный или Китайский Туркестан. В переводе с примечаниями крупнейшего русского востоковеда В. В. Григорьева. СПб., 1869. Второй выпуск этого тома целиком написан В. В. Григорьевым и состоит из содержательных дополнений; он вышел из печати в Петербурге в 1873 г. Григорьев использует также материал китайских географических источников.

Второе сочинение Си-юй-шуй-дао-цзи в извлечениях перевел на русский язык В. М. Успенский по предложению того же Григорьева и напечатал в Записках Русского Географического общества, т. 6, отд. 1, стр. 93-150. СПб., 1880.

247. Предполагалось, согласно китайским описаниям, что болота и топи Лоб-нора, перемешиваясь с песчаными площадями и горными грядами, тянутся на юго-восток и юг от названного озера до Куку-нора и Тибета. В северо-восточном углу последнего, согласно китайской гипотезе, вода Тарима, пробирающаяся от Лоб-нора под землей снова выходит на поверхность почвы в виде многочисленных ключей урочища Сив-су-хай или Одонь-тала и дает начало Желтой реке.

248. Сообщаемые на этот счет данные в вышеназванной китайской книге Си-юй-вынь-цзянь-лу крайне отрывочны, иногда же просто нелепы.

249. Отчет об этом путешествии под заглавием «От Кульджи за Тянь-шань и на Лоб-нор» представлен был мною в 1877 г. Географическому обществу и напечатан в XIII томе «Известий» этого Общества; издан также отдельной брошюрой [см. новое издание с включением дневниковых записей Пржевальского, Москва, 1947]. Теперь сжато повторяются некоторые изложенные тогда данные для связи с нижеследующим более полным описанием Лоб-нора. Некоторые изменения против названного отчета. в особенности относительно туземцев, явились теперь потому, что при нынешнем посещении Лоб-нора мы были гораздо свободнее в своих исследованиях, а местные жители относились к нам гораздо откровеннее.

250. Я, мой помощник Эклон, переводчик и 6 казаков.

251. Т. е. «Седьмиградия» — так называлось царство Якуб-бека до числу семи в нем городов.

252. По смерти Якуб-бека и последовавшем затем покорении Восточного Туркестана китайцами Заман-бек был ласково принят в наших пределах и теперь состоит на службе в Семиречье.

О Заман-беке и его судьбе сказано в примечании 18 к новому изданию книги Пржевальского «От Кульджи за Тянь-шань и на Лоб-нор» (М., 1947, стр. 138-139).

253. Впоследствии мы добыли для своей коллекции три прекрасные шкуры диких верблюдов и одного верблюжонка от лобнорских охотников.

254. По одним сведениям (Куропаткин. Кашгария, стр. 211), Якуб-бек скончался от апоплексического удара. В нынешнее же путешествие мы неоднократно слышали от туземцев, что Якуб-бек был отравлен правителем Хотана Нияз-беком, подкупленным китайцами. Отраву, как говорят, положил в пищу один из любимых прислужников (бачей) Якуб-бека.

Н. М. Пржевальский во всех своих книгах, посвященных описанию путешествий в Центральную Азию, упоминает имя Якуб-бека и сообщает интересные подробности о дунганском восстании, о государстве Джеты-шаар и судьбе Восточного Туркестана. Якуб-бек — яркая фигура, и биография его крайне интересна. Между тем период «Джеты-шаара» плохо изучен и освещен в нашей исторической литературе. Поэтому редактор данного издания обратился к доценту Московского института Востоковедения К. А. Усманову с просьбой написать несколько слов о Якуб-беке я Джеты-шааре. Это целесообразно сделать в примечаниях именно к этой книге, где Пржевальский, оглядываясь на несколько прошедших мятежных лет в истории Восточного Туркестана, неоднократно приводит свои высказывания по поводу исторических судеб Восточного Туркестана, представляющего собой этнографическое образование совсем особое в составе Китая К. А. Усманов любезно согласился написать такое примечание, которое мы и приводим здесь.

«Якуб-бек родом из Средней Азии (г. Пскент, южнее Ташкента). По отцу таджик. С раннего детства остался сиротой и воспитывался у дяди. Сильно нуждался, был ремесленником, слугой беков и джигитом в кокандском войске. Впоследствии стал юз-баши (сотником) и одно время служил в Ак-мечети (ныне Кзыл-орда). В конце 1864 г., когда Якуб-беку было уже около 45 лет, правитель Кокандского ханства Алим-кул отправил его в Кашгар при следующих обстоятельствах.

Летом 1864 г. мусульманское население Синьцзяна восстало против господства маньчжуро-китайских завоевателей и добилось победы. Но Синьцзян распался на отдельные самостоятельные мусульманские владения: Дунганское ханство с центром в Урумчи, Кучинское ханство, Хотанское падишахство, Кашгарское владение во главе с киргизами. В Или впоследствии образовалось Таранчинское султанство. Между этими феодальными владениями начиналась борьба за власть над Кашгарией: на эту власть особенно претендовали кучинские ходжи. Стране, только еще освободившейся от столетнего господства Китайской династии Цинов, грозила междоусобица.

В эти беспокойные дни правители Кашгарского оазиса обратились в Кокандское ханство с просьбой прислать в качестве правителя Бузурук-ходжу, предки которого являлись правителями Восточного Туркестана вплоть до завоевания страны маньчжуро-китайскими войсками в 1759 г. Отец Бузурука Джехангир-ходжа еще в 1826 г. вторгнулся в Кашгарию, при поддержке уйгуров (местного мусульманского населения) он свергнул китайское господство и образовал Кашгарское государство, владение которого распространялось от Хотана до Аксу. Только через девять месяцев Цибэм удалось восстановить свою власть над Кашгарией. Джехангир попал в руки китайцев, был отправлен в Пекин и казнен. Уйгурский народ воспевал храбрость и подвиги Джехангира, оплакивал его трагическую смерть и ждал его сына Бузурука чтобы поднять восстание против китайских угнетателей. Но Бузурук-ходжа был слабохарактерным и не способным к государственной деятельности. Ему была бы не под силу роль объединителя Кашгарии, и скорее он сам мог превратиться в игрушку в руках отдельных феодальных группировок. Это прекрасно понимал Алим-кул. Поэтому он предложил Якуб-беку сопровождать Бузурука в качестве его первого помощника и военачальника. Выбор пал на Якуб-бека не случайно, последний выделялся своей исключительной предприимчивостью, организаторским талантом, умом и твердостью характера.

Бузурук-ходжа был радостно встречен кашгарцами. Тысячи людей вышли на улицы и за городские стены приветствовать ходжу.

В это время политическая обстановка в Кашгаре оказалась весьма сложной. Уйгурские и киргизские беки, пришедшие к власти после победы восстания, всерьез не думали об объединении страны; они увязли во взаимных интригах, и Бузурук, провозглашенный правителем Кашгара, превратился в орудие враждующих феодальных группировок. Беспечность и ограниченность отдельных беков-феодалов соответственно повлияли и на Бузурука, — он позабыл свои задачи и предался бесконечным дворцовым кутежам и празднествам.

Однако в стране было немало передовых представителей, понимающих необходимость создания единой государственной системы для нормального хозяйственного и культурного развития. Якуб-бек был овеян идеями этого движения. Он развертывает лихорадочную деятельность по созданию кашгарского войска и, как свидетельствует местный автор, «он не имел времени даже ни для еды, ни для сна». Благодаря этим своевременным мероприятиям, кашгарцам удается, под руководством Якуб-бека, разгромить вблизи Кашгара крупную силу кучинских ходжей, пытавшихся захватить город.

Борьба за объединение Восточного Туркестана продолжалась около двух лет (1865-1867 гг.). Бузурук-ходжа, запутавшись в интригах отдельных группировок, открыто выступил против объединительной деятельности Якуб-бека. В результате Бузурук был отстранен от управления и во главе нового государства стал сам Якуб-бек. Это государство называлось Джеты-шааром («Семиградьем») включавшим семь больших городов Кашгарии (Хотан, Яркенд, Янги-гисар, Кашгар, Аксу, Куча и Карашар). Якуб-бек в дальнейшем расширил территорию своего владения за счет дунганского ханства и включил в состав Джеты-шаара также Куня-турфан, Урумчи и Манас.

Это крупное мусульманское феодальное государство, возникшее в Центральной Азии, привлекло внимание сильных держав, прежде всего Англии и России, владения которых граничили с Джеты-шааром. Англичане пытались использовать Якуб-бека в борьбе против русского проникновения в Среднюю Азию. Однако Якуб-бек понял подлинную суть английского «благорасположения» к Джеты-шаару и оценил дружбу с Россией. В 1872 г. было заключено торговое соглашение между Джеты-шааром и Россией, в 1874 г. — с Англией.

Якуб-бек заботился о благоустройстве своей страны. При его управлении рыли новые оросительные каналы, расширившие посевную площадь дехкан, улучшали пути сообщения, строили мосты, поощрялась промышленная деятельность и торговля; караван-сараи, построенные при Якуб-беке из жженого кирпича, выделялись от остальных глиняных построек Кашгарии; при нем были построены, впервые в истории Кашгарии. общественные бани в городах, он ликвидировал старые сложные налоги и ввел единый налог.

В создании и укреплении Джеты-шаара большую роль играли узбеки, принимавшие участие в управлении, в армии и в строительстве. Еще с древнейших времен жители бассейнов Тарима и Сыр-дарьи имели между собой тесные экономические связи, отсюда возникало и культурно-политическое единство. Узбеки в течение XIX в. не раз принимали участие в освободительной борьбе уйгуров против маньчжуро-китайского господства в Кашгарии. В силу этого появление Якуб-бека во главе Джеты-шаара вполне естественно.

В 1876 г. маньчжуро-китайские войска, двигавшиеся из Внутреннего Китая, заняли большие дунганские владения в Синьцзяне (Гучен, Урумчи, Манас и затем Турфан). Якуб-бек готовился дать генеральное сражение маньчжурским войскам, когда последние перейдут границу Джеты-шаара. Однако он этого не дождался, в мае 1877 г. Якуб-бек внезапно умер. Китайские войска восстановили свою власть в Кашгарии в декабре 1877 г. Страна опять подпала под тяжесть чужеземного гнета. Однако уйгуры не забывали совместную с узбеками и киргизами борьбу против маньчжуро-китайского господства в Восточном Туркестане и никогда не теряли надежды на окончательное освобождение страны от китайской опеки. Об этом несколько раз свидетельствует и Пржевальский в данной книге».

255. Вот что по данному поводу находим у А. Н. Куропаткина: «16 мая 1877 г. в 5 часов пополудни, Бадаулет (т. е. Якуб-бек. — Эд. М.) был сильно раздражен своим мирзой (секретарем) Хамалом, которого за неточное исполнение каких-то поручений он бил прикладом до смерти.

Убив Хамала, Якуб-бек набросился и начал бить своего казначея Сабир-ахуна. В вто время с ним сделался удар, лишивший его памяти и языка. Оставаясь в таком положении, Бадаулет 17 мая в 2 часа утра скончался. Слухи об отравлении Якуб-бека сыном его Хан-кулыбеком, и о том, что он сам, ввиду неудач против китайцев, принял яд, не имеют основания» (Кашгария, историко-географический очерк страны, ее военные силы, промышленность и торговля. СПб., 1879, стр. 211). Тут же Куропаткин приводит интересное письмо Заман-бека с яркой характеристикой Якуб-бека: «Покойный Якуб-бек был человек умный, деятельный, с удивительной памятью, но вместе с тем хитрый, лукавый; правды почти не говорил; в полном смысле был эгоистом и ни для кого не был другом. Полководцем же в последнее время он выказал себя плохим, а в отношении многоженства перещеголял персидского Фатали-шаха. В частной жизни жил он очень просто, без всяких претензий, довольствовался очень малым, по временам бывал добр и приветлив со всеми. Обряды религии своей исполнял усердно» В сутки отдыхал только около четырех часов, а остальное время был занят. Никому не доверял: во все дела, начиная от конюшни и кухни, до самых важных государственных дел, вникал сам....» (там же, стр. 211 и сл.).

256. Подробнее о той же части Тарима см. «От Кульджи за Тянь-шань и на Лоб-нор», стр. 17-24, 29, 31, 44, 45 и 47 [40-51, 69-76].

257. По недавнему исследованию Кэри, Уген-дарья составляет рукав самого Тарима. Наши сведения о самостоятельности Уген-дарьи почерпнуты были в 1876-1877 гг. из расспросов туземцев.

258. По сведениям Кэри, Инчике-дарья составляет продолжение Шах-ярской реки. При малой воде та же Инчике-дарья, как нам говорили, не добегает до Конче-дарьи, только едва ли это верно.

259. Измерено в 16 верстах восточнее д. Ени-су, следовательно, в 35 верстах выше нового соединения Кюк-ала-дарьи с Таримом близ переправы Айрылган.

260. Подробнее об этом см. «От Кульджи за Тянь-шань и на Лоб-нор», стр. 18 [41]..

261. Однако в 1876 г. вода в Тариме в ноябре стояла довольно высоко.

262. В 1876 г. нижний Тарим замерз окончательно между 15 и 20 декабря, вскрылся возле Лоб-нора 4 февраля. В исключительно холодную зиму 1884/85 г. Тарим (по словам лобнорцев) замерз еще в ноябре, вскрылся же близ Лоб-нора только 27 февраля.

263. Сначала от г. Курли до переправы через р. Конче-дарья. быть может и до Ахтармы, идет колесная дорога. Впрочем, на колесах можно с трудом проехать вдоль всего нижнего Тарима.

264. Та самая, о которой упомянуто в конце предыдущей главы.

265. Туземцы называют его также Чон-куль (т. е. большое озеро) или Кара-курчин, по имени здешнего административного участка. Имя «Лоб», по словам тех же туземцев, дано монголами, но что оно значит — неизвестно. Согласно китайскому описанию «Лоб» по-тюркски означает «место соединения вод» (Записки Русского Географического общества по отделению этнографии, т. VI, стр. 148). В древности нынешней Лоб-нор назывался Пу-чан-хай, или Пу-ли-хай. Известен стал китайцам с II в. до н. э. Первые сведения о том же озере европейцы получили от Марко Поло.

О происхождении названия «Лоб-нор» сказано в примечании No 39. См. «От Кульджи за Тянь-шань и на Лоб-нор», М., 1947, стр. 145-146. Марко Поло упоминает о г. Лоп, о пустыне с этим названием, но озеро было неизвестно венецианцу, который ни единым словом не обмолвился об этом большом водоеме.

266. В нынешнее пребывание на Лоб-норе нам удалось дважды определить указанную долготу покрытием звезд луной, данные получились более точные, нежели в 1877 г., когда та же долгота была определена посредством зенитных расстояний луны.

267. Взята средняя цифра, причем десятки менее полусотни отброшены. Из 41 ежедневных барометрических наблюдений в феврале и марте 1877 г. средняя абсолютная высота Лоб-нора получилась в 2 500 футов. Из 49 барометрических наблюдений на том же самом месте (вблизи деревни Старый Абдал), также в феврале и марте 1885 г., абсолютная высота (с принятием в расчет изобар) вышла равной 2 783 футам.

268. До меридиана р. Джаскансай.

269. Джахансай-дарья и ныне лишь верст на 25 не добегает до Лоб-нора.

270. Лекция, читанная 6 апреля 1878 г. в Берлинском Географическом обществе и напечатанная отдельной брошюрой: Bemerkungen zu den Ergebnissen von Oberst-leutenant Przewalski's Reise nach dem Lop-noor und Altyn-tagh.

271. Известия Русского Географического общества 1879 г., вып. I, стр. 1-7 [т. 15, Спб., 1880].

272. Картина Тарима и Лоб-нора, нарисованная Пржевальским, сейчас сильно изменилась. Гидрография лобнорского бассейна оказалась непостоянной, изменчивой, а Лоб-нор является примером блуждающего озера. Интересную историю полемики о положении Лоб-нора и нижнего течения Тарима и любопытнейшую картину их гидрографии мы постарались осветить в статье «Лобнорское путешествие Пржевальского и загадка Лоб-нора», помещенной в книге Пржевальского «От Кульджи за Тянь-шань и на Лоб-нор» (М., 1947, стр. 3-23), почему и ограничиваемся здесь данной справкой. Напомним только, что статья Ф. Рихтгофена вышла в Берлине в 1878 г., а возражения Пржевальского изложены им в заметке под названием «Несколько слов по поводу замечания барона Рихтгофена на статью «От Кульджи за Тянь-шань и на Лоб-нор».

273. При первом на Лоб-нор путешествии это растение ошибочно было принято за саксаул, на который весьма походит. Кроме того, для Лоб-нора тогда поименован был Butomus, которого ныне мы не нашли.

274. Колючки, туграки и джиды [тополь и лох], обыкновенных по Тариму, на Лоб-норе нет вовсе.

275. Виды пресмыкающихся и рыб, свойственные восточной части таримского бассейна, будут подробно поименованы ниже.

276. В юго-западной части страны — англичанами (две экспедиции Форсайта к Якуб-беку в начале семидесятых годов), в восточной — мною при двух здесь путешествиях.

На путешествия Форсайта Пржевальский ссылается и в предыдущих своих сочинениях. Форсайт возглавлял английскую миссию к Якуб-беку и прошел из Индии в Кашгарию дважды в 1870 и 1873 гг. В 1875 г. на английском языке вышло описание этих путешествий.

277. Более подробный и исправленный, нежели приведенный в моем отчете «От Кульджи за Тянь-Шань и на Лоб-нор», стр. 20 [43].

278. О диком верблюде см. подробно в вышеназванном отчете, стр. 39-45 [63-68] и мое «Третье путешествие», стр. 43 и 44.

279. Это разделение птиц на группы устарело и не применяется в орнитологической классификации.

280. Приведенные цифры могут быть приняты лишь приблизительно ввиду неразработанности пока добытого орнитологического материала.

281. Список птиц для нижнего Тарима и Лоб-нора по данным, добытым в первое мое здесь путешествие, помещен в моем отчете «От Кульджи за Тянь-шань и на Лоб-нор», стр. 21-24, 60, 62, 63 [46, 47, 82-89]. Необходимо только сделать теперь в нем некоторые исправления, именно: вместо Podoces tarimensis n. sp. следует поставить Podoces biddulphi, вместо Myophoneus temminckii, неправильно определенного по молодому экземпляру, — Merula maxima, вместо Passer ammodendri — Passer stoliczkae; еще прибавить следует случайно пропущенного Phasianus insignis. Притом нужно оговорить, что список пернатых для восточной части таримского бассейна в нынешнее наше путешествие значительно пополнялся.

282. Такие же экземпляры попадаются, как говорили нам туземцы, в верхнем Тариме при слиянии рек Яркендской и Аксуйской. По словам лобнорцев, в их озере и в Тариме изредка встречается еще рыба, туловище которой посредине выгнуто наподобие седла, поэтому ее называют егер-балык (седло-рыба). Длиной бывает до 1½ футов. Плавает плохо. Добыть такой уродливый экземпляр в свою коллекцию нам не удалось.

283. В то время, как известно, в Восточном Туркестане властвовали потомки Чингис-хана по линии сына его Дшагатая.

284. Землеведение Азии Риттера, пер. Семенова, ч. 1, стр. 17. То же самое у Иоакинфа. Описание Чжунгарии и восточного Туркестана, стр. 115.

285. По тому же преданию, нынешние беки на Лоб-норе и Тариме прямые потомки мачинцев, простолюдины — помесь мачинцев и монголов. О племени мачин будет рассказано в X главе этой книги.

286. Ныне гробница (мазар) этого, весьма почитаемого в Восточном Туркестане магометанского святого, находится верстах в 60 к северу от оазиса Ния.

287. Следы этого города, или правильнее оазиса, видны поныне на р. Джахансай-дарья, верстах в 30 к югу от д. Старый Абдал на Лоб-норе. На правом берегу названной реки, среди совершенной пустыни, разбросанно торчат глиняные остовы саклей, стен, изредка башен. Эти руины тянутся верст на 6 в поперечнике от запада к востоку; в окружности имеют, как нам говорили, до 15 верст. Такую площадь, быть может и большую, занимал некогда цветущий оазис (т. е. город с окружающими его селениями Лоб. Теперь все это засыпано песком и мелкой галькой; даже р. Джахансай течет несколько западнее развалин. Лобнорцы называют это место «Коне-шари», т. е. старый город.

288. Туглук-Тимур-хан был один из лучших монгольских властителей Восточного Туркестана. После принятия им в 754 г. геджры магометанства эта религия сделалась господствующей в бассейне Тарима .

Геджра или гиджра — мусульманское летоисчисление, принятое во многих странах ислама. Имеет начало от времени бегства Мухамеда из Мекки в Медину в 622 г. Поэтому к указанному Пржевальским 754 г. нужно прибавить 622 г., что будет соответствовать 1376 г. нашего календаря. Слово «геджра» арабское, отсюда наше слово «эра».

289. Предание повествует, что, когда лобские беглецы явились в Кэрию, тамошний владетель, подозревая в них людей хитрых и злоумышленных, решил испробовать простоту пришельцев. Он велел им подать для угощения два блюда — одно с черными ягодами шелковицы, другое с черными жуками. Лобцы стали есть жуков вместо ягод. Тогда кэрийский князь оставил свои подозрения и поселил беглецов в д. Кагалык близ Кэрии. Эта деревня существует поныне; жители ее называются кон-гуз-лык (жуковые люди).

290. Ныне это поселение находится в оазисе Сампула, лежащем против Хотана на правой стороне р. Юрун-каш.

291. Следы старинного небольшого города здесь видны до сих пор.

292. По одному сказанию, имя этого наследника было Магомет Абдул Азис, по другому — Ахмет-хан.

293. Тот самый, о котором было говорено в V главе этой книги.

294. Где основано вышеупомянутое поселение Лоб.

295. Большой материал по истории Восточного Туркестана содержится в труде, В. В. Григорьева «Восточный или Китайский Туркестан», в «Землеведении» Риттера вып. 2, дополнения, отдел первый, географический (СПб., 1873), здесь можно найти и исчерпывающий обзор старых источников. Замечательные работы по древностям Восточного Туркестана выполнены русским генеральным консулом Н. Ф. Петровским. Исторические сведения о Западном Китае можно найти в обширном труде нашего известного путешественника Г. Е. Грумм-Гржимайло («Описание путешествия в Западный Китай», 3 тома. СПб., 1896-1907).

296. «От Кульджи за Тянь-шань и на Лоб-нор», стр. 26 [48].

297. Там же, стр. 49 [76].

298. Так, в д. Маркат вместо прежних 14 дворов ныне число их увеличилось до 60. Впрочем, окончательной веры этим расспросным сведениям о таримском населении давать не следует.

299. Кара-курчин, или, правильнее, Кара-кошун, в переводе означает «черный хошун» (удел или княжество).

300. По имени озера Кара-куль (близ д. Маркат), где живет управитель нижнего Тарима.

301. Лобнорцы называют ее «ветка от дерева с золотыми корнями», разумея под этим царствующий в Китае дом и считая ваньшу родственницей богдохана.

302. Мелкая серебряная монета, ценой равняющаяся приблизительно нашему гривеннику. Число плательщиков на Лоб-норе около сотни человек.

303. Так в марте 1885 г., во время нашего пребывания на Лоб-норе, прислан был сюда китайский приказ — немедленно отправить всех взрослых мужчин с лошадьми в Турфан строить там крепость; вдобавок требовалось: 2 ямба серебра, 25 пудов птичьих перьев и 500 (?) пудов пушистых головок куги (Typha). Приказание это было исполнено лишь отчасти, притом дана взятка.

304. Но густо-черных, как сажа, волос, обыденных у монголов, на Лоб-норе мы не видали.

305. По словам лобнорцев, они стали брить головы лишь с тех пор, как поселились хотанцы в Чархалыке; в Кара-курчине же этот обычай принят еще позднее. Ранее того лобнорцы только подрезывали свои волосы, когда те слишком длинно отрастали.

306. Так правителю Лоб-нора Кунчикан-беку, весьма живому и деятельному, притом без малейшей седины, в 1885 г. было 73 года; одному из его советников 91 год, другому 93 года; оба они еще вполне бодрые и совершенно здоровые. Притом последний (отец нашего проводника Эркиджана), будучи страстным охотником и рыболовом, до сих пор еще подолгу бродит в холодной весенней воде без всякой простуды. В Кара-курчине мы видели также 91-летнюю старуху, ее портрет здесь приложен.

307. Одежда таримцев почти на разнится, она описана в моем отчете («От Кульджи за Тянь-шань и на Лоб-нор», стр. 26 и 27 [49, 50].

308. Для краткости буду называть тех и других абдалинцами, в отличие от более диких каракурчинцев, внутри оз. Лоб-нор. Притом теперь же оговариваю, что почти все рассказанное об абдалинцах может быть отнесено и к таримцам.

309. Чалмы у лобнорцев мы не видали.

310. За каждый ситцевый платок, ценою в Москве 10-15 коп., китайцы берут с лобнорцев по барану, которые здесь теперь стоят от 4 до 5 руб.

311. Чаще же встречаются сатма меньшей величины.

312. Иногда здесь же носятся бруски для натачивания этих ножей.

313. Такие мельницы встречаются на Лоб-норе и нижнем Тариме. Устройство их весьма незатейливое: вода приводится жолобом, сделанным из выдолбленного ствола туграка, маленький жорнов движется посредством небольшого колеса, спицы которого имеют форму челнока для усиления удара воды, поверх жорнова поставлено коническое лукошко, куда ссыпаются зерна. На подобной мельнице можно смолоть не более нескольких пудов в день.

314. Прежде, как говорят, ели даже бакланов.

315. На Лоб-норе даже собаки и кошки едят свежие побеги тростника, рогатый скот лазит за ними по шею в воду, а при случае плавает через глубокие места.

316. Иногда рыба загоняется в сети ударами весел по воде.

317. При первом здесь путешествии, когда мы получали баранов от имени Якуб-бека, нам постоянно приводили мелких и часто худых, уверяя, что лучших на Тариме и Лоб-норе не водится. Конечно, то были плутни заведывавшего тогда нашим довольствием какого-то хаджи. Между тем в своем отчете («От Кульджи за Тянь-шань и на Лоб-нор», стр. 28 [51]) я поместил, что туземные бараны мелки ростом и с малым курдюком, что для Лоб-нора, по крайней мере, совсем наоборот.

318. Столь употребительного у монголов и тибетцев.

319. Деревни лобнорцев почти все расположены на берегу Тарима который как было выше сказано, не теряется во всей западной половине Лоб-нора.

320. Лобнорцы, подобно другим туркестанцам, всегда сидят на пятках, а не скрестивши ноги, как то делают монголы или тангуты.

321. Так, например, на языке лобнорцев: брат — ахха, мать — эдже, сеть — гульмю, войлок — токум, веревка — аргамчи, пуговица — топчэ, доска — шал, угощение — хишик, подарок — бэлэк, глубокий — гюн, шапка — тэлпэк и пр.ч.

Некоторые из этих слов, приводимых Пржевальским как монгольские, являются также и тюркскими. Таковы «аха» (ака) — старший брат, уважаемый человек; тэльпэк — шапка и др.

322. При первом путешествии говорили наоборот. «От Кульджи за Тянь-шань и на Лоб-нор», стр. 51 [77].

323. Офеня — коробейник, мелкий торговец, разносивший свой товар по деревням, предлагая тесьму, пуговицы, резинки, лубки, ситец, ленты. Коробейники говорили между собой на особом жаргоне, известном под названием офенского языка.

324. Ислам разделяется на две главные секты: сунитскую и шиитскую. Суниты и шииты друг друга обвиняют в измене принципам ислама и враждуют другие другом. Вражда эта нередко приводила к большим войнам мусульман между собой.

325. «Мазар» собственно означает «гробница» или «кладбище».

326. «От Кульджи за Тянь-шань и на Лоб-нор», стр. 53 [79].

327. Этнографический очерк таримцев и каракурчинцев представляет выдающийся интерес, как свидетельство очевидца. Небольшие дополнения к этому очерку сделал М. В. Певцов в Трудах Тибетской экспедиции, ч. 1, гл. 8. СПб., 1895. Пржевальский очень хорошо показал обнищание жителей низовьев Тарима и Лоб-нора в результате произвола и грабежей китайских чиновников и торговцев.

328. Имя это в переводе означает «бек — восходяшее солнце».

329. Все имущество Кунчикан-бека в 1885 г. состояло, кроме нескольких сетей и лодок, из десятка баранов, 1 лошади, 2 коров и 3 ослов; наличными деньгами было 1½ лана (4½ кредитных рубля), но и те пришлось отдать в уплату податей.

330. На приложенной фотографии вместе с Кунчиканом снят и этот мальчик.

331. Батман весит от 10 до 12 пудов.

332. Рум — по-тюркски называется Турция.

333. «От Кульджи за Тянь-шань и на Лоб-нор», стр. 33 [57-58].

334. Быть может, церковь.

335. Приведенные данные о русских староверах несколько отличаются от приведенных Пржевальским в его отчете о втором центральноазиатском путешествии. Мф уже указали литературу, где рассказывается об этом интересном путешествии русских в глубь Центральной Азии. См. примечание 33 на стр. 143 нового издания «От Кульджи за Тянь-шань и на Лоб-нор» (М., 1947). Добавим только, что П. И. Мельников (Андрей Печерский) использовал мотивы раскольничьих путешествий к Лоб-нору в своем романе «В лесах»: «Но дошли мы-таки до Беловодья. Стоит там глубокое озеро, да большое, ровно как море какое, а зовут то озеро Лопонским и течет в него от запада река Беловодье. На том озере большие острова есть, и на тех островах живут русские люди старой веры» (Полное собрание сочинений, т. 3. Изд. М. О. Вольф, СПб.-М., 1897, стр. 188).

 

Текст воспроизведен по изданию: Н. М. Пржевальский. Из Кяхты на истоки Желтой реки. Исследование северной окраины Тибета и путь через Лоб-Нор по бассейну Тарима. М. ОГИЗ. 1948

Еще больше интересных материалов на нашем телеграм-канале ⏳Вперед в прошлое | Документы и факты⏳

Главная страница  | Обратная связь
COPYRIGHT © 2008-2024  All Rights Reserved.