Мобильная версия сайта |  RSS
 Обратная связь
DrevLit.Ru - ДревЛит - древние рукописи, манускрипты, документы и тексты
   
<<Вернуться назад

ВЕНЮКОВ М.

О СОВРЕМЕННОМ СОСТОЯНИИ ВОЕННЫХ СИЛ И СРЕДСТВ

ЯПОНИИ И КИТАЯ

по данным 1869-1870 годов.

Публичные чтения в академии генерального штаба.

(Окончание) 1

ЧТЕНИЕ ТРЕТЬЕ.

Мм. гг., мы переходим на этот раз к Китаю. Страна столь обширная, 260,000 квадратных миль — населенная 400 миллионами душ, и, главное, непосредственно соприкасающаяся России на протяжении около 7,000 Верст, могла бы, конечно остановить на себе наше внимание гораздо дольше, чем Япония, которую она превосходит в 35 раз пространством и в 10 раз населением. Мы, напротив, будем относительно ее короче. Причина понятна. В каждом публичном чтении первое дело — новые, малоизвестные факты и мысль их оживляющая, тот вывод, который из них можно сделать. А число фактов, выражающих преуспеяние Китая, пока невелико, гораздо меньше, чем в Японии. Мысль же, их связующая, очень неплодотворна, потому что состоит в том, что Китай не стремится сам по себе к прогрессу, а только делает ему невольные уступки, вынужденные напором внешних врагов. Чтобы такое заключение не показалось парадоксом или выводом односторонним, бросим только взгляд на правительственное устройство китайской империи. Оно ныне то же, что было за двести и за две тысячи лет назад: тот же сын неба или хуанди, с [106] неограниченною властью; то же чиновничество, которое сосет страну эксплуатирует ее население, вовсе не думая доставить ему широкое умственное и общественное развитие, даже, напротив, отрицательно преграждая доступ в народные массы всем живым современным идеям. Азиатских — да, кажется, и не одних азиатских — чиновников вообще можно назвать наемниками... именно наемниками а не добрыми пастырями тех душ, которые попадают к ним в стадо; китайские же мандарины в деле наемного служения т.е. в бессовестной эксплуатации, конечно, занимают первое место в свете. Уездный начальник, т.е. магистр классической конфуциевой премудрости, счастливо сдавший свой экзамен в присутствии богдыхана, и за это, а также за взятку в несколько тысяч рублей, получивший в управление уезд, наживает в три года тысяч сто или полтораста и спешит внести новую дань в пекинскую палату чинов, чтобы повыситься на степень какого-нибудь губернского казначея, вице-губернатора или таможенного директора А там, переходя от места к месту, он мечтает только стать генерал-губернатором или министром, чтобы в карман его могли притекать не сотни тысяч, а уже миллионы, и притом без всякого особого риска. Единственное опасение, которое питает он это опасение не общественного мнения, а происков своих же завистливых собратий, которые, как повсюду в чиновничьем мире, охотно, подставляют ногу подвигающемуся вперед сопернику, не жалея клеветы, доносов и разного рода административных ловушек. По общественного мнения мандарину нет дела, а были бы деньги для подкупов, да спина, гордая пред низшими, но низкопоклонная перед высшими; затем успех его административной деятельности и карьеры, даже, пожалуй, место в официальном китайском пантеоне ему обеспечены. Разумеется, при таком взгляде правителей на управляемое ими государство, о благе народа, о его преуспеянии не может быть речи. И вот почему, мм. гг, Китай, несмотря на сорокавековую цивилизацию, несмотря на превосходное географическое положение многих частей его, на великолепную систему судоходных рек, даже на известную и довольно высокую степень умственного развития народа, все-таки есть страна бедная разоренная, где пролетариат получил ужасающее развитие и откуда эмиграция принимает все более и более обширные размеры Конечно в Китае есть богатые капиталисты, собравшие свои богатства торговыми и служебными правдами и неправдами; есть могущественный класс откупщиков и других коммерческих тузов, класс отставных [107] грабителей народа, чиновников, вкушающих от награбленных благ; но нет в нем, несмотря на демократический строй общества, той равномерности в распределении богатств, которая поражает нас в Соединенных Американских Штатах, этой передовой стране современного мира. До чего доходит общественная, а с нею и государственная бедность, можно судить из того, что Китай не имеет дорог, тогда как в соседней Японии существуют велико-лепные шоссе; правительство не в состоянии содержать войска и должно, для получения денег, продавать с аукциона должности, нарочно вновь создаваемые для этого. При каждом возмущении своих подданных — а они очень часты — огромная монархия грозит распасться, потому что живые силы господствующего племени подточены в корне, и подточены не чем-нибудь, а именно алчным, всепожирающим червем бюрократии, которая, между тем, как всякий паразит, плодится и множится при каждом удобном случае. В течение одной первой половины 1870 года таких случаев было два, и оба на широкую ногу. Сначала потребовал продажи чинов генерал-губернатор областей Шен-си и Гань-су, которому назначено было на войну с магометанами 20 миллионов рублей и который в истощенной стране едва успел собрать шесть миллионов. Потом понадобились деньги в губернии Куй-чжеу, для войны с мяцузами, горскими племенами, отстаивающими свою независимость. Конторы для продажи чинов открыты были во всех значительных городах, даже в Шанхае, на глазах европейцев, перед которыми однако китайское правительство всячески старается скрывать свои немощи. Что это чрезвычайная слабость Китая происходит именно от его истощения, вещественного как и морального, можно с особенною ясностью доказать сравнениями. В 1857 году, в Индии вспыхнул обширный мятеж сипаев против англичан. В ряды бунтовщиков поступили массы туземных солдат, хорошо вооруженных и обученных. Средоточие сил Англии находилось далеко; народ в Индии ненавидит англичан. И однако восстание было подавлено меньше, чем в два года. У нас волнения кочевников в оренбургских степях были прекращены также в два года, и притом при помощи самых небольших отрядов. А в Небесной Империи мы видим, что восстание тайпингов, происходившее в самом средоточии сил государства и никогда почти не увлекавшее масс, тянулось пятнадцать лет. Восстание тюркских племен в Алтышаре, в Джунгарии и в северо-западных провинциях собственного Китая длится вот уже четырнадцать лет и повело за собою отпадение, вероятно, даже [108] окончательное, целых обширных провинций. Где корень этого зла? Очевидно, во внутренней слабости четырехсот-миллионного населения Срединного Царства, в его истощении материальном и нравственном, и в том, что чиновники заинтересованы обманывать центральную власть, донося ей, для собственных выгод, что у них все обстоит благополучно, тогда как в самом деле все гнило и разрушается, все нуждается в своевременной и энергической поддержке, в предусмотрительном внимании центрального правительства.

Можно было бы проследить в подробностях эти причины внутреннего разложения Китая, хорошо оцененные еще в прошлом веке, т.е. в эпоху видимого могущества империи, проницательным Клейвом, который брался с 10,000 английских солдат покорить все Срединное Царство; но мы оставим это, как предмет некасающийся непосредственно нашего дела. Мы сказали, что Катай слаб, истощен внутри — и довольно. Взглянем лучше на такую опасность, которая ему постоянно грозит извне, т.е. из-за великой стены, этой традиционной и вместе естественной границы «царства цветов». Тут лежат так называемые окраины китайской империи, вассальные земли богдыхана, которые вдвое больше самого главного государства. Окраины эти населены племенами, которые произвели Чингизхана и которых вожди не раз сидели на китайском престоле по нескольку столетий, да сидят и теперь в лице маньчжурской династии. История нам показывает, какую огромную важность для судеб Китая всегда имели эти окраины. Проницательнейшие государи Китая, например Кхан-си, очень хорошо понимали значение вассальных владений, и все усилия своей политики направляли на умиротворение их. Для того, чтобы держать в уезде Монголию, Кхан-си связал тесными узами с Китаем Тибет или, точнее, его духовного государя, далай-ламу, этого папу средней Азии. Чтобы ослабить значение мусульманского населения в Туркестане, императоры много раз высылали целые массы туркестанцев в собственный Китай и заменяли их китайцами. Но было все тщетно. Окраины не прильнули к Китаю. Строй жизни Срединного Царства им ненавистен, и они отпадают от него при всяком удобном случае.

Для борьбы с этими среднеазиатскими врагами издавна заведены в Китае многочисленные войска, нередко проходившие победоносно степи своих кочевых противников и истреблявшие целые миллионы номадов, К этой собственно-китайской армии дайцинская династия [109] присоединила еще маньчжурские войска, при помощи которых она захватила и долгое время держала в повиновении самый Китай. Таким образом произошло два разряда императорских войск, составлявших оборонительную и наступательную силу Срединного Царства до второй половины нашего века. Собственно-китайские войска составляли, так называемое, «зеленое знамя», или армию числом, на бумаге, до 800 тысяч, а маньчжуры образовали восемь знамен, в числе 270,000, рассеянных главнейше в северном Китае, в Маньчжурии и в больших городах остальных частей государства. Представляю таблицу их числительности и распределения 2, но не могу не прибавить, что содержащиеся в ней подробности не стоят серьезного внимания, хотя они и официальные. Войска эти, при современном развитии военного искусства, так ничтожны в смысле боевой силы, что о них довольно сказать несколько слов вообще. Представьте себе, мм. гг., милицию, плохо обученную, совсем почти непрактикующуюся в своем деле и вооруженную стрелами, копьями, саблями или, самое большое, дрянными фитильными ружьями: вот туземная китайская армия. Да еще я не сказал, как она снабжена и этим оружием. В 1854 году мы видели маньчжурский гарнизон Айгуна с пиками, у которых лезвия были деревянные, окрашенные в серую краску под железо. В том же году, при приближении к Пекину инсургентов с юга, на смотр императору был выставлен весь пекинский гарнизон с саблями, по большей части из листового железа. Это произошло от того, что оружие, из опасения бунта солдат содержимое не на руках у войск, а в, магазинах, было распродано, и чиновники-воры не видели другого способа увернуться от гнева императора, как обманом. Для этого они скупили листовое железо, привезенное в Калган из России, и нарезали из него клинки, которые и прицепили к поясам солдат, шедших на смотр. Штука, как говорят, удалась: развращенный и на этот раз, вероятно, подпоенный опиумом, богдыхан Сянь-фынь не заметил обмана. Поэтому, мм. гг., а не стану утруждать вас много рассказом о туземных войсках. Скажу разве еще то, что большая часть их состоит лишь на бумаге, а в действительности не [110]

ПРОВИНЦИИ.

Дивизии

Офицерских чинов.

   

1 кл

2 кл

3 кл

4 кл

5 кл

6 кл

7 кл

8 кл

1. Чжили 3.                  
Цин-кьюн-ин (тело хранители императора)

1

12

12

616

28

272

Цянь-фын-ин

1

2

10

10

14

106

 

16

Ху-кьюн-ин

1

14

8

138

23

15

1,015

Мал-ки-ин

1

24

48

280

1,350

124

1,514

Кян-чжуи-ин

1

1

12

17

1

105

8

40

Хо-ки-ин

2

1

21

16

32

224

Бу-кьюн-ин

1

1

2

4

39

360

144

25

 
Юань-мин-юань

1

19

24

35

141

131

Кин-ки

6

2

3

32

132

98

116

Лин-цзин

1

6

12

220

21

2. Сан-си

3

1

1

7

69

28

77

3. Шань-дун

1

1

5

16

20

20

4. Хе-нань

1

1

10

10

10

5. Цзян-нань

2

1

12

56

56

56

6. Чже-цзян

2

1

1

15

32

28

48

7. Фу-цзян

1

1

1

9

16

10

22

8. Куан-дун и Куан-си.

1

1

2

9

16

34

38

9. Сы-чуань

1

1

1

5

8

24

24

10. Ху-чуань

1

1

2

24

40

56

56

11. Шен-си

1

1

2

10

7

40

40

12. Ган-су, пред стеною

2

1

2

56

39

41

39

13. Ган-су, за стеною.

4

1

2

12

44

44

44

14. Туркестан

1

1

16

100

56

108

15. Манчжурия

3

4

12

46

354

239

379

Могилы императоров

1

3

6

48

Итого

41

56

102

1,308

2,524

1,905

4,608

33

187

Всего 271,835 человек  

[111]

У офицеров и солдат.

Малолетков

Рабочих

ПОЯСНЕНИЯ.

       

1,758

Войска в Сань-си распределены так; 1) в Суй-Юань-Чене 3,366 челов., при цзян-цзюне; 2) в предместье того-же города 409, при полковнике; 3) в городе Куй-Хуа-Чене 5,106 чел., при бригадном генерале; 4) в Тай-Юань-Фу 693 при полковнике.

1,764

 

14,075

 

36,342

26,598

2,497

 

3,098

830

В Шан-дуне: 1) в Цин-Чжеу-фу 2,241, при бригадире и 2) в Тен-Чжеу-фу 693, при полковнике. Кроме того, теперь сформирован отряд в Тен-Тае (Чифу), числительность которого неизвестна (да едва-ли он принадлежит к 8 знаменам).

6,164

1,650

 

23,102

 

4,122

1,986

 

17,048

569

24

В Хэ-нани все войска расположены в губ. гор. Кай-Фын-Фу.

998

5

В Цзян-Нани: 1) в Цзян-Нин-Фу (Нанкине) 4,792 чел., при цзян-цзюне, 2) в Цин-Кхеу 1,743, при полковнике.

8,600

680

4

 

2,430

100

16

В Чже-Цзяне: в Ган-Чжеу-фу 2,241 чел., при Цзян-Цзюне, 2) в Ча-Пу 1,828 чел., при бригадном генерале.

900

20

 

4,986

1,300

168

В Фу-Цзяни: 1) в Фу-Чжеу-фу, при цзян-цзюне 2,210 ч., сухопутных войск и 255 моряков, под командой майора. Ныне преобразованы в европейски-устроенный отряд.

3,572

228

144

 

2,263

160

40

 

3,724

1,511

30

В Куан-Дуне: при цзян-цзюне 4,356 чел. сухопутных войск и 613 моряков в Кантоне. Ныне также устроены по европейски.

2,288

288

96

 

4,780

1,680

168

 

5,600

868

120

В Сы-Чуани: при цзян-цзюне 2,750 челов., все в Чэн-Ду-Фу.

4,980

825

117

 

5572

448

88

В Ху-Гуани: при цзян-цзюне 6,808 чел., все в Ву-Чан-Фу (Ханькоу).

13 576

504

128

 

42.216

1,136

1,658

В Шен-Си: при цзян-цзюне 6,711 чел., в губернском городе.

550

В восточной части Гань-Су, пред стеною: 1) Нин-Хя 3,553 чел., при цзян-цзюне; 2) Лян-Чжеу-Фу 1,613 чел., при бригадном генерале; 3) Чуан-Дян-Тин 866 чел., при бригадире.

214,416

41,361

5,323

В западной части Ган-Су, по нормальным штатам, т.е. до современного восстания магометан: 1) в Урумци 3,456 чел., при дивизионном генерале; 2)в Баркуле 1,111 чел., при бригадном генерале; 3) в Куча 1,110 чел., при двух штаб-офицерах; 4) в Турфане 582 чел., тоже.
      В югозападных провинциях Юн-Нани и Куй-Чжеу нет восьмизнаменных войск, а есть только зеленого знамени, т.е. состоящие из китайцев.
Состоит из маньч- лы у ворот дворца Из исчисленных выше военных чинов ест немало кавалеристов, а именно: в Суй-Юан-Чене 1,720 чел., Куй-Хуа-Чене 4,440, в Цзян-Нан-Фу 2,479, в Ган-Чжеу-Фу 2,224, в Чапу 1,226, в Фу-Чжеу-Фу 1,200, в Чэн-Ду-Фу 1,296. в Ву-Чан-Фу 3,464, в провинции Шен-Си 4,360, в Нин-Хя 1,872, в Лян-Чжеу-Фу 1,150, в Урумци 2,304, в Баркуле 768. Да и в другихъ городах они имеются, все большею частью с лощадями на бумаге, для получения фуража.
В Пекине служат  
Всех 8-ми знамен колон и служит  
ловину вне его вых маньчжур Отряды маньчжурских войск, находившиеся в Илийском крае и в других западных частях империи, ныне отторгнутых магометанами, будут исчислены при обозрении северных окраин, пограничных с Россиею.
3-х наций (маньч-  
обоарении север- Подробности об организации восьмизнаменных войск см. в Маньчжурском Уложении, пер. Леонтьева, также у о Иакнифа, Дерби и проч.

[112] существует или вовсе не несет службы, мирно занимаясь торговлей и промыслами.

Обратимся к войскам, устроенным на европейский лад. Я уже сказал, что вообще Китай подчиняется законам прогресса поневоле. Так и тут. Войска, обученные и вооруженные по-европейски, заведены лишь с той поры, когда государству грозило падение от бунта тайпингов, и когда опыт, сделанный частными лицами, шанхайскими купцами, указал на пользу от организации китае — европейских отрядов. Прежде, до 1861 года, китайские армии, воевавшие с инсургентами, осаждали по целым годам их города и почти не отваживались на открытые битвы, постоянно проигрываемые; потом небольшие империалистские отряды стали выигрывать одно сражение за другим и даже в народе приобрели лестный титул «всегда-победоносной армии». Впрочем, войска, организованные для борьбы с тайпингами, были по миновании надобности распущены, а новые регулярные части стали образовываться позднее, примерно лет пять назад. Их теперь есть в целом Китае вероятно около 25 или 30,000 человек, и они распадаются, по отношению к администрации, на три разряда: пекинские батальоны и батареи из восьмизнаменных маньчжурских солдат, тян-цзинские батальоны, батареи и эскадроны, состоящие в ведении известного Чун-хоу, губернатора Тян-цзина, а теперь посла во Франции, и войска провинциальные. Последние содержатся на счет провинций и ведаются исключительно местными властями, так что центральному правительству до них почти нет дела. От этого в них масса солдат тоже лишь числится по спискам, а на самом деле не существует или находится в отпуску, чтобы губернаторы и начальники могли отпускаемое от казны содержание класть себе в карман.

Относительно тактического образования и устройства этих войск я скажу лишь несколько слов, да и то главнейше об образцовых войсках, в Тян-цзине. Эго суть наемные солдаты из местных жителей, которые поступают в ряды по добровольному желанию, соблазняемые довольно хорошим содержанием и общественным положением, доставляемым службою. Когда они достаточно обучены, начальство дает им отпуск, а взамен их принимает новых охотников, которых, при обилии в Китае рабочего сословия, очень много. По этой системе Чун-хоу, имея в своей команде всего три батальона, успел уже тактически образовать около 10,000 пехотинцев и в том числе немало [113] унтер-офицеров и образцовых солдат для других китайских войск. Образование это, в смысле строя, эволюций и ружейной стрельбы, довольио удовлетворительно. Инструкторы и устав у солдат английские, но офицеры — китайцы. Также и одежда китайская, состоящая из рубашки, в роде блузы европейских рабочих, из бумажных штанов и китайских башмаков с толстыми подошвами к которым пришиты короткие холстинные голенища. Шапка-войлочная, китайская. Это очень рационально, потому что туземная одежда всегда стоит дешевле, чем приготовленная из привозных материалов, как, например, в Японии; да и солдат к ней привык с детства; она его не тяготит. В парадных случаях или при холоде надевается знаменитый китайский мундир или кофта, из синего бумажного холста на вате, с красными обшлагами и тесьмой по краям подола с двумя яркими заплатками спереди и сзади, на которых обозначено название части войск. Каждый взвод, из десяти составляющих батальон, имеет значок: это также из туземных традиций. Но затем вооружение и снаряжение войск европейские. Только у солдат еще нет скорострельных ружей, а есть обыкновенные ударные винтовки, разных систем: в Пекине русские, подаренные нашим правительством, в Тяньцзине — английские. Оружие содержится в порядке и после каждой стрельбы — а стрельба бывает очень часто — старательно вычищается. Сабель и тесаков нет, за исключением унтер-офицеров, у которых есть тесаки. Выправка войск недурна, эволюции делаются отчетливо; только в рядах иногда слышатся разговоры. Приветствуют начальников солдаты и офицеры по-европейски (на-кара-ул и под козырек); но за батальонными командирами и высшими чинами осталась еще привилегия делать китайский книксен. Артиллерию составляют шести-орудийные батареи из гладкостенных орудий, положенных на лафеты английского образца. Всадники и прислуга довольно ловки, но лошади и сбруя плохи. Практикуется артиллерия реже, чем пехота, по недостатку снарядов, которые до 1869 года привозились из Англии. Кавалерия успела меньше всех в европейской тактике, как то и естественно, ибо образование этого рода войск всегда идет медленнее прочих. Лошади монгольские, разношерстные, на уздечках и мало привычные к сомкнутому строю; они обыкновенно некованы. Оружие у кавалерии сабля, пика и карабин.

Жалованье пехотного солдата простирается до 11 рублей серебром в месяц; мундир, оружие и амуниция казенные; прочее все свое. [114]

В Шанхае я наблюдал местные, т.е. провинциальные войска, имеющие тоже иностранных инструкторов. Они хуже тяньцзинских войск во всех отношениях, главным образом от небрежности инструкторов и от злоупотреблений местных властей, которые держат под ружьем лишь очень небольшое число людей. При мне раз был такой случай. Ожидали французского адмирала. Губернатор хотел выставить ему почетный караул. Для этого за день кликнули клич на лошадях и перекрестках, чтобы те из рабочих, которые числятся в списках солдат и уже побывали в рядах, собрались назавтра в казармы. Им роздали мундиры, сделали репетицию — и караул был готов: какой — об этом говорить не стоит. Но стрельбе и здесь учат довольно часто. Батальоны расположены в бараках и имеют среди их плац для домашних учений. Они имеют одну любопытную особенность, отличающую их от тиньцзинских по самой организации. Именно, вместо всякого обоза, при каждом из них состоит по 100 носильщиков, которые обязаны таскать все тяжести, как артилерийские, так и интендантские. Это происходит от того, что провинция Цзян-нань не имеет дорог; в ней есть только тропинки, перерезанные множеством канав, через которые единственными мостами служат лежни из двух досок или каменная плита. Также и артиллерия шанхайская, неорганизованная в батареи, а находящаяся при пехоте, есть не полевая, даже не горная, а ручная: орудия и станки разбираются и переносятся на руках и лишь некоторые перевозятся на вьюках.

Числа китайских регулярных войск я не могу определить с точностью; однако мне известны следующие части: в Пекине восемь батальонов и пять батарей (одна конная); в Тяньцзине три батальона и батарея; в Шанхае и его окрестностях, четыре батальона с артилерийскими при них командами и орудиями; в фу-чжеу-фу три батальона и батарея; в Кантоне — тоже; итого 21 батальон, восемь батарей и четыре команды. Есть, повидимому, европейски-вооруженные войска и во всех генерал-губернаторствах 4; но каково их строевое и административное устройство мне неизвестно. Знаю впрочем, что некоторые части этих войск сражались уже с инсургентами в разных местах Китая, [115] особенно в северо-западных провинциях, то с успехом, то неудачно.

О моральных качествах регулярных китайских войск трудно сказать что-нибудь определительное, потому что они еще не были в делах против чужеземцев. Впрочем, из успехов магометан в Шень-си, Гань-су и Юн-нани, вообще говоря, плохо вооруженных, а также из упорства маоцзев в Куй-чжеу видно, что новое оружие и тактика пока мало принесли пользы сынам Срединного Царства, в смысле развития у них воинственности. Оно и понятно. Народ, который веками воспитан так, что для него первая добродетель есть отречение от личной самостоятельности и достоинства в пользу старших летами или чинами, народ, которому не дозволяется иметь оружие в мирное время, потому что гнусное его правительство ежеминутно боится вооруженного бунта притесняемых им подданных, такой народ не может иметь чувства чести, а оно главный моральный двигатель на войне. Впрочем, опыт войны против тайпингов показал, что китайцы могут мужественно сражаться и даже переносить неудачи и лишения; только для этого, повидимому, необходимо, чтобы они имели европейских вождей. Собственные их начальники, за весьма редкими исключениями, обыкновенно трусы, которые держатся сзади и первые оставляют поле сражения в случае неудачи. Это относится не только к большинству их, но и к избранникам, украшенным собольими хвостами и павлиньими перьями. Никакой теоретической подготовки, т.е. специального военного образования, они не имеют, потому что в целом Китае нет ни одного военно-учебного заведения. От европейских инструкторов они едва узнают уставы и практическое обращение с оружием. ни тактика, ни артиллерия, ни фортификация им неизвестны. Попытки посылать нескольких офицеров и солдат в Европу, именно в Бельгию, имели такие ничтожные размеры, что не могли принести пользы. О собственной стране топографические сведения китайские офицеры должны черпать из старинных иезуитских карт, потому что собственных, на подобие японских, нет. Лучшая современная карта Срединного Царства, изданная в виде атласа хугуанским генерал-губернатором, есть увеличенная копия с, д'Анвиля, с прибавлением кое-каких новых подробностей. Планы отдельных местностей очень несовершенны. Кто поверит, мм. гг., что лучший план Пекина есть тот, который был снят в 1820 годах русскими топографами, а лучшая карта окрестностей столицы — английская, бегло набросанная в [116] 1860 году, во время экспедиции англо-французов?..... Другие вспомогательные сведения, необходимые в наше время военному человеку: военная статистика 5, военная администрация, военная гигиена — неизвестны китайцам и по имени. Самые основные черты стратегии незнакомы их мудрецам, патентованным в схоластической хань-линской академии и занимающим высшие места в правительственной иерархии: доказательство в выборе мест под арсеналы, адмиралтейства и пороховой завод, которые все могут быть захвачены каждым неприятелем, имеющим 5-6 военных судов в Тихом Океане.

Сказав о китайских сухопутных войсках, упомянем о флоте. Он тоже двух разрядов: старого и нового устройства. Старый флот состоит из многочисленных джонок и даже мелких лодок; новый из винтовых канонирских лодок и даже одного винтового судна в 1,300 тонн, да из нескольких пароходов колесных. Относительно старого флота нужно заметить следующее. Его назначение двоякое: собственно боевое — защита торговли от пиратов, и государственно-хозяйственное — перевозка рису из южных провинций в северные, и особливо в Пекин, где все маньчжуры получают от казны жалованье и вообще содержание рисом. Соответственно этому двоякому назначению, а также общему государственному делению на провинции, флот разделяется на флотилии или эскадры, которые имеют следующий состав:

А. Речной флот:

Судов.

Генералов.

Офицеров.

Матросов.

1-я флотилия северная или Большого Канала

1

41

3,255

2-я флотилия цзянь-наньская, на реках Ян-цзе и Вей-хэ

480

2

111

3,072

3-я флотилия ху-гуанская

136

8

221

911

4-я» амурская (кроме судов на Сунгари и Нонни, здесь непоказанных)

51

»

8

419

Б. Морской флот (с частью речных судов)
5-й в Цзян-су

504

2

135

13,674

6-й » Чже-цзяне, где флот разделяется на четыре дивизии, под общим начальством генерала, командующего войсками в провинции

197

13

317

22,934

7-й в Фу-Цзяни, где флот разделен на пять дивизий, под общим начальством адмирала, старшего в Китае

342

7

220

26,981

8-й в Куан-дуне, пять дивизий под общим начальством адмирала, второго в Китае

266

15

414

35,370

[117] 7-й в Фу-Цзяни, где флот разделен на пять дивизий, под общим начальством адмирала, старшего в Китае

342

7

220

26,981

8-й в Куан-дуне, пять дивизий под общим начальством адмирала, второго в Китае

266

15

414

35,370

9-й, Кроме того адмиралу северной речной флотилии, живущему в Тяньцзине, подчинены порты в Желтом Море и морские суда: 24 в Щань-буне и шесть в Ляо-дуне. С этими судами все число морских джонок Китая доходит до 918, экипажи которых состоят не менее как из 99,000 человек, а с матросами речных судов до 108,000, исключительно китайцев зеленого, знамени и лишь очень немногих маньчжуров. Большая числительность южных флотов — чже-цзянского, фу-цзяньского и кантонского — показывает, что тут больше всего надобности в защите берегов и плавающих около них торговых судов. И в самом деле, именно здесь мы видим сильнейшее развитие пиратства, этой язвы Китайского Моря. Заметим, впрочем, что разбой на водах Нёбесной Империи совершается не только в море, а и на реках, текущих внутри страны. От того, например, в Шанхае можно видеть очень мелкие лодки, величиною с невский ялик, вооруженные пушками. Они содержат полицию на реках и каналах, соседних Шанхаю. Устья Кантонской Реки также знамениты речным пиратством, которое там стоит под покровительством с одной стороны местных отцов-отечества — чиновников, а с другой известных гуманистов-англичан. Колония последних, Гон-Кон, есть настоящий центр морского разбоя, где пираты запасаются порохом, оружием и даже артиллерийскими орудиями. Под условием не нападать на английские суда, они спокойны от преследования английских крейсеров.

Необходимость противопоставить пиратам более серьезную морскую силу, чем многочисленный, но ничтожный в боевом смысле флот джонок, а также желание правительства положить хоть некоторые границы контрабанде, заставили китайцев образовать в последнее время флот из судов европейской конструкции, исключительно паровых. Сначала попробовали ограничиться постановлением машин на местные джонки, чтоб избежать больших издержек на постройку европейских пароходов, и несколько таких морских ублюдков есть в Кантоне, Фу-чжеу-фу и даже в Шанхае; но теперь джонки окончательно уступили место [118] обыкновенным европейским судам. Из них таможенные крейсерские пароходы, в числе 15-ти или 16-ти, были куплены большею частью с аукциона в Гон-Коне и, конечно, не принадлежат к боевым судам в собственном смысле. С 1869 года началось сооружение собственно-военного китайского флота. Именно, летом этого года, спущена была с верфи в Фу-чжеу-фу канонирская лодка с тремя орудиями, и в октябре того же года она ходила на практическое плавание в море, до Тянь-цзина, где ей делался смотр. Весь экипаж, от капитана до последнего кочегара, были китайцы. Вслед затем, две подобные лодки спущены в Шанхае, а летом 1870 в тамошнем арсенале изготовлено паровое судно в 1,300 тонн, т.е. способное носить 5-6 орудий значительного калибра. Эти зародыши китайского флота могут разростись в хорошее, дерево, если китайское правительство станет настойчиво преследовать поставленную раз цель — создать вполне достаточные средства для обороны берегов империи, которых общая длина достигает до.6,000 верст. Теперь военных судов есть 4 или 5, да 15-16 крейсерских пароходов: это уже успех. А устройство двух морских арсеналов, в Фу-чжеу-фу и Шанхае, стоившее многих миллионов, дает основание думать, что и далее дело сооружения флота пойдет недурно. Так как-эти два учреждения суть лучшее, что представляют нам военные реформы в Китае, то позвольте сказать о них несколько подробностей.

Фу-чжеуский арсенал находится в 10-12 верстах ниже города Фу-чжеу-фу, на реке Мин, в расстоянии от устья 20 или 22 верст. В этом месте река делает изгиб, переходя от юго-восточного направления в северо-восточное. На мысу, у поворота, т.е. на северной стороне реки, и расположен арсенал, которого обширные постройки занимают более 25 десятин земли. Все они кирпичные, на каменных фундаментах; но как грунт нехорош, — влажен, то они недовольно прочны, и уже теперь при работах парового молота дрожат. Обширная литейня, кузницы, плотницкая, канатные, парусные мастерские имеют около 2,200 человек рабочих. При арсенале есть две школы: навигаторская или собственно-морская, где профессоры англичане, и политехническая, где учат французы. Число учеников в 1870 году в обеих школах было до 150. Преподаватели их служат отчасти и, техниками в арсенале, который вообще находится под наблюдением и руководством французских морских инженеров, за исключением хозяйственной части, вверенной китайским чиновникам. [119] Шанхайский арсенал менее обширен, чем фучжеуский, но он имеет не менее разнообразную деятельность: — в нем строятся суда, машины к ним, льются орудия и снаряды, делаются лафеты и, наконец, приготовляется ручное огнестрельное оружие, которого не дедают в Фу-чжеу-фу. Всех рабочих в арсенале до 1,200 человек. Здания арсенала, расположенные верстах в трех от Шанхая, на берегу реки Вампу, выше города, построены частью из камня и кирпича, частью еще из дерева. Средину всего учреждения занимает оружейная фабрика, могущая приготовлять скорострельные ружья Снайдерса 6, и две паровые машины в 120 сил, от которых приводы идут во все соседние мастерские. Паровой молот в арсенале один; но он может выковывать пароходные вялы. Вы видите, мм. гг., что это серьезное европейское учреждение. Притом оно и состоит под управлением европейцев, большею частью англичан, Только хозяйственная часть вверена китайцам, которые заведывают и обширными складами всякого рода материалов. Арсенал потребляет теперь массу железа и меди привозимых из Англии, дерева из Индо-Китая, из Манильи и Манчжурии, парусов из Англии, канатов, красок, смолы и угля — туземных. Китайская смола превосходна: покрытые ею суда походят на лакированные. Притом дерево, употребляемое на постройки судов — тиковое из южной Азии и сосна из Манчжурии — также превосходный строевой материал, почему инженеры предсказывают большую долговечность китайскому флоту. Рабочие, как в Шанхае, так и в Фу-чжеу, все китайцы — народ искусный. Притом, благодаря высокой задельной плате, это люди отборные, которым платить по 20 руб. сер. в месяц нежаль, хотя это цена неслыханная в Китае для каких бы то ни было рабочих, и даже для многих чиновников.

От фучжеуского и шанхайского арсеналов перейдем к нанкинскому и тяньцзинскому. В Нанкине нет морских работ, но есть литейня для пушек и оружейная фабрика. Они только что начали действовать в 1870 году и состояние их мне неизвестно. В Тяньцзине арсенал правильнее назвать артиллерийским деловым двором. Он помещен очень тесно, в бывшем буддийском монастыре, и работает только орудия и лафеты — орудия, впрочем, нарезные и даже заряжающиеся с казны. За то в Тяньцзине есть другое артиллерийское учреждение, очень обширное и, главное, [120] единственное в своем роде в Катае: это пороховой завод, могущий приготовлять около 1 1/2 тонны, т.е. 90 пудов пороха в день или 30,000 пудов в год. Обширное пространство, более трех квадратных верст, верстах в пяти от Тяньцзина, занято зданиями завода, которые все кирпичные и расположены в приличном расстоянии друг от друга, на случай взрыва. Завод обнесен валом со рвом; вода в него проведена особым каналом из реки Пей-хо. Строитель завода американец Мэдоус, а техники — англичане. Из Англии же выписаны машины, которые, в августе 1869 года, когда я был в Тяньцзине, еще не действовали и даже не все были установлены, за исключением тех аппаратов, которые нужны для литрованья селитры. Тяньцзинский пороховой завод вообще капитальное учреждение, долженствующее много подвинуть военное дело в Китае, ибо до сих пор с порохом туземного ручного производства трудно было надеяться на хорошую стрельбу даже из лучшего оружия. Но жаль, что место для такого учреждения выбрано весьма неудачно. Дорога в Тяньцзин, находящийся всего в 80 верстах от моря, очень хорошо известна европейцам; притом этот город — открытый порт, в котором всегда есть несколько европейских военных судов. При первых неприязненных действиях, даже, по английскому обычаю, без объявления войны, он может быть захвачен иностранцами, как и арсеналы шанхайский, фучжеуский и тяньцзинский.

От военно-технических учреждений было бы уместно перейти к обзору разного рода военных запасов, военных больниц, медицинских школ и т. п. Но ничего этого в Китае нет; а по-тому обратимся, в заключение настоящей беседы, к краткому взгляду на китайские укрепления, которые до известной степени могут быть нелишены значения в деле обороны страны. Китайцы, в противоположность японцам, все свои города обносят стенами или валами. Они даже хвалятся состоянием у них фортификации, и некоторые укрепления носили у них долгое время пышный титул «неприступных твердынь», доколе не были взяты европейцами. Я скажу здесь несколько слов о двух важнейших из этих твердынь; о Кантоне на юге и о Дагу на севере. Город Кантон, как видно по карте, лежит у вершины речной дельты, и доступ к нему с моря в прежнее время был затруднен укреплениями в теснине Бокко-Тигрис. Но после войны с англичанами укрепления эти брошены — и не могут быть возобновляемы. Осталась одна собственно городская ограда. Она состоит из высокой — сажени 3 1/2 — [121] каменной стены, длиною в 6-7 верст, и из нескольких отдельных фортов с каменною одеждою, которые занимают соседние высоты па северо-западе и два-три пункта на берегу реки. Город содержит в себе около полумиллиона жителей и сильный гарнизон из китайцев и маньчжуров. Склады продовольствия в нем значительны. За всем тем он держался едва десять дней против англо-французов в 1857 и 1858 годах, несмотря на то, что число союзников не превосходило пяти тысяч. Правда, они ввели в реку сильную эскадру, с 450 орудиями, и бомбардировали укрепления; но это не могло бы послужить поводом к такой скорой сдаче неприступной твердыни, если бы она была в самом деле неприступною. Дело в том, что от одних навесных огней стена в северо-восточной части города была разрушена. Затем англо-французами была сделана высадка на востоке от города; оборонявшиеся в поле войска прогнаны, после довольно, впрочем, храброго сопротивления, и, наконец, сделан штурм, во время которого союзники захватили всю городскую стену, не решаясь, впрочем, спуститься в густо населенный город. Гарнизон, в 12-13 тысяч, исчез через западные ворота; окружающие форты тоже сдались, по невозможности держаться даже против полевой артиллерии.

Другая твердыня, которою и доныне гордятся китайцы, есть форты в Дагу, защищающие вход в реку Хай-хэ. Местоположение их чрезвычайно выгодно для обороны. Морской берег тут мелок и меловат, так что военные суда не могут подходит близко: воды на баре в отлив бывает всего два фута и в прилив не больше 14 футов, Окрестная суша низменна и болотиста, и форты совершенно ею командуют. Они выстроены из сырцового кирпича с глиною и составляют оборонительный фронт длиною около полуверсты. Главное укрепление лежит на южном берегу реки и вооружено более чем 50-ю орудиями, в настоящее время дальгреновскими; на северной стороне Хай-хэ есть фланкирующий форт на десять орудий. Эти орудия расставлены то на особых насыпях, под блиндажами, то в открытых сзади полуказематах, без сводов и с амбразурами, которых щеки одеты досками. В 1858 и 1860 годах форты были дважды взяты англо-французами, и притом прямо штурмом с фронта, следовавшим за непродолжительною канонадою с флота. Несмотря на то, что форты суть укрепления замкнутые с горжи зубчатою стеною, из-за которой очень удобно обороняться пехоте, несмотря на то, что водяные рвы и самое море делают подступ к ним затруднительным, гарнизоны бежали, едва [122] первые европейские солдаты показались, на суше. Того же я полагаю нужно будет ожидать, и теперь, если бы форты Дагу были атакованы, несмотря на дальгреновские орудия.

ЧТЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ.

В прошлый раз, мм. гг., мы говорили о военных силах современная Китая. Вы видели, что силы эти незначительны, что, по причине ложной государственной политики, ложного образования, морального упадка нации и материальной ее бедности, можно сомневаться и в будущем за успешное развитее могущества Небесной Империи. Чтобы эта мысль еще яснее напечатлелась в умах ваших, позвольте мне на этот раз указать на опасности, который могут грозить Китаю извне. Эти опасности измеряются, до известной степени, во-первых вооруженными силами, которые содержатся у пределов Срединного Царства иностранными государствами. Силы эти следующие:

В Китайском Море находятся постоянно эскадры Соединенных Штатов, Франции, Германии и некоторых других государства Конечно, эти эскадры невелики, обыкновенно четыре, пять судов; но при беззащитности берегов Китая, при отсутствии хорошего боевого флота, при открытости для нападения не только простых приморских городов, но и тех, которые имеют важные военные учреждения, легко видеть, что даже малая эскадра может сделать серьезный вред китайцам, такой вред, о каком она не посмеет и думать в Европе. А известная беззастенчивость западно-христианской политики на Востоке, т.е. склонность западных дипломатов при самых мелких недоразумениях употреблять в дело силу, делает положение Китая напряженными, тягостным даже и при столь малых эскадрах.

Но Срединное Царство имеет врага более страшного, чем названная выше морские державы, и, главное, врага безжалостного, неутомимого в своей последовательности. Я говорю про Англию, ту самую Англию, которая покорила соседнюю Индию и вела уже две войны против Китая, чтобы утвердить в нем свое экономическое преобладание и ослабить многочисленный китайский народ распространением среди него опиума. Подрались ли три англичанина с китайцами, которые не хотели пустить их к себе в дом, английский консул требует штрафа в 100,000 долларов и официального извинения со стороны китайских властей, грозя, в случае отказа, бомбардировать Шанхай и истребить 600 джонок с казенным [123] рисом. Поймала ли китайская полиция контрабандистскую джонку под незаконно-поднятым английским флангом — война. И средства Англии в Китайском Море огромны. Она содержала там в 1870 году, среди мира, 32 военные судна, и между ними броненосный фрегат «Ocean» — целую плавучую крепость, неуязвимую для китайской артиллерии. Нет коммерческого порта в Китае, где бы не стояло одного двух английских военных судов на якоре каждую минуту. Мало того: от времени до времени появляются в этих портах так называемые летучие эскадры в шесть и семь кораблей большого ранга. А, наконец, у самых берегов и Небесной Империи, частью даже на них самих, учреждена первоклассная военная станция Англии Гон-Кон, где есть всевозможные запасы морские и сухопутные, равно и войска. Начальник последних имеет в своем распоряжении целые обширные управления: штабное, комиссариатское и пр., которые могут быстро организовать и направлять в дело подкрепления, какие прибудут из соседней Индии. Кроме того, Гон-Кон даже в мирное время есть открытая рана на теле Срединного Царства, язва его истощающая. Здесь снабжаются порохом и оружием все пираты, которые грабят китайские берега; отсюда направляется в разные стороны опиум, который убивает китайский народ нравственно и физически и высасывает из страны огромные суммы денег. Этот враг едва ли одолим для Китая не только при настоящем состоянии военных его дел, но и в близком будущем 7. Все усилия китайской политики направлены единственно к тому, чтобы не раздражать могущественного -противника. Ему предоставлено даже иметь адмиралтейские склады на самой китайской территории, например в Шанхае... Впрочем ту же участь испытывает и Япония: в Иокогаме есть тоже обширные военно-морские запасы англичан, да еще целый батальон солдат с артиллерией.

Другой враг Китая, и тоже исконный, живет у него на севере. Впрочем, мм. гг., это отнюдь не Россия, в дружбе которой нимало не сомневается само китайское правительство. Нет, это враг, которого можно даже считать общим для обоих этих государств, именно степные народы. Кто знаком с историею Востока, тот хорошо знает, какие тяжелые удары некогда наносили Срединному Царству помады внутренней Азии, от которых оно [124] принуждено было, выстроить великую стену, и которые, несмотря на то, не раз завоевывали целый Китай. Периодические волнения степных варваров всегда внушали самые серьезные опасения китайскому правительству, и оно употребляло всевозможные меры, как военные, так и политические, чтобы покорить их себе или, по крайней мере, умиротворить. Стараниями двух даровитых императоров, Кхан-си и Цянь-луня, в XVIII веке, это, наконец, удалось, но далеко не вполне. Современные восстания в Туркестане и Чжунгарии служат лучшим тому доказательством.

Я сказал сейчас, что номады — враг общий у Китая с Россиею. Это совершенно понятно для всякого, кто знает природу кочевых хищников и их способность, после долгого мертвенного покоя, восставать массами, чтобы идти на грабеж стран цивилизованных и богатых, без различия их национальности. С этой точки зрения, говоря о войсках, содержимых Китаем к стороне России, я осмелюсь выразиться, что в большей части случаев войска эти выставлены не против нас, а за нас. Посмотрим же, что это за войска, какова их числительность, организация и проч. Но прежде всего, скажем несколько слов о природе стран, в которых войска расположены, о их населении, которое не все же состоит из кочевников, и о политическом положении самих китайцев на этих окраинах их империи.

Обширное пространство Средней Азии на восток от наших владений в Туркестанском генерал-губернаторстве и Семипалатинской Области, до берегов Усури, резко распадается по самой природе своей на две части. Первая, по Хингану и на восток от него, есть страна лесистая, богато орошенная реками, с почвою увлажаемою дождями, и потому производительною, годною для земледелия. Здесь уже издавна приютилась оседлая жизнь, хотя в обширных лесах живет немало бродячих звероловов. На западе от подгорий Хингана, до самой границы России и мелких туранских ханств, тянутся степи. Эти безжизненные, большею частью гористые пустыни имеют лишь редкие оазисы, где находят корм стада кочевых племен. Да и оазисы скучены преимущественно на севере и на юге, вдоль границ России и собственного Китая; средина же есть самая печальная пустыня, жилище злых духов, по выражению китайцев. В одном месте, в эту пустыню врезывается с запада длинная цепь Небесных Гор, у подошвы которых есть две узкие полосы, верст по 5 — 7 шириною, годные для культуры; остальное пространство, на север и [125] юг от Тянь-шаня, есть более или менее «голодная» степь. Мы посмотрим сначала на восточную половину Средней Азии, т.е. на Маньчжурию. Четыре судоходные реки: Ляо, Сунгари, Нонни и Хурха орошают ее внутренность; три другие такие же: Ялу-цзян Усури и величавый Амур протекают по границам ее. Горы, особенно на северо-западе и на юге, покрыты пышными лесами; низменности очень пригодны для земледелия и скотоводства. Тунгузское племя жило тут с незапамятных времен и давно образовало в подгорных частях хребта Чань-бо-шаня правильные государства, из которых одному удалось в XVII веке покорить Китай. Мы уже видели в прошлый раз, что при этом завоевании значительная часть маньчжуров была уведена в Китай и там образовала целую поселенную армию, содержащую гарнизоны в главных городах и особенно в Пекине. Взамен этой эмиграции образовался прилив в самую Маньчжурию многочисленных китайских выходцев, так что теперь маньчжурского в этой стране почти-что одно название. Из 12-ти или 13-ти миллионов ее населения одиннадцать наверное китайцы и только один миллион маньчжуров, и то таких, которые уже говорят по-китайски, исповедывают китайскую веру, одеваются по-китайски и вообще ведут образ жизни совершенно тот же, что мирные земледельцы в Срединном Царстве. Маньчжурия притом имеет административное устройство такое же, как в самом Китае: она разделена на три губернии, а эти последние на уезды. Только во внимание к тому, что природное население, т.е. собственно маньчжуры, солоны и дахуры, все состоят в военном сословии, управление губерниями вверено не гражданским чиновникам, а военным генералам (цзянь-цзюням) и офицерам.

Так как почва Маньчжурии производительна и пустых меси еще довольно, то прилив в нее китайских выходцев постоянно увеличивается, и чрез то возрастает политическое ее значение для Небесной Империи вообще. Кроме того, страна эта есть родина царствующей династии, которою она особенно дорожит. Поэтому здесь может быть, действительно, китайские войска стоят не за нас, а против нас. Особенно это можно сказать со времени занятия нами Амура, после которого китайцы стали несколько недоверчивы к нашей дружбе и спешат заселить те части амурского бассейна, которые остались за ними, например уезды Сань-Синский и Хунь-Чуньский. Конечно, их политика в этом случае совершенно рациональная и особенно должно им отдать справедливость в том, [126] что они предпочли колонизацию устройству крепостей и военных постов, как это иногда делается из желания обеспечить за собою владение краем. Войска маньчжурские хота и довольно многочисленны, но ничтожны в боевом отношении, как и туземные войска Китая. Они дурно вооружены, плохо обучены, не имеют европейски-образованных офицеров, и вообще ни в каком отношении для русских, даже рабочих линейных батальонов, не могут быть опасными. Я приведу здесь данные о их числительности и расположении не столько для того, чтобы показать, какие силы маньчжуры имеют на случай войны с нами, сколько для убеждения, что китайское правительство со времен Кхан-си, лешившего нас Амура, хорошо понимало, где нужно ему держать в готовности военные силы.

А. В провинции Шен-цине или Ляо-дуне и Ляо-си.

Человек.

1) Мукден. Квартира цзянь-цзюня, командующего войсками провинции. В городе, под начальством дивизионного генерала (фу-ду-туна), 5,280 человек кавалерии и 1,188 человек пехоты при 207 офицерах; всего с рабочими

7,050

2) И-чжеу, при бригадном генерале, который, сверх того, командует войсками на соседних постах тычинковой границы с Монголиею, и заведывает обширными конскими заводами (табунами) в окрестности города

1,011

3) Сюн-ю, Гайчжеуского уезда, при бригадном генерале

1,095

4) Кай-юанъ, при бригадном генерале, заведывающем соседними постами на тычинковой границе

1,128

5) Нин-хай, при бригадном генерале, конницы

864

Да сверх того 600 матросов при джонках

600

6) Цзинь-чжеу-фу, при бригадире, конницы

824

7) Фын-хуан-чэн, при полковнике, которому подчинен и соседний с Кореею пост

667

8) Фу-чжеу, при полковнике

608

9) Син-цин (Инден), при полковнике, заведывающем и соседним постом на корейской границе

763

10) Сю-ян-чен, при полковнике, конница

570

11) Люй-шунь, при майоре, моряки

517

12) Ляо-ян-чжеу, при полковнике, конница

478

13) Гуан-нин-сян, при майоре

517

14) Гай-тен-сян (Гай-чжеу), при майоре

424

[127] 15) Ню-чуан, при майоре (кроме того есть губернатор порта

390

16) Цзюйлю-хэ, при двух капитанах

209

17, 18 и 19) Бай-ци-пу, Сяо-хэй-шан, Лю-ян-и, по 209 с капитанами

627

20) Сяо-лин-хэ, при двух капитанах

216

21) Нин-юань-чжу, тоже

210

22) Чжун-хоу-со, тоже

211

23) Чжун-цянь-со

210

24) Те-линь, при четырех прапорщиках

207

25) Фу-шунь, тоже

133

Итого в Шен-цине 8

11,789

Б. В провинции Гирин-ула.

1) Гирин. Квартира цзянь-цзюня. В городе и в окрестностях, под начальством дивизионного генерала (фу-ду-туна) В том числе 674 человека артиллеристов-техников, т.е. оружейников, пороходелов, литейщиков и т. д.

4,014

2) Да-шен-ула. При бригадире, малолетков (до девятнадцати лет), которые здесь только обучаются военному делу, особливо верховой езде и стрельбе из луков.

3,837

3) Сан-син (Илан-хала), при бригадном генерале

1,577

4) Нингута, тоже

1,569

5) Бэдунэ, тоже

1,093

6) Лалинь, при майоре

581

7) Хунь-чунь, при полковнике

458

8) Альчука, тоже

459

9) Куан-чэн-цзе, при двух капитанах

206

10) Омохо-соло, при капитане

122

Итого в Гирин-ула 9

13,916

[128] В. В провинции Сахалян-ула, т.е. Амурской.

1) Цицикар, квартира цзянь-цзюня. Конницы

2,621

Матросов при джонках

268

Мастеровых для постройки судов

300

2) Хайлар, или Хулун-бойр. При дивизионном генерале, солоны, баргу-бураты и элюты. Большая часть их расположена по пограничным с Россиею караулам или же ведет кочевую жизнь, либо содержит станции по дороге в Цицикар. Между офицерами много наследственных

2,708

3) Бутха. Центр управления солонами и дахурами 10. В городе начальствуют три бригадира: один над маньчжурами, другой над солонами, третий над дахурами. Их всего

2,369

4) Айгун. При бригадном генерале, конницы (большею частию без лошадей)

1,557

Матросов при 51 джонке

438

5) Мегэнь. При бригадном генерале

1,022

Матросов при шести джонках

44

6) Хулань-чэн. При полковнике

507

Итого в Сахалян-ула

11,834

Проследив это росписание по карте, вы видите, мм. гг., что дислокация в северной Маньчжурии, нам пограничной, следует трем главным направлениям. Исходя из общего центра, Гирина, эти три направления расходятся. Одно ведет лас на восток, к устью Тумень-улы, т.е. к северной оконечности Кореи и южной наших теперешних земель в южно-усурийском крае. Важность этого стратегического пути легко понять из конфигурации наших владений между реками Суйфуном и Тумень-улою, представляющих узкую полосу, где однако заключены наши лучшие гавани, и из того, что дорога от Нингуты через Хунь-чунь к морю есть главнейший путь для сбыта произведений юго-восточной Маньчжурии заграницу. Другое направление следует на северо-восток от Гирина, по Сунгари, главному водяному пути, к Маньчжурии и, наконец, третье идет также вдоль большой реки Нонни и потом переходит по кратчайшим расстояниям к Аргуни и Амуру. Если бы очень искусному европейскому стратегу предложить составить самую выгодную дислокацию для обороны Маньчжурии и для перехода из нее [129] к наступательным действиям, он не сделал бы лучшей: такова была проницательность Кхан-си, известного соперника Петра Великого. Кроме сухопутных сил в Маньчжурии, есть еще флотилия джонок в Айгуне, Мергене, Цицикаре и проч.; но эти суда находятся в жалком виде. Мне самому случалось наблюдать амурские джонки в 1858 году: в них можно было видеть насквозь через оба борта. Служба их более транспортная, чем военная. О заведении речных пароходов на Сунгари и Нонни китайцы еще не думают. Это, вероятно, случится лишь тогда, когда англичане, уже прочно утвердившиеся в Нючуанском порте и делающие быстрые экономические завоевания в южной Маньчжурии, перейдут в северную, т.е. пожелают снабжать берега Сунгари и Амура своими товарами, в подрыв нашим, хотя, нужно признаться, что мы и сами не успели еще завести торговлю на Сунгари, да еще в придачу допустили преобладание китайских. торгашей на собственных приамурских рынках, например в Благовещенске, в Константиновской и т. д.

Для ближайшего ознакомления с Маньчжурией, которая, без сомнения, есть лучшее из средне-азиатских владений Китая и важнейшее для нас, я хотел бы распространиться о ней гораздо более; но время мне остающееся слишком коротко, чтобы я мог приводить больше подробностей. Перейду поэтому к соседней на западе Монголии и замечу прежде всего, что значительная часть ее, именно юго-восточная полоса, вдоль Хингана и великой стены, в настоящее время уже утратила прежний характер страны, занятой исключительно варварами-номадами. Напротив, китайская эмиграция обратила ее в местность с господствующею земледельческою промышленностью и тем превосходно парализовала опасность, которая издревле грозила Срединному Царству от соседних монголов. Княжества, или, так называемые, аймаки, между северным изгибом Желтой реки и местом слияния Сунгари и Нонни теперь содержат массы оседлых пришельцев из собственного Китая, под влиянием которых и сами монголы частью взялись за соху. Даже и там, где этого не случилось, номады стали мягче, привыкли к некоторым удобствам, доставляемым культурою, и отчасти привязались к Китаю, если не нравственно, потому что монгол всегда презирает китайца, то экономически. Часть монголов, у самой великой стены, именно чахары, зачислена даже в восьми-знаменное войско, т.е. приравнена маньчжурам, надежнейшей защите Пекина с севера. В крайней к юго-востоку [130] Монголии, в области Чэн-дэ-фу, китайский император имеет свою загородную резиденцию, где еще в 1860 году он спасался от англичан и французов. И ратовавший против последних князь Сан-ко-лин-син имел под своею командою, главным образом, южно-монгольские ополчения. Но по мере того, как из этого уголка Монголии мы будем подвигаться на север и запад, природа, а с нею и жители страны, становятся все более и более неприязненными. Номадов тут сдерживает в покорности Китаю лишь крайняя бедность их, да политика родственных связей и религиозного влияния кутухт и далай-ламы, которые все на жалованье у пекинского двора. Особенно на севере, близ нашей границы, в так называемой Халхе, ненависть монголов к Китаю жива. Халха, нужно заметить, не была завоевана китайцами, но подчинилась им добровольно, из страха чжунгарского царства, которое в XVII и XVIII веках существовало именно в тех местах, где теперь образуются мусульманские владения дунганей; но китайцы не получили права в ней водворяться иначе как в небольшом числе торговых слобод, да и то без семейств. Халха притом подчинена не множеству мелких князьков, с которыми принцип divide et impera (разделяй и властвуй) находит, легкое приложение: нет, она состоит из четырех больших ханств, которых владельцы 11 располагают значительным числом людей. Явись между ними человек с воинственными наклонностями, и они могут напомнить, до некоторой степени, времена Чингизхана, которого первоначальное поприще было именно здесь. Привязанность их к китайскому императорскому дому очень условна, и воспоминания о политической независимости, о диком могуществе, глубоко потрясают их души. Я говорю это по опыту, мне хорошо известному. Когда в 1850 годах шло занятие Амура и можно было опасаться столкновения с Китаем, одному из наших соотечественников удалось говорить с монгольским амбанем-бейсэ в Урге о восстановлении независимости его народа от Срединного Царства — глаза монгола сверкали, и от внутреннего волнения он едва мог говорить. И такое отношение северных монголов к Китаю засвидетельствует, конечно, всякий, кто бывал в этих местностях. Напрасно китайцы дали известную долю самостоятельности северным монголам, установив у них народные сеймы в Улясутае: это была жалкая комедия, которую номады хорошо понимали и которая не скрыла от них жадности и самовластия китайской бюрократии. [131] Трудно, мм, гг., сказать, что теперь может статься с Халхою, когда с запада приближается к ней огонь восстания. Мы уже знаем, что изменники из монголов-халхасцев десятками казнятся в Урге; но едва ли одни казни и даже одни китайские войска в состоянии будут удержать эту страну во власти пекинского сына неба, Повидимому, без нашего содействия не обойдется, и это будет рационально, потому что бурятское население в Забайкалье одноплеменно с населением Халхи, имеет ту же религию и хранит те же воспоминания о прошедших судьбах и о диком величии.

От общих указаний на состояние юго-восточной Монголии и Халхи я мог бы теперь перейти к западу; но позвольте, мм. гг., прежде сказать несколько слов о Монголии вообще. Она простирается от верховьев Желтой реки до берегов Аргуня и от великой стены до южных предгорий Алтая. В этих пределах ее протяжение можно определить в 90,000 квадратных миль; но, несмотря на такую огромность страны, общее число монголов едва ли превосходит два миллиона душ. Это, следовательно, народ сильный не числом, а возможностью волноваться, грабить и уходить безнаказанно в свои пустыни. Конечно, с тех пор как Россия стала прочной ногой в Сибири, можно быть уверенным, что явления в роде чингизхановых нашествий стали невозможны; но за всем тем не только прочно покорить, но и держать в узде монголов трудно. Напрасно китайское правительство дает чины князьям, делает им подарки, чтобы вызывать их в Пекин, на поклоны к себе: оно само открыто сознается, что действительная его власть, например в Хухуноре или даже в Гоби, на севере от Желтой реки, почти ничтожна. И доверять китайской географии, которая дает подробности организации монголов под китайским владычеством, простирающейся, например, до того, что указано, сколько сотен откуда должно выходить на войну, могут только такие оптимисты, каким был наш почтенный синолог Иакинф, наслово веривший китайским официальным данным. Все, чем выражается действительное подданство монголов китайскому богдыхану, есть служба полицейская (в Урге, Кяхте и пр.) и караульная по границе с Россией; да и то она исполняется монголами лишь потому, что они находятся под надзором китайских местных властей, и потому что самая служба выгодна, давая возможность или брать взятки, или торговать с русскими.

Восточная, северная и средняя Монголия и Хухунор, составляющие большую часть этой страны, населены совершенно [132] однородным племенем, монголами собственно; а если и есть небольшие исключения, в роде баргу-бурят и элютов близ берегов Аргуни и Хуан-хэ, то исключения ничтожны по своему числу. Не то придется сказать про западную часть великой средне-азиатской степи, подвластной Китаю. Тут хребты Небесный, Алатау, Тарбагатай, Алтай, Танну, избороздив почву во многих местах, послужили причиною довольно большого разнообразия и в этнографии страны, подобно тому, как это мы видим, например, на Кавказе, в Турции и т. п. Не менее трех основных рас живет в этих местностях: на севере, у верховий Енисея — финно-турецкая, в средине, от Алтая до Тянь-шаня — монгольская, калмыцкой ветви, и на юге, за Тянь-шанем и отчасти в отклонах его — турецкая, уйгурского колена. К этим туземцам «западного края» китайское правительство прибавило еще в течение XVIII и XIX столетий, многочисленных переселенцев из Срединного Царства и из Маньчжурии. Вся эта пестрота казалась в Пекине вернейшим средством к удержанию края во власти, к тому, чтобы в нем не было определенной господствующей национальности. Для вящего достижения цели, многие тысячи туземцев были уведены на восток, многие сотни тысяч умерщвлёны поголовно на месте. Но все было неудачно. Этнографическая пестрота получилась, а государственного единства с преобладанием китайского элемента нет. И также, попрежнему, обитатели верховий Енисея — сойоты, урянхи, дархаты — остаются сойотами, урянхами и дархатами; также различные отрасли калмыцкого народа — дурботы, элюты, торгоуты и т. д. переносятся с своими шатрами вдоль степи, чуждаясь китайских оседлостей. Я не говорю уже про народы турецкой расы, оседлых малобухарцев, дунганей и кочевых киргизов: эти варвары всегда оставались в живой оппозиции Китаю уже потому, что они мусульмане, а китайцы язычники, и что пекинскому правительству не удалось ни наградами, ни ласками привлечь их вождей или же открытой войной и коварством их истребить в конец.

Коснемся сначала северной половины западного края. Она образует то, что в географиях принято называть Чжунгариею, и что в частности состоит: а) из Илийского края; b) из так называемой северной тянь-шанской линии, от Баркуля и Урумци до Чугучака, ныне разрушенного; с) из калмыцких земель по верхнему Иртышу; d) из калмыцких же гористых и частью лесистых земель по южно-алтайским отклонам, и е) наконец из земель полу-земледельческих, полу-охотничьих финских племен [133] в бассейне верхнего Енисея. Весь этот обширный и разноплеменный край до последних событий управлялся китайцами из трех главных центров: Урумци, Кульджи и Улясутая, где были расположены китайские войска. Но владычество Китая было тут почти фиктивным, за исключением узких полос у подножия гор, где довольно хорошее орошение почвы давало возможность водворить ряд китайских земледельческих, торговых и военных колоний. Все туземное население едва-едва повиновалось китайским властям, часто предаваясь бунтам и грабежам. Особенно илийский бассейн, куда, однако, пекинское правительство переселяло и китайцев, и туркестанцев, и даже маньчжуров, всегда был центром инсурекционных движений. Эти движения повторились и теперь, когда восстание охватило весь запад Небесной Империи, и вероятно надолго, если не навсегда, отторгло от нее Чжунгарию. Восстание это родилось, к северу от Тянь-шаня, в начале 1860-х годов и ныне привело частью к образованию мелких ханств, как в Кульдже, частью к анархии, царствующей в степи на север и восток отсюда. Знамя инсурекции было поднято мусульманами, и жертвами ее стали не только китайские правительственные лица и войска, но так-же земледельческие и правительственные выходцы из Срединного Царства. Около 14,000 последних бежали в наши пределы; другие были истреблены. От поселений маньчжуров, солонов и сибо почти ничего не осталось. Города Урумця, Кульджа, Чугучак и др., лежащие среди взволнованного края и имевшие китайские гарнизоны в особенно устроенных крепостях, были взяты 30-го октября 1870 года; ту же участь испытал Уля-сутай, главный город северной Монголии, а теперь дунгане грозят Урге.

Ниже я скажу, как незначительны были военные силы Китая в западном крае вообще, т.е. в Чжунгарии и Туркестане, и как, следовательно, малы были шансы успеха китайцев с самого начала восстания, несмотря на то, что, конечно, еще в 1862 году, по словам цзяньцзюней, в Кульдже и Урумци, все обстояло благополучно; теперь же перейду к беглому очерку, соседнего Чжунгарии с юга, восточного Туркестана. В 1857 году там началось серьезное волнение, произведенное мусульманскими туземцами турецкой расы, которые пожелали восстановить свою независимость и выдвинули на первое время вождем свирепого и невежественного Валихана-тюря, потомка прежних владетелей Кашгара. В это время, именно в 1858 году, туда был послан наш агент Чокан-Валиханов, молодой офицер из киргизов. С его поездки [134] утвердилось у нас мнение, что восточный Туркестан имеет большое население, что-то в роде б, 10 и даже 30-ти миллионов душ, что следовательно, это страна, могущая образовать сильное государство. Это, мм. гг., положительная ошибка. Кто бывал в Средней Азии тот знает, что места годные под селения находятся там лишь в узких полосах под горами, как, например, у нас в заилийском крае. В Алтышаре эти, полосы должны быть особенно узки, потому что он лежит у южных покатостей Небесных гор иссушаемых солнцем и совершенно Лишенных лесов даже вблизи снежной линии. Легко понять, что полоса в каких-нибудь 5-8 верст шириной хотя бы и в 1,500 верст длины, ее может вмещать более двух или 2 1/2 миллионов душ. И в самом деле по новейшим свидетельствам очевидцев, даже в знаменитом Кашгаре, важнейшем городе Туркестана, есть едва ли каких-нибудь 20,000 душ вместо предполагавшихся 70-90,000. Поэтому говорить о возможности образования тут сильного государства не стоит труда; но образование государства опасного соседям здесь очень возможно, потому что добраться до Туркестана откуда бы то ни было — из Китая, из Индии или из России — нелегко через высокие горы, а влияние политическое на соседние части России и Китая обеспечено для владельцев восточного Туркестана единоплеменностью и единоверием киргизов и других средне-азиатских племен. Китайцы хотя и понимали эту опасность, особенно после бунта 1820-х. годов, но не умели отстранить ее, вследствие конечно, того, что часто сменяемые вонные начальники немогли хорошо всмотреться в истинное состояние края, да и ни о чем больше не думали, как брать взятки и писать в Пекин что все обстоит благополучно. Восстание сначала ограничивалось одним Кашгаром и соседними ему городами; потом, мало по малу распространилось на Яркент, Аксу и, наконец, в последние годы на всю южную подгорную полосу Тянь-шаня, до самого Хами. Китайцы были отовсюду выгнаны, и для них ничего более не осталось как высылать новые армии через, степь, про которую их собственная государственная географии говорит, что она «населена злыми духами», потому что целые караваны иногда засыпаются песком По всей вероятности, возвращения их в Туркестан и не случится особенно после того, как восстание приобрело единого и официального главу в лице Якуб-бека, коканского проходимца, утвердившегося в Кашгаре и простирающего свои виды не только на восточный Туркестан, но и на Чжунгарию. Революция туркестанская [135] находит притом сочувствие в одном неумолимом и могущественном сопернике Китая — в Англии, которая через Индию и Кашемир посылает в Яркент оружие, подобно тому, как это она делает через Афганистан с Бухарою и Хивою. Единственным благоприятным выходом из трудного положения для Китая было бы содействие наше, удар с севера на свирепого и уже враждебного нам Якуб-бека. Эту печальную обязанность нам, вероятно и придется исполнить, хотя бы из чувства самосохранения и сознания своих интересов в ближайшем будущем. Если же смотреть вдаль, то подобный удар на возникающее у пределов наших мусульманское государство, под влиянием Англии, есть для нас необходимост. Только позволительно желать не завоевания страны, в которой средним числом можно построить одно селение на какие-нибудь 500-700 квадратных миль, и которая, следовательно, была бы нам в убыток, а лишь искоренения в ней элементов, враждебных спокойствию в Средней Азии, А затем я готов сказать, что если уж нужно водворить в Туркестане владычество какой-нибудь большой державы, то пусть это будет снова Китай, которого интересы тождественны с нашими в Средней Азии, и которого дружба по этому самому надежна и притом доказана двухвековым миром. Некоторую услугу китайцам мы уже и сделали, выслав в мусартский проход, между Аксу и Кульджею, отряд, который, прерывает военную связь туркестантских инсургентов с илйскими; но это еще не все. Необходимо, по крайней мере, занять еще Урумци, чтоб, как выразился один из просвещенных наших администраторов в этих краях, ударить дунганское восстание в лоб и дать возможность китайцам придти из-за Гоби и найти готовый опорный пункт.

Остановимся, мм, гг., на этих политических данных относительно средне-азиатских владений Китая и обратимся к собственно-военным подробностям относительно всего степного края, причисляемого на картах к Небесной Империи. Я уже упомянул, что силы китайцев были тут всегда невелики; в самом деле, если рассмотреть росписание отрядов в Монголии, Чжунгарии и Турксетане и исключить илийский оазис, то откроется, что на каждые 100 квадратных миль было едва ли 20 солдат, и притом каких? плохо-вооруженных, недисциплинированных, дурно содержимых и приобыкших более заниматься торговлею и земледелием, чем военным искусством. Вот это росписание в том виде, как оно было до начала дунганского восстания: [136]

  Маньчжуров Китайцев.
Улясутай

50

и 240

580 цзянь-цзюнь в улясутае
Кобдо

50

» 240

Илийский край, под начальством цзянь-цзюня в Кульдже:

Маньчжуров

7,064

Всего более 14,000, расположенных по городам, селениям и постам (в частности, в Чугучаке 1,300 человек). Элюты суть туземцы, малонадежные.
Солонов

1,105

Сибо

1,017

Чахаров

1,794

Элютов

3,411

Тянь-шанские лини, северная и южная; цзянь-цзюнь в Урумци:

Урумцы

3,456

Баркуль

1,111

Куча

1,110

Турфан

582

Карашар

293

Аксу

65

маньчжуров и 400 китайцев.
Уш

140

» » 650 »
Кашгар

331

» » 626 »
Янгисар

80

» » 196 »
Яркент

212

» » 650 »
Всего около 10,000 »

Значительная часть этих людей была размещена малыми партиями на постах и, следовательно, могла быть всегда захвачена инсургентами, как то и случалось в действительности. Число таких постов было, например, около Кашгара 16, около Яркента 16, около Аксу 12 и проч. Кроме того, хотя солдаты почти все считались конными, но по большей части не имели лошадей; а между тем, в степях конница — необходимость: иначе неприятеля не настигнешь. У нас, когда гонялись за Кенисарою, то посылали казаков даже о-дву-конь; китайцы же едва ли и половину своего воинства могли посадить на седло, Порядочной артиллерии, ракетных команд, подвижных магазинов и т. п. также, разумеется, не было. Крепостцы, в которых содержались гарнизоны, были ничтожны в фортификационном смысле.

Этим я мог бы, мм. гг., заключить нашу сегодняшнюю беседу, если бы, желая дать хотя общее, но, по возможности, всестороннее понятие о соседних нам частях Китая, не чувствовал надобности утрудить внимание ваше некоторыми подробностями топографическими, именно о дорогах, ведущих из Срединного Царства к нашей границе. Я уже заметил, что по этим дорогам [137] скорее можно ожидать движения от нас в пределы подвластных Катаю земель, чем обратно; следовательно, тем любопытнее нам знать эти пути. Общее их свойство, на которое я хотел бы обратить особенное внимание ваше, состоит в том, что чем они восточнее, тем удобнее для движения войск (за редкими исключениями), ибо, с удалением на запад, Средняя Азия становится все пустыннее и пустыннее. Вот эти дороги:

1. От устья Тумень-улы чрез Хунь-чунь к Нингуте и оттуда в Гирин, дорога колесная, хотя, по -китайскому обычаю, плохая; проходит долинами между гор и частью по горам, богатым лесами. Население вдоль дороги оседлое, хотя негустое.

2. От устья Суйфуна вдоль по этой реке и потом через горы в Нингуту: те же особенности.

3. От устья Мурени вдоль по этой реке опять в Нингуту, вьючная дорога, с редким населением.

4. От берегов Усури по рекам Шибхулипу, Думани и Нору — тропинки, ведущие в Сань-син.

5. От станицы Михайло-Семеновской на Амуре по Сунгари до Гирина — путь удобный для пароходов. От устья Хурхи можно ехать в Гирин и прямо, сухим путем, по населенной стране, колесною дорогою. По Хурхе в Нингуту есть только лодочный путь.

6. От Айгуна через Мергень, Цицикар, Бедунэ в Гирин же — почтовая дорога, хорошо населенная и теперь нам подробно известная.

7. От Айгуна через Цицикар же или Бедунэ прямо к Пекину, через восточно-монгольские аймаки — колесные пути.

8. С Аргуни, именно от Цурухайту, плохая колесная дорога, по горам и лесам в Мергэнь.

9. Оттуда же, и такая же, хотя и считающаяся от Хайлара почтовою, дорога в Цицикар.

10. С Аргуни же, именно от Абагайту, мимо озер Далай и Буир и потом вдоль последних отклонов Хингана — дорога степная, но еще богатая водою и травами.

11. От караула Цаган, Улуевскою степью, через Кэрулюн и потом почти прямо по меридиану — кратчайшая дорога из наших владений в Пекин; относительно травы и воды, впрочем, менее удобная, чем предидущая.

12. Дорога с верхних частей Онона через верхние же части Кэрулюна и потом степью в Ду-ши-кхэу и далее в Пекин — вьючная, бедная вфлою, на севере и юге гористая. [138]

13. Кяхто-калганские пути, через Ургу, в числе трех или четырех, все вьючные, бедные водою и травами. По нужде можно иметь двухколесные повозки, но не тяжелые, ибо много песков. Особенно почтовая дорога на Саир-усу и длинна, и богата песчаными степями.

14. Вьючная тропинка из Тункинского края на озеро Косогол и оттуда по реке Селенге.

15. Вьючная дорога из Минусинска через Саян и Танну в Улясутай. Воды, травы и дров в северной половине довольно; южная степь, впрочем, тоже не безводная.

16. От караула Суок, на Алтае, в Кобдо и Улясутай, дорога гористая, степная и нам хорошо известная.

17. Вьючная дорога с поста Чингистая на Черный Иртыш.

18. Вьючные же от озера Зайсана по Черному Иртышу в Кобдо.
Все четыре последние дороги в Улясутае выходят на одну, идущую далее, к станции Саир-усу и Калгану. Это самые длинные степные пути, которые никогда не будут важными в торговом отношении, как бы того желали некоторые. Войска по ним могут ходить только мелкими партиями и лишь с вьючным обозом.

19. От развалин Чугучака на Кур-кара-усу, Урумци и Хами дорога степная, но в большей части протяжения удобная для езды на колесах и более населенная, чем все предидущие, за исключением №№ 5-го и 6-го.

20. Дороги из Семиреченского края через проходы в горах Алатау: Уйген-таш вьючная и Алтын-имель — плохая колесная.

21. Из Верного и укр. Илийского в Кульджу вдоль подгорий и по степи — три пути вьючных и даже колесных.

О путях через Небесный хребет я не буду распространяться, потому что все они плохие горные тропинки и лежат скорее в наших владениях, чем в китайских, а потому не принадлежат к предмету наших бесед.

Полковник М. Венюков.


Комментарии

1. См «Военный Сборнике» 1871 г. № 8.

2. Из европейских синологов занимались собиранием сведений о военных силах Китая главнейше Уэд, Дерби и наш о. Иоакинф. По разновременности их работ самые данные их не сходятся, как то и естественно. Следующая таблица переведена с китайского Уэдом, теперешним английским поверенным в делах в Пекине.

3. Цян-фын-ин, передовой корпус составляет часть пекинского гарнизона состоит из маньчжуров и монголов, выборных из всех 8-ми знамен. В Пекине содержит караулы у ворот дворца, а в походе составляет авангард

Ху-кьюн-ин — манчжуры и монголы всех 8-ми знамен, стрелки и кавалеристы в Пекине служат за рассыльных, а не войне за фланкеров.

Мао-ки-ин — самый многочисленный корпус при нем хозяйственные управления всех 8-ми знамен.

Кян-чжуи-ин — легкий корпус которого назначение быть впереди штурмовых колон и служит проводниками.

Хо-хи-ин- артиллеристы из всех 8-ми знамен; на половину в Пекине на половину вне его.

Бу-кью-ин — жандармы, пешие из самых здоровых потомков прислуги новых маньчжурских завоевателей.

Юань-мин-юаньская — дивизия состоит из людей всех 8-ми знамен и всех 3-х наций (манчжуров, монголов и китайцев).

Подробности и дислокации войск в Чжили и Манчжурии будут приведены в обозрении северных окраин китайской империи, пограничных с Россиею.

4. Из 10,000 ружей, полученных от России. 2,000 были оставлены в Калгане, три в Сюань-хуа-Фу; но где находятся теперь вооруженные ими войска я не знаю; вероятно сражаются против магометан.

5. Но сухие топографические описания гор, дорог, городов и т. п. находяться в изобилии

6. До декабря 1869 года их было сделано всего 300 штук, и несколько тысяч гладкоствольных ружей.

7. Можно прибавить, что, не ограничиваясь морем, англичане ищут проложить в Китай сухопутную дорогу из Индии. Капитан Купер уже несколько лет пытается пройти с Буремпутера на Ян-цзе-Кин, где расстояние всего 350 или 400 верст.

8. Заметим, что настоящие сведения о маньчжурских войсках в Шень-цине резко различаются от помещенных в Военно-Статистическом Сборнике и взятых у о. Иакинфа, который повидимому смешал провинцию Шень-цин с городом Шень-цином, т.е. Мугденом. Но они весьма близко подходят к обнародованным в 1857 г. профессором Васильевым, у которого я, для избежания ошибок, заимствовал орфографию собственных имен, несколько иную чем у г. Дерби, которому обязан таблицею. Впрочем, и сведения г. Васильева не во всем сходны с настоящими, конечно по случаю разновременности китайских источников, из которых они почерпнуты... То же нужно разуметь и про две остальные провинции.

9. При войсках в городе Гирине находятся в небольшом числе речные джонки.

10. Которые считаются храбрейшими солдатами в Китае и все искусные стрелки-звероловы.

11. Тусету-хан, Цецен-хан, Джасакту-хан и Соин-ноин.

Текст воспроизведен по изданию: О современном состоянии современных сил и средств Японии и Китая по данным 1869-1870 годов. Публичные чтения в академии генерального штаба // Военный сборник, № 9. 1871

Еще больше интересных материалов на нашем телеграм-канале ⏳Вперед в прошлое | Документы и факты⏳

Главная страница  | Обратная связь
COPYRIGHT © 2008-2024  All Rights Reserved.