Мобильная версия сайта |  RSS
 Обратная связь
DrevLit.Ru - ДревЛит - древние рукописи, манускрипты, документы и тексты
   
<<Вернуться назад

БУССЕ Ф.

ЗНАЧЕНИЕ ХУНХУЗОВ ДЛЯ ЮЖНОУСУРИЙСКОГО КРАЯ

До заключения айгунского договора, промысла в Южноусурийском Крае давали хороший заработок не только солдатам маньчжурских полков, расположенных в Хончуне, Нингуте и Сансине, но и тысячам китайцев, перешедших из северных провинций Китая, по бедности или из боязни наказания за преступления, совершенные ими на родине. Находя здесь выгодное занятие, они жили мирно, рука правосудия никогда не достигала их, так как в Китае строго соблюдается подсудность преступника только суду его родины. Сами выходцы старались не привлекать на себя внимания властей и, под влиянием упрочивающегося благосостояния, делались хорошими хозяевами и рабочими. Кроме морских промыслов, китайцы возделывали в плантациях женьшень, а также собирали этот корень, растущий дико в горных трущобах, они собирали и сушили грибы разных видов, ловили и приготовляли впрок рыбу, собирали разные травы, коренья и моллюски, имеющие высокую цену на китайских рынках. Охота на диких зверей, особенно добыча пантов [молодые, еще содержащие кровь рога изубрей и некоторых других пород оленей], привлекали не только китайцев, но даже гольдов из окрестностей Хабаровки. При таком наплыве рабочих, земледелие делалось необходимостью, и потому весь край был усеян фермами, разводившими хлеб, овощи и табак. Часть маиса употреблялась на перекур водки сули или ханшина на местных заводах. Потребность населения в мануфактурных произведениях обеспечивалась купцами из Гирина, Сансина, Нингуты и Хунчуна.

Есть много доказательств, в виде отвалов промытых песков, что во многих местах, несмотря на строгое воспрещение закона, китайцы промывали золото с ведома задобренной администрации. Сошлемся лишь на главное место таких приисков, в урочище Ванлагоу, недалеко от реки Суйфуна, где, по официальным китайским источникам, бывало от 30000 до 40000 рабочих. Это была целая колония, соединенная в городом Нингутой горной дорогой. Торговая дорога служила путем движения товаров не только для золотых приисков, но и для населения всего края и той же дорогой шли местные произведения в Китай. Этим же путем совершали свои наезды маньчжурские чиновники, которые возвращались с целыми обозами приношений за свое потворство. Областные ямуни и фудутуны [полицейские присутственные места и их начальники] наживались быстро, если не забывали делится с высшими властями в Гирине и даже Пекине. Все эти условия имели последствием, что мир и благосостояние не нарушались в Южноусурийском Крае, и разбои совершались разве на золотых промыслах; во всяком случае, это были исключения и хунхузы (разбойники) не составляли организованных банд.

В 1858 году заключен айгунский договор, по которому весь Усурийский Край отошел к России. Граница проведена не вполне удобно для нас. Озеро Ханка частью осталось во владении Китая, что крайне неудобно для сухопутного сообщения; далее граница идет по реке Туре и водораздельному хребту до реки Суйфуна по правому притоку ее, Ушагоу, и опять водораздельным хребтом до реки Туменьула. Граница эта, проходя преимущественно по водораздельному хребту, богатому ущельями и трущобами, служит обеспеченным притоном для хунхузов.

Ни айгунский, ни дополнительный пекинский договоры не выяснили отношений наших к китайцам, проживающим на присоединенной к России территории. Китайское правительство, после заключения договоров, приказало губернаторам Сансина и Нингуты строго соблюдать, чтобы женщины не подходили к границе ближе пятидесяти верст и воспретило выдавать пропускные билеты рабочим, привыкшим ежегодно выходить на морские и другие промыслы в Усурийский Край. Последствием этих мер было возвращение в Китай всех женатых выходцев и сокращение числа приходящих рабочих, потому что только меньшая часть приходящих рабочих решилась переходить через границу без разрешения своих властей, большинство осталось в Маньчжурии, где, при густоте населения, не может так успешно заниматься своими промыслами. Это обстоятельство было причиной крайней бедности этих лиц, которые частью сделались бездомными бродягами, частью же обратились к промывке золота, между прочим, вблизи нашей границы. Мандарины, по приказаниям из Пекина, принимали меры к прекращению хищнической добычи золота и для этого наряжали военные экзекуции, но золотопромышленники вооружались и одерживали нередко верх над правительственными войсками. Эти неудачи вызвали со стороны маньчжурских властей жестокие репрессалии: захваченных мятежников зверски пытали и казнили; о помиловании хунхузов не было и речи. Такой образ действий только усилил сопротивление, не уничтожив зла. Хунхузы при встречах с войсками знают, что, в случае поражения, им не миновать смерти и потому дерутся до последней крайности, и в случае победы, замучивают солдат, совершая месть за убитых товарищей. Эти враждебные отношения выразились и в оскудении подвоза из Маньчжурии продовольствия хунхузам, которые поэтому обратились к грабежу.

Эти пограничные беспорядки, сверх того, удобство вывоза произведений Южноусурийского Края в Китай морем через Владивосток, на европейских торговых судах, почти вовсе прекратили сухопутный вывоз. Дороги остались без ремонта и пришли в негодность. Так, главный торговый путь, дорога из Нингуты на Суйфун, через прииск Ванлагоу, теперь невозможна для проезда на телегах, и все фанзы на ней сожжены хунхузами. В недавнем прошлом здесь двигались ежедневно обозы телег, нагруженных от 60 до 70 пудов на каждой; теперь же изредка и с трудом проходят вьючные обозы, под конвоем для охраны.

Китайское население в нашем Усурийском Крае, называемое манзами, крайне недовольно изменившимися условиями, и потому стало во враждебные отношения к русским, что и выразилось в беспорядках 1868 года, вызванных появлением банд хунхузов, поддержанных манзами. Это восстание было быстро подавлено, благодаря энергичному образу действия.

Местная администрация до сих пор не составила себе ясного понятия об обязанностях свои относительно манз и не выработала строго обдуманного плана действия. Только в последнее время, по распоряжению генерала-губернатора, барона Фредерикса, предпринять ряд работ для изучения этого вопроса, но эти работы еще не скоро могут быть доведено до конца.

Мы до сих пор в точности не знаем, сколько у нас китайского населения, где оно сгруппировано, как оно управляется. Мы не уверены даже в том, что манзы до сих пор не платят в Китай подати, которые, вероятно, собираются до сих пор китайскими чиновниками, приезжающими к нам инкогнито. От времени до времени получаются частные сведения о казнях и наказаниях, совершенных манзовскими старшинами за разные преступления, но администрация в эти дела не вмешивается, утверждая в манзах сознание их правоспособности на суд и расправу в наших пределах по их усмотрению. По трактатам, все китайские подданные, проживающие у нас, подсудны китайскому суду, и, по требованию ямунов в Хунчуне и Нингуте, мы обязаны передать им указанного преступника. При таких требованиях, нередко китайские власти указывают, в каком урочище находится искомое лицо, но наша администрация не может найти не только требуемого человека, но и самое место. Это обстоятельство доказывает, насколько китайское правительство до сих пор сохранило тесную связь с манзами.

При незнании китайского языка, русские власти находятся в зависимости от добросовестности переводчиков, которые пользуются этим для своей выгоды. Один такой переводчик, например, указал на своего назойливого кредитора, как на хунхуза, чтобы избавиться от его требований, путем выдачи китайским властям. Такой произвол переводчиков препятствует также удовлетворению законных исков одного манзы с другого, что роняет авторитет русской власти в глазах манз и вселяет неудовольствие. Некоторые из них, сказавшись китайскими подданными, предпочитают подавать просьбы в ямуни в Хунчуне и Нингуте, которые требуют через нашего пограничного комиссара в посту Новгородском ответчиков и свидетелей. Невозможность удовлетворить этим требованиям вселяет у китайских властей подозрение в потворстве со стороны нашей администрации, высказываемое нередко в очень прозрачных намеках.

Из изложенного ясно, что манзы составляют враждебный нам элемент, который особенно вредно отзовется в случае войны, не говоря с Китаем, но и с другими державами. Шпионство и грабежи в тылу наших войск – вот образ действия, какой мы можем ожидать от этих чужестранцев. Это обстоятельство вызовет необходимость в военное время отделить часть войск для удержания в порядке китайского населения.

Обратимся теперь к вопросу о хунхузах [хунхуз, собственно, профессиональный разбойник, передающий свое ремесло своим детям, но название это дается также всякому китайцу, занимающемуся разбоем, даже вследствие случайных причин и временно], этой язве Маньчжурии и Южноусурийского Края. Главным притоном, или, лучше сказать, местом зарождения шаек хунхузов в Маньчжурии надо признать Сансинскую область, которая, в своих горах, дает все условия для убежища, а плодородные долины рек Сунгари и Муреня кормят их и дают средства для снабжения оружием, одеждой, лошадьми и пр. Благоприятным условием для развития разбоя, служит еще и то обстоятельство, что губернаторы двух смежных областей действуют, при преследовании шаек, не только без солидарности, но прямо один в ущерб другому, смотря на хунхузов, как на статью дохода. Когда в Маньчжурии начала развиваться хищническая промывка золота, то стали организовываться для того товарищества, по примеру существующих в Китае между ремесленниками. Во главе одного такого товарищества стал энергичный и способный Суй-бин-ван, родственник нингутайского фудутуна Шувана. Собрав шайку в 200 человек, он построил на реке Мурени деревянную крепость Кунигуй, в 30-40 верстах от русского селения Турий Рог. Стены этого укрепления были в две сажени вышины, 180 шагов длины и 125 ширины; двое крепких ворот защищались двумя двухъярусными башнями. Здесь он хранил большие запасы продовольствия и амуниции. Одна половина банды, чередуясь ежемесячно с другой, работала на золотых промыслах в 80 – 100 верстах от главного притона, Сансинской Области, в местности Тайпинго. Сам предводитель с остальными товарищами проживал в крепости, при случае грабил караваны или конвоировал их за большую плату, охраняя товары от других, мелких банд, нередко даже от правительственных отрядов, весьма падких на чужое добро. Он преследовал мелкие банды хунхузов и выдавал их китайским властям, зарабатывая таким образом определенную плату и уничтожая конкуренцию. Зиму банда проводила в крепости, проживая в свое удовольствие. Суй-бин-ван держал в страхе все окрестное население и вынуждал его ежегодно составлять общественные приговоры о благополучии края и отсутствии хунхузов и представлять эти документы с ценным приложением нингутайскому начальству, которое, таким образом, ограждаясь формально от ответственности, находило выгоду в потворстве банде.

Знаменитый предводитель и до сих пор действовал бы по-старому, если б не следующий знаменательный случай. При встрече с небольшим отрядом войск, под предводительством офицера, высланным против него из Сансина, Суй-бин-ван истребил солдат до последнего. Случай этот сделался известным в Пекине, откуда было дано строгое приказание схватить и казнить виновного. Нингутайский и сансинский губернаторы не решились действовать открыто, вооруженной рукой, ввиду укрепления Кунигуй, вооружения и дисциплины шайки, несравненно лучших, чем в правительственных войсках. Нингутайский фудутун пригласил Суй-бин-вана к себе на частное свидание, как родственника, внезапно арестовал и повесил его. Шайка частью рассеялась, но 140 человек, выбрав нового предводителя, продолжают действовать не только в Маньчжурии, но и в наших пределах. У этой шайки везде есть агенты. Так, проживающий в посту Камень-Рыболовов китаец Сау-фун-сян доставлял им порох и свинец, и, предлагая себя в проводники нашим отрядам, отводил их по ложной тропе, давая банде время скрыться за границу. Укрепленный пункт Кунигуй сожжен нашей усурийской сотней, весной 1879 года, в присутствии нашего пограничного комиссара г.Матюнина.

Организованные банды хунхузов вооружены, в последнее время, вместо фитильных, нарезными ружьями и частью даже ружьями системы Винчестера. Это преимущество оружия перед китайскими войсками, вооруженными только с 1878 года винтовками 5-линейного калибра, заставляет войска преследовать хунхузов только на таких тропинках, где они уверены, что не встретят своих врагов. Поэтому, охрана границы со стороны Китая, можно сказать, не существует и доступ в наши пределы для бездомных бродяг, совершенно открыт. В Южно-Уссурийском крае хунхузы находятся в очень благоприятных условиях, край представляет много недоступных мест укрывательства, не существует надзора за манзами, которые, по своей бессемейности, составляют контингент, из которого легко вербуются банды. Сюда идут все рабочие, которые, вследствие неудачных промыслов, остались без заработков и пропитания, немало идет из числа проигравшихся до последней рубашки в китайских игорных домах, распространенных во всем крае, во Владивостоке такие дома были уничтожены только в июле 1879 года.

Хунхузы, страхом поджогов, истязаний и убийств, держат в полном своем повиновении местных манз. За донос русским властям, за извещение соседей для отражения нападения хунхузов, следует неминуемая смерть, часто сопровождаемая самым зверским истязанием. Если хунхузы не встречают гостеприимного приема и достаточного угощения со стороны манзы, то побои и разграбление всего хозяйства составляют обыкновенное возмездие. Вошло в обычай, что банда назначает время, когда она прибудет в известную фанзу, и к этому времени обильное пиршество для определенного числа людей, и горе хозяину, если он не угодит вкусу или сообщит о посещении своим соседям.

Манзы, впрочем, укрывают и снабжают хунхузов не только вследствие страха, но и по кровному родству и ненависти к русским, а также потому, что всякий из них знает, что в случае трудных обстоятельств он сам может встать в ряды этих банд.

Бывали случаи, что китаец представлял поручительство русским властям за хунхуза. По специальному заявлению хунчунского ямуна, сделанному нашему пограничному комиссару, во Владивостоке и его окрестностях проживает до 300 хунхузов, поименованных в извещении. При исследовании же оказалось, что некоторым из них администрация, введенная в заблуждение подобными поручительствами, выдала билеты на пребывание в городе.

Ближайшими своими врагами хунхузы по справедливости считают русских, от которых исходят стеснения их деятельности. Эта ненависть распространяется на всякого европейца, и нет ему пощады, если обстоятельства позволяют совершить убийство. Одинокий крестьянский двор, охотник в лесу, путник с котомкой убиваются из принципа, даже без корыстной цели. Самым лучшим доказательством этому служит восточный берег Усурийского Залива, от реки Цемухэ до бухты Находка. Селения финляндцев, основанные удельным ведомством в этой местности, не существуют. Переселенцы, преследуемые хунхузами, сознавая опасность своего положения, перешли во Владивосток и его окрестности, под защиту войск. На Анненском прииске Аносова, на реке Кугутуне, впадающей в бухту Абрек, был оставлен сторожем Воронов с женой. В октябре 1878 года муж и гостивший у него 17-летний крестьянин были убиты и трупы сожжены вместе с домом, женщина же пропала без вести; надо полагать, что она уведена убийцами и умерщвлена впоследствии. Прибывший на место отряд, посланный по известию о несчастье, нашел два обгорелые скелета, виновники же были уже вне преследования. Только в глубине залива, на реке Цемухэ, осталась колония русских крестьян, но для ее защиты приходилось нередко высылать команды из Владивостока, за 60 верст. Таким образом, вся эта местность совершенно оставлена русскими и, по мнению одного золотопромышленника, исходившего весь край с поисковой партией и хорошо знакомого с местными условиями, представляет главный притон хунхузов, где они хозяйничают без стеснения.

Местность эта сделалась совершенно китайской. Число манзовских ферм здесь с 1874 года значительно увеличилось против того, что нашел Пржевальский в 1869 году. Китайцы особенно быстро заселяют долины рек Цемухэ, Майхэ, Сучана, Конгоузы и Шитухэ. Так, например, на Майхэ, в 1874 году, была всего одна фанза на устье, другая в восьми верстах вверх по реке и несколько дальше небольшое корейское селение, но через два года все пространство от корейского селения до устья, на протяжении 30-ти верст, представляло сплошные пашни манз и застроено большим числом фанз. Кроме земледелия, в этих местах сильно развит зверовой промысел. Леса перегорожены изгородями для загона оленей и коз в зверовые ямы.

Злоба китайцев на русских существует давно и сознается всеми русскими. Между русскими уже в 1866 году укрепилось мнение, что хунхузы намереваются вырезать все европейское население. Этот случай дал повод к весьма характеристичной ложной тревоге. В ноябре 1866 года, к полицмейстеру Владивостока прибежал манза и заявил, что банда хунхузов вырезала русское население на реке Цемухэ и направляется на Владивосток, намереваясь ворваться туда ночью, врасплох, и покончить с жителями и постом. Перед вечером того же дня, прибежал другой манза и заявил, что в 15-ти верстах от города он видел бивуак хунхузов, остановившихся в ожидании ночи. Такими известиями нельзя было пренебрегать, и пост был немедленно приведен в оборонительное положение. На следующее утро был отправлен на реку Цемухэ отряд из одного взвода линейного батальона при одном горном орудии. Но каково было удивление отряда, когда вместо трупов и пепелища мы нашли селение Шкотово невредимым? Оказалось, что общим опасением нападения воспользовались лица, которым было выгодно ловить рыбу в мутной воде, и манзы, вестники были купленные люди. Что был серьезный повод к опасениям, доказали 1867 и 1868 года.

Рядом с грабежом, главной приманкой для хунхузов служит хищническая промывка золота. В 1867 году каботажная шхуна купца Семенова уведомила Этолина, командира военной шхуны «Алеут», что на острове Аскольде китайцы промывают золото. Этолин не медля отправился на место и разъяснил китайцам, через переводчика, что самовольная промывка золота строго воспрещена и потому он требует, чтобы они удалились с острова в течение двух суток. Взяв во Владивостоке команду в 25 человек линейного батальона и одно горное орудие с прислугой, под командой поручика артиллерии Каблукова, он вернулся на остров в назначенный срок и, застав там золотопромышленников, не исполнивших требования, объявил, что промытое золото будет конфисковано и китайцы удалены с острова отрядом. Все это было исполнено в течение недели. В видах контроля за островом Аскольдом, на зимнее время, когда шхуна «Алеут» не могла выходить из замерзшего порта Владивостока, был немедленно поставлен военный пост в бухте Стрелок и снабжен шлюпкой для посещения острова. В одну из темных ночей шлюпка была уничтожена неизвестно кем и цель не была достигнута. Весной, при первой возможности, шхуна «Алеут» посетила остров Аскольд и застала там еще более хищников. Предположив арестовать виновных для предания суду, Этолин, во главе десанта на трех шлюпках, высадился на остров, но едва люди вступили на берег, как на них посыпались пули и камни, масса хунхузов из засады бросилась на шлюпки и одну из них изрубила. Отряд, слишком слабый для действия против вооруженной толпы, подобрал трех убитых и несколько раненных товарищей и отступил, отстреливаясь.

Со шхуны ответили на вероломным поступок картечью и шрапнелевыми гранатами. Обойдя остров, Этолин уничтожил выстрелами все шлюпки на берегу, желая отрезать отступление хунхузам и подошел к посту в Стрелке, условиться относительно дальнейших мер, но застал там только пепелище и изуродованный труп фельдшера. Впоследствии оказалось, что пост был внезапно атакован толпой вооруженных хунхузов, команда долго отстреливалась с крыши избы, но хунхузам удалось поджечь дом, тогда солдаты отступили к берегу и вскоре были приняты шхуной «Алеутом», за исключением фельдшера, который, неизвестно по каким причинам, отстал.

Эти действия хунхузов указывали на организацию и подготовление к враждебным действиям, и действительно, банда двинулась на Цемухэ, выжгла деревню Шкотову, откуда жители бежали во Владивосток, поплатившись двумя жертвами, застигнутыми врасплох. Потом хунхузы двинулись на реку Суйфун, выжгли два крестьянские двора у поста Суйфунского и селения Никольское. В Никольском они успели захватить крестьянку с двумя детьми и убили их после ужасных истязаний.

Весь край был поставлен немедленно на военное положение, вызваны подкрепления из Николаевска, Хабаровки и усурийского казачьего батальона и организованы летучие отряды. Главное распоряжение всеми военными действиями было поручено начальнику штаба Приморской области, полковнику Тихменеву. Появление русского штыка в таких трущобах, которые считались манзами совершенно неприступными для движения отрядов, и строго исполнение военной экзекуции над хунхузами, взятыми с оружием в руках, навели панический страх на всех манз. Стычки были мелкие, только близ поста Дубининского удалось отряду полковника Маркова настигнуть банду в несколько сот человек и нанести им жестокий удар. Этот урок послужил на несколько лет к умиротворению края, но, по мере того, как впечатление изглаживалось, враждебные действия начинались снова, и в последние три года наши периодические издания указывали на несколько прискорбных фактов грабежей и убийств, совершенных хунхузами.

В подтверждение сделанных выводов, я изложу несколько фактов, удостоверенных очевидцами.

Хищническая промывка золота подтверждается следующими подвигами хунхузов.

В августе 1876 года Янковский отправился на реку Правая Паустена, в 8-ти верстах выше селения Никольского, впадающую в реку Суйфун с левой стороны, для осмотра золотого прииска, отведенного в 1873 году на имя генерала Ланского. Он нашел, что вся площадь, на протяжении почти пяти верст, выработана манзами, причем промывались только богатые золотом места, остальное пространство было загромождено отвалами, делающими невыгодной дальнейшую разработку прииска. Площадь эта потеряна для золотопромышленности. Здесь работало много хунхузов, по словам соседних манз. В окрестных фанзах велась меновая торговля на шлиховое золото и были устроены увеселения и игорные дома.

В 1874 году, при осмотре сделанных раньше разведок на реках Тасузухэ и Сясузухэ, впадающих в бухту Мелководную, на всех приисках Янковский застал китайцев, промывающих золото.

В 1873 году, на реке Саче, впадающей в Сучан, был отведен г.Молчанскому прииск Первоначальный. Когда, в 1876 году, прибыл туда доверенный Рузан, то он застал на площади такое число китайцев, что не решился очистить площадь средствами своей небольшой поисковой партии и испросил военный отряд, который и прогнал хунхузов. Вслед за удалением солдат, работы возобновились, и в 1878 году Молчанский отказался от прииска, потому что он был выработан совершенно.

На принадлежащем Аносову Анненском прииске, на реке Кугутун, в 1876 гоуд были поставлены работы американским способом. Но, вследствие сухого года, добыча золота скоро прекращена, за недостатком воды, и все машины и запасы вывезены во Владивосток. После убийства сторожа, о чем выше упомянуто, никто не хотел занять его место, и прииск остался без присмотра, По сведениям, собранным от прибрежных жителей, Анненский прииск разрабатывался в 1879 году китайцами, равно как и другой прииск Аносова на реке Чинхане, впадающей в пролив Стрелок.

Другая деятельность хунхузов, убийства и грабежи – богаче фактами. Мы приведем, в дополнение к рассказанным выше, только следующие подвиги.

На полуострове между Славянским заливом и рекой Сидими была основана ферма г.Гек, финского уроженца, из числа поселившихся на земле удельного ведомства. Он переехал сюда в 1877 году из бухты Стрелок и дела его пошли хорошо. Близость Владивостока обеспечивала сбыт хлеба, овощей, молока и других произведений фермы; эти продукты он доставлял в город на своей маленькой шхуне. В 1879 году пожелал поселиться в соседстве с ним Янковский, окончивший свою службу на золотых приисках на острове Аскольде.

В июне 1879 года Гек, по условию, снял с острова лошадей и часть имущества Янковского и доставил на своей шхуне на ферму вместе с двумя конюхами. Потом отправился за новым товарищем и его семейством. По возвращении на ферму колонисты застали ужасную картину. Сломанные двери, разграбленное и изломанное имущество заставили ожидать ещё худшего. И действительно, в задней комнате женщина, видно заправлявшая хозяйством, найдена повешенною со связанными руками; оба конюха и один работник с разрубленными черепами свалены в кучу, семилетний сын повешенной женщины пропал без вести. Судя по степени гнилости трупов и другим данным, надо предположить, что нападение совершено в первую ночь после вторичного отплытия Гека на шхуне с двумя рабочими; очевидно, хунхузы, скрываясь вблизи, следили за жертвами и выбрали время. Грабители удалились на шлюпках Гека, куда сложили и награбленное имущество.

Невдалеке от фермы, на реке Монгугае, убит русский охотник, возвращавшийся с удачного промысла пантов. Впрочем, не только русские, но и инородцы подвергаются убийству, но всегда для грабежа или завладения женщинами.

В 1874 году, Янковский, во главе поисковой партии, исследовал местность около бухты Мелководной. Однажды его обогнала толпа конных вооруженных китайцев, назвавшихся охотниками. Вскоре они услышали крик и им навстречу выбежал окровавленный таз [местные аборигены, охотничье племя, живет в фанзах китайского образца, рассеянных в местности от бухты Посьета до реки Суйфун и в долине этой реки] и взывал о помощи против грабителей. Янковский немедленно поехал во двор таза, но уже никого не застал там: хунхузы увезли с собой, кроме убогого имущества, жену и дочь хозяина. Янковский предложил тазу преследовать хунхузов и отбить у них добычу, но запуганный инородец нашел это безнадежным, потому что враги убили бы немедленно женщин, да и сверх того, он сомневался в возможности настигнуть беглецов, удалившихся в горные трущобы. На вопрос, какая участь ожидает женщин, таз безнадежно махнул рукой и высказал уверенность, что хунхузы через несколько дней убьют свои жертвы, чтобы не везти лишний груз.

На реке Эрльдогу, вблизи пильного завода Федорова, расположена плантация женьшеня одного манзы. В 1879 году, он отвез свой урожай во Владивосток и продал его за 3000 руб. Эти деньги он оставил в городе, и едва вернулся домой, как к нему ворвались 30 хунхузов и потребовали полученные им деньги. Не доверяя словам манзы, что выручки он не привез с собой, грабители начали пытать несчастного, положив его на жаровню. Когда хозяин умер от этого мучения, они подвергли той же участи работника, наконец, принялись за другого, но что-то помешало им окончить ужасное дело – последняя жертва, старик, остался жив и рассказал подробности преступления.

В 1879 году партия хунхузов сделала набег на корейскую деревню, близ села Никольского, угнала 105 лошадей и убила пять жителей. В бухте Таутунзе, на восточном берегу Амурского залива, хунхузы ранили охотника-манзу и взяли его панты и 200 рублей.

Все преступления хунхузов остаются без взысканий, вследствие полной невозможности разыскать виновных. Это обстоятельство вселяет постоянный страх жителям края, особенно русским, которым нет пощады. Звериный промысел, дающий населению мясо и хороший заработок, почти оставлен крестьянами, частью вследствие личной опасности, частью потому, что китайцы загородили все главные пути движения оленей и коз изгородями и зверовыми ямами. Уничтожить эти препятствия и отнять монополию у чужестранцев крестьяне не решаются, боясь жестокого возмездия. Между тем, вредная система промысла уничтожает зверей и леса.

Страх такого опасного соседства вредно влияет и на само заселение края. Финляндцы оставили уже свои разработанные поля и выбрали более безопасные места. Поселенцы предпочитают селиться вблизи одни от других, оставляя незанятыми более удобные места.

Наконец, при таких условиях страна необходимо сделается обетованною для всех голодных бродяг Маньчжурии и Северного Китая, которые совершенно окитают край. Необходимо немедленно принять энергические меры для противодействия подонкам нации, которая возбудила опасения даже в такой космополитической стране, как Североамериканские Штаты.

Текст воспроизведен по изданию: Значение хунхузов для Южноуссурийского края // Голос, № 35. 1880

Еще больше интересных материалов на нашем телеграм-канале ⏳Вперед в прошлое | Документы и факты⏳

Главная страница  | Обратная связь
COPYRIGHT © 2008-2024  All Rights Reserved.