БИОГРАФИЯ ЕЛЮЙ ЧУ-ЦАЯ В “ЮАНЬ ШИ”

(“Юань ши”, гл. 146, стр. 1а—11а.)

/1а/ Елюй Чу-цай, по прозвищу Цзинь-цин, был потомком в восьмом поколении князя [государства] Дундань Туюя из [императорского рода династии] Ляо. [Его] отец [Елюй] Люй занимался делами как ученый. Цзиньский [император] Ши-цзун особо принимал [его] и лично назначал [на должности]. [Он] скончался, [занимая должность] шан-шу ю-чэна. [Елюй] Чу-цай остался без отца трех лет от роду. [Его] мать, урожденная Ян, обучала его. Когда [он] вырос, [он] был чрезвычайно начитан во множестве книг и полностью постиг учения по астрономии, географии, музыке, летосчислению, гаданию по стихиям, а также по буддизму, даосизму, врачеванию и гаданию на черепаховых панцирях. Когда [он] брал кисть и писал сочинения, [они у него] получались как заранее составленные.

По системе [династии] Цзинь сыновья цзай-сянов сдавали экзамены [на должности чиновников] по [существовавшим тогда] правилам и назначались на свободные должности письмоводителей в [шан-шу] шэн. [Елюй] Чу-цай же хотел держать экзамены на ученую степень цзинь-ши. [Но император] Чжан-цзун издал указ [всем сдавать экзамены] по старой системе. [На экзаменах] ему были заданы вопросы по нескольким запутанным тяжбам. В то время вместе [с ним] держали экзамены семнадцать человек, [но] только ответы Чу-цая были отличными, /1б/ и поэтому [его] вызвали на службу и назначили письмоводителем. Впоследствии [он] служил помощником правителя (тун-чжи) [округа] Кайчжоу.

Во 2-м году [периода правления] Чжэнь-ю (12 февраля 1214 г. — 31 января 1215 г.) [император] Сюань-цзун [со своим двором] переехал в Бянь, и Вань-янь Фу-син ведал делами чжун-шу [шэна]и был наместником (лю-шоу) в Яньцзине. [186] [Елюй Чу-цай] был вызван на службу и сделан цзо-ю сы юань-вай ланом.

Тай-цзу (Чингисхан) после покорения Яньцзина, услышав его имя, вызвал и принял его. [Елюй] Чу-цай был роста в восемь чи и [у него] были красивая борода и звучный голос. Император, удивленный этим, сказал: “[Дома] Цзинь и Ляо — извечные враги. Мы отомстили им (т. е. цзиньцам) за тебя!”. [Елюй Чу-цай] ответил: “[Еще] мои отец и дед, дав клятву на верность, служили им. Как бы [мы] посмели враждовать со [своими] государями, будучи их подданными!”. Император оценил эти слова. Оставив [его] около себя, [он] стал звать [Елюй] Чу-цая “У-ту са-хэ-ли” (Urtu sacal), а не по [его настоящему] имени. На [монгольском] государственном языке “У-ту са-хэ-ли” означает “длиннобородый” (Чан-жань жэнь (***) — букв. “длиннобородый человек”. Однако по-монгольски у-ту са-хэ-ли (urtu saqal) означает просто “длинная борода”.).

В [году] цзи-мао летом в 6-ю луну (13 июля — 11 августа 1219 г.) император выступил в карательный поход на запад против мусульманского государства, и в день окропления знамени выпал мокрый снег [толщиной] в три чи. Император заподозрил в этом недобрый знак, а [Елюй] Чу-цай сказал [ему]: “Дыхание [божества зимы] Сюань-мина в разгар лета — это предзнаменование победы над врагом”. Когда в [году] гэн-чэнь (6 февраля 1220 г.— 24 января 1221 г.) зимой прогремел гром большой силы и [император] снова обратился к нему с вопросом [об этом явлении], [он] ответил: “Умрет в дикой местности правитель мусульманского государства!”. Впоследствии подтвердилось все.

Тангут Чан-ба-цзинь был представлен и стал известен императору за искусное изготовление луков и каждый раз кичился /2а/ [перед Елюй Чу-цаем]: “Ныне государство как раз воюет, а Елюй — ученый. Для чего же [он] нужен!”. Чу-цай [однажды] сказал [ему]: “Если даже для изготовления (Чжи (***) — “изготовлять” и “управлять” (в оригинале игра слов, трудно передаваемая на русском языке).) луков необходимо использовать мастеров-лучников, то строящие Поднебесную тем более должны использовать мастеров по управлению (чжи) Поднебесной”. Его величеству, узнавшему об этом, очень понравился [его ответ], и [с того времени Елюй Чу-цай] стал еще ближе [к императору].

Астрономы Западного края доложили императору, что ночью 15-го дня 5-й луны (17 июня 1220 г.) будет затмение луны. [Елюй] Чу-цай сказал [ему], что [в этот день затмения луны] не будет, и действительно не было [никакого] затмения луны. В следующем году в 10-ю луну (17 октября — 15 ноября 1221 г.) [Елюй Чу-цай] говорил, что произойдет затмение [187] луны, а люди из западного края утверждали, что не будет его. Когда подошел срок, [указанный Елюй Чу-цаем], действительно произошло затмение луны на восемь десятых.

В 8-ю луну [года] жэнь-у (7 сентября — 6 октября 1222 г.) в западной стороне наблюдалась комета с длинным хвостом. [Елюй] Чу-цай сказал [императору]: “У чжурчжэнэй (нюй-чжи) сменится правитель!”. Действительно, в следующем году умер [император династии] Цзинь Сюань-цзун.

Перед каждым карательным походом император непременно приказывал [Елюй] Чу-цаю погадать [об исходе похода]. Император сам также обжигал баранью лопатку для сличения результатов [гадания].

[Однажды император] сказал Тай-цзуну (Угэдэю), указывая на [Елюй] Чу-цая: “Этого человека Небо пожаловало в наш дом! Впоследствии ты поручишь ему все управление армией и государством!”.

В [году] цзя-шэнь (22 января 1224 г. — 8 февраля 1225 г.) император, достигнув Восточной Индии, остановился у горного прохода Железные ворота. Какой-то однорогий дикий зверь, по виду похожий на оленя, но с лошадиным хвостом и зеленой масти, произносящий слова, как человек, сказал телохранителю: “Пусть твой правитель побыстрее возвращается обратно!”. Когда император спросил о нем у [Елюй] Чу-цая, [он] ответил: “Это благовещий зверь. Имя его /2б/ цзюе-дуань. [Он] умеет говорить на всех языках, любит жизнь и ненавидит убийства. Небо ниспосылает этот знак, чтобы предостеречь Ваше величество. Ваше величество — старший сын неба, а все люди Поднебесной — сыновья Вашего величества. Внемлите воле Неба и сохраните жизнь народам!”. Император в тот же день повернул войска обратно.

Когда зимой в [году] бин-сюй (30 января 1226 г.— 18 января 1227 г.) [Елюй Чу-цай] сопровождал [императора] при взятии Линъу, все полководцы расхватывали себе юношей и девушек, золото и шелковые ткани. Один только [Елюй] Чу-цай собирал утраченные книги и лекарственный ревень. Вскоре в войсках разразилась повальная болезнь. [Больные] получали ревень [от Елюй Чу-цая] и выздоравливали.

Когда император сам занимался [покорением] западных земель и не имел досуга для установления системы [управления Северным Китаем], [там] старшие чиновники округов и областей произвольно распоряжались жизнью и смертью [местных жителей], даже обращали в рабство их жен и дочерей, забирали [у них] имущество и захватывали земли и поля. Старший начальник — комендант Яньцзина Ши-мо Сянь-дэ-бу был особенно алчен и жесток, и [трупы] казненных [им] людей заполняли базарную площадь. Когда [Елюй] Чу-цай [188] услышал об этом, [у него] потекли слезы. [Он] немедленно пошел [к императору] и ходатайствовал [перед ним] о том, чтобы запретить [старшим чиновникам] округов и областей самовольно сажать и выпускать арестантов без бумаги с императорской печатью, чтобы [они] непременно дожидались доклада [императору для приведения приговора в исполнение], если [преступник] подлежит смертной казни, и чтобы за нарушение [этого указа виновные] наказывались смертью. С тех пор несколько стих ветер алчности и жестокости.

В Яньцзине было чрезвычайно много разбойников. Еще не наступал вечер, как [они] направлялись в богатые дома, таща за собой повозки, запряженные волами, и отбирали их имущество, а если [кто] не отдавал [своего имущества], то убивали его. В то время Жуй-цзун (Толуй) как царевич /3а/ правил государством в отсутствие императора. Когда дело стало известно [ему, он] послал императорского посла вместе с [Елюй] Чу-цаем для расследования и наказания их (т. е. разбойников). Когда [Елюй] Чу-цай произвел расследование и выяснил их фамилии и имена, все [разбойники] оказались родственниками коменданта и сыновьями из влиятельных семей. [Но он] поймал всех и бросил [их] в тюрьму. Когда же их семьи подкупили императорского посла и [он] уже собирался отсрочить их [наказание], [Елюй] Чу-цай показал ему последствия [такого решения], и императорский посол, испугавшись, последовал его словам. По окончании суда было казнено шестнадцать человек на базарной площади. Только теперь народ Янь обрел спокойствие.

Когда осенью в [году] цзи-чоу (27 января 1229 г.— 15 января 1230 г.) Тай-цзун должен был вступить на престол, собрались все [его] сородичи на съезд, но еще не принимали [окончательного] решения. Жуй-цзун был родным младшим братом Тай-цзуна и поэтому [Елюй] Чу-цай сказал Жуй-цзуну: “Это — великая забота династии. Надо побыстрее разрешить [ее]”. [На это] Жуй-цзун сказал: “Дело еще не готово. Можно ли выбрать другой день?”. [Елюй] Чу-цай ответил: “Пропустите этот [день] — не будет [другого более] счастливого дня!”. Затем [Елюй] Чу-цай подготовил коронацию, установил церемониал и обратился к царевичу Ча-хэ-тай (Чагатай) со словами: “Хотя [вы], князь, старший брат [будущего императора], но по положению [вы] подданный. По обряду необходимо совершить коленопреклонение [перед императором], и если [вы], князь, сделаете это [первым], никто не посмеет не совершить!”. Князь горячо одобрил это. При вступлении [Угэдэя] на трон князь совершил коленопреклонение перед [императорским] шатром, ведя за собой императорских родственников и [высших] чиновников. Отойдя [от императорского шатра], князь похлопал Чу-цая по плечу и сказал: “[Вы] настоящий слуга престола”. С этого начался обряд [189] коленопреклонения, [который совершают] родственники [императоров] правящей династии [при вступлении на трон нового императора]. /3б/

В то время оказалось много таких, которые опоздали на съезд при дворе и подлежали наказанию смертью. [По этому поводу Елюй] Чу-цай в докладе императору заметил: “Ваше величество недавно вступили на трон. [По этому случаю] следует простить их”. Тай-цзун последовал этому [совету].

Северный Китай только что был усмирен, и народ часто нечаянно нарушал многочисленные запреты (У чу цзинь ван (***) — букв. “нечаянно задевал сеть запретов”., а среди государственных законов не было указов о помиловании. Когда [Елюй] Чу-цай говорил [с другими] о том, чтобы просить [императора] о проведении помилования, то все отделывались словами (Чжун и юнь юй (***).). Только [Елюй] Чу-цай спокойно доложил императору [о необходимости помилования], и был издан императорский указ, [предписывающий] не наказывать за дела, [совершенные] до 1-го дня 1-й луны [года] гэн-инь (16 января 1230 г.).

Кроме того, [Елюй Чу-цай] по своему усмотрению изложил [императору] по пунктам восемнадцать дел и обнародовал [их] в Поднебесной. Вкратце в них говорилось: [1] в областях следует поставить старших чиновников, а среди пастушеского населения учредить [должности] темников — командующих войсками, и уравнять [их] во власти и силе, чтобы предотвратить своеволие и произвол; [2] земли Северного Китая дают средства и [поэтому] следует оберегать и поддерживать его население; [3] в округах и уездах следует наказывать тех [чиновников], которые посмеют [там] самовольно вводить [новые] подати (кэ-чай) без получения высочайшего указа; [4] должно наказывать тех [чиновников], которые торгуют казенными вещами или заимствуют [их]; [5] должно наказывать смертью монголов (мэн-гу), мусульман (хуй-ху) и тангутов (хэ-си [жэнь]), которые занимаются земледелием, [но] не платят налогов (шуй); [6] должно наказывать смертью смотрителей (цзянь-чжу) [государственного имущества], которые воруют казенные вещи; [7] о тех [преступниках], которые совершили правонарушения, наказуемые смертью, должно представлять доклад императору с изложением мотивов, дожидаться ответа (дай бао) и [только] после этого осуществлять наказание; [8] преподнесение подарков [чиновникам] приносит немало вреда и [поэтому] совершенно необходимо запретить и прекратить [такую практику] [и так далее].

Император последовал всем этим [советам] и не согласился [с Елюй Чу-цаем] только по вопросу о преподнесении /4а/ даров [чиновникам], сказав [Елюй Чу-цаю]: “Если они добровольно преподносят дары, то надо разрешать им”. [Елюй] Чу-цай ответил: “С этого-то и начинается непременно [все] зло!”. [190] Император сказал: “[Мы] последовали всему, о чем вы докладывали нам. Неужели вы не согласитесь с нами [хотя бы только] в одном деле?”.

В век Тай-цзу в Западном крае ежегодно были дела, и[Тай-цзу] не имел досуга управлять Северным Китаем. Чиновники сильно обирали [народ налогами] и думали только о себе — богатства [у них] достигали огромных размеров, а у казны не было никаких запасов. [В связи с этим] придворный чиновник Бе-де и другие сказали [императору]: “От ханьцев нет никакой пользы государству. [Поэтому] можно уничтожить всех людей и превратить [их земли] в пастбища”. [По этому случаю Елюй] Чу-цай сказал [императору]: “Ваше величество собирается в поход на Юг, и необходимо иметь средства на удовлетворение военных нужд. Если в самом деле в Северном Китае справедливо установить земельный налог, торговый налог и сборы (Ли (***) — букв. “выгоды” (имеются в виду государственные монопольные налоги).) на соль, вино, плавку железа и [продукты] гор и озер, то ежегодно можно получать серебра 500 тыс. лян, шелка 80 тыс. кусков и зерна свыше 400 тыс. ши. [Их] будет достаточно для снабжения [армии]. Как так можно говорить, что [от ханьцев] нет никакой пользы!”. Император сказал: “Попытайтесь для нас осуществить это!”. Тогда [Елюй Чу-цай], доложив императору, назначил уполномоченных по сбору налогов в десяти лу — Яньцзине и других. На всех [должностях] старших [уполномоченных] и [их] помощников были использованы ученые люди. Такие, как Чэнь Ши-кэ, Чжао Фан и другие, были великодушными и благородными [людьми] и лучшими из лучших во [всей] Поднебесной. На [должностях их] помощников во всех случаях были использованы старые чиновники из шэн и бу [династии Цзинь]. /4б/

Когда осенью в [году] синь-мао (4 февраля 1231 г. —23 января 1232 г.) император прибыл в Юньчжун, все десять лу представили императору книги учета зерна в хлебных амбарах, а также золото и шелковые ткани, [которые] были расставлены во дворе. Император, смеясь, сказал [Елюй] Чу-цаю: “Вы не отходили от нас, но сумели обеспечить в избытке государственные доходы. Есть ли еще такие, как вы, среди чиновников южного государства?”. [Елюй Чу-цай] ответил: “Все там были способнее меня. Я не талантлив, поэтому-то и был оставлен в Янь[цзине] и нахожусь на службе у вашего величества”. Император похвалил его за скромность и поднес ему вина. [Император] в тот же день назначил [его] чжун-шу ли-ном и приказал, чтобы все дела — будь то большие или малые — прежде всего докладывались ему (т. е. Елюй Чу-цаю). [Елюй] Чу-цай представил доклад императору о том, что следует приказать, чтобы во всех округах и областях старшие [191] чиновники ведали делами только гражданского населения, темники возглавляли военную власть, а все [налоговые] управления распоряжались [только] налогами и чтобы влиятельные и знатные не посягали на их [права].

Кроме того, [он] выдвинул на должности Чжэнь-хая и Нянь-хэ Чун-шаня и [они] оба служили вместе с ним.

[Но] влиятельные и знатные не могли оставаться спокойными. Сянь-дэ-бу, который особенно ненавидел его по старой вражде, оклеветал [его] перед князем императорского рода (т. е. Отчигином), сказав: “Чжун-шу лин Елюй всегда использует на должностях [своих] родственников и старых друзей. [Он] не иначе как замышляет измену. Следует доложить императору и казнить его”. Князь императорского рода прислал посла доложить это [императору]. Император проверил эту клевету и, побранив посла, отослал его обратно. Вскоре кто-то пожаловался на беззакония, [творимые] Сянь-дэ-бу, и император приказал [Елюй] Чу-цаю допросить его. [Елюй Чу-цай] доложил императору: /5а/ “Этот человек строптив и поэтому легко может навлечь на себя клевету. Ныне [у нас] будут дела на юге. Еще не поздно будет наказать его в другой раз!”. Император [по этому поводу] доверительно сказал чиновникам из [своей] свиты: “[Елюй] Чу-цай не помнит личной вражды: поистине, великодушный и благородный человек! Вы должны подражать ему!”.

Когда знатный придворный чиновник Кэ-сы Бу-хуа (Kes Buqa) представил доклад императору о работниках для добычи золота и серебра, а также о семьях для обработки полей в Западном крае и выращивания винограда, император приказал переселить для выполнения этих [повинностей] свыше 10 тыс. семей из [лу]Сицзин и Сюаньдэ. [Но Елюй] Чу-цай сказал [императору]: “По завету прежнего императора народ Шань-хоу простого нрава, не отличается от соотечественников, и можно использовать [его] по необходимости. Не следует опрометчиво перемещать [его]. Ныне в будущем походе в Хэнань не казните народ, чтобы обеспечить эти повинности”. Император согласился с ним.

Когда весной в [году] жэнь-чэнь (24 января 1232 г.— 10 февраля 1233 г.) император выступил в карательный поход на юг и перед переправой через Хуанхэ издал указ о том, что если беженцы [сами] приходят сдаваться, [они] освобождаются от смерти, то некоторые говорили, что-де эти люди сдаются,. когда [им] трудно, а когда [им] легко, уходят. Это только значило бы помогать врагу, и [поэтому] нельзя прощать [их]. [Но Елюй] Чу-цай походатайствовал [перед императором], чтобы было сделано несколько сот флагов для раздачи сдавшемуся народу [в знак добровольной сдачи] и чтобы [беженцы] были возвращены в родные места. [Таким образом] была сохранена жизнь очень многим. [192]

Если при наступлении на города враг обстреливал [подошедшие войска хотя бы одной] стрелой или камнем, то по старой системе во всех случаях [это] считалось за отклонение приказа [о сдаче] и по взятии [они] непременно подвергались избиению. Накануне падения Бяньляна /5б/ великий полководец Су-бу-тай прислал посла доложить [императору]: “Цзиньцы оказывали сопротивление долго, [в результате чего] погибло или ранено много войск. [Поэтому] следует в день взятия города вырезать его!”. [Елюй] Чу-цай поспешно прошел [в императорскую ставку] и в докладе императору сказал: “Полководцы и воины вот уже десятки лет мокнут на земле и пекутся на солнце, и то, чего они хотят, суть только земли и народ. Если получить земли без народа, то как они будут использованы!”. Император колебался и еще не решался. [Тогда Елюй] Чу-цай сказал: “Здесь собрались все удивительно искусные мастера и семьи с богатыми сокровищами. Если их всех перебить, то не останется никакой добычи!”. Император одобрил это и издал указ — наказать только род Вань-яня, а со всех остальных не взыскивать. Тогда укрывавшиеся от войск и проживавшие в Бяньцзине составляли 1470 тыс. человек.

Кроме того, по ходатайству [Елюй] Чу-цая [перед императором] были посланы люди за городскую стену для розысков потомков Кун-цзы и найден потомок [Кун-цзы] в 51-м поколении Юань-цо. По докладу [Чу-цая] императору был присвоен [ему, т. е. Юань-цо, его прежний] наследственный титул Янь-шэн-гун и переданы ему земли под храм предков (Линь-мяо (***).); приказано собрать тайчанов (Тайчан — придворный чин, ведавший церемонией.),учеников-церемониймейстеров и музыкантов, а также были вызваны знаменитые конфуцианские ученые Лян Шэ, Ван Вань-цин, Чжао Чжу и другие и приказано [им] непосредственно толковать девятикнижье и преподавать наследнику престола (Дун-гун (***).) да еще с классическими книгами в руках объяснять [их] смысл сыновьям и внукам сановников, чтобы [они] знали пути мудрецов; учреждено “Место по составлению [книг]” в Яньцзине и “Место классической литературы” в Пинъяне. /6а/ Отныне просвещенное правление стало процветать.

В то время впервые была разгромлена Хэнань, пленных было очень много и при возвращении [монгольских] войск [на север] бежало семь-восемь [человек] из [каждых] десяти [пленных]. Был издан императорский указ о том, что у тех, которые у себя приютят беглых или снабдят [их питьем или пищей], уничтожаются семьи и вместе с ними наказывается таким же образом [вся] деревенская община; вследствие этого беглые не смели останавливаться в домах и многие умирали с голоду на дорогах. [В связи с этим Елюй] Чу-цай смело сделал [193] представление императору: “Коль скоро Хэнань умиротворена, то и весь народ — малые дети Вашего величества. Куда еще [они] пойдут, если убегут? Как можно из-за одного пленного узника казнить вместе с ним десятки и сотни людей?”. Император уразумел [справедливость слов Елюй Чу-цая] и приказал отменить этот запрет (т. е. указ о казни).

После гибели [династии] Цзинь долго не сдавалось только двадцать с лишним окружных [городов] — Циньчжоу, Гунчжоу и другие. [Елюй] Чу-цай доложил императору: “В прошлые годы здесь собирались некоторые из наших людей, бежавших от наказаний. Поэтому [эти города] стоят насмерть. Если пообещать, что их не убьют [в случае добровольной сдачи], то не надо и штурмовать [их]: [они] сами сдадутся”. Когда был разослан императорский указ, [предлагавший им сдаться], все [эти] города капитулировали.

Когда в году цзя-у (31 января 1234 г. — 20 января 1235 г.) [при дворе] обсуждался [вопрос о] переписи населения Северного Китая и сановник Ху-ду-ху (Quduqu) и другие предлагали считать [каждого] тяглого за [отдельный] двор, [Елюй] Чу-цай заявил: “Нельзя! [Ибо] когда тяглый уйдет в бега, то некому будет платить подати. Должно устанавливать их (т. е. налоги) подворно!”. После неоднократных споров [они], наконец, были установлены подворно.

В то время военачальники и сановники (цзян-сян да-чэнь) получали рабов-пленных и часто оставляли [их] в различных областях (цзюнь). [Елюй] Чу-цай /6б/ при переписи населения приказал всех [их] превратить в [свободных] крестьян, и если кто завладеет [ими], скрыв [их при переписи населения], то казнить [того].

В [году] и-вэй (21 января 1235 г. — 8 февраля 1236 г.) при дворе обсуждался [вопрос] о том, что если при карательных походах во все стороны против не явившихся ко двору (Имеются в виду правители непокоренных стран.) посылать мусульман в карательные походы в Южный Китай, а ханьцев (Так назывались только жители Северного Китая.) — в карательные походы в Западный край, то [это] было бы приобретением большого искусства в подчинении и управлении. [Елюй] Чу-цай заявил [императору]: “[Это] невозможно. Северный Китай (Чжунъюань) и Западный край далеко отстоят друг от друга. Люди и кони изнурятся, не дойдя еще до границ неприятеля. Вместе с тем климат различен [в этих странах] и возникнут заболевания и мор. Надо считаться с удобством каждой стороны”. [Император] последовал этому [совету].

Когда весной в году бин-шэнь (9 февраля 1236 г. — 27 января 1237 г.) князья во множестве собрались на съезд, император [на пиру] собственноручно взял кубок [с вином] и, [194] подавая его Чу-цаю, сказал: “Мы искренне доверяем вам, потому что [на то было] повеление покойного императора. Если бы не вы, то в Северном Китае не было бы того, что [мы имеем там] сегодня. То, что мы можем спать спокойно, — это [результат] ваших усилий!”.

Когда приезжали ко двору послы из государств Западного края, а также от [Южных] Сунов и из Кореи, то [их] слова, оказывались в большинстве случаев неправдивыми. Император показывал на Чу-цая и говорил им: “Есть ли в ваших странах такие люди?”. Все отвечали отрицательно: “Нет! [Это же] почти святой человек!”. [Тогда] император говорил [им]: “У вас только эти слова не лживы. Мы также полагаем, что [у вас] никак не может быть таких людей!”.

Когда некий Юй Юань в докладе императору предложил ввести в обращение бумажные деньги цзяо-чао, [Елюй] Чу-цай сказал [императору]: “Впервые были введены бумажные деньги цзяо-чао во времена цзиньского Чжан-цзуна (1190— 1208 гг.) и ходили наравне с медной монетой. Чиновники /7а/ считали выпуск бумажных денег выгодным и избегали [даже] упоминания о приеме их обратно [в казну], называя их “почтенными бумажными деньгами”. Дело дошло до того, что на десять тысяч связок можно было купить только один пирожок, силы народа истощились и государственных доходов не хватало. [Это] должно стать [для нас] предостережением. Если ныне печатать бумажные деньги цзяо-чао, то не следует [выпускать их] более десяти тысяч дин”. [Император] последовал этому [совету].

Когда осенью в 7-ю луну (4 августа — 1 сентября 1236 г.) Худуху прибыл [в императорскую ставку] со списками населения [Северного Китая] и император решил расчленить округа и уезды и пожаловать [их] царевичам и заслуженным чиновникам, [Елюй] Чу-цай сказал [императору]: “Если расчленить земли и разделить население, то легко возникнут обиды и раздоры. Лучше давать им (т. е. царевичам) больше шелковых тканей и золота!”. Император ответил: “Это уже обещано. Как быть?”. [Тогда Елюй] Чу-цай сказал: “Если двор поставит [своих] чиновников [в уделах], будет собирать там подати и распределять их в конце года [между владельцами уделов], чтобы [последние] самовольно не производили обложения и взимания [налогов], то [это еще] можно”. Император одобрил этот план.

После этого в Поднебесной были установлены [размеры] налогов: каждые два двора [обязаны были] отдавать один цзинь шелковой пряжи на удовлетворение государственных нужд; [каждые] пять дворов — один цзинь шелковой пряжи на снабжение князей и заслуженных чиновников средствами на кормление; поземельный налог: два с половиной шэна с каждого му полей среднего качества; три шэна с [му] полей [195] высшего качества, два шэна с[му]полей низшего качества и пять шэнов с каждого му заливных полей; торговый налог: одна тридцатая часть [стоимости товаров] и [размер] соляного налога: один лян серебра с сорока цзинь [соли] /7б/.

Когда были установлены регулярные подати, при обсуждении при дворе посчитали [их] слишком легкими. [На это] Чу-цай сказал: “[Совершенный человек] творит законы, исходя из малых требований. Зло заключается в его желании большего (“Цзо фа юй лян, ци би ю тань” (***) — выражение, взятое из “Цзочжуаня”. (См. J. Legge, The Chinese classics, vol. V, pp. 594, 595.)). В будущем найдутся [чиновники], которые [захотят] преуспеть с помощью [принесения] выгод [государству]. В таком случае [эти налоги] теперь уже являются тяжелыми!”.

В то время изделия мастеров и ремесленников транжирились и восемь-девять десятых казенных вещей присваивались частным образом. [Елюй] Чу-цай ходатайствовал [перед императором] о том, чтобы во всех случаях проверять это, и [это] стало твердым законом.

В то время чиновник из свиты То-хуань сделал доклад императору о том, чтобы произвести отбор девушек в Поднебесной [для императорского гарема]. Когда был прислан императорский указ [Елюй Чу-цаю], [Елюй] Чу-цай задержал его [у себя] и не отослал. Когда император был разгневан, Чу-цай доложил ему: “Вполне достаточно [для выполнения Ваших] повелений двадцати восьми красавиц, которые были отобраны в прошлый раз. [Я, Ваш] слуга, опасался, что если ныне снова отбирать [девушек], то [это] может возмутить народ, и [поэтому] хотел только вторично доложить [Вам]”. Император помешкал и сказал: “Можно отменить его (т. е. указ)”.

Когда император еще пожелал забрать кобылиц у населения [Северного Китая], то [Елюй] Чу-цай сказал: “Кони не выращиваются в тех землях, где [пашут] поля и [разводят] шелкопряд. Если ныне осуществить это [мероприятие], то [оно] впоследствии непременно послужит во вред людям!”. [Император] также последовал этому [совету].

В [году] дин-ю (28 января 1237 г.— 17 января 1238 г.) [Елюй] Чу-цай доложил императору: “Если [хотят] сделать утварь, то непременно используют отличных мастеров, а когда [хотят] сохранять достигнутое, то обязательно привлекают ученых чиновников. Профессия же ученого чиновника не совершенствуется легко без накопления [знаний] в течение нескольких десятков лет”. Император ответил: “Можно, действительно, назначать этих людей чиновниками”. [Тогда Елюй] Чу-цай сказал: “Разрешите провести им экзамены”. Тогда было приказано уполномоченному по сбору налогов Сюаньдэ-чжоу Лю Чжуну провести экзамены в областях /8а/ по трем предметам: содержанию конфуцианских канонических книг, [196] поэтическому описанию и [свободным] рассуждениям [на исторические и политические темы]. Если конфуцианцы были захвачены в плен и обращены в рабство, то им также было приказано отправляться на экзамены, а если их хозяева скрывали и не посылали [их], то [виновные] подлежали наказанию смертью. Всего было отобрано четыре тысячи тридцать человек [ученых]. [Изних] одну четверть составляли освобожденные от рабства.

Когда многие старшие чиновники областей и округов занимали серебро у купцов для уплаты казне, прирост накоплялся и [превышал] в несколько раз [первоначально взятые суммы] и назывался “прибылью-ягнятами”. Дело доходило до того, что обращали в рабство их (т. е. должников) жен и детей, [но этого] все равно было недостаточно для того, чтобы расплатиться. [Елюй] Чу-цай представил доклад императору [по этому случаю], и было приказано, что прекращается [дальнейший рост долга], как только первоначальный долг и прирост [его] сравниваются между собой; [это] было сделано твердым законом на вечные времена, а за должников из числа народа расплатилась казна.

[Елюй Чу-цаем] были приведены к единообразию меры веса и объема, выданы [чиновникам] грамоты-дощечки и печати, [изготовленные по одному образцу], установлена система [выпуска] бумажных денег (Чао-фа (***).), учреждены “уравнительные перевозки” (т. е. доставка различных продуктов ко двору в зависимости от расстояния) (Цзюнь-шу (***).), налажены почтовые сообщения (Ди-у ань(***).) и определен [порядок пользования] подорожными для проезда по почтовым станциям (И-цюань (***).) — в основном упорядочены все дела управления, и народ вздохнул с некоторым облегчением.

Два даоских монаха боролись между собой за старшинство и создали каждый [свою] группу. Один из них наклеветал, что двое из группы его противника — беглые воины, [скрывающиеся под видом монахов], и объединился с императорскими любимцами и переводчиком (Тун-ши (***).) Ян Вэй-чжуном, [который], схватив [указанных двух человек], убил их бесчеловечным образом. Когда [Елюй] Чу-цай арестовал [Ян] Вэй-чжуна, императорские любимцы пожаловались [императору], что [Елюй] Чу-цай нарушает, закон. [Тогда] император разгневался и связал [Елюй] Чу-цая, но вскоре раскаялся и приказал отпустить его. [Однако Елюй] Чу-цай не захотел, чтобы развязывали веревку, и обратился к императору со словами: “[Я, Ваш] слуга, /8б/ занимал высокие должности при императоре и имел отношение к управлению государством. Ваше [197] величество сперва приказали связать [меня, Вашего] слугу, как виновного, и надлежало ясно показать всем чиновникам, что вина не прощается. Теперь же [Вы] отпускаете [меня, Вашего] слугу, а это означает, что [я] невиновен. Разве можно [так] легко менять [решения], как при игре с малым ребенком! Если бы у государства были важные дела, что бы с ними сталось!”. Все [присутствующие] изменились в лице. [Но] император [только] сказал: “Хотя мы император, но неужели [у императора] так и не может быть ошибочных поступков!”. Затем [император] заговорил [с ним] ласково, чтобы утешить его.

После этого [Елюй] Чу-цай изложил [императору] десять мероприятий по современным делам:

1) [укрепление] веры в [обязательность] наград и [неотвратимость] наказаний;

2) выправление имен и [приведение их в соответствие с] обязанностями;

3) выдача жалованья [чиновникам];

4) назначение на должности заслуженных чиновников (Гуань гун чэнь (***).);

5) проверка [деятельности чиновников для выявления их] упущений и достижений;

6) регулирование обложения налогами (Цзюнь кэ-чай (***).);

7) отсев мастеров и ремесленников;

8) [поощрение] занятия земледелием и шелководством;

9) установление дани местными изделиями;

10) организация перевозок зерна по водным путям (Чжи цао-юнь (***).) [для снабжения столицы и войск].

Вес [эти меры] настоятельно требовались современным состоянием дел и целиком были проведены в жизнь.

Когда уполномоченный по перевозкам (Чжуань-юнь ши (***).) лу Тайюань Люй Чжэнь и помощник комиссара Лю Цзы-чжэнь подлежали наказанию за лихоимство, император упрекнул [Елюй Чу-цая]: “Вы говорите, что учение Кун-цзы стоит того, чтобы [его] распространять, и что все конфуцианцы хорошие люди. Почему же тогда бывают и такие?”. [Елюй] Чу-цай ответил ему. “Когда государь поучает подданного, а отец — сына, [они] также не хотят заставить [их совершать] несправедливость. Прославленное учение мудреца о трех устоях (сань ган), [которые лежат в основе отношений между государем и подданными, отцом и сыном, мужем и женой], и пяти правилах (у чан), [состоящих из гуманности, долга, этикета, знания и веры], — среди владетелей государств и семей не было таких, которые бы не исходили из него! [Для них оно] словно солнце и луна для неба. Неужели /9а/ из-за проступка одного мужа можно допустить, чтобы путь, по которому неизменно следовали [198] десять тысяч поколений, был отброшен только нашей династией!”. Император подумал и понял [справедливость слов Елюй Чу-цая].

Когда богачи Лю Ху-ду-ма, Шэ-ле-фа-дин, Лю Тин-юй и другие предложили взять на откуп налоги Поднебесной за 1400 тыс. лян серебра [за год], [Елюй] Чу-цай сказал: “Это — шайка рвачей, [которые] запутывают верхи и тиранят низы и причиняют огромное зло!”. [Елюй Чу-чай] в докладе императору предложил отменить это (отдачу налогов на откуп).

[Чу-цай] говорил: “Лучше уничтожить одно зло, чем получить одну выгоду; лучше устранить одну неприятность, чем затеять [еще] одно дело! Пусть слова Бань Чао считаются только обыденными. [Но когда-нибудь], через тысячелетия, конечно, будут определенные суждения [о них] и только в будущем гонимые поймут благоразумность моих слов!”.

Император издавна имел пристрастие к вину и что ни день устраивал пир с вельможами. [Елюй] Чу-цай неоднократно увещевал [его, но тот] не слушался. Тогда [Елюй Чу-цай] взял в руки железное горлышко сосуда для вина и сказал императору: “Если вино так разъело даже железо, то что же станет с пятью внутренними органами [человека]!”. Император осознал [пагубность вина] и обратился к [своим] приближенным со словами: “Есть ли у вас такие же чувства любви к государю и печали за государство, как у У-ту-са-хэ-ли!”. Он наградил [Елюй Чу-цая] золотом и шелковыми тканями и приказал приближенным [отныне] подавать [ему] только три кубка вина в день. /9б/

С [года] гэн-инь (16 января 1230 г.—3 февраля 1231 г.), когда была [впервые] установлена [годовая] норма [поступлений] по налогам, до [года] цзя-у (31 января 1234 г. — 20 января 1235 г.), когда была покорена Хэнань, [эта] норма [поступлений] по налогам увеличивалась ежегодно. К [году] у-сюй (18 января 1238 г.—5 февраля 1239 г.) [годовая норма] обложения налогами серебром возросла до 1100 тыс. лян. [В то время] переводчик некий Ань Тянь-хэ раболепно служил Чжэнь-хаю и привел [к нему] Ао-ду-ла-хэ-мань, [который] предложил взять налоги на откуп, и [годовая норма] снова была увеличена до 2200 тыс. лян. [Елюй] Чу-цай изо всех сил спорил и убеждал [императора не отдавать налоги на откуп]. Даже лицо и голос принимали [у него] суровый вид, и [он] говорил со слезами на глазах. [Тогда] император говорил: “Не подраться ли ты собрался?” или “Ты опять хочешь плакать за народ?”. Было приказано ввести пока для пробы [систему откупов налогов]. Чу-цай приложил все усилия, [но] не смог воспрепятствовать [введению этой системы] и, глубоко вздохнув, сказал: “С этого и начнется обнищание народа!”.

Однажды [Елюй] Чу-цай напился пьян на пиру с князьями и улегся спать в повозке. Император подъехал к ровному [199] полю и, увидев его, направился прямо к его лагерю. Взобравшись в повозку, [он] растолкал его; Чу-цай крепко спал и не проснулся. [Он] только рассердился за то, что его тревожат, [но затем], открыв глаза, посмотрел и только теперь понял, что прибыл [к нему] император, вскочил на ноги и стал извиняться. Император сказал [ему]: “Когда есть вино, напиваешься один и не хочешь веселиться с нами!” и, засмеявшись, удалился. Чу-цай, не успев [даже] надеть головной убор и пояс, прибежал в походный дворец. Император же поставил ему вино и был очень весел, — и больше ничего!

[Елюй] Чу-цай, давно управлявший государством, получая /10а/ жалованье, раздавал [его] своим родственникам и никогда не использовал в корыстных целях [государственные] должности [для назначения на них своих родственников]. Когда администратор Лю Минь как-то мимоходом сказал [ему] об этом, [Елюй] Чу-цай ответил: “Что касается долга любви к родственникам, то должно помогать им только золотом и шелковыми тканями. Если же [говорить о том, чтобы] поручать [им] заниматься делами управления и тем самым нарушать закон, то я не могу [так] поддаваться корыстной любви [к родственникам]!”.

Когда император тяжко заболел 3-го дня 2-й луны года синь-чоу (16 марта 1241 г.) и лекари сообщили, что [у него] уже прерывается пульс, императрица, не зная что делать, вызвала к себе [Елюй] Чу-цая и спросила его, [что ей предпринять]. [Елюй] Чу-цай ответил: “Ныне дурные люди назначаются на должности, продаются должности чиновников, ведется торговля приговорами по судебным делам и бросается в тюрьмы много невинных. Древние [умели] делать добро одним словом. [Планета] Марс вышла из созвездия знака Зодиака (Туй-шэ (***).). Объявите помилование узникам во [всей] Поднебесной!”. Императрица хотела было немедленно провести его (т. е. помилование). [Но] Чу-цай сказал: “Нельзя без приказа государя!”. Когда вскоре император немного пришел в себя и [императрица], войдя к [нему], попросила [у него] разрешения объявить помилование, император, который уже не мог говорить, выразил [свое] согласие [только] кивком головы. Когда этой ночью лекари навестили [больного], пульс возобновился. [Это] было как раз в то время, когда была обнародована грамота о помиловании. На другой день [император] выздоровел.

Зимой 4-го дня 11-й луны [того же года синь-чоу] (7 декабря 1241 г.) император собрался выехать на охоту. Чу-цай, высчитав на “числах великого единства” (Тай и шу (***) — один из способов гадания, основанный на древней гадательной книге “Ицзин”.), неоднократно [200] говорил, что ему нельзя [выезжать на охоту], [но] все из свиты императора сказали [Елюй Чу-цаю]: “Если не поскакать на коне и не пострелять из лука, то [больше] нечем и развлечься!”. Император преставился в [своей] походной ставке после пяти дней охоты. /10б/

Когда императрица урожденная Най-ма-чжэнь вступила во временное правление (чэн-чжи) [империей] и благоговейно стала доверять коварным мусульманам, в делах управления появилось много беспорядков. Когда Ао-ду-ла-хэ-мань получил в свои руки кормило управления с помощью подкупа и при дворе все примкнули к нему из страха, [только Елюй] Чу-цай открыто осуждал придворную борьбу и говорил то, что другие не смели говорить. [Поэтому] все другие люди опасались его.

Когда в 5-ю луну года гуй-мао (20 мая—18 июня 1243 г.) [планета] Марс (Ин-хо (***).) вторглась в созвездие Фан (Фан (***).), Чу-цай доложил императрице: “Будет смута!”. Но в конце концов ничего не случилось. [Однако] вскоре двор [был вынужден] прибегнуть к оружию. Дело началось в спешке, и в связи с этим императрица приказала выдать оружие [войскам], отобрать преданных [людей для охраны двора] и даже хотела переселиться на запад, чтобы избежать этого (т. е. смуты). [Но Елюй] Чу-цай сделал представление ей: “Двор — это основа Поднебесной. Как только основа [ее] пошатнется, в Поднебесной начнутся беспорядки. [По моим, Вашего] слуги, наблюдениям за путями Неба, никаких бедствий нет!”. [Действительно] через несколько дней [все] успокоилось.

Когда императрица вручила Ао-ду-ла-хэ-мань пустые бумаги с императорской печатью, чтобы [тот] сам заполнял и отправлял их, [Елюй] Чу-цай сказал императрице: “Поднебесная [еще] принадлежит покойному императору и двор имеет свои правила. Теперь же [вы] хотите создать хаос в них. [Я, Ваш] слуга, не посмею принимать [такие] указы!”. Дело было прекращено.

Еще было повеление императрицы о том, что если писари не станут писать указов по всем [делам], по которым Ао-ду-ла-хэ-мань внес предложения или изложил просьбу [императрице], то отрубаются им руки. [Тогда Елюй] Чу-цай сказал [императрице]: “[Соблюдение] старинных правил и обычаев (дянь-гу) государства /11а/ покойный император целиком доверил [мне], старому слуге! При чем тут писари! Если дело разумное, [то я] сам должен принять и исполнить, а если же [дело таково, что] нельзя [его] исполнять, то даже от смерти не уклонюсь, не говоря уже об отрубании руки!”. Императрица выразила неудовольствие по поводу того, что Чу-цай [201] беспрестанно спорит [с ней]. На это [Елюй Чу-цай] громко заявил: “[Я], старый [Ваш] слуга, более тридцати лет прослужил Тай-цзу и Тай-цзуну и [никогда] не поворачивался спиной к государству! [Вы], императрица, не сможете казнить [меня], слугу без вины!”.

Хотя императрица негодовала на него, но [она] глубоко уважала и побаивалась его за старые заслуги при правлениях прежних императоров.

[Елюй Чу-цай] скончался на служебном посту летом в 5-ю луну года цзя-чэнь (7 июня — 6 июля 1244 г.) в возрасте пятидесяти пяти лет. Императрица выразила [свою] скорбь [по нему] и сделала щедрые пожалования на [его] похороны.

Впоследствии кто-то оклеветал [Елюй] Чу-цая, сказав, что за время его длительного пребывания на посту министра половина податей и приношений с Поднебесной поступала в его дом. [Тогда] императрица приказала [своему] приближенному Ма-ли-чжа расследовать это. [Но дома у Елюй Чу-цая были найдены] только свыше десятка гуслей (Цинь-юань (***).), а также несколько тысяч цзюаней (глав) древних и современных книг и картин, [изданных] надписей на металле и камне и [его собственных] неопубликованных сочинений.

В первом году [периода правления] Чжи-шунь (20 января 1330 г. — 7 февраля 1331 г.) [Елюй Чу-цай] был посмертно пожалован [почетными титулами] цзин-го и чжи инь лян цзо юнь гун чэнь (***), тайши (***) и шан чжу го (***)и [ему] был посмертно присвоен [титул] князя Гуаннинского (Гуаннин ван). [Его] посмертное имя — Вэнь-чжэн.

[У него] были сыновья Сюань и Чжу.

(пер. Н. Ц. Мункуева)
Текст воспроизведен по изданию: Китайский источник о первых монгольских ханах. Надгробная надпись на могиле Елюй Чу-Цая. М. Наука. 1965