Мобильная версия сайта |  RSS
 Обратная связь
DrevLit.Ru - ДревЛит - древние рукописи, манускрипты, документы и тексты
   
<<Вернуться назад

СЫМА ЦЯНЬ

ИСТОРИЧЕСКИЕ ЗАПИСКИ

ШИ ЦЗИ

ГЛАВА 24

ЮЭ ШУ — «ТРАКТАТ О МУЗЫКЕ» 1

Я, тайшигун, Придворный историограф, скажу так.

Всякий раз, когда я читал «Книгу Юя» 2 и доходил до места, где говорилось, что когда правитель и чиновники сдерживают друг друга, то в стране достигается покой, а когда ноги и руки [государя] — его ближайшие помощники — не хороши, все дела приходят в упадок, я не мог сдержаться, чтобы не пролить слез. Чэн-ван составил оду, в которой предостерегал сам себя от ошибок и горевал о бедах, вызванных чужими 3. Разве нельзя сказать, что [ван], встревоженный и напуганный опасностями 4, умело сохранил [власть] и прекрасно довел [начатое дело] до конца?

Совершенномудрый муж совершенствует свои добродетели, не будучи в этом ничем ограничен, самоудовлетворение же ведет к утрате норм поведения и обрядов. На досуге [совершенный муж] в состоянии раздумывать о началах [своего пути], в покое он в состоянии вернуться к истокам [своих свершений]. Он щедро одаривает [людей] милостями и благодеяниями, а с помощью песен и гимнов побуждает их ревностно трудиться. Кто же, как не человек с великой добродетелью, в состоянии быть таким?

В «Толкованиях» сказано: «Когда правление [государя] утвердилось и дела успешно завершены, обряды и музыка расцветают» 5. Чем глубже истинный путь [поведения] проникает в народ, живущий среди морей, чем совершеннее становятся его добродетели, тем разнообразнее становится все то, что его радует. Когда что-то наполнено, а уменьшения [притока] нет, происходит переполнение; когда кто-то переполнен [чувствами] и ничем не сдерживается, происходит его падение. Всякий создающий музыку стремится вводить [людские] радости в определенные рамки.

Совершенный муж считает нормами поведения скромность и уступчивость, а музыкой — то, что служит уменьшению и сокращению [желаний]. Музыка именно такова. Поскольку области различаются и владения рознятся, а чувства и привычки [людей] неодинаковы, постольку [правители древности] отовсюду [71] собирали [песни] о нравах и обычаях, гармонично соединяли и сопоставляли их звуки и тоны, чтобы пополнить недостающее и изменить [людей] к лучшему и тем помочь в распространении [истинного] управления и учений [мудрецов].

Сын Неба лично прибывает в зал Минтан 6 и наблюдает [за службой], а вся масса народа стремится очиститься от скверны и пороков, соразмерить и взвесить [свои желания], чтобы [избежать] пресыщенности и самодовольства и тем облагородить свою натуру. Поэтому и говорят, что когда мелодии од и гимнов упорядочены, народ прямодушен; когда разносятся звуки призывов к духам о помощи 7, служилые воодушевлены; когда же раздаются песни княжеств Чжэн и Вэй, люди склоняются к разврату 8. Если же звуки и напевы соразмерны и находятся в полной гармонии, то они даже птиц и животных трогают; что же говорить [о людях], движимых пятью основами поведения и таящих в себе чувства любви и ненависти! Это положение, [порожденное] природным естеством 9.

Когда путь управления стал страдать серьезными изъянами, повсюду распространились мелодии княжества Чжэн. [В это время] владетели пожалованных земель и наследственные правители старались прославить свои имена среди соседних областей и каждый боролся за то, чтобы стать выше других. С тех пор как Чжун-ни (Конфуций) из-за певичек княжества Ци не смог больше служить в княжестве Лу, он хотя и отошел от дел, но [продолжал] выправлять музыку, чтобы научить мир. Он составил пять строф стихов, чтобы обличить свое время, но, похоже, никаких изменений к лучшему не было 10. Этот постепенный упадок продолжался до периода шести княжеств 11, когда кругом все погрязло в распущенности, [князья] продолжали идти своими путями бесповоротно и в конце концов погибли сами, погубили свои роды, а все княжества оказались объединенными в Цинь.

Циньский Эр-ши, второй император, особенно любил увеселения. Первый советник Ли Сы выступил тогда с увещеванием, говоря: «Отбросить Ши цзин и Шу цзин и все помыслы сосредоточить на музыке и сладострастии — это то, чего опасался Цзу-и; легкомысленно накапливать мелкие прегрешения, давать волю [страстям] и [гулять] ночи напролет — это то, что погубило Чжоу[-синя]» 12. [На это] сказал Чжао Гао: «У каждого из пяти императоров и трех ванов древности 13 музыка отличалась по наименованию, и это указывает на то, что они не заимствовали ее один у другого. От царского двора наверху и до простого народа внизу — все с помощью музыки обретали радость и веселье, сообща проявляли усердие и старание. Не будь этого, гармония и радость не стали бы всеобщими, милости и благодеяния не распространялись бы, подобно потоку 14. Кроме того, если на протяжении целого поколения [72] происходят изменения в нравах, то есть и музыка, ограниченная своим временем. К чему же тогда нужен скакун Луэр с гор Хуашань и далекие поездки на нем? 15». Эр-ши одобрил это суждение.

[Ханьский] Гао-цзу, проезжая через город Пэй, сложил стихотворение из трех строф 16 и заставил мальчиков петь его. Когда Гао-цзу скончался, было приказано в его родовом храме в Пэй должным образом исполнять эту песню под танцы четырежды в год, по сезонам. Императоры Сяо-хуэй, Сяо-вэнь и Сяо-цзин ничего не добавили и не изменили в музыке, а в Музыкальной палате — Юэфу — изучали привычное и упражнялись в старом и этим ограничивались 17.

Когда нынешний наш государь вступил на престол, было составлено девятнадцать гимнов и приказано шичжуну Ли Янь-няню установить порядок их исполнения и музыку к ним, за что ему был пожалован титул се люй дувэй — «советник, гармонизирующий тоны звукоряда» 18. Мужи, проникшие в суть лишь одной канонической книги, были не в состоянии в одиночку понять слова этих гимнов, тогда собрали вместе знатоков всех пяти канонических книг 19, и они стали совместно, помогая друг другу, упражняться в чтении гимнов и только тогда смогли досконально уразуметь их смысл. Стиль большей части гимнов был превосходным.

В Хань обычно в первой луне в первый день под знаком синь приносили жертвы духу Великого единого во дворце Ганьцюань 20, а с наступлением сумерек проходило ночное жертвоприношение, которое завершалось к рассвету. При этом нередко падающие звезды проносились над жертвенником 21. [Во время жертвоприношений] семьдесят юных мальчиков и девочек пели хором гимны. Весной они исполняли гимн Цин-ян, летом — гимн Чжу-мин, осенью — гимн Си-хао, зимой — гимн Сюань-мин 22. Большое число этих гимнов еще существует в обществе, поэтому я о них не толкую 23.

Кроме того, некогда в водах Вовашуй 24 поймали чудесного коня и по этому случаю вновь составили «Гимн Великому единому». В гимне-песне говорилось:

Великое единое нас одарило,
Лошадь с небес [к людям] сошла;
Потом кровавым была покрыта,
Пена, как кровь, изо рта текла
Мчится легко, забот не зная,
Тысячи ли стремглав проносясь,
Где же найти ей пару в мире?
Только дракон ей [в силе] ровня
25.

Впоследствии, во время похода на царство Давань, добыли скакуна, проходившего в день тысячу ли. Его прозвали Пу-шао и потом сложили по этому случаю песню 26. В стихах-песне говорилось: [73]

Лошадь из-под самых небес добыли,
У западных крайних пределов земли,
Десятки тысяч ли она проскакала,
К добродетельному [монарху] домчав.
Благодаря могуществу чудотворных сил
Мы страны чужие себе подчинили,
Пройдя через гряды текущих песков,
Варваров с четырех сторон усмирили.

Столичный военачальник чжунвэй Цзи Ань, выступив вперед, сказал: «Всякий раз, когда правители создают музыку, наверху они стремятся преемствовать своим предкам и родоначальникам, а внизу стремятся изменить к лучшему всю тьму народа. Ныне вы, ваше величество, получили [чудесную] лошадь и стихами воспели ее в гимне, присоединив его [к церемонии] в храме предков. Разве ваши предки, императоры и байсины, в состоянии были бы понять его мелодии?» Государь хранил молчание, но был недоволен. Тогда первый советник Гунсунь Хун сказал: «Ань клевещет и поносит священные установления, нужно казнить его вместе с родом» 27.

* * *

Все мелодии возникают, рождаясь в сердце человека 28, а движения человеческого сердца порождаются внешними предметами [окружающего мира] 29. Тронутое внешним миром сердце приходит в движение, и это выражается в звуках. Звуки же, откликаясь друг на друга, порождают разные вариации, а вариации эти, будучи оформленными, называются инь — мелодиями. Когда эти мелодии исполняют на музыкальных инструментах, [сопровождая плясками] с применением щитов, боевых топоров, фазаньих перьев и бычьих хвостов, это и называется юэ — музыкой [с танцами] 30.

Музыка — это то, что рождается из мелодий. А их основа — в чувствах человеческого сердца (души), пробужденных внешним миром. Вот почему, когда сердце человека потревожено печалью, звуки его музыки порывисты и резки; когда на сердце человека покойно, звуки его музыки широки и мягки; когда на сердце человека радостно, звуки его музыки раскатисты и слышны далеко; когда на сердце человека чувство гнева, звуки его музыки грубы и свирепы; когда на сердце человека чувство благоговения, звуки его музыки прямы и сдержанны; когда сердце человека исполнено любовных чувств, звуки его музыки гармоничны и нежны. Эти шесть чувств не заложены в человеческой природе, это — движения сердца человека, порожденные в нем внешним миром вещей. Поэтому прежние [мудрые] ваны были очень внимательны к тому, что возбуждало чувства людей, и поэтому с помощью обрядов и ритуала они направляли желания людей, с помощью музыки они [74] приводили в гармонию звуки их мелодий, с помощью управления они объединяли действия людей, наказаниями предупреждали их пороки. [Таким образом], обряды, музыка, наказания и управление становились едиными в своих целях, и этим [ваны] объединяли сердца народа и вели его по истинному пути управления.

Все мелодии рождаются в сердце человека. Чувства возникают внутри человека и воплощаются в звуках, когда же эти звуки образуют нечто целое и искусное, их называют инь — мелодиями. Вот почему в [хорошо] управляемом обществе мелодии спокойны и доставляют радость, а управление там гармонично. В неупорядоченном обществе мелодии злобны и вызывают гнев, а управление там извращенное; в гибнущем государстве мелодии печальны и вызывают тоску, а народ его в трудном положении. Путь развития музыки — ее звуков и мелодий — имеет общее с путем управления [страной].

Музыкальная нота гун символизирует правителя, музыкальная нота шан символизирует чиновников, музыкальная нота цзюэ символизирует народ, музыкальная нота чжи символизирует дела [государства], музыкальная нота юй символизирует [окружающие] предметы — внешний мир. Если эти пять нот [гаммы] не перепутаны, то нет и негармоничных мелодий. Если тон гун расстроен, то звуки беспорядочны — значит, правитель высокомерен; если тон шан расстроен, то звуки грубы — значит, чиновники испорчены; если тон цзюэ расстроен, то звуки тревожны — значит, народ недоволен; если тон чжи расстроен, то звуки печальны — значит, народ изнурен трудами; если тон юй расстроен, то звуки отрывисты — значит, богатства государства оскудели. Когда же все пять тонов гаммы расстроены, они постоянно мешают друг другу, и это называется мань — распущенность. При таком положении дни гибели государства близки 31.

Мелодии княжеств Чжэн и Вэй — это мелодии неупорядоченного общества, и там фактически царила распущенность. Мелодии Санцзянь с реки Пушуй 32 — это мелодии гибнущего царства, в котором управление в беспорядке, из которого бежит народ, [низшие] обманывают высших и действуют в своих корыстных интересах, и все это невозможно остановить.

Всякая мелодия рождается в сердце человека, и музыка имеет отношение к нравственным законам общества. Вот почему те, кто знает звуки, но не знает мелодий, — это птицы и дикие звери; те, кто знает мелодии, но не знает музыки, — это простой народ. Только совершенный муж в состоянии понимать музыку. Поэтому, вникнув в звуки, можно разобраться в мелодии; вникнув в мелодию, можно разобраться в музыке; вникнув в музыку, можно разобраться в управлении, и только тогда пути управления [государством] приобретают [75] завершенность. По этой причине с тем, кто не разбирается в звуках, нельзя толковать о мелодиях; с тем, кто не разбирается в мелодиях, нельзя толковать о музыке; тот, кто понимает музыку, близок к [соблюдению] обрядов и ритуала. Если в обрядах и музыке человек преуспел, тогда говорят, что он обладает добродетелью. Дэ — добродетель и означает овладение [обрядами и музыкой].

Потому-то великолепие музыки отнюдь не сводится к изобилию мелодий, а ритуал большой жертвы предкам отнюдь не сводится к изысканному вкусу [жертвенной пищи]. Когда лютня сэ использовалась для исполнения гимнов предкам в храме Цинмяо 33, то у нее были красные струны и [резонансное] отверстие в корпусе; один человек [в ходе церемоний] пел, а трое других вторили, оставались еще не исполненные мелодии. Когда во время большой жертвы прежним ванам выше всего ставили сосуд с небесным вином — водой, на жертвенный стол клали сырую рыбу, а жидкую мясную похлебку готовили без приправ, то при этом оставались еще [не съеденные] вкусные вещи. Вот почему прежние [мудрые] ваны, вырабатывая обряды и музыку, не основывали их только на удовлетворении желаний рта, желудка, ушей и глаз людей, а направляли все это на то, чтобы научить народ соразмерять любимое и ненавистное, с тем чтобы вернуть мораль людей на правильный путь.

Человек рождается, будучи чистым, в этом [дарованная ему] Небом натура. Сталкиваясь с окружающими предметами [внешнего мира] человек приходит в движение, и в его натуре рождаются желания 34. Вступая в связь с [окружающими его] предметами, человек познает их, в результате формируются чувства любви или ненависти к ним. Когда любовь и ненависть не умеряются внутри — в человеке, а познание [мира] завлекает его вовне — в окружающий его вещный мир и он не в состоянии справиться с собою, тогда [дарованные ему Небом] основы гибнут. Когда вещный мир беспредельно воздействует на человека, а любовь и ненависть человека неограниченны, тогда предметы [внешнего мира] подступают [к человеку], и он изменяется под их воздействием. Когда же человек меняется под воздействием [окружающих его] вещей, в нем погибают [дарованные ему] Небом основы, и он истощает себя в желаниях. Тогда-то рождаются непокорство и [стремление к] бунту, притворство и обман, творятся непристойные дела и устраиваются беспорядки. В результате сильные угрожают слабым, многонаселенные царства насильничают над малонаселенными, знающие обманывают неразумных, дерзкие причиняют страдания робким, страдающие от эпидемий и болезней не получают ухода, старые и малые, сироты и вдовы не имеют пристанища, а это и есть путь, ведущий к большим беспорядкам. [76]

Именно поэтому прежние [мудрые] ваны, вырабатывая обряды и нормы музыки, устанавливали рамки поступков людей: траурные одежды полагалось делать из пеньки, при оплакивании [покойников] рыдали и лили слезы и таким путем регулировали порядок траурных церемоний; [действия] колоколов и барабанов, [упражнения с] щитами и боевыми топорами приводили в гармонию покой и радость людей; [порядком] женитьбы и замужества, обряда надевания шапки у юношей и ношения шпильки у девушек при совершеннолетии у тех и других устанавливали различия между женщинами и мужчинами; с помощью обрядов шэсян и шисян выправляли отношения людей [в обществе] 35. Обрядами и ритуалом вводили в твердые рамки чувства народа, музыкой устанавливали гармонию в звуках [песен] народа, управлением регулировали действия народа, наказаниями удерживали его от нарушений. Когда обряды, музыка, наказания и управление достигают всех сторон страны и не нарушаются, тогда путь [древних] ванов осуществляется полностью.

Музыка создает общность [чувств], обряды создают различия [в положении]. Общность [чувств] рождает взаимную близость; различие [в положении] рождает взаимное уважение. Когда преобладает одна музыка, то люди несдержанны; когда преобладают одни обряды, то люди отдаляются друг от друга. Объединить чувства людей и приукрасить их манеры — вот призвание обрядов и музыки. Если правила поведения и долг установлены, то благородные и низкие различаются; если музыка утонченна и согласна, то высшие и низшие в гармонии. Когда ясно, что необходимо любить и что — ненавидеть, тогда достойные и негодные люди разделяются; когда наказаниями преграждают путь насилиям и в соответствии с титулами выдвигают достойных, тогда в управлении все соразмерно. Когда человечность жэнь проявляется в любви к народу, а справедливость и — в выправлении его недостатков, в таком случае управление народом будет действенным.

Музыка идет изнутри [человека], обряды и ритуал создаются вне его. А раз музыка идет изнутри человека, она безмятежна; раз обряды создаются вне человека, они изысканны. Большая музыка должна быть легкой, а большие обряды должны быть простыми. Когда музыка совершенна, исчезает неприязнь [среди людей]; когда обряды совершенны, [среди людей] отсутствуют раздоры. Когда в управлении Поднебесной проявляются вежливость и уступчивость, в этом сказывается [роль] обрядов и музыки. Если худые люди не бесчинствуют, владетельные князья покоряются [Сыну Неба], оружие и войска не применяются, пять [тяжелых] наказаний не используются, байсины не испытывают бедствий, Сын Неба не проявляет свой гнев, если все это так, значит, музыка достигает своей цели. [77] Коли Сын Неба действует таким образом, что соединяются воедино любовь отцов и почтительность сыновей, делаются ясными отношения старших и младших, в пределах четырех морей царит взаимное уважение, значит, обряды надлежаще осуществляются.

Большая [торжественная] музыка рождает гармонию, подобно Небу и Земле; большие [торжественные] обряды и ритуал создают разграничения, подобно Небу и Земле. При гармонии все предметы [окружающего мира] не теряют [своего назначения]; при разграничениях подносятся должные жертвы Небу и Земле. В мире света существуют обряды и музыка; в мире тьмы существуют духи людей и небесные духи. При таком положении среди четырех морей воцаряются взаимное уважение и общая любовь. В обрядах служат по-разному, но сохраняют совместное уважение; в музыке хотя произведения и различные, но в них [выражена] общая любовь. Чувства, проявляемые в обрядах и музыке, одинаковы, поэтому мудрые правители ваны преемствуют их друг от друга. Все дела проводятся в соответствии с временами года, а названия [гимнов и песен] соответствуют славным деяниям 36.

Колокола и барабаны, дудки и каменные гонги, фазаньи перья, флейты, щиты и боевые топоры — это инструменты и вещи, употребляемые при музыке [и танцах]; сгибание и разгибание корпуса, опускание и поднимание головы, движения взад и вперед, медленные или быстрые шаги — это искусство музыки [и танцев]. Квадратные и круглые жертвенные сосуды для вареного зерна фу и гуй, жертвенные столы, сосуды для жертвенного мяса и овощей доу, искусные правила — это орудия проведения обрядов. Хождение вверх или вниз, вперед или обратно [в зале храма], кружение туда и обратно либо с обнаженной верхней частью тела, либо в верхнем платье [в танце] — это искусство совершения обрядов. Поэтому тот, кто понимает суть обрядов и музыки, может создавать [и то, и другое]; тот, кто вник в искусство обрядов и музыки, может наставлять в них. Тех, кто создает [обряды и музыку], называют премудрыми; тех, кто наставляет в них, называют разумными. Разумные и премудрые — так называют тех, кто создает и наставляет [в обрядах и музыке].

Музыка — это гармония, [дарованная нам] Небом и Землей; обряды и ритуал — это порядок, [установленный] Небом и Землей. Гармония приводит к изменению [и развитию] всего сущего; порядок позволяет различать всю массу существующего. Музыка создается, беря пример с Неба; обряды устанавливаются, опираясь на законы Земля. Если искажаются установления, то возникает смута; если ошибаются при создании [обрядов и музыки], возникают нарушения [порядка]. Ясно понимая [законы] Неба и Земли, можно добиться расцвета обрядов и [78] музыки. Суть музыки в том, чтобы законы поведения людей не страдали; роль музыки в том, чтобы царили радость и веселье, счастье и любовь. Сущность обрядов состоит в беспристрастности и прямоте [пути] без отклонений; система обрядов [покоится на] серьезности и почтительности, на послушании и покорности. Когда система обрядов и музыки сопровождается игрой на инструментах из металла и камня, распространяется вокруг в мелодиях и звуках, используется во время служб в храме предков и у алтаря духам Земли и злаков, служит во время жертв духам гор и рек, духам людей и небесным духам, значит, обряды и музыка для всего народа едины.

Правитель ван, совершив подвиги, слагает музыку; утвердив свою власть, создает обряды. Если его заслуги значительны, то и музыка совершенна; если его власть распространена, то и обряды законченны. Танцы с боевыми щитами и топорами не сопровождаются совершенной музыкой; жертвоприношения с подношением вареного мяса не относятся к лучшим обрядам. Пять императоров древности жили в разные времена, и они не продолжали музыку друг друга; три вана, [основатели прежних династий], относятся к разным поколениям, и они не преемствовали обрядов друг у друга. Музыка, доведенная до крайности, рождает печаль; обряды, выполняемые небрежно, ведут к отклонениям. Ведь только совершенномудрому под силу добиться того, чтобы звучала полноценная музыка и не рождалось печали, обряды были совершенны и не возникало отклонений.

Небо высоко, Земля низко, а вся тьма вещей рассеяна [по земле] в своем разнообразии, и [в этих условиях] осуществляется нужная система обрядов; [в мире, где] все течет, как поток, не останавливаясь, где [все существует] согласно и сообща и изменяется к лучшему, расцветает и музыка. Весной все зарождается, летом растет, и в этом [проявляется] жэнь — человечность; осенью все собирается, зимой закладывается на хранение, и в этом [проявляется] и — долг. Человечность [жэнь] близка к музыке, долг [и] близок к обрядам. Музыка щедра и гармонична, сообразуется с небесными духами и следует за Небом; обряды различают все должное, полагаются на духов людей и следуют Земле. Поэтому мудрецы создавали музыку, чтобы откликнуться [на предначертания] Неба, создавали обряды, чтобы быть достойными Земли. Когда обряды и музыка ясны и совершенны, то [воля] Неба и Земли исполняется.

Небо почитаемо, Земля низка, [таково же] и положение правителя и его подданных. Коль скоро высокое и низкое [в мире] уже расположено, благородные и подлые [тоже] занимают свое место [в обществе]. Движущееся и неподвижное [в природе] имеют свои законы, так же как малое и большое [в обществе] имеют свои отличия. Так как по своей сути все однородное [79] группируется, а все существа в мире различаются по видам, следовательно, сущности и судьбы их неодинаковы. На Небе формируются небесные тела, на Земле образуется рельеф, а коли так, то в обрядах [отражаются] различия Неба и Земли. Земные пары всегда поднимаются вверх, небесные пары всегда спускаются вниз, силы Темного и Светлого начал взаимодействуют друг с другом; Небо и Земля воздействуют друг на друга. Так, [Небо] стучит по Земле с помощью грома, будоражит ее с помощью ветра и дождя, продвигает ее через четыре времени, года, согревает [и освещает] ее с помощью Солнца и Луны, и, таким образом, все сущее в мире изменяется к лучшему и расцветает. Раз так, то и музыка [отражает] гармонию, существующую между Небом и Землей 37.

Когда же изменения происходят не вовремя, то [ничего] не рождается; когда между мужчинами и женщинами нет различий, то наступает беспорядок в отношениях, и в этом [проявляется] характер Неба и Земли. Когда обряды и музыка поднимаются к Небу или обвивают Землю, когда они действуют [в согласии] с Темным и Светлым началами и сносится с духами людей и небесными духами, когда они доходят до крайних высот и отдаленнейших далей или проникают в глубины и толщи, значит, музыка соответствует Великому началу [мира], а обряды соответствуют миру сотворенных вещей. Без устали творящее — это Небо, без движения создающая — это Земля. Так одно движение и один покой [создают все, что] находится между Небом и Землей. Поэтому мудрец и говорил: «Обряды говорят [о том-то], музыка толкует [о том-то]...» 38.

В древности Шунь создал пятиструнный цинь, чтобы исполнять южные песни — Нань-фэн 39; Куй впервые создал музыку, которая [исполнялась] при награждении владетельных князей, поэтому Сын Неба прибегал к музыке при награждении тех владетельных князей чжухоу, которые обладали добродетелями. Если их добродетели были обильны, а их наставления уважались, если все пять злаков у них вовремя созревали, такие чжухоу награждались исполнением музыки [в их честь]. Неслучайно у тех, кто управлял народом, [чрезмерно] утруждая его, ряды танцоров растягивались далеко; у тех, кто управлял народом, давая ему покой, ряды танцоров были собранными и короткими. Поэтому, глядя на их танцы, можно было судить об их добродетелях; узнав их посмертные имена, можно были судить об их делах. Мелодия Да-чжан славила добродетели [Яо], мелодия Сянь-чи славила совершенства [Хуан-ди], мелодия Шао славила продолжение добродетелей [в Шуне], мелодия Ся славила величие [Юя], музыка династий Инь и Чжоу отличалась завершенностью 40.

Согласно пути Неба и Земли, если холод или жар приходят не вовремя, возникают болезни, если ветер и дождь [80] [обрушиваются] без меры, наступает голод. Наставления [правителей] словно холод или жар для народа, коли наставления даются не вовремя, этим наносится вред обществу. Действия [правителей] словно ветер или дождь для народа, если действия их не знают меры, успеха не будет. Исходя из этого, прежние [мудрые] ваны создавали музыку в качестве средства управления. Когда [правление] было хорошим, [народ] поступал, беря пример с добродетелей [правителя].

Ведь выкармливание свиней зерном или изготовление вина не считают бедой для себя, однако в условиях, когда споры и тяжбы все более умножаются, распространение вина доводит до беды. Именно поэтому прежние [мудрые] ваны, следуя в этом друг другу, создали обряды, связанные с вином: после обряда поднесения одной чарки вина гости и хозяин обмениваются множеством поклонов, и хотя пили вино целый день, но никто не напивался допьяна. Так прежние [мудрые] ваны приняли меры против бед, [приносимых] вином. Поэтому еда с питьем вина приводила лишь к всеобщему веселью.

Музыка — с ее помощью подражают добродетелям [совершенного мужа], обряды — с их помощью пресекают распутство. По этой причине прежние [мудрые] ваны при большом трауре по родителям требовали соблюдать обряд оплакивания их; при большом счастливом событии требовали соблюдения обряда, радостно отмечающего его; так и горе и радость хотя и различаются, но завершаются обрядами 41.

Музыка — это то, что одаряет; обряды — это то, что воздает должное. Музыка — это то, что самопроизвольно порождено радостью, а обряды — это то, что возвращает нас к исходному началу. Музыка прославляет добродетели, а обряды, вознаграждая за содеянное, возвращают нас к началам. То, что называется большой повозкой да-лу, — это колесница Сына Неба; вышитые драконы и девять каемок флага — это стяги Сына Неба; обшитые черной и синей каймой изображения — это драгоценные черепахи на знаменах Сына Неба; [кортеж государя] сопровождают стада быков и баранов, которыми одаривались владетельные князья.

Музыка отражает неизменность чувств человека; обряды отражают неизменяемость его устоев. Музыка объединяет [людей] в их общем; обряды выделяют их различия. Истины, заключенные в обрядах и музыке, обнимают все человеческие чувства. Проникновение в основы и понимание изменений [человеческой натуры] — в этом характерные черты музыки; прославление искренности и изгнание фальши [из отношений] — таковы основы обрядов. Обряды и музыка следуют намерениям Неба и Земли, они [помогают] проникнуться священными добродетелями, они [призывают] небесных духов снизойти, а земных духов подняться к людям, и в результате формируются [81] все тонкие и грубые тела [на земле] и определяются рамками отношений отца и сына, господина и слуги.

Именно поэтому великие люди возвышают обряды и музыку, тем самым делая ясными [предначертания] Неба и Земли. Когда же [животворные силы] Неба и Земли, ликуя, сливаются, Темное и Светлое начала — инь и ян — действуют во взаимной связи, тогда ласково пестуются и непрерывно вскармливаются десятки тысяч существ на земле. В результате этого расцветают травы и деревья, крошечные побеги превращаются в большие растения, крепнут крылья у птиц, вырастают рога у копытных, погруженные в спячку насекомые выползают на свет и пробуждаются, и вот уже все птицы высиживают и выкармливают детенышей, все животные, покрытые шерстью, зачинают и выращивают потомство, живородящиеся не погибают во чреве матери, а птенцы не гибнут в зародышевом состоянии. Так и пути [обрядов и] музыки принадлежат всему этому 42.

Музыка не сводится к звучанию тонов звукоряда хуан-чжун и да-люй, к игре на струнных инструментах и пению под нее, к танцам со щитами, все это для музыки второстепенное, поэтому под такую музыку и танцуют дети. [Точно так же] расстеливание длинных и коротких рогожек для сидения и укрывания, расстановка чарок для вина и размещение жертвенных столов, расстановка в должном порядке бамбуковых и деревянных ритуальных сосудов бянь и доу, ритуал поднимания и опускания [жертвоприношений] — все это в [системе] обрядов второстепенно, поэтому для надзора за этим имеются специальные управители 43.

Ведающий музыкой разбирается только в звуках и стихах, поэтому его сажают лицом к северу, и он играет на струнах [гуциня]; ведающий молениями разбирается лишь в обрядах в храме предков, поэтому он следует за лицом, представляющим духа; ведающий молениями по ритуалу дома Шан разбирается лишь в траурных обрядах, поэтому он следует позади главы семьи. В силу такого положения тот, кто совершенен в добродетелях, располагается наверху; тот, кто совершенен в искусстве [обрядов и музыки], располагается внизу; тот, кто совершенен в поведении, идет впереди; а тот, кто совершенен в делах, идет позади. Именно поэтому прежние [мудрые] ваны [различали] тех, кто должен был быть наверху и кто — внизу, кто должен был быть впереди, а кто — сзади [при церемониях], и только таким путем смогли создать систему [обрядов и музыки] для всей Поднебесной 44.

Что касается музыки, то у мудрецов она рождала радость, с ее помощью они могли облагораживать сердца народа. Музыка воздействовала на людей глубоко, изменяла их нравы и обычаи, поэтому прежние [мудрые] ваны проводили обучение народа музыке. Ведь человек врожденно обладает кровью, [82] жизненным духом, сердцем и разумом, но у него отсутствуют как постоянные [и врожденные] чувства горя и веселья, радости и гнева, они действуют, возникнув как отклик чувств человека на [окружающий его] мир вещей, и таким путем только и формируются способы [выражения] чувств. Вот почему, когда рождаются мелодии тонкие и низкие, порывистые и резкие, то народ задумчив и печален; когда рождаются мелодии непринужденные и свободные, спокойные и легкие, полные красок и в то же время простоты, то народ доволен и радостен; когда рождаются мелодии грубые и суровые, полные ярости в начале и воодушевления в конце, напевы широкие и большие, тогда народ тверд и решителен; когда рождаются мелодии умеренные и прямолинейные, постоянные и правильные, серьезные и искренние, тогда народ скромен и почтителен; когда рождаются мелодии щедрые и обильные, приятные для человека, ведущие к послушанию и гармонии его действий, тогда народ полон доброты и любви; когда же рождаются мелодии блуждающие и извращенные, испорченные и праздные, сходные с песнями варваров ди крайне распущенные напевы, тогда народ [погрязает] в разврате и смутах.

В силу этого прежние [мудрые] правители ваны [в музыке] опирались на природу человека и его чувства, рассматривали всегда соотношение мер и чисел 45, устанавливали то, что отвечало сути обрядов, сочетали все гармоничное в животных силах [Земли], руководствовались действиями пяти основных начал 46, делали так, чтобы Светлое начало ян не рассеивалось, чтобы Темное начало инь не таилось, чтобы твердость духа не переходила в гнев, а мягкость духа не превращалась в трусость. Тогда все четыре всепроникающих начала 47 соединятся внутри [человека] и, развиваясь, проявятся в деятельности вне его, они спокойно каждая займут свое место и не будут покушаться друг на друга. В результате устанавливались ступени обучения музыке, расширялось ее исполнение в разных ритмах, бережливо использовались ее оттенки и краски, и так поддерживалось с помощью музыки обилие добродетелей. Были классифицированы большие и малые инструменты [соответственно длине музыкальных трубок и тонам], установлен порядок тонов звукоряда, начинавших и кончавших [мелодию], чтобы отображать события и поступки. Таким образом, устои [отношений] между близкими и далекими, между знатными и низкими, между старшими и младшими, между мужчинами и женщинами образно выступали в музыке, поэтому и говорилось: «В музыке просматриваются все глубины [человеческих чувств]».

Когда земля истощена, то травы и деревья не растут; когда вода взбаламучена, то рыбы и съедобные черепахи не вырастают; когда животворные силы в упадке, то рожденные к жизни существа не развиваются; когда в обществе смута, то [83] обряды и ритуал заброшены, а музыка непристойна. Поэтому звуки музыки печальны и лишены силы, [казалось], радостны, но лишены спокойствия. Небрежность и легкомыслие в музыке ведут к нарушению ее ритмов; расплывчатость и погружение [в ненужное] ведут к забвению основ [музыки]. Тогда широкие ее звуки потворствуют искажениям, короткие ее звуки способствуют [росту] желаний, а когда [человек] откликается на необузданные чувства, исчезают [основы] правильного поведения, поэтому совершенный муж презирает подобную музыку.

Всякий раз, когда на человека воздействуют фальшивые звуки, на них отзываются мятежные чувства, а по мере того как чувства непокорности формируются, наступает разгул непристойной музыки. Когда же на человека воздействуют правильные звуки, на них откликаются чувства послушания, а по мере того как чувства покорности формируются, наступает подъем гармоничной музыки. Таким образом, согласное пение находит отклик [в сердцах людей], а возврат к искаженным [напевам] искривляет все прямое, следовательно, каждому явлению определено свое и законы [развития] всего сущего в мире взаимодействуют друг с другом в зависимости от их рода.

Именно поэтому совершенномудрый муж цзюнь-цзы, опираясь на чувства, умеряет свои желания, берет [хорошие] примеры, чтобы преуспеть в своих действиях. Фальшивые звуки и беспорядочные страсти не могут привлечь к себе его разум, непристойная музыка и губительные обряды не могут быть близкими выражению его чувств, дух лености, небрежности, коварства и зла не может гнездиться в его теле. Таким образом, уши, глаза, нос, рот, сердце и ум, как и все другие части тела [совершенномудрого], следуют верному и прямому, чтобы он [надлежаще] исполнял свой долг. После этого он приступает к выражению [себя] с помощью музыки, украшает ее игрой на гуслях цинь и сэ, придает ей выразительность [танцами с] щитами и боевыми топорами, придает красоту [танцам с] фазаньими хвостами и бунчуками, [заставляет танцующих] следовать игре свирелей сяо и флейт гуань 48. Так разливается вширь сияние совершенной добродетели, достигается гармония природных сил четырех времен года и тем самым выявляются [вечные] устои всего существующего на земле.

Вот почему ясные и светлые [звуки] олицетворяют Небо, широкие и сильные [звуки] олицетворяют Землю, [музыкальное произведение] от начала и до конца олицетворяет четыре времени года, вариации в танцах олицетворяют [силы] ветра и Дождя. Пять цветов составляют прекрасный [спектр], в котором цвета не смешиваются; ветры восьми направлений рождают все тоны звукоряда и не допускают фальши; смена ста отрезков суточного времени идет своим чередом по нерушимому порядку 49; слабые и сильные [тоны], взаимодействуя, образуют [гамму], [84] начало и конец [звукоряда] взаимно рождают друг друга, согласное, гармоничное пение, «чистые» и «мутные» звуки, сменяя друг друга, образуют основу [музыки] 50.

Поэтому, когда музыка действенна, а принципы поведения [людей] чисты, когда слух и зрение людей ясны и остры, а кровь и дыхание людей находятся в гармонии и покое, тогда меняются нравы и изменяются обычаи и Поднебесная во всем умиротворена. Потому и говорят: «Музыка — это радость». Тогда совершенный муж с радостью выполняет свои принципы, маленькие люди с радостью исполняют свои желания. Когда истинные принципы командуют над желаниями, то царит радость и нет беспорядка; когда же желания ведут к забвению принципов [истинного пути], тогда [люди] заблуждаются и лишаются радости. Вот почему совершенный муж опирается на чувства, чтобы умерить свои желания, расширяет [применение] музыки, чтобы осуществить свои наставления; а когда музыка исполняется [по правилам], народ направляется по верному пути, и тогда можно лицезреть [истинную] добродетель.

Добродетель — это начало человеческой натуры, музыка — это цветение этой добродетели. Металл, камень, шелк и бамбук [служат для изготовления] музыкальных инструментов. Стихи говорят о стремлениях человека; в песнях эти устремления выражены в звуках, в танцах движениями [передана] суть его устремлений; эти три вида [ — стихи, песни и танцы — ] коренятся в сердце [человека], а животворная сила музыки следует движениям сердца 51. Таким образом, когда чувства человека глубоки, искусство [их выражения] ясно, когда его жизненные силы в расцвете, меняется [к лучшему] и его дух, и тогда в человеке накапливаются гармония и послушание, а вне его проявляются блеск и сила. Ничто так не терпит фальши, как музыка.

Музыка — это движение сердца, звуки — это форма выражения музыки; блеском, цветистостью, чередованием тонов и ритмов украшают звуки [мелодии]. Совершенный муж тронут самой сутью музыки, радуется ее формам и стремится упорядочить ее красоту. В силу этого [при исполнении танцев] прежде всего бьют в барабаны, чтобы предупредить [о начале], затем [танцоры] делают три шага вперед, чтобы показать готовность, вновь бьют в барабаны, чтобы открыть движение вперед, после чего исполняют заключительные такты, возвращающие [танцоров] на прежнее место. [Танцоры] действуют с подъемом и быстро, но без порывистости, [певцы] остаются совершенно спокойными, но не равнодушными. [Так музыка] позволяет с радостью следовать воле совершенномудрого мужа, не пресыщаясь его поучениями, в полной мере исполнять его наставления, не сводя это к своекорыстным желаниям. В таком случае [истинные] чувства людей ясно проявляются и справедливость [85] утверждается, музыка доводится до конца и добродетель почитается, и тогда совершенные мужи творят добро, а маленькие люди прекращают делать худое. Поэтому и говорят: «В наставлении народа на истинный путь большая роль принадлежит музыке».

Совершенномудрый муж говорит, что обряды и музыка ни на мгновение не должны покидать человека. [Когда человек] отдает себя всего музыке, чтобы управлять своим сердцем, тогда свободно рождается сердце простое и прямодушное, любящее и честное. Когда же появилось такое простое и прямодушное, любящее и честное сердце, то [на душе возникает] радость, а где радость, там [наступает] покой, где [царит] покой, там существует постоянство. Постоянство подобно Небу, а Небо подобно духам. Ведь Небо — это то, что не говорит, а ему верят, а духи — они не гневаются, но внушают трепет. Тот, кто отдает себя музыке, с ее помощью управляет своим сердцем; тот, кто отдает себя обрядам и ритуалу, с их помощью управляет своим телом. Тот, у кого тело управляемо, держится серьезно и почтительно, а кто серьезен и почтителен, тот строг и величествен.

Если из сердца хотя бы на мгновение исчезают гармония и радость, в сердце человека вползают низкие и лукавые мысли; если во внешности человека хотя бы на мгновение теряются серьезность и почтительность, то в его сердце просачиваются нерадивость и легкомыслие. Таким образом, музыка — это то, что действует на внутреннее состояние человека, обряды и ритуал — это то, что воздействует на внешность [и поведение] человека. Музыка достигает пределов в гармонии, обряды достигают пределов в послушании. Когда у [правителя] на сердце гармония и внешне он действует сообразно [принципам], народ смотрит на выражение его лица и не смеет спорить с ним, взирает на его внешность и манеры и не смеет проявлять нерадивость и легкомыслие. Когда блеск добродетелей воздействует на сердце [правителя], то в народе нет такого, кто не воспринял бы его наставлений. Когда [истинные] принципы отражаются во внешности [и поведении правителя], то в народе нет такого, который не стал бы покорным. Поэтому и говорится: «Кто понял истинную суть обрядов и музыки, выдвинул и осуществил их, для того не существует более трудных дел в Поднебесной».

Музыка — это то, что воздействует на внутреннее состояние человека, обряды и ритуал — это то, что воздействует на внешность [и поведение] человека. В силу этого обряды и ритуал способствуют скромности человека, а музыка создает его [духовную] наполненность. Когда от обрядов и ритуала [появляется] скромность и [человек] продолжает стремиться вперед, то при движении его вперед рождается красота; когда музыка [внутренне] наполняет, человек умеряет свои желания, и в этой [86] умеренности рождается красота. Когда же от обрядов [появляется] скромность, но нет движения вперед, наступает упадок; когда музыка внутренне наполняет, но не порождает умеренности, царит необузданность. Вот почему обряды и ритуал воздают должное каждому, а музыка умеряет [желания]. Если обряды воздают должное каждому, то на душе [у всех] радостно, если музыка умеряет [страсти], то на душе у всех спокойно. Воздаяние каждому с помощью обрядов и умеренность, порождаемая музыкой, по значению своему едины.

Ведь музыка — это радость, без которой человек в выражении своих чувств не может обойтись. Радость сердца выражается в звуках и мелодиях, проявляется в движении и в покое, в ней нравственная суть человека. Звуки и мелодии, движение и покой полностью передают изменения, происходящие в натуре и характере человека, поэтому человек не может обойтись без музыки, а музыка не существует без своей формы. Но если эта форма [музыки] не следует истинному пути, невозможно избежать смут. Прежние [мудрые] ваны ненавидели такого рода смуты и поэтому вырабатывали музыку од и гимнов, чтобы вести за собой людей; они стремились к тому, чтобы звуки этих од и гимнов приносили радость, а не вели к распущенности, чтобы украшающие их [слова] могли вполне убедить людей, не оставляя их равнодушными, чтобы арии этих од и гимнов — простые или сложные, скупые и умеренные или богатые, ограниченные или широкие — могли бы пробуждать в людях лучшие их чувства, и этого будет вполне достаточно, чтобы не позволять необузданным страстям и злым силам завладевать [сердцами людей]. Таков был способ утверждения музыки у прежних [мудрых] правителей.

В силу этого правитель и чиновники, высшие и низшие все вместе слушают музыку в храме предков [правителя], и среди них не бывает таких, кто не был бы покорным и почтительным; среди односельчан в десятидворках и стодворках 52 все старшие и младшие совместно слушают музыку [в своих храмах предков], и среди них тогда не бывает таких, кто проявлял бы непокорность и непочтительность; отцы и сыновья, старшие и младшие братья в своих внутренних дворах совместно слушают [ритуальную] музыку, и среди них тогда не бывает таких, кто не был бы покорным и не был близок к своим родственникам. Поэтому музыка звучит едино и тем утверждает гармонию, использует разные инструменты, чтобы разнообразить ритмы, упорядочивает совместное исполнение и тем достигает законченности и совершенства. Тем самым достигаются объединение и согласие между отцами и сыновьями, между правителями и их слугами, устанавливаются отношения близости и доверия среди всей массы народа. Именно таков был метод установления музыки у прежних [мудрых] ванов. [87]

Поэтому, когда [человек] слушает звуки этих од и гимнов, его устремления и мысли приобретают широту; когда он держит в руках щиты и боевые топоры, упражняясь в наклонах головы взад и вперед, в изгибах и выпрямлении тела, то его наружность и внешний вид приобретают внушительность; когда [танцоры], идя рядами, показывают свое искусство, собираются в разных построениях, то ряды их прямы и стройны, движения вперед и назад четки. Таким образом, музыка связана в одно с Небом и Землей, она является основой соразмерности и гармонии, и человеческие чувства без нее обойтись не могут. Итак, с помощью музыки прежние [мудрые] правители выражали радость, с помощью боевых топоров и секир прежние [мудрые] правители выражали свой гнев. Поэтому радость и гнев прежних правителей надлежаще регулировались. Когда они радовались, Поднебесная была в согласии с ними; когда они гневались, насильники и смутьяны боялись их. Можно сказать, что, когда осуществляется истинный путь прежних [мудрых] ванов, обряды и музыка процветают 53.

Вэйский Вэнь-хоу спросил как-то у Цзы-ся 54: «Когда я, надев парадную шапку, слушаю древнюю музыку, то боюсь только, как бы не заснуть; когда же я слушаю напевы княжеств Чжэн и Вэй, то не ведаю усталости. Осмелюсь спросить: почему древняя музыка такова и почему новая музыка иная?» Цзы-ся ответил: «Коснусь сначала древней музыки. [Под древнюю музыку] танцующие вместе двигаются вперед, вместе идут назад, движения гармоничны и правильны, и поэтому создается широта; струнные и деревянные инструменты, волынки и свирели — все молчат, пока не ударят в барабаны. Начало исполнения отмечается искусными ударами барабана, остановки и перестроения танцоров отмечаются воинственными [ударами] гонгов; управляют перестроениями с помощью ударов в барабан сян, ускоряют темп с помощью ударов в трубку-барабан я 55. Вот тогда совершенный муж скажет, что это и есть следование пути древних, [согласно которому] надо совершенствовать сначала себя, потом семью и затем равномерно распространить все это на Поднебесную, — в этом и заключены начала древней музыки.

Теперь коснусь новой музыки. [Танцующие] двигаются под нее вперед и затем назад склонив головы; непристойные ее звуки приводят к сладострастию, погрузившись в него, невозможно остановиться. [Под эту музыку] выступают актеры и комедианты, у них, как у мартышек, смешаны мужчины и женщины, не отличаются отец от сына. Прослушав подобную музыку до конца, не найдешь, о чем и говорить, где уж там идти по пути древних, — вот каковы проявления новой музыки. Ныне то, о чем вы, правитель, меня спрашиваете, это [древняя] музыка, а то, что вы любите, это [новые] музыкальные мелодии. Хотя та [88] музыка и эти мелодии и близки друг к другу, но они неодинаковы».

Вэнь-хоу сказал: «Осмелюсь спросить: как же это так?» Цзы-ся, отвечая, сказал: «В древности Небо и Земля следовали [естеству], и все четыре сезона [наступали] в надлежащее время; народ обладал добродетелями, и все пять злаков процветали; болезни и бедствия не приключались, и не было добрых и дурных предзнаменований — все это и называлось великим соответствием. Вслед за тем [древние] мудрецы установили отношения между отцом и сыном, между правителем и его слугами, сделав их постоянными законами, а коль скоро эти постоянные законы и правила были справедливыми, Поднебесная прочно утвердилась. А после, того как Поднебесная прочно утвердилась, были выправлены шесть основных музыкальных тонов, приведены в гармоническое соответствие пять ладов, стали играть на струнных инструментах и петь гимны Ши цзина. Это были мелодии о добродетелях, а мелодии о добродетелях и называют [истинной] музыкой. В «Книге песен» говорится:

Нет выше мелодий о его добродетелях,
Его добродетелях, могущих все постичь.
Он мог постичь и различить все сущее,
Старшим мог стать и стать правителем.
Ван-[цзи], управляя огромной нашей страной,
Смог добиться послушания и покорности [народа],
Править за ним наступил тут черед Вэнь-вана,
Его совершенства во всем были безупречны,
Он принял Владыки верховного милости
И передал их детям и внукам своим
56.

Об этом я и говорю. Но разве это не испорченные мелодии и напевы, которые ныне вам, правитель, нравятся?»

Вэнь-хоу сказал: «Осмелюсь спросить: откуда же появились те испорченные напевы?» Цзы-ся сказал, отвечая: «Напевы княжества Чжэн поощряют пристрастия к излишествам и распутству, напевы княжества Сун влекут к женщинам и губят [хорошие] устремления, напевы княжества Вэй быстро докучают и создают беспокойные мысли, напевы княжества Ци порождают высокомерие, злость и честолюбивые намерения. Мелодии и напевы этих четырех княжеств полны сладострастия и вредят добродетелям людей, поэтому их и не используют во время молений и жертвоприношений 57. В «Книге песен» сказано:

Благоговейно, стройно и в лад [звуки гимнов] звучат,
Наши славные предки [с радостью] слушали их 58.

Ведь слово су-су — это почтительность, слово юн-юн — это гармония. А когда почтительностью достигается гармония, какое дело не исполняется? Надо только, чтобы тот, кто управляет людьми, тщательно следил за проявлениями своей любви и [89] ненависти, и все. Тогда то, что правитель любит, чиновники осуществляют; то, что государь проводит в жизнь, народ этому следует. В «Книге песен» сказано: «Наставлять народ тогда легко» 59, что как раз и говорит об этом.

Вслед за тем мудрые [люди] создали тамбурин тао, барабан гу, ящик с билом цян и лежащего тигра с клавишами цзе, окарину сюань и флейту чи 60. На всех этих шести видах инструментов звучали благородные мелодии. Затем появились колокол, каменное било, волынка юй, и гусли сэ, которые гармонически дополнили первые инструменты 61. Щиты и боевые топоры, хвосты фазанов и яков использовались при плясках. Эта музыка и танцы сопровождали жертвы в храмах духам прежних [мудрых] правителей, они исполнялись также, когда глава дома угощал вином участников церемонии, когда подносили вино тому, кто представлял духа, когда поднимали тост за главу дома 62. Когда расставляли чиновников по рангам, по их знатности и незнатности, каждый получал должное. Все это служило тому, чтобы показать будущим поколениям порядок отношений между благородными и низкими, между старшими и младшими.

Долгий звук колокола рождает призыв, а призыв рождает решимость, решимость же зовет к военным делам. Совершенный муж, заслышав звук колокола, думает о военных чиновниках-офицерах. У каменного била чистый звук, он рождает умение различать [добро и зло], а такое различение рождает самопожертвование. Совершенный муж, слыша звон каменного била, думает о чиновниках, погибших в борьбе за жалованные земли. Звуки от струн из шелка печальны, эта печаль рождает бескорыстие, а бескорыстие утверждает волю. Совершенный муж, слыша звуки гуслей цинь и сэ, думает о чиновниках, верных долгу. У инструментов из бамбука звуки растекаются, растекаясь, они рождают [стремление] собираться вместе, а собираясь, люди образуют сборище. Совершенный муж, слыша звуки волынок юй и шэн, большой свирели сяо и флейты гуань, думает о чиновниках, воспитывающих толпы людей 63. Звуки барабанов гу и пи, [используемых в пешем и конном строю], шумливы, этот шум рождает движение, а движение бросает массы людей вперед. Совершенный муж, слыша звуки барабанов пехоты и конницы, думает о служивых, которые ведут войска и командуют ими 64. Так совершенный муж, слушая [различные] звуки и мелодии, не просто слышит звон и стук, и только, но находит в них то, что связано с его мыслями и намерениями».

Как-то Биньмоу Цзя сидел рядом с Конфуцием, и Конфуций завел с ним разговор. Коснувшись музыки, философ сказал:

«Почему предостерегающие удары [барабана] к воинственному танцу [и сопровождающей его музыке] столь [90] продолжительны?» 65. Ответ гласил: «[У-ван] опасался, что он еще не заполучил поддержки масс [своих войск]». — «Зачем же нужны длительные вздохи и протяжные звуки?» Ответ гласил: «[У-ван] боялся, что срок выступления еще не настал». — «А почему ранее всего [танцующие] двигают руками и ногами, вопят и прыгают с ожесточением?» Ответ гласил: «Значит, время сражения приспело». — «Почему в воинственном танце [танцующие] приседают, касаясь правым коленом земли, и поднимают левую ногу?» Ответ гласил: «Это уже не приседания воинственных [мужей]». — «Почему звуки музыки столь разнузданны, сближаясь [с напевами] дома Шан?» Ответ гласил: «Это уже не мелодии воинственного танца». Философ тогда сказал: «Если это не мелодии воинственного танца, то какие же это мелодии?» Ответ гласил: «Те, кто управлял [музыкой и танцами], утратили их традиции; если же допустить, что утратили традиции не управители церемоний, тогда [надо допустить], что устремления У-вана были необузданными». Конфуций сказал: «То, что я, Цю, слышал от Чан Хуна 66, также подтверждает правоту ваших слов».

Биньмоу Цзя встал, сошел с циновки и, в свою очередь, спросил [Конфуция]: «Что касается длительности приготовлений и предостерегающих ударов [в барабаны] к воинственному танцу у, то тут ясность есть. Осмелюсь спросить, почему и в дальнейшем долго тянутся замедления [в танце и построениях]?» Конфуций сказал: «Усаживайтесь, я расскажу вам об этом. Ведь музыка отображает то, что совершалось. [Когда танцующие], держа щиты, стоят недвижно, подобно скалам, это передает действия У-вана 67; [когда танцующие] двигают руками и ногами, вопят и прыгают с ожесточением, это передает волю Тай-гуна 68. Когда воинственный танец прерывается и все приседают, это передает [идею] управления Чжоу-гуна и Чжао-гуна 69. Вместе с тем начало воинственного танца у отображало поход У-вана на север 70; второй акт танца отображал уничтожение царства Шан; третий акт отображал поход на юг; четвертый акт отображал [покорение] южных царств на границах страны; пятый акт танца отображал разделение [власти], в области Шэнь, когда Чжоу-гун становился левым, а Чжао-гун правым [советником] 71; в шестом акте [танцующие] вновь соединялись, чтобы поклониться Сыну Неба. После этого [танцующие] смыкают ряды, двигаются с воодушевлением, делая четыре выпада вперед, чтобы прославить величие [Чжоу] среди срединных государств 72. Затем [танцующие] вновь разделяются, как бы окружая [врага], и продвигаются, показывая, что дело уже подготовлено. Когда [танцующие] подолгу стоят в рядах, они [отображают] ожидание [У-ваном] прибытия владетельных князей [на поле боя] 73. Неужто вы еще не слышали рассказа о битве под Муе? Когда У-ван победил Инь и прибыл в [91] столицу Шан, он, не сходя с колесницы, пожаловал потомкам императора Хуан-ди земли в Цзи, пожаловал потомкам императора Яо земли в Чжу, пожаловал потомкам императора Шуня земли в Чэнь; затем, сойдя с колесницы, он пожаловал потомкам рода Ся-хоу земли в Ци, пожаловал потомкам иньского дома земли в Сун 74, велел насыпать холм на могиле княжича Би-ганя, освободил из заключения Цзи-цзы, послал найти Шан-жуна, с тем чтобы вернуть его на место. Простой народ получил облегчение от [жестокого] управления, множеству служилых увеличили содержание. [После этого У-ван] переправился через Хуанхэ и направился на запад, он пустил [боевых] коней пастись у южных склонов горы Хуашань, чтобы не впрягать их больше в колесницы; пустил быков пастись в полях близ Таолиня, чтобы больше не запрягать их в повозки; военные колесницы и доспехи были укрыты и спрятаны в склады, чтобы больше их не применять; щиты и копья были собраны, сложены остриями назад и завернуты в тигровые шкуры. Всех мужей, командовавших войсками, он сделал владетельными князьями, именуя их цзянь-гао — «зачехленными щитами и копьями» 75. После этого Поднебесная поняла, что У-ван больше не намерен использовать оружие. Распустив войска, [У-ван] устраивал в окрестностях столицы стрельбы из лука, стрелявшие слева исполняли песню Ли шоу, стрелявшие справа исполняли песню Цзоу юй, когда же стрелы пробивали доспехи насквозь, стрельбы прекращались 76.

[Чиновники стали носить] парадное платье и шапку, затыкая за пояс табличку для записей, а храбрые мужи-удальцы снимали с себя мечи; жертвы приносились предкам в зале Минтан, и народ понимал, что такое сыновье послушание. Устраивались аудиенции при дворе, и владетельные князья знали свое место слуг государя; [ван] работал на поле цзе-тянь, и владетельные князья понимали, что надлежит почитать. Указанные пять свершений и составили великие наставления для Поднебесной 77. Мудрые старцы из числа сань-лао и у-цзин кормились в пристанище для старых Тайсюэ, Сын Неба, обнажив левое плечо, сам закалывал жертвенных животных, затем подносил старцам блюдо с соусом и кубок с вином, давая им прополоскать рот [после еды] 78. Он надевал шапку и брал в руки щит, [присоединяясь к танцующим], таким путем [У-ван] учил владетельных князей уважать старших. Подобным образом истинные пути чжоуского управления достигали четырех пределов, обряды и музыка взаимно проникали во все, а коли так, то почему бы воинственному танцу у [и музыке] не тянуться долго?» 79.

Цзы-гун [Сы], встретив как-то Ши И, спросил у него: «Я, Сы, слышал, что каждому человеку подходят соответствующие звуки и песни, какая же песня должна подходить такому, как я, [92] Сы?» 80. Ши И сказал: «Я, И, лишь ничтожный ремесленник, как же можно спрашивать меня о том, что подходит каждому? Лучше разрешите поведать о том, что я слышал, а вы, наш учитель, сами возьмете, [что нужно], из этого... 81.

Тому, кто великодушен и спокоен, мягок и прям, подходит петь гимны сун; тому, кто широк натурой и спокоен, проницателен и доверчив, подходит петь большие оды да-я; тому, кто почтителен и бережлив, любит обряды и ритуал, подходит петь малые оды сяо-я; тому, кто непреклонен и прямолинеен, чист и бескорыстен и к тому же уступчив, подходит петь песни царств [го-]фэн; тому, кто добр и любит людей, подходит петь [гимны] Шан; тому, кто самоволен и способен решать дела, подходит петь песни царства Ци. Ведь песня — это то, что [требует] выправления самого себя и проявления человеком добродетелей; когда же человек изменяет себя, тогда Небо и Земля откликаются на это, четыре сезона года находятся в гармонии, созвездия и звезды сохраняют свой порядок, а все живое на земле развивается как надо. Поэтому в гимнах Шан имеются звуки, оставшиеся от времен пяти императоров [древности], и, коль скоро шанцы испытывали склонность к ним, их и называют шанскими 82. В песнях царства Ци имеются звуки, оставшиеся от трех эпох, и, коль скоро цисцы испытывали склонность к ним, их и называют песнями Ци. Тот, кто ясно разбирается в стихах Шан, тот в момент действия обычно решителен; тот, кто ясно разбирается в стихах Ци, тот, видя выгоду, уступчив. Если в момент действия проявляется решительность, это и есть смелость; если, видя выгоду, человек уступает, это — справедливость. А когда есть смелость и проявляется справедливость, что же, кроме песен, поможет сохранить эти качества? Таким образом, высокие [ноты] в песнях как бы поднимают [человека], низкие ноты как бы опускают его; перемежающиеся ноты как бы сгибают [человека], остановка [такта] как бы парализует его, стесненные [звуки] ограничивают, извивающиеся [звуки] завлекают, а непрестанные переливы [звуков] напоминают нанизанную связку жемчуга. Следовательно, песня состоит из слов, и в ней жизнь этих слов продлевается. Радуясь чему-то, выражают это в словах; когда слов недостаточно, то продлевают жизнь слов [в песне]; когда такое продление жизни слов недостаточно, прибегают к восклицаниям и вздохам; когда и восклицаний и вздохов недостаточно, то непроизвольно начинают двигать руками и ногами, прибегая к танцам». [Таков был ответ Ши И] на вопрос Цзы-гуна о музыке 83.

Всякая мелодия берет свое начало в человеческом сердце, Небо дарует музыку человеку, чтобы сноситься с ним, подобно [93] тому как тень отражает формы тела, как эхо отражает звуки. Тех, кто делает добро, Небо одаривает счастьем, а на тех, кто творит зло, Небо ниспосылает бедствия, и это естественный порядок.

В силу этого, когда Шунь играл на пятиструнных гуслях цинь и пел песни «О южных нравах», Поднебесная [хорошо] управлялась; когда Чжоу[-синь] исполнял мелодии поселений к северу от Чжаогэ, он погиб сам и погубил свое царство. Почему же путь правления Шуня так величествен, а путь правления Чжоу[-синя] столь ограничен? Ведь то, что появилось из стихов «О южных нравах» и выросло в мелодии, радовало Шуня и нравилось ему, эта музыка имела общие устремления с Небом и Землей, она приносила радость сердцам людей всех десяти тысяч владений, поэтому Поднебесная управлялась. А песни [поселений к северу] от Чжаогэ не отвечали времени, бэй по звучанию означало и «поражение», бы по звучанию означало также «захолустье». Коль скоро Чжоу[-синь] любил эти песни и радовался им, он расходился с чувствами людей десяти тысяч владений, чжухоу ему перестали подчиняться, байсины были от него далеки. [В результате] Поднебесная взбунтовалась против него, и он погиб сам и погубил свое царство 84.

Вэйский Лин-гун отправился как-то в княжество Цзинь 85 и, прибыв на берег реки Пушуй, заночевал там. В полночь послышались звуки играющих гуслей. [Князь] спросил об этом приближенных, но те ответили, что не слышат музыки. Тогда [князь] призвал Ши Цзюаня и сказал ему: «Я слышал звуки играющих гуслей, спросил об этом приближенных, но никто не слышал [музыки]. Похоже, что [явились] духи людей и небесные духи. Послушай [эту музыку] для меня и запиши ее мелодии». Ши Цзюань сказал: «Слушаюсь!» 86. Затем он сел, выпрямившись, прижал к себе гусли, стал слушать и записывать мелодии. На следующий день он доложил: «Я заполучил их мелодии, но, так как я не наторел в них, прошу дать еще ночь, чтобы поупражняться в них». Лин-гун разрешил, и прошла еще ночь. На следующий день [Ши Цзюань] доложил: «[Я уже] имею навык в этих мелодиях». Тогда [Лин-гун] покинул это место и отправился в Цзинь, где встретился с цзиньским Пин-гуном 87.

Пин-гун устроил для гостя пир на террасе Шихуй («Оказание милостей»). Опьянев, Лин-гун сказал: «Ныне в поездке я слышал новые мелодии, прошу разрешения исполнить их». Пин-гун сказал: «Можно». Тотчас приказали Ши Цзюаню сесть рядом с Ши Куаном и, взяв в руки гусли, сыграть на них. [Ши Цзюань] еще не закончил игру, как Ши Куан схватил его за руку и остановил исполнение, сказав: «Это звуки [мелодий] гибнущего государства, их не следует продолжать». Пин-гун спросил: «Каким путем появилась [эта музыка]?» Ши Куан ответил: [94] «Сочинил ее Ши Янь и представил Чжоу[-синю] в качестве разгульной музыки; когда же У-ван покарал, наконец, Чжоу[-синя], Ши Янь бежал на восток и бросился в воды Пушуй, поэтому услышать звуки этих мелодий можно лишь на берегах Пушуй. Кто первым услышит эти звуки, царство того будет уничтожено». Но Пин-гун заявил: «Я люблю [разные] мелодии, хочу и дальше слушать эту музыку». Тогда Ши Цзюань ударил по струнам и доиграл до конца.

Пин-гун спросил после этого: «А есть ли мелодии не столь печальные?» Ши Куан ответил: «Имеются». Пин-гун спросил. «Можно ли их прослушать?» Ши Куан ответил: «Когда добродетели и справедливость правителя не сильны, слушать их не полагается». На что Пин-гун сказал: «Я люблю [разные] мелодии и желаю послушать и эти». Ши Куану ничего не оставалось делать, как взять гусли и ударить по струнам. Когда он сыграл в первый раз, две стаи по восемь черных журавлей прилетели и сели на крышу галереи дома; когда он сыграл повторно, птицы вытянули шеи и загоготали, затем, развернув крылья, затанцевали. Пин-гун очень обрадовался, встал и пожелал долгих лет Ши Куану. Вернувшись и сев на свое место, Пин-гун спросил: «А есть ли еще мелодии не столь скорбные?» Ши Куан ответил: «Имеются. В древности с помощью таких мелодий Хуан-ди собирал в большом числе духов людей и небесных духов. Но ныне ваши, правитель, добродетели и справедливость не сильны, вы не заслуживаете того, чтобы их слушать. Если же послушаете эти мелодии, то в будущем потерпите поражение». Пин-гун сказал: «Я уже стар и люблю слушать [разные] мелодии, желаю послушать и эти». Ши Куану ничего не оставалось делать, как взять гусли и ударить по струнам. Когда он сыграл эти мелодии первый раз, на северо-западе поднялось белое облако; когда он сыграл их повторно, налетел ураган с дождем, ветер сорвал черепицы с крыши галереи, и приближенные князя разбежались. Пин-гун испугался и упал ниц в простенке между галереей и княжескими покоями. В княжестве Цзинь наступила большая засуха, и три года земля оставалась голой и бесплодной 88.

Слушающему [музыка может принести] либо счастье, либо несчастье. Музыку нельзя безрассудно исполнять.

Я, тайшигун, Придворный историограф, скажу так.

Всякий раз, когда мудрые правители далекой древности прибегали к музыке, они это делали не для удовольствия и собственной радости, не для услаждения чувств и велений страсти, а стремились применить ее в управлении [страной]. Все, кто [придерживался] правильного учения, начинали с мелодий, если же мелодии были правильными, то и действия были верными. Вот почему мелодии и музыка в целом так потрясают наши органы и воздействуют на нашу кровь, проникают в [95] глубины души и приводят в гармонию истинные чувства [человека].

Таким образом, тон гун воздействует на селезенку и приводит в гармоническое состояние истинную мудрость; тон шан воздействует на легкие и приводит в гармоническое состояние истинный долг [человека]; тон цзюэ воздействует на печень и приводит в гармоническое состояние истинное человеколюбие [в человеке]; тон чжи воздействует на сердце и приводит в гармонию истинные обряды и ритуал; тон юй воздействует на почки и приводит в гармоничное состояние истинный разум [человека]. Поэтому музыка помогает в самом человеке выправлять [и проявлять] истинные чувства, а вовне помогает различать знатных и простых; в верхах ее используют для служения в храме предков, в низах музыку используют для преобразования черни.

Гусли цинь имеют длину 8 чи и 1 цунь, и это правильный размер. Большая струна на них издает тон гун, и, поскольку она помещается в центре инструмента, она [подобна] господину [над остальными струнами]. Тон шан издается струной с правой стороны, остальные большие и малые струны идут друг за другом, не нарушая своего порядка и последовательности; в таком случае положение господина и слуги [главной и остальных струн] будет правильным. Таким образом, слушая мелодию в тоне гун, люди становятся кроткими, спокойными и более широкими [во взглядах]; слушая мелодию в тоне шан, люди становятся прямыми и строгих правил, любящими справедливость; слушая мелодию в тоне цзюэ, люди становятся чувствительными к страданиям других и человеколюбивыми; слушая мелодию в тоне чжи, люди начинают радоваться хорошему и любят оказывать благодеяния; слушая мелодию в тоне юй, люди становятся собранными, соблюдающими порядок и проявляют любовь к обрядам.

Ведь обряды и ритуал входят в нас извне, а музыка рождается внутри нас. Поэтому совершенный муж ни на мгновение не разлучается с обрядами, а если хоть на мгновение отстранится от них, то распущенные и дикие поступки истощат его извне; ему нельзя также ни на мгновение расстаться с музыкой, а если он хоть на мгновение отойдет от нее, то гнусные и непристойные поступки истощат его изнутри. Вот почему с помощью музыкальных мелодий совершенный муж и воспитывает справедливость.

В древности Сын Неба и владетельные князья чжухоу слушали звон колоколов чжун и каменных бил цин, не покидая дворцов; высшие сановники — цины и дафу — слушали мелодии, исполняемые на гуслях цинь и сэ, не покидая своих мест перед дворцом; благодаря этому они воспитывали в себе справедливость в действиях и защищали себя от излишеств и ошибок. Ведь излишества и ошибки рождаются из отсутствия обрядов и [96] ритуала, поэтому мудрые правители побуждали людей слушать своими собственными ушами мелодии од и гимнов, побуждали своими глазами наблюдать за обрядами с величественными церемониями; чтобы они вышагивали сами в торжественных шествиях, чтобы их уста говорили о путях человеколюбия и долга. Поэтому совершенный муж целыми днями толкует [об этом], и в результате никакие гнусности и извращения не исходят [из человека] и не проникают в [его сердце].

Комментарии

1. «Трактат о музыке», как и предшествующий «Трактат об обрядах», состоит из нескольких частей: начальной и заключительной частей, идущих после слов Тайшигун юэ — «Я, тайшигун, Придворный историограф, скажу так...» и, как правило, принадлежащих кисти Сыма Цяня; из ряда отрывков канонической книги Ли цзи («Записи об обрядах») (гл. 37, 38, 39), повествующих о характере музыки, ее влиянии на человека и ее месте в обществе. Глава многослойна, и поэтому авторство Сыма Цяня с давних пор ставилось под сомнение (подробнее см. вводную статью к тому). Мы рассматриваем главу как черновой вариант, сделанный историком, признавая некоторые последующие интерполяции.

2. «Книга Юя» (Юй шу) входит в состав Шан шу и включает в нынешнем виде пять глав-цзюаней о «деяниях» легендарных Яо, Шуня, Юя, Гао Яо, И и Цзи. В главке, посвященной И и Цзи, приводится указание Юя на необходимость добиваться согласия среди помощников правителя, которые сравниваются с руками и ногами государя — гугун *** *** (см. ШСЦ, т. 3, Шан шу чжэн-и, кн. 1, гл. 5, с. 177). Этот же сюжет встречается в гл. 2 «Основных записей» («Исторические записки», т. I. M., 1972, с. 162).

3. Именно эта мысль выражена в одном из гимнов дома Чжоу — Сяо би — «Малое предостережение» (ШСЦ, т. 10, Мао-ши чжэн-и, кн. 6, с. 1801):

«Опыт учит нас стараться, чтоб всякое зло
В будущем горьких забот причинить не могло...»

и далее:

«Трудностей всех побороть не смогли мы, увы!
Вот и сидим, как среди ядовитой травы...»

Ши цзин». М., 1957, с. 436).

Под бедствиями, привнесенными чужими, имеются в виду восстания Гуань-шу, Гуань-цая и других противников Чжоу-гуна.

4. Повтор чжань-чжань цзин-цзин *** *** *** *** как выражение тревоги и страха встречается в малой оде Сяо минь в Ши цзине (ШСЦ, т. 7, с. 1002). Русский перевод его: «...и, страхом страшась, весь дрожу я, предвидя беду!» (с. 259). В главе использована лишь первая половина четырехслога.

5. Под Чжуань иногда подразумевалось одно из трех сочинений — Цзо чжуань, Гунъян чжуань и Гулян чжуань, а иногда различные толкования к древним сочинениям, распространенные в период Хань и составлявшиеся в основном конфуцианцами. Эти толкования передавались в письменной или устной традиции из поколения в поколение. О существовании подобного толкования к Лунь юю упоминал, например, ханьский Ван Чун (см.: Лунь-хэн цзи-цзе. Пекин, 1957, с. 177), на это же указывал советский автор И. С. Лисевич (см.: «Древнекитайская поэзия и народная песня». М., 1969, с. 71). Исходя из такой интерпретации, можно предположить, что Сыма Цянь цитирует здесь одно из подобных толкований

Мы, как и Гу Цзе-ган, ограничиваем цитату из «Толкований» восемью знаками. У Такигава слова хай нэй — «среди морей» включены в предыдущую мысль, хотя грамматически это не совсем оправдано. Накаи Сэкитоку эта два знака считает вообще ошибочно внесенными в текст (ХЧКЧ, т. IV, с. 1645).

6. Минтан *** *** — название дворца или зала, упоминаемого в Чжоу ли, в Да Дай ли и других сочинениях. По-видимому, исторически под этим названием фигурировали разные помещения, поэтому и описания их расходятся: по Као гун цзи в Чжоу ли — это одноэтажное здание из пяти помещений, по Да Дай ли — дом из девяти помещений с травяной крышей, по Ли цзи — южный зал дворца императора. В Да Дай ли так назван прямоугольный дворец длиной 300 шагов, в котором правитель определял заслуги князей. Иногда его сооружение связывают с именем Вэнь-вана (Да Дай ли, кн. 2, гл. 8, § 67, Минтан — Сы-бу цун-кань, т. 49). В любом случае Минтан был связан с деятельностью Сына Неба.

7. Цзяо цзяо *** *** трактуется в Шо вэнь как «обращение к духам с просьбой о помощи в борьбе против бедствий».

8. Песенный фольклор отдельных царств и княжеств древнего Китая, в котором более открыто и свободно выражались человеческие чувства и страсти, вызывал негодование у Конфуция, а затем у официального конфуцианства и приводил к обвинению в «безнравственности». Не случайно позднейшие комментаторы к песням Ши цзина стремились ослабить фольклорную эмоциональную струю в их содержании, истолковать песни в духе ханжеского смирения. Это видно по Лунь юю и по той характеристике, которая дана в настоящей главе более раскованным песням княжеств Чжэн и Вэй.

9. Такигава полагает, что в приведенной выше сентенции отражена идея Ле-цзы и Ян Чжу о пяти началах, о том, что «человек подобен Небу и Земле, его природа таит в себе пять начал» (ЧЦЦЧ, т. III, Ле-цзы, гл. 7, с. 85). Комментарий Чжан Чжаня к Ле-цзы, за которым последовала и Л. Д. Позднеева («Атеисты, материалисты, диалектики Древнего Китая». М., 1967, с. 115), под у чан понимает у-син — «пять стихий». Но нам представляется, что в контексте Ле-цзы и Сыма Цяня здесь речь идет об основных началах морального порядка, о разуме и чувствах человека.

10. Этот эпизод фигурирует также в гл. 47 Ши цзи. Циский князь, стремясь ослабить влияние советов Конфуция, якобы послал лускому правителю 80 красавиц, умеющих петь и танцевать, и 30 четверок лошадей. В результате луский ван забросил дела управления, а Конфуцию пришлось покинуть Лу. Объясняя этот шаг, Конфуций составил стихотворение, в котором говорилось:

«Пенье этих женщин смогло побудить меня уехать,
Приезд их сможет принести нам крах и гибель.
Видно, бродить и скитаться мне
До последнего смертного часа суждено»

(ШЦ, т. IV, с. 1918).

11. Лю го — шесть крупных княжеств или царств периода Чжаньго — Ци, Чу, Янь, Чжао, Хань, Вэй, — находившихся к востоку от Цинь. Период наибольшего могущества шести княжеств относится к 476-221 гг. до н. э.

12. Цзу-и — чиновник последнего иньского правителя, Чжоу-синя, увещевая его, говорил: «...вы, ван, распутничая и тиранствуя, губите себя» («Исторические записки», т. I, гл. 3, М., 1972, с. 177). Ли Сы, служивший Цинь Ши-хуану, а затем его сыну, пытается остановить Эр-ши в его излишествах, ссылаясь на печальный пример последнего правителя Инь.

Минский Лин Чжи-лун и Э. Шаванн выражают сомнение в том, что Ли Сы мог выступать с защитой Ши цзина и Шу цзина, так как он сам был инициатором сожжения канонических книг в стране (ХЧКЧ, т. IV, с. 1647; МИС, т. Ш, с. 233). Но Такигава, на наш взгляд правильно, отмечает, что Ли Сы, осуществляя уничтожение канонов, стремился ограничить их хождение в народе, среди чиновников и местной знати, которые, опираясь на авторитет старины, критиковали политику централизации в Цинь. Вместе с тем при дворе у высшей знати эти книги сохранялись и ценились (ХЧКЧ, т. IV, с. 1647).

13. Пять императоров, согласно варианту Ши цзи, это: Хуан-ди, Чжуань-сюй, Ку, Яо и Шунь (см. 1 том); три вана — это традиционные основатели трех древних династий Ся, Инь и Чжоу: Юй, Тан и Вэнь-ван.

14. В понимании и переводе словосочетания цзе цзэ *** *** мы приняли объяснение Окасиро Кома — «распространять милости и благодеяния».

15. Луэр *** *** [в Ле-цзы *** *** — ЧЦЦЧ, т. 3, гл. 3, с. 32, что в переводе Л. Д. Позднеевой звучит как «конь Зеленое ухо» («Атеисты, материалисты, диалектики Древнего Китая», с. 68)] — один из восьми легендарных скакунов чжоуского Му-вана, на которых он, по преданию, ездил на запад и встречался с царицей гор Сиван-му (этот скакун упоминается и в My тяньцзы чжуань — см.: Сы-бу бэй-яо, т. 1129, цз. 4. Шанхай, 1936, папка 120).

Смысл тирады Чжао Гао сводится к стремлению убедить императора Эр-ши не следовать старым канонам, наслаждаться жизнью, не проявляя чрезмерной активности и тем более не предпринимая дальних вояжей вроде тех, какие совершал Му-ван на своих скакунах. Речь, судя по стилю, продукт более позднего ханьского времени.

16. Это стихотворение приведено в гл. 8 («Исторические записки», т. II, с. 195). В форме песни оно называется Да фэн гэ — «Песнь большому ветру» или Фэн ци ши — «Поднимается ветер» (см. ХШБЧ, т. III, с. 1925).

17. Музыкальная палата — Юэфу, по данным Хань шу, была учреждена лишь при У-ди (ХШБЧ, т. III, с. 1926), но зачатки этой организации, очевидно, появились уже при предыдущих императорах, на что указывает и данный текст. Советские исследователи рассматривают Юэфу как «одно из важных учреждений созданной при Хань централизованной системы управления общественной жизни», призванной собирать народные песни, обрабатывать их и приспосабливать к нуждам государственной власти (Б. Б. Вахтин. Возникновение Юэфу. — «Советское китаеведение». 1958, № 3, с. 125-129; см. также: И. С. Лисевич. Древнекитайская поэзия и народная песня. М., 1969).

18. В краткой биографии Ли Янь-няня, помещенной в коллективном жизнеописании льстецов и подхалимов (ШЦ, т. 6, гл. 125, с. 3195), Сыма Цянь отмечает музыкальность всей семьи, умение Янь-няня петь и писать музыку для песен, за что окружающие дали ему прозвище се шэн люй *** *** ***-«гармонизирующий тоны звукоряда», которое позднее вошло в его титул. Он стал фаворитом императора и, видимо, его шутом. Хань шу добавляет, что он написал музыку для стихов и гимнов, составленных Сыма Сян-жу и другими придворными поэтами для жертвенных церемоний (ХШБЧ, т. VIII, гл. 93, с. 5283-5284).

19. Ко времени У-ди, о котором идет речь, к пяти уже канонизированным книгам относились: И цзин, Шу цзин, Ши цзин, Ли цзи и Чунь-цю.

20. Тай-и — Великое единое — дух и основа всего сущего (см. гл. 23, с. 1169). В Люй-ши чунь-цю сказано: «Истоки музыки и звуков далеки, они рождаются в пространстве, корни же их в Великом едином. Из Великого единого появляются две формы — Небо и Земля, из Неба и Земли рождаются силы инь и ян... Все сущее начинается и создается в Великом едином» (ЧЦЦЧ, т. VI, Люй-ши чунь-цю, гл. 5, с. 46).

Ганьцюань — название дворца, построенного У-ди в 121 г. до н. э. по совету мага Шао-вэня (см.: «Исторические записки», т. II, гл. 12, с. 259). В Хань шу местом жертвы назван холм Юаньцю в этом же дворце, своей круглой формой символизировавший Небо.

21. Описание Сыма Цяня лишено мистики. В течение ночи люди, естественно, могли наблюдать падение отдельных звезд (метеоритов), которое уже магами истолковывалось в нужном духе. В Хань шу в аналогичном месте добавлены ирреальные детали: «Ночью часто появлялся священный огонь, подобный падающей звезде, он задерживался и стоял над жертвенником, а Сын Неба из своего бамбукового дворца в это время поклонялся ему издали» (ХШБЧ, т. III, гл. 22, с. 1927).

22. Названия гимнов отражают либо характерные черты сезонов, во время которых эти гимны исполнялись: Цин-ян — весной, когда воздух чист и солнце теплое, Чжу-мин — летом, когда воздух накален и солнце яркое; либо названия духов — покровителей сезонов: Си-хао — дух запада, Сюань-мин — дух севера и зимы. Это частично совпадает с определениями сезонов года в Эр-я (ШСЦ, т. 38, Эр-я чжу шу, гл. 6, с. 226). Все четыре названия взяты из первых строчек этих гимнов.

23. Тексты всех девятнадцати существовавших гимнов помещены Бань Гу в главе о ритуалах и музыке (ХШБЧ, т. III, с. 1934-1954), их перевод на французский язык выполнен Шаванном и дан в приложении к III тому (МИС, ч. III, с. 612-629). Гимны использовались при жертвоприношениях Небу в предместьях столицы (цзяо сы *** ***).

Выражение «Я о них не толкую» употреблялось историком довольно часто и встречается в эпилогах гл. 62-65 (ШЦ, т. V, с. 2136, 2155, 2160, 2168) и связано с распространенностью в обществе книг, гимнов и других явлений культуры, не требующих детального разъяснения. Это выражение косвенно усиливает позиции сторонников аутентичности гл. 24.

24. Вовашуй — река, протекающая по современному уезду Аньси провинции Ганьсу и являющаяся притоком реки Данхэ, на которой стоит известный Дуньхуань. В то время это был крайний запад ханьского Китая.

25. О нахождении необыкновенной лошади в водах Вовашуй упоминалось в указе императора У-ди под 4-м годом юань-дин, т. е. в 113 г. до н.э., осенью. Сложенный по этому поводу текст назывался «Песня о драгоценном треножнике и лошади с небес» — Бао-дин тянь-ма чжи гэ (ХШБЧ, т I, с. 202).

26. Давань (юань) — древнее царство в Средней Азии, куда войска У-ди совершили завоевательный поход. Согласно Хань шу, находилось на расстоянии более 6 тыс. км к западу от столицы ханьского государства Чанъани.

В гл. 6 Хань шу под 4-м годом тай-чу (101 г. до н. э.) сообщается о походе военачальника Ли Гуан-ли на запад, об убийстве им вана Давани и привозе оттуда необыкновенной лошади, в связи с чем была составлена песня «О лошади из-под небес с западных пределов» (ХШБЧ, т. I, с. 221). Название «Лошадь из-под небес» — Тянь ма было, по-видимому, обозначением породы полудиких лошадей, водившихся в горах Центральной Азии. В гл. 123 «Исторических записок» при описании Давани, где после плена у сюнну побывал ханьский посол Чжан Цянь, говорится: «У них множество прекрасных лошадей. Эти лошади потеют кровью, их предки — лошади с небес...» (ШЦ, т. VI, с. 3160). В примечании к тексту Хань шу инь-и (составленном Цзинь Чжо в IV в.) рассказывается о стремлении жителей степей и долин получить потомство от горных диких скакунов из-за их силы и скорости (русский перевод гл 123 есть в кн.: Н. В. Кюнер. Китайские известия о народах Южной Сибири, Центральной Азии и Дальнего Востока. М., 1961; см. с. 104).

27. Цзи Ань — чиновник ханьского двора, умер в 112 г. до н. э. Его жизнеописание помещено в гл. 120 «Исторических записок» (ШЦ, т. VI, с. 3105-3111). Ань был сторонником даосизма и многократно выступал против несправедливости.

Коль скоро известно, что Цзи Ань умер своей смертью в 112 г., следовательно, предложение Гунсунь Хуна о его казни не было принято. В жизнеописании Гунсунь Хуна в гл. 112 (ШЦ, т. VI, с. 2949-2953) этой речи нет, хотя столкновения его с Анем случались и раньше. В силу этого аутентичность последнего абзаца и диалога Цзи Аня и Гунсунь Хуна вызывает сомнения ученых, которые указывали на несколько бросающихся в глаза анахронизмов: 1. Поимка лошади в водах Вовашуй связывается в рассказах об этом с указом 113 г. до н. э., песня о лошадях-скакунах из Давани обычно относится ко времени похода туда, т. е. к 104 г., а Гунсунь Хун умер в 120 г. до н. э., следовательно, участником или свидетелем обоих событий быть не мог. 2. Цзи Ань никогда не был столичным военачальником, к тому же он умер в 112 г. до н. э., за восемь лет до привоза коней из Давани. Значит, и он не мог быть участником подобных событий (об этом см. соображения Лян Юй-шэна — ЛЮШ, кн. 7, гл. 15, с. 2-3).

Таким образом, налицо явные несуразности и ошибки, вероятно, связанные с вмешательством интерполяторов более позднего времени. Такигава высказывает одну из возможных догадок, позволяющих хотя бы внешне устранить противоречия в датах. Дело в том, что первым советником в 104 г. до н. э. был не Гунсунь Хун, а его родич Гунсунь Хэ, а на прежней должности Цзи Аня находился его младший брат Цзи Жэнь (наследование должностей представителями одной семьи было нередким явлением в императорском Китае).

Комментатор полагает, что если подобный обмен речами имел место, то он мог состояться только между Гунсунь Хэ и Цзи Жэнем, но интерполяторы и переписчики, не искушенные в обстановке тех веков, ставили более известные им имена, не всегда сообразуясь с датами. Так это или нет, но неаутентичность заключительного диалога представляется несомненной. Мы имеем дело с речами, придуманными позднее.

В этом месте заканчивается первая часть главы, написанная от имени придворного историографа. Она явно незавершена, прерываясь на диалоге, к тому же неаутентичном.

28. Отсюда и далее на протяжении большей части главы цитируются с некоторыми перестановками (по отношению к ныне существующим текстам канонов) и заменой отдельных иероглифов гл. 37, 38 и 39 трактата Ли цзи («Записи об обрядах»), в которых содержится 19-й раздел книги под названием Юэ цзи («Записи о музыке»). Китайские ученые в большинстве своем считают, что современный текст Ли цзи близок к труду ханьского Дай Шэна, носившего название Сяо Дай Ли цзи. Прокомментированный Чжэн Сюанем, а затем танским Кун Ин-да, этот текст стал называться просто Ли цзи и в начале Тан был включен в число пяти классических книг У-цзин.

В переводе основных музыкальных терминов, встречающихся в отрывках глав «Записей об обрядах», нами, как правило, приняты следующие эквиваленты: шэн *** — «звуки», «тоны»»; инь *** — «мелодия» (т.е. благозвучная последовательность звуков, образующая известное музыкальное единство), «напев»; юэ *** — «музыка».

29. В предложении употреблено слово у *** — «предметы», «вещи», «существа». В данном контексте еще танский Чжан Шоу-цзе толковал у как вай-цзин *** ***, т. е. внешние по отношению к человеку предметы, внешний мир. В переводе и принято это толкование, наиболее точно, на наш взгляд, передающее мысли подлинника.

30. Свойственный древности синкретизм многих надстроечных явлений был характерен и для понятия юэ. На раннем этапе человеческой истории, как известно, музыку (или выкрики) сопровождали пляски и игры в виде ритмично организованных движений, различные магические действия. Позднее с ростом музыкальных первоэлементов (вычленение музыкальных звуков-тонов, интервалов и т. д.) широкое использование музыки становится характерным для военных песнеплясок, воспроизводящих военную обстановку или действия, для ритуалов условно-символического характера. В данном случае в Ли цзи как раз и упоминаются различные атрибуты культовых и военных плясок — боевые щиты и топоры, бычьи хвосты и фазаньи перья.

31. Пять названных здесь тонов: гун, шан, цзюэ, чжи и юй — образуют пятиступенную китайскую гамму, сложившуюся с древних времен. Пентатоника была и остается характерной особенностью китайского музыкального строя (как, впрочем, и музыки ряда других древних государств). Этот пятиступенный лад был основан в то же время на двенадцатиступенном хроматическом ряде люй ***, что резко увеличивало число ладов-тональностей.

В Ли цзи вместе с тем отражена и традиционная символика музыкальных тонов-звуков, придающая им ритуально-священный смысл и приписывающая звукам определенную степень влияния на общественные явления или взаимосвязь их с состоянием управления обществом.

Глагольная часть предпоследней фразы де сян лин *** *** *** — «они постоянно мешают друг другу» мы, в согласии с толкованием Накаи Сэкитоку, отнесли лишь к музыкальным тонам (ХЧКЧ, т. IV, с. 1655). Чжан Шоу-цзе, однако, связывает эти помехи со стоящими за тонами общественными силами, и тогда перевод изменяется: «Когда же все пять тонов гаммы расстраиваются, то правители, чиновники, народ нарушают [права] друг друга..», — что также приемлемо.

32. Санцзянь — местность на реке Пушуй в современной провинции Хэнань. Река в свое время протекала через уезды Яньцзинь и Хуасянь на севере провинции и позднее исчезла (см. ДМДЦД, с. 715). В дальнейшем описывается история создания этих мелодий.

33. О храме Цинмяо и соответствующих жертвах в нем см. примеч. 71 к гл. 23.

34. Идея о том, что человек рождается чистым, т. е. природа человека, дарованная ему Небом — Верховным владыкой и созидателем, лишена отрицательных качеств, отражает конфуцианские представления (Конфуция и Мэн-цзы).

Перевод заключительной мысли сделан по тексту Ли цзи, где стоит слово юй *** — страсти, желания, возникающие в натуре человека при столкновении с объективным миром, вместо помещенного в данной главе слова сун *** — «ода», «панегирик», «восхваление», которое не отвечает смыслу основной идеи.

35. Шэ-сян *** *** (или просто сян) — обряд, включавший стрельбы из лука и обрядовые пиршества (см. ШСЦ, т. 25, Ли цзи чжэн-и, кн. 7, с. 2038-2039). Ши-сян *** *** — китайские толкования объясняют как угощение гостей во время обрядов (см.: Чжун-вэнь да цыдянь, т. 37, с. 171). Целью таких церемоний было стремление расположить гостей к себе и облагородить их. Однако исследователь истории китайской музыки Ян Инь-лю подчеркивает, что в эти понятия входили по совокупности ряд церемоний и обрядов, не ограниченных лишь угощением гостей. В их числе он называет: да-сян *** *** — большие жертвоприношения и угощения в храме предков, янь-ли *** *** — обряды при пиршествах знати, да-шэ *** *** — большие стрельбы с целью проверки моральных качеств знати, ян лао *** *** — обряды или церемонии кормления стариков, заслуженных людей (см.: Ян Инь-лю. Очерки истории китайской музыки. Пекин, 1955, с. 31).

36. Кун Ин-да в своих пояснениях к Ли цзи подчеркивает, что названия древних музыкальных произведений всегда связывались с теми или иными известными по легендам деяниями первоправителей и мудрых ванов и отражались в их этимологии.

37. Данный абзац в Ли цзи является своеобразным слепком с идей, изложенных в главе Си цы чжуань, входящей в состав «Книги перемен» и развивающей ее идеи. При заимствовании произведены лишь некоторые иероглифические подмены, в Си цы чжуань, например, Небо и Земля обозначены соответствующими символами «Книги перемен» — цянь и кунь и т. п. (см. ШСЦ, т. 2, Чжоу и чжэн-и, кн. 2, Си цы, с. 358-359).

38. В этом месте завершается цитирование гл. 37 Ли цзи и начинается текст гл. 38 (ШСЦ, т. 24, с. 1583-1607).

39. По преданиям, песни «Южного ветра», не дошедшие до нас, были посвящены сыновьей любви к родителям; в них воспитание детей сравнивалось с ростом растений, расцветавших под благодатным теплом южного ветра.

40. Согласно древним традиционным представлениям, мелодия Тайчжан *** ***, или Дачжан, — «Великая слава» была написана в честь легендарного Яо; мелодия Сянь-чи *** *** (чи приравнивается здесь к ши ***) — «Во всем благоволящий» была написана в честь первопредка китайцев легендарного Хуан-ди; мелодия Шао *** связывается с именем Шуня (см. также т. 1, с. 249, примеч. 131); мелодия Ся *** — «Великий» создана в честь легендарного Юя, покорителя бушующих вод и основателя «династии» Ся.

41. Здесь в заимствованном тексте Ли цзи бросается в глаза пропуск части гл. 37 и переход к § 6 гл. 38. Только несколько позднее пропущенное место восстановлено. Причина такого переплетения не вполне ясна: либо в начале Хань в распоряжении историка был иной текст Ли цзи, либо, как полагают некоторые ученые, имеет место деятельность позднейших интерполяторов или ошибки переписчиков.

42. В тексте отсутствует слово ли — «обряды», однако цинский Хао И-син и японский исследователь Накаи Сэкитоку предполагают случайный его пропуск перед словом юэ, что подтверждается всем ходом изложения и многократным употреблением связанных парных понятий ли юэ — «обряды и музыка». Согласившись с этим, мы внесли слово «обряды» в текст.

43. Бянь *** — ритуальный сосуд, плетенный из бамбука. Имеет форму чаши-бокала с высокой ножкой. Доу *** — древний деревянный сосуд вроде потира с высокой ножкой и круглой крышкой. В него помещали жертвенное мясо.

44. Весь внешний ритуал обрядов и даже игра на музыкальных инструментах и пение рассматривались как внешняя сторона обрядов и музыки, главным же и определяющим считалось то, как влияло это на воспитание моральных качеств правителей и особенно подданных (об этом говорили многие конфуцианские комментаторы Ли цзи, и в частности Кун Ин-да; см. ШСЦ, т. 24, с. 1640). Идея всего абзаца, таким образом, подводила к мысли, что непосредственные исполнители обрядов и музыки не были в состоянии подняться до нравственной сути этих действий, поэтому они и занимали низкое место в иерархии чинов, а в ходе церемоний располагались внизу зала. Суть же обрядов и музыки была доступна лишь цзюнь-цзы — совершенномудрым мужам, которыми, по конфуцианским убеждениям, могли быть лишь правители. Им и полагалось возглавлять процессии и обряды.

45. Имеются в виду меры и числа, соответствующие каждой ноте и длине музыкальных трубок (подробнее об этом см. следующую главу).

46. В тексте у чан *** *** в данном случае в отличие от понимания, отмеченного в примеч. 9, оно синонимично у син — основным началам, стихиям (металл, дерево, вода, огонь, земля), определяющим, по представлениям древних китайцев, весь процесс развития мира (см.: «Исторические записки», т. 1, с. 221-222).

47. Под «четырьмя всепроникающими началами» — сы чан *** *** имеются в виду, согласно толкованию в Чжэн-и, Темное и Светлое начала — инь и ян, сила и слабость — ган и жоу. Все они относились к категории первичного духа ци, материальной субстанции мира.

48. Цинь *** — струнный щипковый музыкальный инструмент, род цитры или гуслей. Имел длину до 8 чи, т. е. более 1 м. Струны делались из шелка, их число с пяти в древности постепенно увеличилось до семи. Сбоку струн обычно вкрапливалось 13 кружочков для указания ладов.

Сэ *** — тоже струнный щипковый инструмент, род древних гуслей. Сэ были массивнее цинь, длиной более 1,5 м, шириной до 40 см, с большим числом струн; в разное время струн насчитывалось от 15 до 50. Использовали сэ главным образом для торжественных служб и религиозных церемоний.

Найденные в последние годы в Мавандуе полностью сохранившиеся ханьские гусли сэ имеют 25 основных струн (9 внешних, 7 средних, 9 внутренних), их настрой был связан с пятиступенным звукорядом. Последняя находка, как и раскопанные ранее чуские гусли чу-сэ, подтвердила точность данных Сыма Цяня о музыкальных инструментах той эпохи (см., в частности: Ли Чунь-и. Исследование строя ханьского и чуского сэ. — «Каогу». 1974, № 1, с. 56-60).

Сяо *** — духовой музыкальный инструмент, один из видов большой продольной флейты или свирели, длиной до 40 см, с числом пальцевых отверстий от 16 до 24.

Гуань *** — духовой музыкальный инструмент типа древней флейты или гобоя, сделанный из бамбука, с шестью пальцевыми отверстиями.

49. У сэ *** *** — пять основных цветов окружающего мира: синий, желтый, красный, белый, черный. Назывались также чжэн сэ *** *** правильными или основными цветами. В период Чжоу связывались с пятью стихиями и пятью нотами. Ветры восьми направлений ба фэн *** *** включали: северо-восточный, восточный, юго-восточный, южный, юго-западный, западный, северо-западный и северный. Термин этот встречается уже в Люй-ши чунь-цю и в Хуайнань-цзы. Бай ду *** *** — сто отрезков суток, именуемых кэ ***, в каждом из которых чуть меньше четверти часа.

50. Чан хэ *** *** — звуки двенадцатиступенного ряда и их созвучные аналоги; цин чжо *** *** — «чистые» и «мутные» тоны-звуки. Продолжительные звуки от ноты хуан-чжун до ноты чжун-люй (1-6-й тоны) назывались чжо — «мутные», а короткие звуки от ноты жуй-бинь до ноты ин-чжун (7-12-й тоны) назывались цин — «чистые».

51. В тексте данной главы стоит сочетание юэ ци *** ***, что передано нами как «животворная сила музыки» Однако в соответствующем абзаце в Ли цзи, откуда заимствован отрывок, написано другое сочетание — юэци *** *** и тогда перевод меняется: «Игра музыкальных инструментов следует движениям сердца» (ШСЦ, т. 24, с. 1633). Шаванн и Такигава склонились ко второму варианту.

52. В обстоятельстве места Цзай цзу чжан сякли чжи чжун... *** *** *** *** *** *** *** содержится несколько важных терминов, от трактовки которых зависит и перевод фразы. Согласно Чжоу ли, сто дворов или семей именовались цзу (ШСЦ, т. 11, Чжоу ли чжу-шу, кн. 1, с. 375). По Гуань-цзы, объединение из 250 семей, состоявшее из пяти бао по 50 дворов, в целом именовалось чжан. Лян Ци Сюн в комментарии к Сюнь-цзы рассматривает эти коллективы как своеобразные клановые единицы (Сюнь-цзы цзянь-ши, ч. 20, с. 278). Слово сян также имеет иногда значение коллектива в 2500 семей или дворов, но, согласно Го юю, это число ограничено 250-300 семьями. Ли в разных памятниках включает от 25 (Ши цзин) до 100 семей (Гуань-цзы}. Вместе с тем сочетание сянли одновременно может иметь смысл «односельчане, земляки», которое и взято нами для перевода. Мы считаем, что речь идет об односельчанах, объединенных в большие клановые группы цзу чжан.

53. Приведенные выше мысли об общем характере музыки и ее связи с управлением государством встречаются также в трактате Сюнь-цзы (рус. пер. см.: В. Ф. Феоктистов. Философские и общественно-политические взгляды Сюнь-цзы. М., 1976, с. 227-232).

54. Князь Вэнь-хоу правил в Вэй в 424-387 гг. до н. э. Цзы-ся был родом из княжества Вэй, его подлинное имя — Бу Шан. Он был одним из учеников Конфуция и считался знатоком Ши цзина.

55. Сян ***, по толкованию комментаторов, то же, что фу ***, — тип барабанчика с насыпанным внутри горохом. Я *** — название музыкального инструмента длиной 5 чи и 6 цунь. Представлял собой яйцевидный барабанчик, покрытый рисунками, с натянутой на концах кожей. По его закрытым кожей краям били пальцами, отбивая ритм.

56. О Ван-цзи, младшем брате Тай-вана, отце основателя чжоуского дома Вэнь-вана, см.: «Исторические записки», т. I, с. 306. Ода Хуан и помещена в разделе «Великих од» книги стихов и песен Ши цзин (ШСЦ, т. 9, Мао-ши чжэн-и, кн. 5, с. 1374-1375). В русском стихотворном переводе она названа «Вышнего неба державен верховный владыка»:

«С доблестью духа все стало тому постижимо,
Вещи он мог постигать и умел различать их,
Мог поучить их и быть государем народу.
Правя всей этой великой страной, снискал он
Всюду покорность и преданность царскому роду. —
Время настало царю Просвещенному править!
Доблесть духовная в нем навсегда безупречна.
Много щедрот он от вышнего неба владыки
Принял и передал детям и внукам навечно».

Ши цзин», с. 345)

57. Песни княжеств или царств Чжэн, Вэй, Сун и Ци входят частично в раздел Го фэн Ши цзина. В этом разделе много жизненных ситуаций, трудовых и любовных песен с простыми человеческими чувствами и переживаниями, поэтому в глазах конфуцианцев-схоластов — а текст канона Ли цзи отражает уже эту традицию — стихи и песни четырех царств выглядели непристойными и вредными.

58. Цитата из гимна дома Чжоу Ю гу, в русском переводе А. Штукина «Слепые явились» (ШСЦ, т. X, с. 1772; рус. пер. «Ши цзин», с. 427).

59. Цитата из Ши цзина (ШСЦ, т. IX, с. 1534, — «Большие оды», опус 10 — «Рождение народа»). Русский перевод Штукина несколько отличен: «Так же легко небеса просветляют народ» (с. 374). Переводы Шаванна (МИС, т. III, с. 276) и Куврера (перевод Ли цзи, гл. XVII, с. 91) сходны с нашим толкованием.

60. Тао *** — перепончатый ударный музыкальный инструмент, нечто вроде тамбурина. Сделан в виде небольшого барабанчика с перепонками из змеиной кожи, насаженного на рукоятку. На двух шнурочках, подвязанных к барабанчику, находятся два шарика. При быстрых поворотах исполнителя шарики бьют по перепонкам, и рождаются звуки-щелчки. Цян ***, он же чжу *** — ударный музыкальный инструмент в форме открытого, сужающегося книзу квадратного ящика глубиной 1 чи и 5 цунь. В ящике укреплена ручка — деревянное било, которым бьют по стенкам ящика, производя глухой звук. В стенке сделано отверстие для резонанса. Цзе ***, или юй ***, — ударный музыкальный инструмент. Трещотка в форме лежащего на ящике-подставке тигра со вставленными в его спину от головы до хвоста металлическими пластинками-клавишами (числом от 24 до 27 шт.). По этим пластинкам проводили специальной расщепленной с одного конца палочкой и получали звуки, отмечавшие конец арии или строфы читаемого текста при церемониях. Чи *** — род флейты с 6-10 отверстиями, длиной до 35 см.

61. Каменное или металлическое било или гонг цин ***. Представляло собой перекладину с подвешенным билом — пластиной. Юй *** — китайская волынка, имеющая 36 трубочек. Сходна с другим типом волынок — шэн.

62. Для упомянутых здесь церемоний использованы выражения: сянь чоу *** ***, встречающееся в «Малых одах» «Книги песен» и означающее поднесение вина гостям самим хозяином; инь *** — помимо значения «полоскать рот вином после окончания трапезы» имеет также смысл «поднесение вина лицу, исполняющему роль духа или умершего»; цзо *** — означает подъем тоста гостями в честь хозяина.

63. Шэн *** — язычковый музыкальный инструмент, волынка, состоящая из 13-19 трубочек разной длины, которые вставлены в чашеобразный резервуар (чаще всего выдолбленная тыква). Исполнитель через специальный отвод дует в чашу и трубки. Источником звука являются металлические язычки хуаны, укрепленные в нижних концах трубочек, а сами трубки служат резонаторами. О музыкальных инструментах сяо и гуань см. примеч. 48.

64. Барабан занимал важное место в китайской музыке и во всякого рода церемониях. Существовало много разновидностей барабанов. Гу *** — это общее название барабанов, а в данном контексте войсковые барабаны, передающие команды. Пи *** — военный барабан небольшого размера, используемый в конных частях.

65. Воинственный танец с плясками у *** изображал, судя по описанию, все перипетии борьбы чжоуского У-вана с иньским Чжоу-синем. Очевидно, продукт чжоуского времени.

66. Чан Хун — прозвище Чан-шу — «Дядя Чан», ученик Конфуция, сановник дома Чжоу. Убит на 3-м году Ай-гуна, в 493 г. до н. э. Не раз упоминается в «Исторических записках», в гл. 27, 28, 35, в Го юе и других памятниках (см., например: Чунь-цю Цзо чжуань, кн. 6, ШСЦ т. 32, с. 2319).

67. Это стояние уподобляется ожиданию У-ваном князей и вождей племен с войсками перед решающим походом на столицу Инь (см. т. I).

68. Почетное прозвище тай-гун могло употребляться по отношению к отцу или деду, а также к особо отличившимся мудрым советникам. Тай-гуном именовался наставник У-вана Люй Шан (см.: «Исторические записки», т. 1, с. 310), который скорее всего здесь и имеется в виду.

69. Чжоу-гун Дань и Чжао-гун Ши были соратниками У-вана, а после его смерти воевали против восставших князей и помогали чжоускому вану укрепиться в господстве над страной (об этом см.: «Исторические записки», т. I, с. 190-191, 319-320).

70. Имеется в виду тот первый поход, когда У-ван подошел к переправе у Мэнцзиня, постоял немного и отошел, считая, что сил у него мало и время удара еще не подоспело.

71. Танцующие в этом момент разделялись на две группы. В Ли цзи название области Шэнь отсутствует, и, таким образом, имеется в виду общая символика разделения ответственности между этими двумя деятелями при юном Чэн-ване. Чэнь Жэнь-си считает «Шэнь» поздней интерполяцией (ХЧКЧ, т. IV, с. 1707).

72. Во время этих перестроений несколько человек с колокольцами отмечали границы танцевальных актов, паузы, подобно тому как якобы делал У-ван и его военачальники на поле боя. Стоящее в тексте словосочетание сы фа *** *** связывается с приказом У-вана не торопиться в атаке и, сделав четыре шага, подравниваться (см. т. 1, гл. 4). Здесь употреблено словосочетание чжун-го *** ***, переведенное нами как «срединные государства», в качестве общего названия крупных царств и княжеств Центральной равнины; лишь позднее оно становится названием всего Китая.

73. В целом в этом абзаце раскрывается понятие о древнем танце как особом виде искусства, в котором явления истории находили свое отражение в специфической художественной форме. Древнекитайский танец, военные песнепляски, как и в других древних обществах мира, были неотделимы от музыки. О таких танцах и их интерпретации писал, в частности, М. Гране (М. Granet. Dances et Legendes de la Chine ancienne. Vol. 1-2. P., c. 415).

74. Имена упомянутых лиц и эквиваленты указанных пожалований в рамках современной графики даны в комментариях к гл. 4 тома I «Исторических записок», там же отмечены некоторые противоречия в тексте, отражающие многовариантность легенд и летописей.

75. Цзянь-гао *** *** — чехлы для щитов и копий из тигровой шкуры (или колчаны для луков и стрел). Поскольку войска распускались, а оружие на время убиралось и зачехлялось, военачальники стали князьями и получили прозвище цзянь-гао (у Шаванна — fourreaux cadenasses).

76. Песня Ли шоу («Голова лисы») утрачена и в дошедшем до нас тексте «Книги песен» отсутствует. Песня Цзоу юй («Белый тигр») сохранилась и входит в раздел «Нравы царств» (ШСЦ, т. V, с. 166-167; рус. пер.: «Ши цзин», с. 34). В трактате Мо-цзы упоминается музыкальная мелодия Цзоу юй, составленная якобы Чэн-ваном (ЧЦЦЧ, т. IV, Мо-цзы сянь-гу, гл. 1, с. 24). Обе мелодии упоминаются также в оде ханьского поэта Сыма Сян-жу (ШЦ, т. VI, с. 3041, гл. 117), причем Ли шоу действительно связывается с исполнением при стрельбах, а Цзоу юй — мелодия, сопровождающая определенные сборища.

77. Под пятью свершениями, упоминаемыми здесь, обычно подразумеваются: стрельбы в окрестностях столицы, установления одеяний чиновников, жертвоприношения в зале Минтан, аудиенции у государя и символическая вспашка земли Сыном Неба (ШСЦ, т. 24, с. 1669-1670).

78. Сань-лао и у-цзин *** ***, *** *** — старые, все познавшие люди, которые нередко кормились при дворе и могли давать советы государю. Цифры «три» и «пять» в этих словосочетаниях символизируют либо светила, либо добродетели. Тайсюэ *** *** — Великая школа, которая была создана значительно позже и ко времени У-вана относиться не может. Вероятно, прав Чжэн Сюань, который в комментариях к Ли цзи считает это заведение ранее существовавшей богадельней для престарелых Дунцзяо, что больше соответствует ситуации

79. В этом месте цитирование гл. 39 Ли цзи прерывается, так как часть § 10 ее была вынесена вперед. Далее гл. 39 со с. 1766 (ШСЦ, с. 24) приводится до конца.

80. Цзы-гун — прозвище ученика Конфуция, имя которого — Сы (упоминается в гл. 47, 67 и др. «Исторических записок»).

81. В этом месте гл. 24 опущены две строки, состоящие из 51 иероглифа, из дошедшего до нас текста Ли цзи, в которых говорится о песнях царства Шан и Ци и их связях с мирозданием. Чжэн Сюань отмечал, правда, известную непоследовательность изложения в этом месте Ли цзи, что, вероятно, и дало основание Накаи Сэкитоку считать вариант «Исторических записок» более логичным и точным (ХЧКЧ, т. IV, с. 1712). Если согласиться с этим мнением, пропуск двух строк окажется оправданным.

82. Речь может, идти либо о жителях уже погибшего царства Инь-Шан, завоеванного чжоусцами, либо об их потомках, проживавших в начале Чжоу в княжестве Сун (в современной Хэнани).

83. На этом заканчивается цитирование гл. 39 Ли цзи (ШСЦ, т. 24, с. 1681).

84. По мнению Такигава, весь этот период, вновь говорящий о происхождении музыки, со слов «Всякая мелодия...» до слов ...«погубил свое царство» в составе 158 иероглифов добавлен в главу позднее, на основе текстов других сочинений (см. ХЧКЧ, т. IV, с. 1714). Однако, на наш взгляд, в общем ходе рассуждений абзац под новым углом зрения показывает, к чему приводит использование «хороших» и «плохих» мелодий и как бы лишний раз подчеркивает социальную функцию музыки, поэтому считать его лишним и более поздним нет достаточных оснований.

85. Отсюда начинается отрывок, заимствованный из трактата Хань Фэй-цзы, из главы «Десять прегрешений» (см. ЧЦЦЧ, т. V, Хань Фэй-цзы цзи-цзе, гл. 3, § 10, с. 42-45). Однако отрывок подвергся сокращению и редактуре. Лин-гун правил в Вэй в 534-493 гг. до н. э.

86. Ши Цзюань — уже встречавшееся имя чиновника, ведавшего музыкой при дворе Лин-гуна (в некоторых текстах чиновник, служивший иньскому Чжоу-синю и ведавший музыкой, также ошибочно именуется Ши Цзюанем, на самом деле имя иньского музыканта — Ши Янь, что видно из дальнейшего изложения).

87. Цзиньский Пин-гун по имени Бяо правил в 558-532 гг. до н. э. Следовательно, визит Лин-гуна к нему мог состояться лишь в 534-532 гг., когда они оба правили в своих княжествах. С 531 г. в Цзинь правит уже Чжао-гун. Вместе с тем в других главах «Исторических записок» — в гл. 14 (ШЦ, т. II, с. 652), в гл. 37 (ШЦ, т. IV, с. 1598) — отмечена лишь одна поездка Лин-гуна в Цзинь в 530 г., фактически уже к Чжао-гуну. Возможны два предположения: либо имя Пин-гуна здесь указано ошибочно вместо Чжао-гуна, либо речь идет о неотмеченной в хронологических таблицах и истории дома Цзинь поездке. Скорее можно предполагать ошибочное упоминание Лин-гуна, так как путешествия ванов или гунов фиксировались достаточно тщательно.

88. В данном месте завершается изложение эпизода из главы «Десять прегрешений» трактата философа Хань Фэй-цзы.

Еще больше интересных материалов на нашем телеграм-канале ⏳Вперед в прошлое | Документы и факты⏳

Главная страница  | Обратная связь
COPYRIGHT © 2008-2024  All Rights Reserved.