А. И. ЛОПУХИН

ЖУРНАЛ ПУТЕШЕСТВИЯ ЧЕРЕЗ ДАГЕСТАН

1718 г.

Журнал дворянина Андреяна Лопухина, отправленнаго от посланника Волынского из Шемахи сухим путем с слоном и с несколькими лошадьми чрез Шевкальские горы до Терка и в Москву

1718 года указам его царскаго пресветлаго величества, всемилостивейшего нашего государя, его благородие господин посланник Артемей Петрович Волынской отправил из Шемахи дворенина Андреяна Лопухина сухим путем с слоном и несколькими лошедьми чрез Шевкальские горы, дав ему инструкцию, в которой именованно, дабы он от Низовой пристани имел журнал до границ росийских. И того ж вышепомянутого года марта 10-го числа по отправлении его благородия путь свой восприяли и в Низовую пристань приехали сего ж марта 14-го числа и тут по письму его благородия господина посланника взяли из команды господина маеора Мамкеева, которой ехал с Красных вод, а в Низовую от противных погод их занесло, и от онаго маеора взяли прапорщика Андрея Антрушина, вахмистра Ивана Теренина с 30-ю человеки салдат для провожания сего пути. И тако с сим конвоем от Низовой пристани с слоном отправились марта 17-го числа.

Поехали мы от Низовой пристани в путь свой в 1-м часу пополудни до Мензиля Дадили, до котораго нам сказали 3 агача /мили/, куда приехали в 5-м часу пополудни, начевали тут в деревне Хаджи Даудбека, о котором нам сказывали, что человек чесной и знатной и сей деревни господин, которая жилам великая и богатая, много родитца в ней шелку и пшена, растоянием от моря верстах в 10-ти, дорога до сей деревни от Низовой подле моря с агач, все глаткая до речки Калачеры, которая шириной сажени две, глубиной в пол-аршина, з другую сторону бугры пещаные и кустарник. Повыше вышепомянутой речки, не переезжая ее, отворотили от моря, и пошла дорога все лесом великим, и, недоезжая до своего вышепомянутаго Мензиля, проехали одное деревню шевкальскаго хана на той жа [7] речке Калачаре и деревни имя Калачера ж, от моря с агач, в которой будет дворов с 50, промежду которыми и армян живе несколько домами. И тут мы переехали вышепомянутую речку Калачеру чрез мост и ехали все лесом до самаго Мензиля и переехали одну речку, которую называют Кешиш, шириной будет сажени 4, глубиной аршина полтора, течет также в море. И оная речка промежду сими деревнями разделила землю, других мелких рек переезжали 3, которые уски и мелки, имян их никто не знает.

Марта 18-го числа поехали мы от Мензиля Дадили в путь свой в 7-м часу пополуночи до города Кубы, до которова, нам Сказали, 5 агачей, дорога была з 2 агача, все таким же лесом, потом пришли поля, и на них есть лес, только ретко, проехали две деревни, одна того ж господина Хаджи Даудбека, где мы начевали, имя ей Качмас, другая кубентова хана, имя ей Шемакау, и от сей деревни лесу до самой Кубы, кроме мелкова кустарнику, нет. Речек переезжали 4, толька все малые мелки, в город Кубу приехали за полчаса до полудни, где нас приняли ласково и отвели нам квартеру в доме юзбаши, имя ему Руслан бек, который свойственник тутошнева хана. И по приезде своем посылал дворенин толмача своего с письмом к хану, которое писано к нему от хана шемахинского о нашем проезде, чтоб от сего города нам ни в чем противности не зделали тутошние жители, при том ж а приказал ево поздравить и благодарить за ево любовь, которую мы получили так, как надлежит от приятеля. Когда наш толмач пришел перед хана и ево поздравил от дворенина, потом и письмо ему подал, которое принел иш агасы ево и ему подал, что сам прочитал и после спрашивал о нашем приезде, все ль здраво до моего места приехали, толмач сказал, все, слава богу, здорова. Еще он спросил, господин посланник здравствует ли и долго ли в Шемахе пробудет, против чего толмач сказал, слава богу, господин посланник все в добром здоровье и бытность ево в Шемахе может продлиться с кова времени месяц или больши. Потом на отпуске от себя сказал толмачу, поклонись от меня дворенину и скажи ему, в чем мы можем, ему служить готовы. После сего немнога испустя время прислал хан человека своего к дворенину просить, чтоб прислал к нему на двор слона посмотреть, против чего дворенин сказал — по воли ево благородия за показанную к нам любовь готов, что и посылал, за что слоновщику подарена лошедь рублев в 10.

Известие о городе Кубе. — Фортеции никакой нет, положением места самое жило на косогоре, подле речки Кубы, которая течет мелко и уско, с одной стороны в 2-х агачах гора великая, с которой снег не сходит и летом, называется она по здешнему Шаддата, з другую сторону от моря будет лесу густова агача 4 и полями от лесу агача 2, толька все места равные и хлебородные, в городе тутошних жителей будет, как видели и слышали, дворов с 600. И народ очень вольной, и своего государя не почитают и не слушают, хан у них определяется именем шаховым, толька народ тутошней приемлет такова себе за хана, которой имеет наследство по отце или по деде, [8] которые тут ханами бывали, или кто причинен свойством их поколению, тово и выберут себе на ханство, что и нынешней хан салтан Агметь по наследству от тутошних жителей выбран, которой еще молат, больши ему нет как 14 лет. Владение его в пространстве не велико, иных городов не имеет, окроме деревень, и тех немнога. Войска при нем содержится готоваго с 500 человек. В ближнем соседстве сего города народ лезгинской, которой живет в горах повыше горы Шаддата и против шаха воюют и уезды разоряют. Другой народ ближе еще тех называются курали, которые великие воры, нет спуску ни своим персиянем, ни посторонним, всех, с ково смогут, тово бьют и грабят. А живут они от Кубы агачей в 4-х на реке на Суре, которую и мы переезжали вброд.

Марта 19-го числа поехали мы в путь свой от Кубы поутру в 6 часу пополуночи до Мензиля Нугды, до котораго, нам сказали агачей, где начевали тут в деревне армянской, и приехали до сего Мензиля пополуночи во втором часу, дорога была все глаткая, есть небольшие пригорки, до горотка Кусляр Каласы, до которова от Кубы 2 агача, лесу подле дороги ничево нет. И от тово горотка пошли поля все с кустарником немалым до самой до Самуры реки, до которой будет от сего горотка агача 2, и оная река течет из Грузи в моря, только она очень камениста /и широка живет в полую воду, а не глубока/, мы ее переезжали вброд в пол-аршина глубины, и стержень ее разлился порознь мест на 10. Она выше сего места, где мы переезжали, разделилась надвое, а с поль в однех берегах текут, только круты берега, и промежду ими есть острова, на которых лесу довольно, также и с поль подле берегов все кустарник. А где мы переезжали от моря в ростояни в верстах в 20, что и видеть чрез лес. Имена им тут разные, которая от Кубы — Елама, а от Дербени — Самура, от которой пошла земля Дербенская. И при той реке построен один городок из сырова кирпичу для защиты от куралей и лязгинцов, которые дербенским жителем в уезде делают обиды. И до сего городка было у нас провожатых с ружьем от кубенскова хана человек с 20, имя сему городку Усть Челисы. Другой от того растоянием с агач городок жа Даут Калисы, и от сего городка есть недалеко одна речка, течет круто берега, имя ей Кригора, шириною сажени 4, глубиной в аршин, и та речка и подле деревни той армянской, в которой мы начевали. А жила в сей деревне дворов с 15, толька и они имеют для воровских людей с поль защиту немалую, вкруг всей деревни зделан плетень из лесу толстаго и осыпан песком. Ворота у них только одни, которые на ночь запирают крепко, и около сей деревни леса великие и поля промежду лесу немалые для пшена, на которых родится довольно. Море от всей деревни в верстах в 10 или меньши, что чрез лес с строения видеть. От сей деревни послал дворенин с меомендарским человеком толмача в Дербень к салтану просить ево о квартерах.

Марта 20-го числа поехали мы в 7-м часу пополуночи до города Дербени, до котораго, нам сказали, 4 агача, и ехали [9] лесом таким же с полу-агача до деревни Подар, которая поселена на речке Подарещ, шириной оная речка сажени 3, глубины в пол-аршина, а в полую воду, сказывают, что глыбока бывает. Мы ее переезжали вброд /в деревне оной дворов будет 30, все босурманы/. И от той деревни лес пошел редок до деревни Мулла Кент, которая от нашей дороги в стороне была. Поселена она блиско моря на речке Моллакентеш, в которую завозят бусы на зиму выгруженые /дербенские жители/. А мы ее переежжали от сей деревни в половине агача вброд, шириной она сажени 4, глубиной в пол-аршина. А сказывают, что и на усье в моря такова ж, и от сего места лесу ничего нет и поля от дороги к морю все глаткие. К горам от дороги есть бугры, промежду которыми соланчеки поделаны, и во время тут соль садится, которой живет /сказывают/ немало. При тех же буграх по косогорам и каменья есть великие, только ретка лежат, а дорога все глаткая. И недоезжая до Дербени агач по конец одной горы поселена деревня, при которой есть сад виноградной и деревья саженыя, и оной сад салтана дербенскова, и от того саду пошла дорога к Дербени блиско горы, з другую сторону моря в версте, также подле моря на версту блиско города зделаны сады виноградные, есть и дворы жилые для охранения тех садов. К самому городу приежжаючи за версту или больши дорога пошла по косогору камениста, есть и буяраки немалые. Тут жа кладбища босурманское великое.

Когда приехали к воротам градским, выехал к нам тутошнего города меомендарь с нашим толмачем, которые сказали -для слона и лошедей карван-сарай готовы, а дворенину с ево служители приказал салтан двор отвесть, толька еще не очищен, надобно тут у ворот подождать. Чего и дожидались с час со всеми, где было людей тутошних для смотрения слона многа. Потом приехал паки меомендарь — извольте в город ехать, двор вам готов, до которага сам с нами ехал. И когда мы вошли на двор и вещи свои, кои при нас были, все сложили при себе тут жа на дворе, и немнога спустя время пришло тутошних градских жителей человек с 20, которые нас ссылать стали з двора долой салтанским именем. А велят нам итти на караван-сарай. Против чего дворянин стал говорить — нам сей двор отвел меомендарь салтанским указом, за что нас отсель отсылаете, какую вам мы противность зделали. Потом привели и меомендаря, которой увидел противность себе от сих людей, и тот нас стал посылать з двора и сказал — не токмо я, но и салтан им сам обиды не зделает. Ежели в честь вы не пойдете з двора долой, то и не в честь выбьем, подите жить на карван-сарай. Что, увидя их такое бесчинство, принуждены итти з двора, и привели нас на один караван-сарай пустой, в котором стояла скотина и весь розвалился, где мы с великой нуждой жили. Потом послал дворенин к салтану своего толмача, чтоб ему видеться с салтаном, и когда толмач приехал на салтанской двор, ево самово не видал, а видел сына ево, которой приказал дворенина поздравить, притом жа приказал - скажи ты ему, чтобы он жил здесь смирно и обиды бы никакой от него не было, здесь де веть не Шемаха — Дагистан. Против чего толмач сказал салтанскому сыну [10] от дворянина нашего, как ныне обиды здешним людем не зделано, так и впредь не будет, толька ему здешние жители ваши обиду учинили, отец твой велел двор отвесть, на котором мы и были, а после пришло человек с 20 с меомендарем и сильно на караван-сарай отвели, которой весь розвалился. Против того салтанской сын сказал — не говоришь многа, где отвели, тут и живите. И видев такую отповедь, принуждены были терпеть такую нужду.

Марта 21-го числа прислал салтан к дворенину одного человека, которой умеет по-руски говорить, имя ему Ашир, породай татарин казанской, велел, де, салтан быть к себе толмачу вашему с указом шаховым, которой писан к шавкальскому хану, также и к салтану, какие есть письма, извольте послать, против чего дворенин сказал — с указу шахова список пошлю с толмачем своим, а к его превосходительству салтану есть письмо господина посланника, хана шемахинскова, которой будет к его превосходительству с меомендарем моим шемахинским, и тако как меомендарь и толмач посланы к салтану, притом же приказал дворянин, что он желает видеться сам с салтанам. Когда они пришли перед салтана и письма ему подали, которые он прочел, и стал тут другим господам говорить, кои при нем сидели, что мне с ними делать, велит хан шемахинской ево проводить до Терку, а указ шахов писан к хану шевкальскому, которова здесь власти и силы никакой нет, и никто ево в дела не ставит, надобно, де, было писать к усменскому хану да к Алдигирею, разве, де, забыл их эхтамадевлет, что, кроме их двоих, в Дагистане силы такой никто не имеет, а коли к ним нет указов шаховых, то они не пропустят бес того. И после сей речи сказал салтан толмачу нашему — скажи дворенину, сегодни я с ним видеться не могу, заутра бы ко мне приехал, и обо всем с ним переговорю, как сему делу надобно быть.

Марта 22-го числа прислал салтан к дворенину меомендаря своего, чтобы с ним сегодня видеться, чего ради у него собраны для окази народу множество. И когда мы приехали ко двору ханскому и слезли с лашедей на дворе, и по обе стороны поставлена в строю людей с ружьем человек с 500 до самой той полаты, где сидел салтан, и когда мы пришли перед салтана, что, увидев дворенина, встал и указал ему места, где сидеть, поставлен стул и накрыт попоною суконной василькового старой, только от салтанскова места блиско и с ним рядом. Протчие господа сидели по сторонам. Первые речи салтанские — спросил дворенина, все ль здорова в дороге до сего места путь свой препроводил. Дворенин сказал — слава богу, со всеми есть милостию божию во всяком благополучии до сего места достиг. Потом салтан спросил — господин посланник в добром ли здоровье и долго ль проживет в Шемахе. Дворенин сказал — слава богу, по мой отъезд был в добром здоровье, а бытность ево благородия может продолжится в Шемахе месяц и больши, потому что еще суды из Астарахани не бывали. Потом салтан сказывал нам, что приехал к нему Чепар из Казбина с [11] ведомостию, что мешецкой хан ходил против узбеков с войским которых всех побил и в полон побрал многа, такжа, де, ружья лошедей и мелкаго скота многа взяли. Когда дворенин, выслушав сию ведомость, салтана поздравил такой полученно викториею над неприятельми шахова величества, желаю и впред ево величеству получить такое ж счастие над ними, и коли изволил получить такое счастие шахово величество над неприятелем своим, то его величеству больши и трудиться вдаль не для чего. Салтан сказал - уже, де, и войска много распущено а сам шах поворитится вскоре в Испогань /назад/, а для достальных узбеков и в Хиву пошлет своего споселяра, которых осталось немнога, а шаху самому для такова малолюдства зачем итти. Еще спрашивал салтан про царя Арчила — ведаю, де, я про него, что он умер, такжа и сын ево и больши мужеска полу его колена никого не осталось, кроме жены ево, снохи и дочери, они живы ли, и чем был пожалован Арчил от вашего государя, после ево смерти не взято ли от них назад. Дворенин сказал — когда мы поехали с Москвы, они все были в добром здоровье, а которой милостию пожалован от его царского пресветлого величества, от нашего всемилостивейшего государя деревнями, домами и прочими вещми, то все при них, но еще и сверх сего по смерти Арчиловой милостию государевой награждены. Еще ль, де, у вас есть Хохоничей 3 брата, ис которых один приехал в Гиспогань и обосурманился, братья на Москве ево живы ли и как они живут, хорошо ли. Дворенин сказал — что живу и живут по милости государевой во всяком довольстве, я де, слышел про них, что им жить на Москве хорошо, и они, де, люди добрые. А брат их, которой в Гиспогане, нехорошева состояния человек.

По сих розговорах стал дворенин говорить салтану о своем проезде, дабы из сего города отправлен был, не замешкав, в путь свой в добром здоровье с конвоем. Салтан против сего сказал — здесь вам от меня задершки никакой не будет, толька, де, я боюсь, чтоб над вами в горах Шевкальских какова худа не зделали, потому что у них промежду собой у Амулат шевкала с усмием есть ссоры, и усми он владетель людной, к тому ж Алдигирей тарковскай владелец с усмием в дружбе, и оба против Аммулат шевкала воюют. А отсель усми живет недалеко, только агача с 4, а больши не будет, к которому нам надобно послать людей с письмами и притом ево просить, чтоб он вас принел с моих рук в добром здравии, в чем и росписку надлежит ему мне дать, чтоб вас до Алдигирея проводить без остановки. Есть ли, де, усми не даст мне росписки, то я отсель вас так не отпущу, хотя год здесь живите, для того что вы люди царскаго величества росийскаго, а гости шаховы, естьли, де, что там над вами какое худо зделают, мне за то от шаха худо будет. Чего ради дворенин, по словам салтанским, принужден послать с ево людьми своих двух человек к усмию с письмами, которые к нему писаны, одно от господина посланника, другое от хана шемахинскова, в которых писано о нашем проезде, дабы от него к нам по сим письмам ни в чем противности, как от него, так и от служителей ево, не учинено было. [12]

Потом салтан говорил — ведаю я, что у вас ныне пост, только того не знаю, коли окончается, прежде сего и я, де, сей пост держал, а ныне забыл. Дворенин сказал — коли изволили прежде сего сей пост держать, надеюсь изволите знать, коли и окончается. Нет, де, забыл. Дворенин сказал — еще от секова времени будет посту у нас 22 дни. Что, де, вы едите. Дворенин сказал — едим хлеб, рыбу и прочие посные яди. У меня, де, такова кушенья не держано для вас. Дворенин сказал — как воля вашего превосходительства, гость у хозяина не вольной человек, что поставят, то и ест. Нет, де, я вам той неволи не зделаю, для меня противности в посту своем не делайте. Против того дворенин сказал — а ежели изволите нас отпустить, и дома отъедим. И поздравя салтана, видит, что у него не отбедать, так и поехал. Того ж числа прислал к нам салтан гостинцов с своим ближним человеком 10 чюреков, блюдо винограду, 5 рыб кутумов, 2 лотка орехов грецких гнилых, которыми вместо дров кушенья варили, 20 батманов пшена; для лошедей ячменю с 40 батманов. И оные гостинцы принели и салтану благодарили.

Марта 23-го числа прислал салтан к нам своего меомендаря за тем, что нам отвели двор и там бы жили, а с караван-сарая сошли долой, для того хощет салтан прислать к вас сына своего, а на караван-сарае к вам приехать ему дурна. Дворенин сказал — на приятстве его превосходительства благодарствую, а ежели изволит сын ево ко мне быть, я ему рад, а на другой двор мне для этова переноситься неколи, для того что я сюда не жить приехал, прошу его превосходительства салтана не о квартере, об отпуске в путь мой, дабы как подводами , так и конвоем удовольствован был и скора б в путь свой ехал.

Того ж числа послал дворенин своих двух человек людей с салтанскими людьми к усмию с письмами, ханским и господина посланника, как о том прежде говорено с салтаном, дабы оные привезли подлинное известие о тамошнем пути, чтоб нам свободна была проехать.

Марта 24-го числа посланные наши люди от усмия возвратились и привезли от него письма, одно к салтану, другое к дворенину, в которых пишет, что у него дорога не заперта, кто хощет, тот едет, а что взять на свои руки и проводить в опасных местах до Тарков, тово, де, и зделать не могу, потому что здесь в горах народ самовольной, а особливо блиско меня живут каракайтаки, которых никто унять не может, и ежели что над ними зделают такое худо, в том я на себя приму слово и гнев от шаха. Того ради я их обнадежить не могу и своими людьми, не токмо чюжими, что зделаю, после на меня не пеняй. Другое, чего ради мне сие и делать, что их принять от салтана дербенскова с роспискою, коли мне нет о том указу от шаха, также и письма от эхтмадевлетя, писали оне к шевкалу, пускай он провожает их и росписку дает в том, что, приняв, проводить но Тарков в целости, ево они гости, а мне до тово дела нет. А что ко мне пишет хан шемахинской и салтан дербенской, я у них не под командою [13] и писем их не слушаю, и по их письмам сего дела на себя не приемлю, такжа, де, и по письму господина посланника, из чево мне делать, государь их мне жалованья не дает, а дают Мулат шевкалу и Алдигирею, они, де, ево пускай, приняв, провожают. И сии речи усмий приказывал и на словах и в письме своем тож писал.

Что и слов от своих людей выслушев, послал дворенин к салтану своего толмача, чтоб ему с ним видеться, которой ездил и салтана не видал, сказал ево назырь, что в хареме и сего дня оттоль не выдет, а к себе туда не пустит, а что к салтану пишет усми и то пошлет сегодня к вам показать с своим писарем. И после сего с час погодя пришли от салтана к нам юзбаши и с ним писарь, которые дворенина поздравя оговаривались, чтоб не возимел противности, какие слова станем говорить, приказал тебе салтан сказать, какую он отповедь получил от усмия с своими людьми, которой пишет, что вас ни встречать на своей границе, ни провожать не хочет, как, де, хотят, так и едут, а мне до них дела нет и охранять их не буду, потому что мне о том нет указу шахова и письма от эхтмадевлета, чего ради вас салтан отсель отпустить не смеет. Дворенин сказал — ежели многа. о сем будем говорить и всем словам верить, то ни в чем пути не будет. Мы их знаем, что они подданные шахова величества, а шах с его царским пресветлым величеством нашим всемилостивейшим государем в дружбе, а коли государи ю наши промежду собой в дружбе, подданные их смеют ли какую противность без воли своего государя делать. Против сего писарь сказал — о сем надобно тебе видеться с салтанам и переговорить. Дворенин сказал, что за тем к его превосходительству и толмача своего посылал, чтоб мне с ним видеться, но толька салтан к себе не пустил и мне к себе [не] (Текст утрачен: "не" дописано по смыслу. — Ред.) приказал быть. Против чего юзбаши сказал — мы о сем салтану доложим, чтоб вам с ним видеться, и о сем изволите переговорить с салтаном сами. И по сих розговорах юзбаши и писарь от нас пошли.

Марта 25-го числа был дворенин у салтана и с ним виделся, которы принел ево так, как и прежде, толька не таким людством, в строю с ружьем людей не было, и сидел в других хоромах, а не в тех, где прежде сидел. Первые речи салтанские — поздравляя дворенина, стал говорить, что ты намерен делать с своею ездою. Дворенин сказал — мое намерение такое, чтоб ехать в путь свой, прошу, прикажи отсель меня отправить с конвоем. Салтан сказал — как я могу тебя отправить, слышишь ты, что пишет усмий, как ко мне, так и к вам, он вас от меня принять не хочет и провожать не будет, коли он отперся от сего, знатно, что не просто, от ково вы можете проехать здравы, и я как могу вам помочь и дале своей границы провожать вас не велю, которая отсель 2 агача, там, [14] кто вас примет, и мои люди кому отдадут и на чем поедете от меня, и подводы вам дале не будут, как до границы ж. Дворенин сказал — я сего не опасаюсь и не надеюсь, чтобы в горах какую противность нам, как от усмия, так и от других, учинили, для того что они люди шахова величества, а про то все ведают, что шахово величество его царскому пресветлому величеству, всемилостивейшему моему государю, друг, а коли государи наши в дружбе, подданные как могут сметь, что противно зделать. А что от каракайтаков надобно проводить до усмия вашему превосходительству и от него отпустить со мной до Терку курчиев 5 человек, как о том писано от хана шемахинскаго. Салтан сказал — ведай ты себе, что у меня отпуску отсель вам не будет на Терек сухим путем, естли усми не возьмется проводить до Тарков. Коли я вас так просто отпущу и не возьму ни от кого об вас росписки, а что над вами зделают такое худо дагистанцы, мне за то шах велит голову отсечь, а для вас я так себя не потеряю. А он Мулат шевкал, хотя и имеет указ шахов, толька ево владение отсель не блиско и с нами не смежно, провожать вас не будет, затем что боится усмия и Алдигирея. Больши нам делать нечево, что надобно еще посылать к усмию и писать к нему письма, как мне, так и тебе, и просить ево хотя б дал слово, что возмет от границы нашей и проводит до Тарку вас в целости. Дворенин сказал — люди мои готовы к усмию с прошением, чтоб с провожатыми везде пропускал, а писать мне к нему не для чего, потому что по-персицки писать у меня никто не умеет, а по-руски нашева письма так не прочтут, чего ради прикажу с своими людьми на словах. Салтан сказал — дам я вам своего писаря, а ты чрез своего толмача ему сказывай, как вам надлежит писать, которой противности никакой не напишет. А естьли от себя ты писать к нему не будешь, то и дела не будет. А от меня вспоможения больши никакова не дожидайся, хощешь себе здесь жить, живи, корму от меня вам не будет, или в Низовую поезжай, а там на суды слона и лошедей поставя, поедете себе в Астарахань. Дворенин стал говорить — невозможна обойтиться, чтоб нам не итить до Терку сухим путем, для того слона в судно поставить невозможна , также и лошедей уместить на судах негде, потому что которые суды из Астарахани в Низовую ходят, первое, что их не многа, другое и малы, как возможна то зделать, что тежело вашему превосходительству проводить нас до Терку. Салтан сказал — больши я с тобой говорить не буду и делать ничего не стану, естьли хощешь ехать отсель сухим путем, пиши от себя к усмию, а не будешь ево просить чрез свои письма, чтоб он в целости от нас принял вас, я бес того вас не отправлю, хать вы здесь живите или водой поезжайте от Низовой. И когда дворенин увидел такую противность от салтана, принужден был писать с своими людьми к усмию, которое писал писарь салтанской по-персицки с переводу толмача нашего Григорья Иванова, которой родом армянин бывал. И писано то письмо таковым образом. [15]

По титуле

Понеже я отправлен из Шемахи от его благородия господина посланника с слоном и несколькими лошедьми сухим путем до Терку и до Астарахани, с которыми до Дербени уже приехал, от котораго путь мой надлежит чрез владение вашего превосходительства, того ради прошу, дабы изволили ко мне отписать и своих людей прислать, чтоб от здешняго владетеля з границы взяты сохранно и проводили б до Тарку, дабы я в том на ваше превосходительство надежен был. Изволите ведать, что его царское величество, всемилостивейший мой государь, шахову величеству издревля есть приятель, чего ради вашему превосходительству, как верному слуге своему государю, в том надлежит показать всякое споможение, за что от стороны его величества пресветлейш аго монарха, всемилостивейшаго моего государя, вашего превосходительства посланным заимно воздастся.

При сем да будет присная любовь тверда. И сие письмо таково послано из Дербени от дворенина Лопухина к усмейскому Агметь хану с астараханским толмачем Иваном Григорьевым, а с салтанской стороны с письмом послан юзбашей человек знатной и с ним еще 5 человек курчиев шаховых.

Марта 26-го получил салтан ведомость, что к нему привезли в сад, недоезжая до сего града с агач, милость шахова величества — халат, чему салтан обрадовался и велел трубить на трубах и в бубны бить, играли 3 дни, не переставая, день и ночь. А с оным халатом приехал шахов музыкант, которому здесь честь учинена велика.

Того ж числа был у нас меомендарь здешнего города, которой спрашивал дворенина о судах, что они видели на море многа, какие, де, это суды и чьи. Дворенин сказал, что они деревянные, а чьи, про то не знаю, может быть, что из Астарахани идут в Низовую или ваши дербенские и Тарковские. Меомендарь сказал — я, де, для того тебя спрашиваю, что не ведаю, чьи они. Дворенин сказал, а чьи, про то не знаю, и куда идут, не ведаю, а свидетельствовать их не могу, потому что судна никакова нет, есть у вас лотки, коли вы хотите про них знать, пошлите посмотреть, чьи оне и куда идут, подлинная вам о том ведомость будет.

Марта 27-го был у нас Алдигиреев человек, родом кумыченин и человек тамошнего народа честной и знатной, он жа в свойстве сказался ближним с Алдигиреем и с Иш Агасой шемахин-ским, имя ему Аджи Челпуг, которой ездил в свою деревню Моллукент, оная деревня блиско Дербени, проведал про нас, что мы в Дербени и едем на Терек, того ради приехал к нам и спрашивал, зачем мы мешкаем и не едем в путь свой. Дворенин сказал ему, какой ради причины не едем, что усми не хощет нас принять на свою границу и проводить до Тарков. Аджи Челпуг против того сказал — не извольте ж и ездить, Коли усми так делает, вам от него будет худа и можете на дороге пропасть, что и сыскать будет негде, потому что в Дагистане всяких людей [16] многа, однакож в том вас обнадеживаю, что Алдигирей вам так не оставит и будет сам к усмию и ево станет просить, чтоб он вас отсель с своими людьми принел в целости и проводил до Тарков, потому что усми Алдигирею друг великой и ево слов будет слушать. А Алдигирей слуга царскаго величества, и что ему возможна к стороне его величества какую услугу показать, того всегда смотрит, такжа он и к вашей милости увидите, каков ласков будет, чего ради я после двух дней поеду и донесу о вас, зачем вы здесь живете, на что отповедь вскоре к вашей милости от него будет. А б ее того не извольте ездить, коли усми вам не прикажет ехать, он за то так и делает, что шахов указ прислан к Амулат шевкалу, а не к нему, а Шевкала здесь не почитают, и силы ево такой нет, как усмиевой, а коли усми скажет, поезжайте, что будете сохранны до Тарку в проезде, никто не смеет за ево словом и провожатыми ево вам противности зделать. За что дворенин онаму Хаджи благодарил за ево остереганье, притом жа ево просил, чтобы ехал он к Алдигирею и к усмию, дабы они ево, не замешкав, принели и проводили в целости. Аджи Челпуг сказал — не извольте сумневаться, чтобы я вам не услужил в сем деле, изволите увидеть сами мою службу, как я провожу вас до Терку сохранно. И по сих словах немедля ничего поехал.

Марта 28-го числа ездил салтан в сад в вышепомянутой великим людством надевать на себя халат шахов, и когда оттоль возвратился, то была пальба ис пушек, которых лежит перед двором салтанским 46. Намерение их было, чтоб из всех из них стрелять, но только за тем оставили, что стрелять из них нельзя за роздутыми запалами, также и за невычискою песку и каменья, которова в них довольно, а сыскалась только 3, из которых пооднажды выстрелили из мелкова ружья, после палили из 30 винтовак. Когда салтан приехал в дом свой, то послал дворенин своего толмача поздравить, что он получил знак милости шахова величества — халат. Когда наш толмач, пришед к салтану, и ево поздравлял от дворенина, противо чего салтан благодарил, притом ж а сказал, что он имеет нужду видеться з дворенином сегодня, чего ради и человека своего нарочно пришлю к нему. Когда наш толмач возвратился и сии речи сказывает, в то ж время и от салтана зватой пришел, что мы признали, салтан не ради дела зовет к себе дворенина, но толька для одной церемони и гордости, чтоб дворенин сам его поздравил в халате шаховом, чего ради не хотел, было, и ехать к салтану, но толька из того бы произошла ево к нам злоба, могли б быть и худобы многие во отправлени от него в путь наш, и так от него добра мало видали, коли ему и противности никакой не зделали, а то и горшее б было. После сего, не мешкав, поехали в дом к салтану и, когда взъехали на двор, стояло тут под окном, где сидит салтан, с ружьем человек с 50, пришли пред салтана, то он встал и указал место, где сидеть дворенину, которое такжа стояло, как и прежде, толька салтан таков спесив сидел, что мало с кем и говорил, прочие господа, сын ево и приежей музыкант шахов, которой халат привез, и других знатных сидела многа по обе стороны во всю [17] полату, и как перед салтаном, так и перед дворенином поставлено было конфектов сахарных по лотку, тут же на сахаре поставлено было по склянице, в которые налито на палках сахару, а перед прочими господами только на блюдах одни конфекты были. Когда дворенин сел на своем месте, то от него салтан дожидался, чтоб прежде его слов поздравлял, и не ждався поздравления от дворенина, спросил салтан — здарова ли живешь и не имеете ль печали. Дворенин сказал — слава богу, живы, а печаль наша, какая есть, известна вашему превосходительству, для чего, то подлинно не знаем. Салтан сказал, что, даст бог, вскоре путь ваш будет. После сего дворенин поздравлял салтана, что он получил милость шахова величества — халат. Желаю, дабы и впредь ваше превосходительство ноипаче сего взыскан милостию его величества,за что салтан благодарил дворенину и после сего поласкове стал быть, толька говорил мало, а больши курил кальян, да слушал музыки, которая играла тут же в полате.

В то ж время, как мы сидели у салтана, приехал ево юзбаши, которой посыпан с нашими людьми к усмию с письмами о проезде нашем просить чрез владение ево, которой привез от него письмо и подал салтану, что оное читал салтанской сын. Пишет усми к салтану об нас, что он принимать на свою границу и провожать будет, толька бы мне в том помог Алдигирей и прислал бы от себя людей, чтоб он вспомоществовал мне или дербенские жители помогли, то вас в том обнадеживаю, что здорова проедут. А естьли Алдигирей ко мне своих людей не пришлет и дербенские жители не будут помогать, то не извольте на меня надеяться, чтоб я мог сохранно проводить их. Что выслушев, салтан стал дворенину говорить — путь ваш будет хорош, и от меня скоро поедете, толька еше надобна нам послать к Алдигирею, чтобы он в том обнадежил и помогал усмию. Дворенин против сего стал говорить салтану, что посылать к Алдигирею не для чего, для того что усми нас примет и без Алдигирея, коли вы изволите отпустить с конвоем своим, а Алдигирею надлежит принять от усмия на свою границу, а на чужую он не пошлет. Хотя изволите послать, только в том прибыли не будет, лишь время продолжим напрасно, а нам ис того есть убыток в простое. Салтан сказал — как ты хочешь, так говори, а бес того я не зделаю, чтобы не посылать к Алдигирею своих людей с письмами, с которыми и вы пошлите своих людей, и к нему пиши, чтоб он вам помогал в проезде вашем, которой не будет отговариваться так многа, как усмий, для того что он берет жалованья от вашего государя как ему вам не услужить. А естьли бы усми хотел один принять,то бы к Алдигирею посылать не для чего, знатно, что один он того не может зделать. Против чего дворенин не мог больши салтану спорить, потому что не видал своих людей.

И так у салтана были с час и поехали на квартеру свою и тут от толмача своего астраханскова, которой от усмия приехал, получил письмо. Пишет усми в письме своем к дворенину то ж, что и к салтану писал, готов вас принять и проводить во всяком [18] охранени, коли Алдигирей в том будет помогать и салтан дербенской, а естьли Алдигирей ко мне не пришлет никово и салтан не будет вспомоществовать, то один того не осмелюсь зделать, таково ж и словесна приказывал усми с людьми нашими. Что увидели, бес того отсель нас не отпустят, послал дворенин к салтану еще своего толмача, как он намерен о нашем деле, так ли бес посылки к Алдигирею отпустить или нет. Толмач наш самаго салтана не видал, а видел сына ево, которому сие слова сказал от дворенина, против чего салтанской сын сказал, что отец мой бес того не отпустит вас, прежде коли не получит отповеди от Алдигирея, к которому намерен послать завтра, мог бы и сегодня, только уже позна, что он будет ли помогать усмию в провожании вашем.

Марта 29-го числа прислал к нам салтан своего писаря с 2-мя человеки курчиев, которые едут к Алдигирею с салтанскими письмами, и велел салтан своему писарю объявить нам, что его люди к Алдигирею готовы, дабы и наши посланы с ними были с письмами. В то ж время приехал к нам Алдигиреев свойственник Аджи Челпуг, которой был пред сим за два дни у нас. Оной Челпуг заехал к нам затем, что наше дело и как отсель поедем. Дворенин ему сказал, какую он отповедь получил от усмия. Против сего Аджи Челпуг сказал - извольте ж мне дать своево человека и с ним пишите к Алдигирею, к которому я надеюсь поспеть в одни сутки, и от него буду с той отповедью, что по вас пришлет сына своего и людей. К тому ж, де, я еще буду просить и усмия, чтобы он по вас прислал, ежели можно, не дожидаясь от Алдигирея к нему присылки, а коли так не зделает, то извольте дожидаться отповеди чрез своего человека от Алдигирея, с которым надеюсь к вам и сам быть. И тако дворенин послал с Аджием татарина казанского Бехметя и с ним послал письма, одно господина посланника, другое хана шемахинскова, которые к нему писаны о нашем проезде. При них же дворенин написал и от себя письмо к Алдигирею по-руски, какой ради причины живет в Дербене, а по-персицки за тем не написал, что некому было и ведая, что у Алдигирея есть толмачи руские, которые могут перевесть ему без нужды. И тако от нас поехали из Дербеня в 1-м часу пополудни.

Марта 30-го числа был у нас здешняго города один юзбаши, имя ему Сефи Кулибек, человек знатной и здешняго народа нам показался добраго состояния, которой нам объявил себя приятелем и сожелел об нас, что живем здесь так долга, а не имеете от салтана не токмо чести, ни покою хорошева, к тому ж вам от него нет и корму, а ехать вам, не уверив подлинно свою дорогу, в Дагистане невозможна, потому что народ все вольной, что зделается над вами, сыскать будет не на ком. А естьли возмется усми и Алдигирей, то можна ехать, они не допустят до вас никакова худа, от усмия есть вам надежда, что он обещался, приняв, проводить вас в добром здоровье, коли ему будет Алдигирей помогать, Алдигирей тому рад будет, чтобы ему вам услужить, потому что он человек доброй и к народу [19] рускому ласков, не как наш ишек салтан, котораго мы имеем у себя подобнаго скотине, а не человеку, что мы видим ево поступки, каковы есть к вам, не токмо другова довольства, и двора вам не дал, жевете в таком страмном месте, что нам всем градским людем вас стыдно, да пособить не можем. Ведая об вас, что люди государя росийскаго, которой шаху нашему старой есть друг и приятель, так ли надлежало было в дружбе вас трактовать. Вот ныне он, салтан, збирает с уезду харчи для вас, сказывает, бутто вам дают на всякой день корм, а мы не токмо видели, и не слыхали, и у него больши 1000 рублев уже собрано, пропали мы, бедные, все, да и впредь добраго нечево дожидаться от таких бездельных управителей. Дворенин против сего сказал — нам ис того стыда нет, в каком месте здесь живем и какое довольство имеем, коли вы не можете сего стыда покрыть, не держите нас здесь, отпустите в добром здоровье с конвоем в путь нам, как надлежит промежду государи в дружбе. Сефи Кулибек против сего сказал — естьли вас не примет усми и Алдигирей, что в целости проводить до Терку, наш салтан с своими людьми не будет провожать дале своей границы, для того что дале ехать боится, хотя людей и многа есть здесь, что вы сами и видите, а против дагистанскова одного человека наши 3 человека не могут стоять, везде так бьют, как больши быть нельзя, что с агач отсель к Дагистану и вытти не смеют за город, а иное так подъедут к самому городу, что скотину всю отгонят, а людей побьют, а попротивиться наши не смеют, и так с ними свой живот мучим. Дворенин говорил — удивительно нам очень, что вы боитесь с таким великим людством каких бездельных и безсильных людей, против которых у вас людей есть больши как втрое, которыми бы вы могли их смирить, чтобы слова не смели молвить. Сефи Кулибек говорил, что, де, ты дивился тому, что наших людей больши, числом многа есть, а к делу хуже бабы, только что платьем взяли да лицом., а другова спрашивать нечево. Дворенин сказал — как вы обыкли жить, так и живите. И на том сии речи скончались.

Апреля 4-го числа посылал дворенин к салтану своего толмача, просить ево об отпуске в путь наш и о почтовой лошеди до Шемахи. Толмач самого салтана не видел, а сии слова говорил ишагасу салтанскова, которой докладывал салтана, на что салтан приказал к дворенину — отпустить мне отсель ево невозможна в путь ево, для того что не имеем отповеди от усмия и Алдигирея, хотят ли вас принять или нет, про то не знаем, ежели прикажут с нашими людьми, которые посланы к ним, чтоб ехали к ним не опасаясь, то отпущу, а буде прикажут так, как и прежде, что мы их не обнадеживаем в том своими провожатыми и на свои руки не примем, то я не могу их отсель отпустить для того, коли у горских владетелей и войны промежду собой нет, и тут, не осведомяс ь, отпустить отсель невозможна, а нынече у них всех война промежду собой великая, как можна так вас проста отпустить. Про почтовую лошедь сказал — коли вы отсель поедете в путь свой в добром здоровье, в то время велю дать, а нынече не дле чего сего делать. [20]

Сего ж числа прислал салтан к дворенину своего писаря мурзу с поздравлением, которой, поздравя, говорил — ведает салтан об вас, что вам жить здесь не без убытку и не бес скуки, потому что стоите в дороге, а тако здесь замедлились, и в том не извольте иметь противности на салтана, что он в сей вашей задершке не виноват, отпустить вас отсель бес подлиннаго известия чрез владения Шевкальское не смеят, для того что они люди вольные и воры великие, к тому ж у них нынече промежду собой у господ тамошних ссора, чего ради война непрестанна. А ныне к нам есть ведомость, что уже они промежду собой мирятся, а именно усмей, Алдигирей с Аммулат шевкалам, коли у них мир будет, то вам можна ехать, а хотя и миру не будет, а прикажут усми, также и Алдигирей с нашими посланными, которые к ним поехали, что они провожать в своем владении будут, то мошна вас отсель отпустить. А что вы хотите ехать так просто, не осведомясь, о чем и салтана просите, он того зделать не может, для того что он боится свою голову потерять за то, что ему промежду государи нашими ссору будет зделать, а это видимо, что ис того ссора будет, коли над вами что зделают в Дагистане, государь ваш за то молчать не будет, а шах будет взыскивать сего на салтане, какое он в том оправдание принесет. Для того вас так и держит, что отдать на руки некому, от чего есть ему и самому печаль немалая, и желает, чтобы вы сохранно путь свой препроводили до своего государства. А убытку вашему, что вы здесь на харч издержали, помочь не можем, для того что у него нет о том указу, что вас кормить. Дворенин против сего сказал — на приятстве его превосходительства салтана благодарствую, что он сожелеет об нас, что ему отпустить отсель без подлиннова известия невозможна, на что он того требует, ему вернее всего, коли хощет зделать по приятству, изволил бы своих людей послать в конвой, которые бы без нужды проехали, а нас бы в опасных местах проводили, а ежели по сей отповеди, какову имеям от усмия, долга того будет ждать. Писарь сказал, что здесь такой обычай, дале своей границы провожать здешние жители не будут, а салтан их принудить не смеят, для того что и у нас з горными людьми непрестанно драки живут, а что уведают, кто наших туда поедет с вами, но еще горшую беду вам зделают для них, а коли усми возмется проводить, то ничего опасаться не надобна. И сей отповеди нам ждать на сих днях, кой час з доброю отповедью приедут, тотчас вас отсель салтан отпустит. Дворенин о сем просил писаря, чтобы он ему в сем деле вспоможение учинил, и отсель как возможно б, не замедля, отправили. Писарь сказал — изволь ведать, как сам салтан, так и мы вас не оставим и сколька нам возможна будем служить вам, толька мешают нам владельцы горские, промежду которых надобно проехать осведомясь, а так вас отпустить невозможна, покамест не примет усми на свое владение. И по сих разговорах писарь от нас пошел.

Апреля 6 числа посланной наш казанской татарин Бехметь от Алдигирея и усмия приехал, привез от них письма, в которых пишут к дворенину, что они принимать от дербенскова салтана [21] на свои границы будут, для чего нарочно пришлем людей своих в Дербень, только сего вскоре зделать не можна за тем, что мы еще и сами опасаемся провожать вас от татар нагайских,для того что они, нагайцы, с терскими жительми за своего мурзу, котораго поймал камендант терской, великия ссоры имеют, а ныне они знают про то, что вы едете с слоном и с лошедьми на Терек через Дагистан, чего ради за своего мурзу оные нагайцы вас одержать намерены. Того ради мы вас опасаемся принимать и провожать. Ежели дворенин даст нам письмо от себя в том, что ему от терскаго каменданта онаго мурзу свободить, и такое письмо к нам наперед пришлет, то его мы от дербенскова салтана примем, а естьли такова письма не даст, то мы его принимать на свою границу не будем, для того - опасаемся оных нагайцов. чтоб они над ними какова худа не зделали в нашем владении.

Таковых ж от них письма посланы и к салтану дербенскому , с которыми салтан сего ж числа присылал к дворенину своего писаря Мурзу, которой говорил дворенину, что пишут усми и Алдигирей в своих письмах к салтану, что они принимать на свою границу вас будут, толька за тем вскоре не хотят сего делать, опасаются татар нагайских, а просят вас, чтоб ты дал им письмо наперед, чтоб тебе онаго мурзу с Терек свободить в приезд свой на Терек, чего ради приказал тебе салтан сказать,естьли ты хощешь отсель ехать с слоном и с лошедьми, то тебе надлежит письмо такое им дать, а естьли такова письма к ним наперед не пошлешь, то усми и Алдигирей бес того вас не примут, а мы отсель не отпустим. Дворенин против сего говорил писарю, для чего его превосходительство салтан меня принуждает, чтобы я дал такое письмо, изволь бы рассудить, с какой стати мне в сие дело вступаться, о котором не знаю, какой ради причины пойман оной мурза на Терек, знает про то камендант терской, за что его поймал, а мне до того дела нет, потому что я впервые про сие и слышу. А заставливаете сильно письмо мне дать,чтобы я свободил прежде времени с Терку такова мурзу, чего мне зделать невозможна, и моей силы в том никакой нет. А что изволите стращать и приказывает ко мне салтан, что он отсель, коли я не дам письма, не отпустит, того не опасаюсь, изволь держать, а письма такова не дам и в сие дело не вступаюсь, первое, что сие дело не мое, другое, не знаю, для чего такой мурза поиман на Терек, знает про то камендант терской, он бы ево без вины держать не мог, а мне до сего дела нет. Писарь против сего сказал — как вы знаете, так и делаете, а мне что велено говорить, то вам сказал, а что вы говорите, то салтану скажу. Дворенин еше говорил писарю, что он сам желает видеться с салтаном и подлинно о сем хощет ведать, впрямь ли ево салтан отсель отпустить для такова нагайскова мурзы не хочет. Ежели не отпустит, надобно мне о сем писать к господину посланнику в Шемаху, куда мне повелит деть слона и лошедей и кому прикажет отдать, для того что салтан отсель не отпускает. Писарь сказал — слон и лошеди посланы к государю вашему от шаха в подарках, нам как их у себя держать, кто смеет. Дворенин сказал — куда ш мне их деть, коли вы отсель не отпускаете, а [22] мне уже их кормить стало нечем, деньги, которые нам даны от господина посланника, те все издержал, а от салтана корму нам никакова нету, вот ему слон и лошеди, как изволит и с ними. Писарь говорил — я о сем донесу салтану, чтоб тебе с ним самому видеться, и как надобно сему делу быть, изволите сами с ним переговорить, толька не извольте думать на сие наши слова, чтоб здесь вас задержать, того никто не смеят зделать, даст бог здоровья, по нескольких днях отправитесь в путь свой чрез Дагистан. Дворенин сказал — для чего ж ныне не отпускаете, или нас хотите здесь голодом поморить, вот уже есть 3 недели с лишком нас здесь держите ни за чем, та вступаетеся в чужие дела, что вам в том причины, для чего нас не хотите и отпустить отсель, как вам о сем не стыдно. А ныне так вы нас жалуете, что и воды заказали пускать к нам на караван-сарай в хаус, а на улицу естьли кто из наших людей выдет по воду, там бьют ваши городские люди каменьем, ныне мы без воды живем, что и лошедей стало напоить нечем и самим пить нечего, для чего так изволите делать, за какую нашу противность напрасно нас так изволите морить. Его царское пресветлое величество, наш всемилостивейший государь, с шаховым величеством в дружбе, и они, государи, желают, чтоб и впредь между ими была любовь, за что шахово величество господина посланника в Испогане принел милостиво и отпустил с милостию, так как надлежит в дружбе промежду такими великими монархи, И в той надежде господин посланник отпустил из Шемахи слона и лошедей со мною чрез сие место, ведая, как сей город, так и дагистанския господа, под державою шахова величества, того ради не надеялся, чтобы нам какая где обида и противность учинена была, о чем как к салтану, так и к дагистанским владетелем есть указ шахова величества, с котораго я показывал список его превосходительству салтану, напрасно изволит за чюжие обиды стоять и такое над нами отмщение чинить. По сих словах писарь от нас пошел и сказал, что я ваши слова донесу салтану, от котораго не извольте думать, чтоб была к вам какая противность, а которые и есть вам ныне противности, те все изойдут, а он с своей стороны не желает вам никакова зла, в чем ему возможна, он вас не оставит и отсель отпустит, не будет держать, а что сии слова вышепомянутые вам приказывал чрез меня, и то для людей, а собою того делать никогда не будет.

Апреля 7-го числа посылал дворенин своего толмача к салтану просить о почтовой лошади до Шемахи с проводником, что намерен дворенин послать человека своего с письмами к господину посланнику, притом же приказал спросить писаря, доносил ли он салтану те слова, которые говорил вчерась ему дворенин, чтоб ему видеться с салтанам самому. Толмач наш к салтану ездил и видел его самого и сей приказ от дворенина говорил, против чего салтан приказал к дворенину видеться ему со мною, я знаю, за чем, станет мне говорить, чтоб его отсель отпустить, а мне того зделать невозможна, отпустить ево как могу, коли усми не принимает. Писали оне в письмах своих ко [23] мне, что послан от них на Терек к каменданту Гаджи Челпуг, с которым они приказали к каменданту терскому просить ево, дабы онаго мурзу нагайских татар свободил, и, недождазся они сей отповеди чрез своего посланного Челпуга, принимать вас отсель не будут, и дворенину, кроме сего, ехать ко мне не для чего, многа дела со мной не имеет, а за этим, что ему у меня делать, Он думает обо мне, что об ево езде я бут то не радею, что мне ис того прибыли, что они здесь живут, рад бы тому был хотя б сейчас его отпустить, толька невозможна, боюсь, естьли что зделают над ними в Дагистане, какую худобу, власно так как надо мною, для чего стараюсь, чтоб его имянно от меня принел усми в добром здоровье, со всеми при нем обретающимися, и проводил бы сохранно. А что о почтовой лошеди ко мне приказывал, на которой ему надобно послать в Шемаху человека своего, оная лошедь сей день ему готова и с проводником. А за сим приказам приказал салтан с толмачем нашим к дворенину поздравить и скажи ему, чтобы о сем не печалился, даст бог, все зделается, путь ево без задершки уже будет до самаго Терку во всяком благополучие.

Того ж числа приехал в Дербень от усмия дворецкой ево именем Сали, которой по приезде своем был у нас и поздравлял от усмия дворенину, против чего дворенин благодарил и спрашивал о здоровье усмиевом. Потом говорил Салей, чтобы не изволили на усмия иметь противности за то, что здесь вы за неприемное-то на границу ево так долга живете, он в том не виноват, потому что о сем указу ему от шаха не было, ис чего есть ему и обида, он здесь владелец сильной и славной, ведают про то, что здесь, кроме его, никто силы такой не имеет, а указ шахов к Омулат шевкалу, ему надлежет то и делать, что. вас приняв, отсель проводить до Терку, а усмию в постороннем деле принимать себе страх и труд не для чего, того ради и вас отсель по се время не принимал. Естьли он вас примет, а в его провожании что зделается от каракайтаков и от других горских людей какая вам обида, за что шах будет взыскивать того на усмие и будет ему говорить - для чего ты вступаесся в постороннее дело, где тебе не велено, какое в том оправдание усмей перед шахом объявит, того ради вас отсель не принимает. Ныне он ту уже обиду оставил, что ему не было о сем указу от шаха, намерен в своей силе славу показать и вас отсель принять и проводить так до Тарков, что и приступиться к вам никто из горских людей не будет. Только ныне он еще вскоре вас принять отсель к себе не может за тем, писал к нему Алдигирей, чтоб усми вас не принимал, покамест он, Алдигирей, помирит нагайских татар с терским камендантом, естьли, де, они, терские жители, не будут в миру с нагайцами, то от Тарков их провожать будет опасно. Против сего дворенин говорил Салею и благодарил усмию на ево намерение, что он нас отсель примет и проводит во всяком охранени до Тарков, толька напрасно к нему писал Алдигирей, что нас для нагайских татар не велит без письма принимать, о чем ко мне писал усми, чтобы я дал письмо от себя такое, дабы мне в приезд свой на Терки того мурзу [24] нагайскова свободить, а естьли я наперед не дам письма, то не будет отсель и принимать нас на свою границу, изволь рассудить, как ты есть умной человек, есть ли мне до сего дела и надобно ли мне письмо дать, с какой стати, не ведая дела, да письмо дать. Салей против сего сказал — правда, что усми, послушев Алдигирея, и к вам о том писал, дабы ты такое письмо наперед дал, толька ныне того дела не будет и от вас письма спрашивать не станет, а коли буду я ему говорить, чтоб он вас принел на свое владение, то от меня не будет отговариваться, в чем вас обнадеживаю верно, что изволите путь восприять вскоре во всяком благополучии, где я вас сам до самых Тарков. Толька есть у меня ныне дни на два здесь дела, котораго не зделав не поеду, однако ж по дву днях всеконечно к усмию поеду и ему буду говорить, чтобы вас, не задержав больши ничего, отсель принел, толька бы, де, я знал, ис чего мне сие делать, мы, люди горские, даром служить никому не обыкли и никово не боимся и не слушаем, а что захотим делать не ис под неволи, ис прибыли своей. Дворенин против сего говорил Салею — мы об вас не думали, что есть вы люди вольные и никого не слушаетеся, мы о том ведаем, что вы подданные шахова величества, которой его царскому пресветлому величеству есть приятель, как ныне, так и впредь, а коли государи наши промежду собой в любви, то подданным их надлежит служить не из дачи, а хотя и подарить случится кого, и то за любовь. И ежели ты покажешь ко мне какую любовь в сей моей дороге, то я по возможности так тебя бес подарку не оставлю. Салей сказал дворенину — изволь ведать, что мы шаха не боимся и ево не слушаем, а тебе бес подарку нам обойтиться невозможно. Естьли ты меня не подаришь, то твоей дороги еще долга не будет. Чего ради дворенин видит то, что нельзя бес того быть, подарил онаму назырю Салею десять рублев денег, которые он приняв благодарил, чего ради и обещался всякое вспоможение у усмия делать. И тако от нас по сих разговорах онай назырь пошел.

Апреля 8-го числа послал дворенин от себя одного толмача с письмами на почтовой лошеди в Шемаху к господину посланнику, в которых писал, какой ради причины в Дербене живет и зачем его салтан не отпускает.

Апреля 10-го числа оной вышепомянутой усмиев назырь у нас был, объявил о себе дворенину, что он сего числа едет к своему господину усмию и по приезде своем буду, де, я ему говорить, чтоб он по вас, не отговариваючись ничем, прислал, что, надеюся, он, усми, моего прошения не отставит и по вас, кроме меня, иного никого не пошлет, в чем вас с своей стороны обнадеживаю и всеконечно по вас буду с секова времени по трех днех, мог бы быть и ранее, толька у нас завтра недельны день пятница, а в суботу у нас никуда в дорогу не ездят, потому что день нехорош, а буду к вам всеконечно в воскресенья. Против сего дворенин онаго назыря Салея просил, дабы он как обещался нам учинить вспоможение в дорогу нашу, дабы то свое обещание не уничтожил, в чем бы нам была надежда верная. Салей сказал дворенину — не извольте сумневаться, чтобы сии мои слова и [25] обещание лживо было, как вам говорил, так буду и делать, что изволите увидеть сами мою службу. И тако от нас поехал в путь свой к усмию, к после его отъезду Салеева не имели отповеди той, как он обещался, чего ради к салтану намерены послать, что в жити своем конца не видим.

Апреля 14-го числа посылал дворенин к салтану толмача своего, с которым приказывал чего ради медлется отсель отправление в путь наш. Ежели не изволит салтан нас отсель пустить, изволь нам так сказать, за какой причинай, ежели дожидается от усмия отповеди он, того не надеемся, чтобы зделал бес посылки вашей к нему, хотя назырь ево Салей и обещался быть от усмия по нас, но уже тому время прошло, как хотел приехать, знатно, что не будет, а житье наше здесь так продолжилась долго, а и впредь по едакому отправлению не знаем, что будет, а нам стало уже от того продолжения есть нечева, также слона и лошедей кормить становится нечем, деньги нам, которые даны от господина посланника на проезд во всю дорогу, те мы здесь на одном место издержали, потому что уже живем больши месяца здесь, а от его превосходительства салтана не можем добиться в такое многое время себе отпуску.

Толмач самого салтана не видал, а видел сына ево, которому сии слова говорил, на что салтанской сын сказал, что ис того есть прибыли отцу моему, что он вас здесь держит, естьли бы ему возможна была и не опасно от горских жителей, он бы давно отсель отпустил, ныне дожидаемся от усмия отповеди на свои письма, которые посланы с назырем с его, Салеем , о чем удивляемся, что так долго отповеди нет, естьли на сих днях не будет, то отец мой пошлет к нему с письмом от себя человека своего нарочно, с которым и дворенину надобно послать своего человека, посмотрим, что еще от них будет. Естьли усми пришлет с нашими посланными от себя людей для вас, то отец мой не будет вас держать ни часу здесь, а естьли так. же откажет, как и прежде, то вас отец мой не отпустит, хотя год здесь живите. А что у вас в харче нужда как людем , слону и лошедям, в том на отца моего досадовать не для чего, потому что ему вас кормить здесь не велено, как хотите себе, так и живите, или себе назад поезжайте в Низовую. Против чего толмач наш салтанскому сыну больше ничего не говорил и с той отповедью к нам пришел.

Апреля 15-го числа еще дворенин посылал к салтану своего толмача с тем, чтоб ему самому с салтаном видеться. Толмач салтана не видал, а видел ишагасу ево, которой о сем салтану докладывал, на что салтан сказал — я, де, знаю, что дворенин хочет со мною видеться для того, чтоб я ево отсель отпустил чего мне зделать невозможна, не имев подлинной ведомости от усмия, и для сего ему со мной видеться не для чего. А что какая отповедь нам от усмия будет, про то ему скажю, однако я нынече намерен еще послать к нему человека своего с письмом, с которым надобно послать и дворенину от себя своего человека. Естьли он ныне чрез сих посланных наших [26] откажет, что вас не примет от меня с роспискою и не проводит до Тарков, то больши уже вам от меня нечего дожидаться, что мне отсель отпустить так невозможна, коли усми не примет, и посылать к нему больши не буду, хотя дворенину на меня в том и досадно будет, что я его здесь задержал, а иного делать нам нечего, что ево опять отпустить в Низовую. И тако с сей отповедью толмач наш к нам пришел.

Апреля 16-го числа прислал салтан к дворенину человека, которой от него едет к усмию с письмом, дабы дворенин с сим его посланным послал также от себя человека к усмию. И тако дворенин послал от себя казанскова татарина, с которым приказывал к усмию, какой ради причины его превосходительство нас от салтана дербенскова на свою границу не принимает, зачем мы в Дербене живем больши месяца, что ему ис того есть прибыль и какая слава чести ево, что он нам дороги не дает из Дербени, чрез свое владение, разве он злится за то, что ему нет от государя нашего жалованья, а хощет выместить ныне над нами, надобно ему было прежде к стороне его царскаго пресветлаго величества показать свою службу, в то время ему надлежит просить милости государя моего о жалованье, а то прежде времени, не показав своей службы к государю моему, да просит жалованья. Изволил бы мне приказать ныне одно, что ни есть, естьли будет принимать на своей границе и провожать, так изволил бы поскорея присылать, а естьли того не будет делать, изволь уже нам отказать подлинно, зачем того не хощет делать, И тако они с сим приказом от нас поехали в 12-м часу дня.

Того же числа за час до вечера приехал к нам от Алдигирея свойственник ево Аджи Челпуг и с ним от терскова каменданта прислан один мурза черкеской с одиннатцетью человеки, которые сказали дворенину, что их прислал камендант терской для провожания нашего чрез Дагистан. И оной Аджи Челпуг и мурза Алей сказали ж дворенину, что владельцев дагистанских оне видели, где нам путь надлежит, а именно Алдигирей, Тарковской владелец, Мортузалей, буйнацкой владелец, усми, хайдацкой владелец, которым и письма были от каменданта терскова, против чего они нам сказали, что вас приняв от дербенскова салтана, чрез свои владения до самаго Терку проводят сохранно, для чего завтра будет от усмия везирь да назырь к салтану с тем, что вас отсель с собою возмут и проводят до Тарков сохранно, для чего вам надобно быть в дорогу готовым, и не извольте опасаться ничего, как отсель до Тарков, так от Тарков до Терков, нигде вам и остоновки не будет. Он жа, Челпуг, объявил о себе, что был на Терке для мурзы эстереских татар, просил он каменданта, чтобы такова мурзу Маметя освободил для проезду нашего, дабы от детей его нам остоновки в дороге не было за то, что их отец сидит на Терке. Камендант ему сказал, что он прежде того, коли мы не проедем с слоном до Терку, такова мурзу не освобожду и детьми ево меня не стращайте, они того зделать не смеют, чтоб задержать слона и лошедей, для того что они под владением Алдигирея, а Алдигирей государя нашего слуга учинился, за что ему дается жалованья, а естьли Алдигирей и их, [27] татар, не уймет, не будет он взыскан милостию государя нашего. Когда Алдигирей услышал такие слова от каменданта, приказал мне вам сказать, что он вас без вс якова задержания от усмия примет и проводит до Терку сам, а к усмию послал он для вас сына своего, чтобы усми от дербенскова салтана вас принял не замешкав и проводил бы к Мортузалию в Буйнаки. И за сии ведомости дворенин оному Аджи Челпугу благодарил.

Апреля 17-го числа посланной наш казанской татарин Бехметь от усмия с салтанским человеком возвратился, с которыми усми приказывал, что нас примет от салтана дербенскова с роспискою и провожать до Алдигирея во всяком охранении готов, для чего он, усми, прислал сюда в Дербень к салтану везиря своего да назыря Салея, которые пошли теперь к салтану со объявлением тем, что они приехали по нас. После чего с час пришли к дворенину усмиевы присланные, объявили дворенину, что их усми прислал в Дербень такова ради случая, приказал вас поздравить, дабы вы беспечальны были, путь ваш уже нынече готов и будет во всяком благополучии без остоновки, чего ради нас усми сюда прислал, чтобы вы изволили ехать не мешкав, а он вас примет и проводит до Тарков сохранно, а в том на него не извольте возиметь противности, что так долго вас не принимал, для того дорога не смирна была, а ныне, слава богу, все стало хорошо и вы проедете в провожани ево без сумнения. Против сего дворенин присланным усмиевым благодарил и притом их просил, чтобы они в том показали по своему обещанию верное приятство. Везирь сказал — не изволь сомневаться, чтоб наши слова были пременны, коли было усмию не можна сего делать и он вас не обнадеживал, для чего вы так долга и жили здесь, а ныне он осведомился, что ему, вас приняв на свои руки, проводить сохранно до Тарков можна, чего ради и нас сюда послал по вас, чтоб вы ехали не мешкав. По сих разговорах везирь и с назырем, выпив кофе по чашке, от нас пошли.

Того же числа ввечеру пришел к нам вышеупомянутой усмиев назырь Салей и говорил дворенину про везиря своего, что его есть многа в вашем деле у усмия трудов, за что желает, дабы ты его за то подарил чем ни на есть, за что охотнее ему будет вам впредь служить. Дворенин против сего Салею сказал — за любовь ево и за труды, что он суды по нас с тобою приехал благодарен, а подарить его мне нечем, должен ему за то впредь служить и ево любовь всегда паметовать. Салей сказал — нет, бес того нельзя, естьли ты ево ныне чем не подаришь, он у усмия человек сильной, опасаются того, чтоб он дела вашего не испортил коли у тебя нет парчи какой ин деньгами, хотя столька жа, как и мне дал. Увидел дворенин, что без того нельзя быть, чтоб онаго везиря не подарить, дал ему деньгами десять рублев, за которой сам везирь дворенину благодарил и обещался по возможности своей служить.

Апреля 18-го числа присылал салтан к дворенину меомендаря, которой приставлен был у нас, с тем, чтоб ехал к салтану, и после сей присылки дворенин у салтана был. Когда к нему пришол, принел ласково, поздравя, объявил дворенину — вчерашнего числа приехали ко мне от усмия везирь да назырь ево [28] с тем, чтоб я вас отсель совсем к усми отправил, в чем он для лутчей верности мне дает росписку такую, что ему вас, от меня приняв, проводить до Тарков без остановки во всяком охранении , и по сему усмиеву обнадеживанию путь ваш будет безопасен. Хотя вам здесь было в продолжени многа времени и скушно, в том на меня не досадуй, для того что усми того не хотел делать, а ныне он, по прошению моему приняв, провожать вас будет, в чем я вас обнадеживаю, извольте ехать в путь свой без всякаго сумнения. Дворенин за сие слова салтану благодарил, притом его просил, чтоб ему дал по письму хана шемахинскаго провожатых ис курчиев 5 человек до Терку, также бы и в подводах вспоможение учинил. Салтан на сие дворенину сказал — не курчиев мне тебе провожатых посылать не для чего, для того что от них тебе помощи какой быть, коли усми принимает вас на свои руки и дает в том росписку, что он проводит вас сохранно, курчием что тут делать, проедете вы и без них здорово, а до усмиевой земли поеду я сам вас провожать и отдам ему в руки сам сохранно, А в подводах я тебе споможения никакова не могу учинить, своих лошедей не дам, а у градских здешних жителей сильно взять не могу, а хотя бы и взял, так дале отсель не повезу, как до усмиевой земли, до которой у нас всего два агача. И в том вы на меня надежды не имейте, естьли не хотите пеши итти, так нанимайте, Дворенин против сего еще просил салтана, что ис того есть тягости вашему превосходительству показать к нам любовь против указу шахова величества, о котором вам писал хан шемахинской, чтоб вы дали нам в провожатые курчиев 5 человек, также и подводы против прежняго обычия. Против сего салтан сказал — довольно тебе и того от меня, что я упросил усмия, которой вас без указу шахова по моему прошению принимает и провожать будет до Тарков, а и хан шемахинской писал ко мне, что дале вас не провожать, как до границ дагистанских, и коли вас было бес подлиннаго известия отпустить нельзя, так я вас и не обнадеживал, ныне чего вы опасаетеся и просите от меня курчиев в провожатые, коли усми так на себя принимает, и в ево провожани кто смеет вас из горских людей тронуть. Дворенин еще говорил салтану — то нам изрядно, что усми провожать нас будет, а в том бы худобы не было, что и с вашей стороны, кто бы был, Салтан сказал - многа говорить, тому жа быть, что дале вас провожать не буду как до своей границы Дарбах, а естьли хотите, чтобы вас Аджи Челпуг провожал с нашей стороны, я ему прикажу, чтоб он ехал с тобой до самаго Терку, он тебе будет лутче всех курчиев в дороге, потому что он человек знатной и всем горским владельцам друг, не может допустить до вас никакой худобы. Больши сего дворенин салтану докучать в провожатых не мог, только ево спросил, в которой день нас отсель отпустит, Салтан сказал — приказывал мне усми, чтобы я вас сего числа отпустил, толька того нам зделать не можна за тем, что лошедей дома нет и провожать вас не на чем, а отпущу завтра и провожать вас буду сам до самой границы усмиевой.

По сих словах говорил дворенин салтану об одной невольнице, т ерскаго жителя жене, которая в полону в Дербене живет [29] з десять лет у одного дербенскаго купецкаго человека Абдибраима, денег на оную бабу 50 рублев больши году как присланы, ныне о том пишет камендант терской, чтоб такую бабу отсель взять, прикажите ее со мной отпустить. Салтан сказал — естьли похочет ее хозяин отпустить и она не обосурманена, прикажу чтоб была свободна. Что и освидетельствовали в тот жа час, что ее хозяин сказывал — она не обосурманена, отпустить ее готов, только я российских денег не приму, естьли и принять, то надобно взять денег вдвое против босурманских, а бес того не отпущу. Салтан сказал - неволей сего зделать не хочу, как хотите вы, так и делайте. Дворенин говорил против того — деньги, как росиские, так и персицкие, серебреные, чего ради на них цену меньши ставите. Что увидел салтан есть нам ис того противность, приказал ее отпустить за те деньги, кои есть присланы, и дворенину ее отдали. И после сих розговоров дворенин от салтана поехал.

Того ж числа приходил к дворенину за час до вечера усмиев назырь Салей, сказывал, что от усмия приехали люди сюда, зачем мы из Дербени сей день не выехали, усмей дожидался на границе сам. Дворенин сказал Салею — сам ты ведаешь, что я сего дни хотел ехать, а остановил салтан, сказал мне, что он сам поедет провожать, ныне он за тем не едет, люди у него не в зборе, также и лошедей дома нет. Салей сказал — правда, вины вашей нет, что сегодни не поехал, с салтаном тебе не драться стать, коли не отпустил, быть до завтрея, а к усмию послали ведомость, за чем сегодни езды вашей из Дербени нет, а поедете завтра.

Известие о городе Дербени, которой положением места, где есть самое жило, от моря в версте. Поселен в полугоре в длину версты на 2, в ширину сажен 300, около сего жила зделана стена из белаго камня с башнями нискими, толшина той стены аршина на два, в вышину от земли сажень. На той же стене зделаны зубцы ис таково ж камня вышиной в аршин, и подле сих зубцов по стене люди ходят, толька сие строение старое и ветхое. Начатак сей стене от самого моря, и так около жила по горе обведена, что и другой конец с тем жа вровень приведен к морю, подле которых за близостию к воде и дороги нет. В ширине города промежду сих стен от моря нет никакой зашиты, и все тут пусто с лишком на версту, толька место ровное до самаго жила. А где жило началось, тут в ширине от пустаго города зделана стена каменная, которых есть выше в гору промежду жил две таких, и по оным поперечным стенам именуются 3 города жилых. В самом верхнем зделан дом салтанской, и вся алтилерия тут лежит, и магазины припасные. Другой пониже, а третей и того под гору ниже, четвертый к самому морю, вне числа, потому что он пуст и от моря стены у него нет. За городом, кроме веноградных садов, жила никакова к морю в близости нет, только против верхева города, в котором дом салтанской, по сторонам зделано на пригорках 3 башни для отводных караулов, две от Шевкальских гор, одна от Низовой. Против сего ж города повыше, на косогоре, зделан особливой четвероугольной городок [30] каменной, толька мы в нем не были, а издали нам показался не велик. И выше сего города пошли все горы, на которых жила есть многа и лесу довольна. Тут жа есть одна правинция недалеко от Дербени. Шаховы подданные, толька мало ево слушают. Управителя имеют у себя из своего тутошнева народу, называется кади Максим, и живут смирно, ни с кем не бранятся, их никто не смеет тронуть, потому что люд все военной и многонародной и деревни их в местах крепких.

Управитель в сем городе Дербене салтан, по нашему как обер-камендант, гварнизону при нем содержится всегда готовых человек 1000, а есть ли нужда позовет, то может собрать из уезду военных людей с 5000, потому что и мужики в деревнях каждой при себе ружье имеет. Алтилери, сказывали нам,что есть в магазинах очень много, а мы только видели на площеди перед салтанским двором 46 пушек медных, ис которых стрелять за роздутыми запалы невозможна, разве сыщется 5, а больши не будет, они ж лежат без станков, на одних досках и на брусьях. Во омуниции имеют довольство немалое, потому что они, здешние жители, пороху сами гаразди делать, а свинцу многа привозят из Тевризу и из Гиляни. Также сей город имеет великое довольство в провианте и в фураже, так все дешево, что ни одного города во всей Персии такова подобнаго нет на дешевизнь, довольно человеку сыту в день быть на 2 копейки. Вода в нем пресная, течет из гор, к тому ж многа и колодезей копаных. Сей жа город в ростояни от Низовой пристани тихою ездою на 3 дни, от Шемахи на 8 дней, от Шевкальских гор имеет границу с усмием в двух агачах, также и с каракайтаками по тое ж границу усмейскую.

От сего города в горах на полтара дни езды есть один город, именуется Кубеши, о котором, нам сказывали, что место жилом великое и есть около его стена каменная, а особливо, сказывали, очень крепок положением места. Жители в нем все люди мастеровые и торговые, ни с кем ссоры не имеют и они никого не слушают, живут сами собой, а управителей из своей братьи имеют погодно. Ремесло у них такое — делают многа хорошева ружья мелкаго, также, сказывают, и пушки льют. Они ж имеют у себя немалое довольство шерсти, ис которой сукна делают сами и по их мастерству не худо делают, а шерсть у них изрядная и мяхка, купят оную весом в батман, в котором 14 фунтов, за самую добрую по 20 алтын батман, а иное время и меньши. И для оной шерсти нанел дворенин нарочно одного дербенскова жителя, которой к нему привез батман за вышепомянутую цену, и ее складывали с ишпанскою шерстью, хороша такова не будет, а из здешних шерстей лутче ее нигде не сыщется.

Апреля 19-го числа поутру в 8-м часу пополуночи поехали мы из Дербени. И когда выехали за горад с усмиевым везирем, дожидаются нас тут от салтана один юзбаши, по нашему капитан, и с ним человек 100 дербенских жителей, объявил дворенину, что сам солтан провожать вас не поедет, а прислал вместо себя меня, велел проводить до самой границы усмиевой. И тако мы поехали от Дербени от моря в версте, дорога вся глата, по другую [31] сторону дороги горы пошли в полумиле и в ыном месте и больши гораздо, на которых видеть и лесу немало. И ехали Дербенскою землею с 2 агача до речки Дарбаху, которая течет очень мелко и летам пересыхает, около ее от самого моря до гор лес немалой. И тут мы дожидались от усмия присланных с 3 часа. Приехал от него брат его родной да сын ево, усмиев, отъехали на сторону с оным дербенским юзбашем и говорили тихонька с четверть часа. Потом приехали к нам, сказали, что усми вас топерь принел, а проводит в Буйнаки к Мортузалею, извольте ехать, не опасайся ничего. Подъехал к дворенину усмиев брат и сын, поздравили нас, потом говорили - желаем того, чтоб вам дал бог счастливой путь. Против того дворенин поздравил их и спросил о здоровье усмиевом. Сказали они, что усми не очень здоров за тем сюда сам не бывал, а послал нас, чтоб мы принели вас от дербенцов.

И тако мы с ними, с усмиевым братом и сыном ево, от границы дербенской поехали. Дорога нам была блиско моря,и ехали все ровными местами подле пешаных бугров, з другую сторону у нас горы были в верстах в 10, до которых от самого моря все место ровное и лесом довольно, и деревни усмиевы поселены все в лесу, есть около их и поля немалые. А сам усми живет в деревне подле самых гор, которая поселена на косогоре, имя ей Баршлу. Хотя мы сами там не были, а от своих посланных слышели, что у него тут крепости никакой нет, и нам ее за лесом видеть было не можна. И ехали до речки Артабугаму от границы дербенской з 2 агача, которую мы переежали вброд, глубиной она будет в аршин, шириной сажен 5, течет она из гор в моря. И от сей речки усмиев брат и сын ево с провожатыми нашими Аджи Челпугом, которой от салтана дербенскова послан, да Али мурза /которой прислан к нам от терскова каменданта/, поехали оне к усмию в деревню Шериф, которую мы проехали мимо в версте. И ехали от речки Артабугаму до речки Башбугаму з два агача, также все места равные, и тут мы начевали подле сей речки на поле, где и лесу есть с одной стороны довольно.

Приехали к нам тут от усмия тот жа ево брат и сын и наши провожатые с ним, которые сами к нам не пришли, а прислали от себя вышепомянутого терскаго мурзу Алея с тем, чтобы дворенин подарил усмия лошедью лутчею, за то что чрез ево землю едем, для того что усми даром служить никому не должен, шаха мы не боимся, а государь ваш про нас не ведает и нам жалованья не дает. Дворенин против сего им сказал — лошеди господина посланника, а куплены они у него для царскаго пресветлаго величества нашего, всемилостивейшаго государя, того ради его благородие меня при них отправил, чтоб я их довел в целости, того ради и дарить их милость оными не смею. Когда сие слова им сказал Али мурза, послали они еще к дворенину, коли он лошедью нас подарить не смеет, ин иным чем, хотя малым, ис кумачей или иное что, для того что у нас такой обычай, кто ни едет, а, не подаря нас, не проежжает. Что увидели мы их тахой запрос, о чем и Али мурза говорил, что надобно подарить их хотя малым чем, без того не можно обойтиться, послал к ним дворенин кусок изарбафу кашанскаго, которой они, приняв, прислали [32] от себя человека своего з благодарением, с ним же приказывали, что они сами здесь начевать не будут, а поедут к усмию в деревню.

А оставили здесь для провожания и караулу двух своих знатных мурз и с ними человек с 20 людей, которые будут при вас неотступно и проводят до Буйнаков к Мортузалею во всяком охранении, за что дворенин против сего им благодарил и еше при том просил, чтоб они приказали своим людем проводить до Буйнаков или до Тарков, против сего они сказали — не извольте сумневаться в провожании усмиевом, для того что усми взял на свои руки, в чем дал и росписку салтану дербенскому, что ему проводить вас до Буйнаков во всяком охранени, и в ево провожани кто может к вам приступиться и зделать какую худобу. И после сих слов от нас усмиев брат и сын поехали, а при нас остались их вышепомянутые мурзы и 20 человек людей. И, проводя их, Аджи Челпуг пришел к нам, говорил дворенину, что усмиев брат и сын за подарак ваш благодарили и приказали своим мурзам проводить нас сохранно. Надобно утре подняться отсель нам рано, для того чтоб поспеть в Буйнаки, до которых отсель будет агачей с 7 или больше, и о сем со мной говорил усмиев брат, чтоб мы утре ехали отсель рано, и приказывал он своим мурзам, которые ныне с нами, чтобы без остановки нас проводили до Мортузалея. Дворенин сказал — вы не извольте мешкать, а мы желаем хотя сейчас ехать, не токмо утре. Челпуг сказал — ночью ехать нельзя, даст бог, утре лутче ехать, для того что чрез сию речку перебираться нам будет ночью трудно, а вперед нам такой пераправы не будет и опасения никакова не имей, даст бог. проедем везде здорово, усмиевы у нас провожатые люди знатные, поедут они с нами не токмо до Буйнаков, и до Тарков.

Апреля 20-го числа поехали мы поутру в 6-м часу пополуночи в путь свой, и сию речку Башбургам переежжали на устье вброд подле самого моря, для того что она тут мельче течет , нежели вверху. Глубиной она тут с лишком на аршин, в ширину сажен 6, толька от наноснова песку есть тут топка, что мы с трудом переехали. А выше ее от моря переежжать нельзя, для того что течет круто берега и вода глубже, против сего ж усья блиско берегу становятся на якорех суды, что и при нас одна буса тарковская стояла. От сей речки ехали мы все ровными местами подле пешаных бугров, которые такжа блиско моря, з другую сторону к горам верст на 5 все место ровное, и лесу ничего нет, и жила никакова не видеть. Отъехав от сей речки с агач, есть озеро, в котором вода соленая, заливается она с моря. Ехали мы промежду озера и моря версты з две, отъехав от сего озера с агач, есть воды теплые в трех местах, которые не очень горячи, и в них садятся люди и моются в сей воде вместо бани, от чего есть в ней дух тежелой. От моря оная вода растоянием в версте.

И тут стал нам говорить Аджи Челпуг, что приехал от усмия человек затем, чтобы мы подле моря от сего места не ехали, а ехали бы в деревню Хаякент Салтан Мамута утемышскаго и Мортузалея, для того что они сами тут навстречу к нам будут и проводят вас сохранно чрез свое владение, а естьли вы проедете подле моря, и вам тут будет худа, потому что место пустое, [33] всяких людей ездит многа. Против сего дворенин говорил Аджи Челпугу - где лутче и безопасно можна проехать, туда изволите нас весть, а мы дороги не знаем, и где опасные места есть, не ведаем, в том изволите вы к нам показать по своему обещанию любовь, чтоб мы проехали беспечно, однако ж, как мы слышели, что подле моря дорога прямей и глаже, а та деревня она нам не по дороге, к ней же и дорога, сказывают, есть гориста и ехать бы нам в нее не для чего. Против сего Челпуг сказал — хотя бы усми к нам ныне не прислал, чтоб мы ехали в Хаякент, я бы и без его присылки вас туда провел, для того когда мы ехали из Тарков мимо Мортузалея, говорил он нам, чтоб мы вас проводили в деревню Хаякент, а он тут сам навстречу хотел приехать, и сия деревня брата ево салтан Мамута утемышскаго, где мы будем без всякаго опасения, а естьли поедем подле моря и зделается какая худоба хотя от их людей, они будут тем отговариваться, бутто не ведали о нашем проезде. Против сего дворенин спорить им не мог, и от сих теплых вод поехали в вышепомянутую деревню и ехали полями до лесу с агач, и тут есть бежит нефть местах в 5. И сим лесом ехали верст с 2, которой очень велик и част.

И тут мы переехали одну речку Куце, которая разделила владение усмиево с салтан Мамутом утемышим, и ехали подле сей речки вверх до деревни Хаякенте с полагача, в которую мы приехали за полчаса до полудни и стояли на лугу подле той жа речки Куце. И по приезде нашем послал Аджи Челпуг к салтан Мамуту и к Мортузалею ведомость, чтоб они к нам приехали навстречу и проводили б собща чрез свое владение сохранно. И тот мы день от них отповеди никакой не дождалися, чего ради дворенин говорил человеку — что эта будет, долга ли нам здесь стоять, уже бы сим временем далеко были. Челпуг сказал — как нам отсель ехать, недождався салтан Мамута и Мортузалея, и от них ко мне отповедь есть, что будут сюда скоро, естьли ночью не будут, так утре рано, однако ж мы еще пошлем своих людей к Мортузалею в Буйнаки, до которых отсель не будет больши, как 4 агача, чтобы он к нам утре ранее приехал. И тако мы послали к Мортузалею казанскова татарина Бехметку с челпуговым человеком, с которым приказал дворенин просить Мортузалея, чтобы он к нам пожаловал, приехал в сию деревню, где мы стоим, а ежели он сам не будет, хотя бы детей своих прислал к нам. И так от нас онай татарин поехал в другом часу ночи, и сию ночь подходили к нам воровские люди красть лошедей, толька за крепким караулом нашим того не учинили.

Апреля 21-го числа поутру в 5-м часу пополуночи приехал к нам наш посланной от Мортузалея казанской татарин, с которым приказывал нам Мортузалей, что он сюда сам не будет и детей своих не пошлет, как хотите, так и поезжайте, а не хуже бы, что и назад воротились в усмиево владение, для того что послал Шевкал во все горы людей своих, чтоб вас всех побить до смерти, а моей силы столька не будет, чтоб вас выручить. Когда услышели такие слова, стал дворенин говорить Аджи Челпугу, Мурзе Алию, какие к нам слова приказывал Мортузалей. Против сего [34] они сказали — сам он, Мортузалей, боится выехать в поля и нас тем стал стращать, как сему можна статься, как нас смеет розбивать, есть у нас провожатые усмиевы и брат ево двоюродной, также сюда будет скоро сам салтан Мамут, кто к нам может приступиться. И в сие утро наехало к нам с ружьем людей пеших, и конных множество, сказывают, бутто слона смотреть пришли.

В тот же час пришел к дворенину Аджи Челпуг и с ним дятка: Мортузалеев и салтан Мамутовы, два человека знатные, усмиев; брат двоюродной, которые стали говорить, чтоб мы отсель ехали, не опасайся ничего, а мы вас проводим сохранно. Мортузалеев: дятка говорил, что его Мортузалей нарочно сюда послал за тем, ; чтоб вы ехали, и просил своего брата салтан Мамута утемышскаго чрез меня, чтоб он вас проводил до Буйнаков. Чего ради он ныне и прислал со мной своих знатных людей, чтоб вас провожать, а и, сам сюда скоро будет. Усмиев брат говорил — я вас не покину, хотя и не наша владение, а провожу вас до самых Тарков, а что вы слышите бутто вас хотят побить, и на сии слова сумнения не имейте, кто это смеет зделать, мы сами все наперед помрем. За что дворенин, как усмиеву брату, так и другим присланным от Мортузалея и салтан Мамута, благодарил и при том их просил, чтоб пожаловали, проводили в Буйнаки так, как обещались, чтоб мог беспечно проехать. На что они все вышепомянутые, усмиев брат, и Мортузалеев дятька, и салтан Мамута люди, и Аджи Челпуг, говорили — наши слова тебе лживы не будут, как мы говорим, в том и будем, что вас проводим сохранно.

И по сих словах стали мы збираться ехать, в то время приехал тут сам салтан Мамут великим людством затем, что ему нас провожать. Сам к нам не пришел и дворенина к себе не звал, а говорил он Аджи Челпугу, чтоб ево дворенин подарил 5 лошедьми лутчими да деньгами 50 рублев, что, увидя его умысл, Аджи Челпуг, не сказав нам, обещает дать ему деньги и лошеди. И с сими словами Аджи Челпуг пришел к нам, стал говорить дворенину, есть намерение худое салтан Мамута, просит он 5 лошедей и 50 рублев денег, и я ему то обещал, для бога за то не стойте, пускай берет, можем мы от него лошеди после чрез Мортузалея опять назад взять. Дворенин против сего ему сказал — как вы могли усмотреть, что есть от салтан Мамута такое на нас намерение худое, изволь ему давать. Аджи Челпуг сказал — в то время ему отдадим, когда в поля выедем, а теперь он нам приказал ехать.

И тако мы в их обнадеживани в путь свой поехали, повели они нас из сей деревни горами от моря верстах в семи, приехали на речку Нинку, которая от сей деревни с агач, где на нас все вышепомянутые провожатые, салтан Мамут, сам усмиев брат двоюродной с людьми усмиевыми, Мортузалеев дятька с людьми Мортузалеевыми, на нас ударили и почали стрелять все с тем намерением, чтобы никово из нас живых не пустить и слона убить, для того чтобы не было о сем к сыску ведения, от кого такая причина зделалась. А которые провожатые с нами были, от салтана дербенскова Аджи Челпуг, да от терскаго каменданта прислан к нам в Дербень для провожания Мурза Али [35] с племянником ево Мурзой Абраим, и они нас во время сего бою покинули и ушли с своими людьми прочь, осталися толька мы одни. Что, увидя от них такое неприятство и великую стрельбу, стали мы по них сами палить и шли от них отводам больши десяти верст, что была сего бою с семь часов. Тем от них спаслись, оставя дорогу ту, куда оне нас вели, пошли прямо по горам к морю, а когда с гор спустились, и тут версты на четыре все место глаткое, где уже им нам вреды зделать было не можна, и тако они от нас отстали. А когда сперва в горах на нас ударили и тут отбили, которые с нами были, 5 телег с платьем нашим и с провиантом, как для людей, так и для слона, тут жа была и збруя конская и слонова, и то все от нас отбили, осталися в том, что на нас платья была. И во время сего бою вышепомянутой казанской татарин ухватил одное лошадь из аргамаков и поскакал к Мортузалею, за которым гналось с 10 человек, не настигли. А в лошедях великая учинилась драка, от чего нам великую остоновку в стрельбе нашей делали, отбили они тут у нас одиннатцеть лошедей и два катыря, у слоновщика две лошеди, до смерти убитых две лошеди и один катырь, итого всех от нас в упатке лошедей и катырей 18, раненых 4 лошеди и один катырь, ис которых одна после пала.

Людей с нами было салдат и драгун в конвое и из Низовой от маеора Мамкеева с прапорщиком Андреям Антрушкиным и с урядником Иваном Терениным 30 человек, да и конюхов 7 челозек, итого всех и с дворенином в бою людей было 40 человек, а с их сторону всех было, как мы могли видеть, пеших и конных, с 2000 человек. Убили оне у нас одного ис конюхов досмерти, из салдат, кои в канвое были, 5 человек ранено, ис конюхов одного человека ранили, дворянской человек один ранен, у слоновщика один человек ранен, итого раненых 8 челозек. В слона в трех местах пульки проходили, толька ему великой вреды не учинили.