ХАНЫКОВ Н. В.

ЗАПИСКИ ПО ЭТНОГРАФИИ ПЕРСИИ

MEMOIRE SUR L'ETHNOGRAPHIE DE LA PERSE

Физические особенности иранской расы

Необходимость предположения о существовании древнейшей расы. — Трудности, связанные с поисками ее следов среди народов иранского корня. — Имеющиеся на этот счет указания в древнейших преданиях этих народов. — Вендидад, книга Царей, надпись на обелиске Нимруда. — Легенды различных народов, расселявшихся вдоль границ обитания иранцев, относительно происхождения последних. — Жители Трансоксании, кафиры-сияхпуши, белуджи, осетины. — Предполагаемое место зарождения иранской этнической общности. — Необходимость подкрепления данного теоретического положения дошедшими до нас предметами материальной культуры. — Давность мнения о том, что гебры — это остатки древних персов. — Точка зрения Гарсиа Фигероа ⁴³ на этот счет. — Мнение Шардена. — Критика этого мнения Причардом. — Неверный подход Причарда к оценке этнографического значения барельефов на древнеперсидских памятниках. Использование Краниологических исследований в этнографии. — Точка зрения г-на Эккера. — Работы Ретциуса по этнографии азиатских народов. — Г-н де Бэр и изучение черепов иранцев. — Сходство мнения последнего с результатами измерений полковника Дюссе. — Таблица средних величин, составленная на основе вышеупомянутых измерений. — Рассмотрение этих средних. — Строение черепа персов в античное время. — Точка зрения Геродота по этому поводу. Разъяснение его странного утверждения о характере строения мозговой части указанных черепов. — Черепа иранцев и семитов, как они изображены на Бехистунском и Шапурском барельефах. — Степень доверия, какой заслуживают работы персидских мастеров при воспроизведения инонациональных типов. — Выводы, полученные на основании изучения одного из Бехистунских барельефов. — Специфика строения черепа семита на примере имеющихся в Музее естественной истории экземпляров. — Шапурский барельеф. — Резюме полученных выводов. — Заблуждение Шардена и его современников в вопросе о причине улучшения этнического типа персов. — Картина иноземного влияния среди народов Персии со времен Александра Великого до наших дней. — Таджики и таты. — Знали ли о таджиках в древности? — Китайцы и первые достоверные сведения о таджиках. — Подробные сведения о них, согласно китайским источникам. — Точность материалов, собранных китайцами о Персии эпохи Сасанидов. — Неправильный подход к объяснению происхождения таджиков. — Почему сами таджики считают себя потомками арабов. — Заметки о таджиках у Эльфинстона, барона Мейендорфа и лейтенанта Вуда. — Мои личные наблюдения, касающиеся этого народа. — Физический [49] облик таджиков. — Гератцы и джемшиды. — Изменяемость древнеперсидского типа среди афганцев, белуджей, западных персов, бахтиар, курдов, несториан, армян, осетин, татов, галышей, гилянцев, мазендераицев и жителей Хорасана. — Сведения о персидской этнографии у древних авторов и арабских авторов средневековья. — Этнографическая картина Персии, . согласно труду Истахри. — Стабильность персидского типа. — Гипотеза, объясняющая эту стабильность. — Продолжительность жизни у иранских народов. — Заключение. — Примечания А.

Каковы бы ни были наши убеждения относительно постоянства видов в растительном и животном мире, безоговорочное распространение этого принципа на человека мне кажется недопустимым. Человек наделен даром хранить предания о своем прошлом, и повсюду, где этнограф проявлял глубокое стремление познакомиться с развитием какого-то народа, он неизбежно вынужден был признавать, что современному состоянию народа предшествовала первобытная, примитивная стадия развития и облик, свойственный большинству его представителей, изучаемых в данный момент, складывался под воздействием различных факторов.

Что касается новых общностей, расцвет которых происходил, если можно так выразиться, на глазах внимательных свидетелей, то поиск их генеалогического начала не представляет больших затруднений. Так, не возникнет трудностей при обнаружении типов древних тюрков, основателей империи .султанов, в народах той же этнической и культурной принадлежности, существующих в естественном состоянии к востоку от Каспия. Появившись вместе с Сельджукидами ⁴⁴ в. западных .провинциях древней Персии, они постепенно распространились через Малую Азию в западном направлении. Но для такой страны, как Персия, которая насчитывает почти столько лет существования, что и древнейшие воспоминания людей, и которая пережила так много коренных переворотов в связи с мощными социальными потрясениями, задача определения места, где следует искать древнейший тип ее обитателей, значительно сложнее, а то и вовсе может казаться невыполнимой.

В отношении многих физических явлений мы можем сказать, что истинный центр их зарождения означен лишь сходящимися к нему со всех сторон направляющими линиями, причем у нас не было никакой надежды точно определить место их взаимного пересечения. Поиски «колыбели» той или иной народности, в особенности же поиски места формирования иранской народности, отличаются абсолютно теми же особенностями.

Нам известно, что Гималаи — высочайшее поднятие Старого Света — питают главные реки, несущие жизнь в [50] направлении четырех сторон света на Азиатском континенте и в то же время разделяющие четыре чрезвычайно отличных друг от друга народа — китайцев на востоке, туранцев на севере, индийцев на юге и персов, или иранцев, на западе. Из ученых изысканий Шлегеля, Риттера ⁴⁵, Лассена ⁴⁶, Вивьена де Сен-Мартена ⁴⁷ и других мы, кроме того, знаем, что древние предания некоторых из перечисленных народов наводят нас на мысль: с одной стороны, поместить их «колыбель» в Верхней Азии, а с другой — считать установленным для науки фактом общность происхождения ариев Ирана и индийцев. Не будем возвращаться к доказательствам этих точек зрения, просто возьмем их за основу дальнейшего развития темы.

Каким бы интересным ни обещало стать открытие общности происхождения названных народов, этнографическое описание каждого из них может восходить лишь к той эпохе и начинаться только с того места, где этот народ оставил какие-то следы о своем существовании, т. е. с того периода, когда начинается его если не письменная, то по крайней мере устная история. Итак, поскольку я не намереваюсь заниматься этногенезом арийских народов в целом, а собираюсь исследовать только их иранскую ветвь, то естественно направлю поиски «колыбели» последней не в область возможного происхождения ариев, где собственно иранцы оставили немного следов, а в страны, где они в настоящее время (как и в самые отдаленные времена их истории) составляют большинство населения. Следовательно, попытаюсь связать начало их истории с крайними пределами Персии, руководствуясь при этом древнейшими легендами страны — первой главой Вендидада ⁴⁸ и поэмой Фирдоуси ⁴⁹. Достаточно одного упоминания об этих источниках, чтобы сразу стало ясно, сколь слаба та помощь, которую надеется почерпнуть в них этнография.

Вендидад хранит для нас отголоски очень отдаленной эпохи; но в нем нет даже упоминания о том, что иранская раса уже сформировалась как таковая, после того как выделила из своей среды разнородные элементы, которых оказалось достаточно для формирования почти всех первобытных народностей Европы. Напротив, Фирдоуси запечатлел некоторые выдержки из легенд, тоже, безусловно, древних, но собранных во времена, когда иранская народность уже претерпела ряд коренных видоизменений, которые неизбежно должны были оставить более или менее глубокие следы на форме и содержании преданий о ее прошлом. Таким образом, было бы слишком необдуманно искать в названных источниках иных сведений, кроме упоминаний о возникновении иранских народов; что касается последнего вопроса, то, полагаю, мы вправе задать его этим народам. Ибо если два [51] документа (один — бесспорно древний, а по мнению некоторых, даже более ранний по отношению к периоду зарождения собственно иранской народности, другой — возникший значительно позднее этого) ориентируют нас на нечто единое, то мы можем рассматривать данное направление как имеющее в своей основе нечто вполне вероятное.

Первый фаргард Вендидада, в течение длительного времени пышно именовавшийся «первой страницей истории индогерманских народов», «первым описанием путей их миграции» и т. д., в результате объективного, критического разбора Кнперта ⁵⁰, Шпигеля и Бреаля был сведен к более скромной роли. Это чрезвычайно древний религиозный памятник, не имеющий и не могущий иметь ничего общего с историческим повествованием; но что в нем бесспорно — это наличие географических названий, соответствующих известным его составителям частям земли. Этот список местностей, по мнению г-на Бреаля, в значительной степени вымышленных (что мне кажется маловероятным), подвергся последнее время такому количеству разборов, переводов и исправлений, что я вышел бы за рамки данной работы, если бы занялся детальным рассмотрением истории вопроса. Потому ограничусь осведомлением о позднейших мнениях на этот счет, а в качестве руководства воспользуюсь важным сообщением г-на Шпигеля на заседании мюнхенской Академии наук от 5 марта 1859 г., озаглавленным «Первая глава Вендидада».

В Вендидаде упоминается шестнадцать областей (названия даны по книге «Иран» К. Риттера. Перевел и дополнил Н. В. Ханыков, СПб., 1874, стр. 34-36. Рядом в скобках дана современная транскрипция. — Пер.):

1. Эериене-Вэедьо ⁵¹ (Ариана-Веджа), как божественное творение.

2. Гава, включающая Соугд (согласно Хугу), или поселение Сугд (по Шпигелю).

3. Мору (Мар[а]).

4. Багди (Бахди).

5. Нисанм (Писайа).

6. Харою (Харайва).

7. Вэкеретем (Ваекарта), включающая Дужак (согласно Хугу), или поселение Дужак (по Шпигелю).

8. Оруан (Урва).

9. Хнанта, включающая Веркану (согласно Хугу), или поселение Веркана (по Шпигелю).

10. Харакаити (Харахваити).

11. Хэтумат (Хайтумант).

12. Раган (Рага).

13. Чекре (Чахра).

14. Вер-ене (Варена) о четырех углах.

15. Хапта Хинду [52]

16. Восток Рагана (Раги) (по Шпигелю), запад Ранха (по Бреалю).

Первую из этих областей Шпигель счел вымышленной; вторая, как полагает Бюрнуф ⁵², — это бассейн реки древних Политимет ⁵³; третья — Мерв; четвертая — Балх (по Шпигелю), а по моему мнению, — Бадхыз, с чем склонен согласиться и Бюрнуф; пятая — Ниса (по Кштерту и Шпигелю) и Низеа (согласно Птолемею); шестая — Герат; седьмая — Кабулистан; чему соответствует восьмая ⁵⁴ — неизвестно; девятая — Гиркания ⁵⁵ (по Шпигелю); десятая — Арахозия ⁵⁶; одиннадцатая — Гильменд; двенадцатая — Рей ⁵⁷; тринадцатая — Карх, город в Хорасане; четырнадцатая — Верек, деревня, расположенная у подножия Демавенда; пятнадцатая — Индия; шестнадцатая — Яксарт

№ 1, 2, 3 и т. д. — это области, упомянутые в Вендидаде).

С каким бы мнением мы ни согласились, ясно одно: большая часть названий областей, упомянутых в цитируемой главе Вендидада, относится к Восточной Персии. И это вполне естественно, поскольку нам известно, что религия Зороастра не снискала успеха на родине ее основателя — в Западной Персии и лишь в древней Бактриане получила дальнейшее развитие в устах Пророка и была воспринята народом в качестве божественного закона. Из этого следует также, что в те времена восточные иранцы стояли на более "высокой ступени развития по сравнению со своими западными собратьями, о чем свидетельствует большее количество очагов заселения.

Книга Фирдоуси — немеркнущий памятник Персии и в то же время как бы дополнение к Зенд-Авесте: многие включенные в поэму легенды изложены подробно, тогда как в Зенд-Авесте они лишь упомянуты более или менее ясно. Таково, например, предание о Джемшиде (Йяма Хшайта — по зендскому источнику), персонаже из эпохи первой гражданской и политической организации иранских народов и золотого века их прошлого — Ное арийцев, по выражению Коссовича ⁵⁹ (см.: Рот, Сказание о Джемшиде, опубл. в «Журнале [53] немецкого Восточн. об-ва», т. IV, 1850, стр. 417-433; Коссович, Decern send, excerpta, стр. 141 и далее).

Я не собираюсь придавать этому собранию сказаний, относящихся к первым векам существования иранских [народов, подлинно историческое значение и не разделяю надежд тех, кто полагает возможным с помощью критического разбора заключить эпопею в узкие хронологические рамки, но полагаю необходимым заострить внимание читателя на том, сколь отличны по своему характеру легенды из Зенд-Авесты от тех, что вошли в «Книгу царей» («Шах-наме»). Уже г-н Шпигель справедливо отмечал, что главный герой поэмы Рустем, по-видимому, совершенно незнаком автору религиозной книги. Имя это, с таким блеском поданное в поэме, даже не упоминается в книге Зороастра, которому известны, однако, Сам и Заль, в особенности первый из этих героев.

Итак, если мы примем во внимание то обстоятельство, что поэма обрывается на событиях, почти предшествующих появлению Пророка, или, иными словами, на моменте, когда духи перестают зримо вмешиваться в дела людей, не можем ли мы предположить, что поэт, стремясь завершить свою эпопею столь важным событием, как появление Пророка, поместил его после того героического прошлого, истинным олицетворением которого был Рустем, и что это первое проявление иранского гения, по всей вероятности, должно быть отодвинуто по времени к рубежу, который отделяет этот период героических деяний от мифологического этапа персидского прошлого?

Но как бы там ни было, для нас важней всего констатировать факт, что предания о двух указанных периодах относятся исключительно к Восточной Персии. Западная часть империи играла лишь второстепенную роль; здесь антагонизм между иранцами и семитами проявлялся значительно слабее, чем борьба с народами, живущими севернее, в частности с населением Афрасиаба ⁶⁰, представленным преимущественно тюркоязычными народами (Вражда между персами и тюрками существует до сего времени. Из превосходного труда генерала Бриггса «О первоначальной расе Индии» («Журнал Королевского Азиатского общества», т. XIV, стр. 304) нам известно, что борьба между арийцами и народами скифского происхождения (которых относят в настоящее время к иранской семье народов. — Ред.) была очень активной как в Индии, так и на севере Персии. Однако более успешно для арийцев она протекала в долинах Ганга и Инда, поскольку там они обратили в рабство первых завоевателей и стали хозяевами страны).

Не собираюсь утверждать, что в Западном Иране совершенно отсутствуют предания о прошлом. Например, мифологическим прототипом Кира там является Феридун или Траетаун из зендских источников (см.: Юсти, стр. 138, кол. 2), совершавший свои подвиги возле Демавенда. Еще четыре [54] версии из жизни Кира были известны во времена Геродота (кн. I, разд. XCV). Однако эта великая личность иранского прошлого, столь чтимая памятью народной в связи с его победами «ад семитами, принадлежит к эпохе, уже почти исторической, и уж, во всяком случае, относится к гораздо более поздним временам по отношению к периоду зарождения нации, чем эпоха героев древних восточных сказаний.

Итак, содержащиеся в древнейших персидских преданиях географические сведения позволяют нам предположить, что «колыбель» нации должно искать скорее на востоке, чем на западе занимаемой ею территории, причем они не содержат ни малейших указаний на конкретный район изучаемой нами обширной страны. Чтобы предельно исчерпать вопрос о происхождении иранских народов или, точнее, вопрос установления направлений, которыми они следовали в места, где стали известны истории, нам необходимо обратиться к другим источникам информации, в частности к сведениям, имеющимся в распоряжении населения восточных рубежей заселенной иранцами территории. Мерв и Балх, два очень древних города на северной окраине Хорасана, согласно приведенной Истахри ⁶¹ легенде, были основаны Тахмуресом — иными словами, народами, пришедшими с юга и запада. Байкенд, первый населенный пункт Согдианы, заложен, по мнению Наршахи ⁶², пришельцами с запада, основавшими затем Бухару и другие города западно-восточного направления. Джемшиды, о чем уже говорилось в книге об экспедиции («Экспедиция в Хорасан», М., 1973, стр. 129. — Пер.), сохранили воспоминание о своем происхождении из Систана. Лассен с присущей его исследованиям научной глубиной раскрыл, что вплоть до эпохи воцарения Газневидов ⁶³ довольно близко от восточных границ Систана селились индийские народности. Что же касается кафиров-сияхпушей, язык которых несколько сходен с персидским, но о происхождении и времени обоснования в местах нынешнего расселения которых ничего не известно, то вот что мы читаем в небольшой, но в высшей степени интересной статье миссионера Трампа:

«Путешественники так часто сообщали, что кафиры более или менее похожи на европейцев, что я был склонен с этим согласиться. Но мои ожидания совершенно не оправдались: кафиры не голубоглазы, не светловолосы, как представители саксонской расы, и у них не белая кожа. Во всех отношениях они напоминали уроженцев Северной Индии: тот же смуглый оттенок кожи, черный цвет волос и глаз; только коже лица присущ более красноватый оттенок, что объясняется склонностью к злоупотреблению вином. На вопрос полковника Эдвардса, что бы они хотели получать в качестве еды и питья, они ответили: бурдюк вина ежедневно. Можно положительно утверждать, что внешний облик выдает их [55] индийское происхождение, и если кафиров одеть в индийскую одежду, то будет очень непросто провести различие между ними и их сородичами с равнин» («Лондонский Азиатский журнал», 1862, т. XIX, стр. 3).

Далее г-н Трамп приводит имена трех опрошенных им кафиров (Тара, Лула и Бара) и заявляет, что свою родину они называют Вумастан, что можно перевести на персидский словом «Кухистан», или «страна гор». Он указывает также, что примеры из языка кафиров, которые даны г-ном Бёрнсом ⁶⁴ со слов молодого человека, будто бы принадлежавшего к этой народности и находившегося у английского путешественника на службе, не имеют никакого отношения к названному языку, а представляют собой совокупность слов одного из многочисленных разговорных диалектов Гималаев.

Значительно северо-западнее мы встречаем народ, бесспорно, персидского происхождения, если судить по собранным мною в Бухаре образчикам его языка. Я имею в виду ваханцев, встреченных кашмирским путешественником первой половины XIX в. Ахмед-шахом Накшбенди в горах около деревни Халастан, что в трех днях пути от Яркенда («Журнал Королевского Азиатского общества», т. XIX, стр. 382). Единственным европейцем, побывавшим после Марко Поло ⁶⁵ среди этого народа в его родных местах, был лейтенант Вуд ⁶⁶. В дальнейшем мы сообщим тс скудные сведения, которые он оставил об этом племени. Здесь же я упоминаю о нем лишь затем, чтобы не упустить из виду ни одной иранской народности, проживающей в восточной части страны — в местах, где история отметила первые признаки обитания ариев Персии.

Итак, все имеющиеся в нашем распоряжении данные о Восточной Персии наводят нас на мысль, что народы иранского корня расселились в северном и восточном направлениях от территории, составляющей ныне провинции Герат и Систан. В южном направлении эта экспансия никогда не была особенно значительной. Гедрозия древних, или нынешний Белуджистан, всегда была ничейной землей, служащей преимущественно (из-за неприступности гор и пустынь, лежащих между заселенными участками) лишь в качестве убежища для выходцев из соседних племен. Далее мы увидим, что в настоящее время население этого района частично представлено арабами и персами, в большинстве же оно состоит из тюркских элементов.

Перейдем теперь к характеристике западной части иранской территории. Необъятные пространства Юго-Западной Персии, лишенные сколько-нибудь значительного водного потока, удаленные от территорий, заселенных родственными персам индийскими народами, и соседствующие с владениями могущественной арамейской народности, постоянно [56] стремившейся к главенству над иранскими народами, — эти области, безусловно, не могли служить для последних местом первых поселений. Хотя я и не очень склонен обращаться за этнографическими сведениями к ассирийским клинописным надписям, как по причине хронологических неточностей, отличающих изложенные в этих кратких летописях факты, так и вследствие сомнений в принятой фонетической транскрипции этого письма, все же я полагаю своим долгом отметить, что текст .надписи на обелиске Нимруда (памятник, хранящийся в Британском музее; перевод надписи осуществлен генералом Раулинсоном ⁶⁷ и опубликован в «Журнале Лондонского Азиатского общества», т. XIX) в некотором роде подтверждает априори мои предположения. В переводе текста о событиях 24-го года царствования сына Сарданапала — Теменбара II, на 442-й странице названного тома, ученый переводчик пишет:

«Содержащиеся в этом отрывке географические данные убеждают меня в том, что переселение персидских племен (в период их первой встречи с ассирийцами) еще не приняло южного направления, за реку Оксус, или уж, во всяком случае, оно не коснулось собственно Персии». В самом деле, из той части надписи, которой соответствует приведенная цитата, мы узнаем, что царь прошел Заб, пересек страну Харкор, идентифицируемую Раулинсоном с Арменией, вступил в земли ариев и, наконец, оказался в стране парсов, двадцать семь царей которой платили ему дань. Ученый генерал считает возможным отнести сооружения Нимруда к XII или XIII в. до P. X. (стр. 421); а далее (на стр. 443) он даже полагает, что надпись о Теменбаре II составлена в те же времена, что и первый фаргард Веидидада.

Не разделяя последнего мнения и не считая даже правомерной попытку установить (на основании имеющихся на данный момент фактов) дату сооружения этого памятника с точностью до ста лет, равно как и точку зрения о том, что Трансоксания — место встречи войск Теменбара и персидских, в одном считаю г-на Раулиясона правым, а именно в том, что «мраморные изваяния Нимруда — это памятник глубокой древности, принадлежащий к значительно более ранним временам, чем историческая эпоха ассирийской империи, к которой хотели его отнести».

В качестве последнего доказательства относительно недавнего появления собственно персов на западе приведу следующий факт: в 10-й главе «Книги Бытия» — этом поистине этнографическом перечне известных древним евреям народов — о персах нет ни малейшего упоминания. Единственной иранской народностью, упомянутой в книге, являются индийцы, если так можно перевести слово «Mdi», помещенное Моисеем после «Mgug» и перед «Lun». [57]

«Колыбелью» нации скорее всего можно было бы считать горную часть южного побережья Каспия до Демавенда — территорию, изрезанную глубокими лесистыми долинами. Но хотя этот участок, вне [64] исполнении иранских мастеров III в. с его изображениями на монетах последних лет царствования), насколько точны были работы персидских скульпторов того «времени.

Наконец, третий памятник, который я намерен отметить, — это Шапурский рельеф — сооружение, созданное, по вполне вероятному предположению г-на Оузли, в память о вручении даров, присланных Шапуру Одейнатом, мужем царицы Пальмиры Зиновии.

Дли извлечения полезного из анализа этих древних этнографических источников нам необходимо установить (с той степенью достоверности, с какой позволяют это сделать известные сегодня данные) , какую первоначальную форму имел череп представителя иранских народов. На основании точных измерений, вывезенных из Персии майором Дюссе и опубликованных им в статье «Очерки о народах Персии», появившейся недавно в «Ревю ориенталь э америкэн», мы надеемся с помощью цифр доказать справедливость утверждения Шардена об имеющихся различиях между восточными персами и населением западных провинций империи, суждения, отражающего довольно важный этнографический факт. Приведем здесь лишь средние цифры измерений, проделанных г-ном Дюссе на головах живых людей; в приложение А поместим все сведения, на которых будут основываться наши выводы, включая и итоги исследований черепов персов, осуществленных автором данной работы

В качестве введения к этому исследованию, а также для того, чтобы не оставлять никаких сомнений ни в важности, ни в значении, какое я ему придаю, приведу несколько слов из предисловия к весьма важной работе проф. Александра Эккера, изданной в Фрибурге в 1863 г. под названием «Grania Germanioe meridionalis occidentalism.. Ученый-анатом пишет: «Недалеко то время, когда считали почти идентичными формы различных частей тела у народов так называемой кавказской расы; во всяком случае, допускали столь незначительные различия между ними, что не задерживали внимание на выявлении мелких черт несходства, черт, которые можно было бы констатировать при тщательном рассмотрении. Бесспорно, Ретциусу мы обязаны тем, что он указал на различие в строении черепов европейских народов. Сформулировал он эти различия на основе весьма ограниченного числа признаков, и, быть может, они выглядели очень краткими. Ныне же наличие этих различий и их важность для этнографии и истории признаны бесспорными. Именно изучение строения черепов чревато важными выводами, а часть физической антропологии, которую уже начинают именовать исторической антропологией, будет рассматриваться не только как законная сестра других сопутствующих истории наук, но, быть может, даже как самая важная ее часть... [65]

В антропологических исследованиях, более чем в какой- либо другой области, следует остерегаться поверхностных обобщений и поспешных выводов. Чрезвычайно желательно, чтобы анатом, встающий на путь исторических изысканий, удвоил необходимые для каждого натуралиста меры предосторожности и неукоснительно держался бы в рамках своей компетенции. Всякий, кто занимался подобной деятельностью, согласится с тем, что он пребывал под воздействием весьма различных впечатлений. Сначала, когда в твоем распоряжении имеется еще немного фактов, думаешь, что ты уже в преддверии открытия какого-то закона; но вскоре, по мере накопления исключений, вступаешь в полосу разочарований; ты даже склонен потерять всякую надежду на выявление серьезных результатов и намереваешься оставить это занятие как бесполезное.

Но если ты проявишь упорство, если увеличивается количество фактического материала, то расширяется и видимый горизонт исследователя; в бескрайнем океане различных отклонений начинают вырисовываться какие-то утвердившиеся моменты, а затем и выявляться наконец совокупность характерных черт. Правда, они не столь четки, какими казались поначалу, но тем не менее достаточно весомы, чтобы признать за ними право представлять определенный национальный тип».

Приведенное выше мнение компетентного профессора, бесспорно, абсолютно справедливо; со своей стороны, выскажу сомнение, что все сказанное присуще исключительно антропологическим исследованиям. Мне представляется, что все физические науки находятся в аналогичном положении. Разве физик не рискует слишком поспешно сформулировать тот или иной закон природы, если он основывает его на наблюдениях за малым числом явлений, где нарушения недостаточно отчетливо проявились? Несовершенство методов, с помощью которых проводятся опыты, а также крайне ограниченное число этих наблюдений равным образом влекут за собой роковые последствия. Подтверждением тому являются пресловутые законы Мариотта, Гей-Люссака, Дальтона, Рудберга и других; об этих законах либо забыли совсем, либо их должным образом переосмыслили вследствие более глубокого изучения такими учеными, как Реньо, Магнус и т. д. ⁷⁶.

Между двумя видами научных занятий, о которых идет речь, существует разница, и она, по-моему, говорит в пользу антрополога. Ничто не предостережет физика от ошибки, если совокупность фактов, по его мнению тщательно выверенных, утверждает его в мысли, что этих фактов достаточно для выведения какого-либо общего закона; , напротив, антрополог твердо знает, что столкнется с историческим [66] нонсенсом всякий раз, когда будет выдвигать невероятный или просто вызывающий сомнение закон. Для того чтобы вывод антрополога был воспринят как вполне вероятный или достоверный, он должен пройти испытание историей.

Вот что пишет Ретциус в своей обладающей очень высокими достоинствами работе «Взгляд на современное состояние этнологии, основанной на изучении черепной коробки» (помещена в «Мюллер'с архив фюр анатоми унд физиоложи» за 1858 г., стр. 106): «...Большая часть народов запада Европы является долихоцефалами, тогда как на обширных просторах Восточной Европы преобладают брахицефалы».

Затем, переходя к рассмотрению азиатских рас, он подтверждает наличие среди народов Азии этих двух видов черепов и на стр. 112 помещает список азиатских долихоцефалов — категории населения, куда, согласно его представлениям, входят индийцы, персы-арии, арабы и евреи — четыре народа, являющиеся в то же .время ортогнатами, в отличие от тунгусов и китайцев, тоже долихоцефалов, но прогнатов. На 114-й странице среди брахицефалов ортогнатов названы угры, самоеды, якуты и т. д., а также тюрки и черкесы, а среди прогнатов того же класса помещены туркмены, афганцы, ласкеры, татары и маньчжурские татары, монголы и «индийские монголоиды» района Латама (так в тексте; по-видимому, автор имеет в виду Ладах. — Пер.).

Данные сведения, хотя и почерпнутые из источника, отличающегося достоверностью, порождают необходимость незамедлительного применения только что выдвинутого мною правила — подвергать проверке антропологические классификации путем обращения к истории.

Общеизвестно, что Афганистан на протяжении своей истории испытывал влияние скорее индийских и персидских народов, чем тюркских и монгольских, хотя его население и поглотило некоторые народности Турана. Поэтому следует считать маловероятным, чтобы афганцы вместо расселения на территориях, лежащих между землями индийцев и ариев, двинулись занимать области между туркменами и монголами и чтобы они были не только брахицефалами, подобно последним, но даже прогнатами. Мы сейчас убедимся в том, что это не верно и что, по-видимому, ученый автор пришел к подобному суждению не на основании измерений на черепах афганцев, довольно редких в краниологических коллекциях Европы, а используя какие-то поверхностные наблюдения путешественников. Черепа персов — не более частое явление в анатомических музеях; Музей естественной истории в Париже, например, располагал еще совсем недавно одним только гипсовым слепком, переданным этому известному научному учреждению г-ном Ретциусом и занесенным в Каталог под № 1301. Воспользовавшись предупредительностью [67] г-на Мальт-Бруна и любезностью хранителя анатомических коллекций д-ра Эммануэля Руссо, я внимательно изучил этот экземпляр и боюсь, как бы он не оказался копией черепа псевдоперса из коллекции Блуменбаха в Гёттингене, присланного знаменитому анатому г-ном де Бэром через ботаника Маршалла фон Биберштейна из персидских провинций Кавказа, в частности из долины Куры, населенной исключительно азербайджанскими татарами (см. «Бюллетень Санкт- Петербургской академии», 1859, т. I, № 21, стр. 342 и 344).

Именно то обстоятельство, о котором мы говорили выше и которое связано с почти полным отсутствием черепов персов, и вынудило г-на Бэра написать мне в Хорасан, когда я был там с экспедицией. Письмо физиолога застало меня в Кермане — одном из очагов проживания гебров, и я поспешил откликнуться на просьбу ученого. А поскольку dakhmeh, или кладбище гебров, находилось недалеко от города и мои слуги-мусульмане не усматривали ничего предосудительного в том, что добудут для меня несколько черепов неверных, то я смог вскоре послать в Санкт-Петербургскую академию два черепа гебров из Кермана и три — из йезда. По просьбе г-на де Катрфажа гипсовые слепки с этих черепов были предоставлены Санкт-Петербургским краниологическим музеем в распоряжение Музея естественной истории.

Вот что пишет г-н Бэр в статье, помещенной в упоминавшемся выше «Бюллетене»: «Филологические изыскания, намного опередившие по своим результатам итоги физической этнографии, наблюдения которой требуют большой точности, со всей очевидностью, как известно, доказали, что европейские языки (за исключением финских и нескольких других, которых немного) произошли от одного корня с персидским, санскритом и некоторыми живыми языками Индии. Этот класс языков назвали индогерманским или, точнее, индоевропейским. Отсюда совсем нетрудно предположить, что входящие в этот класс европейские языки распространились по Европе вследствие притока народов из Азии — гипотеза, вполне соответствующая древнейшим преданиям, которые сохранила для нас история. Тем не менее одного антропологического и тем более краниологического доказательства данного факта явно недостаточно. Так, в новых трудах американских ученых о человеческих расах высказывается мнение, что все крупные ветви народов проживали с момента появления человека на земле в тех странах, где их встречают в настоящее время. Подобное утверждение должно казаться тем более странным, что оно исходит от англо-американцев, переселившихся в больших количествах в новые времена. Для черепа индуса типична удлиненная форма, что присуще почти всем черепам современных западных [68] европейцев, но он невелик по размеру и тонкокостный, с выпуклым затылком и сильно вдавленными висками. Верно и то, что череп кельта, каким его извлекают из захоронений Средней Франции и севера Великобритании и какой еще встречается в наши дни среди живых людей, имеет некоторое сходство с черепом индийца, но он крупнее и более округл во всех направлениях.

Во время последнего путешествия в Германию я пришел к убеждению, что черепа людей, живших в бронзовый век в Центральной Германии, в частности в районе Мекленбурга, представляют собой нечто среднее между первыми двумя. Что же касается черепов германцев, то они, напротив, по-видимому, не подходят для проведения аналогий с черепами индийцев: у обнаруженных экземпляров из древнейших захоронений, являющихся по всем данным германскими, мозговые коробки значительно большего размера, особенно в лобной части, и более уплощенный затылок. Черепа персов — чрезвычайно редкие экспонаты в музеях Европы, те же, которые принимаются за таковые, еще менее напоминают по форме черепа германцев».

Рассказав далее о том, как он пришел к убеждению, что череп из коллекции Блуменбаха принадлежал татарину, и упомянув об отправке пяти черепов гебров, известный ученый в следующих словах характеризует черепа жителей Йезда: «Последние вполне могут сойти за прототипы черепов германцев или даже греко-римлян, если принять во внимание те видоизменения, которые претерпевает лоб человека с прогрессом цивилизации. Отметим, что эти черепа значительно ближе по форме к типичному черепу индийца, чем черепа европейцев, но при этом все же настолько далеки, что создается впечатление, будто типичная форма черепа индийца — не суть подлинно первоначальная форма, а скорее какое-то отклонение от этой первоначальной формы».

Рад случаю отметить, что мои изыскания (как мы увидим далее) полностью совпадают с выводами прославленного петербургского физиолога, полученными им на основании изучения пяти упомянутых выше черепов.

В табл. 1 (в которую, повторяю, мною включены лишь средние данные антропологических измерений г-на Дюссе) мы увидим размеры длины, ширины и высоты черепа. За длину черепа я принимаю величину передне-заднего диаметра, т. е. кратчайшее расстояние между переносьем и затылочным бугром; за ширину — наибольшее расстояние между височными костями, а за высоту — расстояние между отверстием наружного слухового прохода и наиболее выступающей точкой теменной кости. Отношения 1:11, 1:111 и 11:111 — это результаты деления длины на ширину, длины на высоту и ширины на высоту. Перечисленные в табл. 1 народы [69] размещены соответственно длине их черепов, а размеры даны в миллиметрах.

Таблица 1

(* В эту таблицу я внес средние величины измерений, произведенных исключительно на головах живых людей; и, хотя они всегда больше соответствующих размеров на черепах, я без колебаний счел их за правильные, ибо полагаю, что для этнографических целей нет надобности добиваться таких же точных показателей, как те, какие необходимы при исследовании физиологии мозга или вопросов, относящихся к изучению увеличения размеров черепа и др. Этнограф в виде исключения получает возможность осуществить ту или иную работу с черепами; чаще всего он вынужден основывать свои умозаключения на результатах измерений голов живых индивидуумов, а потому ему следует восполнять присущие подобным оценкам пробелы значительным количеством наблюдений. Подробнее см. в примечании А)

Чтобы лучше выразить результаты предыдущей таблицы, объединим проставленные в ней цифры в общую формулу, в которой v (вертикальный диаметр, или высота черепа) выражено через функции 1 (продольный диаметр) и t (поперечный диаметр, или ширина). Применив обычный метод наименьших квадратов, получим формулу:

y = 0,275t +0,3451.

Сравним данные (в миллиметрах), подсчитанные по этой формуле, с теми, которые выявлены при непосредственных обмерах, и отразим их в табл. 2.

Цифры, выражающие разницу, довольно существенны, а потому не следует считать отношение, найденное для трех измерений головы, окончательным, тем более что оно основано на весьма ограниченном количестве обмеров, а именно: трех — на головах гебров, восьми — индийцев, семи — афганцев, пяти — жителей Гиляна и Мазендерана, пяти — курдов и четырех — бахтиар. Этнографическую значимость цифр [70]

Таблица 2.

первой таблицы легко объяснить. Они отчетливо указывают, что в формах черепов жителей востока и запада территории, занимаемой иранскими народами, существует явная разница. Так, основные размеры мозговой части черепа у бахтиар и курдов находятся в пределах, обратных тем же величинам на черепах гебров и индийцев. Сама же величина этого отклонения непропорциональна по отношению к цифровому выражению каждого из этих основных размеров. Являясь средней величиной для длины черепа, она достигает максимального выражения для ширины и минимального для высоты. Казалось бы, применительно к народам иранской расы смешение с другими народами сказалось на форме черепа, и в первую очередь на увеличении размера его ширины; но каким бы интересным ни могло показаться данное наблюдение, я не осмеливаюсь на нем долго задерживаться, поскольку оно построено на малом количестве фактов. Упоминаю же о нем лишь для того, чтобы будущими исследованиями можно было либо подтвердить это, либо опровергнуть. Что касается выводов, почерпнутых из приведенной таблицы в целом, то в них нет таких сведений, которые бы не подтверждались материалами исторического характера.

Итак, если вычтем длину черепа представителей различных иранских народов от соответствующего размера на черепах гебров, то полученная разница будет выражена: для черепа индийца — 2 мм, для черепа афганца-12 мм, для черепов жителей Гилнна и Мазендерана-15 мм, для курдов — 16 мм и для бахтиар — 17 мм. Резкий разрыв — от 2 до 12 мм — по-видимому, свидетельствует о воздействии каких-то внешних причин, которые, по моему мнению, кроются только в одном — в смешении рас. Коренное население Афганистана, вне всякого сомнения, не только принадлежит к народам иранского корня, но, как я уже отмечал, во все времена своей истории скорее испытывало влияние персов и индийцев, чем народов Турана. Тем не менее с тех пop как афганцы, подобно своим соседям — тюркам, оказались под властью ислама, это обстоятельство (общность религии), [71] бесспорно, должно было способствовать процессу смешения двух рас. Из исторических источников нам известно, что гильзам, например, — одно из наиболее могущественных племен Афганистана в настоящее время — тюркского происхождения ⁷⁷. А мазендеранцы и гилянцы (одни — по причине соседства с туркменами и хорезмийцами, другие — вследствие расселения среди них в районе Талыша со времен первых Сельджукидов тюркского племени кипчаков, весьма могущественного еще в 1306 г., или 703 г. хиджры, когда оно восстало против Олджайту Мохаммеда Ходабенде ⁷⁸) должны были, безусловно, нести на себе некоторые следы смешения с жителями Турана. Что касается курдов и бахтиарв этом плане, то их смешение с семитами Месопотамии и тюркскими племенами Азербайджана слишком очевидно, чтобы нуждалось в настоятельном упоминании об этом факте.

В целом мы видим, что индийцы и гебры значительно меньше различаются между собой в отношении строения черепа, чем другие ветви иранских народов, — факт, который можно приписать лишь их изолированному образу жизни, обусловленному особой религией. Если даже допустить (как вполне вероятное предположение), что но времена, когда их религиозное верование было господствующим как в странах их нынешнего проживания, так и на территориях, занимаемых ими ранее, они и смешивались с другими расами, то за период тринадцативекового господства ислама их череп в своем строении мог вернуть первоначальную форму просто вследствие атавизма (так у автора. — Пер.) — явления, в высшей степени присущего иранцам, как мы увидим далее.

Итак, вот какую форму черепа для народов иранской расы я считаю типичной, со всеми присущими ей особенностями:

«...Череп представляет костяную округлость значительной емкости. Она в два с половиной раза длиннее против ее ширины. Высота ее менее значительна, чем у семитов, но превосходит высоту туранского черепа. Лобовая кость мало развита, полукруглые линии висков довольно далеко отстоят друг от друга. Череп этот довольно плосковершинен; затылок его тоже мало изогнут» (цит. по кн. «Иран» К. Риттера. Перевел и дополнил И. В. Ханыков, СПб., 1874, стр. 520. — Пер.).

В дополнение к сведениям, которыми мы располагаем о форме черепов различных народностей иранского корня, позаимствуем из названной работы г-на Дюссе размеры наибольшей окружности черепа по горизонтали и включим в табл. 3 средние величины, выведенные ученым (цифры даны в миллиметрах). [72]

Таблица 3

Приведенные цифры, как и следовало ожидать, служат лишь подтверждением выводов, вытекающих из рассмотрения предыдущей таблицы, а именно: гебры и бахтиары являют собой два крайних полюса в отношении строения черепа. Никаких других выводов мы сделать не можем: как нам покажет примечание А, цифры эти базируются на слишком малом количестве наблюдений, чтобы их можно было принимать за достоверные.

Перейдем теперь к рассмотрению такого вопроса: позволяют ли древнейшие этнографические документы считать, что восточные народности Персидской империи отличаются по форме своих черепов от жителей западных провинций и не приближаются ли первые .по своему типу к тому, который решено принимать за первоначальный?

Самым древним письменным упоминанием об особенностях черепов персов является высказывание Геродота («История», кн. III, разд. 12). И хотя его нельзя считать достоверным, все же процитирую его, пусть для того, чтобы дать ему иное толкование, чем это делали до сих пор. Вот что пишет греческий историк, рассказывая о Пелузе: «Там я видел удивительную вещь, о которой рассказывали мне раньше туземцы: кости воинов, павших в этом сражении с одной и с другой стороны, свалены в две отдельные кучи; в одном месте лежат кости персов, в другом египтян — так, как разделены они были при погребении; черепа персов так ломки, что их легко продырявить брошенным мелким камешком; черепа египтян, напротив, так крепки, что их едва можно разбить ударами камня. Разница эта, как мне говорили, и я этому легко верю, зависит от того, что египтяне начиная с детства стригут себе волосы, и черепа их грубеют от солнца; по той же самой причине египтяне не лысеют; плешивых можно видеть у них меньше, нежели у другого какого народа. Вот почему египтяне имеют крепкие черепа. Что у персов черепа слабые, объясняется следующим обстоятельством: с раннего детства они изнеживают себе черепа употреблением войлочных шапок. Таковы черепа египтян и персов. Нечто подобное наблюдал я в Папремизе, где [73] вместе с Ахеменом, сыном Дария, истреблены были персы Инаром, ливийским царьком» (цит. по: Геродот. История в девяти книгах, кн. III, разд. 12. Перевод Ф. Г. Мищенко. М., 1888. — Пер.).

Приведенный отрывок одними был подвергнут весьма оживленной критике по причине физической несостоятельности сообщенных в нем фактов; другие же не только усмотрели в них нечто реальное, но сочли возможным утверждать, что подобное отмечается и ныне среди гебров. Назовем, к примеру, г-на Вестергора, взявшего на себя труд проверить сказанное выше во время пребывания в Йезде (см. письмо проф. Вестергора достопочтенному д-ру Вильсону, написанное в 1843 г. и опубликованное в «Азиатском журнале Великобритании и Ирландии», т. VIII, 1846, стр. 350). Ученый-филолог посетил кладбище гебров, где проверил, как черепа реагируют на удары: убедившись в их прочности, он порекомендовал упомянуть об этом факте в новом издании Hyde, если оно когда-либо появится.

Мне кажется, ошибаются и те ,и другие. Отрицать то, о чем Геродот трижды заявлял как о бесспорном и что он лично видел в районе Пелузы и Папремиза в Нижнем Египте, в его западной части, — это значит ставить под сомнение все его повествование, в котором немного мест, где он высказывался бы более утвердительно; думается, нет надобности заходить так далеко. Упомянутый им факт свидетельствует, по моему мнению, лишь об одном: скелеты персов, формирующиеся под воздействием чрезвычайно сухого климата, отличаются меньшей сопротивляемостью, чем скелеты египтян — жителей влажных пространств дельты Нила.

Геродот родился в 484 г. до н. э.; битва, о которой он упоминает, произошла в 525 г. до н. э., т. е. за 41 год до его рождения. Изученные им останки воинов могли быть навлечены на поверхность по меньшей мере через 70 лет, поэтому нет ничего удивительного в том, что под воздействием климата, весьма отличного от климата Персии, черепа персов (при почти одинаковой толщине по сравнению с черепами египтян) стали более ломкими. Привожу данное объяснение без .всякого ручательства за его достоверность, просто как гипотезу, поскольку не имею возможности подкрепить ее каким-либо непосредственным наблюдением. Профессор Велькер на 28-й странице своего труда «Изучение развития и строения черепа человека» говорит о нескольких опытах по деформации черепов при погружении их на три дня в воду. Он установил, что в среднем она равнялась: для передне-заднего (продольного) диаметра — 0,04 мм, для ширины — 0,07 мм и для высоты — 0,07 мм. Эти цифры меняются в зависимости от возраста индивидуума, череп которого изучается, тем не менее безоговорочное применение данного [74] факта к объяснению наблюдаемого Геродотом явления нельзя считать правильным .в строгом смысле слова. Однако поскольку нам в целом известно, что природой отпускается своему творению ровно столько, сколько ему необходимо для проживания в предназначенных условиях, мы можем допустить, что она не делает исключения и для скелета человека. Чтобы покончить с этим отступлением, замечу, что сказанное Геродотом о войлочных шапках персов вызывает у меня большой интерес, так как до сего времени крестьяне Кермана и Систана продолжают их носить; в других провинциях Персии носят почти такие же, но из бараньей шкурки.

Скульптуры Биситуна, или Бехистуна, — второй памятник тех же времен, что и «История» Геродота. Прежде чем приступить к его разбору, установим вот что: с какой степенью доверия следует относиться к произведениям персидских мастеров в тех случаях, когда они воспроизводят типы людей иной национальной принадлежности. В сущности, картины, украшающие стены дворцов Исфахана и Тегерана, а также собрание полотен во дворце вали в Сенне (ныне Сенендедж. — Пер.), в Южном Курдистане, являются достаточным доказательством того, что иранские живописцы, не отличаясь безупречной точностью, довольно правильно передают типичные черты тех народов, представителей которых они хотят изобразить. Я же предпочитаю сравнивать скульптурные изображения эпохи Дария если не с произведениями искусства того же периода, достоинства которых бесспорны, но воспользоваться которыми для нашей цели не представляется возможным), то по крайней мере с барельефами времени Шапура ⁷⁹, относящимися к эпохе, довольно отдаленной от нашей, чтобы мы могли применить вытекающие из этого сравнения выводы к произведениям искусства эры Ахеменидов.

Мы уже упоминали об огромном рельефе в Дарабгирде, столь точно скопированном г-ном Фланденом ⁸⁰ и отражающем триумф Шапура над Валерианом-отцом в 260 г. н. э. На этом рельефе длиной 2,1 м и высотой 5,4 м фигура сасанидского царя занимает середину изображения, составляя вместе с лошадью и развевающимися лентами на голове более трети всей скулльптурной поверхности. Перед царем — двадцать шесть пленных римлян во главе с императором, над головой которого Шапур простирает руку в знак покровительства. За ним — в четыре ряда гвардия царя. В первом ряду — пять фигур в закругленных вверху головных уборах; во втором — тоже пять воинов, двое из которых без бороды, но на всех головные уборы с загнутыми краями. Над этой группой изваяны четыре старца с обнаженными головами. Композиция завершается изображением четырех мужчин; трое из них в шлемах, четвертый — с непокрытой головой.

В историческом описании монет чеканки времен Римской [75] империи, опубликованном Коэном »в 1860 г. в издательстве Роллен и иллюстрированном тщательно выполненными таблицами, под № XV и XVI воспроизведены монеты императора Валериана. Валериан изображен в профиль: довольно низкий лоб, нос умеренной длины с небольшой горбинкой, верхняя челюсть очень высокая, нижняя губа довольно толстая; глаз скорее можно назвать небольшим; шея широкая. Перечисленные черты повторяются и на рельефе, где изображена фигура императора в оковах, с той лишь разницей, что здесь он выглядит моложе, чем на монетах. Сделано это, быть может, не без умысла: подать эту сцену так, чтобы она символизировала собой кару за необдуманность, проявленную римским императором, осмелившимся напасть на могущественного царя персов. Сравнение профилей римлян с профилями четырех персов с обнаженными головами указывает нам, что у последних черепа длиннее, менее развиты и более уплощенны — особенности и до сего времени, бесспорно, присущие строению черепов восточных персов.

Итак, в каком бы плане мы ни рассматривали перечисленные рельефы, мы не можем отказать изваявшим их скульпторам в умении точно передавать изображаемое. А поскольку известно, что в эпоху Ахеменидов персидское искусство стояло на значительно более высоком уровне, чем во времена Сасанидов, то будет нетрудно согласиться со следующим: к изображениям, высеченным на Бехистунской скале, нужно относиться по меньшей мере с той же степенью доверия, что и к памятнику Дарабгирда.

В дополнение к подробной характеристике первого из этих двух памятников укажем, что кроме головы царя, увенчанной тиарой, которая скрывает очертания черепа, на рельефе сохранились фигуры двух царских телохранителей; на основании сказанного они должны быть отнесены к западным персам племени ахеменидов. Перед царем — два семита из Месопотамии или из Сузианы, затем мидиец, сагартиец, житель Маргианы, сак, маг, армянин и два перса — неахемениды. Правда, у сака голова покрыта, но его плоский нос и маленькие глаза так живо напоминают нам черты кайсака или нынешнего киргиза ⁸¹, что я счел возможным отобразить его голову на нижеследующем рисунке наряду с другими, позаимствованными мною из труда г-на Фландена.

Начнем изучение этой поистине этнографической галереи с голов персов, значащихся под №1,2, 5, 7, 10 и 12; напомним, что № 5 — это мидиец, № 7 — сагартиец и № 10 — житель Маргианы (см. рис. 2).

Мидия, включенная Геродотом в десятый округ вместе с Экбатанами, относится, по-видимому, к Западной Персии. Сагартия — область, не соответствующая, насколько мне известно, ни одной из современных, должна быть отнесена к [76] Восточной Персии, ибо сагартии упомянуты Геродотом в числе платящих дань то 14-му округу, вместе с сарангами и таманаями, жителями Систана и Восточного Хорасана. Что касается маргианцев, то, кто бы ни разбирал труды древних географов, все сходятся на одном мнении: их нужно разместить в Хорасане — на территории, соответствующей провинции Мерв. Следовательно, будем считать, что под № 1, 2 и 12 — персы из современного Фарсистана, под № 5 — житель Азербайджана, под № 7 — юго-восточный хорасанец и под № 8 — северо-восточный хорасанец. Тщетной была бы попытка произвести на данных изображениях измерения с целью выявления отношений между размерами черепов; и все же изучение данных скульптур мне кажется поучительным. Оно доказывает, что по мере продвижения к востоку изменяется и форма черепа, столь превосходно переданная у приближенных Дария и даже у мага, потомка мидийцев. Мы видим, что череп сверху уплощен, основание носа расширено, глаз хотя и без видимых изменений своего размера, но менее красивого разреза — иными словами, на разбираемых рельефах констатируем ту же изменяемость черт лица и очертаний головы, какую представляет и ныне тип гератского перса или гебра по сравнению с персом из Шираза или Исфахана. Замечу лишь, что если бы можно было позволить себе делать вывод на основании отдельного факта, то можно было бы попытаться развить такую мысль: во времена Дария население с резкими чертами, присущими древним персам, занимало области значительно западнее, чем в настоящий (период, так как у № 9, где изображен армянин Араха, завладевший Вавилоном, голова имеет удлиненную форму с [77] уплощенным сверху черепом — форма, почти полностью изжитая у современных армян вследствие начавшегося с давних времен смешения с семитами, тюрками и западными персами. Принимая во внимание, что Мартия (№ 7) и Вахьяздата (№ 8), чрезвычайно напоминающие восточных иранцев, обозначены в большой Бехистунской надписи в числе персов, можно было бы выдвинуть и такое предположение: в эпоху Дария, даже среди западных подданных этого царя, еще отмечалось много индивидуумов с чертами, присущими древнему типу иранцев; первобытная форма черепа у представителей иранских народов претерпела к этому времени значительные изменения лишь среди ахеменидов.

Итак, изображения на древнеперсидеских рельефах не только не противоречат гениальным наблюдениям Шардена, но являются их блестящим подтверждением.

Комментарии

43. Дон Гарсиа де Сильва Фигероа (1574-1624 или 1628) — испанский путешественник и дипломат. В 1617-1619 гг. находился при дворе шаха Аббаса I (1571-1629). Написал «De Rebus Persarum epistola» (Антверпен, 1620), а также «Totius Legationis Suae et Indicarum rerum Persidisque commentarii», оставшуюся в рукописи. По этим запискам была подготовлена и издана в 1667 г. в Париже «L'Ambassade... en Perse, contenant la politique de cet empire, les moeurs du roi Schah Abbas...».

44. Сельджукское объединение тюркских племен огузов возникло во второй половине X в. в Малой Азии. Оно названо по имени полулегендарного вождя Сельджука из огузского племени кынык, ставшего родоначальником династии Сельджукидов (XI в.). До переселения в Малую Азию огузы обитали в низовьях Сырдарьи, в степях между Аральским и Каспийским морями.

45. К. Риттер (1779-1859) — немецкий географ, автор многотомного труда «Землеведение», часть которого, посвященная Ирану, переведена и дополнена Н. В. Ханыковым (СПб., 1874).

46. Хр. Лассен (1800-1876) — норвежский историк, археолог и санскритолог.

47. Вивьен де Сен-Мартен (1802-1897) — французский географ, автор ряда обобщающих трудов по географии Востока. Один из председателей Парижского географического общества.

48. Вендидад (Видевдад) — одна из частей Авесты, священной книги зороастризма, древнейшего памятника иранских языков. Содержит предания о расселении и местах обитания древних иранских народов.

49. Фирдоуси (род. 934-941 — ум. ок. 1020) — великий персидско-таджикский поэт, автор героический эпопеи «Шах-наме» («Книга царей»).

50. Г. Киперт (1818-1899) — немецкий географ и картограф.

51. Эериене-Вэедье (Ариана-Веджа) — букв. «Арийский (иранский) простор», «Арийское (Иранское) распространение» — название полумифической области обитания иранских (или арийских вообще) племен. Ряд ученых (И. Маркварт, Э. Бенвенист, А. Кристенсен, С. П. Толстов и др.) отождествляют ее с Хорезмийским оазисом в нижнем течении Амударьи. По мнению других ученых, название относится к более обширной территории Средней Азии и Восточного Ирана, заселенной ираноязычными племенами (Б. Г. Гафуров, И. М. Дьяконов, Р. Фрай и др.).

52. Е. Бюрнуф (1801-1852) — французский ориенталист, исследователь буддизма и древнеиранских литературных памятников.

53. Политимет — древнегреческое название р. Зеравшан. Область Гава, по мнению некоторых исследователей, идентична Согду (местное название).

54. Локализация восьмой области остается неопределенной и поныне.

55. Гиркания — историческая область, соответствующая равнине Горгана в Северном Иране.

56. Арахозия — историческая область, охватывающая долину р. Гильменд.

57. Рей (Рага) — историческая область, расположенная на севере Ирана, в предгорье Эльбурса.

58. Ф. Юсти (род. 1837) — ориенталист, профессор сравнительной грамматики и германской филологии в Марбурге. Издал: «Handbuch der Zendsprache» (Leipzig, 1864); «Dictionnaire kurde-frangais» (SPb., 1879); «Geschichte des alten Persien» (Berlin, 1879). «...удостоен премии Института», т. е. французской Академии наук.

59. К. А. Коссович (1815-1883) — русский востоковед, санскритолог.

60. Афрасиаб — название древнего Самаркандского городища.

61. Истахри — арабский географ и путешественник X в. Его «Книга климатов» пользовалась большой известностью на Востоке и послужила источником для позднейших географов.

62. Наршахи Абубекр Мохаммед ибн Джафар (899 — 959) — среднеазиатский историк, автор хроники «История Бухары».

63. Газневиды — династия, основанная Махмудом Газневи в 998 г.

64. А. Бёрнс (1805-1841) — английский военно-политический деятель и путешественник. В 1831-1833 гг. в качестве политического агента Ост- Индской компании совершил путешествие в северо-западные пограничные области Индии, в Афганистан, Восточный Иран и Среднюю Азию. Автор книг «Путешествие в Бухару: рассказ О плавании по Инду, от моря до Лагора с подарками великобританского короля и отчет о путешествии из Индии в Кабул, Татарию и Персию...», пер. с англ., ч. I-III, М., 1848 — 1850; «Кабул. Путевые записки сэра Александра Бориса в 1836, 1837 и 1838 годах», пер. с англ., ч. I-II, М., 1847.

65. Марко Поло (1254-1324) — венецианский путешественник; совершил путешествие из Венеции в Китай через Малую Азию, Иран, Афганистан, Памир, Кашгар, Яркенд, Хотан.

66. Дж. Вуд (1818-1871) — член «торгово»-дипломатической миссии А. Бёрнса в Кабул, проникшей в 1838 г. к истокам р. Амударьи.

67. Г. К. Раулинсон (1810-1895) — английский востоковед. Впервые скопировал трехъязычную надпись царя Дария I на скале Бехистун. Дополнил работу Гротефенда по дешифровке древнеперсидской клинописи, ассиро-вавилонских текстов.

68. А. М. Шёгрен (1794-1855) — русский филолог и этнограф. Автор первой осетинской грамматики.

69. Предки современных осетин (аланы в византийских источниках, ясы, оси — в русских и грузинских) — одно из сарматских племен. Известны на территории Северного Кавказа, Приазовья и Причерноморья со II в. н. э. Самоназвание осетин — кроны.

70. Гяуры — в данном тексте название относится к гебрам.

71. Ж.-Л.-Л. Бюффон (1707-1788) — французский естествоиспытатель.

72. Э. Гиббон (1737-1794) — английский историк, автор труда «The History of the Decline and Fall of the Roman Empire», т. I-VI, 1-е изд. London, 1776-1788.

73. Пьетpo делла Балле — итальянский путешественник. Находился в Иране в 1617-1627 гг. Описал страну в «Дружеских письмах», впервые опубликованных в Риме в 1850 г.

74. Аммиан Марцеллин (ок. 330 — ок. 400) — римский историк.

75. Д. Мориер (1780-1849) — секретарь английского посольства в Иране в начале XIX в. Автор описания путешествия по Ирану, а также известного романа «Похождения Хаджи-Бабы из Исфагана».

76. Мариотт, Гей-Люссак, Дальтон, Рудберг, Реньо, Магнус — европейские физики и химики, причастные к открытию законов, объясняющих физические свойства газов и жидкостей.

77. Вопрос о тюркском происхождении гильзаев остается спорным. Некоторые авторы считают их прародиной район Сулеймановых гор, другие связывают гильзаев с тюркским племенем халадж, которое в составе огузских племен поселилось в районе Газни при Махмуде Газневиде в X-XI вв.

78. Олджайту Мохаммед Ходабенде Хулагид; годы правления — 1304-1316.

79. Шапур I Сасанид; годы правления — 242-272. В 260 г. в битве при Эдессе в Малой Азии наголову разгромил войска римлян и захватил в плен императора Валериана.

80. Э.-Н. Фланден (1809-1876) — французский рисовальщик и живописец, в 1839-1841 гг. предпринявший путешествие в Персию. Издал ряд специальных работ.

81. Кайсаками, или киргиз-кайсаками, в дореволюционной литературе именовались казахи; ни казахи, ни киргизы не имели прямого отношения к сакам — народности, близкой к иранцам по языковому признаку.

Текст воспроизведен по изданию: Н. Ханыков. Записки по этнографии Персии. М. Глав. ред. вост. лит. 1977