(Предоставлено Институтом востоковедения)

Более чем столетняя история изучения дипломатических писем ильханов хорошо известна.

После многочисленных трудов по точнейшей репродукции их текстов, переводу и комментированию (Abel-Remusat, акад. Я. Шмидт, Pauthier, Feer, Chabot, R. Bonaparte, А. М. Позднеев, В. Л. Котвич, Б. Я. Владимирцов, И. А. Клюкин) в прошлом, 1933 г., этому же вопросу вновь посвятил две свои работы известный монголист, действительный член Польской Академии Наук, Dr. Wl. Kotwicz: 1) Les Mongols, promoteurs de l’idee de paix universelle au debut du XIV siecle, odbitka z dziela zbiorowego «La Pologne au VII Congres International des Sciences Historiques», Varsovie, Soc. Polon. d’histoire, 1933 (Lith. I), и 2) En marge des letters des il-khans de Perse retrouvees par Abel-Remusat, Lwow, 1933.

Внимание его к этому вопросу было привлечено еще в 1922 г., в связи с обнаруженными в Ватиканском архиве разными документами по сношениям с монголами, в том числе и письма императора Гуюка, привезенного в 1247 г. папе Иннокентию IV Плано Карпини. ¹

Находя, что со времени опубликования их Abel-Remusat письма эти и до сего дня не дешифрованы с достаточной точностью и требуют в некоторых деталях новой интерпретации, автор предложил тогда несколько своих поправок, привлекших, по-видимому, внимание к данному вопросу и других исследователей (И. А. Клюкин, М. А. Богданов и Б. Я. Владимирцов). За всем тем, по мнению В. Л. Котвича, в этих памятниках все еще оставалось значительное число мало понятных слов и выражений)).

Между тем важность этих исторических документов, и в особенности письма Oljeyitu, составленного весною 1305 г., «до сих пор недостаточно [646] оценена и цель его составителя не понята, вследствие чего последние историки, как L. Cahun и R. Groisset, больше и не упоминают об этом письме».

Дело, конечно, в переводе Я. Шмидта, который в сущности не подвергался коренной ревизии; ее-то и предпринял В. И. Котвич в первой из названных работ, установив по атласу Бонапарта транскрипцию писем ильханов Ar?un’а и Oljeytu (1289 и 1305) и предложив новый их перевод с многочисленными лингвистическими и историческими к ним комментариями.

Вторая работа посвящена исключительно письму Oljeytu и развитию аргументации в пользу основанного на этом документе тезиса автора, заключающегося в том, что монголы в начале ХIV столетия были инициаторами идеи всеобщего мира. Впрочем наилучшую аргументацию автор находит в самом письме Oljeytu, которое, в наивозможно адекватном переводе, он вставляет в раму не столько исторических фактов, сколько исторических оценок различных эпох из жизни монгольских народов, как современных памятнику, так и предшествующих и последующих.

В. Л. Котвич суммирует выводы историков прошлого века о том, что Чингис-хан «бросил объединенному под его властью монгольскому народу гордый лозунг объединить все страны и все народы земли в единую монархию что монголы «уверовали в такое именно изволение Неба, их верховного божества, которое избрало их для осуществления этого предприятия», и их своего рода религиозный фанатизм явился той мощной силой, которая на самом деле создала такую мировую империю, какой никогда не видало человечество ни ранее, ни впоследствии».

В организованной ими империи монголы «устанавливают правопорядок, единообразную администрацию, исправляют причиненные войнами разрушения, восстанавливают промышленность и торговлю, восстанавливают и поддерживают культурное общение с отдаленнейшими странами древнего мира», — и все это в таких масштабах и с такою энергией и результатами которые дают действительное основание для выдвинутого в последнее время в Европе исторического термина Pax Mongolica для характеристики первого полустолетия Монгольской империи. После междоусобий второй половины ХIII столетия единство империи монголам удается установить лишь на федеративных началах. К этой эпохе относится именно документ ильхана Oljeytu, который безуспешно предлагал правительствам Западной Европы примкнуть к внутримонгольскому пакту взаимной гарантии мира, устанавливавшему общую акцию против нарушителей мира, по-нашему агрессоров.

Наконец, возрождение той же универсальной монгольской государственной идеи может быть, по мнению автора, усмотрено в гигантских [647] планах Тимура (1370—1405), Эсеня (1439—1454) и Бабура (1525—1530).

Текст документа и его французский перевод (последний даем по-русски) устанавливаются в следующем виде:

1. Ol?ejtu sultan uge manu 2. Iriduwerens sultan-a. 3. Artence ta burin 4. Wire?ud irgen-u sultad 5. manu sajin 6. a1incek sajin 7. abuge sajin 8. acige sajin 9. a?a-dur amiraldu?u ?ola bar bogesu ojira metu 10. sedki?u alibar uges-ijen oci?u ic1in-ijen asen-u 11. belegud-ijen ilel-dugsed-i ja?u andekun ta? Eduge 12. t?ri-jin kucundur 13. bida jeke or-a sa?u?san-dur uridus sajid 14. abuge sajin 15. acige sajin 16. a?a-juban ?rl? ?asa?-i busi ulu bol?an belen ?asa?- 17. -san mo?i uridus sajid-lu?a ?-a kemeldugsen-i 18. ulu talbin anda-?a?ar metu sedki?u urida-qijaca ulem?i 19. amraldu?u i1cin-ijen ileldun aja kemen sedki?u an buju ba 20. bida a?anar deguner ma?un ?aracus-un tasij-a uges-ijer 21. dor-a ?ocarulac?u bulegei eduge 22. t?ri-de sedkil ogde?u, 23. Temur-?a?an To?to?a Cabar, To?-a teriguten, 24. bida 25. Ci?gis-?a?an-u uzu?-ud docin tabun od-aca ina?si- 26. -da cimadul-ca?san-i eduge 27. t?ri-de ibegde?u burin a?a degu ?oqildu?u naran 28. ur?u?ui Na?gijas-un ?a?ar-aca abun talu dalaj-dur 29. kurtele ulus barilldu?u ?amud-ijan uja?ulbai, 30. bidan-u ?a?ur-a ken busi sedkibesu burijer anu degere 31. omerin bajij-a kemen uge barildubaj eduge 32. manu sajid 33. abuge sajid acige sajin a?a-dur amraldu?san 34. josu tanu ker talbi?un keme?u ade Maml? Tuman ?ojar-i 35. ilebei tani olan Wire?ud -un sultad-i bar ?amtu 36. ?oqildu?u amuj kemen ocigdebei unen-ku ?oqildu?uj-aca 37. sajin ja?un a?uj eduge 38. bidan-dur ba tandur bar ulu ?oqildu?un-i 39. t?ri-jin kucun dur buri-jer deger-e anu omerin baji?uji 40. t?ri medetugej bicig manu dolu?an ?a?ud dorben od- 41. tur mo?aj ?i1 ?un-u terigun sara-jin najman 42. ?a?ucid-ta Alijana bukuj-dur bicibej’. ²

«Мы, султан Ol?ejtu, обращаемся со словом нашим к Иридуверенс (Roi de France):

«Все вы, султаны народов Франкских, почему забываете вы, что, живя с давних пор в дружественных отношениях с нашим благородным прадедом, с нашим благородным дедом, с нашим благородным родителем и с нашим благородным старшим братом; и мысля так, как если бы вы находились близко, хотя вы и были далеко, вы обменивались посольствами и поздравительными подарками, чтобы осведомляться о всяких новостях. [648]

«Ныне, вступив на трон, мы предполагаем не изменять указов и распоряжений наших предшественников: нашего благородного прадеда, нашего благородного деда, нашего благородного родителя и нашего благородного старшего брата; не только не игнорировать договорных условий с прежними правителями провинции, которые обладали законченной организацией, но сохранять их как принятое на себя обязательство и жить (с вами) в отношениях еще более дружественных, чем прежде и так же обмениваться посольствами.

«Мы, старшие и младшие братья, из-за клеветнических речей дурных подданных потерпели много вреда.

«Ныне мы, Темур-каган, Токтога, Чабар, Тога и другие потомки Чингис-хана, мы получили от Неба внушение, умирили, благодаря покровительству Неба, взаимные упреки (которые длились) до сего времени целых 45 лет, объединили наше государство (улус) от восхода солнца до моря Талу и приказали соединить наши почтовые сообщения.

«Мы взаимно связаны словом, что если некогда кто-нибудь из нас будет думать иначе (т. е. будет интриговать), то все мы общими силами будем защищаться против него.

«Ныне подумавши: как пренебречь вашим обычаем жить в дружественных отношениях с нашим благородным дедом, с нашим благородный родителем и нашим благородным старшим братом, мы послали к вам Мамалага и Тумана.

«Мы осведомлены, что вы, многочисленные Франкские султаны, все живете во взаимном согласии. И поистине, что может быть лучше согласия?

«Если бы ныне кто-либо не стал жить в согласии с нами или с вами, тогда силою Неба мы будем защищаться против него, да ведает то Небо.

«Наше письмо написано в 707 году, году змеи (1305), 8-го дня последней декады 1-го летнего месяца, во время пребывания в Alijan'-e».

С своей стороны вполне разделяя соображения В. Л. Котвича о важности этого документа, вскрывающего с полной отчетливостью внутриполитическую и международную программу монгольских правительств начала XIV столетия, я хотел бы предложить поэтому несколько незначительных поправок к тексту документа, смысл и значение которого В. Л. Котвичем установлен, по-видимому, окончательно.

Обращаясь к вступительной части документа (строки 1—2), необходимо отметить прежде всего ничем необусловленную замену непосредственного значения глагола endeku — «заблуждаться, ошибаться, потерять» — второстепенным значением — «забывать» (oublier) в то время, как глагол этот в обеих формах (и в переходной и в непереходной) требует accusativ'a ³ и тем самым допускает развитие последнего и в дополнительное предложение, образованное посредством accusat. participii (... то что ~ в том что...).

Независимо от этого в данном случае быть может было бы полезно учесть отмеченную Н. Н. Поппе ⁴ особую причастную форму, образуемую из nomen futuri + n и обладающую значением «некоторой ненаверности имеющего совершиться». [649]

Эта парадигма равным образом свойственна и монгольскому литературному языку и, в частности, именно языку Юаньской эпохи, Фрагменты которого можно проследить также и в эпических пассажах таких позднейших памятников, как Altan tobci. В последнем памятнике встречаем, напр.: «Albatan cerig minu, sonoso?da?un ta!» — ⁵ «Верноподданные войска мои, да внемлете вы!» Отмечаемая в грамматиках монгольского письменного языка как простая разновидность particip. futuri, форма эта может быть здесь, так же как и в разговорном, выделена в особый вид particip. potentiale.

В таком случае вступительный абзац документа представится в следующем виде:

«Какая же ошибка может быть в том, что все вы, султаны франкских народностей, с давних пор были дружелюбны к нашим благородному Прадеду, благородному Деду, благородному Родителю и благородному Старшему Брату нашему; что вы мыслили как близкие, хотя и находились далеко; всячески передавали свои речи и взаимно обменивались послами и приветственными подношениями, — все вы».

Замечание В. Л. Котвича по поводу «ja?u andekun ta?» о том, что «в нашем письме налицо тенденция формирования личных окончаний, как это мы видим не только в наречии монголов, но и калмыков и бурят», замечание это, справедливо, по-видимому, лишь в отношении окончательных форм. В данном же случае с особенной ясностью вскрывается еще и некоторая эмфатическая роль личных местоимений, которая сближает их с такими, иногда и фонетически близкими, других финальными эмфатическими частицами, как напр.: ku, ele, le, buia, cu, ci, da и т. и.

По вопросу о формулах «sa?in (sayid) alinceg», «'sa?in abuge', 'sa?in acige', 'sa?in a?a'» надобно отметить, что при передаче их следует слова «Прадед», «Дед», «Родитель», «Старший Брат» предполагать написанными с именных букв. Затем слова «благородный Родитель» и т. д. едва ли адекватны в данном случае термину sa?in или sa?id, употребляемому как атрибут, по-видимому, безразлично в отношении всех царственных предков, только как правило с большой буквы. Тогда как не в качестве атрибута, а самостоятельно то же слово sa?id (с маленькой буквы) употреблено в обычном значении его — сановники, сановники-гранды, владетельные феодалы (ср. в строке 17 документа).

В применении к предкам государя, в дипломатическом документе sa?in — sa?id может значить: 1) добрый, доброй, блаженной памяти; 2) благородный [650] (ясно-) вельможный, славный, владетельный, державный и 3) императорское титулование, соответствующее европейским majeste", величество, высочество и т. п.

Слово sa?in — sa?id нуждается еще в доследовании, если не как феодальный, то как титульный дипломатический термин.

В дальнейшем совершенно верно, на мой взгляд, дана интерпретация выражению «dor-a ?ocarulac?u (строка 21) bulegei» в смысле антитезы такому выражению, как, напр., «degere bol?u» — «etre en haut, etre meilleur».

Но такая именно антитеза, не подмеченная однако, содержится, по моему мнению, и в самом документе (строки 31 и 39) и составляет, по-видимому, центральный тезис всего документа.

Трактовка сочетаний «anu deger-e» и «deger-e anu» (стр. 38 «En marge de lettres»...) в смысле наличия здесь «переходного момента, когда язык, не освободившись еще от своей старой конструктивной формы, пытается уже создать новую», не представляется достаточно убедительной, в виду ее зависимости от не совсем правильной интерпретации глагола omeriku.

Дело в том, во-первых, что не только один Голстунский, но также до него и Ковалевский, а за ним и Позднеев засвидетельствовали это слово в своих лексических материалах: Ковалевский под более литературным его изображением — omogereku ⁶ и Позднеев — в калмыцкой транскрипции, omoriqu, причем последний ⁷ показывает лишь второстепенное, отдаленное, его значение «выхватывать, вырвать», а Ковалевский приводит и достаточную фразеологию, удостоверяющую в том, что omogereku есть именно глагол, транзитивный, невзирая на частицу rе~ri, которая, видимо, и подала повод к ошибке. Транзитивность omogereku непререкаемо свидетельствуется таким, напр., местом из Гесер-хана: «Lama-yi omerem gekule... cima-yi omerem gekule .. .» ⁸

Затем окончательно решает вопрос самая этимология слова, восходящая к omune + ireku, т. е. к обычным в монгольском синтаксическим комплексам, как, напр., abci ireku ~ acara?u, и дающая в результате verbum transitivum на тему «выступать вперед для защиты (кого-нибудь — accusat.) своим телом».

Но в таком случае в комбинациях «degere omerin bayiya!» (строка 30) и «degere anu omerin bayi?u-yi...» (строка 39) degere и будет тем accusativ'oм, который здесь ожидается. Однако и в первом и во втором случае [651] частица винительного падежа, как обычно, отсутствует во избежание плеоназма при логической очевидности accusat., а во втором случае — также и ввиду обычного поглощения ее в accusativ'e притяжением.

Что касается затем самых притяжательных частиц, то возможно, что мы присутствуем здесь при еще недостаточно установившейся традиции строгого разграничения часто очень сближающихся, и логически и фонетически, категорий местоимений притяжательных, личных (anu, inu) и безличных, т. е. возвратных (-ban, -yan, -?an). Тем более, что, очевидно, уже и в раннюю эпоху монгольского письменного языка безличные притяжания чувствовались уже как омертвевшие до степени простых суффиксов с темой, восходящей несомненно к beyе(n) | > | -ben, iyen, -gen и т. д., и точно так же, как и в настоящее время, служили только графическими показателями местоименной категории. Возможно поэтому допустить, что в памятниках более поздней эпохи, при достаточно прочно сложившейся дифференциации личных и безличных притяжательных показателей, мы бы имели вместо поставленного «buriyer anu» — buri-iyer-iyen (строка 30) и вместо «degere anu» — degere-ben (строка 39).

Впрочем уже самая возможность сочетания «anu degere» подлежит в данном случае большому сомнению: предлог (послелог) degere в транзитивном значении «на» требует винительного падежа, тогда как anu есть родительный. Этот же последний потребовался бы лишь при недопустимом и недопускаемом здесь значении degere — «сверх», «поверх», «кроме». ⁹

Возвращаясь затем к вопросу о передаче выражения «dor-a ?ocarulac?u» (строка 21) посредством «nous etions frappe d'un tort», необходимо отметить, что, являясь по существу правильной, такая передача все же по необходимости далека от точности. Дело в том, что и здесь мы, по-видимому. имеем дело с одним из своеобразных, присущих языку кочевого народа способов выражения пространственно-временных отношений, как, например, общеизвестные «сзади» ~ «к северу»; «спереди» — «с юга»; «позади» ~ «в будущем» и т. д.

«Dor-a ?ocarulac?u» буквально значит «внизу отстали» вместо нашего «позади отстали». Очевидно в языковом сознании кочевого народа «отстать» ассоциируется более с рядом «низ-верх», чем «спереди-сзади»; отставать как бы предполагается «внизу», под горой, а не на ровном месте. Тем более, что с понятиями «сзади», «спереди» связаны вышеуказанные иные ориентировочные представления.

[652] Однако трудность адекватной передачи этого непереводимого на европейские языки выражения мало озабочивала бы, если бы не следующая в дальнейшем своего рода антитеза его — «degere omerin bayiya!», которая включена в дважды повторяемый основной тезис документа.

Итак, «dor-a ?ocarulac?u buluge», т. е. «внизу отстали» или в переносном смысле «в низкое, низменное впали», «долу вращались» — противополагается выражению «degere omerin bayiya!», т. е. «высокое, возвышенное будем защищать».

Замечательно, что антитеза в выражениях doora ?ocara?u и degere omeriku восходит и к самой этимологии этих двух глаголов, совершенно параллельной по методу словообразования ?ocara?u, как и вышепоказанное degere omeriku < omune и ireku — «заступиться», есть синтаксический комплекс, так же составленный из ?oyisi и ireku > ?ocra?u, «поздно прийти», «опоздниться», «опоздать», «отстать». Так что и в данном случае нет возвратной частицы ra, а налицо лишь radix глагола ire-. Антитеза: «внизу были» — «верхнее оборонять будем».

При этом стоящее в тексте «?ocarulcaju bulegei», быть может, обладает одновременно двумя залогообразующими частицами: побудительной — yul~uul и совместной — lca. При наличии же здесь одной только частицы совместного залога правильнее было бы написать ?ocoralcaju. В таком случае ?ocarulcaju надо бы понимать как ?ocara?ulcaju, т. е. «мы все вместе допустили отстать внизу».

Как бы то ни было, выражение это употреблено в документе не в прямом его значении, а в переносном: составитель документа хотел констатировать общеизвестный факт имевшего место в Монгольской империи культурного застоя, отсталости из-за продолжительных взаимных распрей правителей отдельных областей.

Знаменательным представляется факт, что и в настоящее время строители новолитературного монгольского языка при передаче термина «культурная отсталость» пользуются тем же самым глаголом ?ocara?u в одной из его именных форм. Напр., «kocorsonoo nokozi» ~ «ликвидируя свою культурную отсталость», ?ojimdaju ?ocoro?da?san yabudal-i uru?si debsi-gulku' — idem. ¹⁰

Наконец, следуя традиции грамматик А. Бобровникова и В. Л. Котвича, я предпочитаю при передаче второй повествовательной формы, для выражения свойственного ей оттенка мысли, присоединять что-нибудь вроде [653] нашего «как известно», «заведомо», «бывало». Этот метод, по моим наблюдениям, в громадном большинстве случаев оправдывает себя при передаче текстов не только ранней эпохи монгольского письменного языка, но и позднейших.

Таким образом следующая за вступлением часть документа представилась бы в следующем виде:

«Ныне мы, силою Неба вступив на великий престол, пребываем в намерении: ни в чем не изменять правительственных установлений Наших предшественников — благородного Деда, благородного Родителя и благородного Старшего Брата; (равным образом) не только оставить неприкосновенными, но и блюсти как клятву договорные (их) обязательства с прежними (туземными) владетелями самоуправляющихся областей; (а также) быть со всеми и еще большем чем прежде дружелюбии и обмениваться послами. (Так мыслим) Мы.

«Мы, старшие и младшие братья, как ведомо, впадали в низменное (пребывали внизу, культурно отставали) из-за лукавых речей дурных холопов.

«Ныне же — Небо внушило (такие намерения) — Мы потомки Чингиз-кагана, во главе с Темур-каганом, Тогтога, Чабар'ом и Тога, которые целых 45 лет и до сего дня причиняли друг другу обиды, ныне, вспомоществуемые Небом, совершенно примирились (как подобает) братьям; и, объединив государство, начиная от восхода солнца, от Нань-цзя'ской ¹¹ земли до моря Тэлю-далай, приказали связать и пути сообщения. И мы обязались между собою словом в том, что если кто-либо из нас умыслит иное, то всеми силами всех из них, (вышепоименованных) будем защищать Высшее (т. е. Небом внушенное Согласие)».

А так как и в заключительной части документа повторяется основной его тезис уже как вывод из предыдущего изложения и вместе с тем как искусно брошенный призыв, то она приняла бы, после вышеупомянутой поправки и нескольких новых замечаний, оговоренных ниже под текстом, такой вид:

«Ныне, помышляя о том, как же можно было бы пренебречь ¹² вашим бывший взаимным миролюбием ¹³ к Нашим предкам, — благородному Деду, благородному Родителю и благородному Старшему Брату, послали Мы вот этих двоих: Мамлага и Туман'а. [654]

«Относительно вас, Франкских султанов, наслышаны были, что и вы все намерены ¹⁴ жить в согласии.

«И воистину, есть ли (другое) благо, кроме Согласия?

«Ныне призываем Небо в свидетели того, что силою Неба готовы всемерно защищать Высшее из них (благ) в том случае, если возникнет несогласие, будь то у Нас, или же у вас».

Приведенные выше поправки представляются мне тем более приемлемыми, что они лишь в большей полноте раскрывают основную мысль документа, столь обстоятельно освещенную историческими и филологическими исследованиями В. Л. Котвича, мысль о том, что в эпоху Гулагидов монголы действительно пытались осуществить всемирную Федерацию народов и государств.

Этот огромной важности факт в истории средневекового мира, вынуждающий к поискам и раскрытию его социально-экономических предпосылок, должен привлечь наше внимание прежде всего к тщательной ревизии хотя бы наличных источников для истории Юаньской династии.

В заключение считаю необходимым остановиться на географическом обозначении Talu Dalai (строка 28), по поводу которого В. Л. Котвич ограничился следующим замечанием: ¹⁵ «Море Талу должно было составлять западную границу владений монголов, но ни звук слова, ни его смысл ничего в данном случае не уясняют. Можно принять также чтения: Dalu, Telu, Delu. Abel- Remusat, а по его почину и другие, читал Talu и полагал, что это должно быть Урмийское озеро. Однако Эдуард II Английский, резюмируя письмо Oljeytu и следуя без сомнения информации, полученной от послов, говорит о море, к сожалению не называя его имени. Совершенно, однако, достоверно, что в данном случае речь идет не об озере Урмии, но скорее об одном из великих морей: Каспийском, Черном пли Средиземном».

Вполне присоединяясь к последнему заключению, я предлагаю, однако, читать Telu (Teluu ~ Telegu — ****), т. е. «вытянутое», «пространное», «огромное в длину» море.

Слово teluu в разговоре почти синонимично с a?ujim~uujim~asuru, asuru yeke. При этом, насколько известно, к Каспийскому морю, как и вообще к морям внутреннего бассейна, монголы прилагали термин tenggis (*****). В частности Каспийское море в современную памятнику эпоху [655] называлось у китайцев — несомненно по монгольской традиции — Хуань-тянь-ги-сы (Koan tien-kis). ¹⁶

Таким образом название Telu ~ Teluu Dalai может относиться только к Средиземному или Черному морям, или к обоим вместе как к единому бассейну. Вероятнее же всего, монголы в юаньскую эпоху называли так именно Средиземное море: идущий от классической традиции европейский термин Mediterranee для людей востока, близких к культуре Срединной империи, мог звучать и слишком парадоксально и слишком притязательно.

Комментарии

1. Записки Колл. Востоковедов, I, 342—344.

2. Транскрипция W. Kotwicz’а.

3. jam endeku ~ jam edegureku.

4. См. Практический учебн. монгольского разговорного языка, 1931, стр. 97.

5. Хрестоматия А. М. Позднеева, стр. 112.

6. См. Словарь, стр. 538.

7. Калм. словарь, стр. 40.

8. См. в изд. Я. Шмидта, стр. 32.

9. Ср. у Ковалевского, Словарь, стр. 1745, 1746.

10. См. Н. Н. Поппе. Учебник монгольского языка, 1932, стр. 86. Журн. Neyigem jirumun jam, № 1—2, стр. 115.

11. ** «Нань-цзя» — «Южные Дома» (семьи, династии), т. е. Южный или собственный Китай.

12. Ker talbi?un || ya?un endekun (в 11 строке) — та же форма nomini potentialis, о которой сказано выше.

13. «amraldu?san yosu tanu», где yosu можно рассматривать как суффикс для образования сложных имен, соответствующих нашему -изм, -ие. Ср., напр., новейшие образования вроде «eb?amtu-yin yosu» — «коммунизм»; «neyigem jirum-un yosu» — социализм» и т. д.

14. jokildu?u amui есть futurum compositum, а не praesens, который был бы jokilduju amui.

15. «En marge ...», стр. 45, прим. 49.

16. См., напр., у Березина, Нашествие Батыя на Россию, в Журн. мин. нар. просв.,1855, № 5, стр. 17.

Текст воспроизведен по изданию: К вопросу о дешифровании дипломатических документов монгольских ильханов // Известия АН СССР. Серия истории и философии, № 7. 1935