Мобильная версия сайта |  RSS
 Обратная связь
DrevLit.Ru - ДревЛит - древние рукописи, манускрипты, документы и тексты
   
<<Вернуться назад

Из международных отношений в первые годы французской революции

(1789-1790 гг.)

Депеша чрезвычайного посланника в Гааге С. А. Колычева 1 вице-канцлеру гр. И. А. Остерману 2,

27(16) февраля 1789 г.

На сих днях созваны сюда всех адмиралтейств 3 члены и продолжают свои заседания. Как сказывал мне фискал, подало тому причину взятие алжирцами голландского судна, но я думаю, что предмет их иной, я подозреваю, что в оных занимаются о посылке эскадры в Северное море, и что те члены созваны для совета о снаряжении эскадры, так и о сочинении инструкции для командира оной. Все сие чинится в надежде выздоровления английского короля 4 и по-внушению прусского двора, который при всяком случае возбуждает Голландских статов против России. В сем точно намерении распускают здесь разные слухи, могущие произвесть в публике внимание, что будто бы между Россией и Францией постановлен или вскоре [107] заключится союзный трактат 5; что для того Российской двор пренебрег медиацию Генеральных статов, не дав им ответа, а изъяснился только с берлинским министерством, да и то в неудовольствительных словах. Сверх того, сказывал мне в откровенность один из фаворитов принца Оранжского 6, что находящейся в Лондоне прусской министр барон Алвенслебен 7 писал сюда к принцессе о дошедшем до него из Парижа слухе, что Россия вознамеривается, купно с Франциею, поддержать в Республике патриотическую партию 8. К чему прибавил тот же человек, что, хотя сие известив на правду не походит, однако нанесло дому Оранжскому некакое смущение, а особливо принцессе 9. Опорачивая таковое известие, приметил я ему, что то нимало не согласуется с системою российского двора, и что государыня императрица уже довольно сказать изволила, во время замешательства в Республике, сколь ее величество удалена входить в дела такого рода, и что я почитаю тот слух умышленно сообщенным принцессе. Здешний при дворе прусском посланник доносил сюда, что когда находящемуся в Константинополе прусскому министру велено не только убеждать Порту, сколь ей нужна медиация прусская и английская и советовать ей не предпринимать ничего о мире без сношения с сими дворами, но и требовать от нее письменного в сем уверения, то рейс-ефенди 10 сказал, что он сам собою ответствовать не может, а предложит о том Дивану, уверяя при том г. Дица 11, что императорские дворы не сделали еще никакого поступка о мире и что Порта не намерена делать первый шаг, но напротив того будет продолжать войну. Впрочем дал он ему знать, что частные его рейс-эфендия свидания с министром гишпанским касаются до покупки одних только снарядов морских.

С неограниченным почтением...

Всепокорнейший слуга Степан Колычев.

Депеша чрезвычайного посланника в Дрездене кн. А. М. Белосельского 12 И. А. Остерману

5 марта (22 февраля) 1789 г.

Милостивый государь мой, граф Иван Андреевич.

Положение курфирста 13 в сие время весьма замешательно. Он, будучи союзником по системе своей или германской с прусским двором, примечает, что по отважным требованиям нового короля прусского 14 может навлечь себе нещастие, которое истребит все то, что он учинял доброе и полезное земли своей, переменяя в последний раз систему. Он разсуждал: по натуральному положению областей своих войски прусские, кои в Гальском гарнизоне находятся, во время войны могут, почти шагом, занять богатой и наибольший город Лейбциг так, как и лутчую часть Саксонии. Армия курфирстова не могла б иметь иного способа, как ретироваться к границам Богемии и защищать Дрезден; но Дрезден — не весьма крепкое место и не имеющее магазейнов. К сему разсуждению присовокупилась доверенность публики к природному дарованию покойнаго короля и известной системе его — не искать случаев мешаться в дела, до него некасающийся; но курфирст примечает теперь, что берлинский кабинет переменил виды и действия свои, он должен видеть желание уверить Европу, что разум Фридриха Великаго побуждает еще монархию прусскую, а как Европа упорствует верить сему, то берлинской двор думает в состоянии делать доказательства везде; первое удалось ему в Голландии, превосходя того, что только желать было можно, и сие произвело в нем надежду весьма опасную к произведению намерение в его, что навлечь ему может всю Европу на [108] руки. Правда, что до тех пор, пока старинные офицеры в живых находятся, армия прусская — действующая и совершенная. Герцог Браушвейгской 15 и генерал Мелендорф знают управлять оною; сокровище королевское довольно одно на две или на три кампании; прочие же части монархии сей так натянуты, что нет почти способа поправить, когда одна из них перервется. Две баталии, потерянныя в областях короля прусского, обратят блистающую монархию сию в прежнее состояние, в котором она находилась до возшествия на престол покойного короля. Курфирст, без сомнения, чувствует теперь опасность новой системы своей, но, будучи карактера твердаго и разсуждения медлительнаго, хотя и чрезвычайно справедливаго, он решится с трудностию; но когда примет партию, то почитает за должность держаться оной; в протчем г. Стутергейм, министры тайнаго совета, выключая г. Вурма, большая часть генералов и весь народ привязаны к Пруссии. Курфирст думал также последовать примеру публики. Почтение, которое он имел к большим качествам покойнаго короля, делало, что он мешал натуральную свою склонность к союзу сему; но сие теперь миновалось, и я уверен, что его курфирстская светлость не почитает персонально короля прусского и упражнении 16 совсем отменены. Он же слышал о мартинизме 17 короля и о пробах, которые он делал для призвания духов, что не сходствует со всем с обычаем думать курфирстовым. Остается еще курфирсту система нейтралитета, которая, думаю я, может в действо произведена быть. Он, имея 30 000 довольно хороших войск в военное время, с лутчею артиллериею в Германии приобресть себе может почтение, объявя соседам своим, что он в нейтралитете пребывать намерен и в готовности находится принять противную партию той, которая его отакует; и для сего Дрезден приведет в лучшее состояние к обороне и велит учинить под пушками крепости сей не только ординарные редуты, которые уже сделаны, и укрепительный лагерь со всеми шиканами, что только военное искуство произвести может и в состоянии содержать всю армию его. Он учредит в Дрездене пристойные магазейны, которые пропитать могут войски его, по крайней мере, одну кампанию; для лучшаго ж утверждения сей нейтральной системы соединился бы он тесным образом с державою, предпочтительно прочим, так как Россия, которая никогда не будет иметь никакого интересу делать вредное, а может подкреплять его в нужных случаях.

Впротчем пребываю...

Александр князь Белосельский.

Рескрипт Екатерины II чрезвычайному посланнику и полномочному министру в Лондоне гр. С. Р. Воронцову, 18

11 марта (28 февраля) 1789 г.

Объявляем чрез сие, что, быв взаимно с добрым братом нашим королем великобританским убеждены в пользе, для обоих государств наших произтекающей от распространения торговли между подданными нашими, признали мы за благо, в ожидании, покуда настанет возможность заключить точный торговый договор, учинить предварительныя постановления в утверждение тесной дружбы и добраго согласия между империею Всероссийскою и короною великобританскою, издавна пребывающих, и в обеспечение обоюдных торговых выгод; вследствие того избрали, назначили и уполномочили мы, и сим избираем, назначаем и уполномачиваем нам любезновернаго графа Семена Воронцова, войск наших генерала-порутчика, кавалера орденов наших: святых Александра Невскаго, великомученика и победоносца Георгия, большаго креста, [109] второй степени Владимира и нашего чрезвычайного посланника и пол-номочнаго министра при короле великобританском, вступить в сношение и переговоры с тем или теми, которые от помянутаго добраго брата нашего, короля великобританского надлежащим образом уполномочены будут, и с ним или с ними постановить, заключить и подписать предварительную конвенцию о взаимной торговле, сходственную с пользою и выгодами обоюдных подданных, обещая императорским нашим словом за благо принять и верно исполнять все, что им в силу сей полной мочи постановлено, заключено и подписано будет, да я дать на то императорскую нашу ратификацию в соглашаемый срок. Во уверение сего сию нашу полную мочь мы собственноручно подписали и оную государственною нашею печатью утвердить повелели.

Дана в Санктпетербурге, февраля 28 дня 1789, государствования же нашего двадесять седьмого года.

Подлинная подписана собственною ея императорскаго величества рукою тако: Екатерина.

Депеша полномочного министра в Париже И. М. Симолина 19 И. А. Остерману,

13 (2) марта 1789 г.

(Подлинник- на французском языке.)

Ваше сиятельство,

На совете в воскресенье вечером обсуждался вопрос о союзе с нашим двором 20, но ничего не было решено. Когда я беседовал с графом Монмореном 21 во вторник, он мне сказал, что желания и намерения его величества об установлении этой связи неизменны и непоколебимы, но что обстоятельства настоящего момента требуют размышлений и являются единственной причиной отсрочки решения короля. Эти соображения касались Порты; в случае союза с Россией, Франция потеряла бы все свое влияние и доверие, которыми она пользовалась в Турции. Франции в этом случае было бы невозможно заставить Порту оценить ее добрые услуги и посредничество, при помощи которых она, отстранив послов Лондона и Берлина, способствовала бы соглашению Турции с обоими императорскими дворами, на что возлагались большие надежды.

Король рассматривает Польшу, как очаг всеобщей войны, которая может вспыхнуть каждую минуту, и что в состоянии кризиса, в котором находится Франция, король был бы вынужден нарушить свой новые обязательства за невозможностью их выполнить до восстановления кредита и доверия нации с помощью Генеральных штатов, созыв которых приближался и был бы отложен, если бы это было возможно; король пока еще не высказался. Король хотел кончить с вопросом о союзе или отложить его выполнение не больше, чем на семь-восемь месяцев, и в этом последнем случае он предполагал предложить, чтобы наши оба двора обменялись секретнейшими декларациями, в которых признали бы договор о проектируемом союзе между ними ненарушимым, и подлежащим торжественной санкции в определенный момент. Каково бы ни было решение, которое будет принято, Монморен отправит курьера к графу Сегюру 22, о чем я буду своевременно извещен. Тем временем я готовлю эту депешу к отправлению обычным путем, на случай, если отъезд курьера, о котором шла речь, будет отложен.

Граф де Монморен ведет это дело честно и бескорыстно и действует с редким прямодушием. Я не сомневаюсь, что во всем королевском [110] совете нет никого, кто придерживался бы противоположного мнения, и что король и королева признают полезность и необходимость этого союза и искренне его желают, но они не могут скрыть от себя трудностей их внутреннего положения, которые являются единственной причиной медлительности и нерешительности. Было бы иллюзией считать возможным получить в настоящий момент от Франции какую-либо помощь, но несомненно, что через несколько месяцев после созыва Генеральных штатов она придет в нормальное состояние и займет в политике подобающее ей место.

Не претендуя предвосхитить решение версальского кабинета, предполагаю, что будет решено предложить секретную декларацию, о которой шла речь выше, отложив до более подходящего времени заключение трактата. Если бы осуществилась надежда графа Монморена на соглашение между Портой и обоими императорскими 23 дворами, которое во многих отношениях предпочтительнее перемирия (на последнее обоим упомянутым дворам, трудно будет согласиться), то этим было бы устранено существенное препятствие. Граф Монморен говорил со мной о поведении шведского короля 24, который побуждал сословия, собравшиеся на сейм, к продолжению войны; он называл его безумцем и поджигателем, который стремится сеять волнения и смуту. Граф Монморен не верит также в искренность уверений г. Борка 25 в Гамбурге и Копенгагене, что прусский король серьезно советует вышеупомянутому королю заключить мир; если бы этому сопутствовала декларация, что его величество прусский король его покинет, если он не последует этому совету, этот государь был бы сговорчивее, и безумие, которым, кажется, охвачено его сознание, было бы укрощено.

И. Симолин.

Депеша посланника в Лондоне С. Р. Воронцова, И. А. Остерману,

17 (6) марта 1789 г.

Милостивый государь мой, граф Иван Андреевич.

С последним прусским курьером пришло сюда прошение, дабы здешняя земля вооружила эскадру и отправила бы оную в Балтийское море. Здесь на сие не весьма согласны, опасаясь издержек и, пуще того, быть втащену в войну, от которой Англии никакой выгоды ожидать неможно. Прусский двор толкует, что сия эскадра может быть невелика, будет токмо обсервационная, воздержит датчан, кои токмо желают иметь предлог не давать России помощи, и что тем самым может общий мир восстановиться. Здешний двор еще не решился. Я сие знаю от весьма верной особы. Впрочем здесь можно утаить предмет вооружения, но самое вооружение утаено быть не может, и с неделю после повеления всякой узнает число и имяна судов, кои вооружить приказано. Затем я не премину уведомить ваше сиятельство, когда и сколько судов повелено будет вооружить сверх обыкновенного, но на разных станциях находящихся. Между тем впродолжение прошедшей зимы г. Криднер 26 мне беспрерывно писал, что датское министерство опасается английских морских вооружений 27 в самое то время, когда их не было, и когда Англия, можно сказать, была без всякого правления. Я должен еще прибавить к требованию Пруссии, что такое же зделано и Голландии, где на оное отвечали, что им того одним учинить не можно, а будут следовать за Англиею. Та же особа мне сказала, что в [111] Голландии опасаются сего вооружения и желают, чтобы оного не воспоследовало, но боясь Пруссии, не смеют явно от того Англию отговаривать.

С глубочайшим почтением...

Граф С. Воронцов.

Депеша посланника в Гааге С. А. Колычева И. А. Остерману,

7 апреля (27 марта) 1789 г.

Сиятельнейший граф, милостивый государь.

Здесь известно, что прусский министр писал из Стокгольма к прусскому же министру, в Коппенгагене находящемуся, чтоб он настоял у сего двора и доводил оной объявить себя неутральным или же бы, по меньшей мере, уговаривал об отсрочке перемирия 28, обнадеживая, что в случае соглашения на неутральность, владения датского двора будут гарантированы Пруссиею, Англиею и Голландиею, которые вскоре сделают о том декларации. Пруссия уповает, якобы на сие согласным найти графа Бернсторфа 29, склонность которого следовать системе лондонского двора довольно уже обнаружилась.

Всепокорнейший слуга Степан Колычев.

Из депеши посланника в Гааге С. А. Колычева И. А. Остерману,

28 (17) апреля 1789 г.

Сиятельнейший граф, милостивый государь.

Тому уже несколько месяцев, как носился здесь слух о негоциации союзного трактата императорских дворов с Франциею и Гишпаниею, но что последняя держава наносила некоторые затруднения. Теперь же посланник здешний из Лондона доносит, что пребывающий в Мадриде английский посол, давая знать своему двору о производстве той негоциации, полагает, что версальский двор надеется Гишпанию склонить и что принц Нассау 30, коему будто поручено было вступить о сем в переговоры с гишпанским двором, нашел оный наклонным. Сие известие произвело здесь большое ощущение.

Партизаны английские и прусские ласкаются, что проект помянутых четырех держав 31 остановится, или, по крайней мере, нескоро исполнится в рассуждении болезни императора. Барон Гафтен уведомляет от 16 сего месяца по новому стилю, что его величество пал в обморок и находится в опасности, о чем будто принц Кауниц 32 писал с курьером к герцогу Тосканскому 33 с тем, чтобы он, как можно наискорее, приехал в Вену.

За подлинно известно здесь, что путешествие короля английского в Ганновер последует в начале будущего июня, и что между тем парламент, по воле королевской, заниматься будет о узаконении Совета правления, на случай отсутствия или же болезни королевской...

Степан Колычев.

Рескрипт Екатерины II послу в Вене кн. Д. М. Голицыну 34,

22(11) мая 1789 г.

Сообщенные вам римско-императорским статским и надворным канцлером, князем Кауницом копии писем (Писем в деле не обнаружено.) его, к послу графу Шоазелю-Гуффию 35 в Константинополь отправленных, нашли мы совершенно [112] настоящим времени и положению дел соответствующими, так что осталося нам только желать, дабы всевышний увенчал добрым успехом наши и союзника нашего миролюбивые старания.

Собенное между императором и Портою Оттоманскою примирение нам, конечно, приятно будет, тем более, поколику мы нимало не сумневаемся, что оно доставит союзнику нашему удобность — обуздать берлинской двор, воспользовавшийся заботами нашими на присвоение себе тона повелительного и принявший намерение учиниться всеместным судьею и решителем распрь и недоразумений, между другими державами происходящих.

Успокоився с сея стороны известным и многими опытами доказанным к нам дружеством его величества императора, так как и сходством интересов взаимных монархий наших, не можем тут оставить без примечания, что венской двор ни в объяснениях с вами, ни в тех, кои посол граф Кобенцель 36 имел с министерством нашим, ни словом не отзывался на представление, по воле нашей вами учиненное, о городе и крепости Хотине 37, общим нашим оружием завоеванном. Повторяем мы и при сем случае, что желая всякого добра союзнику нашему и приращения его государству, нимало не прекословим в удержании сея крепости в его владении, но в случае буде бы, он решился для достижения мира с турками пожертвовать сим завоеванием, его величество признает сам, сколь вредно для нас было бы, если бы турки должны были занять сию крепость прежде окончания настоящей с ними войны. По важности сего пункта мы поручаем вам возобновить ваши у министерства римско-императорского наиубедительнейшие настояния и домогательства, чтобы в случае таковой, как выше сказано, решимости со стороны его величества императора, помянутый город с крепостью в наши руки отдан был до окончания нынешней войны нашей. Впротчем, если император признает за лучшее, чтоб оный и теперь нам оставить, мы примем сие с таким условием, что по окончании войны возвратим его тотчас в распоряжение его величества и что покуда точный жребий сего города и его округа решен не будет, все управление и доходы того округа императору предоставлены будут, о чем наш генерал-фельдмаршал князь Потемкин Таврический 38 с начальствующим римско-императорскнми войсками согласиться и надлежащее постановление зделать не упустит, коль скоро от вас получит уведомление. .

Равным образом и относительно округов Молдавии, занятых корпусом принца Кобургского 39, если бы по договору, который между союзником нашим и Портою состоится, о возвращении оных упоминалося, мы от дружбы его величества ожидаем, что тут никакое постановление для нас невыгодное или предосадительное включено не будет.

Ожидая ваших на сие уведомлений, пребываем вам императорскою нашею милостию всегда благосклонны.

Екатерина.

Из депеши поверенного в делах в Турине П. И. Карпова И. А. Остерману,

30 (19) мая 1789 г.

Сиятельнейший граф, милостивый государь.

Должно уже быть известно вашему высокографскому сиятельству, что Оттоманская Порта для продолжения войны против России дает Швеции двенадцать миллионов пиастров, коей суммы, как чрез письма из Венеции, ссылающиеся на депеши тамошняго байла 40 в Константинополе, так и из других мест, утверждают, что уже восемь миллионов [113] шведскому королю разными суммами переведены, в число коих и в начале сего месяца из Константинополя в Марсейль для Швеции было привезено 800 000 наличных венецианских червонных, и сказывают еще, что Порта возобновила дружественной 1737 года с Швециею трактат...

Милостивого государя всенижайший слуга
Петр Карпов.

Из депеши посланника в Константинополе Я. И. Булгакова И. А. Остерману,

1 июня (21 мая) 1789 г.

Сиятельнейший граф, милостивый государь.

Султан велел сказать чрез рейс-эфендия Шоазелю, что ежели он хочет трактовать о мире, султан на то согласится, лишь бы уступили ему Крым. Шоазель отвечал, что не осмелится даже и зделать подобного предложения своему двору. Султан потребовал от него на письме причин, побуждающих его советовать мир и утверждать, что он Крыма отобрать не может. Шоазель прислал оное 23 (12) мая, доказывая, как невозможность, возвратить Крым, так и причины, для коих должно заключить мир. Султан, прочтя, сказал, что Шоазель — человек безрассудный, совсем предан немцам и запретил рейс-эфендию слушать его советов, а потом прибавил, что войну продолжать станет, пока может, что ему мало нужды, объявятся ли в его пользу Пруссия и Польша, зделает ли мир Швеция, но он надеется на свои собственные силы. Рейс-эфендий отзывался после, что одни пули могут его принудить к миру, а ничто другое. В Серале наперсники его также говорят: “мы сильно огорчены, что наш государь хочет все делать по своей голове, не слушает ничьего совета и хочет войну продолжать, но благодарение богу хотя и за то, что не хочет также слушать больше и советов Дица”. Сколь все сие ни кратко, обнажает однако, что вперед ожидать должно. По счастью, ничто не соответствует пылким его намерениям, и, наконец, принужден он будет мира искать даже в конце сего лета, особливо ежели станут бить, как начали. Народ на войну добровольно не идет, денег мало; повсюду предвещается голод и недостаток. Сего кажется довольно, чтобы предугадать будущее.

(Я. Булгаков).

Депеша посланника в Гааге С. А. Колычева И. А. Остерману,

17(6) июля 1789 г.

Сиятельнейший граф, милостивый государь.

По получении письма вашего сиятельства от 8 июня относительно зделаннаго с стороны Республики дацкому двору предложения оставаться нейтральным, не оставил я по сему делу дать знать министерству Республики и принцу Оранскому, согласно с повелением ея императорскаго величества. При сем случае приметил я принцу, великому пансионеру 41 и грефье 42 Фагелю 43, говоря с ними вообще о делах и об отъезде первого в Тексель 44, что я не почитаю справедливыми пропущенныя слухи, якобы приготовляемая в Текселе ескадра пойдет в Балтику, ибо, по неоднократным уверениям ее императорского величества, также и приступлением Генеральных статов к нейтральному акту, торговля подданных здешней области уже довольно обеспечена, тем более, что и Швеция, дав равные уверении обнародованием своей [114] декларации, должна будет тому же правилу следовать, и возвратить захваченные голландские суда.

Принц 45, великой пансионер и грефье Фагель сказали мне, что поднесь такового намерения здесь нет, что приказа командиру эскадры г. Кинсбергену 46 еще не дано, да и какое бы приказание ни последовало, они могут предварительно уверить меня имянем их высокомочий, что Республика во всяком случае будет стараться сохранять доброе с ея императорским величеством согласие.

Хотя из сего отзыва их ничего положительного заключить нельзя, однако, сколько мог я приметить из речей принца и других двух министров, то они избегают вмешиваться в генеральные дела; малое участие, которое они имеют, происходит действительно от внушений лондонскаго кабинета, а наипаче берлинскаго.

Вчера проехал чрез Гагу английский куриер, отправленной из Копенгагена в Лондон с ответом дацкаго двора, в коем сей двор решительно обнадеживает, что он останется нейтральным в течение настоящей войны меж Россиею и Швециею 47, с тем якобы условием, как сказано мне, чтоб Англия и Пруссия, с своей стороны, также не брали бы в сей войне участия. Почему и можно теперь с некоторою вероятностию считать, что здешняя эскадра пойдет либо в Средиземное или в Северное море для экзерциции на несколько недель, а не в Балтику. Г. Фиц-Герберт 48 еще не вступил в негоциацию о комерческом трактате, ниже по другим делам, относящимся до Восточной Индии; однако ж принужден будет сие трудное дело начать, ибо того желают в Амстердаме и участвующие в Восточной Индейской компании. Сии последние между протчим будут требовать сбавки цены с опиума и с селитры, на коих голландская торговля весьма много теряет со времяни 1767 года, когда англичаня присвоили к себе те владения в Индии, которые ставили голландцам означенныя товары за малую цену. Сей один пункт, выключая других, нанесет довольно лондонскому двору затруднений, в разсуждение соперничества торговли в Восточной Индии.

Всепокорнейший слуга Степан Колычев.

P. S. Пред самым отпуском сего, был я у великого пансионера, наведываясь у него, дастся ль отсуда какой ответ на вышеупомянутое дацкаго двора решительное объявление, но на то не мог он ничего сказать. Вероятно, кажется, что здесь не предпримут ничего, пока не узнают наперед о мыслях и расположениях лондонского и берлинского дворов.

Великий пансионер сказывал мне, что здесь получено из Константинополя известие, что тамо слышно, что великой визирь 49 заподлинно арестован и лишен может быть жизни своей. Притчиною несчастия его — открыто тайное его сношение с венским двором, с которым будто бы хотел он подписать особо мирной трактат.

Сказывают также, что якобы венский двор ищет под рукою примирения с Портою; но сие последнее известие пришло из Берлина.

Из Парижа доносят, что в министерстве французском последовала знатная перемена: Некер 50, граф Монтморен и граф Сентпри 51 сменены, место перваго заступил барон Бретель 52, другаго — дюк де ла-Вогион 53. При том дают знать, что в Париже народ столько возмущен, что вся камуникация меж сим городом и Версалем перервана. Сие известие произвело здесь великое ощущение над участвующими в [115] фронтах французских, так же и над партизанами стадгальтера по причине известнаго предубеждения дюка де ла-Вогиона в Пруссии.

Степан Колычев.

Приложение к депеше полномочного министра в Париже И. М. Симолина И. А. Остерману,

19 (8) июля 1789 г.

(Подлинник на французском языке. — Опубликовано в “Русском архиве” № 8, 1875 г., стр. 413—416.)

В субботу, 11-го числа текущего месяца совершилось одно из самых замечательных и неожиданных событий. Господин Неккер получил отставку, и почти все министерство переменилось. Барон Бретейль был назначен председателем и главою, де ла Галезьер — главным контролером финансов, герцог Вогийон — министром иностранных дел, господин де ла Порт — государственным секретарем по морскому ведомству; маршал Брольи — военным министром и генералиссимусом, господин Дефулон — интендантом армии и флота; господин Дамкур — членом финансового совета; господин Вильдейль — секретарь королевского дома и Парижа — остался на месте, точно так же как и хранитель печатей. Герцог Нивернэ вышел в отставку несколько дней тому назад.

Это ужасное известие пришло в Париж только в воскресенье утром. Огорчение было всеобщее, народ пришел в отчаяние. Первым действием народа было закрытие театров. Чтобы отразить силу силою, решено было вооружиться, что и было выполнено самим народом. Ночь с воскресенья на понедельник была очень бурной. По улицам бегали с обнаженными шпагами в руках, и только и было разговоров, что о поджогах и грабежах. Однако сожжены были только некоторые из новых шлагбаумов, а разграблен был лишь монастырь св. Лазаря. В 10 часов вечера был осажден дворец Ришелье, где находилась главная квартира войск, расположенных в Париже и окрестностях. Раздались ружейные выстрелы, но попытка пробраться во дворец через стену, как предполагали, не удалась, подоспевшие на помощь французские гвардейцы разогнали народ. В час ночи произошла весьма серьезная стычка на бульваре Итальянской комедии между полками немецкой королевской кавалерии и королевскими драгунами, с одной стороны, и народом, на сторону которого перешла большая часть полка французских гвардейцев и отряды Провансальского и пехотного Вентимильского полков — с другой. Эти последние стреляли по двум полкам, оставшимся верными королю, и убили шестерых всадников и двух лошадей.

В понедельник 13-го, в 10 часов утра, граждане решились вмешаться во все это и сорганизовать милицию с тем, чтобы поддержать порядок и оказать сопротивление силе. Ударили в набат, чтобы собрать народ по участкам, в церквах, для записи в милицию. Оружие брали у ружейных мастеров, в Арсенале, в королевских кладовых, в Доме инвалидов, и вскоре набралось до 80 тысяч вооруженных граждан, которые совершали частые обходы днем и ночью; порядок был вскоре восстановлен. Зеленые кокарды были приняты как символ надежды, и без них никто не решался показываться на улицу. Ночь с понедельника на вторник прошла очень спокойно. По приказанию граждан, четверо несчастных были повешены на уличных фонарях за воровство и грабеж.

Во вторник утром, 14-го, под ружьем было более 150 тысяч граждан. Французские гвардейцы, конная и пешая стража и множество [116] солдат всякого рода присягнули парижскому гражданству и нации. Зеленые кокарды были заменены голубыми и розовыми, потому что одежда ливрейных слуг брата короля, графа Д'Артуа была зеленого цвета, а ему приписывали устранение Неккера. Старшины Парижа и купечества, главный начальник полиции и члены магистрата приняли участие в общественном деле. Заняты были все въезды и заставы и в разных местах города были расставлены пушки. На нескольких улицах была разворочена мостовая, некоторые из них были забаррикадированы каретами, колясками и повозками. В полдень последовало запрещение отлучаться из города кому бы то ни было; обыскивали все экипажи, всех конных и пеших. Благодаря этому курьер, посланный в Версаль с письмом от купеческого старшины, г-на де-Флесселя, уведомлявшего о том, что происходило в Париже, был задержан, а письмо доставлено в Ратушу. Отправились к г-ну де-Флесселю и застали его за другим письмом к маркизу Делонэ, коменданту Бастилии. Де-Флессель советовал ему держаться твердо, в случае, если придут к нему за оружием и прибавлял, что вечером, к 9 часам, к нему придет подкрепление. Узнав об этом, народ набросился на купеческого старшину и растерзал его. После этого направились в Бастилию и потребовали у коменданта сдачи всего имевшегося у него оружия. Г-н Делонэ отвечал, что он согласен на это и предложил кому-нибудь войти в крепость и взять оружие. Когда человек тридцать из гражданской милиции вошли туда, г-н Делонэ велел поднять подъемный мост и, как говорят, приказал стрелять по оставшимся за мостом. Тогда эти последние бросились на приступ крепости, и через полтора часа она была взята. Г-н Делонэ был изрублен в куски так же, как плац-майор и несколько пушкарей. Сын коменданта, 18 лет, защищавший отца, подвергся той же участи. После этого носили по всему городу с торжеством головы маркиза Делонэ, его майора, г-на Де-Флесселя и двух пушкарей, стрелявших из Бастилии. Вечером эти головы были выставлены в саду Пале-Рояля; женщины и дети плясали вокруг них, выражая сожаление, что их не тысячи.

Была назначена цена за головы графа Д'Артуа, принца Ламбеска и герцогини Полиньяк. Брат короля подвергся этой немилости за то, что ему приписывали отставку Неккера; принц Ламбеск — за то, что вступив в воскресенье вечером в сад тюильрийского дворца во главе своего полка, изрубил саблей одного 80-летнего старика, который, как говорят, не хотел или не мог посторониться, госпожа де-Полиньяк — как член совета королевы.

В этот же день сожжено было еще несколько шлагбаумов и число дезертировавших солдат значительно возросло. Ночь со вторника на среду прошла еще весьма спокойно, несмотря на то, что распространился слух, будто десять тысяч солдат королевского войска приближались к городу.

В среду утром, 15-го, возили по городу в экипаже солдата гвардии, который первый вступил в Бастилию и занес руку на г. Делонэ. Его наградили крестом св. Людовика и провозгласили комендантом Бастилии.

В полдень пришло известие из Версаля, что король прибыл в залу собрания Генеральных штатов, называемого теперь Национальным собранием, что его сопровождали только два его брата и что король сказал, что, “узнав о страшных беспорядках, господствующих в столице, он является к представителям народа, чтобы пригласить их оказать ему содействие в этих обстоятельствах и обеспечить спасение [117] государства, что он приказал удалить войска, а представителей нации просил известить столицу о его распоряжениях”. Все собрание рукоплескало королю. Герцоги Орлеанский и Бирон несли короля, а представители народа проводили его во дворец, где на балконе ожидала его королева с дофином. Ей также рукоплескали. Депутация из 80 членов Национального собрания прибыла в Париж, в Ратушу, чтобы сообщить о намерениях короля. Депутацию приветствовали громкими рукоплесканиями. Герцог Лианкур встал на окно и держал речь к народу. Речь эта не совсем успокоила умы, так как патрули и всякого рода предосторожности не были отменены до окончательного улажения дела.

Г-н маркиз де-Лафайет 54 назначен начальником гражданской милиции в Париже и во всем королевстве, а г. Байли, бывший президент Национального собрания, мэром Парижа. Г-н де-Крон, начальник полиции, подал в отставку.

Распространился слух, что на другой день, в 11 часов, король должен был прибыть в Париж, но, однако, в четверг, 16-го, утром слух этот стали опровергать, и это усилило опасения народа в том, что еще не все кончилось.

В тот же день Постоянный комитет отдал распоряжение разрушить Бастилию. Тогда арестовали и доставили в Ратушу маркиза де Сен-Марка, родственника маркиза Делонэ за то, что он будто бы намеревался захватить крепость, но был разоблачен.

В пятницу, 17 июля, день, который останется навсегда памятным в летописях Франции, в 6 с половиною часов утра было объявлено, что король возвещает городу о прибытии своем в Париж к одиннадцати часам на королевское заседание в Ратуше. С 8 часов народ стал собираться на дороге, по которой должен был проследовать его величество. Начиная от Ратуши до Пуэн-ди-Жур, в одной миле от Парижа стоял двойной ряд вооруженных граждан вперемежку с французскими гвардейцами и другими войсками, под предводительством офицеров гражданской милиции. Король прибыл лишь в половине третьего в обыкновенной карете, в сопровождении маршала Бово, герцога. Виллеруа, капитана королевской гвардии, герцога Вилькье, первого камергера, и графа Д'Естена. За ними следовала только одна карета, в которой сидело несколько придворных. Депутаты Национального собрания и Ратуши встретили короля у заставы Конференции и старшина, г-н Бюффасель поднес ему ключи города на золотом блюде. Перед его величеством несли оливковую ветвь. Впереди его кареты ехала конная стража и многочисленная гражданская конница с маркизом де-Лафайетом во главе. Сзади шла гражданская пехота в количестве более ста тысяч человек. Вместо: “да здравствует король!” кричали: “да здравствует нация!”, при чем говорили, что в честь короля прокричат на обратном пути, если останутся им довольны.

Прибыв в Ратушу, его величество одобрил все, что сделали граждане и объявил, что он уволил новое министерство и изгнал брата своего графа д'Артуа, который, как говорят, уехал в Турин. Семейство Полиньяк также получило приказание удалиться от двора. Отправлен курьер к г-ну Неккеру с письмом от короля, который просит его от своего имени и имени народа вернуться и занять свой прежний пост. Полагают, что он в Брюсселе и поэтому ожидают его возвращения вечером или завтра утром.

На обратном пут” короля в шесть часов вечера кричали: “да здравствует король и нация!” Карету его величества окружала [118] толпа во оруженных граждан, державших ружья свои прикладами вверх; несколько ружей лежало на карете. На шляпе у короля была кокарда, называемая национальной и которую поднес ему в Ратуше г-н Лалли-де-Толендаль.

Маркиз де-Лафайет воспретил всякие торжественные демонстрации и приказал собираться по прежнему по участкам и высылать патрули.

Король согласился, чтобы на развалинах Бастилии воздвигли памятник Людовику XVI, возродителю общественной свободы, восстановителю народного благосостояния, отцу французского народа.

Письмо И. А. Остермана полномочному министру в Париже И. М. Симолину, 27 (16) июля 1789 г.

(Подлинник на французском языке.)

Ваше превосходительство последовательно ставилось в известность о тех заявлениях и документах, обмен которыми имел место между нашим двором и берлинским, по вопросу о заключении мира, для содействия которому этот двор предложил свои услуги. Новый прусский посланник 55 при императрице приступил к исполнению своих обязанностей с вручения нам вербальной ноты 56 по этому поводу, на которую мы дали ответ в той же форме. Эти документы при сем прилагаются и из содержания первого из них вы усмотрите, что шведский король и Оттоманская Порта решительно отвергли предварительные условия мира, предложенные им прусским королем, без выполнения которых достоинство императрицы не позволило бы ей ни в коем случае пойти на какие-либо переговоры с врагами, которые поставили себе задачей увенчать свое беззаконное нападение всякого рода оскорблениями и обидами; в другом 57 документе вы найдете те же принципы умеренности и справедливости, которые ее императорское величество обнаружила в ответ на первые предложения, сделанные ей со стороны держав, заинтересованных в восстановлении мира. Будучи убеждена, что точно такими же принципами руководствуются и эти державы, она не сомневается, что каждая из них признает неизменное постоянство ее линии поведения и ее намерений. Она особо заинтересована в одобрении христианнейшего короля, вследствие той дружбы и доверия, которые так счастливо установились между двумя дворами и которые должны привести к еще более тесным связям. Ввиду этого она надеется, что этот монарх, руководимый теми же чувствами, равно как и врожденным чувством справедливости, уже побудившими его признать правоту дела императрицы, не только подтвердит свое прежнее суждение о нем, но и пожелает оказать свое содействие для устранения всего, что могло бы противоречить или нанести ущерб законным правам ее императорского величества.

В этом смысле вы и соблаговолите объясниться с министерством Франции, сообщив ему два вышеупомянутых документа. Мы не думаем, чтобы вы натолкнулись на какие-либо возражения по поводу тех справедливых положений, которые имеются в этих документах; во всяком случае, как в самых фактах, так и соображениях, сообщенных вам ранее, вы найдете достаточно данных, чтобы отстаивать эти положения и обеспечить их признание.

[И. Остерман.] [119]

Депеша полномочного министра в Париже И. М. Симолина И. А. Остерману,

9 октября (28 сентября) 1789 г.

(Подлинник на французском языке. — Опубликовано в “Литературном наследстве”, М. 1937 г., № 29/30, стр. 411—413.)

Милостивый государь.

Новое восстание, трагические и гибельные последствия которого неисчислимы, повергло Париж и Версаль в страх и ужас. В понедельник утром, 5-го этого месяца, несколько сот торговок, величаемых теперь “дамами рынка”, рассеялись по городу и заставили следовать за собою всех встречных женщин.

Они вооружались всем, что попалось им под руки. Затем они направились к ратуше; несколько мущин присоединилось к ним; ратуша была взята силой, при чем были захвачены и с триумфом увезены оружие и запасные пушки.

Вооруженные солдаты шестидесяти районов бросились на Гревскую площадь, но так как они подходили отдельными отрядами, им не удалось успокоить смятение.

В полдень толпа этих женщин в несколько сот человек двинулась на Версаль, несколько мущин примкнуло к ним; женщины везли с собой пушки и, пройдя некоторое расстояние, остановились на Avenue de Paris, где их встретили драгуны.

В Париже продолжалось волнение; около пяти часов вечера отряды из шестидесяти районов совместно с большим числом вооруженных граждан и с 18 пушками, имея во главе маркиза де-Лафайета, который был вынужден итти с ними во избежание худшего, отправились в Версаль, куда они прибыли между 11 часами и полуночью. Народ требовал своего короля и хлеба.

Ночь прошла в сильнейшем волнении. Драгуны, фландрские и швейцарские полки выстроились под знаменами Национальной гвардии, поскольку у них совсем не было никакого желания оказывать ей хотя бы малейшее сопротивление. Банкет, данный на прошлой неделе гвардейцами королевской охраны офицерам Фландрского полка и версальского муниципалитета, на котором, как говорят, было нанесено оскорбление национальной кокарде, вызвал возмущение масс; неосторожность некоторых гвардейцев довела толпу до окончательного безумия. Женщины хотели ворваться в аппартаменты королевы, против которой, невидимому, имели мрачные намерения. Один гвардеец королевской охраны, стоявший в карауле, начал стрелять, убил и ранил несколько женщин и одного гвардейца из гражданской армии. Этому гвардейцу и еще одному отрубили немедленно головы, насадили их на пики и отправили в Париж. Я их встретил на полдороге от Версаля; пять других гвардейцев охраны сделались также жертвами народной ярости и были бы также убиты, если бы сам король не попросил пощадить их. В четыре часа утра, с понедельника на вторник, толпа этих бешеных женщин, среди которых были, как говорят, переодетые мущины, взломала ударами топора несколько дверей со стороны оранжереи, чтобы проникнуть в комнату королевы, где она почивала; ее величество поспешно спаслась, почти в одной сорочке, убежав в аппартаменты короля.

Причинами этого восстания была нужда в хлебе в Париже, которая, действительно, была очень велика, и распространение слухов о [120] задуманном аристократической партией похищении короля и намерении препроводить его в Мец. В результате, чтобы успокоить это волнение, король вынужден был согласиться покинуть Версаль со всей королевской семьей и переселиться в Париж, в Тюильри.

Во вторник, в час пополудни, король сел в карету вместе с королевой, его высочеством дофином, ее высочеством дочерью, с Monsieur 58, Madame 59 и Madame Elisabeth 60 и направился в столицу в сопровождении многих других карет, всей парижской милиции, ста швейцарцев, Фландрского полка, драгун и артиллерии, привезенной из Парижа. Весь этот кортеж прибыл в столицу лишь между семью и восемью часами. Только карета, в которой ехал король со своей семьей, сопровождаемая по обе стороны солдатами, гражданами и вооруженными женщинами, была направлена в ратушу, куда их величества и вошли. Мэр, испросив разрешения короля, сказал, что его величество при въезде в Париж обратился со следующими словами: “Всегда с удовольствием и с доверием нахожусь я среди жителей моего доброго города Парижа”. Но, повторяя речь короля, г. мэр забыл слова “и с доверием”, о которых ему король тотчас же напомнил. Г-н мэр, поправившись, сказал: “Милостивые государи, теперь вы более осчастливлены, чем если бы я сам вам это сказал”. Радостные крики и рукоплескания удвоились после этой речи. Герцог де Лианкур 61 объявил затем, с согласия короля, что Национальное собрание постановило во вторник утром, что оно рассматривает себя неотделимым от особы его величества и перенесет поэтому свои заседания в Париж. Их величества отправились в Тюильри в 10 с половиной часов. Для короля не было приготовлено аппартаментов, и он занимает комнаты королевы, которая спит на антресолях. Для его высочества дофина, для ее высочества дочери короля и Madame Elisabeth заняли помещения частных лиц, Monsieur и Madame помещены в Люксембургском дворце.

Папский нунций встретил в Севре процессию с отрубленными головами, его карета была остановлена. Он почувствовал себя дурно и вернулся обратно. Эта же процессия пропустила меня, не остановив и не сказав ни одного слова.

Если мне попадется подробное и беспристрастное описание этого восстания, я не премину послать его вашему сиятельству; сегодня я ограничиваюсь докладом, основанном на слухах, которые весьма противоречивы.

После этого похода на Версаль, после того как короля перевезли в Париж словно пленника, от которого его положение почти не отличается, можно было бы предположить, что возбуждение успокоится, но когда я был вчера на утреннем приеме короля, я узнал, что толпа народа осадила ломбард, утверждая, что королева обещала выкупить все заклады, не превышающие по своей стоимости луидора, что оказалось выдумкой.

Ратушей был дан приказ трем батальонам Национальной милиция охранять этот неприкосновенный склад ценностей, который мог стать добычей черни. К вечеру, говорят, ломбард был в безопасности, и народ рассеян.

И. Симолин. [121]

Депеша посланника в Гааге С. А. Колычева И. А. Остерману,

17 (6) ноября 1789 г.

Сиятельнейший граф, милостивый государь.

Какова принята их высокомочиями резолюция в ответ на последнюю венского поверенного в делах ноту 62 (включенную при последнем моем донесении), с оной при сем следует, перевод 63.

Из сей пьесы ваше сиятельство усмотрите, сколь приметно обнаруживается начальников 64 республики намерение озабочивать венский двор и желание продолжения происходящих в Брабандии замешательств. Присланныя от тамошних бунтовщиков депутаты, Лимил и Рашильд, по ныне в Гааге находятся. Они часто видятся с Фицгербертом, с прусским поверенным в делах и с здешними министрами. Частые шведского посланника в Амстердам поездки побудили съездить туда на прошлых днях, дабы узнать о его там подвигах. По всем сведениям открылось, что он работает о займах государя своего, но со всем тем они остаются без успеха. Наконец, король шведской, как уверяли меня, просил денег у прусского двора, который дал ему миллион гульденов, и сия сумма переведена в Амстердам чрез барона де Смета.

Здесь разглашают, что брабанские бунтовщики, перешед Скельду 65, вошли в Ган 66 и сим городом овладели; но удержатья в оном долго не могут, и должны будут оставить, как скоро появятся там императорские войска.

Всепокорнейший слуга Степан Колычев.

Депеша посланника в Гааге С. А. Колычева И. А. Остерману,

27 (16) ноября 1789 г.

Сиятельнейший граф, милостивый государь.

Депутаты известной комиссии de Quote Part съехались сюда на сей неделе и начали со вчерашнего дня продолжать свои заседания.

Отсюда подтверждают, что вся Фландрия, в том числе и порты Остендской и Нипорт, поднялась 67. О сем как скоро в Гане спознали, то патриоты учредили там собрание под названием Штатов: в первом заседании объявили они себя независимыми, и определили набрать войска до 20 тысяч; потом писали в Брабандию 68, Лимбург, Намюр, Люксембург и Гено, призывая сии провинции вступить с ними в союз и защищать вольность. Сказывают, что последняя из них на сей призыв согласилася. С другой стороны брюссельское правление созвало Штаты в городе Апосте в Фландрии, за пять миль от Брюсселя.

Что последует от того, еще неизвестно, ниже о том, какое действие произведут последние обнародованные императорские декларации; после оных правление, как думают, не замедлит объявить и восстановит старую конституцию, и, если тем поспешить, то может быть, что еще есть надежда к прекращению волнения. В Брюсселе все дошло до крайнего замешательства, и опасаются скорого туда приближения мятежников.

Всепокорнейший слуга Степан Колычев. [122]

Депеша посланника в Гааге С. А. Колычева И. А. Остерману,

18 (7) декабря 1789 г.

Сиятельнейший граф, милостивый государь.

Хотя отсюда и подтверждено министру Гопу 69, чтоб он из Брюсселя выехал, когда последует там революция, и следовал бы за прежним правлением или же б возвратился в Гагу, однако по всем доказательствам, должно думать, что республика будет поддерживать брабандских патриотов и что союзныя три державы имеют план и намерены признать независимость оных 70. Недавно послано отсюда 500 рублей в Анверс.

Уповательно, вашему сиятельству небезизвестно, что курфиршты колонской 71 и баваро-палатинской совсем несогласны с двором прусским по настоящим дел замешательствам в Литихе 72, по притчине, что последний, сверх чаяния, поддерживает тамо народную партию, вопреки, как сказывают, германской конституции, почему Ветцларская камара и опровергнула актом все поступки г. Дома, прусского министра в Литихе, учиненные по пришествии туда прусских войск.

Генеральные статы, по представлению стадгалтерскому, зделали вчера произвождение в военном флоте, в том числе и кавелер Кинсберген пожалован вице-адмиралом.

Всепокорнейший слуга Степан Колычев.

Депеша посланника в Лондоне С. Р. Воронцова И. А. Остерману,

25 (14) декабря 1789 г., № 107.

Милостивый государь мой, граф Иван Андреевич.

Кроме кавалера (а другие его же называют графом) Родеса, депутата бунтующих Нидерландов 73, находятся здесь еще много других, от них же посланных для покупки всякого оружия, лошадей и амуниции. Они же имеют повеление подговаривать к ним офицеров. Главной депутат, вышеозначенной Родес, весьма знаком одному моему приятелю, который его находит весьма болтливым и ветренным. Я чрез сего моего приятеля сведал, что сей депутат большую имеет надежду на Пруссию и на Голландию, и что и здешнее правление доброхотствует нидерландцам, но опасаясь оппозиции и не зная, как сии дела могут показаться нации, не смеет еще принять явно сторону сих бунтующих. Сей депутат не видится с прусским министром, но в тесном обхождении с его легацион-секретарем бароном Кейзерлингом.

В письме моем от 2/13 октября под № 98 я доносил вашему сиятельству, что в здешнем министерстве имеют две партии: одна желающая, дабы деятельно не входить по видам прусским в дела, касающиеся до нашей войны и до нидерландского возмущения, а другая — желающая, дабы ни в чем не отставать от видов и выгод двора берлинского, что глава первый есть канцлер, а второй — господин Пит 74. Теперь, напротив того, утверждают, что король, канцлер, маркиз Стафорд, хранитель приватной печати, и дюк Ричмонд 75 суть те, кои желают явно помогать во всем, что может служить без изъятия к пользе Пруссии, а господин Пит, к мнению которого пристали граф Камден, президент Совета, оба статские секретари и лорд Чатам, тому противятся, опасаясь денежных издержек и, может быть, войны, что, никак не сходно с блаженством Англии, коей прецветущее состояние и невероятное почти распространение весьма выгодной торговли зависит от продолжения блаженства тишины; ибо одним токмо продолжением мира она может уменьшить количество государственного своего долгу. [123]

Если г. Пит превозможет, то хотя Пруссия удержится начать войну, однако ж под рукой здешний двор продолжать будет везде своими представлениями содействовать пользе Пруссии, которой сила здесь весьма могуща.

О таковом трактате с Пруссией и о таком же с Польшею здесь продолжает намерение.

Покорный слуга граф С. Воронцов.

Депеша посланника в Дрездене А. М. Белосельского И. А. Остерману,

12 (1) января 1790 г.

Милостивый государь мой, граф Иван Андреевич.

Со стороны берлинского двора учинено здесь было новое внушение вступить в союз наступательный и оборонительный, предъявляя курфирсту получить впредь корону польскую. Граф Геслер, министр прусской, весьма производит интриги свои в рассуждении сего у министров его курфирстской светлости, а особливо у министра Гутшмита, пользующегося большею доверенностью курфирстскою, будучи совсем прусак.

Взбунтование Нидерландов подает вновь силу интригам Пруссии и Англии. Последняя, сказывают, предлагает уже первой признать публично независимость Фландрии. Я не знаю, какое действие по сему воспоследует, но за подлинно есть то, что в сие время агличны владеют произведением политики короля прусского и что они наши ненавидящие недруги.

С марта месяца находятся в Берлине два комиссара взбунтовавших брабанцов. Берлинский двор переменил вновь мнение свое отозвать министра своего в Константинополе, которому дал повеление внушить о незаключении мира в рассуждении теперешних обстоятельств в Брабанте. В Богемии собрано восемьдесят тысяч войска, а в Моравии сорок, в Саксонии же армии, состоящей теперь в 32 000 человек. Не примечается еще никакого действия и курфирст супротивляется сколько ему можно внушениям берлинского двора (Так в подлиннике). Союз Лиги германской начинает приводить его несколько в замешательство. Сказывают, что курфирст Маянской 76, будучи недоволен поведением короля прусского в землях Лиежских 77 грозит отделиться от Лиги оной. Области гановерския, сказывают, хотят то же учинить, несмотря на лондонский двор, коего политика им противна, и так останется одна только Саксония. Думают, что находящийся в Берлине посланник здешний граф Цинцендорф получил место покойного г. Стутергейма. Кажется, что здешний двор не очень спешит назначением наместника покойному барону Сакену, и сие происходит от экономии. Чаятельно, выбор падет на графа Редера, министра саксонского и Гишпании, который здесь в отпуску находится.

Покорный и нижайший слуга Александр Белосельский.

Конференциальная записка,

20 (9) января 1790 г.

Французскому поверенному в делах г. Женету 78 объявил вице-канцлер, что, по повелению ее императорского величества, писал он в г. генералу-прокурору князю Вяземскому, как о приеме в казну 19 086 руб. 60 коп., составивших по изчислению те 30 000 левков, о доставлении коих очаковскому Гуссейн-паше и его тефтердарю 79 он г. Женет просил, так и об ассигновании таковой же суммы хатковскому г. губернатору, для выдачи помянутым турецким начальникам, по [124] получении на то предписания от г. генерала-фельдмаршала князя Потемкина-Таврического.

Г. Женет, по возблагодарении за таковое уведомление, напоминал о жалобах, поданных графом Сегюром на здешних арматоров 80 в Средиземном море.

Вице-канцлер отвечал, что оные посланы в учрежденную в Сиракузе здешнюю комиссию, но от оной не получено еще на то отзыва.

Напоследок реченной поверенный в делах сказал, что он получил от графа Шоазеля письма, но поелику они суть те же самые, кои сообщены уже от графа Ноалья 81 послу князю Голицыну, то и поставляет за излишнее их здесь представить. А как из тех писем открываются злые умыслы берлинского и английского дворов, которые всемерно стараются продлить настоящую войну, устремляясь впрочем к властвованию во всей Европе, то он не может не изъявить своего надеяния, что сии дворы обманутся в своих разчетах и гаданиях, ибо конституция во Франции, уповательно, вскоре приведена будет к окончанию, а тогда сия держава, восприяв прежнюю свою важность и силу, не преминет поставить наглым их предприятиям надлежащие пределы; да и в нынешних обстоятельствах, если б вздумали они начать против ее что-либо неприязненное, как о том некоторыя известия гласят, не сумневается он, что нация его, обыкнувшая соблюдать свое достоинство, не потерпит, чтоб оному нанесено было оскорбление и приведет те державы в раскаяние в наглых их поступках.

Депеша посланника в Дрездене А. М. Белосельского И. А. Остерману,

9 февраля (29 января) 1790 г.

Милостивый государь мой, граф Иван Андреевич.

Курфирст возвратил сюда скоропостижно г. Бинау, министра своего в Маянске, и графа Риокура, посланника своего в Минхене, который находился в отсутствии в Берлине для исправления домашних своих дел. Думают с вероятностию, что им даны будут новые подробные инструкции о избрании короля римского, что однако ж не очень спешат в действо произвесть, и о викарияте, в разсуждении слабаго здоровья императорова, который, по мнению здешнему, воспоследовать может; также касается и о старании стеснить Лигу германскую в разсуждении угроз курфирста Мейнцкаго отстать от оной по причине всего того, что берлинской двор учинил в Литихе противу публичных прав германских. Граф Лукезини 82 весьма хорошо принят при дворе; он имел много конференций с его курфирстскою светлостию и министрами его. Ничего еще с подлинностию сведать нельзя было о негоцияции его, но думают, что берлинской двор принимает нейтралитет саксонский только с одною кондициею, чтобы курфирст, собрав армию свою, расположил бы оную таким образом, чтоб король прусской в опасности находиться не мог нечаянно атакованным быть богемскими войсками чрез Саксонию. Кондиция сия кажется подает недоверенность письму, которое император своеручно писал к курфирсту, и на предложение совершеннаго нейтралитета, который его императорское величество заблагоразсудить изволил дать Саксонии; ожидая, в разсуждении сего от императора ответа, начинают делать здесь некоторые военные приуготовления, о коих имел я честь к вашему сиятельству писать на последней почте.

Покорный и нижайший слуга, Александр князь Белосельский. [125]

Донесение посланника в Лондоне С. Р. Воронцова Екатерине II,

13 (2) февраля 1790 г.

Всемилостивейшая государыня.

Получа два рескрипта, за своеручным подписанием вашего императорского величества от 19 прошедшего декабря 83, чрез капитана Маркова, который прибыл сюды 16/27 генваря, я старался видеться с дюком Лидсом 84 и г. Питом для предложения им, вследствие ваших повелениев, все, что в оных касалось как до условиев, на коих вы, всемилостивейшая государыня, с двумя воюющими противу вас державами примириться желаете; так и до предложения оборонительного союза и возобновления торговых условиев с Великобританиею. Между тем все, что по сим делам можно было сообщить из сих рескриптов сим двум министрам, я для прочтения им перевел по-французски, и на четвертый день приезда ко мне вышеозначенного курьера имел я свидание с статским секретарем и прочел ему в переводе предложения вашего императорского величества. Он выслушал их с вниманием, не перебивая мое чтение никакими своими рассуждениями; наконец, ответствовал на ту часть, которая относится к будущему примирению, аки человек, уже на сие дело приготовленный. И как за два дня пред приездом Маркова, который занемог дорогою, не мог поспешно ехать, прибыл сюда пруской курьер, то и уповательно, что о сих мирных договорах здесь получено было сообщение из Берлина с прибавкою тамошних примечаниев. Во-первых, сказал он мне, что требование российского двора о перемене шведского правления 85 кажется есть артикул, совсем опровергающий всякое примирение, ибо невозможно, чтоб какая ни есть земля могла согласиться принять закон от другой в перемене внутреннего своего правления, и что Россия не имеет никакого в том права, ни пристойности; на что я ему отвечал, что право наше основано на Нейштатском 86 трактате, в коем Россия гарантировала шведское правление, а пристойность — та, которая для собственной безопасности обязывает всякое государство надзирать, дабы у соседей не заводились вредные для общего покоя новости и перемены, что точно такие самые новости во внутренном правлении Голландии побудили Англию в 1787 году вооружиться и взять все те меры, кои мы видели для восстановления там прежнего порядка, и что Европа, взирая на сие, ни мало тому не дивилась, зная необходимость причин, Англию на то побуждающих. Те самые же причины побуждают Россию искать восстановления прежнего правления в Швеции, тем наипаче, что опровержением оного первая терпит уже войну, несправедливо противу ее начатую злоупотреблением незаконной власти короля шведского.

На сей мой ответ, не возражая более, он токмо сказал, что трудно и кажется невозможно предложить такие кондиции Швеции, но продолжая свою речь, прибавил следующее: главное препятствие к общему миру состоит в преднамеренных кондициях, кои российский двор предписывает Порте, ибо они суть такие, что турки никогда на оные не согласятся 87, и Англия не может никаким образом взять на себя предложить их в Цареграде. Потом он вошел в подробности такие о пространстве Бессарабии, Молдавии и Волохии, о изобилии и влажности сих земель, что видимо мне казалось, что все сии топографические и политические подробности сообщены были из Берлина, где, конечно, состояние тех земель более, нежели здесь, известно. Он, продолжая распространяться о сей материи, неоднократно повторял, что сии [126] требования суть толь надмерны, что Порта никогда их не примет, и никакая другая держава не возмет на себя делать такие ей предложения. Я ему на то представил, что ваше императорское величество доказываете вашу умеренность, не требуя более для себя, как Очаков, и пустую незаселенную землю, которая лежит меж Бугом и Днестром, и с маловажною крепостцою Акермана, хотя турки без всякой причины нарушили мир, зачав войну несправедливую, в течение которой, хотя всевышний постоянно благословляет оружие ваше, однако ж сия вам стоит более шестидесяти миллионов рублей, и что вам более еще всего прискорбно, то потеря столь много тысяч своих подданных, кои в сражениях, в трудах и от болезней в сей войне погибли; что для пресечения в будущие времена подобных случаев вы желаете положить бариеру между вами и турками и за тем желаете, не присвоя себе, сделать совсем от всех независимыми Бессарабию, Молдавию и Волохию.

Статский секретарь отвечал мне, что, не входя в требовании земель, что непосредственно за собою Россия оставить желает и противу которых ничего сказать не может, он видит, что, хотя другие три провинции она не для себя берет, однако ж не менее для того турки их теряют, и что кроме того, что они не все завоеваны, ибо еще имеют там крепости, да хотя бы овладение их и довершено было, турки конечно их потерять не согласятся, и сие несумненно продолжит войну, от которой может пламя распространиться и дале. Он сие сказал весьма твердым образом, но с сожалением, прибавя, что Англии весьма прискорбно будет, когда она потеряет надежду видеть восстановление общего покоя. Я почел за нужное, как для успокоения здешней земли, так и затем, чтоб выиграть время, сказать ему, что ваше императорское величество, доказав свою дружбу и доверенность здешнему двору, сообщая оному свои мысли, имеете право ожидать от оного подобное чистосердечие, и что я надеюсь, что дружеское отсель сообщение с откровенными объяснениями много над вами подействуют, и что можно надеяться, что как для приобретения мира, так и для уважения к дружбе к королю аглицкому ваше императорское величество уменьшите еще скромные ваши требования.

Он на сие мне сказал, что сие весьма было бы желательно, ибо без сего он никак не видит возможности к прекращению сей войны. Что ж касается до оборонительного союза, то он не преминет донести о том своему государю, а между тем партикулярно мне открывается, как здешней двор желал бы, если бы сие было зделано гораздо прежде и когда сие было весьма возможно и взаимно полезно; что в прошедшую войну Англия России предлагала сей союз, не исключая их помощи, даже когда бы случилась у России война с турками, изключая однако ж не в свою пользу, а для выгоды России ту войну, которую Англия тогда имела противу Америки, Франции, Гипшании и Голландии; но что в Петербурге тогда сие было не принято за тем токмо, что Англия была в войне, а Россия в покое. Что несмотря на сей отказ, Англия старалась всегда соединиться союзом с Россиею, а сия всегда то отклоняла; и так здесь принуждены были искать других союзников, в предосуждение коих здесь никогда ничего не зделают. Я ему приметил, что предлагаемый союз, будучи оборонительной, не может разорвать того, которой Англия с Пруссиею имеет, и что ваше императорское величество и не желаете сего разрыва, а токмо наивящщего сохранения тишины в Европе. Тут он мне сказал: лутчее сохранение оной будет, конечно, умеренность мирных предложениев. Видя, что [127] здесь весьма не желают ослабить связь свою с двором берлинским, и опасаясь, дабы сей не завел далее Англию по своим видам, я, искав всевозможным образом, чтоб привязать сию землю к пользе России, решился предложить возобновление торгового трактата, объясняя, что сие дело, не будучи связано с политикою и взаимно для обеих земель полезное, может быть совершено без всякого подозрения и неудовольствия аглинских союзников. Я в запас имел при себе те артикулы, кои на французском языке ваше императорское величество мне доставить изволили при рескрипте от 3 марта прошлого года 88, коими означается, что до совершения новаго торговаго трактата заключить договор, коим продолжение старого может быть подтверждено на несколько лет с весьма малыми отменами, как-то, что до комерц-коллегии и до черноморской торговли касается, из коих первой пункт для Англии мало важен, а последней весьма выгоден.

Представив ему сии артикулы, я сказал, что мало времени остается до открытия навигации, чтоб можно было зделать новой трактат, а между тем утвердя новою конвенциею артикулы, которые теперь ему вручаю, взаимная польза торговли обоих земель получит наивящщее приращение. Он меня просил, чтоб я поверил ему на малое время все бумаги, кои я ему читал на сем свидании, на что я, вследствие дозволения вашего императорского величества, и согласился. Он обещал представить все сие королю и об ответе его величества меня уведомить.

Три дни спустя, видевшись с г. Питом, я ему подробно объяснил разные мои предложения, зделанные мною дюку Лидсу. Он, их уже зная весьма подробно, ответствовал мне в том же смысле, как и статской секретарь, настоя пуще всего о невозможности требовать от турок, чтоб они отступились от трех толь важных для них провинциев, и что Порта, конечно, предпочтет войну, чем потерять, что ни есть, на южном берегу Днестра, что потеря, что Россия зделала 60 миллионов сею войною, не обогатила Турцию, которая также деньги теряла, и что во всякой войне сие неизбежно, что Англия всех более на свете знает, коль много войнами деньги тратятся; что в прошедшую войну 89, когда Франция и Гишпания толь безсовестно на нее напали, она истратила ужасные суммы и умножила долги свои, коих тягость ежедневно чувствуется сильными податьми, кои платит; что однако ж Англия не требовала от своих неприятелей никакой замены сих денег, ибо они столь же много их истребили, как то видимо из положения Франции, раззорившейся совсем от сей войны; что всем известно, что турки истратили все свои сокровища в сию войну, и, наконец, он сказал, что лутчее удовлетворение — есть умеренный мир, которой всегда прочность тишины оберегает, и что никакое лишнее приобретение не заплатит издержки лишней кампании, что Россия в сию войну зделает. Наши обязательства суть оборонительные (то же мне сказал дюк де Лидс), примолвил он, и мы желаем мира; но сильное унижение турок может быть вредно другим державам. Сие может их заставить принять меры, кои распространят войну, от которой Россия ничего не выиграет, а вся Европа может быть мало по малу замешана в сии беспокойства, отчего и Англия будет чувствовать вред неизбежной; затем он весьма сожалел о кондициях мира, Россиею предлагаемых. Я ему повторил сказанное мною статскому секретарю, что, конечно. дружеское объяснение здешняго двора, купно с желанием вашего императорского величества прекратить кровопролитие, подействуют у вас, [128] всемилостивейшая государыня, и что можно надеяться, что вы еще уменьшите скромные ваши требования. Он мне отвечал, что сие есть весьма желательно, и сходно с вашим великодушием. Касательно до оборонительного союза, он мне то же самое сказал, что и статской секретарь, а о торговой конвенции он объяснился, что сие может быть взаимно для обеих земель полезно, и что прерывка сего трактата, так, как и естественной дружбы между обеими землями, произошла от правил 90, кои по признанию всей аглинской нации нимало невыгодны для России, а для Англии совершенно пагубны. Наконец, он сказал мне, что все сии предложении как для мира, для союза и для торговли суть весьма важнаго содержания, то надлежит о них быть разсуждаемо в Совете, после чего я получу ответ чрез дюка Лидса. Я за долг почитаю донести еще вашему императорскому величеству, что в сем моем разговоре с г. Питом о мире, я ему сказал, что если для ослабления императора и для отделения навсегда нидерландских провинциев от австрийскаго дому польза прусского короля требует, чтоб мешать примирению с турками, то Англия больше вреда, нежели пользы от сего произшествия получит, ибо опыт восьмидесятилетней доказал, что венской двор, имея сии провинции, Англия от них ни малаго неудобства себе не чувствовала, а что вперед случиться может, если за войною турецкою император не в состоянии будет примириться с бунтующими сими провинциями и, когда они заведут собственное свое правление, никто следствий сей перемены предвидеть не может; следовательно, Англия потеряет верное на неверное, тем наипаче, что Франция поздно или рано, конечно, однако ж возвратится на старое свое монархическое правление, и как она всегда и издавна искала овладеть сими провинциями, то ей будет легче сие исполнить, когда австрийский дом не будет иметь причины оборонять оные.

Г. Пит отвечал мне, что миру с турками ничто боле не помещает, как требуемые от России кондиции, что Англия желает, чтоб нидерландцы за Австриею остались, и что он с удовольствием слышит, что я полагаю о желании императора помириться с сими провинциями, ибо, прибавил он, мы опасаемся, чтоб он в озлоблении не вздумал, покоря их силою оружия, отнять у них все права и вольности, кои Англия, при доставлении сих земель Австрии, гарантировала, на что я ему сказал, что невероятно, чтоб император хотел раззорения сих земель, и что, конечно, он станет стараться о примирении с ними, утвердя их прежние права, как он уже и неоднократно обнародовал своими манифестами; но что как много есть таких людей во Фландрии и в Брабанте, кои находят частную свою выгоду в продолжении тамошних беспокойств, и кои для сего будут противиться всякому примирению, то, конечно, как для покорения сих, так и на помощь доброжелательным венской двор должен будет, упователъно, подкрепить свои манифесты вооруженною рукою, так как и Англия, посылая своих комиссаров для примирения с американцами, имела войско для подкрепления своих предложениев, что бы ей и удалось, конечно, если бы Франция, а потом Гишпания сему не помешали. Г. Пит паки мне повторял, что здесь желают, чтоб Нидерланды не отдалились от австрийской монархии, хотя Англия много имеет жалоб на императора, которой, несмотря, что оружием Англии дед его получил сии богатые земли, никогда с оною не сносился о том, что до них касалось, а напротиву, условясь с Франциею, нарушил известной всем трактат бариеров, которой также гарантирован Англиею, и выгнал из своих крепостей голландские войска и раззорил остальные [129] укрепления сих городов, кои укреплении и войска были бы ему теперь в несумненную пользу. Я сие сообщил графу Ревицкому 91 для сообщения в Вену.

Наконец, третьего дня я получил письменной ответ, при сем в оригинале приложенной, от статскаго секретаря, который весьма сходен тому, что он же дал письменно графу Ревицкому и которой я сообщил вашему императорскому величеству при донесении моем от 3/14 генваря, с тою токмо разницею в сем его ко мне ответе, что он упоминает в конце о готовности здешняго двора о постановлении торговой конвенции. Вчерась я с ним еще виделся и изъявил ему мое сожаление о несостоянии оборонительного союза; прибавя, что уповаю, что сие соделается однако ж в другое удобное время, спросил у него при том, есть ли уже назначенные особы о трактовании со мною о вышеозначенной конвенции; он мне отвечал, что еще не было на то времени.

Между тем курьеры пруские весьма часто сюда приезжают; также недавно из Швеции приехал сюда курьером аглицкого флота капитан Смит, которой прошлую кампанию служил волонтиром в шведском флоте. Прусской, шведской, польской и голландской посланники частые между собою конференции имеют и, как будто осаждают здешний иностранный департамент, приезжая туды ежедневно. Последней из сих четырех, будучи предан более принцессе, нежели принцу Оранжскому, усердствует весьма Пруссии и оною в своей земле покровительствуем.

Прусские здесь агенты начали разглашать, что Россия делает толь сильные и надмерные требования от турок, что равновесие Европы будет опрокинуто, если Порта на оные согласится, что продолжение войны и разширение оной единственно должно быть приписано к ненасытной жажде, которую сия держава явно доказывает истребить мало по малу турецкую империю и овладеть ее землями.

Вернейший поданный граф. С. Воронцов.

Из конференциальной записки,

16(5) февраля 1790 г.

(В первой части означенной записки говорилось о беседе Остермана с английским послом в С. Петербурге Витвортом по поводу условий, предложенных Россией для заключения мира с Турцией и Швецией.)

Вице-канцлер отвечал, что он... не оставил двору своему донесть о искренности расположений к нему здешнего двора; вступая же с ним опять в пространное изъяснение по сей материи, в разговорах от него узнал, что король прусской неоднократно домогался у лондонского кабинета о содействовании его противу австрийскаго дома, представляя, что он толь удобного случая к обузданию его высокомерности никак упустить не может; что он г-н Витворт недавно получил из Берлина известие, что император, как будто признавая прежняя трактаты недостаточными, предлагал вновь гарантию свою на Шлезию, чем прусской двор доказывает, что сей государь беспрестанно занимается злонамеренными против его мыслями; а таковое его расположение и заставляет тот двор всячески ему противоборствовать, не имея однако же никаких злых умыслов противу России.

Вице-канцлер возразил на сие, что о таком венскаго двора шаге здесь ничего неизвестно, но если он и учинен, то знатно в том намерении, дабы удержать Пруссию от замышляемых ею против того двора предприятий, a из сего и видно, что даваемый в Берлине тому поступку смысл есть превратный, и изъявляет только тамошнюю на императора злобу; что же касается до России, то ей никак не можно [130] своего толь вернаго союзника оставить и за него не вступиться, если б Пруссия вздумала учинить на него нападение, иначе же тщетно было б установлять и трактаты, если б на исполнение оных нельзя было полагаться, и государыня императрица не может думать, чтоб и английский двор по сему делу не тех же мыслей был.

Г-н Витворт сказал, что он с своей стороны всегда почитал прежнюю систему между Англиею, Россиею и с австрийским двором самою натуральною и полезнейшею для своего отечества, но, к сожалению своему, многие теперь иначе тамо мыслят, однако ж он уповает, что сия система рано или поздно вновь составится и может уверить, что всякое с здешней стороны искреннее изъяснение от Англии с удовольствием принято и оному соответствовано будет, что для того и он не оставит о всем сем разговоре двор свой уведомить, желая чтоб и граф Воронцов наставлен был в равной силе с тамошним министерством изъясняться.

Относительно же условий здешних, до Швеции касающихся, он собственно почитает их сходственными с аглинским интересом.

Из депеши поверенного в делах в Генуе А. Г. Лизакевича И. А. Остерману,

27 (16) февраля 1790 г.

Сиятельнейший граф, милостивый государь.

Здешнее правительство, сведав на сих днях, что король французской укрепил определение собрания в Париже, присоединяющее Корсику к Франции, положило следовать прежнему намерению, доставить ко всем европейским дворам довод своего права, и поручило маркизу Николаю Мари, советнику малаго совета, которой искал в последнее время дожескаго достоинства, сочинить оной на французском языке, в чем он нынче и упражняется. Итак, данное повеление генуескому в Париже полномочному министру маркизу Спиноле просить короля не укреплять того определения, не будет уже иметь места.

Внимание о Тоскании знатно возрастает. Любопытство правительства — проникнуть намерение короля гишпанского, наивяще возбуждается частыми проездами чрез здешнее место курьеров из Мадрида в Флоренцию, а наипаче из Флоренции от гишпанского там министра в Мадрид; присовокупя к тому и обстоятельство, донесенное от генерального в Ливорне генуескаго консула маркиза Гави, якобы великой герцог продал под рукою разные вещи, служащие до украшения и убранства своего дворца, и превратил в наличные деньги большую часть недвижимаго своего имения. Военные сухопутные и морские гишпанские приуготовлении, о коих также доносит сюда генуеской в Мадриде полномочной министр, по мнению здешнего правительства, неотменно напражены на Тосканию по смерти императора, в коем случаи спокойствие в Италии поколеблено будет...

На сих днях прибыл сюда из Турина абат Сабатие Декабр, высланной оттоль за невоздержныя речи против принцессы Монако и принца Конде 92. Он тот самой, которой отважился дерзко говорить в парламенте в присутствии королевском, за что и сослан был в крепость свягаго Михаила вместе с Депременилом и Фрето. Брат его был у нас поверенным в делах. Здесь весьма косо на него смотрят по притчине безразсудных толкований о происходящем во Франции и о Корсике, и, если он не уймется, то положено внушить ему отсюда выехать. Хотя реченной абат с приезда своего сюда и искал быть в нашем дипломатическом обществе, но мы, с общего согласия, его не приняли, сократись единственно на отдании ему визита.

Аким Лизакевич.[131]

Конференциальная записка,

4 марта (21 февраля) 1790 г.

Граф Кобенцель приехав к вице-канцлеру, вручил копию с полученнаго им от римско-императорского в Стокгольме посланника графа Лудольфа 93 последняго письма, которую вице-канцлер, приняв от него для поднесения ея императорскому величеству, сообщил ему содержание полученнаго на сегодняшней почте донесения князя Белосельскаго из Дрездена о учиненных там от прусского двора подвигах, и, разсуждая с ним по сему предмету, сказал, что он, г-н посол, сам, конечно, со мнением его, вице-канцлера, согласится, что к таковому решительному от короля прусскаго шагу наиболее побудило сего государя учиненное от венскаго двора последнее курфирсту предложение, ибо если б оное сделано было не формально, а под рукою только, то бы и всякой отнят был от короля прусскаго повод угрозами, а после ласкою склонить курфирста на свою сторону и тем произвесть ту решимость, которая в нем теперь оказывается.

Граф Кобенцель с некоторою чувствительностию принял примечании сии, сказав, что он весьма сожалеет, что с некотораго времени почти все подвиги, его двором делаемые, от него, вице-канцлера, за благо признаны не бывают, и что он с своей стороны не предвидит, чтоб сделанное его двором саксонскому произвело какой-либо вред, и если от онаго не произойдет дальнейшей пользы, то, по крайней мере, та выгода приобретется, что откроются мысли курфирста саксонского в разсуждении императора и государя его, а может быть тем образом и удастся еще склонить сего князя на соблюдение нейтралитета.

Вице-канцлер возразил, что он не воображал себе чтоб он, г-н посол, принял примечание его в образе укоризной, от коих он весьма удален, но он думает, что чем теснее связаны два двора дружбою, тем более должно им для общей их пользы согласоваться в предприятиях своих, дабы не подвергнуть союзника своего неприятностям, а потому и необходимо нужно при соображении полагаемых на мере предприятиях друг другу в откровенности сообщать мнении свои, от чего он, вице-канцлер, впредь воздержаться будет, если то ему г-ну послу противно. Граф Кобенцель, не в состоянии будучи оспорить основательность сего разсуждения, старался укорить вице-канцлера тем, что и с здешней стороны не всегда наблюдается правило предварительного с союзником в делах сношения, что доказывает и последнее лондонскому и берлинскому дворам сообщение условий, на коих ея императорскому величеству угодно мириться с Портою Отоманскою и в коих с здешней стороны предлагается независимость Молдавии и Валахии в замену понесенных во время войны убытков, хотя большая часть Молдавии и Валахии заняты войском императора государя его.

Вице-канцлер отвечал, что те условия никак не предосудительны венскому двору, который с своей стороны равныя может делать на счет Порты Отоманской притязания, о чем и предварены как лондонской, так и берлинский дворы, и что впрочем вышеозначенныя владения не требуются в собственность, а потому и не могут по точному истолкованию почитаемы быть заменою.

Депеша посланника в Дрездене А. М. Белосельского И. А. Остерману,

27 (16) марта 1790 г.

Милостивый государь мой, граф Иван Андреевич. Г-н Нишимейшел, адъютант курфирстской, будучи в Берлине для собственных дел, имел аудиенцию у короля прусского. Его величество сказал ему, что по уверениям, учиненным им курфирсту о мире, [132] удивляется он о делании приуготовлений к войне в Саксонии, прося его сказать его курфирстской светлости, что делающиеся издержки в разсуждении сего излишни, однакож сей вид тихости берлинского двора покрывает основание интриг ужасных. Получено здесь верное известие о заключении наступательного трактата между Отоманскою Портою и Пруссиею 22 генваря нов. ст. и о всех артикулах оного, коими король прусской обязуется войну объявить обоим императорским дворам весною, не отлагая оружия своего до тех пор, пока не возвратит туркам все завоеванные их земли и принудить венской двор возвратить Галицию Польше, также особенно назначены места Богемии, по которым король прусской должен атаковать армию австрийскую; поляки из первых покуситься должны вступить в Галицию, между тем что армия прусская подкреплять их будет со стороны Шлезии. Военныя приуготовления в Саксонии начинают несколько медлиться, но оная все опасаться должна. Договор нейтралитета ее не подписан в Берлине под разными предлогами, а может быть и не мешкают ли нарочно, чтоб можно было, в случае, нечаянно окружить ее войсками и принудить склониться на их сторону так, как случилось сие в семилетнюю войну.

Александр князь Белосельский.

Комментарии

1. Колычев, Степан Алексеевич (1746—1805), 1783—1793 гг. — посланник в Гааге.

2. Остерман, Иван Андреевич, граф (1725—1811), вице-канцлер (заместитель министра иностранных дел).

3. Адмиралтейская коллегия ведала всеми морскими делами — флотом, его управлением и постройкой, вооружением, гаванями и каналами, военно-морским образованием и пр.

4. В 80-х годах у английского короля Георга III наблюдается первое проявление психического расстройства, которое в 1810 г. закончилось полным помешательством. Это обстоятельство вызвало необходимость назначения регентства.

5. Проект союзного договора между Россией и Францией был передан в коллегию иностранных дел французским послом в С.-Петербурге Л. Сегюром 11 апреля (31 марта) 1789 г. В особой секретной статье этого договора Людовик XVI и Екатерина II обязались оказывать сопротивление всякого рода захватам территории или вторжениям; в случае же необходимости — оказывать и вооруженное сопротивление.

6. Оранский, Вильгельм V, принц (1748—1806), нидерландский штатгальтер — наместник.

7. Альвенслебен, Филипп-Карл, граф (1745—1802), в 1788—1790 гг. — прусский посол в Лондоне.

8. Одной из партий, возникших во время революции в австрийских Нидерландах, была партия патриотов, во главе которой стоял адвокат Ван-дер Ноот.

9. Оранская, Фредерика-София-Вильгельмина, принцесса прусская (1747—1820), жена нидерландского штатгальтера — Вильгельма V Оранского.

10. Рейс-эфенди — министр иностранных дел.

11. Дитц, Генрих-Фридрих (1751—1817), 1786—1790 гг. — прусский посол в Константинополе.

12. Белосельский-Белозерский, Александр Михайлович, князь (1752—1809), в 1779 г.—1789 гг. — посланник в Дрездене. В 1789—1793 гг. — посланник в Турине.

13. Саксонский курфюрст — Фридрих-Август III (1750—1827). В 1785 г. вступил в союз немецких князей. В 80-х годах XVIII в. Саксония была предметом борьбы между Австрией и Пруссией; каждое из этих государств стремилось привлечь Саксонию на свою сторону. Прусский король Фридрих-Вильгельм II настаивал на нарушении курфюрстом нейтралитета во время русско-австрийской войны с Турцией. Колебания курфюрста, вызванные этими притязаниями, усилились вследствие борьбы за Саксонию и со стороны Австрии.

14. Фридриху II наследовал его племянник Фридрих-Вильгельм II.

15. Брауншвейгский герцог, Карл-Вильгельм (1735—1806), стоял во главе союзной армии, боровшейся с революционной Францией.

16. Упражнения — маневры.

17. Мартинизм — мистическое учение, получившее распространение в XVIII веке.

18. Воронцов, Семен Романович, граф (1744—1832), в 1788—1800 гг. — посланник в Лондоне.

19. Симолин, Иван Матвеевич (1720—1799), в 1781—1792 гг.— полномочный министр в Париже.

20. См. депешу Колычева Остерману от 27/16 февраля 1789 г.

21. Монморен, Арман-Марк, граф (1746—1792), французский министр иностранных дел.

22. Сегюр, Луи-Филипп, граф д'Алессо (1753—1830), в 1787—1789 гг.— французский полномочный министр в С.-Петербурге.

23. Императорские дворы — Россия и Австрия. Турецкая война, которая велась Екатериной в союзе с Австрией, закончилась Ясским миром (29 декабря 1791 г.), по которому Очаков и территория между реками Бугом и Днестром отошли к России.

24. Шведский король Густав III (1746—1792) в 1789 г. произвел государственный переворот, сделавший его абсолютным монархом. Этим он восстановил против себя все феодальное дворянство.

25. Борк — прусский посол в Стокгольме.

26. Крюденер, Алексей Иванович, барон (1744—1802), — чрезвычайный посланник и полномочный министр в Копенгагене.

27. См. депешу Колычева — Остерману от 17 апреля (27 марта) 1789 г.

28. В русско-шведской войне 1787—1790 гг. Дания была официальной союзницей России, в действительности же под давлением Англии, Пруссии и Швеции воздерживалась от открытой помощи России.

29. Бернсторф, Андреас-Петер, граф (1735—1797) — датский министр иностранных дел.

30. Нассау-Зиген, Карл-Генрих, принц (1745—1808), адмирал русской службы.

31. В предполагаемый союз четырех держав должна была войти Австрия, Россия, Франция и Испания — в противовес англо-прусско-голландскому союзу, сложившемуся в 1788 г.

32. Кауниц-Ритберг, Венцель-Антон-Доминик, кн. (1711—1794). В 1753—1792 гг. — австрийский канцлер.

33. Тосканский герцог, Леопольд (1747—1792). С 1790 г.— римско-германский император — Леопольд II.

34. Голицын, Дмитрий Михайлович, князь (1721 — 1793). В 1762—1792 гг. — чрезвычайный и полномочный посол в Вене.

35. Шуазель-Гуффие, Мари-Габриэль-Флоран-Огюст, граф (1752—1817). В 1789—1791 гг.— французский посол в Константинополе.

36. Кобенцель, Людвиг, граф (1753—1809). В 1779—1797 гг.— австрийский посол в Петербурге.

37. Xoтин — город на правом берегу Днестра. В XVI—XVIII вв. Хотином попеременно владели Молдавия, Польша и Турция. В 1718 г. Турция создала у Хотина сильную крепость, которую три раза: в 1739, 1769, 1787 гг. брали русские войска.

38. Потемкин-Таврический, Григорий Александрович, князь (1736—1791), генерал-фельдмаршал.

39. Кобург-Заальфельд, Фридрих-Иосия, принц (1737—1817). Австрийский фельдмаршал.

40. Байл — венецианский посол в Константинополе.

41. Великий пансионарий — глава правительства в Голландии.

42. Греффье — секретарь.

43. Фагель, Генрих (1706—1790) — секретарь Генеральных штатов Голландии.

44. Тексель — остров в северной части Зюйдерзее.

45. Вильгельм V Оранский.

46. Кинсберген, Ян-Генрих, граф (1735—1819) — голландский адмирал.

47. Шведский король Густав III, подстрекаемый французской и английской дипломатией и рассчитывая на затруднения России в войне с турками, в 1788 г. объявил войну России. 3 августа 1790 г. был заключен Верельский мир. По этому миру границы обоих государств остались в прежнем виде, Густав обязался не вмешиваться в отношения России к Турции.

48. Фитцгерберт, Аллейн, барон (1753—1839),— английский посол в Гааге.

49. Великий визирь — глава кабинета министров, хранитель печати.

50. Неккер, Жак (1732—1804), французский государственный деятель. В начале французской революции — министр финансов.

51. Сен-При, Франсуа-Эммануэль, граф (1735—1821), после взятия Бастилии — французский министр иностранных дел.

52. Бретейль, Луи-Огюст, барон (1730—1807), французский политический деятель.

53. Вогюйон, Поль-Франсуа, герцог (1746—1828), в 1789—1790 гг. — французский посол в Испании.

54. Лафайет, Мари-Жозеф, маркиз (1757—1834). В 1789 г.— депутат от дворянства в Генеральные штаты Франции. После взятия Бастилии — начальник Национальной гвардии.

55. Гольц, Август-Фридрих-Фердинанд, граф (1765—1832) — посланник в Петербурге.

56. В вербальной ноте берлинского двора, сообщенной Гольцем Остерману 13 июня 1789 г., отмечено, что Фридрих-Вильгельм II, по просьбе Екатерины II, обратился к Швеции и Порте с мирными предложениями. Швеция отказалась заключить мир без согласия своих союзников. Порта, в свою очередь поставила непременным условием возвращение ей Крыма и других утраченных ею провинций.

57. В вербальной ноте Остермана, врученной Гольцу 29/18 июля 1789 г., указывалось на упорный отказ Швеции и Порты принять условия Екатерины II для заключения мира, несмотря на вмешательство Фридриха-Вильгельма II. “...Даже у наиболее предубежденных дворов не останется никаких сомнений, что она (т. е. Россия) не несет никакой ответственности за продление военных бедствий, как не было у нее вины за их возникновение...”, говорилось в этой ноте.

58. Monsieur — титул старшего из братьев французского короля; в то время принадлежал графу Прованскому (1755—1829), впоследствии королю Людовику XVIII.

59. Madame — титул жены старшего из братьев короля.

60. Сестра Людовика XVI.

61. Ларошфуко — Лианкур, Франсуа-Александр, герцог (1747—1827). Депутат от дворян в Генеральные штаты.

62. В ноте венского поверенного в делах от 12 ноября 1789 г., приложенной к депеше Колычева от 2/13 ноября 1789 г., сообщалось о переходе повстанцев из австрийских Нидерландов в г. Бреда и его окрестности и выражалась уверенность в том, что голландские Генеральные штаты примут немедленно меры для разоружения этих отрядов; нота указывала на требование австрийского правительства ареста организатора восстания Анри-ван-дер-Ноота и освобождения таможенных чиновников и других лиц, захваченных брабантцами в австрийских Нидерландах.

63. В резолюции голландских Генеральных штатов, вынесенной 13 ноября 1739 г., по поводу ноты венского поверенного в делах от 12 ноября 1789 г., определились те мероприятия, которые были приняты Генеральными штатами для разоружения брабантских повстанцев, перешедших на территорию республики и для освобождения захваченных повстанцами лиц. Своей резолюцией Генеральные штаты отклоняли просьбу об аресте Анри-ван-дер-Ноота, так как этот арест был бы нарушением основных законов республики.

64. Во главе Голландской республики стоял принц Вильгельм V Оранский и великий пенсионарий.

65. Скельда — Шельда, река берет начало во Франции, проходит Голландию и впадает в Немецкое море.

66. Ган - Гент — город в Нидерландах на Шельде.

67. В 1789 г. недовольство населения в австрийских Нидерландах на почве нарушения Иосифом II “прав, привилегий и конституций” бельгийского народа выросло в революцию. Народ восстал; повстанческая армия начала борьбу с австрийскими войсками. Голландия, Пруссия и Англия приняли сторону восставшей провинции, с целью ослабить Австрию. Иосиф вынужден был пойти на уступки, которые Леопольд II, его преемник, и подтвердил.

68. Брабант — область Бельгии и Голландии, занимавшая пространство между нижними течениями pp. Шельды и Мааса.

69. Гоп, Гендрик (умер в 1801 г.), голландский посол в Брюсселе.

70. См. депешу Колычева к Остерману от 27/16 ноября 1789 г.

71. Курфюрст колонской — курфюрст кельнский.

72. Литих - Льеж, город в Бельгии на р. Маас.

73. См. депешу Колычева к Остерману от 27(16) ноября 1789 г.

74. Питт, Вильям (1759—1806). Английский государственный деятель.

75. Ричмонд, Шарль, герцог Леннокский (1735—1806). В 1782—1795 гг. — член английского кабинета министров.

76. Майнцский курфюрст, Фридрих-Карл-Иосиф. Умер в 1802 г.

77. Льежские земли — бельгийская провинция Льеж.

78. Жене, Эдмон-Шарль (1765—1834). В 1789—1792 гг. — французский поверенный в делах в С.-Петербурге.

79. Дефтердар — казначей.

80. Арматор — лицо, снарядившее на свой счет корабль, в большинстве случаев — собственник корабля.

81. Ноайль, Эммануэль-Мари, маркиз (1743—1822), в 1788—1792 гг.— французский посол в Вене.

82. Луккезини, Джироламо, граф (1751 —1825). В 1789—1790 гг. — прусский посланник р. Варшаве.

83. Рескриптами от 30 (19) декабря 1789 г. Екатерина II предписывала Воронцову предложить английскому королю посредничество в деле заключения Россией мира с Турцией и Швецией, а также заключение оборонительного союза и возобновление торгового соглашения.

84. Лидс, Френсис Осборн, герцог (1751—1799). Английский министр иностранных дел.

85. Одним из условий заключения мира со Швецией Екатерина II выставляла требование, чтобы шведский король без согласия сойма не имел права объявлять войны.

86. Ништадским миром 10 сентября 1721 г. закончилась Северная война (1700—1721) между Швецией с одной стороны и союзом России, Польши, Саксонии и Дании с другой.

87. Условия России для заключения мира с Турцией состояли:

1) в освобождения русского посла Булгакова из Семибашенного замка;

2) в подтверждении Кучук-Кайнаржийского мира, а также других договоров и конвенций, понимая под подтверждением различных договоров — сохранение за Россией Крыма, Тамани и Кубани до реки того же названия;

3) в уступке на вечные времена города и крепости Очакова.

88. Рескриптом от 14(3) марта 1789 г. Екатерина II предписывала Воронцову заключить прелиминарный торговый договор с Англией и устанавливала основные условия соглашения.

89. Парижским миром 1763 г. между Англией и Португалией, с одной стороны, и Францией и Испанией, с другой, была окончена семилетняя война. По этому миру громадная часть франц. владений — Канада, Сенегал, почти все владения в Индии — были уступлены Англии, а Луизиана — Испании, уступившей Англии Флориду.

90. Имеется в виду вооруженный нейтралитет 1780 г., союзный договор, заключенный по инициативе России между ней, Австрией, Португалией, Пруссией, Неаполитанским королевством и Скандинавскими государствами в целях ограждения нейтральной морской торговли от посягательств английского флота. 6 мая/25 апреля 1789 г. была утверждена декларация Екатерины II, разосланная русским дипломатическим агентам при иностранных дворах, которая сопровождалась письмом Остермана от 12/1 мая 1789 г. В письме этом сообщалось: “Ее императорское величество сочла нужным дать заверения в покровительстве нейтральному флагу в Балтийском море в такой момент, когда война, происходящая между Россией и Швецией, могла бы возбудить в умах иностранных коммерсантов сомнения и беспокойство о безопасности их предприятий”.

На декларацию Екатерины II о свободе навигации в Балтике откликнулся ряд заинтересованных держав: Франция, Голландия, Италия, Дания, Данциг, Флоренция выразили свое удовлетворение по случаю обнародования декларации. В дальнейшем, вооруженный нейтралитет неоднократно подтверждался Екатериной II.

91. Ревицкий, Карл-Эмерих (1737—1793). В 1789—1790 гг. австрийский посланник в Лондоне.

92. Конде, Людовик-Жозеф, герцог Бурбонский (1736—1818). В 1789 г., после взятия Бастилии эмигрировал в Кобленц, организовал отряд из эмигрантов для участия в интервенции против революционной Франции.

 

Текст воспроизведен по изданию: Из международных отношений в первые годы французской революции (1789-1790 гг.) // Красный архив, № 4 (95). 1939

Еще больше интересных материалов на нашем телеграм-канале ⏳Вперед в прошлое | Документы и факты⏳

Главная страница  | Обратная связь
COPYRIGHT © 2008-2024  All Rights Reserved.