АХМАД ИБН МАДЖИД

КНИГА ПОЛЬЗ ОБ ОСНОВАХ И ПРАВИЛАХ МОРСКОЙ НАУКИ

ПОДГОТОВКА ИЗДАНИЯ

Издание «Книги польз» стремится представить свою основу – арабский текст – в возможно более первозданном виде, иначе говоря, в доступной мере вернуть ему те формы, которые он мог иметь в авторской редакции. Однако это искусственное восстановление не должно привести к утрате нашим памятником того облика, в котором он дошел до нас, ибо, пусть не всегда совершенный, этот облик является исходным для всех дальнейших построений. Поэтому текст сочинения приведен в орфографии переписчика парижской рукописи, положенной в основу издания, но снабжен в нужных местах попутными замечаниями. В принятую орфографию внесены следующие поправки: алиф, если он не продолжает фатху и не подразумевает васлы, получает хамзу, мадду или танвин фатхи, а в огласованной фразе и васлу; хамза восстанавливается также при ваве и в конце слов, предпочитается при совмещениях с йа' (см. раздел палеографии парижской рукописи, 1), но опускается в случаях замены ее через йā'; восстанавливаются ташдид, подчеркивающий в критическом тексте удвоенный глагол, усиленное наклонение, формы II и V пород, а также двоеточие над конечным хā' в функции тā' марбута; снимается двоеточие под конечным йā' в функции алифа максура. Изменения коснулись и огласовки. Текст дамасской рукописи «Книги польз» систематически лишен гласных, включая цитаты из Корана; в парижском тексте присутствует спорадическая огласовка, нередко излишняя и подчас неверная, тоже не захватывающая коранических фрагментов. Для критического текста принята избирательная система снабжения гласными: огласованы собственные имена и прозвища, наименования сочинений, астрономические и географические имена, специальные выражения, поэтические цитаты и стихи из Корана; кроме того, огласовкой отмечены случаи разнозначности идентичной графической основы ('илā āхири л-āйати ва-кāла л-ахару: л. 3v, 3-4), даже если другая, более частая возможность и не названа (ман: л. 10r, 2; риджл и ша'р: л. 11r, 9). Иногда огласовка призвана показать грамматическое лицо ('атканта: л. 2r, 14) или восстановить первоначальный облик редкого слова (мутма'ин: л. 2r, 16). Наконец, огласован полный текст заглавия книги в обоих, парижском и дамасском, вариантах. Попутные замечания в значительной части касаются вариантных форм по [232] экземпляру Арабской Академии, отмечают его различия и указывают правильное чтение, восстанавливая, таким образом, черты ранней редакции. Строки арабского текста нумерованы, так как на них ссылаются все отделы издания; русский перевод сделан сплошным, т. е. ему придан привычный для читателя вид.

«Книга польз» – главное из сорока произведений Ахмада ибн Маджида, находящихся в поле зрения науки полностью или частично; ряд ссылок связывает этот свод с другой энциклопедической работой – поэмой «Содержащая краткое про основы науки морей», хронологически лежащей на другом полюсе творчества арабского пилота. Тем больший интерес представляла задача не только в тексте, но и в переводе показать «Книгу» такой, какой она пять веков назад вышла из-под пера своего автора, или, во всяком случае, предельно близкой к этому состоянию. В тексте это достигалось путем снятия, насколько оказалось возможным, поздних напластований, в переводе – освобождением от конъектур, а также от тех слов и оборотов прямого изложения, где мысль автора, если за ней не следить, вытесняется неосознанным переосмыслением со стороны издателя. Полное упразднение конъектур вряд ли было возможно, однако достаточно вдумчивая работа над языком памятника, как арабским, так и русским, всегда позволяет сократить их количество до минимума благодаря подбору наиболее емких и точных эквивалентов. Русский язык достаточно богат, чтобы слово в слово передать сложный текст; под силу это и французскому, но, к сожалению, переводы фрагментов «Книги польз», выполненные Ферраном, обнаруживают неумеренное пользование спасительными конъектурами в скобках и за скобками, отчего текст утрачивает подлинный вид. Некоторые из расхождений русского перевода с французским могут показаться основанными на чрезмерной скрупулезности первого, однако наш уникальный текст на многих примерах показал, что он заслуживает очень бережного отношения и никакая скрупулезность не будет для него чрезмерной.

Не одно лишь снятие конъектур сообщает арабскому шедевру первообразный вид. Чтобы выполнить задачу восстановления couleur locale и couleur de temps до конца, столь же большая, подчас изнурительная работа была проведена над каждым словом в отдельности и в контексте. Два частичных и полный перевод «Книги польз», выполненные издателем в обычной манере русского востоковедного перевода на первой стадии работы, не принесли внутреннего удовлетворения, ибо, во-первых, передавали речь средневекового автора изменившимся языком новейшей эпохи, а во-вторых, изрядная часть русских слов заменялась в них транскрибированными формами. В первом случае исчезает дух времени и среды, снимается специфика оформления, [233] исторический документ становится вневременным, художественная обработка материала заменяется ремесленной; это значит, что работа выполнена одним умом переводчика, без участия его сердца, следовательно, древняя рукопись не прочувствована им, не вошла в мир его переживаний и не переплелась с ними. «Книга польз», уникальное творение великого арабского морехода, заслуживает лучшей участи. Три первых перевода ее текста были отвергнуты самим переводчиком, четвертый отражает новый подход к материалу.

Этот подход покоится на четырех простых принципах: текст должен быть переведен предельно точно, полно, в духе времени и места своего создания и понятно. Предварительное изучение языка Ахмада ибн Маджида в процессе подготовки издания трех его лоций, проработка в доступной мере всей существующей литературы по истории арабского мореплавания, исследование каждого слова по разным словарям, наконец, сличение сравнимых частей русского перевода с фрагментарными переводами Феррана создают, как представляется, достаточные гарантии того, что первое требование обработка «Книги польз» выполнила. Осуществляя второе, переводчик старался передать русскими словами не только само повествование: дается дословный перевод всех астрономических названий, а также имен сочинений, нарицательных частей в показателях отцовства и сыновства, имен относительных и прозвищ; по возможности переведены малоупотребительные из арабских географических наименований, еще не успевшие приобрести твердого собственного смысла. Такой прием позволяет вызвать в сознании читателя те же образы, которые возникали перед современниками Ахмада ибн Маджида при чтении его книги. Распространенная топонимика, как и редкая иноземная, конечно, не переводится; географические формы передаются общепринятыми русскими эквивалентами (Палембанг, Дели, Хорасан, Мекка, Эвбея), и лишь при невозможности установить последние вступает в силу транскрипция формы подлинника, т. е. арабская. Перевод не захватывает также имя, как таковое ('алам), ибо в применении к человеку такое имя теряет нарицательный смысл и приобретает собственный; ср. «Владимир», «Надежда», употребляя которые мы видим перед собой не буквальный смысл этих слов, а определенное лицо.

Третий принцип – «текст должен быть переведен предельно в духе времени и места своего создания», – казалось бы, должен был разделяться всеми исследователями классической арабской литературы, ибо он подразумевает бережное отношение к мысли древнего автора, без чего правильно прочитать эту мысль нельзя. Это бережное отношение должно выражаться прежде всего в умении найти в тексте и сохранить в переводе подлинный стиль [234] автора. Внутри стиля различаются общее и частное. Общее соединяет изучаемую работу с произведениями не только своего, но и других жанров и веков; для старой арабской литературы оно состоит в употреблении ограниченной или распространенной басмалы на первом листе и славословия Аллаху на последнем, ссылках на Коран, стихотворных цитатах, временных отступлениях от основной канвы повествования по ходу текста. Частное создает специфику произведения; для «Книги польз» частным по отношению к трудам большинства арабских авторов является не только сам предмет повествования, но и раскрывающие его профессиональные описания, которые пронизывает торжество пытливой мысли, мужающей в актах опыта. Если через эту частную сторону стиля рассмотреть общую, можно увидеть, что религиозные мотивы играют в энциклопедии меньшую роль, чем кажется при первом взгляде. Их присутствие естественно: значительно опередивший технической мыслью свое столетие, Ахмад ибн Маджид тем не менее физически существовал в нем, и внешне его труд оформлен по установленным канонам и другим, как и записки современного ему Афанасия Никитина, быть не мог. Уяснение положения исторического памятника во времени и пространстве позволяет настаивать на убеждении, что для всестороннего раскрытия каждого документа прошлой культуры он должен быть представлен нынешней эпохе в подлинном виде: все интересы автора должны быть защищены, переводчик обязан по возможности осторожно снять поздние наслоения, но не вправе вносить в передаваемый текст никаких субъективных изменений, помня, что выразить современное отношение к материалу он может и должен во введении и комментарии.

Так как требование передавать подлинник в подлинном виде касается не только содержания, но и формы, в которую оно заключено, перевод «Книги польз» вызвал обращение к соответствующему слою русского языка. Это не хронологически соответствующий слой, ибо литературная речь русских земель XV в. сегодняшнему читателю непонятна; но это и не язык новейшей культуры с его «измами», «ациями», изменившимся строем, чуждыми столетию Ахмада ибн Маджида. Для передачи «Книги польз» выбран промежуточный слой, где господствует чистое общепонятное и сейчас русское слово, еще не оспариваемое западными влияниями; такая примета уже достаточно далекой исторической поры время от времени усиливается нарочитой архаизацией лексики и строя, однако в настолько умеренных пределах, что текст неизменно остается доступным среднему восприятию. Так средствами языка воссоздается время возникновения памятника, тогда как реалии указывают его родину. Избранный слой представляет до некоторой степени искусственное образование, однако лишь так [235] могли быть соединены в языке два полярных столетия самого революционного периода в истории человечества. Вспомним, что язык «Бориса Годунова» тоже стилизован: при Пушкине литературная норма уже включала в себя множество слов западного происхождения, однако в трагедии из жизни России эпохи Москвы эти слова тщательно обойдены, их заменяют национальные эквиваленты, иногда полузабытые. Наоборот, страницы «Арапа Петра Великого», «Капитанской дочки», «Евгения Онегина» дают место многим пришельцам из западных языков. Эти примеры показывают, насколько обоснованно стремление передать в переводе «Книги польз» запах времени средствами языка, на сколь давнюю и авторитетную традицию оно опирается.

Могут сказать, что позволяемое литературе запрещается науке. Это неквалифицированное возражение, но не будем продолжать спора теоретически. Вот некоторые переводы древних текстов, помещенные в классическом труде акад. Б. А. Тураева по истории Востока.

Покаянный псалом, обращенный к богине Истар:

«Доколе, владычица, могучий враг будет попирать твое жилище? В твоей столице Уруке жажда, в Эулмаше, твоем прорицалище, пролита кровь, как вода... Услыши моление мое, воззри на меня милостиво и обрати ко мне лицо твое» ¹.

Специальная магическая глава заклинания лестницы (которую клали в гробницу, чтобы погребенный мог добраться до рая):

«Радуйся, дщерь Запада, высшая созерцающих небо, дар Тота, высшая двух столпов, лестница!..» ².

Дидактический папирус Ании:

«Не будь многоглаголив, ибо шум – отвращение для бога, молись за себя в сердце твоем, ибо бог любит того, чьи сердца скрыты...» ³.

Молитва вавилонского царя Шамашшумукина богине Истар:

«О Аннунит, предстательствуй за меня пред моим богом, чтобы он отвратил свои судьбы, предназначенные за грехи и позор страны. Да отмстит он и спасет мою землю, владычица вышних, мать милосердая... Предзнаменованиями и сновидениями подвигни владыку богов...» ⁴.

Пророческая запись о Кире:

«Так говорит господь помазанному Киру: я держу его за [236] правую руку, чтобы повергнуть народы пред ним, и я распояшу чресла царей...» ⁵.

А вот пример, наиболее близкий арабистам. Как известно, русский перевод Корана, принадлежащий Г. С. Саблукову, выполнен подчас весьма архаическим языком: «...возращает плоды в пищу вам» (XIV, 37), «...чтобы вам доставить благотворения Его» (XVI, 14), «Мы ущедряем сынов Адамовых» (XVII, 72) и т. д. Между тем акад. И. Ю. Крачковский писал:

«...в конце 90-х годов, когда уже вдова Богуславского представила его перевод (Корана. – Т. Ш.) в Академию Наук, В. Р. Розен в своем отзыве... отметил, что он по своим достоинствам не уступает саблуковскому. Такая оценка со стороны арабиста первой величины много значит, и если взвесить все условия нашего культурного развития в середине XIX века, то, вероятно, придется признать, что подняться до такой научной высоты генералу было, пожалуй, труднее, чем профессору Духовной академии» ⁶.

Из этих слов видно, что и для В. Р. Розена, и для И. Ю. Краковского перевод Саблукова, несмотря на его язык, был эталоном, стоявшим на большой научной высоте. Игнатий Юлианович умел оценивать каждый труд по существу, не позволяя впечатлениям от вторичных элементов влиять на формирование его мнения. В частности, вопросы языка и транскрипции не привлекали его внимания в такой болезненной степени, как это иногда наблюдается в арабистических кругах сейчас. Он говорил: «Пишите как хотите, но будьте последовательны». Перевод «Книги польз» старается следовать этому правилу. Он не может пользоваться в пределах одной и той же эпохи словами «витязь» и «пропаганда», «убиение» и «компендий», «селяне» и «аргументы», как это делается в работе одного современного филолога. Итак, по крайней мере две арабистические публикации – фактически их больше, – принадлежащие лицам с еще не сложившимся подходом к научному материалу, противостоят нашему принципу, но не приводят равноценных оснований.

Важное значение, которое издание «Книги польз» придает четвертому принципу – понятности перевода, видно из того, что он сопровождает три предыдущих в качестве непременного условия. Энциклопедия Ахмада ибн Маджида не является развлекательным произведением типа «Тысячи и одной ночи», это свод необходимых сведений по навигации, главным образом технических, составленный моряком для моряков, и это не могло не отразиться в языке подлинника и в языке перевода. Таким [237] образом, ищущий легкого, бездумного чтения будет разочарован, и ему лучше не раскрывать этой книги. Но тот, кто решил познакомиться с нею серьезно, может быть уверен, что для облегчения ее понимания сделано все необходимое. При передаче текста в переводе использованы предельно емкие и точные эквиваленты, а там, где у издателя возникало малейшее сомнение в ясности принятых слова или фразы, читатель отсылается к комментарию, в котором дано требуемое пояснение. Кроме того, при переводе обращено внимание на разницу в строе языков. Учтено, что арабское подлежащее, выраженное именем, действует дольше русского: оно долее откладывается в местоимении, может выражаться просто в глагольной форме и даже превращать одну из своих частей в артикль другой; это дает право в нужных случаях восстанавливать скрытое подлежащее на основании его следов, т. е., к примеру, переводить ***, в котором подразумевается *** или ***, как «круг коробочки», а *** ј *** – как «измерение звезд», не ставя второе слово в конъектурные скобки, усложняющие чтение. Соответственно и местоимения могут развертываться в выражаемые ими существительные, подчас неоднократно. Поэтические цитаты переведены стих в стих, а не один арабский стих двумя русскими, как, например, в переводе «Тысячи и одной ночи»: имелось в виду, что смысловой единицей является не полустишие, а стих, в котором арабские стилисты различают лишь «передок» (***) и «задок» (***). Переводы фрагментов Корана сделаны заново. Переведены все глоссы. Использованы выделительные свойства разрядки и курсива: первая отмечает названия станций Луны и румбов в начале посвященных им разделов, вариантные названия звезд, логические ударения; второй указывает на переносное значение: гнездо (румб), палец (градус), коробочка (буссоль), нанизь (стихотворение) – или на арабский эквивалент переведенного слова, сохраненный в русской передаче: «Болтливый» = ал-ахтал, а иногда применяется в особых случаях: выражение *** (варианты: ***) переводится как «эта (сия) наука» («сия отрасль», «сие рукомесло»), где выделение первого слова говорит о том, что оно имеет специфическое значение – «мореходная», это значение определяется исходя из названия книги: *** и контингента ее первых читателей, для которых она писалась, и указывается, чтобы не перегружать перевода, лишь при первом упоминании, так, как поступает издание с орфографическими неточностями текста, в целях избежания перегрузки критического аппарата. Подчас переводу приходится отступать от зеркального [238] отображения текста: слово *** «локоть» имеет мужскую форму и женский род, откуда в подлиннике появляются сочетания *** и ***; естественно, что перевод не может передавать такого различия, да это и не нужно. Зато в более важных случаях он бережно сохраняет фигуру подлинника: *** «тот, не смыслящий в корабле, который...». После упоминавшегося выше *** это другой пример смысловой насыщенности артикля.

Заключительные замечания касаются транскрипции. Она придерживается системы, выработанной И. Ю. Крачковским, но вносит в нее некоторые изменения. Сложные имена пишутся слитно: Шихабаддин, 'Абдаррахман. По техническим причинам диакритические знаки о транскрипции не проставлены; полная форма транскрипции, со всеми знаками диакритики, воспроизводится лишь в указателях. По этим же причинам не удалось буквально воспроизвести случаи, когда переписчик рукописи «Книги польз» снабжал одну и ту же арабскую букву точками внизу и вверху (см., например, стр. 212, пункт 7).

Комментарии

1. Б. А. Тураев. История древнего Востока. Т. I. Л., 1935, стр. 142-143.

2. Там же, стр. 190.

3. Там же, стр. 331.

4. Там же. Т. II, стр. 53.

5. Там же, стр. 114.

6. И. Ю. Крачковский. Избранные сочинения. Т. I. М.-Л., 1955, стр. 121.