ДОЛГАНЕВ Е. Е.

СТРАНА ЭФИОПОВ (АБИССИНИЯ)

ЦЕРКОВНОЕ УПРАВЛЕНИЕ

Церковно-административное устройство Абиссинии не подходит ни под какие формы и определения нашего церковно-канонического строя. Там мы видим нечто своеобразное, чему нельзя найти подобия ни в одной из существовавших и существующих организаций христианских церквей. Тем не менее формы церковного управления Абиссинии имеют непреложную ценность, так как отличаются необыкновенною устойчивостью и практическим смыслом. Слагались они веками и в своем сочетании образовали свою исключительно абиссинскую, особенную, туземную организацию. Они не были приложены внешне, чрез простое заимствование готового материала, а вырабатывались самобытно, в соответствии с характером и потребностями нации, т. е. осмысленно.

Как ни странно, но мы должны наперед сказать, что церковное управление Абиссинии имеет феодальный характер или есть простое, ясное отражение политического склада страны. Высшие органы церковной администрации относятся к низшим, как сюзерены к своим вассалам. В основе строя лежит материальный принцип: обладание землей и ее населением. Это обладание состоит в получении подати с крестьян и суде над ними. Сюзерен всех духовных начальников – митрополит, обыкновенно копт. Вся империя состоит из митрополии и двух епископий – это высший разряд деления; митрополия и епископии, в свою очередь, делятся на епархии – это второй разряд деления. Третий разряд – деление епархий на церковные гульты (имения). Первый разряд деления совпадает с политическим разделением империи на три государства: Тигре, Шоа и Годшан. По правилу, установившемуся в стране, митрополией должно быть то государство, которое в гражданском отношении составляет наследственное владение царя-царей; так, например, при Иоанне митрополией было государство Тигре, а при нынешнем Менелике – Шоа. Иначе говоря: митрополия церковная и митрополия политическая должны совпадать. Государство Тигре и Годшам являются теперь епископиями, номинально подчиненными митрополиту. Епископы Тигрейский и Годшамский должны относиться к владыке [66] Шоанскому, как к старшему. В положенное время, именно в день воздвижения креста Господня, соответственно тому, как к императору приезжают с покорностью вассалы, и к митрополиту являются подчиненные ему епископы и привозят богатые подарки. Этим собственно и ограничивается их подчинение. Каждый архиерей – независимый церковный владыка своего государства. Он имеет свой дворец – в резиденции правителя – рядом с дворцом последнего. Дворец архиерейский мало чем отличается пышностью и великолепием от дворца светского правителя. При архиерее есть тоже штат чиновников, свита, совет, составленный из заслуженных архимандритов, и отряд солдат, необходимый, как принудительная сила при проведении на практике архипастырских распоряжений. В важных случаях архипастырь приглашается на совет светского правителя, где ему предлагают всегда почетное место – рядом с правителем. Для приглашения архиерея отправляется сам правитель, будь это даже сам император. Он с свитой идет к архиерейскому дворцу, и заранее посланные генералы извещают архиерея о приближении императора. Владыка выходит на встречу к воротам своего дворца; а император, завидев его, снимает с себя саблю и воинские доспехи и отдает их оруженосцу, а затем поклонившись низко несколько раз архиерею, подходит к нему за благословением и целует в его руках крест и самую руку. При переездах, архиерея сопровождает почетный караул. Так как епископы абиссинские все коптской национальности, то и большинство лиц, приближенных в архиерею, – копты, привезенные им из родины. При архиерее постоянно есть переводчик.

Епископов для Абиссинии назначает коптский александрийский патриарх. Обыкновенно замещение праздной епископской кафедры происходит следующим образом. Когда умрет абиссинский епископ, царь посылает в Александрию с богатыми подарками нескольких человек абиссинцев, которые передают патриарху просьбу царя назначить для Абиссинии епископа. В числе посланных обыкновенно отправляется и вся свита умершего епископа, состоящая из египтян (коптов). Патриарх посвящает кого-нибудь из нитрийских пустынников в сан епископа и вручает своему ставленнику патриаршую грамоту. Вновь назначенный в Абиссинию епископ захватывает с собою целый штат своих единоплеменников-египтян: берет нескольких священников, архидиакона, диаконов, чтецов, певцов и множество слуг. Иногда, впрочем, он берет к себе свиту умершего своего предшественника по кафедре. Избрание и посвящение абиссинского епископа, сборы его, путешествие в Абиссинию – все это продолжается очень долго – более года. Прибытие епископа в столичный город [67] сопровождается всегда большою торжественностью. Еще за несколько верст до города народ толпами выходит встретить своего пастыря. При приближении великого путешественника к столице на встречу ему выходит сам негус с городскими властями. Все приветствуют прибывшего и поздравляют с назначением. К особе епископа приставляется отряд телохранителей, составляющий с этих пор его постоянную стражу. И во всякое время шествие абиссинского епископа обставляется такою же пышностью, как и шествие самого негуса. Епископ восседает на муле, окруженный десятками воинов с длинными саблями на плечах, покрытыми флагами из разноцветной материи, развевающиеся концы которой опускаются почти до земли. Рядом с епископом по правую в левую стороны едут на мулах два слуги в пышных одеждах. Один держит большой зонт, другой огромным опахалом из страусовых перьев отгоняет насекомых и навевает прохладу. По прибытии в столицу, епископ поселяется в своем дворце, стоящем всегда рядом с дворцом негуса. Новому епископу представляются во дворце все сановные жители столицы и соседних городов, причем являются не с пустыми руками, а приносят богатые подарки. В первый день по прибытии устраивается парадный обед, на котором присутствует негус. Во время обеда ораторы произносят речи, в которых восхваляют Бога за попечение о благе церкви и за то, что Он дал им такого доброго епископа. После обеда диакон произносит многолетие. В следующие дни продолжают приносит новому епископу поздравления и подарки, что продолжается месяца два. Подарки приносятся очень ценные: слитки золота и серебра, искусно выделанные разноцветные ковши из целого рога для вина. Занимающиеся охотой дарят львиные и леопардовые шкуры для постилки пола; от женщин приносятся сотканные ими драгоценные материи для сорочек и кафтанов. Словом, всякий приносит то, чем богат. Доставляются и съестные припасы и даже скот. Например, один пригоняет десяток быков, другой – овец, третий приносит кадку масла, сносят бочками вино, молоко, постное масло, мед, воск и пр.

Власть епископов над их епископиями ограничивается только властью императора. Но каждому епископу принадлежит в его епископии несколько таких поместий, которые независимы даже от императора и называются епископским царством (абуна менгыст). Архиерей титулуется в нем, как царь! Население архиерейского царства не в праве апеллировать на суд своего епископа в суд императора. Это было бы нарушением закона. Архиерей имеет свое постоянное войско, которое освобождается от участия в войнах, предпринимаемых императором. Во всякое [68] время епископ имеет полную свободу призвать к оружию население своего царства и употребить эту силу, на что ему вздумается.

Одежда абиссинских епископов, как и египетских, ничем не отличается от одежды наших духовных лиц. Такие же ряса и подрясник, и камилавка, расширяющаяся кверху, какие носит у нас духовенство. В руках у абиссинского епископа всегда посох с блестящей золотой инкрустацией; но креста на груди, как и у коптского патриарха, сверх рясы нет.

Так как абиссинский народ обречен на печальную участь – не видеть в числе своих святителей людей, родных по языку и национальности ¹, то в Абиссинии есть поэтому особое духовное лицо из туземцев, не имеющее епископского сана, но властью своею похожее на епископа, – это, так называемый, чаггэ (значит начальник). Должность эта была вызвана необходимостью заменять епископа-иностранца в церковных делах, требующих знания туземных обычаев и языка. Абиссинцы для того, чтобы оттенить звание епископа, которого просто обожают, от звания чаггэ, пользующегося почти равною с епископом властью, употребляют следующую аналогию: епископ – солнце, а чаггэ – лучи, от солнца исходящие. Чаггэ действительно пользуется значением и властью лишь в зависимости от епископа, по его попущению. Чаггэ – это очень древняя должность в Абиссинии. Во всех столицах, где жили абиссинские цари, рядом с старинными царскими дверцами стоят дворцы епископа и чаггэ также древней постройки. Совместное нахождение этих дворцов свидетельствует о издревле существующей близости друг к другу негуса, епископа и чаггэ. В их руках и сосредоточивается вся власть, все высшее управление страной. Между этими тремя лицами существует полное соотношение, особенно наглядно выражающееся в следующем. Негус получает свое достоинство от епископа, как совершителя помазания на царство. Епископ получает назначение от патриарха, по просьбе негуса, чаггэ выбирается негусом и управляет церковными делами по воле и в зависимости от епископа, которому, как иностранцу, без чаггэ обойтись невозможно. Эта абиссинская троица, если можно так выразиться, нечто нераздельное, – это одна власть в троих, немыслимая в каждом порознь, одном без остальных двух.

Должность чаггэ полагается исключительно во владениях императора. Когда монарх жил в Тигре, то и чаггэ с митрополитом жили в Тигре, в резиденции негуса. При Иоанне [69] появилось три негуса и три епископа, вместо одного негуса и одного епископа. Вследствие этой перемены чаггэ получил значение соправителя царя царей (негуса негаст), так что не принявшие помазания негусы не имеют права выбирать себе особых чаггэ. Помазанный царь один и чаггэ должен быть один – вот правило. Но так как в Абиссинии не существует закона о престолонаследии, то часто случалось, что по смерти императора, новый преемник его из другого царства выбирал себе нового чаггэ, а прежний, таким образом, оставался как бы за штатом, хотя титул и содержание от него не отнимались. Так случилось по смерти Иоанна. Менелик, получив помазание на царство, поставил у себя нового чаггэ, при жизни тигрейского чаггэ. Последний не лишился своих прав и даже оставался полновластным правителем в Тигре, так как тигрейский митрополит абба-Петрос ушел к Менелику. Недавно тигрейский чаггэ скончался и, нужно думать, преемник ему не будет назначен, так как уже есть один чаггэ и без того – в царстве Шоа.

Мы бы подумали, что на пост чаггэ назначается самый ученый и заслуженный архимандрит, и жестоко ошиблись бы в этом случае. Императору Абиссинии хорошо известны все великие подвижники его империи, доводящие свои подвиги до чудесных размеров. Когда требуется кандидат на чаггэский престол, император отправляет несколько своих генералов и духовных сановников к первому и самому лучшему из подвижников, прославившемуся святостью жизни. Аскета разыскивают в лесу, чтобы передать ему царскую волю и призвать к служению церкви. Обычный ответ слышится на это призвание из уст подвижника: «я не хочу». Монах ни за что не соглашается расставаться с своею убогою жизнью в лесу; он пристрастился к подвигу и остается непреклонным на все просьбы царских посланных. Кажется, если бы сам император упал к ногам этого монаха и умолял его – приять жребий правления, то и это не могло бы подействовать. Приходится употреблять силу, принуждение. Целуя руки и ноги послов, обливаясь слезами, монах с воплем умоляет их – не брать его, сжалиться над ним, оставить его одного в его убогом срубе, где он так приятно и счастливо проводил дни в молитве. Однако, царская воля сильнее всех слез и воплей... Подвижника насильно омывают водою, обрезают ему на руках и ногах крючковатые ногти, остригают волосы, облекают его в чистые дорогие одежды и везут к царю. Здесь принуждают его принять высокий сан. Митрополит чрез особое священнодействие посвящает монаха – поочередно: в диакона, пресвитера, архимандрита и, наконец, чаггэ. Прежний полунагой аскет становится великим сановником, [70] облаченным в роскошные одежды. Полный титул чаггэ следующий: «Чаггэ имя рек, который сидит на кафедре Текле-Хайманота (рассадника веры) и есть сын и преемник светлого евангелиста Марка в святого Сэллама (Фрументия) света Эфиопского».

В Абиссиния достоинство и заслуженность лица заключаются, главным образом, в обладании землей; поэтому и чаггэ соответственно своему сану получает в свое владение не малое количество наиболее богатых церковных имений (гультов), в которых правит самостоятельно и независимо от митрополита. Кроме того, чаггэ, как соправитель императора и митрополита, пользуется вообще громадным влиянием на дела всей империи. Он участвует в царском совете, имея в то же время свой собственный совет, канцелярию, штат чиновников, свиту, караул и проч. Чаггэ имеет даже свое войско, милицию, составляющуюся из крестьян, живущих на подвластной ему земле.

В Абиссинии более, чем в каком-либо другом государстве, существует тесная связь между властью светскою и духовною. Духовные начальники имеют громадное влияние на светские дела, и светский владыка – император имеет большое влияние на церковные дела. Духовные начальники в подвластных ин землях служат и единственными светскими правителями этих земель. Принято даже говорить, «менгыст мыне кгайнат», т. е. ,дом священства больше дома царства".

Духовному сословию принадлежат большие поместья, которыми оно владеет на таких же условиях, на каких светское дворянство владеет царскою землею. Все поместья целой епископии находятся во власти епископа являющегося, так сказать, сюзереном подчиненных ему мелких владетелей. После епископа в иерархической лестнице церковного управления следуют начальники духовных губерний, или духовные губернаторы. Деление церковной земли на губернии вызвано теми же причинами, какие руководили при делении на губернии царских земель, именно стремлением облегчить труд епископа в управлении обширными церковными имениями. Большею частью духовные губернаторы живут в тех же городах, где в светские губернаторы; губернский город поэтому служит центром для двух соприкасающихся губерний – духовной и светской. А так как между светскою в духовною властью в Абиссинии существует тесное взаимоотношение, и так как, кроме того, даже географически участки церковной в царской земли не выделены в особые отдельные территории, а перемешаны между собою, то и получается в результате слитие обеих губерний, – связанных одним центром, – в одно целое, называемое в этом смысле по туземному «нагарит». Нагарит, таким образом, есть понятие, соответствующее такой территории [71] земли, которая обнимает собою две губернии – духовную и гражданскую, связанные одним центром. Между тем, мы далеки от мысли считать духовную м гражданскую губернии за одно владение. Начальники духовных губерний носят название «ликакгайнатов» – от «лика» – первый и «кгайнат» – священство, т. е. первый в священстве, первосвященник или священноначальник. Когда умрет ликакгайнат, избрание и назначение в нагарит нового начальника всецело зависит от власти епископа. Ликакгайнат, живя в главном городе нагарита, имеет свою ставку рядом со ставкой светского губернатора, управляющего царскими поместьями нагарита. Кроме того, во всех больших городах нагарита есть дворцы для ликакгайната, который обыкновенно не сидит на месте, а по делам своей службы переезжает из города в город, причем раз в каждый год совершает по порядку обозрение всех церковных поместий нагарита. Личность ликакгайната очень почтенна. В своей губернии он является представителем епископской власти. Во время объездов путешествие его обставляется почти такою же торжественностью, какая бывает при шествии епископа. В ликакгайнаты выбираются люди, получившие достаточное местное образование. Среди ликакгайнатов редко встречаются лица, имеющие степени священства. Будем, вообще, иметь в виду, что по абиссинскому представлению иерархические степени не составляют непременную принадлежность духовного лица. Всякий, принадлежащий к церковной администрации, есть уже по тому самому лицо духовное – «папас» – отец, хотя бы он не был ни диаконом, ни даже монахом. По обычаю страны, он поэтому должен носить и одежду, присвоенную духовенству и отличающуюся от мирской.

Ликакгайнат, назначенный епископом, выбирает себе еще помощников, тоже называемых ликакгайнатами – двух или трех, смотря по обширности духовной губернии. Они составляют совет духовной губернии и участвуют в делах управления наравне с губернатором. При ликакгайнате есть отряд солдат, которым он пользуется для водворения порядка в своей губернии, подавления мятежей и конвоирования тяжких преступников.

Духовная губерния образуется вся из отдельных церковных имений (гультов). Гульты церковные, называемые по местному «лямаскань», крестными, по значению своему – то же, что и гульты светских помещиков. Разница та, что светские гульты принадлежат какой-нибудь целой помещичьей фамилии, состоящей из нескольких семейств, а крестный гулы принадлежит, так сказать, фамилии священства, состоящей тоже из нескольких отдельных причтов. Фамилия священства, владеющая крестным гультом, заимствуется от главной соборной церкви гульта, напр., [72] «гульт дебре-Бурган» – значить поместье Бурганского собора, «гульт дебре-Таор »– поместье Фаворского собора и т. п. Соборы всех крестных гультов стоят по отношению к епископу в вассальной зависимости. Целый гульт составляет владение нескольких приходских причтов, подчиненных главному собору гульта. Гульт церковный, как и гульт светский, не продаваем и неделим. Только для удобства пользования землею – причты, владеющие гультом, по согласию делят его между собою на участки (марет). Нужно заметить, впрочем, что земля одного и того же гульта бывает часто разорванною, даже географически, на отдельные участки, расположенные особняком – то там, то здесь, около приходских храмов. Это было простым следствием естественного способа наделения церквей землями: вновь строящемуся храму царь уделял участок где-нибудь по близости около него, на земле, отданной раньше в вечное владение какому-нибудь большому собору; появившийся новый храм становился к этому собору, как к старейшему и первому владельцу, в имущественную зависимость и подпадал под его покровительство. Главный собор гульта, то же, что балаббат, патриарх светского гульта. Он объединяет в себе разрозненные владения приходских храмов. В соборе гульта сосредоточивается вся высшая администрация. Настоятель собора есть вместе и главный помещик всего крестного гульта, и носит титул «алака», соответствующий в светской иерархии званию «чеки» – начальника помещичьего гульта. По отношению к алаке (значит начальник) младшие причты гульта находятся в ленной зависимости. Утверждение в должности алаки зависит от епископа или его наместника (ликакгайната) в том нагарите, к которому приписан гульт. Алака является третьей степенью в иерархической лестнице церковного управления Абиссинии. При нем есть помощник (маръета), канцелярия, совет и отряд солдат. Алака – главный духовный и светский начальник гульта, т. е. причтов его и крестьянского населения, живущего в селах крестного гульта. В каждом селе есть еще староста, назначенный алакой, и называемый «шум папас» или поповский шум в отличие от шумов, назначаемых в светских поместьях. На поповском шуме лежат полицейские обязанности и сбор подати с жителей села. Тяжбы мужиков он предлагает на суд алаки, который или сам решает дело или передает его на усмотрение ликакгайната. Тяжких преступников своего гульта алака под конвоем отправляет в губернский город к ликакгайнату, который нередко, в свою очередь, отсылает преступников к епископу.

Для заведывания специально церковными делами каждого прихода гульта, алака назначает особых лиц «гавасов» – по одному [73] в каждый приход. Гавас наблюдает за внешним состоянием вверенного ему храма и за поведением его причта, ходатайствует о назначении в приход нового священника или диакона, назначает чреду священнослужения, распределяет церковные доходы, распоряжается церковным имуществом и т. п.

Рядом с администрацией абиссинской церкви идет чередное священство – «седмичники» (самононя), названные так оттого, что чреда служения полагается седмицу. Духовенство правящее резко отличается от духовенства служащего, преподающее народу «курван» (святое причастие). В то время, как церковная администрация пользуется почетом, уважением народа, получает богатое содержание, «седмичники» находятся в презрении и нередко проводят жизнь в нужде и лишении. Из лиц, принадлежащих к администрации, редко кто имеет священные степени, но и имеющие их никогда не совершают церковных служб. По понятиям абиссинского народа, часто служить литургию унизительно для человека: кто часто причащается, тот не уважает Бога, не испытывает страха пред Его святыми Тайнами. Соответственно таким воззрениям, ликакгайнаты, алаки, гавасы отказываются от священных степеней, а если получили их раньше, то, став начальниками, перестают служить в храме.

В каждом приходском храме чередное священство состоит из нескольких священников и нескольких диаконов. Нет храма, при котором было бы менее двух священников и трех диаконов. Обычное число приходского причта, даже сельского: пять священников и семь диаконов. В богатых храмах их бывает гораздо более. В соборе гульта чередное священство состоит обычно из десяти священников и пятнадцати диаконов. Среди последних часто попадаются мальчики от 10-16 лет. Вообще, следует иметь в виду, что абиссинский диакон мало соответствует нашим представлениям об этом иерархическом лице. Диаконство у абиссинцев – учреждение в полном смысле служебное. При каждом храме все обязанности слуг, которые у вас исполняются пономарями, сторожами, свечниками – возлагаются в Абиссинии на диаконов. Это объясняется строгостью правил, воспрещающих непосвященным лицам прикасаться к священным предметам, а главное – входить в алтарь. Старшие из диаконов участвуют вместе с священниками в совершении служб. Достоинство лиц, принадлежащих к чередному священству, определяется способностью петь и читать в храме. Принцип, руководствующий при определении того, кому предстоятельствовать в соборном служении, следующий: первым должен служить не старейший и благочестивейший муж, а тот, кто лучше умеет служить и имеет красивый голос. [74]

Клир гультского собора состоит из множества лиц, исполняющих различные обязанности, касающиеся или всего вообще гульта, или только собора – в частности. К числу лиц первого рода – относятся: алака, марета, гавас собора, эконом. Лица предназначенные исключительно для служения при соборе, – следующие: хор певчих, наставники (мемгыры), священники и диаконы. К клиру же следует отнести и всех юношей, живущих на средства собора и подготовляющихся под руководством старших к занятию штатных должностей соборного клира. Воспитание этих юношей вручается мемгырам – наставникам тоже живущим и питающимся на средства собора. Большинство юношей, принадлежащих собору, обучается церковному пению для занятия мест в соборном хоре. Иные проходят сверх того курсы других наук опять же под руководством наставников, напр., изучают способы составления импровизированных гимнов для богослужения, толкуют священное писание и святоотеческие творения. Главная же обязанность всех юношей – учиться пению, курс которого составляет объемистая книга под наименованием «дуга». Юноша, изучивший безукоризненно наизусть этот курс, поступает в ряды хора и получает титул «дабтара», с коим связаны некоторые внешние отличия и богатое содержание. Должностные лица, принадлежащие к администрации гульта, т. е. алака, марета, гавас имеют при себе штаты чиновников, тоже составляющих, так сказать, часть соборного клира, как и отряд солдат, находящийся в заведывании алаки и его помощника и пользующийся содержанием из средств собора.

Первое место в соборном клире принадлежит хору певчих. Управляющий хором – алака, есть вместе и настоятель собора и начальник всего крестного гульта. Во время праздничных служб,. когда поет хор, алака становится в средине певчих на бархатном ковре, имея позади себя своего помощника (маръету), по правую руку – канъету и по левую – граету. Главнейшие чины хора поэтому следующие:

алака – начальник гульта,

маръета – его помощник,

канъета – господин правый,

граета – господин левый.

Далее следуют младшие члены хора, носящие общее название дабтар. Дабтара – очень почетное звание, равняющееся в светской службе генеральскому чину. Во время богослужения все дабтары становятся полукругом, обращенным выпуклостью к востоку, и осеняющим место стояния алаки. Обычное число дабтар в каждом соборе – двенадцать человек; все они, подобно алаке, [75] маръете, канъете и граете, имеют вышитые золотом кафтаны и посохи с золотыми верхами. Лучшие из юношей, достаточно обученные, расставляются в храме в ряд позади старших и участвуют в пении гимнов, положенных к исполнению полным составом хора. Вблизи хора, по обе стороны его становятся рядами остальные юноши соборного клира, не навыкнувшие еще петь. Они обязаны присматриваться и прислушиваться ко всему, что происходит в хоре. Алака руководит пением и дает знаки, как, что и когда петь. Все певчие во время богослужения внимательно сосредоточиваются глазами на блестящей верхушке посоха алаки, увенчанном тремя подобозвездными крестами.

Если вникнуть хорошо в жизнь крестного гульта то нельзя не заметить, что все силы и богатства гульта сосредоточиваются в соборе на счет благосостояния и благоустройства подчиненных собору приходских храмов. Последние не имеют чем похвалиться, но за то они могут с гордостью указать на свою главу – собор, где собирается и устраивается все лучшее, и где организуется всегда великолепный хор, обыкновенно составляющий предмет самых усиленных забот. Слава собора – хор. Ввиду тесной органической связи всех частей гульта, слава и величие собора ощущаются и чувствуются всеми младшими церквами гульта, не имеющими в действительности ничего сверх того, что необходимо для удовлетворения самых насущных религиозных потребностей народа. Собор старше своих ленных церквей даже по летам. Он раньше всех их возник и получил землю. Существуя сотни лет, он состарился и убелился сединами. Вкруг него возник город: он притянул, присосал к себе население, потомки которого молятся теперь под сводами, оглашавшимися некогда пением и молитвенными вздохами их отдаленных предков. Станет ли в таком случае младшая церковь гульта претендовать на богатства и величие собора? Не от его ли земли она питается? Не ему ли обязана своим существованием?

Младшие члены соборного клира по мере выбытия старших членов занимают их места, а свои уступают юношам – ученикам, подготовленным достаточно к прохождению того или другого служения при соборе. Воспитанник собора, став «дабтарой», получает возможность, восходя по иерархической лестнице соборных должностей, дослужиться и до звания алаки. Когда умрет алака, его должность переходит к маръете, а место последнего занимает канъета, канъетой становится граета и т. д. Таким образом, в иерархию собора не бывает вторжения пришлых элементов. Вкруг него образуется тесный замкнутый кружок, на подобие семьи: обязанности старшего члена после его смерти передаются по преемству к другому. стоящему ниже его одною [76] ступенью. Алака – патриарх этой семьи. Юноши, воспитывающиеся при соборе – это будущие наследники иерархических должностей. Как живо напоминает этот строй абиссинского собора клиры церквей первовековой эпохи христианства!

II.

Крестные гульты – имеют разные степени достоинства и важности, зависящие всегда от степени важности собора, а важность последнего отражается на служебном положении начальника гульта – алаки. Все алаки поэтому могут быть представлены в иерархической последовательности, соответствующей преимуществам подвластных им соборов. Есть соборы до того важные по своему историческому значению в жизни абиссинского народа, что правительству абиссинскому представляется даже странным, чтобы такие соборы подчинялись и зависели от кого бы то ни было. Отсюда мы встречаем в Абиссинии беспримерный факт существования автокефальных соборов и монастырей. Настоятели и игумены их пользуются в стране самым высшим почетом и самыми широкими правами. Власть их ограничивается пределами их гультов, но авторитет и голос их имеют силу для всей страны. Имена их произносятся во всех концах империи с благоговением. Смерть одного из них оплакивается всеми, как будто все семейства лишились своих отцов. Настоятели автокефальных гультов совершенно не зависят от власти епископа и ликакгайнатов. В своих гультах они имеют полную свободу действий. Их голос имеет решающее значение по всем дедам их гультов. Автокефальных соборов и монастырей в Абиссинии довольно много. Перечислим некоторые из них.

В царстве Тигре:

1) Аксумский монастырь «Цион».

2) В городе Адуа – два собора: а) дебре-Бурган (гора Света) с храмом в честь св. Троицы и б) собор Христа Спасителя.

3) Монастырь дебре-Дамо (на обрывистой горе).

4) В Тамбенской области – монастырь Какамо, в котором живет замечательный подвижник, настоятель монастыря – комос (архимандрит) Гавре-Георгис.

В столице Макале соборы: 1) таоте-Медганиалем (храм Спасителя) и 2) таоте-Марьям (храм Божией Матери).

В Ласта: 1) храмы Адува-Лалибела. Лалибела – один из абиссинских царей, почитающийся за святого. В жизнеописании этого святого сказано: кто был в храме Лалибелы, тому Бог дает завет спасения. [77]

2) В местечке Гашен – храм Богоматери.

В государстве Амхара:

В Гондаре – древней амхарской столице: 1) Бахта (введения во храм Богоматери) – первый собор, хор которого славится по всей Абиссинии; 2) собор авуна-Авиекзы; 3) Дебре-Таор (гора Фавор).

3) Авуна Текле-Хайманот, монастырь, называемый иначе Дебре-Либанос – гора Ливанская.

4) В местечке Зукала – собор св. Манфыскадоса.

В области Хамасфен, монастырь дебре-Бизан.

Все автокефальные соборы и монастыри имеют дарованные им от негуса грамоты, подтверждающие их права. В числе последних следует указать одно очень замечательное – это право убежища для тяжких преступников. Преступник, которому удалось скрыться в церковной ограде этих храмов, становится недоступным для преследований суда.

Первое и самое важное для всей Абиссинии убежище – это Аксумский монастырь «Цион». В нем обыкновенно укрываются самые тяжкие преступники – мятежники против власти негуса. В лесах и пустынях Абиссинии живет очень много таких мятежников. Они собирают вокруг себя войска из бежавших, скрывшихся от суда, и вообще из лиц, недовольных негусом и рассчитывающих на привольную жизнь в случае, если их вождю удастся овладеть царским престолом. Скрываясь, как мы сказали, в лесах и пустынях, мятежники эти вместе со своими предводителями целые годы выжидают удобного момента к восстанию. Но если, как часто случается, искатель престола (шифта) откажется от своей мечты и вместе с своими сообщниками пожелает помириться с царем, тогда все они спешат укрыться в храме убежища. Самый же главным предводитель их старается проникнуть в Аксум, чтобы быть там в большей безопасности. Скрываясь днем в лесах и рвах, он путешествует ночью с большой осторожностью. Достигнув ворот монастырской ограды, шифта поспешно хватается за веревку большого колокола, висящего над воротами, и бьет тревогу. На звук колокола сбегается монастырская братия и окружает беглеца; начинаются расспросы: кто? откуда? Шифта просит защиты. Если братия согласится, то он спасен. Обитель дает ему у себя вожделенный приют. Если шифта пожелает выйти из монастыря, то для полной безопасности он старается предварительно помириться с царем. Тут посредником является сам настоятель монастыря. В качестве ходатая (астараки) он отправляется к царю и просит помилования мятежнику. Умилостивив царя, настоятель возвращается в монастырь и захватив с собою самого шифту, вторично едет [78] к царю. Шифта взваливает себе на плечи огромный камень и, войдя к негусу, простирается пред ним на земле. В таком положении он остается до тех пор, пока царь не произнесет слов помилования во имя Христа. Тогда кто-нибудь из присутствующих, либо сам астараки снимает с плеч шифты камень. Это служит знаком, что примирение состоялось. Вообще, в Абиссинии известные подвижники-настоятели очень часто принимают на себя труд печаловаться пред царем за тяжких преступников. Шифта, если не надеется вовремя проникнуть в Аксум или другое какое-нибудь замечательное убежище, призывает к себе (в то место, где скрывается) какого-нибудь прославившегося своею жизнью настоятеля. Шифта просит его ходатайства пред царем о помиловании, причем тут же клянется не восставать в другой раз против негуса. Настоятель едет к царю и склоняет последнего дать, с своей стороны, клятву в том, что ничего не сделает шифте. После этого преступник может свободно выйти из своего потаенного места и поселиться, где ему угодно.

У всех обитателей Тигре памятен следующий случай, бывший при негусе Иоанне. В городе Лясаор появился шифта. Он собрал большое войско и с его помощью стал брать тигрейские города. Негус Иоанн для усмирения мятежника послал своего наследника рас Мангашу, тогда служившего генерал-наместником. Мягкосердечный сын Иоанна простил мятежника. Призвав его в свою палатку, он сказал ему следующее: «я не хочу твоей крови; дай слово, что ты не будешь в другой раз идти против моего отца». Оба противника дали обещание не вредить друг другу и в знак клятвы облобызали крест и евангелие. Скоро об этом мире проведал Иоанн и в стан наследника послал грозное приказание – немедленно выдать мятежника. Царский лидж не решился преступить клятвы: он счел за лучшее скрыться от гнева отца. В одну ночь, оставив войско, он отправился в Аксум искать убежища. Тревожный бой монастырского колокола возвестил братии, что у ворот есть мятежник и просит защиты. Братия поспешила к воротам и к удивлению своему увидела царского сына. Радушный прием был ответом на просьбу царственного беглеца. Прожив несколько дней в обители, Мангаша уже готов был постричься... Но этого не случилось. Царь Иоанн, поскорбев пятнадцать дней, в течение коих не говорил ни с кем ни слова, предложил сыну мир. Рас-Мангаша возвратился на свой прежний пост.

Аксумский монастырь богат своими поместьями. Ни один автокефальный собор и монастырь не имеет столько земли сколько «Цион». У него есть поместья в Тигре, Шоа и Годшаме, поместья [79] до того обширные, что нередко обнимают собою целые губернии. Аксумский гульт – по величине своей превосходит не только гульты всех других великих соборов и монастырей, но и все епископии, взятые в отдельности, а также владения, принадлежащие чаггэ. На аксумском гульте расположены низшие мелкие гульты, стоящие по отношению к «Циону» в вассальной зависимости. Главный владыка всего этого достояния носит титул – «нэврид». Титул этот выше всех светских и духовных титулов, за исключением титула чаггэ. Нэврид одевается в роскошные священнические одежды, сделанные из шелка и вышитые золотыми нитками и драгоценным бисером. На голове нэврида красуется диадема в виде лучистого солнца, называемая «рас-орк», т. е. золотая голова. Диадема эта делается из золотистой львиной гривы, вставляемой корнями в золотую оправу, представляющую круг, который и надевается на голову. Грива, торчащая во все стороны, производит впечатление солнечных лучей. Этот великолепный головной убор присущ только императору и заслуженным лицам императорской фамилии. Кроме нэврида в Сионском монастыре есть еще игумен монастыря – «аббат», подвластный нэвриду.

К числу автокефальных гультов относится также гульт придворного, столичного собора, начальник которого носит титул: «мелак быргавынат бурган» – в переводе: «ангел – свет светящий».

Административное устройство автокефальных гультов ни чем не отличается от устройства простых крестных гультов: такие же чины и такой же состав соборного клира; только по богатству и по средствам содержания – всякий автокефальный гульт стоит выше простого гульта. Немаловажное (по воззрениям туземцев) отличие автокефальных гультов от простых заключается еще в том, что правители первых имеют кафедры, т. е. право во время суда над подчиненными сидеть на кресле, а не на земле, а правители простых гультов этого права не имеют. Право кафедры принадлежит в Абиссинии лишь следующим лицам: кроме, конечно, негуса, епископу, чаггэ, расу, ликакгайнату, назначенному епископом, и начальнику автокефального гульта.

В общем, церковную администрацию Абиссинии можно изобразить следующей схемой:

Обычная одежда всех духовных особ в Абиссинии (кроме епископов) мало чем отличается от одежды мирян. Камис – хитон, который носят все абиссинцы, у духовных лиц ч отличается тем, что имеет рукава пошире и сам делается подлиннее. Поверх камиса абиссинцы носят лэвса, – плащ из тонкой белого цвета материи с широкой пурпуровой полосой посредине, составляющей отличие лиц высшего звания в том числе и духовных. Все духовные лица не ходят, подобно мирским, с открытой годовой, а покрывают ее. Головные уборы различаются по форме, смотря по тому, кто их носит. Простые священники носят чалму, (метаммя); у высших лиц чалму заменяет белого или черного цвета камилавка, расширяющаяся кверху; некоторые из ликакгайнатов и алак носят чалму, но у них она отличается большим изяществом, чем у простых священников. Диаконы ходят с открытой головой. Чаггэ и многие другие высшие духовные лица носят в качестве данной негусом награды – камис из цветной шелковой материи, шитый золотом. Все духовные ходят с посохами, имеющими форму буквы Т. [81]

III.

Скажем несколько слов о средствах содержания абиссинского духовенства. – Доходы церкви приобретаются тем же способом и из тех же источников, что и доходы поземельного дворянства и лиц, принадлежащих к светской администрации. Главный источник доходов – земля, обработка которой отдается безземельным крестьянам за условленную меру вымолоченного хлеба. Вносимая крестьянами мера считается обязательною податью (гыбыр): из нее слагаются громадные богатства, принадлежащие соборам гультов, епископам, чаггэ и друг. В каждом крестном селе собирание подати возлагается на поповского шума. Шумы сел, принадлежащих церкви, свозят собранные материалы гавасам приходских храмов. На обязанности гаваса лежит распределение получаемых доходов: третью часть он оставляет для своего храма, а 2/3 отсылает к алаке гульта. Обыкновенно алаке отсылается подать не натурой, а монетой или металлом, добытым от продажи произведений земли на рынках. Остающаяся третья часть хлеба – или вся поступает натурой в хлебные склады прихода для пользования причта, – или частью тоже продается на рынках для мены на серебро. Получаемый золотом и серебром капитал ссыпается в мешки для хранения в «ыккавете» – сокровищнице, представляющей небольшое здание вблизи храма. В «ыккавете», кроме денег, сберегаются церковные облачения и дорогая церковная утварь. Хранение всех этих вещей и капитала вверяется особому лицу, носящему название «баджеронде», – т. е. хозяин. Высший контроль над имуществом храма принадлежит гавасу. Он делает хозяину сокровищницы указания о расходовании денег, предписывает приобретение тех или других вещей для храма и причта и т. п. Чередное священство живет на полном содержании от доходов своего храма, расходуемых баджеронде по указанию гаваса. Хозяин храма каждый месяц отмеривает сколько нужно хлеба из складов прихода и развозит его поровну всем семействам причта. Из стад скота, пасущегося на церковной земле и принадлежащего причту, несколько штук овец и быков ежемесячно рассылается семействам духовенства; им также выдается сколько нужно материи на одежды и белье; деньги на руки не выдаются никому.

Доходы гульта, получаемые алакой от гавасов, распределяются так. Половина суммы остается при соборе, а другая половина в качестве подати вносится сюзерену гульта: епископу или чаггэ, смотря по тому, в чьих владениях числится гульт. [82] Гульты, отчисленные на содержание ликакгайнатов, уплачивают свои половины ликакгайнатам. Гражданское правительство не пользуется никакими доходами с крестной земли: взносы церковных крестьян всецело идут на украшение храмов, содержание причта и духовной администрации. Сюзерены гультов: – епископы, чаггэ, нэврид – обладают богатыми средствами, которые расходуются обыкновенно на содержание дворцов этих сановников, на жалованье состоящих при них чиновников и т. п. Алаки доставляют подати своим сюзеренам не непосредственно, а чрез посредство ликакгайнатов. Сюзерены простых гультов не имеют никакого отношения к гультам автокефальных церквей и не получают с них подати. Доходы автокефального гульта составляют полную собственность его собора.

Соборы гультов – простых и автокефальных отличаются богатством денежных капиталов. Но все это богатство идет на расходы. При соборе состоит многочисленный клир, который нужно содержать. Соборный храм, по самому положению своему – главы гульта, должен отличаться пышностью и великолепием. Особенно много денег уходит на содержание хора. Начальник хора и гульта – алака, высшие сановники хоровой корпорации и все дабтары получают огромное жалованье, кроме того, что для них приобретаются на средства собора дорогие одежды и посохи, украшенные золотом. Наставники соборного юношества, само юношество, воспитывающееся под кровом собора, многочисленный штат чиновников, служащих при алаке и маръете, конвойные, солдаты почетных караулов – весь этот народ живет и питается от доходов собора. Визиты алаки к епископу или негусу, посещения собора именитыми сановниками, напр., ликакгайнатами или расами, обходятся собору тоже не дешево: визиты немыслимы без богатых подарков, а с посещением высоких гостей связаны пышные обеды, стоящие очень дорого, так как приличие страны требует предлагать высокому гостю за обедом целого быка.

Главная церковь гульта, питаясь на счет подчиненных ей младших церквей, считает своим долгом быть для них попечительною, заботливою матерью. Обладая большими богатствами, она никогда не отказывает в помощи ленным церквам: наделяет их в случае недостатка церковною утварью, помогает в ремонте и проч. Если какая-нибудь приходская церковь потерпит бедствие (напр., пожар) или по бедности окажется не в состоянии приобрести церковные облачения, иконы и т. п., то в таком случае гавас этой церкви обращается к алаке гульта за помощью и получает, что нужно. Обыкновенно алака раздает на бедные храмы своего гульта старые, вышедшие из [83]употребления в соборе – ризы, иконы, кресты, кадильницы, чаши и проч. Главная церковь гульта оказывает также пособие причтам подчиненных ей младших церквей в случае крайней нужды. Словом – между церквами одного гульта существует всегда тесная, братская связь. Гульт с входящими в его состав приходами представляет из себя тесную родственную среду, отец которой – алака.

За требоисправления духовенство не берет с прихожан особой платы. Но в замен того существуют добровольные взносы от помещичьих гультов в пользу церкви. Каждый светский помещик ежегодно жертвует в ближайший храм десятую часть своих доходов. Все получаемые от помещиков десятина гавас делит на три равные части: одна идет в пользу бедных прихода, другая – на украшение и причт храма, третья – препровождается через алаку к чаггэ, который имеет своею специальною обязанностью – распределять получаемые этим путем деньги по своему усмотрению; преимущественно они идут в пользу главнейших монастырей и соборов империи. Негус абиссинский сам строго исполняет благочестивый обычай одесятствования. И он ежегодно уделяет десятую часть своих доходов на нужды церквей, монастырей и бедных.

Крестьяне, живущие на земле, принадлежащей крестному гульту, освобождены от подати царской. Только в затруднительных финансовых обстоятельствах, напр., во время войны, негус обращается к соборам и монастырям за денежным пособием, которое и взимается алаками с подведомственных им крестьян и отсылается к негусу.

Соответственно тому, как царские или помещичьи крестьяне обязаны исполнять работы, налагаемые негусом, и население крестных гультов призывается нередко к произведению работ в пользу церкви, напр., к сооружению и ремонту храмов, украшению их, перевозке и доставке материалов, постройке домов для причта и дворцов для лиц церковной администрации и проч. Из населения крестного гульта составляются отряды и караулы – для алаков, ликакгайнатов, чаггэ, архиереев и других лиц духовного правительства.

Комментарии

1. В Абиссинии не может быть епископ из туземцев: это возведено в закон, непреложность которого была ограждена на одном коптском соборе анафемой.