Мобильная версия сайта |  RSS
 Обратная связь
DrevLit.Ru - ДревЛит - древние рукописи, манускрипты, документы и тексты
   
<<Вернуться назад

ШАРАФ-ХАН ИБН ШАМСАДДИН БИДЛИСИ

ШАРАФ-НАМЕ

РАЗДЕЛ ЧЕТВЕРТЫЙ

О правителях Бидлиса, что являются предками автора этих строк

[Раздел] состоит из введения, четырех частей и послесловия

374/ ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Об эмире Шамсаддине б. эмире Хаджжи Шарафе

Из капель, источаемых облаками, питающими перо, и в движении прославленных перст совершенных мудрецов возникает начертание, согласно которому, когда [Кара Йусуф б.] Кара Мухаммад туркиман бежал под натиском доблестных войск эмира Тимура и укрылся у наместника Рума Илдырым Байазид-хана 623, эмир Тимур направил к [нему] гонца, [417] требуя [выдать ему] Кара Йусуфа, а с гонцом — послание, сопровождаемое такими стихами.

Не хочу я, чтобы такая обитель благоденствия, как Рум,
Мною была перевернута вверх дном.

Передай нашим рабам ключи от Кемаха,
Не делай для себя тесным [этот] обширный мир!

Кара Йусуф — это проклятый разбойник,
По чьей вине сопряжены с опасностями для паломников пути к святыне,

От которого ни одна дорога не имеет спасения,
Прибег к покровительству твоего двора.

Мечом правосудия покарай его,
Накажи его, как он того заслуживает.

Когда гонец Сахиб-Кирана прибыл в Рум и пояснил пред мироукрашающими помыслами султана Рума цель своего приезда, тот составил ответное послание Тимуру и отпустил Кара Йусуфа к правителю Египта Фарруху 624. Поскольку в то время правитель Египта был преисполнен в отношении Сахиб-Кирана дружбы и почтения (Букв, “любви”.), он Кара Йусуфа и правителя Багдада Султан Ахмада Джалаира 625, что выступал за [Кара Йусуфа] просителем, — каждого в отдельности заключил в башни крепости Миср. Но, прослышав о смерти эмира Тимура, он обоих освободил из заточения и каждому повелел выбрать по пятьсот нукеров, из казны Египта назначил им содержание, дабы вошли они в число эмиров /375/ и являли старание в служении государю, [а также] вручил [им] необходимое количество коней и вооружения.

Однако из подданных Султан Ахмада в Египте никого, кроме погонщиков ослов и дворовых, не оказалось, под знаменами же Кара Йусуфа в тех местах собралась многочисленная, группа пригодных к делу людей из туркмен кара-койунлу. Жители Египта, заблуждаясь относительно численности туркмен, заявили султану Фарруху: “Если не оказать [418] Кара Йусуфу и туркменам кара-койунлу отпора, с божьей помощью они вызовут в нашей стране мятежи и смуты”.

Посовещавшись меж собой, население Египта порешило на том, что в день игры в поло султан Фаррух прикажет Кара Йусуфу и его слугам спешиться и собрать на ристалище мелкие камни, а тем временем отряды египтян перебьют не ведающим сострадания мечом тех ни в чем не повинных людей. Кара Йусуфу стало известно об этом заговоре, и он вывел своих мулазимов на ристалище в полной боевой готовности. Султан, как было условлено, повелел Кара Йусуфу и его свите спешиться и очистить ристалище от мелких камней. Кара Йусуф, не сходя с коня, остановился напротив султана и сказал: “О повелитель мира! Пока у государя для рабов [своих] находилась ласка и милость, мы были [верными] слугами и подчиненными. Теперь же, когда султан, внимая речам завистников и зложелателей, намерен покуситься на жизнь и честь рабов [своих], и оставаться в этих областях не желаю”. Сидя верхом на коне, он поклонился султану, [затем] повернулся, пришпорил коня и, поторапливая нукеров, покинул ристалище. /376/ Рассказывают, до Диарбекира сто восемьдесят раз путь ему преграждали войска, и всегда одолевал он врагов силою [своего могучего] плеча, ловкостью и тактическими приемами, им примененными в тех смелых сражениях. Из Диарбекира он прибыл в Бидлие и обратился за покровительством к здешнему правителю малику Шамсаддину и отдал малику [в жены] свою дочь. Тот [же] пожаловал ему район Пасина и крепость Авиик.

Кара Йусуф провел там зиму и летом 809 (1406-07) года, поддерживаемый маликом Шамсаддином, в местечке Чохур-Саад имел сражение с Мирза Абу Бакром, сыном Мирза Мираншаха, сына эмира Тимура, и обратил его в бегство. К [Кара Йусуфу] перешел Чохур-Саад, Маранд, Нахчеван, Шарур и Маку. Зиму в том году он провел в Маранде. [419]

В 810 (1407-08) году Мирза Абу Бакр со своим отцом Мирза Миран-шахом и несметным войском через Ирак и Хорасан направился в Азербайджан войною на Кара Йусуфа туркимана. Встреча враждующих сторон произошла в Шамб-и Газане Тебризском 626, и поражение понесли войска Джагатая (Т. е. монгольские войска.). Мирза Миран-шах был убит, и Азербайджан безраздельно перешел к Кара Йусуфу.

Изо дня в день все выше восходила его счастливая звезда, и по-прежнему между Кара Йусуфом и эмиром Шамсаддином наблюдалось единодушие и согласие. [Кара Йусуф] обходился с ним как с сыном и, утвердившись на султанском троне, пожаловал ему во владение вилайет Бидлиса с относящимися и прилегающими к нему районами. Грамоту, им дарованную эмиру Шамсаддину по этому случаю, можно пересказать в следующих выражениях.

Текст грамоты 627:

“Да ведают дражайшие дети [наши] — да хранит их всевышний! — все эмиры улусов, /377/ туманов, тысяч и сотен, военачальники, правители, финансовые чиновники, землевладельцы, городские старшины, простой народ и вельможи, квартальные и сельские старосты Курдистана — все, высокорожденные, знаменитые и прославленные, жители и обитатели Бидлиса, Ахлата, Муша и Хнуса с относящимися и прилегающими к ним областями, что, поскольку очевидны совершенная преданность, единодушие [с нами], крайнее отличие и самоотверженность, предельная стойкость и благонадежность, его сиятельства, прибежища эмирата, дражайшего сына [нашего] — величайшего, справедливейшего, наиразумнейшего,. благороднейшего эмира, эмира эмиров Ирана, эмира Шамсаддина Абу-л-Ма'али — да продлит господь всевышний дни державы его, победы его, славы его и благоденствия его вплоть до дня Страшного суда! — в соответствии с нашими царскими помыслами мы нашли необходимым и целесообразным, как и прежде, отличить и вознести упомянутого эмира среди равных ему всевозможными милостями и [420] пожалованиями. Это и послужило причиною появления и обнаружения на страницах обстоятельств его знаков благодеяний и щедрот государевых. Ныне и незамедлительно мы вновь жалуем ему на правах правителя, эмира, повелителя и владетеля поземельную подать и налоги ливанские с Бидлиса, Ахлата, Хнуса, Муша и других крепостей и подчиненных областей вместе с окрестными, прилегающими и относящимися к ним районами, что ранее принадлежали упомянутому эмиру. Пожалованы они ему без права чьего-либо вмешательства и соучастия. И этот, распространяющий над всеми странами божественную благодать, указ издан с тою целью, чтобы утверждению вышеупомянутого эмира на пост правителя, хакима и владетеля округов, местностей, зимних становищ и деревень, которые еще ранее принадлежали упомянутому эмиру, препятствий не чинили, вокруг не околачивались и не беспокоили подданных и людей его. Каждый, кто поступит противно указу, ответит [за это] /378/ и понесет самое суровое наказание. Эмиры, начальники, знатные и высокорожденные, население и коренные обитатели Бидлиса, Ахлата, Муша, Хнуса с местностями и деревнями, коменданты и жители крепостей обязаны всегда признавать его светлость — прибежище эмирата, сына [нашего] своим эмиром и правителем, неукоснительно следовать слову, совету и помыслу его и являть послушание, преданность и верность. Во всех тяжбах, важных делах и торговых операциях пусть всецело полагаются на доверенных лиц вышеупомянутого эмира, с чем бы он ни обратился [к ним], будут покорны и послушны и всюду поступают таким образом. Когда [грамота] украсится высокой и благородной государевой печатью, пусть ей верят. Писано в [день] десятый месяца раби'-ал-аввала 820 (27 апреля 1417) года”.

Автор Матла' ас-са'адайн 628 рассказывает, что сорок дней спустя после смерти Кара Йусуфа, в день восемнадцатый священного месяца зу-л-хиджжа 823 (21 декабря 1420) года эмир Щамсаддин через одного из верных слуг направил в Арранский Карабаг ко двору Мирза Шахруха послание с [421] изъявлением благопожеланий. В начале весны, когда Мирза уехал из зимних становищ Карабага к границам Арзинджана на войну с сыновьями Кара Йусуфа туркимана, первого джумади-л-аввала 824 (4 мая 1421) года от имени правителя Бидлиса эмира Шамсаддина в местечке Китме-Гийаси Казн Мухаммад передал Мирза Шахруху многочисленные дары и приношения, был допущен в его августейший диван и довольный возвратился назад. Когда же победоносное войско Шахруха разбило шатры свои в окрестностях Ахлата, на стоянке Маргу, которая представляла собою зеленые, цветущие луга, /379/ эмир Шамсаддин с несколькими курдскими эмирами встретил августейший кортеж. Первого дня [месяца] джумади-с-сани упомянутого года он удостоился лобызания милостивых перст и благосклонного чудодейственного взора. [Шамсаддин] был отмечен царскими милостями и падишахскими щедротами, и [государем] были подписаны новые грамоты “а управление Бидлисом. В день шестнадцатый упомянутого месяца он получил позволение уехать и отбыл в свой вилайет.

Без подобия преувеличения и краснобайства, без тени нарочитого восхваления и пристрастного описания [можно сказать], что эмир Шамсаддин был мужем в высшей степени благочестивым (Букв, “верующим в единство бога”.), мудрым и могущественным в делах правления. Население той страны питало к нему неизъяснимое доверие. По-видимому, случилось так, что, когда прошел он семь ступеней [духовного совершенствования], в нем появилось нечто, присущее близости [к всевышнему], ибо известно предание, передаваемое некоторыми трактатами по суфизму, что дикие звери и птицы были его преданными друзьями. Когда совершал он омовение, хищники пили воду из благословенных ладоней того святого мужа. Ему приписывают много других чудесных и необыкновенных деяний, рассказ о которых здесь был бы неуместен. Его драгоценное время неизменно посвящалось милостивым беседам и общению с благородным сословием ученых и совершенных и высокодостойным братством суфиев. В народе он известен как эмир [422] Шамсаддин ал-Кабир (“Великий”), и постоянно жители той страны возносят молитвы за благочестивую душу того святого мужа.

Во времена смут, вызванных туркменами, он стал чеканить свою монету и установил хутбу на свое имя, и поныне в городах Курдистана известны монеты из [сплава] золота и серебра [весом] в один мискаль, называемые “шамсаддини”, — знатные /380/ Курдистана сохранили их как залог удачи и преуспеяния,— это своими глазами наблюдал сей ничтожный. Он лично видел три разновидности дирхемов, носящие имена трех правителей Бидлиса: первый — имя Мухаммада б. Шарафа, второй — Шарафа б. Мухаммада и третий — Шамсаддина б. Зина'аддина.

Тому достойному принадлежит построение странноприимного дома, лечебницы, постоялого двора и соборной мечети на Гёк-Мейдане, основанной им в 810 (1407-08)году и известной [под названием] Шамсийе. Селение Тармит, относящееся к Мушу, деревня Кафо, подчиненная области Карджиган, деревня Казух, расположенная между Арджишем и Адилджевазом, вместе с четырьмя поселениями, семь лавок, один караван-сарай, двадцать армянских дворов в самом Бидлисе и окрестностях остались от добрых деяний его светлости, не считая того, что погибло от смут времени. Странноприимный дом существует поныне — нищим и местным жителям [там] дают хлеб и похлебку. Селение Казух же является вакфом для простого народа и знатных — там путники могут получить хлеб и еду.

Наконец, в городе Ахлате эмир Шамсаддин удостоился мученической кончины от руки сына Кара Йусуфа туркимана — Мирза Искандара, который отличался необыкновенною глупостью и невежеством. Согласно традиции тело того благородного перевезли из Ахлата в Бидлис и похоронили к востоку от Гёк-Мейдана, напротив его странноприимного дома. По другой версии, он покоится в Ахлате, и относительно места его погребения мнения расходятся. Устная традиция объясняет причину его гибели так. Жена его, молочная [423] сестра Искандара, как и он, была туркменского происхождения. Натура ее питала неистощимую страсть к верховой езде, игре в мяч и стрельбе из лука, /381/ и время от времени ей приходило в голову предаваться тем занятиям в Бидлисе. Как великий эмир ни отговаривал ее от того опасного занятия: “Мы — курды, и обычаи туркмен нашими людьми не одобряются, лучше оставить это”, она не унималась. Стихотворение:

Коль не выходит дело добром,
Оно непременно кончается позором.

Как и следовало ожидать, начались раздоры и препирательства. Эмир Шамсаддин, доведенный до предела дерзостью и бесстыдством молодой женщины, ударом кулака выбил ей зуб. Та завернула тот зуб в бумагу и отправила в Арджиш к своему брату послание, полное жалоб и сетований. Когда эмир Шамсаддин поехал в Ахлат для встречи с [Мирза Искандаром], тот наглый тиран, прозванный Дилу Искандаром (“Неистовым Искандаром”.), убил его. Но автору этих строк такая версия представляется сомнительной. Ясно, что причиною убийства великого эмира послужили тесные связи и дружба его с двором Мирза Шахруха.

Так или иначе, после мученической кончины того великого эмира правителем вилайета и держателем ожерелья власти стал его законный наследник эмир Шараф. Это был человек не от мира сего — умопомешанный. По ночам он забирался в банные печи, построил железную клетку и днем сидел там, беспрестанно повторяя такие слова: “Место самца куропатки в клетке”. По этой причине жизнь его оказалась недолговечнее времени цветения розы, и на страницах эпохи от него не осталось никаких следов. Стихотворение:

Весел ты или печален в этом караван-сарае,
Ты никогда не чувствуешь уверенности в этом вечно изменяющемся мире. [424]

[Ho] сколь все равно мы должны /382/ покинуть это жалкое обиталище,
Радость лучше, чем горе, веселье предпочтительнее скорби.

Достойные доверия авторы повествуют, что жена эмира Шарафа Шахим-хатун была из дочерей владетелей Хасанкейфа. Еще при жизни мужа она взяла от улемов фетву 629 и соединилась узами брака с эмиром Саййиди Ахмадом Насир-аддини. Когда эмир Шараф прошествовал в райские сады, после него остался один малолетний сын по имени Шамсаддин, который еще не подходил для управления и власти. По этой причине бразды правления в Бидлисском вилайете перешли в достойную десницу эмира Саййиди Ахмада и Шахим-хатун.

После этого события племенная знать рузаки принялась бунтовать и своевольничать, каждый по своему усмотрению захватывал один из округов Бидлиса. Так, эмир Мухаммад Насираддини завладел Ахлатом, 'Абдаррахман-ага кавалиси — округами Чукур и Муш, и среди племен рузаки начались раздоры и препирательства. Каждый претендовал на власть и желал стать эмиром. Стихотворение:

Когда страна лишается правителя,
Каждый деревенский староста мнит себя вали.

Некоторое время дела вилайета обстояли таким образом, пока однажды эмир Шамсаддин не выехал из Бидлисской крепости на охоту. Некий 'Умар Йадгаран из аширата байики, нагрузив несколько ослов топливом, обычным путем направлялся из района Кефандур в город торговать. У моста Араб они встретились. 'Умар, пренебрегая вежливостью, не убрал с дороги 'Своих ослов и так их погнал, что задел поленом эмира Шамсаддина по колену. Тот сказал: “Эй, глупый осел! Что у тебя глаз нет /383/ присмотреть за своими ишаками, пока люди пройдут?” 'Умар, со своей стороны нарушая приличия, дерзко заявил в ответ: “У того глаз нет, кто не видит собственных недостатков”. Эмира Шамсаддина слова его привели в крайний гнев и ярость, и он уже готов был оскорбить и обидеть его, но по своему милосердию и [425] снисходительности предпочел сдержаться и дал ему пройти безнаказанно. Стихотворение:

Коль будешь ты терпелив, без сомнения,
Мало-помалу терпение принесет тебе счастье.

После того как гнев у него прошел, он подумал: “А вдруг дерзость этого неуча имела под собой какую-то почву?” Возвращаясь с охоты, он увидел 'Умар Йадгарана, который продал свои дрова и ехал домой. [Эмир] подозвал его к себе и сказал: “Эй ты, невежественный курд, эти сказанные тобою слова были нелепыми и пустыми, ты поступил невежливо”. Тот смиренно стал просить извинения: “О истинно благороднорожденный! О свет ясного ока! Раб [ваш] не допускал неучтивости, а единственно, желая вам счастья, из самых чистых побуждений произнес на курдский манер несколько слов. Коль желаешь ты слушать, то потребуй твоего покорного слугу к себе на беседу, и я подробно все доложу”. Эмир попросил его подробно пояснить эти слова. 'Умар без преувеличения и без утайки от начала до конца поведал ему, как; помнил, историю его родительницы и эмира Саййиди Ахмада Насираддини — как при жизни отца его она взяла от улемов фетву и вступила в брак с ним, и как они захватили власть. /384/ Эмир Шамсаддин одобрил благие его помыслы и спросил: “Как же можно поправить дело и вернуть утраченное?” 'Умар сказал: “Следует одного за другим привлечь к себе таких-то и таких-то подходящих юношей племени рузаки, обещаниями и угрозами склонить на свою сторону и обратить в своих единомышленников. А потом я скажу тебе, как поступать [дальше]”.

Эмир Шамсаддин последовал совету — ежедневно он призывал к себе одного-двух юношей [племени] рузаки и брал с них клятву верности. Мир Саййид Ахмад, узнав об этом, бежал, прибегнув к покровительству правителя [племени] бохти мир Абдала. Вскоре эмир Шамсаддин убил свою мать и поспешно направился в вилайет Бохтан в погоню за мир Саййид Ахмадом. Когда эмиру Абдалу стало известно о наступлении эмира Шамсаддина, он собрал свое, войско, подошел к [426] берегу реки Зальм 630, подготовился к битве и сражению и выступил навстречу эмиру Шамсаддину. Войска вот-вот должны были столкнуться, когда эмир Шамсаддин послал к эмиру Абдалу гонца и потребовал у него мир Саййид Ахмада. Эмир Абдал в ответ заявил: “Такое требование будет уместным, если вы передадите нам мир Хасана ширави, который перед этим убил одного из сыновей эмиров бохти, потом бежал и укрылся при вашем дворе. Мы же со своей стороны передадим вам мир Саййид Ахмада”.

Словом, после обмена гонцами и посланиями порешили на том, что вместо мир Хасана ширави эмир Шамсаддин в качестве заложников пошлет несколько человек из знати рузаки, /385/ а [эмир Абдал взамен] передаст мир Саййид Ахмада; потом эмир Шамсаддин отошлет к нему мир Хасана, а [эмир Абдал] возвратит ему представителей знати [рузаки]. B соответствии с этим эмир Шамсаддин отправил в качестве заложников за мир Саййид Ахмада нескольких смельчаков — отличных пловцов и мужественных воинов, и так с ними условился: “Вам нужно быть на берегу реки. Как только в нашем лагере послышится шум и начнется подготовка к ночной атаке, бросайте своих коней, оружие и снаряжение и голыми кидайтесь в воду. Вплавь перебирайтесь на другой берег и присоединяйтесь к нашему войску, ибо я никоим образом не склонен выдавать эмира Хасана племени бохти”.

Представители знати рузаки, следуя указанию, направились к эмиру Абдалу. Тот со своей стороны послал эмира Саййид Ахмада с просьбой взамен передать эмира Хасана — [тогда] меж ними наступит мир и согласие и [заложники] будут освобождены.

Когда владыка четвертого неба снял с головы золотой венец [свой], ночь облачилась в черные одеяния Аббасидов, а покинутый солнцем небесный свод раскрыл [свои] очи в ожидании хранителей мрака, эмир Шамсаддин мечом возмездия прервал нить жизни неблагодарного эмира Саййид Ахмада и послал храбрецов рузаки в ночную атаку к берегу реки Зальм. Дозорные войска бохти, приведенные в смятение их стремительным натиском, подняли крик. Между тем [427] представители знати рузаки, заметив происходящее, бросились в воду и, переплыв [реку], присоединились к своему войску.

На рассвете, когда властелин востока /386/ устремил ввысь лучезарные стяги, принуждая несметные полчища звезд, оставив берега моря заката, вернуться в четвертую небесную сферу, и направил свои высокие помыслы на то, чтобы рассеять ночную тьму, оба войска ступили ногою мужества на ристалище отваги, готовые ринуться в бой, и на берегу реки подготовились к сражению.

[Тогда] эмир Шамсаддин, пришпорив своего коня, выехал вперед и сказал: “О эмир Абдал! Я убил своего слугу, который допустил в отношении меня предательство и измену. Отныне к вам я не питаю ни вражды, ни неприязни. Если [все же] вы желаете споров и препирательств, то вот поле битвы и вот воины”. Когда эти слова дошли до слуха [людей] племени бохти, эмир Абдал тоже выступил вперед и сказал: “О эмир Шамсаддин! Великие отцы и деды ваши с давних времен почитались нашими дедами как старшие, всегда меж ними были раскрыты врата искренности и дружбы, и они следовали путем взаимяого согласия и любви.

Полустишие: “Упаси меня господь, коль предприму я дело”, противное старинному обычаю, отвергнутое и проклятое создателем и [его] творениями, которое покрыло бы [меня] позором в этом мире и в мире будущем. Сколь эмир Саййид Ахмад забыл о своем месте, вышел за рамки учтивости и получил по заслугам, ныне, уповая на благородство нрава и добродетель [вашу, мы надеемся], что, свернув ковер ссоры, вы заложите основание единения и дружбы [с нами]”.

Когда эмир Шамсаддин увидел, что эмир Абдал начал всячески извиняться, говорит учтиво и мирно, меж обеими сторонами установилась дружба и согласие, и он изволил вернуться обратно. С того дня был он назван /387/ мир Шамсаддин Душвар (“Непреклонный”). У него было пять сыновей: Султан Ахмад, Султан Махмуд, Зийа'аддин, эмир Шараф и эмир Ибрахим. Султан Ахмад, Султан Махмуд и Зийа'аддин в 835 (1431-32) году [428] умерли от чумы. Эмир Шараф также в назначенный [судьбою] срок в расцвете молодости и весны жизни покинул [этот] бренный мир. После смерти отца наследником стал эмир Ибрахим. Некоторое время он правил, а когда прошествовал в мир вечности, место отца заступил его законный наследник эмир Хаджжи Мухаммад. В 847 (1443-44) году он основал в центре города Бидлиса на берегу реки Рабат медресе и мечеть и через год закончил их строительство. В 865 (1460-61) году он был принят под сень господней милости. Похоронили его возле медресе. Памятью после него на страницах судьбы остались два достойных сына — Ибрахим и эмир Шамсаддин. Согласно завещанию отца эмир Ибрахим взялся за дела управления, и обстоятельства его жизни будут подробно описаны.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Об эмире Ибрахиме б. эмире Хаджжи Мухаммаде

Выше на скрижалях повествования было начертано красноречивым пером, что между Кара Йусуфом Кара-Койунлу и правителями Бидлиса неизменно сохранялись отцовско-сыновние отношения и близость. Когда Узун Хасан Ак-Койунлу убил сына Кара Йусуфа Джиханшаха 631 в силу давней вражды, что существует между двумя этими племенами, и полностью завладел вилайетами Диарбекира, Армении и Азербайджана, все свои помыслы и устремления он направил на искоренение рода Кара-Койунлу и истребление семей [их] друзей /388/ и близких.

Первым делом он поручил Сулайман-беку Бижая-оглы, который был из числа его великих эмиров, с неисчислимым войском завоевать вилайет Бидлиса и схватить местных правителей. Сулайман-бек с несметными полчищами пошел на Курдистан. Когда показалась Бидлисская крепость и войско туркмен разбило [свои] шатры, эмир Ибрахим б. Хаджжи Мухаммад, который был в то время правителем [Бидлиса], усилил оборону крепостных ворот и укреплений. Сулайман-бек вскоре приступил к осаде крепости и подготовил осадные орудия. [429]

Три года подряд стоял он у Бидлисской крепости. Каждый год, когда озаряющее мир солнце проходило точку осеннего равноденствия, а владыка небесной сферы, боясь холодов и стужи, прятал голову в беличью [шубу] облаков, когда лужайки лишались [своего] пестрого убранства, а розарии — цветистого украшения, деревья сбрасывали свои наряды из плодов и листьев, а цветники теряли недолговечные златотканые одеяния, Сулайман-бек, усмирив дива гнева уверенностью, что он своего добьется, направлялся к зимовищам Мардина и Бешири. И снова в начале весны, когда нежный ветерок [во время] цветения душистых трав и цветов обращал сады земной поверхности в предмет зависти райских садов, Бижан-оглы из глубин [своего] мрачного логова отправлялся в Бидлис на войну с храбрецами войска [курдского] и героями, подобными Рустаму. Для завоевания крепости приняты были все меры: цитадель была окружена со всех сторон и отовсюду на нее были направлены пушки и катапульты. [Летящие] сверху и снизу камни и стрелы /389/ выбивали мозг из голов героев и душу из тела богатырей. Стихотворение:

Подобно ресницам красавицы, сомкнулись два ряда сражающихся.
Один [ряд] — внизу, второй — наверху.

Когда падал сверху камень,
Как лев, рычал бык, на котором держится земля.

Стоило в небо взлететь одной стреле,
Как там вставала [целая] решетка [стрел].

Возгорясь злобою, небесный свод
Обратил в лассо сверкающее солнце, а луну в [его] петлю.

Уподобившись безжалостному времени, ружье
Нарушило мир и спокойствие.

Крепостные башни от крови героев
Приняли окраску тюльпана, подобно цветам граната.

Так как осада затянулась, голодом, недостатком провианта и многочисленными болезнями осажденные были доведены [430] до крайности. От чумы и эпидемий [холеры] погибло столько народу, что в живых при эмире Ибрахиме осталось не более семи человек. Тогда поэт Махмуд-оглы, панегирист Сулайман-бека, сочинил и послал Хасан-беку оду на турецком языке, включив в нее такое двустишие:

Великий государь! Этот курд из Бидлиса
Не покорится Сулайману.

Словом, когда дела для обеих сторон дошли до крайних лишений, болезней и голода, а страдания и муки достигли Предела, заговорили о мире как о благе. Тогда выступили посредники и порешили на том, что Сулайман-бек пощадит жизнь эмиру Ибрахиму, а тот со своей стороны, отказавшись от крепости и вилайета, передаст их [Сулайман-беку]. Обе [стороны] согласились на такие условия, о которых было доложено Хасан-беку. От него был доставлен перстень для скрепления договора, и мир был заключен.

Эмир Ибрахим оставил крепость /390/ и уехал в Тебриз на службу к Хасан-беку, а Сулайман-бек завладел крепостями и областью Бидлиса.

Рассказывают, что эмира Ибрахима послали в Азербайджан с двенадцатью семействами из аширата рузаки, в число которых входила и семья Шамс-и 'Акилан. По прибытии его в Тебриз Хасан-бек определил ему в городе Куме 632 содержание и отослал в Ирак. До конца дней своих Хасан-бек почитал своим долгом оказывать эмиру Ибрахиму должное покровительство. Когда жизнь его подошла к концу и он испил из рук кравчего судьбы напиток смерти, нити от [всех] дел царства попали в достойные руки его сына Йа'куб-бека, и [он] повелел убить эмира Ибрахима в наказание за непокорность племени рузаки и смуты в Бидлисском вилайете. Этот приказ был приведен в исполнение в городе Куме.

После него осталось три сына: Хасан 'Али, Хусайн 'Али и Шах Мухаммад от женщины, которую эмир Ибрахим взял в жены из кумской знати.

На протяжении двадцати девяти лет Бидлисский вилайет пребывал во владении Ак-Койунлу, и дела племени рузаки [431] пришли в расстройство. Что же до именитых людей [этого народа], то они разошлись по разным сторонам, а некоторые укрылись в уединенных местах... в отрыве... (В тексте пропуски.). Убрав ноги под полу терпения и покорности, они закрыли пред собою врата входа и выхода. [Самый] выдающийся из сторонников семьи Зийа'аддина 633 — Мухаммад-ага Калхуки, который служил опорою аширатам и племенам рузаки, был вынужден поступить на службу к туркменским эмирам Ак-Койунлу и проживал в Ираке. Большею частью /391/ он отправлялся в город Кум на службу к сыновьям своего благодетеля, в пределах возможного выполнял долг ревностного служения и искренней преданности, являя любовь и чистосердечную привязанность. Как человек, повидавший мир и сведущий, вкусивший от судьбы горячее и холодное, он иногда намекал на многочисленность сторонников и защитников племени рузаки, величие и древность их рода по сравнению со всеми родами (Букв, “очагами”.) и семьями высокодостойных эмиров Курдистана. Каждую минуту он с похвалой отзывался о мягкости бидлисского климата, усладе садов и лугов его. Час от часу завоевание крепостей и вилайета [Бидлиса] и изгнание врагов и супротивников представлялось ему все более легким, тюка с большою осторожностью он не высказал ту мысль вслух: “Если кто-нибудь из сыновей эмиров пожелает пойти в Курдистан, к моменту его прибытия в те пределы соберется [у него] столько сторонников и пособников из курдских аширатов и племен, что с помощью всевышнего Аллаха представится возможность без труда отвоевать крепости и вилайет. И наилучшим образом будет восстановлен древний род”.

Наконец, тайну эту он поверил их матери (В тексте “его матери”. Имеется в виду мать Хасана 'Али, Хусайна 'Али и Шах Мухаммеда.) и повел разговор в таком направлении: “Если бы одного из сыновей своих вы отправили в Курдистан вместе с вашим преданным слугою, он собрал бы вокруг [своего господина] ашират рузаки. Мы силою вырвали бы из-под власти туркменских [432] наместников Ак-Койунлу крепости и районы Бидлиса, и вновь восторжествовало бы правосудие. Все ашираты и племена, которые вот уже целую вечность скитаются от порога к порогу, возвратятся в свои исконные земли и наденут на себя ярмо послушания /392/ ему”.

Словом, своими подкрепленными решительными доводами речами он заставил госпожу задуматься и так усердствовал в этом направлении, что несчастная мать волей-неволей примирилась с отъездом сыновей и препоручила Мухаммад-аге Хасана 'Али и Хусайна ['Али]. [Мухаммад-ага] взял сыновей эмира и привез их в вилайет Хаккари, оставив на попечении надежных людей в аширате ассирийцев, который называют на языке того народа [племенем] корзинщиков. [Поручая их, он сказал]: “Это мои дети. Оберегая их, следует забыть о беспечности и нерадении”. Сам он направился в вилайет Бидлиса, чтобы известить приверженцев, доброжелателей и сторонников семьи Зийа'аддина о прибытии сыновей их благодетеля, потребовать у них помощи и содействия и приступить к завоеванию вилайета [Бидлиса].

Случилось так, что ассирийцы тем временем взбунтовались против своего правителя 'Иззаддин Шира и вступили в распри с ним, свернув с пути покорности и послушания, верной службы и повиновения и избрав путь мятежа. 'Иззаддин Шир, желая наказать их, двинул войска на непослушное племя. Те недостойные тоже приготовились к битве и сражению и показали чудеса храбрости и героизма. Стихотворение:

Когда не остается другого выхода,
Рука хватает рукоять острого меча.

Хасан 'Али и брат его, будучи среди ассирийского племени, погибли в том сражении. После того как Мухаммад-ага Калхуки радостною вестью о прибытии сыновей эмира привлек на свою сторону ашират рузаки и заручился его поддержкой, договорился о совместных действиях с великими эмирами. Курдистана, /393/ внезапно пришло известие о трагическом душераздирающем событии, о печальной участи, [433] [постигшей] сыновей эмира. Судьба отвернулась от него. От носа стариков и молодых того несчастного племени к изменчивым небесам поднялся дым горестного изумления, а крики и стенания достигали зенита небесной сферы. От фонтанов их глаз образовались потоки крови. В безысходном отчаянии катались они в прахе и крови, накинув на плечи черные покрывала и накрывшись траурными плащами, и вместо воротника раздирали одеяния своей души. Стихотворение:

Не осталось ока, которое бы не оплакивало кровавыми слезами этого несчастья.
Груди, которая бы не печалилась этому событию.

Действительно, на горизонте явлений не восходила ни одна звезда счастья, которая бы не закатилась, а на созерцаемой [нами] поверхности к небу не возносил вершины ни один дворец, который бы не пострадал от ударов бренности. Стихотворение:

В цветнике вселенной [еще] не вырастало дерево,
Которое бы пощадил удар секиры.

В этом разноцветном, как оперенье фазана, саду
Не останется ни цветка на лужайках, ни кипариса.

Словом, после этого события Мухаммад-ага погрузился в бездну смятения, и поединок с пучиной страданий стал уделом того несчастного. Ураган горя и волны скорби унесли якорь его терпения и покорности [судьбе], и корабль его смирения стал добычей крокодила небытия в водовороте бед и несчастий. Обезумев от предельной тоски, он спустил паруса мужества (В тексте *** “гибель”, по смыслу предложения более подходит чтение *** “храбрость”.) со словами: “Жаль те два бутона цветника власти, что выросли в розовом саду эмирата и увяли под знойным самумом смерти, так и не насладившись благоуханным дыханием ветерка управления; увы, погибли от пламени судьбы те два вольных кипариса, что раскинулись над [434] полноводною рекою царства, /394/ [погибли], так и не испив воды из истоков владычества”.

Одновременно с этим роковым событием один из друзей известил Мухаммад-агу, что брат эмира Ибрахима эмир Шамсаддин находится в округе Арух — в то время когда Сулайман-бек Бижан-оглы осадил эмира Ибрахима в Бидлисской крепости, он (Шамсаддин) каким-то образом бежал из Бидлисской крепости и укрылся в аширате бохти. Там он взял в жены дочь эмира Мухаммада Арухи, и от нее у него есть сын по имени Шараф-бек. И ныне отец и сын — оба находятся в аширате бохти.

Мухаммад-ага, услыхав такую весть, преисполнившись радости, отправился туда и удостоился счастья служения эмиру Шамсаддину. При встрече с ним, когда [Мухаммад-ага] увидел воочию на челе его деяний знаки величия, а на лбу его упований признаки проницательности, Мухаммад-аге пришлись по нраву похвальные его манеры и обращение. И поведал он свою исполненную скорби историю с самого начала до того момента, так что эмир Шамсаддин явил сострадание и сказал: “Каковы же теперь ваши цели и устремления?” Тот доложил: “Я умоляю вашу милость (В тексте — мулазиман “слуги”. В данном случае это форма, служащая для обозначения личности самого Шамсаддина.) протянуть руку решимости из рукава мужества, вставить ногу удачи в стремя неустрашимости и направиться на завоевание Бидлисского вилайета”. Шамсаддин удостоил его просьбу согласия, и они вместе отправились в Бидлисский вилайет.

Ко времени его прибытия в те пределы вокруг него собралось тысяча пятьсот пригодных к делу людей из аширата рузаки, и вскоре они приступили /395/ к осаде крепости. Управление Бар'гири, Арджишем и Адилджевазом тогда принадлежало туркменам племени мухаммад-шалуи. Узнав, что эмир Шамсаддин подошел к Бидлисской крепости, несметным полчищем они двинулись [на Шамсаддина], и эмир Шамсаддин выступил навстречу туркменскому войску. Встреча двух враждующих сторон произошла в районе Рахва. Обе [435] приложили большие старания и усилия, мужественные курды проявили чудеса доблести и геройства, но все оказалось бесполезным. Стихотворение:

Коль не даруют [тебе] счастья эти старые небеса,
Силой его на аркане не притянешь.

Под конец поражение потерпело войско [племени] рузаки. Прежде чем эмир Шамсаддин завладел вилайетом, ангел смерти стер его имя со страниц бытия. Не успел он сорвать и одной розы в цветнике власти, как студеный ветер судьбы разломил в его сердце колючку безнадежности. [Что же до] Мухаммад-аги, то с тысячей трудностей и лишений он выбрался из того опасного места и, отрешившись от жизни и [этого] мира, убрал голову в воротник, а ноги под подол со словами — стихотворение:

Что за судьба у меня, несчастного, о боже,
Что не исполняет она ни одного моего желания.

Когда спрятал он голову в карман ожидания и избрал угол затворничества, страстное желание величия покинуло его сердце. Он пребывал на коленях отчаяния, как неожиданно до его достойного слуха донесся небесный глас и божественное речение — стихотворение:

“Приди, о слабый разумом! К чему эта немощность?
Правило путешественников — быстрота и находчивость.

Зерно начинает прорастать под землей,
Но, сколь есть у него упорство, под конец оно поднимается над нею.

Именно энергии обязан янтарь неодолимой силой,
С которой он притягивает к себе солому /396/ без помощи рук.

Да что янтарь, что притяжение [к нему] соломы, —
Когда гору с пути сносит старание и упорство.

Вставай, шпорами решимости пусти вскачь коня устремления, ступай в Ирак и доставь в ашират рузаки эмира Шах. Мухаммада, сына эмира Ибрахима, что остался в Куме, — это дело касается его”.

Уповая на слово божье, которому чуждо подобие лжи и [436] лицемерия и которое преисполнено истинности и правдивости, Мухаммад-ага без промедления направился в Ирак. По прибытии туда рассказал он печальную историю Хасана и Хусайна, в точности напоминающую событие, имевшее место в Кербеле. Без прибавления и без утайки поведал он матери молодых людей о гибели эмира Шамсаддина, о просьбе к его светлости эмиру Шах Мухаммаду сделать одолжение и отправиться в Курдистан, где его ожидает ашират рузаки. Несчастная мать принялась стенать и плакать. Напрасно приносил он извинения и приводил всякого рода объяснения. Крайне возмущенная новой просьбой Мухаммад-аги, она обратилась к нему со словами, исполненными неприязни. Тот продолжал упорствовать и настаивать, утешая ее мягкими речами. Он говорил: “[Люди] аширата рузаки в мольбе припали челом к земле, воздели руки к небесам и просят милостивого и щедрого владыку [нашего] — да возвеличится его слава и да распространятся на всех его благодеяния! — обмыть их воспаленные очи пылью, [подымаемой] свитой эмира Шал Мухаммада”.

Несчастная мать была вынуждена поручить свое родное возлюбленное детище Мухаммад-аге и отправить в Курдистан. По другой версии, эмира Мухаммада без согласия матери обманом увезли и доставили в Бидлис. Но несомненно, что в /397/ 900 (1494-95) году эмир Шах Мухаммад удостоил Бидлис чести [своего] августейшего прибытия. Под его знаменем собрался многочисленный отряд, и [все] забили в барабаны радости и веселья. Все [люди] аширата рузаки принесли благодарения и хвалу господу богу — да славится имя его! — и раздали бедным и нуждающимся милостыни.

Тотчас промеж себя они бросили игральную кость совета по поводу завоевания Бидлисской крепости и вилайета, следуя святому стиху: “Советуйся с ними о делах...” (Коран, сура 3, стих 153.). Мнения сошлись на том, что, поскольку в результате нескольких известных походов на Бидлисскую крепость эмир Шамсаддии и [представители] знати рузаки погибли, ныне в соответствии [437] с нуждами времени следует найти нескольких храбрецов (Букв. “Лазающие по [крепостным] стенам”.) и в час вечернего намаза, когда небеса облачатся в траурные одеяния, а кровожадный Марс, желая завоевать лазурную твердыню, закинет лассо на стенной зубец небесной цитадели, храбрецы взберутся наверх и прикрепят к зубцам крепости веревки желаний — иным путем завоевание невозможно.

Когда помыслы предвечного преисполняются благорасположением к кому-нибудь, что бы тот ни задумал, все сбывается, ибо “когда Аллах пожелал что-либо, он нашел и пути свершения”. И вот, следуя такому решению, для осуществления этого важного дела нашли несколько человек из аширата байики и мудаки и доставили [их] к эмиру Шах Мухаммеду, порадовав его [своими] твердыми обещаниями. Те люди обязались, закинув на зубец крепостной стены аркан [своего] устремления, ступить ногою намерения на желанную высоту либо отдать дорогую душу хранителям бедствий и скорби, а тело свое — бешеным собакам и воронам на съедение.

Когда порешили на том, началась /398/ подготовка [осадных] орудий и снаряжения, лестниц и веревок. Случилось так, что в услужении при эмире Шах Мухаммаде был Абу Бакр-ага байики — человек опытный и сведущий в делах, честный и добродетельный, способный заглянуть в будущее и постигнуть прошлое. Он сказал [эмиру]: “Пока Бидлис находился под властью туркмен, [ваш] покорный слуга занимался приготовлением лестниц в надежде, что наступит день, когда явится наследник власти и я смогу оказать ему услугу. И ныне я располагаю нужным вам количеством деревянных и веревочных лестниц. Я их положил в хумы 634 и закопал в землю в ожидании подобного дня. Милостью Аллаха обстоятельства примут оборот, отвечающий упованиям рабов [его]. Стихотворение:

Благодарение богу — все, что я просил у него,
Исполнилось в соответствии с моим желанием”. [438]

Абу Бакр без промедления доставил лестницы. Преданность и единодушие, верность и добрая служба его пришлись по нраву эмиру Шах Мухаммаду, и он за эту услугу пожаловал ему во владение селение Хазунагин, относящееся к Тадвану, и деревню Иксур.

Словом, в темную ночь, когда солнце и луна сбились с пути, а небеса ничего не различали, несмотря на тысячи очей [своих], подобно утреннему ветерку, храбрецы поднялись наверх со стороны Черной башни, что находится в северной части крепости. Концы веревочных лестниц они привязали к двери пустовавшего дома и спустились вниз. Стихотворение:

Поднял голову Дракон-аркан,
Чтобы ужалить небесного Льва,

Ухватились витязи за щиты,
И со всех сторон распахнули врата битвы,

Отовсюду поднимались люди
/399/ И вместо лестниц подставляли спины и плечи.

И так преисполненные отваги герои и неустрашимые храбрецы, отрешившись от жизни и [этого] мира и ухватившись руками за прочные веревки, — и “не отчаивайтесь в утешении божьем!” (Коран, сура 12, стих 87.) — взобрались наверх и в то время, когда часовые и стража почивали на ложе беззаботности и спокойствия, напали на них. Некоторых пребывающих в состоянии сна сбросили они с самой большой высоты в глубины бездны, других позапирали в домах и со всею поспешностью устремились к дому правителя крепости. Они вытащили его оттуда, а потом одного за другим вывели на улицу со связанными руками и с веревкою на шее слуг и людей его и воздали им должное за свершенные ими деяния. Жен и детей их они изгнали из крепости и вилайета и очистили цветник [своей] родины от терниев чужеземцев и сад исконных земель [своих] от колючих зарослей насилия. Эмира Шах Мухаммада по обычаю славных и великих отцов и дедов его утвердили на престоле [439] наследственного владения. Тот со своей стороны расстелил ковер правосудия и благорасположения и раскрыл пред старцем и юношей врата милостей и щедрот [своих]. Но время власти его, подобно расцвету юности, оказалось быстротечным, а дни его правления миновали, напоминая недолговечное цветение розы. Три года полностью пребывал он на троне правителя и [потом] отправился в потусторонний мир.

И поистине был он юношей, наделенным непреклонностью и смелостью и прославившимся неустрашимостью и великодушием. В 903 (1497-98) году он был принят под сень божественной милости, и похоронили его на Гёк-Мейдане по соседству с пресветлой гробницей эмира Шамсаддина /400/ Вали — да пребудет над ним милосердие и всепрощение [господне]! После него на страницах судьбы остался малолетний сын по имени эмир Ибрахим.

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

О том, как власть в Бидлисе была потеряна здешними правителями

[Часть] состоит из четырех подразделов

ПОДРАЗДЕЛ ПЕРВЫЙ

Об эмире Ибрахиме и его ссоре с эмиром Шарафом — [да будет] над ним милость [божья]!

Когда лучами живительной благосклонности всевышнего
Озаряются помыслы какого-нибудь государя,

Любое дело будет ему по плечу
И превзойдет он всех мудрецов,

Благодаря совершенному разуму и истинной рассудительности
[Всегда] ему будет сопутствовать победа и торжество,

Враг его лишится рассудка и разумения,
Пред очами его скроется [навеки] лик благополучия, [440]

Падет он в битве и состязании
С апогея могущества в темницу беспомощности.

Наряжающая юную невесту [этого] цветника и сваха совершенств этого сада украшают девственницу [нашего] повествования и [передаваемой нами] старинной истории [рассказом о том], что, когда эмир Ибрахим после смерти отца в юном возрасте взялся за дела власти, ведение важных дел правления перешло в достойную десницу 'Абдаррахман-аги кавалиси и племенной знати того аширата. Своим наместником в Мушской области с одобрения знати [племени] рузаки он поставил эмира Шарафаддина, которого привез из Аруха, [принадлежавшего] к владениям [аширата] бохти во время правления эмира Шах Мухаммада. Когда таким образом прошло некоторое время, к эмиру Шарафу наперекор 'Абдаррахман-аге и племени кавалиси прибыл на службу Шайх Амир билбаси со своим аширатом.

В конце концов, из-за подстрекательства завистников и наущений зложелателей, путь любви и дружбы /401/ между двоюродными братьями закончился враждой и злобой. Эмир Ибрахим и 'Абдаррахман-ага задумали залучить Шарафа из Муша в Бидлис и лишить зоркие очи его света зрения. Про этот план узнал Саййиди-ага Хазинадар кавалиси, известный [под именем] Саййид Хазинадар. Со всею поспешностью направился он к эмиру Шарафу и сообщил ему о коварном и злодейском замысле эмира Ибрахима.

Эмир Ибрахим написал и отправил в Муш к эмиру Шара фу с одним из доверенных слуг своих послание, преисполненное любви и благосклонности (Букв. “согласия”): “[Меня], ничтожного, охватило желание радостного свидания с вами. Надеемся, что вы приедете на несколько дней в Бидлис, проведете время в удовольствиях и развлечениях, пирах и беседах, а печали и горести, что с течением времени находят доступ к [нашим] сердцам, развеются благодаря вашему уважаемому обществу”. Эмир Шараф, будучи уведомленным об [их] намерении, не поспешил с отъездом и испросил извинения. Когда [441] переписка крайне затянулась и заверения в любви с обеих сторон сменились взаимными призывами, упреками и бранью, эмир Ибрахим созвал войска и вместе с несколькими эмирами Курдистана пошел на эмира Шарафа [войною] — спор предстояло [теперь] решить острому мечу.

Эмир Шараф также собрал под своими знаменами сторонников, а именно: Суар-бека пазуки, который в то время был наставником эмира Шарафа, Шайх Амира билбаси вместе с его единомышленниками, Саййиди 'Али-агу Партафи, Саййид Хазинадара и его брата Джалал-агу, Шайхи-агу Джилки и многих других, укрепил Мушскую крепость /402/ и приготовился к войне и сражению. Обе армии, как [две] горы, встали одна против другой. Стихотворение:

В стальных кольчугах с индийскими мечами в руках —
[Это были] два моря из железа, кишащих крокодилами,

Всюду окрашенные в цвет розы пояса героев —
Каждый из них искупал [свой] пояс в чьей-нибудь крови.

Барабан начал отбивать мелодию смерти,
Смерть провозгласили звуки свирели,

Стрела вылетела из лука за добычей,
Везде (Букв, “во всех углах”.) поднялось смятение,

Удесятерив (Букв, “увеличив в сто раз”.) свои силы и мужество, воины
Сцепились друг с другом, подобно львам и леопардам.

Поскольку люди эмира Ибрахима составляли многочисленную рать, а сторонники эмира Шарафа — небольшой отряд, в первый день ветерок победы и успеха всколыхнул шелк знамен эмира Ибрахима, однако большинство знатных и именитых [племени] рузаки было на стороне эмира Шарафа. Тайно они посылали в крепость послания с изъявлениями искренности [своих] намерений и чистоты помыслов.

Сын Суар-бека пазуки Чулак-Халид вопреки воле отца служил при эмире Ибрахиме. Однажды его дядя Шайх Амир [442] билбаси вместе с его отцом Суар-беком отправили ему послание: “Мы оба заодно с эмиром Шарафом, и большинство знати рузаки тоже на его стороне. Какой смысл тебе оставаться при эмире Ибрахиме и стараться ради его пользы? Твой сыновний долг оставить службу при эмире Ибрахиме, дабы с покорностью и смирением предстать пред эмиром Шарафом, возложив на плечи попону послушания “ вдев в уши кольцо повиновения ему”. Халид-бек последовал этому совету и отправил к отцу и дяде человека [с сообщением]: “Завтра войска эмира Ибрахима начнут штурм крепости. Вы откройте крепостные ворота, дабы я /403/ смог пройти внутрь вместе с войском и своими сторонниками”.

На другой день, когда повелитель светил с покоряющим мир мечом появился над этой лазурной твердыней, поднял своя победоносные знамена и сиянием рассекающих гранит лучей разогнал и рассеял несметные полчища звезд, эмир Ибрахим с алкающими крови витязями, которые поражали своими кинжалами [без промаха], отправился на завоевание крепости и цитадели. Во время схватки Халид-бек, как договорились, оставил эмира Ибрахима и присоединился к войску эмира Шарафа. Безмерный страх и ужас овладели сердцем эмира Ибрахима после этого события, он прекратил осаду и военные действия и возвратился в Бидлис. Эмир Шараф со своими друзьями и единомышленниками последовал за ним в погоню и осадил Бидлисскую крепость.

Изо дня в день знать рузаки отряд за отрядом покидала эмира Ибрахима и переходила на сторону [эмира Шарафа] (Букв, “и являли усердие в служении ему”.). Из минуты в минуту на челе обстоятельств и чаяний осажденных стали появляться знаки слабости и бессилия, беспомощности и падения, пока эмир Ибрахим и 'Абдаррахман-ага не прибегли к посредничеству миротворцев. Являя смирение и кротость, те заявили, что “поскольку этот вилайет согласно завещанию принадлежит [обоим] двоюродным братьям, то Бидлис, который является местом восхода [звезды] счастья этого рода и колыбелью могущества [его], вместе с Ахлатом [443] пусть принадлежит эмиру Шарафу; Муш и Хнус же останутся у эмира Ибрахима. Пусть они на правах соучастников управляют наследственным вилайетом. Посягать же на жизнь друг друга ради преходящего величия и власти на пару дней несовместимо со здравым смыслом и разумением”.

/404/ Эмир Шараф и его приверженцы приняли эту лисью уловку за великую удачу и согласились со словами примирителей. Порешили на том, что эмир Ибрахим подготовит пир и празднество, проведет эмира Шарафа как гостя в крепость, союз и согласие между двоюродными братьями будут скреплены прочными и нерушимыми [узами]. И до конца дней своих каждый удовольствуется своей долей и “а владения другого не посягнет.

Эмир Ибрахим вскоре закончил приготовления к празднеству, послал за эмиром Шарафом, и эмир Шараф с группою преданных людей вошел внутрь Бидлисской крепости. Двоюродные братья заключили друг друга в объятия с выражениями радости и удовольствия по поводу счастливого свидания и расстелили ковер пиршества и увеселения.

Были там среброногие кравчие с сияющим челом в разноцветных одеяниях и “чернозеничные, велеокие, подобные хранимым жемчужинам” (Коран, сура 56, стих 22.) в золотистых одеяниях. И убедились воочию [тогда] в истинности [этих слов]: “Будут обносить круговою чашею с влагой прозрачной, — сладостью для пьющих” (Коран, сура 37, стих 44—45.).

Сладкозвучные нежноголосые певцы и музыканты, чарующие и ласкающие душу [своими] напевами, начали петь и играть по обычаю курдов и арабов, в манере персов и донесли до небесного кольца Сатурна голоса радости и веселия. Стихотворение:

Появилось на пиру вино цвета тюльпана,
Согнулся вдвое чанг в знак повиновения.

Расселись на том пиршестве рядами
Чтецы газелей, сказители и музыканты. [444]

Чтецы газелей не только обладали прекрасным голосом, —
Одним лукавым взглядом они похищали сто сердец.

Разукрасились для служения красавицы,
Из каждого уголка показалось искушение.

Когда на том веселом пиршестве /405/ стан желания каждого жаждущего украсился нарядом из всякого рода намерений и устремлений и на ложе мечтаний и чаяний великих и малых к груди жениха любой надежды припала невеста свершения, сыновья эмиров повелели знатным [племени] рузаки — каждому удалиться со своей возлюбленной и оставить веселое пиршество ради ложа отдохновения. Сам [эмир Ибрахим] остался с несколькими рабынями во внутренних покоях. В это время в помещение вошел Шайх Амир билбаси с группой мятежников и стащил эмира Ибрахима с трона со словами — стихотворение:

“Нельзя обманом занять место великих
Иначе, чем имея налицо [все] атрибуты величия”.

[Потом] он взял за руку эмира Шарафа, возвел на трон а произнес такие слова — стихотворение:

“Было вполне уместным это воцарение,
Дабы каждый [отныне] занимал свое место”.

Секретари дивана [владыки, к которому обращены эти слова]: “Ты даешь царство кому хочешь” (Коран, сура 3, стих 25.) — составили на имя того счастливого грамоту на правление, и слуги дворца [властителя, о котором говорится]: “И отъемлешь царство у кого хочешь” (Коран, сура 3, стих 25.) — свернули ковер величия того обездоленного. Вершители возмездия отяготили ему руки и ноги тяжелыми цепями и оковами и заточили в глубокой яме. Стихотворение:

Лишь ему (богу) подобает гордость и высокомерие,
Ибо природа его вечна, а власть беспредельна, [445]

Одному возлагает он на голову корону благоденствия,
Другого низвергает с престола во прах.

Еще не дошло дело до применения меча и копья, а 'Абдаррахман-ага кавалиси и группа других приверженцев эмира Ибрахима, что держались вместе, подобно кольцу Плеяд, рассеялись и рассыпались, как [звезды] Большой и Малой Медведиц. И целых семь лет [эмир Ибрахим] оставался в заточении.

Когда же в Курдистане распространился слух о заключении в тюрьму /406/ эмира Шарафа — ниже будет дано подробное описание начала и конца его обстоятельств, когда лучи [нашего] внимания будут устремлены на освещение восхода могущества и падения стяга мощи его, — эмир Ибрахим стараниями аширата рузаки вышел из заточения и взялся за дела власти. Сокровища и богатства эмира Шарафа пустил он на ветер расхищения и грабежа и вознамерился убить его сына эмира Шамсаддина, которому в то время было два года,— матерью его была дочь 'Али-бека Сасуни.

'Имад-ага Байики забрал мать и сына из рук эмира Ибрахима. “Эмир Шараф, — схитрил он, — несправедливо убил моего дядю Зайнаддин-агу, нарушая священный закон. Теперь согласно шариату передайте его мне, дабы я с ним покончил. Возложив [ответственность за] его деяние на его малолетнего наследника (Букв, “возложив его дело в руки его малолетнего наследника”.), мы отомстим в соответствии с [уложениями] священного закона”. С помощью этой хитрости и уловки он вырвал Шамсаддина из когтей эмира Ибрахима и увез вместе с матерью и приближенными в крепость Кефандур и проявил надлежащее старание в их оберегании.

Короче говоря, когда эмира Шарафа заточили в Тебризскую тюрьму, по повелению шаха Исма'ила Сафави завоевание Бидлисского вилаейта было поручено Чапан-султану устаджлу. Он осадил [Бидлисскую] крепость и в продолжение двух лет вел войну с эмиром Ибрахимом. В конце концов, будучи не в состоянии оказывать кызылбашам сопротивление, [446] [эмир Ибрахим] распрощался с властью (Букв, “прикрепил к концу покрывала невесты царства три развода”.) и отправился в Сиирт. Там он перевез [свои] бренные пожитки в мир вечности. После него остался сын по имени Султан Мурад, который появился на свет от одной юной невольницы во время заточения [эмира Ибрахима].

Когда /407/ на престоле правителя утвердился эмир Шараф, Султан Мурад поспешил к нему на службу. Эмир Шараф его схватил и заточил в тюрьму. Так он и провел всю жизнь в Бидлисской крепости и, наконец, в назначенный судьбою срок распростился с [этим] бренным миром. После бегства эмира Ибрахима ашират рузаки [еще] шесть месяцев держал крепость. Отчаявшись [дождаться] возвращения эмира Шарафа, в 913 (1507-08) году они были вынуждены передать крепость и вилайет Чапан-султану. Тот поручил наблюдение за Бидлисской крепостью Курд-беку шарафлу-устаджлу и вернулся в Тебриз.

ПОДРАЗДЕЛ ВТОРОЙ

Как на власть в Бидлисе вместо эмира Ибрахима утвердился эмир Шараф

Пред лучезарным чудодейственным гением и отмеченной истинностью возвышенною мыслью обладателей мудрости и разумения предстает очевидным, подобно блеску ясной утренней зари, что, когда любой обладатель счастья с чистыми помыслами и открытой душой обратит чело ко дворцу создателя — покровителя несчастных, непременно, как говорится: “Бог ведет, кого хочет, на прямой путь” (Коран, сура 2, стих 209.) — под сиянием лучей божественного благорасположения древо его устремлений распространит тень над цветником преуспеяния, и бутон его упований начнет распускаться на желанном лугу под ветерком возвышения. Когда же любой великий, поддавшись обольщению величиною своей силы и великолепия, не вденет [447] главу покорности в ярмо повиновения, за короткое время холодный ветер бедствий унесет благоухание его величия, а [райские] сады его державы обратятся в бесплодную пустыню. Стихотворение:

Голову, что вознеслась благодаря тебе,
Не снесет ничей удар,

Не возвысит ничья поддержка того,
Кого ниспроверг гнев твой.

/408/ Нога ли слона или крыло муравья —
Каждому ты даруешь слабость и силу.

Сердце одного благодаря тебе возгорается радостью, словно светильник,
На сердце другого ты выжигаешь клеймо страдания.

Целью такого рассказа и описания этих обстоятельств является изложение счастливой истории эмира Шарафа, как он малолетним сиротой остался среди аширата бохти в Арухе. Как выясняется из блеска светил старинных преданий и капель из источника плавноречивых сказаний, эмир Шах Мухаммад привез его оттуда и занялся его воспитанием. И когда упомянутый эмир скрыл лик свой под покровом мрака, [эмир Шараф] несколько дней управлял некоторыми областями Бидлиса в качестве наместника эмира Ибрахима. Потом благодаря помощи и содействию аширата рузаки он стал правителем Бидлиса.

Немного времени спустя, пока он правил, шах Исма'ил направился на завоевание Мараша. Здешний правитель 'Ала'аддаула зулкадр выставил перед ним свои войска и был разбит.

После поражения племени зулкадр 635 [шах Исма'ил] повернул поводья устремления в сторону Диарбекира. Здешний наместник Амир-бек Мусилу, который приходится отцом матери автора [этих] строк, встретил его с покорностью и смирением и преподнес прекрасные подарки и ценные [448] приношения. В их числе был самородок рубина, по форме напоминающий баранью почку. Из казнохранилищ древних царей попал он в сокровищницу государей династии Баяндуридов, а от них достался [Амир-беку]. И пока не раскололась от землетрясения в эпоху аббасидских халифов гора Хотталан 636, на протяжении долгого времени, когда лоно гор кровью сердца вскармливало этот рубин, глаза менял и очи ювелиров [той] эпохи /409/ не созерцали из всех разновидностей рубина [камня] такой величины, ярких красок и красоты.

Представ пред государем, [Амир-бек] привлек к себе его милостивое внимание и был назван Амир-ханом. Ему была пожалована должность хранителя печати и воспитателя шахского сына и [доверено] управление Гератом и Хорасаном. Основание мощи и величия его достигло апогея незыблемости. Управление и владение вилайетом Диарбекира было передано сыну Мирза-бека Мухаммад-хану устаджлу.

Часть [племени] зулкадр, что укрылась в крепости Харпут, упорствовала в неповиновении. Шах Исма'ил захватил ту крепость и за неделю силою подчинил ее. Оттуда он повернул поводья устремления в сторону Ахлата. Когда войска [его] расположились лагерем близ Ахлата, эмир Шараф удостоился служения государю. Он занялся подготовкой к пиршеству и увеселению. [По этому случаю] были сооружены расписанные красками шатры, которым небеса служили основанием, и палатки из шелка, притянутые веревками к лазурному своду. Они скучились, подобно облакам [в месяце] нисане, веревки [одних] переплетались с веревками [других], — [все это] напоминало шкатулку, полную драгоценных камней, и созвездие со множеством светил. Среброногие кравчие с хрустальными плечами и сияющими ликами, рабыни в златотканых одеждах и с плавною поступью величаво взяли в руки [бокалы] с чистым вином, подобным воде из вечного источника, и призвали к веселию и винопитию. Прекрасноголосые певцы и сладкозвучные музыканты высокими и низкими голосами завели мелодию 'ушшаг и стенаниями арф и лир похищали разум и рассудок из голов великих и малых. Стихотворение: [449]

Со всех сторон появились хмельные кравчие,
[Сами] подобные побегу розы и с розовоцветным бокалом в руке,

Все, облаченные в златотканые одежды, походили на солнце,
Все вносили в сердце смуту, /410/ а в ум беспокойство.

Чтецы газелей сахарными голосами
Сыпали из уст газели на арабском языке.

Розоподобные красавицы похищали сердца
Томиными турецкими напевами,

Подобные локонам периликих, [струны] чанга
Безостановочно исполняли мелодию 'ушшаг.

Распорядители стола приготовили и принесли разнообразные яства в количестве, которое не в состоянии вместить и воображение. После церемоний гостеприимства и угощения [эмир Шараф] подарил [шаху Исма'илу] конюшню быстроногих коней, стадо овец и целый караван верблюдов и мулов. Он привлек к себе благосклонное внимание государя и, став объектом бесценных монарших щедрот, был отмечен дорогими почетными халатами и грамотою на управление Бидлисом.

Когда шах Исма'ил остановился на зиму в Хое, эмир Шараф во второй раз ради лобызания шахского порога отправился в Хой вместе с эмирами и правителями Курдистана — правителем Хасанкейфа маликом Халилом, наместником Джезире Шах 'Али-беком Бухти, эмиром Давудом Хизани, 'Али-беком Сасуни и другими эмирами — всего одиннадцать человек.

Удостоившись чести целования [высочайшего] порога, вначале получили они всевозможные милости и щедроты. [Но] под конец, когда правитель Диарбекира Мухаммад-хан стал предметом многочисленных насмешек и оскорблений со стороны курдских эмиров, [обстоятельства изменились]. В этой связи рассказывают, что, когда Мухаммад-хан, направляясь в Диарбекир, остановился в селении Панишин, относящемся к Бидлису, Шайх Амир билбаси поехал повидаться с ним как доверенное лицо эмира Шарафа. Вставая, он дважды стукнул [450] [своей] булавой о землю у самого ковра [Мухаммад-хана] и грубо сказал ему: “Эй, Мухаммад-бек! Горе тебе и воинам

[твоим], если, проходя через Бидлисский вилайет, покусятся /411/ они хоть на одного козленка, [принадлежащего] аширату рузаки, и силой заберут его”. Шах Кули-султан устаджлу-чаушлу, который позднее стал правителем Герата, поведал автору этих строк то же самое: “Отец мой служил при Мухаммад- хане и сопровождал его, когда тот следовал в Диарбекир. В дороге, особенно через Бидлисский вилайет, недостаток провизии привел к тому, что каждый продал своего коня и оружие, обменяв их на съестное. Отец мой отдал своего коня в ущелье Кефандур за четыре пшенных хлеба. Они не осмеливались без денег взять у здешних крестьян даже ман 637 ячменя или один-единственный хлеб”. Со стороны курдских эмиров было допущено много других такого рода неподобающих действий, перечисление которых послужило бы причиною многословия.

Словом, когда все курдские эмиры направились к государеву порогу, Хан Мухаммад из Диарбекира заявил: “Коль выйдет непререкаемое, как судьба, повеление заточить в тюрьму эмиров Курдистана, [сей] раб обязуется по малейшему знаку государя подчинить большинство городов Курдистана, при завоевании которых аркан покорения султанов с давних времен и [поныне] бессилен”. Когда о его заявлении доложили шаху, он, следуя совету того невоздержного кафира (“Неверного”.), заключил в оковы и кандалы всех [курдских] эмиров, находящихся при дворе, за исключением эмира Шах Мухаммада ширави и 'Али-бека Сасуни. Каждого из курдских эмиров он поручил одному из эмиров кызылбашских. Эмира Шарафа он передал Амир-хану Мусилу. [Во главе] бесчисленных, как дождевые капли, войск [шах Исма'ил] поставил Чапан-султана на завоевание Бидлисского вилайета, Див-султану румлу поручил покорение вилайета Хаккари и начальнику курчиев

Йаган-беку такалу — захват области Джезире. /412/ Про арест эмиров и освобождение некоторых из них с помощью Аллаха будет рассказано на своем месте. [451]

Словом, по прошествии некоторого времени после заточения эмиров внезапно из Хорасана пришло известие; что Шайбак-хан 638 узбек с несметным полчищем перешел воды Аму-Дарьи и имеет намерение завоевать область Хорасана. Услыхав такое известие, шах Исма'ил раскаялся, что арестовал эмиров Курдистана, и, освободив некоторых из заточения, спросил их: “Кто ваш глава и руководитель?” Все как один ответили: “Эмир Шараф и малик Халил”.

Этих двоих оставили в неволе, а остальных выпустили [Затем] их под конвоем направили в Хорасан. [В это время] Йар-Мухаммад-ага Калхуки, равного которому по великодушию и доброте, по мнению автора этих строк, не сыщется среди аширата рузаки, да и во всем Курдистане, следует вместе с шахским войском в Ирак таким образом, что никто не представляет [истинного] положения его дел. Каждые несколько дней он, захватив с собою фруктов и еды, отправляется в палатку к туркменам и расспрашивает о положении эмира Шарафа. С ним он договаривается о побеге, пока шахское войско не останавливается лагерем в местечке Чали-Гули, относящемся к вилайету Раз. Мухаммад-ага воспользовался случаем и приготовил возле лагеря несколько оседланных коней. Мухаммада амир-ахура Партафи, который в одеянии каландаров прислуживал эмиру Шарафу, он усыпил в ночной одежде [эмира Шарафа], а того вывел из шатра, который служил ему тюрьмой, посадил на коня /413/ и в сопровождении нескольких находчивых молодцов отправил в Курдистан.

На следующий день пополудни туркмены узнают о случившемся и, восхищенные дерзостью и отвагой Мухаммада амир-ахура, не беспокоят его.

Мухаммад-ага и эмир Шараф вначале приезжают в вилайет Хаккари и останавливаются в селении, где укрылся Шайх Амир билбаси, покинув родину во время смут, поднятых кызылбашами. Он занялся разведением проса. Когда [Шайх Амир] с лопатою в руках орошал просо, к краю просового поля на конях подъехали Мухаммад-ага и Дарвиш Махмуд Каладжири. Те подзывают его и объявляют радостную весть о прибытии эмира Шарафа. [Шайх Амир] не в силах [452] поверить этому. “Зачем вы говорите неправду?” — говорит он. “Всевышний господь, — отвечают те, — явил милосердие и представил удобный случай. Мы освободили его из оков [заточения] и привезли [сюда]”.

[Шайх Амир билбаси] тотчас пал ниц, дабы возблагодарить [господа], и, бросив лопату для орошения, [которую он держал] в руках, кинулся лобызать стопы [своего] истинного благодетеля. Прахом с ног его прояснил он очи, ибо, как у Йа'куба в обители страданий. разлуки, ночи его побелели от печали” (Коран, сура 12, стих 84). Из истоков очей пролил он несколько капель в честь его славного прибытия, возблагодарив и восславив господа, — стихотворение:

“Хвала Аллаху, что счастье [вновь] улыбнулось мне,
Рок перестал терзать мою душу,

Над моей ночью взошла утренняя заря успеха,
Кончились горести и страдания, [не покидавшие меня] ни днем, ни ночью”.

Пробыв там сутки, утром, когда, владыка четвертого неба с предельным блеском и великолепием (Букв, “с тысячью красот и великолепий”.) /414/ поднял голову из-за горных вершин, они пустились в путь и прибыли в ашират асбаирд 639. Эмир Шараф Асбаирди удостоился чести их встречать, и на несколько дней они остановились там, чтобы передохнуть. Шайх Амир с незначительным числом [своих] людей направился в Бидлисский вилайет, дабы, заручившись помощью и поддержкой аширата рузани, к прибытию эмира Шарафа привлечь на свою сторону определенную группу. К моменту приезда его в те районы вокруг него собралось много народу, и приступили [они] к завоеванию крепости

Когда Курд-бек шарафлу, который на правах наместника шаха Исма'ила являл твердость и старание в охране Бидлиса, Адилджеваза и Арджиша, узнал о прибытии Шайх Амира и о том, что тот с двумя тысячами человек осадил крепость, он вместе с кызылбашскими эмирами, что находились в [453] Баргири и Арджише, неожиданно напал на Шайх Амира. Шайх Амир также построил перед ним свои ряды с войсками, имевшимися у него в наличии. Ветерок победы и торжества чуть было не подул [в сторону] победоносного войска [племени] рузаки, как вдруг Мухаммад-бек пазуки, [ступив] на путь хитрости и коварства, обманул его [такого рода] словами (Букв, “просьбой”, “мольбой”.): “Я оставил кызылбашских эмиров и иду на помощь Шайх Амиру, к чему меня обязывает родство [с ним]”. И когда к [этим] коловратным небесам поднялись языки пламени сражения, дорогой через Искандар-булаги прибыл [Мухаммад-бек во главе], около пятисот человек [племени] пазуки. [Свой] обоюдоострый меч он обнажил в тылу у племени рузаки, разбросав и рассеяв, подобно [звездам] Большой и Малой Медведиц, их ряды, [вначале] сплоченные, как ожерелье Плеяд. Звезда счастья; Курд-бека вознеслась, подобно Сатурну, /415/ и он погнал своего быстроногого с [плавною] поступью луны на войско [племени] рузаки. Шайх Амир остался тверд и непреклонен, как [земная] ось, не обратил лица с поля битвы в долину бегства, пока вместе со своим сыном не испил напиток славной кончины мучеников. Кызылбаши, назвавшие его Кара Йазидом (“Черным езидом”.), тело его и его сына предали огню на Гёк-Мейдане. После этого события дело эмира Шарафа получило отсрочку на несколько дней, лик предмета его желаний остался за завесою безнадежности и не показывался [оттуда], лишенный покровительства живописца [этой] мастерской, [о котором сказано]: “... и образы дает вам красивые” (Коран, сура 40, стих 66.).

Комментарии

623 Османский султан Байазид I по прозванию Илдырым (1389—1402).

624 Речь идет, очевидно, о мамлюкском султане династии Бурджи Насираддине Фарадже (1399—1405, 1406—1412).

625 Султан Ахмад, правитель Ирака из династии Джелаиридов (правил с перерывами с 1382 по 1410 г.).

626 Шамб-и Газан или Шам — предместье Тебриза, где находится мавзолей Газан-хана.

627 Грамота приводится на основе перевода ее И. П. Петрушевским (см. Петрушевский, Очерки, стр. 151—153).

628 Имеется в виду Матла' ас-са'адайн ва маджма' ал-бахрайн 'Абдарраззака Самарканди.

629 Религиозное решение муфтия, в данном случае разрешение вступить в новый брак.

630 3альм — река в районе Шахризура (Чириков, стр. 439).

631 Джихан-шах Музаффараддин, третий государь династии Кара-Койунлу. Убит в 1467 г. при возвращении из похода на Диарбекир (EI, t. I, p. 1025).

632 Кум — город к югу от Тегерана.

633 Имеется в виду род правителей Бидлиса.

634 Хум — большой глиняный кувшин.

635 Туркменское племя зулкадр первоначально кочевало в южной Армении и в районе Диарбекира. Вошло в состав первых семи кызылбашских племен (Петрушевский, Очерки, стр. 90).

636 Название горы в Бадахшаяе (Афганистан) (Rozhbeyant, p. 426, л. 3).

637 Мая — мера веса сыпучих тел.

638 Шайбак-хан Шайбани узбек, брат правителя Бухары 'Убайд-хана. предпринял поход на Хорасан в 1507-08 г. (Hasan-i-Rumlu, vol. II, p. 43).

639 В начале XX в. к югу от оз. Ван кочевало курдское племя спирти, насчитывавшее 70 семейств (Sykes, p. 562).

Текст воспроизведен по изданию: Шараф-хан ибн Шамсаддин Бидлиси. Шараф-наме. Т. 1. М. Наука. 1967

Еще больше интересных материалов на нашем телеграм-канале ⏳Вперед в прошлое | Документы и факты⏳

<<-Вернуться назад

Главная страница  | Обратная связь
COPYRIGHT © 2008-2024  All Rights Reserved.