|
|  |
|
|
» СОКОЛОВ Д. Ф. - ПОЕЗДКА В ГОРОД ДЖЕДДУ
|
|
|
Кроме свободного населения, в Джедде открыто процветает рабство. Арабы даже средней зажиточности имеют по 2 — 3 невольника. Рабовладельцы посылают рабов на заработки в качестве носильщиков, перевозчиков, рыболовов и проч. Многие вдовы заработком их содержат себя и детей. — Где вы покупаете рабов? — спрашивал я одного купца-араба. — В полутора или двух часах езды на осле от города есть несколько приморских бедуинских деревень, жители которых занимаются продажей невольников. Кроме того, можно приобрести раба и в Мекке, где около Бейтуллы (Каабы) находится невольнический рынок. — Откуда привозят рабов? — Из Африки. Почти против Джедды, на африканском берегу вблизи Суакима, много деревень, куда из центра Африки привозят негров, сомалийцев, абиссинцев. Из Суакима на больших лодках везут их к нам. — Сколько же вы платите за человека? — Молодой раб, хороший работник, стоит 100 — 150 рублей, молодая девушка-рабыня 150 — 200 рублей. Мальчика можно купить за 60 рублей. — Не убегают они от вас? — Куда же они могут скрыться? На пароход их не примут, за город, в степь — схватят бедуины, которые или снова продадут, или к себе возьмут. Да у нас обращаются с ними хорошо, закон нам не позволяет их обижать. — Вступают ли рабы в брак между собой? — Редко, да и то в пожилом возрасте. Молодые девушки идут большей частью в наложницы к хозяевам. Дети остаются рабами у владельца. Один из наших паломников так описывал продажу невольников в Мекке: “Около Бейтуллы, в трех отдельных помещениях, открытых для публики с улицы, продаются рабы и рабыни. Для женщин устроены высокие скамейки, а мужчины сидят на корточках около стен. Рабыни, числом до 70-ти, с платочками на головах, были одеты в костюмы, более или менее терпимые для глаз. Черных женщин мало, сидели преимущественно темно-коричневые, в возрасте от 20 — 40 лет, и одна девочка 9-ти лет. Всего больше черных рабов; я насчитал их до 35-ти, между ними семилетний мальчик. Покупатели могли осматривать у невольниц только открытые части тела: лицо, шею, руки, ноги до колен; если кто желал более подробно осмотреть, то поручал доверенной женщине, которая и производила осмотр в закрытом помещении. Цена на мужчин в это время стояла от 150 до 200 рублей, на женщин от 150 до 300”. Полный текст |
|
|
|
|
|
|
» СЕЛИМ III ЖИГАНДАРИ
|
|
|
Ни один Султан не казался таким пылким, таким беспокойным, таким воинственным, как Селим III, когда вступил на престол Турецкий. Тогда было ему 28 лет, ибо он родился 24 Декабря 1761 года. Не льзя статься, чтобы в таких молодых летах погас в нем огненной характер; надобно думать, что пылкость сия была не иное что, как хитрое притворство; ибо вельможи и народ в Константинополе тогда ревностно желали продолжения войны. Внезапную кончину Абдул-Гамида приписывали его миролюбию.
Вельможи скрытно, а народ явно радовались, дождавшись наконец такого бодрого Монарха, которого все поступки обнаруживали склонность продолжать войну. Когда ему донесли о состоянии Империи и об опасностях ей угрожающих, тем более что Франция и Испания легко могли тогда взять сторону России и Австрия, Селим выслушав со вниманием сказал: нет нужды; я хочу воевать! Сии слова произнесены грозно, как и все повеления. В первую ночь своего царствования Селим утвердился на престоле, и приобрел себе любовь народную. Загорелся дом подле арсенала. Селим, по обыкновению прежних Султанов, захотел ехать к пожару, и приказаниями своими содействовать прекращению пламени. Ему представляли, что ни один Султан не показывается народу до тех пор, пока не совершится обряд препоясания. Селим отвечал грозным взглядом, и приказал в тужь минуту подавать лошадей. Собравшийся народ, которому для ободрения брошены были деньги, провожал обратно Селима с радостными восклицаниями до ворот сераля. Никто не отважился предпринять что-либо против нового Султана за нарушение прежнего обычая; другому это не прошло бы даром. Обряд препоясания до того времени обыкновенно совершался при громе музыки и веселых плясках. Селим вместо плясок приказал быть военному игрищу, приличному тогдашним обстоятельствам.
Чем менее Селиму благоприятствовало счастие, тем он был тверже, непоколебимее. Когда в 1791 году Императрица-Мать или Султанша Валида, впрочем весьма уважаемая Селимом, вопреки просьбам его не вмешиваться в дела государственные, неотступно просила заключить мир с Россиею, Султан так разгневался, что велел запереть миролюбивую мать свою в старом серале, где обыкновенно живут супруги прежних Султанов. Не смотря на то, еще в том же году заключен мир с Екатериною II, скоро после примирения Порты с Австриею. В Августе месяце подписаны предварительные статьи в С. Петербурге; 29 Декабря заключен окончательный договор в Яссах.
Полный текст |
|
|
|
|
|
|
» МАЙНОТЫ
|
|
|
В Английском Журнале, the monthly repertory of english litterature etc. находится следующее любопытное известие о Майнотах, народе новой Греции: Майноты населяют ту часть Мореи, которая образует мыс Мотапан, и называют себя потомками древних Спартанцев. Юноши их, достойные отрасли великих предков, один перед другим стараются отличиться проворным воровством: с отменным искусством похищают они у соседей своих плоды, хлеб и прочие жизненные припасы, и хвалятся сею промышленностию, как некоторым достоинством. Телесное наказание здесь не в обычае; похитителя принуждают заплатить седмеричную цену кражи, но смертию никогда не наказывают. "Все сокровища света, говорят Майноты, не стоют жизни одного человека." Действительно и краденое никогда не бывает великой цены - обыкновенно плоды или растения. Здесь самое сильнейшее средство, удержать от воровства, состоит в том, что Священник лишает вора Святого Причастия. Майнот никогда не употребляет при воровствах своих обмана или насилия - это обесчестило бы его на всю жизнь. Малейший обман лишает здесь навсегда доброго имени. Привыкнув с молодых лет к воздержанию и бескорыстию, молодой Майнот не имеет никакого понятия о приобретении денег; только в уважении своих сограждан и добродетели, единственных сокровищах свободных людей, поставляет он все свое достоинство. Полный текст |
|
|
|
|
|
|
» АНТУАН ФРАНСУА АНДРЕОССИ - ПУТЕШЕСТВИЕ. О КОНСТАНТИНОПОЛЕ, НАСТОЯЩЕМ СОСТОЯНИИ ОТТОМАНСКОГО ГОСУДАРСТВА И НЫНЕ ЦАРСТВУЮЩЕМ СУЛТАНЕ
|
|
|
В Турции всякой чиновник правительства есть безмолвный раб власти верховной; на нем лежит все бремя деспотизма, и его в первого раза можно узнать по той беспокойной заботливости, которая обнаруживается в его движениях. Стoит только посмотреть внимательно на человека сего звания, и вы в нем не ошибетесь: голова его неподвижна; опытный глаз его беспрестанно действует и все замечает; на лице его невидно совершенно никакого выражения внутреннего чувства; он говорит, но всегда тихо и в полголоса. Мучительный страх заставляет его всякую минуту быть на страже; смотря на его поступки, можно подумать, что око и ухо Государя следуют за ним повсюду. Класс граждан независимых оказывает сим людям совершенное презрение; особливо женский пол поступает с ними без всякой пощады. Мало таких земель, где бы женщины даже перед самим Государем говорили так свободно, как в Константинополе. Сею вольностию, кажется, пользуются они в замену того удаления от общества и пренебрежения, которые достаются им в удел общий. Не смотря однакож, что в Турции женщины обязаны проводить жизнь свою во внутренности Гарема (Всем известное слово, которым означается жилище жен Турецких; собственно же слово сие значит священное место, куда никто не может иметь доступа. Соч.), и что по видимому не пользуются никаким уважением, они умеют в заключении сем столь же хорошо, как и во всяком другом месте, употреблять в свою пользу ту власть, которая дана их полу от Природы. В Турции, как и везде, где только честолюбие находит пути к сердцу женщин, влияние сих последних на дела общественные бывает часто полезным для Монарха и его подданных, и на оборот причиняет иногда страшные бедствия государству. Турецкие жены суть большею частию покупные невольницы. Если многоженство вредит народонаселению, что еще не совсем доказано; то по крайней мере оно способствует сохранению здоровья и красоты телесной, которые в противном случае от браков, основанных на корысти или договорах, приметно повреждаются. Впрочем многоженство бывает иногда причиною значительных беспокойств, особенно внутри сераля. Жены Султанские называются Кадины (Кадина есть то же что госпожа или замужняя женщина (dame). В серали этим именем называют жен Султана в отличие от его наложниц. Кадины суть действительные супруги его, ибо рожденные от них дети предназначаются быть наследниками престола. Но для возведения их в сие достоинство вероятно не бывает ни законного акта, ни празднества. Впрочем они, подобно супругам других отличных чиновников, суть не что иное, как прекрасные невольницы, купленные за деньги, или полученные в подарок. Во время моровой язвы в Константинополе, с 1812 по 1814 год, Рейс-Ефенди (Министр иностранных дел) лишился одной из своих жен, к которой был весьма привязан. Я посылал по сему случаю изъявить ему мое соболезнование. Да, сказал он, я весьма жалею об ее смерти; она стоила мне пять тысяч пиастров. Они предназначаются для размножения царского рода; но не будучи соединены с властелином своим никакими торжественными узами брака, они не могут именоваться Султаншами. Почетное титло сие делается обыкновенно принадлежностию той из них, которой сын вступает на Престол; в таком случае называют ее уже Валида-Султан, т. е. матерью Султана, и переводят из старого сераля во Дворец Императорский. Тогда, находясь близко своего сына, часто она имеет на него и на все правительство опасное влияние. Султан, оставивший по себе малолетных детей от многих жен, открывает обширное поле для крамол и распрей, которые не редко бывают причиною великих неустройств в Империи. Посему нет страны, где бы малолетство и регентство были столь страшны, как в Константинополе. Полный текст |
|
|
|
|
|
|
» АЛФЕРОВ Н. А. - ДВА ПИСЬМА РУССКОГО ПУТЕШЕСТВЕННИКА
|
|
|
Не имея денег и не заставши в Корфу Министра Италинского, я не нашел иного средства избавиться от голода и потери понапрасну времени, как ехать в Мальту. Я утешал себя наперед лестною надеждою на благосклонность ко мне и на глубокое просвещение в Науках Министра Италинского, предполагая, что естьли он не пожелает снабдить меня на счет моих покровителей небольшою суммою денег, дабы я мог отправиться для продолжения моих упражнений к знаменитым остаткам древнего Агригента, то по крайней мере, по любви своей к Наукам, и особенно для ободрения и покровительства тех, которые в них упражняются, не откажет дать мне у себя кусок хлеба, позволит мне воспользоваться обширною Мальтийскою библиотекою и обращением со сведущими людьми, пока не переменятся политические обстоятельства; или наконец доставит мне случай возвратиться в мое Отечество, естьли уже ничто не будет благоприятствовать моему предприятию. - Но тщетны были все мои ожидания! Получив от него нерешительный ответ, принужден я был относиться к его Секретарю, который несколько времени обольщал меня одними лестными обещаниями: сначала обнадежил отправлением в Сицилию, и наконец вдруг, без всякого приготовления, ночью, прислал мне от имени Министра приказ немедленно возвратиться с отправляющимся тогда судном в Корфу, лишив меня таким образом последнего с ним свидания и без всякой о мне рекомендации, кроме словесного поручения Капитану судна: попросить Министра при Ионической Республике, Графа Мочениго, отправить меня в Россию.
Обремененный грустию и отчаянием, возвратился я назад в Корфу, и желая узнать решение моей участи, явился к Графу Мочениго: натурально, что такое странное мое возвращение не могло подать ему выгодных о мне мыслей; со всем тем, он тронулся моею участию и обещал мне покровительствовать, хотя неоднократно изъявлял свое удивление, свидетельствуясь обширным письмом Министра, в котором не было сказано обо мне ни слова. Секретарь его, гордый Италианец, старался потом всеми образами уверить меня, что Министр на покровительство путешественников, в подобных моим обстоятельствах, никакого предписания от Двора не имеет; что отправить меня в Россию на казенный счет, или с казенным каким-нибудь препоручением, не можно; словом, не трудно было приметить, что этот случай, не смотря на доброе сердце Графа, по застенчивости моей, не мог быть благоприятнее Мальтийского.
Полный текст |
|
|
|
|
|
|
» О СУПРУЖЕСТВЕ АРАБОВ И О ДОМАШНЕЙ ИХ ЖИЗНИ
|
|
|
Правда, что многоженство позволено Могаммеданам; но Арабы редко пользуются правом иметь четырех законных жен и содержать еще невольниц. Одни только богатые сластолюбцы имеют многих жен; но и ето непохваляется. "Умные люди почитают даже ето право более тягостным, нежели приятным. Муж обязан по закону содержать жен своих сообразно с их состоянием и совершенно одинаково, - обязанность весьма тягостная для большей части Музульман, и роскошь разорительная для Арабов, обыкновенно не весьма достаточных! Развод, о котором мысль столь ненавистна для женского пола в Европе, не так употребителен на Востоке, как воображают. Без самых сильных причин Арабы никогда не пользуются правом бросать жену, потому что сей поступок считается постыдным в глазах тех людей, которые заботятся о добром своем имени; жены имеют впрочем также право требовать развода, если мужья с ними худо поступают. Редко Араб с посредственным состоянием имеет у себя больше одной жены; и даже самые знатные довольствуются очень часто одною только во всю жизнь свою. Богатые люди, будучи в состоянии содержать столько жен, сколько им угодно, признавались мне, что они были счастливы только с одною, начав жить со многими. Арабские жены наслаждаются большою свободою и часто имеют большую силу в доме; они остаются госпожами своего приданого, берут его назад в случае развода и располагают доходом с имения своего во время замужества. От сего обычая происходить то, что муж, не так достаточный, взявши за себя богатую девушку, зависит совершенно от своей жены, и не смеет ее оставить. Несправедливо говорят некоторые путешественники, будто Могаммеданские жены суть невольницы и составляют такую собственность мужа, что переходят во власть его наследников. Они смешивают купленных невольниц со свободными женами, которые могут располагать собою на Востоке так же, как и жены в Европе. Полый текст |
|
|
|
|
|
|
» БЛАВАТСКАЯ Е. П. (РАДДА-БАЙ) - ЗАГАДОЧНЫЕ ПЛЕМЕНА - ТРИ МЕСЯЦА НА «ГОЛУБЫХ ГОРАХ» МАДРАСА
|
|
|
Когда, лет двадцать позднее времени нашего рассказа, стали производить раскопки, то в каждой гробнице было найдено большое количество железной, бронзовой и глиняной утвари, необычайной формы фигуры и металлические, грубого изделия украшения. Ни фигуры, — по-видимому, идолы, — ни украшения, ни утварь ничем не напоминают подобных им предметов, употребляемых в других частях Индии и другими народами. Особенно глиняные изделия замечательны своим видом: словно первообразы гадов (описанные Берозом), что ползали в хаосе при сотворении мира. Касательно самих гробниц, кем и когда они были сооружены, какой из людских пород они послужили последним убежищем на земле, также ничего нельзя ни сказать, ни даже предположить, ибо всякая гипотеза разбивается тем или иным затруднением. Что означают эти странные геометрические фигуры, каменные, костяные и глиняные, эти додекаэдры, треугольники, пяти-, шести- и восьмиугольники самой правильной формы, эти, наконец, глиняные фигурки с бараньими и ослиными головами на птичьих телах? Гробницы, то есть окружающая могилу стена, всегда овальной формы, от двух до трех аршин высоты и сложена из крупных неотесаных и безо всякого цемента камней. Стена всегда обрамляет глубокую, иногда в пять и шесть ярдов глубины, могилу, покрытую довольно правильным сводом и выложенную иногда, как склеп, гладкими камнями, хотя склепы и трудно различить, до такой степени они завалились от древности землей и каменьями. Форма гробниц, хотя и схожая своим внешним видом с такими же древними могилами в других частях света, мало сама по себе проливает света на их происхождение. Такие памятники находятся в Бретани и других частях Франции, в Валлисе и в Англии, как и в горах Кавказа. Конечно, у английских ученых и тут дело не обошлось без вездесущих скифов и парфян. Только схороненные в них археологические останки уж совсем не скифские; да и скелетов в них еще не находилось до сей поры, как и чего-либо похожего на оружие. Надписей также нет никаких, хотя и были вырыты каменные доски, по углам которых выцарапано нечто похожее на иероглифы, вроде тех, что находятся на обелисках Паланки и других мексиканских развалин. Полный текст |
|
|
|
|
|
|
» МИНАЕВ И. П. - ЛЬВИНЫЙ ОСТРОВ
|
|
|
Я вышел на берег одним из первых, переехав с парохода в просторной лодке плута мавра. В узенькую, двойную лодку сингалезцев, хотя описанную уже классическими авторами, я не хотел садиться; со мною был багаж, да к тому же лодка не внушала к себе доверия. Я сторговался с мавром за две рупии (4 шил.); но, когда мы пристали в берегу, я увидал, что не отделаюсь двумя рупии. По словам мавра, каждый джентльмен прибавляет что-либо на гребцов; a гребцов было четверо. Поспешив отделаться от гребцов и мавра, я прошел простою галереей в таможню, где моего чемодана и не раскрывали даже. В отеле (Oriental Hotel), куда я отправился затем, мне отвели просторную комнату во втором этаже, с окнами, выходящими на море. Галле — полуевропейский город, и представляет мало примечательного. Но для новичка на Востоке и здесь найдется кое-что любопытное. Как только приходит пароход и пассажиры соберутся в отеле, кто в ожидании парохода, отправляющегося в Европу, либо в Китай, или Австралию, кто посидеть только несколько часов на суше и затем плыть дальше, в Мадрас, Калькутту, словом, как только на просторной, крытой террасе отеля завидятся приезжие, чутьем почуют это местные торгаши и набегут со всех сторон, каждый с своим товаром. Опять мавры с драгоценными каменьями, или часто со стеклом и медью вместо перла и золота. Мне рассказывали анекдот об одном местном высокопоставленном лице. Особа, пользующаяся большою популярностью между туземным населением, и особенно между буддийским духовенством, имеет некоторую слабость к драгоценным камням и считает себя знатоком. Случилось раз особе ехать на пароходе из Галле в Коломбо. На том же пароходе ехал один из местных жителей, изукрашенный перстнями, запонками, и т. п. различными драгоценностями. Особенно выдавался один перстень, бросавшийся прямо в глаза любителю драгоценных каменьев. Владелец перстня снял его и обязательно предложил осмотреть; зная, что особа считает себя и считается знатоком драгоценных каменьев, он при этом лукаво попросил оценить камень. — Я заплатил за камень меньшей величины сто фунтов — отвечал знаток;— ваш больше и, конечно, стоит дороже. — Ваше высовопр-ство ошибается — отвечал владелец перстня,—я заплатил за него всего рупию (2 шил.); когда же по проезде в Лондон показал камень знакомому ювелиру, он сказал мне, что я передал шиллинг. Но большинству приезжих и проезжих этот случай, конечно, неизвестен, и мавры бойко торгуют на террасе. Правда, приходится слышать, как, вместо трех фунтов, покупщик предлагает три рупии. Мавр саркастически улыбается, отходит на время, возвращается сызнова, и называя себя N firut, т.-е. я лучший, первый ювелир, предлагает вновь поторговаться. За маврами идут другие национальности; сингалезцы с палками из различных местных дерев, с фигурами слонов из слоновой кости; персы из Бомбея с произведениями Кашемира.
Полный текст |
|
|
|
|
|
|
|
|
