ЧУДЕСА СВ. ДИМИТРИЯ СОЛУНСКОГО

СОБРАНИЕ I

[Чудо 12] О возгорании, случившемся в кивории ¹

(102) Вся область, как обычно, отмечала в октябре месяце двадцать шестого дня праздник победоносца и градолюбца мученика Димитрия ². В то время как все духовно радовались, ибо Господь исполнил молитву рабов своих и удостоил их прославлять мученика и глубоком мире, и варварский голос тогда вообще нигде не был слышен, на второй день праздника среди ночи ³ внезапно, по произволению мученика (конец дела побуждает меня говорить так), занялся огнем его святой серебряный киворий, о котором мы упоминали выше ⁴. (103) Так как [весть об этом] быстро разнеслась по всему городу, собралась вся молодежь, более от возраста, но и по здоровью своему легко отказывающаяся от сна. Когда их стало столько, что они заполнили пресвятой храм ⁵ (серебро, расплавленное огнем, как вода, хотя было все на полу, подобно реке, но множество амфор окружало его), благодаря им и Божиим промыслом была побеждена и опасность пожара...

(Огонь быстро дошел до кровли храма, но вскоре его удалось потушить.) [99]

(105) После этого толпа народа не расходилась, но оставалась внутри, а те, кто их прогонял и приказывал расходиться по причине позднего часа, не могли убедить толпу. Страх охватил некоторых служителей пресвятого храма, что некоторые, которых не узнать из-за множества народа и из-за того, что была ночь, примутся грабить не только серебро, расплавленное огнем, но и все, развешенное для украшения [в честь] праздника. (106) И один достойный упоминания человек, служивший в почетном войске так называемого дакийского скриния преславных эпархов Иллирика ⁶, решил, что нет [иного] способа легко и под удобным предлогом изгнать толпу из храма, чем выставить в качестве предлога внезапное нападение варваров ⁷. И когда мученик направил его сердце к этому, он начал кричать: «Горожане, варвары неожиданно появились у стен, все выходите с оружием за отечество!» Так он кричал, притворяясь, будто бы это на самом деле было, только для того, чтобы вывести толпу из храма затворить двери, чтобы спокойно собрать расплавленное серебро, а произошло же это по промыслу преславного мученика, чтобы город ночью не подвергся опасности по неведению.

(107) Весь народ, услышав этот неожиданный крик, побежал по домам и, вооружившись, поднялся на стены ⁸. Затем они увидели на равнине у святого храма христоносной мученицы Матроны ⁹ варварское войско, не слишком большое — ибо, по нашему мнению, оно насчитывало до пяти тысяч, — но очень сильное, так как целиком состояло из отборных и опытных воинов. Они не напали бы так внезапно на столь большой город, если бы силой и смелостью не превосходили воевавших когда-либо против них ¹⁰. (108) Когда город возопил со стен, воочию увидев неприятеля, — ибо наконец наступило утро и занялся день — многие спустились и, открыв ворота, вступили снаружи в схватку (ибо Христос и мученик укрепили их) с теми, кто уже достиг в зверином безумии святого храма трех святых мучениц — Хионии, Ирины и Агапии ¹¹, который, как вы знаете, стоял на кратчайшем расстоянии от стен города. И почти весь день они сокрушали друг друга, а войско мученика и преследовало и отступало с большей опасностью, ибо противник составлял, как уже было сказано, избранный цвет всего народа славян ¹². Когда наконец стало явным заступничество мученика, варвары были изгнаны [101] в тот же день из этих мест, отступив в меньшем числе, чем напали ¹³. Вот так закончилось случившееся тогда внезапное звериное нападение.

(В это время оставшиеся в храме убирали расплавленное серебро.)

(110) Когда они закрыли двери и принялись собирать серебро и очищать [испорченное] огнем, поднялся страшный и далеко слышимый крик фаланги варваров и войска горожан, вступивших в рукопашную схватку ¹⁴...

(112) Так как вместе со служителями храма и присутствовавшая молодежь с истинным усердием помогала очищать обгоревшее и выносить обугленное, они отчетливо услышали звук боя и узнали некоторые привычные уху значения варварских кличей ¹⁵. Этот же [человек], увидев, что они опять смущены, сказал: «Что, глупые, стоите, пренебрегая делом? Я же сказал вам, чтобы вы заботились о храме и совсем не думали о войне. Как уже было сказано, я пустил этот слух, притворившись нарочно, дабы освободить помещение от толпы. Теперь, как слуги мученика, спокойно позаботьтесь о том, нас под рукой». (113) Когда же они, ободренные такими словами, начали опять собирать, чистить, переносить [вещи] в храме и смывать грязь водой, пришли некие, возвестив, что по милости Христа, Бога нашего, изгнаны враги, дерзнувшие совершить набег до самых ворот. Одно лишь поборничество мученика и определило все в битве: сначала оно собрало в его храм жителей города, вызвав пожар (ибо иначе они не встали бы поспешно с постели, если бы не подняло их вместе с испугом попечение о храме); затем оно, собрав их словно в боевой порядок и подготовив, исполнив мужества, устроило необычным образом, чтобы от крика одного человека они устремились за ворота, с рассвета до сих пор они вступали в бой два, три и более раз; сделало слуг его победителями ради его памяти, которую мы отмечаем ныне ¹⁶...

(Присутствовавшие в храме восславили Бога и мученика.) [103]

Об осаде города

(116) Настало наконец время перейти к главнейшему из чудес равного и градолюбивого мученика, то есть к тому, которое ярко просияло в величайшей из войн, бывших когда-либо за Фессалонику, и которое неожиданно спасло нас от той опасной и неизбежной осады, а можно сказать, и воскресило из мертвых ¹⁷...

(117) Говорят, что тогдашний вождь аваров ¹⁸ решил отправить послов по какому-то делу к блаженной памяти Маврикию ¹⁹, обладавшему тогда скипетром власти над ромеями. Но так как он не достиг желаемого, то воспылал неудержимым гневом, и, поскольку ничего не мог сделать тому, кто не прислушался к нему, он выдумал средство, с помощью которого полагал причинить [Маврикию] наибольшие горе.

И это воистину так. Рассудив, что богохранимая митрополия ²⁰ фессалоникийцев превосходит все города Фракии и весь Иллирик ²¹ разнообразными богатствами, людьми благообразными, разумными, христианнейшими, он понял, коротко сказать, что упомянутая митрополия покоится в сердце василевса, так как сияет со всех сторон достоинствами, и что если она каким-то образом неожиданно пострадает, то увенчанный властью ромейской будет опечален не меньше, чем от гибели детей [своих]. [Вождь аваров] призвал к себе все звериное племя славян — ибо весь народ был тогда ему подчинен ²² — и, смешав их с некоторыми варварами других племен ²³, приказал всем выступить против богохранимой Фессалоники. (118) Это было, возлюбленные, самое большое войско, какое можно видеть в наши времена. Одни считали, что их больше ста тысяч вооруженных людей, другие — немногим меньше, третьи — многим больше: поскольку [105] из-за неисчислимости [их] постичь истину было нельзя, мнения видевших разделились ²⁴. Нам казалось, что это новое войско Ксеркса или эфиопов и ливийцев, которое некогда вооружилось против иудеев. И мы слышали, что иссякали реки и источники, у которых они только разбивали лагерь, и всю землю, по которой проходили, они оставили, согласно пророку, степью опустошенной ²⁵. И такому-то полчищу было приказано преодолеть путь с такой быстротой, что мы узнали об их прибытии едва за один день.

(119) О них стало известно в воскресенье 22 сентября ²⁶. Поскольку горожане имели сомнения, прибудут ли [варвары] сюда через четыре дня или позже, они оставались весьма беспечными, в охране [города], а те бесшумно подошли к стенам города в ту самую ночь, за рассвете второго дня недели ²⁷. И сразу же преславный мученик Димитрий явил первое [свое] заступничество: на них нашло помрачение этой ночью и [они] задержались довольно долго у крепости победоносной мученицы Матроны ²⁸, посчитав, что это и есть город. Когда же наконец занялся рассвет, они узнали, что город находится поблизости, и устремились в едином порыве к нему, как лев, алчущий добычи и рыкающий ²⁹. Затем, поставив к стене лестницы, которые они принесли, приготовив заранее, воины отважились по ним подняться.

(120) Тогда-то и произошло известное и великое чудо мученика. Уже не духовное заступничество, но зримую очам помощь явил он: на стене в одеянии тяжеловооруженного воина ударил между двух зубцов [стены] копьем первого, кто поднимался по лестнице и уже перекинул правую ногу на стену. Он сбросил [его] наружу мертвым. Когда тот катился по лестнице, он увлек за собой вниз тех, кто был за ним; сам он упал на землю мертвым, оставив капли крови между зубцами, так что было ясно, куда поднимался и откуда упал. (121) Что это был подвиг мученика, ясно из того, что никто до сих пор не осмелился восстать против истины и из любви к славе не стремился притвориться и приписать себе доблесть убийства дерзкого варвара, хотя правившие тогда в городе усиленно разыскивали и намеревались наградить того, кто убил варвара. Да не усомнится никто, что один [только] мученик совершил этот подвиг: во-первых, потому, что все находившиеся там варвары, которых было великое множество, охваченное вдруг безмерным страхом, отступили далеко от стены; во-вторых, потому, что никого из мужей города не было на стене в эту ночь, кроме очень немногих, но и они довольно быстро спустились [107] на рассвете и отдыхали дома, так как полагали, как уже было сказано, что войско варваров явится через несколько дней. Да и то, что в городе великое волнение охватило всех разом, так что все без исключения воины поднялись на стены, — кто усомнился бы, что это действие божественной силы и покровительства святых?

(122) Когда же наконец наступил день, эти звери плотно окружили кольцом всю стену, так что, как говорится, нельзя было ни птице вылететь из ворот или влететь извне в город. Тогда их несчетное полчище было ясно видно. Ибо от восточного угла стены, что у моря, до западного конца стены у моря ³⁰, подобно смертоносному венцу, они окружили город, и не было видно места на земле, которое не попирал бы варвар, но вместо земли, травы или деревьев можно было видеть головы врагов, стоявших тесно друг за другом и грозивших назавтра неизбежной смертью. (123) Удивительно, что в тот же день они не только окружили стену, как песок морской, но и очень многие из них захватили крепостцы вокруг города, и проастии ³¹, и поля, опустошая все и пожирая все и обдирая, оставшееся же попирая ногами, подобно страшному и ужасному зверю Даниила ³². Им не надо было тогда возводить вокруг города частокол или насыпь: частоколом у них было сплетение друг с другом сомкнутых щитов, через которые не проскочить, насыпью — масса тел, напоминавшая плотную сеть. (124)...Один лишь вид варварской фаланги вызвал в городе несказанный страх, ибо никогда так близко [горожане] не видели осаждающих врагов, и многим был незнаком даже вид их, кроме тех, кто был зачислен в воинские отряды, и тех, кто привык как-либо выступать против них с оружием далеко от города ³³... (125) Все считали невозможным спасти город, поскольку людям тогда видна была вся безнадежность этого. Во-первых, из-за того, что ужасная чума владела [городом] тогда до июля месяца ³⁴, а после перерыва примерно в пятьдесят дней, которого он был удостоен по Божиему человеколюбию, как раз 22 сентября, как сказано, случилось ниспосланное Богом нападение этих варваров, так что жители города были застигнуты и в малом числе, и убитые горем по недавно погребенным. (126) Во-вторых же, число осаждавших было подобно песку: если кто-либо представил бы себе не только всех македонцев, но и фессалийцев и ахейцев собранными тогда вместе в [109] Фессалонике, то не получилось бы и ничтожнейшей части тех, кто окружил город снаружи ³⁵.

(127) В-третьих, более всего сделало нас беспомощными то, что в городе тогда оставалась только совсем небольшая и, пожалуй, бесполезная часть уцелевшего от чумы населения и воинов. Многие сказались словно заключены вне [стен] в проастиях и на полях, будучи не в состоянии проникнуть в город, поскольку было время сбора винограда, а враги быстро и неожиданно окружили плотно стену. Конечно, скорее спаслись те, кто убежал за пределы [города], чем решившие бежать в город. (128) Большинство же избранных юношей, как из войска, так и служившие в великом претории ³⁶, вместе с державшим тогда в своих руках власть эпарха ³⁷, отправились в страну Эллинскую ³⁸ по государственным делам ³⁹. (129) Главные же из тех, кто остался, кто обладал богатством, умом и рабами, гордился военным опытом, был первым в скриниях эпархов Иллирика, отправились в царственный город ⁴¹ с еще большим числом друзей и со всей свитой, чтобы обратиться к василевсу [с жалобой] на того, кто имел тогда власть [над Фессалоникой] ⁴².

(130) Так что действительно по разным причинам в городе было мало людей, и [их] беспомощность отнимала всякую надежду на спасение... [111]

О трагическом певце

(За восемь или десять дней до осады Фессалоники архиепископ Евсевий увидел себя во сне в городском театре, где некий певец собирался петь о нем и его дочери, т.е. о Фессалонике.)

(134) Когда он проснулся, то понял, что певцы являются знамением большого несчастья, и денно и нощно молил [он] со слезами Бога человеколюбиво отклонить посланный на город священный бич. И через несколько дней, как я уже сказал, это звериное и неисчислимое племя окружило богохранимую Фессалонику. И сразу же он понял, что трагический певец пророчил именно это несчастье.

(135)...Так и в этой войне случилось, что по Божию устроению из-за указанных выше причин город был оставлен малолюдном, чтобы никто не сомневался в том, что благодаря заступничеству господина его после Бога, то есть преславного мученика Димитрия, только Христос Бог наш избавил [город] от ада преисподнего ⁴³: ибо не было у него ни людей, ни денег, ни оружия, но была с ним лишь десница Всевышнего. (136) И хотя мужей в городе было считанное число, мы сразу же увидели, что стены заполнились неизвестными воинами, и притом такими, каких никто в городе никогда не видел. Как не сказать, что это свершение Божия заступления и помощи? Или мы вообразили, что видим это? Разве и варварам не явилось то же самое? Многие из них в течение последующих дней, утратив надежду на победу, пришли к властям города и признались, говоря через толмача следующее: «Вождь аваров от многих узнал, что в городе очень мало воинов, потому что недавно там была чума, и он послал нас, сказав, что захватим город в тот же день. Мы же, как подошли, увидели на стене столько воинов и таких, что по числу и мужеству намного превосходят наше войско. Поэтому мы, не надеясь захватить вас, решили, обдумав, что скорее спасемся у вас» ⁴⁴.

(137) Так и случилось впоследствии ⁴⁵. Тогда же, в тот день, подойдя снаружи, они были поглощены грабежом съестного и имущества, и захватом пленных: множество хлеба и всяких плодов, захваченных ими — все тогда выращенное и сбереженное за прошлые [113] годы оказалось вне [города], — едва было достаточно им на этот день и на следующий до завтрака. После того как они уничтожили плоды деревьев и ветви, и корни их, а также овощи-корнеплоды, затем [собрали] выращенную зелень и дикорастущие травы, и так называемый зеленый терновник ⁴⁶, наконец, сам прах земли, и еще были голодны, так что земля не выдерживала тяжести их, как написано ⁴⁷. (138) Тем же вечером в их первый день они собрали хворост и разожгли огонь вокруг города, который напоминал огненную реку у Даниила ⁴⁸, о которой Аввакум сказал: «Земля рассекается рекой» ⁴⁹. Потом при этом ужасном огне они издали единодушно крик ⁵⁰, еще более страшный, чем пламя, о котором мы, ясно ощутившие [это], говорим, согласно пророку, что земля тряслась и небеса таяли ⁵¹.

(139) Затем всю ночь и назавтра мы слышали шум со всех сторон, когда они подготавливали гелеполы, железных «баранов», огромнейшие камнеметы и так называемых «черепах», которых они вместе с камнеметами покрыли сухими кожами ⁵². Потом они изменили решение и, чтобы не был причинен вред этим орудиям от огня или кипящей смолы, заменили кожи на окровавленные шкуры свежеободранных быков и верблюдов.

И подведя их в таком виде близко к стене, на третий день бросали с той стороны камни, точнее, горы по величине, а их лучники — стрелы, которые напоминали зимнюю пургу, так что никто со стены не смог бы безопасно высунуться и увидеть что-либо снаружи. А с черепахами подступив к внешней стене, они ломами и топорами разрушали ее основы. Я думаю, что численность их была многие тысячи.

(140) Когда это произошло, какими словами можно описать сердце тех, кто тогда был в городе, страх, отчаяние, смерть, увиденную воочию, или — что было бы незначительным утешением в сравнении [различных] зол — полное рабство в плену у диких и кровожадных господ и, что самое ужасное, не знающих Бога?...

(Горожане молятся Богу о помиловании.)

(143) Сразу все помертвевшие душой и телом от увиденных ужасов и оттого, что худшее еще предстояло, они неожиданно вновь ободрились на третий день осады и в последующие [дни], так что смеялись и насмехались над врагами, а многих из них уговорами и обещаниями убедили прийти в город, чтобы неиспользуемые [115] общественные бани наполнились теми, кто перебежал из варварского полчища ⁵³…

(145)... Но если рассказывать особо о событиях и в северной, и в западной частях ⁵⁴, куда противник подвел много мощных орудий и где, как мы убедились, расположились более мужественные и самые жестокие из варваров, и как на море придумали поставить широкий деревянный плот для того, чтобы с его помощью войти в городскую гавань ⁵⁵, и о том, как он хитростью был уничтожен, унесенный в море, что мог устроить только Бог, а не человек, — то это был бы долгий рассказ и длинное повествование, превосходящее нынешнее намерение. Но даже и о том, что я видел собственными глазами и [чего] касался собственными руками — совершенном противником в восточной части города и одним лишь Богом расстроенном, — [даже об этом] я расскажу кратко и отчасти, заботясь о том, как бы не отпугнуть длинным рассказом слушателей. Цель моя — лишь показать боголюбивому слушателю, что спасение городу тогда было от Бога, а не от кого другого, и пробудить разум всех к сокрушению в Боге, богоугодному исповеданию и постоянному благодарению мученика.

(146) Мы рассказали, как в первый и во второй день осады враги собирали себе продовольствие и готовили против города много ужасных и разнообразных орудий. На третий же день и до седьмого — ибо преславный мученик не допустил, чтобы они осаждали город дольше, — они подвели вплотную к стенам всё — гелеполы, «баранов», камнеметы и волочащиеся по земле прутяные сплетения для «черепах» ⁵⁶. Прежде всего они заранее приготовили против так называемых Кассандриных ворот ⁵⁷ «барана» с железным лбом, но когда увидели на них некий крюк, подвешенный жителями города, железный, короткий и ничтожный, наподобие пугала, которое вешают для младенца, охваченные страхом, забросив это сооружение, то есть «барана», они ушли, ничего не сделав в тот день, к палаткам ⁵⁸, подпалив его и ему подобные. Сила ли города совершила это или всецело [сила] божественная, которая устрашила смелых, как младенцев? (147) Затем, прячась под покрытыми кожами черепахами, страшные, словно змеи, они принялись, как уже сказано, разрушать основание протейхизмы ⁵⁹ топорами и ломами. Совершаемое ими дело, несомненно, исполнилось бы, если бы вновь небесный промысл, осияв горожан, не вооружил мужеством их сердца. Им было внушено [117] выйти к протейхизме и испугать тех, кто с черепахами без малого почти всю ее разрушил: ибо ничего нельзя было бросить со стены на находившихся внутри [черепах] и скрытых протейхизмой так, что они не были видны сверху. Небольшое число вооруженных мужей, подвигнутых Богом, вышло через ворота, где, хотя и опускалась обычно так называемая катаракта ⁶⁰, тогда же была поднята. И как только они поднялись на протейхизму, навели ужас на противников, так что те, объятые несказанным страхом, бросили все приготовленные для разрушения протейхизмы орудия и убежали, хотя те, кто вышел против них, ничего не имели в руках, только лишь копье и щит, а черепахам, покрытым свежесодранными шкурами быков и верблюдов, по причине их прочности не могли повредить, как вы знаете, ни метание камней, ни огонь или кипящая смола из-за влажности шкур, а уж тем более немногочисленные люди, вооруженные, как обычно, копьями и луками.

(148) ...завистливый дьявол решил превратить в печаль ⁶¹ радость, наступившую в городе из-за поражения варваров с черепахами. (149) С присущей ему хитростью он сделал так, что одна из сторон упомянутой катаракты у ворот, которая была очень большой и по своей высоте и ширине была как две половинки ворот, оказалась больше приподнятой. Так что, когда вернулись выходившие, она не опустилась из-за того, что левая сторона уперлась в каменный столб; когда же они хотели поднять ее общими усилиями, то не смогли даже немного приподнять и верхнюю часть, потому что правое ее плечо также повисло на другом столбе. И так как она не поднималась вверх и не опускалась вниз, то весь день и допоздна на следующую ночь ворота оставались открытыми. Но Бог сжалился над нами по милосердию Своему и потому, что были пролиты тогда потоки слез. Когда один мастер воскликнул по Божию внушению: «Христос с нами!» — она была поднята вверх, выровнена и опущена. И смятенные сердца наконец успокоились...

(150) ...Многие из вас являются свидетелями того, что произошло тогда. Но следует вспомнить еще об одном божественном знамении во славу Бога и преславного мученика, прежде чем мы закончим рассказ об этом. После того как единственно по Божию соизволению враги, оставив совсем «черепах», ломы, кирки, бежали, хотя никто их не преследовал, на следующий день они наконец воспользовались камнеметами. (151) Они были четырехугольными, широкими в основании и суживающимися к верхушке, на которой [119] имелись очень массивные цилиндры, окованные по краям железом, к которым были пригвождены бревна, подобные балкам большого дома, имевшие подвешенные сзади пращи, а спереди — прочные канаты, с помощью которых, натянув их разом по сигналу книзу, запускали пращи. Взлетавшие вверх [пращи] непрерывно посылали огромные камни, так что и земля не могла вынести их ударов, а тем более постройка человеческая. А четырехугольные камнеметы они оградили досками только с трех сторон, чтобы те, кто находился внутри, не были ранены стрелами, [посылаемыми] со стены ⁶². Но когда от огненосной стрелы загорелся один из них вместе с досками, они отступили, унося орудия. На следующий день они опять доставили те же камнеметы, покрытые вместе с досками, как мы уже говорили, свежесодранными шкурами, и, поставив их ближе к стене, метали горы и холмы, стреляя в нас. Ибо кто назвал бы как-нибудь иначе эти невыразимо огромные камни?

(152) Что же на это жители города? Я расскажу что. Они не побоялись придумать нечто во избежание грозящего. Ибо, как уже сказано выше, они преисполнились смелости, рожденной по Божию изволению. Ибо какая человеческая твердость не отступила бы и не сломилась бы при виде этого града камнеметания и от невыносимого шума рукотворной молнии? Но все же, укрепленные Богом, они решили перед зубцами повесить из тонких прутьев что-то вроде сотканных завес и скатертей из папируса и мешковины, которые постилают в трапезных перед пирующими, чтобы смягчалась сила удара камней, брошенных, но пойманных растягивающейся и мягкой преградой ⁶³.

(153) ...Что же случилось? Хотя каждый день с рассвета до семи часов враги бросали эти огромнейшие камни, но ни один из них не коснулся стены: они падали либо с наружной стороны от стены, либо с внутренней, а там, где падали, оставляли яму. Множество же посылаемых из города камней, как по приказу, попадали в суженный верх варварских камнеметов и убивали тех, кто был внутри. (154) Но чтобы никто не подумал о случившемся, что не Бог, а неопытность варваров были причиной того, что камни падали с внутренней или с наружной стороны стены, то есть чтобы кто-то не сказал об этом, что [камни], посылаемые на стену, не причиняли ей никакого вреда из-за того, что она была очень прочной и сильно укрепленной, — ради того, чтобы никто не мог помыслить подобное, один только [121] камень, брошенный промыслом на зубец стены, одним ударом разрушил его до основания. Конечно, человеколюбивый Бог, видя, что те кто на стене, опять охвачены несказанным страхом, не позволил больше, чтобы камень попал в нее, но, как сказано, они падали внутри или снаружи стены, хотя упомянутых камнеметов только в восточной части города было более пятидесяти.

(155) Устав стрелять, они ушли в этот же день в лагерь, ничего не достигнув и напрасно потрудившись, благодаря невидимой защите Христа. Господь вдохновил умиравших от страха к такой смелости, что они после этого выбежали через ворота у моря, которые назывались Иноратскими ⁶⁴, и уничтожили некоторых из варваров, купавшихся в море. И они быстро вернулись, пока войско [варваров] не узнало о случившемся: потому что страшно было не только выйти против них, но и приоткрыть немного засов ворот...

(Далее рассказ о последнем чуде в этой войне.)

(157) Наступило святое воскресенье, седьмой и последний день осады, и враги тогда, как будто стряхнув усталость предшествовавших дней, задумали предпринять назавтра против города сражение не на жизнь, а на смерть, дабы всем вместе напасть по окружности стены. Они хотели либо, напугав силой нападения, сбросить вниз охрану на зубцах, либо, если не достигнут цели, по крайней мере убедиться наконец в том, что не должны напрасно сражаться. И когда у них было принято такое решение, как мы смогли узнать от перебежчиков, и все мы были охвачены ужасным страхом перед опасностью, которой должны были подвергнуться на следующий день, (158) внезапно около восьми часов в этот день все варвары, подняв одновременно крик со всех сторон, отступили к вершинам, поспешно покинув палатки вместе со всем приготовленным ими. И таким был испуг, поразивший их, что некоторые из них бежали безоружными и неодетыми. После того как около трех часов они оставались на вершинах ближайших гор, наблюдая за тем, что было видно (как мы позже узнали), когда наконец зашло солнце, они снова спустились к своим палаткам, грабили друг друга по внушению мученика, так что было много раненых, а некоторые погибли.

(159) После того как эта ночь прошла в полном спокойствии, а [не] так, как предыдущие, на рассвете показалось весьма много врагов, устремившихся к воротам, но из того бесчисленного войска не [123] вернулся никто. Тогда жители города, опасавшиеся, что происходящее является какой-нибудь хитростью или засадой, ни ворот не открыли, ни перебежавших тогда от врагов не приняли. Однако, так как те сильно кричали и клялись, что все враги бежали бесшумно ночью, то едва около пяти часов дня ⁶⁵ [горожане], открыв, их приняли. Когда их попросили, чтобы они правдиво поведали о замыслах врагов и чего ради отделились от них, те сказали:

(160) «Мы прибежали к вам, чтобы не погибнуть от голода и, кроме того, зная, что вы победили в войне. Ибо мы убедились, что вы скрывали до сих пор в городе ваше войско и что только вчера в восемь часов внезапно послали его с оружием против нас из всех ворот: тогда вы видели, как мы, побежденные, бежали к горам. Когда, спустившись вечером, мы узнали, что войско вернулось назад через ворота, тогда [мы] разделились между собой и грабили друг друга, [а затем], посовещавшись, они [решили] бежать бесшумно всю ночь, ибо заявили, что до рассвета войско опять устремится против них. И вот, они бежали, а мы остались».

(161) Горожане, понимая, что им в помощь было послано ангельское [воинство] по неизреченному милосердию [Господню], размышляли в молчании, вознося от сердца Богу славословия и благодарения. [Врагам] же сказали: «Воистину до вчерашнего дня мы не высылали против вас войско. Но чтобы мы знали, что вы говорите правду, скажите, кого вы видели во главе его?» И один из них ответил: «Мужа огненного и сияющего, сидящего на белом коне и одетого в белую одежду — вот такую» ⁶⁶. Он показал, коснувшись хламиды, бывшей на одном из присутствовавших консульских служащих ⁶⁷. Тогда все единодушно восславили мученика. Они поняли, что во главе невидимого войска был он... (163) После этого, послав всадников, жители города узнали, что враги действительно бежали, и за одну ночь они прошли большое расстояние, и бежали в страхе и беспорядке, оставляя по пути одежду, вооружение, скот и трупы. [125]

О помощи великомученика во [время] голода

(69) Так как тогда варварский народ, в неисчислимом количестве, напал на этот богохранимый город фессалоникийцев (о чем мы в надлежащее время собираемся рассказать ниже с Божией помощью ⁶⁸), потому-то после их ухода голод сразу охватил город вместе со всей округой, прежде всего из-за того, что множество этих варваров, равное [числу] песчинок, уничтожило все за пределами города, так что и прах земли вылизали, как написано ⁶⁹; кроме того, поскольку распространился слух, что город захвачен, никто из торговавших на кораблях не приплывал сюда. Опасность, равная войне, снова нависла после спасения, так что почти все погибали от голода дома или на улицах ⁷⁰...

(Св. Димитрий направляет в город суда с хлебом и спасает его от голода.)

О снаряжении кораблей дрогувитов, сагудатов, велегезитов и прочих

(179) И вот, как сказано, в епископство благочестивой памяти Иоанна ⁷¹ случилось, что поднялся народ славян, бесчисленное множество, состоявшее из дрогувитов ⁷², сагудатов ⁷³, велегезитов ⁷⁴, ваюнитов ⁷⁵, верзитов ⁷⁶ и других народов. Прежде всего они решили изготовить суда, выдолбленные из одного дерева ⁷⁷, и, вооружившись [а] море, опустошить всю Фессалию и острова вокруг нее и [127] Эллады еще и Кикладские острова, и всю Ахайю, Эпир и большую [часть] Иллирика и часть Асии ⁷⁸, сделать безлюдными, как сказано, множество городов и провинций. Они единодушно решили выступить и против нашего упомянутого христолюбивого города и разорить его, как остальные. (180) Затем, придя единодушно к такому решению и подготовив огромное число судов, выдолбленных из одного дерева они расположились лагерем на побережье; остальное же неисчислимое множество на востоке, севере и западе со всех сторон окружило этот богохранимый город, имея с собой на суше свои роды вместе с их имуществом; они намеревались поселить их в городе после [его] захвата ⁷⁹.

(181) Были пролиты тогда потоки слез и [слышны] стенания всего городского народа, замиравшего от одних только слухов, когда они узнали об ужасных опустошениях городов и свершавшихся многочисленных убийствах и пленениях, так что повсюду и среди всех прошла молва о собственной погибели. Кроме того, не осталось судов местных [жителей]: не сохранилось их ни в близлежащих областях, ни для охраны входа в местную гавань ⁸⁰. Еще больше страха нагнали на горожан беглецы-христиане — пленники, познавшие на опыте жестокость их войска.

Тогда душа была единой и у робких и у мужественных, каждый видел перед глазами горькую погибель пленения, не имея куда бежать, вопреки сказанному в божественном изречении: «Когда же будут гнать вас в одном городе, бегите в другой» ⁸¹, так как все славянское варварство окружило город подобно смертоносному венцу.

(182) Не желая смерти нам, грешникам, но обращения и жизни ⁸², [Бог] не пренебрег в этом мольбами воистину преданного раба своего, заступника за нас, недостойных, приснопамятного мученика Димитрия, и совершил первое из чудес во время этой осады. Когда весь народ славян построился в боевой порядок, чтобы согласованно и разом напасть на стены, славяне, которые были на судах, надумали при этом покрыть их сверху досками и так называемыми вирсами ⁸³, чтобы, когда они должны будут напасть на стену, защитить суда от тех, кто бросал со стен в них камни и орудия. И первым, как сказано, из посланного свыше был страх, внушенный им по [предстательству] мученика, чтобы они не приближались к городу напрямую но, появившись в месте извилистом (где имелась некая гавань), [129] издревле называемом Келларион ⁸⁴, здесь задумали сделать эти сооружения. И так как варвары были заняты этим, жители города немного осмелели, поскольку у них была короткая передышка. (183) Приготовив в гавани некие основания из дерева, они сделали на них ограждения из цепей (подобно тому как бедра себе покрывают листовым железом), некоторые [из них] имели заостренные колья в форме «х», другие же — клинья в виде меча, выступавшие из бревен, за ними у входа в гавань были закреплены корабли для перевозок дерева, которые называются кивеями ⁸⁵, соединенные друг с другом якорями, [при этом] был оставлен проход ввиду предполагаемой схватки ⁸⁶. (184) Тогда же они сделали ров у всеславного храма Пречистой Богородицы ⁸⁷, который находился у этой гавани, поскольку это место оставалось неукрепленным, как всем известно; были приготовлены ловушки с согнутыми гвоздями, которые они установили тайно в земле и прикрыли небольшим количеством дерева, так чтобы эти сооружения оставались невидимыми и враги, намеревающиеся совершить нападение, попали бы в них ⁸⁸. Там же, на молу, не укрепленном тогда, они выстроили стену, достигавшую уровня груди, из досок и бревен, они приготовили и остальные оборонительные сооружения и орудия для боя. Наконец, возложив всю надежду на Бога и защитника города Димитрия, [горожане] проявляли свое усердие, ободряя более слабых духом в ожидании войны.

(185) Итак, прошло три дня. Славянские суда проплывали в двух милях ⁸⁹ от стены каждый день, высматривая легкодоступные места, где они разрушат то, что собирались [разрушить]. На четвертый день с восходом солнца все варварское племя одновременно издало крик и со всех сторон напало на стену города: одни бросали камни из приготовленных камнеметов, другие тащили лестницы к стене, пытаясь ее захватить, третьи подносили огонь к воротам, четвертые посылали на стены стрелы подобно снежным облакам ⁹⁰. И было странно видеть это множество [камней и стрел], которое затмевало лучи солнца; как туча, несущая град, так [варвары] закрыли свод небесный летящими стрелами и камнями. [131]

(186) Когда произошло это столь сильное нападение, варвары, смелые в плавании и еще более мужественные в нападении, быстро стремились на судах к тем местам, которые они приметили, то есть одни — к башне у церковной лестницы в западной части ⁹¹, где были небольшие ворота, другие — к неукрепленному участку, где был ров и устройство из скрытых шипов, называемых «тилами» ⁹². Одни надеялись войти здесь, так как им не было известно об этих устройствах, другие [считали] более легким разрушить упомянутые ворота и через них захватить город.

...(188) Тогда же многие ясно видели защитника, любящего свое отечество Димитрия, преславного мученика в белой хламиде, который сначала обошел стену, а затем шел по морю, как по суше. Это видели не только многие просвещенные святым крещением, как достойные, но и невинные дети евреев в так называемой части Врохтонов ⁹³. (189) И так как равномерное ⁹⁴ движение упомянутых судов, благодаря мученику, стало неуправляемым и они сталкивались друг с другом, некоторые из них перевернулись, а славяне ⁹⁵ из них выпали. Когда кто-нибудь из плывущих хотел спастись на другом [судне], он, ухватившись, переворачивал его, и те, кто там был, падали в море. И наконец, моряки отрубали мечами руки тем, кто протягивал [их] к ним, один бил другого мечом по голове, иной пронзал кого-то копьем, и каждый, думая о собственном спасении, становился врагом другому. (190) И когда те, кто, попав в скрытые понтилы ⁹⁶, там застряли, а суда из-за сильного движения извне прибились к берегу и не могли отойти оттуда, смелые горожане начали совершать вылазки, а другие, открыв малые ворота, через которые враги надеялись захватить город, добились там победы с помощью мученика.

(191) И было тогда видно море, все покрасневшее от крови варварской и явившее потопление фараона египтян ⁹⁷. Тот же час было явлено милосердие Божие. Хотя еще не наступило время, когда следует быть ветру, ибо был второй час дня, вдруг подул встречный ветер, и оставшиеся корабли варваров не могли повернуть назад, но одни едва ушли на восток, а другие на запад. Множество тел погибших варваров море выбросило к стене и на берег. Наконец [133] гоплиты пройдя по всему побережью и отрубив головы врагов, показывали их варварам на стене со стороны суши. Спасшиеся моряки рассказывали, что Богом [посланная] им погибель свершилась [поборничеством] мученика. И ничего не добившись, в большой печали, бросая множество орудий и добычи, они ушли с позором ⁹⁸ ...

(193) Необычайным [чудом], достойным упоминания, было и то, что, когда экзарх ⁹⁹ этих славян по имени Хацон ¹⁰⁰ по своему обычаю захотел узнать через гадание, сможет ли он войти в наш богохранимый город, ему было сказано, что можно войти, но не было раскрыто, каким образом. И наконец из-за данного ему пророчества, как казалось, имея хорошие надежды, он с дерзостью ускорил событие. Но Тот, Кто пременяет времена и лета ¹⁰¹, уничтожает замыслы врагов ¹⁰², выдал его живым в плен горожанам у вышеуказанных малых ворот. Некоторые же из первенствующих нашего города ¹⁰³ скрыли его у себя ради какой-то корысти и неблаговидных целей. Но и здесь не оставило [нас] промышление христолюбивого мученика: женщины, одушевленные мужской отвагой, выволокли его из дома, где он скрывался, и, протащив по городу, побили камнями. И таким образом он принял смерть, достойную его враждебных помыслов.

(194) Да никто из вас, любящих мученика, не усомнится в рассказанном об этом безыскусно и вкратце. И если кто-нибудь сочтет [135] писанное мною ложью, пусть посмотрит, что изображено у пресвятого храма приснопамятного мученика Димитрия в части [города], называемой «у Ксила» ¹⁰⁴, то есть весь ход войны и спасение наше [заступлением] мученика.

О войне хагана

...(196) После нападения полчища славян, или Хацона, о чем уже было рассказано, и после легкого и праведного истребления, которое было им от мученика, так что наконец война с нами стала для них позорной, они потерпели немалый ущерб от того, что их пленные, бежавшие в наш богоспасаемый город, были освобождены проводником и спасителем их и нашим заступником Димитрием. Итак, потому у них вызвало гнев [случившееся], что они не только лишились рабов, но [и потому, что], бежав к местным [жителям] ¹⁰⁵, те прихватили часть награбленной ими добычи. (197) И вот [славяне] стали размышлять в великом горе и, собрав множество даров, послали через апокрисиариев ¹⁰⁶ хагану аваров с обещанием дать еще больше денег, сверх того, что они предполагают в будущем захватить, как они уверяли, в нашем городе, если [хаган] для этой [цели] окажет им помощь в войне ¹⁰⁷. Они обещали ему легкий захват города, говоря, что он будет взят ими не только потому, что он был окружен ими, но и потому, что все города ¹⁰⁸, зависимые от него, и области они сделали безлюдными, он же один, как сказано, находился в их окружении и принимал всех беженцев из дунайских областей, Паннонии, Дакии, Дардании ¹⁰⁹ и остальных провинций и городов, и в нем они укреплялись.

(198) Итак, упомянутый хаган аваров, охотно поспешив выполнить их просьбу, собрал все варварские племена внутри его [владений] ¹¹⁰ вместе со всеми славянами, булгарами ¹¹¹ и многочисленными народами в неисчислимое войско и выступил через два года ¹¹² против нашего хранимого мучеником города. Вооружив отборную конницу, послал ее тайно как можно быстрее внезапно напасть на город и, захватив или уничтожив войско ¹¹³, вне его ожидать упомянутого [137] хагана и собранные им полки, которые несли разнообразные боевые машины, приготовленные для захвата нашего отечества. (199) С таким намерением и таким образом вооружилось все варварство, и в пять часов внезапно нахлынула со всех сторон конница, одетая в железо, а так как жители города не предвидели этого и были все на жатве, то одних убили, других захватили в плен вместе с множеством стад и всякими орудиями для работы на жатве, которые они нашли.

(200) Когда же наконец жители города узнали об угрожающем им неожиданном нашествии варваров для осады, они пришли в сильное смятение, так как не имели сил для сопротивления, и друг друга подбадривали словами. Те же, кто был из Наисса и Сердики ¹¹⁴, поскольку испытали их осаду у своих стен, говорили им с плачем: «Убежав оттуда, мы пришли сюда, чтобы умереть с вами, ибо удар одного их камня пробьет стену». (201) Вышеупомянутый отец наш Иоанн, имевший сан епископа, увещевал не предаваться праздности, но усердно вооружаться всем необходимым, убеждая не пребывать в печали и нерешительности, а лучше возложить надежды на Бога и мученика. Такими [словами] и подобным образом преподобный отец внушал смелость жителям города через увещевания и уверения, находясь вместе с ними на стене, в то время как они готовились к отпору. (202) Через несколько дней сам хаган аваров вместе с остальным полчищем, то есть с булгарами и всеми упомянутыми народами, охватил, подобно снежному вихрю, стену этого города, хранимого святым, по всей суше. Когда он окружил весь город, можно было видеть повсюду только головы, и земля не выдерживала тяжести их наступления, а воды из водоводов, ближайших рек или колодцев не хватало для удовлетворения их и их бессловесных животных.

(203) Тогда жители города увидели невиданное множество варваров, полностью облеченных в железо, и поставленные повсюду камнеметы, поднимающиеся к небу, которые превосходили высотой зубцы внутренних стен. Одни готовили так называемых «черепах» из плетенок и кож, другие — у ворот «баранов» из огромных стволов и хорошо вращающихся колес, третьи — огромные деревянные башни, превосходящие высотой стену, наверху которых были вооруженные сильные юноши, четвертые вбивали так называемые горпеки ¹¹⁵ , пятые тащили лестницы на колесах, шестые выдумывали воспламеняющиеся средства ¹¹⁶. Так что от увиденного город был [139] охвачен безмерным горем, [и горожане] говорили: «Если Бог и спас город от предыдущих осад, все же не верим, что спасет от этой, ибо никогда никто не видел, чтобы такое множество варваров нападало на город». Такое и многое другое [говорили] в особенности неопытные в военном деле...

(Епископ Иоанн обращается с молитвой о помощи к Богу и св. Димитрию.)

(206) [Иоанн] ободрял горожан предстать достойными пред Богом: подняться за отечество, святые храмы и веру и выступить против варваров. И вот когда началась осада и камнеметы стали отовсюду бросать не камни, а горы и холмы, тогда один из горожан, находившийся в камнемете ¹¹⁷, вдохновленный Богом, написал на небольшом камне имя святого Димитрия и бросил его, воскликнув: «Во имя Бога и святого Димитрия!» Как только камень был пущен, одновременно извне от варваров навстречу был брошен другой, превосходящий его более чем в три раза. Он встретился с первым и был повернут назад, и оба они упали в углубление камнемета варваров и убили бывших там вместе с манганарием ¹¹⁸. (207) После такого чуда, когда наступил уже полдень, внезапно случилось сильное землетрясение, так что весь народ города воскликнул: «Господи, помилуй!» Когда же войско варваров увидело, что вся стена рухнула, оно устремилось, чтобы захватить город. Но приблизившись, они увидели, что стена стоит, как и раньше. И из этого архиерей, видевший знамение, узнал, что Господь по предстательству своего мученика призрел на город. (208) Но нашлись и такие, что видели еще большее: что некоторые из пущенных подобно облаку варварами стрел вошли в стену оперенным концом, железный же был повернут в сторону противника. И вот с тех пор проэдр ¹¹⁹ уверился, благодаря смятению, [случившемуся] из-за землетрясения, в явленной от Бога милости городу, а варвары снаружи были устрашены, горожане исполнились еще большего мужества против врагов, хотя некоторые малодушные оставались в бездействии, поскольку ни с какой стороны не ждали себе помощи.

(209) И тогда Спаситель угнетенных и Пристанище застигнутых бурей совершил чудо: каждый день непрерывно (пока длилось нападение варваров), неведомо [откуда], шло множество кораблей, везущих хлеб и другие различные припасы, так что вся гавань и вся прибрежная часть наполнились этими судами. Моряки на них, [141] опытные в управлении камнеметами, использовали и другие приготовленные орудия. Варвары же говорили, что жители города посылали корабли ночью с тем, чтобы днем казалось, что они приходят [извне]. А капитаны говорили, провозглашая божественное чудо, что они были направлены сюда неким неизвестным чиновником, в котором признали спасителя отечества Димитрия, поэтому ветры были благоприятны для плавания.

(210) Не только никто не ведал о таком сильном нападении варваров на город, но не знал [об этом] и тот, кому случилось обладать скипетром власти ¹²⁰. Но он послал сюда эпарха по имени Хариан ¹²¹, который ничего не знал о случившемся упомянутом нападении врагов, пока не прибыл в гавань этого богоспасенного [города]. Когда же он узнал о происходящем и о невыразимом страхе, из-за которого воины кидаются друг на друга от [малейшего] шума, он, преклонив колена в храме градоспасителя Димитрия, вооружившись, вместе со всеми поднялся на стену. (211) Тогда боевые машины, приготовленные противником, были наконец посрамлены: [они] или остались неиспользованными по причине принятых против них мер, или оказались непригодными содействием мученика, как было ясно всякому. Когда же они, взяв деревянную башню, которую считали самой страшной и надежной, и вооружившись, попытались приблизить ее к стене, по Божию промыслу при ее движении само собой сломалось в ней то, что управляло сооружением, и воины внутри нее погибли. А когда другие с черепахами приблизились к стене, сверху со стен их (т.е. «черепах») поднимали с помощью палок, имевших острие в виде лемеха, которые спускали сверху и вонзали, так что те, кто был внутри, оказывались незащищенными и становились уязвимыми для стрел воинов со стены. Поэтому, поначалу устрашенные, горожане смотрели с удовольствием и смехом на защитные средства противников.

(212) Когда же наконец варвары увидели, что их нападение на город безуспешно, они предложили отпустить их хотя бы с дарами, а так как их требование не было исполнено, то по обыкновению прибегли к оружию ¹²². Экзарх ¹²³ противника хаган, дошедший тогда до крайности, потому что жители города совершенно презрели его [требования], пылая неудержимым гневом, приказал предать огню все святые храмы вне города, а также сжечь все дома в предместьях, угрожая, что не уйдет отсюда, но привлечет — на собственную погибель — множество других народов к союзу против нашего [143] города (213) Между тем прошло тридцать три дня в этой непрерывной осаде, и по требованию варваров все горожане, придя к единому мнению, дали кое-какие [дары], необходимые для мира, чтобы те отказались от дерзкого намерения против них. И когда они таким образом заключили мир, те ушли в места своего обитания ¹²⁴.

(214) После заключения мира они безбоязненно подходили к стене и отдавали взятых ими пленных, продавая недорого их и различные вещи для обмена ¹²⁵. Они заявляли, что город был спасен Богом и что во время землетрясения произошло чудо со стенами, и то, что против явления [святого] действие их орудия и машины оказались бесполезными и негодными, хотя раньше они были испытаны ими различными способами, казались им полезными и необходимыми, во время же нападения на город оказались негодными и бесполезными, по заступничеству явившихся им святых...

О ниспосланном Богом землетрясении и о возгорании храма

...(217) После нашего спасения от упомянутых славянских судов и аваров многократно упоминаемый преподобный отец наш Иоанн узнал по божественному откровению о предстоящем ниспосланном Богом наказании городу через землетрясение...

(Вскоре после смерти Иоанна случилось землетрясение, во время которого рухнула часть города ¹²⁶.)

(219) Находившийся же поблизости народ славян ¹²⁷ не осмелился приступить к городу или его разрушить — в то время как раньше, когда стены стояли и горожане были спокойны, они хотели захватить его, — хотя в течение стольких дней земля непрерывно сотрясалась, и большая часть [города] внутри стен, как сказано, рухнула, и ворота были открыты, и большинство невооруженного народа было рассеяно в разные стороны, поскольку никто вообще не осмеливался войти в дом.

(Мученик совершил чудо, так что никто из горожан не погиб.) [145]

(222) Итак, когда [горожане] прославляли песнопениями такие совершенные [предстательством] градоспасителя и мученика по изволению Божию чудеса, те из упомянутых славян, что находились поблизости от нас, торжествовали, провозглашая наше спасение; они рассказывали, что, когда был первый сильный толчок, за которым непрерывно следовали остальные, они видели, что [небо] вокруг на долгие часы потемнело из-за пыли от руин, как говорят. И когда они устремились на холмы у города, то увидели весь город разрушенным, так что, взяв кирки и другие орудия для расчистки, они отправились невооруженными, чтобы откопать и захватить имущество горожан, ибо казалось, что все погибли. Когда они таким образом с этим намерением подошли и оказались близко, то увидели, что везде вся стена и город стоят, как раньше, и что на стенах и снаружи видны воины охраны. Так что они вернулись в страхе и ничего не достигнув.

(Через некоторое время произошел пожар в храме св. Димитрия, но вскоре он был отстроен заново.)

О голоде и непрерывной осаде из-за Первуда

(231) Так как многократно [мною] упоминаемые славяне, расположенные недалеко от этого богоспасенного города, сохраняли мир только внешне ¹²⁸, тот, кто тогда был назначен управлять этой областью ¹²⁹, донес через послание (каким образом и чего ради? ¹³⁰) до богомудрого слуха царствующего над нами по Божию изволению на князя ¹³¹ ринхинов ¹³² по имени Первуд ¹³³, что тот с хитрым умыслом и с коварным намерением злоумышляет против нашего города. Боговенчанный василевс отправил свое божественное послание [имевшему] власть эпарха, приказав прислать к нему, каким образом тот сочтет нужным, этого князя связанным. Когда такие благочестивые письмена были тайно показаны самым видным из знати ¹³⁴, они тотчас захватили [Первуда], находившегося в городе, и послали в оковах к упомянутому кротчайшему василевсу, как повелевало божественное послание.

(232) Когда это случилось и [об этом] узнал весь народ славян, а именно обе его части — то есть славяне с Ринхина и со [147] Стримона ¹³⁵ - [они стали] вместе с городом молить вышеупомянутого государя, чтобы он не убивал [Первуда], но простил ему грехи и отослал к ним, умоляя освободить [его]. И вот для этого они отправили к кротчайшему василевсу по выбору некоторых из здешних опытных людей и вместе с ними избранных славянских посланников ¹³⁶. И поскольку они нашли Его Благочестие вооружавшимся в поход против богоненавистных агарян ¹³⁷, он пришел к соглашению со всеми этими апокрисиариями освободить Первуда после войны. (233) Итак, отправив их сюда с таким обещанием, [василевс] приказал с этого дня освободить [Первуда], решил предоставить ему одежду и все необходимое для повседневных нужд. Когда же упомянутые апокрисиарии вместе с послами от варваров вернулись сюда, все славяне при таком обещании удержались от своего безумия. (234) Но враг всех, виновник зла дьявол, сделал одного из царских толмачей ¹³⁸, известного и любимого вышеупомянутым благоверным василевсом и архонтами ¹³⁹, орудием собственной гибели. Он договорился с этим Первудом о бегстве: тот уйдет в его проастий, находившийся во фракийской области, а через несколько дней и он должен уйти, чтобы взять [Первуда] и доставить в родную страну.

(235) Когда же они так договорились между собой, князь Первуд, который носил одежду ромеев и говорил на нашем языке ¹⁴⁰, как один из горожан вышел из ворот во Влахернах ¹⁴¹. Он отправился в проастий упомянутого толмача и жил там тайно. Когда же в царственном городе стали искать этого Первуда и не нашли его, ибо никто не знал о сговоре между ним и толмачом, держатель скипетра вместе с его архонтами были охвачены большим унынием. [Василевс] приказал прекратить выход судов отовсюду и, заперев все ворота города, отправить во все стороны конницу и корабли искать указанного Первуда. Около сорока дней он продолжал поиски, каждый день посылая людей одних за другими. (236) Тех, кто был назначен охранять [Первуда], он приказал после долгих мучений предать мечу, другим, кто был на подозрении, повелел отрубить конечности, третьих — [посадить] под стражу и подвергнуть пыткам, а некоторых из охранников отстранить от должности ¹⁴². Словом, из-за его бегства неисчислимое множество людей подверглось опасности. Даже тот, кому было доверено управление городом, был выслан сюда, так как он вызвал недовольство ¹⁴³.

И можно было видеть, что весь этот счастливый город был охвачен большой тревогой, скорбью и плачем. (237) Сразу же после [149] бегства упомянутого Первуда христолюбивый василевс, принявший попечение обо всем, заботливо послал на дромоне ¹⁴⁴ сообщение нашему городу о его побеге. Он повелел городу позаботиться о своей безопасности, а также о запасах съестного, так как после этого случая ожидается выступление против города народа славян.

(238) Но человеколюбивый Бог, Владыка всех и Создатель, и на этот раз был умилостивлен своим могущественным и сострадательным мучеником. Он хранил от печали венчанного Им василевса: наконец, вопреки ожиданию, когда поиски указанного Первуда казались безнадежными, он вдруг был найден в названном выше проастии упомянутого толмача, где скрывался в тростнике около города визитанов ¹⁴⁵, а пищу он тайно получал через жену толмача. И это чудо произошло по промыслу свыше, поскольку князь Первуд столько дней выдержал и оставался здесь, хотя это место, находившееся на большом расстоянии от царственного града и бывшее вне подозрения, располагалось близко к другим народам славян ¹⁴⁶, куда [князь] мог убежать и спастись.

Но, как уже сказано, по молитве мученика, многомилостивый Бог наш премудро совершил это чудо, как мы разъясним в дальнейшем по свидетельствам самого Первуда.

(239) После того как [Первуд] был схвачен, доставлен в счастливейший город и допрошен о бегстве, он поведал о том, что убежал по совету и с согласия упомянутого толмача и что по уговору ждал его, так как с его помощью должен был спастись. Тогда христолюбивый василевс, превзошедший всех своим благочестием, приказал зарубить мечом упомянутого толмача вместе с женой и детьми, но не наказал названного Первуда, повелев только посадить его под стражу, как это было раньше, обещав вместе с некоторой охраной отпустить его к нам ¹⁴⁷.

(240) Коварный же дьявол, враг всех, не бездействовал, а опять внушил [Первуду] обратиться в бегство. Когда это было задумано им и уже должно было осуществиться, Божиим промыслом оно стало известно, о чем было сообщено кротчайшему василевсу, равно как и цели и намерения, которые у него были на случай, если удастся бежать. (241) И когда было проведено тщательное расследование, было установлено, что если [он] вернется в свою землю, то совершенно не сдержит слова о мире, но, собрав все соседние племена, ни на суше, ни на море, как говорится, [151] не оставит в конце концов места, не охваченного войной, а будет воевать непрестанно и не оставит в живых ни одного христианина ¹⁴⁸. (242) Как только с Божией помощью было раскрыто, как уже говорилось, его намерение, сам он навлек на себя смерть и наконец нашел заслуженную гибель. И из-за этого-то вышеупомянутые племена славян, а именно - со Стримона и с Ринхина вместе с сагудатами ¹⁴⁹, вооружились с яростью против нашего города Фессалоники.

(243) Прежде всего они решили между собой, что славяне со Стримона захватят восточную и северную стороны, а славяне с Ринхина и сагудаты — западную и прибрежную, [посылая] каждый день соединенные корабли ¹⁵⁰. И так они делали непрерывно почти целых два года. Как уже было сказано, они обычно каждый день посылали по три или четыре корабля, так что наконец жители города были обессилены и не могли вынести это беспокойство и страдание. Когда... ¹⁵¹ они уходили к восточной стороне, на западе появлялась новая опасность, когда некоторые при этом устремлялись к северу, у моря раздавались новые крики и стоны. Так что невыносимо было смотреть, как непрерывно убивали и брали в плен.

(244) Наконец ворота были закрыты, так как некоторые ослабевшие рассудком стекались туда, ибо в городе наступил неописуемый голод. Из-за взяток и корыстолюбия, я думаю, а не по другой причине, как показывает истина, в городе наступил сильнейший голод. Ведь благоверный василевс, взявший на себя заботу обо всем, своим божественным посланием приказал позаботиться о снабжении города съестными припасами, и хотя в здешних казенных амбарах было немало хлеба, однако управлявшие тогда городом продавали [его] иностранным судам по семь модиев ¹⁵² за номисму ¹⁵³, несмотря на то, что о движении варваров им было хорошо известно. За день до нападения вечером они решили отправить из здешней гавани такие корабли, полные хлеба, хотя [разрешения на] вывоз отсюда не было ¹⁵⁴.

(245) А в пять часов утра ¹⁵⁵ было совершено нападение сразу с двух сторон. И с тех пор, как уже было сказано, они каждый день непрерывно нападали, и в нашем городе, охраняемом мучеником, совсем не осталось скота. И затем, так как прекратилось отсюда мореплавание, земля осталась необработанной и не было пищи, этот убивающий людей голод рос и усиливался. Даже те, кто [153] совершенно не употреблял ничего скверного или нечистого ¹⁵⁶, ели мясо еще ставшихся ослов и лошадей. Другие собирали водяной орех ¹⁵⁷ и, высушив его, мололи на мельнице, искусно готовили отвар и ели. Третьи собирали семена тростника, четвертые — листья или семена дикой мальвы или крапивы, открывали, на удивление, другие плоды и растения, придумывая способ справиться с этим несказанным голодом, а вина, масла, бобов или чего-то другого для утешения совсем не находили. Когда же растения кончились, всякое человеческое искусство и выдумка стали бессильны.

(246) Можно было видеть людей, образом подобных тем, кто в аду, другие выглядели, как беременные женщины. Некоторые выходили за ворота и собирали поблизости немного травы и то, что осталось в предместьях, так как все было уничтожено варварами и в значительной мере или полностью истреблено огнем, который они бросали. Но в тот же час, когда они, как уже было сказано, устремлялись за ворота, варвары, как звери, ищущие добычу, грабили, захватывали и убивали выходивших. И те уже не возвращались. (247) От этих безмерных несчастий высохли природные потоки слез и тела людей стали похожи на бездушные камни: из-за невыносимых безмерных зол никто не мог пролить и капли слез. [Эта осада] превышает и осаду Рабсака, военачальника ассирийского царя Сеннахирима, во времена иудейского царя Езекии ¹⁵⁸, и другие. Ибо, если и раньше на город нападали различные враги, никто от века не рассказывал, что когда-либо случался такой голод ¹⁵⁹, так что не хватало и самой воды из-за упорства варваров, да еще и засуха была по грехам нашим, и несчастнейший народ погибал от голода и зноя. (248) Так что, как уже было сказано, некоторые малодушные полагали, что спасут себе жизнь, если смогут укрыться, убежать и прийти к варварам. Один оставлял жену и детей, другой — родителей и семью и отступался от веры ¹⁶⁰. И было очевидно это неописуемое несчастье города, когда уже не было никакой надежды на спасение.

(249) Но даже в таком [положении] всесвятая сила, Бог наш не оставил город, благодаря заступничеству самого мученика. Но, когда наконец множество народа перешло к варварам, [святой] внушил противнику такую мысль: продавать всех, кто перешел к ним, народу славян в более северные [области] ¹⁶¹, чтобы из-за их многочисленности здесь и из-за близости города они каким-либо способом не вернулись. (250) И когда варвары осуществили это намерение и [155] некоторые промышлением мученика убежали оттуда, тогда остальные, намеревавшиеся перебежать, сдержались, ибо по этой причине почти весь город мог обезлюдеть еще до того, как его возьмут варвары. Но затем наконец [все] были единодушны в том, что по заступничеству покровителя города Димитрия было отведено частично от него несчастие; когда же якобы из-за предательства некие славяне выступили вместе [с нами], был уничтожен на северной стороне у дюн цвет сильнейших [воинов] ¹⁶².

(251) Повелитель страны сразу же послал городу десять вооруженных кораблей с припасами. Он не мог послать сверх того войско, так как был занят другой войной ¹⁶³. Прибывшие сюда на кораблях поступали бессердечно при обмене или продаже съестного. Горожане, стесненные нестерпимым голодом и измученные бедой, умоляли их на коленях, но те совсем не имели богоугодного милосердия, и за ничтожно малое количество съестного они забирали души просящих. [Горожане] несли им не только золотые украшения, которые у них были, но и свои постели и всю одежду, отдавали даже серьги, снятые с их жен. (252) Другим было приказано по повелению правителей входить в дома ¹⁶⁴, где по подозрению считали, что имелся хлеб. И каждый входил беспрепятственно, как к себе домой, в сады внутри города, и поэтому те, кто был беззащитным, находили самую жалкую смерть. (253) И столь великим стало бессилие города, что находившиеся за его пределами пресвятые храмы служили крепостями варварам, которые там укрывались. Так что в те дни, когда горожане решались выйти за ворота, [варвары] тотчас выскакивали, как ястребы, и уничтожали покинувших ворота. Другие, спрятавшись с однодеревками между скал или в скрытых местах, нападая, убивали тех, кто выходил в море из-за бедствия, желая достать себе что-нибудь для небольшого облегчения [голода] ¹⁶⁵. И было горе за горем и бескрайняя печаль, и вопли, и плач, и безнадежность.

(254) Тогда решили правители города и горожане отправить оставшиеся суда и однодеревки вместе с упомянутыми десятью кораблями в область Фив и Димитриады ¹⁶⁶ к народу велегезитов ¹⁶⁷, чтобы наконец достать себе пропитание. Они должны были купить у них сушеные плоды для небольшого облегчения городу. Очевидно [157] было и то, что непригодное [для войны] редкое население, которое здесь осталось, будет находиться за стенами города вплоть до их возвращения. Так и было. Остались совсем слабые и беспомощные, а сильные и находившиеся в расцвете лет отплыли на этих кораблях к упомянутым велегезитам, так как они тогда были якобы в мире с населением города. (255) Князья другувитов ¹⁶⁸ единодушно решили подготовиться у стен для осады и взятия города, пренебрегая немощным и малочисленным населением. Кроме того, они получили заверения от неких славян из этого же племени, что в любом случае возьмут город. Для этого они приготовили у ворот огненосные орудия и некие сплетенные из лозы сооружения, лестницы высокие до неба, а также камнеметы и другие приспособления из бесчисленных деревянных сооружений, заново изготовленные стрелы — коротко сказать, это было то, чего никто из нашего поколения не знавал и никогда не видел, и большинству из них мы до сих пор не смогли дать название ¹⁶⁹. Итак, 25 июля 5 индикта ¹⁷⁰ все славяне из племени ринхинов вместе с сагудатами напали на город — одни на суше, другие с моря с бесчисленным множеством судов.

(Горожане молят Бога о помиловании.)

(257) И многомилостивый и благой Бог, который всегда с теми, кто призывает Его, сразу же явил Себя и совершил это первое чудо, отклонив других варваров, именно [варваров] с реки Стримон. Ибо когда они подошли, согласно существовавшему между ними договору ¹⁷¹, приблизительно на три мили к нашему богохранимому городу, были повернуты назад Богом по молитве мученика. Тогда все вышеупомянутое [племя] с Ринхина и [другие] окрест них, как и остальные варварские роды вместе с сагудатами, осадили нас на суше и на море. (258) В первый день они окружили весь город от западного угла ¹⁷² до восточного. И опытные в военном деле просматривали все места, откуда им было бы легко взять город осадой. Одновременно славяне на соединенных кораблях осматривали побережье и ставили вдоль всей стены осадные сооружения, приготовленные ими на собственную погибель.

(259) И когда все увидели перед глазами неизбежную смерть свою, они единодушно начали кричать друг другу: «Пусть я погибну от голода, но не от этих дикарей!» Другой [говорил]: «Разве я [159] спасся от стольких зол и смерти, чтобы дойти до такого горького и безжалостного пленения?» И были стенания и биения себя в грудь: одни оплакивали собственную гибель и плен, другие — своих близких, которые ушли к велегезитам, говоря: «Горе нам, что каждый из нас не увидит смерти или пленения другого. Было бы лучше, если бы они были с нами, и мы не умерли в разлуке друг с другом». Горожане, впрочем, подозревали, что, узнав о нашем пленении, вышеупомянутые велегезиты убьют там и тех. И действительно, велегезиты задумали это и исполнили бы, если бы заступничество мученика и здесь не предупредило их.

(260) Итак, вышеупомянутые варвары, окружив стены, в первый день после [этого] отдыхали. Тогда избавитель наш и помощник, великомученик Божий, явился не во сне, а наяву в так называемой северной части внутренней стены ¹⁷³, где были малые ворота. Он шел пешком, был одет в хламиду и в руке нес жезл. И когда через эти вышеуказанные ворота славяне хлынули в город, он изгонял их и, ударяя жезлом, говорил: «Бог привел их на злосчастье — так что здесь делаю я?» Вот так он выгнал их из города через указанные малые ворота. Это чудесное явление сразу же стало известным, и горожане немного осмелели. (261) Другие также видели сего мученика и спасителя города, бегущего по стене в поту и повелевающего неким неизвестным сильным, славнейшим видом, смелым щитоносцам стать в некоторых местах на стене, приготовиться и нести охрану. Об этом [горожане] рассказывали друг другу, когда уже настал день, ибо ни у кого не было сна, но все проводили ночь в заботе и скорби, ожидая нападения. И тогда можно было видеть, как мы уже говорили, что люди обликом уподобились Навуходоносору, когда он, согласно пророчеству Даниила, вместе с животными ел семь лет траву, как вол, и тело его орошалось росой ¹⁷⁴. И животы у них были как у беременных женщин из-за безмерно плохой пищи и воды.

(262) Когда же рассвело, все варварское [племя] поднялось и единодушно издало такой вопль, что земля сотряслась и стены зашатались. И сразу же к стене подошли рядами вместе с приготовленными ими осадными орудиями, машинами и огнем — одни по всему побережью на соединенных [кораблях], другие на суше — вооруженные лучники, щитоносцы, легковооруженные [части], [161] копьемеметатели, пращники, манганарии ¹⁷⁵, храбрейшие с лестницами и с огнем устремились на стену. (263) Тогда всякое живое существо в городе видело подобное зимнему или дожденосному облаку бесчисленное множество стрел, с силой рассекавших воздух и превращавших свет в ночную тьму. Тогда же, когда увидели Христова мученика, он отогнал [это облако] от города. (264) В сумятице нападения сгорели вышеуказанные ворота, ибо [варвары] разожгли большой огонь, в который бросали непрерывно много дров. Из-за метания копий и из-за лучников, легковооруженных отрядов, копьеметателей и пращников, нельзя было никому от множества [летящих] снарядов высунуться за стену и вообще выдержать метание бесчисленных орудий и камней. И когда [варвары] сделали это, вся внутренняя деревянная часть [ворот] сгорела, но соединяющие железные части совсем не ослабли, а выглядели как бы закаленными и спаянными другим образом, так что, сгорев, эти ворота остались целыми, и варвары, испугавшись, отошли от этого места. И этим варварам незримо было причинено множество побоев, ран и убийств не только в этом месте, но и по всей суше и у моря.

(265) После того как три дня другие в другом месте... ¹⁷⁶ у ворот и в местах, которые сочли легкими для захвата и удобными для битвы, сражались также неудачно, взяв с собой со слезами и рыданиями своих архонтов, пораженных Богом по [предстательству] мученика и раненных Им, они вернулись в свои земли, враждуя друг с другом. (266) А все [жители] этого богохранимого города по обыкновению возблагодарили Бога. Они нашли приготовленные врагами военные сооружения из дерева и внесли внутрь города, говоря: «Слава Богу, явившему милость нам, ничтожным и грешным, что не поднялся род на род, хотя мы и недостойны непостижимых чудес Божиих, но все же Господь вспомнил нас в унижении нашем» ¹⁷⁷. (267) Варвары же, враждовавшие друг с другом, сказали побуждавшим их: «Не вы ли говорили нам, что в городе нет никого, кроме нескольких стариков и немногих женщин? Откуда же взялось в городе такое множество людей, противостоявшее нам?» И всем стало ясно, что городу ради нас была [послана] помощь святых по [молитвам] мученика. (268) А через несколько дней вернулись и те, кто уходил к велегезитам, с хлебом и овощами, спасенные заступничеством мученика. Они узнали там от славян о спасении, [163] дарованном городу Богом по [ходатайству] прославленного нашего заступника Димитрия. Когда варвары потерпели неудачу, как мы уже рассказывали, они и сами стали восхвалять Бога, который спас немногих, укрепил слабых и наказал гордых. Они... ¹⁷⁸ [рассказывали], что Господь уничтожил их замыслы ¹⁷⁹, хотя враги укреплялись в злодействе своем и надеялись на оружие и свою многочисленность ¹⁸⁰.

...(270) Хотя осада тогда была снята, все же набеги и непрерывные каждодневные нападения не прекращались, и варвары указанным способом нападали на город со всех сторон из засад, захватывая тех, кто был более беспечным.

(271) Действительно величайшим чудом из великих чудес было и другое. Когда вышеупомянутые славяне на свою погибель коварно задумали и изготовили защитное оружие и приспособления для нападения на город — один придумывал новые неизвестные машины, другой делал, изобретая, новые мечи и стрелы, — они соревновались друг с другом, стараясь казаться более сообразительными и более усердными в помощи племенным вождям ¹⁸¹. (272) Был среди них один из этого народа славян, умевший достойно держать себя, дельный и разумный, а также, благодаря его большому опыту, сведущий в сооружении и устройстве боевых машин. Он просил самого князя дать ему разрешение и помощь, чтобы соорудить великолепную башню из крепко соединенных бревен, поставить ее, искусно укрепив, на колеса или какие-нибудь катки. Он хотел покрыть ее свежесодранными шкурами, установить сверху камнеметы и оковать с двух сторон в виде... меча ¹⁸². Сверху же, где зубцы, будут ходить гоплиты. Она была бы в три этажа, чтобы в ней помещались лучники и пращники, — словом, соорудить такую машину, с помощью которой, как он утверждал, они обязательно возьмут город ¹⁸³.

(273) Когда архонты славян, удивленные описанием странного сооружения, о котором рассказано, отнеслись с недоверием к его словам, они повелели изобразить на земле устройство указанной машины. Мастер же, который изобрел это сооружение, ничуть не поколебавшись, воспроизвел изображение машины на земле. Убедившись наконец в том, какой ужас она должна вызывать, они охотно дали много юношей: одних рубить лес для основы, других, опытных и сильных, для его отделки, третьих, искусно обрабатывающих железо, для ковки, четвертых в качестве воинов и мастеров по изготовлению метательного оружия ¹⁸⁴. И было огромное стечение [165] помогающих [в строительстве] упомянутой машины. (274) Когда же они один за другим собрались для этого дела и наконец работа должна была начаться, тогда заступник и защитник всех славный Димитрий, заботливо предвидящий будущее, явился тому, кто намеревался строить машину, и, ударив по лицу рукой, лишил рассудка и памяти. Так что тот сразу стал убегать от своих. Они вернули его для работы, но он опять убежал еще дальше. И чем ближе они хотели подойти к нему, тем дальше он уходил от них. Потеряв таким образом разум, он жил в труднопроходимых горах, как дикий зверь, без одежды, избегая всех людей и скрываясь. Поэтому в конце концов работа над этой сложной машиной была остановлена.

(275) Упомянутый же мастер по-прежнему оставался в пустыне, пока подготовка осады не была остановлена [заботами] мученика. И тогда изобретатель этой машины, придя наконец в себя, рассказал всем, как ему явился мученик. Когда он начал работу, он увидел какого-то огненного мужа в прекрасных одеждах, который ударил его рукой по щеке. И с тех пор он потерял рассудок и память, всех принимал за мученика и убегал. (276) Он снова увидел его, и тот вернул его из пустыни и сказал ему, чтобы он не боялся, а шел в город искать его. [Мастер] пошел и стал искать святого чудотворца, спасителя отечества и нашел его. И когда понял, что именно он воспрепятствовал [созданию] этой машины, сразу же искренне уверовал в Бога и святого мученика Димитрия и был удостоен пречистого крещения, возвестив всем о вышесказанном чуде ¹⁸⁵.

(277) И вновь помощь явилась по заступничеству градолюбца. Когда все славяне со Стримона и с Ринхина наконец немного успокоились, сложив оружие ¹⁸⁶, они грабили мореплавателей, посланных в царственный город, чтобы доставить урожай с островов, от Узкого моря ¹⁸⁷ и из мест около Париона и Проконнеса ¹⁸⁸, и, забирая в плен вместе с кораблями тех, кто находился в таможне ¹⁸⁹, с множеством судов уходили домой к [своим] «мешкам» ¹⁹⁰. (278) Тогда повелитель всего, венчанный Христом наш василевс, видя, что враги проявляют упорство и дерзость не только по отношению к нашему городу, но также осмеливаются нападать на самих правящих ¹⁹¹, приказал своему христолюбивому воинству выступить в поход против [Славян] со Стримона через Фракию и [земли] напротив нее ¹⁹², причем не тайно или скрыто, но известив их о наступлении. Узнав [об этом], [167] [славяне] заняли теснины и укрепленные места и вооружились для противления ромейскому войску. Они просили о всяческой военной помощи у разных варварских союзных [им] князей ¹⁹³.

(279) Но и на этот раз, как уже говорилось, могучий мученик вместе с другими святыми вооружился и возвысил победами ромейское войско над славянами. Они перебили в засадах ¹⁹⁴, которые устроили сами [славяне], более сильных из них и видных, а также гоплитов, и побежало все варварское племя, а некоторые, тайно проникнув в наш богохранимый город, побудили при этом [горожан] выйти к находившимся вблизи их хижинам и взять припасы, так как из-за несказанного страха и избиения, которое там было, семьи, оставив все, бежали [в глубь] области. (280) И можно было видеть мертвых [славян] и бегущих горожан, вместе с женами и детьми, направляющихся в хижины ¹⁹⁵, расположенные вокруг Литы ¹⁹⁶ и других ближайших мест, и уносящих [оттуда], взвалив на плечи, хлеб, овощи, другие припасы и прочее для пропитания, шли безоружные и, как обычно... ¹⁹⁷ в пути и в жару полуодетые. И то, что они задумали против нашего города, промысл свыше по [предстательству] мученика обратил на них.

(281) Послав туда войско для борьбы со славянами, правивший нами справедливо и благочестно отправил сюда корабли с хлебом еще до того, как мы его попросили. И тогда как правители и в этом случае бездействовали от страха из-за того, что они вывезли отсюда хлеб, и еще не были с позором разоблачены и обманывали, говоря, что и пяти тысяч [модиев] хлеба совершенно достаточно для города ¹⁹⁸, вышеупомянутый государь наш по Божию внушению приказал отправить нам шестьдесят тысяч [модиев] хлеба. Когда вместе с отправкой хлеба и других припасов отплыли и суда для их охраны, варвары, доведенные до крайности, заговорили наконец о мире ¹⁹⁹... [169]

О междоусобной войне, задуманной тайно против города булгарами Мавром и Кувером

(284) Как вы знаете, христолюбцы, вначале мы рассказали частично о славянах или о том, кого звали Хацон, и об аварах. И также [рассказали] о том, что почти весь Иллирик, то есть его провинции, а именно две Паннонии, как и две Дакии, все области Дардании, Мисии, Превалии, Родопы, еще и Фракию, и [область] до Длинной стены Византия ²⁰⁰, и остальные города и поселения ²⁰¹ они опустошили. Весь народ оттуда [доставили] в Паннонию, в область у реки Дунай; митрополией ²⁰² этой провинции был когда-то так называемый Сирмий ²⁰³. Туда, как сказано, упомянутый хаган доставил всех пленников, как уже ему подчиненных. [171]

(285) Поэтому смешались они с булгарами, аварами и другими язычниками ²⁰⁴, родились у них дети, и стал народ бесчисленным и огромным. Каждый же сын унаследовал от отца обычаи и стремление рода к земле ромеев. И подобно тому как при фараоне в Египте увеличивался род евреев, так и у них таким же образом через православную веру и святое животворящее крещение росло племя христиан. И рассказывая друг другу о родине отцов, они, как огонь, возжигали в сердцах друг друга [стремление к] бегству.

(286) Когда же прошло шестьдесят лет и более с тех пор ²⁰⁵, как родители их были захвачены варварами, образовался там уже другой, новый народ ²⁰⁶, и большинство из них со временем стало свободными ²⁰⁷. И хаган аваров, причисляя их уже к собственному народу, по существовавшему обычаю рода поставил над ними архонта по имени Кувер ²⁰⁸. (287) Он, узнав от некоторых наиболее близких ему [людей] о стремлении этого народа к отеческим городам, задумал поднять весь народ ромеев вместе с другими народами, то есть прозелитов ²⁰⁹, как говорится в книге Моисея об исходе иудеев, с имуществом и оружием. И вот они, как сказано, восстали и не подчинились хагану. Когда об этом узнал сам хаган, он начал их преследовать, и они столкнулись в пяти или шести битвах, и во всех он уступил им. Тогда, обратившись в бегство вместе с оставшимся его народом, он ушел на север во внутренние области ²¹⁰. (288) Кувер же, перейдя с победой упомянутую реку Дунай ²¹¹, вместе с указанным всем народом пришел в наши пределы и захватил Керамисийское поле ²¹². Остановившись там ²¹³, они стали стремиться к отеческим городам (особенно те, кто принял православную веру): одни в наш хранимый мучеником город Фессалонику, другие в счастливейший царственный город, третьи в оставшиеся города Фракии ²¹⁴.

(289) И так как народ хотел этого, хитрые советники коварно, посовещавшись, приняли решение, что никто из них не должен уходить в желанные места, но сам Кувер [должен] владеть всем смешанным ²¹⁵ пришедшим [народом] и стать им архонтом и хаганом ²¹⁶. Если же [Кувер] попытается пойти к тому, кому выпало от Бога царствовать над нами, тот возьмет у него весь народ и распустит, а его лишит власти. И тогда для видимости он отправил своих послов [173] к держателю скипетра ²¹⁷ с тем, чтобы остаться здесь со своим народом, прося приказать соседнему с нами народу другувитов снабжать их продовольствием в достаточном количестве ²¹⁸. Так и случилось. (290) И многие, приходя таким образом за съестным в хижины ²¹⁹ славян и расспрашивая о нашем городе, убедились в том, что он находится недалеко, и начали наконец те, кто был из ромеев, вместе с женами и детьми приходить в этот богоспасенный наш город. Имевшие власть эпарха ²²⁰ сразу же отправляли их на кораблях в царственный город.

(291) Об этом узнал их глава, упомянутый Кувер. Не в силах скрыть коварства, лежащего в сердце, он посовещался со своими советниками и принял на собственную погибель и по своей воле такое тайное решение, что один из его архонтов, выдающийся и коварный во всем и знающий наш язык и язык ромеев ²²¹, славян и булгар, вообще искусный во всем и исполненный всяческой дьявольской хитрости, восстанет притворно и перейдет, как другие, в наш богоспасаемый город. Он притворится рабом благоверного василевса и приведет с собой множество людей, сочувствующих ему, к нам. Когда затем он захватит таким образом город через междоусобную войну, туда, конечно, после его захвата предполагает переселиться упомянутый Кувер со своим имуществом и другие архонты; укрепившись же там, выступить против окружающих народов, покорить их и воевать против островов, Асии, а также против обладавшего царской властью ²²².

(292) И когда так было задумано и решено и они подтвердили решение клятвой, один из них, по имени Мавр ²²³, якобы бежал в наш город. Прежде всего он убедил льстивыми и лживыми словами с клятвами тех, кто обладал властью, поведать о нем лучшее и достойное одобрения всеблагостному василевсу. И тот, который всем благодетель, убежденный их сообщениями, сразу же послал письменный указ [о назначении] его на должность, дав ему [титул] ипата и стяг в знак милости ²²⁴. Он приказал всех сирмисиан ²²⁵, убежавших от упомянутого Кувера, подчинить этому Мавру. Это приказание было обнародовано и внесено в матрикулярный список ²²⁶. Поэтому [175] весь народ, пришедший сюда, был отдан Мавру, и он стал у них начальствующим. (293) Некоторые из племени ромеев знали о Мавре, что он никогда не хранил верности, но всегда из-за ничтожества, клятвопреступности и коварства поступая наихудшим образом, разорил многие места и народы ²²⁷, и не следует ему доверять. Когда же он узнал [об этом] по доносу близких ему по характеру и облачению ²²⁸, он обезглавил тех, кто раскрыл этот тайный ужасный замысел, и продал их жен и детей, как ему было угодно и куда захотел. Из-за этого остальные христиане, не смея высказать то, что они знали о заговоре против города, оплакивали себя и город. Никто не осмеливался выступить против него, но, более того, — его, как кажется, тогда боялись правившие ²²⁹.

(294) Этот Мавр поставил кентархами, пентиконтархами и декархами тех, кто разделял его коварный замысел. Были у него там воины, мужи отважные, которые несли охрану днем и ночью, получая содержание из казны ²³⁰. Замысел и решение были такими, что в ночь святой субботы накануне Великого праздника, когда город вместе со всеми собирался праздновать спасительное Воскресение Христа, тогда вместе со своими опытными в военном деле [людьми] начать междоусобную войну и поджечь некоторые известные места и таким образом захватить город ²³¹. (295) Получивший власть от Бога, вдохновленный невидимым знаком (ибо, по Писанию, сердце царя в руке Бога и, куда захочет, Он направляет его, как потоки вод ²³²), еще не зная о коварном намерении против города, повелел приказать стратигу Сисинию ²³³, начальнику кораблей, человеку разумному в словах и поступках, всецело предавшемуся Богу, чтобы вместе с подчиненными ему воинами карависианами ²³⁴ он вошел в этот хранимый мучеником город для охраны упомянутого Мавра и перебежавших с ним ²³⁵. Ибо если там будет такое войско, они смелее будут уходить от упомянутого Кувера.

(296) Этот славнейший стратиг Сисиний, желая выполнить приказание, вышел из областей Эллады и достиг острова Скиафия ²³⁶ в последнее воскресенье перед первым днем святой Пасхи, которое в православных городах всеми празднуется и называется [Воскресеньем] пальмовых ветвей ²³⁷. Прибыв на упомянутый остров, который остался пустынным много лет ²³⁸, и найдя там один из святых храмов, который стоял, поросший кустами и деревьями, он приказал своему [177] послушному войску очистить часть его, чтобы отслужить божественную литургию...

(Воины начинают очищать храм и готовиться к празднику. Ночью Сисинию является св. Димитрий и повелевает отправляться в путь, так как ветер благоприятный для плавания.)

(300)... Действительно, когда корабли отправились в путь, ветер, как мы говорили, был встречным, но внезапно, по мановению Божию, благодаря заступничеству мученика, в спину подул попутный ветер. И они поплыли легко и благополучно достигли в Святую среду Святой недели в семь часов ²³⁹ этого богоспасенного города, с помощью его защитника Димитрия. (301) Из-за этого коварно задуманный и подготовленный план междоусобной войны в конце концов остался неосуществленным Мавром и его людьми. Сам же Мавр, сразу охваченный страхом и унынием, впал от отчаяния в ужаснейшую лихорадку и много дней не вставал со своего ложа. Он так и ушел бы из жизни, если бы упомянутый муж, славнейший стратиг, не знавший о заговоре, не успокоил его словами и клятвами. Рассказывая многим о том, что было им увидено, то есть о том, как мученик споспешествовал плаванию, он прославлял усердие и заботу мученика, которые тот проявлял о городе.

(302) Тогда наконец он повелел этому Мавру вместе со всеми его людьми, [перешедшими от] Кувера, а также своему войску с кораблей расположиться вне города в западной части, чтобы сирмисиане, намеревавшиеся бежать от славян, пришли безбоязненно и беспрепятственно ²⁴⁰. И так прошло много дней. (303) После того как пришел названному боголюбивому стратигу царский указ об отправке упомянутых сирмисиан вместе с указанными кораблями и отправленными для этого судами, Мавр с бежавшими с ним явился к боговенчанному василевсу, был там принят и стал архонтом ²⁴¹.

(304) Но не оставил нас своим заступлением, по внушению Бога, мученик. Через сына самого Мавра дошло до благочестивого слуха [василевса] о заговоре против города Мавра и Кувера, открылось ему коварство и дурные намерения упомянутого Мавра, а также то, что он хотел совершить покушение на его жизнь во фракийских областях ²⁴². И это оказалось правдой, так как многократно [179] упоминаемый Кувер, сохраняя договоренность между ними, не тронул никого из людей Мавра, ни его имущества, а женам оказывал такую же почесть, как раньше, и еще большую ²⁴³. Упомянутый благочестивый василевс, всегда полагавшийся в царствовании своем на Бога, давшего ему власть, оставил Ему и этого Мавра: не предал его смерти, лишив достоинства, заключил под стражу в проастий и отнял власть и войско, которое тот имел.

[Еще одно чудо святого великомученика Димитрия с епископом Киприаном ²⁴⁴]

(307) И другое чудо совершил в наши времена святой великомученик Димитрий. Некий епископ по имени Киприан, как никто другой усердно несший святительское служение и проводивший всю жизнь по Богу, отправившись из земли Африки ²⁴⁵, намеревался идти в царственный город Константинополь по неотложному делу. Однако во время плавания, когда он приблизился к берегам Эллады, был захвачен дикими славянами ²⁴⁶. Взяв в плен всех, кто был с ним на корабле, и разделив, [славяне] отправили их в рабство ²⁴⁷, вместе с ними и упомянутого епископа. Уведя их в свои места, то есть в [181] свою страну ²⁴⁸, [славяне] использовали их, как кому из них случилось, соответственно со [своим] более кротким или суровым нравом. (308) святой же этот старец епископ, с корзиной, согласно блаженному Давиду, несший рабство ²⁴⁹, так как ясно, что всем управляет провидение, проводил жизнь свою в молитвах и бдениях, молился ночами, в мыслях взывал к своей разумной пастве и, посылая милосердному Богу благочестивые молитвы, каждый раз говорил нараспев: «Ты, Владыка и Господь всех, поставив меня, недостойного, архиереем своих [словесных] овец, теперь сделал пастухом неразумного стада. И как, оказавшись в таком положении, смотреть на дикость варваров и вместо святой службы переносить грубое их рабство? Я знаю и верю, что Ты вспомнил о грехах моих и сейчас справедливо требуешь от меня такого искупления. Но кто будет наставлять души, Тебя почитающие? Кто сообщит пастве, что их пастырь захвачен зверями-варварами?»

(309) И когда он это и многое другое оплакивал, вознося благочестивые речи Богу, пославшему испытания для [его] пользы, внезапно предстал [перед ним] юноша, красивый и мужественный, имевший по одежде вид воина, и сказал ему: «Если хочешь, епископ, освободиться от рабства, в котором ты находишься, и избежать опасности от варваров, то вставай и следуй за мной; остерегайся говорить со мной, когда мы будем идти, чтобы, храня молчание, оба мы совершили путь». Епископ ему ответил: «Кто ты и откуда?» Тот ему: «Зовут меня Димитрий, я воин, дом же мой находится в центре города Фессалоники, куда, если ты будешь следовать за мною, я приведу тебя в безопасности».

Комментарии

1. Во вступлении к главе 12 автор говорит, что он обращается к «свидетелям» (marturaV) и «слушателям» (akroataV). Можно полагать, что первоначально она была составлена как гомилия для произнесения в день св. Димитрия,

2. Это первое в византийской литературе указание на то, что праздник св. Димитрия отмечался 26 октября. Мы понимаем здесь cwra pasa как «вся область», т.е. округ Фессалоники. В конце VI — начале VII в. праздник св. Димитрия в Византии имел скорее всего только местное значение. Описание его сохранилось в более поздних источниках: согласно «Тимариону» (XII в.), св. Димитрий чествовался три дня, начиная с ночи на 26 октября; празднование сопровождалось всенощными молитвами и торжественными процессиями по городу (Тимарион, 30).

Эпитеты, которыми автор Собрания I награждает Димитрия, очень разнообразны: мученик (martuV, aqlojoroV), победоносец (kallinikoV), градолюбец (jilopoliV), святой (agioV), милосердный и сострадательный (eusplagcnoV, oiktirmwn), пресвятой, преславный (panagioV, panendoxoV), градоспаситель (swsipatriV), человеколюбивый (jilanqrwpoV). Число их возрастает в Собрании II, что, возможно, свидетельствует об усилении почитания святого в VII в. (Lemerle. Index; Koder Anmerkungen, 526).

3. Т.е. 27 октября. Это единственное хронологическое указание в главе. Лемерль же полагает, что выражение th deutera hmera thV eorthV следует понимать как «le lundi pour de la fete» — «в понедельник в день праздника» (Lemerle, 121, п. 2), и на такой интерпретации строит свои предположения относительно датировки события. Выбирая год, когда 26 октября приходится на понедельник, он в конечном счете останавливается на 604 г. При этом он исходит из соображения, что Иоанн нарушил хронологическую последовательность событий и нападение славян в день св. Димитрия имело место значительно позже первой аваро-славянской осады города, описанной в главах 13-15. Мнение о перестановке этих двух событий еще до Лемерля высказывали Станоевич, Графенауэр, Бурмов и другие, аргументируя его тем, что в гл. 13 говорится о том, что горожане впервые увидели варваров у своих стен (см. § 124). Однако далеко не все исследователи с этим согласились (см.: Баришиh. Чуда Димитриjа Солунског, 10). Датировалось нападение славян в день св. Димитрия по-разному — от 581 до 609 г. (ср. Testimonia, 218, n. 1). Серьезные аргументы, на наш взгляд, были выдвинуты Ф.Баришичем, который датирует это событие 584 г. и связывает его с движением славян, описанным Иоанном Эфесским (Баришиh. Чуда Димитриjа Солунског, 49-55). Согласно последнему, война, начатая славянами против империи в 580/581 г., длилась несколько лет: они захватили Элладу, окрестности Фессалоники и Фракию «и стали властвовать на земле и живут на ней, власти как на своей собственной, без страха, в продолжение четырех лет» (Свод, 1 279). Кроме Иоанна Эфесского о нападениях славян на южные области Иллирии в 70-80-х годах VI в. сообщают Менандр и Иоанн Бикларский (см. Свод, I 319, 343, 396-397, 399). В этих походах в Элладу славяне неизбежно должны были миновать пределы Фессалоники. Поэтому нам представляется вполне оправданным датировать событие из главы 12 80-ми годами VI в., когда славяне еще не осели в Македонии, однако их походы и набеги, готовившие почву для переселения, участились. Небольшие отряды, подобные описанному в главе 12, могли отрываться от основного войска и совершать разведывательные рейды.

4. Упоминание о кивории (ciborium) и его описание встречается в главах 1, 6, 10, 14, а также в главе 6 Собрания II. Согласно ЧСД, он представлял собой строение (домик) в виде шестиугольного конуса на шести столбах, завершающегося кругом, где на основании в виде цветка лилии крепился шар, который был увенчан крестом. Стены этого шестигранника и его глава были выполнены из серебра, внутри находилось некое серебряное ложе (krabbation или skimpouV), а также изображение св. Димитрия и женского образа, олицетворявшего порядок и согласие (Eutaxia). Киворий, находившийся в центре храма, согласно ЧСД, был самым красивым его сооружением. Он был поставлен над предполагаемым захоронением св. Димитрия (правда, сам Иоанн не выражает полной уверенности, что киворий венчает гробницу святого).

Археологические изыскания, предпринятые в храме св. Димитрия в начале века, показали в левой части центрального нефа остатки предполагаемого кивория из мрамора, который, видимо, заменил серебряный, похищенный во время одного из захватов Фессалоники врагами (арабами, крестоносцами или турками). Проанализировав все существующие гипотезы относительно предназначения кивория, Лемерль пришел к выводу, что он был не настоящей усыпальницей святого, а скорее символической (Lemerle, 110, n. 2; Lemerle. Commentaire, 213-215; о кивории см. также: Grabar. Demetrios, 3-28; Pallas. Le ciborium, 44-58).

5. Храм св. Димитрия, находящийся в центре Фессалоники (см. план), был воздвигнут в V в. Раскопки, произведенные после пожара 1917 г., сильно разрушившего храм, показали, что он был построен на месте старых римских бань. Согласно преданию, церковь основана префектом Иллирика Леонтием (412-413) на месте захоронения св. Димитрия. Однако в 30-е годы нашего столетия эта версия была подвергнута сомнению, и дискуссия по этому поводу в историографии продолжается до сих пор (историю вопроса см.: Vickers. Sirmium or Thessaloniki?, 144-145). Попытки Сотириу, основательно изучавшего храм, выдать некие останки, находившиеся в беспорядке под алтарем, за останки св. Димитрия, встретили решительные возражения Лемерля, который считает, что место захоронения Димитрия в настоящее время определить невозможно (Lemerle. Commentaire. 205-209).

6. В данном случае имеется в виду глава префектуры Иллирик (префект). Об особенностях употребления терминов eparcoV-uparcoV, которые, в сущности, являются идентичными, в ЧСД см.: Lemerle, 39-40. Ко времени описываемых событий Фессалоника, видимо, стала центром префектуры, так как северные области полуострова практически ушли из-под контроля империи в результате нападений варваров. Была ли столица перенесена сюда прямо из Сирмия (как утверждает житие св. Давида Солунского) либо из Юстиниана Прима (совр. Царичинград), как полагает ряд исследователей, вопрос дискуссионный (Lemerle Commentaire, 50-51). Власть префекта ограничивалась в тот период небольшой территорией, еще не захваченной варварами, поэтому он мог ассоциироваться с правителем города или области.

Скриний (scrinium) - административная служба префектуры, канцелярии. Для каждого из двух диоцезов Иллирика - Дакии и Македонии - существовал особый скриний, при котором, возможно, были особые гарнизоны, предназначенные для охраны скринариев (Максимовиh. Илирик, 32).

7. Появление славян под Фессалоникой, как кажется, уже не было необычным для горожан. Прокопий сообщает о намерении славян захватить Фессалонику еще в 550 г. (см. Свод, I, 194). Воинство вождя кутригуров Забергана, в которое входили славяне, прошло через области, прилегающие к городу, в 558/559 г. О появлении неких варваров у стен Фессалоники говорится и в сочинении Иоанна Мосха (вторая половина VI в. - 619 г.) «Луг духовный». Рассказывая о старце Давиде, келья которого находилась поблизости, Иоанн Мосх отмечал, что «из-за варваров стены города охранялись ночью воинами» (dia touV barbarouV kata nukta ejulassonto ta teich thV polewV upo twn stratiwtwn – ГИБИ, III, 23).

В рассказе о другом солунском отшельнике, Адоле, говорится уже о появлении варваров в районе города:

«Otan oun oi barbaroi hlqon, kai pasan thn cwran elehlaqhsan, sunebh autoiV dia tou topou ekeinou diercesqai kai idwn eiV twn barbarwn ton geronta parakuptonta, exhren to xijoV, kai anateinaV thn ceira epi to dounai auton, emeinen ektetamenhn ecwn thn ceira kai akinhton» (ГИБИ, III, 23) - «Когда пришли варвары и ограбили всю область, случилось им миновать это место, и один варваров, увидев старца, который выглядывал [из дупла], выхватил меч и, протянув руку, чтобы ударить его, остался с протянутой и неподвижной рукой».

Тыпкова-Заимова считает возможным видеть в этих варварах славян и датирует их нападения первой половиной VI в. (Тыпкова-Заимова. Нападения, 6-7). Однако другие исследователи полагают, что эти свидетельства ввиду крайней неопределенности не могут рассматриваться как данные о появлении славян под Солунью (Максимовиh . Илирик, 24; Lemerle. Commentaire, 81, n. 100 bis.).

8. Как явствует из дальнейшего, именно горожане, а не профессиональное войско, вступили в сражение со славянами. Действительно, организация обороны византийских городов в этот период была практически предоставлена самим жителям, так как у имперских войск, сосредоточенных главным образом у границ и во Фракии, не хватало сил для оказания им помощи.

9. Солунская святая мученица Матрона, память которой отмечается 27 марта, вероятно, была очень почитаема в городе и его округе, так как в ЧСД ее имя упоминается неоднократно. В ее честь были построены две церкви - внутри города и за его стенами. Местонахождение последней не определено. В главе 13 (§ 119) храм св. Матроны назван крепостью, которую варвары в темноте приняли за город. Это позволяет думать, что он представлял собой целый комплекс достаточно мощных сооружений, расположенных скорее всего к северу или северо-западу от Фессалоники, откуда обычно наступали варвары (BakalopouloV. Istoria, 35-36).

(пер. О. В. Иванова)
Текст воспроизведен по изданию: Свод древнейших письменных известий о славянах. М. Восточная литература. 1995