Мобильная версия сайта |  RSS
 Обратная связь
DrevLit.Ru - ДревЛит - древние рукописи, манускрипты, документы и тексты
   
<<Вернуться назад

БАЗИЛИ К. М.

АРХИПЕЛАГ И ГРЕЦИЯ

В 1830 И 1831 ГОДАХ

ЧАСТЬ II.

ПРИБАВЛЕНИЯ КО ВТОРОЙ ЧАСТИ.

Виновники идрийского мятежа, желая подорвать влияние правительства, давно уже распускали в народе самые нелепые слухи против графа Каподистрия; для них ничего не было святого, когда стремились они к достижению своей цели; в отчетах Министров Юстиции и Внутренних Дел развиты некоторые только из средств, употребленных ими в продолжительной борьбе с правительством. С одной стороны ядовитыми стрелами позорной сатиры они осмеяли личный характер правителя, его семейные связи, род его жизни; нельзя было читать без омерзения пасквилей и поруганий над мужем, достойным лучших веков Греции. Уверяли, что заведенные им училища клонились собственно к уничтожение всякого просвещения в Греции, а увеселения зимы в Навплии были им придуманы, чтобы развратить нравы, изнежить народ, унизить благородство его чувств, заставить [196] позабыть свои права— и таким образом поработить его себе. Уверяли, что все доходы Греции и вспоможения, доставляемые ему в пользу народа, употреблял он на своих любимцев, на своих тайных агентов; что он позволял им вывозить из Греции множество драгоценных древностей, и что даже из сумм, назначенных вдовам сиротам, жертвам народной войны, он составил себе огромный капитал, что он оклеветал в своей переписке народ пред глазами Европы; что он отсоветовал банкирам открыть заемные банки в Греции, единственно за тем, чтобы всеобщим недостатком денег держать всех в большей зависимости от правительства.

С другой стороны они не уважили и политических его сношений с союзными державами: распускали слухи о тайном нерасположении к нему дворов; называли его агентом пагубных для Греции замыслов; уверяли, что Хиос, Самос, Кандия, часть Румелии, все это было уступлено Турции по его проискам, чтобы сделать греческое государство мелким, бессильным, отклонить союзные кабинеты от намерения назначить Греции государя, и чтобы обратить сию страну в княжество, наследственное в семействе графов Каподистрия, и под [197] покровительством Порты; что он был в тайном согласии с султаном, что он хотел продать ему народный флот, и множество подобных нелепостей.

Без сомнения клеветников президента, рассеянных по всей Греции, встретили одни упреки порядочных людей, и поругания народа за их дерзость; правительство не обращало на них никакого внимания, но чтобы укрыться от неудовольствия простого народа, оскорбленного в лице любимого им правителя, они должны были со всех концов Греции собраться в гнезде мятежа — в Идре. Там большая часть моряков, а именно те, кои наглостью своею обыкновенно берут верх, когда дело идет о общественном мнении, были уже за них; это неудивительно: ибо последний моряк сей надменной, скалы считал себя спасителем целого народа за прежние заслуги флота; разумеется, что подобные притязания заставляли их обращать к правительству соразмерные тому требования. Притом привычка к разгульной жизни во время войны приохотила многих жить на жалованье или призами; они никак не хотели возвратиться к торговым делам, предпочитали праздность, скучали в бездействии, денег, не имели, просиживали по целым дням в кофейных домах, и там охотно слушали проповедников [198] мятежа, уверявших, что правитель виноват во всем; что у него много денег, а им не дает; платит жалование каким-то секретарями молодым офицерам, не оказавшим ни каких услуг отечеству, а им не хочет назначить пансионов; что они кровью своей купили все имения турок в Греции, а президент взял все себе; что с ним точно также можно поступить, как с прежними властями Греции, которым каждый капитан предписывал свои законы. Я говорил уже о влиянии братьев Кондуриоти на умы сей грубой черни, и о причинах неудовольствия Кондуриоти против правительства.

Никогда журнал не имел столь сильного, столь пагубного влияния, как незначащий идрийский Аполлон. Если сие покажется удивительным, при столь посредственном состоянии просвещения в Греции— то всем самом найдется, может быть, и причина его влияния. Простой поселянин, лавочник, моряк привык смотреть на грамотного человека, как на высшее существо, и на каждую книгу, как на скрижаль истины и мудрости. Понятие о книгах слилось некоторым образом в его уме с понятиями о религии; ибо долго, долго в одних храмах видел он книги, и одни духовные особы были поверенными их тайн. Правда, понятия его уже [199] изменились, но ум невольно сохраняет следы заблуждений, и нередко в мужестве нашем отзываются впечатления детства.

Вообразите теперь праздную толпу, слушающую, со всем любопытством безделья, ядовитые страницы сего журнала; сначала удивляется она, как можно было подумать, не только что написать, подобные поругания над лицом, к которому она чувствует невольное благоговение; потом привыкает к ним, наконец, принимает самое живое участие в его рассказах, и увлекается ими. Если кто отказывается верить клеветам, голос из толпы ему скажет: да это в книге написано, пожалуй и Евангелию не поверишь! Это относится впрочем до самого простого класса; обратимся к тем, которые, не веря Аполлону, хотели узнать из французских журналов, что думает просвещенная Европа о президенте и о Греции; — что находили они? Французские журналы, после переворотов 1830 года, были наполнены самыми наглыми клеветами на графа Каподистрия; политики-журналисты думали, что дух времени предписывает бранить все прежде существовавшие власти; упрекали греков, что они успокоились под графом Каподистрия, и предвещали им все возможные бедствия в сохранении мира. За несколько дней [200] до поросских дел, в Навплии ходил по рукам журнал le Globe, в котором было сказано, со всем пустословием политических фраз, с оракульским тоном журналиста, что заключен союз между Россией и Турцией, что независимость Греции принесена в жертву, что графу Канодистрия препоручено, вследствие секретных договоров, сдать порты и крепости туркам, и множество столь же неправдоподобных предположений. Несколько бродяг-иностранцев, являясь представителями-самозванцами своих наций, уверяли, что их правительства не терпят президента, и ожидают, чтобы только народ подал свой голос, и они его низложат Однажды толпа иностранцев обошла навплийские трактиры и кофейные дома, пила везде за освобождение Греции от тирана, заставляла силою пить и всех присутствовавших, и кричать a bas Capodistrias.

Без сомнения заслуживают ли особенного внимания журнальные бредни и слова искателей приключений? Но при тогдашнем положении Греции, при продолжительной неизвестности ее судьбы, при неусыпном старании врагов правительства обращать все в свою пользу, сии ничтожные обстоятельства имели весьма важное влияние на умы.

Роковое стечение обстоятельств [201] подтвердило в общем мнении подозрения, что иностранцы неблаговолят к президенту. Запутанность дел всей Европы слишком долго длила неизвестность судьбы Греции; все опасались и предвидели сильный переворот всей стране, которая была осуждена, после семилетней кровавой драмы, испытать, вроде эпилога, еще несколько кровавых сцен.

Кто вник в бедственное положение сей страны, кто понял волнение умов и страстей, хотя обузданных правлением президента, но слишком сильно потрясенных прежними бурями, чтобы не пробудиться при новых внутренних и внешних порывах, кто постоянно наблюдал грозу, накопившуюся над политическим горизонтом Греции — тот только будет в состоянии вполне оценить и ум и силу президента, сохранившего до последней минуты любовь и доверенность почти всего народа, и в то же время удивится и твердости и: здравому смыслу сего народа.

Заметим, что в одно почти время и Европа успокоилась от своих беспорядков, и в Греции водворилась тишина, и президент с торжеством выходил из продолжительной борьбы со своими противниками, когда его поразил кинжал фанатика, направленный последними и [202] злейшими усилиями попранных врагов его, и облил кровью и пламенем всю Грецию.

Президента упрекали в важных ошибках, народ в легкомыслии. Главная ошибка президента была неудача его в выборе людей: доверенностью его пользовались, то неспособные, то бесхарактерные люди; но бывшие при нем злоупотребления неизбежны в стране выходящей из безначалия, и если сравнить правление президента с предшествовавшим состоянием Греции; если взять в рассуждение, что все образовывалось в каком-то хаосе, что до него почти не было, элементов систематического управления государства, что долговременное безначалие потрясло в самом основании все правила, все понятия, служащие подпорами гражданскому благосостоянию всякого общества — мы не произнесем напрасных укоризн одному из лучших характеров новейших времен, и не припишем народу, заслужившему любовь всего просвещенного мира, тех заблуждений и постыдных страстей, которые в последние годы стоили столько крови, столько бедствий сей стране.

Присовокупляемые здесь официальные бумаги пояснят многие из описанных мною происшествий, и ознакомят любопытного читателя с внутренним состоянием Греции. [203]

А.

Получив известие о мятежном движении идриотов в Поросе, президент немедленно сообщил оное резидентам союзных держав, прося их содействия для отвращения предстоящей опасности. По случаю отсутствия барона Руана ответ его последовал гораздо позже.

Президенту Греции от английского и российского резидентов.

Спешим объявить, согласно с желанием Вашего Превосходительства, что правительства наши более всего желают соблюдения порядка и спокойствия в Греции, и сохранения существующих в ней временных постановлений.

Мы осуждаем мятежный поступок в Поросе, и в отсутствии французского резидента и гг. начальников французского и английского отрядов, надеемся, что сие объявление наше, в ожидании их прибытия, успеет возвратить к повиновению заблуждающихся людей, кои участвуют в оном.

Пользуемся сим случаем, чтобы изъявить В. П-ву глубочайшее наше почтение.

Докинс.
Рикман.

Навплия.
20-го июля 1831. [204]

Президенту Греции, от французского резидента.

С удивлением и с горестью узнал я из писем В. П-ва о происшествиях Пороса и о предлогах, на коих основывают идриоты свое преступное предприятие.

Крайне сожалею, что находясь в отсутствии, я не мог подписать вместе с резидентами Англии и России той декларации, которую по сему случаю имели они честь вручить В. П-ву. Задержанный делами службы в Наварине, я не мог присоединиться к ним, но согласно сними спешу теперь объявить, сколь осуждаю я мятежный поступок в Поросе.

Г-н Лаланд (который, узнав о происшедшем в Поросе, вместе с г. Лейнцом поспешил туда отправиться), имел от меня поручение объявишь г-ну Миаули и бывшим с ним идриотам на Гелласе, что инструкции мои совершенно согласны с инструкциями моих товарищей, и Французский Двор, как уже неоднократно я имел случай объявить, более всего желает спокойствия Греции, и сохранения, в ней временно существующих постановлений.

Я надеюсь, граф, что сие официальное объявление уничтожить сомнения, порожденные людьми злоумышленными, о расположении трех [205] союзных дворов, и что совокупный действия наших отрядов откроют виновникам сих беспорядков пагубные следствия их поведения.

Благоволите принять, граф, повторительное уверение моего глубочайшего почтения.

Барон Руан.

Навплия.
4-го августа 1831.

____________________________

В.

Из протестов, которые все области Греции, острова, войско и флот подали на идриотов, помещаю здесь протест начальников пелопонезской милиции.

“Пелопонезские солдаты, коих кровь, пролитая за освобождение родной земли, еще на ней дымится, которые в долгих своих бедствиях никогда не теряли твердости духа — сии солдаты, посредством начальников своих, соединенных в Триполице, изъявляют пред Богом и пред людьми чувства скорби, причиняемые им новыми бедствиями, в которые коварные люди стремятся ввергнуть отечество, для достижения своих преступных видов.

Хотя постоянство, которым греческий народ вооружился в своих испытаниях, делало его непобедимым, но наконец стоял он на краю погибели, когда, по божескому внушению, он [206] вверил правление свое мужу опытному, могущему спасти его от окружавших опасностей. Провидение внушило мысль сию элленам, которые, соединившись в Трезенском Национальном Конгрессе, единодушно и торжественно провозгласили графа И. А. Каподистрия правителем Греции. Покорный гласу отечества, он поспешил спасти его под эгидою великих союзных держав.

Его мудрость, его правосудие и отеческое его правление пресекли в самом начале беспорядки, происходившие до его прихода на море и на суше. Греки, рассеянные, несчастные и безнадежные, вскоре соединились по родным домам; народ начал нравственное и гражданское свое преобразование, и исполинскими стопами подвинулся к своему возрождению.

Но люди, ступившие на греческую землю единственно для гнусных замыслов о воздвижении своего владычества, хотя бы на обломках отечества, видя, что правитель рушил их планы, прибегли к пронырствам и к клевете, чтобы вовлечь в обман слабоумных людей, и исполнить таким образом свои желания. Люди сии в последнее время сбросили личину, и, к несчастию для Греции, привязав к себе немногих из ее граждан; они дерзнули захватить стоявшие в [207] Поросе корабли, приобретенные толикими пожертвованиями народа.

Сей мятежный, или лучше сказать, разбойнический поступок, был уже сам по себе гибельным для отечества. Но судьба влекла сих людей от злодеяния к злодеянию; они пришли в такое безумие, что дерзнули оскорбить флаг одной из держав покровительниц, изливших на Грецию обильные благодеяния. Сей флаг был окровавлен.

Провидение, всегда осенявшее Грецию, сделало тщетными сии предприятия; но их виновники, постоянно стремясь к достижению власти, и решившись при неудаче погубить нацию — забыли и страх Божий и уважение к великим державами стыд пред светом; они предали пламени морскую нашу силу, чтобы лишить нацию средств к обороне.

Глубоко тронутые сим новым несчастием, превосходящим все прежние наши бедствия, видя опасность отечества, и почитая виновников оной изменниками государству — солдаты Пелопонеза находятся в необходимости протестовать против них, кто бы они ни были. Мы протестуем пред Богом, пред великими державами, пред нашим правительством, пред целым светом, и требуем: [208]

1-е. Чтобы виновники нового нашего несчастия, советники их и соумышленники были преданы всей строгости законов.

2-е. Чтобы с них были взысканы все убытки, нанесенные ими отечеству.

3-е. Чтобы на них лежала ответственность за все несчастия или убытки, могущие произойти от их проступка.

Сей протест мы вручаем правительству для обнародования его, и засвидетельствования пред светом невинности греческого народа, и для сохранения ему Высочайшей благосклонности его Августейших Покровителей.

Колокотрони, Плапута-Колиопуло, Ятрако и пр. и пр.

Триполица,
3-го августа 1831.

____________________________

С.

Пориоты, по возвращении своем из Идры, подали правительству следующий адрес, из которого можно видеть какие средства употребляли идриоты, чтобы выставить себя представителями Греции.

“Мы избегли наконец сетей, в коих держали нас идриоты, и не позволяли ни нам ни нашим семействам оставить Идру, единственно для того, чтобы принуждать нас подписывать адреса, [209] и подтверждать нашими подписями все, что им было угодно писать. Хотя большая часть из нас и читать не умеет, но они принуждали нас подписывать, уверяя только, что содержание бумаг клонится к нашей пользе. Сии люди, на которых лежит проклятие народа, между прочим заставили нас подписать какой-то адрес к г. контр-адмиралу Рикорду, когда он в первый раз вызывал нас из Идры в наши оставленные дома. Одна фраза оного может выразить все бесстыдство их обманов: оставив наш остров, сказано там, мы по собственному желанию не возвратились, и не возвратимся и пр. Но мы поспешили возвратиться в свои дома, как только сие было нам позволено.

Освободившись из рук сих людей, которые сделались язвою народа, мы отрекаемся от всех подписей, вынужденных у нас силою и обманом в Идре.

Следуют подписи.

Порос,
16 октября 1831.

____________________________

D.

Помещаю здесь донесение президенту от министра Юстиции по делу идриотов, и отчеты статс-секретарей Морских Сил и [210] Иностранных дел, поданные в пятое Народное Собрате, после смерти графа Каподистрии, равно и извлечения из отчета министра Внутренних Дел.

Донесение от министра Юстиции.

По тщательном рассмотрении поступивших ко мне бумаг относительно происшествий Идры и Пороса, имея также ввиду записку Сената и адреса разных областей Пелопонеза, Северной Греции и островов, равно и от офицеров сухопутных и морских сил— адреса, коими испрашивается, чтобы виновники происшедших беспорядков были преданы правосудию законов— спешу исполнить тяжкую обязанность звания моего, подвергая на усмотрение Вашего Прев. мое мнение о роде и цели вышеупомянутых проступков, об ответственности лежащей на виновниках и участниках, и о мерах предписываемых законом, и необходимых для обеспечения народных прав.

Сии горестные происшествия, и находящиеся в руках правительства документы, доказывают существование заговора, сосредоточенного в последнее время в Идре, и имевшего целью ниспровержение настоящего порядка вещей в Греции. Заговор сей проявился сперва одною оппозицией, но в последствии предприятиями [211] своими и употреблением вооруженной силы обнаружился явным восстанием против правительства. Равно явствует, что главные виновники сего преступления, давно уже силились распространить в чужих краях ложное мнение о состоянии народа, о расположении умов, и замышляли захватить в свои руки власть принадлежащую правительству.

Но какие средства употребила партия сия для достижения своей цели?

Сперва ограничила она действия свои темными происками, тайными интригами, оклеветанием дел и поведения государственных сановников и самых актов и видов правительства, чтобы поколебать преданные ему умы; но, опасаясь всеобщего негодования, ничего не дерзала предпринять против существующей власти.

Не успевая сим привлечь к себе умы, партия воспользовалась происшествиями Европы, чтобы обмануть людей легковерных, представляя им, что для Греции было необходимо сообразоваться с духом времени, и что в таком случае нельзя было сомневаться в успехе всякого предприятия, стремящегося к утверждению конституционного правления. Для сей цели она прибегла к неограниченной свободе книгопечатания. Вскоре журнал Аполлон, с ядовитыми [212] своими стрелами, показался достойным своего предназначения. Главная его цель была — не полезны я улучшения, проистекающие от искреннего и беспристрастного рассматривания публичных актов, но напротив раздражение умов, возбуждение ненависти и недоверчивости к правительству, и взволнование народа.

Партия, желая вернее удержать сие, преступное орудие, составила вооруженную стражу из наемных людей, коим было вверено защищать против правительства и действия законов редактора сего журнала и его типографию; таким образом партия учредила новую власть среди законной власти (imperium in mperio). Сия дерзость есть первое действие явного восстания.

Немного спустя, при издании закона о книгопечатании, редактор Аполлона, его товарищи и покровители не признали его, под предлогом, что они не могли лишиться права рассматривать публичные акты, хотя сим законом не уничтожалось ни сие право, ни какое либо другое, принадлежащее законной свободе книгопечатания.

Потом, пользуясь другим обстоятельством, не имевшим определенного характера (Дело семейства Мавромихали. См. Прибавление Е), партия привела в действие пружины свои в [213] Лимени; составила комиссию, которая назвалась конституционною, присвоила себе исполнительную власть, обнародовала прокламации, и предлагала гражданам, как единственное средство спасения, созвание конгресса и преобразование.

Но в Пелопонезе, в Северной Греции, на островах и даже в прочих округах Майны все жители отвергли сей беззаконный призыв, пребывая верными своему правительству. Из следствия, произведенного над делами Лимени, оказалось, что идрийская партия была в сношениях с сим городом, и способствовала замышленным там предприятиям, стараясь дать им направление явного бунта.

Партия равно старалась поколебать верность оруженосцев румельотских. Но и сии жители, в сочувствии истинных своих польз, единодушно отвергли сии прельщения, и содействовали к преследованию мятежников и к сохранению общественного спокойствия. Прокламации изменника Каратассо, показания многих из его офицеров, и разные другие обстоятельства свидетельствуют, что начальники партии обольстили его обещаниями поддержать его золотом и флотом, что он был в переписке с Идрою, и ожидал обещанной помощи. Партия совершила новое преступление, дав у себя убежище сему государственному преступнику. [214]

Не достигнув своей цели всеми сими предприятиями, партия прибегла к другому средству: к составлению адресов, коими провинции должны были приносить жалобы на мнимые беззакония и нарушение гражданских прав со стороны правительства, заключать из сего, что народ находится в мучительном беспокойстве, и требовать наконец, чтобы был созван национальный конгресс. — Сим партия надеялась оправдать свои притязания, и вместе с тем побудить области к непризнанию властей.

Партия успела привлечь на свою сторону остров Сиру, и посредством тысячи происков убедить разнородное население оного ниспровергнуть местные начальства, сделать самовольные нововведения, и наложить руку на суммы принадлежавшие правительству.

Ничего не упустила из виду партия для достижения своей цели: обещаний, насилий, угроз, ложных слухов, клеветы — преимущественно клеветы. Для раздражения легкомысленных людей она уверяла, что правительство было в тайном заговоре с другими державами, чтобы изменить народу; что державы-покровительницы увидели бы с удовольствием восстание Греции, и что не только не стали бы они поддерживать правительство, но напротив содействуют [215] бунту. Она дерзала даже распускать слухи, что сие последнее не было подвержено ни какому сомнению, и что она имела в своих руках самые положительные доказательства. Однако же на других островах действия ее не были столь успешны, и она с досадою видела, что прокламация правительства, (№ 4012), предав посрамлению ее происки и предприятия, излагала причины, которые делали невозможным созвание национального конгресса прежде октября сего года. Потеряв надежду успеха в Архипелаге, партия решилась уже употребить вооруженную силу против нынешнего временного правительства. Посредством идрийских приматов она вооружает людей, и согласясь с некоторыми заговорщиками в Поросе, захватывает ночным нападением народные суда и арсенал, и бунтует весь остров. В оправдание свое обнародывает она, что сие была принуждена сделать для отвращения жестокой казни, которую правительство будто готовило островитянам; что впрочем намерение ее было хранить суда в своих руках, как священный залог, и возвратить их народу, коего оные суть принадлежность. Но когда правительство наше подало пример жестокости или даже строгости? — Это были преступные предлоги для оправдания более преступного дела. Впрочем отправление [216] в то же время военной силы в Саламини в Каламаки для взбунтования жителей, равно и письма от начальников заговора ко многим лицам, явно уже доказывают, сколь ложный предлог обнаруживали они при занятии кораблей. Если целью мятежников было созвание конгресса и преобразование, если они желали только порядка и благосостояния родины, правосудия и всех прав, составляющих предмет желаний умного и добродетельного гражданина для чего бы им прибегать к исчисленным нами крайностям, когда уже было объявлено, что чрез два или три месяца долженствовал соединиться национальный конгресс?— Но истинной целью мятежников было: захватить военные суда для завладения Архипелагом, и для возмущения берегов Пелопонеза и Северной Греции. Действительно, приматы Идры, принимая на себя власть, которой ни закон, ни народим не вверяли, присваивают себе и права законного правительства, сбирают казенные доходы, сзывают национальный конгресс в Идру, и посылают одни за другими вооруженные корабли по Архипелагу, для низложения законных властей на островах, для покорения силою тех, кои противились им, и для скорейшего и насильственного отправления депутатов в Идру. [217]

Между тем резиденты и начальники флотов союзных держав публично объявляют свое неудовольствие на поступки Идры, и называют оные мятежническими: они приглашают мятежников возвратить правительству захваченные суда, и объявляют, что их Дворы постоянно желают сохранения в Греции существующего порядка вещей. Но партия, не внемля советами призывам держав, предписывает начальнику бунтовщиков не возвращать судов, и отражать силу силою. Сие предписание исполнено: 27-го июля, крепость открыла огонь по русским судам; сим оскорблен и окровавлен флаг одной из держав покровительниц.

29-го числа приматы Идры посылают в Краниди вооруженный бриг с угрозами блокировать сей берег, если жители не соединятся с ними в то же время издают прокламацию, в которой глава народа назван тираном, и все жители призываются к оружию. Наконец приматы сии, видя себя в необходимости уступить, рассуждают вместе со своими советниками, и решаются на самое ужасное и непонятное злодеяние — на сожжение всего флота, арсенала и магазинов. Сие решение исполнено только частью: но народ в невыразимой горести увидел [218] жертвою пламени фрегат Геллас, корвет Идру и лавры долгих и тяжких подвигов!....

Какая же причина, какая цель сего нового злодеяния? Без сомнения уже не вышеупомянутые предлоги, но слепое упрямство и честолюбие зачинщиков мятежа — страсти, взволнованные духом партии и личными выгодами. Впрочем не должно смешивать с ними людей, вовлеченных легкомыслием и неведением, но не принявших действительного участия в мятеже.

Не нужно уже глубокого юридического исследования, для определения рода преступления, когда всякому известно, что возмущение, имеющее целью ниспровержение установленного порядка вещей и законного правительства, есть преступление измены против внутренней безопасности государства; сие преступление увеличивается еще когда возьмем в рассуждение:

1-е. Что из сего произошли великие убытки для народа, и истребление средств к обороне на море.

2-е. Что оное совершилось в противность объявлениям союзных держав, от коих еще поныне зависит политическое существование Греции, и хотя сии державы официально объявили, посредством своих представителей, что более [219] всего желают сохранения в Греции спокойствия и существующего порядка вещей.

3-е. Что преступление сие связано с оскорблением флага одной из держав— обстоятельство из коего могут произойти большие несчастья для народа, затруднения и отлагательства в деле окончательного устройства его судьбы.

Таким образом виновники и исполнители преступления имеют двойную ответственность пред законами:

1-е. Они должны подвергнуться суду, как изменники отечеству.

2-е. Заплатить нации за все убытки, причиненные истреблением судов, и могущие впредь последовать.

Удержать существующие постановления, утвердить спокойствие и благосостояние народа, охранить его от безначалия — вот обязанности наложенные на Вас, господин президент, когда нация вверила Вам правление. Обязанности сии, ожидания держав покровительниц, и требования, содержащиеся в адресах провинций, как я уже говорил, предписывают В. П-ву взять законные меры для утверждения общественного порядка, и для удовлетворения за обиду, нанесенную величию законов и воле нации.

И так необходимо, чтобы виновники [220] последних беспокойств были преданы правосудию, каково бы ни было прежнее их политическое поприще, или степень, занимаемая или в обществе. Тяжко сердцу моему, что обязанности моего звания заставляют меня предложить меру сию, неизбежную по законам, против людей, между коими находятся граждане, известные по прежним своим заслугам; но сии заслуги не могут остановить должного хода правосудия; оные могут быть приняты в уважение в приличное время.

С другой стороны справедливость требует, чтобы главные виновники были отличены от участников; чтобы сим последним было даровано прощение, если в известный срок возвратятся к чести и долгу. В таком случае раскаяние или боязнь разделить ответственность первых, вероятно понудит их отстать от главных виновников.

Люди, на коих лежит ответственность, и кои должны быть преданы суду, суть:

1-е. Все те, кои присвоили себе, под каким бы то ни было именем, звание по части управления; те, кои имели начальство мятежнических предприятий, или были главными орудиями в оных; те, кой побуждали к восстанию войско и народ; те, кои изменою предали бунтовщикам корабли, крепости или деньги и оружия [221] вверенные им от правительства; наконец те, кои занимая важное место, изменили своим обязанностям содействуя мятежу.

2-е. Те, кои приняв второстепенное участие в мятеже, не воспользуются сроком, назначенным от правительства, для возвращения к долгу.

Согласно с запискою комиссии, состоявшей по сему делу, и с официальными бумагами, пересмотренными ею, нижепоименованные лица принадлежат первой категории:

Приматы Идры: Лазарь Кондуриоти,
Иоанн Орландо,
Дмитрий Булгари,
Иоанн Криэзи.
Георгий Кондуриоти,
Александр Маврокордато,
Андрей Миаули
Георгий Сихини,
Антоний Криэзи,
Иосиф Фаланга,
Теоклет Фармакидес,
Анастасий Полизоидес,
Николай Гика.

Полагая, что граждане сии подлежат обвинению, я ни сколько не разумею, что должно лишить их средств к оправданию. Судебные [222] прения могут в последствии открыть, все ли они или некоторые только виновны; равно покажут, кто в какой степени; наконец могут открыть и других соучастников, которые должны разделить их ответственность. Ныне предстоит дать ход закону; и как дело сие подлежит исключительному суду (tribunal exceptionnel), составленному из сенаторов, честь имею предложить В. П-ву в силу сего закона: назначить пятерых сенаторов для составления первой комиссии, равно и прокурора, который немедленно должен призвать к суду обвиненных, и тех, кои в последствии откроются, поступая во всем согласно судейскому порядку.

Исправляющий должность министра Юстиции

Сикелианос.

Навплия,
13-го августа 1831.

____________________________

Донесение пятому греческому национальному конгрессу, от исправляющего должность статс-секретаря Морского Министерства.

Навплия, 23 декабря 1831.

Почтеннейшие господа! Исправляя должность статс-секретаря Морского Министерства, я долгом себе поставляю подвергнуть вашему благоусмотрению подробное изложение всего [223] относящегося до сей отрасли государственного управления. Образование морской силы, столь же необходимой для народного достоинства, как и для внутренней и внешней безопасности отечества — было одним из главнейших предметов, обративших на себя внимание достославного правителя Греции. Затруднительность обстоятельств, денежный недостаток и прочие многоразличные занятия правительства замедлили совершенное выполнение мудрых предположений Правителя.

При четвертом национальном конгрессе наш флот состоял из 92 судов всякого размера вместе с канонерскими лодками; из сего числа восемнадцать разрушились от ветхости до образования Морского Министерства.

Бывшая дотоле морская комиссия, отрасль генерального комиссариата, сдала Морскому Министру 74 вымпела; но из сего числа только 48 были годны к морской службе; прочие оставались в поросском порте.

Малочисленность казенных судов большего ранга и их дряхлость заставила правительство употребить в службе корабли, принадлежавшие частным лицам; таким образом движения народного флота зависели от перемен коммерческих видов хозяев сих кораблей, а правительство издерживало ту же сумму, каковая [224] была нужна и для содержания равносильного казенного флота.

Купить нужное число кораблей в портах европейских государств было невозможно по недостатку сумм; для построения кораблей в Греции необходимо было иметь предварительно адмиралтейство, снабженное всем нужным; но и подобного заведения, но недостатку денежных средств, еще у нас не было.

Государственный банк мог в сем случае только облегчить затруднения, и согласить частные выгоды с общественными.

Согласно с V указом четвертого народного собрания, предшественник мой, граф Виар Каподистрия, предложил закупить некоторые из кораблей частных лиц, преимущественно те, кои отличились во время войны, и признать условленную их цену за долг государственного банка, с выдачей процентов продавцам, кои согласились бы с постановлениями сего банка относительно их капитала.

Многие островитяне охотно приняли сие предложение, но правительство ограничилось покупкою только необходимого числа кораблей; на сем основании были куплены три корвета и два брига.

Таким образом начал составляться [225] народный флот, если не соответственный еще государственному достоинству, по крайней мере достаточный для настоящей морской службы. Сей флот был только зародыш нашей будущей морской силы, без которой отечество наше никогда не достигнет той степени политической важности, которую изготовили ему наши долговременные усилия и великие жертвы.

Но завистливый гений обрек погибели славный заслугами флот Греции.

Мятежники, сосредоточенные в Идре, посягнули не только на спокойствие отечества, но и на его внешнюю безопасность, решившись истребить или захватить морскую силу, для исполнения преступных замыслов.

Сперва употребили они тайные ковы для привлечения в свою сторону флотских экипажей; потом, сбросив личину, вооружили лодки, и послали ночью в Порос, чтобы занять бывшие всем порте на якоре корабли: фрегат Геллас, пароходы Картерия (Постоянство) и Эпихирисис (Предприятие), и сам арсенал. Никаких предосторожностей не было взято со стороны правительства против столь неожиданного покушения. Разграбление [226] мятежниками арсенала и кораблей соответствовало столь преступному предприятию.

Корвет Идра, коего командир был в тайном согласии с мятежниками, присоединился к ним; другой корвет, Специя, командуемый храбрым Канарисом, был ими захвачен обманом; равно и Медуза и Амфитрита и все мелкие суда, бывшие в Поросе; тендеры Эол и Меркурий передались им; их примеру последовали голетты Леда и Эвхарис в Эгейском море, мистик Эвплой в водах Спарты, бриги Антизелос (Соперник) и Нереида в Саламине; наконец бриг Ахиллес силою взят ими в Мессинском заливе.

Все выше исчисленные суда, кроме тендера Меркурий, были командуемы идриотами.

Мятежники, намереваясь двинуться против правительства с сими судами, и привести в безначалие острова, спешили окончить приготовления свои к походу в Поросском порте. В сию эпоху прибыл всей порт его превосходительство контр-адмирал Рикорд, командующий российским императорским отрядом. Ревностный защитник спокойствия нашего отечества и порядка, учрежденные в нем, согласно с желаниями великих государей, он не мог [227] дозволить, чтобы подобные преступления совершались ввиду его флага: он объявил начальникам бунтовщиков, что ни в каком случае не допустит он, чтобы занятые ими военные суда вышли из Поросского порта. Мятежники, видя непреклонное решение сего адмирала, и стремясь от преступления в преступление, до такой степени были ослеплены, что заглушив всякое чувство признательности, дерзнули оскорбить флаг одного из великодушных покровителей наших.

Наказанные за толикую дерзость, они решились на другое злодеяние, равно пагубное для Греции: они сожгли фрегат Геллас, который так дорого нам стоит, который считался образцом совершенства военного корабля; корветы Идра и Специя подверглись той же участи, и крепость, построенная у входа поросского порта пособиями филеллинов, была взрыта. Смелость поселянина спасла от погибели пароходы, обреченные пламени; арсенал и город Порос чудесно спаслись от угрожавшей им участи.

Народ в своих адресах правительству, произнес приговор свой над сим преступлением, и другие государства достойно оценили тогда виды людей, совершивших оное. [228]

Происшествия Пороса отозвались и по другим местам. На передавшихся им военных судах, и на судах, вооруженных в идрийской гавани, мятежники плавали по Эгейскому морю, ниспровергали законные власти, и насильно бунтовали островитян. В то же время они побуждали к измене саламинский стан, и посылали шайки майнотов на Каламату. В Саламине нашли они войско верное долгу и чести, а Каламата и другие города Мессении были преданы грабежу.

Мне предстоит еще, государи мои, подвергнуть вам отчет об убытках, нанесенных нашему флоту сими поступками мятежников; убытки весьма значительны, и тяготят на целой нации; ибо военные корабли не могут принадлежать ни приматам, ни адмиралам, ни островам каким либо исключительно, но составляют нераздельную национальную собственность.

Впрочем, доселе не сделано настоящей и подробной оценки разграбленных и сожженных вещей; дело сие должно вверить людям, не только опытным в морском искусстве, но и совершенно беспристрастным. Кроме взорванных кораблей Гелласа, Идры и Специи, кроме разграбления поросского арсенала, корабля Эммануил и двух пароходов— два брига, Соперник и Ахиллес, [229] были первый потоплен, другой сожжен в Армиро; две голетты Леда и Эвхарис, тендеры Эол и Меркурий, шхуны Нереида, Медуза, Амфитрита, мистик Эвплой и много мелких военных судов еще находятся в руках мятежников в идрийском порте.

Правительство приняло уже все меры для спасения того, что можно было достать посредством водолазов со дна морского, после взрыва кораблей. Сии работы с успехом продолжаются, и надеемся сим вознаградить некоторую часть причиненных нации убытков.

Я говорил доселе только о вещественных убытках нашей морской силы; но не менее того пагубно было и нравственное влияние сих происшествий. Эпоха сия была эпохою совершенного расстройства нашего флота; люди, которые пользовались доверенностью правительства, были вовлечены в измену. По крайней мере всем случае должно воздать искренние похвалы великому числу моряков Специи и самой Идры, которые в сие критическое время показались достойными доверенности правительства и народа, и умели сохранить морскую силу Греции. Из идриотов, бывших на службе правительства, многие пребыли верными; другие, быв вовлечены в преступные [230] замыслы мятежников, открыли наконец глаза л увидели пропасть, в которую ввергли их сии предприятия; они прибегнули к милосердию правительства, и не только были вполне прощены, но и вновь приняты на службу.

Спешу перейти от сего печального повествования бед, постигших наш флот, к изложению других предметов, принадлежащих к морской службе.

Во время IV аргосского конгресса было положено основание нового арсенала в Поросе. Старый арсенал не мог служить для строения большего ранга кораблей, но только как флотский магазин и как мастеровая, для починки мелких судов.

Новое здание было необходимо. Генеральный комиссариат положил построить арсенал на острове, недалеко от русских магазинов. План здание весьма хорош; но, к несчастью, выбор местоположения неудачен, и потому, что оно не защищено от неприятельских атак извне, и потому, что глубина воды недостаточна для больших кораблей. Построение начато, и только затруднения финансов заставили отложить до другого времени окончание оного, работы прекращены в июле месяце 1830 года; [231] ежемесячные издержки сих работ простирались до 3000 фениксов, а всего издержано 62,000.

Все нужное для вооружения флота — паруса, такелаж и самый строевой лес, привозятся к нам извне. Только всем году успело министерство заготовить сухари из своей пшеницы; другие морские провизии, частью доставляются извне, частно суть наши произведения.

Леса Западной Греции были осмотрены в прошедшем году контр-адмиралом Канарисом; его донесение о сем предмете содержит в себе самые удовлетворительные сведения, как о качестве строевого леса, таки о средствах к перевозу его до морского берега. Позднее время года не позволило начать тогда же рубку, но надеемся в скором времени начать пользоваться сим лесом.

Привоз из Англии каменного угля для наших пароходов обходится чрезвычайно дорого. Мы занялись исследованием, не найдется ли минерал сей в самой Греции. В Элиодромии, небольшом острове близ Скопело, найдены слои земли, которая была принята за каменный уголь, но в последствии оказалось, что она не годилась в у потребление. Остается сделать новые исследования. [232]

Вам известно, государи мои, что до 1830 года остатки турецких и египетских кораблей, истребленных в Наварине, доставались водолазами в пользу французского правительства. Только по настоятельным требованиям незабвенной памяти президента, право сие было уступлено Греции в мае 1830. Тогда морское министерство заключило с водолазами, бывшими в сем порте, самые выгодные для казны условия, для доставания разных материалов из глубины моря. Сей чрезвычайный доход доставил казне, за исключением всех издержек, до 31-го августа сего года, 45,949 фениксов.

До IV аргоского конгресса положение о матросах на военных кораблях было такое же, как и на купеческих. Капитан, коему препоручалось командование корабля, раздавал по собственному произволу офицерские чины на оном, обыкновенно своим родственникам или друзьям. Весьма явно, сколь вредна была система сия для морской службы; перемена командира влекла за собою перемену всего экипажа, и офицеры, принужденные уступить место свое родственникам нового капитана, записывались часто простыми матросами на других кораблях.

Какая будущность предстояла флотскому офицеру, когда не правительство награждало [233] чинами способности и службу его, но производство его завесило от связей с командиром, и при одном неудовольствии его он мог потерять свою долговременную службу? Уже более года как злоупотребление сие вывелось, и производство офицеров образовалось согласно с требованиями службы. Офицерам и унтер-офицерам даются дипломы от правительства, и всякого звание и заслуги сим обеспечены. Поприще народной службы равно открыто для всех; кто с честью состязается на оном, заслуживает залоги доверенности и признательности нации.

Во флоте считаются теперь: три контр-адмирала, два капитана 1-го ранга, девять капитанов 2-го ранга, сто пятнадцать лейтенантов, мичманов и унтер офицеров, и тысяча пятьсот матросов.

Плачевные обстоятельства Пороса произвели большое расстройство между офицерами нашего флота; так как многие из них присоединились к мятежникам, начальство временно определило на их места других, в ожидании удобного времени для нового распределения офицеров.

Здесь я должен упомянуть о благородном намерении президента составить морской штаб из офицеров, более отличившихся во время народной войны. Для сего декретом Е. П-ва была [234] назначена комиссия, которая по должном рассмотрении заслуг каждого, назначала ему приличное место в сем штабе. Она получила даже от правительства некоторую сумму для раздачи в единовременное пособие, сообразно с нуждами сих офицеров, и в счет следующих им вознаграждений, за убытки и пожертвования их в народную войну. Кроме сего было назначено содержание офицерам морского штаба по их чинам. Но последовавшие обстоятельства не позволили привести меру сию в исполнение.

До поросского мятежа в арсенале считалось сто мастеровых на жалованье правительства; в последствии их число уменьшилось до двадцати пяти человек.

С другой стороны, наша морская служба подвержена большим беспорядками затруднениям по причине беспрерывных перемен матросов и неправильности в их наборе. Начальство неоднократно заботилось о приведении в устройство сей отрасли управления, но недостаток денежных средств, не позволял записывать матросов на значительный и определенный срок. Надеемся, что при достаточных суммах можно будет и сию службу привести в одинаковую систему с сухопутною, записывая матросов на три года и более. [235]

Для успехов морской службы, необходимо также устроить морское училище, из коего поступали бы во флот образованные офицеры. Мой предшественник, граф Виар Каподистрия, представил проект о сем заведении, но и всем случае недостаток сумм с одной стороны, а с другой неимение опытных в морских науках профессоров, между нашими единоземцами, воспрепятствовали исполнению столь полезной меры.

По изложении несчастий, постигших наш флот, и затруднений предстоящих усовершенствованию оного, приступаю к мерам, принятым незабвенной памяти президентом в последнее время.

Все его внимание было обращено на соединение остатков нашего флота в одну силу, могущую охранять спокойствие наших морей и островов. Цель сия была достигнута с неимоверными усилиями.

Соединенная наша флотилия разделилась на два отряда, из коих один содержит в блокаде военные суда, находящиеся в руках мятежников, для предупреждения новых со стороны их покушений, а другой послан в Архипелаг для успокоения островов после безначалия идриотов. Сия цель была счастливо достигнута, и [236] уже совершенное спокойствие царствует на островах.

Ныне во флоте числится 44 судна, между коими два корабля, взятые у мятежников в Армиро, корвет Лалахо и бриг Аполлон, равно и два другие брига, Эпаминонд и Тимолеон, принадлежащие приматам Идры, но взятые правительством после поросского мятежа из сего порта, и вооруженные на казенный счет.

Остается, государи мои, сообщить вам, что большей частью наши суда уже весьма ветхи, и потому должно помышлять о приобретении новых, какими средствами собранию угодно будет определить. Содержание нашего флота в настоящем его положении, требует ежемесячных издержек 98,384 феникса, как видно из морского бюджета.

Издержки, сделанные по Морскому Министерству со времени учреждения его, от 1-го апреля 1850 по 30-е сентября 1831 года, составляют 1,796,000 фениксов, а издержки при прежде бывшем генеральном комиссариате, с 25-го октября 1829 года по 31-е марта 1830, как по войску, таки по флоту, простираются до 4,200,000 фениксов, из коих только 556,593 принадлежать собственно Морскому Ведомству. И так в [237] продолжение двух последних лет употреблено на флот 2,352,399 фениксов.

Оканчивая донесение мое сему народному собранию, я должен упомянуть к чести народного характера, что со времени успокоения нашего отечества ни одного признака пиратства не было в наших морях. Сие самое доказывает, что и существовавшее прежде пиратство не было болезнью греческого народа, как иные его называли, но единственно следствием анархии. Беспорядки последней эпохи подали повод иным мятежникам снова покуситься на возобновление сего преступного промысла; но присутствие народных судов укротило их, и обезопасило мореплавание в наших водах.

____________________________

Донесение пятому греческому национальному конгрессу, от статс-секретаря Иностранных Дел и Торгового Мореплавания.

Спешу, государи мои, представить Вам отчет о всех действиях правительства по вверенному мне департаменту, и в особенности о дипломатических сношениях наших с великими союзными державами.

Сей отчет удостоверит вас, что и в сих многотрудных и важных обязанностях своих, равно как и во всех других, [238] возложенных на него народом, наш незабвенной памяти правитель в полной мере оправдал народную доверенность.

Бумаги, которые при сем будут вам представлены, послужат несомненными доказательствами того отеческого попечения, с которым оплакиваемый нами муж защитил наши права. В дипломатических его сношениях особенно выказывается и высокий ум его, и истинно патриотический дух, коим ознаменованы все его деяния. В оных видно, что предметом постоянных его усилий было прочное утверждение политического существования и народной независимости Греции. Он чувствовал, что долгая наша борьба и ряд тяжких страданий обеспечивали наши политические права, а участие, которое приняли в судьбе нашего отечества великие державы, подписавшие трактат 6-го июля 1827 года, предвещало нам блистательную будущность.

После IV народного собрания был сообщен греческому правительству Адрианопольский трактат, в коем одним из условий мира между Россией и Оттоманской Портою было признание протокола 22-го марта сей державою, которая дотоле не отказывалась от своих притязаний на Грецию. Сим признанием со стороны Порты [239] была подтверждена политическая независимость Греции.

Аргосскому собранию был уже сообщен вышеупомянутый протокол, равно и замечания, кои президент счел долгом своим представить союзным кабинетами, чтобы сделать некоторые не обходимые в оном изменения. Его замечания были уважены, и достигли своей цели. Протокол 22-го марта был изменен в своих основаниях, И два другие протокола (5-го и 20 февраля) были подписаны в Лондонской Конференции. Первый из сих актов определял Греции более тесные границы, и притом границы неудобный; но с другой стороны обеспечивал ей большие преимущества, совершенно освобождая от подати, определенной протоколом 22-го марта, и даровал ей совершенную независимость при национальном правлении, которое вверялось, по выбору великих держав, Его Королевскому Высочеству принцу Леопольду Саксен-Кобургскому. Протокол 20-го февраля, давал Е. К. В. поручительство Англии, Франции и России в займе 60,000,000 франков. Акты сии были сообщены правительству нашему чрез резидентов союзных держав, президент наш, в ответ на сии сообщения, просил их выразить Августейшим союзникам чувства признательности греческого народа, за [240] новые залоги их благосклонности; но, как представитель нации, он не мог умолчать в сем случае о важных неудобствах, проистекающих от некоторых постановлений сих трактатов, особенно тех, но коим подчинялись вновь владычеству Турции воинственные племена Этолии и Акарнании, между тем, как вековые и кровавые усилия Порты никогда не могли совершенно их поработить; и еще в продолжение народной войны племена сии оказали истинное геройство и непоколебимый патриотизм, упорно сражаясь против общего врага.

В современных ведомостях были публикованы письма президента к принцу Леопольду; бесполезно повторять здесь заключающаяся в них замечания об опасениях, надеждах и желаниях Греции.

В записке, посланной от Сената к Е. В., излагались с искренностью чувства, внушенные сенаторам истинным патриотизмом.

Живейшим желанием народа было в сию эпоху видеть среди себя государя, который, освободив его от столь продолжительной неизвестности, мог прочно утвердить его судьбу.

Причины, коих никто не мог предвидеть, и коих мне не принадлежит разбирать, воспрепятствовали исполнению сего желания. Е. К. В. [241] собственноручным своим рескриптом к президенту, от 14-го июля 1830, объявил, что он отказывается от греческого престола. Нация в ответе своем принцу изъявила чувства глубокой горести, проникнувшей ее при сем известии.

Сии бумаги, хранящаяся в государственных архивах, суть в вашем распоряжении.

Между тем Лондонская Конференция заботилась о приведении в исполнение протокола 3-го февраля.

Комиссар от Порты прибыл в Навплию для совещания с резидентами и с греческим правительством о способе к очищению Аттики и Негрепонта от турок, и о продаже турецких собственности в сих областях.

Другой дополнительный к сему протокол был подписан в Лондонской Конференции 18-го июня, и сообщен греческому правительству. Целью его было обеспечить права турок и греков, которые желали остаться в провинциях, присоединенных к новому государству, или возвращаемых Турции. Кроме сего, в оном постановлялись правила для собственности турецких мечетей (Вакуф).

В следствие переговоров между резидентами и комиссаром Порты, Афины и Негрепонт [242] долженствовали очиститься от турок, а Вонница поступить в их власть.

Извещенный о сем, и предвидя несчастия могущие произойти от нового разграничения северной Греции, правитель предложил, чтобы офицеры союзных держав, назначенные для проведения границ, привели сами в исполнение дело сие при содействии союзных войск, и чтобы была назначена достаточная сумма для предупреждения, или по крайней мере облегчения несчастий, грозивших северным областям при проведении новых границ.

Ответ Лондонской Конференции, сообщенный резидентами правительству нашему, уведомлял, что замечания президента были вполне уважены, и что адмиралам союзных держав и генералу союзных войск, были даны сообразные его желаниям наставления.

Из переписки президента с адмиралами союзных эскадр, вы увидите, государи мои, какие меры президент просил их принять, для облегчения участи несчастной Кандии, когда войска Мегмета-Али были высажены на сей остров.

Резиденты настоятельно потребовали, чтобы Грабуза была сдана гарнизону, составленному из экипажей союзных эскадр.

Крепость сия сдалась в октябре 1830 года, [245] но правительство приняло все зависевшие от него меры для облегчения переселения в Грецию кандиотов, которые желали покинуть свое отечество. Изгнанники были приняты со всевозможными пособиями.

В силу лондонских трактатов Самос, Патмос и прилежащие острова уступались Турции; наше правительство отозвало из оных зависевшие от него власти.

В январе сего года президент, резиденты и адмиралы союзных держав соединились в Саламине для совещания с комиссаром Порты об окончательных мерах касательно проведения границ по протоколу 3-го февраля, и о других сделках, зависящих отсей операции, или связанных с оною.

Деятельно продолжались несколько дней переговоры; но так как с одной стороны комиссар Порты противился скорому окончанию дела, а с другой резиденты не имели нужных инструкций из Лондона и Константинополя — то сии конференции были прерваны без решительного результата.

Потом тяжкие происшествия взволновали попеременно разные европейские государства, и не позволили союзным дворам преследовать с прежней деятельностью великодушное [244] предприятие, составлявшее цель их союза. Следовательно и сношения нашего правительства с сими дворами сделались менее часты.

При самом прибытии своем в Грецию наш незабвенный правитель обратил отеческое свое внимание на средства освобождения греков, которые стонали в плену в глубине турецких областей. Превозмогая все предстоявшие затруднения, он составил списки сих несчастных, и с убедительными просьбами поручил их судьбу министрам союзных держав в Константинополе. Сии человеколюбивые усилия не остались бесплодными: многочисленные пленники, получив свободу и возвратившись на родину, благословляют имена государей-покровителей и президента.

Согласно с VIII постановлением аргосского конгресса, правительство предложило адмиралам Кодригтону, Риньи, Гейдену и Малькольму и маршалу Мезону знаки 1-й степени ордена Спасителя. Сии господа, изъявляя благодарность свою правительству, отвечали, что они примут орден сей по предварительном разрешении от своих государей.

Великодушный друг нашего отечества — Эйнард, должен был также краситься сим [245] знаком народной признательности; ему были определены знаки оного 2-й степени.

Признание Греции от Оттоманской Порты, равно и внутреннее постепенное устройство страны имели следствием, что Е. И. В. Император Австрийский и Е. В. Король Шведский и Норвежский вступили в дипломатические сношения с новым государством.

Консулы, посланные от сих дворов, получили от своих государей особенное повеление постараться заслужить личную благосклонность нашего правителя. Таковым уважением пользовался муж сей у европейских государей!

Признание греческого государства со стороны Австрии было в апреле, со стороны Швеции в мае сего года.

Дружественные сношения наши с пограничными областями Турции ни сколько не были прерваны со времени прекращения неприятельских действий. За несколько месяцев пред сим, великий визирь Решид-Паша обратился к нашему правительству с жалобою, что нарушители общественного порядка бродили по турецким областям, производя грабеж и разбой, потом укрывались в греческих границах. правительство, уважив жалобы визиря, отправило к нему сенатора Карапавло с двумя агентами от [246] резидентов, для должного с ним совещания и принятия нужных мер к прекращению сего зла.

По возвращении г. Карапавло, визирь послал некоторые предложения, в виде трактата по сему делу. Правительство наше, сделав в них некоторые изменения, возвратило визирю чрез Константинополь; однако по сию пору ничего по оным не решено, по причине, беспорядков существующих в Турции.

Из донесения комиссии финансов, правительство обстоятельно усмотрит, какие суммы: получила Греция от союзных держав после IV конгресса, и на что оные употреблены; увидит также, сколь важные услуги оказал отечеству нашему его постоянный и великодушный друг Эйнард, коего имя будет всегда произносимо от всех греков с чувством признательности.

Здесь не намерен я входить в подробности переписки президента нашего с резидентами по делу идрийских беспокойств. Собранию будут представлены сии бумаги при подробном отчете о сих делах.

Таково краткое изложение всего, что касается до Министерства Иностранных Дел. Мы имеем прекрасные надежды, и можем с уверенностью сказать, что могущественные и великодушные [247] покровители греческого народа, которые в настоящее время заботятся об окончательном устройстве его судьбы, не потеряют из виду его великих пожертвований, его беспримерного постоянства в бедствиях, и его беспредельной доверенности к ним; и что в своем правосудии они отличат целую массу народа от тех немногих преступников, которые посягнули истребить плод его лучших надежд— любовь к нему европейских государей.

Прежде изложения отрасли торгового мореплавания, присоединенной к Министерству Иностранных Дел, я должен сказать несколько слово комиссии, посланной правительством в Аттику и в Негрепонт.

Комиссия сия состоялась в ту эпоху, когда комиссар Порты, Хаджи-Измаил-Бей, прибыл в Аттику для надзора за продажею турецких имущества, согласно с определениями великих держав. Содействие нашей комиссии долженствовало с одной стороны поддержать права частных лиц, коим возвращались имения, а с другой — предупредить могущие произойти злоупотребления при продаже турками их собственности. Для сей цели комиссия свидетельствовала законность документов, предъявляемых турками при продаже, и посылала правительству на [248] утверждение купчие крепости производимых там продаж. Затруднения сей переписки заставили правительство препоручить сперва одному сенатору, потом трехчленной комиссии подтверждение бумаг. Правительствующая комиссия нашла нужным, но обстоятельствам последнего времени, прекратить действия сей комиссии.

Наше торговое мореплавание делает ежедневно значительные успехи. Под нашим флагом считается 617 судов первого разряда, и 2324 второго; всего купеческих судов 2941. Но я должен упомянуть здесь, что сие разделение на разряды, основанное на декрете VIII, несправедливо; все суда выше 15 тонов вместительности причисляются к первому разряду, а ко второму принадлежать суда меньшей вместительности.

Пошлина, взимаемая за дипломы, весьма незначительна в сравнении с таковыми пошлинами всех других государств; впрочем она доставляет ежегодно казне 44,000 фениксов. Паспорта отправляющимся за границу доставляют казне также ежегодно до 15,000 фен.

В особенном бюджете показаны все приходы и расходы Министерства Иностранных Дел.

Государи мои! В заключение отчета сего мне бы следовало предложить сему почтенному [249] собранию несколько вопросов о наших внешних сношениях; но вам известны причины, не позволяющая мне коснуться сего важного предмета.

Ласкаю себя надеждою, что почтеннейшее собрате, основываясь на решениях Августейших покровителей наших, обращая все свое внимание к сохранению чести и спокойствия государства, и, при зрелом размышлении о трудностях настоящих обстоятельств, возлагая все свое упование на промысл Всевышнего — сделает определения согласные с истинным благом народа.

Извлечение из отчета Министерства Внутренних Дел.

..... После аргосского IV национального конгресса правительство наше избрало постоянным своим место пребыванием город Навплию, и согласно со II декретом конгресса, были учреждены Сенат, министерства и, контроль. Дотоле все дела отправлялись в Министерстве Внутренних Дел, в генеральном комиссариате и в комиссии финансов. При новом образовании общественная служба подчинилась более правильной системе, и чувствительно улучшился ход дел.

Наши области, уже разделенные на округи, управлялись наместниками правительства и губернаторами; но жители тех мест, где сии [250] власти не имели пребывания, затруднялись по дальности расстояний. В то же время опыт доказал, что областные демогеронтии (Совет, составленный из старейшин каждой области, избираемых жителями. Совет сей должен наблюдать за поведением губернатора, и защищать права граждан; в тех местах, где нет губернаторов, ему вверяется и исполнительная власть) на прежнем основании не могли исполнять своих обязанностей согласно с желаниями отечества, и что напротив затрудняли только ход дел. Основываясь на II постановлении аргосского конгресса, правительство преобразовало областное правление, дав более объема и весу местным властям, что более согласовалось и с общей системою правительства и с общественной пользою. Во всех областях и в округах были назначены наместники, губернаторы и вице-губернаторы, чрез коих правительство могло ближе ознакомиться с нуждами граждан, слышать их жалобы, и по возможности искоренять зло, вводить порядок и правосудие. Прежние демогеронтии были заменены советами из демогеронтов, которые долженствовали содействовать местным властям в управлении, доколе будет утвержден закон о выборах и право подавать голос.

Кредит государственного банка мог с [251] одной стороны доставлять пособия правительству, и облегчать трудное положение его финансов, с другой долженствовал доставлять нуждающимся гражданам средства к улучшению их состояния. Правительство продлило на пять лет срок прежнего банка, и чтобы обеспечить акционеров, заложило народные имущества до совершенного погашения состоящего на банке долга. Новые постановления развили до возможной степени образование Банка, и должно было надеяться великих для государства выгод. При всем том немногие греки только, живущие в чужих краях, отдали в банк незначительные суммы, а прежние акционеры потребовали обратно своих капиталов, не смотря на обеспечивающие их залоги. Наши финансы, крайне затрудненные необходимыми для Государства издержками, не позволили уплатить старый банковый долг.

Правительство наше, желая доставить всякое пособие гражданам, кои достойно служили отечеству, и вместе с тем благоприятствуя успехам земледелия, уступило г-м Миаули, Сахтури и Андруцо участки земли в счет следуемых им вознаграждений за убытки в народной войне. Многим военным, которые оставляли службу были также уделены земли или места для построения домов в Северной Греции, с [252] тем, чтобы они подчинились в последствии общим мерам, какие будут приняты относительно народных имуществ.

С другой стороны правительство, желая способствовать мореходным островам (сие имя давалось в Греции островам имевшим флот — Идре, Специи, Ипсаре) в возобновлении их торговых предприятий, и сим доставить средства пропитания оставшимся в бездействии морякам, роздало 50,000 испанских талеров (250,000 руб.) жителям Специи, Идры и Ипсары, хотя государственный заем не мог состояться. Для большого еще удовлетворения идриотов, дарованы были их острову права портофранка, и построены на оном карантины, которые столько облегчают торговлю, и доставляют острову значительные выгоды.

Правительство сделало еще более, желая привести в исполнение, сколько от него зависит, постановление аргосского конгресса об удовлетворениях убытков мореходных островов. Комиссия, назначенная от Панеллениума (совещательный корпус, состоявшийся в начале правления президента) для рассмотрения их счетов, представила донесение свое правительству в том, что ничего положительная не могло оказаться, по причине [253] существовавших при прежних правительствах Греции беспорядков. Новая комиссия была назначена от Сената, но и она не успела более прежней всей запутанной работе. Тогда правительство предложило уполномоченным островов избрать одно из двух: или препоручить новой комиссии очищение их счетов, с тем, чтобы кончить сию работу в двух годовой срок, или согласиться на мировую, основанную на правосудии. Сие последнее средство казалось лучшим в подобном деле, и примеры оного видим и у других народов. Условия, предложенные правительством, были, чтобы из 18,000,000 фениксов, требуемых островами по отчетам прежних комиссии, были признаны только 6,000,000; и чтобы сия последняя сумма была выплачена, половина народными землями, половина векселями государственная банка в три процента. Если же островитяне лучше соглашались на составление новой комиссии для разбора счетов, то в таком случае правительство обязывалось дать в зачет следуемых им сумм 2,400,000 фен. банковыми билетами, имеющими ход в покупке народных земель, коими правительство могло располагать по указам аргосского конгресса, в пользу тех, коим следовали возмездия за убытки народной войны; земли сии в таком случае [254] продавались бы с публичного торгу. Но в том как и в другом случае правительство обязывалось разделить между капитанами сих островов участки земли на сумму 300,000 фениксов, сообразно с заслугами каждого из них, сего чином и летами его службы. Ипсариоты склонились на сии условия; другие два острова не соглашались ни на то, ни на другое из предложенных средств. Что оставалось правительству делать для удовлетворения сих островитян, когда счеты их были в крайней запутанности, и когда положение Европы не позволяло думать о скором заключении национального займа? Что оставалось делать при совершенном недостатке финансов, при нуждах народных, при огромном внешнем долге и при требованиях стольких миллионов военными и гражданами за прежние пожертвования и убытки?

Постоянно заботясь о внешнем займе, правительство не менее того помышляло и о всех других средствах, обещавших новые выгоды для Греции. Европейские банкиры предложили учредить в Греции заемный банк, имеющий капитал до 3,000,000 фениксов, и обязывались давать из оного суммы при требованиях правительства, а частным лицам под залог имений или драгоценностей с восьмым процентом. Сие заведение [255] доставило бы казне весьма большие выгоды, и достигло бы своей цели; но никто уже не решился послать свои капиталы в страну, где коварство и интриги начинали подрывать кредит правительства и грозить неприкосновенности гражданских прав.

Всеобщее разорение государства налагало на правительство особенную обязанность содействовать внутреннему его устройству. Для сего были постановлены поземельные подати; но прежде нежели доход сей начал доставлять правительству некоторое пособие, другие суммы были употреблены на сооружение храмов, училищ, присутственных мест, водопроводов, больниц, на проведение дорог, и на разные заведения, свидетельствующие об успехах общественного благоустройства и образованности.

Основываясь на постановлении аргосского конгресса о продаже национальных имуществ подверженных порче, правительство позволило покупателям выплачивать условленную цену в продолжение восьми лет, и таким образом облегчило для каждого гражданина способ приобретать дом.

Дома, которые давались земледельцам или их предкам от турок, прежних владельцев окружных полей, признаны собственностью сих [256] земледельцев. Равно даются участки земли всем земледельцам оставшимся без приюта, и желающим вписаться в какое-нибудь селение, и построить себе в оном жилище.

Желающим построить новый город, или возобновить разоренные войною города, уступается также безденежно место для построения. При сем подтверждаются правительством планы всех новых городов, для правильного и выгодного их построения, но образцу новых европейских городов.

Многим кандиотам, поселенным в Морее, дарована в собственность общественная земля для доставления им способов жить обработыванием оной. На каждую стремму (сорок квадратных сажень) сей земли дается им также по 8 фениксов на первое обзаведение.

Правительство особенно покровительствовало турок обращенных в христианскую веру, и пожелавших остаться в Греции. Из имений, принадлежавших прежде их семействам, уступается каждому из них от 2 до 500 фен. годовая дохода.

Поспешая везде на помощь страждущему человечеству, правительство доставило все [257] возможные пособия разоренным войною семействам, и денежными суммами по возможности, освобождением великая числа пленных, и воспитанием малолетних детей.

Уже чувствительно улучается состояние всего государства; города и села восстают из своих развалин и вновь населяются; обрабатываемая земля обильными жатвами награждает труды хлебопашца; стада размножаются и покрывают наши поля; порты наши покрыты флагами всех народов; торговля процветает, и промышленность оживляется. Деятельность и радости общественной жизни теперь там, где не за долго пред сим свирепствовала смерть и слышались одни вопли страдания.

Президент занялся и обозрением основных законов государства. В 1830 году председателю и двум прокурорам Сената было препоручено особенно содействовать правительству своею опытностью и своими познаниями всем важном труде. Блюститель народных прав, и верный своей совести, он с искренностью изложил мысли свои о пользе отечества и государя, избранная при определении границ Греции, по протоколу 3-го февраля. Не было никакого сомнения, что государь, руководствуясь ими, благоволил бы ходатайствовать у великих держав в [258] пользу нации; но высшие причины заставили принца Кобургского отказаться от престола Греции, и при последовавшей за сим неизвестности судьбы нашего отечества, правителю не было возможно поспешить в обозрении законодательных постановлений, в составлении проекта основных законов государства и разных уложений. Но целью постоянных усилий правителя было — сделать всех эллинов истинно независимыми, доставить им средства к приобретению собственности, просветить их, соделать их морально достойными управляться своими законами, и сохранить их права. Часто он говорил, что хорошие нравы служат и основанием хороших законов и их верными блюстителями.

Между просвещенными народами собственность дает право голоса при выборах; и так было необходимо, чтобы все граждане Греции приобрели собственность, дабы пользоваться действительным образом сим правом. Для сего президент намеревался раздать им общественную землю; уже более года занимался он совокупно с Сенатом окончанием сего многотрудного проекта. Для вернейшего достижения сей пели, учредил они статистическую комиссию, коей было препоручено составить описи жителей городов и селений, равно и всех частных [259] и казенных имений. По окончании сей работы, правительство могло бы не только привести в исполнение свой проект о раздаче земель, но и улучшить финансовое состояние государства, и в определенный срок выплатить внешний долг без всякого отягощения народа.

Но между тем, как добрый правитель посвящал драгоценные свои минуты заботам о народном благе, улучшению всех отраслей правления, утверждению порядка, поощрению трудолюбия, излечению зол оставленных нам от долгого рабства, увеличению морских и сухопутных сил; между тем, как в благородном самоотвержении он посвятил жизнь свою службе народа, чтобы оказаться достойным его доверенности, чтобы возвысить его над опасностями, его окружавшими, утвердить его политическое бытие на прочных основах, и изготовить его будущность — люди, образованные в школе турецкого дивана и пашей, замыслили, что власть над народом есть преимущество, принадлежащее их семействам, и что области, завоеванные народною кровью, принадлежат им. Люди, запятнавшие священную войну нашу своими постыдными страстями, мелким честолюбием и детскими разрывами, вновь затрудняли общественную службу коварными затеями, как [260] внутри, таки вне государства, и отвлекали внимание Правителя от важного предмета его занятой.

Немного времени протекло с тех пор, как Провидение, умилосердясь над нашими страданиями, в благости своей ниспослало нам великого мужа, которого ныне оплакиваем— и уже люди сии начали скрытно противодействовать ему. В то же время журнал, выходящий в Смирне на французском языке, искажал все дела правительства, и распространял одни злые клеветы на главу народа. Но муж сей, руководимый чистою совестью, и имея ввиду одно благо народное, никогда не хотел прибегать к обыкновенным средствам оправдания; и он был прав чувствовать себя выше скоро проходящего мнения, исчерпаемого из страниц журнальных— он принадлежит истории.

Между тем, как смирнская газета располагала общественное мнение против правительства, интриганы внутри государства употребляли всех родов коварства, чтобы взволновать людей простых, солдат и поселян, совратить их с пути долга и покорности, толковали им о каких-то новых правах, об освобождении их от всех налогов и т.. п. С другой стороны старались они распространять пиратство, [261] разбой и всех родов преступления, чтобы принудить правительство прибегнуть к строгости, и тем подать повод к ропоту. При всем том добрый правитель никогда не употреблял других средств, кроме правосудия, милосердия, убеждения и советов. Никогда не произносил ни чьей смертной казни, и все те, кои были осуждены судом на смерть, находили помилование в решениях президента. Что ж? И сие самое подало повод злоумышленникам к новым ковам: они распустили слух, что великие державы не дали президенту права осуждать на смертную казнь. Было необходимо исполнить приговор над двумя преступниками, чтобы уничтожить сей слух, опасный для общественного спокойствия.

Становясь с каждым днем дерзновеннее и предприимчивее, сии враги отечества составили, под личиною патриотизма, тайное общество, которого отрасли распространили они и в чужие края; начали действовать с большей системою и с большим остервенением против общественного порядка, и употребляя во зло свободу книгопечатания, тотчас по прекращении смирнского журнала начали издавать газету Аполлон, в которой отец отечества был назван Нероном...

(За сим следуют подробности мятежей и смерти графа Каподистрия.) [262]

Е.

Продолжительное заключение Петробея в крепости, и задержание родственников его подали повод множеству обвинений на графа Каподистрия. Говорили, что они ни в чем не были виновны, а если виновны — зачем не судят их? Во-первых, из помещаемого здесь рапорта комиссии Сената, назначенной вместе с Министром Юстиции для рассмотрения дела Петробея, можно легко убедиться, был ли он государственный преступник или нет; а во-вторых, его не судили именно потому, что не было ни какого сомнения в его преступлении, и если бы суд произнес законный приговор, то должно было привести оный в исполнение, дабы показать народу, что и бей и поселянин подлежат одним законам; а из сего что могло последовать? Всеобщее раздражение умов, бунт майнотов, боготворивших своего бея, и новые обвинения на правительство. Во избежание сего, и чтобы держать в принужденном спокойствии Майну, президент решился дать вид самопроизвольного поступка делу, которое впрочем предписывалось и правосудием, и было необходимо для спокойствия Греции. [263]

____________________________

Рапорт коммиссии, составленной из министра Юстиции и сенаторов, по делу Петра Мавромихали (Петробея).

По внимательном рассмотрении всех бумаг, относящихся до дела Петра Мавромихали, комиссия находит:

1-е. Что сенатор Петр Мавромихали, глава многочисленного семейства, уже давно пытался посредством своих родственников и друзей возмутить спокойствие Лаконии и в особенности округа. Лимени, который брат его Иоанн называет своей собственностью.

2-е. Что сей Иоанн, вместе с Анастасием, сыном Петробея, не уважив существующих постановлений, захватил таможни, и присвоил себе их доходы.

3-е. Что они вместе с Константином, другим братом Петра, написали наместнику Мессении и Лаконии, и губернатору Майны и Каламаты, что таможенные суммы были их собственность, для нужд их семейства (между тем как из книг министерства финансов видно, что сие семейство получило весьма значительные пособия); они присовокупляют, что сие было сделано по приказанию Петробея, и что они никому другому не позволят управлять таможней, кроме их поверенного. Действительно Петр [264] Мавромихали был главным виновником всех сих затей; что еще доказывается письмом его к Анастасию, в коем дает наставления другим членам своего семействами побуждает их к восстанию против местных начальств. Имея ввиду преступную цель свою, он прикрывает оную, говоря беспрестанно об общем благосостоянии Лаконии.

4-е. Что 7-го апреля 1830 года, во время Пасхи, Иоанн Мавромихали побуждал жителей округа Цимово соединиться на совещание, и распространял ложный слух, что правительство намеревалось взимать по 12-ти процентов со всех произведений Лаконии. Он требовал подписей, чтобы составить себе партию и вооружиться для их освобождения.

5-е. Что Иоанн и Анастасий убийствами и другими преступлениями причинили в Майне междоусобную войну.

6-е. Что в конце прошедшего месяца некоторые члены сего семейства открыли явный и вооруженный бунт против губернатора, и принудили его удалиться из округа Лимени; что они грозили военной силе правительства; отрубили канаты военных кораблей, стоявших на якоре в их порте, и ругались над отечественным флагом. [265]

7-е. Что они установили у себя какую-то мятежную комиссию, которой начальником сделался Илия, прозванный Кацако, бежавший из аргосской темницы, куда он был заключен по приговору суда сего города, за уголовное преступление против его родственника, Николая Мавромихали.

8-е. Что в ту же эпоху Петробей бежал от своего сенаторского места; после бегства послал к правительству письмо, в котором выказывает свои чувства, свои мысли и свои намерения, говоря, что он за тем бежал, чтобы поспешить к открывшимся беспокойствам в Майне.

В следствие всего вышеизложенного комиссия находит, что Петр Мавромихали подлежит обвинению в уголовном преступлении.

Навплия,
25-го января 1831.

____________________________

F.

Адрес, написанный румельотскими капитанами, по смерти президента, отличается поэтическим духом; некоторые выражения в нем напоминают песни Румелии; достойно примечания, что адресов подан всеми теми капитанами, и по собственному их внушению, которые чрез несколько месяцев низвергли графа Августина. [266]

Правительственной комиссии от военачальников западной Румелии. С невыразимой горестью узнали мы об убиении общего нашего отца, незабвенной памяти президента И. А. Канодистрия. Наше сердце удручено печалью, и обильные слезы орошают землю, на которую мудрость, добродетель и патриотизм сего главы народного излили столько благодеяний. И кто мог не стонать, узнав о смерти такого отца? Чье сердце не утонет в горести при потере сего спасителя Греции; земля греческая плачет по нем!

Греция плачет неутешная, лишившись драгоценного дара, ниспосланная ей Провидением для излечения ее ран, и для достижения лучшей будущности. Греция плачет, потеряв отца нежного, добродетельного гражданина, доброго правителя, искусного кормчего, который один мог направить ее к истинному благосостоянию — плоду ее независимости. Греция плачет, видя себя вдовою, своих детей сиротами, и облака неизвестности на политическом ее существовании.

Мы сохраняем образ правителя в сердцам наших; в них он живет; он будет невидимым нашим путеводителем, и чистая и святая его душа молится за нас у престола Всевышняя. Эта мысль нас утешает. [267]

Изъявляем благодарность нашу почтеннейшему Сенату, который поспешил удержать спокойствие государства установлением временной правительственной комиссии, которой от всего сердца приносим уверение нашей совершенной покорности.

Мы сохранили всей стране порядок, мы сохраним его по смерть, и готовы с ревностью исполнить повеления правительственной комиссии.

Вполне преданные существующим постановлениям, пребываем с глубоким почтением.

Варнакиоти, Грива, Иско, Дзавелла, Чонга, Макри, Перри, Ламбро-Вейко, Фотамара, Чами, Констояни, Зерва, и проч.

Массолонги,
5-го октября 1831.

____________________________

G.

Вот собственноручная записка, найденная в бумагах президента, относительно перемирия с Идрою.

1-е. Идриоты должны были выслать из своего острова около тридцати человек, не сограждан своих, которые на оном жили сначала беспокойств. [268]

2-е. Просить особенным адресом правительство о предании забвению всего прошедшего, ж о назначении на их остров губернатора, который образовал бы, вместе с приматами, внутреннее оного управление. Правительство обяжется назначить губернатором, кого сами граждане пожелают.

3-е. Все идриоты, обвиненные в государственных преступлениях, оставались бы у себя до составления национального конгресса, суду которого будут преданы их деяния. Правительство обещает ходатайствовать в их пользу всем собрании.

4-е. Идра, входя таким образом в состав правительства, приступит к выбору своих депутатов для национального конгресса, а правительство снимет блокаду острова, и подтвердит идриотам все прежние их права.

Идриоты послали комиссию для переговоров с правительством, когда им сделалась известна сия бумага. Комиссия нашла условия весьма выгодными для острова, и была уверена в их принятии. Она просила правительство подождать ответа по возвращении ее в Идру; но по ее возвращении интриганы, которые должны были покинуть остров, успели дать умам другое направление, и сии предложения, которые и по смерти [269]

Президента свидетельствовали о его душе, остались бездействия.

____________________________

H.

Многие французские и английские журналы продолжали клеветать на графа Каподистрия м по смерти его: не довольствуясь желчью, излитою на последние дни его мученической жизни, нападениями на его характер, они не уважили ни торжества его мученической смерти, ни горести осиротелого народа, ни неприкосновенности гробовой святыни. Помещаю здесь письма Эйнарда и Шнейдера (генерала, командовавшего французскими войсками в Морсе при графе Каподистрия), которые с столь благородным рвением защитили оскорбленную его память.

Письмо Эйнарда к редактору журнала Прений, по случаю смерти графа Каподистрия.

Граф Каподистрия убит; удрученный горестно пишу сии слова. Добродетельный муж, посвятивший все своей родине, падает жертвою частного мщения; еще не знаем подробностей сего несчастия, лишающего Грецию ее великого гражданина, ее единственной подпоры у европейских держав. [270]

Греки всех партий вскоре почувствуют свою великую потерю; они увидят, что графа Каподистрия невозможно заменить, и когда пересмотрят все, сделанное им для отечества, они признают его лучшим из людей.

Президент Греции принадлежит к ее древним великим мужам. Строгий, беспримерно бескорыстный, никогда не желал он себя выказать, презирал критику, когда она была несправедлива, употребил все свое состояние для Греции, и постоянно имел в виду образование своего отечества. Никогда не соединялись в одном человеке столь высокие качества; много ума, много познаний, горячая любовь к занятиям, редкое праводушие, нравы простые без чванства и этикета; сии добродетели еще возвышались беспредельным упованием его на Провидение. Письма свои, говоря о заботах своих о народе, оканчивал он всегда словами: я имею полное упование на будущую судьбу Греции; Бог, столь очевидно покровительствовавший ей, защитит ее и в сем случае.

Переписка графа Каподистрия есть образец мудрости, блистательных дарований, дальновидности ; нельзя вообразить себе всего, что он хотел сделать для Греции; особенно усилий его для воспитания юношества — единственной и истинной надежды Греции, как он говорил. Но [271] его скромность, его самоотвержение простирались до такой степени, он столь ненавидел самохвалов, что строго запретил мне публиковать что либо из его писем, и я получил от него упреки за те письма, которые напечатал я в журналах прежде сего запрещения.

Если бы его письма были известны, все удивились бы улучшениям, произведенным в Греции его правлением.

К несчастию Греции, происшествия Европы заставили забыть ее слишком долго; для великих держав будет весьма прискорбно, что они нашлись принужденными столько продлить сию роковую неизвестность ее судьбы, причинившую оплакиваемое мною несчастие. Уже целый год я был как на горячих углях; я видел затруднения и муки моего друга — но что могли мои усилия пред толикими препятствиями?

Смерть президента есть бедствие для Греции, и вместе с тем европейское несчастие; могу так выразиться, ибо он был звеном, соединявшим сию страну с просвещенной Европою. Увы! Пора перестать верить клеветам иных журналов граф Каподистрия имел на своей стороне всю массу греческого народа; он был любим и почитаем всеми жителями внутренних провинций; утверждаю, не боясь быть [272] изобличенным в пристрастии от всех тех, которые путешествовали во внутренности Греции, что президент считался там отцом народа, и что его смерть оденет в траур все народонаселение.

Враги графа Каподистрия, даже те, которые начали идрийский мятеж, вскоре почувствуют цену своей потери. Президент был человек высший, во всем значении этого слова, и его недостатки даже, как недостатки народоправителя, были добродетелями; он столь гнушался бесчестием и криводушием, что вовсе не щадил интриганов и клеветников; могли он не иметь врагов?...

Должно ли впрочем удивляться, что сия благородная жертва имела своих поносителей, тогда как здесь, во Франции, еще год не протек, и уже люди, которые в продолжение пятнадцати лет давали несомненные доказательства своего патриотизма, ежедневно обвиняются от старых своих друзей, с такою же желчью, с какою никоторые греки преследовали графа Каподистрия ?...

(За сим следуют выписки из адреса морейцев к президенту, и отрывки из одного письма графа Каподистрия.) [273]

Извините, государь мой, за столь длинное письмо; с вашей стороны будет знаком соболезнования моей горести, если позволите мне прибегнуть к вашему журналу для оправдания одного из лучших характеров нашего века.

С двоякой горестью говорю: несчастный, убивший президента, убил свое отечество.

Эйнард.

Париж,
26-го октября 1831.

____________________________

Письмо генерала Шнейдера к редактору журнала Прений.

В ту минуту, когда злодеяние, совершенное над особою графа Каподистрия, президента Греции, поднимет тысячу толково сем государственном человеке, когда его враги, может быть самые его убийцы готовят оправдание своих дел— долг честного человека есть: воздать памяти его должную справедливость.

Неограниченное честолюбие без сомнения обладало графом Каподистрия, но в Греции сие честолюбие было патриотизмом, и самою искреннею преданностью к отечеству; тем более, что он один постиг его нужды, и мог спасти его от безначалия. Он правил так, как считал долгом своим править сею страною, находясь [274] в вечной борьбе за народ с притязаниями некоторых семейств или особ. Аристократия убила его во имя свободы, замышляя только преимущества для себя и угнетение народа.

Политика того государства помогала его неприятелям, которое наиболее боялось усиления Греции.

Без сомнения граф Каподистрия должен был попрать честолюбие многих, и обуздать их виды, стремясь к освобождению массы народа, на коей единственно он опирался. Но посудите прежде, какие виды, какого рода честолюбие противодействовали ему? Без сомнения в стране, еще так недавно стонавшей под игом, он должен был часто употреблять формы и средства деспотические.

Президент Греции, живучи собственными своими доходами, никогда не истратил сиротской денежки на великолепие и на празднества; не пожертвовал ни одною из своих драгоценных минут заботам этикета; и чтобы заставить вполне ценить всю храбрость его убийц, скажу только, что он никогда не окружал себя стражами, и не думал о предосторожностях. Я видел его, когда он путешествовал в Морее, и проходил чрез целые толпы вооруженных людей в [275] сопровождении только двух или трех гражданских чиновников.

Часто я считал долгом моим не доверять политике его, как главы чуждого правительства, но всегда воздаю должную справедливость благородному его характеру и высоким доблестям.

Генерал Шнейдер.

Бич
30-го октября 1831.

____________________________

Выписка из других писем Эйнарда о графе Каподистрия.

Горестно видеть, с каким остервенением, с какой неблагодарностью нападают на великого и добродетельного гражданина. Ожидаю от вашего без пристрастия, чтобы письмо мое было помещено в вашем журнале; может быть, излагаемые мною подробности о Греции обратят внимание Европы на сию забытую страну, и я сим буду счастлив. Злодейский поступок некоторых не должен тяготеть на целом народе; народ сей еще заслуживает всю любовь Европы, и любовь, которую питал к нему президент. Если я успею вновь оживить всеобщее участие в судьбе сей прекрасной страны, сим возвеселится прах моего друга; ибо единственною мыслью его было благосостояние его родины. Он [276] писал ко мне когда-то: “Я пожертвовал Греции всем моим имением; постараюсь продать еще, что мне остается в Корфу; мое здоровье страждет от трудов, но я охотно и жизнью пожертвую для Греции.” Несчастный, предсказание сбылось!....

В одном из писем оклеветавших президента, спрашивали: что сделал он для Греции?Пусть Г. Эйнард покажет нам его дела; мы ничего не знаем, чтобы делало ему честь. Вот мой ответ:

В свое кратковременное правление, среди тысячи препятствий, он основал в каждом округе школы взаимного обучения; в одном Пелопонезе было сто четырнадцать училищ; в Навплии военная школа, в Поросе семинария, вся Эгина— рассадник просвещения Греции; там сиротский воспитательный дом, в коем более 500 детей, две нормальные школы словесности, науки искусств, большая типография для училищ; на одном сем островке 1500 учащихся в разных заведениях. Президент основал библиотеку из приношений своих друзей, училище для девиц, музей, в коем сохраняются греческие древности; в Тиринте модельную мызу для успехов земледелия; провел большую дорогу от Навплии до Аргоса; наконец все отрасли правления улучшились при нем, [277] и государственные доходы, почти не существовавшие до его прихода, теперь простираются до 4-х миллионов франков (Г. Эйнард ошибается: по последним бюджетам финансов, доходи Греции простирались до 6 миллионов). Генерал Шнейдер, с которым не имею чести быть знакомым, сказал достоверной особе: земледелие стараниями президента сделало такие успехи в Мессении, что путешественник воображает себя в Тоскане, на плодоносных берегах Арно.........

Я сказали готов повторить, не боясь изобличения в несправедливости от несравненного большинства греческого народа: президент был любим и почитаем как благотворитель. Сии слова основаны на самых достоверных доказательствах; и утверждаю, что все те, кои путешествовали во внутренности Греции, и не ограничились посещением одних островов Идры и Сиры, единогласно говорят, что президента любили как отца, и что при нем морейский народ был счастлив и благословлял его отеческое правление. Из числа множества путешественников, сообщивших мне сии сведения о графе Каподистрия, довольно упомянуть гг. Ферино, генерал-интенданта французской армии, Бори-де-Сен-Венсана, М. Кинета, маршала Мезона, [278] Рибопьера (действ. тайный советник, бывший российским посланником в Константинополе, ныне в Берлине), Маркиза Бофора, полковника Гейдека (Баварский офицер, бывший на греческой службе, ныне генерал и член регентства сего государства по назначению баварского короля), доктора Госса и г. Бетама из Женевы.

Я упомянул здесь имена почтенные, и уверен, что все сии господа подтвердят справедливость моих слов. Пусть враги президента покажут одного известного иностранца (говорю иностранца, ибо между греками был бы дух партий), который бы посетил внутренность Греции, и не согласился бы сих словами.

.....И сие письмо мое слишком длинно, хотя я ограничился только частью того, что делает честь президенту. В следующих нумерах вашего журнала я намерен отвечать на другие нападения на графа Каподистрия. Я изложу новые подробности, и представлю отрывки из его переписки. Все сие будет в пользу греков; восхваляя его, я воздаю в то же время похвалу и народу, для которого он принес себя в жертву; упоминая то, что он говорил о сем народе, я докажу, что сей народ вполне заслуживает любовь своих прежних друзей, и что в Греции всегда будут гнушаться злодеянием, похитившим графа Каподистрия у любви народа. [279]

Гроб есть горнило, в коем испытуется человек; граф Каподистрия принадлежит теперь истории, она даст ему цену....”

____________________________

После различных мнений и толков просвещенной Европы и ее журналов о графе Каподистрия, может быть, не менее любопытно узнать, как думали о нем турки. Для Греции было весьма важно мнение соседственных турок о ее правителе, и уважение, внушаемое именем его людям, которые, отказавшись по неволе от права на Грецию, приобретенного мечем Магомета II, не отказывались еще в рассуждении сей страны от права, дарованного им Кораном— презирать Гяурское государство, права так бессильного, так забытого в наши дни. Прилагаю письмо Измаил-Бея, о котором я несколько раз упоминал, и который слывет умным и образованным турком, к полковнику Калержи, по случаю получения от него портрета графа Каподистрия. [280]

____________________________

Негропонт, 2-го ноября 1831.

С особенным удовольствием получил я письмо ваше, из коего еще более уверился в искренности и в благородстве ваших чувств, и в вашей непоколебимой привязанности к незабвенному правителю Греции, графу И. Каподистрия. Я вам душевно благодарен за то, что вы мне доставили случай иметь всегда пред глазами его образ. Никогда не изгладятся из моей памяти его высокие достоинства и его доблести; и я считаю за особенное себе счастье, что был сам свидетелем его дел, и мог воздать полную справедливость славе, которая внесла его имя в список великих мужей Европы. Греция без сомнения должна гордиться тем, что произвела столь славного мужа, и плакать о безвременной, жестокой и столь гибельной для сей страны его смерти.

Хаджи Измаил-Бей.

КОНЕЦ ПРИБАВЛЕНИЙ 2-Й ЧАСТИ.

Текст воспроизведен по изданию: Архипелаг и Греция, в 1830 и 1831 годах. Сочинение Константина Базили. Часть вторая. СПб. 1834

Еще больше интересных материалов на нашем телеграм-канале ⏳Вперед в прошлое | Документы и факты⏳

Главная страница  | Обратная связь
COPYRIGHT © 2008-2024  All Rights Reserved.