Мобильная версия сайта |  RSS
 Обратная связь
DrevLit.Ru - ДревЛит - древние рукописи, манускрипты, документы и тексты
   
<<Вернуться назад

СТАРКОВ Я. И.

РАССКАЗЫ CTAPОГО СОЛДАТА О ВЕЛИКОМ СУВОРОВЕ

Продолжение рассказов о великом Суворове Рымникском после победы при Бресте Литовском.

1794-й год, 8 Сент.

Было уже за полдень, как вся тяжелая пехота расположилась на стан возле места побоища, и мы осмотрелись. Когда прошел пыл души солдатской, Русской былой: Бог наш милосердый! Что за ужасный видь!.. Поле усеяно было мертвыми Поляками, как посевом хлебного зерна: изредка виднелись белые кители, (это были наши), и вокруг них куча падших врагов. Вот необозримые их толпы жестоко израненных штыками, копьями и саблями 1. Тут сваленые или опрокинутые и облитые кровью пушки, и вокруг них земля устлана убитою прислугою и лошадьми. Здесь сплошная настилка конных всадников с их лошадьми, исколотых штыками, копьями, изрубленных саблями; а там с патронами и с артиллерийскими снарядами ящики и фуры, большею частию опрокинутые или взорванные. Наконец вдали — множество всякого обоза, и все в неизобразимом беспорядке! Самые храбрейшие закаленные в боях солдаты с соболезнованием говорили: Ну! поработали ж мы!.. лучше как третьего дня при Крупчицах; лучше как с Турками. Да и кто ж виноват? — Сами, сами они виноваты!.. Прости нас, Господи Боже наш! (крестясь, говорили), а покойникам дай Твое царство небесное! — Это слова наших гренадер, стариков храбрых, честных и богобоязненных.

Часть лучших солдат каждой роты из всех полков отделилась собирать с побоища убитых и тяжело [293] раненых своих однокашников; а половина рот при офицерах пошла рассматривать между убитыми Поляками: нет ли из них дышущих жизнию. Многих находили, и на руках сносили к толпам раненых; делали всем им всевозможную помощь; с Христианским усердием заботились: поили водою, обмывали запекшуюся кровь, давали из ранцев своих сухари и мясо, и перевязывали им раны своими платками; многие даже свое чистое белье для этого разрывали. Солдаты знали, что это приятно будет отцу Александру Васильевичу; знали и то, что он, поражая с конницею остальных спасавшихся Поляков, (резервы, с поля битвы бегло отступавшее), прислал свое приказание: «помогать ранеными Полякам». А кто бы из нас святой воли любимого своего отца не захотел душою исполнить? — Да!.. да, и по невыразимой к нему нашей любви и по долгу Христианина! — Мы хорошо знали долг повиновения и обязанность православного; знали, потому что этому учили начальники и старики-солдаты; читали нарочито составленные слова о должности солдата Христианина, и за тем, чтобы знали, помнили и непременно исполняли, они крепко наблюдали 2. [294]

Собрали и своих тяжелораненых к лекарям; собрали и убитых: их было выше трех сот богатырей 3; в показанном месте уклали рядышком по полкам и поротно; поставили в головах их ротные святые образа, и грамотные от каждой роты начали читать псалтыри. Полковые священники, окончив исповедывать раненых и приобщать их святым Христовым тайнам, расположились при убитых; поставили походные церкви и начали отправлять панихиды по убитым; служили молебны за избавление от смерти. Многие просили о том священников, и все тут бывшие молились с усердием. — Так целую ночь священники занимались святым Христианским делом.

Не на одного человека, не на одну роту или полк, но на всю пехоту нашу напала какая-то тягостная грусть, грусть глубокая, душевная. Нам казался белый свет немилым; никто не мог понять и дать себе отчета, отчего ему нудно, тягостно. — Разбили палатки, заварились у кашеваров каши, а нам все еще было грустно, Бог весть отчего. Все молчали; ни одного веселого голоса, — и вдруг: вот отец наш Александр Васильевич! — Слово это молнею пронеслось по корпусу; глаза всех обратились на дорогу: в самом деле он, наш родной, скакал на лошади к нам, и проезжая шибко близь строя солдат, здоровкался с нами, благодарил всех от души за это сражение. Батюшка наш был в поту, в пыли, слишком утомлен; запекшаяся на лице его ручьями пыль показывала его высочайшую и ему одному лишь [295] врожденную деятельность. Вслед за ним прибыли наши герои — конница и молодцы егерской корпус. Грусть нашу он снял с нас своим взглядом, своим словом; ее как будто и не бывало; радостный говор зашумел в стане нашем и послышались наши разливные закатистые песни. Все ожило!

С прибытием Александра Васильевича все закитело в нашем стане; пленные здоровые и легко раненые переписаны, устроены и отправлены по пути в Россию за конвоем пехоты и конницы. Тяжко раненые Русские и Поляки перевезены в Брест-Литовский во временно устроенный гошпиталь. Трофеи наши, взятые у неприятеля, как то: знамена и штандарты, посланы к матушке Царице со всеподданнейшим донесением о победе; уведомлен о том же и Граф П. А. Румянцев-Задунайский. Целую ночь с 8-го на 9-е Сентября и 9-го числа разносились приказания и распоряжения Александра Васильевича, и отправлялись курьеры за конвоем казаков в разные места. Исполнителем был Ф. Ф. Буксгевден. Во все это время Александр Васильевич не выходил из своей палатки. Сказывали, что он сам писал и диктовал писать своего штаба офицерам; и в эти две ночи спал не более как по два часа.

Наши конные рассказывали, что они, преследуя резерв Польского корпуса, в котором было тысяч до четырех человек пехоты, делали беспрестанные сильные натиски, врубались в колонны, в каре, рассыпали и истребляли наповал; но по малочисленности своей не могли преодолеть всех; перелески и рвы много способствовали к их защите, и они отступали шибко в возможном порядке — поколонно, хотя более третьей части уж легло их. Вдруг явился Александр Васильевич с частичкою свежей конницы и с пушками конных полков; мгновенно сделал распоряжение — и чрез четверть часа Поляки пали почти все израненные и убитые, потому что не хотели сдаваться в плен. Рубка была ужасная. «Мы [296] так работали здесь, говорили офицеры и солдаты, как никогда еще не работывали. Батюшка наш Александр Васильевич принес нам неизъяснимую храбрость и, кажется нам, удесятерил наши силы». — Да и правду треба сказать, цупкоже и Ляхи дрались! крутя седые свои усы и покачивая головою, старики-конники говорили. — Храбрые отдавали честь храбрым!..

Между тем жители г. Брест-Литовского и окружных селений ночью с 8-го на 9-е число во множества были приведены на место побоища с железными и деревянными лопатками, и тогда ж начали рыть большие и глубокие могилы для падших Поляков; к свету прибыло рабочих и составилось их до десяти тысяч. С усердием они трудились, и чрез день место побоища было очищено от трупов убитых Поляков и их лошадей,

И для наших убитых солдаты наши по усердию своему приготовили к свету 9-го числа глубокую могилу. Начальники полков, офицеры и часть солдат с каждого полка с оружием стали близ могилы; отслужено обычное погребальное моление. Все бывшие тут простились с убитыми по Христиански, и снесли их в могилу. Священник нашего полка, умный и образованнейший человек, говорил надгробное слово; отдали военную почесть падшим и засыпали землею. Священники соборне отслужили панихиду, и к десяти часам утра все было кончено. К вечеру на этом огромном кургане стояло уже множество деревянных крестов, поставленных каждою ротою и каждым эскадроном в вечную память падшим.

На третий день (10-го сент.) место побоища было уже чисто, как будто на этом смертном поле ничего и не бывало такого, что напомнило бы о дне 8-го сентября, дне — в который погибла надежда бурных республиканцев Калантаев.

Рано утром 10-го сент. с каждой роты и [297] эскадрона при офицерах с штаб-офицерами и полковыми начальниками отправилось по двадцати человек рядовых в полном вооружении к могиле убитых наших. Вскоре прибыл туда и Александр Васильевич. Приказал священникам служить общую панихиду по убиенным. Он молился Господу Богу с усердием, и по окончании священнодействия говорил речь надгробную; она была в следующих словах:

«Мир вам убитые! Царство небесное вам Христолюбивые воины, за православную веру, за матушку Царицу, за Русскую землю павшие! Мир вам! Царство вам небесное! Богатыри-витязи, вы приняли венец мучинической, венец славный! — Молите Бога о нас».

После этого с каждого полка целого корпуса по одному старику из лучших воинов поднесли общую кутью, и Александр Васильевич, перекрестясь, говорил: «Господи! помяни рабов Твоих, здесь лежащих!» — Взял ложку кутьи, скушал и сказал: «помяните, братцы, покойников честно, по-Русски». — Сел на лошадь, и поскакал в Брест-Литовские лазареты к раненым нашим и Полякам; а оттоль пред обедом явился к нам в стан. Войска ожидали его без всякой аммуниции, собранные в колонны по бригадно. Он благодарил всех от Генерала до последнего солдата за победу. В его речи воинам был намек, что мы должны постоять и подождать известия: что делается в корпусах Дерфельдена и Ферзена; и делается ли так как у нас? 4

Корпус наш в числе своем умалился до [298] половины. Убитые, раненые, заболевшие, посланные в конвой (выше трех тысяч) с пленными Поляками, и оставленные в разных местах для соблюдения порядка и тишины, и для присмотра за ранеными, очень обессилили Ал. Васильевича, и потому, или по выше сказанной причине, мы стояли здесь и в начали октября.

Для лагеря всего корпуса очистили место, выровняли, поставили палатки, вырыли землянки и сделали чудный военный стан. Это был городок со всеми выгодами. Маркитанты наши и жиды-промышленники поставили лавки, и все, что нужно даже для военной роскоши, можно было здесь купить. Необходимое продавалось дешево; например, калач или витушка белого хлеба более фунта и фунт говядины — по копейке; ф. коровьего масла — 4 коп.; ф. сала свиного и мыла 3 1/2 коп.; курица 5 и 6 коп.; ведро водки 50 коп.; пива 30 коп.; меду 40 коп.; бутылка вина заграничного виноградного 12 коп., а Венгерского хорошего — 45 и 75 коп.; ф. сахара и ф. кофе по 15-ти коп.; ф. чаю — лучшего сквозника 2 р. 50 коп. и 3 рубля; и все это на наши медные деньги. Солдатам давали в продовольствие за третью часть муки ржаной, муку пшеничную, и всякой день в порцию для скоромных дней по полуфунту говядины; для пьющих выдавали водку, а для непитухов — пиво. Река Буг и окрестный озера для постных дней доставляли войскам в изобилии рыбу, за самую ничтожную цену. Кажись, чего бы лучше? — Но воины наши тосковали; им хотелось идти вперед, и поскорее покончить дело с Поляками; с жадностию они слушали рассказы офицеров о будущем, радовались или досадовали, слышавши от них вести.

Начались ученья, исключая праздников, воскресных дней и субботы, каждый день по два раза. Александр Васильевич всякой раз при котором-нибудь полку находился; сам распоряжал, сам командовал и учил. В неделю раза два-три собирал корпус на ученье. — [299] Учил по-своему: пехоту драться против конницы, а конницу против пехоты; учил пехоту ходить на штыки, и ими работать, а конницу — рубить; приказывал строить земляные укрепления по правилам фортификации; становил в них пушки и несколько рот пехоты, и ночью брал их штурмом. Во всем этом было главным от него требованием: проворство, молодцоватость и тесно сомкнувшийся фронт. При ученьи всегда говорил: «полк — подвижная крепость: дружно, плечо к плечу! И зубом не возмешь». Если он ехавши поворачивал свою лошадь, и как будто невзначай хотел проехать чрез ряды солдат, и если они пропускали его чрез фронт, тогда Александр Васильевич видимо гневался; и полк этот и начальник его получали название: «немогузнайки, рохли!» И потому-то когда ему вздумывалось попробовать проехать чрез фронт, а солдаты, смыкаясь друг ко другу, его не пропускали, получали от него ласковое слово: умники! разумники! молодцы! На ученьи никогда не сердился и не бранил. Учил не более полутора часа, но с большею быстротою в движениях, при совершенном порядке. Всякой раз после ученья он говорил войску наставительную речь из своего катихизиса с прибавлениями; хвалил, или хулил ученье, объяснял, что хорошо и что худо делали, и иаставлял, как сделать лучше. После утреннего ученья чрез час места бывал при разводе лагерном, а ввечеру при пробитии зари читал вечернюю молитву — Отче наш. Так оканчивался день. Александр Васильевич обедал часу в 10-м, ужинал в 9-ть часов, пил водку три раза в сутки — поутру после ученья часу в 9-м, пред обедом и пред ужином. Так говорено было его приближенными; и мы все это знали.

Накануне праздника или воскресного дня у всенощной, а на другой день у обедни, Александр Васильевич бывал всегда в походной церкви которого-нибудь полка. [300] У всенощной запросто в кителе, в каске с коротким мечем по поясу, а у обедни после развода лагерного в полном мундире, с звездою на груди, с Георгием на шее, с шпагою золотою при бедре, становился возле правого крылоса, с певчими пел по нотам, которые держал пред ним иногда регент певчих — офицер 5; читал апостол, и молился Господу Богу с земными поклонами. «Ты Русской! Молись Богу Христу Спасителю! Он тебя помилует». Так при выходе из церкви сказал он одному из значительных офицеров иностранного исповедания, когда тот стоял в церкви и только крестился. Он не любил ханжей; но терпеть не мог безбожников и всех вообще воспитанных на Французскую стать. Об этих последних говорил: «воняют! помилуй Бог, воняют! А безбожников и на глаза не пускал. К счастию тогда последователей мутно-пьяной Французской философии было мало, и те скрывались как нетопыри от света.

Александр Васильевич в свободное от своей деятельности время читал записки Юлия Цезаря, Плутарха, Вобана, и многие другие сочинения лучших писателей; даже ночью часу до 12-го, и просыпаясь рано, до света часа за два, занимался тем же. И едва ли спал он в сутки шесть часов. Так рассказывали его приближенные, а о том, что Александр Васильевич мало спал, мы все знали.

Во время лагерного нашего стояния от Александра Васильевича ничто не скрывалось. Он все видел, везде сам бывал, в высшей степени любил во всем чистоту и порядок; два раза посещал в день больных и раненых, отведывал их пищу, строго взыскивал, если замечал нерадение лекарей и экономию гошпитальных комиссаров для кармана; смотрел и за пищею [301] всех солдат. Боже упаси, если где бывали шалости или оказывалось воровство; — полковой начальник нес великую тягость. Словом: Александр Васильевич был отец войск, любимый ими в высочайшей степени, отец и начальник строгий. Он гнал порок и преступление.

Так стояли мы здесь до октября. Не было никакого верного слуха о корпусах Вас. Хр. Дерфельдена и Ферзена. По крайней мере мы, ратники, подлинно не знали, где они, и что с ними? — Вдруг разнесся слух, что корпус Ферзена (восмитысячный) дал при Мачевицах близ Варшавы сражение, впрах разбил Польские войска, бывшие под командою Генерала Костюшки, и самого его взял в плен. Радость наша, радость всех нас, была невыразима! В этот раз мы забыли даже холод, который довольно чувствительно нас пронимал: мы были в кителях; нам все еще не было доставлено из вагенбурга зимнего платья; при всем этом после разнесшихся слухов нам сделалось тепло как летом. Вот и приказ последовал от Александра Васильевича — приготовиться к движению к Варшаве. Всякой горел желанием сразиться с Поляками, и погостить в этом знаменитом буйными сеймами городе. — Вскоре желание наше исполнилось: мы двинулись.

_________________________________

Продолжение рассказов о великом Суворове.

1794-й год.

И так мы снялись с лагеря при Бресте, и после напутственного молебна Господу Богу милосердому, — Богу Русскому, пустились в путь по дороге к Варшаве — гнезду буйного республиканизма. — Теперь мы шли обыкновенным образом и днем; переходы были небольшие; продовольствие войск самое лучшее; его доставляли жиды-подрядчики. Мы шли, как говорится, припеваючи, [302] но в совершенном порядке и во всей готовности к битве. Чем ближе подходили к Варшаве, тем менее заметно становилось в селениях жителей и доброе на них лице. Они трепетали и старались скрываться. Республиканцы описали нас лютыми зверями, людоедами (См. дополнение 1).

Теперь доставили нам наше зимнее платье из вагенбурга; нам стало теплее; и отец наш Александр Васильевич надел на себя тогда же свою суконную куртку. Ни одного дня не проходило, чтобы он не видался с своими чудо-богатырями, чтобы проезжая мимо не поприветствовал ратников своих добрым взглядом и своим ласковым словом; всякой раз хоть на минутку да подъезжал и что-нибудь да говорил. Раз, шибко подскакавши, осадил свою лошадь, и начал говорить с нашим ротным начальником-богатырем X. «А что, Федор? Слышал ли ты? — Наши близко? (Это разумел он о корпусах Дерфельдена и Ферзена). И мы с ними — вперед!.. Ура!.. Ведь давным-давно пора! Помилуй Бог, пора! А Полячки-то копаются, как кроты в земле… Ждут нас, не дождутся». Взглянув на роту гренадер, тесно его окружавших, и куда уж весь почти полк сбежался, он продолжал: «Они сердиты на нас! Помилуй Бог, крепко сердиты! А мы не виноваты. Ведь правда, Миша Михайлович, Огонь Огне«вич?» –говорил он шедшему возле известному гренадеру. — «Э! Ваше Сиятельство, отец наш Александр Васильевич! — отвечал Огнев. — Есть старая пословица: сердить да не силен — козлу брать; пьянь да глуп, так больше бьют. С помощию Божиею, да по приказу вашему, и на горах, — и за высокими стенами, — и за глубокими рвами, доконаем их. Неужели нам впервину под начальством вашим приказания ваши исполнять? — Закопайся они на сто сажень в землю, и там достанем, прикажите только, батюшка наш Александра Васильевич! Ей Богу, лицем в грязь не ударим!» — Правда истинная, Ваше Сиятельство! Постараемся! — [303] вскрикнули все гренадеры. — «Хорошо, братцы! Знатно! «Помилуй Бог, хорошо! — Вы богатыри! Вы витязи! Вы Русские!» сказал Александр Васильевич и шибко поскакал от нас. — Он был повсюду: и в передовых войсках (в авангарде), и в замке войск (в арриергарде); все видел, и во всех вливал дух порядка, дух богатырства. — Чудны были дела его!.. Неутомима деятельность!..

В рядах наших разнеслись слухи, что близехонько Варшавы, на этой стороне реки Вислы, пред м. Прагою Поляки строят сильные укрепления с глубокими рвами, с высокими крутыми валами, с палисадами и с волчьими пред ними ямами. — Видите ль, братцы? Говорили наши седоусые ратники. Поляки нас побаиваются. Начальники их строят им, как курам с цыплятами, защиту от орлов. — Строй они себе, что хотят, а мы их доедем без прогонов — по-русски. Был бы жив да здоров наш отец родной Александр Васильевич. Вить другого Измаила не выстроят! А крепость была важная, и как сказывали наши начальники, третья в свете; да и строили-то ее безбожники Французишки… Нас было хоть и мало, и гораздо менее против Турецкого гарнизона, и было время зимнее, — да взяли же!.. А это, — должен быть курятник; раскидать его — не устать. Да пусть устроят они и другой Измаил! Что ж? Не поработаем? Не возьмем? — Пусть только он, наш батюшка Александр Васильевич прикажет!.. Вот и наши Дерфельденцы и Ферзенцы скоро придут к нам, и тогда за чем стало? Пойдем и окончим, лишь бы Бог благословил! Правое слово, с Божиею помощию, возмем и в прах всех обратим! Отольются волку овечьи слезки!!.. — Этот говор ратников был общим разливом целого корпуса; он восходил из их души, из их сердца — полных силы, храбрости и надежды на отца Суворова. — О! как он умел тронуть струны души Русского война! И как гармонически [304] отозвался их голос на слова бессмертного своего полководца!

Мы все еще шли прямо по большой дороги к Варшаве. Пред 15 числом октября поворотили в сторону, и пошли проселочною дорогою. Близь местечка Кобылки соединился с нами корпус храбрых Ферзенцов. Здесь при Кобылке был корпус Поляков числом тысяч в пять-шесть. Они осмелились вступить в сражение с Суворовым 15 октября. Несколько минуть стояли отлично, храбро сражаясь. Натиск наших был быстрый; их смяли, и они принуждены были бежать в лес, сзади их стоявший. Тогда Александр Васильевич приказал егерским корпусам и нашей бригаде выбить их из лесу, а коннице — путь из него отступления шибко занять. Приказано, и быстро исполнено. Поляки, не просившие пощады, храбро защищавшиеся, все пали (См. дополнение 2). Может быть, сотни три-четыре человек их взято в плен, и то тяжко раненых. — После всего этого корпус Дерфельдена соединился с нами; и мы остановились здесь (при м. Кобылке) приготовиться к последней кровавой битве.

Наш корпус стал в средине; по левую нашу сторону расположился корпус Ферзена, а по правую корпус Дерфельдена. Приказано из близ стоявшего леса плесть туры, вязать фашинник, делать небольшие лестницы, и приготавливать для плетня хворост и колья. Зашумели в лесу топоры, и закипела работа. Офицеры показывали нам делать все то в меру, и всякой из нас трудился с сердечною радостию.

Так было с вечера 15-го до вечера 21-го числа октября. Все было приготовлено к штурму: штыки и сабли уж были отточены, — на пагубу человека! Бедное человечество! Оставалось идти и померить могучесть свою Русскую с восторженною силою Ляхов. Слышно было между нашими ратниками, что у Поляков за их укреплениями стояло выше тридцати тысяч человек и сотня [305] пушек; а у нас было, как тогда говорили, пехоты с артиллериею до двадцати трех тысяч, да конницы с казаками до шести с половиною тысяч; всего на всего — около тридцати тысяч, но более или несколько менее, — не помню.

Александр Васильевич часто разъезжал по стану воинов, и осматривал работы. Говорил всегда с нами — ратниками, хоть несколько слов — да говорил, и тем возбуждал в нас живое кипучее желание поколотить Поляков и успокоить народ Польской, волнуемый сумасбродными республиканцами.

В течение этих дней к Александру Васильевичу раза два приезжали из укрепленной Праги Польские важные сановники, — а за чем? — не только нам — ратникам, но и Гг. офицерам не было известно. Эти приезжавшие видели наши силы, — как говорится, — в белок глаза, и нельзя не подумать, чтобы у них при виде наших чудо-богатырей не билось, не трепетало тоскливо сердце; но гордость, но самость, — это порождение ада, уверяла их в их непобедимости 6.

Дополнение.

(1) И точно: один старичок Поляк, чиншовый шляхтич, которого привел в роту наш ротный начальник, при вопросе нашем говорил с удивлением, осматривая нас: «Как же это?.. Я вижу, вы такие ж люди, как и мы; а нам паны наши говорили и писали, да ксензы в косцеле сказывали: что вы и на людей-то не походите, что все те войска, которых люди родом из Белоруссии, из Смоленщины и Малороссии, остались дома; а вы — из Московщины, да из Сибири, — и людей-то, а особливо детей, жаривши, едите. И потому на [306] нас напал такой страх, что мы и дома свои побросали… Я, как старый и ни к чему уж не пригодный человек, отпустивши семейство в лес, остался дома, и спрятался в гумне на скирде хлеба. Гляжу, — вот конные с копьями один по одному (казаки) шибко влетели в село, рассыпались по всем дворам; оглядывали повсюду, скакали взад и вперед. Ну! подумал я, зажгут село! — Ничего не бывало. Они, оставив здесь несколько своих, поскакали шибко вперед. За тем явились конные в другой одежде; их было много; они тянулись густою толпою с пушками; песни их разливались, а трубы грохотали. Ужас обнимал меня, но прошли и те; и вот ваша пехота видимо-невидимо шла густою тучею. Музыка, барабаны, песни и блеск от ружей, довели меня до высочайшего страха; я дрожал как в лихорадке. — Долго шли; наконец вдали уж никого не стало видно, и я украдкою вошел в свою избу. Гляжу, — Иезус Мария! — все цело! Все, все и у всех во всем селе все цело; даже вода, которую я поставил у ворот в кадке, и глечик (кувшинчик) не тронут. — Теперь вижу, что я на старости лет одурел: словам наших панов да рассказам ксензов поверил. Сбрехали наши паны! Неправду говорили ксензы!!.. Они нас бедных только дурачат да грабят, а за обиду да за разоренье суда нигде не найдешь. — При последних словах у старика полились из глаз слезы. Его обласкали, дали водки и накормили в артели. Богатырь наш ротный начальник велел поднесть ему стаканчик виноградного вина, подарил что-то из денег и говорил: слышь ты, друг старинушка! мы не за тем идем, чтоб вас грабить да жечь; — нет! Боже нас помилуй от этого! Мы идем за тем, чтобы поколотить порядком ваших панов одуревших и глупую шляхту за то, что на прошлой страстной неделе они в Варшаве изменнически ночью вырезали наших безвинно, да и Короля своего не слушают. Слышь ты, [307] друг! не бойся нас, и другим скажи о том же. Теперь с Богом ступай себе домой! — И велел гренадерам Огню-Огневу да Орлу-Голубцову проводить старика до родного его села, которое было не так-то далеко от нашего стана, и где был уже караул от корпуса по приказанию Александра Васильевича. — Вот какие были мы людоеды, звери!

Кстати расскажу одни случай дисциплины, бывшей у нас в высшей степени при Александре Васильевиче. — Пред соединением с нашим корпусом корпусов Дерфельдена и Ферзена, Александр Васильевич, проезжая к ним, увидел, что человек пять, бывши — как говорится — на отлете от своего места, зашли в деревню, наделали буйством своим большую тревогу, и прибили многих. Конвой Александра Васильевича схватил негодяев. — Вилим Христофорович встретил Александра Васильевича за версту или более от корпуса, и Александр Васильевич между разговоров строго говорил ему: «Разбой!.. Помилуй Бог! Вилим Христофорович! Караул! — Солдат — не разбойник! — Жителей не обижать! — Субординация! — Дисциплина!!» Вилим Христофорович удивлялся,; у него, как ему казалось, не было беспорядка; молчал и только говорил: виноват! не доглядел! — И Александр Васильевич приказал вахмистру Тищенке передать Василью Христофоровичу известный свой катихизис, советуя ему не медля, списав копии, раздать в полки, и чтобы во всякой роте и эскадроне был он читан, и правила в нем написанные все знали и точно исполняли. — После этого по приезде к корпусу Александр Васильевич осмотрел на походе богатырей Дерфельденцов; поговорил с ними по-своему; и воины в высочайшей степени обрадовались, увидав отца своего Суворова. Многие полки были в Турецкую войну под начальством его, и все любили непобедимого от души; даже и те, которые его не видали, преданы были ему безгранично. — После отъезда [308] Александра Васильевича (он ездил во все походы верхом на лошади, и незнаком был с экипажем) Василий Христофорович Дерфельден приказал остановиться корпусу, пехоте выстроиться в две шеренги, снять с ружей погонные ремни (они были с медными пряжками), и ими виновные были пригнаны сквозь строй. — Все это рассказывал вахмистр Тищенко Киевского конно-егерского полка, человек образованный. Он находился в бессменных ординарцах при Александре Васильевиче.

Как! сказали бы иностранцы. Как! наказание без суда?.. — Да, Мм. Гг! без суда, по древнему нашему правилу: чем скорее награда или наказание, тем лучше. Точно так, Мм. Гг! — Эта аксиома давным-давно решена, и толковать о ней более не для чего. Ошибок не бывало. Мы православные Христиане веровали в то, как в нечто священное.

* * *

(2) После этого сражения, в течении двух-трех лет, мне в душе и в глазах представлялись между грудами падших Ляхов три заколотые юноши-офицера. Они лежали почти рядышком с саблями в руках, и возле них ползал тяжко исколотый седой старик в домашней егерской одежде при своем оружии. Он плакал, лаская их; по-видимому он был их дядька, а они единоутробные. Мучительная штыковая смерть не обезобразила их; а румянец играл еще на их прекрасных лицах; но они почили уже смертным сном. — Видь этот мучил меня года два-три сряду; даже и теперь — в самых преклонных моих летах, приводя на память прошедшее, мне становится грустно, тоскливо. — Боже наш милосердый! как война — этот бич блага народов, косит смертною косою и насильственно отправляет людей восторженных, но часто невинных, на тот свет!.. Но верно там и лучше будет здешнего. Там не будет ни войны, ни интриг, ни честолюбий; не будет и философии буйной Волтерианской; даже не будет [309] философии туманной, темной, ведущей людей к глупостям, т. е. к самости. — Чего хотели Поляки? Вольности? Равенства? — Но взгляните на вашу руку, равны ли пальцы на вашей ладони?.. — Нет равенства ни в чем! Овому талант, овому два, говорит наше Св. Писание; а пословица Русская гласит: у семи нянек дитя без глаза. Несть власть, аще не от Бога! — И не лучше ли бы было Гг. Полякам слушаться своего законного Короля?.. Польша в прежней своей обширной раме существовала бы и теперь, подкрепляемая своими единоплеменниками — Русскими; была бы сильна, могущественна; и тогда вместо древней Новгородской пословицы: Кто против Бога и великого Новгорода?.. можно бы было сказать: Кто против Бога и Славянского племени?.. А сколько еще его существует в Европе?.. И какая великая разлеглость земли, ими обитаемой… и под управлением чужеродным…


Комментарии

1. Их перевязывали наши и пленные Польские лекаря.

2. При определении на службу новичка первый вопрос ему был от ротного или эскадронного начальника: знает ли он молитвы Господу Богу, как то: Царю небесный; Святый Боже; Пресвятая Троица; Отче наш и верую во единого Бога. Вторым вопросом было, был ли он у исповеди и Св. причастия? Не смотря на то, знает ли он, или не знает, учили, толковали о важности молитв, исповеди и Св. причастия; для этого были у нас записки. За тем учили военно-нравственному Катихизису. Вот несколько слов из него первоначальных:

«Будь благочестив, уповай на Бога, молись Ему усердно, да имей надежду на Государыню матушку Царицу».

«Люби Бога всею душею; Он сотворил нас и все добро от Него. Чти и люби сердечно матушку Государыню; она у нас на земле по Боге первая владычица».

«Слепо повинуйся начальникам; не рассуждай о том, что велено, а исполняй». И пр. и пр. тому подобное.

Такие наставления, влитые в душу новичка, производили истинных Русских воинов. Добавьте к этому Катихизис отца Александра Васильевича и неусыпный присмотр стариков-воинов за недобронравными, и вы вполне поймете всю силу нравственно былой Царской службы.

3. Едва ли и десятый человек из наших был ранен или убит штыком. При движении к неприятельскому фронту клало наших продольными ядрами, гранатами, картечью и пулями; но пришла наша родная штыковая работа, мы потеряли мало.

4. После сражения я крепко заболел, и потому не был на службе. Спустя недели три по выздоровлении я видел у товарища моего из дворян, сержанта И. П. Травина, у некоторых Гг. офицеров и у полкового нашего священника писанное надгробное слово Александра Васильевича; но речи к войскам, говоренной им — отцом нашим, ни у кого не было записано; а рассказы о ней других многих хотя и знаю, но не хочу выдавать за достоверное. Да не осквернятся уста мои ложью о бессмертном Суворове!

5. Певчие у Александра Васильевича были Смоленского драгунского полка, и, как сказывали, находились при нем с 1795-го года.

6. Штурм Праги помещен будет в № 1 1845 года. Редактор имел счастие получить от заслуженного воина несколько рассказов, кои все будут напечатаны.

Текст воспроизведен по изданию: Продолжение рассказов о великом Суворове Рымникском после победы при Бресте Литовском // Москвитянин, № 12. 1842

Еще больше интересных материалов на нашем телеграм-канале ⏳Вперед в прошлое | Документы и факты⏳

Главная страница  | Обратная связь
COPYRIGHT © 2008-2024  All Rights Reserved.